Закален или надломлен?, Фотергилль Джесси, Год: 1881 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 143 минут(ы)

ЗАКАЛЕНЪ ИЛИ НАДЛОМЛЕНЪ?

Разсказъ Джесси Фотергилль.

Глава I.— Лоуренсъ-стритъ.

На сверо-запад Англіи существуетъ нкій большой городъ, который я назову Иркфордомъ. Хотя далеко не второй Лондонъ, онъ отличается космополитическимъ характеромъ, нсколько отличающимъ его отъ остальныхъ провинціальныхъ городовъ. Это, главнымъ образомъ, крупный фабричный центръ, но многочисленныя отрасли торговли привлекаютъ въ него купцовъ почти всхъ категорій и всхъ націй, ежедневно можно встртить евреевъ, турокъ, язычниковъ и еретиковъ, принимая слова эти въ самомъ широкомъ смысл, то на улицахъ самого города, то въ любомъ изъ его обширныхъ и многочисленныхъ предмстій. Тутъ и греки, и французы, и изобиліе нмцевъ, трудно было бы назвать національность, не приславшую хотя бы нсколькихъ представителей для населенія этого большого и мрачнаго города. Понятно, что въ такомъ крупномъ центр богатства и торговли люди всхъ родовъ и сословій процвтаютъ, или наоборотъ, смотря по ихъ обстоятельствамъ или способностямъ, начиная съ торговаго царька, домъ котораго напоминаетъ дворецъ, нисходя черезъ вс степени мене крупныхъ капиталистовъ, помощниковъ, клерковъ, чиновниковъ, и доходя наконецъ до фабричныхъ рабочихъ, ремесленниковъ, негодяевъ и бродягъ, представителей равноправныхъ ремеслъ и профессій, хорошихъ, дурныхъ и безцвтныхъ — въ большомъ город найдется мсто представителямъ ихъ всхъ — все и вся можно тамъ встртить, высшіе и низшіе частенько сталкиваются на запруженныхъ народомъ улицахъ, но одна изъ наиболе характеристическихъ чертъ иркфордскихъ жителей — вс и каждый, наивная съ торгового царька въ вершин лстницы, до нищаго у подножія ея, такъ заняты, что, кажется, будто и ста лтъ имъ будетъ мало для осуществленія всхъ ихъ намреній: они слишкомъ заняты, чтобъ замчать, когда наталкиваются другъ въ друга на улиц, слишкомъ заняты, чтобъ остановиться и поговорятъ съ пріятелемъ, попавшимся на встрчу, если вы дадите себ трудъ и согласитесь легкомысленно тратить время на наблюденія за встрчей двухъ знакомыхъ въ Иркфорд, вы увидите, что они, натыкаясь другъ за друга, узнаютъ одинъ другого съ чмъ-то врод содроганія, начинаютъ говорить очень быстро, оба разомъ, причемъ каждый понемногу отодвигается отъ другого, пока наконецъ слегка сцпившіеся пальцы медленно не разнимутся и каждый изъ собесдниковъ съ короткимъ кивкомъ разсянно не пробормочетъ: прощайте, посл чего можно видть, какъ они мчатся по запруженнымъ народомъ улицамъ, съ почти баснословной поспшностью, какъ бы желая наверстать только-что законченную жалкую бесду, длившуюся ровно полторы минуиы. Такія вещи происходятъ въ рабочую пору, въ дловые часы. Когда работа нв фабрикахъ превращается, склады и конторы запираются, а толаы на городскихъ улицахъ нсколько уменьшится, тогда въ Иркфорд старъ и младъ, богачъ и бднякъ пользуются досугомъ, который могутъ посвятятъ развлеченіямъ и отдыху.

Городъ со всхъ сторонъ окруженъ предмстіями. Есть пространства, застроенныя красивыми домами, стоящими вдали отъ дороги, гд живутъ одни богатые люди. Есть предмстья второго разряда, обитатели которыхъ, пожалуй, пользуются довольствомъ, но далеко не богатствомъ. Есть и такія, проходя или прозжая по которымъ испытываешь чувство грусти — такъ безконечны ихъ длинныя однообразныя улицы, такъ схожи безконечные ряды маленькихъ домиковъ, такое роковое сходство существуетъ между шарманщиками и слпымъ нищимъ съ собакой и всми этими ‘очень бдными, но безукоризненно честными’ бродягами, расхаживающими по улицамъ этихъ предмстій, распвая нкоторые изъ своихъ печальныхъ гимновъ, или еще боле мрачныхъ комическихъ псенокъ. Эти улицы такъ многочисленны, он такъ длинны, такъ однообразны, въ нихъ лтомъ такая жара, он такъ безнадежно унылы и сры зимою, каждый домикъ въ каждомъ длинномъ ряду такъ неизбжно обитаемъ и такъ переполненъ дтьми, телжка торговца фруктами прозжаетъ по улицамъ съ такой механической аккуратностью, что право удивляешься, какъ жители могутъ все это выносить.

Въ улицу второго разряда я и желала бы ввести васъ — въ улицу, въ домахъ которой, повидимому, должно обитать счастіе, такъ какъ въ ней живутъ не очень богатое и не крайне бдные люди, а исключительно лица, не принадлежащія ей въ той, въ другой категоріи, въ улиц этой живетъ одинъ средній классъ. Называется она — Лоуренсъ-стритъ, она довольно длинна и почти на половин своего протяженія длаетъ изгибъ. Дома по сю сторону изгиба меньше и мизерне, чмъ по ту. Эта вторая частъ Лоуренсъ-стрита пользуется нсколькими преимуществами надъ первой, включая рядъ каштановъ по обимъ сторонамъ дороги, которые, хотя были кривые и малорослые, въ то время только-что начинали распускаться въ прелестнйшую сть ослпительныхъ, изжелта-зеленыхъ молодыхъ почекъ и листьевъ. Было начало мая, эти почки и листья были еще слишкомъ молоды, чтобъ ихъ могла запачкать пыль, поднимаемая прозжавшими телгами и омнибусами. Загрязниться и они не замедлятъ, но теперь зелень была такъ же свжа и блестяща, какъ еслибъ деревья эти стояли не на многолюдной улиц, а красовались во многихъ миляхъ отъ человческаго жилья.

За деревьями, по обимъ сторонамъ улицы, разумется, тянулся рядъ домовъ. Это были средней величины, скромные съ виду домики, съ оштукатуренными фасадами, издавна отличавшимися грязновато-срымъ цвтомъ. Они казались, да и были непрочно построены. Почти вс шторы какъ бы страдали какимъ-то органическимъ недугомъ подниматься криво и свшиваться вкось, съ вызывающимъ видомъ.

Въ домахъ этихъ окна были сдланы дугой, по крайней мр такими окнами отличался домъ, о которомъ у насъ пойдетъ рчь. Передъ фасадомъ его разстилался замчательно-маленькій садикъ, съ узенькой, убитой краснымъ щебнемъ дорожкой, ведущей къ входной двери. Двери домовъ были расположены по дв въ рядъ, бокъ-о-бокъ, что несомннно представляло выгоду для почтальона и торговцевъ, одновременно звонившихъ въ оба колокольчика, и одновременно же оправлявшихъ свои дла съ двумя домами, но было, по мннію хозяевъ нкоторыхъ изъ этихъ домовъ, унизительно для лицъ, которымъ приходилось жить въ нихъ. Я желаю только отмть тотъ фактъ, что жить въ этой улиц было почти все равно, что жить въ одномъ большомъ дом, такъ какъ все происходившее въ одномъ дом было явственно слышно сосдямъ. Между тмъ мстность эта пользовалась большой популярносгью и дома въ ней рдко стояли пустыми, и почти тотъ часъ по вызд жильцовъ снова бывали заняты, прежде чмъ новая штукатурка успвала обсохнутъ.

Вечеръ былъ теплый и пріятный. Была пятница недли, слдовавшей за троицынымъ днемъ, Иркфордъ только-что отпраздновалъ свой большей ежегодный праздникъ и снова принимался за работу съ должнымъ усердіемъ. Втеръ, несмотря на май, дуль юго-западный, а не сверо-восточный. Одно изъ дугообразнигъ оконъ перваго этажа въ одномъ изъ домовъ было отворено и въ углубленіи его сидли два молодыхъ человка за маленькимъ столикомъ, на которомъ виднлись кофейныя чашки иящикъ сигаръ. Они сидли въ креслахъ, а между ними царило долгое молчаніе. Вообще кругомъ стояла тишина, случилось такъ, что въ ближайшемъ сосдств не было кричащихъ дтей, прошло около четверти часа съ прозда послдняго омнибуса, и въ теченіе этого времени ни одинъ экипажъ не прозжалъ.

Но вдругъ молчаніе было нарушено. Поднялся шумъ, превратившійся въ гамъ. Казалось, будто сразу спустили съ цпи всхъ демоновъ ада. Два омнибуса прогрохотали мимо, одинъ съ одного конца улицы, другой съ другого, какъ только шумъ, поднятый ими, нсколько утихъ, явственно послышались звуки уличной шарманки, отчаянно исполнявшей арію съ варіаціями изъ ‘Madame Angot’. Нсколько телгъ прохало по улиц въ разныхъ направленіяхъ. Музыкальный инструментъ, такъ неожиданно появившійся за сцен, медленно и твердо подвигался къ окну, у котораго сидли двое молодыхъ людей. Покамстъ смуглый soi-disant итальянецъ, вертвшій ручку инструмента, еще не замчалъ двухъ много общавшихъ жертвъ. Вдругъ глаза его остановились на нихъ. Съ радостнымъ прыжкомъ, произведшимъ нежданную паузу въ неистовомъ и страшно блестящемъ crescendo, вырывавшемся въ эту минуту изъ его инструмента, онъ кинулся къ открытому окну, какъ орелъ бросается на свою добычу, въ полномъ убжденіи, что если молодымъ людямъ понравится его музыка, они дадутъ ему денегъ къ награду за ея прелесть, а если не понравится, то также дадутъ ему денегъ въ вид взятки, чтобъ онъ ушелъ и пересталъ терзать ихъ уши.

— Аллахъ! Человкъ этотъ насъ открылъ и прямехонько направляется на насъ,— замтилъ старшій изъ молодыхъ людей, брюнетъ, съ красивымъ энергическимъ лицомъ и длиннымъ стройнимъ тломъ, всей своей позой выразившимъ полную нгу.

— Что за тоска!— пробормоталъ его товарищъ, не поднимая головы, чтобы взглянуть.— Иногда, Массей, я удивляюсь, что ты здсь живешь, бываетъ часто такой же шумъ, какъ въ центр города въ базарный день.

— Я остаюсь здсь потому, что мн тутъ удобно въ списк разстояній и омнибусовъ, кром того моя вдова всячески за мной ухаживаетъ, я лнивъ, перезжать мн скучно, вставать раньше также, иначе я бы не остался. Другими словами, не будь мн здсь удобно во всхъ отношеніяхъ, я бы перехалъ,— возразилъ тотъ, устремивъ глаза на улыбающагося владльца шарманки, который, снова принимаясь вертть ручку, выпустилъ остатокъ трели и конецъ варіаціи въ вид одного дикаго взрыва звуковъ, которымъ поразилъ восхищенныя уши слушателей.

— Кэбъ детъ. Шарманщикъ не видитъ его — его сейчасъ передутъ,— продолжалъ Филиппъ Массей, жившій въ этомъ дом и угощавшій сегодня пріятеля обдомъ.

— Пусть его,— равнодушно замтилъ Германъ Берггаугъ.— Мн все равно — я бы даже обрадовался, еслибъ его перехали.

Но шарманщикъ въ эту самую минуту замтилъ опасность. Ему удалось увернуться изъ-подъ самой лошадиной морды, онъ съ проклятіями быстро ретировался, а экипажъ остановился у маленькой желзной калитки сосдняго дома.

— Жильцы,— проговорилъ Филиппъ Массей, медленно покуривая сигару и повернувъ голову ровно настолько, чтобъ имть возможность наблюдать за дйствіями возницы и его сдоковъ:— жильцы, жильцы везд, и…

— Жильцы!— задумчиво повторилъ Германъ,— еще жильцы.

— Двушки,— вставилъ Массей, тмъ же лнивымъ, хладнокровнымъ тономъ.

— Двушки!— повторилъ его пріятель уже съ нкоторымъ оживленіемъ.— Это несравненно лучше, чмъ еслибъ это были молодые люди. Что это, хорошенькія двушки?

— Эта еще ходитъ въ школу,— продолжалъ Филиппъ, вынувши сигару изо рта и наблюдая съ немалымъ участіемъ, отражавшимся въ его темныхъ главахъ.— Красивая двочка, очень красивая. Свтлые волосы — славная походка, пряма какъ ива. Ахъ!

Съ этимъ восклицаніемъ онъ даже приподнялся и пристально сталъ смотрть впередъ. Германъ, будучи не въ силахъ доле выносить того, что онъ называлъ самымъ фальшивымъ положеніемъ,— онъ сидлъ съ той стороны, откуда ничего не было видно,— вскочилъ и перегнулся черезъ спинку стула своего пріятеля, его блое, добродушное тевтонское лицо и блокурые волосы составляли яркій контрастъ съ смуглымъ цвтомъ лица и черными волосами Филиппа Массей.

Въ этой поз они разсматривали новыхъ сосдокъ, или, врне, ту изъ нихъ, наружность которой вызвала восклицаніе съ несловоохотливыхъ обыкновенно устъ Филиппа.

Она только-что вышла изъ экипажа и стояла съ кошелькомъ въ рук, ожидая пока извощикъ и горничная внесутъ кладь. Она стояла спиной къ молодымъ людямъ, но когда она стала понемногу похаживаться, слдя на переноской багажа, она увядала поразительно-прекрасный блдный профиль брюнета, съ замчательно тонкими линіями, которыя критикъ могъ бы назвать слишкомъ тонкими, граничащими съ рзкостью. Но выраженіе нжныхъ губокъ было очень пріятное. Газовый вуаль былъ откинутъ, такъ что лицо ея казалось какъ бы окруженнымъ мягкой, черной рамкой, которая удивительно шла къ ея аристократической, нжной красот. Фигура ея была тонкая, высокая, гибкая, туалетъ отличался крайней простотой и вкусомъ, платье падало длинными, мягкими складками вокругъ ея стана. Въ каждой линіи ея фигуры, во всей ея поз сказывалось природное достоинство и изящество, а также и то безыменное нчто, котораго не даетъ и врожденная грація, а только привычка къ обществу людей утонченнаго воспитанія — то нчто, въ которомъ сказывается благовоспитанная леди.

Она стояла совершенно неподвижно, пока извощикъ не вернулся и тогда спросила его, что ему слдуетъ.

Окно гостиной Филиппа было отворено, и онъ и его пріятель явственно слышали все происходившее. Она говорила мягкимъ, чистымъ голосомъ, съ произношеніемъ безукоризненнаго изящества, произношеніе его поразило пару ушей, чуткую къ мелодическимъ звукамъ и привыкшую къ тягучему провинціальному говору иркфордскихь жителей.

— Три шиллинга шесть пенсовъ, миссъ,— проговорилъ ея возница, избгая ея взгляда.

— Три шиллинга шесть пенсовъ!— повторила она съ удивленіемъ, еще не вынимая денегъ изъ кошелька.— Три шиллинга шесть пенсовъ за это, за этотъ короткій конецъ? Мн кажется, вы ошибаетесь.

— Со станціи сверо-западной желзной дороги, миссъ, двое сдоковъ, три ящика и множество свертковъ! Я не ошибаюсь, мн кажется — не особенно.

— Съ сверо-западной станціи! Эдакій негодяй!— сквозь зубы пробормоталъ Германъ, продолжая наблюдать съ прежнимъ участіемъ.

— Понятно, я не могу спорить съ вами,— возразила она, доставая требуемую сумму:— но мн право кажется…

— Спросите этихъ джентльменовъ, миссъ. Они вамъ скажутъ,— любовно проговорилъ извощикъ, пряча плату въ карманъ и указывая на окно, у котораго они сидли. Она повернулась быстрымъ, полнимъ удивленія движеніемъ, прежде чмъ Филиппъ или Германъ успли отодвинуться. Она увидала ихъ напряженныя лица, а они увидали блдное, нжное личико, еще боле прекрасное en face, чмъ въ профиль: кроткіе, темноголубые глаза, волнистые, темные волоса, густая пряди которыхъ были откинуты съ низкаго, благо лба, выраженіе лица не то удивленное, не то презрительное, а теперь надменное когда она поняла, что эти два лица, такъ пристально смотрвшія на нее, должно быть, уже давно на нее смотрятъ.

— Ва получили вашу плату,— проговорила она спокойнымъ, невозмутимымъ тономъ.— Добрый вечеръ.

— Добрый вечеръ, миссъ,— проговорилъ онъ, ухмыляясь успху своей хитрости, тогда какъ она, не удостоивъ зрителей другимъ взглядомъ, пошла по маленькой, убитой краснымъ щебнемъ дорожк и исчезла изъ виду.

Филиппъ Массей вскочилъ, его смуглое лицо покрылось яркимъ румянцемъ, а брови такъ нахмурились, что совсмъ сошлись.

— Какой ты оселъ, Берггаузъ, что сталъ тутъ сзади меня! Что она должна была подумать!— воскликнулъ онъ раздосадованнымъ тономъ.

— Это проклятый дуракъ извощикъ виноватъ. Мн было бы очень пріятно отколотить его!— сказалъ Германъ, подаваясь назадъ, также съ раскраснвшимся лицомъ и необыкновенно глупой физіономіей.

— Надюсь, что она довольна своими сосдями,— сказалъ Филиппъ, съ лица котораго румянецъ не исчезъ, засовывая руки въ карманы и расхаживая по комнат,— эта гимнастика была однако не очень внушительна вслдствіе того факта, что два съ половиной шага его длинныхъ ногъ поглощали все пространство, находившееся въ его распоряженіи.

— Что-жъ, важность не большая,— тономъ утшенія домтилъ Германъ.— Никто, въ такихъ улицахъ не знается съ своими сосдями. А если она музыкантша, она скоро отмститъ теб, такъ какъ ты услышишь каждую ноту, и скоро пожелаешь ей чего-нибудь нехорошаго.

— Глупъ ты!— только и сказалъ его пріятель, усаживаясь на стулъ въ самомъ темномъ и отдаленномъ углу комнаты.

— Полно, Массей! Выражайся сдержанне,— проговорилъ Германъ, слегка обиженнымъ тономъ.

— Порядочныхъ глупцовъ мы, должно быть, розыграли, продолжалъ Филиппъ,— да и какихъ невждъ.

— Что-жь, отправимся мы куда-нибудь?— спросилъ Германъ.

— Отправимся — куда?

— Играть въ криккеть. Или,— помнится, сестры говорили, что собираются сегодня вечеромъ играть въ крокетъ. Пойдемъ къ намъ, посмотримъ, что он длаютъ.

— Хорошо, оказалъ Филиппъ.

— Быть можетъ, это лучшее, что мы можемъ сдлать, да у меня есть и просьба къ миссъ Берггаузъ.

— Ну такъ маршъ!— съ радостью проговорилъ Германъ, и они вышли имъ дому, тщательно избгая бросить хотя бы одинъ взглядъ на окна сосдняго дома.

Глава II.— Что такое успхъ?

Молодые люди повернули изъ Лоуренсъ-стрита, направляясь къ дому отца Германа. Существуетъ поговорка, гласящая, будто ‘человкъ узнается по его друзьямъ’. Изреченіе это съ виду будто и мудрое, но допускаетъ сильныя сомннія. Обстоятельства, вліяющія на человка при выбор его друзей и товарищей, должны быть также приняты во вниманіе. Еслибъ, напримрь, о характер Филиппа Массей стали судить на основаніи того факта, что Германъ Берггаузъ самый большой его другъ, или по крайней мр, самый близкій къ нему человкъ, въ результат получился бы очень неправильный, односторонній взглядъ на всю его личность.

Онъ, подобно сотнямъ, даже тысячамъ молодыхъ людей, жившихъ въ одномъ съ нимъ город, вполн принадлежалъ къ среднему классу. Онъ не происходилъ изъ особенно знатной семьи, не обладалъ большимъ состояніемъ. Отецъ его былъ крупный фермеръ, жившій близь приморской гавани Фаульгавенъ, въ Іоркшир. Собственное общественное положеніе Филиппа было, насколько можно было судить, довольно обезпеченное, если не очень блестящее. Онъ служилъ въ богатой компаніи гражданскимъ инженеромъ, въ город Иркфорд. Если онъ не уклонится отъ избраннаго пути, обнаружитъ энергію и умъ, вполн возможно, что онъ со временемъ займетъ очень солидное и даже блестящее положеніе. Возможно также, хотя и въ меньшей степени, что онъ можетъ застрять въ своемъ настоящемъ положеніи на неопредленное количество лтъ, не возвышаясь, если не опускаясь. Ему было двадцать-шесть лтъ, онъ служилъ компаніи, въ разныхъ должностяхъ, десять лтъ. Въ теченія этого времени онъ жилъ одинъ на квартирахъ, не совсмъ лишенный друзей и не безъ всякаго призора, но и безъ особеннаго изобилія руководителей. У него были родные, отецъ и мать его были еще живы, у него были сестры — дв были замужнія, одна младшая, его любимица, еще находилась подъ родительскимъ кровомъ. У него также были братья, разсянные по разнымъ частямъ свта — такъ какъ ни одинъ изъ сыновей не пожелалъ слдовать по стопамъ отца — одинъ братъ былъ въ Индіи, другой въ Австраліи, самъ онъ, младшій, въ значительной иркфордской компаніи.

Исторія его жизни была короткая и простая. Филиппу, когда онъ объ этомъ думалъ, она представлялась въ вид ряда повышеній по служб, сопряженныхъ съ рядомъ перездовъ все въ лучшія и лучшія квартиры, все въ лучшихъ частяхъ города, пока, наконецъ, шесть мсяцевъ тому назадъ, онъ не поселился въ Лоуренсъ-стрит, No 57, въ дом одной вдовы, которая, по его словамъ, такъ за нимъ ухаживала, что онъ не намревался вовсе покидать ее.

Должно сознаться, что Филиппъ Массей до настоящаго времени былъ личностью, ничмъ не выдающейся. Въ теченіи своей десятилтней самостоятельной жизни онъ не сдлалъ ничего, хоть сколько-нибудь замчательнаго. Онъ не закутился, но и не сдлалъ ничего особливо достославнаго. Онъ ухитрился прожить безъ долговъ, исключая мелкихъ и случайныхъ, являвшихся по временамъ и никогда серьёзно не затруднявшихъ его. Развлеченія его ничмъ не отличались отъ развлеченій большинства знакомыхъ ему молодыхъ людей. Вс они считали своимъ долгомъ часто посщать иркфордскіе театры и произносить свои критическія сужденія по поводу пьесъ и пантомимъ, какія на нихъ разыгрывались, они покровительствовали концертамъ и различнымъ увеселеніямъ, по субботамъ, возвращаясь домой со службы рано, они имли привычку играть зимою въ мячъ, а лтомъ въ криккеть. Они собирались большими группами и затвали игру съ представителями соперничавшихъ съ ними клубовъ: для этихъ празднествъ они облекались въ полосатыя jersey яркихъ цвтовъ и награждали свои клубы такими же замысловатыми названіями, какъ были замысловаты цвта костюмовъ, составлявшихъ предметъ ихъ восторговъ. На ноги они обыкновенно натягивали чулки еще боле замчательные, чмъ Jersey, и гордые родители и восторженная публика могла видть ихъ въ этомъ одяніи и въ большомъ числ шествующими по улицамъ, по пути къ мсту игры или обратно.

Это отзывается обыденной, заурядной карьерой, почти вульгарной по своей обыденности, но она становится мене неинтересной, когда подумаешь о надеждахъ, которыми дышатъ вс эти молодыя лица — о возможности чего-то лучшаго, какая заключается во всхъ этихъ молодыхъ силахъ, о способности дйствовать, которая можетъ остаться непробужденной до самаго конца, или обнаружиться во всей сил своей и датъ полныя результаты. Недаромъ говорится въ псн: ‘Life is not an idle ore’ и пр. {‘Жизнь не есть простой металлъ, но желзо, вырытое изъ мрачныхъ ндръ земли, накаленное до-красна жгучими опасеніями, погруженное въ цлыя урны слезъ, выкованное ударами молота судьбы и этимъ путемъ доведенное до надлежащей формы и примненное къ уподобленію’.}.

Но характеръ молодого человка можетъ сложиться и подъ вліяніемъ мене трудоемкаго процесса, который покажетъ, хорошее или дурное преобладаетъ въ немъ, и суждено ли горестямъ или благополучіямъ его на жизненномъ пути въ конц-концовъ выработать его личность или изуродовать ее.

Въ одномъ изъ вышеупомянутыхъ клубовъ для игры въ крикетъ или въ мячъ, съ мистическими названіями: скорпіонъ, комары, свободные странники и пр., Филиппъ Массей три или четыре года тому навалъ встртилъ Германа Берггауза. Нмецъ по имени и происхожденію, Германъ никогда не бывалъ за родин. Отецъ его былъ одинъ изъ богатыхъ иркфордскихъ купцовъ, жена его была прекрасная женщина, домъ ихъ, двери котораго всегда были гостепріимно открыты для ‘друзей Германа’, былъ очень пріятный. Молодой человкъ былъ единственны сынъ, судьба благословила его тремя сестрами, склонными баловать его. Безъ особенно глубокой или преданной дружбы, Филиппъ и молодой Берггаузъ всегда были добрыми пріятелями, такъ какъ Германъ, который былъ нсколькими годами моложе моего друга, поддавался вліянію, которое Филиппъ Массей, не смотри на свое обыденное прошлое и заурядную карьеру, обыкновенно пріобрталъ надъ своими знакомыми. Трудно было бы опредлить, въ чемъ заключалось очарованіе, такъ-какъ его манеры были просты и не отличались особенной мягкостью или простотой, бытъ можетъ, эта серьезная простота имла въ себ чарующую силу, такъ-какъ простота въ наше время встрчается рже прежняго. Онъ слылъ между пріятелями за очень добраго малаго, его не легко было расшевелить, но иной разъ, онъ съ ненарушимой серьезностью, произносилъ лаконическія, юмористическія изреченія, вызывавшія невольный смхъ, и лнивымъ тономъ, сыпалъ мткіе сарказмы. Быть можетъ, доля очарованія заключалась и въ его наружности, такъ-какъ онъ былъ положительно красивъ, съ смуглымъ лицомъ, напоминавшимъ жителей юга и вызывавшимъ мимолетное воспоминаніе о лицахъ, смотрящихъ съ картинъ Вандика или Павла Веронезе. У него былъ пріятный голосъ, съ легкимъ іоркширскимъ акцентомъ, славные темные глаза, порою загоравшіеся огнемъ, намекавшимъ на боле пылкій характеръ, чмъ какой ему вообще приписывали.

Ему случалось мрачно хмурить брови, и улыбка его была привлекательная, хотя рдкая.

Они съ Германомъ Берггаузомъ вскор очутились на широкой, многолюдной улиц предмстья, извстной подъ именемъ Carlton-road. Они миновали послднія лавки и дошли до той части улицы, на которую падала съ обихъ сторонъ тнь большихъ деревьевъ. Деревья росли за довольно высокими стнами, а позади ихъ виднлись большіе, красивые дома въ современномъ вкус и нсколько старыхъ домовъ, относящихся въ половин прошлаго столтія, когда Иркфордъ былъ маленькій городомъ, съ меньшимъ числомъ жителей, чмъ было ихъ теперь въ одномъ изъ его предмстій.

Филиппъ и Германъ повернули въ большія деревянныя ворота, принадлежавшія къ одному изъ этихъ домовъ, и очутились въ зеленомъ, благоуханномъ прелестномъ саду, красота котораго поражала при такой близости въ большому, дымному городу. Когда ворота затворились, уличная толпа совершенно скрылась изъ виду, слышался только топотъ безчисленныхъ ногъ и никогда не прекращавшійся шумъ экипажей.

— Вотъ какъ!— замтилъ Германъ, оглядывая садъ:— не вижу никого изъ сестеръ, а между тмъ он положительно говорили, что будутъ играть въ крокетъ. Пойдемъ посмотримъ, гд он.

Они вошли въ домъ, двери котораго стояли настежъ, прошли большую, красивую четырехъ-угольную залу и повернули въ гостиную, гд находилось общество дамъ и мужчинъ, показавшееся Филиппу многочисленнымъ.

— Чтожъ вы, сестры!— крикнулъ Германъ:— Текла, Эмилія! я думалъ, что вы сегодня вечеромъ будете играть въ крокетъ.

— Нахало столько гостей, мы нашли, что разговаривать гораздо пріятне, а потому и отказались отъ этой мысли, Германъ, послышался звучный, отчетливый голосъ, и красивая двушка съ золотистыми волосами двинулась имъ на встрчу, отдлявшись отъ очень оживленно болтавшей группы.— Ты привелъ сюда мистера Массей, общавши ему игру въ крокетъ?— прибавила она, пожимая руку Филиппа.

— Мы пришли сюда потому, что намъ больше дваться некуда было,— возразилъ онъ съ братской беззаботностью.

— Благодарю васъ обоихъ за такое лестное посщеніе,— сказала она.

— Онъ извращаетъ факты, миссъ Берггаузъ. Мы пришли сюда потому, что онъ…

— Перестань,— добродушно замтилъ Германъ: — вспомни, все что происходило въ твоихъ владніяхъ.

— Что это за тайна?— спросила Текла.

— У меня къ вамъ просьба,— продолжалъ Филлипъ:— надюсь, что вы будете такъ добры, что исполните ее. Но съ этимъ торопиться нечего. Успемъ переговорить въ теченіи вечера.

— Очень рада буду исполнить ее, если могу,— отвчала она,— а покамстъ, слушайте. Мы затваемъ игру. Называется она: группы, я бы желала, чтобъ вы въ ней участвовали. Согласны? Это тамъ весело.

— Какъ только я засвидтельствую почтеніе мистриссъ Берггаузъ,— сказалъ Филиппъ, кланяясь, и направился черезъ комнату къ дивану, на которомъ возсдала хозяйка дома, красивая матрона, съ открытымъ лицомъ, въ богатомъ туалет, усердно что-то вязавшая изъ ярко-красной шерсти. Нсколькихъ минутъ было достаточно для засвидтельствованія ей почтенія, и Филипъ вернулся на то мсто, гд все еще стояла Текла Берггаузъ, разговаривая съ Германомъ.

— Теперь я въ вашимъ услугамъ, миссъ Берггаузъ, въ чемъ состоитъ игра?

— Право? Какъ же мн вамъ это объяснить? Видите ли, двое выходятъ изъ комнаты и загадываютъ какое-нибудь слово…

— Множество игръ, мн кажется, начинаются такимъ же образомъ,— вжливо замтилъ Филиппъ.

— Я это знаю. Оно какъ будто не оригинально, но очень забавно. Теперь намъ нужно слово, мы съ вами выйдемъ и загадаемъ его. Этимъ способомъ вы всего скорй научитесь.

— И всего пріятне,— замтила Филиппъ, выходя за ней въ залу.

— Какое бы слово выбрать!— сказала Текла.— Придумайте такое, которое было-бы очень трудно отгадать.

— Но могу ли я спросить, какая участь постигаетъ его несчастное слово, посл того, какъ оно найдено?

— Имъ приходится отгадывать его. Вы подходите въ одной ‘групп’, я къ другой, вамъ предлагаютъ всякаго рода вопроса, ваши отвты должны быть какъ можно лаконичне, и на основаніи ихъ они должна пытаться отгадать задуманное слово, понимаете?

— Прекрасно, понимаю, что отвты должны бытъ лаконическіе. Но какое же мы выберемъ слово?

— Слово, или мысль. Пусть это будетъ что-нибудь необыкновенное,— оживленно проговорила Текла.

— Вжливость, или скромность?— предложилъ Филиппъ.

— Фи, мистеръ Массей, какъ зло! Что-нибудь отвлеченное, хочу я сказать.

— Музыка будущаго, которую я такъ часто слышу у васъ въ дом. Или не взять ли успхъ?—предложилъ Филиппъ.

— Успхъ?— повторила Текла, и остановилась.— Успхъ! отлично. Только что такое успхъ? Не вижу, какъ имъ удастся отгадать, или намъ опредлить. О, какое вы сокровище изобртательности.

— Оно отвлеченное и не избитое, вотъ почему оно показалось мн подходящимъ,— скромно отвтилъ Филиппъ, когда они возвратились въ гостиную.

— Вы должны ссть здсь,— сказала Текла, указывая на стулъ, стоявшій среди группы гостей,— а я пойду туда.— Съ этимъ она оставила его. Филиппъ сидлъ, окруженный группой почти совершенно незнакомыхъ ему людей, которые вс оживленно наклонялись къ нему и разспрашивали его, въ то время какъ онъ старался удержать въ ум слово ‘успхъ’, и опредлить его по метод Сократа, посредствомъ вопросовъ и отвтовъ. Это — пустая игра, для забавы безпечной молодежи, но онъ какъ бы не замчалъ шутки, а доходилъ до корня вопроса.

— Ну-ка, старина, что оно — принадлежитъ къ царству животному, растительному или минеральному?— пытливо спросилъ Германъ.

— Ни къ одному изъ нихъ.

— Отвлеченное?

— Само по себ, но не по своимъ результатамъ.

— Качество?

— Скорй случайность.

— Хорошее или дурное?

— Смотря по тому, какъ оно достигается.

— О, такъ его можно добиться?

— Да.

— Трудомъ.

— Иногда.

— Желательно оно?

— Большинство людей такъ думаетъ.

— Существуетъ оно?

— Да.

— Оно свойственно мужчин?

— Да.

— Женщин?

— Да.

— Качество?

— Не могу по совсти сказать, чтобы это было качество.

— Вчное оно?

— Далеко нтъ.

— На что оно похоже?

— Не совсмъ законный вопросъ, но я отвчу вамъ. Оно явлется въ различныхъ видахъ, смотря по тому, кто на него смотритъ.

— Желали ли бы мы его для себя?

— Радъ былъ бы получить то, чмъ его считаю.

— Благодтельно оно?

— Иногда, иногда наоборотъ.

— Что за странная вещь! Кто же раздаетъ ее?

— Богиня, раздающая все въ девятнадцатомъ столтіи. Имя ей: случай.

— Въ девятнадцатомъ столтіи? такъ его вещь современная?

— Она также стара, какъ человческое честолюбіе,— обмолвился Филиппъ, причемъ Эмилія, вторая миссъ Берггаузъ, подбжала къ нему съ крикомъ:

— Успхъ!

Когда онъ кивнулъ головой, послышались громкія, торжествующія рукоплесканія.

— Ты очень неостороженъ, Массей,— сказалъ Германъ.— Я въ состояніи цлый часъ водить ихъ кругомъ, да около.

— Быть можетъ, я не стремлюсь имть успхъ по этой части. Миссъ Берггаузъ,— прибавилъ онъ, обращаясь къ Текл: — могу я поговорить съ вами нсколько минутъ?

— Конечно,— живо отвчала Текла. Она отличалась живостью въ рчахъ и движеніяхъ и обнаруживала ея еще больше въ обращеніи съ Филиппомъ Массей, чмъ съ другими.— Пойдемте въ садъ. Не желаетъ-ли еще кто-нибудь идти въ садъ?

Нсколько человкъ гостей приняли предложеніе молодой двушки, и вскор они съ Филиппомъ шли рядомъ, по широкой дорожк, разстилавшейся передъ окнами гостиной.

— Просьба моя къ вамъ слдующая,— сковалъ Филиппъ.— У меня дома есть сестра, которую я очень люблю. Была рчь о томъ, чтобъ ей пріхать въ Иркфордъ для посщенія курсовъ въ женской коллегіи, потомъ до меня дошли слухи, что это не состоится. Я не здилъ домой на Троицынъ день и только на дняхъ получилъ отъ матери извстіе, что Грэсъ дйствительно, наконецъ, детъ. Конечно, она будетъ жить со мной, чему я очень радъ, но она совсмъ не знаетъ Иркфорда. Врядъ ли она когда-нибудь въ жизни здсь была, а у меня, кром васъ, нтъ знакомыхъ дамъ, боюсь, что она страшно соскучится, иначе я бы не просилъ. Вы всегда были такъ добры, что…

— Вы, вроятно, желаете, чтобъ мы постили ее? Мы съ удовольствіемъ это сдлаемъ. Эмилія и я будемъ у нея, какъ только она прідетъ. Когда вы ожидаете ее?

— Сегодня пятница. Я ожидаю ее завтра, такъ-какъ полагаю, что занятія ея съ понедльника начнутся.

— Это врно, моя сестра Луиза посщаетъ также курсы латинскаго явика и математики. Мы зайдемъ въ воскресенье, возвращаясь домой изъ церкви, а вы привезете ее къ намъ въ воскресенье вечеромъ, да?

— Очень, очень вамъ благодаренъ, если вы только уврены, что мистриссъ Берггаузъ…

— Мама будетъ очень рада. Пойдемте со мной, я сейчасъ же ей скажу,— проговорила дятельная Текла, снова увлекая Филиппа въ гостиную и подводя его къ мистриссъ Берггаузъ. Молодой человкъ не зналъ, какъ его воспитанная въ деревн сестра отнесется къ такимъ параднымъ, воскреснымъ визитамъ и выздамъ, какіе для нея замышлялись, но былъ обрадованъ дружелюбіемъ, съ какимъ Текла отнеслась къ его просьб.

Мистриссъ Берггаузъ подтвердила вс общанія и приглашенія дочери, а затмъ, обратившись къ Филиппу сказала:

— Мистеръ Массей, второй директоръ вашей компаніи, говорятъ, скоро женится, и женится прекрасно?

— Грей — да. Но, мн кажется, что онъ вступаетъ въ бракъ, а не просто женится? Невсту зовутъ леди Елизабетъ Престонъ.

— Да, она не богата, но говорятъ очень красива и умна. Что они будутъ жить въ окрестностяхъ Иркфорда?

— Право не знаю. Слышалъ только, что будутъ большія празднества для рабочихъ, и, я полагаю, балъ для нашего брата, и вообще для аристократіи!

— Мистеръ Грей очень милый, не правда ли?

— Милый?— повторилъ Филиппъ съ одной изъ своихъ рдокъ улыбокъ.— Мы, мужчины, вообще не привыкли называть другъ друга милыми. Его въ контор любятъ. Мы давеча говорили объ успхахъ, миссъ Берггаузъ,— прибавилъ онъ, обращаясь въ Текл:— вотъ, по моему, поразительный примръ успха, безъ всякой особенной на то причины. Онъ, по смерти отца своего, наслдовалъ великолпное состояніе, онъ популяренъ и уменъ, и готовится вступитъ въ бракъ съ одной изъ прекрасныхъ представительницъ аристократіи.

— Разв это успхъ?— задумчиво спросила Текла.

— Теперь, когда вы спрашиваете, я право въ этомъ не увренъ,— откровенно отвтилъ Филиппъ.

Въ эту минуту подали всякія яства и питья, посл чего гости понемногу разъхались, и Филиппъ, возвращаясь домой пшкомъ, снова задался вопросомъ, дйствительно ли житейскія условія мистера Грея могутъ назваться плодомъ успха. Проходя въ своей улиц мимо калитки дома подъ No 69, онъ замтилъ огонь за зеленой шторой въ окн перваго этажа.

— Желалъ бы я знать, что она подумала о нашемъ поведеніи?— размышлялъ онъ.— Какими дураками должны мы были ей показаться!

Глава III.— Особое порученіе.

Филиппу не пришлось по принятому обычаю облачаться для еженедльной партіи въ криккетъ въ ту субботу, которая слдовала за его визитомъ къ Берггаузамъ.

Онъ долженъ былъ встртитъ сестру свою Грэсъ въ половин пятаго, и съ заботливостью, вообще не свойственной людямъ его пола и возраста, особенно неженатымъ, распорядился, чтобъ обдъ былъ готовъ къ шести часамъ и намревался обдать съ нею.

Та компанія, въ которой служилъ Филиппъ, обыкновенно распускала самыхъ служащихъ по субботамъ въ два часа. Филиппа рдко удерживали доле урочнаго времени — онъ для этого былъ слишкомъ маловажной особой, какъ сказалъ бы онъ самъ. Его работа была исключительно кабинетная, занятія были постоянныя, не особенно увлекательныя. Бывало, что онъ желалъ, въ избытк своихъ силъ и энергіи, чтобъ его дятельность была боле живая, что онъ завидовалъ тмъ изъ товарищей, которымъ оказывались преимущества, доврялись боле опасныя задачи, которыхъ посылали иногда на край свта, съ порученіями по инженерной части,— такія порученія если и соединялись съ большими неудобствами и такой же отвтственностью, за то соотвтственно солидно и вознаграждались, а опасность и волненія, неразлучныя съ ними, думалъ Филиппъ, должны были служить самымъ крупнымъ вознагражденіемъ, Такого благополучія еще покамстъ не выпадало ему на долю. Сегодня, помня, что въ его распоряженіи остаются два съ половиной часа до прихода позда, который долженъ привезти сестру, Филиппъ не торопился уходить, сидлъ у своего стола, посл того, какъ вс остальные клерки разошлись, и разбиралъ бумаги и планы, которые давно уже слдовало привести въ порядокъ. Занятый этимъ, онъ сидлъ у стола и перо его медленно двигалось по бумаг въ то время, какъ майское солнце проливало цлые потоки свта въ окно и освщало его смуглое лицо. Филиппъ сидлъ спиной къ двери, ведшей въ кабинетъ мистера Дэй, главнаго и довреннаго клерка, а дверь эта была полуотворена.

Вскор послышались голоса, истомъ раздались и шаги въ кабинет мистера Дэй. Филиппъ полу-сознательно слышалъ, хотя нельзя сказать, чтобъ онъ слушалъ все, Что говорилось.

— Вотъ что, Грей! Это письмо только-что получено отъ…— неясный шопотъ, потомъ нсколько громче:— куда двались эти люди, Блакъ, Блэкъ, какъ ихъ тамъ звали, которые намъ рекомендовали Байвеля?

— Гм!— раздался голосъ мистера Грея, второго директора, на этотъ вопросъ мистера Старки, старшаго:— что живутъ ли они гд-то на Эджтонской дорог? Право, не помню. Но знаете ли, мн кажется, что это только воркотня этихъ китайцевъ. Они любятъ создавать затрудненія, и англійскій консулъ долженъ боле или мене обратить на нихъ вниманіе, хотя бы ради формальности. Не думаю, чтобъ въ этомъ было что-нибудь серьезное.

— Я напротивъ, далеко не такъ увренъ, что стованія лишены всякаго основанія,— возразилъ мистеръ Старки.— Я бы очень желалъ, чтобъ вы създили въ Эджтонъ сегодня, и подъ рукой бы все развдали. Мн кажется, на это слдуетъ обратить вниманіе.

— Дорогой сэръ!— произнесъ Грей, огорченномъ тономъ.— Я готовъ все сдлать, чтобъ быть вамъ пріятнымъ, но сегодня это невозможно. Я уже давно общалъ провести время, отъ сегодня до понедльника въ (голосъ понизился)… единственно для моего удовольствія, и леди Елизабегь — мн очень жаль, еслибъ дло шло о вопрос жизни или смерти, чего нтъ, я бы постарался, а теперь положительно не знаю, какъ бы это устроить.

— О, если тутъ заинтересована леди Елизабетъ…— благосклонно началъ мистеръ Огарки, и они вышли изъ кабинета, посл чего Филиппъ услыхалъ шаги въ корридор, вскор кто-то одинъ вошелъ въ кабинетъ мистера Дея и позвалъ его съ нкоторымъ нетерпніемъ.

— Гд онъ?— пробормоталъ мистеръ Старки, видя, что на зовъ его не отвчаютъ, и придавивъ пуговку звонка въ надежд, что кто-нибудь отзовется.

Филиппъ всталъ съ своего мста и вошелъ въ кабинетъ. Мастеръ Старки стоялъ посреди комнаты съ распечатаннымъ письмомъ въ рук.

— Мн нуженъ мистеръ Дзй,— сказалъ онъ.

— Мистеръ Дей ушелъ, сэръ. У него было дловое свиданіе, и онъ сказалъ, что такъ-какъ сегодня утромъ дла не много, онъ предпочитаетъ отправиться.

— Ну, зачмъ у него именно сегодня дловое свиданіе?— въ досад проговорилъ мистеръ Старки.

— Не могу ли я чмъ служить?— спросилъ Филиппъ, думая о времени, которое онъ не зналъ, куда двать.

— Вы не мистеръ Дей, сэръ,— былъ отрывистый отвтъ. Филиппъ, на эту очевидную истину, прошепталъ:— Нтъ, желалъ бы я быть имъ, а потомъ прибавилъ вслухъ:

— Но я знаю, гд онъ живетъ, и могу сходить за нимъ, если вамъ угодно.

Мистеръ Старки внимательне взглянулъ на Филиппа, глаза его задумчиво остановились на лиц молодого человка.

— Ваше желаніе оказать услугу заставляетъ васъ забытъ, что такъ-какъ мистеръ Дэй занятъ, то было бы, вроятно, пустой тратой времени идти за нимъ,— замтилъ онъ.— Но мн кажется, что вы могли бы исполнить мое порученіе не хуже мистера Дэя, или не хуже всякаго другого, кром мистера Дэя. Во всякомъ случа я хочу испытать васъ. Пойдемте со мной.

Филиппъ послдовалъ за своимъ начальникомъ въ его комнату, и тамъ мистеръ Старки снова перечелъ письмо, которое держалъ и рук.

— Вы не должны говорить о этомъ порученія никому изъ вашихъ товарищей,— замтилъ онъ.

— Конечно, нтъ,— отвчалъ Филиппъ, твердо гладя въ проницательные глаза, устремленные на него.

— Мы проводимъ линію желзной дороги въ Кита, въ довольно отдаленной мстности, отъ порта У.— При посредств тамошняго англійскаго консула мы приняли на себя эту работу и поручили завдываніе ею Байвелю. Вы, вроятно, помните Байведя — онъ провелъ здсь недли дв передъ своимъ отъздомъ?

— Да, я помню его. Но я никогда не говорилъ съ нимъ и не имлъ съ нимъ никакихъ сношеній.

— Пришлось дать ему весьма значительные полномочія, отдать подъ его команду англійскіе и ирландскіе корабли и туземцевъ, а также предоставить въ его безконтрольное распоряженіе значительныя суммы денегъ. Какъ вы легко понять можете, постъ этотъ для него былъ важный.

— Конечно, сэръ.

— Ну, вдаваться въ подробности я не считаю нужнымъ, но къ длу: я имю сильныя основанія желать узнать что-нибудь о Байвел. Мы имли самые лучшіе отзывы о немъ отъ Блэка и Робинзона. Онъ служилъ у никъ годъ, и, какъ говорили, оставилъ ихъ потому, что они вынуждены были уменьшить число служащихъ, и такъ-какъ они съ тхъ поръ обанкротились, это какъ будто было и правдоподобно. Но я долженъ, если возможно, получить о немъ свднія, хотя мистеръ Грей относится къ длу безъ особенной подозрительности, ну да онъ (тономъ нетерпнія),— онъ никогда никого не заподозритъ и ни на что благоразумное способенъ не будетъ, пока не женится наконецъ на своей леди Елизабетъ Престонъ.— Филиппъ невольно улыбнулся и наклонилъ голову, чтобы скрыть улыбку. Мистеръ Старки продолжалъ:

— Мистеръ Блекъ, одинъ изъ директоровъ компаніи, въ которой служилъ Байвель, теперь живетъ въ Эджтон и, какъ кажется, очень скромно. Вы должны похать къ нему и разузнать все, что только будетъ возможно. Развдайте, откуда онъ родомъ, кто первый рекомендовалъ его Блэку, вообще, что его была за личность. Но въ то же время, вамъ надо стараться не проболтаться. Понимаете?

— Вполн. Прикажете отправляться сейчасъ?

— Да, какъ можно скорй. Вы должны понять, какія затрудненія мы для себя создадимъ, если не поладимъ съ этими людьми, которые вообще такъ щекотливы въ длахъ. Мн хочется уладить это дло какъ можно скорй,— сказалъ мистеръ Старки, казавшійся раздосадованнымъ и измученнымъ.— Почему вы спрашиваете?

— Будь это посл нити часовъ,— началъ Филиппъ.

— Посл пяти? потерять нсколько часовъ! да это нелпо!— сердито проговорилъ онъ.— Что вамъ мшаетъ отправиться теперь же?

— Я долженъ встртить мою сестру, молодую двушку, которая никогда здсь не бывала — въ половин пятаго. Я бы и не упомянулъ объ этомъ,— прибавилъ Филиппъ, въ вид извиненія,— но не знаю какъ быть.

По правд, мысль о поздк ему нравилась, ему досадно было думать, но онъ можетъ упустить ее, и въ тоже время его удивляло, какъ это онъ сообщаетъ такія подробности именитому глав управленія.

— Я готовъ все сдлать, чтобы услужить вамъ, но мать мои никогда бы мн не простила, еслибъ я поставилъ Грэсь въ такое затруднительное положеніе, да и въ субботу вечеромъ.

— Совершенно врно,— сказалъ мистеръ Старки, съ прежнимъ спокойнымъ видомъ.— Не заботитесь ни о чемъ, я самъ поду встртятъ вашу сестру, а вы отправляйтесь какъ можно скорй.

— Вы, сэръ?— воскликнулъ удивленный Филиппъ.— Я и подумать не смю

— Полноте,— былъ нетерпливый отвтъ.— Не теряйте больше времени. Я не могу отправиться самъ о немъ разузнавать, это возбудило бы подозрнія. Имй я возможность замнить Грея, я бы это сдлалъ, но леди Елизабетъ, вроятно, осталась бы недовольна замной. Какъ бы то ни было, такъ какъ надо встртить вашу сестру, а не вашъ предметъ, то это устроить довольно легко. Съ какой станціи должна она пріхать и какой у нея видъ?

— Она прізжаетъ на станцію въ Parry Street, съ поздомъ изъ Іорка, а видъ у нея — говорятъ, что она похожа на меня.

— Отлично! въ половин пятаго, говорите вы? Будетъ исполнено. А теперь, поторопитесь. Прощайте.

— Прикажете дать вамъ знать?

— Ахъ, да! если вы возвратитесь сегодня вечеромъ, и вопрошу васъ побывать у меня завтра и обо всемъ мн сообщить. Временемъ не стсняйтесь.

— Очень хорошо, сэръ, всегда радъ вамъ служить,— сказалъ Филиппъ, наконецъ дйствительно удаляясь.

Пока онъ халъ на станцію, чтобы ссть на поздъ, отправляющійся въ Эджтонъ, находящійся миляхъ въ шести или въ восьми разстоянія отъ Иркфорда, онъ усплъ сообразить, что порученіе его дйствительно должно быть важное.

— Должно быть, что такъ,— размышлялъ онъ,— если самъ директоръ такъ усердно меня выпроваживаетъ, а самъ отправляется на встрчу Грэсъ, это серьезно.

Было почти одиннадцать часовъ вечера, когда кэбъ Филиппа остановился у калитки его дома. Грэсъ пріхала. Свча горла за зелеными шторами, и онъ взглянулъ налво — да, и за тми зелеными шторами также виднлся огонь.

Когда Филиппъ вошелъ въ узкій корридоръ, лицо съ довольно печальнымъ выраженіемъ и, какъ онъ и говорилъ мистеру Старки, поразительно схожее съ его собственнымъ, выставилось изъ двери его гостиной, съ неувренной, вопросительной миной, пока онъ окончательно не вошелъ, тогда дверь широко распахнулась и высокая двушка выбжала — на сколько можно было бгать по такому маленькому корридорчику — изъ его пріемной и бросилась въ его объятія.

— Мой милый Филь! Наконецъ-то! Какъ это не хорошо съ твоей стороны! Да, какой ты сталъ красивый! Я думала, что ты никогда не вернешься!— Она втащила его въ гостиную. Но, что ты длалъ все это время?

— Да вдь мистеръ Старки встртилъ тебя во-время, глупенькая?— спросилъ Филиппъ, держа ее далеко отъ себя и любуясь ею.— Позволь мн отвтятъ тмъ же. Ты также удивительно похорошла.

Смотря на нее, каждый бы сознался, что на Грэсъ Массей смотрть пріятно. Высокая, стройная брюнетка, она, можетъ бытъ, была слишкомъ развита физически для своихъ семнадцати лтъ, плечи ея были положительно широки и руки вовсе не малы, а между тмъ, цлое было такъ гармонично и такъ пропорціонально, что она вовсе не казалась неловкой или нестройной. Въ каждомъ движеніи сказывалась свободная, пластичная грація, скрывающая, или скорй обнаруживающая сильный организмъ и развитые мускулы, плоды здоровой жизни на открытомъ воздух. Грэсъ Массей никогда не сдлаться Гебой, во изъ нея могла развиться Юнона — величавая, темно-глазая женщина,— такой ее легко было себ представить. Въ настоящую минуту, она была только молоденькая двушка, и любящая сестра.

— Что же старикъ Стрки встртилъ тебя?— повторилъ Филиппъ.

— Старикъ Старки встртилъ меня, сэръ. Когда онъ подошелъ ко мн, снялъ шляпу и сказалъ: ‘Миссъ Массей, полагаю’, я подумала, что ты сдлался несравненно вжливе прежняго, но сильно состарился и…

— Ахъ ты, шалунья! Надюсь, что ты не такъ привтствовала престарлаго представителя, какъ сейчасъ привтствовала настоящаго брата.

— О,— воскликнула Грэсъ, задыхаясь отъ смха,— что за страшная мысль! Я вела себя какъ — ну, конечно, какъ слдуетъ. Мистеръ Старки въ цлости доставилъ меня сюда, всю дорогу усердно извиняясь въ томъ, что лишилъ тебя ‘такого большого удовольствія’ и прочее. Онъ оцнилъ мое общество.

— Старый шутъ!— весело замтилъ Филиппъ.— Ну, слава Богу, наконецъ-то ты здсь. Какъ понравилось теб твое помщеніе? Ты можешь сейчасъ же начать хозяйничать, если хочешь, предложивъ мн что-нибудь по части пищи и питья, такъ какъ я почти умираю съ голоду.

Гресь позвонила, замтивъ:

— Можетъ быть, я со временемъ и привыкну, но теперь мн все кажется, что я въ картонк, и должна ходить и двигаться осторожно, чтобы не продавать ногами полъ или кулакомъ стну.

— Он-таки тонковата посл Фаульговена, долженъ сознаться,— сказалъ онъ. Ахъ, прибавилъ онъ со вздохомъ удовольствія, садясь за трапезу, которую ‘его вдова’ для него приготовила, еслибъ ты знала дитя мое, что значитъ пропадать съ голоду среди изобилія.

— Когда же ты лъ въ послдній разъ?

— Въ три четверти восьмого, сегодня утромъ.

— Но гд ты былъ, и что ты длалъ?— въ изумленіи спросила она.

— Рыскалъ, ища доказательствъ плутней, которыхъ не нашелъ.

— Доказательствъ плутней?

— Оставимъ это! Это все дла, изъ-за длъ же я вынужденъ буду покинуть тебя завтра почти до четырехъ часовъ.

— О, Филиппъ!

— Но одн очень милыя молодыя двушки, мои знакомыя, придутъ извстить тебя и пригласить къ себ.

— Неужели у тебя въ самомъ дл завтра дло?

— Въ самомъ дл. Я долженъ отправиться въ мистеру Старки.

— Должно быть, особенно важное дло, что что имъ надо заняться въ воскресенье.

— Этихъ словъ я и ждалъ отъ тебя, сказалъ Филиппъ.

Мало-по-малу ему удалось утшить ее, общавъ вернуться во-время, чтобы отправиться съ нею къ Берггаузамъ, и онъ росписалъ Теклу и Эмилію Берггаузъ самыми привлекательными красками, какими только могло снабдить его собственное воображеніе, пока Грэсъ серьезно не замтила:

— Мн кажется, что эта миссъ Тепла Берггаузъ должна быть твоей большой пріятельницей, Филь.

— Пустяки,— сказалъ онъ, кусая губы, но не улыбаясь, и съ удовольствіемъ замчая, что Грэсъ начала звать. Несмотря на ея дремоту, они просидли поздно, вспоминая прошлую жизнь дома, въ Фаульгавен, гд Филиппъ не былъ уже три года.

— Мн было двадцать-три года, когда я оттуда ухалъ,— сказалъ онъ,— я былъ юноша. Когда-то снова придется тамъ побывать! Славное у насъ имніе, Грэси, и я часто жалю, что ни одинъ изъ насъ не пошелъ по стопамъ отца.

— Земледліе! воскликнула Грэсъ.— О, Филиппъ, городская жизнь представляетъ гораздо боле обширное поприще!

— Много ты смыслишь въ городской жизни. Ступай, ложись, и пусть приснится теб, что ты получила аттестатъ

Она засмялась, взяла свчку и оставила его.

Глава IV.— Мабель на дожд.

Въ понедльникъ утромъ Филиппъ и сестра его сидли за завтракомъ. Грэсъ была въ отличномъ расположеніи духа, въ восторг отъ Теклы и Эмиліи Берггаузъ, да и отъ всего ихъ семейства, и въ полномъ убжденіи, что она будетъ очень счастлива въ Иркфорд.

— Надюсь, что оно такъ и будетъ,— разсянно замтилъ Филиппъ, занятый другими мыслями, вспоминая свое свиданіе съ мистеромъ Старки наканун, какъ онъ докладывалъ ему о своихъ стараніяхъ получить какія-нибудь опредленныя свднія о Байвел, которыя однако ничего не дали кром голословныхъ заявленій, что Байвель очень умный малый, по однимъ — ‘кутила’, по другимъ — ‘сорви-голова’, по отзывамъ третьихъ — отличнйшій малый, хотя и самъ-себ врагъ, какъ принципалъ его поблагодарилъ его за хлопоты, и сказалъ, что вполн удовлетворенъ, но въ то же время имлъ такой видъ, будто этотъ вопросъ еще продолжалъ его тревожить.

Филиппъ завтракалъ съ мистеромъ Старки и его семействомъ,— въ первый разъ удостоился онъ этой чести — и, вернувшись домой, засталъ Грэсъ разодтой, натягивающей лайковыя перчатки лимоннаго цвта и умирающей отъ нетерпнія поскорй отправиться въ Carlton Grove, какъ назывался домъ мистера Берггауза. Текла, Эмилія и Германъ постили ее въ это утро на возвратномъ пути изъ церкви, и она была въ восхищеніи отъ нихъ.

— Ты вроятно сейчасъ же отправишься, проговорила она въ утро описываемаго понедльника, вставая изъ-за стола и подходя къ окну.

— Неужели ты здишь въ городъ на крыш одного изъ этихъ омнибусовъ? Какъ смшно!

— Да, мн пора,— отвчалъ онъ, также вставая.

— О,— продолжала Грэсъ, не отрываясь отъ окна,— вотъ эта хорошенькая двушка, которую я замтила вчера утромъ, когда сидла здсь у окошка и собиралась идти въ церковь. Она вышла изъ сосдняго дома, вроятно съ сестрой. Сестра совершенная красавица, хотя лицо ея мн не нравится, но маленькая смотритъ и хорошенькой и доброй. Взгляни на нее, Филь, не знаешь ли, кто он такія?

Филиппъ заглянулъ черезъ ея плечо и увидлъ двушку, о которой сказалъ Герману: ‘эта еще ходитъ въ школу’, младшую изъ двухъ, пріхавшихъ на извощик въ пятницу вечеромъ. Это была высокая, худенькая, стройная двушка, на видъ лтъ пятнадцати или шестнадцати.

Филиппъ разсматривалъ ее съ участіемъ, въ которомъ самъ не умлъ дать себ отчета, думая о ней все время же столько, какъ о личности, чмъ какъ о сестр той другой двушки. Она была блондинка, съ веселымъ, красивымъ, открытымъ лицомъ, блестящими волосами, блестящими глазами, все въ ней блестло, а между тмъ и глаза и губы отличались невыразимо кроткимъ и добрымъ выраженіемъ. На ней было платье изъ мягкой, срой ткани, черная косыночка на плечахъ, небольшая шляпа изъ плотной черной соломы покрывала ея свтлыя кудри. Она несла нсколько книгъ, связанныхъ ремнемъ, туалетъ ея былъ вполн законченъ, перчатки застегнуты на вс пуговицы, когда она вышла изъ дому и пошла своей дорогой. Было что-то аристократическое и изящное во всей ея вншности,— никакой небрежности. Все на ней было на мст, опрятно, въ порядк.

— Куда можетъ она идти такъ рано?— спросила Грэсъ, провожая глазами гибкую, граціозную фигуру двушки.

— Вроятно въ школу,— сказалъ Филиппъ, равнодушнымъ тономъ.

— Въ школу — очень можетъ быть. Вдь не далеко отсюда есть большая школа для двушекъ, не такъ-ли?

— Да, на Карльтонской дорог, близехонько. Толпы двушекъ туда ходить — сотни. Ихъ вчно встрчаешь на улицахъ.

— Но кто та двушка? Ты знаешь?

— Нтъ. Я видлъ, какъ он недавно пріхали на извощик. Вотъ все, что я о нихъ знаю. Он вроятно живутъ рядомъ.

— Должно быть. Ну,— вотъ и твой омнибусъ. Прощай.

Минуту спустя омнибусъ вмст съ Филмппомъ исчезъ изъ виду, а Грэсъ пришлось пробираться къ женской коллегіи, курсы которой она упросила любящаго отца и нжную мать позволить ей слушать.

Филиппъ съ крыши омнибуса вскор снова увидалъ фигуру своей знакомой незнакомки. Да, она поворачивала въ переулокъ, къ высшей женской школ, предположеніе его было врно.

— Желалъ бы я знать, кто он такія?— размышлялъ онъ. Но тутъ знакомый, сидвшій рядомъ съ нимъ, заговорилъ о другомъ, и размышленія Филиппа прекратились.

Прошло нсколько дней. Май былъ въ половин, вс уже позабыли о Троицыномъ дн, среди шума и суетни, сопряженныхъ съ возобновленіемъ занятій, частныхъ, и служебныхъ.

Грэсъ продолжала уврять брата, что она совершенно счастлива, а Филиппъ нашелъ въ ней пріятнаго товарища. Двушка изъ Іоркшира была полна жизни и энергіи, и представляла прекрасный примръ хваленой смышлености обитателей ея родного графства, обладая умной головой на своихъ юныхъ плечахъ и, вдобавокъ, любящимъ, великодушнымъ сердцемъ. Основной чертой ея характера была честность — честность въ собственныхъ слеовахъ, дйствіяхъ и намреніяхъ, поклоненіе чужой честности, способность, такъ-сказать, чутьемъ угадывать нечестность во всхъ ея видахъ и горячая, неподдающаяся ни на какіе компромиссы ненависть къ ней, которая, какъ уврялъ ее Филиппъ, въ сущности составляла довольно непріятное свойство. Но онъ улыбался, говоря это, и Грэсъ съ радостнымъ замираніемъ сердца сознавала, что онъ любитъ ее за эту честность и что это же качество составляетъ выдающуюся черту его собственнаго характера, что бы онъ ни говорилъ въ шутку или въ насмшку, онъ весь проникнутъ искренностью, что разъ, серьезно давъ слово, хотя-бы въ незамысловатой формул: ‘да’, ‘нтъ’, ‘сдлаю’ или ‘не сдлаю’, онъ сдержитъ, его чего бы то ни стоило, и сдержитъ не только по букв, но и по духу своего общанія.

Нсколькихъ дней было достаточно, чтобъ заставить Грэсъ убдиться, что Текла и Эмилія Берггаузъ, въ глубин души, также искренни, какъ она сама и ея братъ, и дружба развивалась съ быстротой, свойственной вообще дружб честной молодежи. Двицы Берггаузъ были неиспорчены сердцемъ, хотя ихъ воспитаніе, постоянные вызды, жизнь въ дом, двери котораго были всегда открыты и въ которомъ не переводились гости, придали ихъ манерамъ самоувренность, а ихъ обращенію нкоторую искусственность, которыя сначала озадачили и почти оттолкнули воспитанную въ деревн двушку. Но искренность, которую она вскор открыла подъ этой поверхностью, быстро плнила ее сердце, тмъ боле, что даже студентк, посщающей такую серьёзную школу, какъ женская коллегія, было очень пріятно во временамъ давать себ отдыхъ отъ занятій и принимать участіе въ общественныхъ развлеченіяхъ, какія каждый могъ найти, въ Carlton Grove. Комплиментами не пренебрегала даже особа, по словамъ ея сильно увлекавшаяся ‘Системой Логики’ Милля, и вниманіе, которое пріятели Филиппа оказывали его умной и красивой сестр, отнюдь не было ей непріятно.

Однажды утромъ, черезъ недлю съ небольшимъ посл прізда Грэсъ, шелъ проливной дождь, Филиппъ поднялся изъ-за чайнаго стола нсколько позже обыкновеннаго, и собирался въ городъ. Грэсъ снова говорила объ ихъ сосдкахъ, и Филиппъ былъ сильне заинтересованъ разговоромъ, чмъ согласился бы въ томъ признаться. По этой ли причин или нтъ, онъ опоздалъ на три минуты и, когда онъ отворилъ дверь и выглянулъ, омнибусъ уже заворачивалъ за уголъ улицы. Застегнувъ свой плащъ и раскрывъ зонтикъ, онъ ршилъ дойти пшкомъ до Карльтонской дороги и тамъ ссть въ другой омнибусъ, а, за неимніемъ его, дохать до конторы въ кэб.

Онъ шелъ по улиц съ этой мыслью въ голов и нагналъ знакомую фигуру — фигуру одной изъ двушекъ, о которыхъ толковала Грэсъ — ихъ молоденькой сосдки, посщавшей высшую школу. Сегодня, она была закутана въ длинный, срый непромокаемый плащъ. Филиппъ замедлилъ шаги. Онъ съ необъяснимымъ удовольствіемъ шелъ за нею, тогда какъ она быстро подвигалась впередъ, тщательно приподнявъ платье и обнаруживъ ботинки, показавшіяся Филиппу самой изящной и прочной обувью для дурной погоды, а также часть стройной ноги, соотвтствовавшей всей ея красивой фигур. Она шла быстро, вдругъ изъ-подъ руки ея выскользнула книга и упала, а она продолжала свой путь, ничего не подозрвая, такъ-какъ звукъ паденія былъ заглушенъ стукомъ прозжавшей телги.

Филиппъ наклонился, поднялъ книгу, и смотрлъ на нее съ страннымъ ощущеніемъ удовольствія. Это была дйствительно боле драгоцнная находка, чмъ можно было ожидать, такъ-какъ это былъ одинъ изъ ея учебниковъ, а въ школ, куда ежедневно собирается боле трехсотъ двицъ, необходимо, чтобы каждая изъ нихъ четко надписывала свое имя на своихъ книгахъ. Филиппъ, поднявъ книгу, увидалъ небольшой томикъ, переплетенный въ черный коленкоръ, съ наклееннымъ на немъ блымъ ярлыкомъ, на которомъ было отпечатано: Иркфордская высшая школа для двицъ съ надписью внизу: Мабель Ферфексъ, V-го класса. Этого мало. Надъ блымъ ярлыкомъ красовался ярко-желтый, на которомъ красными буквами было надписано: ‘ядъ’. Это былъ ярлыкъ, какіе въ аптекахъ наклеиваютъ на стклянки, содержащія опасныя снадобья.

Филиппъ Массей вскор овладлъ всми этими подробностями и твердо запечатллъ въ ум своемъ имя Мабель Ферфексъ, запомнить которое впрочемъ было не трудно. Затмъ онъ, въ нсколько шаговъ, нагналъ двушку и, приподнявъ шляпу, сказалъ:

— Извините, но вы сейчасъ уронили эту книгу.

— О,— проговорила она останавливаясь и, чисто по-женски, перебирая книги, которыя держала въ рукахъ, съ цлью убдиться, что въ числ ихъ нтъ той, которую онъ ей протягивалъ:— дйствительно уронила! Очень вамъ благодарна. Я сегодня утромъ такъ торопилась, что не успла хорошенько затянуть ихъ.

Она протянула къ ней руку, но Филиппъ замтилъ:

— Она совсмъ мокрая и грязная, такъ-какъ упала на мостовую,— онъ вынулъ платокъ и обтеръ книгу.

— О,— воскликнула Мабель Ферфексъ, улыбаясь: — какъ вамъ не жаль пачкать платокъ!

— Пустое. Если вы идете въ школу…

— Да.

— Быть можетъ, вы позволите мн нести ваши книги, путь мой лежитъ до Карльтонской дороги.

— Вы очень добры. Мн бы не хотлось васъ безпокоить,— сказала она, но Филиппъ съ улыбкой взялъ отъ нея связку книгъ, и они пошли рядомъ, направляясь къ Карльтонской дорог.

— Можно узнать, почему вы наклеили на свою французскую грамматику ярлыкъ съ надписью: Ядъ?— спросилъ онъ.

Двушка засмялась.

— Не я это сдлала,— сказала она,— а другая ученица. Ей французскіе глаголы, кажется, причиняли ей большія огорченія, и она говорила, что они для нея хуже яда. Не знаю, откуда она достала эти ярлыки, но они, кажется, очень ее радуютъ, больше чмъ радовало бы, еслибъ она справилась съ глаголами, не называя ихъ ядомъ.

Она снова засмялась, и Филиппъ замтилъ въ ея голос и рчи тоже изящество, которое поразило его въ рчахъ ея сестры, во всей ея манер было нчто аристократическое, утонченное, полное отсутствіе аффектаціи, какая-то двственная свжесть, вполн очаровательная.

— Такъ вы сами не такого дурного мннія о французскихъ глаголахъ?— спросилъ онъ.

— Я — нтъ. Мн кажется, что французскій языкъ, которому насъ здсь учатъ, подъ силу и маленькимъ дтямъ. Я могу справиться со всми нашими уроками, кром ариметики.

— Вы находите ариметику трудноватой?

— Я нахожу невозможнымъ овладть ею съ помощью моего слабаго ума. Эти ужасная задачи объ экстренныхъ поздахъ, проходящихъ столько-то миль въ часъ, и другихъ, которые отправляются вслдъ за ними и должны настигнуть ихъ въ опредленный срокъ: это ужасно!

Филиппъ засмялся.

— Эти не изъ сложныхъ. Быть можетъ, вы не любите ариметики?

— Я совершенно лишена математическихъ способностей,— съ покорностью проговорила Мабель.— Но Анджела говоритъ, что я должна заниматься ариметикой усердне всего, если хочу получить аттестатъ, а этого ужъ непремнно надо добиться.

— Анджела,— повторилъ Филиппъ, медленно произнося это мня, ради удовольствія произнести его. Анджела и Мабель Ферфексъ это не иркфордскія имена, какъ он сами — онъ былъ въ этомъ совершенно увренъ — не иркфордскія жительница.

— Сестра моя, хочу я сказать. Вы — джентльменъ, живущій рядомъ съ нами. А кто дама съ темными глазами, такая красивая, ваша сестра?

— Да, это моя сестра Грэсъ,— сказалъ Филиппъ, втайн сильно польщенный тмъ, что они съ Грэсъ обратили на себя вниманіе и послужили предметомъ размышленій, по крайней мр одной изъ миссъ Ферфексъ — быть можетъ, также и другой.

— Я такъ и думала. Иногда она ходитъ въ коллегію въ т же часы, какъ я въ школу. О,— продолжала Мабель, завидвъ омнибусъ, въ которой Филиппъ и не пытался ссть,— какъ бы я желала прохаться на крыш омнибуса!

— Право? Неужели вы считаете этотъ способъ передвиженія пріятнымъ?

— Нтъ, не то. Но я никогда не здила въ омнибус.— Слова эти многое сказали Филиппу.

— Анджела находитъ ихъ ужасными, но она принуждена иногда здить въ нихъ къ ученицамъ, которыя живутъ совсмъ за городомъ.

— Ученицы!— повторилъ Филиппъ.

— Да. Она даетъ уроки музыки очень многимъ двушкамъ въ высшей школ, у нея есть и другія ученицы за городомъ. Къ нимъ ей приходится здить въ омнибусахъ.

— Понимаю,— сказалъ Филиппъ, сильно желавшій предложить нсколько вопросовъ, но инстинктивно чувствовавшій, что сдлать это значило-бы злоупотребить ея доврчивостью. Она невольно высказала, что он бдны. Дорого бы онъ далъ, чтобы знатъ, всегда он жили въ бдности.

— Такъ это игру и пніе вашей сестры я часто слышу? спросилъ онъ, ршаясь предложить этотъ вопросъ, какъ вполн безопасный.

— Да. Неправда ли, что она хорошо играетъ и поетъ? Только она говорить, что стоить давать уроки, чтобы совсмъ разлюбить музыку. Не знаю, мн кажется, что если любишь музыку, ни за что отъ нея не отстанешь.

Тмъ временемъ они дошли до Карльтонской дороги, и въ ту самую минуту, какъ Филиппъ задавался вопросомъ, многія ли учащіяся двушки такъ думаютъ и такъ выражаютъ свои мысли, она обратилась къ нему, проговоривъ:

— Благодарю васъ, что вы несли моя книги, но больше я васъ безпокоить не буду.

Онъ передалъ ихъ ей, чувствуя, что хотя онъ и высокій молодой человкъ двадцати шести лтъ, а она пятнадцати или шестнадцати-лтняя двочка,— его самомъ ршительнымъ образомъ ‘отпустили’. Мабель съ привтливой улыбкой и исполненнымъ достоинства, хотя и ласковымъ поклономъ, пожелала ему добраго утра и продолжала свой путь.

Онъ слдилъ за нею, пока она не исчезла за воротами школы, кликнулъ извощика, и въ теченіи всей дороги сидлъ, уставившись на свой мокрый зонтикъ, погруженный въ соображенія и предположенія касательно прошлаго, настоящаго и будущаго своихъ сосдокъ.

— Анджела Ферфаксъ!— повторилъ онъ про себя.— И она даетъ уроки музыки, и у ней такая чудесная сестренка. Что она за славная, блестящая, благовоспитанная маленькая лэди! Такая истая лэди! думалъ Филиппъ, приподнявъ брови.— Клянусь, она должна представлять рзкій контрастъ съ нкоторыми изъ своихъ подругъ.

Погруженный въ размышленіи объ этомъ, онъ дохалъ до конторы.

Глава V.— Анджела.

— Чтожъ, Филиппъ, неужели ты не готовъ?

Голосъ Грэсъ такъ прервалъ его мечты однажды вечеромъ въ начал іюня. Очнувшись и поднявъ голову, онъ увидалъ сестру въ красивомъ сромъ плать, съ разбросанными по немъ пунцовыми бантами, она надвала перчатки и, очевидно, была во всеоружіи.

— Готовъ? Что такое случилось? Куда ты дешь?— спросилъ онъ, встрепенувшись и закрывая книгу, надъ которой, повидимому, мечталъ.

— Что у тебя за память! или врне, какъ она у тебя коротка! Неужели ты забылъ, что сегодня у Берггаузовъ нчто въ род вечера, и мы недлю тому назадъ общали быть? Будутъ танцы, и я такъ люблю танцовать. Такъ собирайтесь, сэръ!

Филиппъ встряхнулся и одлся съ возможной быстротой, не столько потому, что желалъ хать, сколько потому, что не хотлъ лишить удовольствія неутомимую и оживленную Грэсъ, любовь которой къ танцамъ и всякаго рода празднествамъ все возростала, и которая, насколько могъ замтить Филиппъ, была еще очень далека отъ пресыщенія.

Когда онъ собрался, они вышли, нашли кэбъ на углу и покатили въ Carlton Grove.

Такъ называемые ‘субботніе вечера’ въ этомъ дом были очень веселые и пользовались заслуженной извстностью въ обширномъ круг друзей и знакомыхъ семьи Берггаузовъ. Приглашеній не разсылалось, но всмъ было извстно, что въ субботу вечеромъ, круглый годъ, домъ открытъ для всхъ друзей, желающихъ постить его, если гостей собиралось достаточно, устраивались танцы въ большой комнат, отдланной подъ бильярдную, но которую семейство Берггаузовъ издавна посвятило боле общему развлеченію. Текла держалась своеобразныхъ взглядовъ на бильярдную игру, которую находила приличной въ дом человка неженатаго, или гд было много мужчинъ, но которую считала необходимымъ искоренять тамъ, гд преобладали женщины, какъ враждебную ихъ интересамъ.

— Это развиваетъ въ братьяхъ ужасный эгоизмъ,— говаривала она.— Они запираются съ своимъ бордо и сигарами и постоянно приглашаютъ ‘человкъ двухъ’ провести вечеръ, но проводится онъ съ ними въ бильярдной, въ то время, какъ мы изнываемъ въ гостиной за романами и изящнымъ рукодльемъ.

Германъ, будучи характера мирнаго, никогда не противился этимъ порядкамъ, и, конечно, друзья, посщавшіе эти суботніе вечера, ничего не имли сказать противъ нихъ.

Человкъ двнадцать или четырнадцать гостей уже собралось, когда Филиппъ съ сестрою пріхали, танцы уже начались. Грэсъ немедленно получила приглашеніе и вскор весело закружилась въ вихр вальса, Филиппъ стоялъ у дверей, не видя свободной дамы и не чувствуя почему-то желанія танцовать.

Текла Берггаузъ подошла къ нему. Она была ‘свжа какъ утро, прекрасна какъ май’ въ своемъ бломъ плать съ голубыми лентами, съ своими блестящими волосами.

— Миссъ Берггаузъ! я воображалъ, что вы танцуете.

— Нтъ, я усаживала родителей и ихъ друзей за карты. Кром того,— великодушно прибавила Текла,— я поставила себ за правило, какъ старшая, никогда сейчасъ же не начинать танцовать. Я считаю своей обязанностью въ моимъ гостямъ — пристроить ихъ всхъ.

— Весьма похвально! Но такъ какъ вс, кром васъ, уже танцуютъ, не сочтете ли вы возможнымъ пожертвовать мн концомъ этого вальса?

— Нтъ, мистеръ Массей, не сочту,— спокойно замтила Текла, садясь и указывая на стулъ рядомъ съ нею.— Вы обыкновенно не удостаиваете играть роль, но вы впадаете въ этотъ грхъ, приглашая меня танцовать съ вами теперь. Вы вовсе не желаете танцовать.

— Ахъ, дорогая миссъ Берггаузъ, неужели вы не думаете, что было бы ужасно, еслибъ вс на вечер…

— Представляли такія пустыя возраженія, какъ т, которыя я представила? Конечно, это было бы ужасно! Но мн всегда казалось, что съ вами я могу говорятъ откровенне, чмъ съ другими. Я думала, что вы не любите притворства.

— Я дйствительно не люблю его,— серьёзно сказалъ Филиппъ.— Я только шутилъ, говоря это. Вы были мн такимъ добрымъ другомъ, миссъ Берггаузъ, вы такъ добры къ Грэсъ…

— Полноте, я такъ люблю Грэсъ, а что до моей доброты къ ней, это выраженіе неподходящее, едва ли она нуждается въ людской доброт. Какъ хороша она сегодня!

Вальсъ кончился. Филиппъ подалъ Текл руку и предложилъ пройтись по саду.

— Съ удовольствіемъ,— сказала она, выходя съ нимъ въ залу.— Кстати, мистеръ Массей, сегодня здсь будутъ дв мои пріятельницы, съ которыми я желала бы познакомить Грэсъ, такъ какъ он живутъ рядомъ съ вами, и… а, да вотъ и он!

Она высвободила свою руку изъ-подъ его руки и пошла на встрчу двумъ особамъ, поднимавшимся по лстниц. Филиппъ стоялъ въ зал и наблюдалъ. Особы были высокія и стройныя, одна брюнетка, другая блондинка. Когда он вошли и стали разговаривать съ Теклой, молодой человкъ чуть не протеръ себ глазъ, такъ велики были его удивленіе и сомнніе. Неужели иго — да, это несомннно свтлые волосы и милое личико Мабель Ферфексъ, а та другая — глаза его мгновенно обратила на нее — да, онъ тотчасъ же узналъ это прекрасное лицо, блдное, съ какой-то молочной близной, бархатными глазами, съ изогнутыми рсницами, низкимъ, блымъ лбомъ, и спускавшимися на него волнами темныхъ, отъ природы вьющихся волосъ. Какъ она была прекрасна! Вмсто того, чтобъ уйти, онъ стоялъ точно пригвожденный къ мсту, наблюдая за ними съ серьёзнымъ, горячимъ участіемъ. Он, казалось, не гадали его. Текла говорила очень быстро.

— Какъ я рада, что вы пріхала! Я ужъ начинала думать, что вы намъ измните, и мн это было бы такъ досадно, потому что миссъ Массей здсь, и…

Филиппъ, продолжавшій смотрть на группу двушекъ, положительно встртилъ въ эту минуту долгій, повидимому, случайный взглядь прекрасныхъ глазъ.— Боже, подумалъ онъ, что за глаза! Взглядъ этотъ заставилъ сердце его биться, онъ ничего не сознавалъ, кром надежды, что Текла вспомнитъ, что у Грэсъ есть брать, я представитъ его. Текла такъ и сдлала.

— Миссъ Массей, о которой я говорила вамъ, она живетъ рядомъ съ вами, съ братомъ, и большая моя пріятельница.— Трехдневнаго знакомства съ симпатичной ей особой было для Теклы вполн достаточно, что бы превратить эту особу въ ‘большую пріятельницу’ — Мн хочется познакомить васъ съ нею, а пока позвольте представить вамъ ея брата.

Все тріо, обернулось, и Филиппъ слова удостоился продолжительнаго, чарующаго взгляда.

— Мистеръ Массей, миссъ Ферфексъ, миссъ Мабель Ферфексъ — наши старые друзья, только-что поселившіеся въ Иркфорд.

Филиппъ поклонился глубокимъ, продолжительнымъ поклономъ, стараясь продлить его частью и потому, что вдругъ почувствовалъ, что лишился употребленія языка.

Мабель молчала, но на щекахъ ея обозначились ямочки, а глаза смялись. Миссъ Ферфексъ заговорила, сказавъ:

— Я нсколько разъ видла и мистера Массей и сестру его проходящими мимо нашей квартиры.

— Пойдемте же отыскивать сестру его,— сказала Текла.— Пройдемъ ли мы въ гостиную, или… о, мистриссъ Ли!

Она пошла на встрчу цлой групп вновь прибывшихъ гостей, а Филиппъ остался одинъ при обихъ миссъ Ферфексъ.

— Не теряли ли вы еще книгъ со времени нашего послдняго свиданія?— ничего другого Филиппъ придумать не могъ, въ вид вступительнаго замчанія.

— О, нтъ!— сказала Мабель, засмявшись.— Это мастеръ Массей несъ мои книги тогда — помнишь, Анджела?

— Мн кажется,— начала Анджела, но тутъ Луиза, младшая дочь мистриссъ Берггаузъ, прибжала, и съ радостными восклицаніями объявила, что Мабель ея собственность. Он исчезли, а Текла продолжала принимать вновь прибывавшихъ.

— Не прикажете ли провести васъ въ гостиную?— спросилъ Филиппъ, предлагая миссъ Ферфексъ руку.

По лицу ея промелькнула печальная, но прелестная улыбка, и она проговорила, поднявъ на него глаза съ молящимъ видомъ, заставлявшимъ невольно подумать: ‘Какъ прекрасна и какъ безпомощна’.

— Благодарю, если васъ это не затруднитъ.

Отвтъ, посл того молящаго взгляда, могъ показаться нсколько банальнымъ, но Филиппъ ничего не видалъ, кром ея магическихъ глазъ, ничего не слыхалъ кром ея патетически мягкаго голоса.

Они прошли въ гостиную, до половины наполненную гостями.

— Знаете вы кого-нибудь здсь?— спросилъ Филиппъ.

— Ни единой души, кром хозяевъ. Я въ Иркфорд никого не знаю.

— А какъ вамъ нравится нашъ городъ?— снова спросилъ окъ.

Они теперь сидли въ уголк на диван. Миссъ Ферфексъ покачала годовой съ той же грустной, плнительной улыбкой и, медленно поднявъ глаза, проговорила со вздохомъ:

— Мн онъ не нравится. Я должна стараться привыкнуть къ нему, такъ какъ мн, вроятно, придется провести здсь остатокъ моей жизни, а я слыхала, что неблагоразумно не дорожить кускомъ хлба, хотя бы то была сухая корка,— прибавила она въ полголоса.

— Остатокъ вашей жизни?— повторилъ Филиппъ, тотчасъ же ршилъ, что она невста человка, у котораго въ Иркфорд дла. Почему онъ раньше не подумалъ о таоой очевидной возможности?

— Да, остатокъ моей жизни. Посл такихъ несчастій, какія я перенесла, всякій пріютъ покажется дворцомъ, за него держишься, его боишься потерять.

Филиппъ взглянулъ на нее съ почтительнымъ сочувствіемъ, при этихъ таинственныхъ словахъ въ немъ загорлось любопытство, поклоненіе и состраданіе. Онъ совершенно не сознавалъ, что смотритъ на миссъ Ферфексъ гораздо пристальне и доле, чмъ это вообще считается приличнымъ посл десятиминутнаго знакомства. Но какъ было воздержаться, когда этотъ милый и грустный голосъ звучалъ въ его ушахъ, когда это прекрасное, блдное лицо, эти таинственные, глубокіе глаза, этотъ задумчивой, низкій, блый лобъ, постепенно были обращены къ нему? Ея голосъ, ея взгляды, самая ея близость, какъ-то странно, внезапно, безотчетно очаровывали его, очарованіе это скорй напоминало опьянніе, дйствіе какого-нибудь всесильнаго элексира, чмъ сближеніе съ обыкновенной смертной женщиной.

— Что бы ни случилось въ прошломъ, я увренъ, что вы не обречены прожить въ Иркфорд всю жизнь,— сказалъ онъ, хотя полъ-часа тому назадъ обречены не показалось бы ему подходящимъ выраженіемъ для характеристики жизни въ Иркфорд.

Снова улыбнулась она странной, печальной улыбкой, медленно покачала головой и подняла глаза.

— Объ этомъ не слдуетъ говорить,— сказала она.— Давно они танцуютъ?

— Кажется, только начинаютъ. Могу я надяться имть удовольствіе тавцовать съ вами, миссъ Ферфексъ, если вы не ангажированы?

— Я ангажирована! Кто же бы сталъ ангажировать меня?

— Всякій, кто имлъ бы на то возможность, я полагаю,— твердо сказалъ Фелтъ.— Но со мной-то можно? Надюсь, что вы любите танцы?

— Съ удовольствіемъ. Я страстно любила вальсъ въ былые дни,— сказала Анджела.

— Такъ можно просятъ васъ на слдующій вальсъ?

— Съ удовольствіемъ,— повторила миссъ Ферфексъ съ печальной кротостью, окидывая глазами комнату.— А вы кого-нибудь здсь знаете?— прибавила она.

— Да, большинство, иныхъ лично, а другихъ по имени,

— Такъ скажите мн, кто этотъ господинъ съ круглымъ лицомъ и начинающими сдть волосами, который стоитъ на той сторон комнаты и смотритъ на насъ?

Филиппъ взглянулъ, не особенно стремясь наблюдать за кмъ-нибудь или чмъ-нибудь, кром ея самой.

Человкъ, соотвтствовавшій ея описанію, дйствительно смотрлъ за нихъ. Наружность его была самая обыкновенная, лицо его имло слишкомъ добродушное выраженіе, чтобы быть совершенно вульгарнымъ, но онъ несомннно не отличался ни изящной вншностью, ни изящными манерами. Лицо его было круглое, въ глазахъ замчалась проницательность, выдающаяся нижняя губа намекала на ршительный характеръ. Онъ серьезно и съ участіемъ наблюдалъ за Анджелой и Филиппомъ, онъ долженъ былъ видть продолжительный, преданный взглядъ послдняго и страшныя oeillades первой, не находясь въ душевномъ состояніи Филиппа по отношенію къ миссъ Ферфексъ, автору боле ничего не остается, какъ описывать взгляды и движенія этой молодой особы языкомъ вншняго міра,— но зрлище это не вызывало на его лиц насмшливаго, презрительнаго или проницательнаго выраженія, а только выраженіе спокойнаго, но положительнаго участія.

— Этотъ,— проговорилъ Филиппъ слегка улыбаясь.— О, это старый чудакъ, который, получивъ приглашеніе на одинъ изъ этихъ субботнихъ вечеровъ, съ тхъ поръ аккуратно посщаетъ ихъ. Никто не понимаетъ, зачмъ онъ здитъ, разв, какъ увряетъ миссъ Берггаузъ, высматриваетъ себ жену въ числ ея пріятельницъ.

— Жену! Разв онъ не женатъ?

— Нтъ, онъ богатый старый холостякъ, кажется торгующій хлопчатой бумагой.

— Забавно, какъ же его зовутъ?

— Джорджъ Фордисъ. Бдный старикашка! Мн часто бываетъ жалко его, но я думаю, что онъ страшно скученъ.

— А,— съ улыбочкой промолвила Анджела, такимъ тономъ будто узнала все, что ей требовалось, о мистер Фордис.

Въ эту минуту таперъ заигралъ кадриль. Филиппъ, наскоро извинившись передъ миссъ Ферфексъ, бросился розыскивать Теклу Берггаузъ. Наконецъ онъ нашелъ ее и, благодаря не вполн приличной торопливости, усплъ предупредить другого молодого человка, который также было направлялся въ ней.

— Миссъ Берггаузъ,— сказалъ Филиппъ, наклоняясь къ ней,— моту ли я проситъ васъ? Лицо его горло, глаза блестли, онъ былъ очень красивъ и, казалось, жаждалъ милости, о которой просилъ. Текла взглянула на него, разъ, другой и проговорила самымъ обыкновеннымъ тономъ:

— Съ большимъ удовольствіемъ, это кадриль, кажется?

Она встала, взяла предлагаемую ей руку, и они направилась къ бывшей бильярдной, но остановились въ вал.

— Миссъ Бергтаузъ, не сочтите меня слишкомъ любопытнымъ или дерзкимъ, во скажите, кто такая миссъ Ферфексъ? Что он съ сестрой, испытали большія несчастія?

Текла снова взглянула на него и увидала оживленный взглядъ, раскраснвшееся, возбужденное лицо. Сумерки ли были причиной перемны, происшедшей въ ней, или ея свжія щечки слегка поблднли?

Она прислонилась къ столу, стоявшему посреди комнаты, и играла лежавшимъ на немъ костянымъ ножомъ, отвчая:

— Я легко могу сообщить вамъ всю изъ біографію. Отецъ ихъ былъ священникъ, достопочтенный Джонъ Феликсъ Ферфексъ, викарій въ Ненсайд, гд еще такое прекрасное, старое аббатство. Мать ихъ была аристократка и умерла много лтъ тому назадъ. Воспитывались он въ тиши, но, какъ вы сами могли убдиться, воспитаніе получили самое изысканное. Отецъ ихъ былъ очень ученый человкъ и большой любитель всякаго рода художественныхъ и дорогихъ вещей. Онъ потратилъ множество денегъ на картины, венеціанскія зеркала, медали, вазы, всякую всячину, и когда умеръ, года полтора тому назадъ, он остались въ самомъ жалкомъ положеніи. У нихъ есть маленькія средства, очень, очень маленькія, такія, что на нихъ не прожитъ и одному человку. У старшей, Анджелы, большой талантъ къ музык, я потомъ попрошу её спть.

— О, благодарю васъ!— горячо проговорилъ Филиппъ, причемъ тубы Текли слегка сжались и она продолжала:

— Ея талантъ усердно развивали. Нсколько времени посл смерти отца он жили среди всевозможныхъ лишеній и огорченій, сначала у однихъ родственниковъ, потомъ у другихъ, пока, наконецъ, старый другъ ихъ отца не доставилъ Анджел мста учительница музыки въ высшей школ, и кром того нсколькихъ частныхъ уроковъ. Если она захочетъ трудиться, ей можетъ житься очень хорошо.

— Но какая разница съ ея прежней жизнью!— грустно прошепталъ Филиппъ.

— Конечно,— тмъ же положительнымъ тономъ отвчала Текла,— но ей очень посчастливилось тмъ, что она такъ скоро и такъ выгодно пристроилась. Мабель, сестра ея, ходитъ въ школу. Она прелестное созданіе, маленькое совершенство веселости и кротости, а между тмъ такъ умна и даровита. Я просто ее обожаю.

— Но миссъ Ферфексъ,— началъ Филиппъ.

— Да, миссъ Ферфексъ, что-жъ вы хотли сказать о ней?

— Конечно, сестра ея прелестная двушка, но ей никогда не сравняться съ миссъ Ферфексъ ни въ чемъ.

— Анджела взрослая, Мабель двочка, ихъ и сравнивать нельзя,— былъ отвтъ Теклы.— Мы давно ихъ знаемъ. Папа зжалъ на рыбную ловлю въ Ненсайдъ, и черезъ это мы съ ними познакомились. Я только на дняхъ узнала, что он здсь, такъ близко отъ насъ да и отъ васъ также.

— И съ вашей обычной добротой вы сжалились надъ ними, какъ сжалились надо мной и надъ Грэсъ,— сказалъ Филиппъ, въ глазахъ котораго, устремленныхъ на лицо Теклы, загорлся лучъ непритворнаго удивленія и искренней симпатіи.

— Пустяки! Какъ вы думаете, будетъ ли Грэсъ дйствительно пріятно познакомиться съ нею?

— Я въ этомъ совершенно увренъ.

— Прекрасно! Я ихъ познакомлю. Знаете ли вы, мистеръ Массей, что мы такъ здсь заболтались, что кадриль кончилась?

— Не можетъ быть!— сказалъ Филиппъ, поднимая голову, и слишкомъ озабоченный, чтобы замтить долгій и пытливый взглядъ, какимъ удостоила его Текла.

Выраженіе лица ея становилось все холодне по мр того, какъ взглядъ становился продолжительне. Съ довольно жесткой усмшкой, выслушала она его, когда онъ забормоталъ, что на слдующій танецъ ангажировалъ миссъ Ферфексъ, надо отыскать, и съ этимъ оставилъ ее.

Анджела по прежнему на томъ же диванчик, а подл нея помщался мистеръ Фордисъ, тотъ самый, что смотрлъ за нихъ и о которомъ они говорили. Миссъ Ферфексъ собиралась-было удостоить своего собесдника однимъ изъ своихъ долгихъ и загадочныхъ взглядовъ, какъ вдругъ увидала приближавшагося Филиппа, и взглядъ началъ подниматься все выше и выше, пока не встртился съ его взглядомъ и уже не отрывался отъ него, только сталъ вопросительный, точно будто она недоумвала, что снова привело ere къ ней.

— Кажется, вашъ танецъ, миссъ Ферфексъ,— сказалъ Филиппъ, игнорируя мистера Фордиса такъ, какъ еслибъ онъ вовсе не существовалъ.

— Нашъ!— повторила она, вздрогнувъ.— Разв я общала танцовать? Я, должно быть, забыла.

Она, однако, встала, взяла руку Филиппа, но уходя, сначала обернулась къ мистеру Фордису и тихимъ, кроткимъ голосомъ спросила свой веръ, который онъ держалъ въ рукахъ.

Онъ ей подалъ его, быть можетъ, милый взглядъ имлъ свою прелесть и для пожилого мистера Фордиса, также какъ и для Филиппа Массей. Послдній повелъ свою даму въ танцовальную залу, гд только-что начинали вальсировать.

По окончаніи танца, Текла, врная своему слову, воспользовалась случаемъ, чтобы познакомить двицъ Ферфексъ и Грэсъ Массей, Филиппъ, стоявшій тутъ же, тревожно слдилъ за происходившимъ, особенно за обращеніемъ сестры своей, Грэсъ. Грэсъ, какъ долженъ былъ замтить читатель, отличалась необыкновенно откровеннымъ характеромъ, и Филиппъ, наблюдавшій за нею и знавшій ея различныя мины, почувствовалъ горькое разочарованіе, замтивъ холодное, неотзывчивое выраженіе, промелькнувшее на лиц ея, когда Анджела Ферфексъ съ однимъ изъ своихъ самыхъ меланхолическихъ взглядовъ, и самой сладкой улыбкой, проговорила нсколько словъ, которыхъ Филиппъ не разслышалъ, и протянула руку, какъ ему показалось, съ очаровательной, робкой граціей.

Что же думаетъ Грэсъ?

Филиппъ не замтилъ, что хотя Текла говорила любезныя слова, голосъ ея звучалъ рзко, что хотя губы ея улыбались, глаза отливали стальнымъ блескомъ и были холодны, какъ ледъ. Его сильно интересовало обращеніе сестры и Анджелы, и глаза его переходили съ лица одной на лицо другой, пока, наконецъ, окончательно не остановились на лиц Анджелы, отъ котораго не отрывались до той минуты, какъ онъ замтилъ, что съ устъ его неожиданно дорвался вздохъ, сердце забилось и онъ подумалъ — ничего другого и на умъ не шло: ‘Какъ она прекрасна! Какъ прекрасна!’

Остатокъ вечера онъ провелъ, наблюдая за миссъ Ферфексъ, слушая ея пніе. Каковъ бы ни былъ ея врожденный талантъ или музыкальный вкусъ, Анджела Ферфексъ имла слишкомъ хорошихъ учителей, чтобы пть пустяки. Голосъ ея былъ необыкновенно хорошъ, а вокальная музыка, также какъ и инструментальная, иметъ ту особенность, что если исполнитель держитъ тактъ, не сбивается съ тону, да соблюдаетъ условныя модуляціи, восторженный слушатель всегда можетъ найти страсть, выраженіе, глубину — все то, что онъ ощущаетъ въ собственномъ сердц въ этихъ звукахъ.

Такъ было и съ Филиппомъ въ этотъ вечеръ. Пока она пла, онъ почти закрылъ глаза и слушалъ въ какомъ-то оцпенніи. Когда она кончила, онъ снова открылъ ихъ и увидалъ, что она окружена цлой группой поклонниковъ, умолившихъ ее еще что-нибудь сптъ. Она украдкой бросила взглядъ въ его сторону, и, казалось, съ упрекомъ спрашивала:

— Отчегоже, вы-то тамъ сидите, и держитесь въ сторон?

Когда вечеръ кончился, Анджела и ея сестра и Филиппъ съ сестрою возвратились домой вмст, при свт луны и фонарей, по прозаическимъ улицамъ предмстья, которыя прежде одному изъ членовъ этого маленькаго общества казались такими банальными, а отнын никогда уже не покажутся такими.

Глава VI.— Соображенія Анджелы за и противъ.

По истеченіи іюля мсяца въ иркфордскихъ школахъ и коллегіяхъ настаютъ каникулы и происходить настоящее переселеніе учителей, учащихся и родителей на озера, на морской берегъ, на континентъ или въ деревню, ‘куда-нибудь, на городъ’, подальше отъ его пыли, дыма, невыносимой, удушливой жары, отъ грохота телгъ и омнибусовъ, отъ мрачныхъ улицъ, если можно, то въ поля, или на прекрасный морской берегъ, мы туда, гд есть и прохладныя озера и величавыя горы.

Съ наступленіемъ августа Иркфордъ обыкновенно пустетъ, скверы пусты, въ лавкахъ мало покупателей, молодыя особы за прилавкомъ сидятъ печально опустя голову и смотрятъ вялыми, блдными, какъ и всякое живое существо среди вредной для здоровья городской жары.

Было начало августа того года, къ которому относится мое повствованіе. Былъ понедльникъ, въ банк былъ праздникъ. Жара въ город стояла невыносимая, ни единаго облачка на голубомъ неб, ничего кром дыма въ вид темно-коричневаго савана, окутывающаго Иркфордъ, дыма, сквозь который солнце свтило не мигая, похожее на полу-расплавленный мдный шарь.

Жара, жара повсюду! Жара въ громадныхъ складахъ, въ темныхъ и пыльныхъ конторахъ, жара на каменной мостовой скверовъ, на узкихъ улицахъ. Всего жарче, быть можетъ, въ плохо построенныхъ домахъ предмстья, съ ихъ неуклюжими шторами, тонкими стнами и дурно запирающимися окнами.

Въ гостиной, нанимаемой Анджелой и Мабель Ферфексъ, он об сидли въ это знойное утро, шторы были спущены отъ солнца, окна заперты отъ пыли, а между тмъ было жарко, душно.

— Какой ужасъ!— восклицала миссъ Ферфексъ съ дивана, на которомъ лежала, слабо помахивая веромъ, лицо ея, отъ сильной жары, отличалось боле мраморной блдностью, чмъ когда-либо. Природа въ этомъ отношеніи гораздо милостиве къ инымъ изъ своихъ дтей, чмъ къ другимъ, и, какъ всегда, своенравна и капризна въ раздач своихъ милостей. Такъ, напримръ, невыносимая жара не заставляла краснть лицо Анджелы Ферфексъ или Филиппа Массей — скорй она длала ихъ красиве прежняго, но дйствіе ея на наружность мистера Фордиса было по истин печально.

— Какой ужасъ!— повторила Анджела.— Если здсь хоть на половину также холодно зимой, какъ жарко лтомъ,— я умру.

Никакого отвта отъ Мабель, сидвшей у средняго стола и своими проворными пальчиками искусно гарнировавшей соломенную шляпу чернымъ газомъ, занятіе, отъ котораго при настоящей температур у нея липли руки,— она однако не жаловалась ни на жару, ни на что другое. Ея милое личико было блдне прежняго, глаза какъ будто потемнли и смотрли печально, во всей поз ея сказывалась апатія утомленія.

— Когда я вспомню нашъ домъ, Ненсайдъ, садъ, это становится невыносимымъ, я готова кричать!— продолжала миссъ Ферфексъ, имвшая привычку длать особенное удареніе на послднемъ слов своихъ замчаній.

— Безъ всякаго сомннія, теперь въ Ненсайд пріятно,— согласилась ея сестра.

— Пріятно! Я думаю. О, какую несчастную жизнь я веду! Какъ я ненавижу, презираю ее! Трудъ и рабство въ теченіи цлаго дни, всей недли. Изъ-за чего? Изъ-за куска хлба! И я, миссъ Ферфексъ дошла до такого положеніи!

— Дорогая Анджела, вс къ намъ были очень добры. Право, мн кажется, у насъ бездна друзей, посмотри, сколько у тебя ученицъ.

— Вульгарныя чучелы! Дти лавочниковъ, диссидентовъ, дти всякихъ ужасныхъ людей.

— Не могу сказать, чтобъ я находила ихъ такими вульгарными.

— Ты безнадежно предана всему низменному и ужасному.

— Неужели!— сорвалось у Мабель, она подняла голову, глаза ея сверкали, щеки горли, губы раскрылись, чтобъ отвчать на это милое замчаніе. Потомъ она ихъ крпко сжала, и, снова склонившись надъ работой, молчала, ограничиваясь этимъ однимъ, неудержимымъ: ‘Неужели’.

— Въ какое время начнется этотъ удивительный праздникъ?— былъ слдующій вопросъ Анджелы.

— Они должны зайти за вами въ половин одиннадцатаго, а теперь половина десятаго.

— Въ половин одиннадцатаго! Какъ вспомнишь, что въ такой день отправляешься на пикникъ. Къ тому же въ банк праздникъ! Весь городъ будетъ на улиц, и мы будемъ имть видъ труппы акробатовъ. Что до меня, я не вижу никакой прелести въ подобныхъ экскурсіяхъ.

— Зачмъ же хать, если ты думаешь, что это тебя утомитъ и что ты проскучаешь?

— Какъ ты смшна! Понятно, я должна хать. Что бы я стала длать здсь цлый день? Будетъ два-три человка кром насъ съ тобой. Удивительно, право, какъ люди могутъ другъ другу надость!

— Благодарю за комплиментъ.

— Должна же ты признать Мабель, что едва ли ты для меня общество — ты.

— Нтъ, я полагаю, что нтъ. Можно быть полезной, въ качеств модистки, не будучи подходящимъ обществомъ дли своихъ закащицъ.

— О точно будто я на это намекала! Какія ужасныя вещи ты говоришь. Ты знаешь, что я хочу сказать. Ты ребенокъ.

— Я думала, что дти всего лучше другъ съ другомъ ладятъ,— кротко замтила Мабель, углы губъ которой какъ-то странно приподнялись.

— Что? По крайней мр сегодня одно человческое существо позабавить меня нсколько боле, чмъ мои обожаемыя ученицы и ихъ очаровательные родители.— Мабель не отвчала, но ее тонкія брови сжались, Анджела продолжала, боле любезнымъ тономъ, какъ человкъ вызывающій на вопросы или комментаріи:

— Бдный мистеръ Массей!

На это она также не получила отвта, но лицо Мабель горло, и она съ нетерпніемъ дернула шляпу, которую отдлывала.

— Онъ, право, долженъ быть очень добрый малый, несмотря за свою непріятную сестру,— продолжала Анджела тономъ разсужденія.

— Если ты говоришь о Грэсъ, я вовсе не нахожу ее непріятной.

— Быть можетъ, она съ тобой иначе себя держитъ, но имй ты несчастіе прожить на свт двадцать-два года и быть предметомъ поклоненія ея брата, она вроятно наградила бы и тебя своими грубостями. Право смшно смотрть, какъ эти сестры ревнуютъ своихъ взрослыхъ неуклюжихъ братьевъ. Он, кажется, воображаютъ, что каждая женщина, которая ихъ только встртитъ, погонится за ними. Текла Берггаузъ точно также смшна съ своимъ Германомъ, какъ будто я захочу взглянуть на такого младенца, какъ онъ!

— Вопросъ въ томъ, захочетъ ли этотъ младенецъ взглянуть за тебя. У него, кажется, и глазъ-то ни для кого нтъ, кром Грэсъ Массей.

— Грэсъ Массей!— воскликнула Анджела, вся покраснвъ.— Вотъ какъ! Какая она хитрая! Для нея это было бы великолпно, Берггаузы такъ богаты.

— Но они оба еще дти,— замтила Мабель.

— Это правда!— согласилась Анджела, снова умолкая на нкоторое время, пока она медленно не приподнялась съ дивана, проговоривъ:— пора одваться, я думаю.

— Одваться для поздки за городъ, чтобы провести цлый день въ лсу?

— Надюсь, что шляпа эта у тебя поспетъ во-время, намъ остается уже не очень много времени,— отвчала ея сестра.— Желала бы я знать,— прибавила она, остановившись въ задумчивой поз и устремивъ свои чудные глаза на зеленую скатерть, лежавшую на стол:— желала бы я знать, что люди, въ условіяхъ Филиппа Массей, получаютъ въ годъ, и какія у нихъ надежды за будущее.

— Что вамъ до того — теб, хочу я сказать?— быстро проговорила Мабель.

— Душа моя, для меня это очень важно, такъ-какъ я вполн убждена, что онъ скоро сдлаетъ мн предложеніе,— какъ взбсится его сестра! А какъ могу я дать ему какой бы то ни было отвтъ, хорошенько не уяснивъ себ этого вопроса?

— Стыдно, Анджела!— воскликнула двушка, поднявъ голову и обнаруживъ раскраснвшееся отъ гнва личико съ сверкающими глазами.— Слушая тебя, право можно…

Но Анджела съ легкимъ, веселымъ смхомъ исчезла и вскор Мабель услыхала ея шаги наверху, она одвалась для экскурсіи, которую он собирались предпринять.

— Очень мн хочется остаться,— прошептала младшая сестра, пальцы которой, несмотря на ея очевидное волненіе, ни на минуту не переставали работать.

Руки Мабель были необыкновенно ловки на всякія подобнаго рода работы, руки миссъ Ферфексъ не снисходили до такихъ низменныхъ занятій.

— Право,— говаривала она, когда желала показаться особенно любящей сестрой,— имя такую искусницу-сестру, становишься лнивой.

— Очень мн хочется не хать. Я думаю, что Анджела разобьетъ мое сердце, если будетъ такъ вести себя. Что въ нашей жизни такого, что бы могло длать ее несчастной или недовольной, чего бы она могла стыдиться? А такъ кокетничать, какъ она кокетничаетъ съ Филиппомъ Массей,— если она намрена поступить съ нимъ, какъ поступила съ Гарри Бальдвиномъ… о, никогда не забыть мн его лица въ то утро, когда папа объявилъ ему, что Анджела проситъ его возвратить ей слово! Филиппъ Массей такой преданный — онъ такъ слпо въ нее вритъ. Мн невыносимо видть, какъ его обманываютъ, но было бы еще невыносиме остаться дома и все это представлять себ.

Съ этимъ она закрпила послднюю стежку своей работы, собрала вс остатки въ корзинку и побжала на-верхъ со шляпой.

— Только десять минутъ на сборы! Вотъ твоя шляпа, Анджела,— сказала она, кладя ее на столъ, и начиная одваться.

— Неужели ты подешь въ этомъ ужасномъ, толстомъ шерстяномъ плать и тяжелой шляп?— воскликнула миссъ Ферфексъ, оживленне обыкновеннаго.

— Полагаю, что да, если не ршу вовсе не хать,— довольно сухо замтила Мабель, бросивъ почти завистливый взглядъ на легкое, блое, кембриковое платье сестры, на ея свжіе, черные бантики, сдланные исключительно ея искусными пальчиками.

— Право, Мабель, ты иногда говоришь положительно грубыя вещи. А, шляпа-то недурна, неправда-ли? Allons, qu’en dites vous, M-r Massey? и она присла своему отраженію въ зеркал.

Это былъ единственный предметъ, къ которому она относилась съ благоговніемъ, какъ впослдствіи злобно говорила Грэсъ Массей, но двушки склонны судить по наружности.

Затмъ Анджела сошла внизъ, и Мабель удалось увидать собственное лицо и судить о впечатлніи, производимомъ ‘ужаснымъ, толстымъ, шерстянымъ платьемъ и тяжелой шляпой’, которыя составляли туалетъ положительно не по сезону для пикника въ очень жаркій августовскій день.

— Не худо было бы имть блое платье и соломенную шляпу,— вздохнула Мабель:— но того, чего у меня нтъ, я надть не могу — это врно. Гд мой зонтикъ? Теперь, пожалуй, и сойти можно.

Она спустилась съ лстницы, вошла въ гостиную, по прежнему остававшуюся въ полумрак благодаря зеленымъ шторамъ, и застала тамъ Анджелу на диван, а Филиппа Массей на стул возл нея. Они обмнивались нсколькими словами въ полъ-голоса въ тотъ моментъ, когда она входила, она почувствовала, что вспыхнула.

— Здравствуйте!— сказалъ Филиппъ вставая.— Пришелъ посмотрть, готовы ли вы. Грэсъ ожидаетъ миссъ Берггаузъ и Германа.

— Такъ пойдемте теперь къ Грэсъ, этимъ мы выиграемъ много времени,— предложила Мабель.

— Мы вс вмст дойдемъ до омнибуса въ конц улицы,— сказалъ Филиппъ, казавшійся невозмутимо счастливымъ и довольнымъ, и улыбавшійся при всякомъ обращеніи къ Мабель.

— Я иду къ вамъ,— упорствовала она:— мн надо переговорятъ съ Грэсъ.

Она направилась къ дверямъ, не обращая вниманія на слабое возраженіе Анджелы на счетъ того, что слишкомъ жарко, чтобы вдругъ, собраться, а такъ какъ она избрала этотъ ршительный путь дйствій — имъ боле ничего не оставалось, какъ только послдовать ея примру.

Они такъ и сдлали, минуту спустя дйствіе было перенесено въ гостиную Грэсъ, съ поднятыми шторами, и только-что прибывшимъ, въ сопровожденія двухъ пріятелей Германа, обществомъ Бергтаузовъ, вс они громко и скоро говорили, здоровались и наконецъ отправились in corpore отыскивать омнибусъ, который долженъ былъ довезти ихъ до вокзала желзной дороги.

Глава VII.— Въ лсу.

Они вс шли по улиц подъ палящимъ солнцемъ. Тутъ были двицы Ферфексъ, Грэсъ и Филипъ Массей, Текла и Германъ Берггаузъ, ихъ младшая сестра Лула, и двое неподдающихся описанію молодыхъ людей, знакомыхъ Германа. Таковъ былъ составъ общества, воспользовавшагося чуднымъ днемъ и праздникомъ въ банк, для поздки въ Телламере, помстье миляхъ въ пятнадцати отъ Иркфорда, охотно посщаемое любителями пикниковъ и всякихъ гуляній.

Въ конц Лоуренсъ-стрита стоялъ омнибусъ, который долженъ былъ высадить общество не въ дальнемъ разстояніи отъ вокзала. Текла Берггаузъ и Грэсъ Массей, дружба которыхъ, повидимому, становилась только горяче подъ вліяніемъ времени — знакомство ихъ теперь продолжалось цлыхъ три мсяца — немного поотстали, и шли нсколько позади остальныхъ, какъ бы составлявшихъ одну большую группу, хотя Филиппъ и Анджела постоянно отдалялись отъ другихъ.

— Ршила ли ты, когда теб можно пріхать къ намъ, Текла?— спросила ея пріятельница.

— Теперь я могу пріхать, когда хотите,— отвчала миссъ Берггаузъ, свжія щеки которой нсколько поблднли и похудли съ того вечера, когда они съ Филиппомъ загадали слово: успхъ.

— Въ такомъ случа это совершенно зависитъ отъ Филиппа,— сказала Грэсъ.— Я, право, заставлю его на что-нибудь ршиться. Для меня просто непостижимо, какъ онъ можетъ жигъ здсь въ пыли и духот, когда могъ бы лежать на скалахъ за нашимъ домомъ въ Фаульгавен! Онъ сказалъ мн, что можетъ получить отпускъ, когда пожелаетъ.

Она говорила съ раздраженіемъ.

— Что-жъ, сегодня по крайней мр онъ сдлалъ надъ собой усиліе, чтобы выбраться за городъ,— замтила Текла.

— Какое это безцвтное, скромное, глупое замчаніе въ твоихъ устахъ!— почти гнвно возразила Грэсъ.— Неужели ты думаешь, что я не знаю,— продолжала она, нсколько понизивъ голосъ,— что все это значитъ? Неужели ты думаешь, что я не знаю, что мы были бы теперь дома, Филиппъ, ты и я, были бы счастливы, какъ цари въ нашемъ миломъ, старомъ саду, не будь онъ ослпленъ этой двушкой — совершенно ослпленъ! Я ненавижу ее, Текла!

— Тише!— почти со страхомъ прошептала Текла.

— Нтъ, я не стану молчать. Я ненавижу ее — эту ужасную, всюду сующуюся кокетку! Она отравила душу Филиппа, испортила его характеръ,— онъ прежде никогда не сердился, ничто не могло вывести его изъ терпнія, но вчера вечеромъ, Текла,— понижая голосъ до взволнованнаго шопота,— у насъ съ Филиппомъ произошла почти ссора, и все изъ-на нея, у насъ, которые прежде никогда въ жизни не ссорились. Не уступи я, ссора вышла бы полная. Онъ назвалъ меня ‘низкой’.

— О, нтъ, нтъ!— воскликнула Текла.

— Быть можетъ, онъ не употребилъ этого самаго выраженія, но онъ сказалъ, что чувства мои мелки, исполнены зависти, недостойны меня, что онъ никогда бы не поврилъ и пр. Но, вотъ и омнибусъ.— Он услись въ уголокъ и Грэсъ продолжала свой разсказъ, повидимому возбуждавшій въ Текл боле живое участіе, чмъ, быть можетъ, возбудило бы боле искусное повствованіе.

— Я думала, что у меня сердце разорвется,— говорила Грэсъ.— Онъ смотрлъ такимъ холоднымъ, сердитымъ, суровымъ. Онъ тогда прежде такъ на меня не смотрлъ, когда я вспомню ту женщину, что стала между нами…. Она чуть не плакала.

— Не плачь, Грэсъ, но скажи мн, не серьёзно же ты поссорилась съ нимъ?

— Нтъ. Я слишкомъ его люблю для этого. Я уступила, и просила у него прощенія.

— О, какъ я этому рада,— съ долгимъ вздохомъ облегченія промолвила Текла.

— И я даже сказала, что буду съ ней любезна сегодня, а потому, если ты увидишь себя покинутой, а меня расхаживающей съ ней подъ-ручку и все время мило улыбающейся, ты будешь знать причину, и не разсердишься, неправда ли?

— Разсердиться на тебя, изъ-за него, т.-е., я хочу сказать, нтъ, Грэсъ!

— Не будь у нея этой прелестной маленькой сестры, я бы давнымъ давно съ ней разорилась,— продолжала Грэсъ,— но она такое милое, доброе созданіе, и такъ терплива! Я иногда плакать готова, видя, какъ она ангельски выноситъ утонченный эгоизмъ сестры. ‘Анджела’! какъ же! Я знаю другое имя, которое шло бы къ ней гораздо больше.

Занятыя облегченіемъ своихъ сердецъ, он дохали до того пункта, гд должны была выйдти изъ омнибуса и отправиться на вокзалъ. Текла и Грэсъ вошли послднія, Филиппъ, стоявшій у дверецъ, чтобы высадить ихъ, шепнулъ сестр:

— Вчера вечеромъ, Грэсъ, ты мн что-то общала и не держишь своего слова.

— Ты, кажется, почти не далъ мн случая его сдержать,— отвчала она также тихо, и глаза ихъ встртились.

Между братомъ и сестрою было замчательное сходство въ наружности, манерахъ и движеніяхъ, сходство, простиравшееся даже до вспыхивавшей въ глубин ихъ темныхъ глазъ молніи гнва, до загоравшагося въ ней теплаго, любовнаго свта. Въ эту минуту они обмнялись взглядомъ примиренія, какъ бы поцлуемъ прощенія.

— Ты не будешь имть основанія повторить это, если только захочешь сдлать мн удовольствіе, милая ты моя двочка,— отвчалъ онъ тмъ же тихимъ голосомъ, а затмъ, вмсто того, чтобы снова присоединиться къ Анджел, онъ предоставилъ Грэсъ подойти къ ней, и самъ пошелъ съ Теклой Берггаузъ.

Комбинація не оказалась особенно удачной, хотя Грэсъ, въ точности исполняла условіе, по крайней мр букву его. Она мило улыбалась Анджел, также мило улыбавшейся въ отвтъ, Грэсъ нсколько времени говорила своей спутниц что-то прімятное, но даже до прибытія ихъ въ вокзалъ он уже были не одн, къ нимъ присоединился Германъ Берггузъ и одинъ изъ его пріятелей. Глаза Грэсъ метали молніи, и она повторяла въ душ:

— Она самая ужасная кокетка, какую я когда-либо видла. Если Филиппъ на минуту отойдетъ отъ нея, она не знаетъ покою, пока кто-нибудь другой не начнетъ за ней увиваться. Это постыдно, и я ненавижу ее.

‘Ненавижу’ было слово, слишкомъ часто срывавшееся съ устъ пылкой Грэсъ, но въ настоящемъ случа чувство, наполнявшее ея сердце, ближе отвчало этому понятію, чмъ когда-нибудь прежде.

Путешествіе въ Телламере было не изъ удачныхъ, хотя разговоръ не прерывался и смхъ слышался часто. Грэсъ старалась добросовстно исполнить общаніе, данное брату, но почему-то — по вин ли миссъ Ферфексъ или прочихъ двицъ — было вполн очевидно, что Анджела чаще бывала окружена мужчинами, чмъ двушками, чаще занята оживленной бесдой съ молодымъ человкомъ, чмъ съ двушкой. Филиппъ отошелъ отъ нея въ надежд вскор увидать ее и Грэсъ настолько же занятыми другъ другомъ, насколько бывали Грэсъ и Текла, но вмсто того онъ чрезъ нсколько времени уже терзался ревностью при вид Анджелы, повидимому занятой крайне оживленнымъ и интимнымъ разговоромъ съ однимъ изъ пріятелей Германа, въ то время какъ Грэсъ сидла возл нея, вытянувшись въ струнку, съ раскраснвшимся лицомъ, сжатыми губами, мрачно насупивъ брови.

Какое у нея сердитое лицо, когда она нахмуритъ брови,— подумалъ Филиппъ, не подозрвая, что его собственный лобъ еще грозне нависъ надъ отуманенными глазами.

Они сошли съ позда на маленькой станціи Телламере, и нкоторое время шли вс вмст, прошли мирную деревню, поднялись на крутую гору, вышли на деревенскую дорогу, съ которой свернули въ прекрасный лсъ, составлявшій часть помстья нкоего мстнаго аристократа, и сегодня, какъ и въ другіе опредленные дни, открытый для публики.

Въ этомъ лсу царила чарующая прохлада. Длинныя, развтвлявшіяся аллеи, узенькія извилистыя дорожки, мрачныя, величавыя сосны, яркая зелень кустарниковъ, вмст съ спокойствіемъ, безмолвіемъ и тишиной августовскаго полудня, постепенно заставили умолкнуть голоса гуляющихъ, изъ которыхъ ни одинъ не былъ совершенно лишенъ нкотораго пониманія природы и способности наслаждаться ея многообразными видоизмненіями. Они проникли въ самую чащу лса и шли все дальше, пока не отыскали мстечка, которое показалось, имъ достаточно уединеннымъ, миссъ принялись разставлять завтракъ, который привезли съ собою.

Но все-таки надъ ихъ обществомъ тяготла какая-то принужденность. Мабель услась возл Луизы Берггаузъ подъ развсистымъ букомъ, въ сторон отъ прочихъ, но Текла необычно рзкимъ и сердитымъ голосомъ позвала Луизу помогать разставлять кушанья, и такимъ образомъ молодая двушка осталась одна, ея глубокіе, печальные задумчивые глаза были устремлены на ряды темныхъ елей, опоясывавшихъ опушку лса.

Вдругъ тнь встала между нею и деревьями,— поднявъ голову, она увидала Филиппа Массей.

— Здоровы и вы сегодня? вы смотрите усталой?— сказалъ онъ, бросаясь на траву возл нея и глядя ей въ лицо, которое быстро покрылось слабымъ румянцемъ.

Лицо Филиппа измнилось, оно казалось исхудалымъ, измученнымъ, вокругъ рта образовалась какая-то черта, его большіе, темные глаза горли тревожнымъ пламенемъ. Глаза эти такъ упорно были, устремлены на лицо Мабель, что она, наконецъ, поспшно проговорила:

— Что случилось? Почему вы такъ страшно на меня смотрите?

— Я смотрлъ, чтобы убдиться — похожи ли вы, хоть сколько-нибудь, на сестру? Знаете ли, мн не удалось уловить даже самаго слабаго сходства.

— Право?— тихо проговорила Мабель, смущенно опуская глаза подъ его взглядомъ и чувствуя, что сердце ея сильно бьется. О, хоть бы что-нибудь могла она сказать, хоть бы единымъ словомъ могла его предостеречь! Несомннно, что это слдовало бы сдлать. Но съ другой стороны унижать собственную сестру, своего единственнаго друга, свою единственную покровительницу, и къ тому же совершенно безцльно. Не въ такомъ былъ настроеніи Филиппъ, чтобы поврить чему бы то ни было говорившему противъ Анджелы — хотя бы ангелъ сошелъ съ неба открыть ему это.

— Нтъ,— повторилъ онъ:— вы совсмъ непохожи. Нельзя и подумать, что вы сестры.

— Говорятъ, что я похожа на нашу мать, а Анджела на отца,— сказала Мабель.

— Да. Но она была вамъ матерью, не такъ ли?

— Да, т. е. я другой матери не знала.

— А! Это — отношенія сестры вашей къ вамъ, хочу я сказать — объясняетъ многое,— сказалъ Филиппъ.— Нравятся ли вамъ поздки въ лсъ?— прибавилъ онъ.

— Иногда, не сегодня.

— Нтъ? Отчего?

— Мы какъ будто не дружны. Поздка эта не веселая, никто ею не наслаждается,— уклончиво отвчала Мабель, которой все представлялся взглядъ Филиппа,— она чувствовала себя несчастной, подавленной, безпомощной.

— Какъ вы думаете, согласилась-ли бы сестра ваша пть, еслибъ вы попросили ее?— спросилъ Филиппъ.— Мн кажется, это было-бы прелестно, именно здсь въ сосновомъ лсу, да и голосъ у нея дивный. Я увренъ, что она бы могла.

— Не знаю,— медленно проговорила Мабель.

— Еслибъ вы ее попросили,— настаивалъ онъ.

— Я? Почему должна она пть по моей просьб?

— Потому что вы все можете съ ней сдлать. Она мн сказала: ни въ чемъ не могу я отказать ей — моей маленькой Мабель. Это ея собственныя слова.

Губы Мабель сжались, она сильно покраснла, слезы стыда, гнва, униженія навернулись на глазахъ.

— Вы ее попросите?— продолжалъ онъ.

— Посл завтрака,— кротко проговорила Мабель.

— Хорошо, когда вы найдете удобнымъ,— неохотно отвчалъ онъ, и остался воэл Мабель до окончанія трапезы.

Завтракъ не отличался оживленіемъ. Грэсъ Массей завладла Луизой Берггаузъ, и он услись въ сторонк, болтая о своихъ учителяхъ и профессорахъ въ школ и коллегіи. Тщетно Германъ пытался принять участіе въ разговор. Его прогнали, и онъ удалился безутшнымъ. Текла Берггаузъ, вопреки своимъ обычнымъ откровеннымъ, веселымъ стираніямъ занимать отчество, открыто и исключительно кокетничала съ самымъ пустымъ изъ пріятелей брата, болтая всякій вздоръ, за который она, вроятно, покраснетъ, когда вспомнитъ о немъ въ тиши ночной, и по временамъ смясь надъ своимъ собесдникомъ. Филиппъ и Мабель сидли рядомъ подъ развсистымъ букомъ, оба молчали, онъ, погруженный въ наблюденія за Анджелой, она, съ сердцемъ тяжелымъ какъ свинецъ, съ полными слезъ глазами, которыхъ она почти не осмливалась поднятъ. Анджела, одна изъ всего общества, повидимому, наслаждалась вполн. Германъ Берггаузъ, отосланный Грэсъ, искалъ утшенія у миссъ Ферфаксъ, ей было весело, она была очень довольна сознаніемъ, что поглощаетъ все вниманіе двухъ мужчинъ изъ общества, тогда какъ третій ничего окружающаго не видитъ, кром ея, ничего не желаетъ, кром одного ея взгляда, кром одного слова съ ея устъ.

— Чтожъ — онъ получитъ его со временемъ, ршила она, въ глубин души.

Такъ прошелъ завтракъ. Горекъ показался онъ инымъ присутствовавшихъ, часы страшно тянулись. Мабель сдержала слово, она попросила Анджелу пть, Анджела оказалась любезной и исполнила просьбу. Они вс пили чай на старой ферм, стоявшей въ пол, и при наступленіи сумерекъ, когда на неб начали показываться звзды, когда замолкла послдняя псня самой запоздалой птицы, они двинулись по благоухающимъ тропинкамъ къ деревн и возвратились на станцію.

Глава VIII.— Не довряйся.

Когда поздъ отошелъ отъ телламерской станціи на пути въ Иркфордъ, общество нашихъ туристовъ было разбросано по различнымъ частямъ его, такъ какъ поздъ оказался переполненнымъ и публик пришлось отыскивать мста гд случится. Тмъ не мене не въ силу простое случайности Филиппъ и Анджела оказались одни въ отдленіи перваго класса, пока вс остальные бгали и втискивались въ уже и безъ того переполненные вагоны, Филиппъ, обратясь къ Анджел, сказалъ:

— Не возьмете ли мою руку, здсь такая давка. Если мы подождемъ спокойно, мы выиграемъ гораздо больше, чмъ мечась какъ они.

— О, все что хотите, лишь бы насъ не давила эта толпа!— кротко договорила миссъ Ферфаксъ, и приняла предложенную ей руку, они стали въ сторон, ожидая, пока не прицпятъ лишній вагонъ, причемъ Филиппъ сознавалъ въ душ своей безумное желаніе, чтобы поздъ спокойно ушелъ, оставивъ ихъ добраться вмст до дому — какъ попало.

Онъ не могъ придумать ничего боле очаровательнаго, какъ остаться наедин съ Анджелой, не предвидя близкой разлуки. Но это была химера, осуществленія которой трудно было ожидать, а потому случилось то, что было только одной степенью хуже: они похали въ одномъ позд съ остальнымъ обществомъ, но одни.

Сначала между ними царило полное молчаніе, когда поздъ медленно шелъ между темныхъ полей и уныло-блвшихъ дорогъ, мелькавшихъ точно во сн. Молчаніе это было нарушено Анджелой, задумчиво проговорившей:

— Какой это былъ дивный день!

— Неужели? вы не устали? мн показалось, что у васъ утомленный видь.

— Меня никогда не утомитъ природа и деревня. Дайте мн море или деревню, и мн ничего боле не нужно какъ любоваться ими и быть счастливой.

— Какой ужасной должна казаться вамъ городская жизнь,— проговорилъ Филиппъ съ болзненной улыбкой.

Первая любовь юности никогда не бывала смиренне и отчаянне любви Филиппа Массей. Вся эта исторія неизбжно была бы смшна — его слпое, безумное, безусловное поклоненіе, и ея холодное, себялюбивое, несимпатичное, потому что корыстное кокетство,— если бы съ его стороны, не примшался сюда элементъ страстной пылкости, честнаго простодушія, беззавтнаго обожанія. Это придавало всему длу трагическій оттнокъ. Филиппъ поклонялся своей богин съ величайшимъ благоговніемъ, считая ее гораздо выше себя и всхъ другихъ людей, совершенно готовый покинуть отца и мать, брата и сестру и навки прилпиться къ ней одной — между тмъ какъ она!.. Горькіе вздохи бдной маленькой Мабели не были лишены справедливаго основанія.

— Да, обжалуй, жизнь въ город была бы жертвой посл вашего прелестнаго дома въ Ненсайд, но…

— Но какъ вы думаете, могли бы вы когда-нибудь выносить ее?

— Могли бы быть обстоятельства, при которыхъ… о, мистеръ Массей!

Долгій и задумчивый взглядъ еще длился, когда Филиппъ прервалъ его, взявъ ее за руку.

— Миссъ Ферфексъ, Анджела,— началъ онъ, и посл нкоторой паузы заговорилъ (что и входило въ ея разсчеты) о своей любви, о своемъ обожаніи, о своемъ полномъ недостоинств, о своей дерзости и пр., и пр., закончивъ рчь, Какъ и бываетъ въ такихъ случаяхъ, горячей мольбой о томъ, чтобы она оставила безъ вниманія его недостоинство и постаралась полюбить его хотя немножко — черезъ сколько угодно времени, и тмъ самымъ сдлала бы его счастливымъ отнын и на вки.

— Я! О, какъ вы меня удивили!— проговорила она, и не покраснла, когда, при этихъ словахъ, глаза ея встртились съ его глазами.

— Бытъ можетъ, я васъ испугалъ, заговорилъ слишкомъ рано, вы были неподготовлены,— пробормоталъ онъ.

‘Онъ воображаетъ, что меня можетъ испугать что-либо, что онъ вздумаетъ сказать!’ съ крайнимъ презрніемъ подумала Анджела.

— Но еслибъ вы только сказали, что не совершенно безучастно относитесь но мн!..

— Этого я отрицать не могу,— проговорила она съ долгимъ взглядомъ и улыбкой, которая исчезла почти прежде, чмъ появилась.

— Могу-ли я…

— Постойте!— Я не могу сказать вамъ, что люблю васъ, но…

— Я никогда не ожидалъ, никогда не надялся ни на что подобное. Но могу ли я надяться, Анджела, что когда-нибудь…

— Тише! Де волнуйтесь такъ, Филиппъ. Да, я не въ силахъ отнять у васъ надежды. Я, я подумаю объ этомъ.

— Вы ангелъ!— было все, что могъ сказать Филиппъ, цлуя ея руку съ страстнымъ и преданнымъ взглядомъ, который въ сердц боле благородной женщины могъ бы возбудить благородный восторгъ, но Анджелу онъ только навелъ на мысль о томъ, какъ однако отчаянно онъ въ нее влюбленъ, и она на этотъ взглядъ отвчала улыбкой.

Улыбка была ея единственный отвтъ на всякаго рода обращенія, вопросы, признанія — на вс виды похвалъ, осужденій, упрековъ. Враждебныя ей и завистливыя женщины, въ род Грэсъ Массей и Теклы Берггаузъ, утверждали, что этотъ видъ отвта, отъ постояннаго повторенія, становился однообразнымъ, но какъ можетъ подобная улыбка стать однообразной когда она озаряетъ прелестное личико, повидимому проистекаетъ изъ неизслдимой пучины чувства, слабо отражающейся въ божественныхъ глазахъ.

Преданіе гласитъ, что нкая ‘Mater Purisaima’, одна изъ самыхъ знаменитыхъ картинъ знаменитаго стараго мастера, была писана съ одной изъ самыхъ развращенныхъ женщинъ ея вка. Достоврно или нтъ, это преданіе, но когда его слышишь, оно неизбжно наводитъ человка на размышленія, и на размышленія печальныя, о многихъ подобіяхъ ему, какія можно видть и въ девятнадцатомъ столтіи…

— Я не заслужилъ такого счастья,— проговорилъ Филиппъ, — отвтъ былъ новая улыбка.

Затмъ… сонъ кончился. Поздъ остановился, начался шумъ, суетня, крики, разговоры. Они присоединились къ своимъ друзьямъ, вышли изъ вокзала на многолюдную улицу, освщенную фонарями. Тамъ дошла очередь до прозаическаго экипажа-омнибуса, въ которомъ, однако, Филиппу удалось ссть возл Анджелы. На половин дороги онъ услыхалъ ея голосъ, шептавшій:

— Филиппъ! Не двигайтесь. Смотрите такъ, будто мы говоримъ о какихъ-нибудь пустякахъ. Я хочу сказать вамъ что-то.

— Да. Слышу. Что же?

— Я не хочу, чтобы вы говорили о томъ, о чемъ мы сегодня вечеромъ толковали. Какъ вамъ извстно, ничего еще не ршено. Я бы чувствовала себя…— не знаю, какъ выразиться — я бы не могла, вынести еслибъ вс на его смотрли, какъ на совершившійся фактъ.

— Я исполню ваше желаніе, никому ни слова не скажу, пока вы сами этого не захотите, но Грэсъ — вы позволите сказать Грэсъ?

— Да, да. Грэсъ должна узнать. Это неизбжно. Но возьмите съ нея слово, что дальше это не пойдетъ. Вы можете заставить ее общать что угодно.

— Хорошо. Можете положиться на меня.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— Господи! Какъ я устала, какая была тоска!— восклицалъ Анджела, бросаясь на диванъ.— Прибавь свта, Мабель, газъ такъ темно горитъ, мн надо осмотрть, не испорчено-ли мое платье. Оно дйствительно было слишкомъ хорошо для подобной поздки.— Мабель молча исполнила приказаніе. Анджела встала и внимательно осмотрла платье.

— Не такъ плохо какъ и опасалась. По счастью мы съ Филиппомъ были одни въ отдленіи перваго класса, и…

— Вы съ Филипомъ? Ты очень фамильярно о немъ отзываешься, Анджела.

— Право? Мн слдуетъ остерегаться, надюсь, что и онъ будетъ остороженъ, онъ такой порывистый, такъ часто длаетъ промахи. Не говорила ли я теб, что онъ сдлаетъ мн предложеніе? Я никогда еще не ошибалась въ подобныхъ вещахъ, и сегодня не ошиблась. Онъ сдлалъ предложеніе, и если врить ему,— это для него вопросъ жизни и смерти.

— Онъ сдлалъ предложеніе! А ты, Анджела, что ты сказала?

— Я сказала, что подумаю.

— О,— воскликнула Мабель, нервно сжавъ руки и устремивъ испуганные глаза на сестру: — Анджела, онъ не похожъ на людей, съ которыми мы до сихъ поръ встрчались.

— Я думаю, что нтъ, еще бы,— люди, съ которыми мы да сижъ поръ встрчались, не были такъ неловки, не отличались такими рзкими манерами, какъ Филиппъ Массей, и…

— Ни у кого не бывало боле теплаго сердца, ни одинъ изъ всхъ нашихъ друзей его не стоилъ,— отчаянно проговорила Мабель.— Скажи мн правду!— прибавила она, голосомъ, обрывавшимся отъ подавленнаго волненія… ты не хочешь сказать, что только забавляешься имъ, Анджела? Ты не захотла бы быть такой жестокой, такой… такой низкой!

— Ахъ, какъ ты волнуешься! Ты не многимъ лучше его. Я скажу теб чистую правду, дитя. Я ненавижу нашу теперешнюю жизнь, какъ никогда ничего не ненавидла, и ничего не буду ненавидть, и я ршусь на все, чтобы избавиться отъ нея,— конечно, кром чего-нибудь положительно дурного. А что до теплыхъ сердецъ и прочаго, они часто бываютъ только въ тягость. Филиппъ Массей не тотъ человкъ, котораго я выбрала бы себ въ мужья, еслибъ у меня была свобода выбора, но онъ, бдный, отчаянно въ меня влюбленъ, и если я съумю завладть имъ, я могу заставить его исполнять вс мои желанія. Я не общала ничего, замть это, и я ничего не буду общать, пока не узнаю, въ какихъ онъ находится условіяхъ, каковы его надежды на будущее. Тогда я ршу, и если то, что онъ мн предложить, будетъ гораздо лучше того, что я теперь имю, я приму, если же нтъ…

— Если нтъ, ты скажешь ему откровенно, что не любишь его и не можешь быть его женой?— задыхаясь проговорила ея сестра.— Конечно, ты это скажешь, дорогая Анджела, не правда ли?

— О да, вроятно. Но мн надоло соображать, что я сдлаю, а что касается до тебя, ты еще слишкомъ молода, чтобы вмшиваться въ подобныя дла, теб бы лучше думать о своихъ урокахъ. Куда ты идешь? Спать еще рано.

— Я устала, доброй ночи,— сказала Мабель, и выскользнула изъ комнаты, предоставивъ Анджел размышлять о лучшемъ способ воспользоваться своей побдой, въ то время какъ она, Мабель, закутавшись съ головой въ одяло, рыдала, точно сердце ея готово было разорваться, точно никогда не изсякнетъ источникъ ея слезъ.

Глава IX.— Грэсъ о вопрос дня.

Прошла недля, а дла была почти въ томъ же положеніи, какъ и въ день пикника.

Филиппъ сообщилъ Грэсъ обо всемъ, что произошло между нимъ и Анджелой, не исключая обта молчанія.

— И она не дала окончательнаго отвта?— рзко спросила его сестра.

— Нтъ, возможно ли это?

— Самая возможная вещь въ мір, полагаю.

— Какъ можетъ она знать, или ршить что-нибудь такъ скоро?

— Что-нибудь! Она должна умть сказать, любитъ ли она тебя или нтъ, и намрена ли находить за тебя или нтъ.

— Та забываешь, Грэсъ, что пока я съ ней не объяснился, она ни о чемъ подобномъ я не помышляла. Это настало ее въ расплохъ.

У Грэсъ на язык было сказать: ‘Какъ можешь ты говорятъ или думать такой вздоръ?’ но она сдержала себя.

Филиппъ продолжалъ умолять сестру быть ласковой съ его предметомъ.

— Я не понимаю тебя,— говорилъ онъ.— Ты какъ будто ревнуешь или не любишь ее, это такъ на тебя не похоже, мн бы казалось, что двушка въ ея безпомощномъ, одинокомъ положеніи должна бы встртить съ твоей стороны одни лучшія чувства, вспомни, у нея нтъ ни отца, ни матери, ни брата.

— Я совершенно бы о ней не думала, еслибъ теб не вздумалось въ нее влюбиться. Когда дло дошло до того, что ты хочешь на ней жениться, я естественно начинаю критиковать ее, и чмъ чаще я ее вижу, тмъ сильне чувствую, что она вовсе недостойна тебя и совсмъ тебя не цнитъ!

— Это пустяки, хуже чмъ пустяки,— проговорилъ онъ серьёзно, почти строго,— и я попрошу тебя никогда не говорить ничего подобнаго.

Споръ продолжался. Грэсъ сначала твердо стояла на своемъ, высказала много горькихъ вещей и продолжала держаться этой системы, пока Филиппъ оставался холоднымъ и строгимъ, но какъ только онъ прибгъ къ оружію нжности и убжденія, къ поцлую и молящему шопоту, она расплакалась и покорно общала сдлать все, что онъ захочетъ, лишь бы онъ не огорчался.

— Только, Филиппъ,— сказала она, обвивая его шею рукой и говоря шопотомъ:— я знаю кого-то другого, кто стоитъ десяти тысячъ миссъ Ферфексь, она такая добрая, у нея такое врное сердце, и я такъ-было надялась, что она будетъ твоей женою.

— Полно, Грэсъ! Ты не знаешь, что говоришь. Ты выдашь кого-нибудь изъ своихъ подругъ, если не остережешься,— поспшто проговорилъ онъ, но Грэсъ замтила, что онъ сильно покраснлъ и съ недоумніемъ скрашивала себя: неужели онъ угадалъ? Еслибъ онъ только пожелалъ видтъ сердца Теклы Берггаузъ и Анджелы Ферфексъ въ ихъ настоящемъ свт, какъ была бы на счастлива! Но братья, думалось ей, чрезвычайно несносны въ подобныхъ длахъ.

Тмъ немене она ршилась покориться неизбежному и исполнить волю этого заблуждающагося человка, потому что нжно любила его и желая ему счастія. Она была необыкновенно любезна съ Анджелой, навщала ее, сидла съ ней, приглашала ее къ себ вечеромъ, и всегда приходила къ заключенію, что, повидимому, не существуетъ ни единаго вопроса, который он съ миссъ Ферфексъ могла бы обсуждать къ обоюдному удовольствію, такъ что она, наконецъ, съ отчаянія обращалась къ Мабель, ласкала ее, баловала, недоумвая, почему она такъ худа и печальна. Она доврила страшную тайну Текл, отъ которой ей въ самомъ дл трудно было бы скрытъ эту тайну, едва ли можно было требовать отъ Грэсъ, чтобы она въ своемъ гор отказала себ въ дйствительномъ утшеніи открыть своему другу мысли, которыя постоянно вынуждена была хранить въ груди своей.

— Вспомни мое слово,— говорила она,— это кончится катастрофой. Филиппъ околдованъ, Текла, околдованъ, какъ Мерлинъ Вивьеной {Въ поэм Теннисона.}, только у Вивьены былъ умъ, а у нея его не имется. Ты можешь видть это по выраженію его глазъ, по тому вздору, о которомъ онъ удостаиваетъ бесдовать съ ней. А не то, онъ сидитъ и глазъ съ нея не спускаетъ, и она отъ времени да времени на него взглянетъ и улыбнется. Какъ я ненавижу эту ея улыбку! Можетъ бытъ, она и кроткая, но она такъ глупа, какъ только можетъ быть глупа улыбка. Точно два человческихъ существа могутъ прожить взглядами да улыбками! О чемъ бы имъ слдовало толковать, будь это сколько-нибудь серьёзно, сколько-нибудь вроятно? Объ его средствахъ, объ ихъ надеждахъ на будущее, о томъ, чмъ бы она могла помочь ему, о томъ, какъ имъ начать жить. А вмсто этого, они разговариваютъ о какомъ-то глупомъ вздор, о музык, о чувств, о пнія, фи!— Она расхаживала по спальн Теклы, гд происходили эти изліянія, тогда какъ сама Текла сидла, крпко сжавъ губы, повидимому, погруженная въ свое вышиванье.

— Ни о чемъ другомъ я думать не могу, эта длаетъ меня несчастной,— продолжала Грэсъ. — Куда ни посмотрю, ничего не вижу кром горя. Если она обманетъ его, мн кажется, это разобьетъ его сердце, онъ сойдетъ съ ума. Онъ такой безумецъ, такой милый у меня безумецъ! А если она выйдетъ за него…

— Ради Бога, говори о чемъ-нибудь другомъ! Я не могу этого вынести, мн это надоло, Мн-то какое дло?— рзко проговорила Текла.

И Грэсъ, оборвавъ свою тираду и утвердившись въ своихъ подозрніяхъ, принялась плакать.

Несмотря на свое горе, она нашла въ себ силы думать о предстоявшемъ имъ съ Филиппомъ бал, который мистеръ Старки долженъ былъ дать въ честь приближавшагося бракосочетанія мистера Грея. Вс главные клерки конторы были приглашены, а также много другихъ гостей, и каждому изъ клерковъ было разршено ввести двухъ дамъ. Филиппъ намревался ввести Грэсъ и Анджелу, хотя она еще ни разу не сказала ему:— ‘Я люблю васъ, и буду вашей женой, когда вамъ можно будетъ думать о брак’. Съ ея прекрасныхъ устъ не сорвалось такихъ обыкновенныхъ и прозаическихъ словъ. Намеки, неопредленные полу-общанія, полу-уступки, утшенія, да долгіе, таинственные взгляды, вотъ все, чмъ она его удостоивала, но этого было достаточно, чтобы держать Филиппа въ лихорадочно-влюбленномъ состояніи.

Нкоторые изъ членовъ семейства мистера Берггауза также собирались, и было условлено, что они вс отправятся въ одно время, а потому и прідутъ почти одновременно въ домъ мистера Старка, находившійся въ одномъ изъ предмстій Иркфорда въ пяти миляхъ разстоянія отъ города. Губы Анджелы раскрылись, чтобы произнести нсколько словъ по вопросу о туалет. Она говорила, что такъ какъ она еще за полу-траур, то ничего другого надть не можетъ, кром чернаго съ блымъ, а такъ какъ она такъ бдна, то и платье ея должно бытъ просто и сдлано дома.

Миссъ Ферфексь сильно настаивала на темъ, что оно будетъ ‘сдлано дома’. Оно и было сдлало дома и исключитльно искусными руками Мабель. Оно было просто, это правда, но существуетъ дорогая простота такъ же, какъ дешевая и фальшивая роскошь, и какъ справедливо замтила Грэсъ Массей: ‘Нельзя получить даромъ безчисленныхъ ярдовъ чернаго тюля, и несчетнаго количества водяныхъ лилій съ листьями въ вид длинныхъ втокъ, самой изящной работы, а также черныхъ атласныхъ веровъ, обдланныхъ въ слоновую кость — его впрочемъ подарилъ ей Филиппъ — ни длинныхъ митенокъ изъ брюссельскихъ кружевъ,— но она говоритъ, что он принадлежали ея бабушк, а что до меня касается, то мн ршительно все равно, если ихъ носила и жена Ноя передъ потопомъ’.

Великій день празднества наконецъ насталъ, должно надяться, что бдный мистеръ Грей чувствовалъ себя счастливе, чмъ чувствовали себя нкоторые изъ приглашенныхъ на празднество въ честь его бракосочетанія.

Глава X.— Прости.

— Вроятно начальство-то не будетъ,— замнилъ одинъ изъ его товарищей Филиппу въ это достопамятное утро.— Онъ отправился на свадьбу Грея.

— Вроятно. Вы будете тамъ вечеромъ?

— Да, я отправляюсь съ сестрой, братомъ и невстой.

— Вы женихъ? Я и не зналъ. Кто же она?

— Миссъ Уэнрайтъ, Люси Уэнрайтъ,— отвтилъ товарищъ Филиппа, съ гордой и радостной улыбкой.

— А, я разъ ее гд-то встртилъ. Она прелестная двушка. Поздравляю васъ.

— Благодарю. Кто съ вами детъ?

— Сестра моя, и одна дама — пріятельница моей сестры — миссъ Ферфексъ.

— Быть-можетъ, я также могу поздравить васъ?— спросилъ его пріятель, съ улыбкой поглядывая за него.

— Нтъ,— отвчалъ Филипъ, но онъ имлъ основаніе не забыть этого разговора.

Занятія шли своимъ чередомъ подъ руководствомъ мистера Дэя, главнаго клерка, и этотъ несчастный джентльменъ имлъ полное основаніе желать, чтобы рабочіе часы могли быть сокращены. Сдлалось извстнымъ, что онъ также долженъ украсить балъ своимъ присутствіемъ, и немало было добродушныхъ распросовъ насчетъ того, что онъ намренъ тамъ длать и кого располагаетъ привезти. Мистриссъ Дэй — этого отъ него добились,— должна была ему сопутствовать, и разъ, что этотъ фактъ сдлался извстнымъ, ничмъ кром полнаго описанія предполагаемаго туалета мистриссъ Дэй нельзя было удовлетворить непокорныхъ юношей, будто бы находившихся подъ командой мистера Дэя. Правдивость вынуждаетъ біографа Филипа Массей въ этотъ періодъ его жизни допустить, что онъ принималъ большое участіе въ преслдованіи несчастнаго мистера Дэя, разсчитывая, вроятно на извстное пристрастіе къ нему этого добряка. Онъ только-что выпыталъ у главнаго клерка, что головной уборъ его супруги будетъ снабженъ блымъ перомъ марабу, съ золотыми кончиками, когда одинъ непочтительный юноша неожиданно воскликнулъ:

— Вотъ и экипажъ начальства. Онъ-таки… жалуетъ сюда.

— Господа, пожалуйста!— восклицалъ бдный мистеръ Дэй.

Смхъ быстро стихъ и замнился скромнымъ молчаніемъ, какъ только послышались шаги мистера Старки, а затмъ раздался его голосъ, звавшій мистера Дэя.

Главный клеркъ поспшно удалился, подавленный смхъ и шутки по поводу пера марабу мистриссь Дэй возобновились. Филиппъ Массей, находившійся въ необыкновенно радостномъ и возбужденномъ настроеніи, только что объявилъ, что будетъ вальсировать съ мистриссъ Дэй до птуховь, или погибнетъ жертвою своихъ усилій. Онъ смялся, предвкушая это удовольствіе, стоялъ съ поднятой головой, слегка раскраснвшимся, красивымъ, энергическимъ лицомъ и блестящими, темными глазами, когда дверь конторы отворилась и мальчикъ, прислуживавшій мистеру Старки, спросилъ:

— Мистеръ Массей здсь?

— Здсь,— отвтилъ Филиппъ.

— Мистеръ Старки желаетъ говорить съ вами сію минуту, сэръ.

Филиппъ всталъ, нсколько удивленный необычнымъ призывомъ, и черезъ нсколько минутъ уже находился въ собственномъ кабинет мастера Старки съ глазу на глазъ съ этимъ джентльменомъ.

— Вы посылали за мной, сэръ?

— А, Массей,— да, вы мн нужны.

Въ рук онъ держалъ телеграмму, какъ въ тотъ день, года ему въ первый разъ понадобился Филиппъ, держалъ письмо. На лиц его были видны слды серьезнаго смущенія. Филиппъ стоялъ молча и ждалъ, мистеръ Старки перечитывалъ телеграммы, и наконецъ, обратившись къ нему, сказалъ:

— Байвель — вы помните справки, которыя наводили для меня о Байвел?

— Отлично помню, сэръ.

— Байвель оказался гораздо хуже, чмъ а ожидалъ. Онъ убжалъ съ значительной суммой нашихъ денегъ и оставилъ мостъ, почти уже оконченный, и всхъ рабочихъ на произволъ судьбы — чертовски скверное дло, все, что я могу сказать.

— Да, сэръ.

— Вы ничего другого не находите сказать мн?

— Вдругъ и словъ не находятся.

— Ха, ха! Ну, вамъ больше ничего не остается длать, какъ сейчась-же отправиться на мсто Байвеля, не теряя ни единаго часа. Изъ У — вы пришлете мн донесеніе. Если вы услышите или откроете что-нибудь, что давало бы хотя слабое указаніе на его мстопребываніе, телеграфируйте. Остальное я поручу полиціи, но главное надо выслать кого-нибудь ему на смну. Вы меня понимаете?

— Я долженъ немедленно отправиться въ…? ршительно проговорилъ Филиппъ.

— Да.

— И остаться тамъ, пока вашъ контрактъ не будетъ выполненъ,— а тогда возвратиться домой?

— Совершенно врно.

— Сколько, приблизительно, времени продолжится мое отсутствіе?

— Шесть, восемь мсяцевъ. А быть можетъ, и годъ.

— Быть можетъ, и годъ,— повторилъ Филиппъ, проводя рукой но лбу.

— Можетъ быть. Я не говорю, что оно такъ и будетъ. Что-жъ, вы не намрены отъ этого уклоняться, неправда ли?

— Далеко нтъ. Я готовъ сейчасъ же отправиться, но — извините, сэръ, что я предложу вамъ вопросъ,— не отъ жадности или алчности, увряю васъ, но потому, что это для меня почти вопросъ жизни или смерти. Если мн удастся, исполнить ваше порученіе и возвратиться цлымъ и невредимымъ, будетъ ли мое положеніе… буду ли я…

— Улучшится ли ваше положеніе? Это все зависитъ отъ того, вакь вы себя поведете. Если очень хорошо, оно улучшится и весьма значительно. Большаго я сказать не могу.

— Благодарю васъ, сэръ. Я былъ въ этомъ увренъ. Я только желалъ услышать это отъ васъ самихъ. А теперь, я къ вашимъ услугамъ, когда угодно.

Онъ и былъ совершенно готовъ. Не много вещей, которыя производятъ такое пріятное впечатлніе, какъ видть молодого человка, сильнаго, честнаго, порядочнаго, готоваго исполнить приказаніе, разумно, но не рабски, готоваго въ путь, гд на него ляжетъ большая отвтственность и гд онъ подвергнется немалому риску, и готоваго по первому призыву, безъ смущенія, но и безъ излишней самоувренности, съ полнымъ самообладаніемъ, но скромно, и не въ убжденіи, что онъ готовиться совершить нчто превосходящее все кмъ-либо и когда-либо сдланное.

Между Филиппомъ и его принципіаломъ произошелъ разговоръ непродолжительный, но важный, въ которомъ мастеръ Старки разъяснилъ ему его положеніе, а Филиппъ ознакомился съ нимъ, причемъ получилъ и инструкцію, и полномочіе, и деньги. Изъ Иркфорда въ Лондонъ былъ экстренный поздъ въ восемь часовъ. Теперь было около пяти. Ему осталось три часа, чтобы закупить все безусловно необходимое для его внезапнаго путешествія, завернуть домой, проститься съ сестрой и ‘друзьями’, какъ выразился мистеръ Старки, написать отсутствующимъ Блокамъ, уложиться и попасть на станцію къ лондонскому позду.

Онъ вышелъ кзъ комнаты, пожавъ руку мистеру Старки, и проговоривъ:

— Можете положиться на меня, сэръ, я употреблю вс силы, чтобы быть вамъ полезнымъ.

— Этого достаточно,— былъ отвтъ, и Филиппъ снова очутился въ контор, изъ которой вышелъ съ четверть часа тому назадъ. Товарищи сиди тамъ по прежнему, человка два подняли голову, когда Филиппъ вошелъ.

— Что-жь, Массей, что ему понадобилось? что-нибудь насчетъ сегодняшняго вечера? Не просилъ ли онъ тебя привезти нсколько комическихъ псенокъ? Сдержанный смхъ привтствовалъ эту мысль Комическія псенки были Ахиллесовой пятой мистера Массей. Онъ ничего не отвчалъ на ихъ вопросы, но сказалъ:

— Вздоръ какой! Прощайте, вс! я отправляюсь знакомиться съ китайцами.

— Что?— послышалось со всхъ сторонъ, но Филиппу некогда было объяснять. Онъ пожалъ руки немногимъ друзьямъ и поспшно вышелъ, сказавъ всмъ остальнымъ: ‘прощайте, господа’.

Наскоро онъ забжалъ въ большой магазинъ готоваго платья и всякихъ дорожныхъ принадлежностей, гд объяснялъ свои требованія и получилъ общаніе, что все ему нужное будетъ улажено и отправлено въ Лондонъ ко времени прихода его позда, а затмъ точно во сн, въ какомъ-то странномъ неестественномъ экстаз, онъ слъ въ кэбъ и похалъ въ Лоуренсъ-стритъ Былъ еще день, солнце ярко свтало. Ему казалось, точно вка прошли съ минуты, когда мистеръ Старки позвалъ его къ себ въ кабинетъ. Пріхавъ домой, онъ вошелъ въ гостиную и засталъ Грэсъ къ крайнемъ deshabille, сидящей на диван въ красной блуз, съ разбросанными вокругъ нея нарядами и громадной рабочей корзинкой, передъ нею на стол. Масса желтыхъ лентъ и черныхъ бархатныхъ бантовъ была разбросана въ страшномъ безпорядк, а сама миссъ была поглощена приготовленіями къ вечеру.

— Филиппъ!— воскликнула она, когда онъ вошелъ,— ты здсь въ эту пору! Что случилось? Неужели балъ отказанъ?

Она бросила работу и встала.

— Случилось кое-что,— серьезно замтилъ онъ,— и балъ несомннно отказанъ, по крайней мр для меня. Меня посылаютъ въ Китай, заняться тамъ однимъ дломъ.

— Въ Китай, сегодня вечеромъ!— повторила Грэсъ, и съ минуту простояла молча, гладя на него. Ея первымъ движеніемъ, почему, она сама не знала, было желаніе зарыдать, но она поняла, что это была бы глупость. Ей показалось, что въ лиц Филиппа, несмотря на его серьезное выраженіе, она прочла радость. Какъ добрая сестра, отложившая въ сторону всякія личныя чувства и ощущенія, она проговорила:

— Если это теб на пользу, дорогой Филиппъ, поздравляю тебя. Но неужели ты сію минуту дешь? Позавтракай по крайней мр, и позволь мн уложить твои вещи. Когда же ты отправляешься?

— Съ восьми-часовымъ экстреннымъ поздомъ въ Лондонъ.

— О, такъ остается еще часа два. Я присмотрю за твоими вещами, сейчасъ уберу весь этотъ хламъ и надну платье, тамъ какъ понятно, что сегодня для насъ бала не будетъ.

— Мн очень жаль лишать тебя удовольствія,— началъ онъ.

— Пустяки! Точно онъ могъ бы доставить мн какое-нибудь удовольствіе, тотчасъ по твоемъ отъзд въ такой дальній путь.

— Мн надо пойти повидаться съ Анджелой,— разсянно повторялъ Филиппъ.— Я скоро вернусь, Грэсъ.

— Съ Анджелой! Да, пожалуй, что надо,— отвчала она. Лицо ея приняло холодное выраженіе, сердце судорожно сжалось, когда она поняла, какъ много онъ думалъ объ Анджел, и какъ мало мста занимала теперь въ сердц его сестра!

Филиппъ, не прибавивъ боле ни одного слова, ушелъ и позвонилъ у дверей сосдняго дома. Миссъ Ферфексъ читала. Мабель шила. ‘Моя дорогая маленькая модистка’, какъ съ ласковой шутливостью называла ее сестра. Он об также вздрогнули и изумились, когда Филипъ вошелъ.

— Что случилось?— сорвалось съ губъ Анджелы съ необыкновеннымъ оживленіемъ.

— Могу ли я говорить съ вами наедин нсколько минутъ?— спросилъ онъ, кротко и серьезно.— Я готовъ сообщить вамъ нчто важное.

Мабель собрала свою работу и ушла на верхъ. Филиппъ и Анджела остались одни.

— Не оставляйте меня въ недоумніи!— съ печальной улыбкой проговорила она.— Не получили ли вы наслдства, Филиппъ, или не лишились ли всего, что имли, что у васъ такой ужасно торжественный видъ?

— Ни то, ни другое, дорогая,— сказалъ онъ, садясь возл нея на диванъ и бери ее за руку:— но мн предоставлена возможность значительно улучшить мое положеніе.

— Неужели? какъ?— съ искреннимъ участіемъ воскликнула Анджела.

Онъ въ короткихъ словахъ сообщилъ ей о случившейся.

— Я сказалъ: ‘улучшить мое положеніе’,— добавилъ онъ:— но Анджела, если вы согласитесь остаться мн врной и подождать, и позволите мн сказать ‘наше положеніе‘, то, когда я возвращусь,— а что могло-бы удержать меня, еслибъ я зналъ что вы меня ждете?— я буду имть возможность сказать вамъ: Будьте моей женой, теперь же, и…

— Дорогой Филиппъ, колебаться въ такую минуту было бы не женственно, а жеманно и жестоко. Я говорю: да, я буду ждать васъ.

— О, да благословитъ васъ Богъ!— воскликнулъ онъ, почти съ рыданіемъ, въ первый разъ схвативъ ее въ объятія, и будучи только въ силахъ молча прижимать ее къ своему сердцу.

Анджела держала себя очень прилично и очень мило, трудно было бы представить себ что нибудь прелестне ея обращенія. Она опустила голову ему на плечо и также молчала, несомннно находя лишнимъ увеличивать волненіе своего поклонника восторженными рчами или страстными увреніями. Она думала… Но кто скажетъ, о чемъ она думала? Одно только врно, она непритворно радовалась улучшенію обстоятельствъ Филиппа и сильно интересовалась вопросомъ: насколько они улучшились?

Тмъ не мене, когда Филиппъ пошевельнулся и она почувствовала, что настало время бросить на него ласковый взглядъ, въ глазахъ, встртившихся съ ея глазами, было такое выраженіе, отъ котораго странная, легкая дрожь прошла даже по ея нервамъ, изъ этихъ темныхъ главъ смотрла глубокая страсть, они говорили: на жизнь и смерь, на радости и горе,— выраженія этого даже она не могла видть совершенно равнодушно.

— Вы будете писать мн, и позволите мн писать вамъ, дорогая?— сказалъ онъ наконецъ.

— Да, Филиппъ, а какъ часто можно писать?

— Такъ часто, какъ заблагоразсудится, чмъ чаще, чмъ лучше. Еслибы вы знали, какимъ для меня счастіемъ будетъ каждое ваше письмо!

Она улыбнулась, настала новая пауза, пока Филиппъ не проговорилъ:

— Ахъ кстати, мн очень жаль, что вамъ не придется хать сегодня на балъ, но…

— Не придется хать!— проговорила она, поднимая голову.— Почему? Никто не знаетъ, что мы — женихъ и невста, и, Филиппъ, никто не долженъ знать, кром тхъ, кому это уже извстно.

— Какъ?— прошепталъ онъ.

— Быть объявленной невстой въ ваше отсутствіе, въ этомъ варварскомъ город, это бы меня измучило, почти убило! Право, Филиппъ, объявлять этого не слдуетъ.

— Какъ хотите, моя радость. Ни за что въ мір не согласился бы я причинить вамъ минутной тревоги.

— Вы причините мн ее немало, пока будете въ Кита — въ этой ужасной стран! Но разв вы не понимаете, что если я не поду на балъ единственно вслдствіе вашего отъзда, то чт подумаютъ обо мн? Я поду съ тяжелымъ сердцемъ. Я буду, думать о васъ, буду все время готова плакать, но, Фклиппъ, хать я должна, это несомннно.

— Но Грэсъ не детъ. Съ кмъ вы подете?

— Грэсъ подетъ, если вы захотите убдить ее хать,— сказала дама его сердца, глядя за него съ чмъ-то похожимъ за гнвный блескъ въ своихъ темныхъ глазахъ.— А насчетъ дуэньи я позабочусь. Мистриссъ Берггаузъ возьметъ насъ подъ крылышко.

Справедливо говорятъ, что сила нкоторыхъ характеровъ обнаруживается только въ важныхъ случаяхъ. Ничто кром событія, подобнаго настоящему, не могло бы вызвать всей энергіи характера Анджелы Ферфексъ.

Филиппъ почти не понималъ, что чувствовалъ, слыша, какъ она быстро опровергала вс его возраженія и настаивала на положительной необходимости хать на балъ.

Они обмнялись еще нсколькими фразами, и онъ согласился употребить свое вліяніе на Грэсъ.

— Не времени у меня не много,— сказалъ онъ наконецъ.— Я долженъ васъ оставить. Гд Мабель? Мн нужно съ ней проститься.

Анджела позвала ее, она явилась.

— Мабель, Филиппъ детъ въ Китай и хочетъ проститься съ тобой.

— Въ Китай!— повторила Мабесъ

— Да. Онъ вернется совершеннымъ богачомъ и тогда… Она улыбнулась милой, выразительной улыбкой

— И тогда, Мабель, надюсь, что мы будемъ братомъ и сестрой. Мы всегда были добрыми друзьями, не правда ли?

— Всегда,— сказала Мабель, съ довольной улыбкой, подавая ему руку.

— Такъ прощайте, дорогая. Знаю, что, оставляя васъ другъ съ другомъ, оставляю обихъ въ добрыхъ рукахъ. Можно поцловать васъ, Мабель,— не знаю, когда и какъ намъ суждено снова встртиться?

Онъ съ улыбкой наклонился и коснулся щеки ея губами, ему почти смшно было видть испуганные глаза, встртившіеся съ его глазами. Мабель сказала: ‘прощайте, Филиппъ’, но у нея, казалось, не достало голоса чтобы пожелать ему счастливаго пути, а затмъ онъ какимъ-то образомъ очутился на улиц.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— хать на балъ! Ни за что,— съ негодованіемъ воскликнула Грэсъ, когда онъ предложилъ вопросъ на ея обсужденіе.— Я умерла бы отъ стыда, еслибъ туда попала. Такое безсердечіе! О, это постыдно!

— Но если я прошу тебя, какъ о послдней милости: передъ отъздомъ, Грэсъ, какъ о послдней и величайшей мміости, о которой я когда-либо просилъ?

— Филиппъ, ты — тиранъ, а ты никогда имъ не бывалъ!’ — гнвно проговорила она.— Я хать не могу, ты не долженъ просить объ этомъ.

Но онъ просилъ, и она кончала тмъ, что уступила, чего онъ отъ нея и ожидалъ. Съ мрачнымъ лицомъ и камнемъ на сердц она пошла одваться. Въ половин восьмого Филиппъ ухалъ и на пути въ Лондонъ, когда пламя августовскаго заката заливало созрвающій на поляхъ хлбъ золотистымъ свтомъ, вс его мысли были въ дом мистера Старки въ бальной зал,— онъ думалъ о томъ, какъ тяжело на сердц у Анджелы и какъ Грэсъ о немъ вспоминаеть. Несомннно, съ пяти часовъ онъ прожилъ по крайней мр сто лтъ.

Глава XI.— Отъздъ и возвращеніе.

Анджела сказала, говоря о бал: ‘О дуэнь я позабочусь’, ей безъ труда удалось это исполнить. Записка, наскоро написанная въ мистриссъ Берггаузъ и отправленная съ горничной хозяйки, несмотря на усиленную воркотню со стороны какъ хозяйки, такъ и самой служанки, вызвала добродушный отвтъ этой дамы, писавшей, что она и ея общество намрены быть у мистера Старки въ такомъ-то часу, и что, если миссъ Массей и миссъ Ферфексъ прибудутъ туда около того же времени и подождутъ въ уборной, она съ удовольствіемъ возьметъ ихъ подъ крылышко.

Анджела была настоящая Ферфексъ: по матери она происходила отъ знатнаго дома, никогда не оказывавшаго ни малйшаго вниманія дочери-отступниц, вышедшей замужъ за деревенскаго пастора, все же въ жилахъ Анджелы текла ихъ кровь, она унаслдовала отъ нихъ характеръ, по ея увренію, слишкомъ пылкій и порывистый. Но вся энергія Ферфексовъ не могла заставить ее съ удовольствіемъ ждать полутора-часовой зды въ обществ разсерженной, оскорбленной, недовольной Грэсъ Массей. Грэсъ была готова въ назначенный часъ, и была очень хороша, несмотря на свое горе, въ своемъ желтомъ, полушелковомъ полугазовомъ плать, съ черными бархатными бантами, но глаза ея покраснли и опухли отъ слезъ, она была печальна и до крайности холодна.

Анджела такъ плотно была закутана въ длинный блый плащъ, что невозможно было судить объ эффект, какой произведетъ она сама или ея платье, Грэсъ ничего не было видно хром большого, звздообразнаго, благо цвтка, покоившагося гд-то среди прядей волнистыхъ черныхъ волосъ, покрывавшихъ ея голову, придававшаго ей видъ наяды или нимфы, во плоти — и въ искусственныхъ цвтахъ.

— Какое это испытанье, дорогая!— вздохнула Анджела.

— Что?— спросила Грэсъ.

— Отъздъ Филиппа. Это очень печально. Ничто кром чувства долга,— самаго сильнаго чувства долга,— не заставило бы женя хать на этотъ несчастный балъ. Я уврена, что вовсе не буду танцовать,— и она тяжело вздохнула.

Грэсъ всми силами старалась не сказать чего-нибудь рзкаго или горькаго, такого, что у нея постоянно просилось съ языка, когда она бывала съ Анджелой. Воспоминаніе о миломъ лиц, которое она цловала на прощаніе мене часу тому назадъ, и цловала одна, заставило ее сдержать желаніе дать саркастическій отвтъ, и она сказала:

— Да, я должна сказать, что никакого удовольствія отъ него не ожидаю, по моему лучше было бы не хать. Но я не могла отказать Филиппу въ его послдней просьб.

— Желала бы я имть возможность не хать!— вздохнула Анджела:— но это было бы слишкомъ замтно.

— Мн думалось, что вы и братъ мой теперь окончательно помолвлены. Онъ мн такъ сказалъ,— проговорила Грэсъ.

— Мы помолвлены, но помолвка наша не объявлена. Для меня было бы невыносимо быть его объявленной невстой, когда его здсь нтъ, да и ухалъ онъ неизвстно — на сколько времени!

Грэсъ была уже не въ силахъ совершенно подавить свой гнвъ.

— У васъ, должно быть, необыкновенно впечатлительная натура,— сказала она сладчайшимъ голосомъ.

— Ахъ, очень!— согласилась Анджела.

— Но по моимъ понятіямъ,— продолжала откровенная Грэсъ,— люби я человка настолько, чтобы выйти за него замужъ, ничто не могло бы быть мн пріятне, чмъ объявить всмъ и каждому, что я его невста. Я гордилась бы этимъ.

— О, моя дорогая Грэсъ, какой ужасъ! Вы такъ молоды, милочка, вы право не знаете, что говорите.

Грэсъ засмялась короткимъ, горькимъ смхомъ и замтила:

— Вы хотите сказать, что я въ этомъ отношеніи не такъ опытна, какъ вы? Позвольте вамъ замтить, что я совершенно неопытна, если не считать общанія, которое я дала выйти за одного изъ школьныхъ товарищей Филиппа, когда ему было десять, а мн девять лтъ. Но я вижу, что мы никогда не сойдемся во мнніяхъ по этому вопросу, а потому намъ лучше оставитъ этотъ разговоръ.

Анджела охотно согласилась на это предложеніе, остальной путь он совершали въ полномъ молчаніи.

Едва он успли войти въ дамскую уборную въ дом мастера Старки, какъ и Берггаузы также пріхали — Текла съ матерью, первая была довольно блдна, но съ какимъ-то боле глубокимъ, чмъ обыкновенно, выраженіемъ въ своихъ голубыхъ глазахъ. Грэсъ бросилась къ ней и начала объяснять ей настоящее положеніе длъ, тихимъ, но энергическимъ шопотомъ, тогда какъ Анджела, изящно оправляя свой изящный и артистическій туалетъ, вполголоса говорила мистриссъ Берггаузъ:

— Мистеръ Филиппъ Массей неожиданно долженъ былъ ухать, онъ, кажется, отправился въ Китай, а потому не могъ сопровождать насъ, понятно, что Грэсъ была такъ занята его проводами и разговорами съ нимъ, что я предложила написать вамъ вмсто нея.

— Ахъ, да!— отвчала ничего не подозрвавшая мистриссъ Берггаузъ, оправляя чепецъ передъ зеркаломъ.— Одному я удивляюсь, что Грэсъ пожелала хать безъ него, она такъ горячо его любитъ.

— Онъ настаивалъ на этомъ, а ей не хотлось отказать ему. Какъ вы добры, что берете подъ свое покровительство столько двушекъ. Четыре дамы, а сопровождаетъ насъ одинъ только мистеръ Германъ Берггаузъ.

— И мистеръ Фордисъ, онъ пріхалъ съ нами,— сказала мистриссъ Берггаузъ, прикалывая чепецъ шпилькой и не безъ удовольствія любуясь результатомъ.— Такъ, что у насъ два кавалера.

— Мистеръ Фордисъ! вотъ какъ!— съ нкоторымъ удивленіемъ проговорила Анджела, спускаясь вмст съ другими съ лстницы вслдъ за мистриссъ Берггаузъ.

Въ зал он застали Германа и мистера Фордиса, послдній казался смущеннымъ, щеки его были красны.

— Что за смшной человчекъ!— шепнула Грэсъ Текл.

— Неправда ли? Мн кажется онъ въ тебя влюбленъ, Грэсъ. Онъ не собирался хать, но когда мама случайно упомянула, что ты и Филиппъ и Анджела Ферфексъ будете, онъ тотчасъ же выразилъ величайшее желаніе присоединиться къ намъ. Мы много надъ этимъ смялись.

Тмъ временемъ мистеръ Фордисъ, очень красный, предложилъ миссъ Ферфексъ руку, и она, съ самой милой улыбкой, приняла ее, предоставивъ Герману вести мать, а Грэсъ и Текл слдовать за ними.

— Влюбленъ въ меня, Текла!— съ короткимъ смхомъ шепнула Грэсъ, когда он входили въ бальную залу.

Нерадостно провела этотъ вечеръ Грэсъ. Она была сердита, раздосадована, ревновала за брата и, отказываясь почти отъ всхъ танцевъ кром одной или двухъ кадрилей, которыя протанцовала съ Германомъ Берггаузомъ, добровольно просидла на мст, глядя предубжденными глазами на вс дйствія невсты Филиппа. Какого бы это усилія ни стоило истекающему кровью сердцу миссъ Ферфексъ, положительно можно сказать, что она съ великимъ мужествомъ старалась длать видъ, что веселится на балу, и что попытка эта, подобно большинству достохвальныхъ попытокъ, увнчалась значительнымъ успхомъ. Пока Грэсъ въ тоск сидла въ углу, а Текла Берггаузъ танцовала,— что ей было за дло до отъзда Филиппа Массей въ Китай или куда бы то ни было?— но танцовала механически, и ничего кром колкостей не говорила своимъ кавалерамъ, Анджела также не пропускала ни одного танца и очаровывала всхъ, говорившихъ съ нею своей задумчивой улыбкой, милымъ обращеніемъ и прекрасными глазами. Мистеръ Фордисъ, въ особенности, ухаживалъ за нею, и Анджела была съ нимъ очень ласкова, выручала его въ его неловкихъ попыткахъ любезничать и говорить комплименты, съ тактомъ и деликатностью, свойственными однимъ женщинамъ. Свыше силъ ея біографа сказать, что она думала, чувствовала, на что надялась въ данномъ случа. Все, что онъ можетъ сдлать — это сообщить, что молодая особа длала, говорила, какой у нея былъ видъ. На бал она много танцовала, очень мало говорила и была замчательно красива, по окончаніи его она направилась къ экипажу, опираясь на руку мистера Фордиса, Грэсъ шла впереди съ Германомъ. На обратномъ пути молодыя двушки не обмнялись между собой ни единымъ словомъ.

Повидимому Грэсъ и Текла условились, такъ какъ несмотря на утомленіе и на то, что он поздно легли, он на слдующее утро сошлись и вмст похали въ Фоульгавенъ, приморскій городъ въ Іоркшир, въ сосдств котораго находился домъ Грэсъ, гд он собирались провести остатокъ каникулъ коллегіи.

Глава XII.— Переводъ Мабель.

Августовская жара смнилась боле умреннымъ, сентябрьскимъ тепломъ, каникулы кончились, занятія и осенніе семестры въ школ и коллегіи снова начались. Грэсъ Массей и Текла Берггаузъ возвратились изъ Фоульгавена, одна домой, другая на свою квартиру и къ своимъ занятіямъ, большими друзьями, чмъ когда-либо, тогда какъ Мабель съ сестрою опять пришлось приниматься за работу, первой брать, а второй давать уроки. Единственное различіе заключалось въ томъ, что Филиппъ былъ далеко, и что письма его, подобно посщеніямъ ангеловъ, были рдки, получались они крайне неправильно, благодаря отдаленности его мстопребыванія и затруднительности для него сообщенія съ міромъ. Понятно, что онъ всего чаще и всего откровенне писалъ Анджел, у Анджелы была манера получать эти посланія съ спокойнымъ, задумчивымъ равнодушіемъ, слегка посмиваться надъ ихъ пламенными выраженіями и даже не говорить, что получила отъ него извстіе, а упоминать объ этомъ случайно, въ разговор,— привычка, которая по собственному выраженію Грэсъ Массей, ‘почти сводила ее съ ума’. Тщетно пыталась Текла пролить бальзамъ утшенія въ оскорбленную душу, утверждая, что Анджела не можетъ инстинктивно угадывать, какъ необыкновенно дорогъ Филиппъ сестр, ни какъ послдняя чувствуетъ разлуку и жаждетъ встей отъ него,— что такое пониманіе должно придти со временемъ, и несомннно придетъ.

— Никогда, говорю я теб,— былъ ея неумолимый отвтъ.— Она знаетъ, какъ я его люблю, она знаетъ, какъ она меня ненавидитъ, и я чувствую, что каждый разъ, когда она меня мучитъ, не сообщая встей о Филипп или скупясь на нихъ, точно ей словъ жалко, или ей до него дла нтъ, она знаетъ, что терзаетъ меня, и наслаждается этимъ.

— Не думаю, чтобы ты имла право говорить подобныя вещи,— твердо возражала Текла: — по крайней мр вполн очевидно, что она считаетъ себя невстой твоего брата, такъ-какъ аккуратно отвчаетъ на его письма, оно должно быть такъ, онъ бы ужъ теб пожаловался.

— Неужели ты воображаешь, что она когда-нибудь выпуститъ его, если не явится человкъ богаче его? Пусть это случится, и мы посмотримъ!— съ горечью сказала Грэсъ.

— Фи, Грэсъ. Я не считала тебя способной воображать такія вещи, а тмъ мене открыто высказывать ихъ.

— ‘Дурное общество развращаетъ добрые нравы’. Говорю теб, что я права,— упрямо проговорила Грэсъ.— Я могу сказать только одно: я желала бы, чтобы это все кончилось, такъ или иначе, чтобы Филиппъ снова принадлежалъ мн, или какой-нибудь женщин, достойной его.

Текла на это ничего не отвчала, но спокойно продолжала работать, сердце Грэсъ замерло, такъ какъ она за послднее время начала замчать въ Текл различные признаки и говорить себ: ‘конечно, она не можетъ вчно ждать, и если — но ничто никогда не заставитъ меня поссориться съ ней, во всемъ виновата эта женщина, а не она’.

Такъ летли недли, Грэсъ, несмотря на наполнявшія ея жизнь надежды и желанія, продолжила прилежно посщать курсы коллегіи. Иногда он съ Мабель Ферфексъ ходили вмст въ школу и коллегію, или возвращались оттуда, когда случалось, что часы ихъ занятій совпадали. Грэсъ не могла устоять противъ Мабель, несмотря на свою сильную антипатію къ ея сестр, ко всмъ ея выходкамъ и дйствіямъ, и Мабель, казалось, находила величайшее удовольствіе въ обществ Грэсъ.

— Она удивительный ребенокъ,— говорила однажды Грэсъ Текл.

— Я уврена, что она очень умна. Она, кажется, все въ свт перечитала, говорятъ, что при жизни отца ей больше нечего было длать, какъ читать для себя и ему вслухъ. Я думаю, что ее держали въ тни, а потому она имла время развивать свой умъ, и была достаточно разсудительна, чтобы этимъ заняться. Но она страшно стара для своего возраста, ей только минуло шестнадцать лтъ.

Дйствительно, Мабель была во многихъ отношеніяхъ очень стара для своихъ лтъ, тогда какъ въ другихъ была очень молода. Несомннно, какая-то тнь падала почти на всю ея молодую жизнь, сношенія съ одними людьми гораздо старше ея заставили рано созрть нкоторыя изъ ея способностей, тогда какъ энергичная, кроткая, не-себялюбивая натура спокойно приняла ношу бдности и измнившихся обстоятельствъ, показавшуюся Анджел такимъ бдствіемъ, такимъ неслыханнымъ несчастіемъ, что почти всякое средство избгнуть ея представлялось ей законнымъ. Съ самаго начала Мабель дйствовала и работала, изворачивалась и боролась съ жизнью, а Анджела хваталась за дары, ниспосылаемые богами и только ворчала на ихъ скудость.

Со времени отъзда Филиппа, Мабель какъ бы нсколько ожила. Невозможно было бы опредлять, что таилось въ сердц ребенка — какая смутная радость, что Филиппъ находится въ безопасности, или какія смутныя надежды на то, что въ теченіе годовой отлучки, проведенной среди невдомыхъ и интересныхъ мстностей, онъ, быть можетъ, нсколько и позабудетъ страсть, овладвшую имъ въ то время, когда онъ узжалъ.

Когда снова наступило время уроковъ, Анджела, подобно прочимъ людямъ, вынуждена была работать, и даже на печальномъ личик Мабель начала по временамъ появляться улыбка. Какъ вс здоровыя натуры, она съ удовольствіемъ бралась за работу, находя въ ней лекарство и благотворное вліяніе, подобно многимъ неопытнымъ людямъ, она воображала, что то, что для ней такъ полезно, должно необходимо имть магическое вліяніе и на другихъ. Мабель смотрла на отношенія между Филиппомъ и сестрою собственными глазами, а не глазами Анджелы, ей казалось хорошимъ и даже прекраснымъ, что человкъ детъ на тридевять земель и тамъ работаетъ, и что женщина, которую онъ оставилъ дома, также не стыдится труда, въ виду цли — соединенія и счастія. Такъ смотрла она на вопросъ, воображая, что и другимъ онъ представится въ томъ же самомъ свт.

Она обдумывала этотъ вопросъ однажды, въ конц октября, сидя одна за приготовленіемъ уроковъ къ слдующему дню. Это былъ одинъ изъ тхъ дней, въ которые все утро Анджелы была занято нсколькими уроками музыки, она могла вернуться домой около пяти часовъ, не ране. Часъ этотъ приближался, въ комнат становилось темно, когда Мабель, не желая спустить шторы и поймать послдній проблескъ дневного свта, взяла своего Шиллера къ окну, чтобы поймать послдній, догоравшій вечерній лучъ, и при свт его окончить заданный ей переводъ. Она переводила отрывокъ изъ Jungfrau von Orleans, и покончивъ съ нимъ и утомленная этими однообразными, хоти и строго прекрасными стихами, раскрыла книгу на боле короткихъ стихотвореніяхъ. Страницы сами собой раскрылись на ея любимой ‘Од Радости’, она медленно прочла послднія строфы, задумалась надъ самой послдней, и сказала себ:

— Это истинная поэзія, что за чудный человкъ былъ бы тотъ, кто отвчалъ бы этому описанію!

Съ этимъ она оперлась подбородкомъ на руку, и спокойно смотрла въ окно. Она увидала двухъ человкъ, шедшихъ по улиц, занятыхъ серьезнымъ разговоромъ. Въ глазахъ Мабель отразилось недоумніе, щеки ея поблднли, но она не была близорука, и находилась въ здравомъ ум. Она знала, что это не обманъ чувствъ. Это была Анджела, двигавшаяся медленно, а мужчина, несшій ея свертокъ нотъ и умильно заглядывавшій ей въ лицо, былъ мистеръ Фордисъ. Несомннно. Ошибиться не было никакой возможности. Они шли тихо, остановились у калитки, чтобъ обмняться нсколькими словами на прощанье, затмъ послдовало рукопожатіе, взглядъ джентльмена, сопровождаемый поклономъ, въ которомъ было боле добрыхъ намреній, чмъ изящества, молящій взглядъ леди… Мистеръ Фордисъ быстро удалился, а Анджела позвонила у дверей.

— Что это, дитя, ты почти въ потьмахъ сидишь, и просто не вижу, куда ступить,— сказала она, входя.— Зажги-ка газъ, да дай намъ чаю,— я умираю, такъ хочется чаю.

— Анджела, это мистеръ Фордисъ проводилъ тебя до калитки?

— Мистеръ Фордисъ!— повторила Анджела измнившимся голосомъ, стараясь непринужденно разсмяться:— да, моя красавица, это былъ онъ. Милый старикашка! Чтожъ изъ этого?

— Далеко онъ провожалъ тебя?

— Съ Карльтонской дороги, какъ разъ пройдя Берггаузовъ. Я тамъ его встртила.

— И онъ вернулся съ тобой?

— Да. Право, съ меня довольно этихъ разспросовъ. Ты не любезная сестра. Я являюсь, полумертвая отъ холоду и усталости, а ты начинаешь меня допрашивать, точно я свидтель, подозрваемый въ вроломств. Ты иногда очень забываешься.

Оба сильно позвонила и приказала служанк подать чаю. Затмъ собственноручно зажгла газъ, и когда Мабель взглянула на нее, она увидала на щекахъ ея румянецъ и будто искрившіеся торжествомъ глаза.

Прочтенные стихи звучали въ ушахъ Мабель. Неужели сестра ея лишена его — этого нравственнаго качества, заставляющаго видть въ договорахъ святыню? Или она одна изъ тхъ женщинъ, готовыхъ идти по любой житейской дорожк, которая общаетъ быть мягче другихъ для ногъ, и представляетъ поросшіе самой бархатной травой скаты, на которыхъ пріятно отдохнуть, хотя бы для этого имъ пришлось вчно лгать?

Напряженность, сомнніе и горе сдлались почти невыносимыми для юной двушки. Туча, которая въ теченіе нсколькихъ недль начала-было разсеваться, нависла мрачне, чмъ когда-либо, надъ ея головой. Быть можетъ, Анджела не страдала, но Мабель мучилась. Всякій разъ, когда она видла Грэсъ, она чувствовала желаніе закрыть лицо руками, ей хотлось провалиться сквозь землю и навки исчезнуть у всхъ изъ виду. Когда она видла письма въ тонкихъ заграничныхъ конвертахъ, съ заграничными марками, съ надписаннымъ на нихъ, круглымъ почеркомъ, именемъ миссъ Ферфексъ, и т другія, мелкимъ, четкимъ, изящнымъ почеркомъ адресованныя ‘Филиппу Массей, эсквайру, въ консульство ея британскаго величества, У — Китай’, Мабель казалось, что міръ перевернулся и представляетъ одну громадную черную, чудовищную ложь, часть которой составляетъ и она.

Первая встрча между мистеромъ Фордисомъ и Анджелой, поразившая ее я наполнившая ея сердце тяжелыми предчувствіями, не была послдней, но, остерегаясь послдствій ея, Анджела никогда боле не давала Мабель случая читать ей наставленія. Она искусно устраивала свои дла. Двушка могла теперь только догадываться, предполагать, подозрвать, терзать свое сердце гаданіями, которыхъ даже словами выразить не могла, а ломать голову надъ разршеніемъ проблемы: должна ли она предоставить Филиппа его участи или высказать свои масли насчетъ сестры, и, быть можетъ, въ конц концовъ оказаться неправой.

Глава XIII.— детъ.

На пасх, которая въ этомъ году была поздняя, было получено письмо отъ Филиппа къ Анджел, дышавшее надеждой. Работа его была почти окончена, онъ располагалъ черезъ мсяцъ, и самое позднее черезъ шесть недль, быть на пути домой.

— Филиппъ возвращается! Вообрази!— воскликнула миссъ Ферфексъ, съ необычнымъ удивленіемъ.

— Филиппъ возвращается? Когда?— воскликнула Мабель, и блдное личкко ея зарумянилось.

— Скоро, онъ пишетъ. Черезъ шесть недль,— отвчала Анджела съ смущеннымъ смхомъ.

— Слава Богу! Тогда все будетъ хорошо, и ты уже боле не будешь испытавать этой неизвстности, которая такъ тяжела, такъ невыносима,— съ волненіемъ проговорила Мабель, цлуя ее.

— Тяжела! Она томительна, она превратила меня въ чистаго скелета,— сказала Анджела, лицо которой дйствительно немного осунулось, но было прекрасне, чмъ когда-либо, тогда какъ темные глаза казались больше, задумчиве, если возможно — печальне, чмъ въ былые дни.

Анджела въ самомъ дл страдала. Она билась изъ-за того, что представлялось ей крупной ставкой: изъ-за денегъ, положенія, освобожденія отъ ‘труда’ и бдности, отъ необходимости носить дешевыя перчатки и простыя, дурно сшитыя платья, здить въ омнибусахъ или ходить пшкомъ, отъ удовольствія видть, какъ женщины часто некрасивыя, старыя, или вульгарныя или даже обладающія всми этими качествами вмст, прозжаютъ въ своихъ экипажахъ, тогда какъ она, при всей красот своей, тащитъ сама свои покупки и бредетъ по тротуару. Игру свою Анджела вела отчаянно и съ энергіей, которой не въ состояніи была бы приложитъ ни въ какой другой цли въ подлунной, а теперь это письмо возвстило ей, что она ведетъ игру свою, рискуя не успть довести ее до конца, съ страшными шансами противъ нея — хотя бы въ томъ отношеніи, что Филиппъ, пожалуй, вернется и открыто потребуетъ исполненія общанія ея, прежде чмъ другой сдлаетъ предложеніе, котораго она ожидала.

Когда Филиппъ ухалъ, когда вся тяжелая борьба еще ему предстояла, надежда на то, что онъ предлагалъ ей по своемъ воевращеніи, каяалась раемъ сравнительно съ ея настоящимъ, но и теперь средства Филиппа были почти еще вс въ будущемъ (мало ли что могло случиться), тогда какъ мистеръ Фордисъ, хоти и пожилой, вялый и неловкій, держалъ въ своихъ рукахъ все, чего она жаждала, и однимъ словомъ могъ предоставить ей это все. Какъ ей довести дло до ‘счастливаго’ конца: продолжать отводить глаза Мабель, обманывать Филиппа, улыбаться Грэсъ, не выпускать мистера Фордиса изъ своихъ стей, не раздражая его? Она была права, утверждая, что процессъ мотъ ‘томителенъ’. Грэсъ была въ восторг отъ надежды на скорое возвращеніе Филиппа, но нетерпливое ожиданіе Мабель было смшано съ тяжелымъ уныніемъ — съ предчувствіемъ близкой катастрофы, которой, какъ она ни старалась, отогнать не могла.

‘Онъ скоро сюда будетъ’,— говорила надежда,— и все обойдется’.— ‘Онъ не можетъ пріхать ране нсколькихъ недль,— шептало опасеніе,— а въ нсколько недль можетъ случиться много дурного и рокового’. Между этими двумя настроеніями двушка такъ исхудала, что стала походить на тнь, она иногда почти впадала въ истерику отъ мучительной нравственной борьбы изъ-за вопроса, что лучше, какъ слдуетъ поступить: высказать ли свои подозрнія на счетъ сестры — это были не боле какъ подозрнія въ послднюю минуту, когда все можно было такъ скоро исправить,— или молчать, хотя бы все погибло?

Глава XIV.— Признаніе.

Однажды, когда время общаннаго возвращенія Филиппа приближалось, Текла Берггаузъ пришла навстить Грэсъ Массей. Она застала ее, какъ и ожидала, дома и одну, съ разбросанными вокругъ нея книгами и лежащимъ передъ ней листомъ бумаги.

— Что ты длаешь?— спросила Текла.— Ты занята? Я теб мшаю?

— Ты никогда мн не мшаешь. Я теперь занялась этимъ дломъ, съ намреніемъ сегодня вечеромъ отправиться къ вамъ, но очень рада, что вмсто того ты пришла сюда. Сними шляпу, и напьемся чаю.

Текла не отказалась отъ гостепріимнаго предложенія. Она сняла шляпу, сла за диванъ и сказала:

— Я рада, что застала тебя. Мн не хотлось, чтобы ты была у насъ сегодня вечеромъ, да и вообще, пока я не увижусь и не переговорю съ тобою.

— Да? Отчего?— спросила Грэсъ, поднимая голову съ минутнымъ удивленіемъ.

— Потому что тогда ты открыла бы нчто такое, что я хочу сообщить теб сама, а не предоставлять теб объ этомъ догадываться.

— А!— сказала Грэсъ, убирая свои книги и письменныя принадлежности, такъ какъ служанка входила съ чайнымъ подносомъ. Она ничего боле не прибавила, но налила чаю Текл, которая казалась нсколько взволнованной. Грэсъ отнесла ей чашку, поставила ее возл нея на уголк стола и, положивъ одну руку на плечо Теклы, тихимъ голосомъ проговорила:

— Текла, ты кому-нибудь дала слово?

— Да, дала,— отвчала Текла, вдругъ поднимая голову и обвивая руками шею Грэсъ, которую крпко судорожно сжала:— дала. Что ты на это скажешь?

— Скажи мн прежде: это мистеръ Рейхардтъ?

— Это — Фрицъ Рейхардтъ, да.

— Такъ я желаю теб такого счастія, какого ты достойна, а если ты его получишь, ты будешь безгранично счастлива. Фрицъ Рейхардтъ — славный малый. Мн кажется, что онъ почти тебя стоитъ.

— Благодарю тебя, я ему это передамъ,— сказала Текла, принимаясь за чай.

Обимъ двушкамъ. не легко было удержаться отъ слезъ, частью потому, что он были молодыя двушки, толковавшія о помолвк, а частью изъ-за множества воспоминаній — о надеждахъ, опасеніяхъ, нжныхъ ощущеніяхъ, волновавшихъ ихъ сердца, за которыя, какъ сознавали он об, было бы страшно опасно даже намекнуть.

Текла знала, что Грэсъ горячо желала, чтобы Филиппъ полюбилъ ее, и просилъ ее быть его женой, а Грэсъ знала, что ей это извстно. Грэсъ знала, что Филиппъ боле чмъ нравился Текл, что она страдала со времени его помолвки съ Анджелой Ферфексъ и что настоящее обрученіе, между прочимъ, означало желаніе выйти изъ положенія, тяготившаго ее, и Текла знала, что Грэсъ все это понимаетъ. Но он об благоразумно умалчивали объ этомъ предмет. Грэсъ налила себ чаю и сказала:

— Это, вроятно, только-что ршено, приди я неожиданно сегодня вечеромъ, я застала бы у насъ мистера Рейхардта въ его новой и удачной роли счастливаго обожателя,— а теб хотлось сначала побывать у меня и объясниться?

— Да, пожалуй, что такъ,— согласилась Текла:— но ты тмъ не мене придешь, и увидишь его и меня въ той роли, о которой говоришь, не правда ли?

— Съ удовольствіемъ, но въ такомъ случа я должна буду просить тебя сейчасъ же уйдти, какъ оно ни кажется грубо, но иначе я не приготовлю моей теоремы къ завтрашнему утру.

— Я сейчасъ иду,— сказала Текла, вставая.— А, вотъ и Мабель Ферфексъ возвращается домой изъ школы. Какимъ несчастнымъ смотритъ этотъ ребенокъ!

— Неправда ли? Сердце мое какъ-то болитъ за нее.

— Можетъ быть, Анджела дурно съ ней обращается?

— Я въ этомъ нисколько не сомнваюсь, но знаю, что когда Анджела выйдетъ за Филиппа, дурного обращенія не будетъ. Ничто такъ его не возмущаетъ, какъ видть угнетеніе слабыхъ.

Текла ушла, а Грэсъ, оставшись одна, возвратилась въ своей теорем съ мыслью:

— Она совершенно права, совершенно. Но еслибъ это могло быть иначе!

Глава XV.— Конецъ сна.

Была половина второго на другой день, когда Грэсъ Массей и Мабель Ферфексъ медленно шли вдоль Лоуренсъ-стрита, возвращаясь, первая изъ коллегіи, вторая изъ школы. Он встртились на Карльтонской дорог и пошли вмст.

— Филиппъ теперь скоро будетъ здсь,— сказала Грэсъ.— Вамъ слдуетъ встртить его съ боле веселымъ лицомъ, Мабель. Вы такая блдная и слабая.

— О, я совсмъ здорова,— сказала Мабель, съ болзненной улыбкой.

— Что Анджела получала опять извстія отъ Филиппа?

— Не получала посл того письма, въ которомъ говорилось, что онъ отправляется въ Гонконгъ и черезъ два дня сядетъ на пароходъ, по крайней мр,— добросовстно оговорилась Мабель,— насколько явнаго, она не имла новыхъ извстій, но я ухожу въ школу до прихода почтальона. Анджела выходитъ имъ дому позже.

— Да. Кстати, мн кажется, что у васъ слишкомъ продолжительны занятія въ школ. Когда настанутъ каникулы, вы должны навстить насъ въ Фоульгавен. Я уврена, что это будетъ вамъ полезно, къ тому времени, Богъ дастъ, помолвка Филиппа будетъ объявлена и вамъ будетъ совершенно прилично пріхать къ намъ. Ненавижу я всю эту таинственность, считаю ее положительнымъ оскорбленіемъ моимъ отцу и матери, но врно всему этому скоро конецъ!

— Надюсь,— сказала Мабель, съ еще боле слабой улыбкой, когда он дошли до дому.

— Садитесь поскорй обдать,— продолжала практичная Грэсъ,— Можно подумать, что вы умираете съ голоду, а что касается до меня, у меня волчій аппетитъ.

Съ веселымъ кивкомъ разсталась она съ Мабель и пошла къ себ. Столъ былъ накрытъ и Грэсъ, сбросивъ шляпу и плащъ, собиралась позвонить и спросить обдать — въ Лоуренсъ-стрит трапеза эта обыкновенно совершалась среди дня — какъ лежавшее на камин письмо, надписанное рукой ея матери, заставило ее пріостановиться. Она распечатала его, и читала:

‘Дорогая Греси, спасибо за твое милое, длинное письмо, скажи миссъ Берггаузъ, что’….

Звонокъ — странный, дрожащій, а между тмъ громкій, настойчивый звонокъ у парадной двери, сначала какъ бы робкій, а затмъ громкій. Такъ страненъ былъ этотъ звувъ, что Грэсъ позабыла ‘волчій’ голодъ, о которомъ говорила, позабыла свое письмо и стояла неподвижно, поднявъ голову и прислушиваясь.

Вскор входная дверь отворилась, Грэсъ ничего изъ происходившаго разслышать не могла, кром того, что дверь снова затворилась и кто-то вошелъ. Затмъ — все это казалось роковымъ сномъ — дверь пріемной распахнулась, Мабель стояла на порог точно какое-то жалкое, маленькое привидніе, она какъ бы стаяла, сдлалась меньше ростомъ, похудла, въ т пять или шесть минуть, какъ Грэсъ разсталась съ нею. Лицо ея было блдно, губы раскрыты, глаза расширены, вся ея наружность выражала полный ужасъ.

— Дитя, дитя, что случилось?— воскликнула Грэсъ, подходя въ ней и хватая ее за руку, испуганная выраженіемъ отчаянія на этомъ молодомъ лиц.

— Не прикасайтесь ко мн!— хриплымъ шопотомъ проговорила Мабель, отдаляясь отъ нея.— Я недостойна, чтобы вы ко мн прикасались, но вы должны узнать. О, ей не слдовало бы поручать это мн, не слдовало бы!

Въ своихъ дрожащихъ рукахъ она держала бумагу, которую Грэсъ, подъ вліяніемъ непреоборимаго желанія угнать худшее, ваяла у нея и прочла, подъ прерывистый акомпанементъ отрывочныхъ словъ и восклицаній Мабель:

‘Дорогая Мабель,

‘Ты вроятно удивишься, найдя письмо вмсто меня самой, когда придешь изъ школы. Дорогое дитя, ты должна стараться не чувствовать себя оскорбленной моимъ поступкомъ, не можешь же ты не понимать, что мн, право, не оставалось другого выбора. Ты врно, знаешь, какой несчастной я себя чувствовала, бывши невстой Филиппа Массей. По мр того, какъ приближается время его возвращенія, я сознаю, что невозможно, чтобъ я когда-нибудь соединилась съ нимъ.— Это было бы несчастіемъ, а любовь, которую я научилась питать къ другому, ясно показываетъ мн, что выйти за мистера Массей было бы величайшей ошибкой, какую я могла сдлать. Джентльменъ, съ которымъ я обвнчаюсь сегодня утромъ,— мистеръ Фордисъ. Мы разсматривали вопросъ со всхъ сторонъ и пришли къ заключенію, что всего лучше обвнчаться тихо. Я писала мистеру Массей въ тотъ отель, въ Лондон, въ которомъ онъ собирался остановиться. Я оставила теб денегъ вдоволь, дорогая, на все время нашего отсутствія, буду писать теб при первой возможности и сообщу наши планы. Понятно, когда мы вернёмся, ты будешь жить съ нами, и если ты будешь счастлива у меня въ дом, я сочту, что вс жертвы, какія я принесла теб, не были напрасны. И такъ до свиданія. Буду писать изъ Парижа, и куплю теб тамъ что-нибудь хорошенькое.

‘Твоя любящая сестра Анджела’.

— Лицемрка!— сорвалось съ губъ Грэсъ, когда она кончила: — о, безсердечная лгунья, кокетка!— И другія энергическія выраженія были на ея энергическихъ устахъ, но мертвое молчаніе, встртившее ее, заставило ее поднять голову и испугало среди ея бшенаго негодованія. Мабель опиралась обими руками на спинку стула, блдная, дрожащая съ головы до ногъ, и безмолвная — все безмолвная. Казалось, будто грхъ ея сестры и стыдъ, съ нимъ соединенный, подобно острію меча вошелъ ей въ душу на-вки. Она могла только стоять, точно какая гршница, видящая надъ собой руку владыки, готовую поразить ее,— стоять и покоряться. Безусловное горе двушки поразило сердце Грэсъ. Оно представляло такой контрастъ съ нивостью ея сестры.

— Простите меня, Мабель!— воскликнула она, подъ вліяніемъ внезапнаго порыва.— Я люблю моего брата. Богу и мн самой только извстно, какая сестра ваша дурная, безнравственная женщина, и своимъ поступкомъ она можетъ разбить его сердце, но вы невинны, я вижу, и это страшно потрясло васъ. Садитесь, и не думайте еще возвращаться домой.

— Нтъ, не прикасайтесь ко мн!— сказала Мабель, съ трудомъ оровзнося слова.— Я знала… я… она…

— Вы знали — вы знали!— воскликнула Грэсъ, отдаляясь отъ нея снова и бросая на нее гнвный взглядъ.

— Нтъ, я хочу сказать — этого я не знала. Я знала, что она видла мистера Фордиса. Я думала, что она часто видала его, но наврное не знала. Я начала думать, что она не пойдетъ за Филиппа, и что мн слдуетъ предупредить васъ… я… я… не знала. Я почти съ ума схожу, кажется,— заключила Мабель, бросая на все окружающее странный, дикій взглядъ и прижимая руку къ голов.

— Потрудитесь сказать мн,— начала-было Грэсъ, когда тишина на улиц была внезапно нарушена стукомъ колесъ, и, какъ оно ни покажется страннымъ при напряженности ихъ настоящихъ чувствъ, об двушки съ любопытствомъ выглянули въ окно, такъ какъ въ сокровенной глубин души обихъ таилось невысказанное опасеніе:— А, что если Филиппъ, по какому нибудь случаю, прідетъ, сегодня, сейчасъ? И Грэсъ, завидвъ подъзжавшій кэбъ и кучера, посматривающаго на нумера домовъ, высказала опасеніе, сковывавшее уста Мабель.

— Что, если это Филиппъ! Господи,— да, кажется, это и есть Филиппъ!

Отъ Мабель все не было отвта, тогда какъ Грэсъ кинулась къ окну и убдилась, что опасеніе ея оправдалось — кэбъ остановился. Это былъ онъ, загорлый, похожій на иностранца — сильно измнившійся — человкъ, способный теперь обратить на себя вниманіе всюду, куда онъ ни покажется, но все же Филиппъ, ея настоящій братъ Филиппъ, бросавшій нетерпливые взгляды на домъ, кинувшій деньги извозчику, поднимающійся по лстниц. Тогда только настоящее положеніе, во всей сил своей, представилось обимъ двушкамъ.

— Онъ не былъ въ Лондон — онъ пріхалъ изъ Ливерпуля! Письмо — да онъ не могъ и получить письма. Онъ ничего не знаетъ!

Грэсъ быстро проговорила эти слова и, потерявъ всякое присутствіе духа, начала скорыми шагами ходить по комнат, ломая руки и шепча:

— Что я буду длать? О, Господи, что я буду длать? Какое возвращеніе! Мой бдный Филиппъ!

Мабель опустилась на стулъ, не въ силахъ доле держаться на ногахъ. Послышались шаги, дверь быстро отворилась, и Филиппъ уже держалъ Грэсъ въ объятіяхъ и, смясь отъ радости и цлуя ее, говорилъ:

— Ну, дитя, мое, не умри отъ удивленія — для меня не умри!

Въ своемъ раздраженіи Грэсъ почти готова была сердиться на него за его слпую, радостную торопливость, за его забывчивость, за его полное невниманіе ко всему, кром ликованія по поводу возвращенія и свиданія съ дорогими его сердцу.

— Филиппъ,— сказала она, освобождаясь изъ его объятій и говоря торжественнымъ тономъ:— ты, кажется, не видишь, что у меня гостья — и гостья, явившаяся съ дурною встью.

— Да — ахъ, Мабель! Вы смотрите больной. Что съ вами? Съ Анджелой ничего не случилось, неправда ли? Говорите сейчасъ!— прибавилъ онъ, почти сердито.— Больна она?

— Филиппъ… это очень грустно,— начала Грэсъ.— Анджела — о, она поступила очень дурно. Она очень виновата передъ тобой.

— Что ты хочешь сказать? Какъ смешь ты говорить что-нибудь противъ нея? Я получилъ отъ нея письмо въ день моего отъзда изъ Гонконга, въ которомъ она радовалось моему возвращенію. Я….

Его спокойная рчь оборвалась, когда онъ взглянулъ сначала на одну, потомъ на другую, увидалъ блдное, суровое лицо Грэсъ, и страшное, измученное, страдальческое выраженіе на лиц Мабель.

— Еслибъ я могла остановить это,— начала бдная двочка дрожащимъ голосомъ.

— Мабель, вамъ слдовало сообщить мн,— сказала Грэсъ, но ее прервалъ сильный голосъ Филиппа, заглушавшій ихъ рчи:

— Что остановить? Я желаю знать, что случилось! Гд Анджела, и что она сдлала?

— Она убжала съ мистеромъ Фордисомъ и обвнчалась съ нимъ,— сказала Грэсъ, стоя передъ нимъ блдная, съ расширенными глазами и нервно сжатыми пальцами, готовая въ испуг спасаться бгствомъ, еслибы негодованіе Филиппа приняло буйный характеръ.

— Мы только сегодня утромъ узнали, сейчасъ,— сказалъ голосъ за его спиной,— и узнали отсюда.

Это была Мабель, которая вложила письмо Анджелы ему въ руку. Филиппъ взялъ его молча, не удостоивая отвтомъ того, что считалъ гнусной и ужасной ложью.

Но во время чтенія, голова его, довольно смтливая, быстро уяснила себ все положеніе дла. Онъ не разразился проклятіями, не безумствовалъ, не топалъ ногами, но об двушки задрожали, когда онъ подошелъ къ камину, разорвалъ письмо, и, бросивъ его въ огонь, проговорилъ тихимъ голосомъ:

— Я думалъ, что любимъ чистой сердцемъ женщиной, но, какъ кажется, я одураченъ и обманутъ грубой… ха, ха!

Это былъ ужасный, горькій смхъ. Онъ заставилъ всю кровь кинуться въ лицо Грэсъ и вызвалъ только слабый стонъ Мабель, на звукъ этотъ Грэсъ снова обратилась къ ней, проговоривъ:

— О, Мабель, еслибъ вы мн только сказали…

Филиппъ равнодушно взглянулъ на двушку, точно она и вс ей близкіе отнын должны были сдлаться недостойными его вниманія и даже его презрнія. Но когда онъ не увидалъ ничего, кром почти-безжизненной блой фигуры, согнувшейся у стола, онъ подошелъ, поднялъ ее и на рукахъ отнесъ на диванъ.

— Упреки здсь неумстны, Грэсъ. Разв ты не видишь, что съ нею обморокъ? Здоровыя двушки не имютъ привычки падать въ обморокъ, даже изъ-за подобныхъ вещей! Она вынесла что-нибудь, что было ей не подъ-силу. Пригляди за ней, будь милой двочкой. Я отнесу ее на-верхъ, если хочешь, но устрой такъ, чтобы я боле ее не видалъ, или, постой,— спокойно прибавивъ онъ,— я отправлюсь въ контору. Кажется, это лучшее, что я могу сдлать теперь. Да, я отправлюсь въ контору и представлю свое донесеніе. Возвращусь я вечеромъ, Грэсъ.

И съ этимъ онъ ушелъ.

Глава XVI.— Реакція.

Онъ ушелъ, и комната показалась Грэсъ необыкновенно безмолвной и пустой. Ей не представлялось, что онъ пробылъ въ ней только нсколько минутъ, а затмъ снова исчезъ, но скорй, будто онъ пробылъ очень долго, а теперь, когда ухалъ, она не могла привыкнуть къ его отсутствію. Пока она склонялась надъ безчувственной Мабель, ухаживала за ней, звала хозяйку себ на немощь и выслушивала громкія и энергическія восклицанія послдней, мысли Грэсъ были всецло заняты Филиппомъ. Какимъ счастливымъ, красивымъ, оживленнымъ смотрлъ онъ, когда вошелъ, полный здоровья и довольства, надежды и радости! Какая печальная перемна произошла въ лиц его, пока онъ читалъ письмо Анджелы, и въ тхъ словахъ его, когда онъ сжигалъ это письмо, какое заключалось проклятіе! Какое рзкое, горькое, непримиримое презрніе! Грэсъ нашла утшеніе въ этомъ воспоминаніи, такъ какъ его взгляды, слова и движенія не были взглядами, словами и движеніями человка, способнаго пасть хотя бы подъ самымъ предательскимъ ударомъ.

‘Не мудрено, что эта бдная двочка совсмъ лишилась чувствъ’, думала Грэсъ: ‘она — несчастная, маленькая участница этой тайны, измученная цлыми недлями тревоги. Разв у самой Грэсъ, совсть которой была совершенно чиста, не горли щеки и не билось сердце отъ страха, когда она услышала его слова, разв она не задрожала скорй отъ того, что онъ давалъ понять, чмъ отъ того, что онъ собственно сказалъ?’

Мало-по-малу сознаніе возвратилось къ Мабель, и, когда она совершенно пришла въ себя, сердце Грэсъ переполнилось состраданіемъ при вид происшедшей въ ней перемны. Теперь, когда страхъ миновалъ, когда буря разразилась, вся ея искусственная сила исчезла, вся возбужденная энергія, поддерживавшая ее до настоящей минуты, подалась, утомленіе, отражавшееся на лиц, и слабость во всхъ членахъ были полная.

— Онъ ухалъ? Филиппъ ухалъ, или онъ еще здсь?— спросила онъ съ прежнимъ, полнымъ ужаса взглядомъ, напоминавшимъ взглядъ преслдуемаго звря.

— Онъ ушелъ, дитя. Онъ не вернется до вечера. Лежите смирно и выпейте вина.

Мабель покачала головой, провела рукой по лбу и проговорила, утомленно прижимаясь головой къ жесткой и маленькой диванной подушк:

— Нтъ, благодарю васъ. Голова у меня болитъ — ужасно! И я такъ устала. Я не совсмъ хорошо себя чувствую, и не думаю, чтобы могла отправиться сегодня въ школу, въ послобденный классъ.

— Идти въ школу — какъ можно! Вы здсь будете смирно лежать, я посижу около васъ и никто намъ не помшаетъ. Да, мистриссъ Ливсей, можете подавать обдать, поставьте приборъ для миссъ Ферфексъ,— она останется у меня.

Не ей не удалось убдить Мабель прикоснуться къ д, она согласилась только спокойно полежать на диван, пока Грэсъ притворялась, что обдаетъ, а затмъ ни угрозы, ни убжденія не могли заставить молодую двушку остаться лишнюю минуту. Она непремнно хотла пойти къ себ ‘и отдохнуть’, какъ она выражалась. Грэсъ твердо замтила, что не считаетъ возможнымъ оставлять ее одну, и что пойдетъ съ нею, но отъ этого Мабель также отказалась, и все, чего Грэсъ могла отъ нея добиться, было общаніе, что она пошлетъ за нею, если къ вечеру ей не будетъ лучше. Грэсъ слдила за ней глазами, когда она вышла отъ нея — худенькая, согнувшаяся, обезсилнная, и ей вдругъ вспомнилось, какъ она подвела Филиппа къ окну въ утро того понедльника посл своего прізда и спросила его кто такая эта веселенькая, хорошенькая, молоденькая двушка, что такъ прямо держится. Воспоминанія объ этомъ счастливомъ утр и обо всемъ, что произошло съ тхъ поръ, подавили Грэсъ. Бросившись на диванъ, на которомъ лежала Мабель, она закрыла лицо руками и горько плакала.

Около шести часовъ принесли записку отъ Филиппа, изъ конторы:

‘Дорогая Грэсъ!

‘Оказывается, что я не буду имть возможности явиться въ Лоуренсъ-стритъ сегодня вечеромъ. Они вс такъ рады моему возвращенію, что мн не вырваться. Грей настаиваетъ, чтобъ я отправился къ нему на нсколько дней, хочетъ представить меня леди Елизабетъ. Помнишь ли ты леди Елизабетъ и свадьбу Грея? Пришли съ посланнымъ самый маленькій изъ моихъ чемодановъ. Буду писать теб завтра или посл завтра. Не упоминай о происшедшемъ сегодня утромъ въ твоихъ письмахъ домой. Я скоро тамъ буду и самъ скажу матери. Это моя обязанность.

‘Прощай пока, дорогое дитя,

‘Филиппъ.

‘P. S. Кстати, не приглядишь ли, изъ дружбы ко мн, за бдной маленькой Мабель Ферфексь? Она показалась мн очень нездоровой, и какъ бы другіе ни были виноваты, она ни въ чемъ не повинна’.

Едва Грэсъ отравила требуемыя вещи, какъ явилась хозяйка сосдняго дома, пожелала ее видть и объявила ей, что миссъ Ферфексь, повидимому, очень больна, а такъ какъ сестра ея ухала, то не зайдетъ ли миссъ Массей и не посовтуетъ ли, что длать?

Грэсъ согласилась, и застала Мабель мечущейся, горящей въ лихорадк, и, какъ ей показалось, серьёзно больной. Она заставила ее лечь въ постель, послала за докторомъ, сла у изголовья Мабель и не отходила отъ нея въ теченіе двухъ недль. Мабель была почти при смерти больна, и чтобы покинутъ ее, сердце Грэсъ должно было бы быть гораздо жестче, чмъ было. Она нжно ухаживала за молодой двушкой, легко отзываясь о болзни въ отчетахъ, которые вынуждена была посылать Анджел, совершенно противъ своего желанія.

Въ первые дни выздоровленія она услыхала отъ Мабель всю исторію ея борьбы и испытаній, и до выполненія своей задачи уже полюбила свою больную, какъ сестру.

‘Какъ бы другіе ни были виноваты, она ни въ чемъ не повинна!’ Изъ глубины души повторяла она эти слова Филиппа.

Глава XVII.— У мистера Грея.

Филиппъ вышелъ изъ дому, минуты вступленія въ который онъ такъ жаждалъ въ теченіе долгихъ и томительныхъ недль, и снова вышелъ на улицу. Въ теченіе десяти минутъ или четверти часа прошедшихъ съ того времени, какъ онъ подъхалъ къ дверямъ, въ природ не совершилось никакого великаго переворота (вроятно ли, чтобы что-нибудь подобное произошло), а между тмъ Филиппу показалось (какъ несомннно показалось бы девяти человкамъ изъ десяти въ его положеніи) изумительнымъ, что все имло прежній видъ — солнце продолжало ярко свтить, какъ и подобаетъ въ апрл, люди спокойно проходили по знакомой улиц, мелькнуло даже два-три знакомыхъ лица, между прочимъ безобразный, одноглавый кондукторъ омнибуса — вотъ онъ на старомъ мст. Извн все было по прежнему, только внутри его самого, Филиппа Массей, повидимому, произошли такія страшныя, поразительныя перемны.

Понятно, онъ вовсе еще не уяснилъ себ того, что произошло, но онъ зналъ, что какое-то ужасное бдствіе гд-то тамъ, вдали, нависло надъ нимъ и тяготитъ его и давитъ подобно отдаленной громовой туч на лтнемъ неб. Туча приблизится и разразится бурей. Также скоро приблизится и его несчастіе, и представится душ его во всей своей сил. Ложь, предательство, самая чудовищная, страшная ложь — самыя низкія, подлыя интриги — скоро придется ему со всмъ этимъ мысленно бороться и созвать, что вс эти безобразія совершала женщина, которую онъ хранилъ въ своемъ сердц точно сватыню, которой покланялся всей душой. Онъ слегка содрогался въ предвидніи предстоящихъ ужасовъ, но ухитрялся въ настоящемъ отдалять ихъ отъ себя, и явился въ хорошо знакомую контору спокойнымъ на видъ и полнымъ самообладанія.

Онъ вошелъ въ комнату, наполненную клерками, которые подняли голову при его появленіи, и одинъ изъ нихъ вжливо началъ:

— Чмъ могу я — ахъ, Филиппъ Массей! Такъ и есть.— Такъ ты воротился, старина! Какъ поживаешь?

Засимъ послдовали искреннія рукопожатія и горячія привтствія со стороны всхъ его старыхъ пріятелей, и взгляды, исполненные одобренія со стороны новичковъ, посл чего Филиппъ замтилъ, что желалъ-бы видть мистера Старки, и былъ немедленно введенъ въ кабинетъ этого джентльмена.

Здсь, также привтствія были самыя теплыя, такъ какъ Филиппъ хорошо исполнилъ порученную ему работу, и своей исполнительностью, ршимостью и присутствіемъ духа избавилъ двоихъ доврителей отъ значительныхъ матеріальныхъ потерь, а также отъ ущерба ихъ доброй слав, который имлъ бы для нихъ еще боле серьезное значеніе, а они, какъ люди щедрые, готовы были наградить за врную службу.

Пока Филиппъ былъ погруженъ въ объясненія съ мистеромъ Старки, по временамъ испытывая легкую дрожь при мысли о томъ, что его ожидаетъ, когда всему этому возбужденію придетъ конецъ и онъ останется наедин съ самимъ собою, среди разговора вошелъ мистеръ Грей. Мистеръ Грей былъ красивый, широкоплечій молодой человкъ аристократической наружности, лтъ подъ тридцать, про котораго говорили, что онъ сдержанъ и гордъ, но который Филиппу всегда нравился при тхъ незначительныхъ и рдкихъ сношеніяхъ, какія онъ когда-либо съ нимъ имлъ. Онъ дружески привтствовалъ Филиппа, вступилъ съ нимъ въ разговоръ и, заинтересованный его разсказами, пригласилъ Филиппа похать сегодня вмст къ нему въ имніе, провести у него ночи дв, познакомиться съ его женою. Во всякое другое время перспектива эта была бы непріятна Филиппу, или врне, сердце его, теплое и безхитростное, какъ сердца всхъ мужчинъ, достойныхъ этого имени, возмутилось бы при мысли хать въ чужой домъ, посщать постороннихъ людей, тогда когда онъ едва-ли сказалъ десять словъ любимой сестр, а отецъ съ матерью, у себя въ Фоульгавен, даже не знали, что онъ снова на родин. Но настоящія обстоятельства были совсмъ ненормальны. Мысль попасть въ совершенно новую обстановку и незнакомую мстность была соблазнительна. Онъ принялъ приглашеніе мистера Грея, и отправилъ Грэсъ записку, о которой уже была рчь.

Калліардсъ, помстье мистера Грея, находилось въ разстояніи восьми или девяти миль отъ Иркфорда: это было хорошенькое мстечко среди свжихъ, незаряженныхъ городской атмосферой сельскихъ видовъ, окруженное полями и лсами. Мистеръ Грей отправился туда, покончивъ съ длами, и поздка въ отъ апрльскій вечеръ была пріятная — въ воздух чувствовалась прохлада, солнце садилось во всемъ блеск, они быстро неслись по хорошимъ деревенскимъ дорогамъ, и до наступленія сумерекъ въхали въ аллею сосенъ и подкатили къ большому, красивому, своеобразной архитектуры, срому, каменному дому. Они прошли черезъ залу въ веселую гостиную, въ которой сидла дамъ и вышивала, Филиппъ былъ ей представленъ — это была лэди Елизабетъ Грей.

Горести Филиппа дйствительно на время какъ бы стушевалась, пока онъ стоялъ и разговаривалъ съ этой красивой, прямодушной, чуждой всякаго притворства женщиной, лтъ двадцати-двухъ, двадцати-трехъ.

— Дорогая,— сказалъ мистеръ Грей,— позволь представитъ теб мистера Массей, джентльмена, оказавшаго намъ серьезныя услуги въ Кита.— Массей,— лэди Елизабетъ Грей.

— Я непремнно должна пожать вамъ руку, такъ какъ вы совершили такія великія дла,— любезно проговорила лэди Елизаветъ.— Мистеръ Массей у насъ погоститъ, Дикъ?

— Онъ, по словамъ его, можетъ пробыть дня два, полагаю, что онъ разскажетъ теб столько приключеній, что удовлетворитъ даже тебя, онъ побывалъ въ дикихъ мстахъ. Неужели этотъ звонокъ извщаетъ насъ, что пора одваться къ обду? Мы запоздали больше, чмъ я думалъ.

— Да, кстати, у насъ сегодня кое-кто обдаетъ. Кого поручу я вамъ вести къ столу, мистеръ Массей? Какихъ именно молодыхъ двушекъ любите вы?

— Совершенно увренъ, что мн понравится любая молодая особа, какую вамъ вздумается для меня выбрать,— отвчалъ Филиппъ, вспыхнувъ и чувствуя, что сердце его вдругъ больно сжалось, но сознавая въ то же время, что съ этимъ страданіемъ онъ еще легко могъ справиться. Онъ былъ въ состояніи выносить его безъ всякихъ конвульсій на лиц, и даже, пока оно его терзало, могъ улыбаться и разговаривать, словно находясь ль мир со всми людьми.

Затмъ его проводили наверхъ и предоставили ему одваться, и этотъ процессъ онъ совершилъ съ наивозможной быстротой, опасаясь каждыхъ пяти минутъ, проведенныхъ наедин съ самимъ собою и тмъ привидніемъ, которое готово было броситься на него въ первую благопріятную минуту.

Дале послдовалъ обдъ, и пріятный, проведенной въ обществ вечеръ, въ теченіе котораго Филиппъ, къ своему великому удивленію, оказался совершеннымъ львомъ, и едва успвалъ отвчать на безчисленные вопросы, предлагаемые ему двумя очень милыми мояодшш двушками, уврявшими, что сильно интересуются Китаемъ и всмъ, до него касающимся, но главная забота которыхъ состояла въ томъ, чтобы разузнать, какіе образчики фарфора и другихъ рдкостей онъ вывезъ изъ поднебесной имперіи.

— Мн нравится твой мистеръ Массей, Дикъ,— сказала леди Еливабетъ, во время минутнаго parte съ мужемъ.— У него одно изъ самыхъ милыхъ лицъ, какія я когда-либо видала, да и одно изъ самыхъ красивыхъ.

— Да, очень радъ что онъ теб понравился, но мн его обращеніе иногда, кажется, нсколько страннымъ. Разв ты не замчала, какъ онъ, по временамъ почти вздрагиваетъ, и вдругъ оглянется, точно… трудно описать это выраженіе. Сейчасъ онъ пристально смотрлъ на миссъ Удсайдъ, къ теченіе нсколькихъ минутъ, и не слышалъ ничего, что она говорила.

— О да, я это замтила. Но ты, кажется, говорилъ, что онъ только сегодня вернулся домой? А ты потащилъ его сюда, когда онъ, вроятно, предпочелъ бы находиться въ другомъ мст, въ другомъ обществ?

— Правда! объ этомъ я и не подумалъ. Оно довольно-таки правдоподобно.

— А между тмъ не больше года тому назадъ ты сказалъ бы, что очень непріятно, когда тебя тащатъ въ другую сторону, когда ты могъ бы отравиться въ Clevely Park — шутливо возразила леди Елизабетъ.

Вечеръ, какъ показалось Филлипу, кончился очень скоро, а когда гости разъхались, а хозяева удалилась на покой, понятно, что и онъ былъ вынужденъ послдовать ихъ примру, хотя мшкалъ сколько могъ, принялъ приглашеніе своего амфитріона выкурить сигару въ курительной комнат, и т. д., такъ что было боле двнадцати часовъ, когда онъ, наконецъ, очутился одинъ въ своей комнат.

Но разъ попавъ туда, онъ почувствовалъ, что страданіе, которое онъ такъ долго отдалялъ отъ себя, не можетъ уже боле быть отдалено. Оно все разомъ нахлынуло на него, и окончательно его подавило.

Попытка описывать часы подобные тмъ, какіе переживалъ Филиппъ, всегда бываетъ тяжела и, по большей части, неудачна. Когда мы сами падаемъ, мы можемъ испытывать страданія и угрызенія совсти, можемъ обзывать себя нелестными именами, всячески унижать себя, искать кары за грхи наши, но за всякимъ сокрушеніемъ сердечнымъ скрывается сознаніе: ‘Въ сущности, я никогда не бывалъ совершенствомъ, проступокъ мой не выбросилъ меня изъ среды человчества, есть будущее, въ теченіе котораго я могу постараться искупитъ мой грхъ’. Но когда идеалъ человка исчезаетъ, когда то, что было для насъ высшаго, чистйшаго, священнйшаго, что казалось намъ незапятнаннымъ и безукоризненнымъ, внезапно рушатся передъ нашими исполненными ужаса глазами, мы не въ силахъ уже боле смотрть непредубжденнымъ взглядомъ, реакція ослпляетъ, и эти несчастные обломки представляются грудой чего-то ужаснаго, истлвающаго. Такъ было и съ Филиппомъ, и съ этимъ-то подавляющимъ бдствіемъ ему приходилось бороться въ эту ночь. Онъ понималъ, что о сн и думать нечего, но замтивъ въ своей спальн окно, доходившее до полу, онъ отворилъ его и увидалъ, что его опоясываетъ маленькій, желзный балкончикъ. Его охватилъ ночной воздухъ, рзкій и свжій, но животворный. Онъ вышелъ на балконъ, и опершись локтями на перила его, стоялъ и уныло смотрлъ въ темноту. Свтила луна, готовившаяся исчезнуть за рядомъ полей, разстилавшихся на запад, онъ смутно видлъ очертанія деревьевъ въ саду, цвточныхъ клумбъ подъ своимъ окномъ, и скошенныхъ лужаекъ. Еще дале, онъ видлъ блескъ воды, онъ помнилъ, что тутъ быоъ прудъ, который онъ замтилъ подъзжая къ дому. Все было тихо и спокойно, весь домъ, повидимому, спалъ. Прошлой ночью, въ это время, онъ жаждалъ вернуться домой,. онъ думалъ объ Анджел, объ удовольствіи, какое доставитъ ей его неожиданный пріздъ. Когда переставалъ онъ думать о ней? Объ ней думалъ онъ, высаживаясь на берегъ, объ ней — летz съ такой быстротой, съ какой могли везти его позда и кэбы, въ Иркфордъ, объ ней, единственно объ ней, когда онъ халъ по темнымъ, хорошо знакомымъ улицамъ, объ ней — тутъ воспоминанія, подобно потоку, хлынули ему въ душу — Грэсъ, Мабель, т нсколько короткихъ и ужасныхъ минутъ, въ теченіе которыхъ онъ изъ свта попалъ во мракъ.

‘Она обвнчалась сегодня утромъ,— шепталъ онъ.— Боже! изъ чего созданы женщины, что он могутъ такъ поступать — обвнчалась сегодня утромъ, а три недли назадъ писала мн: ‘дорогой Филиппъ!’ Что, если бы я вздумалъ отослать письма старину Фордису, безъ дальнйшихъ комментаріевъ, ха, ха. Безумный этотъ міръ, безумный’… Что-жъ, не умирать же человку потому, что женщина измнила ему, и я думаю, что другіе, какъ мужчины, такъ и женщины, не поставятъ Филиппу Массей въ грхъ, что Анджела Ферфексъ сначала дурачила, а потомъ обманула его…

‘Я вернулся домой, въ увренности, что карьера моя сдлана, во всхъ отношеніяхъ, а вмсто того оказывается, что я потерплъ пораженіе въ томъ единственномъ вопрос, гд я дорожилъ успхомъ’.

Слово ‘успхъ’ вызвало другія воспоминанія, онъ вспомнилъ игру свою съ Теклой Берггаузъ и ихъ опредленіе успха.

‘Я сказалъ, что Грей извдалъ успхъ, а она, казалось, не была въ этомъ уврена, но въ сущности я былъ правъ, такъ какъ жена его честная женщина. Вроятно, Грэсъ на это намекала тогда, когда говорила со мной. Какой я былъ глупецъ!’

Ночь проходила, луна скрылась, заря загорлась на восток, принося съ собою новый, радостный день, полный надеждъ и ликованія, всему міру, но когда солнце взошло во всей крас своей, оно застало Филиппа Массей съ разбитымъ сердцемъ.

Глава XVIII.— Поздка за голубыми розами.

Филиппъ провелъ два дня и дв ночи у мистера Грея, вращался въ аристократическомъ обществ, имлъ нсколько разговоровъ съ лэди Елизабетъ, которая была очень любезна съ нимъ и приглашала его опять какъ-нибудь навстить ихъ. Изъ Калліардса онъ писалъ матери, что скоро будетъ въ Фоултгавенъ, и, простившись съ мистеромъ Греемъ, возвратился въ Иркфордъ и въ контору, гд выразилъ желаніе видть мистера Старки наедин. Во время своихъ скитаній по аллеямъ Калліардса, онъ ршилъ, что предприметъ, если это окажется въ предлахъ возможнаго.

Желаніе его немедленно было исполнено, и мистеръ Старки началъ:

— Ну, Массей, очень радъ васъ видть. Вамъ, вроятно, нужно длишки ваши привести въ извстность, э? Вы получали свое обыкновенное жалованье, пока были за границей, но вы, конечно, знали, что по возвращеніи вашемъ произойдетъ перемна. Чекъ этотъ васъ удовлетворитъ, а что до будущаго…

Филиппъ взялъ чекъ и втянулъ на него:

— Вы очень добры, сэръ. Это очень щедро, и я вамъ глубоко обязанъ, но — онъ положилъ чекъ въ карманъ не съ радостной улыбкой, которую мистеръ Старки привыкъ видть къ подобныхъ случаяхъ:— я желалъ сказать вамъ еще нчто, если позволите.

— Говорите. Вы недовольны чекомъ?

— Это гораздо боле, чмъ я заслужилъ. Если и дйствительно былъ вамъ сколько-нибудь полезенъ — если…

— Вы принесли дйствительную, существенную пользу, и вы не должны думать, что мы воображаемъ, будто посредствомъ чека можно заплатить подобный долгъ.

— Вы не сочтете меня дерзкимъ, если я осмлюсь сказахъ, что въ вашей власти боле чмъ вознаградить меня другимъ способомъ, чмъ давая мн чеки или деньги?

— Конечно, нтъ! Все, что хотите, лишь бы это было въ предлахъ благоразумія. Чего вы желаете?

— Желалъ бы… если у васъ имется въ виду другая экспедиція въ род той, изъ которой я только что воротился, чтобы вы снова послали меня — куда угодно — мн все равно, лишь бы подальше.

— Вы опять хотите хать? А я думалъ…

— Знаю, что вы думали, сэръ, прежде я былъ бы того же мннія, но не теперь. Мн хочется ухать. Мн безразлично, какая это работа и гд, прикажите вы мн завтра отправиться на поиски за зелеными брильянтами, или голубыми розами, или чмъ-нибудь подобнымъ, я буду въ восхищеніи. Не завтра, бытъ можетъ, но посл-завтра.

— Что-жъ, такое дло есть… не поиски за голубыми розами, но…

— Я не то хотлъ сказать, сэръ, я нсколько времени искалъ голубыхъ розъ и не нашелъ ихъ. Но я очень радъ слышать, что у васъ есть для меня дло,— сказалъ Филиппъ, въ мрачныхъ и угрюмыхъ глазахъ котораго мелькнуло выраженіе удовольствія:— гд же это? что такое?

— На этотъ разъ не въ Кита, а въ Австраліи,— сказалъ его принципалъ: — нужно искать каменный уголь въ скалахъ. Это въ…

— А,— проговорилъ Филиппъ, и еще большее удовольствіе отразилось на лиц его.— Это звучитъ хорошо, командировка эта вроятно будетъ продолжительне первой?

— Три года,— серьёзно отвчалъ мистеръ Старки.

— Три года!— повторилъ Филиппъ. Три года, проведенныхъ въ одиночеств, съ однимъ товарищемъ европейцемъ и нсколькими мстными рабочими, таковы, насколько онъ могъ заключить по замчаніямъ мистера Старки, будутъ условія. Три года вдали отъ друзей и домашнихъ, съ слабой надеждой на возможность давать о себ, или получать извстія. Три года въ безопасности — три года, въ теченіи которыхъ онъ долженъ оставаться вдали отъ родины. Тмъ лучше, сурово поршилъ онъ въ душ, что ему сидть дома? Кому охота прозябать здсь въ Англіи, если можно уйти отсюда? Щеки его, нсколько осунувшіяся за послдніе дни, зарумянились, а глаза снова засверкали, когда онъ поднялъ голову и взглянулъ на мистера Старки.

— Если только вы считаете мены достойнымъ доврія и предоставите мн эту работу,— сказалъ онъ,— я охотне возьму ее, чмъ взялъ бы тысячу фунтовъ. Я говорю, что чувствую, право, сэръ. Не знаю, чмъ бы я не пожертвовалъ, еслибъ вы, въ этомъ случа, уступили моему желанію.

— Вижу, что вы не шутите,— серьёзно отвчалъ тотъ.— Не за чмъ вамъ такъ волноваться. Вы получите работу. Если есть кто-нибудь, съ кмъ вы желаете повидаться, позжайте теперь же и повидайтесь съ ними, такъ какъ вамъ придется отправляться, приблизительно, черезъ недлю.

— Създить? хорошо!— сказалъ Филиппъ, вставая и выпрямляясь, съ лихорадочнымъ, подавленныхъ вздохомъ.— Такъ я сегодня поду въ Фоульгавенъ и вернусь сюда въ конц недли, такъ?

— Да можно и въ начал будущей недли. Къ чему такъ отчаянно торопиться.

— Прекрасно, такъ въ будущій понедльникъ,— сказалъ Филиппъ.

— Гд ваша хорошенькая сестра, которую я какъ-то здилъ встрчать за васъ?— благосклонно освдомился мистеръ Старки.

— Грэсъ?— сказалъ Филиппъ, повидимому, озадаченный.— О, она совершенно здорова, благодарю васъ,— совершенно здорова.

Наконецъ ему удалось выскользнуть изъ комнаты.

Глава XIX.— Прощаніе.

Филиппъ похалъ домой въ Фаульгавенъ, казалось, будто дни положительно летятъ въ его старомъ жилищ на большой, каменной ферм, построенной на крутомъ и песчаномъ берегу, обдуваемомъ морскимъ втромъ, гд все было такъ мирно, такъ спокойно и такъ знакомо, представляло такой полный контрастъ съ жизнью, съ которой онъ только-что разстался и съ тою, въ которую готовился вступитъ.

Прекрасно было это мсто, гд онъ родился. Старый домъ стоялъ на покатости крутого берега, смотрвшаго на юго-западъ, холмистая мстность защищала его съ востока, гд было море. Фаульгавенъ былъ прекрасный старый городъ, море, омывавшее ближайшую къ тому частъ берега, было величаво, безпрестанно приносило оно свои дивныя волны въ подножію большихъ скалъ. Съ фермы можно было пройти полями мистера Массей къ этимъ скаламъ, и тамъ, вдали отъ всякихъ признаковъ или звуковъ, напоминающихъ человческое жилье, наблюдать за большими зелеными волнами, приносящимися издалека и разсыпающимися въ длинные ряды мелкихъ, блоснжныхъ брызгъ. Можно было видть дымъ большихъ пароходовъ изъ Ньюкэстля идущихъ какъ будто по линіи горизонта, тогда какъ небо надъ головой было голубое, трава подъ ногами зеленая, весь міръ Божій прекрасенъ.

Что Филиппъ Массей сообщилъ матери о случившемся, мн неизвстно. Онъ просидлъ съ ней цлое весеннее утро въ ея любимой, такъ-называемой ‘разрисованной’ комнат, съ красивыми окнами временъ Елизаветы, оригинально расписанными стнами, съ мебелью, вывезенной когда-то изъ Голландіи, въ комнат, окна которой выходили на берегъ, и изъ которой, какъ изъ комнаты верхняго этажа, видно было море. Здсь Филиппъ однажды утромъ засталъ ее штопающей блье, и то, что онъ сообщилъ ей по поводу своей несчастной любви, было сообщено именно теперь, онъ также подлился съ нею своими планами на будущее, своими надеждами, своими желаніями. Когда онъ наконецъ всталъ, чтобъ уходить, она также поднялась съ мста. Это была красивая, величавая матрона, поразительно похожая и на Филиппа и на Грэсъ, съ скромной рчью и скромными манерами, на исполненная достоинства въ силу своихъ собственныхъ, природныхъ качествъ, мужественная, богобоязненная, простодушная обитательница Іоркшира, женщина, по счастью передавшая свою сильную волю и прямой характеръ многимъ изъ своихъ дтей.

— Печальная эта исторія, мой сынъ,— сказала она,— но ты хорошо длаешь, что не скрываешь ее. Я чувствую что ты передалъ мн простую истину.

— Честью клянусь, матушка, и той правдивостью, которой научился отъ тебя, что это такъ.

— А я, какъ твоя мать, говорю теб, что ты въ этомъ дл не сдлалъ ничего, за что бы совсть твоя должна была упрекать тебя. Если ты не въ силахъ остаться дома и осилить твое горе, узжай и размыкай его. Тутъ есть разница, Филиппъ.

— Знаю, что есть.

— Итакъ: позжай, благословеніе мое да будетъ съ тобою, помни, что дома ли ты или въ чужихъ земляхъ, мать твоя молится за тебя, утромъ и вечеромъ.

Онъ наклонилъ голову, она положила на нее руку, проговоривъ: ‘Да благословитъ тебя Богъ, Филиппъ’, и онъ вышелъ. Мать, выглянувъ въ окно, вскор увидала его бредущимъ по двору фермы, выходящимъ оттуда въ поле и направляющимся къ морю.

— Мой славный мальчикъ, неужели и ты также удешь?— разсуждала она сама съ собой:— и все изъ-за того, что дрянная кокетка, въ своемъ самообольщеніи, сочла тебя недостойнымъ ея. Онъ направляется къ морю, вс родившіеся у моря идутъ къ нему, когда ихъ постигнетъ горе! Сама я тамъ бродила въ горькія минуты, и смотрла на воду, пока у меня глаза не заболятъ. Отецъ длалъ тоже, и вс мои двочки и мальчики свои мелкія горести несла къ морю, теперь Филиппа, съ его большимъ горемъ, туда же тянетъ… Да поможеть ему небо и возвратитъ его мн цлыхъ и невредимымъ, и въ мир съ людьми!

——

Дни летли. Филиппу пришлось проститься съ сонной фермой, съ крутымъ берегомъ, съ мрачной развалиной стариннаго аббатства, смотрвшей съ высоты восточной скалы на окружающія ея земли и море, со старыхъ, изъ красныхъ домовъ, городомъ Фаульгавеномъ, разбросаннымъ по скаламъ по об стороны рки, съ двумя старыми каменными плотинами, между которыми постоянно сновали рыбачьи лодки, со всмъ этимъ онъ распростился и ухалъ. Вернется ли онъ когда-нибудь?

Короткій визитъ къ Грэсъ въ Иркфорд, которая сообщила ему, что Мабель мечется въ лихорадк, не сознавая ничего окружающаго, и что она, Грэсъ, ухаживаетъ за ней.

— Добрая ты двочка!— разсянно сказалъ онъ.— Ухаживай за ней позаботливе, Грэсъ, когда она разстанется съ тобою, единственной ея покровительницей останется сестра, а тяжелы милости ей подобныхъ.

Онъ улыбнулся нсколько презрительно при этихъ словахъ. Грэсъ такъ была подавлена близостью его отъзда, что едва могла говорить.

— О, Филиппъ, возвратись,— молила она сквозь слезы.

— Возвратиться! Вроятно возвращусь. Не плачь, сестренка. Прощай! Пригляди за Мабель, для меня.

Глава XX.— Въ Reed Lees.

Фаульгавенъ лтомъ было пріятное мсто, и Reed Lees, большая ферма, на которой мистеръ Массей, отецъ, жилъ среди почти патріархальной обстановки, было одно изъ прелестнйшихъ мстечекъ въ сосдств. Фаульгавенъ отличался нкотораго рода консерватизмомъ, хроническимъ застоемъ въ торговл, отсутствіемъ энергіи въ лавочникахъ, дилеттантомъ въ дйствіяхъ мэра и городского совта, и должно полагать, что вс эти качества, вмст съ другими причинами, мшали ему превратиться въ большой и цвтущій городъ, и позволяли ему оставаться однимъ изъ самыхъ красивыхъ, самыхъ сонныхъ, но и оригинальныхъ городковъ, какіе только можно себ представить.

Три года прошло съ тхъ поръ, какъ Филиппъ Массей ухалъ изъ дому и простился съ сестрою, попросивъ ее ‘приглядть за Мабель’. Три года истекли въ апрл, теперь былъ августъ и онъ не вернулся, возвращенія его и не ожидали ране поздней осени. Въ сущности, было подъ нкоторымъ сомнніемъ, вернется ли онъ домой даже тогда. Въ своихъ рдкихъ и довольно лаконическихъ письмахъ онъ говорилъ о возможности новаго порученія, изъ-за котораго ему, быть можетъ, придется хать въ другую отдаленную страну, куда можно попасть вовсе и не зазжая въ Фаульгавенъ, и даже не посщая Англіи. Понятно, дома пробуждались надежды и опасенія, то жаждали его возвращенія, то стовали на неизвстность, въ которой онъ держалъ ихъ, но подъ всми этими чувствами таилось убжденіе, что онъ пойдетъ своимъ путемъ, что онъ лучше всякаго другого знаетъ, что для него лучше. Въ одно мирное августовское послобда въ Reed Lees все, повидимому, предавалось продолжительному отдохновенію. Молчаніе царило на двор фермы, въ залитомъ солнцемъ саду, кром того мста, гд пчелы жужжали вокругъ ульевъ, молчаніе въ самомъ обширномъ дом и повсюду. Широкая, входная дверь стояла настежь, такъ что можно было заглянуть въ освщенную солнцемъ четырехъ-угольную залу, со столомъ изъ почернлаго дуба посредин, на которомъ стояла большая ваза голубого китайскаго фарфора, съ роскошными рогами, роговыми, блыми, пунцовыми, и царицей ихъ всхъ желтой Gloire de Dijon съ ея сильнымъ ароматомъ. Полъ залы былъ каменный, и лтомъ не покрывался ни ковромъ, ни цыновкой. Съ одной стороны залы виднлась лстница изъ полированнаго дуба, съ широкими рзными перилами. Стны также были обшиты дубомъ, изъ того же дерева были двери, ведшія изъ залы въ другія комнаты. Большой, широкій, крытый ситцемъ диванъ стоялъ у стны, на немъ разбросаны были книги и до половины довязанный чулокъ, среди всего этого хлама свернулась срая собака, докторъ Джонсонъ — почему ее такъ окрестили никто никогда узнать не могъ, но кличка эта ей принадлежала, и она на нее отзывалась,— повернувшись раза четыре, собака заснула съ глубокимъ вздохомъ, выражавшимъ неизъяснимое блаженство. Теперь она почивала, по временамъ вытягивая лапу, или настораживая одно изъ своихъ шелковистыхъ ушей, канарейка спала въ своей клтк у дверей, большой срый попугай спокойно сидлъ на жердочк противъ предмета своего вчнаго презрнія и ненависти этой канарейки. Еслибъ вамъ вздумалось заглянуть въ комнату налво, взорамъ вашимъ представилась бы высокая фигура мистера Массей, съ накинутымъ на лицо краснымъ фуляромъ со сложенными руками, съ вытянутыми ногами, спавшаго въ креслахъ сномъ праведныхъ! На кресл-качалк у окна сидла, но не спала, его жена — съ своимъ обычнымъ послобденнымъ развлеченіемъ, романомъ или томикомъ стихотвореній въ рукахъ.

Въ комнат направо изъ залы, гостиной или пріемной, какъ они ее называли, находился другой большой диванъ, того славнаго, стараго фасона, какихъ теперь уже не длаютъ, и на этомъ диван лежала Грэсъ Массей. Она, также, повидимому, была глуха къ вншнимъ впечатлніямъ. Книга, которую она читала и которая, бытъ можетъ, и оказала на нее это снотворное дйствіе, выпала изъ ея рукъ на полъ, заглавіе книги было: ‘Политическая экономія, Джона Стюарта Милля’.

Нтъ ли еще тутъ кого, спящаго или бодрствующаго? Кажется, что есть, такъ какъ съ широкой лстницы легкими шагами спускалась стройная двушка, высокая и гибкая, одтая въ платье изъ мягкой, легкой, срой матеріи, съ книгой и большой соломенной шляпой въ рук.

Она осторожно и тихо спустилась съ лстницы, остановилась въ зал, оглянулась и какъ бы прислушалась. Потомъ, заглянувъ въ гостиную, увидала фигуру спящей Грэсъ, и улыбнулась неудержимой улыбкой, заигравшей на всемъ ея лиц и освтившей его подобно солнечному лучу. Она тихонько вышла и, заглянувъ затмъ въ столовую, увидала спящаго хозяина дома и читающую хозяйку, и подошла на цыпочкахъ къ послдней, которая подняла голову.

— Вы уходите, Мабель, и одна?— спросила мистриссъ Массей.

— Да. Грэсъ спитъ. Не потха ли будетъ разсказать Герману, что ее видли спящей надъ ‘Политической экономіей’ Милля?— Мистриссъ Массей улыбнулась, и покачала головой.

— Я бы просила васъ передать ей, когда она проснется — только не будите ее, пожалуйста — что я иду на скалы, въ то углубленіе, знаете, и пробуду тамъ до чаю. А пока прощайте.

Мистриссъ Массей подняла голову, милое личико склонилось къ ней. Мабель прикоснулась губами въ щек матроны и ушла, надвъ свою большую шляпу.

Чарующая сильная теплота августовскаго посл-обда, когда гвоздика, и простая и мохровая, испускаетъ такой дивный ароматъ, когда запоздалыя розы и резеда въ какомъ-нибудь заброшенномъ уголк сада сливаютъ съ нимъ свое благоуханіе, когда деревья усяны сливами, грушами и лтними яблоками, когда темная зелень лса говорятъ о близости осени, когда самое ощущеніе, что находишься посреди всего этого, заставляетъ человка испытывать чувство блаженства, когда самыя мысли становятся туманными отъ тепла и свта, раялитаго кругомъ, когда dolce far niente — лучшее, что можно навдать въ жизни. Чтобы запастись подобными ощущеніями, нтъ въ мір лучшаго мста какъ старый садъ.

Тихо шла Мабель по саду, срывая то тамъ то сямъ какой-нибудь цвтокъ, наслаждаясь ихъ ароматомъ, точно ей тяжело было разстаться съ ними. Наконецъ она вышла изъ саду въ поля. Какъ только она дошла сюда, что-то начало тереться объ ея платье, и она увидла суетливую особу доктора Джонсона, который въ полъ-глаза слдилъ за ея дйствіями въ зал, но теперь ршился покинуть свой укромный уголокъ на диван, и всмъ своимъ извивающимся тломъ и хвостомъ ясно говорилъ:

‘Не можете-же вы думать, что я отстану!’

— О, докторъ Джонсонъ, вы также желаете идти гулять! Чтожъ, вы пойдете, если не будете гоняться за овцами,— замтила она, а докторъ, вполн усвоивъ себ смыслъ этого замчанія, привтствовалъ его прыжками и взрывами взволнованнаго лая, и Мабель нсколько ускорила шаги изъ сочувствія къ нетерпнію своего товарища. Десяти минутъ ходьбы по знакомой дорожк черезъ поле было достаточно, чтобы дойти до скалъ и хорошенькаго углубленія въ нихъ, гд он съ Грэсъ съ книгами и работой проводили цлые прелестные, лтніе дни.

Изъ этого маленькаго углубленія можно было смотрть внизъ на берегъ, но во время прилива внизу ничего не было видно кром зеленой, вздымающейся пучины, прозрачной какъ хрусталь и необычайно красивой. Долго нужно было бы говорить о необыкновенномъ колорит и странныхъ тняхъ, объ измнчивыхъ, таинственныхъ свтовыхъ полосахъ, о загоравшихся искрахъ, о всплескахъ морской пны, о внезапномъ мрак, окутывавшемъ величавое море, но описаніе могло бы надость и не дало бы ничего кром смутнаго представленія о цломъ. Съ того мста, гд Мабель сидла сегодня, ей не было видно, не вставая двухъ старыхъ каменныхъ плотинъ, съ приземистымъ маякомъ на конц каждой изъ нихъ, и протекавшей между ними рки, по которой ежедневно сновали, взадъ и впередъ, рыбачьи лодки, съ ихъ красновато-коричневыми или шафранными парусами, слабо вздымающимися по втру, но ей былъ виднъ, когда она лежала съ закинутыми за голову руками, маленькій кусочекъ вершины большой восточной скалы, такой высокой и величавой, а въ бурную погоду такой мрачной и грозной. А на этомъ кусочк стояла развалина очень древняго аббатства!

Куда ни пойдешь въ окрестностяхъ Фаульгавена, везд смотритъ на васъ эта мрачная развалина. Сурово смотритъ она съ высоты на путниковъ, плывущихъ по морю, а голубое небо виднется сквозь поломанную рзьбу ея прекрасныхъ, старыхъ оконъ. На берегу хотя бывали минуты, когда она скрывалась изъ виду за какой-нибудь высокой насыпью дороги или за деревьями, но, какъ скоро устранялось препятствіе, вы снова видли господствующей надъ всмъ окружающимъ эту древнюю охранительницу, облеченную тмъ внушительнымъ видомъ, какимъ могутъ отличаться только такія оригинальныя, старыя зданія, эту развалину, пережившую сто королей, и служащую маякомъ на много миль въ окружности для тхъ, ‘кто носится надъ бездной, на корабляхъ’.

Мабель Ферфексъ лежала на спин, смотрла на развалину, думала о ней, голова ея работала и надъ собственными надеждами и опасеніями, съ недоумніемъ спрашивала она себя, что готовитъ ей жизнь, когда глаза ея слдили за блыми облаками, плывущими къ морю, облаками, которымъ окна аббатства служили рамкой.

‘Какъ они добры ко мн!— думала она.— Они желаютъ, чтобы я провела здсь еще мсяцъ, а я уже живу здсь три недли! Какъ бы мн хотлось остаться! Теперь августъ, а Филиппа ожидаютъ не ране октября, такъ что я отлично успю прогостить мсяцъ, и ухать задолго до его прізда. Понятно, я не могу бывать здсь при немъ, одинъ видъ мой, я думаю, привелъ-бы его въ бшенство’.

Тутъ она вздохнула и полузакрыла глаза, мысли ея приняли другое направленіе, а докторъ Джонсонъ сидлъ возл нея, хлопая глазами на развалины аббатства, съ высунутымъ языкомъ, по временамъ поворачивая голову, и глядя на нее черезъ плечо съ полу-усмшкой, словно желая сказать: ‘хорошо намъ вмст’.

Такъ пролежала она нсколько времени, то съ открытыми, то съ закрытыми глазами, слабый втерокъ по временамъ касался ея щекъ, а глубокій, таинственный шопотъ океана точно вторилъ псн природы.

— Могла бы позвать меня, когда пошла гулять!— послышался голосъ Грэсъ. Мабель вскочила, проснувшись отъ дремоты, и сла.

— Ни за что не стала бы я лишать тебя такого освжающаго отдыха,— сказала она смясь.

— И собака моя такъ къ теб привязалась, что теперь всегда ходитъ за тобой, а никогда за мной. Докторъ Джонсонъ, сэръ, пожалуйте сюда!— сказала его госпожа, садясь и протягивая къ нему руку.

Докторъ Джонсонъ взглянулъ сначала на одну, потомъ на другую, глупо помялся на мст, и остался гд былъ, смиренно осклабившись.

— Я сообщу Герману, что онъ не долженъ ожидать, что ты посл обда будешь свободна, такъ какъ въ это время ты немного отдыхаешь,— продолжала Мабель.

— Боюсь я Германа!— замтила Грэсъ.

Здсь слдуетъ объяснить, что миссъ Массей окончила курсъ въ коллегіи, съ честью выдержала экзаменъ, была признана компетентной, по своимъ знаніямъ, образовывать умы всевозможныхъ молодыхъ двицъ въ предлахъ Великобританіи и Ирландіи, возвратилась домой, выразивъ суровое и непоколебимое намреніе посвятить свою жизнь наук, составить себ карьеру, показать изумленному міру, на что способна женщина, отправилась въ Иркфордъ навстить своихъ друзей Берггаузовъ, и посл продолжительнаго пребыванія тамъ вернулась въ Фаульговенъ, въ сопровожденіи Германа, его невстой:— она забавно смущалась теперь, когда ее разспрашивали о ея карьер, хотя вполн достоврно то, что не предназначь ее обстоятельства для карьеры жены и матери, эта молодая особа могла бы съ честью занять дятельную роль въ обществ.

Мабель, въ данномъ случа, намекала на ожидаемое вскор посщеніе Германа.

О собственной жизни Мабель здсь теперь необходимо сказать только нсколько словъ. Три года назадъ, во время своей болзни и тяжкаго горя, когда Анджела завершила свои преступленія, выйдя за мистера Фордиса, Мабель заняла такое мсто въ сердц Грэсъ, что послдняя не въ силахъ была ее покинуть, не смотря на свое враждебное отношеніе къ поведенію ея сестры. По возвращеніи изъ-за границы, Анджела съ мужемъ поселилась въ одномъ изъ красивыхъ домовъ, нердко упоминавшихся въ теченіи настоящаго правдиваго повствованія, и тамъ получила все, чего жаждала ея душа — или то, что ей угодно было считать своей душою,— а именно: экипажи, лошадей, массивныя драгоцнности, шелковыя платья, роскоши и довольства всласть, а вмст съ тмъ и рабство. Мистеру Фордису многія вещи представлялись совсмъ не въ томъ свт, въ какомъ он представлялись глазамъ его жены. Онъ ее любилъ, но бывали минуты, когда онъ съ недоумніемъ себя спрашивалъ, почему онъ такъ увлекся сентиментальными взглядами Анджелы Ферфексъ, что сдлалъ ее Анджелой Фордисъ. Тмъ не мене его воля была сильне ея воли, программа его жизни была установившаяся и законченная, а въ сорокъ семь лтъ мужчины нелегко вступаютъ на новый путь, они скоре склонны думать, что и боле молодые и гибкіе характеры должны вступить да ихъ же дорогу и не сходить съ нея во всю свою жизнь. Онъ не стремился къ веселой или разнообразной жизни, напротивъ, придерживался довольно суровыхъ взглядовъ на подобные вопросы, и принадлежалъ въ строгой фракціи секты, извстной подъ именемъ конгрегаціонистовь.

Анджела вскор убдилась, что жизнь можетъ быть въ одно и то же время очень роскошной и необыкновенно скучной. Такова была жизнь, за которую она продалась, рабство это не длалось легче отъ времени, и присутствіе сестры, на которое она сначала смотрла чисто съ формальной точки зрнія,— не могла же Мабель жить одна,— вскор сдлалось для нея необходимостью. Въ Мабели не было ничего банальнаго. Она, повидимому, не питала неудовольствія противъ сестры, она покорно пришла и поселилась въ скучномъ, поставленномъ на большую ногу дом, въ которомъ Анджела жила съ мистеромъ Фордисомъ. Он никогда не ссорились, или врне он не ссорились ни разу посл одного случая, когда Анджела, съ отсутствіемъ деликатности, свойственнымъ подобнымъ ей натурамъ, попробовала заговорить о семейств Массей вообще, и о Филипп въ частности и когда Мабель, съ яркимъ румянцемъ на щекахъ, и съ заблиставшими необычнымъ огнемъ кроткими глазами, сказала ей:

— Анджела, знай, что если ты когда-нибудь еще разъ произнесешь при мн имя Филиппа Массей или его сестры, я въ ту же секунду выйду изъ комнаты, выйду, хотя бы тутъ сидло сто человкъ.

Но Анджела никогда уже не дала ей случая исполнить эту угрозу.

Мабель питала родъ обожанія къ Грэсъ за доброту и великодушіе, которыя дали Грэсъ возможность забыть прошлое, остаться ея другомъ, пригласить ее въ себ. Она уже нсколько разъ гостила въ Red Lees и любила тамъ бывать. Грэсъ ее любила, мистриссъ Массей была всегда ласкова, Мабель питала величайшее уваженіе въ этой простодушной, но благородной женщин, считая ее чмъ-то въ род іоркширской Волумніи, но кроткой, веселой и обращенной въ христіанство. Мистеръ Массей любилъ ее, они вс ее любили, и она въ свою очередь питала къ нимъ нжную привязанность. Такъ какъ имя Анджелы упоминалось какъ можно рже, и съ полнымъ равнодушіемъ, дружба не прерывалась.

— Съ тхъ поръ, какъ ты вышла,— продолжала Грэсъ,— былъ почтальонъ изъ города и принесъ мн письмо.

— Письмо! Отъ Фи… отъ твоего брата?— спросила Мабель.

— Отъ моего брата? Нтъ, дитя. Почему ты вчно воображаешь, что вс письма отъ моего брата? Мн кажется, ты думаешь, что каждая почта приноситъ ихъ цлыми ворохами.

— О, нтъ! Но иногда мн думается, какъ ужасно было бы, еслибы онъ какъ-нибудь неожиданно вернулся домой до моего отъзда. Можетъ ли быть что-нибудь ужасне?— сказала Мабель, садясь, и съ нкоторымъ волненіемъ поглядывая на Грэсъ.

— Отчего? Чтожь бы могло случиться? Какъ бы ты поступила, двочка, при такихъ ужасныхъ обстоятельствахъ?

— Я уврена, что я проваливалась бы сквозь землю всякій разъ, какъ онъ на меня взглянетъ, или, врне, что я чувствовала бы желаніе провалиться,— сказала молодая двушка, и горячій румянецъ медленно залилъ все ея лицо.

— Полно!— равнодушно замтила Грэсъ,— я и не знала, что ты это такъ сильно чувствуешь. Да и не изъ-за чего тревожиться. У тебя нервы разстроены. Нечего вскакивать и бжать,— прибавила она, протягивая руку и останавливая Мабель, которая сдлала движеніе — Письмо было отъ Теклы.

— Отъ Теклы! Какъ она поживаетъ?

— Она совершенно здорова и очень счастлива, пишетъ, что если я назначу мою свадьбу посл Рождества, она прідетъ изъ Франкфурта съ мистеромъ Рейхардтомъ и своимъ мальчикомъ, чтобы присутствовать на ней.

— Теб это будетъ очень пріятно, не правда ли?

— Мн было бы еще пріятне, еслибъ это не было такъ скоро, но Текла должна быть у меня на свадьб, это несомннно, хотя бы мн пришлось внчаться гораздо раньше, чмъ я бы хотла, а потому я скажу Герману, что ршилась, но дамъ ему понять, что длаю это для его сестры, а вовсе не для него.

Мабель разсмялась. Грэсъ вытащила длинную, лодкообразную корзинку съ вязаньемъ и прилежно принялась работать руками, никогда не остававшимися въ праздности.

— Какая ты маленькая лнивица, Мабель!— воскликнула она наконецъ.— Право, я не знаю, гд и когда ты ухитряешься пріобртать такія знанія по всмъ предметамъ. Я уврена, что ты знаешь гораздо больше моего, не смотря на мои экзамены, но когда ты здсь, я никогда не вижу тебя за книгой.

— Здсь у меня слишкомъ много дла въ саду, вообще на воздух, и я слишкомъ счастлива, чтобы читать. Когда я дома, я имю время читать, теперь не много времени.

— Почему же ‘теперь’? Разв у тебя не всегда было время?

— Сначала не было.

— Почему, милая? Скажи мн.

— Но если я скажу теб, мн придется очень много говорить объ Анджел.

— Такъ говори о ней,— отвчала Грэсъ, переставъ вязать, она оперлась подбородкомъ на руку и смотрла твердымъ, счастливымъ взоромъ на море, бушевавшее далеко подъ ними. Она была въ задумчивомъ, но радостномъ настроеніи, и не то слушала Мабель, не то отдавалась собственнымъ мыслямъ.

— Сначала, когда Анджела вернулась домой, когда я поправилась, у меня было очень мало времени для себя,— сказала Мабель.— Она много здила съ визитами, по магазинамъ и…

— Выставлялась на показъ,— да, знаю.

— Пожалуй, что такъ. Ршено было, что такъ какъ мн больше шестнадцати лтъ, то я уже въ школу ходить не буду, казалось, будто все мое время будетъ посвящено Ан…— этимъ глупымъ визитамъ и всякимъ пустякамъ, хочу я сказать. Учиться я ничему не могла. Анджела говорила, что тоска имть подл себя кого-нибудь ‘погруженнаго въ книгу’, что это ей дйствуетъ на нервы. Не знаю, что бы я стала длать, но мистеръ Фордисъ, право, былъ очень добръ. Онъ мало-по-малу замтилъ мое печальное положеніе и настоялъ на томъ, чтобы часть моего времени была отдана въ мое полное распоряженіе. Онъ отвелъ мн отдльную, маленькую комнатку, приказалъ, чтобы зимою тамъ всегда топился каминъ, досталъ мн билетъ на полученіе книгъ изъ библіотеки коллегіи — оттуда я беру мои ученыя книги, Грэсъ — и подписался для меня на новыя книги. Я спросила у него, что я могу для него сдлать, я была ему такъ благодарна, это было мило, не правда ли?

— Да, очень,— принуждена была сознаться Грэсъ.

— Анджела страшно ворчала. О, какъ она иногда ворчитъ, Грэсъ. Ты никому не скажешь, я знаю, но право, иногда я чувствую желаніе прибить ее.

— Слыхалъ ли кто-нибудь, когда-нибудь, о такихъ страшныхъ мысляхъ? Ну?

— Мистеръ Фордисъ сказалъ, что онъ не думаетъ, чтобы это требовало вознагражденія, но что онъ никогда не отказывается отъ добраго предложенія, и что я могу иногда читать ему газеты и писать нкоторыя письма. Мы съ этого и начали, а теперь не ограничиваемся газетой, иногда читаемъ очень интересныя книги: путешествія, историческія сочиненія. Одно не хорошо, что Анджела такъ ужасно зваетъ и такъ сильно этому противится.

— Почему же она не положитъ этому конца?

— Потому что не можетъ,— отвчала Мабель: — мистеръ Фордисъ — полный хозяинъ.

Она старалась удержать улыбку, но когда подняла голову и встртилась глазами съ Грэсъ, улыбка-таки прорвалась. Грэсъ разразилась громкимъ смхомъ, къ которому присоединилась и Мабель.

— Другими словами, сестрица твоя попалась, ей приходится подчиняться мистеру Фордису, вмсто того, чтобъ онъ подчинялся ей, какъ она надялась. Ты, вроятно, извинишь меня, Мабель, если я скажу, что очень рада это слышать.

Мабель слабо улыбнулась, и въ эту минуту звукъ колокола извстилъ ихъ, что на ферм поданъ чай, въ сопровожденіи доктора Джонсона, задумчиво двигавшагося позади нихъ, он отправились его кушать.

Глава XXI.— Смущеніе.

Суббота, день прізда Германа, настала и миновала, онъ явился въ назначенный часъ и утро воскресенья застало среди полнаго счастья и его и Грэсъ, которая хотя и длала видъ, что не обращаетъ на него никакого вниманія, но въ дйствительности была очень рада. А потому Мабель, въ своемъ одиночеств, вдругъ почувствовала, что у нея страшно много времени, которымъ она можетъ располагать по своему усмотрнію. Но въ Фаульгавен у нея никогда не бывало недостатка въ средствахъ пріятно провести время, сознаніе, что она находится въ симпатичной ей мстности, среди людей ею любимыхъ, значительно способствовало ея счастью.

Поэтому Мабель предоставила Грэсъ и Герману занимать другъ друга, а сама забавлялась по своему, сидла съ мистрисъ Массей въ ея любимой комнат наверху, слушала рчи этой дамы, выходила безъ шляпы въ садъ нарвать букетъ цвтовъ, или прогуливалась съ докторомъ Джонсономъ, которой слдовалъ за нею или шелъ впереди ея степеннымъ, приличнымъ шагомъ, или заходила на скалы, туда, гд было ея любимое мстечко. Она испытывала глубокое удовольствіе уже отъ одной прогулки по крутому обдуваемому втромъ берегу, когда ея холстинковое платье волочилось по чистой, короткой, волнистой трав. Всякій разъ, когда она всходила на вершину самой высокой скалы, и обширное блестящее, точно стеклянное море подобно свтовому лучу открывалось ея глазамъ, она испытывала ту же дрожь радостнаго недоумнія, то же ощущеніе полнаго удовлетворенія, силою чего-то столь безпредльнаго, что ей никакъ и никогда не понять тайны въ немъ заключающейся: хриплое рокотаніе мора, и ритмическіе удары волнъ о берегъ, никогда не теряли для ея слуха своей величавой гармоніи.

Когда она сидла, стояла, или лежала на скал, ее можно было принять за ‘Думу’ Уодсворта, все въ природ было для нея источникомъ радости, а когда она наблюдала и прислушивалась, въ ней какъ будто исполнялись слова поэта: ‘И красота, порожденная нжными звуками, отравится на ея лиц’.

Мабель не была некрасивая двушка, она отличалась рдкой, нжной, своеобразной красотой, и эта красота, освщавшая ее лицо въ теченіе цлыхъ часовъ общенія съ одною природой, прибавляла новую прелесть въ той, которой дышало ея личико. Такъ провела она субботу, настало воскресенье, и Мабель, побывавъ утромъ въ церкви съ мистриссъ Массей и проведя время послобда на своемъ любимомъ мстечк, вернулась домой въ чаю, Грэсъ ожидала ее.

— Мы задумали экскурсію. Не устала ли ты, или чувствуешь въ себ силы совершить хорошую длинную прогулку?

— Чувствую въ себ силы совершить хорошую, длинную прогулку,— быстро отвчала Мабель.

— Мы съ Германомъ собираемся пойти въ городъ, подняться къ аббатской церкви, прослушать тамъ службу, и вернуться домой въ сумерки, конечно, если это тебя не слишкомъ утомитъ.

— О прелестно, положительно прелестно! Но вы съ Германомъ не предпочтете ли отправиться вдвоемъ?

— Мы съ Германомъ достаточно наслаждались обществомъ другъ друга, намъ нужна перемна.

Германъ любезно сказалъ, что скорй готовъ умереть, чмъ ей противорчить, и успокоенная Мабель объявила, что ничто не можетъ доставить ей большаго удовольствія, чмъ предполагаемая прогулка.

Отъ Red Lees до старой аббатской церкви въ Фаульгавен было довольно далеко, и каждый шагъ на этомъ пути имлъ свою прелесть. Они составляли очень веселое тріо, когда шли по извилистой дорог въ городъ, пошли берегомъ рки, которая здсь, у береговъ, была переполнена черными остовами кораблей, присланныхъ въ починку, попали въ узкую улицу съ оригинальными переулками, выходившими на берегъ рки и, наконецъ, добрались до подножія длинной церковной лстницы съ изъденными временемъ каменными ступенями,— лстница вела къ вершин восточной скалы, на которой виднлась выше описанная руина аббатства, а подъ нею, почти свсившись надъ моремъ, низенькая древняя церковь.

Они вскарабкались по ступенямъ, пошли по кладбищу, мимо безчисленныхъ надгробныхъ камней, воздвигнутыхъ въ память такого-то матроса, шкипера и пр.

Они вошли въ церковь, освщенную мягкимъ свтомъ съ восточной стороны, тамъ шла скромная служба, въ конц которай была сказана проповдь. Об двушки сидли на скамь въ глубин церкви, у дверей, Германъ помщался между ними, и Мабель, которая была ближе другихъ къ паперти, было видно море, разстилавшееся передъ нею въ вид блестящей, серебристой скатерти, такъ далеко, какъ только могъ видть глазъ.

Есть что-то трогательное и патетическое въ спокойной прелести церковной службы въ лтній, воскресный вечеръ въ деревн, хотя трудно объяснить себ, что именно. Три молодыхъ сердца, быть можетъ, были переполнены счастіемъ — отъ радости, что они живутъ и дышать среди такихъ красотъ, и отъ великихъ, яркихъ надеждъ на будущее, вообще свойственныхъ молодымъ сердцамъ. Какъ бы то ни было, всхъ ихъ охватило безмолвно торжественное нестроеніе, и Мабель раза два въ продолженіи службы замчала, что глаза ея подергивались слезами.

По окончаніи проповди, вс встали и приготовились пть послдній гимнъ. Священникъ указалъ нумеръ гимна. Мабель слегка вздрогнула, когда раскрыла книгу и прочла: ‘О находящихся на мор’. Что заставило священника выбрать этотъ гимнъ, въ такой вечеръ, когда море походило на большое зеркало? Имло ли это просто цлью напомнить, что и ‘среди жизни насъ окружаетъ смерть’? или напомнить о буряхъ, свирпствовавшихъ въ минувшіе дни, или же подготовить къ тмъ, которыя должны свирпствовать въ будущемъ, не смотря на дивную тишину настоящаго вечера? ‘И правда,— думала Мабель, когда раздались торжественные звуки,— разв кладбище не переполнено могилами погибшихъ на мор — шкиперовъ, простыхъ матросовъ, матерей и дтей, утонувшихъ вмст и найденныхъ въ объятіяхъ другъ друга?’

Пропли первый стихъ, послднія слова звучали торжественно:

‘Услышь васъ, вопіющихъ къ Теб о находящихся въ опасности на мор’.

Вдругъ въ душ ея блеснуло воспоминаніе о Филипп. Что, если онъ находится въ какой-нибудь опасности на мор или за суш! ‘Не будь насъ, думала она, не встрться онъ съ нами никогда, онъ былъ бы теперь, въ эту самую минуту, въ безопасности, дома, въ Англіи’. А пніе продолжалось, она сама пла, съ пылкостью и усердіемъ, отъ которыхъ ея голосъ становился сильне:

‘Святйшій Духъ, носившійся надъ мрачнымъ и грубымъ хаосомъ, повелвшій его гнвному шуму умолкнуть, даровавшій миръ вмсто дикаго безпорядка — услышь насъ, вопіющихъ въ Теб о находящихся въ опасности на мор’.

Съ сердцемъ, переполненнымъ безпричиннымъ страхомъ и волненіемъ, она, по окончаніи гимна, упала за колни и закрыла лицо руками, пока священникъ произносилъ отпускъ.

На возвратномъ пути они были гораздо молчаливе, чмъ когда шли въ церковь. Германъ подалъ Грэсъ руку, чтобы помочь ей взобраться на крутую гору, а Грэсъ сжала руку пріятельницы въ своей рук, будто желая сказать ей: ‘нтъ я не оставлю тебя’. Наставали сумерки, небо темнло, начинали показываться звзды. Они дошли уже до вершины горы, но продолжали идти рука объ руку по покрытымъ росою полямъ, медленно и безмолвно, какъ будто желая хоть нсколько удержать теченіе этихъ драгоцнныхъ мгновеній.

— Ахъ,— наконецъ со вздохомъ сказала Грэсъ,— мы теперь близко отъ дома! Вонъ мама у калитки, отецъ съ нею, они ждутъ насъ.

Они подошли въ калитк, у которой, дйствительно, стояла мистриссъ Массей, положивъ руку на плечо человка, который опершись о калитку, смотрлъ на нее. Грэсъ первая, вдругъ вырвавъ руку изъ-подъ руки жениха, однимъ прыжкомъ бросилась впередъ, воскликнувъ сдавленнымъ голосомъ, не то плача, не то смясь:— Филиппъ! О, Филиппъ!

Мабель мгновенно остановилась, вдругъ почувствовавъ, что она похолодла, что не можетъ сойти съ мста, точно какая магическая сила сковала ее, сердце ея билось такъ сильно, что она почти задыхалась. Какое страшное, ужасное совпаденіе! Какая она несчастная, что обречена находиться здсь и отравлять свиданіе Филиппа со всми дорогими его сердцу. У калитки происходила сцена безсвязнаго ликованія. Грэсъ, ошалвъ отъ радости, предлагала вопросы и не успвала получать отвты, она сначала прижимала Филиппа въ сердцу, потомъ отталкивала его, чтобъ налюбоваться имъ и видть, насколько онъ измнился.

— Ты измнился! Ты какъ будто сталъ выше ростомъ, пополнлъ, а какъ загорлъ. О, какъ я тобой горжусь! Какъ жаль, что ты не былъ съ нами въ церкви сегодня вечеромъ. Вотъ бы вс на тебя уставились! О, мн просто не врится — это слишкомъ большая радость!

— Неправда ли, что мы почти лишніе здсь, Мабель?— въ эту минуту сказалъ ей Германъ. Онъ говорилъ ласково, такъ какъ не преминулъ замтить ея взгляда, исполненнаго ужаса, да и Грэсъ отчасти ознакомила его съ положеніемъ дла, такъ что онъ съ своимъ обычнымъ добродушіемъ подумалъ:— Бдняжка, чертовски ей должно быть непріятно, крпко бы ей, я думаю, хотлось вырваться отсюда.

— Не вы,— отвчала Мабель быстрымъ, горестнымъ шопотомъ:— но я… О, Германъ, какъ мн быть? Помогите мн уйти! Не могу я сегодня боле надодать имъ.

Ей показалось, что представляется надежда уйти: она собиралась проскользнуть между Грэсъ и мистриссъ Массей, но Грэсъ, среди своихъ восторговъ, замтила эту попытку и поймала Мабель за руку.

— Куда ты идешь?— воскликнула она.— Поди сюда! Филиппъ, это Мабель Ферфексъ. Ты вроятно не узналъ бы ее, не правда-ли?

Съ этимъ она толкнула впередъ перепуганную Мабель, которая съ какимъ-то отчаяннымъ мужествомъ подняла голову и увидала — точно Филиппа Массей, но не Филиппа Массей былого времени, котораго она всегда любила преданностью сестры, на котораго смотрла какъ на равнаго, что не позволяло ей ощущать смущенія. Этотъ Филиппъ Массей былъ совсмъ другой, по сравненію съ нимъ она почувствовала себя совершеннымъ ребенкомъ. Онъ былъ такъ серьезенъ, такъ сдержанъ, такой совершенный мужчина, такъ далекъ отъ юности и увлеченій ея, что она была поражена и совсмъ растерялась. Дня не проходило съ того рокового утра, три года тому назадъ, чтобы Мабель не думала о Филипп и объ оскорбленіи, которое нанесла ему ея сестра, но она всегда думала о немъ, какъ о человк совершенно непохожемъ на то, чмъ онъ сталъ. Она не могла представить себ этого человка до безумія влюбленнымъ въ Анджелу, но въ немъ было нчто заставившее ее подумать: Ужасно было бы стоять у него на дорог, когда онъ бы этого не желалъ! Я бы этого не вынесла, я должна убраться отсюда какъ можно скорй. Подумать только, что Анджела измнила ему для мастера Фордиса! О, Господи!

Все это пронеслось у нея въ голов съ быстротою молніи, теперь она услыхала слова Филиппа.

— Мабель Ферфексъ! Да, я везд бы ее узналъ.

Онъ взялъ ея дрожащую, безсильную руку, сказалъ два-три слова, спросилъ, какъ она поживаетъ, съ веселымъ удивленіемъ замтилъ ея очевидное смущеніе, мелькомъ взглянулъ на ея испуганное лицо и широко раскрытые глаза, а затмъ, точно почти не видавъ ее, обратился въ Герману Берггаузу съ настоящимъ, сердечнымъ привтомъ, подумала Мабель, которая, убгая, не преминула замтить руку Филиппа, лежавшую на плеч Германа, долгое крпкое рукопожатіе, услыхать ласководружескія слова:— ‘Ну, старина, крпко я радъ, что мы, таки будемъ братьями!’ — Она видла, какъ Грэсъ подошла къ нимъ близко,— и пробралась въ себ въ комнату. Неудержимыя слезы лились по ея лицу.

‘Не въ силахъ я оставаться здсь, это невыносимо,— повторяла она въ душ.— Не могу я выносить, чтобъ онъ смотрлъ за меня, точно меня не видитъ, а между тмъ не могу же я ожидать, чтобъ онъ смотрлъ на меня иначе, такъ какъ я должна представлять очень непріятное для него зрлище’.

Глава XXII.— Требованіе удовлетворенія.

Былъ вторникъ, второй день со времени неожиданнаго появленія Филиппа въ дом отца. Грэсъ бродила изъ комнаты въ комнату, заглядывала въ нихъ, качала головой, и шла дальше.

— Куда могла она спрятаться? Врно она у себя въ комнат,— размышляла миссъ Массей, поднимаясь по широкой, дубовой лстниц, и пройдя по корридору, постучала въ дверь одной изъ спаленъ.

— Войдите!— кликнулъ голосъ Мабель, и Грэсъ вошла. Гостья ея сидла у стола, стоявшаго у одного изъ оконъ. Передъ нею были письменныя принадлежности, и она, повидимому, была занята письмомъ.

— Что ты длаешь?— спросила Грэсъ.— Отчего ты здсь заперлась? я везд тебя искала.

— Я пишу письмо и хочу, чтобъ оно пошло сегодня вечеромъ, надо его приготовить къ тому времени, когда мальчикъ вашъ подетъ въ городъ,— сказала Мабель съ довольно смущеннымъ видомъ.

— Вотъ какъ! Ну, постарайся, чтобы письмо твое было какъ можно короче, мн надо о многомъ съ тобой потолковать. Мы затваемъ пикникъ.

— Да, я сейчасъ кончу. Ты знаешь что и никогда помогла понять ‘Брэдшо’ {Извстный путеводитель.}, вотъ отчего я такъ долго провозилась.

— Брэдшо?— повторила Грэсъ, съ подозрительнымъ взглядомъ.— На что теб Брэдшо?

— Надо сказать Анджел, съ какимъ поздомъ ожидать меня,— съ волненіемъ отвчала Мабель, безуспшно пытаясь равнодушно улыбнуться.

— Но зачмъ, скажи ради Бога, Анджел зналъ за мсяцъ впередъ, съ какимъ поздомъ ты будешь?

— За мсяцъ! О, но я должна хать посл завтра,— былъ отвтъ, данный притворно-положительнымъ тономъ.

— Пустяки! Ты пробудешь еще мсяцъ.

— Право, Грэсъ, не могу. Я уже и такъ давно изъ дому. Я уврена, что имъ было бы непріятно, еслибъ и осталась еще на такой долгій срокъ.

— Кто говоритъ, что имъ было бы пріятно? но намъ было бы пріятно, еслибъ ты осталась, а это главное,— безцеремонно возразила Грэсъ.— Полно, Мабель, не дурачься. Теб совершенно невозможно хать. Дай мн это письмо и позволь мн его разорвать.

Она протянула за нимъ руку, но маленькіе пальчики Мабель сжали письмо точно въ тискахъ, и въ глазахъ ея появилось вовсе не уступчивое выраженіе.

— Я знаю наврное,— продолжала Грэсъ,— что мистеръ Фордисъ разршилъ теб хать и веселиться сколько пожелаешь, такъ-какъ теб необходима перемна. Ты мн это писала. Неужели ты станешь отрекаться отъ документовъ, писанныхъ твоей собственной рукой?

— Теперь совснъ другое дло,— поспшно проговорила Мабель.— Потрудись не мшать мн, Грэсъ, или письмо мое не поспетъ къ отъзду Тома.

— Что до меня, то я надюсь — что оно не поспетъ. Ты заставляешь меня, чтобъ остаться и мшать теб. Зачмъ хочешь ты хать? Откуда эта внезапная ненависть къ намъ и нашему обществу? Ты прежде ничего оба этомъ не говорила.

Мабель, въ смущеніи, молчала, а Грэсъ продолжала:— Ты отлично знаешь, что вс мы желаемъ, чтобъ ты осталась.

— Не вс,— невольно сорвалось съ губъ Мабель, она, съ досады, прикусила ихъ, и, сложивъ письмо, сказала:

— По многимъ причинамъ я должна хать въ четвергъ, и ты поступишь очень нехорошо и совсмъ не по-дружески, если будешь мшать этому.

— Теперь я знаю,— съ торжествомъ проговорила Грэсъ.— Я и прежде могла бы догадаться. Это потому, что ты хочешь убжать отъ Филиппа, глупенькое ты созданіе.

— Нтъ, и вовсе не бгу отъ него,— отвчала Мабель, съ горестью сознавая, что лицо ея горитъ и никакъ не желаетъ принять свой нормальный цвтъ.

— Неужели ты хочешь сказать, что, еслибъ Филиппъ не возвратился, ты бы такъ со мною поступила?

— Съ тобою поступила! Какая ты недобрая, Грэсъ. Нелпо уврять, что ему можетъ быть пріятно видть меня здсь, что ты не говори, я не останусь. Я была бы несчастна, еслибъ осталась.

— Нечего сказать, милый комплиментъ намъ и нашему гостепріимству! Объясни, какую разницу, по твоему, это можетъ сдлать Филиппу?

— Не могу себ представить, для чего ты такъ тревожишь прошлое, когда одно мое желаніе, чтобъ оно было забыто. Ты не могла заботъ, что моя сестра отвратительно поступила съ твоимъ братомъ, онъ также не могъ этого забыть. Не проходило дня, чтобъ я объ этомъ не думала. Самое имя Ферфексъ должно непріятно звучать въ его ушахъ, самый видъ мой долженъ быть ему ненавистенъ. Удовольствіе, какое доставляетъ ему мысль, что онъ снова дома, должно быть совершенно испорчено встрчами со мною на каждомъ шагу. Мысль это для меня невыносима, а ду домой, я ршилась.

— А что, если я скажу теб, что ты совершенно ошибаешься, что Филиппъ давнымъ давно зналъ поступокъ твоей сестры, и что онъ съ такимъ же удовольствіемъ видитъ тебя здсь, какъ всякую другую двушку.

— Ты можешь мн это говоритъ, но ты очень хорошо знаешь, что это неправда. Такія рчи ни къ чему не ведутъ.

— Та окончательно ршилась?

— Окончательно.

— Такъ мн придется очень на тебя разсердиться. Конечно, я не могу держать тебя здсь силою, но ты не должна воображать, что можешь такъ со мною поступать безнаказанно. Я характера самаго мстительнаго. Посылай твое письмо, сдлай милость, постой. На стол въ зал лежитъ много писемъ, ожидающихъ отправки. Положи свое туда же, моя дорогая, оно будетъ отослано. Но я накажу тебя за твое недружелюбіе, да и не дальше, какъ сегодня посл обда.

Глаза миссъ Массей сверкали, когда она встала, выпрямилась и бросила горделивый взглядъ, съ высоты своего величія, на свою боле эирную и кроткую подругу.

— О, Грэсъ,— начала Мабель, глаза которой наполнились словами,— какъ…

Но Грэсъ выплыла изъ комнаты, оставивъ за собою общее впечатлніе гнвно-сверкавшихъ темныхъ глазъ, раскраснвшихся щекъ и злой, презрительной улыбки. Мабель надписала на своемъ письм адресъ, прилпила марку, и проговорила задумчиво вполъ-голоса:

— Это безполезно. Я, вроятно, маленькая дурочка, такъ какъ онъ даже, повидимому, никогда меня не замчаетъ, но, еслибъ самый видъ мой не напоминалъ ему чего-то непріятнаго, онъ бы говорилъ со мною, я уврена. Сердце у него не черствое, у него найдется ласковое слово для всякаго кром меня. Грэсъ хорошо толковать, онъ готовъ сказать что угодно, чтобъ сдлать ей пріятное. Можетъ ли, онъ сознаться, что желалъ бы, чтобъ я убралась и оставила ихъ въ поко? Грэсъ можетъ сердиться, если ей угодно, но письмо мое должно быть отправлено.

При этомъ она, къ своему великому удивленію и неудовольствію, замтила, что плачетъ, но быстро отеревъ слезы, она взяла свою шляпу съ широкими полями и письмо и пошла внизъ.

Какъ сказала Грэсъ, нсколько писемъ лежало на стол, и Мабель положила свое съ остальными, затмъ вышла изъ дому, и пошла садомъ и полями къ скаламъ, чтобы посидть тамъ и искать облегченія своимъ взволнованнымъ чувствамъ.

‘Я, право, несчастная,— размышляла она.— Зачмъ была я здсь, когда онъ сюда пріхалъ? Съ этой самой минуты я въ постоянной лихорадк. Онъ долженъ считать меня ужасно навязчивой двчонкой за то, что я суюсь ему на глаза въ такое время, и онъ смотритъ на меня такъ холодно и разсянно, точно меня не видитъ — также какъ смотрлъ бы на муху въ окн, или на паука на стн. Онъ очевидно, совершенно забылъ, какъ онъ былъ когда-то добръ, но я этого не забыла, даже если я это заслужила, вынести этого я не въ состояніи. Грэсъ могла бы быть снисходительне. Когда она приходитъ и стоитъ надо мной, вотъ какъ сейчасъ, и сверкаетъ своими большими глазами, она такъ на него похожа, что и почти готова…

Прикосновеніе къ ея платью какого-то движущагося тла привлекло ея вниманіе въ особ доктора Джонсона, который, съ неприличной поспшностью, очень рдко въ немъ замчаемой, пронесся мимо, но прыгнувъ назадъ какъ разъ во-время спасся отъ врной смерти, которой грозилъ бы ему дальнйшій скачекъ,— а потомъ перенесъ свое вниманіе на Мабель и сталъ ласкаться точно въ припадк нжности.

— Дорогой мой докторъ Джонсонъ!— начала она, такимъ тономъ, какъ будто собиралась разсуждать съ человкомъ необузданнымъ,— постарайтесь такъ не увлекаться, или…

— Оставьте его! Онъ не рискнетъ своей драгоцнной жизнью. Онъ, какъ его безсмертный соименникъ, слишкомъ любитъ вкусныя вещи, приготовляемыя въ кухн, чтобы преждевременно отказать себ въ наслажденіи ими,— сказалъ голосъ позади нея, голосъ, заставившій Мабель сильно вздрогнуть и сдлать замтное движеніе испуга при вид Филиппа, одного, если не считать доктора Джонсона, стоявшаго надъ нею, и смотрвшаго внизъ съ высоты, показавшейся Мабель громадной, такъ-какъ онъ стоялъ на небольшомъ, поросшемъ травою, пригорк, а она сидла на дн небольшой впадины между двухъ скалъ.

— Не мшаю ли я вамъ, и можно ли?— спросилъ онъ, бросая свою сигару, и садясь возл нея.

— Н-нтъ, я не долго здсь останусь,— отвчала Мабель, въ душ задавая себ вопросъ, когда-же наконецъ перестанетъ преслдовать ее несчастіе, и еще сильне недоумвая, по какому странному случаю попалъ сюда Филиппъ.

— Долго не останетесь! Да вы только-что пришли, не правда ли?— спросилъ онъ, глядя на нее съ большимъ вниманіемъ и невозмутимой серьёзностью.

— Нтъ — чтоже — около…

— Около трехъ минутъ,— прервалъ онъ: — я видлъ, какъ вы проходили въ то время, какъ Грэсъ тащила меня со стула и приказывала слдовать за вами.

— Приказывала вамъ слдовать за мной!— воскликнула Мабель, уму ея, пораженному ужасомъ, истина открылась теперь во всей ея полнот.

Грэсъ дйствительно привела свой планъ мщенія въ дйствіе съ быстротой и искусствомъ великаго полководца.

— Да, она послала меня за вами,— спокойно сказалъ Филиппъ, подпирая подбородокъ одной рукой, а другою откидывая назадъ и приглаживая уши доктора Джонсона, процессъ, заставлявшій это умное животное высовывать языкъ больше чмъ когда-либо, и осклабляться безобразной усмшкой невыразимаго блаженства.

— Она сказала, что поссорилась съ вами, и что вы были недобры — нтъ, что вы были ‘очень дурная’, она употребила именно это выраженіе.

— О, Господи!— было все, что могла воскликнуть Мабель.

— Она говоритъ, что вы хотите ухать,— продолжалъ онъ. Если онъ прежде не обращалъ на нее вниманія, Мабель уже боле не могла обвинять его въ этомъ: онъ внимательно наблюдалъ за нею и это ея не успокоивало. Тревога, наполнявшая ея душу, выражалась въ ея обращеніи.

Мабель такъ мучилась, размышляя о своемъ настоящемъ положеніи, что уже боле не могла видть его въ его настоящемъ свт или размрахъ. Совсть ея была болзненно-чутка, Грэсъ не знала, угадать не могла истинной пытки, которую причиняла двушк своей шутливой местью.

— Да, нтъ. Мн не хочется хать, но я боюсь, что это необходимо.

— Но почему? Грэсъ говоритъ, что нсколько дней тому назадъ васъ, повидимому, радовала мысль еще погостить,— сказалъ Филиппъ съ полу-улыбкой въ глазахъ при вид неудержимаго румянца, залившаго лицо Мабель при его вопрос.

Она не отвчала, но сидла и съ смущеніемъ смотрла на море. Какъ могла она сказать ему: ‘Я хочу хать, потому что вы вернулись домой?’ Мысль, что онъ можетъ догадаться о подобной вещи, заставляла ее всю пылать, такъ какъ при болзненной ея впечатлительности Мабель казалось, что Фклиппъ долженъ не мене живо, чмъ она, чувствовать поведеніе ея сестры три года тому навалъ. Разв онъ не покинулъ Англіи, чтобъ избгнуть возможности видть Анджелу или быть возл нея? Она совершенно позабыла, что попытка эта могла оказаться успшной, что Филкппъ могъ бытъ теперь свободенъ, могъ отдлаться отъ возможности испытывать по этому поводу какія-либо дкія чувства. Для нея это было больное мсто — неотвязное воспоминаніе стыда и горя, и скорй, чмъ упомянуть о немъ Филиппу, она готова была даже взять назадъ свое ршеніе, и остаться въ Red Lees, чего бы это ей ни стоило.

А потому легче вообразить, чмъ описать чувство полнешаго ужаса, овладвшее ею, когда Филиппъ продолжалъ спокойнымъ, сдержаннымъ томомъ человка, производящаго интересное, но не особенно его волнующее разслдованіе:

— Вы молчите. Я начинаю думать, что Грэсъ въ сущности была права, и что я — несчастная причина вашей ршимости покинуть насъ. Неужели это дйствительно такъ, миссъ Ферфексъ?

— О, какъ могла Грэсъ,— начала Мабель, а потомъ, подавленная ужасомъ своего положенія, совершенно потерявъ голову отъ смущенія, она поспшно вскочила, чтобы убжать не говоря ни слова.

Но прежде чмъ она успла подняться, Филиппъ вмшался, прикосновеніе его руки къ ея рук неожиданно ее остановилъ.

— Потрудитесь пустить меня,— воскликнула она, съ смсью достоинства и отчаянія въ голос и поз.— Это, право, не шутка, это не…

— Очевидно, что это не шутка,— отвчалъ онъ, довольно рзко.— По крайней мр очевидно, что вы считаете это не шуткой. Грэсъ, однако, смотрла на дло иначе. А теперь, миссъ Ферфексъ, слушайте!

Мабель невольно повернулась, и увидала, что онъ смотритъ за нее повелительнымъ выраженіемъ, заставившимъ ее остановиться волей-неволей.

— Вы безмолвно признаете, что я какимъ-то образомъ вліяю на ваше желаніе сократить ваше пребываніе здсь,— продолжалъ онъ, и отъ его звучнаго голоса дрожь пробгала по тлу бдной Мабель, тогда какъ сокровенное желаніе уйти отсюда, убжать отъ чего-то, отъ чего именно она сама не знала, становилось сильне съ каждымъ мгновеніемъ.— Мн кажется, что я имю право узнать причину. Чмъ могъ я оскорбить васъ? Я увренъ, что согршилъ несознательно, одно ваше слово исправимъ меня — боле я васъ не оскорблю.

— О мистеръ Массей, какъ можете вы говорить такія жестокія вещи? какъ можете вы такъ насмхаться надо мной?— воскликнула она, снова садясь на прежнее мсто и закрывая лицо руками. Докторъ Джонсонъ, исполненный разумнаго и сочувственнаго желанія утшитъ ее, положилъ ей лапы на колни, и вытянулъ шею, чтобы лизать ей руки,— Филиппъ воскликнулъ съ смущеніемъ:

— Насмхаться надъ вами! Совершенно не могу себ представать, что вы хотите сказать.

— Вы должны хорошо знать причину моего желанія ухать,— сказала Мабель, взглянувъ на него съ нкоторымъ негодованіемъ на то, что казалось ей намреннымъ продолженіемъ испытанія, становившагося для нея невыносимымъ.

— Честью клянусь вамъ, я знаю только то, что Грэсъ пришла ко мн очень взволнованная, велла мн оставить книгу и не быть такимъ лнтяемъ, и когда я спросилъ ее, какъ могу я обнаружить мою дятельность пріятнымъ для нея образомъ, она изъ окна указала мн на васъ и сказала: ‘Я съ ней поссорилась, она была очень дурная, и ты тутъ замшанъ. Она говоритъ, что хочетъ ухать. Ступай и помирись съ нею…’ ‘Отъ всей души готовъ это сдлать,— отвчалъ я,— если ты мн скажешь, что я сдлалъ, чмъ оскорбилъ ее?’ ‘Не знаю,— сказала она,— но если ты пойдешь за нею, она наврное теб скажетъ, ты долженъ съ нею помириться’. Я рабъ Грэсъ, и вашъ, а потому пришелъ. Теперь, миссъ Ферфексъ, не угодно-ли вамъ объясниться? Чмъ оскорбилъ я васъ?

— Не то, чтобъ вы меня оскорбили, но я уврена, что я оскорбляю васъ,— сказала Мабель, поднявъ голову и открывая ему буквально пылающее лицо, представлявшее рзкій контрастъ съ спокойнымъ, загорлымъ лицомъ Филиппа, съ твердымъ взглядомъ его темныхъ глазъ, упорно устремленныхъ на нее. Выраженіе удивленія проглядывало въ нихъ, когда онъ сказалъ:

— Вы оскорбляете меня! Боюсь, что я все еще ничего не понимаю. Какъ могли вы, какимъ бы то ни было образомъ, оскорбить меня? Вы?

— Я хочу сказать, что одного вида моего достаточно, чтобъ вызвать въ душ вашей мучительныя воспоминанія. Вамъ не можетъ быть пріятно видть меня здсь, посл,— о, не могли же вы забыть послдней вашей встрчи — и — и — Анджелы!

Слово вырвалось, настало мертвое молчаніе, въ теченіе котораго лицо Филиппа почти не измнялось, только въ первую минуту въ глазахъ его будто блеснулъ огонь. Онъ задумчиво смотрлъ на голову доктора Джонсона, продолжая ласково гладить уши этого уживчиваго друга человка, движеніе его руки оставалось правильнымъ, спокойнымъ. Мабель смотрла на него, затаивъ дыханіе, сомнніе, страхъ, восторгъ, быстро смнялись въ ея душ, когда она замтила сначала непонятный блескъ въ его глазахъ, потомъ еще мене понятную полу-улыбку, искривившую его губы, и, наконецъ, замнившую ее невозмутимую серьезность, въ которой не было и слдовъ суровости или неудовольствія. Онъ молчалъ, онъ казался погруженнымъ въ размышленіе, пока, наконецъ, не взглянулъ на Мабель, посл, какъ ей показалось, цлой недли волненій, и она могла убдиться, что взглядъ его также спокоенъ, также твердъ, также ясенъ, какъ взглядъ ребенка.

— Вы сердитесь?— шепнула она, робко дотрогиваясь до его руки.— Я не хотла этого говорить, но я никогда этого не забыла, а теперь мн кажется, что вы забыли.

Филиппъ удержалъ ея руку, и не выпуская ее изъ своей, сказалъ:

— Неужели вы меня считали такимъ мстительнымъ, Мабель?

— Вамъ было нанесено такое ужасное оскорбленіе!— сказала она.

— Такъ вы дйствительно считаете меня такимъ мстительнымъ,— повторилъ онъ, хотя ему было смшно, онъ чувствовалъ, что не можетъ не улыбнуться.— Я помню, что вы и тогда ужасно страдали. Вы были наказаны за грхъ, котораго не могли бы совершить, хотя бы жизнь ваша отъ этого зависла. Вы были больны, и прежде чмъ все это обнаружилось, вы вынесли истинную пытку. Я ничего не забылъ! Грэсъ тогда писала мн объ этомъ, но вмсто того, чтобъ пожалть васъ, боюсь, что я заглушалъ тогда въ своемъ сердц всякія добрыя чувства и проклиналъ вашу сестру.

Легкое рыданье вырвалось у Мабель, она попробовала выдернуть у него руку, но не могла, и Филиппъ продолжалъ:

— И вы же до сихъ поръ страдаете. Вы, вроятно, такъ созданы. Вся совстливость семьи вашей досталась вамъ на долю, у васъ ея слишкомъ много, тогда какъ у другихъ слишкомъ мало. И вы воображали, что я питаю въ сердц моемъ гнвъ противъ васъ,— зависть, ненависть, злобу, въ теченіи всхъ этихъ лтъ! Долженъ признаться, что вамъ почти удалось оскорбить меня. Это доказываетъ мн, что я, должно быть, ужасно велъ себя въ первыя минуты моего разочарованія, что вы составили обо мн такое мнніе.

Конечно, этимъ временемъ Мабель была уже вся въ слезахъ, докторъ Джонсонъ помщался возл нея въ поз, выражавшей глубокую меланхолію. Ей однако удалось выговорить:

— И вы хотите сказать, что совсмъ, совсмъ съ этимъ помирились… простили, я хочу сказать..

— Я ни минуты не любилъ сестры вашей посл того, какъ узналъ, что она обманула меня,— сказалъ онъ голосомъ, жесткость котораго осушила слезы Мабель точно волшебствомъ.— Напротивъ, я ненавидлъ ее безсознательной, презрительной ненавистью — дурнымъ чувствомъ — такъ какъ, въ сущности, она такою создана. Что возмущало меня такъ, это то, что я не могъ, вмст съ моей любовью къ ней, стряхнуть съ себя вліяніе этой любви на мою душу и характеръ. Это было невозможно. Любовь моя къ ней сдлала меня мягкимъ, а ея обманъ сдлалъ меня жесткимъ, жесткимъ и суровымъ я, слдовательно, останусь на всю жизнь. Вы, безъ сомннія, знаете, миссъ Ферфексъ, что говорятъ, будто въ людскихъ длахъ иногда совершаются крутые переломы, существуетъ также, вообще, время, когда вещество, изъ котораго сдлалъ человкъ, принимаетъ извстную форму и въ ней застываетъ, и всякія дальнйшія событія могутъ только нсколько смягчить угловатость очертаній этой формы. Сдлать больше можно только разбивъ его въ куски. Когда сестра ваша обманула меня — извините за выраженіе — я знаю, что склоненъ выражаться слишкомъ безцеремонно для ушей молодыхъ двицъ…

— Но не для ушей женщинъ, уважающихъ истину,— ршительно, хотя и сдавленнымъ голосомъ, проговорила Мабель.

— Нтъ, это хорошо сказано. Вы, я вижу, похожи на Грэсъ, и предпочитаете прямыя выраженія. Итакъ, когда сестра ваша обманула меня, вещество, изъ котораго я сдланъ, приняло очень грубую, извращенную форму, оно искривилось, ничему никогда его не выпрямить, не сдлать изъ меня человка съ пріятнымъ, кроткимъ, любезнымъ характеромъ. Но это также не превратило меня въ животное, какъ вы, повидимому, воображаете. Это не лишало меня возможности длать различіе между вашей сестрой, которой правда неизвстна, и вами, которой она лучшій другъ…

— О, еслибъ вы могли когда нибудь простить мн! Я, я слишкомъ много объ этомъ думала. Для меня въ этомъ заключался весь міръ… я такъ ненавидла… ея поступокъ, и я воображала, что и для васъ также въ этомъ весь міръ.

— Какъ вы полагаете, не должны ли вы, хоть нсколько, вознаградить меня за то, что вообразили обо мн такія вещи?

— Конечно, должна, и все, что хотите… все что вы можете указать…

— Такъ останьтесь здсь, пока Грэсъ не позволитъ вамъ возвратиться домой, и позвольте мн постараться показать себя вамъ въ боле благопріятномъ свт, чмъ до сихъ поръ.

— Прекрасно. Я должна показаться вамъ очень глупой, и… ахъ, мое письмо къ Анджел! Оно наврное отправлено.

— Оно попало только въ мой боковой карманъ,— отвчалъ онъ, вынимая его. Мабель попробовала его схватятъ.

— Нтъ, нтъ!— сказалъ Филиппъ.— Что если мы его разорвемъ и разбросаемъ по волнамъ океана. Я это сдлаю, а вы сидите смирно.

Мабель и докторъ Джонсонъ слдили за нимъ, пока онъ дорывалъ письмо на мелкіе клочья и разбрасывалъ ихъ со скалы.

— Такъ разсялась нелпая мысль о вашемъ скоромъ отъзд изъ Red Lees,— спокойно замтилъ онъ, когда она сидла, сложивъ руки на колняхъ, не чувствуя себя въ силахъ завязать разговоръ, пока Филиппъ не сказалъ:

— А какъ поживаетъ она… Анджела, ваша сестра… мистрисъ Фордисъ, хочу я сказать?

— Она совершенно здорова, благодарю васъ.

— И счастлива?

— Не особенно.

— Несчастна?

— О, нтъ!

— Какое странное, душевное состояніе. И вы живете съ нею?

— Да.

— Хорошо вамъ тамъ?

— Нтъ.

— Отчего?

— Наши… мн кажется, что наши вкусы не сходятся.

— Вы, можетъ быть, ссоритесь?

— Нтъ, никогда.

— Каждая изъ васъ идетъ своей дорогой, вы никогда не договариваете?

— Вовсе нтъ. Мы очень часто бываемъ вмст. Кое-какъ ладимъ.

— Вы, вроятно, очень много вызжаете, принимаете бездну гостей? Говорятъ, что это удивительное средство отъ домашней скуки.

— Но мы мало вызжаемъ. Мистеръ Фордисъ этого не любитъ. Мы очень, очень тихо живемъ.

— Такъ у васъ, пожалуй, скука порядочная.

— Страшная скука.

— Такъ и должно быть. И вы находите, что здсь не такъ скучно, не правда ли?

— Я вовсе не нахожу, чтобы здсь было скучно.

— А между тмъ вы были готовы, вы даже желали возвратиться въ это скучное мсто, потому что вообразили…

— О, перестаньте, пожалуйста!

— Хорошо, не буду. Гд живетъ ваша сестра? Въ какой части Иркфорда, хочу я сказать?

— Домъ ея называется Stone-Field, въ Королевскомъ парк.

— О! Въ этой мстности очень красивые дома.

— Очень большіе,— нершительно проговорила Мабель.

— Большіе, да. Я помню, что когда-то очень ими любовался. Но я хотлъ спросить, совершенно ли вы свободны въ Stone-field, можете ли вы принимать своихъ гостей, и т. д.

— У меня такъ мало знакомыхъ молодыхъ двушекъ, да и мистеръ Фордисъ не особенно любитъ видть у себя много молодежи. Она ему мшаетъ.

— Какъ вамъ-то весело! Но едва ли онъ сталъ бы смотрть на меня, какъ на молодого человка, неправда ли?

— На васъ!

— На меня, на меня! Васъ, кажется, эта мысль приводитъ въ ужасъ.

— Неужели вы хотите сказать, что желали бы пріхать навстить мистера Фордиса!

— Я желалъ бы пріхать навстить васъ, а тогда вы могли бы представить меня мистеру Фордису. Какъ вы думаете, сильно ли бы возстала противъ этого мистриссъ Фордисъ?

— Нтъ. Не знаю. Не думаю.

— Такъ какія же ваши возраженія? Можетъ быть, вы этого не желаете?

— Нтъ. Не вижу, почему бы вамъ не пріхать, если… если…

— Если я думаю, что въ силахъ это вынести, хотите вы сказать. Я право думаю, что могу, черезъ нсколько времени… когда я попривыкну къ этой мысли. Но мы, покамстъ, оставимъ этотъ вопросъ открытымъ. Зачмъ вы встаете? Уходить нтъ никакой надобности, а здсь прелесть какъ хорошо.

— Но намъ надо идти. Разв вы не слышите звонъ колокола? Это значить, что чай давнымъ давно насъ ждетъ.

— Какая странная мысль! Ну, подождите минутку, Мабель, могу я называть васъ Мабель?

— Да, если хотите.

— Хочу. Это напоминаетъ мн время, когда я носилъ ваши книги въ вашу школу. Не идите такъ скоро. Помните, вы обязаны вознаградить меня…

— Мн кажется, что вы не нуждаетесь въ большихъ вознагражденіяхъ,— сказала Мабель, наконецъ, чувствуя себя почти свободно съ Филиппомъ, почти столько жи, какъ въ т минувшіе дни, когда онъ носилъ ея книги.— Какого вамъ еще вознагражденія?— освдомилась она.

— А вотъ какого. Посл чаю мы съ Грэсъ отправимся гулять. Она нуждается въ нкоторомъ утшенія теперь, посл отъзда Германа! Вы должны общать, что у васъ не разболится страшно голова, едва только мы соберемся, какъ это случилось вчера вечеромъ.

— О, если это все, я общаю,— сказала Мабель, смясь, и они медленно направились къ дому, еще посмялись надъ безнадежной позой доктора Джонсона, который, заслышавъ звонокъ къ чаю, теперь сидлъ въ пол на полдорог въ дому, тревожно ожидая ихъ приближенія, такъ какъ онъ ничмъ такъ не походилъ на своего безсмертнаго соименника, какъ своимъ влеченіемъ къ небольшой чашк этой пріятной жидкости.

Они во-время явились въ Red Lees, вошли въ залу, и были встрчены Грэсъ.

— Ну?— спросила она.

— Ну,— сказалъ ея братъ,— я исполнилъ твое порученіе. Мабель останется.

— Мсяцъ, если ты на этомъ настаиваешь,— сказала Мабель.

— Мн очень жаль, что вы такъ скоро позабыли свое общаніе,— сказалъ Филиппъ.— Пока ты не отпустишь ее домой, Грэсъ, вотъ на чемъ мы поршили.

— Это единственное приличное ршеніе, посл того, что случилось,— сначала Грэсъ, переведя глаза съ одного на другую.— Ну,— отрывисто прибавила она,— идите-ка въ гостиную. Отецъ съ мамой почти отпили чай.

Глава XXIII.— Послдніе дни.

Какъ пролетли эти четыре недли, которыя Мабель согласилась провести въ Red Lees, ни одинъ изъ трехъ хорошенько не зналъ. Все, что имъ было извстно, это — что они наслаждались, если бы спросить кого-нибудь изъ нихъ, они вроятно стали бы уврять, что въ Фаульгавен эти дни были длинне, свтле, чмъ гд-либо на свт.

Если Филиппъ былъ, какъ уличала его Мабель, нсколько требователенъ относительно вознагражденій, онъ, съ другой стороны, употреблялъ всевозможныя усилія, чтобы доказать ей, какъ сильно она въ немъ ошибалась, попытка эта увнчалась успхомъ, чего, разумется, и слдовало ожидать. Въ теченіе цлаго мсяца свободы и бездйствія, онъ имлъ полную возможность просвтить ее по этой части, тмъ боле, что Мабель ничего такъ не желала, какъ поучиться у него.

Начальство Филиппа объявило ему, что онъ можетъ отдыхать сколько пожелаетъ, такъ какъ заслужилъ этотъ отдыхъ, и, хотя онъ тотчасъ по возвращеніи заявилъ, что погибнетъ безъ работы, ему очень скоро удалось совершенно освоиться съ бездйствіемъ. Конечно, вс обстоятельства, вся его настоящая обстановка какъ бы поощряла лность. Дивная лтняя погода, общество двухъ двушекъ, изъ которыхъ одна, по крайней мр, окружала его всевозможнымъ баловствомъ, любовью и нжностью, отъ радости, что онъ снова возвращенъ ей, тмъ боле, что она гордилась его умомъ и способностями. Мистеръ Массей, отецъ, получилъ отъ мистера Старки письмо, въ которомъ шла рчь о его сын и его дятельности, счастливый отецъ не могъ воздержаться, чтобы не прочесть этого письма въ слухъ женщинамъ, причемъ мистриссъ Массей вытирала глаза, а Грэсъ прыгала отъ радости и просила, чтобы письмо это было отдано ей въ вчную собственность, тогда какъ третья дама сидла въ глубин комнаты, съ склоненной головой и пылающимъ лицомъ, кусала губы, и чувствовала, что сердце ея неудержимо бьется.

Эту сцену засталъ тотъ, до кого она ближе всхъ касалась, и освдомился, что случилось. Когда ему подали письмо, онъ его прочелъ, глаза всхъ были устремлены на него. Поднявъ голову, онъ увидлъ вс эти взгляда, и, разразившись нсколько смущеннымъ смхомъ, поцловалъ мать, сказавъ:

— Чепуха! Мы всегда говорили, что никто не сравняется со старикомъ Старки въ преувеличеніяхъ.

— Люблю я такого рода преувеличенія,— возразила Грэсъ, овладвая письмомъ, которое нашло мсто въ ея архив. Посл этого событія она больше чмъ когда-нибудь ухаживала за Филиппомъ, ничто не было достаточно хорошо для вето, она чуть не извела его вниманіемъ.

Но, какъ выше сказано, онъ охотно съ этимъ мирился. Человкъ, отличавшійся такой дятельностью, такой неутомимой энергіей, такъ усердно работавшій, по выраженію мистера Старки, среди невыразимыхъ лишеній несчастной страны, въ которой едва ли бывала нога другого цивилизованнаго человка, какъ Робинзонъ Крузо,— говорила Грэсъ,— организмъ котораго закалился, благодаря его суровой жизни, который спалъ на циновк, разостланной на земл, а иногда и на голой земл, при свт прекрасныхъ звздъ, который также неутомимо работалъ какъ послдній негръ, подъ его командой,— этотъ человкъ теперь какъ нельзя лучше мирился съ dolce far niente лтнихъ каникулъ, безцльно бродилъ по скаламъ въ обществ доктора Джонсона и одной изъ двушекъ, а не то и обихъ, или лежалъ растянувшись на вершин скалы, тогда какъ одна изъ молодыхъ двушекъ читала вслухъ Броунинга или Теннисона, или какого-нибудь другого поэта, въ данную минуту пользовавшагося ихъ особымъ расположеніемъ, сидлъ при лунномъ свт въ благоуханномъ саду, болталъ всякій вздоръ, который можетъ только взбрести на умъ человку, съ Грэсъ, а иногда и съ Мабель, совершалъ длинныя прогулки въ фаэтон, запряженномъ пони — опять съ докторомъ Джонсономъ и двицами — въ дальніе лса, или въ нкоторыя изъ помстій, которыми изобиловала окрестность.

Эти послднія экскурсіи были очень пріятны. Филиппъ правилъ, а Грэсъ и Мабель поочередно садились возл него, тогда какъ докторъ Джонсонъ раздлялъ заднее сиднье съ тою изъ двицъ, которая занимала его. Счастливые были часы, которые они проводили такимъ образомъ, въ особенности, когда Филиппъ, по ихъ неотступной просьб, разсказывалъ что-нибудь объ испытанныхъ имъ ‘невыразимыхъ лишеніяхъ’, увряя, что онъ боится, какъ бы он не сдлались историческими въ его семь, а сестра слушала его съ выраженіемъ теплой любви.

Мабель также слушала, быть можетъ, тмъ усердне, что говорила меньше всхъ. Грэсъ дразнила Филиппа по поводу вновь открывшейся въ немъ способности къ лни, а онъ сказалъ, что человкъ извстенъ своей способностью приноровляться къ обстоятельствамъ.

— Даже неблагопріятнымъ,— вставила Грэсъ.

— Даже неблагопріятнымъ, дорогая, каковы настоящія,— отвчалъ онъ.

Иногда Мабель размышляла о той характеристик, какую далъ себ Филиппъ, въ тотъ день, на скал.

‘Ничто,— сказалъ онъ,— не измнять меня, я останусь грубымъ и недобрымъ’. Грубъ онъ, пожалуй, порою бывалъ, т. е. грубъ въ выраженіяхъ, грубъ въ томъ смысл, что въ очень утонченномъ обществ манеры его могли бы показаться недостаточно полированными, поклонъ недовольно изящнымъ, а комплименты — впрочемъ, они вообще блистали своимъ отсутствіемъ. Но недоброты Мабель долго не могла найти въ немъ никакой. Ей казалось, что она никогда не видала человка, обращеніе котораго съ матерью и сестрой было бы такъ хорошо и такъ удовлетворяло бы ее, какъ обращеніе Филиппа Массей.

Если у него были нкоторыя старомодныя идея относительно сферы дятельности женщины, и необходимости развивать ея кулинарныя и хозяйственныя способности, это конечно происходило не отъ того, чтобъ онъ воображалъ, что она не въ силахъ съ достоинствомъ принять участіе и въ другихъ вопросахъ — это было очевидно изъ предметовъ, которые онъ обсуждалъ съ Грэсъ и съ матерью, и изъ того, какое значеніе онъ придавалъ ихъ мнніямъ.

Однажды, когда дама съ очень прогрессивными воззрніями на сферу женской дятельности вступила въ споръ съ Филиппомъ и открыла то, что считала его страшнымъ и плачевнымъ невдніемъ относительно нкоторыхъ важныхъ пунктовъ, она намекнула Грэсъ, что желаніе мужчины превратить женщинъ въ усовершенствованныхъ кухарокъ и горничныхъ,— такъ выразилась она,— скрываетъ глубокую бездну эгоизма.

— Неужели!— возразила негодующая Грэсъ.— Вы думаете, что Филиппъ любитъ сть, и предпочелъ бы мое умнье состряпать ему хорошій обдъ всякимъ другимъ моимъ талантамъ? Могу вамъ сообщать, что онъ предпочелъ бы сть сухой хлбъ, чмъ видть, что мама или я сварили бы ему картофелину, еслибь мы были усталыми, или это было вамъ неудобно,— онъ это и длалъ, я видла, какъ онъ собственноручно приготовлялъ мн чай и гренки съ масломъ, когда я была больна въ Иркфорд, потому что мн не нравилось то, что приготовила хозяйская служанка. Если это ‘бездна эгоизма’, я люблю эгоизмъ.

‘Чтожъ, думала Мабель, это ли признаки жесткаго характера’? Разъ только, когда отецъ его разсказывалъ что-то объ одной женщин, изъ жившихъ на его земл, которая потеряла ребенка, отчасти по собственной небрежности, и прибавилъ:— ‘Она вышла за своего мужа ради его положенія, и почти разбила сердце одного молодого малаго, четыре года тому назадъ’, Филиппъ сказалъ со смхомъ, показавшимся Мабель очень циничнымъ:— Хорошо, что ребенокъ умеръ. Такія женщины недостойны быть матерями.— Она бросила за него робкій взглядъ и увидла въ его глазахъ то, о чемъ онъ намекалъ, говоря, что несчастіе ‘закалило’ его.

Мабель была довольна грустно въ этотъ день, такъ какъ черезъ два дня должна была возвратиться въ Иркфордъ. Анджела написала нсколько очень сердитыхъ писемъ, въ которыхъ бранила Мабель за ея себялюбіе, прибавляя, что если она вскор не вернется, ей, Анджел, придется пріхать въ Фаульгавенъ и нанять тамъ квартеру. Письма эти Мабель показала Грэсъ, а Грэсъ предательски сообщила содержаніе ихъ Филиппу, который на это сказалъ:

— Боже милосердый! Неужели она воображаетъ, что вчно можетъ держать Мабель пришитой къ своей юбк? Что-жъ она будетъ длать, когда двочка выйдетъ замужъ?

— Это въ значительной мір будетъ зависть отъ того, за кого двочка выйдетъ,— серіозно отвчала его сестра, пристально глядя на него, не замчая, что онъ на нее не смотритъ. Когда онъ, наконецъ, встртился съ нею глазами, Грэсъ засмялась, Филиппъ также засмялся, причемъ миссъ Массей назвала его шутомъ и ушла очень довольная собою, имъ и всей вселенной.

Насталъ канунъ того дня, въ который Мабель должна была хать въ Иркфордъ. Она, Филиппъ и Грэсъ задумали послднюю поздку съ докторомъ Джонсономъ въ фаэтон, въ прекрасный старый лсъ, откуда они могли пробраться въ самому берегу моря и расположиться подъ нависшими большими скалами,— въ мстности почти неизвстной, мало-посщаемой, въ которой Мабель давно жаждала побывать.

Былъ сентябрь, но жара была сильная — было почти душно, море и небо были окутаны туманомъ, когда трое будущихъ путешественниковъ сошлись въ завтраку. Старшіе давно покончили съ трапезой: мистеръ Массей, отецъ, около половины восьмого отправился въ поле, а мистриссъ Массей находилась въ кухн, наблюдая за служанками, приготовлявшими нчто очень вкусное, что должно было явиться за ужиномъ.

— Письмо!— сказалъ Филиппъ, входя послднимъ, цлуя сестру и взявъ въ руки голубой конвертъ, надписанный на его имя.

— Здравствуйте, Мабель,— прибавилъ онъ, такъ какъ Грэсъ, также какъ и онъ самъ, догадались, что ‘миссъ Ферфексъ’ звучитъ неестественно, и Филиппъ подчинился обстоятельствамъ, требовавшимъ, чтобы онъ называлъ миссъ Ферфексъ ‘Мабель’, тогда какъ Мабель подчинилась непріятной метод не называть Филиппа иначе вагъ ‘вы’. Онъ читалъ свое письмо, пока Грэсъ стовала за то, что Мабель необходимо выхать на другой день, рано утромъ, и выражала желаніе, чтобъ ей не пришлось совершить одной такой длинный путь, какъ вдругъ Филиппъ, сложивъ свое письмо и потянувшись за яйцомъ, замтилъ искусно поддланныхъ положительнымъ тономъ:

— Мн самому придется немедленно хать въ Иркфордъ, я могу также благополучію выхать завтра, какъ и посл завтра, тогда у Мабель будетъ провожатый.— Грэсъ бросала на него быстрый взглядъ, Мабель вспыхнула, а первая сказала:

— Право! Еслибъ вы могла устроить, чтобы хать вмст, это было бы отлично. Зачмъ теб нужно въ Иркфордъ, Филиппъ?

— Вотъ письмо отъ мистера Старки. По правд сказать, ужъ нсколько дней какъ я его жду. Они открываютъ отдленіе въ Брэдфорд, и мн намекнули, что, вроятно, должность управляющаго будетъ предложена мн, такъ что это письмо, собственно говоря, не сюрпризъ, но я знаю, что Мабель любитъ имть со мной какъ можно меньше дла, а потому я ршилъ не огорчать ее мыслью о нашемъ совмстномъ путешествіи, если это не окажется положительно необходимымъ.

— Что вы хотите сказать?— начала-было Мабель, но Грэсъ прервала ее словами:

— Филиппъ, тебя слдуетъ поздравить, не правда ли? Вдь это очень хорошо?

— Это, во всякомъ случа, будетъ очень недурно, и это очень быстрое повышеніе.

— Но вдь за то, ты вынесъ невыразимыя лишенія и пр.

— И въ Брэдфорд можетъ быть очень скучно,— прибавилъ онъ.

— Вотъ нашелъ, о чемъ думать! Отчего ты его не поздравишь, Мабель? Разв ты не видишь, что онъ этого отъ тебя ждегь?

— Неужели? Поздравляю васъ отъ души. Я очень рада.

— Если вы рады, я очень доволенъ, хотя съ вашей стороны, повидимому, требуется большое усиліе, чтобы произнести приличную случаю рчь,— нелюбезно сказалъ Филиппъ.— Но, принимая во вниманіе завтрашнее путешествіе, я боле этого вопроса касаться не буду.

Мабель не могла отвчать на приставанія Филиппа, ни, по своему обыкновенію, искусно отпарировать ихъ. Она испытывала непріятное ощущеніе человка, который бродитъ въ потьмахъ. Она желала, чтобы Грэсъ не смотрла на нее такъ упорно, чтобъ Филиппъ не говорилъ такъ настойчиво о завтрашнемъ путешествіи. А больше всего она желала, но вмст съ тмъ и не желала, чтобъ это ужасное путешествіе прошло благополучно.

Вскор посл завтрака фаэтонъ былъ поданъ къ крыльцу, и докторъ Джонсонъ, выступивъ изъ залы, гд онъ дожидался, вызвалъ ихъ всхъ, такъ какъ нельзя же было заставить ждать доктора Джонсона. Они вс вышли, Мабель и Грэсъ въ свтлыхъ шляпахъ съ широкими полями, а Филиппъ въ шляп изъ блой соломы, которую Грэсъ окрестила ‘австралійской новинкой’. Она забрали зонтики, шали, большую корзину съ провизіей, относительно которой Филиппъ рискнулъ спросить:

— Кто-же все это състъ?

— Объ этомъ не безпокойся, ставь только корзину,— сказала Грэсъ,— а когда мы вернемся, надюсь, что твой румянецъ тебя не выдастъ, если мама спроситъ, довольно ли у насъ было провіанту. Теперь мы, кажется, готовы.

Прощальный знакъ рукою, ласковое: ‘веселитесь, дтки! Ужинъ въ девять, не опоздайте’, сказанное мистриссъ Массей,— и экипажъ медленно покатилъ со двора.

Они провели длинный и чудный день въ лсу и на песчаномъ морскомъ берету, въ разстояніи многихъ миль отъ всякаго человческаго жилья, подъ снью мрачныхъ, хмурыхъ скалъ, вокругъ которыхъ вчно шумло море въ своемъ одинокомъ величіи. Песокъ этотъ былъ желтый, твердый, скалы изобиловали странными ископаемыми и камешками, между ними виднлись точно хрустальные озерки, съ гладкой, какъ зеркало, поверхностью, отражавшія небо, усянныя дивными морскими анемонами, окаймленныя водорослями волшебной красоты, всхъ цвтовъ и всхъ родовъ, среди нихъ бгали микроскопическіе срые крабы, и другія мелкія морскія животныя, съ боле мудреными названіями, которыхъ распознать не такъ легко.

— Здсь хорошо, какъ на неб,— сказала Мабель, которая дошла съ Филиппомъ до самой воды, тогда вамъ Грэсъ сидла вдали на камняхъ и кормила доктора Джонсона.

Филиппъ и Мабель стояли у самыхъ пнящихся, блыхъ волнъ, смотрли на море, окруженные, на пространств многихъ миль, песками. Въ югу, въ туманной дали, можно было различить дв каменныя, фаульгавенскія плотины съ маяками, и аббатство возвышавшееся мрачне чмъ когда-либо, къ сверу пески оканчивались стною хмурыхъ, почти черныхъ скалъ. Воздухъ былъ чистъ, живителенъ, опьяняюще дйствовалъ онъ своей мягкой свжестью. Не было видно и признаковъ присутствія человческихъ существъ, кром ихъ самихъ.

— Неужели эти волны также шумятъ, когда здсь нтъ никого, кто бы прислушивался къ ихъ шуму?— задумчиво спросила Мабель.

— Это интересный научный вопросъ, на который я отвтить не въ состояніе, по поводу его можно было бы написать стихи. Вамъ слдовало бы прочесть описаніе страшныхъ изверженій, которыя постоянно происходятъ на планет Сатурнъ, то такія изверженія, какихъ мы себ и представить не можемъ, и никто ихъ не слышитъ. Помню, что мысль эта поразила меня, когда я въ первый разъ читалъ объ этомъ.

— Право!— сказала Мабель, повернувъ голову и замтивъ Грэсъ, которая длала имъ знаки.

Они подошли въ ней, и она объявила, что пора возвращаться.

Глава XXIII.— Счетъ сведенъ.

Посл ужина они снова бродили по саду при лунномъ свт, мошки и летучія мыши носились и кружили вокругъ свтлыхъ платьевъ двушекъ. Говорилось неохотно. Грэсъ взяла Филиппа подъ руку, а Мабель за руку,— и сказала:

— Что я буду длать, когда вы оба меня покинете?

Посл этого наступило молчаніе, прерванное голосомъ мистриссъ Массей, звавшей Грэсъ, которая и оставила ихъ.

— Мн также надо идти,— сказала Мабель, вдругъ ршившись взять на себя иниціативу и выказать нкоторую твердость характера.

— Идти — зачмъ?

— Укладываться.

— Укладываться! Надюсь, что вы можете дойти до скалы, и взглянутъ на море при лунномъ свт. Кто знаетъ, когда намъ удастся еще тамъ быть? Пойдемте!

Онъ отворилъ калитку во время, чтобы дать доктору Джонсону, появившемуся предъ ними, возможность безъ дальнйшихъ церемоній идти впереди и показывать дорогу до самой скалы.

— Онъ знаетъ, видите,— сказалъ Филиппъ, идя возл безмолвной Мабель.

Они молчали, пока, внезапно, не развернулось вередъ ихъ глазами громадное, словно дышащее, водное пространство, съ отражавшимся въ немъ длиннымъ, серебристымъ снопомъ лунныхъ лучей.

На темно-голубомъ неб не было ни облачна, звзды свтили ярко, луна сіяла, воздухъ былъ напоенъ ароматами.

— Что за прелесть!— тихо проговорила Мабель, но Филиппъ, вмсто отвта на ея замчаніе, сказалъ:

— Мабель, отчего вы не хотите хать со мной завтра?

— Я…

— Разв мое общество вамъ очень непріятно?

— Что за вопросъ! Только…

— Что: только?

— Анджела встртить меня въ Иркфорд, она не знаетъ, чего вы туда же дете.

— Только-то? Я убжденъ, что она обнаружитъ полное самообладаніе, и торжественно могу васъ уврять, что смло разсчитываю на собственное присутствіе духа. На счетъ этого не безпокойтесь.

— Вы уврены, что вамъ все равно?

— Все равно, т.-е. мн было бы все равно, еслибъ… Мабель, мсяцъ тому назадъ я говорилъ вамъ, что я человкъ надломленный посл… посл того эпизода, котораго вы забыть не можете — и, до нкоторой степени, оно такъ и было. Я знаю, насколько это меня исказило. Я знаю, что мой характеръ тогда испортился, и никогда уже боле не будетъ совершенно ровнымъ, я знаю, что я скорй способенъ напугать двушку моей рззостью, чмъ заслужить ея любовь моей любезностью… Я не имю никакого права просить женщину выносить мои причуды и любить меня, не смотря на мою грубость, какъ его длала моя милая Грэсъ, да благословить ее Богъ! Но, кажется, несчастіе, случившееся три года тому назадъ, не застраховало меня отъ возможности когда-нибудь опять влюбиться.

— Только не въ меня!— воскликнула Мабель, невольно подавшись назадъ и поднявъ об руки:— не хотите же вы сказать, что въ меня?

— Но я говорю, что въ васъ, моя красавица,— сказалъ Филиппъ, овладвъ ея рукою и обнявъ ее за талью:— и не вижу, что мшаетъ мн любить васъ. Я говорю, что люблю васъ теперь совсмъ не тою любовью, которой… но объ этомъ мы говорить не станемъ, я никогда бы вамъ не сказалъ, еслибъ не вообразилъ, что вы поможете мн стереть этотъ старый счетъ, Мабель, поможете мн сдлаться лучшемъ человкомъ, чмъ я былъ съ того дня… который вы помните. Я часто чувствовалъ въ себ злость, вспоминая о немъ, я думаю, что вы, можетъ быть, и впередъ не откажетесь вознаграждать меня. Согласны вы?

Борьба Мабель между слезами и улыбками кончилась судорожнымъ смхомъ, съ которымъ она не могла справиться.

Филиппъ, черпая въ этомъ надежду и, быть можетъ, довольный собственной остроумной методой рекомендовать себя въ качеств обожателя, рисуя свою особу не особенно лестными красками и приглашая свою возлюбленную постоянно вознаграждать его за зло, причиненное не ею, былъ также пораженъ комизмомъ положенія, чувства и торжественное настроеніе, лунный свтъ и обты влюбленныхъ были забыты среди взрывовъ смха.

Докторъ Джонсонъ, сообразивъ, что онъ одинъ можетъ быть поводомъ къ веселости, оскорблявшей и возмущавшей самыя утонченныя его чувства, три раза отрывисто залаялъ и удалился съ крайнимъ неудовольствіемъ.

— Но эта несвоевременная веселость помшала вамъ датъ приличный отвтъ на мой вопросъ,— замтилъ Филиппъ, когда смхъ нсколько поутихъ.

— Не знаю, что сказать,— сказала Мабель, отворачиваясь. Смущеніе, прикрытое веселостью, снова овладло ею.

— Скажите: да.

— Это, право, такая дикая мысль, чтобы мы съ вами женились.

— Что-жъ, позволимъ себ и дикую мысль.

— Что сказала бы Анджела?

— Сказала бы, что, ведя вы какъ слдуетъ свою игру, вы могли бы устроиться лучше… какъ она. Скажите, Мабель. Скажите, по крайней мр, что вы любите меня.

— О, да, право, люблю!

— Ваши губки такъ искренни, он никогда не лгали,— сказалъ онъ, цлуя сначала ихъ, а потомъ ея руку.— Позвольте мн назвать васъ моею, и вы убдитесь, что каковъ бы я ни былъ, я также искрененъ, какъ и вы!

Мабель не отнимала у него руки, и Филиппъ выпустилъ ее изъ своей только затмъ, чтобы вложить ее въ руку матери, прося ее благословить свою новую дочь.

——

Былъ вечеръ дня свадьбы Мабель. Анджела сидла вдвоемъ съ мужемъ, который при этомъ торжественномъ случа показалъ себя такъ, что всхъ удивилъ. Вс празднества окончились уже нсколько часовъ тому назадъ, послдніе изъ гостей разъхались, они были одни. Между ними царило мертвое молчаніе, пока мистеръ Фордисъ, отведя глаза отъ страницъ брошюры, озаглавленной: ‘Свободная торговля землею’, и глядя черезъ очки, благодушно не замтилъ:

— Милая, есть что-то почти романическое въ брак твоей сестры, хотя это и не былъ брань съ похищеніемъ, какъ нашъ.

Анджела съ минуту не отвчала, а потомъ сказала:

— Это жалкая партія для миссъ Ферфексъ и для такой красивой двушки, какъ Мабель. Она непремнно сдлала бы лучшую партію, еслибъ я имла возможность ввести ее въ то общество, въ которомъ ей слдовало быть.

— Если ты говоришь объ обществ людей моей среды, единственномъ обществ, какое я желаю видть у себя,— сказалъ мистеръ Фордисъ,— мн это очень лестно. Но по моему, она прекрасно устроилась. Есть что-то очень привлекательное въ этомъ молодомъ человк, столько естественности. Кром того въ немъ такъ много энергіи. Въ этомъ отношеніи онъ настоящій житель Іоркшира. Если онъ стоить уже теперь такъ высоко во мнніи такой фирмы, какъ Старки и Грей, нельзя и предвидть, чмъ можетъ кончиться его карьера. Мужъ твоей сестры, милая моя, такой человкъ, которымъ она, по справедливости, можетъ гордиться. Право,— тутъ мистеръ Фордисъ снялъ очки и вытеръ ихъ,— я сегодня утромъ былъ совершенно растроганъ, видя ихъ счастіе, ихъ искреннюю любовь и полное довріе другъ въ другу. Они начинаютъ хорошо, очень хорошо, и я ихъ желаю всякаго счастія, всевозможнаго счастія. Да благословитъ Господь ихъ обоихъ!

Онъ снова принялся за свою брошюру, а Анджела сидла и вертла на рук роскошный браслетъ, подаренный ей въ это утро мужемъ, восхищеннымъ отъ счастія молодой четы. Лицо ея было мрачно: ангельская улыбка и томный взглядъ появлялся на немъ теперь рже прежняго.

‘Мабель почти не получила драгоцнныхъ вещей’, размышляла она, ‘у меня ихъ масса и я постоянно получаю новые подарки. Но за то Филиппъ обожаетъ Мабель, и повезетъ ее всюду, куда она пожелаетъ хать. Какъ могла я знать, что ему такъ повезетъ? Иные люди ничего не находятъ въ этой жизни, кром счастія, а другіе ничего, кром несчастія. Что толку имть жемчужные браслеты, когда некому ими любоваться, кром’…

Она не докончила этой фразы, даже въ ум, но взглядъ ея упалъ на лицо мужа, благодушно улыбавшагося и совершенно погруженнаго въ свою брошюру о поземельномъ вопрос. Это было смирное, ласковое, доброе лицо, которое въ первые дни ихъ брака часто обращалось въ ней съ очень любящей улыбкой, выраженіе это теперь гораздо рже прежняго появлялось на немъ. Мистеръ Фордисъ вздыхалъ чаще, улыбался рже и посматривалъ на дтей своихъ пріятелей задумчивыхъ взоромъ. Несомннно, возмездіе не миновало Анджелы Фордисъ, возмездіе видимое и невидимое, видимое въ томъ отношеніи, что она была лишена того, чего жаждала ея душа, невидимое въ томъ, что священныя горести и радости борьбы, труда и надежды, возл любящаго ее человка, какія могли достаться ей на долю, пожелай она воспользоваться ими, теперь были на вки для нея потеряны. Надежда сдлаться лучше и достойне навсегда была у нея отнята, замкнутая въ однообразномъ благоденствіи, какое она купила себ цною лжи и униженія, она должна теперь постоянно понижаться, умственно и нравственно, а не возвышаться. Поступокъ бездарнаго и себялюбиваго существа точно также, какъ поступокъ существа даровитаго и самоотверженнаго, можетъ имть различныя послдствія. Поступокъ Анджелы осмыслилъ одну жизнь и исказилъ другую, но ни ей самой, ни Филиппу Массей никогда не понять, а ей еще мене, чмъ ему, какъ абсолютны, въ умственномъ и нравственномъ отношенія, были эти послдствія.

О. П.

‘Встникъ Европы’, NoNo 1—3, 1882

ЗАКАЛЕНЪ ИЛИ НАДЛОМЛЕНЪ?

Глава I.— Лоуренсъ-стритъ.

Глава II.— Что такое успхъ?

Глава III.— Особое порученіе.

Глава IV.— Мабель на дожд.

Глава V.— Анджела.

Глава VI.— Соображенія Анджелы за и противъ.

Глава VII.— Въ лсу.

Глава VIII.— Не довряйся.

Глава IX.— Грэсъ о вопрос дня.

Глава X.— Прости.

Глава XI.— Отъздъ и возвращеніе.

Глава XII.— Переводъ Мабель.

Глава XIII.— детъ.

Глава XIV.— Признаніе.

Глава XV.— Конецъ сна.

Глава XVI.— Реакція.

Глава XVII.— У мистера Грея.

Глава XVIII.— Поздка за голубыми розами.

Глава XIX.— Прощаніе.

Глава XX.— Въ Reed Lees.

Глава XXI.— Смущеніе.

Глава XXII.— Требованіе удовлетворенія.

Глава XXIII.— Послдніе дни.

Глава XXIII.— Счетъ сведенъ.

Читайте также: