Югъ. Картины изъ историческаго прошлаго южныхъ славянъ чешскаго писателя, Прокопія Хохолоушка. I. ‘Послдній король Босніи’. Съ чешскаго перевелъ Г. И Гилякъ, съ портретомъ автора по заграничному клише. Цна 1 р. Москва. 1881 г.
Русская публика слишкомъ мало знакома съ литературой славянъ вообще и съ чешской въ частности. Оно и понятно. Если мы не вполн успваемъ передавать на русскій языкъ все, что появляется хорошаго у высоко развитыхъ въ литературномъ отношеніи народовъ Запада, то гд же найти времени и силъ слдить еще за литературой славянъ? Казалось, мы взяли у нихъ то, что представляла самаго лучшаго и оригинальнаго ихъ литература: мы взяли ихъ псни. А больше что же?…
Но вотъ г. Гилякъ ршается познакомить публику съ однимъ изъ чешскихъ романистовъ, П. Хохолоушка (1814—1864 г.). По словамъ переводчика, это одинъ ‘изъ лучшихъ писателей Чехіи, вся жизнь котораго служила страстнымъ выраженіемъ убжденій, составляющихъ основу всхъ его литературныхъ трудовъ’. Онъ умеръ въ нищет, гонимый врагами славянъ.
‘Югъ’ представляетъ картины страданія южныхъ славянъ. Одну изъ этихъ картинъ: ‘Послдній король Босніи’ — и перевелъ г. Гилякъ.
Предпослднимъ королемъ Босніи былъ Стефанъ Томашъ, женатый на Екатерин Косаревн, дочери властителя Герцоговины. Не имя отъ нея дтей, Стефанъ привязался всею силой отцовской любви къ своему незаконному сыну, рожденному отъ очень умной и энергичной женщины, напоминающей своей энергіей нашу Мару Посадницу, отъ нкоей Воякціи. Король далъ мальчику свое имя Томашевичъ и объявилъ его законнымъ наслдникомъ престола. Жену короля, Екатерину, сильно любилъ воевода боснійскій, Радичъ. И вотъ, когда королю оставалось уже недолго жить, Томашевичъ и Радичъ ршаютъ покончить съ нимъ. Томашевичъ — изъ боязни, что вдругъ родится законный наслдникъ и ему придется потерять корону, Радичъ — чтобы вернуть къ себ Екатерину, сдлаться ея законнымъ мужемъ.
Венгрія нашла для себя выгоднымъ помочь заговорщикамъ и общала сдлать на Боснію фальшивое нападеніе. Въ то время, когда вс воины и даже тлохранители короля, перянники, бросились отражать нападеніе венгерцевъ, Радичъ и Томашевичъ вбжали въ палатку короля, и Томашевичъ задушилъ отца шнуркомъ, на которомъ всегда носилъ кинжалъ.
Дло было кончено, короля не стало. Убійца и его сообщникъ думали, что ночь скрыла отъ всхъ ихъ преступленіе. Но у короля былъ врный перянникъ Илья. Давно казался ему Томашевичъ подозрительнымъ, и онъ зорко слдилъ за каждымъ шагомъ наслдника. И въ этотъ разъ онъ шелъ по его пятамъ и тайно проскользнулъ въ палатку въ то время, когда умирающій король простоналъ: ‘Илья, Илья, отмсти за меня’! Врный слуга ршилъ отомстить во что бы то ни стало,— отомстить непремнно, еслибы даже пришлось пожертвовать родиной, соотечественниками… Съ затаенною местью и забытымъ въ попыхахъ Томашевичемъ шнуркомъ онъ вышелъ изъ палатки.
Убійца между тмъ достигъ своего. Посл одержанной побды надъ мнимымъ врагомъ, Венгріей, войско горячо расположилось къ побдителю — Томашевичу и даже спокойно отнеслось къ извстію о внезапной смерти Стефана. Оно тотчасъ охотно провозгласило Томашевича королемъ.
Радичъ тоже былъ у цли. Благодаря ловкимъ манврамъ теперь возвысившейся Воякціи, Екатерина дала Радичу надежду на будущее счастье. Ободренный, онъ похалъ къ турецкому султану, которому Боснія уже давно платила дань, чтобы сохранить съ нимъ и при новомъ правител прежнія дружескія отношенія.
На возрастающее счастье преступниковъ мстительнымъ окомъ смотрлъ Илья. Его душа просила мести. И вотъ, когда все королевское семейство жило въ монастыр, гд недавно происходили похороны Стефана, Илья ночью потаеннымъ ходомъ проникъ къ жен покойнаго короля. Здсь онъ явился нарушителемъ уже зародившихся мечтаній Екатерины о будущемъ счастьи съ Радичемъ. Онъ показалъ ей снурокъ Томашевича, поднятый въ палатк покойнаго короля, повелъ ее въ склепъ, гд помщалась гробница Стефана, и тамъ показалъ ей на ше покойнаго рубецъ, явный признакъ удушенія. Передъ гробницей умерщвленнаго короля онъ заставилъ ее дать клятву, что она будетъ мстить. И они оба въ эту же ночь пустились въ бгство, въ Герцеговину…
Томашевичъ сильно струсилъ, узнавъ о побг. Онъ догадался, въ чемъ дло, и поспшилъ какъ можно скоре короноваться… По месть гналась за нимъ… Илья уже явился къ турецкому султану съ доносомъ на Томашевича, какъ на убійцу. Султанъ пожелалъ воспользоваться такимъ положеніемъ длъ: потребовалъ ради сохраненія мирныхъ отношеній вторичной дани. Венгрія тоже не хотла упустить благопріятный моментъ, чтобъ окончательно разорить Боснію, и потребовала отъ убійцы Томашевича войны съ султаномъ. Тснимый со всхъ сторонъ, король-убійца началъ войну. Благодаря Воякціи, въ войн ему сталъ помогать и Радичъ, который былъ сильно огорченъ бгствомъ Екатерины… А месть между тмъ не дремала…
Илья явился въ станъ боснійцевъ, внушилъ имъ чувства ненависти къ обоимъ предводителямъ, какъ къ преступникамъ… При сознаніи, что ими предводительствуютъ убійцы, боснійцы не врили въ успхъ войны: вдь самъ Богъ теперь долженъ быть противъ нихъ. И они проигрывали сраженіе за сраженіемъ… Радичъ ршилъ лучше погибнуть, чмъ сдаться живымъ. Томашевичъ, напротивъ, сдался. Его взяли въ плнъ, войдя съ нимъ въ извстныя соглашенія. Когда же было побито и остальное войско, предводительствуемое Радичемъ, когда, наконецъ, былъ убитъ и самъ Радичъ, то, вмсто исполненія общанныхъ плнному королю условій, турки совершили самую зврскую казнь надъ Томашевичемъ:
‘Съ него съ живого содрали кожу, чтобы въ цвтахъ пурпура скончался послдній король Босніи — Стефанъ Томашевичъ’! (стр. 197).
Но не на этомъ оканчивается романъ. Вмсто эпилога, представлена картина разрушенной и разоренной Босніи. Не осталось и слда отъ прежняго богатаго монастыря, гд находилось тло убитаго короля. Сюда-то, къ этимъ развалинамъ, пришелъ искать его могилу врный Илья. Когда онъ, угрюмый, блуждалъ по развалинамъ, мимо прозжало нсколько уцлвшихъ отъ битвы перянниковъ… И послали они проклятіе Иль за то, что, увлекшись местью за одного человка, онъ погубилъ весь народъ, всю страну! Илья умеръ тутъ же на развалинахъ монастыря, мучимый угрызеніями совсти…
Мы привели только канву романа, на которой мстами вышиты довольно недурныя, даже эффектныя картины. Такова первая картина: ночь въ лагер. Неподалеку отъ царской палатки, окруженной перянниками, сидитъ Томашевичъ, погруженный въ глубокую думу. Огонь, разведенный передъ королевскою палаткой, освщаетъ его темную фигуру. ‘Подперши рукою голову, онъ лишь изрдка встряхивалъ шапкой, безъ чего можно было бы подумать, что его одолла дремота. Этотъ мужчина казался очень крпко сложеннымъ, на немъ висла львиная шкура, украшенная у плечъ орлиными крыльями, что составляло принадлежность знатнаго вождя’… (стр. 2).
Не мене эффектна вышла и сцена у рки, когда Томашевичъ колеблется, пербиравляться ли ему на тотъ берегъ, чтобы вступить въ заговоръ съ Венгріей для достиженія короны, или, напримръ, сцена убійства, сцена между Ильей и Екатериной въ склеп, у гробницы короля… Вс он происходятъ подъ таинственнымъ покровомъ ночи и по своей декоративной красот такъ и просятся на театральныя подмостки… И какая бы вышла эффектная драма изъ этого романа! Тутъ есть и нсколько монологовъ, полныхъ драматизма и сценичности…
Романъ сильно отражаетъ на себ не только вліяніе Шекспира, а прямо подражаніе, мстами доходящее до мелочей. ‘Послдній король Босніи’ детально напоминаетъ драму Макбетъ. Сперва намреніе убить, чтобы добыть корону,— убить человка, который его крпко любитъ… Начинаются колебанія. Честная юная душа возмущается, не въ силахъ совершить злодйства. Радичъ, занимающій въ данномъ случа мсто леди Макбетъ, подбиваетъ на убійство перспективою короны и разсиваетъ колебаніе… Но вотъ убійство совершено. Чистая юная совсть Томашевича, до сихъ поръ не совершившаго еще ничего дурного, потрясена, возмущена, и Томашевичъ, подобно Макбету, заговаривается, видитъ тни ит. д.
Несмотря на это несомннное подражаніе Шекспиру, все же чувствуется, что Хохолоушка не заурядный копіистъ, все съ боле и боле возрастающимъ интересомъ заставляетъ онъ слдить за событіями и лицами, хотя, правда, мало развивая характеры послднихъ…
Чтобы познакомить съ манерой писать этого нелишеннаго дарованія чешскаго писателя, мы приведемъ одно изъ очень недурныхъ мстъ его ‘Юга’ — король въ плну.
‘Пасмурная ночь. На небесномъ свод тускло мерцаютъ звзды, и ихъ туманный тусклый свтъ все-таки выдляетъ изъ темноты дальній лагерь, вьющійся вокругъ горы. На вершин этой горы, какъ сотканныя, высятся гигантскія башни и бастіоны крпости. Въ одной изъ палатокъ лежитъ на своемъ лож Стефанъ Томашевичъ, бывшій король Босніи, погруженный въ крпкій сонъ… Сонъ?… Возможно ли спать человку, который такъ внезапно упалъ съ высоты земной славы и власти? Придетъ ли сонъ къ тому, вс блестящія надежды и великія намренія котораго разлетлись, какъ мыльный пузырь, такъ что изъ всей его власти, изъ всего его блеска не осталось ничего, кром внутренняго червя, гложущаго его совсть?… Если можетъ спать такой человкъ, то спалъ и король Томашевичъ… Но нтъ, истощеніе тла и духа, оцпенніе на развалинахъ своего престола, съ обломками королевской короны подъ головой, нельзя назвать сномъ!…’ (стр. 185).
Какой драматизмъ чуется въ душ короля, когда прислушиваешься къ этимъ размышленіямъ автора надъ развнченнымъ и измученнымъ убійцею! Декорація опять изображаетъ ночь, какъ и во всхъ другихъ эффектныхъ сценахъ романа…
Мы привели это мсто съ цлью не одного знакомства съ манерой писать г. Хохолоушка, а также и дать обращикъ перевода, который если мстами и страдаетъ, то больше съ корректурной стороны.