ПИСЬМА ИЗЪ АМЕРИКИ.
ПИСЬМА ИЗЪ АМЕРИКИ.
XXXII.
Юбилейныя колумбійскія торжества.
XXXII.
Юбилейныя колумбійскія торжества.
‘Gumboil! Come Ella!’
В. Макъ-Гаханъ.
‘Сверный Встникъ’, No 1, 1893
Юбилейные колумбийские торжества, Мак-Гахан Варвара Николаевна, Год: 1893
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Предшествовавшее письмо было посвящено замткамъ о характер американской публики, которую наблюдали мы въ такомъ небываломъ стеченіи въ дни юбилейныхъ колумбійскихъ торжествъ. Въ этомъ письм мы намрены подлиться съ читателями своеобразными и поучительными впечатлніями, вынесенными нами отъ этой оригинальной націи, по скольку она проявилась въ самомъ ход и организаціи празднествъ, со всми ихъ курьезными процессіями, парадами и прочими актами этого національнаго торжества.
Въ Америк до того мощно воздйствіе преобладающей, боле сильной американской расы, что вліянію ея воззрній инстинктивно поддаются т самые пришлецы, непомрная численность которыхъ возбуждаетъ теперь серьезные толки о необходимости затрудненія доступа въ штаты вообще. Казалось-бы, этому пришлому, чуждому, невжественному населенію должно быть ршительно все равно, кто такой Христофоръ Колумбъ и что такое празднуется американцами, которыхъ они и языка не понимаютъ. Между тмъ бднйшіе кварталы города, гд ютится весь этотъ пришлый людъ, были обильне всего изукрашены дешевыми американскими и иноземными флагами и драпировками, не было тамъ дома, въ окнахъ котораго не было бы выставлено, такъ называемаго, портрета Колумба: нужды нтъ, что портреты эти въ итальянскихъ кварталахъ обнаруживали подозрительное сходство съ Гарибальди, въ еврейскомъ поразительно напоминали Монтефіоре, а въ иныхъ частяхъ, нижняго города казались портретами родныхъ братьевъ мстныхъ нью-іоркскихъ политиканъ. Одинъ репортеръ общалъ мн даже показать портретъ Бебеля, выставленнаго какими-то его нмецкими почитателями, подъ видомъ изображенія Колумба.
Во всякомъ: случа, это проявленіе — солидарность иностранцевъ съ американцами въ стремленіи къ возможно боле пышному справленію торжества — было съ удовольствіемъ отмчено американскимъ обществомъ и печатью. Клубы, различныя атлетическія и иныя ассоціаціи итальянскихъ, венгерскихъ, польскихъ, нмецкихъ, русско-еврейскихъ и испанскихъ обществъ приняли дятельное участіе въ торжествахъ и примкнули къ большой уличной процессіи 12 октября, придавая ей добавочный блескъ своими фантастичными мундирами. Вся эта разнокалиберная толпа съ увлеченіемъ маршировала по улицамъ подъ звуки ‘Янки-Дуддль’, ‘Колумбія’ и другихъ національныхъ гимновъ, держа въ рукахъ американскіе флаги и развваи по втру знамена и хоругви съ изображеніями инцидентовъ изъ жизни Колумба, Итальянскія общества Нью-Іорка, къ тому-же, ознаменовали торжество открытіемъ великолпнаго памятника Колумба, исполненнаго въ Италіи скульпторомъ Gaetano Russo и принесеннаго въ даръ Нью-Іорку здшними гражданами итальянскаго происхожденія.
Говорятъ, что одинъ городъ Нью-Іоркъ потратилъ на юбилейныя торжества памяти Колумба около двухъ милліоновъ долларовъ. Но Kali ихъ-бы денегъ эти празднованія ни стоили, они окупятся десятерицею тмъ здоровымъ воздйствіемъ, которое они произвели на народныя массы, и на дтей, тмъ временнымъ хотя-бы подъемомъ духа, который они возбудили даже въ наиболе неразвитыхъ или же эгоистичныхъ классахъ гражданъ, тми* доказательствами солидарности разноименнаго населенія. Нью-Іорка и Чикаго, которыя проявились за эти дни.
Что же касается до подростающаго поколнія, то оно не только запаслось за эти дни неистощимымъ кладеземъ патріотическихъ чувствъ, но прониклось также сознаніемъ важности тхъ упованіи, которыя возлагаются на него его взрослыми согражданами, впервые почувствовали въ себ пробужденіе сознательнаго самоуваженія. Мы не станемъ останавливаться надъ описаніемъ тхъ публичныхъ спичей и упражненіи, которыми ознаменовались колумбійскія торжества въ американскихъ школахъ всего Союза: достаточно сказать, что вс они были доступны дтскому пониманію, увлекательны и всегда и везд разсчитаны на развитіе въ дтяхъ сознательной любви къ общему отечеству. Въ Нью-Іорк заключительнымъ актомъ этой искусной патріотической демонстраціи была школьная процессія-монстръ, въ которой приняло участіе до 40,000 учениковъ публичныхъ и частныхъ школъ и студентовъ. Такъ какъ процессіи предстояло быть на ходу въ теченіе трехъ или четырехъ часовъ, то къ участію въ ней не допущены были дти моложе 12 лтъ. Вс добровольцы изъ учениковъ публичныхъ школъ города разбиты были на двадцать полковъ, которые маршировали каждый за своимъ полковымъ командиромъ, директоромъ школы.
И нужно было видть, какою гордостью, какимъ сознаніемъ важности справляемаго юбилея дышали эти. лица мальчиковъ, разукрашенныхъ миніатюрными національными флагами въ петличкахъ куртокъ. Везд, гд только школьникамъ попадался вывшенный красный анархистскій флагъ, они немедленно его срывали, мстами даже при содйствіи полиціи и взрослыхъ гражданъ.
Такъ, напр., во время школьной процессіи въ Іонкерс, смежномъ съ Нью-Іоркомъ город, на берегу Гудсона, собравшіеся передъ высшею мстною школою ученики замтили, что въ противоположной сторон улицы вывшено три анархистскихъ флага, они немедленно обратили на нихъ вниманіе собравшейся публики. И тотчасъ-же къ этому дому подошло множество людей — ветераны арміи, мстные альдермены, флаги они тотчасъ-же сорвали и яростными криками вызвали постояльцевъ дома на улицу для отвта. Жильцы въ дом — семья русскаго еврея Bethrap Frumenberg — ужасно перепугались: и дйствительно, они едва избжали трепки, увривъ толпу, что вывсили флаги эти по ошибк, общая тотчасъ вывсить флагъ американскій.
Двочки почти вовсе не участвовали въ уличной процессіи, такъ какъ предполагалось, что имъ не по силамъ будетъ оставаться такое долгое время на ногахъ. Ученицамъ публичныхъ школъ была отведена огромная платформа съ сидніями амфитеатромъ на Бродуэй при 42-й улиц, а двочкамъ католическихъ приходскихъ школъ на Union Square. На первомъ пункт помщено было 2,000 ученицъ, а на второмъ 1,600 двочекъ. И на обихъ платформахъ двочки, одтыя въ пелеринки или платья благо, краснаго и синяго цвтовъ, расположены были секціями такъ, что образовали изъ себя полосы цвтовъ національнаго флага, причемъ 44 звзды его изображались тутъ группою двочекъ въ синей одежд и синихъ вязаныхъ шапочкахъ съ блою звздою, наколотою поверхъ лба. Платформа-амфитеатръ, такимъ образомъ, представлялась съ улицы серіею одушевленныхъ флаговъ. На Юніонъ Сквэр прекрасный эффектъ этой патріотической картины усугублялся еще тмъ, что ученицы католическихъ школъ пли хоромъ разныя народныя американскія псни и національные гимны. Этотъ огромный хоръ 1,600 двическихъ голосовъ, хотя и не могъ быть особенно хорошъ за недостаткомъ въ немъ низкихъ нотъ, но возбуждалъ чрезвычайный энтузіазмъ въ публик, а больше всего въ рядахъ мальчиковъ и студентовъ, проходящихъ по Юніонъ-Сквэру процессіей.
Для этихъ послднихъ маршировка была чистымъ праздникомъ, въ особенности для студентовъ многочисленныхъ высшихъ училищъ, которые фигурировали въ процессіи въ числ боле 6,000 человкъ.
Студенты каждой коллегіи на ходу неистово выкрикивали свои особые училищные дикіе кличи, паясничали на вс лады, мало заботясь о чистот маршировки (надъ которой въ пот лица своего трудились мальчики низшихъ школъ) и повсемстно ‘флёртировали’ и, перекидывались шутками и любезностями съ хорошенькими двушками въ рядахъ зрителей, которыя, въ свою очередь, не только дарили ихъ благосклонными улыбками, но сыпали въ ряды студентовъ жестянки сухарей — crackers, сандвичи, фрукты, конфекты, чтобъ поддержать ихъ въ ихъ похвальныхъ дяніяхъ. Отдльные отряды выступали въ сопровожденіи разныхъ забавныхъ транспарантовъ и девизовъ. Такъ, во глав медиковъ несутъ флагъ съ изображеніемъ на немъ черепа на перекрещенныхъ костяхъ, въ другомъ отряд студенты подвигаются впередъ, танцуя и продлывая ‘антраша’ балетныхъ корифеекъ, дальше раздавался кадансомъ крикъ хоромъ изъ сотни глотокъ разомъ: Who are we? Who are we? New-York U-ni-ver-si-tee!’…
Ихъ смняетъ оркестръ духовой музыки и отрядъ какого-то другого высшаго учебнаго заведенія, причемъ дикій крикъ этого послдняго покрываетъ собою даже и шумъ мдныхъ трубъ и тромбоновъ:
‘What-are-we? What-are-we? Hully-Gee!
We’re-the-class-of-93′.
Студенты-медики Колумбіи выступаютъ съ миніатюрными скелетами, приколотыми къ шляпамъ. Поровнявшись съ губернаторомъ Флоуэромъ, они выстраиваются и издаютъ въ честь его популярный крикъ:
‘What is the matter with Flower?’…
‘He is all right!..
Who is all right?’
Why — governor Flower!
Такимъ же манеромъ воздавали они громогласную дань уваженія Колумбу, замняя имя Фдоуэра именемъ Колумба… Другіе же, опьяненные неудержимымъ школьничествомъ, кричали уже вульгарный, но освященный политическою этикою крикъ: There is по fleis on us!.. что въ свободномъ перевод значитъ: ‘Мы, дескать, не простофили!’
Дале идутъ еще студенты, которые дудятъ въ ужасныя жестяныя дудки, другіе распваютъ Bingo или Old Glory, тогда какъ иныя партіи молодежи, продлавъ вс свои штуки, возвращаются въ освященному давностью и преданіемъ методу проявленія своей животной энергіи и’во всю глотку, сотнями громогласно восклицаютъ: ‘What is the matter with — Columbus? He is all right!’ и проч.
Въ самомъ конц студенческаго отдла, заставивъ себя порядкомъ подождать, шли излюбленные баловни публики, студенты старйшаго и важнйшаго нью-іоркскаго университета, Columbia College. Во глав ихъ выступали врядъ семнадцать атлетовъ-студентовъ въ блыхъ вязаныхъ фуфайкахъ sweaters и высокихъ срыхъ шляпахъ-цилиндрахъ. На груди у каждаго атлета красовалось по букв въ футъ величиною, а у одного — колоссальная точка. Выстроился, же этотъ авангардъ Колумбіи такимъ образомъ, что буквы у нихъ на груди изображали собою слова Columbia College, причемъ въ самой середин ряда шелъ совершеннйшій колоссъ-студентъ Chisholm, на широкой груди котораго не было ни знака, ни буквы: онъ изображалъ собою промежутокъ между двумя словами, но по пути его шествія зрители то и дло замчали, что-такой дюжій молодецъ сошелъ бы и за ‘красную строку’. Семнадцать атлетовъ во глав университетскаго отряда то и дло производятъ разныя эволюціи, смша публику, такъ что приближеніе студентовъ Колумбіи издалека еще предвщается глухимъ гуломъ, стоящимъ въ воздух отъ хохота и единодушныхъ восклицаній удивленія, исходящихъ изъ устъ многотысячной толпы. Они перемняютъ мста и выстраиваются въ новомъ порядк, причемъ получаются все новыя и новыя сочетанія буквъ, образуются заявленія, возбуждающія неудержимые взрывы хохота, какъ напримръ непереводимая шутка:
Затмъ, т же семнадцать студентовъ авангарда снимаютъ, будто кланяясь. олп, высокіе срые цилиндры съ головы, прижимаютъ ихъ къ груди, и изъ буквъ на туль шляпъ составляется изрченіе: ‘We are the People‘ (‘Мы — народъ‘).
Цлыми часами длятся эти забавы. Но длительное наблюденіе процессій — работа утомительная. Пока студенты попирали бросаемыя имъ изъ толпы въ пакетахъ закуски, расположились закусывать и зрители: въ особенности общества, занимавшія плоскодонныя телги, которыми заставлены были вс выходы съ Бродуэйя и Пятой Авеню въ побочныя улицы. Собственники этихъ телгъ, на которыхъ въ будничные дни развозятся покупателямъ на домъ покупки изъ магазиновъ, приспособили ихъ теперь для той же цли, которой въ день морского парада служили частныя яхты своимъ владльцамъ. Каждый изъ нихъ пригласилъ общество хорошихъ знакомыхъ и тутъ-же въ телг сервировалъ имъ обильный завтракъ.
Такова была оживленная, пестрая увлекательная картина школьныхъ юбилейныхъ процессій. Врядъ-ли что-нибудь подобное могло совершиться на улицахъ городовъ стараго свта.
Но еще своеобразне, еще характерне для Америки была картина, такъ называемаго, ‘флотскаго парада’, которою мн случилось любоваться въ Нью-Іорк 11 октября, говорю такъ называемаго потому, что къ нему невольно хотлось примнить историческое замчаніе француза подъ Балаклавой — c’est magnifique — mais ce n’est pas la guerre….
Американскій флотъ въ парад этомъ имлъ только одного крупнаго представителя,— огромный крейсеръ новйшаго типа, ‘Филадельфія’, да два деревянныхъ корабля большого калибра. Изъ иностранцевъ въ немъ фигурировалъ большой первоклассный итальянскій броненосный крейсеръ, два второстепенныхъ деревянныхъ корабля, присланные сюда по этому случаю Франціей, да одинъ испанскій, корабликъ. Само собою разумется, что парада нельзя было составить изъ этихъ пяти суденъ, не смотря на вс блистательныя провозглашенія оффиціальныхъ программъ. Между тмъ рчная демонстрація была по-истин внушительна, благодаря участію многихъ сотенъ судовъ всевозможныхъ видовъ и подраздленіи, начиная съ громадныхъ левіафановъ, пароходовъ, совершающихъ побережные рейсы, высланныхъ въ огромномъ числ, и кончая легкою, паровою шлюпкою, частными яхтами и легкими, подвижными катерами рчной полиціи. Среди этой пестрой, разнообразной флотиліи неуклюжія суда рчной пожарной команды, словно какія-нибудь морскія чудовища, выпускали высоко на воздухъ струи воды, ниспадавшей внизъ граціознымъ дождемъ брызгъ, относимыхъ по втру на сосднія суда, гд он вызывали немалую сумятицу среди нарядной публики частныхъ яхтъ: не было вдь такой яхты, собственникъ которой не воспользовался бы этимъ случаемъ, чтобы собрать у себя веселое общество знакомыхъ и угостить ихъ завтракомъ въ продолженіе рчной процессіи. Огромное количество публики, не имя приглашеній на частныя яхты, бросилось покупать билеты на пароходы и паромы пароходныхъ обществъ, которые нагружены были вдвое противъ установленнаго закономъ числа пассажировъ и глубоко сидли въ вод, плывя вверхъ по Гудсону во время флотскаго парада.
Но никакого понятія объ общемъ эффект картины невозможно было получить, находясь на палуб судна.
Но за то со скалистыхъ высотъ Риверсайдъ-парка дйствительно открывался безподобный видъ. Внизу разстилалась широкая пелена темнаго Гудсона, сливавшагося на противоположномъ берегу съ отвсными, грифельнаго цвта, скалами, за которыми, залитые блескомъ еще горячаго солнца, виднлись зардвшіеся въ своемъ великолпномъ осеннемъ наряд лса, слегка подернутые туманной дымкой дали, налагавшей на весь ландшафтъ мягкій, нсколько торжественный отпечатокъ. Вдали, налво, виднлись неясныя очертанія зарчнаго городка. На этомъ величественномъ спокойномъ фон граціозно скользила вверхъ по рк процессія. судовъ: процессія безпорядочная, въ которой каждое судно, казалось, старалось обогнать товарищей, гд мелкіе катеры, будто дерзкіе уличные мальчишки, то и лто срзали носъ почтеннымъ боле медлительнымъ судамъ, юркая на перерзъ ихъ пути, свистя, когда вздумается, и не стсняясь никакими правилами рчного этикета, лишь бы не попасться въ лапы полицейскихъ агентовъ, появлявшихся то тутъ, то тамъ на быстроходномъ ‘Патрул’ и другихъ судахъ.
Но какъ ни безпорядочно было во многихъ его деталяхъ это рчное движеніе судовъ, въ общемъ картина представлялась по-истин величественная, хотя совершенно иного характера, чмъ можно было ожидать.
Среди всего этого неисчислимаго множества судовъ, во всей ихъ живописной пестрот, совершенно скрадывался суровый видъ гигантовъ морского флота, ничто не напоминало, о грозной войн, и сами крейсеры утрачивали свой суровый характеръ въ этомъ близкомъ общеніи съ десятками сотенъ изукрашенныхъ флагами судовъ, свидтельствовавшихъ о торжеств торговли надъ войною, демократіи надъ кастовыми разграниченіями, торжества свободы надъ всми ограниченіями старосвтской дисциплины… Если бы въ этой численности и этомъ разнообразіи не чувствовалось своеобразной силы и величія, флотскій парадъ былъ бы смшонъ, на самомъ же дл эта свободная демонстрація явилась яркимъ свидтельствомъ скрытой мощи, неисчерпаемаго богатства и патріотизма, глубоко залегшаго въ сердцахъ народа, который въ заботахъ своихъ о подчиненіи вол человка несмтныхъ естественныхъ богатствъ своего континента позабылъ о тхъ немногихъ войнахъ, которыя нарушали всю его мирную исторію.
Какъ однако-же ни внушителенъ былъ видъ этой своеобразной рчной процессіи, картина заключительнаго акта торжествъ, въ ночномъ парад 12 октября, при вечернемъ освщеніи, пріобртала характеръ совершенно фантастичный. Въ этотъ вечеръ свыше милліона людей запружало улицы и покрывало балконы, крыши и окна, въ ожиданіи видть процессію, про которую газеты прокричали несказанныя чудеса. Чудо впрочемъ и явилось, но только не въ блеск процессій: чудо это — была сама толпа, та поразительная американская толпа, передъ которой европеецъ готовъ остановиться въ нмомъ оцпенніи.
Вс отличительныя черты американской публики проявились при этомъ случа въ интенсивномъ вид. Во всей этой милліонной масс, посл трехъ дней торжествъ, безалаберщины, неудобствъ и возбужденія, не появлялось ни одного пьянаго, который-бы шумлъ или скандалить, она проявляла такую юношескую беззаботность и веселость, что, при всхъ досадныхъ проволочкахъ, каждому казалось, что онъ снова вернулъ себ молодость въ эту чудную, теплую ночь.
Въ сущности эта ночь была какимъ-то карнаваломъ вопіющихъ безпорядковъ. Полагаясь на предсказанія, которыми полны были газеты, и на общанія комитета ста гражданъ, завдующаго юбилейными торжествами, судя по огромнымъ суммамъ, затраченнымъ на устройство костюмированной процессіи и пятнадцати живыхъ картинъ на огромныхъ дрогахъ, которыя въ нее входили, публика ожидала видть зрлище, великолпіе котораго затмитъ собою все, что могло подсказать воображеніе.
Цлыхъ пять-шесть часовъ длилось ожиданіе этой обтованной процессіи. Но чмъ тошне были часы ожиданія и чмъ нелпе положеніе, тмъ блистательне проявлялись черты характера этого собирательнаго Марка Таплей {Одно изъ главныхъ дйствующихъ лицъ въ произведеніи Диккенса.} американской уличной публики.
Съ мста, отведеннаго пресс на Вашингтонъ-Сквер, при вход въ Пятую Авеню, на пункт соединенія нсколькихъ улицъ, по всмъ направленіямъ открывался широкій видъ на разливанное море человческихъ головъ. Ночь стояла тихая, звздная. Бломраморныя очертанія тріумфальной арки Вашингтона переливались всми цвтами радуги подъ направленными на нее лучами мощнаго свтового рефлектора, и на широкомъ пространств сквера сливался гулъ голосовъ стекавшагося народа. По мр того, какъ проходили часы терпливаго ожиданія, общій гулъ голосовъ умрялся и все чаще и явственне стали доноситься отдльные шутки и возгласы изъ толпы на улиц и на громадныхъ платформахъ.
Мало-по-малу, за долгіе часы ожиданія, толпа обращается въ ребенка, готоваго радоваться и смяться всему, что бы его глазамъ ни представилось: вотъ издали слышится стукъ лошадиныхъ копытъ, и по улиц, закрытой для всякихъ экипажей, проносится легкая крытая повозка съ надписью: U. S. Mail — почта Соединенныхъ Штатовъ — и толпа внезапно принимается кричать ура, махать платками, издавать дикое гиканье и крики восторга, будто случилось нивсть какое замчательное событіе. Кучеръ не понимаетъ производимаго имъ эффекта, оглядывается назадъ, лошадь пугается и несется, а толпа хохочетъ, радуется, шутитъ и поетъ.
Попавъ на путь паясничества и шутокъ, толпа уже не хочетъ угомониться. Съ каменныхъ ступеней подъзда одного изъ аристократическихъ домовъ, сплошь занятаго уличными зрителями, раздаются сначала робкіе, отрывочные полутоны популярной псни Marching through Georgia. Пвцы встрчаютъ себ поддержку въ сосдяхъ, пніе раздается боле увренное, а со вторымъ куплетомъ къ хору пристаютъ и посторонніе, въ конц припва сотни голосовъ подхватываютъ воодушевляющія слова: ‘Hurrah, hurrah — the flag that makes us free!..
Вслдъ затмъ кто-то запваетъ гимн:
Му country it’s of the —
Sweet land of liberty —
Лишь только раздаются хорошо знакомые, возбуждающіе звуки національныхъ псенъ, какъ въ американц живо просыпается яркое сознаніе солидарности его со своимъ народомъ, съ родиной. И стоитъ ему услышать эти звуки на чужбин, онъ сразу умиляется сердцемъ и поддается неодолимой тоск по родин, мало-того, здсь на мст, величественные, поднимающіе духъ звуки многихъ изъ этихъ псенъ признаются наилучшимъ средствомъ къ укрощенію страстей, къ напоминанію согражданамъ о томъ, чмъ они обязаны родин и націи, геній которой выработалъ эти напвы, при звук которыхъ даже невжественный переселенецъ изъ Европы склоняетъ голову, будто охваченный благоговніемъ, а не то, быть можетъ, впервые въ своей жизни окидываетъ свтъ Божій смлымъ окомъ, чувствуя и въ своей груди пробужденіе той вры въ себя и свою силу, которая неодолимо сообщается мелодіями нкоторыхъ американскихъ народныхъ псенъ…
Въ двнадцатомъ часу ночи псни прерываются: въ толп мигомъ проносится всть, что вдали показывается процессія. Но это — опять фальшивая тревога: проносится лишь другая почтовая фура, какой-то острякъ возбуждаетъ общій смхъ громкимъ замчаніемъ: ‘Н-да, когда домой вернемся съ этой процессіи, такъ, пожалуй, почту получимъ за цлую недлю!…’
Недля — не недля, а часы быстро летятъ въ толп, гд какой-то сладкій чадъ опьяненія постепенно овладваетъ человкомъ, по мр того, какъ онъ начинаетъ чувствовать свою неразрывную связь съ этою движущеюся массою, его такъ и подмываетъ чмъ-нибудь заявить свою солидарность съ ней. Въ возбужденіи этомъ забываются вс расовыя и соціальныя различія: собравшіеся здсь представители различныхъ націй, расъ и общественныхъ положеніи придаютъ лишь особенный колоритъ и безъ, того фантастичной картин,— сдается, что въ первый разъ въ жизни видишь во-очію картину всеобщаго равенства и братства, впервые полною грудью вдыхаешь въ себя атмосферу всеобщаго товарищества и довольства…
Незамтно подкрадывается, наконецъ, давно ожидаемая процессія: появляются велосипедисты парами, дюжинами, группами, клубами, цлыми, наконецъ, отрядами, съ трудомъ сдерживая колеса согласно приказу распорядителей. Велосипедисты выкрикиваютъ свои ‘клубные крики’, вышучиваютъ шуточки, вызывая тмъ изъ толпы острыя реплики, среди велосипедистовъ попадаются и молоденькія женщины, которыхъ по всему пути шествія, точно сговорясь, вс мужчины привтствуютъ громкими возгласами: а! а! и воздушными поцлуями.
Но это уже не та простодушная, жизнерадостная толпа, что смотрла за день передъ тмъ, вся объятая патріотизмомъ, на внушительную школьную процессію: эта ночная толпа возбуждена долгими часами ожиданія, проведенными въ разномъ школьничеств: угаръ всеобщаго товарищества, которому какъ-то нечаянно. поддалась она передъ тмъ, разсялся, оставивъ въ публик какую-то нервность. Сотня — другая велосипедистовъ, точно изъ земли выросшихъ въ темнот и затмъ пропавшихъ со своими фонариками, точно какія-то волшебныя тни, блуждающіе огоньки, заняли было толпу: они и на самомъ дл представляли собою граціозное зрлище. Но когда за первыми сотнями послдовали другія, а за тми тысячи и тысяч велосипедистовъ, зрлище становилось монотоннымъ — добродушная, обыкновенно, толпа не вынесла тяжести этого неожиданнаго разочарованія. Неужели-же цлый милліонъ людей топчется на мст съ шести часовъ вечера до часу утра, только для того, чтобъ видть вереницу медленно прозжающихъ передъ нею велосипедистовъ, отъ великаго множества которыхъ только рябитъ въ глазахъ?.. И вотъ баснословное терпніе толпы лопается, прорывается разомъ, какъ плотина подъ напоромъ воды, и на бдныхъ велосипедистовъ сыплется цлый градъ насмшекъ, остротъ, непочтительныхъ вопросовъ, хотя до грубости опять-таки дло не доходитъ, водворяется какой-то бурный водоворотъ шутокъ и смха, который не изсякаетъ во все продолженіе смшной въ своей вычурности процессіи.
Простые велосипедисты въ мундирахъ или со значками различныхъ клубовъ смняютъ одинъ другого опостылвшею вереницею: изъ толпы ихъ понукаютъ, кричатъ:— ‘Да поспшайте-же — будетъ тянуть’!..
— Да вы уже никакъ здсь были?
— Конечно это все одни и т-же кружатся кругомъ квартала — людей морочатъ!..
— Вы хоть-бы вспять — по рачьи покатались: все какъ-то занятне, совтуетъ велосипедистамъ маленькій уличный оборвышъ, стоя на краю тротуара, разставивъ ноги, засунувъ въ карманы дырявыхъ штанишекъ руки и неустанно попыхивая папиросой.
Боле любезный пріемъ оказывается велосипедистамъ, наряженнымъ индйцами, да и то не надолго: клубные ихъ выкрики прерываются восклицаніями изъ толпы: ‘Перестаньте, намъ ничуть неинтересно знать, кто вы такіе!’ — ‘Сладко-ли дремать на колес?..’
Дремота, впрочемъ, начинаетъ клонить и публику на подмосткахъ. Кто-то замчаетъ: ‘Хоть-бы мсяцъ, что-ли, показался — посвтилъ-бы намъ смотрть иллюминацію’. И дйствительно, велосипедисты, привидніями скользящіе по мостовой на, своихъ резиной обтянутыхъ колесахъ, прошли, тянутся мимо какіе-то всадники, а кто — невозможно за темнотою распознать… Но вотъ показались красные огни: это идутъ индйцы съ факелами, и томагауками. Не смотря на ихъ напускной свирпый видъ, вымазанныя краскою лица и безпрестанныя размахиванія томагаукомъ, зрителямъ они не мало не импонируютъ. ‘Это вы когда съ велосипедовъ-то соскочили’? кричатъ имъ вслдъ… Но индйцы настойчивы въ своей ршимости снискать благоволенія публики, они останавливаются на ходу, разводятъ костры изъ валяющихся по улиц обломковъ коробковъ и боченковъ и, сцпясь руками, водятъ вокругъ костровъ стремительные хороводы, перепрыгиваютъ черезъ огонь, доставляя тмъ несказанное удовольствіе gavrochie‘амъ, тогда какъ изъ публики имъ кричатъ: ‘Эй, Майкъ, плясать ты пляши, да воротничка въ грязь не урони!’ — ‘Небось, воротники у нихъ патентованные — изъ воды новые выходятъ.!’ И дйствительно, ‘патентованные’ воротники и яркіе галстуки, выглядывавшіе изъ-подъ ожерельевъ, равно какъ и усы на многихъ ‘Майкахъ’ изъ бднйшихъ кварталовъ нижняго города, разыгрывавшихъ свирпыхъ индйцевъ, были такъ несообразны съ ихъ костюмомъ, что возбуждали хохотъ, гд-бы они ни появлялись.
Во многихъ мстахъ и ихъ встрчали уже упреками: ‘Вамъ-бы здсь часа два-три назадъ слдовало проходить!..’ — ‘Гд вы пропадали?..’ Возможно-ли было краснокожимъ при такихъ обстоятельствахъ поддержать требуемую расовую невозмутимость?
Вотъ. красный отсвтъ факеловъ, убгавшихъ въ припрыжку индйцевъ, лизнулъ по лицамъ запоздалой кавалькады испанскихъ грандовъ, и выдалъ ихъ съ поличнымъ: изъ рукъ въ руки передавалась плоская бутылка съ виски, любовно прикладываемая грандами къ аристократическимъ губамъ.
Хохотъ, свистъ, крики, блеянье изъ рядовъ публики поднялись такіе, что гранды чуть съ коней не попадали, быстро спрятали бутылку и, давъ конямъ шпоры, помчались быстро впередъ, пока ихъ не остановила полиція: процессія и безъ того гд-то ‘застряла’. ‘Гд-жъ бутылка?..’ ‘Бутылку куда спрятали?’ приставали къ нимъ изъ толпы, хохотъ и свистъ все не унимались.
Наконецъ, при такой-же борьб мрака со свтомъ, потянулись и дроги съ живыми картинами. Тутъ были корабли Колумба, доисторическіе обитатели Америки, разныя аллегорическія изображенія: Телеграфнаго кабеля, Электричества, Прессы, Новаго Свта, Науки, Искусствъ, Побды любви, Верховенства женщины и проч. Впереди первыхъ дрогъ хала повозка съ большими рефлекторами, а дроги ‘электричества’, конечно, также сіяли свтомъ всхъ цвтовъ радуги, остальныя-же живыя картины, въ большинств случаевъ прозжали въ такомъ густомъ мрак, что видны были только ихъ очертанія, когда-же он освщались случайно со стороны, то такъ поражали своимъ безобразіемъ, лубочными эффектами и нелпо расположенными женскими фигурами — въ трико, на открытой улиц осенней ночью, — что хотлось одного,— какъ-бы поскоре снова скрылось въ полумрак все это безобразіе, поскоре-бы закончилась эта нелпая процессія, много уступающая ежегоднымъ уличнымъ процессіями, знаменитаго цирка Барнума и не выдерживающая сравненія съ ежегодной-же блестящей процессіей ‘Завщаннаго пророка’ въ Санъ-Луи и Mardi Gras въ Ново-Орлеан.
Такъ разршилась томительная ночная процессія, которою мы, ньюіоркцы, стремились удивить міръ…
Газеты на другой день процессію эту описывали такою, какою она должна была выйти, ‘если-бы’ и прочее, а не такою, какою она была на дл. Не выдавать-же, и въ правду, себя головой пересмшникамъ завистливаго и заносчиваго Чикаго?.. Публика же тмъ быстре запамятовала прискорбное фіаско ночного парада, что было о чемъ съ гордостью припоминать изъ дневныхъ процессій, а затмъ весь Союзъ окунулся въ разгаръ возбужденія послднихъ’недль президентской кампаніи. Тутъ-же — въ разгаръ избирательной агитаціи — the great American public вступила во вс свои естественныя права, еще съ пущимъ блескомъ проявляя присущій ей’духъ всеобщаго товарищества, остроумія, добродушія и покладливости. Такою-же является эта американская публика и теперь въ настоящіе, слдующіе посл выборовъ дни, Посл того какъ она однимъ мощнымъ заявленіемъ воли своей въ одинъ день мирно и тихо произвела полную революцію, имющую въ близкомъ будущемъ отозваться на экономической жизни двухъ континентовъ.