Взглядъ на успхи Россійскаго витійства въ первой половин истекшаго столтія.
К.
‘Встникъ Европы’, No 19, 1811
Взгляд на успехи Российского витийства в первой половине истекшего столетия, Каченовский Михаил Трофимович, Год: 1811
Время на прочтение: 15 минут(ы)
Еслибъ начало Россійскаго витійства сокрывалось во мракъ глубокой древности: то для объясненія онаго надлежало бы, слдуя Цицерону {Nam fuit quoddam tempus, cum in agris homijaes passim bestiarum modo vagabantur et cet. Cic. de Invent. I.}, обратиться къ тмъ отдаленнымъ, единственно силою разума постигаемымъ вкамъ, когда люди, скитавшійся по дебрямъ и пустынямъ безъ обрядовъ богослужебныхъ, безъ общежительныхъ условій, безъ гражданскихъ законовъ, терпли взаимное насильство, и когда одинъ отличный мужъ, предусмотрвъ выгоды порядка, властно убдительнаго краснорчія, составилъ изъ нихъ общество, возложилъ, на нихъ семейственныя обязанности, изъ дикихъ содлалъ ихъ кроткими, принудилъ ихъ дорожить частнымъ и общимъ спокойствіемъ, надлежало бы вмст съ Гораціемъ {Silvestres homiues facer, оnterpresque Deorum Caedibus et victu foedo deterruit Orpheus, et cet. Horat. de art. Poet.} упоминать о баснословныхъ дйствіяхъ Орфеева пнія, укротившаго свирпыхъ львовъ и тигровъ, о звукахъ Амфіоновой цитры, соорудившей ивскія стны, надлежало бы доказывать, что вдохновенные Божествомъ первобытные мудрецы, подобно Орфею и Амфіону, силою убдительнаго, вс упорства преодолвающаго краснорчія заставили дикихъ пустынныхъ жителей принять благіе обычаи, гражданскія условія, правила семейственнаго порядка. Но почто основываться на предположеніяхъ и догадкахъ, вознамрившись обозрть ходъ искусственнаго по правиламъ риторики: располагаемаго витійства, коего начало отдлено отъ насъ однимъ только столтіемъ? Надобно ли искать слдовъ обдуманнаго краснорчія тамъ, гд невозможно быть имъ, сообразно всмъ удостовреніямъ исторической истины? Нтъ, я почитаю за излишнее даже входить въ изслдованія о состояніи витійства предъ Владимір великомъ, когда юное Государство едва только озарялось первыми лучами книжнаго ученія, и когда матери по дтяхъ своихъ, отводимыхъ въ училища? плакали какъ по умершихъ {Нестор. Лтоп. по Кенигб. сп. стр. 84.}. Самые учители наши, тогдашніе Греки, при совершенномъ упадк истиннаго краснорчія? сочиняли нескладныя поученія, ораторы ихъ были уже весьма далеки отъ тхъ образцовъ, которымъ подражать хотли, церковные пастыри ихъ могли только удивляться вщаніямъ древнихъ проповдниковъ, но ни одинъ изъ нихъ не возносился до высоты Василія Великаго, Григорія Назіанзина, Іоанна Златоустаго. Весьма вроятно, что въ Россіи творенія сихъ знаменитыхъ древнихъ учителей извстными: быть стали еще со временъ Ярослава Владиміровича, который собравъ многихъ писцовъ, повеллъ перелагать на Славянскій языкъ и переписывать многія книги, ими же поучахуся врніи людіе, творитъ лтописецъ {Тамъ же стр. 106.}. Раздленіе Poссіи и послдовавшее за онымъ татарское порабощеніе остановило первые успхи просвщенія, прекрасная заря отечественной словесности помрачилась при самомъ своемъ начал. Языкъ богослужебный или книжный, Моравскими переводчиками единожды образованный по Греческому, при всемъ богатств своемъ, оставался необработаннымъ за недостаткомъ мыслящихъ писателей, которые могли бы еще дале распространять кругъ его, еще точнйшее дать опредленіе словамъ и содлать ихъ еще боле способными къ выраженію умственныхъ понятій, языкъ сей не очищался, но портился неучеными переписчиками, не было великихъ дарованій, не было ни какихъ грамматическихъ и критическихъ сочиненій, которыя предохраняли бы цлость его отъ неизбжнаго поврежденія. Замтимъ, что языкъ гражданскій и общенародный всегда былъ у насъ отличнымъ отъ языка церковнаго: оба они суть ближайшія втви единаго древа, оба они суть органы вщанія единаго Славянскаго народа, но по отдленіи племенъ необходимо уже измнившіеся отъ различія въ мстномъ положеніи тхъ племенъ, въ сосдств съ народами, въ образ правленія. Языкъ, говорю, книжный, образованный по Греческому и принесенный въ Русь по крещеніи жителей Кіевскихъ и Новгородскихъ, былъ весьма отличенъ отъ употребительнаго нарчія. Чтобъ удостовриться въ сей истин, сравнимъ слогъ Новгородской лтописи, граматъ и другихъ памятниковъ тринадцатаго и четырнадцатаго столтія со слогомъ церковныхъ молитвъ и псней, при множеств несходныхъ словъ повсюду увидимъ въ нихъ отмнное словосочиненіе. Но что окажется, когда сличимъ слогъ Руской Правды или Псни о полку Игорев (ежели пснь сія въ самомъ дл есть остатокъ отдаленной древности) со слогомъ, тхъ же молитвъ и псней церковныхъ? Въ памятникахъ ближайшаго къ намъ времени, когда по всей вроятности уже надлежало бы слиться двумъ симъ нарчіямъ по причин долговременнаго употребленія ихъ однимъ народомъ, всё ещё замчаемъ несходство, которое до нын продолжается. И будетъ продолжаться. И какъ языкъ богослужебный, искажаемый неосторожными переписчиками, не могъ возноситься до высшей степени совершенства, а языкъ гражданскій и общенародный, присвоившій себ многія чужестранныя слова и заимствовавшій нкоторые обороты изъ богослужебнаго, также не ознаменованъ почти никакими успхами даже до царствованія великаго Преобразителя, при которомъ паки начинается заря отечественной словесности. Оба языка, богослужебный и гражданскій, не имя надлежащей опредленности, неустановленные ни примрами великихъ писателей, ни основанными на нихъ правилами, недополненные изобртеніями піитическаго воображенія, были не иное что какъ богатая руда золота, ожидающая трудолюбивыхъ рукъ художническихъ. Въ такомъ состояніи находились они въ великой Россіи до тхъ поръ, пока безсмертный Ломоносовъ не положилъ основанія новой, великолпной храмин Россійскаго слова, творческимъ умомъ его сооруженной и украшенной.
Между тмъ какія перемны въ малой Россіи и на сторонъ заднпрской происходили съ языками Славенскимъ и Русскимъ? Разореніе отъ Татаръ и междоусобія Князей облегчили средства усилившимся Литовцамъ завладть Кіевомъ. По соединеніи Литвы съ Польшею и по введеніи однообразнаго правленія въ отторженныхъ отъ Россіи Княжествахъ, языкъ Польскій сдлался господствующимъ. На немъ издаваемы были законы, имъ говорили знатные люди и шляхетство, правила для изученія ему преподаваемы были въ училищахъ. Усилія Польскаго правительства обратить къ Уніи православныхъ очень много способствовали искаженію Русскаго языка, которой мало по малу принималъ окончанія, обороты въ словахъ и цлыя слова отъ Польскаго, между тмъ какъ языкъ Славенскій оставался въ церковныхъ книгахъ. Хвала и честь духовенству православнаго исповданія. Понимая всю важность богослужебнаго языка, ученые монахи старались предохранить его отъ забвенія, и для того сочиняли Греко-Славенскія и особо Славенскія грамматики {Греко-Славянская грамматика напечатана во Львов 1591, Славенская Мелетія Смотрицкаго въ Вильн 1629.}. Обучиваясь словеснымъ наукамъ въ Кіевскомъ и другихъ училищахъ и познавши правила древнихъ риторовъ, они по примру духовенства иныхъ исповданій, читали въ храмахъ Божіихъ свои собственныя проповди, слова похвальныя и надгробныя {Нсколько такихъ словъ напечатано въ разные годы первой половины. семнадцатаго вка въ Луцк и въ Кіев.}. Іоаникій Галятовскій, Ректоръ Кіевской Академіи, трудолюбивый проповдникъ и риторъ, упражняясь въ сочиненіи словъ поучительныхъ, составилъ и правила для желающихъ писать проповди, и сіи правила показываютъ уже, что творецъ ихъ руководствовался наставленіями древнихъ въ трудной науки располагати части слова. Да будетъ мн позволено предложить здсь образцы языка, которой употребляемъ былъ Малороссійскими проповдниками, семнадцатаго столтія. Беру примръ изъ одного поучительнаго слова упомянутаго Іоаникія: ‘Пожытокъ намъ чынитъ ялмужна, которую гды даемо убогимъ, она грхи наш сглажаетъ и розпорошаетъ, такъ мовилъ Пророкъ Даніилъ до Навходоносора Кроля Вавилонскаго: Цару совтъ мой да ти будетъ угоденъ, и грхи своя милостынями разсыпли, и неправды твоя щедротами убогихъ. Пожытокъ есть и то ялмужны, которую гды даемо убогимъ, отдаетъ намъ Богъ оную на страшномъ суд, гды вс люде встанутъ зъ мертвыхъ, и станутъ предъ Маестатомъ Xpистовымъ, и будутъ справоватися якъ жили на свт, чы зле чы добре {Изъ книги Ключъ разумнія, напечатанной сперва въ Кіев, потомъ во Львов, содержащей въ себ проповди и наставленіе сочинять ихъ.} и проч.’ Беру другой примръ изъ его же наставленія сочинять проповди (Наука, албо способъ зложеня казаня): ‘Кто хочетъ казанье учынити, наиперше маетъ положити зъ писма святаго ему, которая есть фундаментомъ всего казаня, бо ведлугъ емы мусится повдати все казанье.’ Сей языкъ, намъ почти невразумительный, по прошествіи немногихъ лтъ въ устахъ Стефана Яворскаго, Димитрія Святаго, еофана Прокоповича, Гавріила Бужинскаго, и другихъ учившихъ народъ благочестію и прославлявшихъ безсмертныя дла Петровы, примтно сближался съ Великороссіискимъ, напрягалъ вниманіе любопытныхъ слушателей и знакомилъ ихъ съ новымъ, дотол неизвстнымъ для нихъ удовольствіемъ. Но отъ чего даже до половины минувшаго столтія многіе престолы украшались Архіереями, уроженцами изъ Малой Россіи? отъ чего слухъ Великороссіянъ терпливо сносилъ чуждое произношеніе и нкоторыя мало вразумительныя реченія новыхъ проповдниковъ? Отъ того что проповдники сіи, образовавшіеся въ училищахъ по правиламъ логики и риторики, предлагали святыя истины, подкрпляемыя доводами и украшаемыя хитростями науки о витійств, отъ того что при составленіи словъ ораторской талантъ ихъ руководствовался тми вковыми опытами, изъ которыхъ древніе мудрецы составили правила витійства.
По присоединеніи Малой Россіи къ Великой, вліяніе Польской словесности ощутительно ослабвало. Проповдники и писатели тогда же начали сближаться съ господствующимъ языкомъ, употребляя къ тому посредство богослужебнаго. Изъ поучительныхъ словъ Черниговскаго Архіепископа Лазаря Барановича {Въ книг его Труды словесъ, напеч. въ Кіев 1674.}? Царю Алекcею Михайловичу посвященныхъ, изъ проповдей Кіевскаго Игумена Антонія Радивиловскаго {Смотр. Внецъ Христовъ, Кіевъ 1688.}), приписанныхъ Царямъ Іоанну Алексіевичу и Петру, Алексіевичу и Царевн Софіи Алексіевнъ, и изъ другахъ оставшихся сочиненій того времени ясно видимъ, что витіи и писатели, каждой по мр возможности своей, старались уже уклоняться отъ Польскаго языка. Тогдашнія обстоятельства были весьма благоприятны достохвальному ихъ стремленію. Еще и прежде знаменитый Митрополитъ Кіевскій Петръ Могила и по немъ Печерскій Архмандритъ Іннокентій Гизель предпринимали житія святыхъ, читаемыя на польскомъ, неприличномъ восточной церкви язык {См. предисловіе къ Чет. Минеи.} издать на Славянороссійскомъ, чего и многіе отъ благочестивыхъ желали нетерпливо, но разныя препятства остановляли исполненііе сего великаго подвига, которой совершенъ уже посл трудами Св. Димитрія Ростовскаго, бывъ начатъ имнно прошенію Кіевскаго Митрополита Варлаама. Изданіе Четьи Миней есть важнйшее событіе въ исторіи богослужебнаго языка всхъ племенъ Славенскихъ, исповдующихъ восточную вру. Въ сей достопамятной книг житія Святыхъ предложены такимъ слогомъ, въ которомъ тщательно наблюдены уже правила грамматическія и которой долженъ служить образцовымъ для Россіянъ, упражняющихся въ отечественной словесности.
Къ началу осмнадцатаго вка многое уже было приготовлено для успховъ церковнаго краснорчія: изданы нкоторыя сочиненія древнихъ отцовъ восточныхъ, книжный языкъ утверждался на правилахъ грамматики, молодые ораторы имли средства обработывать свои дарованія науками, и могли надяться, что самое правительство, съ ними единую вру исповдующее, обратитъ на труды ихъ свое вниманіе. Великій Петръ, быстрымъ и проницательнымъ взоромъ замчавшій умъ, ученость и дарованія, почти въ одно время, нашелъ оныя въ знаменитыхъ современникахъ, Димитрій Туптал и Стефан Яворскомъ, сихъ лучезарныхъ свтилахъ Россійскія церкви.
Димитрій, обучившійся въ Кіевъ словеснымъ наукамъ 1675 года, призванъ былъ въ Черниговъ Архіепископомъ Лазаремъ Барановичемъ къ отправленію должности проповдника. Успхи въ преподаваніи народу евангельскаго ученія скоро сдлали извстнымъ имя его за предломъ Россіи, и онъ возимлъ случай показать дарованія свои въ Вильн и въ другихъ мстахъ Литовскаго Княжества. Въ 1689 году, по напечатаніи первыхъ трехъ мсяцовъ Четій Миней, Святый собиратель ихъ, прибывшій къ Московскому Двору съ Гетманомъ Малороссійскимъ, ободренъ былъ Патріархомъ Іоакимомъ къ продолженію начатаго достохвальнаго подвига. Въ послдовавшее время Димитріи неусыпно трудился надъ житіями Святыхъ, получивъ новое ободреніе отъ Патріарха Адріана въ присланной къ нему грамот. Въ 1701 году Великій Петръ имяннымъ указомъ своимъ призывалъ Димитрія въ Москву и по веллъ посвятить его въ Митрополита. Время пастырской жизни сего Святителя до блаженной кончины его {Онъ скончался въ Ростовъ 1709.} протекло къ подвигахъ вры и добродтели, въ исправленіи подчиненныхъ, въ обличеніи раскольниковъ, въ наставленіи народа. Не буду исчислять различныхъ Святаго Димитрія сочиненій историческихъ, догматическихъ и стихотворныхъ, а упомяну только что поучительными словами его услаждаются многіе изъ благочестивыхъ читателей, а особливо т, кои ищутъ въ нихъ единственно христіанскаго нравоученія и пользы душевной.
Дарованія Стефана Яворскаго замчены Варлаамомъ Ясинскимъ, тогдашнимъ проповдникомъ Печерскимъ, а посл бывшимъ Кіевскимъ Митрополитомъ. Сей покровитель учености посылалъ Яворскаго въ Польскія училища для усовершенствованія въ наукахъ, и Яворскій по возвращеніи своемъ въ Кіевъ преподавалъ риторику, философію и богословію и во храмахъ проповдывалъ Божіе слово. Въ бытность свою въ Москв, 1700 года, по желанію Царя Петра Алексіевича произнесъ надгробное слово надъ скончавшимся тогда знаменитымъ военачальникомъ Шеинымъ, ораторскій талантъ его понравился Государю, и проповдникъ добродтелей и подвиговъ Шеина въ томъ же году возведенъ въ достоинство Митрополита Рязанскаго. Такъ Великій Монархъ умлъ ободрять дарованія и открывать для нихъ новое обширнйшее поприще! По кончин Патріарха Адріана Стефану вврено правленіе всея Россійскія церкви. Отправляя многотрудную должность сію, онъ не переставалъ упражняться въ сочиненіи книгъ догматическихъ и полемическихъ, писалъ богословскіе отвты въ Сорбонскую академію и стихи на разные случаи, произносилъ слова поучительныя и похвальныя. Вообще въ сочиненіяхъ своихъ онъ старался наблюдать чистой слогъ Славенской, подобно Димитрію Святому, проповди же его отличаются обиліемъ мыслей, хотя впрочемъ не всегда отборныхъ, и нердко заимствуемыхъ отъ древнихъ Греческихъ и Римскихъ писателей. Обыкновеніе ссылаться на мудрецовъ языческихъ и приводить слова Цицерона, Виргилія, Сенеки, было нкогда уважаемо всми иностранными проповдниками, оно и въ Россіи господствовало до тхъ поръ пока боле заботились собирать мысли нежели выбирать ихъ, а на зар словесности едва ли не каждая новая мысль кажется хорошею и приличною. Петръ Великій почтилъ напослдокъ Стефана, титломъ Президента во вновь тогда учрежденномъ святйшемъ Снодъ, и уважалъ заслуги его до самой кончины {Онъ скончался въ Москв 1722.} сего добродтельнаго и ученаго пастыря.
Уже Стефанъ былъ Митрополитомъ и блюстителемъ Патріаршаго престола, а Димитрій, равномрно почтенный саномъ Архіерейства, управлялъ епархіею Ростовскою и Ярославскою, когда еофанъ Прокоповичь, недавно возвратившійся изъ чужихъ краевъ, еще только преподавалъ стихотворство въ Кіевской академіи, въ которой обучался прежде словеснымъ и другимъ наукамъ. Сильное желаніе искать новыхъ свдній повлекло его въ Польшу и въ отдаленныя государства. Тамъ довершалъ онъ образованіе великаго своего разума, тамъ обогащался онъ тми обширными и глубокими познаніями, которыми посл удивилъ просвщеннйшихъ современниковъ своихъ, и которыми стяжалъ имени своему вчную славу. Одни только названія всхъ произведеній сего знаменитаго писателя могутъ каждаго привести въ изумленіе. Онъ упражнялся въ витійств и въ стихотворств, въ философіи и въ богословіи, въ исторіи и въ политик, въ наук о древностяхъ и въ дипломатик. Илъ древнихъ языковъ Латинской зналъ онъ такъ хорошо, что писалъ на немъ чище нежели на Россійскомъ, и даже сочинялъ для него піитическія и риторическія правила. Петру Великому сталъ еофанъ извстнымъ не прежде 1706 года, когда Монархъ по прибытіи въ Кіевъ поздравленъ былъ отъ еофана привтственною рчью. Знаменитыя побды, надъ Шведами одержанныя, давали поводъ Витіи торжественно вщать о подвигахъ Петра Великаго и любимца его Князя Меньшикова. Съ 1715 года еофанъ, призванный въ Москву и потомъ (1718) возведенный на степень Епископа, неутомимо содйствовалъ намреніямъ Государя, клонившимся къ установленію новаго порядка. Только еофановъ умъ и дарованія достаточны были къ тому, чтобы такъ убдительно доказывать пользу новыхъ перемнъ и учрежденій, такъ краснорчиво прославлять чудесные подвиги безсмертнаго Преобразителя, такъ искусно изобличать упорное невжество. Только особенная довренность Великаго Монарха могла быть соразмрнымъ воздаяніемъ за труды столь знаменитые и полезные. Петръ пожаловалъ его Вице-Президентомъ Снода и Архіепископомъ, Екатерина, Петръ II и Анна равномрно любили его и уважали {еофанъ скончался 1736 года въ С. Петербург.}.
еофанъ имлъ отличную способность приятно произносить слова свои передъ слушателями. Современники могли услаждаться голосомъ его, тлодвиженіями, выраженіемъ лица, но для насъ несуществуетъ сія прелесть, которою иногда славятся и посредственные ораторы. Мы смотримъ на вковыя достоинства еофановы, на зрлыя мысли его, но силу доказательствъ, на ораторскую хитрость въ употребленіи способовъ удостоврить и убдить слушателей, а особливо на искусное расположеніе частей слова, ибо наиболе по расположенію частей безошибочно судить можно объ успхахъ витійства. Каждой одаренный здравымъ разумомъ человкъ способенъ правильно мыслить и сильно доказывать свое мнніе, но расположить искусственное слово такимъ образомъ, чтобы оно удобно напечатлвалось въ памяти слушателя и производило бы въ немъ желаемое дйствіе, можетъ только ученый и опытный ораторъ. Таковъ точно порядокъ въ похвальныхъ и поучительныхъ словахъ еофановыхъ. Въ каждомъ изъ нихъ видимъ взаимную зависимость мыслей, раздленіе частей и направленіе ихъ къ главной цли. Вотъ расположеніе похвальнаго слова о баталіи Полтавской {Произнесеннаго 1717 года въ С. Петербургъ.}: витія разсматриваетъ 1 коликая супостатская лютость и сила уготована была на насъ, 2 како она оружіемъ Россійскимъ сломлена на Полтавской баталіи, 3 кіе плоды толь преславной викторіи родилися намъ. Прославляя въ другомъ слов {Произн. въ Москв 1722.} достопамятный миръ между Россіею и Швеціею, еофанъ описываетъ Россію, каковою была она прежде войны и каковою стала посл оной. Въ словъ на похвалу Петра Великаго, по кончин его проповдникомъ {Въ С. Петербург 1725.}, ораторъ исчисляетъ подвиги безсмертнаго Монарха во первыхъ просто какъ Царя, а потомъ какъ Царя христіянскаго. Каждая часть опять иметъ свои подраздленія, и они ровно какъ весь внутренній составъ каждаго слова закрыты цвтами краснорчія, и какими движеніями одушевлены вщанія еофановы, а особливо гд онъ, очевидный свидтель великихъ перемнъ, говоритъ о польз новыхъ заведеній, о порядк военномъ и гражданскомъ, о знаменитыхъ побдахъ, и гд сравниваетъ вводимое просвщеніе съ прежнимъ невжествомъ! еофановъ слогъ вообще нечистъ и негладокъ, принявъ за основаніе книжный Славенскій языкъ, еофанъ пестрилъ его простонародными Русскими, Малороссійскими и чужестранными словами. Но можно ли обвинять въ томъ, славнаго витію, и надобно ли останавливаться надъ негладкостію слога, когда извстно, что почти вс ученые современники еофановы, писавшіе не объ однихъ только духовныхъ длахъ, употребляли нечистой языкъ по необходимости, и то Ломоносовъ первой постигъ и открылъ для насъ тайну выбора словъ и приличнаго сочетанія книжнаго языка съ общенароднымъ? Не льзя было избжать словъ чужестранныхъ, говоря о флот, объ инженерств, о дисциплин и вообще о наукахъ и искусствахъ, не льзя было замчать разительной неприличности простонародныхъ Русскихъ словъ между Славенскими и остерегаться отъ Малороссійскихъ и Польскихъ оборотовъ такимъ людямъ, кои молодость свою провели посреди Малороссіянъ и Поляковъ, въ зрлыхъ же лтахъ не могли Русскому языку научиться по правиламъ, которыя тогда небыли еще и составлены. Можетъ быть еофанъ думалъ, что уклоняясь отъ книжнаго языка приближается къ употребительному въ общежитіи, ибо невмстно было бы предполагать, будто ученый мужъ сей не видлъ, что языкъ его не везд сходенъ съ богослужебнымъ.
Изъ современниковъ еофановыхъ извстны, по напечатаннымъ и рукописнымъ проповдямъ. еофилактъ Лопатинскій, Варлаамъ Леницкій и другіе ученые пастыри. Но боле всхъ ихъ прославился Гавріилъ Бужинскій, бывшій въ походахъ съ Петромъ Великимъ. Монархъ съ особливымъ удовольствіемъ слушалъ его проповди и приказывалъ ихъ печатать. Отправляя должность Оберъ-Іеромонаха при морскомъ флот, Гавріилъ произносилъ слова свои иногда на корабл, иногда въ походной полковой церкви. Къ чести сего знаменитаго витіи упомянуть должно, что проповди его неоднократно печатаны были въ обихъ столицахъ, а одна, произнесенная при гроб Петра Великаго по случаю годичнаго поминовенія, переведена на Латинской языкъ и напечатана въ Берлин. Гавріилъ учился въ Кіевской Академіи, живши въ Москв при Заиконоспаскомъ училищ съ 1707 года онъ, по видимому, заблаговременно усплъ примтить, сколь неприлично въ поучительныя слова вмшивать реченія чуждыя Великороссійскому слуху, и потому ршился писать языкомъ богослужебнымъ, по возможности стараясь сохранить чистоту его и важность. Однакожъ онъ не могъ обойтись безъ нкоторыхъ иностранныхъ реченій, боле или мене нужныхъ для наименованія новыхъ вещей и для выраженія новыхъ понятій, а мы знаемъ теперь, что иностранныя слова, иногда терпимыя въ употребительномъ языкъ, никогда не получатъ права гражданства въ богослужебномъ. Языкъ общественный удобенъ обогащаться, напротивъ того книжный, сообщая богатства свои первому, отвергаетъ, всякое новое приобртеніе. Замчаніе сіе относится вообще до всхъ мертвыхъ языковъ, описанія многихъ ныншнихъ учрежденій, обычаевъ и новыхъ открытій были бы непонятны для Димосена и Цицерона на ихъ природныхъ языкахъ. Мы не должны терять изъ виду сего замчанія, разсматривая Славянской слогъ нашихъ ораторовъ, современныхъ Петру I и Елисавет. Въ семъ отношеніи нельзя требовать, чтобы слогъ Гавріила везд былъ ровенъ. И того уже довольно, что находимъ у него многія страницы, на которыхъ удержана вся важность богослужебнаго языка. Обиліе хорошихъ мыслей, полнота перходовъ, искусной выборъ и приличное сочетаніе реченій сутъ отличительныя принадлежности словъ Гавріиловыхъ. Сей достопамятный мужъ имлъ счастіе пользоваться благоволеніемъ Петра Великаго, который почтилъ его, бывшаго уже Архимандритомъ, званіемъ Совтника Святйшаго Снода и сверхъ того Директоромъ и Протекторомъ всхъ духовныхъ училищъ и типографій. Онъ скончался въ Москв {1731 годъ.}, имя санъ Епископа Рязанскаго и Муромскаго.
При Екатерин I наши витіи прославляли подвиги Петра Великаго. Короткое царствованіе Петра II ознаменовано поздравительными словами. Отъ времени Анны Іоановны остались немногія проповди. Но царствованіе ея достопамятно въ исторіи отечественнаго краснорчія тмъ, что тогда начали помышлять объ очищеніи Россійскаго слова. При Академіи наукъ учреждено было Россійское собраніе подъ начальствомъ Барона Фонъ Корфа. Первое засданіе открыто {Марта 14 дня 1735.} рчью о чистот Россійскаго языка, произнесенною Тредіаковскимъ. Ораторъ доказывалъ, что для очищенія и дополненія отечественнаго слова нужно переводить древнихъ и новыхъ авторовъ, сочинить исправную грамматику, составить полной лексиконъ, риторику и стихотворную науку. Все сіе хотя трудно, однакожъ необходимо нужно и возможно: нужно для того чтобъ ‘имть хотя малое средствіе къ прославленію длъ и добродтелей Государыни нашея’ говоритъ Тредіаковскій, а въ доказательство возможности приводитъ въ примръ Флорентинскую и Французскую Академіи и Лейпцигское общество. ‘Непомышляете ли вы, что нашъ языкъ не въ состояніи быть украшаемъ? Нтъ, нтъ, господа, извольте отложить толь неосновательное мнніе. Посмотрите, отъ Петра Великаго лтъ, обратившись на многіи прошедшіи годы, то размысливши увидите ясно, что совершеннйшій сталъ въ Петровы лта языкъ, нежели въ бывшія прежде.’ Для чего я повторяю здсь слова Тредіаковскаго? Для показанія, что ученые люди тогдашняго времени очень хорошо знали, въ какомъ состояніи находился языкъ отечественный и какія средства употреблять еще должно было для возведенія онаго на высшія степени къ совершенству. Не станемъ пугаться жесткаго слога и еще послушаемъ Тредіаковскаго: ‘украситъ его (т. е. языкъ) въ насъ Дворъ Ея Величества въ слов учтивйішй и великолпнйшій богатствомъ и сіяніемъ.’ Научатъ насъ искусно имъ говорить и писать благоразумнйшіи Ея Министры, и премудрыи Священоначальники, изъ которыхъ многіи вамъ мн извстны, у насъ таковы что намъ за господствующее правило можно бъ ихъ взядть было въ грамматику, и за краснйшій примръ въ реторику. Научитъ насъ и знатнйшее и искуснйшее благородныхъ сословіе. Утвердятъ оный намъ и собственное о немъ разсужденіе и воспріятое употребленіе отъ всхъ разумныхъ.’ Труды и успхи сего Россійскаго собранія намъ неизвстны, мы знаемъ только, что одинъ Ломоносовъ сочинилъ грамматику и риторику, опредлилъ различіе слога высокаго, средняго и простаго, правилами и примрами своими подтвердилъ неоспоримую истину, что весьма полезно и необходимо нужно обработывать языкъ господствующій, употребляемый въ общей жизни.
При восшествіи на престолъ Императрицы Елисаветы воспрянули дарованія нашихъ проповдниковъ. Новое поприщ открылось для нихъ въ прославленіи длъ Петра Великаго предъ лицемъ ея Дщери, въ изображеніи прежнихъ бдствій и настоящаго благополучія, въ истолкованіи божественнаго ученія для душевной пользы Государыни кроткой и благочестивой. По прибытіи ея въ Москву для внчанія и священнаго помазанія на царство, въ праздничные и воскресные дни раздавались вщанія пастырей въ хвалу Петра, Екатерины и Елисаветы. Сыны Отечества проливали слезы умиленія, когда ораторъ, исчисливъ благодянія Петра Великаго и Екатерины, представлялъ печальную картину всеобщаго унынія: ‘Погребли мы преславныхъ Монарховъ, погребли благоденствія наши, по смерти оныхъ за беззаконія и неправды наша наказа насъ Господь частыми перемнами, а въ таковыхъ вредительныхъ перемнахъ у коликая претерпхомъ злая, въ коликое было Россія пришла безобразіе, воспомянути болзнь утробу пронзаетъ. А таковыя частыя перемны видяще противницы наши, добрую дорогу, добрый ко утсненію насъ сыскали способъ, показывали себе аки бы они врные Государству слуги, аки бы они оберегателне здравія Государей своихъ, аки бы они все къ польз и исправленію Россіи промышляютъ: а какъ прибрали все Отечество наше въ руки, коликій ядъ злобы на врныхъ чадъ Россійскихъ отрыгнули! коликое гоненіе на церковь Христову и на благочестивую вру возставили! ихъ была година и область темная, что хотли то и длали {Изъ слова въ день Благовщенія Пресвятыя Богородицы, проповданнаго Архимандритомъ Димитріемъ Сеченовымъ въ Москв 1742.}.’
Тутъ вдругъ появляются на поприщ витійства Димитрій Сченовъ {Митрополитъ Новгородскій, скончался 1767.}, Порфирій Крайскій {Епископъ Блогородскій, скончался 1763.}, Амвросіи Юкевичь {Архіепископъ Новгородскій, сконч. 1745.}, Силвестръ Кулябка {Архіепископъ С. Петербургскій, сконч. 1761.}, Арсеній Максевичь. {Бьющій Митпрополитъ Ростовскій, лишенный сана и скончавшійся 1763.} и многіе другіе. Какъ люди обучавшіеся риторик (на латинскомъ язык) они располагали части слова по правиламъ. У нихъ, а особливо у Сченова и Юскевича, нердко читатель находитъ для себя истинное удовольствіе въ хорошихъ мысляхъ, въ доказательствахъ, въ описаніяхъ и въ ораторскихъ движеніяхъ, но слогъ проповдей ихъ также не чистъ и не ровенъ.
Изъ числа духовныхъ ораторовъ Елисаветина времени первенство отдается придворному проповднику {Онъ былъ Псковскимъ Епископомъ, и скончался 1761.} Гедеону Криковскому. И въ самомъ дл онъ имлъ отличныя дарованія. Для примра упомяну только объ одномъ его слов въ недлю блуднаго. ема слдующая: Раздли имъ имніе. И не помнозхъ днхъ собравъ все мній сынъ, отъиде на страну далече, и ту расточи имніе свое, живый блудно. Витія, принаровляя къ Евангельской притч свое поученіе, разсматриваетъ, какими и коликими благами Богъ надлилъ насъ отходящихъ на страну міра сего, и какъ мы употребляемъ дары Божіи, которые состоятъ въ разум, въ красот и здравіи тла, въ почестяхъ и богатств. ‘Осмотримся, вщаетъ Гедеонъ: ‘сколь много мы, будучи въ нашихъ чинахъ, въ нашихъ достоинствахъ и въ нашемъ изобиліи, воспользовали церковь Божію или общество.... Я бы охотно умолчалъ, слышатели, о семъ, я бы и самъ радъ прикрыть такой стыдъ нашъ: но бдные просители, никакова удовольствія отъ властей своихъ не получающіе, но нищія помилованія ни малйшаго отъ изобилующихъ во всемъ невидящіи, но народъ во тм невжества заблуждающій и должнаго просвщенія ко спасенію отъ своихъ пастырей ненаходящій не можетъ умолчать того. Т говорятъ: что намъ прибыли во властяхъ, когда они слезъ нашихъ неотираютъ, воздыханій неслушаютъ, прошеній непріемлютъ! Воля твоя, Господи, называть ихъ въ писаніи богами, но намъ они по большей части: кажутся намъ идолы, очи имющіи и невидящіи, уши и неслышащіи, руки и ничего ими добра намъ недлающіи. Другіе вопіютъ: увы намъ, Господи! кому Ты поврилъ имніе твое! кому поручилъ снабдвать нашу бдность! нтъ въ нихъ не только милости, но и человчества: воззри на сотрясаемые отъ лютаго врага уды наши, воззри на изсушенныя гладомъ и жаждою кости наши, воззри на терзаемую на правежахъ плоть нашу, и есть ли, чтобъ кто искупилъ? естьли, чтобъ кто снабдилъ? естьли, чтобъ кто пожаллъ насъ? Третій болзненно воздыхая противъ своихъ приставниковъ душевныхъ протестуетъ, что никакова почти попеченія о душахъ ихъ не имютъ, они учатъ ихъ, ни посщаютъ, ни въ страданіи утшаютъ, ни въ благополучіи утверждаютъ. Чтожъ ето значитъ? не расточаемъ ли въ такомъ случа мы имніе Отца нашего небеснаго всуе, и неживо ли изобразуется въ такомъ нашемъ нерадніи и своевольств блудный сынъ оный? Вотъ истинное, изъ полнаго сердца изливающееся краснорчіе! вотъ надежнйшее средство увлекать за собою слушателей! Я говорю не о слог, а o чувствъ ораторскомъ, которымъ надляетъ единственно природа. Гедеонъ умлъ располагать искусно, каждая часть у него отдльно отработана. Въ проповдяхъ его разсыпаны мысли и примры изъ древнихъ писателей, но къ счастію онъ рдко употребляетъ во зло свою ученость. Вразсужденіи же слога, приведенный выше отрывокъ показываетъ, что Гедеонъ поступалъ уже вопреки обыкновенію своихъ современниковъ, что есть онъ употреблялъ языкъ гражданской, дополняя оной богослужебнымъ. Окончанія словъ въ ихъ измненіяхъ и синтаксис у него совершенно Русскія…. Гедеона именуютъ вторымъ еофаномъ, онъ заслужилъ бы славное титло втораго Ломоносова, когда бы старался избгать словъ иностранныхъ и простонародныхъ, наблюдалъ бы строгую правильность умозрительной грамматики (Другой тогда еще не было) и прислушивался бы къ теченію своего слова. Ему удобне было писать Русскимъ языкомъ, онъ родился въ Казани, и по видимому жилъ съ малолтства между Великороссіянами.
Таковъ былъ ходъ Россійскаго витійства до временъ Ломоносова, коего правила и примры составляютъ достопамятную епоху въ исторіи отечественнаго языка. Искуственное, по правиламъ риторики располагаемое краснорчіе принесено въ Москву изъ Кіева въ начал минувшаго вка. Оно состояло въ поучительныхъ словахъ и похвальныхъ, которыя сочиняемы были духовными особами на общемъ богослужебномъ язык, богатомъ, но мертвомъ, необработанномъ, неустановленномъ употребленіемъ, неутвержденномъ ни великими примрами, ни извлеченными изъ нихъ точными правилами. Проповдники, природные Малороссіяне, обучавшіеся въ Кіев словеснымъ наукамъ, сочиняли поученія свои на языкъ богослужебномъ, языкъ сей былъ для нихъ недостаточенъ, и потому они заимствовали слова иностранныя, Малороссійскія и здшнія простонародныя. Великороссійскому слуху смсь сія не могла быть приятной. Между тмъ ученые люди, зная пользу усовершенствованія. отечественнаго всми употребляемаго языка, начали заботиться о дополненіи и объ утвержденіи онаго. Вообще въ Кіевскихъ и во вновь заведенныхъ въ Россіи училищахъ преподаваніе словесныхъ наукъ клонилось боле къ познанію Латинскихъ писателей и на Латинскомъ языкъ. Молодые ораторы могли обучишься изобртенію доказательствъ и расположенію слова, но Россійскій гражданскій языкъ, неимвшій тогда ни правилъ, ни примровъ, былъ употреблямъ имя безъ разбора. Ломоносовъ далъ образъ и правильность Россійскому слову.