Weltgeschichte in umrissen und auffuehrungen von J. W. Loebell, Чистяков Михаил Борисович, Год: 1848 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 22 минут(ы)

**WELTGESCHICHTE IN UMRISSEN UND AUFFUEHRUNGEN von J. W. Loebell.**

(ВСЕМІРНАЯ ИСТОРІЯ ВЪ ОЧЕРКАХЪ И КАРТИНАХЪ, Лёбелля.)

Статья вторая и послдняя.

III.
Иранъ. Финикія. Карагенъ. Израильтяне. Египетъ. Персія. Греція.

Мысль, вмст съ солнцемъ, пошла съ востока на западъ. Ближайшее вліяніе имла Индія на Иранъ. Причиною этого были, во-первыхъ, сосдство, во-вторыхъ — этнографическое родство обихъ странъ.

Жители Ирана не имли общаго народнаго названія: они были извстны то подъ именемъ Бактріанъ, то подъ именемъ Мидянъ, то — Персовъ, смотря потому, какое изъ иранскихъ племенъ длалось господствующимъ. Къ новйшее время, именно, съ 1820 года, вслдъ за нмецкимъ писателемъ Роде, европейскіе ученые стили называть древнихъ обитателей Ирана вообще Зендами. Это названіе заимствовано отъ древняго религіознаго языка Иранцевъ, зендскаго. Онъ принадлежитъ къ языкамъ индо-германскаго корня и составляетъ Одно изъ нарчій древняго персидскаго. На немъ изложены священныя книги древнихъ Персіянъ, называемыя вообще Зендавестой. До-сихъ-поръ, свднія о Зендавест основываются на перевод ея, сдланномъ Лебелемъ, и на нкоторыхъ изслдованіяхъ и замчаніяхъ о ней, принадлежащихъ Бюрнуфу.

Первобытная исторія всякаго народа бдна фактами, по за то богата миологическими преданіями. На Восток это еще больше, нежели гд-нибудь, потому-что жаркій климатъ, жаркая кровь, роскошная природа, тусклыя понятія человка о мір и самомъ себ, все это дастъ его фантазіи полную свободу его мечтамъ широкій разгулъ и онъ все дйствительное перерабатываетъ, преобразуетъ, украшаетъ или безобразитъ своими вымыслами. Такимъ-образомъ миологія становится исторіею, если не событіи, то характера народа него идеи. Мы остановимся на этихъ преданіяхъ глубокой старины и тмъ боле, что въ нихъ заключается вся религія, философія и поэзія первобытнаго Ирана.

Въ Зендавест есть слдующее сказаніе о переселеніи арій (почтенныхъ людей) въ Иранъ: ‘Однажды въ Лиріанемъ-Него, первобытномъ отечеств ихъ, была необыкновенно жестокая зима и продолжалась десять мсяцевъ, такъ, что для лта оставалось только два. Тогда царь Джемшидъ съ народомъ своимъ пошелъ въ теплыя страны, къ югу, въ благословенныя мста, созданныя Ормуздомъ. Джемшидъ получилъ отъ Ормузда золотой кинжалъ. Приходя Въ какой-нибудь край, онъ разскалъ имъ на дв половины земное царство,и тотчасъ появлялись тамъ въ безчисленномъ множеств домашнія животныя и дикіе зври, домашнія и лсныя птицы, люди и пурпуромъ блестящіе огни — чего прежде никогда не бывало Въ этомъ сказаніи видно, что аріи шли съ свера на югъ и въ странахъ, ими занимаемыхъ, распространяли земледліе и гражданственность, сверхъ-того, здсь есть намекъ на ихъ религіозныя понятія о двойственности всхъ существъ физическаго и нравственнаго міра.

По ученію Зендавесты, какъ въ цломъ состав природы, такъ и въ каждой вещи въ отдльности, есть дв стихіи, дв стороны — добро и зло. Верховное начало перваго — Ормуздъ, верховное начало втораго — Ариманъ. Ормуздъ и Ариманъ — родные братья. Высшее существо — безначальное, не созданное время, давъ имъ жизнь, предоставило ихъ вол производить міръ и управлять имъ со всми его существами.

Ормуздъ всегда находился ль царств свта и добра, Лриманъ — въ царств мрака и зла. Они — непримиримые враги. Когда Ормуздъ создавалъ все, что есть прекраснаго и добраго въ мір, Ариманъ на перекоръ каждому его созданію производилъ что нибудь дурное, вредное, безобразное или отвратительное. Такъ, на-примръ, Ормуздъ создалъ собаку, Ариманъ — волка, Ормуздъ голубя, Лримань — ястреба и т. д. Вообще, вс дикіе и свирпые зври, вс животныя плотоядныя, которыя не любятъ свта, вс гады, вс вредныя и непріятныя наскомыя, созданы Ариманомъ.

Это ученіе отозвалось и въ нашей русской миологіи. Ормузду, очевидно, соотвтствуетъ нашъ Блъ-богъ, Ариману — Черно-богъ.

Ормуздъ и Ариманъ, и существа ими произведенныя, ведутъ между собою безпрерывную борьбу и стараются истребить другъ друга. Когда настанетъ конецъ міру, Ормуздъ одержитъ побду надъ своимъ противникомъ: добро восторжествуетъ надъ зломъ. Что сдлается съ Ариманомъ, объ этомъ въ Зендавест ничего положительнаго нтъ.

Между двумя верховными существами и земными созданіями ихъ находятся многочисленные роды посредствующихъ духовъ разнаго рода и достоинства. Къ царств Ормузда, въ каждомъ существ заключается феруэръ, какъ его тончайшее основное начало, духовная, живительная сила, первообразъ его существованія. Иногда они находятся въ отдльности отъ созданіи и тогда составляютъ ихъ хранителей и даютъ счастіе тмъ, которые съ молитвой къ нимъ обращаются. Ормуздовымъ феруэрамъ соотвтствуютъ у Аримана дивы.

Лёбелль находитъ слдующую постепенность въ развитіи религіознаго ученія Иранцевъ, вроятно, сперва они, подобно большей части азіатскихъ народовъ, поклонялись небеснымъ свтиламъ — этимъ могущественнымъ, блистательнымъ и прекраснымъ явленіямъ природы, потомъ стали поклоняться и огню, какъ брату и проявленію небеснаго свта на земл. Но мысль пошла дальше, стала углубляться въ природу и подъ явленіями отъискивать силы, подъ веществомъ духовное начало, и вотъ — солнце, звзда, огонь становится только священными символами высшихъ невидимыхъ существъ. Фантазія не сметъ создавать для этихъ существъ пи храмовъ, ни жертвенниковъ, ни статуи, для человка храмъ — вся вселенная, жертвенникъ — вершина горы, образъ, ликъ божества — созданіе, произведенное силою природы.. Такое богослуженіе было у древнихъ Персовъ даже во времена Геродота. Наконецъ, идея о божеств, сдлавшись опредленнй и отчетливй, потребовала для себя и выраженія боле-точнаго, боле-полнаго — явилась статуя. Это уже шагъ младенчествующаго человка къ господству надъ вншней природой, въ кумір, имъ созданномъ, онъ поклоняется уже не одной сил природы, но и сил своего искусства, онъ замтилъ, что самъ выше всякаго явленія въ мір, и что лицо его есть благороднйшій образъ божества. Такимъ-образомъ, въ ход религіи народа, виденъ ходъ искусства, я въ ход искусства — постепенное усиліе души оторваться отъ вншности, побждать се, дйствовать самосознательно и самостоятельно.

Ученіе объ Ормузд и Ариман находится въ непосредственной связи съ нравственными правилами и обрядами древнихъ Иранцевъ. Чтобъ заслужить благосклонность Ормузда и быть счастливымъ, говорится въ ихъ нравоученіи, должно избгать всякой нечистоты и всякаго соприкосновенія съ чмъ-нибудь нечистымъ, особенно съ трупами животныхъ и людей: потому-что гніеніе есть разрушительное начало и, слдовательно, начало нечистоты. На этомъ основаніи, Иранцы не хоронили мертвыхъ, а оставляли ихъ на съденіе плотояднымъ птицамъ, и потомъ собирали и берегли родныя кости. Осквернившійся долженъ былъ, для очищенія себя, приносить жертвы священному огню, молиться и читать религіозныя книги. Но, соблюдая чистоту физическую, надобно было хранить и чистоту нравственную — именно, чистоту въ словахъ, поступкахъ и мысляхъ. Между прочими правилами, которыя предписываются въ Зендапест, для за е луженія благосклонности Ормузда, требуется заводить такія строенія, гд могли бы жить въ чистот жрецы, женщины, дти и стада животныхъ, обработывать не воздланныя поля, орошать мста безводныя, содержать скотъ, необходимый для удобренія земли и разводить домашнихъ животныхъ. Идея удивительная въ такое отдаленное время и особенно на Восток.— Дятельность, трудъ, физическое благосостояніе, довольство и опрятность, сдлались предметами нравственности и религіи! Такимъ-образомъ, ученіе Зороастра или Зердуста изъ своей отвлеченности переходило непосредственно къ практик и содйствовало распространенію гражданственности.

Отъ жизни Ассиріянъ и Вавилонянъ остались одни только великія или фантастическія, воспоминанія и развалины. Тамъ все небывалое, города сказочныхъ размровъ, воздушные сады, поднебесныя башни, арміи въ нсколько милліоновъ человкъ, женщины сверхъестественнаго происхожденія и волшебной красоты, питаются голубями, т. е. получаютъ пищу отъ голубей, умы сверхъестественной мудрости, словомъ, нтъ ничего, что бы годилось для нашего человческаго быта. Самое положительное то, что ученые выкопали изъ земли и нашли въ обломкахъ искусства. Въ ныншнее время особенное вниманіе привлекаютъ развалины Ниневіи, на томъ мст, гд теперь деревня Нениве, близь Moсула. Конечно, смшно думать, что чрезъ эти открытія можно возстановить исторію народа: даже цлый городъ, безъ людей безгласенъ, нмъ, а камни мудрено допрашивать: по-крайней-мр, по этимъ остаткамъ можно пріобрсти нкоторыя понятія о состояніи зодчества и начаткахъ пластическаго искусства. Отрыты огромныя стны, по-видимому, составлявшія части обширнаго дворца, на вншнихъ сторонахъ ихъ, равно какъ и на колоннахъ, находившихся внутри зданія, множество барельефовъ. Въ нихъ изображаются торжественные позды, сраженія на колесницахъ, осады и другія военныя сцены, здсь видны фигуры царей ихъ придворныхъ слугъ, евнуховъ, воиновъ, жрецовъ, побдители и побжденные отличаются другъ отъ друга чертами лица и одеждою. Побжденныхъ почитаютъ принадлежащими къ потомкамъ Сима. Въ рисунк людей и лошадей есть нкоторые частные недостатки, но въ цломъ они исполнены жизни и выразительности, движенія ихъ разнообразны и единственны. Вообще, въ утихъ барельефахъ виденъ вкусъ, видно знаніе механической части искусства. Если вспомнишь, что эти памятники существовали, по-крайней-мр, за семъ-сотъ лтъ до P. X., то невольно спрашиваешь, отъ чего образованіе не раньше развилось и обобщилось въ древнемъ мір? На ниневійскихъ развалинахъ есть надписи такъ-называемаго пуническаго или гвоздеобразнаго алфавита: но смыслъ ихъ составляетъ еще неразршенную загадку. Кажется, что Ассиріяне, по происхожденію и по языку находились въ родств съ Зендами, но они не исповдывали религіи Зороастра, а были идолопоклонниками, подобно Вавилонянамъ.

О халдейской мудрости до-сихъ-поръ сохранилось преданіе, и въ-самомъ-дл, она заслуживаетъ такую долго вчную славу, потому-что она есть начало астрологіи и, слдовательно, астрономіи. Халдеями называли Римляце и Греки вавилонскихъ жрецовъ, которые предсказывали будущее но теченію небесныхъ свтилъ. По мннію этихъ звздочетовъ, надобно было брать въ соображеніе только пять планетъ. Юпитеръ и Венера считались благодтельными. Марсъ и Сатурнъ — вредными. Меркурій — то благодтельнымъ, то вреднымъ, смотря по его положенію въ-отношеній къ другимъ звздамъ. Богъ-всть, въ какой степени были достоврны ихъ пророчества о судьб людей, но предсказанія о лунныхъ затмніяхъ своею точностію изумляютъ современныхъ астрономовъ. При наблюденіяхъ, для этого необходимыхъ, вавилонскіе ученые замтили раздленіе сутокъ на двадцать-четыре часа. Для этого ou и употребляли водяные часы, которыми, цъ-послдствіи, пользовались и греческіе астрономы. Кром этой дйствительно великой мудрости измрять неизмримое — время, Вавилоняне первые, въ Западной Азіи, занимаясь постройкою огромныхъ зданій, ознакомились съ практическимъ приложеніемъ законовъ тяжести и привели въ строгую систему раздленіе мры и вса.

Но Вавилонъ еще боле славился своимъ богатствомъ: этому содйствовало необыкновенное плодородіе почвы и удивительно счастливое географическое положеніе, онъ находился на Ерфрат, но этому имлъ къ югу самое удобное сообщеніе съ Персидскимъ Заливомъ, на свер гало къ нему множество путей отъ Чернаго и Средиземнаго Моря. Онъ былъ главнымъ складочнымъ мстомъ драгоцнныхъ индійскихъ товаровъ, приходившихъ черезъ Персидскій Заливъ. Пророкъ Эзекіиль называетъ Вавилонъ землею купцовъ и торговымъ городомъ.

Но при такомъ развитіи умственной и матеріальной дятельности, нравственность Вавилонянъ представляла самую ужасную и отвратительную картину. Ихъ раболпство, грубйшая чувственность, необузданный развратъ, пороки въ саломъ безстыдномъ и нагломъ вид, заслуживали вполн т проклятія, которыми осыпали ихъ іудейскіе пророки. Во времена Александра Македонскаго, въ Вавилон, на пирахъ, женщины являлись для того только, чтобъ больше воспламенять мужчинъ. Въ числ обрядовъ, принадлежавшихъ къ умилостивленію богини Милитты, было слдующее обыкновеніе: каждая женщина одинъ разъ въ своей жизни садилась у храма этой вавилонской Афродиты, каждый проходящій, бросавшій ей на грудь деньги съ словами: ‘во имя богини Милитты!’ имлъ полное право на ея благосклонность.

Такого рода явленія неопровержимо доказываютъ, что физическое благосостояніе, довольство, промышленость и торговля — словомъ, вс условія богатства, не только не облагораживаютъ, но унижаютъ человка до животности, если въ немъ неразвиты высшія потребности ума и сердца. Очевидно, что умъ, обогащенный Обширными свдніями по части естественныхъ наукъ, математики, астрономіи и т. д.. но ненаправленный къ изслдованію началъ духовной націей природы, не сдлаетъ сердца добрй, чувствительнй. чище, не вдохнетъ въ него тхъ ощущеніи, которыя составляютъ всю прелесть, всю поэзію жизни и даже въ матеріальныхъ наслажденіяхъ до безконечности возвышаютъ человка надъ животнымъ. Толкуйте посл этого объ одномъ, такъ-называемомъ, существенномъ, и смйтесь надъ философами и поэтами, которые утверждаютъ, что природа и жизнь прекрасны только тогда. когда смотришь на нихъ съ духовной стороны, и что безъ этого жизнь есть — рядъ животныхъ процессовъ. Studia humaniora humaniores древнихъ.— выраженія многозначительныя и глубокомысленныя! Ищите въ язык отголосковъ души, и грамматика — въ обширномъ смысл, будетъ живою исторіею впечатлній, чувствъ, понятій народа, ищите въ произведеніяхъ словесности законовъ психологическихъ, законовъ ума, воображенія, чувства, вкуса и творчества, и теорія словесности получитъ философскую и художественную занимательность, а не будетъ скелетомъ, пугающимъ учителей и учениковъ. Открывайте въ исторіи, въ законовдніи, въ изящныхъ искусствамъ и проч., начала психологическія, открывайте все зиждущій, везд присущій и во всемъ проявляющійся духъ, вчныя идеи истины, справедливости, гармоніи, низводите ихъ въ сознаніе народа, обобщайте ихъ такъ, чтобъ он длались сладкими, повседневными потребностями, и тогда онъ очеловчится и почувствуетъ стыдъ валяться въ грязи. До-тхъ-поръ и съ богатствомъ онъ бденъ, и со всми знаніями своими — жалкій невжда.

Финикіянамъ суждено было сдлаться посредниками между Азіей, Африкой и Европой. Съ богатствами Востока они разнесли смена гражданской и умственной образованности до отдаленнйшихъ краевъ древняго міра. Они были первыми, можно сказать, миссіонерами, первыми учителями и образователями народовъ. Конечно, это происходило безсознательно, такъ сказать, безъ ихъ вдома, потому-что цль у нихъ была совсмъ не та, но, къ-счастію, дла человческія управляются высшею, мудрою волею и корыстныя, самыя эгоистическія, самыя исключительныя предпріятія всегда, вопреки всмъ разсчетамъ самолюбія, направляются къ общему благу, къ святому, Котомъ предназначенному союзу, а потому и счастію народовъ. Карагенъ, Кадмея, Кадиксъ, страна свинца и олова — Альбіонъ, страна янтаря — лотъ отдаленнйшія точки многосложной сти путей ихъ. Но не пурпуръ, недорогія ткани Тира и Сидона, не стекло составляютъ важнйшее сокровище, которое Финикіяне подарили Европ, а черезъ нее и всему свту, но фонетическое письмо — великое, могущей слюнное орудіе мысли, органъ, достойный ея безсмертной сущности, посредствомъ котораго слово, однажды сказанное, какъ глаголъ бытія, становится повсемстнымъ везд слышимымъ и повторяется въ милліонахъ отголосковъ. Сверхъ-того, Финикіяне имли вліяніе и на богослуженіе и религіозныя врованія другихъ народовъ, отъ которыхъ, въ свою очередь, также заимствовали многое. Отъ этого, изображенія божествъ у различныхъ языческихъ народовъ очень перемшались и но своимъ формамъ и по значенію. Этимъ частію объясняется, почему Греки и Римляне, въ-послдствіи времени, находили во многихъ странахъ куміры своихъ отечественныхъ боговъ. Такое обобщеніе религіозныхъ формъ было, между прочимъ, причиною, что ни Греки, ни Римляне не предавались фанатизму и показывали вротерпимость, не всегда встрчаемую а у образованнйшихъ народовъ. Богослуженіе Финикіянъ въ самыя древнія времена состояло въ поклоненіи звздамъ и огню: но отъ грубости нравовъ и понятіи превратилось въ варварское идолопоклонство. Замтивъ въ огн боле разрушительную, нежели творческую силу, они поклонялись ему подъ именемъ Баала, или Молоха, и принося ли въ жертву людей, пренмущестисино дтей. Это длалось самымъ жестокимъ образомъ младенцевъ живыхъ клали въ руки раскаленному желзному истукану и между-тмъ, какъ они погибали въ адскихъ мученіяхъ, матери ихъ принуждены были стоять подл, не выражая своей печали ни однимъ воплемъ. Но въ-теченіи времени, благодаря вліянію Персовъ, подъ власть которыхъ подпали Финикіяне, молохъ — богъ невжества и варварства, пересталъ пожирать дтей. Когда Александръ Македонскій осаждалъ Горъ, нкоторые изувры хотли-было воскресить жертвоприношеніе Молоху, чтобъ отвратить бдствіе, но судьи единогласно отвергли эту безсмысленную мру,

Если религіозные обряды и понятія Финикіянъ носятъ на себ совершенно восточный характеръ, за то они далеко отошли отъ него по своему гражданскому устройству. Тамъ, гд кипла такая разнообразная и обширная торговля, гд надобно было дйствовать совокупными силами для благо состоянія отечества, пускаться въ смлыя путешествія къ отдаленнымъ странамъ и приноровляться къ обычаямъ разныхъ народовъ,— тамъ разграниченія народа на касты не могло существовать. Финикія никогда несоставляла одного цлаго, нераздльнаго государства: города ея представляли нкоторый родъ общинъ, или союза и дйствовали за одно, особенно въ важныхъ обстоятельствахъ. Въ такомъ случа, вс слдовали примру и подчинялись предпріятіямъ одного важнйшаго города, иногда власть надъ всми городами сосредоточивалась въ рукахъ одного лица, или многихъ лицъ и была наслдственною. Такимъ образомъ, если началъ греческой философіи и греческаго искусства надобно искать въ Индіи: то первые зародыши, первыя, хотя еще не вполн развившіяся формы греческой гражданственности, безъ всякой изъисканности, сами собою представляются въ Финикіи.

Карагенъ еще боле приближался къ Греціи. Правда, въ религіи его сохранилось много варварскаго, и даже во времена Александра Македонскаго однажды въ жертву Молоху было припасено двсти мальчиковъ, но у нихъ развилось новое начало гражданственности, открылась новая стихія благосостоянія народнаго: они занимались не только торговлей, но и земледліемъ, и такимъ образомъ открыли свой источникъ довольства и богатства, независимо отъ сношеніи съ другими народами.

Гражданское устройство Карагенянъ въ основаніи своемъ было финикійское: во оно выработалось уже гораздо съ большею опредленностію. Ихъ суффеты (отъ еврейскаго шофстимъ — судьи, или главные предводители) имли большое сходство съ спартанскими царями и римскими консулами. Должность предводителей была отдлена отъ должности суффотонъ, хотя иногда и поручалась этимъ послднимъ. О сил Карагена можно заключить даже по тому безпощадному приговору, который безпрестанно твердилъ Катонъ въ патріотическомъ фанатизм delendam esse Carfhaginem.

Израильтянъ можно назвать представителями идеальной стороны въ развитіи жизни человчества. Исторія ихъ, по богатству и древности письменныхъ памятниковъ, по еократическому устройству государства и по вліянію началъ ихъ религіи на вс послдующіе вка, иметъ высокое значеніе. Только Израильтяне вровали въ единаго Бога, творца и хранителя вселенной, только имъ было открыто, что Богъ есть духъ, для проявленія сущности котораго нтъ достойнаго образа, что лучшее, совершеннйшее отраженіе его свойствъ есть ближайшее, родственное ему существо — духъ человческій. Такимъ образомъ высокое понятіе о Бог было источникомъ высокаго понятія и о человк. Находясь въ совершенной противоположности съ пантеистическими и языческими мнніями, святое ученіе откровенія дало міру истинныя правила нравственности и добродтели. Лёбелль справедливо замчаетъ, что духъ всей израильской исторіи, ея внутреннее содержаніе, развиты и выражены въ величественныхъ и поразительныхъ образахъ у пророковъ. Они безпрерывно правовды води великую истину, что счастіе человка состоитъ въ исполненіи заповдей Божіихъ, а погибель его — въ ихъ пренебреженіи. Они учили, что добродтель и раскаяніе, или очищеніе, состоитъ не въ безсознательномъ и безчувственномъ жертвоприношеніи, а въ чистот чувствъ, въ справедливости и благодяніяхъ. Въ этихъ святыхъ звукамъ слышишь голосъ небеснаго, для всхъ общаго отца.

Нтъ страны, которая столько, какъ Египетъ, была бы бдна письменными и богата вещественными историческими памятниками. Свднія, сообщенныя Геродотомъ, Діодоромъ Сицилійскимъ и Плутархомъ, такъ отрывочны, такъ темны, исполнены такихъ противорчіи, что изъ нихъ извлечемъ немного положительнаго. За то въ новйшее время отрыто столько египетскихъ достопримчательностей, что ни Шнаазе, ни Бельцони, ни Партей, ни Прокемъ, ни Денонъ, ни Шампольонъ, ни Вилькинсонъ, ни многіе другіе не могутъ изобразить и описать ихъ въ своихъ монументальныхъ книгахъ. Смотрите: въ лощин, со всхъ сторонъ окруженной горами, тамъ, гд деревни Мединетъ-Габу и Карнакъ, близь изгиба Инда, громады разрушенныхъ зданій, храмы, галереи, обелиски, чудовищныя статуи или еще противостоятъ времени, или уже покоятся и въ падшемъ величіи изумляютъ путешественника. Можно подумать, что здсь жили не люди, а титаны сверхъестественной величины и долговчности. Особенно поразителенъ парнасскій дворецъ, отъ группы или груды развалинъ, начинающейся у Люксора, идетъ къ нему дорога на разстояніи 6000 футовъ, по обимъ сторонамъ ея, футовъ черезъ десять другъ отъ друга, лежатъ на мощныхъ лапахъ колоссальные сфинксы, съ какою-то затаенною думой и съ восточнымъ, фаталистическимъ спокойствіемъ. Нкоторые изъ нихъ уже много засыпаны песками пустыни и, воздымая свои головы, какъ-будто силятся вырваться изъ-подъ земли, заживо ихъ поглощающей. Преддверіе этого зданія, ведущее во внутренніе покои его, есть одинъ изъ исполинскихъ памятниковъ зодчества въ цломъ мір. Потолокъ его поддерживается-тридцатью-четырьмя колоннами. Двнадцать изъ нихъ въ средин, по тридцати-четыре фута въ объем и по шестидесяти-пяти въ вышину. На капителяхъ ихъ можно уставить по сту человкъ. Стны портиковъ, залъ и другихъ стнъ украшены статуями и рельефами, испещрены разноцвтными красками и разными фигурами. Разсматривайте и изучайте все это.

Но вы — смлый путешественникъ, вы не боитесь сойдти въ царство мертвыхъ. Вы же и другъ человчества: вамъ пріятно будетъ удостовриться лично, что, по-крайней-мр, покойники не тснятъ, не душатъ, не дятъ другъ друга. Извольте, милордъ, отправиться отъ Мединетъ-Габу въ подземныя ивы. Это цлый городъ гипогей или катакомбъ. Сколько галерей, ходовъ, корридоровъ соединяютъ эти жилища, эти новой усопшихъ Иногда въ глубь земли опускаются прямыя, иногда витыя лстницы, иногда зіяютъ шахты или колодези.

Правда, путешествіе нсколько неудобно и даже опасно, все это обветшало, обрушилось, или готово обрушиться, все показы вистъ, что тутъ царствуетъ смерть, но за то есть много и слдовъ жизни на стнахъ покоевъ рельефы и фрески — иногда по всей цлости и свжести, они представляютъ различныя сцены домашняго и общественнаго быта, судопроизводство, работы ремесленниковъ, поселянъ и т. д. Но здсь вы находите не только одни изображенія вещей, а часто и самыя вещи. Вотъ на мст купца — всы и тяжести, подл аптекаря — лекарства, подл солдата — оружіе и т. д. Сверхъ-того, множество вещей, для всякаго необходимыхъ, или сдлавшихся необходимыми для нкоторыхъ, ключи, лампы, ящички, коробочки, маленькіе кумирчики, кольца, золотыя ожерелья — словомъ все, какъ бывало прежде.. Но вы хотите посмотрть, что сдлалось съ самими людьми: они — черне, нежели были живые: они просто, ршительно муміи? Одна коми, иногда завернуты въ дорогія ткани и въ рукахъ ихъ свертки папируса, исписаннаго іероглифами. По дли этихъ іероглифовъ нтъ у нихъ глазъ, и у васъ также нтъ все такъ темно, таинственно, запутанно въ этомъ подземель: ничего не разберешь. Только умъ Шампольйона можетъ освтить и разогнать эту мглу вковой, древней ночи

Но по этимъ памятникамъ и слпой увидитъ, что Египетъ былъ древнйшимъ и могущественнйшимъ государствомъ, обладалъ большою образованностію, богатствомъ, искусствами, познаніями и имлъ много средствъ къ выполненію смлыхъ идей своихъ. Изъ древнихъ и новыхъ, письменныхъ и не письменныхъ показаній составляется довольно опредленное понятіе о вншней и внутреннее жизни Египтянъ.

Основаніемъ общественнаго быта ихъ было строгое раздленіе на касты. Жрецы и воины составляли два господствующія сословія, изъ которыхъ были избираемы цари. Жрецы составляли лучшую, высшую, т. е. образованнйшую часть египетскаго народа: въ ихъ сословіи сосредоточивались вс умственныя, нравственныя и художественныя начала жизни его, слдовательно,— жизни собственно человческой, они не только отправляли богослуженіе и приносили жертвы, по занимали государственные должности, были судьями, врачами, зодчими, ваятелями и т. д. Значитъ, поставляя свою касту выше другихъ, они давали первенство уму, знанію, таланту, зиждительной сил мысли, господству души надъ грубымъ матеріализмомъ. Это же подтверждается и правилами ихъ поведенія: они должны были вести строгую жизнь, соблюдать умренность въ пищ и пить и отказываться отъ многоженства. Въ цломъ, общественное и политическое значеніе египетскихъ жрецовъ очень напоминаетъ индійскихъ брахмановъ.

Судопроизводство подчинялось строгимъ нормамъ и представляло систему весьма замчательную въ такое отдаленное время. Высшее судебное мсто состояло изъ тридцати членовъ — по десяти изъ важнйшихъ городовъ — ивъ, Мемфиса и Геліополиса. Дла производились письменно. Законы вообще были суровы. Въ-отношеніи къ правамъ человчества виденъ былъ проблескъ высокой идеи: смертная казнь полагалась даже за убійство невольника.

Въ общественной жизни видно значительное развитіе. Долгое время, по ке врнымъ сказаніямъ Грековъ, въ Европ представляли древнихъ Египтянъ народомъ мрачнымъ, угрюмымъ, чуждымъ всякихъ увеселеній, народомъ, который думалъ больше о смерти, нежели о жизни, а гробницы свои украшалъ богаче и изящне жилищъ. Теперь, напротивъ, открывается, что они не мене другихъ любили наслажденія, пиры, праздники, общество, игры и т. д. На разныхъ принадлежностяхъ хозяйства и домашняго быта, на утваряхъ, мебели, столахъ, стульяхъ, постеляхъ, вазахъ, украшеніяхъ, есть несомннные плоды роскоши и, что еще важне, печать топкаго, образованнаго вкуса — что-то европейское, даже греческое. Гостямъ прислуживали невольники, обрызгивали ихъ духами и украшали внками. Но важнйшимъ доказательствомъ египетской общежительности служитъ то, что и женщины, вопреки постояннымъ нравамъ Востока, принимали также участіе въ общественныхъ собраніяхъ и увеселеніяхъ. Во время стола у нихъ играла музыка, пли пвцы и пвицы и, для забавы гостей, происходили танцы, очень похожіе на ныншніе балетные.

Египтяне, подобно многимъ азіатскимъ народамъ, боготворили силы природы, олицетворяя ихъ въ разныхъ формахъ, давая имъ сознаніе и волю. Но вообще, миологія ихъ для насъ очень-запутана. Не везд поклонялись однимъ и тмъ же богамъ. Это происходило, безъ сомннія, столько же отъ причинъ географическихъ, сколько и отъ разноплеменности египетскаго народа. Но Изиду и Озириса боготворили вс Египтяне — явленіе тмъ боле замчательное. что эти два божества не принадлежали къ числу восьми важнйшихъ. О нихъ сообщаетъ Плутархъ весьма-любопытное миологическое сказаніе. ‘Озирисъ, Изида, Горъ, Тифонъ и Нефтисъ родились отъ Реи въ високосные дни года. Озирисъ и Изида полюбили другъ друга и сочетались между собою бракомъ тотчасъ посл своего рожденія.. Научивъ Египтянъ богопочитанію, земледлію и давъ имъ законы. Озирисъ пошелъ странствовать по цлому свту, чтобъ и другіе народы вывести изъ дикаго состоянія. При возвращеніи на родину, злой братъ его Тифонъ умышляетъ на его жизнь, хитростію сажаетъ его въ ящикъ, запираетъ крпко-на-крпко и бросаетъ въ Нилъ, волны котораго уносятъ несчастнаго Озириса въ море. Печальная Изида повсюду ищетъ своего супруга, наконецъ находитъ ящикъ на берегу Финикіи, въ Библ, и приноситъ въ Египетъ трупъ Озириса. Тифонъ снова овладваетъ имъ, разрываетъ его на четырнадцать частей и разбрасываетъ ихъ въ разныя стороны. Изида снова находитъ ихъ. Тогда Озирисъ возвращается къ жизни и на сына своего, младшаго Гора, возлагаетъ священный долгъ — быть мстителемъ Тифону Горъ побждаетъ Тифона и овладваетъ имъ’. Плутархъ приводитъ различныя объясненія этою миа. Между-прочимъ, онъ думаетъ, что Озирисъ значитъ Нилъ, Изида — земля, Тифонъ — море, поглощающее Нилъ. Во время засухи, великій благодтель страны погибаетъ, т.е. теряетъ свою силу, земля печалится, тоскуетъ о немъ, наконецъ онъ воскресаетъ. По мннію другихъ, Озирисъ значитъ солнце, Изида — мсяцъ, въ аллегорическомъ, дальнйшемъ и боле глубокомъ смысл — первый есть символъ родотворнаго, производительнаго начала жизни, вторая — символъ оплодотворяющей силы великой общей матери всхъ разнообразныхъ созданій.

Тифонъ, очевидно, есть иранскій Аримапъ, источникъ всякаго зла. Можетъ-быть, въ-самомъ-дл, въ вышеприведенномъ мною, онъ означаетъ Нилъ, но, безъ всякаго сомннія, народное воображеніе Египтянъ олицетворяло въ немъ удушливый, убійственный симханъ, засыпающій пажити знойнымъ пескомъ, который ежегодно смывается плодотворными водами Нила. Такъ-то мстная природа везд даетъ воображенію первый суровый матеріалъ, первыя нити для его ткани и этотъ миъ, подобно пальм, выросъ въ пустын. Поклоненіе животнымъ всегда было въ египетской исторіи соблазномъ для многихъ, но нкоторые думаютъ, что однимъ животнымъ воздавалась божеская честь — изъ признательности, другимъ — изъ боязни: въ-самомъ-дл, кому пришло бы въ голову поклоняться кошк за то, что она царапается, или собак за то, что она кусается? Человкъ по природ ненавидитъ зло и старается истреблять его, если не силой, такъ хитростію, которая, впрочемъ, тоже есть сила.

Лёбелль удачно объясняетъ египетское скотопочитаніе слдующими предположеніями. Народъ, во времена самой дикой грубости, чувствуя везд присутствіе верховной творческой силы избираетъ представителемъ ея первый попавшійся ему предметъ и почему-нибудь боле другихъ поразившій его: является фетишизмъ. Такъ, можетъ быть, онъ явился и у Египтянъ. Или, замтивъ въ животныхъ чудную силу инстинкта, они признали въ немъ непосредственное присутствіе божества и изъ-за него обоготворили животное. Можетъ-быть также, они воздавали божескія почести нкоторымъ тварямъ, какъ символамъ тхъ высшихъ существъ, которымъ были посвящены эти твари. Въ такомъ случа, говорилъ въ свое время Плутархъ покланяться животнымъ значитъ тоже, что поклониться кумирамъ: потому-что, какъ выражается старикъ, т и другія равно могутъ быть представителями высшихъ божественныхъ силъ, образами началъ зиждительной природы, Касательно Аниса, это не подлежитъ никакому сомннію. Но единогласному сказанію древнихъ, Египтяне боготворили въ его вид Озириса, думали, что душа этого божества живетъ въ бык, по смерти котораго переходитъ въ другаго, заступающаго его мсто.

Такого рода поклоненіе животнымъ находилось также въ связи съ религіознымъ врованіемъ Египтянъ въ переселеніе душъ. И въ этой иде Египтяне опять встрчаются съ йидіннами. Только на берегахъ Пила мысль эта приняла нсколько другую форму, нежели на берегахъ Нгіда и Гангеса. Египтяне думали, что душа человка, по смерти его, странствуетъ по тламъ всхъ земныхъ и морскихъ животныхъ и всхъ птицъ и черезъ три тысячи лтъ опять возвращается въ человческое тло. Такъ-какъ судъ надъ душами усопшихъ приписывался Озирису, то, очевидно, и переселеніе ихъ въ тхъ или другихъ животныхъ опредлялось по его же вод, Но прежде суда подземнаго надъ мертвыми, производился судъ земной, и если покойникъ былъ недостоинъ жить между людьми, то почитался недостойнымъ и тлть между мертвыми: его лишали погребенія.

Дошедъ до пирамидальной Дельты, Лёбелль ставитъ насъ лицомъ къ Греціи. И вотъ уже ветъ на насъ оттуда свжимъ воздухомъ образованности — философіи и поэзіи. Намъ не хочется обращаться. Опять къ чудовищной Персіи. Скорй въ Грецію, въ Грецію!

Какая благословенная страна! Но счастіе, но величіе ея зависло не отъ одного географическаго положенія, не отъ одного теплаго климата, яснаго неба, моря, унизаннаго рядами острововъ, но преимущественно отъ внутренней самодятельности народа, отъ пламенной и безкорыстной любви къ наукамъ и искусствамъ, любви, которая находитъ награду въ самомъ наслажденіи, доставляемомъ мыслію и творческою дятельностію.

Но человку необходимо содйствіе и, слдственно, чмъ боле содйствующихъ ему силъ, тмъ больше успха въ его предпріятіяхъ. Поэтому, хотя жизнь Грековъ выработалось въ самыхъ оригинальныхъ и въ высшей степени народныхъ, самостоятельныхъ формахъ: по первыхъ, суровыхъ матеріаловъ имъ много принесено извн, много было извн и возбужденія къ работ, Этому есть несомннныя доказательства. Кек ропсъ, Кадмъ, Данай, Пелопсъ — вотъ имена первыхъ образователей, о которыхъ Греки навсегда сохранили признательное и благоговйное воспоминаніе. Древность появленія ихъ въ Эллад доказывается тмъ, что они вс облечены миологическими сказаніями, нкоторымъ изъ и ихъ приписывается родство или дружба съ богами: Кадмъ, на-примръ, былъ потомокъ Посейдона, Танталъ, отецъ Пелопса, былъ любимецъ Зевеса и участникъ пировъ его. Итакъ, неудивительно, что въ быту, понятіяхъ и врованіяхъ первобытныхъ Грековъ — есть отпечатки восточнаго происхожденія, или, по-крайней-мр, много азіатскаго. Общественное устройство Пелазговъ очень напоминаетъ Египетъ у нихъ такъ же какъ у Египтянъ, господствовала каста жрецовъ. Также жрецы составляли образованнйшій классъ народа и сообщали ему понятія о природ и человк подъ покровомъ символическихъ и аллегорическихъ вымысловъ. Мистическое ученіе, о богахъ послужило основаніемъ греческой миологіи, которой и нельзя объяснить, не восходя къ первоначальному ея источнику. Большая часть греческихъ и общественныхъ боговъ также египетскаго происхожденія Геродотъ свидтельствуетъ, что Пелазги покланялись богамъ, не зная именъ ихъ и только отъ Египтянъ научились имъ. Оттуда же заимствовали и формы кумировъ, слдовательно, изъ Египта перенесены въ Грецію начатки пластическаго искусства, развившагося въ-послдствіи съ такимъ разнообразіемъ и изяществомъ въ Аинахъ. У Пелазговъ въ самыя древнія времена не было даже никакихъ символическихъ изображеніи для означенія боговъ. Отломокъ скалы, камень въ первобытномъ своемъ состояніи, безъ всякой обработки, безъ надписи, были темными знаками темныхъ религіозныхъ понятій.

Миъ объ Адонис во всей цлости перешелъ въ Грецію изъ Азіи. Прекрасный собою юноша былъ любимцемъ Афродиты. Однажды, на охот, вепрь растерзала его. Склонясь на просьбы и слезы Афродиты. Зевесъ возвратилъ ему жизнь съ тмъ, чтобъ одни шесть мсяцевъ онъ принадлежалъ ей, другіе Шив тней — Персефон. Въ честь Адониса, каждый годъ, при поворот солнца, торжествовались праздники въ разныхъ мстахъ въ Азіи, въ Греціи и въ Рим. Женщины обыкновенно одинъ день плакали о его смерти, а другой проводили въ самой бшеной, необузданной радости, въ намять его возрожденія. Этотъ Адонисъ былъ первоначально сирійскимъ божествомъ. Его имя — Адонъ, Адонаи и т. п., на многихъ изъ семитическихъ языковъ значитъ властелинъ, господинъ. Въ лиц его боготворили солнце и растительную силу, которая во время лтнихъ мсяцевъ развивается, а зимой засыпаетъ, чтобъ опять проснуться и выйдти изъ подземнаго, мрачнаго царства на божій свтъ.

Но не смотря на подобную примсь восточныхъ преданій и понятій, жизнь Грековъ развивалась совершенію иначе, нежели въ Азіи и Африк. Греки составляли живой государственный организмъ и достигли высокаго образованія.

Стихіи и движеніе образованности Грековъ, хотя еще въ неясномъ прознаменованіи. открываются уже въ героическомъ період ихъ. Великолпнйшимъ памятникомъ первобытнаго ихъ существованія, памятникомъ, въ которомъ, силою чудотворнаго генія, исторія, географія, этнографія, археологія, религія, философія, законодательство, миологія сливаются въ одно, какъ сливались въ жизни, служитъ великое созданіе Гомера. Это чудное имя у насъ до-сихъ-поръ остается какимъ-то пустыннымъ сфинксомъ, который пугаетъ и своими странными формами и своею таинственностью. Неприступный намъ по незнанію греческаго языка, древней исторіи, особенно миологіи и философіи, чисто незнакомый но переводамъ на европейскіе языки, иногда темный и очень непривлекательный по переводу Гндича, Гомеръ длается для насъ предметомъ самыхъ странныхъ толковъ. Вспомнимъ, что говорилъ о немъ Гоголь, что гомерическаго приписывали Гоголю, что находили въ Гомер наши законодатели вкуса, печатая отгадывающіе авторовъ древнихъ и новыхъ, и мы должны будемъ сознаться, что Гомеръ незнакомъ намъ. Поэтому, конечно, никому не покажутся излишними замчанія о Гомер, извлекаемыя нами изъ Лёбелля.

Завоеванія Доранъ въ Пелопоннес и поселеніе всхъ эллинскихъ племенъ, преимущественно же Іонянь, въ Малой-Азіи и на ближайшихъ островахъ, суть два важнйшія событія, которыя представляются намъ у самаго, такъ-сказать, истока исторической эпохи Греціи. Въ нихъ заключаются смена всего послдующаго ея развитія. Доряне водворили въ Пелопоннес тотъ духъ и т формы гражданственности, которые были причиною цвтущаго состоянія Эллады. На другой сторон моря, Эоляне и Іоняне были первыми и главными учителями той утонченности нравовъ, той развязности отношеній между лицами и сословіями, которая облагораживаетъ формы общежитія и даетъ имъ характеръ прямоты, искренности и пріятности, чуждой жеманства и, между-тмъ, смягчающей грубость надменности или назойливой короткости. Тамъ же, на поэтическихъ прибрежьяхъ Малой-Азіи, изящная словесность достигла высшей степени художественности и сколько истиною и глубиною идеи, столько же прелестію живописи и музыкальностію рчи производила обширное вліяніе на духъ не только Грековъ, но и другихъ многочисленныхъ племенъ,

Эпическая поэзія по своей сущности, по содержанію и развитію содержанія, рзко отличается отъ религіозной поэзіи жрецовъ, находившейся въ непосредственной связи съ богослуженіемъ и развившейся первоначально у піэрійскихъ ракіянъ. Поэзія религіозная — чисто лирическаго свойства. Возникая изъ идеи о верховномъ существ, изъ безотчетныхъ влеченій сердца къ какой-то лучшей, но невдомой сторон, она звучитъ то воплями страданія, то благоговнія, то мольбы, то жалобы, то благодарности. Ея стихіи — предчувствія, трепетъ души, энтузіазмъ, самозабвеніе, идеальность, вчность. Она необходимо бываетъ таинственною, и, смотря по духу религіи, торжественною, блистательною, или мрачною и угрюмою. Въ ней главное — чувство, міръ внезапныхъ порывовъ внутренней жизни, отсутствіе всякой вещественности, совершенное отреченіе отъ дйствительности, отъ того, что мрно и безстрастно движется въ природ и бушуетъ въ исторіи. Эпосъ, напротивъ, требуетъ исключительно предмета явленія, дйствительности Главное въ немъ — врное изображеніе міра вещественнаго и историческаго, земли и человка, личное чувство поэта здсь въ сторон, такъ скрыто, такъ затаено, какъ-будто онъ съ совершеннымъ безстрастіемъ, съ совершеннымъ равнодушіемъ смотритъ на все вокругъ него происходящее. Матеріалы для эпоса заключаются въ быту народа, въ его миахъ, преданіяхъ, дйствительныхъ или вымышленныхъ происшествіяхъ. Фактически или психологически связанныхъ съ духомъ, и жизнью народа. Верхъ искусства въ эпос — воскреситъ прошедшей такъ, какъ оно было. Тутъ дйствуютъ боги, богини, герои, непринадлежа къ ихъ міру, художникъ, воззвавъ ихъ къ жизни. уже кончилъ свое дло, онъ становится зрителемъ вдали отъ своей партійно, что происходитъ въ его душ, какое впечатлніе на него производитъ то или другое событіе, это не принадлежитъ къ эпопе. Эпическій поэтъ возбуждаетъ въ читател чувство не тмъ участіемъ, которое самъ принимаетъ въ предмет, но самымъ предметомъ, врною обрисовкой цлаго и характеристикой его подробностей. Въ религіозной псни предметъ разршается, улетучивается въ чувство, въ эпос чувство укрпляется, овеществляется въ предметъ. Таковъ — первообразъ европейскихъ эпическихъ поэтовъ — Гомеръ.

Но у всякаго поэтическаго народа, который съ удовольствіемъ вспоминаетъ о геройскихъ подвигахъ своей старины и иметъ способности отражать въ изящныхъ формахъ свои воспоминанія, эпосъ является очень-рано. Такъ было и у Грековъ, хотя Гомеръ — неизвстнаго происхожденія, однакожъ, нельзя сказать, чтобъ у него не было на роду, ни племени. Конечно, остатковъ поэзіи, существовавшей до Гомера, нигд не сохранилось, но онъ самъ неопровержимо свидтельствуетъ, что она была давнишнею подругой Грека во всхъ случаяхъ и обстоятельствахъ его жизни. Герои сами занимались музыкой и пніемъ. Когда посланные отъ Агамемнона пришли въ палатку къ Ахиллесу, онъ услаждалъ свою душу звуками звонкой ‘лиры и плъ о побдахъ мужей’. Въ ‘Иліад’ и ‘Одиссе’ часто упоминается объ особенномъ сословіи импровизаторовъ или пвцовъ-разскащиковь, аонидовъ. Они жили при дворахъ князей и царей, являлись на пиршествахъ и въ то время, когда огонь Вакха и Афродиты воспламенялъ гостей къ чувственнымъ наслажденіямъ, любимицы двственныхъ музъ вставали, брали нсколько аккордовъ на гитар и начинали славить боговъ и героевъ. Аонидовъ везд уважали, какъ людей, осчастливленныхъ дарами неба. Знаменитйшіе изъ нихъ пріобртали народность въ цлой Греціи, везд находили ласковый и почтительный пріемъ, везд были желанными гость’и. Какому бы наслажденію ни предавались герои, оно облагораживалось или усиливалось пснями поэта, котораго голосъ былъ подобенъ голосу боговъ. Еще боле: не было вводите радостнаго или печальнаго событія, на которое бы не отозвались струны аонидовъ. Къ такому-то пвцу древности обращаясь, говоритъ нашъ поэтъ:

Мрный звукъ твоихъ могучихъ словъ

Воспламенялъ бойца для битвы,

Онъ нуженъ былъ толп, какъ чаша для пировъ,

Какъ иміамъ въ часы молитвы.

Твой стихъ, какъ божій громъ, носился надъ толпой,

И отзывъ мыслей благородныхъ,

Звучалъ, какъ колоколъ на башн вковое,

Во дни торжествъ и бдъ народныхъ.

Въ этомъ отношеніи, греческіе эпическіе поэты составляли совершенную противоположность съ поэтами индійскими. Поэты индійскіе были брамины, аониды, напротивъ, были вполн народными.

Эти-то поэтическія смена, уже давно разбросанныя въ Греціи, были перенесены Ахеянами, Эолянами и Іонянами въ Малую-Азію. Прекрасный климатъ, неистощимое плодородіе почвы, дятельная торговля, тсныя сношенія однородныхъ племенъ, большое развитіе общественности, довольство, высокій и пламенный патріотизмъ, возникавшій изъ общаго и живаго сознанія счастія своей родины, благородная гордость, основанная на несомннныхъ преимуществахъ Грека предъ варварами, роскошная, разноцвтная лтопись фантастическихъ преданій, миовъ, превращеніи, проникнутыхъ духомъ религіи и милой отеческой старины — не есть ли это чудная, безпримрная поэма жизни? И какъ же бы до не отразиться ей въ изящныхъ произведеніяхъ слова, не выразиться поэзіею рчи живой, свободной, игривой и величавой? И вотъ передъ нами Иліада и Одисея — два краснорчивые факта, два исполинскіе поэтическіе подвига — изъ исторіи Греціи,

Можетъ-быть, сверныя героическія поэмы, по сил какой-то суровой мужественности и по глубин чувства, можетъ-быть, восточныя поэмы, по блеску и великолпію картинъ, по смлости воображенія, станутъ наравн съ произведеніями Гомера, но въ нихъ есть безподобныя красоты. необыкновенная гармонія философіи и пластики, дйствительности и вымысла, идеальной и практической жизни, величія и повседневности, простоты и изящества, какого-то дтскаго простосердечія, какой-то младенческой говорливости и государственной опытности, и мудрой степенности, осторожности глубокомысленнаго ума, гармонія изображеній дикихъ, необузданныхъ страстей, неслыханной жестокости, зврской безпощадности и чувствъ нжныхъ, кроткихъ, своею умилительностью трогающихъ до слезъ, тихою граціею очаровывающихъ душу, благородствомъ, величіемъ. гордою непреклонностью воли пробуждающихъ готовность къ самой смлой борьб, къ безграничному самопожертвованію. Припомните при этомъ органическую художественность, полноту и осязательную опредленность каждой фигуры, каждой линіи, этотъ въ высокой степени естественный и свжій колоритъ, эти разнообразныя и непринужденныя движенія лицъ и событіи, такъ логически, такъ музыкально развивающихся — и вы поймете, отъ-чего такая древняя поэма, исполненная такихъ странностей, доставляетъ вамъ неизъяснимо свтлое наслажденіе, отнимаетъ все, что было горькаго въ описываемыхъ происшествіяхъ, и что были горькаго въ вашей собственной жизни, отъ-чего вс битвы, вс борьбы и несчастій не подпитаютъ вашей желчи, по переходятъ въ спокойную, величавую думу, въ важное міросозерцаніе, чуждое всякихъ душевныхъ волненій.

Греки вполн чувствовали ея многостороннее значеніе, когда ее употребляли, какъ энциклопедію народнаго образованія. Древность, религія, наука, практическая жизнь — словомъ, вс стихіи развитія ума, характера, фантазіи и изящнаго творчества, слитыя въ художественномъ монументальномъ созданіи, выраженныя гармоническою рчью, были для всхъ сословій и возрастовъ источниками уроковъ и поэтической нги.

Хотя въ Гомер мы пилимъ собственно картину понятій, нравовъ и быта его времени, однакожь, есть много остатковъ жизни и героической эпохи: потому-что въ первобытные вка народъ надолго сохраняетъ патріархальныя привычки общественной и семейной жизни и питаетъ къ нимъ, какъ къ своимъ предкамъ, религіозное почтеніе.

Въ нравахъ, обычаяхъ и формахъ частной жизни, во времена Гомера, есть много патріархальнаго и идиллическаго. Ихъ длаютъ поэтически-привлекательными т благородныя и трогательныя чувства, которыя во колкую эпоху составляютъ украшеніе человчества. Нжная любовь Андромахи, непреклонная супружеская врность Пенелопы, дтская привязанность Патрокла къ Ахиллесу, прощальный взглядъ Гектора на своего сиротющаго младенца, тоска иліоискаго героя о горькой судьб, могущей постигнуть жену его но разрушеніи Трои, слезы Пріама, вымаливающаго у непріятеля трупъ своего сына, мрачная задумчивость пелеева сына, утшенія, которыми мать хочетъ убаюкать его, какъ больное, неисцлимо страждущее дитя, вотъ свойства и сцены, которыя въ живыхъ, дышащихъ истиною и дйствительностію гомерическихъ изображеніяхъ будутъ всегда трогать душу дикаря такъ же, какъ и образованнйшаго человка. По этимъ-то поэтическимъ картинамъ чувствъ, Гомеръ есть міровой художникъ.

Но всей вншности и обстановк домашняго быта вообще,— большіе успхи образованности, вкусъ, изобртательность, искусство, привычки къ удобствамъ, пріятностямъ и роскоши жизни. Уже есть много городовъ и нкоторые изъ нихъ окружены стнами, дома, особенно дворцы царей, богато убраны. Блескъ дворца менелаева привелъ въ удивленіе даже сына итакскаго царя. Елена и Пенелопа длаютъ искусныя ткани и унизываютъ ихъ дорогими каменьями. Формы гостепріимства и угощенія показываютъ не только привычки къ довольству, ко даже къ избытку.

Изъ изящныхъ искусствъ, кром двухъ драгоцнныхъ памятниковъ поэзіи, которые служатъ вмст и лтописью своей эпохи, ни объ одной отрасли нельзя сказать ничего положительнаго.

Для изученія греческой миологіи, сочиненія Гомера служатъ самымъ богатымъ источникомъ. Она развита здсь въ чрезвычайно-разнообразныхъ и фантастическихъ видахъ. Можно сказать, что есть общій храмъ боговъ, пантеонъ, въ которомъ колонны, стны, полъ и потолокъ исписаны изображеніями этихъ боговъ и приключеній ихъ жизни, отъ Олимпа до Аида. И все это такъ опредленно, отчетливо, живо, въ такихъ изящныхъ очеркахъ, съ такимъ свжимъ и блестящимъ колоритомъ. ‘Гомеръ и Гезіодъ’, говоритъ Геродотъ, ‘создали генеалогію греческихъ божествъ, дали имъ имена. Опредлили формы ихъ лицъ и положеній, назначили имъ жертвы и празднества, и отдали во власть ихъ извстные роды ремесла., художествъ и искусствъ’. Это, конечно, надобно разумть о миологіи того времени, когда духъ и вкусъ эллинскій совершенно восторжествовала, надъ пелазгическимъ. Впрочемъ, не надобно думать, чтобъ въ сказаніяхъ о происхожденіи божества, о ихъ взаимныхъ отношеніяхъ и о разныхъ важныхъ и мелочныхъ происшествіяхъ ихъ воздушнаго, земнаго и подземнаго существованія, можно было на идти связь и что-нибудь похожее на логическую послдовательность исторіи. или біографіи: ничего не бывало. Все это перепутано по самому прихотливому произволу фантазіи. Эта художественная запутанность происходитъ еще боле отъ-того, что Гомеръ далъ всмъ божествамъ живыя, человческія формы, свойства, страсти, даже недостатки и пороки. Боги у него — люди, только одаренные большею силою тла и ума. Слдовательно, первоначальное значеніе ихъ, какъ символовъ идей, или стихій, силъ и законовъ природы, въ гомерической миологіи или совсмъ утрачено, или только изрдка блеститъ сквозь покровъ вымысла, который создавало своевольство фантазіи не для аллегорическихъ цлей. Поставивъ боговъ въ борьб, подобно людямъ, и въ противорчіи между собою, часто съ самими собою, приписавъ имъ личный произволъ и увлеченіе, поколебавъ такимъ образомъ на самомъ Олимп идею порядка и гармоніи по вселенной, Гомеръ возстановляетъ ее въ изображеніи высшаго, надъ людьми и богами господствующаго могущества, таинственнаго, непостижимаго, непреклоннаго въ своихъ приговорахъ, мрачнаго и безпощаднаго. Это — неизбжность, необходимость, судьба fatum древнихъ.

‘Отечественныя Записки’, No 6, 1848

WELTGESCHICHTE IN UMRISSEN UND AUFFUEHRUNGEN von J. W. Loebell.

III.Иранъ. Финикія. Карагенъ. Израильтяне. Египетъ. Персія. Греція.

Читайте также:

**WELTGESCHICHTE IN UMRISSEN UND AUFFUEHRUNGEN von J. W. Loebell.**

III.
Иранъ. Финикія. Карагенъ. Израильтяне. Египетъ. Персія. Греція.