ЗАМЧАТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ.
ЗАМЧАТЕЛЬНЫЙ СЛУЧАЙ.
Разсказъ Джорджа Уэльса. (Перев. съ англ. С. Воскресенской).
* * *
‘Живописное Обозрніе’, No 38, 1899
Замечательный случай, Уэллс Герберт Джордж, Год: 1894
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Трудно ршить, что такое воровство: ремесло, видъ искусства или спортъ? Причислить его вполн къ ремесламъ нельзя, по недостаточной опредленности его техники, отнести къ области чистаго художества тоже трудно, вслдствіе примшаннаго къ нему корыстнаго элемента. Всего врне считать его своего рода спортомъ, правила котораго еще не установлены, и призы за который распредляются очень неравномрно, о чемъ можно судить и по слдующему издавнему состязанію въ Гамморпондъ-Парк, окончившемуся весьма различно для участвовавшихъ въ немъ спортсменовъ.
Призъ заключался, на этотъ разъ, въ брилліантахъ и другихъ драгоцнностяхъ, принадлежавшихъ новобрачной лэди Авелингъ. Какъ извстно, эта красавица была единственной дочерью мистриссъ Пангъ, содержательницы первокласснаго отеля. Объ ея брак съ лордомъ Авелингъ протрубили вс газеты, описывая наперерывъ количество и качество ея свадебныхъ подарковъ и роскошь Гаммерпондъ-Парка, въ которомъ молодые намревались провести свой медовый мсяцъ. Эти указанія на завидную добычу произвели большую сенсацію въ томъ избранномъ, немногочисленномъ кружк, безспорнымъ вожакомъ котораго состоялъ м-ръ Тэдди Уаткинсъ. Было ршено, что онъ поститъ Гаммерпондъ какъ полномочный представитель своей профессіи, прихвативъ съ собою надежнаго ассистента.
Будучи человкомъ скромнымъ, м-ръ Уаткинсъ пожелалъ сохранить свое инкогнито и, взвсивъ вс обстоятельства дла, нашелъ наилучшимъ выдавать себя за пейзажиста, назвавшись притомъ незатйливымъ именемъ Смита. Онъ отправился изъ Лондона одинъ, его помощникъ долженъ былъ присоединиться къ нему лишь въ послдній день ого пребыванія въ Гаммерпонд.
Мстечко, носящее это на знаніе, принадлежитъ къ живописнйшимъ уголкамъ Суссэкса. Тутъ сохранились еще остатки старины: дома, крытые соломою, церковь съ сланцевою кровлею и высокою колокольною, пощаженною, по счастію, отъ неумлой реставраціи. И все это тонетъ въ густой зелени окружающей рощи, въ которой живописецъ и фотографъ могутъ всегда найти то, что они зовутъ ‘удачными пунктами’. Дорога, пролегающая среди этого лска къ дому, тоже очень красива, такъ что прибытіе м-ра Уаткинсъ съ двумя двственными полотнами, новешенькимъ мольбертомъ, ящикомъ съ красками. чемоданомъ и весьма оригинальной маленькой складной лстницей, ломомъ и пучкомъ проволоки (послднія вещи были скрыты отъ любопытныхъ глазъ въ чемодан) не возбудило ничьего особеннаго вниманія. Проживавшіе уже здсь его незнакомые ему сотоварищи по кисти привтствовали его, во всякомъ случа, очень радушно. Ихъ присутствіе было ему, отчасти, на руку, потому что придавало совершенное правдоподобіе и его появленію, но, вмст съ тмъ, и стсняло его, потому что онъ былъ вовсе не подготовленъ къ техническимъ разсужденіямъ относительно живописи.
— Вы уже часто выставляли? спросилъ его молодой Пирсонъ, встртя его въ буфет трактира ‘Повозки и Лошади’, въ которомъ м-ръ Уаткинсъ искусно собиралъ справки по своему длу.
— Нтъ, не часто, отвтилъ онъ. Такъ себ… кое-гд.
— Академіи? {Академіей называютъ нагую человческую фигуру, но Уаткинсъ принимаютъ это слово лишь въ смысл зданія, и потому говоритъ дале: ‘И тоже въ Хрустальномъ дворц’.}
— Разумется. И тоже въ Хрустальномъ дворц.
— Повсили васъ хорошо? спросилъ Пирсонъ.
— Не балаганьте… я этого не люблю, отвтилъ Уаткинсъ.
— Я хочу спросить: поставили ли васъ куда слдовало? продолжалъ молодой художникъ, недоумвая немного.
— А вы что полагаете? возразилъ подозрительно Уаткинсъ.— Можно подумать, что вы хотите выпытать: не выгнали-ли меня?
Пирсонъ былъ человкъ благовоспитанный, вполн джентльменъ, даже немножко слишкомъ щепетильный для артиста, благодаря тому, что росъ на рукахъ у тетокъ, охранявшихъ его отъ всего грубаго. Онъ не совсмъ понималъ, что сердитъ его новаго знакомаго, но счелъ за лучшее перевести разговоръ на боле безразличную почву.
— Вы пишете, преимущественно, фигуры? спросилъ онъ.
— Нтъ, у меня мало способности къ счету, отвтилъ м-ръ Уаткинсъ {Здсь игра словъ: figure означаетъ фигуру (чье-нибудь изображеніе) и тоже цифры, почему Уаткинсъ и говорить о счетахъ.}.— Это дло мистриссъ… мистриссъ Смитъ.
— Она пишетъ тоже! воскликнулъ Пирсовъ.— Вотъ какъ!
— Да, сказалъ м-ръ Уаткинсъ, но, чувствуя, что разговоръ становится опаснымъ, поспшилъ прибавить:
— Я пріхалъ собственно для того, чтобы нарисовать Гаммерпондъ-Паркъ при лучшемъ освщеніи.
— Въ самомъ дл? воскликнулъ Пирсонъ. Что же, это новый мотивъ.
— Да, подтвердилъ м-ръ Уаткинсъ, я самъ такъ полагаю. И хочу приступить къ длу завтра же ночью.
— Какъ! Вы хотите рисовать на открытомъ воздух ночью?
— Именно…
— Да какъ же вы будете видть свое полотно?
— Очень нужно… началъ было м-ръ Уаткинсъ, но спохватился во-время и крикнулъ приказчиц: прошу еще кружку пива!..
Потомъ продолжалъ, обратясь къ Пирсону:— мн вышлютъ такую штуку, которая называется потайной фонарь.
— Но теперь новолуніе, возразилъ Пирсонъ.— Луны вовсе не будетъ.
— Но домъ-то все же будетъ? возразилъ м-ръ Уаткинсъ, въ свою очередь.— Разв нельзя нарисовать домъ сперва, а луну потомъ?
— О! могъ только промолвить Пирсонъ, находя уже невозможнымъ продолжать разговоръ.
— Говорятъ, произнесъ старый трактирщикъ, почтительно молчавшій въ продолженіе этой технической бесды,— что изъ Газельворта прислано сюда не мене трехъ полисменовъ, и они сторожатъ по ночамъ въ дом лорда Авелинга… все изъ-за брилліантовъ милэди. Играютъ они въ домино съ лакеями отъ скуки.
При закат солнца на другой день, м-ръ Уаткинсъ, забравъ свой мольбертъ, полотно и довольно объемистый ящикъ съ разными другими принадлежностями, пошелъ по живописной тропинк, которая вела, черезъ рощу, къ Гаммерпондъ-Парку, и занялъ выгодную стратегическую позицію противъ дома. Его увидалъ тутъ м-ръ Рафаэль Сантъ, возвращавшійся черезъ паркъ отъ мловыхъ копей, виды которыхъ годились ему для его эскизовъ.
Разсказы Пирсона о новоприбывшемъ оригинальномъ художник затрогивали его любопытство, и онъ свернулъ немного съ своей прямой дороги, чтобы потолковать съ м-ромъ Смитомъ о новооткрытомъ искусств писать картины ночью.
М-ръ Уаткинсъ — Смитъ не замчалъ, невидимому, приближенія живописца. Онъ только что оторвался отъ пріятельской бесды съ гаммерпондскимъ дворецкимъ, въ числ обязанностей котораго была и прогулка съ тремя господскими собаками, посл его службы у обденнаго стола. По его удаленіи съ этими породистыми псами, м-ръ Уаткинсъ занялся снова усерднымъ растираніемъ красокъ на своей палитр. Сантъ, подойдя ближе, былъ пораженъ яркостью того зеленаго цвта, который представился его глазамъ. Будучи строгимъ, крайне чувствительнымъ колористомъ, онъ даже свистнулъ отъ изумленія. М-ръ Уаткинсъ оборотился къ нему сердито, но Сайтъ не могъ удержаться, чтобы не сказать:
— Скажите на милость, что вы намрены длать съ этой противною зеленью?
М-ръ Уаткинсъ догадался, что эта ослпительная яркость, которая могла восхищать дворецкаго, была, можетъ быть, промахомъ въ техник искусства. Онъ посмотрлъ нершительно на Санта: тотъ продолжилъ:
— Простите мою грубость, но, право, эта зелень — что-то ошеломляющее. Она просто ржетъ глаза. Куда вы ее употребите?
М-ръ Уаткинсъ собирался съ мыслями. Выйти изъ затруднительнаго положенія можно было только смлымъ натискомъ на врага.
— Если вы пришли сюда затмъ, чтобы мшать мн работать, сказалъ онъ,— то я выкрашу этой зеленью вашу физіономію.
Сантъ отошелъ прочь, потому что былъ человкъ мирный, притомъ склонный смотрть на все съ юмористической стороны. Встртивъ по дорог Пирсона и Уайнрайта, онъ сказалъ имъ: — ‘Этотъ Смитъ или геній, или опасный сумасшедшій. Подите и посмотрите на его зеленую краску…’ Онъ пошелъ дале, представляя себ съ улыбкою то, что произойдетъ у мольберта, при весьма вроятномъ большомъ расточеніи зеленой краски…
Но его ожиданія не оправдались. М-ръ Уаткинсъ принялъ Пирсона и Уайнрайта гораздо милостиве, нежели его, объяснилъ имъ, что зеленая краска назначается имъ лишь для подмалевки, прибавя, на сдланное ему замчаніе, что это совершенно новый методъ, изобртенный имъ самимъ. Но онъ не сталъ распространяться на этотъ счетъ, выразивъ даже прямо, что не намренъ длиться тайнами своей особой техники со всякимъ прохожимъ… хотя теперь развелось много лицъ, старающихся подглядть пріемы мастеровъ… Эти прозрачные намеки избавили его тотчасъ же отъ присутствія молодыхъ художниковъ.
Сумерки сгущались. Показалась одна звздочка, потомъ другая. Въ рощ, окружавшей домъ слва, все затихло, самое зданіе утратило, мало по малу, свои подробныя очертанія и казалось лишь безформенной темной массой, но, вдругъ, окна главнаго салона ярко освтились, потомъ показались огоньки кое-гд и въ другихъ покояхъ. Если бы кто ни будь подошелъ къ мольберту въ эту минуту, то увидалъ бы, что при немъ нтъ ни кого, но что на двственномъ полотн выведено ярко-зеленою краскою одно хотя краткое, по очень невжливое слово. М-ръ Уаткинсъ находился, въ это время, въ ягодномъ садик, вмст съ своимъ ассистентомъ, незамтно пробравшимся къ нему черезъ проселокъ.
М-ръ Уаткинсъ былъ очень доволенъ своею выдумкою, позволявшею ему провести вс свои воровскія приспособленія смло, на глазахъ у всхъ, къ самому мсту операцій и не возбудитъ ничьего подозрнія. ‘Вотъ уборная миледи,— сказалъ онъ своему помощнику, и мы влземъ въ нее, лишь только горничная унесетъ свчу и спустится внизъ, чтобы ужинать. Какъ красивъ домъ, однако, теперь, при свт звздъ и съ огнями внутри! Клянусь, Джимъ, что мн очень хотлось бы быть заправскимъ живописцемъ для того, чтобы снять этотъ видъ!.. А протянулъ ли ты проволоки и поперекъ той дорожки, которая идетъ отъ прачечной?’
Онъ подкрался осторожно подъ окно уборной и сталъ налаживать свою складную лстницу. Какъ опытный профессіональный длецъ, онъ не испытывалъ особеннаго волненія. Джимъ наблюдалъ за курительной комнатой. Вдругъ, совсмъ возл Уаткинса, раздался трескъ и полу подавленное ругательство. Кто-то споткнулся о протянутую Джимомъ проволоку, затмъ послышался чей-то бгъ по усыпанной гравелемъ дорожк. М-ръ Уаткинсъ, подобно всмъ настоящимъ артистамъ, быль очень застнчивъ, и потому онъ тотчасъ же бросилъ свою лстницу и пустился осторожно, хотя бгомъ, черезъ садъ, смутно сознавая при этомъ, что за нимъ по пятамъ бгутъ еще двое. Вдалек передъ и имъ мелькало еще что-то, вроятно, фигура спасавшагося тоже Джима.
М-ръ Уаткинсъ былъ же тученъ и хорошо дрессировавъ для бга, поэтому онъ замтно нагонялъ бжавшаго передъ нимъ и тяжко дышавшаго человка. Оба они молчали, но сомнніе начало закрадываться въ душу м-ра Уаткинсъ, перейдя въ ужасъ, когда бжавшій оборотился и вскрикнулъ отъ изумленія,— ‘Это не Джимъ!’ — едва усплъ сказать себ м-ръ Уаткинсъ, прежде чмъ незнакомецъ бросился на него, сбилъ его съ ногъ и повалился вмст съ нимъ, крича подбжавшему еще человку: — ‘Помогай, Билль!’ — Тотъ наслъ тоже на м-ра Уаткинса, а Джима не было видно: вроятно, онъ усплъ убжать другою дорогой.
Что было потомъ,— это лишь смутно сохранилось въ сознаніи м-ра Уаткинсъ. Онъ припоминалъ только, до какъ-то неясно, что одинъ палецъ его былъ во рту у кого-то и въ большой опасности при этомъ, и что самъ онъ держалъ за волосы того джентльмана, котораго звали Виллемъ, пригнувъ его лицомъ къ земл. Чувствовалось ему тоже, что Билль давитъ ему колномъ подъ ложечку, что кто-то тащитъ его…
Когда онъ пришелъ немного въ себя, то увидлъ, что сидитъ на земл и его окружаютъ восемь или десять человкъ, ночь была такъ темна, что онъ не могъ счесть наврное. Онъ понялъ, со скорбью, что дло не выгорло, и если не произнесъ горькаго афоризма о превратности фортуны, то лишь по тайному инстинкту, подсказавшему ему, что, во всякомъ случа, лучше пока помолчать.
Онъ замтилъ тоже, что руки у него ни связаны. Кто-то поднесъ ему рюмку водки. Это было уже вовсе неожиданною любезностью, которая его очень тронула… Въ толп говорили:
— Приходитъ въ себя, бдняга!.. Голоса были полузнакомые, а тотъ человкъ, который подносилъ водку, былъ несомннно гаммерпондскій дворецкій.— Вамъ лучше, сэръ: — спрашивалъ онъ, прибавя: — мы изловили обоихъ молодцовъ, благодаря вамъ…
Кому это говорили? Неужели ему? Онъ ршительно не понималъ ничего.
— Онъ еще не опамятовался,— сказалъ чей-то чужой, властный голосъ,- Эти негодяи чуть не убили его.
М-ръ Тодди Уаткинсъ счелъ за лучшее оставаться въ предполагаемомъ полубезсознательномъ вид и дале, пока дло ему не выяснится. Онъ замтилъ, что двое людей стояли въ сторонк съ поникшими головами и нсколько сгорбившись, что удостовряло его опытный глазъ въ томъ, что руки у нихъ были скручены назадъ. Двое!.. Онъ начиналъ понимать положеніе. Выпивъ еще рюмку водки, онъ попытался встать, въ чемъ ему помогло нсколько услужливыхъ лицъ.
— Позвольте пожать намъ руку, сэръ, сказалъ ему джентльменъ, стоявшій возл него.— Я вамъ очень обязанъ. Рекомендуюсь: я здшній владлецъ. Этихъ мошенниковъ привлекли брилліанты лэди Авелингъ, моей жены.
— Радъ случаю познакомиться въ вами, милордъ, — отвтилъ м-ръ Уаткинсъ.
— Я полагаю, что вы подмтили, какъ негодяи пробираются сквозь кусты и бросились на нихъ?
— Именно такъ,— подтвердилъ м-ръ Уаткинсъ.
— Жаль, что вы поспшили и не дали имъ влзть въ окно, — сказалъ лордъ Авелинъ.— Имъ пришлось бы отвчать тогда почувствительне за совершенный уже грабежъ… Но счастье ваше, сэръ, что два полисмана были у воротъ и прибжали къ вамъ на помощь. Иначе, вамъ не справиться бы съ двумя такими дюжими молодцами. Но вы изъ храбрыхъ, я вижу!
— Да, конечно, мн лучше было бы подождать, замтилъ м-ръ Уаткинсъ. Но всего не сообразишь въ такую минуту.
— Понятное дло! — сказалъ лордъ Авелингъ.— Но вамъ порядочно досталось, вы прихрамываете… Не угодно ли вамъ оперться на мою руку, пока я доведу васъ…
Онъ велъ его къ дому. Такимъ образомъ, вмсто того, чтобы влзть въ его аристократическое жилище черезъ окно, м-ръ Уаткинсъ, слегка подвыпившій и снова готовый смотрть на вещи съ своймтвеннымъ ему юморомъ, вошелъ въ него параднымъ крыльцомъ и подъ руку съ настоящимъ англійскимъ пэромъ,- ‘Воть, думалъ онъ про себя,— что называется грабежъ съ почетомъ! ‘Мошенники’, въ которыхъ онъ могъ вглядться теперь при газовомъ освщеніи, оказывались простыми вольнопрактиикующими изъ мстныхъ любителей и были совершенно незнакомы м-ру Уаткинсъ. Ихъ заперли въ чуланъ, приставя къ нимъ стражу изъ трехъ полисменовъ, двухъ лсниковъ съ заряженными ружьями, дворецкаго, конюха и еще одного поденщика. На разсвт, этотъ конвой долженъ былъ препроводить ихъ въ газельгартскій полицейскій участокъ.
М-ръ Уаткинсъ находился, между тмъ, въ гостиной въ роли дорогого, уважаемаго гостя. Его усадили на диванъ и слышать не хотли о его возвращеніи въ деревню тотчасъ же, ночью. Лэди Авелингъ находила его занимательно-оригинальнымъ, и шепнула мужу, что воображала себ настоящаго художника именно такимъ: грубоватымъ, полупьянымъ, отважнымъ, ловкимъ и съ красивыми, впавшими глубоко глазами. Кто-то изъ прислуги принесъ милорду замчательную складную лсенку, найденную подъ окномъ уборной. Милордъ показалъ ее м-ру Уаткинсу, который полюбовался на остроумное изобртеніе. Ему сообщили тоже, что по садовымъ дорожкамъ были протянуты проволоки, очевидно, съ цлью затруднить погоню. Счастливъ былъ м-ръ Смитъ, что избжалъ этихъ ловушекъ! Ему показали, наконецъ, и самые брилліанты.
М-ръ Уаткинсъ старался говоритъ какъ можно мене и, въ случа затруднительности бесды, начиналъ слегка охать, ссылаясь на разныя боли. Наконецъ, его одолла звота и чувство какого-то онмнія во всемъ тл. Хозяева догадались, что задерживать его доле въ гостиной были жестоко: ему, очевидно, надо было отдохнуть посл такой передряги, и его проводили въ назначенную ему комнату, отдлявшую собственную половину милорда отъ уборной милэди.
Восходящее солнце освтило покинутый въ парк мольбертъ съ полотномъ, на которомъ была выведена зеленою краскою неучтивая надпись, и застало большой переполохъ въ гаммерпондскомъ дом. Но если эти солнечные лучи подмтили гд нибудъ м-ра Уаткинсъ съ драгоцнностями лэди Авелингъ, то они все же не догадались донести объ этомъ полиціи.