Заговор Фиеско в Генуе, Шиллер Фридрих, Год: 1782 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 16 минут(ы)

Скачать в PDF

Скачать в FB2

Вступительный этюдъ къ ‘Заговору Фіеско’. А. А. Рейнгольдта

Заговоръ Фіеско въ Гену. Новый переводъ Виктора Крылова.

Собраніе сочиненій Шиллера въ перевод русскихъ писателей. Подъ ред. С. А. Венгерова. Томъ I. С.-Пб., 1901

http://az.lib.ru

ЗАГОВОРЪ ФІЕСКО
въ ГЕНУ.

РЕСПУБЛЕКАНСКАЯ ТРАГЕДІЯ
въ пяти дйствіяхъ.

‘ЗАГОВОРЪ ФІЕСКО’.

Исторія возникновенія первыхъ двухъ драмъ Шиллера (‘Разбойники’ и ‘Заговоръ Фіеско въ Гену’) находится въ связи съ идеями Ж. Ж. Руссо, съ которыми молодой поэтъ познакомился въ изложеніи Г. П. Штурца (Сочиненія, 1779 г.). Великое презрніе женевскаго философа къ человческой культур и старому общественному устройству нашло пылкій отголосокъ въ первой драм, гд носителемъ этой идеи является Карлъ Мооръ. Мысли того же Руссо о нравственной природ человка дали Шиллеру толчекъ къ построенію драматической схемы его ‘Фіеско’. Въ сочиненіи, представленномъ Шиллеромъ въ 1780 г., по случаю окончанія имъ курса въ военной академіи въ Штутгардт (‘О связи животной природы человка съ духовной’), приводится нсколько цитатъ изъ Руссо. Въ нихъ упоминается генуэзскій графъ Фіеско какъ благородная героическая личность, достойная кисти Плутарха. Поэта поразила мысль, что наиболе сильные, своеобразные характеры вырабатываются въ свободныхъ государствахъ. И вотъ ему захотлось, въ согласіи съ освщеніемъ Руссо, изобразить Фіеско не такимъ, какимъ знаетъ его исторія, а придать ему черты новаго Брута, освобождающаго республику отъ деспотизма Доріевъ. Все это имло свои корни въ личномъ настроеніи юноши. Въ то время Шиллеръ, воспитанникъ академіи герцога виртембергскаго Карла Евгенія, переживалъ свой Sturm und Drang, въ немъ бродили передовыя идеи вка, которыя созрвали подъ вліяніемъ личныхъ впечатлній — его недовольства академическими порядками и отношеніемъ къ нему герцога.

Столкновеніе съ послднимъ приняло особенно острую форму въ 1781 г., изъ-за журнальныхъ работъ Шиллера, а главное по поводу самовольной отлучки поэта въ Мангеймъ (гд давались его ‘Разбойники’). Шиллеръ подвергся за это 14-дневному аресту. Но даже при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ наплывъ идей и сюжетовъ не даетъ ему покоя и одновременно съ разработкой ‘Фіеско’ онъ задумываетъ другую пьесу: ‘Козни и любовь’ (‘Луиза Миллеръ’) {Нкоторые біографы (Панеске, Вельрихъ) увряютъ, что Шиллеръ колебался между двумя героями трагедіи — Конрадиномъ швабскимъ и Фіеско, но предпочелъ послдняго, какъ лицо боле интересное со стороны драматической интриги.}. Изъ предисловія къ печатному изданію ‘Фіеско’ видно, какими источниками пользовался Шиллеръ для своей работы. У него имлись подъ рукой: Исторія правленія Карла V’ Робертсона (нмецкій переводъ 1779 г.), ‘La conjuration du comte Jean Louis de Piesque’ извстнаго кардинала Ретца (въ 4-мъ том его ‘Мемуаровъ’ изд. 1731 г.), ‘Histoire de la rspublique de Gnes’, соч. de-Mailly (1697 r.). Кром того Шиллеръ читалъ ‘Histoire gnrale des conjurations, conspirations et rvolutions clbres’ par M. Duport (1763 r.), а для обрисовки быта и политическихъ условій Генуи онъ пользовался книгой Hberlin’а. ‘Grndliche historisch-politische Nachricht von der Republik Genua’ (1747 г.). Работа надъ отдльными сценами шла урывками, впрочемъ, изъ письма Шиллера къ его покровителю барону Дальбергу (директору мангеймскаго Національнаго театра {Minor, Schiller. Sein Leben und seine Werke. Berlin, 1890 Томъ 2-й, стр. 24 и слд.}, помченнаго 1 апр. 1782 г., видно, что пьеса уже значительно подвинулась. Затмъ слдовали опять непріятности и, наконецъ, осенью 1782 г. Шиллеръ ршается бжать въ Мангеймъ. Онъ является туда съ неконченною рукописью ‘Фіаско’. У него еще не улеглись разныя колебанія относительно драматической развязки. Его смущало противорчіе между Руссо и сообщеніями историковъ: у Руссо Фіеско является патріотомъ, Брутомъ, а по исторіи это второй Каталина. Точно также историческій Веррина вовсе не патріотъ и непреклонный республиканецъ, а тмъ мене Виргиній, какимъ онъ представлялся Шиллеру, а просто недовольный человкъ, которому нечего терять и который подговариваетъ Фіеско прогнать Доріевъ и завладть высшею властью {Minor, Schiller. Sein Leben und seine Werke. Berlin, 1890 Томъ 2-й, стр. 24 и слд.}. Другое сомнніе, о которомъ сообщаетъ другъ Шиллера, Штрейхеръ, вызывалъ вопросъ о гибели Фіеско: пасть ли ему отъ руки Веррины, или отъ ужаснаго сознанія, что онъ случайно убилъ свою страстно любимую жену? {Otto Brahm, Schiller Berlin, 1888 Томъ 1-й, стр. 239 и слд.}. Извстно, что, въ конц концовъ, Шиллеръ отступилъ и отъ Руссо и отъ историческихъ фактовъ, слдуя своему собственному художественному чутью. Въ ноябр 1782 г. пьеса была дописана въ мстечк Оггерсгеймъ и отправлена Дальбергу. Однако, переговоры съ послднимъ относительно постановки не привели къ конечному результату. Актеръ Иффландъ раскритиковалъ языкъ драмы и нсколько сценъ, и въ конц апрля 1783 г. Шиллеръ выпустилъ пьесу въ изданіи придворнаго книгопродавца Швана въ Мангейм. Гонорара онъ получилъ по 1 луидору за листъ (всего 11 ¹/₂ луидоровъ). Пьеса посвящена наставнику и другу автора — профессору военной академіи Абелю {Уже въ 1784 г. ‘Фіеско’ вышелъ вторымъ изданіемъ, а въ 1785 г. три первыя пьесы Шиллера (‘Raber’ ‘Fiesco’ ‘Kabale und Liebe’) изданы вмст, отдльной книжкой.}.

Въ печати драма ‘Фіеско’ появилась въ томъ вид, въ какомъ она вошла въ полныя собранія сочиненій Шиллера. Въ видахъ постановки на мангеймской сцен Дальбергъ предлагаетъ автору передлать конецъ пьесы. Такая передлка была сдлана, введены и другія измненія, но несомннно, что первоначальная развязка, придуманная Шиллеромъ посл долгихъ колебаній, была сохранена для печатнаго изданія. Одно было ясно поэту съ самаго начала: въ интересахъ цльности драмы ему нельзя слдовать исторіи. Историческій Фіеско, возставшій противъ Доріевъ, погибаетъ совершенно случайно, уже побдителемъ: доска, по которой онъ бжитъ на адмиральскую галеру, опрокидывается, и заговорщикъ падаетъ въ воду, причемъ погибаетъ вслдствіе тяжести своего вооруженія. Но случайная катастрофа лишена главнаго условія трагизма: паденія человка въ борьб нравственнаго чувства съ боле сильною страстью. Поэтому въ драм Фіеско долженъ былъ погибнуть не вслдствіе несчастной случайности, а въ силу необходимости, въ силу высшаго нравственнаго правосудія. Долженъ былъ пасть честолюбецъ, который свои властолюбивыя, эгоистическія стремленія ставитъ выше народнаго блага. Такъ требовала теорія трагедіи и вотъ почему поэтъ, превративъ историческаго Веронну въ фанатика-республиканца, заставилъ его сыграть роль судьбы, орудія высшаго правосудія. Отъ его руки и гибнетъ Фіеско и эта гибель является неизбжнымъ результатомъ всего его безнравственнаго образа дйствій и его двойственнаго характера, въ немъ какъ бы дв души — душа героя и душа преступника {Замтимъ кстати, что Плюмике, исковеркавшій ‘Разбойниковъ’, (см. выше стр. 181). передлалъ для сцены также ‘Фіеско’. У него Фіеско закалывается съ отчаянія, потому что нечаянно убилъ свою жену.}.

Въ основной схем пьесы Шиллеръ ближе всего примкнулъ къ Робертсону. Поэтому не лишне будетъ прослдить, въ общихъ чертахъ, нить разсказа англійскаго историка о заговор графа Фіеско (1547 г.).

Въ республик Гену, волнуемой междоусобіями аристократическихъ партій, огромное вліяніе Андрея Дорія основывалось на безкорыстномъ образ его дйствій и на его военныхъ заслугахъ: двадцать лтъ тому назадъ онъ отказался отъ предложеннаго ему сана герцога и дожа и остался главнокомандующимъ флотомъ. Но у него былъ внучатный племянникъ Джанеттино, котораго генуэзцы не любили за высокомріе и наглое неуваженіе къ сенату и закону. Племянникъ былъ любимцемъ старика и послдній втайн подготовлялъ почву для того, чтобы молодому человку современемъ достался санъ дожа. Въ свою очередь Джанеттино держалъ себя крайне самоувренно, не какъ гражданинъ республики, а какъ будущій повелитель. Неудовольствіе росло какъ въ кругу аристократовъ, сндаемыхъ честолюбіемъ, такъ и въ сред мене состоятельныхъ гражданъ, не принимавшихъ участія въ управленіи. Такимъ образомъ, къ 1547 г., когда вся Италія, казалась охваченной духомъ возмущенія, въ Гену также скопился горючій матеріалъ, который ждалъ только энергичнаго иниціатора, чтобы вспыхнуть. Эту роль принялъ на себя 23-лтній Джованни Луиджи Фіеско (de Fieschi), графъ Лаванья. Этотъ независимый и богатый вельможа обладалъ всми вншними данными обольстителя не только женскихъ сердецъ, но и людей вообще: онъ былъ красивъ, какъ Алкивіадъ, любезенъ, щедръ и великодушенъ. Хотя онъ и держалъ себя съ авторитетнымъ достоинствомъ, но былъ вообще доступенъ и охотно поддерживалъ сношенія съ людьми различныхъ партій. Но подъ личиной этихъ благородныхъ качествъ скрывалась ненасытная жажда власти и безумная отвага, которая не останавливалась ни передъ какою опасностью. Вполн естественно, что для такого человка подвластное положеніе было нестерпимо.

Фіеско былъ прирожденный заговорщикъ.

И вотъ, пользуясь разладомъ партій, онъ замышляетъ устранить Доріевъ отъ власти, хотя бы путемъ кроваваго насилія. Сначала: ему приходитъ мысль заручиться поддержкой короля французскаго Франциска I, но Веррина, главный его сообщникъ, человкъ незнатнаго происхожденія, которому нечего было терять и готовый на все’, совтуетъ ему не связывать себя обязательствами, а дйствовать самостоятельно. Онъ прямо предлагаетъ ему овладть Генуею. У молодого честолюбца закружилась голова, и въ собраніи заговорщиковъ было ршено убить обоихъ Доріевъ и знатнйшихъ членовъ ихъ партіи и возвести Фіеско въ герцогскій санъ. Для замаскированія этого плана графъ принялся играть продолжительную и сложную комедію. Онъ притворился распутникомъ и, казалось, утопалъ въ пошлыхъ развлеченіяхъ. Но онъ не терялъ времени. Онъ заручился общаніемъ Франціи оказать ему поддержку, завязалъ сношенія съ герцогомъ пармскимъ и вооружилъ 4 галеры, купленныя у папы, якобы для похода противъ Турціи. Кром того, графъ сформировалъ отрядъ изъ смлыхъ наемниковъ и стянулъ въ Геную своихъ подчиненныхъ. Съ. Доріями Фіеско все время поддерживалъ лицемрно-льстивыя отношенія, такъ что былъ обманутъ даже подозрительный и неискренній Джанеттино. Посл долгаго совщанія относительно способа умерщвленія обоихъ Доріевъ остановились на открытомъ нападеніи, причемъ временемъ выполненія умысла была избрана ночь съ 2 на 3 января 1547 г. Интересны нкоторыя подробности, характеризующія историческаго Фіеско. Заговорщики предложили убить Доріевъ въ собор, во время торжественнаго богослуженія въ день св. Андрея. Но Фіеско съ ужасомъ отвергъ подобное святотатство. Тогда совтовали заколоть ихъ на пиру у Фіеско, гд хотли праздновать бракосочетаніе сестры Джанеттино съ братомъ Элеоноры (у Шиллера — Леонора) красавицы-жены графа. Но Джанеттино не могъ быть на праздник и кром того, по увренію Ретца, Фіеско возмутился такимъ гнуснымъ предательствомъ. Тогда было принято окончательное ршеніе. Дло въ томъ, что 1 января дожъ предыдущаго года слагалъ съ себя обязанности и 4 выбирался новый, поэтому, 3 января былъ удобный моментъ для переворота. Вечеромъ этого дня императорскій посолъ Суаресъ предупреждалъ Андрея о дошедшихъ до него слухахъ, но благодушный Андрей спокойно указалъ ему на беззаботно веселаго Фіеско, присутствовавшаго на этомъ вечер у Доріевъ и даже игравшаго съ дтьми Джанеттино. Между тмъ Фіеско поспшилъ въ свой дворецъ, и его клевреты пригласили знатнйшихъ гражданъ къ нему ‘на пиръ’. Но вмсто пира Фіеско сказалъ имъ горячую рчь, въ которой предложилъ помочь ему низвергнуть иго Доріевъ и возстановитъ республиканскую свободу. Подчиненные Фіеско привтствовали его, а прочая толпа невольно примкнула къ нему, очутясь въ положеніи соучастниковъ заговора. Отдавъ приказанія, графъ на минуту забжалъ къ своей жен Элеонор, женщин благородной и высокообразованной. Она поняла всю опасность предпріятія и умоляла мужа бросить свое ужасное намреніе. Но Фіеско выбжалъ изъ комнаты съ гордыми словами: Прощайте, или вы меня больше не увидите, или завтра вся Генуя будетъ лежать у вашихъ ногъ!’ Въ полночь въ город начались безпорядки, бунтовщики овладли воротами, а Веррина своею галерой заперъ выходъ изъ гавани, гд стоилъ флотъ Дорія. Улицы огласились криками: Фіеско и свобода!’ Когда шумъ приблизился къ дворцу Доріевъ, Джанеттино выскочилъ изъ постели и, вообразивъ, что возстали моряки, поспшилъ къ гавани, гд и былъ заколотъ приверженцами Фіеско. Андрей Дорія во-время узналъ объ этомъ и спасся бгствомъ. Тмъ временемъ нсколько сенаторовъ собрались во дворц Республики и согласились подчиниться Фіеско. Но послдняго уже не было въ живыхъ — онъ утонулъ {Его трупъ былъ на&денъ черезъ 4 дня и спущенъ на морское дно.}. Его партія пыталась скрыть это обстоятельство, но необдуманное заявленіе брата погибшаго, Іеронима Фіеско, въ собраніи сенаторовъ испортило все дло. Партія Андрея успла сплотить свои силы, самъ Дорія возвратился вечеромъ 3 января въ Геную, и уже на слдующее утро городъ былъ спокоенъ.

Остальными источниками Шиллеръ воспользовался для подробностей бытовой окраски, костюмовъ и характеристики Андрея, Джанеттино, Фіеско, а также другихъ заговорщиковъ — Калканьо, Сакко, Бурпорьино. Нами уже указано выше, въ чемъ заключалось главное уклоненіе поэта отъ историческихъ событій — въ измненіи развязки. Затмъ художественная концепція требовала, чтобы личность Фіеско стояла въ самомъ центр драмы, а психологическая мотивировка — чтобы идея цезаризма родилась въ его голов, чтобы Фіеско былъ не орудіемъ общественнаго недовольства, а дйствовалъ по собственной иниціатив, подъ давленіемъ честолюбія. Съ другой стороны, Шиллеръ очень искусно ввелъ въ пьесу два новыхъ лица: одно изъ нихъ — живой образъ продувной бестіи — мавра, другое — дочь Веррины, Берта, обезчещенная развратнымъ Джанеттино. Для самаго хода дйствія послднее лицо не было необходимо, но судьба Берты прибавляетъ еще лишнюю мрачную черту къ суровой личности ея отца и тмъ усиливаетъ впечатлніе, производимое этимъ новымъ римляниномъ, когда онъ, для блага народнаго, твердою рукою губитъ того человка, котораго такъ страстно любилъ. Такой нсколько неожиданный для зрителя, но естественный финалъ тмъ боле эффектенъ, что вначал предпріятіе Фіеско не предвщаетъ подобнаго конца. Въ конц 2-го акта самъ Фіеско еще колеблется между діадемой и гражданскимъ долгомъ. ‘Пади, тиранъ!’ говоритъ онъ себ въ порыв благородства. ‘Будь свободна, Генуя, а я — да буду твоимъ счастливйшимъ гражданиномъ!’ Но уже въ первой сцен 3-го акта Веррина заявляетъ: ‘Фіеско долженъ умереть!’ Онъ уже предвидитъ въ немъ еще боле опаснаго тирана, чмъ Дорія. И мы понимаемъ, что онъ правъ, что Фіеско не измнитъ своему тайному стремленію и что судьба неминуемо ведетъ его къ фатальному столкновенію съ Верриной,.. Послднія слова пьесы, слова Веррины: ‘Я иду къ Андрею’, могутъ показаться не соотвтствующими его образу мыслей. На самомъ же дл это не такъ. Веррина и его партія слишкомъ слабы, чтобы продолжать дло Фіеско. Еслибъ Фіеско остался живъ, то Генуя едва ли дождалась бы общанной свободы. Теперь же, съ возвращеніемъ Андрея Дорія, несомннно моіутъ наступить боле спокойныя времена, тмъ боле, что въ лиц убитаго Джанеттино устраненъ опасный элементъ деморализаціи. Такимъ образомъ, если съ точки политической драма Шиллера и не завершается опредленной перспективой, то со стороны общечеловческой и поэтической она вызываетъ въ зрител глубокое чувство удовлетворенія. Нельзя, конечно, не согласиться съ критиками, что въ пьесу введено кое-что лишнее, портящее впечатлніе: къ этимъ неудачнымъ вставкамъ принадлежатъ сцена между Элеонорой и Калканьо (2-ой актъ), мало приличный для графини Джуліи {Она въ драм заступаетъ мсто исторической Перреты Дорія, вдовы брата Элеоноры (рожденной де Чиби).} тонъ ея разговора (перебранки) съ Элеонорой (тамъ же) и убійство Элеоноры самимъ Фіеско (5-й актъ) {Въ театральной обработк пьесы (си. ниже) эта сцена исключена, Элеонора остается жива. По исторіи Элеонора, вторично вышла замужъ за маркиза Вителли, а посл его смерти поступила въ монастырь, во Флоренціи. Умерла въ 1594 г.}. Попадаются и другія несообразности: такъ, напр., Фіеско съ презрніемъ отпускаетъ мавра, посл того какъ посвятилъ его въ свой умыселъ, вслдствіе чего Гассанъ предаетъ его Андрею. Дале Фіеско, пользуясь темнотою ночи, вызываетъ Андрея на балконъ и предостерегаетъ его отъ самого себя и т. д. Но вс эти ошибки нисколько не нарушаютъ общаго художественнаго строя пьесы. Въ ней масса душевнаго паоса, огня и подъема чувствъ, юношескій идеализмъ, увлеченіе идеей политической свободы и самопожертвованіе на пользу отечества составляютъ основной тонъ драмы. Драматическая техника свидтельствуетъ о большомъ мастерств, а геніальное умнье распоряжаться историческимъ матеріаломъ придаетъ пьес значеніе перваго крупнаго успха въ области исторической драматургіи. Въ это время Шиллеръ еще не усплъ вполн уяснить себ законы историческаго развитія, вотъ почему борьба между деспотизмомъ и свободой представлялась ему скоре чмъ-то личнымъ, чмъ-то врод политической интриги {Scherr, Schiller und seine Zeit, 1859, стр. 232.}. Онъ смотритъ на событіе 16-го вка чрезъ очки Руссо и его интересуютъ не столько политическіе мотивы событія сами по себ, сколько общечеловческое ихъ содержаніе {Brahm, I, стр. 236.}. Въ своемъ геро Шиллеръ отчасти отразилъ самого себя, свою геніальность, свою страстную натуру и пылкость воображенія. Въ сущности Фіеско вовсе не политическій характеръ {Kuno Fischer, Die Selbstbekenntnisse Schillers, Frankfurt. 1858.}. Въ трагедіи Шиллеръ видлъ высшую цль искусства, и, по его мннію, цль эту можно достигнуть только путемъ изображенія моральной свободы человка {Gervinus, Geschichte der deutschen Dichtung.}. И если Шиллеръ въ своемъ ‘Фіеско’ удалился отъ исторической правды, то это еще не лишаетъ его пьесу историческаго характера.

До него не было исторической драмы въ широкомъ смысл, надо было создать самую форму, самый стиль такой драмы. И Шиллеръ его создалъ. Новые пріемы драматической техники,новизна оборотовъ рчи, яркость и сжатость діалоговъ и широкій размахъ страстей — вотъ чего нельзя отнять у этой первой исторической драмы Шиллера. Здсь уже были блестящіе задатки того, что впослдствіи обезсмертило автора: ‘Валленштейна’ и Вильгельма Телля’.

Еще въ феврал 1783 г. Шиллеръ окончилъ новую драму ‘Луиза Миллеръ’ (поздне озаглавленную Козни и любовь’), а переговоры съ бар. Дальбергомъ относительно постановки ‘Фіеско’ на мангеймской сцен все еще не приходили къ концу. Дальбергъ предложилъ поэту званіе театральнаго поэта’ съ жалованьемъ въ 300 гульденовъ и съ обязательствомъ до 1 сент. 1784 г. написать для театра 3 пьесы, причемъ конецъ ‘Фіеско’ непремнно передлать. Опасная болзнь на время прервала работу, но къ середин декабря пьеса была ‘приспособлена’ для сцены {Шиллеръ взялся за передлку неохотно, но торопился окончить ое въ виду того, что упомянутый выше Илюмике намревался ‘обработать’ ‘Фіеско’ для берлинскаго театра.}.

Въ эту пору жизни поэта въ немъ уже улеглись бурныя стремленія, наступилъ періодъ боле зрлой вдумчивости въ идеи демократизма. Въ голов Шиллера уже созрвалъ планъ Донъ-Карлоса’. Въ связи съ этимъ драма ‘Фіеско’ какъ будто выигрываетъ въ душевной теплот, идеалистическомъ полет, самъ Фіеско оказывается уже не будущимъ тираномъ, а героемъ, исполненнымъ чувства гражданскаго долга и стремленія къ самопожертвованію. На него поэтъ переноситъ историческій ореолъ Андрея Дорія, который, какъ мы уже знаемъ, за двадцать лтъ до заговора Фіеско отказался отъ предложеннаго ему сана дожа. Въ новой театральной редакціи Фіеско отказывается отъ достоинства герцога, и, неожиданно для Веррины, объявляетъ генуэзцамъ, что онъ желаетъ быть не ихъ монархомъ, а счастливйшимъ согражданиномъ. Соотвтственно такому коренному измненію идеи пьесы, понадобились и другія передлки. Вышла какъ бы совершенно новая драма. Мы вкратц изложимъ ходъ ея дйствія, сравнительно съ первой редакціей, вошедшей во вс собранія сочиненій Шиллера! и давно уже одобренной всми сценами.

Въ первомъ акт Ломеллино, клевретъ Доріевъ, совтуетъ Джанеттино жениться на Берт Веррина, но потомъ все-таки соглашается помочь ему увезти ее. Во второмъ акт выпала первая сцена первоначальной редакціи (грубая пикировка между Джуліей и Элеонорой). Нсколько другихъ сценъ тоже исключены. Берта не обезчещена молодымъ Дорія, ей удалось спастись, но характеристика ея жениха Бургоньино, выказывающаго такое благородство въ первой редакціи пьесы, отъ этого ничего не выигрываетъ. Кончается дйствіе сценой, въ которой Веррина заявляетъ, что Фіеско долженъ умереть (1-я сцена 3-го акта первой редакціи). Изъ монолога Фіеско (1-я сцена! 3-го акта) осталась только небольшая, часть, именно отъ словъ: ‘Что я величайшій мужъ въ Гену…’ до фразы: ‘величайшій подвигъ — украсть корону’ {У Ротца эти слова говоритъ Веррина: ‘Le erime d’ usurper uno couronne est si illustre, qu’il peut passer pour une vertue’.}. Десятая сцена 3-го акта (разговоръ Фіеско съ Джанеттино) также сильно укорочена. 12-ое, 13-ое и 14-ое явленія 4-го акта (сцены, гд Фіеско унижаетъ влюбленную въ него Джулію въ присутствіи своей жены) подробне разработаны въ 9—11 явленіяхъ новой редакціи. Наконецъ, ночная бесда Фіеско съ Андреемъ, имющая въ первой редакціи (1-я сцена 5-го дйствія) лишь эпизодическое значеніе и даже мало мотивированная, получаетъ въ театральной обработк особое значеніе, потому что нравственная доблесть Андрея, его увренность въ прочности народныхъ симпатій побуждаютъ Фіеско къ отреченію отъ самовластія. Затмъ Джанеттино падаетъ въ поединк съ Бургоньино. Дйствіе 5-ое. Андрей покинулъ Геную, сенаторы провозглашаютъ Фіеско герцогомъ. Въ послдней сцен повторена борьба чувствъ въ душ яраго республиканца Веррины — борьба между страстною привязанностью къ Фіеско и ненавистью къ будущему угнетателю народа. Онъ умоляетъ Фіеско не брать знаковъ власти изъ рукъ сенатора. Графъ все еще скрываетъ свое благородное намреніе и предлагаетъ ему свою дружбу. Тогда Веррина пытается нанести ему ударъ мечомъ, но Фіеско отражаетъ его, и сбжавшійся народъ хочетъ казнить злоумышленника. Но тутъ Фіеско беретъ скипетръ, ломаетъ его и бросаетъ куски къ ногамъ народа. Толпа въ восторг падаетъ на колни. Веррина изумленъ. Фіеско называетъ его другомъ, обнимаетъ его и говоритъ народу: ‘Встаньте, генуэзцы! Монарха я вамъ дарю — обнимите вашего счастливйшаго согражданина!’

Легко, конечно,замтить, что эта уступка Дальбергу и общественнымъ вкусамъ не послужила на пользу художественной правд драмы, такъ какъ трагедія характеровъ превратилась въ сантиментально-героическую пьесу обстановочнаго пошиба. Техническіе и психологическіе промахи этой редакціи невольно бросаются въ глаза. Такъ, личность Веррины теряетъ свой смыслъ съ того момента, когда Фіеско самъ ршается отречься отъ власти. Затмъ, великодушіе

Фіеско повторяетъ собой великодушіе Андрея. Спрашивается: зачмъ послдній удаляется изъ Генуи, разъ онъ давно уже пользуется расположеніемъ народа и тоже не стремится къ власти? Чмъ Фіеско лучше Андрея Дорія? Съ другой стороны, также мало понятно отреченіе Фіеско въ виду существованія въ Гену сильной партіи сторонниковъ единовластія.

Но Дальбергъ былъ доволенъ, и 11 января 1784 г. на мангеймскомъ театр состоялось первое представленіе ‘Фіеско’. Веррину игралъ знаменитый Ифландъ. Нкоторыя сцены имли шумный успхъ. Но по свидтельству Штрейхера, ‘въ цломъ пьеса не могла согрть большинства публики’. Ожидали потрясающихъ сценъ, ужасовъ, нчто врод ‘Разбойниковъ’. А вдругъ тутъ отважный заговорщикъ превращается въ добродтельнаго гражданина. Скучна на сцен добродтель. Въ предупрежденіе недоразумній Шиллеръ веллъ расклеить въ день спектакля ‘Напоминаніе автора ‘Фіеско’ публик’, въ которомъ довольно подробно изложилъ свои взгляды на героя пьесы и старался оправдать свои измненія тмъ, что его Фіеско боле великъ душой, чмъ историческій. По этому поводу Шиллеръ провозглашаетъ право поэта приносить историческую врность въ жертву своему вдохновенію, причемъ опирается на авторитетъ Лессинга {Разборъ драмы Вейссе ‘Ричардъ III’. (‘Гамб. Драматургія’).}. Въ данномъ случа взглядъ Шиллера совпадаетъ съ гордыми словами Гете: Для поэта ни одна личность не является историческою, онъ по своему усмотрнію рисуетъ нравственный міръ и для этой цли длаетъ честь извстнымъ лицамъ исторіи, называя ихъ именами созданія своего воображенія’.

А. Рейнгольдтъ.

Предисловіе Шиллера къ ‘Заговору Фіесцо’.

Профессору Абелю въ Штутгарт.

Исторію этого заговора я почерпнулъ главнымъ образомъ изъ ‘Conjuration du Comte Jean Louis de Fiesque’ кардинала Реца, изъ ‘Histoire des Conjurations’ и ‘Histoire de Gnes’ и изъ третьей части Робертсоновской исторіи Карла V. Да проститъ мн гамбургскій драматургистъ вольности, которыя я допустилъ въ обращеніи съ событіями, если он мн удались, если же нтъ, то думается, что больше пострадалъ вымыселъ моей фантазіи, чмъ самые факты. Катастрофа, которою закончился заговоръ, въ дйствительности заключалась въ томъ, что графъ погибъ совершенно случайно, уже достигнувъ цли своихъ желаній. Этотъ конецъ я долженъ былъ непремнно измнить, потому что въ драм недопустима простая случайность или непосредственное вмшательство Промысла. Я бы очень изумлялся тому, что ни одинъ драматургъ не воспользовался такимъ сюжетомъ для трагедіи, если бы не видлъ причины этого именно въ недраматичности исхода заговора. Правящій духъ видитъ вс тонкія, какъ паутина, нити, связующія событія со всмъ строемъ мірозданія и прикрпляющія ихъ къ самымъ отдаленнымъ предламъ будущаго и прошедшаго, простой-же умъ видитъ только самый фактъ. Художникъ долженъ имть въ виду близорукій взоръ обыденнаго человчества, для назиданія котораго онъ пишетъ, а не проникновенность всемогущей силы, у которой онъ самъ учится.

Въ моихъ ‘Разбойникахъ’ я представилъ жертву чрезмрнаго чувства. Здсь я пытаюсь представить нчто противоположное, жертву интригъ и хитрости. Но какъ ни поразительна несчастная затя Фіеско въ исторіи, на сцен она можетъ и не произвести такого же впечатлнія. Если правда, что только чувство вызываетъ чувство, то думается, политическій герой по столько не годится для сцены, по сколько онъ долженъ отршиться отъ своихъ человческихъ сторонъ, чтобы быть политическимъ героемъ. Не въ моей власти было бы поэтому вдохнуть въ мой вымыселъ живое пламя, сила котораго обусловлена боле возвышеннымъ элементомъ души — воодушевленіемъ. Но связать холодный, безплодный политическій подвигъ съ человческимъ сердцемъ, изъ котораго онъ исходитъ, и тмъ самымъ прикрпить его къ человческому сердцу, осложнить человчность сердца политическимъ умомъ, извлечь изъ хитроумныхъ интригъ и положеній нчто общечеловческое — это было въ моей власти. Мои отношенія къ жизни среднихъ людей длаютъ меня большимъ знатокомъ сердецъ, нежели политическихъ комбинацій, но быть можетъ, неопытность въ длахъ политическихъ составляетъ поэтическое качество.

Заговоръ Фіеско въ Гену.

Республиканская трагедія въ пяти дйствіяхъ.

Дйствующія лица:

Андреа Доріа, дожъ Генуи. Почтенный старикъ 82 лтъ. Слды пламеннаго темперамента. Главная черта: увренная въ себ и строго повелительная краткость.

Джанеттино Доріа, его племянникъ. Претендентъ. Въ возраст 26 лтъ. Грубый и необузданный въ рчи, походк и манерахъ. Плебейски гордый. Образованіе получилъ урывками.

(Оба Доріа носятъ пурпуръ).

Фіеско, графъ ди Лаванья, глава заговора. Стройный, молодой человкъ 33 лтъ, цвтущей красоты,— гордый съ достоинствомъ, привтливый съ величавостью, свтски покладистый и коварный.

(Вс дворяне въ черномъ. Покрой платья древне-германскій).

Веррина, республиканецъ — заговорщикъ, 62 лтъ. Тяжелый, серьезный и мрачный, глубокія черты.

Бургоньино, заговорщикъ, юноша 20 лтъ. Благородный и пріятный. Гордый, живой и естественный.

Кальканьо, заговорщикъ. Худой, сластолюбивый, 30 лтъ. Услужливый и предпріимчивый.

Сакко, заговорщикъ. 45 лтъ. Обыкновенная натура.

Ломеллино, довренный Джанеттино. Изсохшій придворный.

Центуріоне, Цибо, Ассерато. Недовольные.

Романо, художникъ. Свободный, простой и гордый.

Мюлей-Гассанъ, чисто Тунисскій мавръ. Продувная бестія. Физіономія полна оригинальной смси мошенничества и причуды.

Нмецъ герцогской стражи тлохранителей. Честный простакъ. Стойкая храбрость.

Три гражданина, разжигающіе толпу. Леонора, супруга Фіеско, 18 лтъ. Блдная и худенькая. Чувствительная я нжная. Очень привлекательная, но не особенно блестящая. Лицо полно мечтательной меланхоліи. Одежда черная.

Джулія, графиня, вдова Имперіали, сестра Доріа. а 5 лтъ. Высокая и полная. Гордая кокетка. Красота, испорченная вычурностью. Ослпляющая, но не притягивающая. Выраженіе злой насмшки въ лиц. Черный костюмъ.

Берта, дочь Веррины, невинная двушка.

Роза, Арабелла. Горничныя Леоноры.

Дворяне, граждане, нмцы, солдаты, слуги, воры.

Мсто дйствія — Генуя. Время — 1547 г.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Зала въ дом Фіеско. Вдали слышны музыка и оживленіе бала.

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ.

Леонора замаскированная. Роза и Арабелла разстроенныя вбгаютъ на сцену.

Леонора (снимая маску). Ни слова! ни слова больше! Все ясно… (бросается въ въ кресло). Меня это уничтожаетъ.

Арабелла. Графиня…

Леонора (вскакивая).На моихъ глазахъ! Кокетка, всему городу извстная кокетка! предъ лицомъ всего дворянства Генуи! (Грустно). Роза! Белла! и не смотря на мои слезы…

Роза. Принимайте это за то, что въ самомъ дл было — за простую любезность.

Леонора. Любезность? А быстрая игра ея глазъ, а какъ онъ тревожно ее поджидалъ? А долгій поцлуй, которымъ онъ замеръ на ея оголенной рук выше кисти, такъ что даже слды его зубовъ остались на ней яркимъ краснымъ пятномъ? А! и этотъ воплощенный восторгъ, пристальная, глубокая оцпенлость, въ которую онъ погрузился, словно весь міръ смели вокругъ него, и онъ остался одинъ съ этой Джуліей въ пустот вселенной? Любезность? Добрая душа, ты никогда не любила, не спорь со мной о любезности и любви!

Роза. Тмъ лучше, Мадонна, потерять супруга значитъ выиграть десятокъ ухаживателей.

Леонора. Потерять?— Маленькое отклоненіе чувства — и Фіеско потерянъ? Уйди, ядовитая болтунья, никогда мн не показывайся на глаза!— Онъ подразнить меня хотлъ, невинная шалость,— можетъ быть одна вжливость? Не такъ ли, моя чуткая Белла?

Арабелла. О, да, наврно это такъ.

Леонора (задумчиво). А что если кокетка подумаетъ, что завоевала его сердце? что въ каждой мысли его пріютилось ея имя? звучитъ ему въ каждомъ движеніи природы? Что же это, однако, такое? До чего я дошла? Возможно ли, чтобъ весь чудный величавый міръ былъ для него не что иное, какъ прекрасный алмазъ, на которомъ вырзано ея изображеніе?— чтобъ онъ любилъ ее?— Джулію! О, дай мн руку, поддержи меня, Белла.

(Пауза, снова слышна музыка).

Леонора (оживляясь). Слышишь? Кажется, это голосъ Фіеско выдается среди общаго шума? Неужели онъ можетъ смяться, когда его Леонора плачетъ наедин? Нтъ, дитя мое, это былъ грубый голосъ Джанеттино Доріа.

Арабелла. Да, Синьора! но пойдемте въ другую комнату.

Леонора. Ты блднешь? Белла! Ты лжешь — я читаю въ вашихъ глазахъ, на лицахъ генуэзцевъ что-то такое — такое… О, конечно, эти генуэзцы знаютъ больше того, о чемъ подобаетъ слушать супруг.

Арабелла. Ревность все преувеличиваетъ.

Леонора (Съ грустной мечтательностью). Когда онъ былъ еще Фіеско — въ померанцевой рощ, гд мы двушками весело прогуливались, онъ выступалъ, какъ б

‘ЗАГОВОРЪ ФІЕСКО’.

Предисловіе Шиллера къ ‘Заговору Фіесцо’.

Заговоръ Фіеско въ Гену.

ПЕРВОЕ ДЙСТВІЕ.

Читайте также: