О. В. Ломан
О. В. Ломан
ЗАБЫТЫЙ АДРЕСАТ НЕКРАСОВА
ЗАБЫТЫЙ АДРЕСАТ НЕКРАСОВА
1
Любезнейший Николай Васильевич,
Ваш Н. Некрасов.
2
Любезнейший Николай Васильевич,
Ваш Н. Некрасов.
Забытый адресат Некрасова, Ломан О. В., Год: 1998
Время на прочтение: 12 минут(ы)
Некрасовский сборник. XI—XII
С.-Пб, ‘НАУКА’ 1998
В фонды Музея-квартиры Некрасова в Ленинграде поступило пять подлинных автографов Некрасова — пять писем поэта, из которых три были ранее опубликованы в XI томе Полного собрания сочинений поэта (М., 1952), а два опубликованы не были.
Большая часть известных нам опубликованных писем Некрасова адресована писателям. Эти письма — Тургеневу, Толстому, Боткину и многим другим — для нас особенно ценны, в них живой разговор о литературе, о журнальных делах, о цензуре. Есть письма и просто друзьям, людям, с которыми Некрасову приятно было общаться.
Среди таких друзей был и Николай Васильевич Холшевников, подлинные письма которому от Некрасова ныне стали достоянием музея. Об этом адресате Некрасова мы знаем немного. Скупые, одинаково однообразные комментарии к трем опубликованным письмам Некрасова к Н. В. Холшевникову выглядят так: 2/4 апреля, Берлин: ‘Печатается впервые по автографу из собрания Ю. А. Дунаева (Москва)’, ‘Печатается впервые по автографу из собрания Я. А. Дунаева (Москва)’, ‘Печатается впервые по автографу из собрания Дунаева (Москва)’ (Н 1, 11, 128, 192, 359). Здесь кроме краткости обращает на себя внимание небрежность комментатора по отношению к владельцу автографов: он не только не называет его имени к отчества, но в одном случае у него инициалы Ю. А., в другом — Я. А., в третьем инициалов вообще нет. В алфавитном указателе адресатов две с половиной строчки: ‘Холшевников Николай Васильевич (1822—1907) — вице-инспектор корпуса лесничих. Два письма Холшевникова к Некрасову см.: АСК, с. 221—223’ (Н 1, 11, 436).
Их переписка носит дружеский характер и посвящена главным образом охотничьим делам. Мы уже говорили, что первые три письма опубликованы, но кратко напомним их содержание. От 14 апреля 1869 года из Берлина Некрасов пишет Холшевникову, зная, что последнему это интересно: ‘Погода здесь вроде нашей, но есть уже зелень, деревья распускаются. Будьте здоровы, бейте глухарей. Ворочусь в Россию в июле. Душевно преданный Н. Некрасов’ (Н 1, 11, 128). Из этого письма мы узнаем, что знакомство двух охотников — Некрасова и Холшевникова — началось около середины 1860-х годов, а к концу 1860-х годов оно перешло в дружбу. В другом письме от 27 июля 1871 года из Карабихи поэт благодарит приятеля за хлопоты — покупку и отправку ему ружей и патронов: ‘Многоуважаемый Николай Васильевич. Благодарю Вас за патроны, на днях получил, — и за ружья, получил в конце июня. Ружья хороши <,…>, Очень скоро я буду в Петербурге. Душевно преданный Вам Н. Некрасов’ (Н 1, 11, 192).
Николай Васильевич охотно выполнял поручения Николая Алексеевича, хотя некоторые из них были связаны с немалыми хлопотами, о чем мы можем судить и по письмам Холшевникова Некрасову в Карабиху. 18 июня 1871 года он пишет из Петербурга: ‘Скорее можно съездить в Лондон за ружьем, нежели получить уже присланное ружье из нашей таможни: более месяца держали там Ваше ружье, уважаемый Николай Алексеевич, и, наконец, после многих хлопот, только третьего дня я получил его и в тот же день послал к Вам <,…>, адресуя в Ярославль <,…>, Ружье очень красиво, легко и прикладисто. Ящик очень практичен <,…>, Желая Вам всего хорошего, прошу поклониться от меня Зинаиде Николаевне…
NB — Ружье так прикладного, что промахов будет мало и ярославские дупеля это восчувствуют’.1
Во втором письме в Карабиху от 25 июня того же 1871 года Холшевников беспокоится о задержке высылки патронов для ружья жены поэта Зинаиды Николаевны и объясняет причину этой задержки: он жил на даче, и письмо Некрасова о патронах пролежало в пустой квартире изрядное время. Теперь письмо получено, 200 патронов уложены в ящик, доставлены к нему в Департамент, откуда сразу будут отправлены в Ярославль. В этом же письме он прибавляет: ‘Если нужно что-нибудь для Вас устроить — чем обременить меня, пожалуйста, не откажитесь — пишите к Синему мосту, дом Министерства Государственных Имуществ, — такому-то’. И тут же охотник Холшевников делает замечание охотнику Некрасову: ‘На тетеревов-то Вы что-то рановато собрались — придется бить желтеньких в пуху <,…>, Желаю Вам здоровья и всего хорошего. До свиданья, Ваш Холшевников’.2
Поручения Некрасова Николай Васильевич всегда старался выполнить быстро и хорошо и огорчался, когда возникали разные затруднения и задержки. В свою очередь и Некрасов был к нему очень внимателен, всегда благодарил его в письмах за выполненные просьбы и, главное, всегда был всем доволен. Он помогал приятелю чем мог. Так, судя по письмам, и в частности по письму от 27 июля, он хлопотал по одному ‘крайне важному’ для того ‘служебному делу’: с помощью своего влиятельного знакомого (А. А. Абазы) поэт добился, чтобы вакантное место вице-инспектора корпуса лесничих получил Холшевников.
Холшевников не раз бывал у Некрасова в его квартире в доме Краевского на Литейном. Зимой они обычно садились в кресла у камина в кабинете, где на книжных шкафах стояли чучела птиц и где хранились охотничьи ружья, манки разных сортов. ‘Был у меня Холшевников, — пишет 8 ноября 1870 года Некрасов В. М. Лазаревскому, с которым он тоже охотился, — и мы с ним решили завтра ехать непременно, делайте свои распоряжения…’ На полях этого письма Лазаревский записал: ‘Ездили с Некрасовым с 9 по 15 ноября 1870 (Веребье, Лобазино, Едно, Сытенки, Едрово) <,…>, Холшевников был с нами 2 дня’.3
В марте 1871 года Некрасов купил небольшую усадьбу близ Чудова Новгородской губернии, в деревне Лука. Она стала называться Чудовской Лукой, а небольшой деревянный домик — охотничьим домиком. Невдалеке был лес, густой, изобиловавший дичью. Здесь было хорошо охотиться или просто бродить с ружьем и любимой собакой. В домике было тихо и можно было спокойно работать. Сюда часто приглашал Некрасов и своего приятеля Холшевникова, здесь в мезонине была даже комната для гостей, в которой тот иногда останавливался на ночлег.
Именно к этому периоду, видимо, и относятся два найденных, неопубликованных письма Некрасова Холшевникову. К сожалению, оба письма не датированы. Но упоминание в одном фамилии В. М. Лазаревского, с которым поэт часто охотился и общался в начале 1870-х годов, позволяет отнести эти письма к первой половине 70-х годов: не ранее 1871 года, когда была куплена Чудовская усадьба, и не позже 1874 года, когда Некрасов и Лазаревский разошлись навсегда и перестали переписываться.
Приведем неопубликованные письма Некрасова к Н. В. Холшевникову (написанные из Петербурга) полностью.
Я приехал на днях и уже успел простудиться. Не заедете ли, пока я соберусь к Вам. — Если в пятницу не решите, то уговоримся насчет охоты на воскресенье.
Середа.
Добейтесь от сего Николая толку о лосях и оленях. Если все это правда, то я бы поехал и приглашаю Вас. Мы будем только вдвоем, Лазаревский не может ехать. Это Вам не будет дорого стоить, ибо облавы я беру на себя, так как и поехав в одиночку, все равно заплачу тоже.
Николай прежде был мужик верный.
26 апреля 1875 года Некрасов снова пишет из Петербурга Холшевникову: ‘Многоуважаемый Николай Васильевич. Если не случится какого препятствия, то вторник я непременно еду в Чудово. Это решение последовало еще до Вашего письма. Ехать придется в два или в три с половиной. Поедем и на гусей. У меня был Степан с известием, что найдем несколько токов дупелиных, есть тока тетеревиные, есть вальдшнепы. Весь Ваш Н. Некрасов’ (Н 1, 11, 359).
Письмо Холшевникова приглашало Некрасова на охоту в Грузино: ‘Из этого прилагаемого письма, добрейший Николай Алексеевич, увидите, что гуси есть в Грузине. Я сейчас еду на глухарей, в понедельник вернусь, а во вторник хочу ехать в Грузино. Если Вы не получили худших известий от M. E. Салтыкова, то следовало бы Вам собраться во вторник в Чудово, найдем гусей, вальдшнепов и тетеревов. Уведомьте почтой, если поедете. Ваш Н. Холшевников’.4
Отвечая 26 апреля 1875 года на это письмо и приглашая Николая Васильевича в Чудово, Николай Алексеевич не подозревал, что это — последнее лето его чудовской охоты. В 1876 году он приезжал в свой любимый охотничий домик уже тяжелобольным.
Н. В. Холшевников тяжело переживал кончину друга. Узнав о случившемся, он поспешил на квартиру поэта. В трудную минуту вдова поэта нашла поддержку, сочувствие в горе, заботу и ласковое слово не у сестры и братьев мужа, а у старого друга — Н. В. Холшевникова. Его внук — Евгений Васильевич Холшевников — передавал мне еще в 1949 году рассказ своего деда, бывшего на похоронах Некрасова:
‘Зинаида Николаевна держалась все время стойко и мужественно. Но при выносе гроба из квартиры ей стало плохо, я поддержал ее, а то она бы упала. Но она оправилась и пошла вслед за гробом. Я вел ее под руку. Хотел усадить ее в карету (их было много), но она отказалась и всю дорогу, несмотря на сильный мороз, до самого Новодевичьего кладбища шла пешком вместе с народом за гробом мужа’.5
Н. В. Холшевников пережил поэта на 30 лет. Он продолжал свою работу вице-инспектора корпуса лесничих, растил многочисленных детей и внуков, которые сохранили о нем добрую память.
Несколько слов о том, как, когда, и где, и у кого удалось нам разыскать 5 названных выше автографов Некрасова.
В мае 1989 года мой муж, доцент кафедры русской литературы Ленинградского университета Владислав Евгеньевич Холшевников, был приглашен ленинградским телевидением выступить в программе ‘Пятое колесо’ в передаче ‘Разгром’, посвященной трагическим событиям на кафедре русской литературы в 1949—1950 годах, когда необоснованно пострадали замечательные ученые-литературоведы Г. А. Гуковский, М. К. Азадовский, В. М. Жирмунский, Б. М. Эйхенбаум.
Эту передачу в Москве смотрела Ксения Николаевна Веневцева, мать которой, урожденная Холшевникова, была внучкой Николая Васильевича. Так как фамилия Холшевниковых не очень распространена, Ксения Николаевна решила узнать, какой же это Холшевников выступал по телевизору, и написала в редакцию письмо, которое переслали неизвестному ей ‘ленинградскому’ Холшевникову. Так завязалась переписка.
В сентябре мы поехали в Москву и побывали у К. Н. Веневцевой. Она встретила нас очень радушно, показала нам ею вычерченное ‘Родословное древо Холшевниковых’ (куда тут же была вписана и ‘ленинградская родня’) и портрет Николая Васильевича в старости с малышкой правнучкой. Этот портрет по моей просьбе позднее был переснят в нескольких экземплярах и прислан нам. Один из них передан в Музей-квартиру Некрасова, другой — в музей Некрасова в Чудове, где так часто бывал у Некрасова прадед Ксении Николаевны и Владислава Евгеньевича — Николай Васильевич.
Мне очень хотелось осуществить мое давнишнее желание узнать что-то о друге поэта. Я обратилась с вопросами к Ксении Николаевне, и она кое-что рассказала о нем со слов своей матери, уже давно скончавшейся, и дополнила тем самым рассказы моего свекра Е. В. Холшевникова о своем дедушке. Я слушала ее с интересом: ‘Все, что я могу Вам сообщить о Н. В. Холшевникове, это то, что рассказывала мне о нем моя мама, его внучка. Многое уже забылось. Я не знаю, где он родился и учился. Был он по специальности по лесной части. Семья у него была большая, мама говорила, что он много занимался с детьми, а потом и со внуками, учил их всему доброму. В семье Холшевниковых, по словам мамы, считалось высшей подлостью — предательство и взяточничество’.6
Выслушав рассказ Ксении Николаевны, я задала ей еще один вопрос: мне давно хотелось напасть на след неизвестного мне Дунаева, чья фамилия с разными инициалами значится под опубликованными тремя письмами. Без всякой надежды на успех я спросила, не знает ли она Дунаева, в собрании которого находились письма Некрасова. ‘Как же,— ответила она, — Юрочку я хорошо знала, он был женат на моей двоюродной сестре Ирине Евгеньевне Вацадзе, мама которой, как и моя мама, тоже урожденная Холшевникова. Он был знающий, эрудированный инженер. К сожалению, он скончался в 1971 году’. Получив адрес и номер телефона И. Е. Вацадзе, мы распрощались, от души поблагодарив гостеприимную хозяйку. Посетить Ирину Евгеньевну нам тогда не удалось, и уже из Ленинграда я послала ей большое письмо, опять с вопросами, среди которых был вопрос о Дунаеве и его инициалах. Она ответила вскоре. Ответ был ошеломляющий: ‘Автографы писем Некрасова — три опубликованных в 11-м томе и два неопубликованных — у меня, и я готова передать их Музею-квартире Некрасова. Что касается Дунаева, так это мой покойный муж. Полное его имя Юрий Александрович Дунаев. Он был инженер и к литературе имел отношение только как любитель. Детство мое прошло в Тифлисе, а потом переехали в Москву и поселились в квартире моего дяди — маминого брата — Михаила Порфирьевича Холшевникова. У него, как у старшего в роде, и хранились письма деда — некрасовского приятеля. К тому времени я уже имела некоторое отношение к литературе (работала в Московском литературном музее), и дядя Миша решил отдать письма Некрасова мне. Когда возник вопрос об их публикации в собрании сочинений Некрасова и нужно было указать местонахождение автографов, мы решили указать не мою грузинскую фамилию, а фамилию моего мужа — Дунаева Юрия Александровича. Он очень много занимался этими письмами, ходил с ними к Ашукину. В редакции было предложение дать более развернутые комментарии, чем несколько слов, которые сейчас в 11-м томе. Мой муж собирал для этого материалы. Все собранные им материалы передал в редакции своему приятелю, работавшему там, — Леониду Рафаиловичу Ланскому. Что касается перепутанных инициалов Дунаева, то Ланской, близкий знакомый, скорее приятель, конечно, не мог спутать инициалы Юрия Александровича. Да он и не занимался комментариями, судя по названным на развороте титула фамилиям, он вместе с С. А. Рейсером занимался подготовкой текста, а комментариями ведали другие люди. Вероятно, это была типографская опечатка или ошибка, на которую он не обратил внимания.
После смерти Юрия Александровича в 1971 году я пыталась найти те материалы, которые он долго с любовью собирал для комментариев, пересмотрела оставшиеся после него бумаги, но ни дома, ни в редакции ни копий, не черновиков не нашла. Не нашлось ничего, связанного с Некрасовым и его приятелем Николаем Васильевичем, и после смерти дяди Миши, скончавшегося в 1958 году. А когда мы с мамой некоторое время после Тифлиса жили у дедушки Порфирия Николаевича в Петербурге на Большом проспекте Петербургской стороны, я еще была так мала, что не запомнила никаких рассказов о своем прадеде Николае Васильевиче. Позднее, как я уже писала, мы переехали к дяде Мише в Москву. Там я училась в Университете, потом вышла замуж. Мой муж был человек талантливый. Он нисколько не переживал, что инициалы его в солидной книге был перепутаны, он просто не обратил на это внимания. Зато как бы он был рад, что письма Некрасова не лежат под спудом, а переданы в музей Некрасова и что о них написано в ленинградской газете.
Заканчивая свое письмо, я вспомнила рассказ мамы Елены Порфирьевны: приезжая в Петербург, она непременно навещала своего дедушку Николая Васильевича и часто заставала у него известных певцов, супругов Фигнер. Они пели в Мариинском театре. Дедушка очень любил музыку, особенно оперы русских композиторов. Он всегда абонировал недорогую ложу в третьем ярусе. Впоследствии, как Вы знаете, его внук Евгений Васильевич (1883—1955) стал оперным певцом. Профессиональным певцом стал и мой сын. Не по наследству ли это? Вообще удивительная история! — Не было бы ‘Пятого колеса’, не выступал бы на нем Ваш муж, не смотрела бы ‘Колесо’ Ксения — и ничего бы не было, пролежали бы у меня без толку некрасовские письма, и я бы не знала, что в Ленинграде живет мой родственник — троюродный брат В. Е. Холшевников’.7
Тем временем я получила обещанные письма от второй правнучки Н. В. Холшевникова Ксении Николаевны Веневцевой, той самой, которая написала письмо в редакцию ‘Пятого колеса’.
Ксения Николаевна как бы продолжила рассказ Ирины Евгеньевны: она тоже слышала от мамы, как любил их прадед музыку, как часто бывал в Мариинском театре, иногда вместе с Некрасовым, который также очень любил оперу.8
‘Мама моя не раз вспоминала, каким любителем оперной музыки был ее дед, а мой прадед, — пишет мне Ксения Николаевна. — Особенно он любил Чайковского и Римского-Корсакова. Некрасов тоже любил музыку и часто бывал в Мариинском театре. Встречаясь там с Николаем Васильевичем, он всегда приглашал его в свою ложу. Но тот предпочитал свою ложу в III ярусе, к которой он привык. Позднее он сблизился с дирижером театра Направником, а когда в театре появились замечательные певцы Медея Ивановна и Николай Николаевич Фигнеры, Николай Васильевич подружился и с ними.9 По словам мамы, они частенько после спектакля ужинали у Холшевниковых.
Продолжаю сообщать Вам то, что я запомнила из рассказов мамы: ‘Николай Васильевич был человек добрый и справедливый. Крестьяне его любили. Когда в 1861 году отменили крепостное право и освободили крестьян на волю, он ни с кого выкупа за землю никакого не взял. Когда дети его выросли и получили высшее образование, он всем им роздал по небольшой усадьбе или имению. У него было несколько таких небольших в Волынской губернии Изяславского уезда, Терновской волости (ныне — Хмельницкая область), дочери получили все даром, а сыновья — за небольшую сумму. Я помню названия некоторых сел, где были эти именья: Шарлаевка, Волица полевая, Ледянка и другие. В каком он жил сам, я не знаю. А его сын — мой дед Порфирий Николаевич с бабушкой — получил Шарлаевку, куда часто наезжал его отец и где иногда летом мы гостили с мамой. Дедушка Порфирий дружил с местными крестьянами, как и его отец. Он как врач бесплатно оказывал им помощь. Зато во время революции их никто не тронул, они с бабушкой в 1919 году добровольно отдали свой дом под школу, а сами жили во флигельке до 1926 года. В 1917 году в Шарлаевке похоронен мой отец. Но где похоронен Николай Васильевич, мы с сестрой Ириной Евгеньевной, к сожалению, не знаем. Только точно знаем, что не в Шарлаевке, там его могилы нет, хотя Шарлаевку он любил и иногда гостил там у сына. Как известно, он любил охоту, имел много собак. На Волыни в тех же краях было у него и свое небольшое имение.
Осенью 1907 года он гостил у сына. Однажды он пошел погулять с любимой собакой. Устал, сел на обочину отдохнуть, было сыро, и он простудился. Болел он недолго и умер легко на девятый день от воспаления легких. Любимая собака не отходила от него, пока он болел, а когда он умер — не отходила от дверей комнаты, где стоял гроб с телом покойного, не вставала от порога и ничего не ела, пока не вынесли гроб, потом ушла из дома, как говорили — ‘ушла умирать’.
До самой смерти своей Николай Васильевич вспоминал добрым словом Николая Алексеевича Некрасова. Он любил его стихи, песни на его слова и свою любовь к поэту передал детям, внукам и правнукам».10
Нам остается горячо поблагодарить Ирину Евгеньевну Вацадзе и Ксению Николаевну Веневцеву не только за переданные в Музей Некрасова реликвии — письма и фотографии, но и за рассказы об одном из забытых друзей Николая Алексеевича Некрасова.
В самом начале этого очерка я писала, что о его ‘герое’ мы знаем очень мало. Мы не знали, где он родился, где учился, где жил, не знали его петербургского адреса, как и где проходил службу.
Недавно, в марте 1991 года в Российском государственном историческом архиве (СПб.) посчастливилось найти две папки с документами Николая Васильевича Холшевникова. В одной из папок (ф. 1343, оп. 31, ед. хр. 2728, 1890 г.) содержится ‘Дело Правительствующего Сената, Департамента гарольдии о признании Н. В. Холшевникова и его семейства в потомственном дворянском достоинстве, со внесением во вторую часть дворянской родословной книги <,…>, Решение Сената объявить по месту жительства его: Петербург, по Екатерининскому каналу, у Аларчина моста, в доме Серебрякова, No 166, кв. 13’.
Во второй папке (ф. 1343, оп. 31, ед. хр. 2780) есть некоторые интересующие нас подробности: мы узнаем, где родился и учился будущий вице-инспектор корпуса лесничих, как и где проходил службу.
Л. 1 и 2: ‘Порутчик Н. В. Холшевников происходит из обер-офицерских детей, урожденец Иркутской губернии, средств не имеет, имения нет, а у жены родовых в Казанской губернии в Тетюшинском уезде 37 крестьян. По окончании курса наук в Лесном институте отправлен в Лисенское учебное лесничество для практических занятий. 4 июля 1843 года произведен в подпорутчики. 8 ноября 1843 г. отправлен в Лесной и Межевой институты. 29-ти лет порутчик Холшевников назначен лесничим в 1-е лесничество Царевококшайска <,…>, 7 марта 1844 года назначен подлесничим в Казанскую губернию <,…>,’.
‘В походах и делах против неприятеля не находился. За свои работы и за военные заслуги получал денежные награды. Аттестован как ‘способен’ и ‘достоин».
Лучше узнав забытого адресата Некрасова, вероятно, мы можем присоединиться к этой ‘Аттестации’.
1 Архив села Карабихи. Письма Н. А. Некрасова и к Некрасову. М., 1916. С. 221—222.
2 Там же. С. 223.
1 Звенья. М., 1950. Кн. 8. С. 310.
4 Некрасовский сб. Л., 1989. Вып. 10. С. 180.
5 Там же. 1978. Вып. 6. С. 75.
6 Воспоминания матери Ксении Николаевны близки по содержанию рассказу Евгения Васильевича, отец которого Василий Николаевич, один из сыновей Николая Васильевича, а также и его старший брат Порфирий Николаевич были именно труженики и бессребреники. Оба были добрые, честные, порядочные люди. Порфирий был врачом, Василий — инженером-водником, работавшим на Волге, Немане, Днепре. ‘Семья жила небогато, — вспоминал его сын, — и когда отец умер, никакого состояния семье не осталось. Будучи студентом Медицинской Академии, я жил у своего дяди Порфирия в Петербурге, на Пряжке. Он был отзывчивый человек’.
7 Из писем Ирины Евгеньевны Вацадзе (правнучки Н. В. Холшевникова) к В. Е. Холшевникову и О. В. Ломан от 16 декабря 1989 г., 8 января 1990 г. и 22 мая 1990 г.
8 В РГАЛИ хранятся письма Некрасова Лазаревскому 1869 года: ‘Сегодня в Мариинском ‘Фауст», ‘Сегодня ‘Русалка’ с Меньшиковой’, ‘Сегодня в Михайловском ‘Проданная невеста’ (опера Сметаны)’, ‘Я буду у Еракова из оперы (‘Травиата’)’ (РГАЛИ, оп. 1, No 131, л. 27, 57, 62, 86). В Мариинском театре Некрасов абонировал ложу в бельэтаже. Иногда в театре они встречались с Н. В. Холшевниковым.
9 Эдуард Францевич Направник (1889—1916), выдающийся дирижер и композитор. С 1869 года — главный дирижер Мариинского театра. Медея Ивановна Фишер (1859—?) (сопрано), Николай Николаевич Фишер (1857—1918) — оба ведущие солисты Мариинского театра, в котором начали работать с 1887 года. С 1895 по 1905 год жили в бывшей квартире Некрасова на Литейном, в доме Краевского—Бильбасовых. В этой квартире не раз бывал Н. В. Холшевников у Некрасова. Теперь, спустя годы после его смерти, навещал здесь иногда своих новых друзей.
10 Из писем Ксении Николаевны Веневцевой (правнучки Н. В. Холшевникова) В. Е. Холшевникову и О. В. Ломан от 10 декабря 1989 г., 9 мая 1990 г. и 10 июня 1990 г.