М. М. Богословский
М. М. Богословский
Введение подушной подати и крепостное право
Введение подушной подати и крепостное право
—————————————————————————————
Введение подушной подати и крепостное право, Богословский Михаил Михаилович, Год: 1911
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Уже с начала XVIII века прежнее подворное обложение стало оказываться неудовлетворительным, возбуждая недовольство и в плательщиках и в правительстве. На плательщиков подворная подать падала слишком неравномерно, частью благодаря естественной неравномерности самой податной единицы, частью благодаря тем злоупотреблениям, к которым прибегали плательщики, сбивая перед переписью по нескольку дворов в один и тем искусственно увеличивая эту неравномерность. Для казны он не давал достаточных средств на покрытие усиленных расходов, вызванных военными нуждами. Рассчитывая, что со времени последней подворной переписи, производившейся при царе Федоре в 1678 году, население значительно увеличилось, Петр предпринял новую подворную перепись в 1710 году. Каково же было, однако, его удивление, когда перепись обнаружила самые противоположные результаты! В северных и средних губерниях, тогда наиболее населенных, не только не обнаружилось прибыли населения, но оказалась значительная его убыль. На такой характер движения населения оказали свое действие усиленные наборы рекрут и работников, которыми отличались первые годы Северной войны и которые вытягивали из населения значительное количество его молодых сил, массами затем погибавших в сражениях или вследствие сильно распространенной болезненности на кораблях и в рекрутских партиях, которыми новобранцы пересылались в армию. Громадная смертность развита была также среди работников, собранных для постройки Петербурга, Кронштадта и Ладожского канала, вследствие плохих санитарных условий, в которых им приходилось работать среди нездоровой, болотистой природы. Наконец, масса населения, раздраженная тягостью повинностей, налагаемых государством, бежала из его пределов в те местности, где беглецы рассчитывали укрыться от сборщика податей. Колонизация юго-восточных и южных окраин приняла тогда усиленный характер, благодаря бегству русского крестьянина с севера и из центра. Таким путем значительной доле населения удалось уйти на время от слишком тяжело давившего государства и не попасть в переписные книги. Для Петра, однако, все эти причины убыли населения остались незаметными. Разочарованный результатами переписи 1710 года, он приписал обнаруженную ею убыль дворов неточности приемов переписи, небрежности переписчиков и злоупотреблениям плательщиков. Взимание податей велено было продолжать по старым книгам царя Федора, что в значительной мере отягчало те местности, где убыль населения была действительным фактом.
С тех пор мысль о новой податной единице — душе — все настойчивее занимает Петра. Она же подсказывалась ему в тех проектах реформ, которые в значительном количестве подавались царю. Авторы проектов доходили до новой податной единицы частью самостоятельным путем, частью же переносили в Россию черты французского податного устройства. В том и в другом случае, путем ли самостоятельных размышлений, или путем сравнения с иностранными податными организациями, авторы финансовых проектов приходили именно к той самой единице обложения, которая была необходимым следующим моментом русской податной эволюции. Еще в первой половине XVII века на место древней сохи, представлявшей из себя значительное пространство обработанной пашни, стала ‘дворовая’ или ‘живущая’ четверть — искусственный комплекс определенного числа тяглых дворов с определенным количеством обработанной земли. Затем этот комплекс разложился на отдельные дворы, по которым стала взиматься подать с 1646 года. Таким образом, процесс развития податной единицы постепенно подошел к душам, как составным элементам, на которые должен был разложиться тяглый двор. О новой податной единице писали в проектах такие публицисты, как Посошков, обер-фискал Нестеров, крестьянин Иван Филиппов, полковник Юрлов, стремившиеся придать податному обложению более уравнительный характер и облегчить податное бремя плательщиков. Нельзя считать доказанным прямого влияния на Петра представленных ему проектов податной реформы, хотя в нем нет ничего невероятного. Интерес Петра к новой единице был несколько иной, чем интерес составителей проектов, его занимали не уравнительность подати и облегчение плательщиков, а желание создать более обильный приток средств в казначейство. С принципом нового обложения Петр уже ясно знаком в 1715 году, когда он употребляет термин ‘поголовщина’ в одном из писем к Брюсу, которому поручал осведомиться о шведском порядке содержания армии. В ноябре 1717 года, более чем когда-нибудь занятый этим вопросом, он предписал Сенату вычислить, во что обойдется содержание одного солдата, драгуна и офицера, рассчитав, со скольких податных единиц, ‘душ или дворов (что удобнее)’ будет собираться нужная для этого сумма, и предоставил, таким образом, самому Сенату избрать ту единицу обложения, которая окажется более удобной. Решение остановиться на поголовном обложении окончательно созрело у Петра к ноябрю следующего года, когда и появился знаменитый указ о начатии поголовной переписи, которая должна была лечь в основу новой подушной подати.
‘Взять сказки у всех, — писал Петр в указе 26 ноября 1718 года, — дать на год сроку, чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужеского полу, объявя им то, что кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том’. Этим указом предписывалось, следовательно, произвести подушную перепись. Но указ этот был слишком лаконичен, и в январе следующего года Сенату пришлось давать ему обстоятельное развитие. Составление и подача сказок, то есть списков тяглых душ в дворцовых и церковных имениях и в черных волостях, были возложены на приказчиков и старост. Помещики, крупные и мелкие, жившие в своих деревнях, обязаны были представить сказки сами, в тех вотчинах, из которых их владельцы были в отлучке, дело это поручалось также приказчикам, старостам и выборным из крестьян. Тем вотчинникам, которые в 1719 году находились в Петербурге, велено было представить сказки самим. На месте в областях прием сказок был возложен на провинциальную администрацию. Для исполнения всей этой работы преобразователем дан был годовой срок, и Сенат в своем указе предписывал областной администрации ‘сие, яко главное дело, окончать в сем настоящем году без всякого отлагательства’. Но дело шло крайне медленно, и подача сказок затянулась. В конце 1719 года Сенат принужден был объявить, что, несмотря на неоднократное повторение указа о сказках под самыми суровыми угрозами, сказкам ниоткуда присылки нет. Петр прибег к своему обычному средству воздействия на административную машину, разослал гвардейских солдат по провинциям и приказал всех областных правителей, не успевших со сказками, ‘держать в канцеляриях на цепях и в железа скованных’, не выпуская до тех пор, пока не кончат этого дела. Однако в январе следующего 1720 года и он принужден был отложить срок подачи сказок еще на полгода. Только к весне 1721 года был стянут переписной материал в центральную канцелярию, учрежденную для сбора сказок в Петербурге. Но этот материал оказался очень неисправным. В сказках стала обнаруживаться при их разработке огромная ‘утайка’ душ, вызванная желанием уменьшить податное бремя.
Это повело к назначению ‘ревизии’, то есть пересмотра переписи. В мае 1721 года проверка переписи была поручена губернаторам и воеводам, не успели губернаторы и воеводы приняться за эту задачу, как ревизия переписи организовалась совершенно иным образом. В разные губернии были разосланы генералы с целыми отрядами штаб- и обер-офицеров, снабженные очень обширными полномочиями. Между своими помощниками, офицерами, генерал распределял отдельные провинции или части провинций, а они, в свою очередь, рассылали по отдельным городам своих подчиненных более низкого ранга. Величина этих военных отрядов, занятых переписью, была настолько значительна, что возбуждала жалобы военного ведомства. В одной только небольшой Нижегородской губернии было занято переписью 54 офицера и 207 нижних чинов. В 1723 году французский посланник Кампредон доносил своему правительству, что командиры полков почти все заняты народной переписью. В 1724 году военная коллегия докладывала Сенату, что в Низовом корпусе (вернувшемся из Персидской кампании), вследствие назначения офицерского состава полков к переписному делу, офицеров при полках остается очень мало, а в некоторых полках штаб-офицеров и совсем никого нет. В руках военных комиссий ревизия переписи приняла тяжелый характер, комиссии беспощадно расправлялись с укрывателями душ. За военным переписчиком двигался по провинции палач с кнутом и виселицей, так как утайка наказывалась смертной казнью. В Великолуцкую провинцию ревизовать сказки в августе 1722 года был назначен полковник Стогов. Полковник вскоре же дал почувствовать всему населению провинции свою тяжелую руку. ‘Будучи в оной провинции, — писал о нем великолуцкий воевода, — чинил великие обиды, посылал многократно офицеров и при них драгун и солдат по многому числу в уезды в шляхетские домы, и забирали днем и ночною порою дворян и жен их и привозили к нему, Стогову, в Луки и в Торопец на их лошадях, и держал тех дворян и жен их под крепким караулом в казармах многое время. Тако ж забрано было от него, Стогова, людей и крестьян ста и по два и по три человек, и держались в казармах в летнее теплое время многие числа под жестоким караулом, многих дворян пытал, также из людей и крестьян многих пытал же от которого его за караулом многого числа людей держания, от тесноты и от жестоких его пыток, как шляхетства, так людей и крестьян безвременно многие и померли. И от таких его, Стогова, обид, — добавлял воевода, — Великолуцкой провинции обыватели пришли в великий страх’. В конце своего донесения Сенату воевода сообщает цифры, ярко характеризующие обстоятельства, при которых производилась перепись. ‘От него, полковника Стогова, — сообщал воевода, — пытано и кнутом бито дворян 11, из них умре один, держано в казармах дворян — 7, из оных от тесноты умре один, дворянских жен и дочерей держано — 6, людей и крестьян пытано и кнутом бито — 71, из оных умре — 10, в батоги бито людей и крестьян — 14’. В селе Лопатках, Воронежского уезда, однодворцы-сельчане утаили при подаче сказок 11 душ. Когда назначена была ревизия сказок генералитетом, они на сходе постановили утайки не открывать, со схода под предводительством священника они отправились в церковь, где, поцеловав крест и Евангелие, присягнули твердо держаться своего решения, причем священник обратился к ним с увещанием не выдавать друг друга. Военная переписная комиссия, расследовав дело, приговорила: попа Герасима, как возмутителя и презирателя указов, казнить смертью, девятерых из участников схода сослать на каторгу с вырезанием ноздрей. Сенат, утверждая этот приговор, усилил наказание, наложенное комиссией, предписав попа казнить мучительной смертной казнью, ‘колесовать и, не отсекши головы, положить его на колесо’, а из остальных виновных троих также казнить смертью. Переписная комиссия исполнила приговор, командировав для того одного из старших своих членов.
Цифра утаенных душ оказалась действительно огромной. В шести губерниях: Петербургской, Московской, Нижегородской, Киевской, Азовской и Смоленской, по первоначально поданным сказкам значилось всего 2 584 462 души. К концу 1721 года было здесь еще найдено сверх сказок 452 444 души. Но военные переписчики в тех же губерниях насчитали еще 1 123 056 душ. Всего, следовательно, сверх первоначальных сказок, было найдено вновь 1 575 500 душ, что составляет 37,8 % того их числа, которое было окончательно установлено для этих губерний военными переписчиками и равнялось 4 159 962.
К 1722 году Петр по данным ревизии приблизительно определил общее число крестьянских душ в 5 миллионов. Расчет величины подати на душу был произведен с математической простотой. Петр действовал при этом не как финансист, принимающий во внимание хозяйственные силы страны, а как арифметик, производящий операции только с цифрами. Целью налога было содержание армии, источником налога были записанные в тягло души. Было высчитано, что содержание армии обходится приблизительно в 4 миллиона рублей. Эти 4 миллиона рублей были разделены на 5 миллионов душ, так что на каждую выходило по 80 копеек, в таком размере подушная первоначально и была назначена. В 1724 году установлена была, наконец, более точная цифра крестьянских душ — 5 401 000. При том же расчете (4/5,4 = 0, 74) подушный оклад был убавлен до 74 копеек. На посадских людей, также привлеченных к подушной в 1721 году, и на государственных крестьян к первоначальной цифре оклада — 80 копеек, было прибавлено еще 40 копеек ‘оброчных денег’ взамен тех взносов, которые помещичьи крестьяне платили своим помещикам, так что, посадские и государственные крестьяне должны были платить по 1 рублю 20 копеек с души.
Введение подушной подати было одною из самых прочных реформ Петра Великого. Достаточно сказать, что она просуществовала до царствования императора Александра III, когда она была отменена при министре финансов Бунге в 80-х годах. Введение подати сопровождалось целым рядом последствий, как в государственном и народном хозяйстве, так и в социальном строе. В государственном хозяйстве она совершенно изменила вид бюджета, в котором она стала играть первенствующую роль, тогда как до нее эта роль принадлежала косвенным налогам. В бюджете 1724 года весь государственный доход был исчислен в 8,5 миллиона рублей, из них 4,6 миллиона (54,1%) должна была дать подушная подать, тогда как на долю косвенных налогов в том же бюджете приходилось 2,1 миллиона, то есть всего 25%.
На народное хозяйство она упала новой тяжестью, по свидетельству современников, она была вдвое тяжелее прежних налогов. Ее тяжесть в значительной степени обусловливалась тем, что ревизская душа стала только счетной единицей. По числу этих душ рассчитывалась сумма подати, падавшая на имения, на общину государственных крестьян и на посадскую общину. При той убыли населения, которая замечалась на севере и в центре России вследствие смертности и бегства крестьян в имениях, в общинах государственных крестьян, как и в городах, число наличных душ оказывалось всегда меньше числа ревизских, а число действительных плательщиков оказывалось всегда менее общего числа наличных душ, так как значительную долю наличных душ составляли малолетние, старики, больные и вообще неработоспособные и нищие. Таким образом, вся тягость подати, рассчитанная по числу душ, записанных в ревизию, падала на сравнительно немногих действительных плательщиков. Тяжесть подати увеличивалась еще благодаря оригинальному способу ее взимания. Собирать подать должны были те самые полки, на содержание которых она назначалась. На каждый полк было назначено такое количество душ, сбор с которого равнялся стоимости ежегодного содержания полка, причем полки должны были быть расквартированы среди тех самых душ, с которых они получали подать на содержание. Забота о размещении постоянной армии сильно занимала Петра по окончании Северной войны. И было решено расквартировать ее в деревнях по всей территории государства. Количество душ, необходимое для содержания полка, должно было составить особый административно-податной округ, дистрикт. В пределах этого дистрикта и расселялся полк. Размещение его предполагалось двоякое: или в особых специально для этой цели построенных слободах, или же по крестьянским дворам, причем местным дворянским обществам было предоставлено избрать тот или другой способ. Правительство, однако, высказывало предпочтение постройке особых слобод, предвидя ссоры солдат с крестьянами, неизбежные в том случае, если бы солдаты размещались по крестьянским дворам. Был разработан обширный план расселения армии, осуществившийся только отчасти. При полном исполнении этого плана сельская картина России получила бы новый и оригинальный характер. По деревням среди мужицких рубах замелькали бы военные мундиры и среди крестьянских селений островками вдвинулись бы солдатские слободы, построенные по однообразному казенному рисунку. Все в этой постройке было определено подробными правилами: размеры зданий, их число, их внешний вид, их расстояние друг от друга, и среди прихотливости и беспорядка окружающих деревень с их большими и малыми, крепкими и покосившимися избами, домики таких военных слобод должны были вытянуться с таким же монотонным однообразием, как их обитатели на фронтовом учении. Полк располагался ротами. В середине расположения роты должен был находиться двор для ротных офицеров из трех изб. В центре расположения полка строился двор для полкового штаба, то есть для командира полка, его ближайших помощников и полковых чиновников из восьми изб. Военные слободы не были нигде построены, и размещение полков в том виде, как оно проектировалось, не состоялось, но души были расписаны на дистрикты, были устроены штабные дворы, и к последним перешел сбор подушной. Русская деревня испытала теперь не только тяжесть подати, но и жестокость военных экзекуций, путем которых стала взиматься подать. Отметим еще одно следствие введения подушной подати для народного хозяйства. Она содействовала в деревне развитию общинного землепользования, земельные переделы стали производиться по ревизским душам и стали приурочиваться к ‘ревизиям’, то есть к подушным переписям, повторявшимся приблизительно через 20-летние промежутки.
Не менее важно было влияние подушной подати на общественный строй. Петр Великий не был сознательным социальным реформатором. Те его немногие меры, которые были прямо рассчитаны на социальные перемены, как, например, знаменитый закон о единонаследии, имевший целью создать в России, с одной стороны, земельную аристократию наподобие английской, а с другой — предприимчивую промышленную буржуазию, не имели успеха. Наоборот, те крупные изменения, которые пришлось испытать социальному строю в его время, вовсе не были прямыми результатами каких-нибудь намеренно построенных им планов, а были лишь косвенными последствиями других реформ. Во-первых, она затянула в крепостную неволю значительное количество прежде свободных людей, так называемых ‘вольных’ или ‘гулящих’, не тяглых и не служилых. Эти люди должны были или записаться в службу, или приписаться к какому-либо из классов, обязанных платить подушную: к посадским людям, к государственным крестьянам или к помещичьим крепостным, и в этом последнем случае подушная подать сделалась одним из источников крепостного права. Так, например, детей заштатных священнослужителей, а также оказавшихся излишними церковнослужителей и их детей велено было писать в подушный оклад, отдавая в крепостную зависимость вотчиннику того села, в котором они живут, если же церковный погост расположен особо, не в чьей-нибудь вотчине, то — приписывать их к тому вотчиннику, которого они изберут сами. Класс вольных людей уничтожался, потому что, как гласили петровские указы, ‘от таковых, которые шатаются без служб, государственной пользы надеятися не можно, но токмо умножается воровство’. Во-вторых, подушная подать внесла изменения в самую сферу крепостного права, смешав прежде очень различные виды крепостных людей: холопов и крестьян. Холопы до подушной не платили податей, считаясь собственностью господина и не имея связи с государством, крестьяне, все более становясь такою собственностью, продолжали платить подати и не разрывали, таким образом, связи с государством. Но уже в последней четверти XVII века к платежу податей был привлечен один из видов холопства, ‘задворные люди’, которые, получая от господ отдельные пахотные участки, в хозяйственном отношении ничем не отличались от крестьян, они были внесены в переписные книги 1678 года. Законодательство о подушной подати пошло в направлении, первый шаг в котором был сделан XVII веком, и закончило процесс привлечения холопства к податям. Последовательно один за другим подвергались обложению подушной все виды холопов. В указе 22 января 1719 года Сенат предписывал включать в подушную перепись задворных людей и тех деловых, которые, сидя на особых земельных участках, не отличались по хозяйственному своему положению от крестьян. В этом же указе Сенат предписал представить особые списки только для ведома и тех деловых людей, которые особых участков не имеют, а пашут лишь барскую пашню, не внося пока их в общие сказки. Через три года было указано включать в сказки всех тех холопов, которые живут в деревнях, даже и тех, которые не имеют своих земельных участков и вовсе не занимаются пашней, а служат во дворе у господина. Таким образом, вне переписи оставлены были только те холопы, которые жили в городском дворе господина, пока в январе 1723 года не последовала собственная резолюция Петра о холопах: ‘Писать всех и служащих (то есть находящихся в личном услужении), как крестьян, и положить в побор’. Это была знаменитая резолюция, которою уничтожалось в России холопство как особое юридическое состояние. Подать падала одинаково на крестьян и на холопов, она возвышала, следовательно, холопа до крестьянина и понижала крестьянина до холопа, создавая единый класс крепостных людей, несвободных, но не теряющих связи с государством. В общем подушная подать резко разделила русское общество на две обширные группы: служилую и податную.
Все, что служило в военной или гражданской службе, было свободно от подушной, все, что не служило, было обязано ее платить.
Подушная подать внесла заметную перемену также в землевладельческое значение дворянства. Эта перемена заключалась в том, что землевладельческое значение дворянства стало получать перевес над его служилым значением. В сборе такого важного налога, каким была подушная подать, дворянству была отведена очень значительная роль. Прежде всего помещик стал ответственным сборщиком подати. Уже давно вошло в обычай, что помещик собирал подать со своих крестьян и платил ее в казну. Теперь этот обычай был подтвержден законом. При введении подушной подати предписывалось дворянам платить за принадлежащие им крепостные души. Вскоре был решен и вопрос об ответственности помещиков за исправный сбор подати. Этим вопросом было заинтересовано само дворянство, потому что последствием такой ответственности было расширение помещичьей власти над населением имений и избавление имений от всегда страшного въезда в них любостяжательных чинов уездной администрации. Ответственность помещиков за податную исправность крепостных получила ясное юридическое определение уже после Петра, в законе 24 февраля 1727 года, который предписывал взыскивать недоимку с крестьян на самих помещиках и их приказчиках. Но ролью ответственного сборщика подушной значение помещика не ограничивалось в этом законодательстве, вызванном новою податью. Оно устанавливает на помещика взгляд как на руководителя того самого труда, который является источником подати. Упомянутый закон 24 февраля 1727 года, грозя взысканием недоимок на помещиках, дает им положительное предписание заботиться о благоустройстве своих деревень, ‘приводить их в лучшее состояние’ и смотреть за крестьянами, чтобы они также ‘приводили себя в лучшее состояние’ и готовили деньги для внесения подушной подати. Крепостная зависимость от помещика признается хорошей гарантией уплаты подушной, и, как мы видели, разного рода вольные люди обязаны были записаться за каким-нибудь помещиком, ответственным за уплату ими подати и руководителем их труда. Итак, после введения подушной дворянин выходит из эпохи Петра с новым значением. Недавний служилый человек и военный защитник родной земли, он теперь становится ответственным сборщиком крестьянской подати и устроителем хозяйственного благополучия своих крепостных в фискальных целях. Его значение как хозяина-душевладельца растет, в то время как его служилое значение, перейдя высшую точку напряжения при Петре, начинает падать. С введением регулярной армии, пополнявшейся рекрутским набором из всех классов, его военная служба становится менее нужной, чем это было в то время, когда дворянская конница составляла главную массу войска. Наоборот, его присутствие в деревне, как сборщика подушной, становится более нужным, чем прежде, когда главным источником государственного дохода были не прямые, а косвенные налоги. В дворянине землевладелец начинает пересиливать воина, и этот перевес землевладельца над воином сопровождается развитием крепостного права.
Признание за дворянином обязанностей сборщика главной подати и руководителя народного труда повлекло за собой попытку новой организации дворянства. Организация эта заключалась в устройстве уездных дворянских корпораций с финансовой целью. Раз каждый помещик становился сборщиком казенной подати, было естественно призвать этих сборщиков к более широкому участию в податном управлении. Дворяне-помещики каждого дистрикта, назначенного на содержание полка, должны были образовать корпорацию, на которую было возложено заведование податным делом. Ежегодно дворяне должны были съезжаться в штабной двор полка и избирать из своей среды особого агента для сбора подати, так называемого ‘комиссара от земли’, ответственного пред дворянским съездом, которому давалось право судить и штрафовать комиссара. Самый сбор подати комиссар должен был производить под наблюдением и руководством полкового начальства. Организация дворянства в уездные корпорации не была сама по себе новостью, но новым был ее характер. Прежде, когда дворянин был, главным образом, воином, эти корпорации имели военное значение. Дворяне каждого уезда составляли уездные полки, которыми выходили на войну. Теперь, когда эти дворянские полки стали не нужны и на дворянина устанавливался в законе взгляд как на сборщика подати и хозяйственного руководителя его крепостных, эти дистриктные дворянские общества получили государственно-хозяйственное значение, им было поручено избрание финансовых агентов и контроль над ними. Таким образом, из военной корпорации уездное дворянство делалось финансовой организацией для сбора подушной подати.
Опубликовано: Великая реформа: Русское общество и крестьянский вопрос в прошлом и настоящем. М.: Типография Т-ва И.Д. Сытина, 1911. Т. 1. С. 52 — 56.
Оригинал здесь: http://dugward.ru/library/bogoslovskiy_m_m/bogoslovskiy_vvedenie_podushnoy_podati.html