![Варфоломей Зайцев [Фотография начало 1880-х гг. ]](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/zaitzev_v.jpg)
Зайцев Варфоломей Александрович. Фотография начала 1880-х гг.
![Зайцев В.А. с дочербю Марией (1870-е гг.) []](https://electronic-library.ru/wp-content/uploads/2023/05/zaitzev_s_docheriu.jpg)
Зайцев В.А. с дочерью Марией (1870-е гг.)
О. А. Богданова
Зайцев В. А.: биобиблиографическая справка, Зайцев Варфоломей Александрович, Год: 1990
Время на прочтение: 8 минут(ы)
ЗАЙЦЕВ, Варфоломей Александрович [30.VIII(11.IX).1842, Кострома —6(18).I.1882, Кларан, Швейцария] — публицист, литературный критик, переводчик. Вырос в семье мелкого чиновника, часто менявшего по характеру службы место жительства. В 1862 г. отец покинул семью, и совсем еще юному 3. пришлось взять на себя заботы по материальному обеспечению матери и младшей сестры. В итоге он не получил систематического образования: не учился в гимназии, окончил всего один курс юридического факультета Петербургского университета и затем три курса медицинского факультета Московского университета. Однако З. много занимался сам, и это придало его знаниям довольно значительную широту. В 1863 г., переехав из Москвы в Петербург в поисках литературного заработка, З. находит работу в ‘Библиографическом листке’ журнала ‘Русское слово’, где регулярно выступает с разборами литературных и научных новинок. Неполные три года жизни З., связанные с этим журналом (апрель 1863 — октябрь 1865),— кульминационный момент его творческого пути, благодаря которому он вошел в историю русской критики.
Хотя инициатором особого ‘нигилистического’ направления ‘Русского слова’ был, безусловно, его редактор Г. Е. Благосветлов, в сознании читателей оно связывалось прежде всего с именами Д. И. Писарева и З. Нигилизм — понятие, вошедшее в умственный обиход эпохи благодаря Тургеневу. Критики ‘Русского слова’ развили базаровское отрицание в обоснованную систему, с азартом отметая устоявшиеся ценности во имя идеала, имевшего ясную социалистическую окраску. Ближайшим учителем считали Н. Г. Чернышевского, деятельность которого одушевляла надежда на скорую народную революцию, основанная на вере в социалистические потенции крестьянской общины. Писарева же и З. окружала иная, изменившаяся реальность: необратимый спад крестьянских волнений после 1863 г., ускорившееся становление капиталистического уклада в стране. Неверие в самостоятельную революционную активность народа побуждало передать дело его освобождения от самодержавно-помещичьего гнета целиком в руки демократической интеллигенции. Отсюда задача прогрессивного публициста — воспитание революционного меньшинства, пристальное внимание К вопросам личности, просветительская работа. Для того чтобы внушить молодежи ‘правильное’ мировоззрение, требовалось сначала уничтожить все те умственные, нравственные, психологические ‘путы’, которые оставались от старого порядка вещей: в философском плане — идеализм и метафизику, в социально-политическом — преклонение перед патриархальной крестьянской общиной, в этическом — альтруистические иллюзии, в эстетическом — престиж искусства. Взамен же утвердить материализм и эмпиризм, авторитет разума, прогресса и естественных наук, ‘разумный эгоизм’ и утилитаризм. В осуществлении этой программы активную роль играл З. ‘Русское слово’ было так же невозможно без З. как оно было невозможно без Писарева. Только вместе, пополняя один другого, они составляли одно целое… Писарев был пропагандист, З. — боец…’ (Шелгунов Н. В. Воспоминания.— С. 190). Современникам З. запомнился именно как яркий, азартный, остроумный полемист, не особенно стеснявшийся в средствах и не останавливавшийся ни перед какими крайностями, если они вытекали из дорогих ему убеждений. Работая в ‘Русском слове’, он вел интенсивную и разнонаправленную полемику почти со всеми тогдашними журналами: ‘Русским вестником’, ‘Отечественными записками’, ‘Эпохой’, ‘Библиотекой для чтения’, а также с ‘Современником’. ‘Раскол в нигилистах’ (так назвал Ф. М. Достоевский ожесточенную вражду двух революционно-демократических журналов 60 гг.) касался многих вопросов: отношения к народу как революционной силе, оценки базаровского типа, общественного значения искусства. Более частные пункты полемики, связанные исключительно с именем З.,— это вопрос о неграх и о философии А. Шопенгауэра. Оппонентами З. в ‘Современнике’ были М. Е. Салтыков-Щедрин и М. А. Антонович, против них направлены статьи: ‘Глуповцы, попавшие в ‘Современник’, ‘Гг. Постороннему и всяким прочим сатирикам’ и др. Нередко З. первым высказывал рискованную, оригинальную мысль, а Писарев, чей талант был художественнее и глубже, спустя время развивал и усложнял ее. Так случилось, напр., с оценкой А. С. Пушкина. Еще в 1863—1864 гг. в статьях ‘Сочинения Лермонтова’, ‘Гейне и Берне’, ‘Белинский и Добролюбов’ 3. уничижительно отзывается о поэте как о ‘мелкой и жалкой личности’, презренной ‘художественной натуре’ без серьезных убеждений. По сути то же отношение, только в более развернутом виде,— в знаменитой статье Писарева ‘Пушкин и Белинский’ 1865 г.
Хотя З. и не признавал философии, как таковой, ставил на ее место систему обобщенных законов естествознания, его собственное мировоззренческое кредо, очевидно, сформировалось в русле широкой традиции философского рационализма, как материалистического, так и идеалистического толка. Ясно ощущаются генетическиски, идущие от просветителей XVIII в., Г. Ф. Гегеля и Л. Фейербаха (которого, однако, З. не признавал), позитивистов и эволюционистов О. Конта, Г. Спенсера, Дж. Ст. Милля, главным же образом — от механистических материалистов К. Фохта, Л. Бюхнера, Я. Молешотта. З. отождествлял мышление и движение материи, что в области психологии вело к психофизическому монизму (сыгравшему с ним злую шутку при рассмотрении работы И. М. Сеченова ‘Рефлексы головного мозга’ — З. не смог верно понять мысль ученого, за что подвергся справедливой критике Антоновича), а в области социологии — к признанию того, что интеллектуальное развитие — главный двигатель общества. Механистический материализм З. эволюционировал в сторону сенсуализма, позитивизма, агностицизма. В целом его мировоззрение эклектично. Особенно это заметно в статье ‘Последний философ-идеалист’, где З. обнаруживает явную философскую беспомощность, объявляя Шопенгауэра ‘философом-натуралистом, руководившимся эмпирикой’ (Избр. произв.— Т. 1.— С. 279). ‘Современник’ в лице Антоновича справедливо указывал на этот промах З.
Социально-исторические взгляды З. также противоречивы. Следуя традиции утопического гуманизма, он считает, что пороки личности целиком детерминированы обществом. Сама по себе природа человека добра и прекрасна. Значит, исторический процесс — это постоянное приспособление несовершенных социальных условий к ее потребностям. В то же время, вслед за вульгарными материалистами и Г. Т. Боклем, З. уверен в том, что исторический процесс зависит от влияния климата, почвы, пищи и т. д., а судьба индивида в обществе определяется наследственностью. Биологическое неравенство ставит предел равенству социальному. Так становится возможен чудовищный вывод З.: оправдание учением Дарвина невольнической участи негров (‘Единство рода человеческого’ Катрфажа’), В статье ‘Естествознание и юстиция’, доказывая нелепость буржуазного правосудия, З. сначала апеллирует к тому, что преступник — жертва неблагоприятных социальных условий, а затем к тому, что он продукт своей биологической природы, дурной наследственности. З. не замечает, что эти объяснения построены на диаметрально противоположных представлениях о человеческой природе.
Революционность и реформизм причудливо сочетались во взглядах З. Его исторический оптимизм питала безграничная вера в социальный прогресс и биологическую эволюцию. Оба эти понятия З., вслед за Спенсером и Боклем, отождествлял. С этим связано своеобразное для социалиста отношение З. к капиталистическому развитию России. Как прогрессиста его привлекала в капитализме возможность индустриального и естественнонаучного скачка, который может в короткий срок двинуть эволюцию далеко вперед. Тогда и придет время для практической постановки социального, рабочего, вопроса, который вполне может быть разрешен на пути реформ (здесь З. ссылается на опыт Ф. Лассаля). Ведь прогресс коснется не только материальной, но и биологической, психической, нравственной сферы как трудящихся, так и нынешних эксплуататоров. В этом суть естественнонаучного обоснования социализма у З. Революционные, насильственные средства годятся скорее для свержения самодержавия, все еще стоящего на пути прогресса. При этом капитализм для З. отнюдь не идеал общественного строя, а лишь необходимая ступень на одобренном ‘новейшей’ наукой пути к народному счастью. Так, в статье ‘Маколей’ он прямо заявляет: ‘Мыслящие люди Европы… желают чего-то гораздо лучшего, чем владычество буржуазии’. Отсюда понятен интерес З. к рабочему вопросу. С этих позиций он оспаривает точку зрения Антоновича (‘Современник’) о возможности особого, по сравнению с Западом, пути исторического развития России (к социализму — через крестьянскую революцию, минуя капитализм). Вместе с Писаревым З., признавая огромные заслуги Н. А. Добролюбова, критикует его за идеализацию народа: ‘Добролюбов восторгался там, где следовало учить…’ (‘Белинский и Добролюбов’).
Этические взгляды З. частично восходят к ‘антропологическому принципу в философии’ Чернышевского, а также — к ‘утилитарианизму’
Милля и прогрессистско-гедонистической теории Спенсера. Понимание прогресса (социальнбгм и биологического) как постепенного нарастания в человеке возможности наслаждения и способности к нему приводит З. к мысли, что ‘польза и добродетель — одно’ (Рассуждения и исследования Дж. Ст. Милля // Избр. произв.— Т. 1.— С. 351). Поэтому ‘из принципов утилитаризма совершенно логично и ясно для всех вытекают правила общественной нравственности’ (Там же.— С. 335). Более того, утилитарист может совершать высочайшие подвиги самопожертвования. Герой, по мнению З., идет на страдание потому, что находит его для себя ‘выгодным’, ибо покупает им себе более высокое — нравственное — наслаждение.
Искусство — объект наиболее жестокой нигилистической атаки. Вслед за Чернышевским! Писарев и З. признавали законность стремлении человека к прекрасному, ибо оно источник наслаждения. Но так как вне действительности! истинно прекрасного нет, то искусство, по их мнению, бесполезно. Любовь к искусству, по З., следствие ненормального развития личности в современном европейском обществе. Более того, искусство вредно, ибо, с одной стороны, отвлекает умственные силы от естественнонаучного знания — единственного условия прогресса, а с другой — поглощает национальные средства, которые могли бы пойти на развитие науки и производства. Утрируя мысли Чернышевского и Добролюбова, З. отрицает за искусством самостоятельное, специфически художественное значение. Его существование может быть временно оправдано только в одном случае: если оно служит популяризации передовых научных и общественных идей. И то лишь до тех пор, пока умственное развитие масс не позволит им воспринимать эти идеи непосредственно. Принцип ‘пользы’ — в основе суждений З.-критика. Им определяются его литературные симпатии и антипатии: сводится на нет значение творчества М. В. Ломоносова, А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, А. А. Фета. Они послушные выразители мироощущения окружавшей их дворянской среды, чуждой идеям прогресса (‘Сочинения Лермонтова’, ‘Белинский и Добролюбов’, ‘Стихотворения А. Фета’). Так, ‘гусарское воображение’ Лермонтова способно было породить только ‘пятигорских франтов’ и ‘раскаявшихся шулеров’. Одобрения 3. заслуживают Н. А. Некрасов, Н. Г. Помяловский, Г. Гейне, Л. Берне (‘Стихотворения Н. Некрасова’, ‘Гейне и Берне’). Их произведения проникнуты верными идеалами и стремлениями. Это мыслители, лишь облекающие свои выводы в доступную массам форму. На антинигилистические романы А. Ф. Писемского, Н. С. Лескова и В. П. Клюшникова З. обрушивается за клевету на молодое поколение (‘Взбаламученный романист’ и др.). Как на пример объективного изображения нигилиста указывает, вслед за Писаревым, на тургеневского Базарова.
Задача современной литературной критики, по мнению З.,— судить ‘по обществу о литературе’ (‘Белинский и Добролюбов’), т. е. оценивать литературные произведения по степени их соответствия реальным нуждам общественной жизни. Он резко разграничивает публицистику и критику, считая, что дело последней — исключительно эстетические вопросы, и тем самым, исходя из своего взгляда на искусство, лишая ее всякого значения. Ценность критических статей Белинского и Добролюбова — в их публицистическом содержании. Причем Белинский упрекается за чрезмерное пристрастие к эстетическим красотам, а Добролюбов признается плохим критиком, что, однако же, делает ему только честь, ибо Добролюбов не ставил перед собой литературно-критических целей, а был сатириком и публицистом под вынужденной обстоятельствами личиной критика. В этом — объяснение критического метода самого З.
Помимо ‘Русского слова’, в 60 гг. З. сотрудничал и в других отечественных изданиях: ‘Книжном вестнике’, ‘Народной летописи’.
В апреле 1866 г., после выстрела в Александра II, З., давно вызывавший недовольство III отделения, был арестован по подозрению в связях с Д. В. Каракозовым и посажен в Петропавловскую крепость. Однако одного ‘морального соучастия’ оказалось недостаточно для обвинения, и через четыре месяца он был освобожден. Из сырых казематов вынес ревматизм, вскоре отразившийся на сердце, и болезнь глаз. Еще до ареста З. вышел из состава редакции ‘Русского слова’, недовольный ‘эксплуататорскими’ методами ведения журнала Г. Е. Благосветловым. По выходе же из крепости нашел ‘Русское слово’ закрытым за ‘вредное направление’. С 1866 г. большинство статей и переводов 3. запрещалось и уничтожалось. Жить было не на что, здоровье ухудшалось, маячила угроза Нового ареста. В 1867 г. 3. женился на Е. Е. Кутузовой, разделявшей его взгляды, и начал добиваться разрешения на выезд за границу. Только в 1869 г. семье (у Зайцевых родилась дочь) удалось обосноваться во Франции. На родину З. больше не вернулся.
В Европе в поисках заработка и контактов С революционной эмиграцией он часто меняет места жительства: Женева, Турин, Локарно, Меняна, Кларан. В 1869 — 1870 гг. связан с I Интернационалом, где примкнул к бакунистам в противовес марксистам. Однако бакунинской идеи ‘политического воздержания’ З. в анархизме не принимал, считая, что реально достигнуть анархии можно лишь при условии предварительного наличия в стране политических свобод, обеспечивающих развитие общественного сознания. Поэтому в 1877 г. З. включается в политическую борьбу на страницах конституционалистского органа ‘Общее дело’ (Женева), хотя все либеральные свободы считает лишь промежуточной ступенью к общественному идеалу. Выстрел В. Засулич приветствует как знак пробуждения политического самосознания в России. Все его симпатии — на стороне террористической партии. В годы эмиграции З. старается сохранить связи с петербургской журналистикой и издательствами. Изредка печатается в ‘Отечественных записках, ‘Деле’, ‘Неделе’, ‘Знании’. Составляет два тома ‘Руководства всемирной истории’: ‘Древнюю историю Востока’ (1878) и ‘Древнюю историю Запада’ (1882), в которых проводит идеи прогресса и естественнонаучного обоснования исторического процесса. Особое внимание уделяет периоду афинской демократии. Книги, статьи, переводы З. с трудом находили дорогу в печать на родине. Основным источником существования становится преподавание (частные уроки, чтение лекций в пансионе Парша в Кларане, куда З. переезжает в 1881 г.). Здоровье его все больше расстраивается, смерть была скоропостижной.
Судьба литературно-публицистического наследия З. сложная. Часть политических памфлетов, созданных в годы эмиграции, была напечатана, отдельными брошюрами в Женеве в начале XX в. Критика же и публицистика ‘Русского слова’ была частично собрана и издана в Москве в 1934 г. Его противоречивое наследие до сих пор не получило достаточно объективной и глубокой оценки.
Соч.: Избр. произв.— М., 1934.— Т. 1.
Лит.: Шелгунов Н. В. Воспоминания // Шелгунов Н. В., Шелгунова Л. П., Михайлов М. Л. Воспоминания: В 2 т.— М., 1967.— Т. 1, Михайловский Н. К. Литературные воспоминания и современная смута.— Спб., 1905.— Т. 1, Волынский А. Л. Раскол в радикальной русской журналистике 60-х гг. // Северный вестник.— 1895.— No 1, Совсун В. Г. В. А. Зайцев как литературный критик // Литература и марксизм.— 1928.— Кн. 1, Кирпотин В. Я. В. А. Зайцев // Очерки по истории русской критики.— М., Л., 1931.— Т. 2, Козьмин Б. П. Раскол в ‘нигилистах’ // Козьмин Б. П. Из истории революционной мысли в России.— М., 1961, Кузнецов Ф. Ф. Журнал ‘Русское слово’ и революционная демократия // Вопросы литературы.— 1963.— No 2, Он же.— Публицисты 1860-х годов. Круг ‘Русского слова’.— М., 1980.
Источник: ‘Русские писатели’. Биобиблиографический словарь.
Том 1. А—Л. Под редакцией П. А. Николаева.
М., ‘Просвещение’, 1990