ВСЕ ВПЕРЕДЪ
ВСЕ ВПЕРЕДЪ
ПОВСТЬ.
Переводъ съ рукописи.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ГЛАВА ПЕРВАЯ.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ГЛАВА ВТОРАЯ.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ.
Все вперед, Шпильгаген Фридрих, Год: 1871
Время на прочтение: 463 минут(ы)
Принцъ всталъ сегодня изъ-за стола раньше обыкновеннаго: по случаю прізда гостей, которыхъ ожидали на завтра, приходилось еще обо многомъ потолковать распорядиться. Сидя на террас, за кофе, онъ еще разъ основательно Перебралъ одинъ за другимъ т вопросы, на которые вскользь указалъ обоимъ господамъ за обдомъ. Затмъ, обращаясь къ старшему изъ своихъ собесдниковъ, принцъ замтилъ:
— Какъ бы то ни было, любезный Ифлеръ, а это посщеніе обойдется вамъ не дешево.
— Къ счастію, благодаря мудрой экономіи вашей свтлости, мы въ состояніи, не стсняя себя ни съ какой стороны, выдержать предстоящіе расходы, возразилъ совтникъ канцеляріи.
— Сегодня вы противъ своего обыкновенія оказываетесь щедры, любезный Ифлеръ, подсмивался принцъ?
— Ваша свтлость, соблаговолите…. началъ-было совтникъ канцеляріи.
— Я знаю, что вы хотите сказать, перебилъ принцъ. Это приглашеніе совершилось помимо вашей воли и согласія. Да и жестоко было бы отъ васъ требовать того. Я боюсь, что вы едва ли столкуетесь съ графомъ о томъ, что право принцевъ фонъ-Роде засдать въ совт нмецкихъ государей и подавать свой голосъ неоспоримо.
Совтникъ канцеляріи пожалъ плечами.
— Что касается васъ, любезный Цейзель, то вы особая статья, продолжалъ принцъ, обращаясь къ младшему собесднику. Хотя вы также далеко не изъ пруссофиловъ, но вы молоды и однообразіе нашей жизни, конечно, давно уже тяготитъ васъ, вы жаждете перемны, въ особенности теперь, когда предвидится нкоторая кутерьма, и что заране можно легко предсказать. Правду ли я говорю?
Принцъ, не дожидаясь отвта своего придворнаго кавалера, отошелъ на край террасы. Оба его собесдника поглядли другъ на друга. Фонъ-Цейзель пожалъ плечами. У совтника канцеляріи вертлось на язык замчаніе, но такъ какъ онъ не могъ его высказать не подойдя ближе въ кавалеру, а между тмъ слдовало, чтобы принцъ, обернувшись, нашелъ его на прежнемъ мст, то совтникъ и удовлетворился тмъ, что также, какъ и кавалеръ, пожалъ плечами и сморщилъ свой лысый лобъ.
Принцъ все еще стоялъ у колонныхъ перилъ и глядлъ черезъ лужайки, разстилавшіяся подъ его ногами, черезъ холмы, на которыхъ раскинулся паркъ въ горы, уступы, громоздившіеся одинъ надъ другимъ, озолотились лучами вечерней. зари. На самомъ верхнемъ уступ блестли домики маленькой деревушки, расположившейся на краю лса. Все еще зоркіе глаза престарлаго принца долго покоились на этомъ пункт, затмъ онъ живо обернулся къ совтнику канцеляріи:
— Намъ не нужно стснять себя ни съ какой стороны, говорите вы. Я вамъ сейчасъ укажу такую сторону, вотъ — та бдная деревушка Гюнерфельдъ. Мн деньги нужны, очень нужны. Но вы знаете мое воззрніе: Гюнерфельдъ — для меня барометръ. Если тамъ наверху довольны, то и я здсь внизу могу быть доволенъ. А вдь тамъ недовольны, этого вы не можете отрицать.
— Я не спорю, ваша свтлость, возразилъ совтникъ, но дло въ томъ, въ прав ли -они быть недовольными. Пожаръ, случившійся прошлой зимой, былъ великимъ бдствіемъ, что картофель такъ плохо уродился — это опять зло. Впрочемъ, тифъ значительно ослаблъ….
— Посл того, какъ полъ-деревни вымерло, прервалъ принцъ.
— Не полныхъ десять процентовъ, продолжалъ совтникъ, къ тому же щедрость, съ какой ваша свтлость облегчаете настоящія нужды бдняковъ, превышаетъ вс ихъ ожиданія, касательно же возможныхъ случайностей слдующей зимы примутся надлежащія мры, и помощь будетъ подана своевременно, какъ это — осмлюсь замтить,— всегда было, во время управленія вашей свтлости.
Ироническая усмшка скривила тонкія губы принца.
— Хорошо управленіе, сказалъ онъ, которое мн приходится длить съ господиномъ ландратомъ, да еще вдобавокъ такъ не равномрно! Эхъ, любезный Ифлеръ! и весь-то нашъ трудъ сводится къ наполненію бочекъ Данаидъ! Только-что мы успемъ заткнуть дв, три дыры, и вода уже поднимется въ бочк, какъ приходитъ распоряженіе отъ ландрата и пробиваетъ новую дыру, а не то — въ дло замшается державный капризъ всесильнаго министра, глядишь, бочка и совсмъ опрокинулась. Мы видли тому примръ въ 1866-мъ году! Какъ мы нуждались тогда и въ деньгахъ, и въ людяхъ! Но министру они были еще нужне, какъ онъ и отвтилъ, ну и конечно намъ пришлось уступить. Мн собственно не приходится жаловаться —
Solamen miseris — eocios habuisse malorum!
Ганноверъ и Гессенъ постигла тогда та-же самая участь, какая постигла и моего отца, не взирая на декларацію державъ-поручительницъ на внскомъ конгресс, и ударъ былъ нанесенъ тмъ же самымъ бранденбургскимъ домомъ, которому въ 1723-мъ году на рейхстаг въ Регенсбург приказано было охранять владтельныхъ принцевъ дома фонъ-Роде отъ дальнйшихъ притязаній со стороны императора и имперіи. Что-жъ, tempora mutantur! Намъ оставили, по крайней мр, наши земли, и мы слдовательно можемъ всеподданнически благодарить за милости, все наказаніе.
— Тысяча-восемьсотъ-шестьдесятъ-шестой годъ не скоро повторится, сказалъ совтникъ канцеляріи.
— Вы полагаете, потому что вс артишоки съдены. Эхъ, любезный Ифлеръ, l’apptit vient en mangeant, еще остались парочки дв, которыя давно бы были уже проглочены, еслибы не боялись ими подавиться. Да, кром того, разв вы полагаете, і что французы будутъ откладывать in saecula saeculorum отплату за Садову? Я знаю изъ врнаго источника, что у нихъ, вліятельные кружки и спятъ и видятъ эту отплату, того и гляди, что въ одно прекрасное утро мы проснемся и съ изумленіемъ примемся протирать глаза, заслышавъ, вмсто нашего добраго, нмецкаго птуха, пніе птуха галльскаго… Вы сметесь, любезный Цейзель? Конечно, вамъ, какъ бывшему военному, война мила сама по себ. Не забывайте только, что на этотъ разъ легко можетъ случиться, что вы будете сражаться подъ начальствомъ тхъ самыхъ полководцевъ, противъ которыхъ вы воевали въ 1866-мъ году. А не пойдешь-молъ добровольно, такъ заставлю идти силой, скажетъ остроумный премьеръ. Позаботьтесь по крайней мр заране, чтобы не пропалъ вашъ патентъ на чинъ поручика. Поговорите-ка объ этомъ съ графомъ, когда онъ завтра прідетъ.
— Я не зналъ, что мои ничтожныя услуги уже наскучили вашей свтлости, сказалъ молодой офицеръ, покраснвъ до самыхъ ушей при послднихъ словахъ принца.
— Простите, любезный фонъ-Цейзель, заговорилъ принцъ, подходя къ обиженному и добродушно протягивая ему руку, я не хотлъ васъ огорчить, а еще мене выказать вамъ неудовольствіе, котораго во мн вовсе нтъ. Напротивъ, я благодарю васъ за вашу врную и рачительную службу, никогда еще въ теченіи того года — какъ быстро летитъ время,— который вы провели у меня, она не была мн такъ необходима, какъ теперь. Вы одинъ у насъ знаете обычаи большого свта. Кто же бы помогъ мн’ принять нашихъ гостей? Мн вс эти порядки всегда были чужды, а теперь я позабылъ и то немногое, что зналъ….
Принцъ остановился. Онъ потерялъ нить своихъ мыслей. Въ послднее время это бывало съ нимъ чаще обыкновеннаго, хотя ему и удавалось, посл тягостнаго для него самого и для другихъ напряженія, снова нападать на свою мысль. Такъ и теперь стоялъ онъ, и ловко прикидываясь внимательнымъ, смотрлъ на крышу замка, надъ которой при вечернемъ освщеніи кружились ласточки, затмъ опять продолжалъ, какъ бы пробуждаясь отъ сна:
— Не такъ, какъ вы, воспитанные въ такой хорошей школ при двор вашего государя. Кстати, любезный фонъ-Цейзель, я хочу васъ спросить: не лучше ли будетъ, чтобы вы сами сопровождали завтра карету, когда она подетъ на станцію. Я конечно не боюсь, что Поретъ худо распорядится, но все же такъ будетъ лучше. Какъ вы думаете?
— Я исполню приказаніе вашей свтлости, отвчалъ кавалеръ.
— Итакъ, ршено, сказалъ принцъ. Если, господа, вамъ больше нечего мн докладывать….
Совтникъ поклонился, кавалеръ продолжалъ:
— Осмлюсь, ваша свтлость, спросить, какія будутъ окончательныя распоряженія на счетъ двора фазановъ?
Совтникъ сдлалъ видъ, что вовсе еще не собирается уходить и погрузился въ созерцаніе альбома, раскрытаго на одномъ изъ столовъ, при чемъ вовсе не замтилъ, что держитъ его вверхъ ногами.
— Я полагалъ, что мы относительно этого достаточно условились уже за столомъ, отвтилъ принцъ.
Въ тон, съ какимъ были произнесена эти слова, звучало неудовольствіе. Совтникъ не могъ оторваться, отъ замчательной картинки.
— Ваша свтлость приказываете, значитъ, привести дворъ фазановъ въ порядокъ, сказалъ кавалеръ запинаясь, — и такъ какъ отвта со стороны принца не воспослдовало, то одъ продолжалъ съ своей обычной добродушной живостью:
— Тогда а долженъ еще сегодня отдать необходимыя приказанія. Палисадникъ слдуетъ исправить, а дорожки расчистить,! он, въ самомъ дл, очень заросли. Прахатицъ успетъ все это, устроить къ завтрему, а самое позднее посл-завтра, если ему дать съ десятокъ рабочихъ. Кром того, видъ изъ оконъ чайнаго домика собственно сохранился только на замокъ, съ южной стороны и со стороны оленьяго парка необходимо срубить два, три дерева, которыхъ мн очень жалко….
— Такъ не рубите ихъ, сказалъ принцъ сердито.
Совтникъ тихонько закрылъ альбомъ, а кавалеръ въ смущеніи поглядлъ на него.
— А не то — переговорите еще разъ съ моею женою, сказалъ принцъ. Вы правы, любезный Цейзель, дйствительно, за столомъ мы не условились окончательно, я теперь припоминаю. Вообще сомнваюсь, чтобы намъ пришлось быть въ чайномъ домик. Часто іи пьютъ тамъ чай! Два, много три раза въ годъ. Итакъ, какъ я уже сказалъ, переговорите съ женою, а не то, если хотите, я самъ съ нею переговорю. Во всякомъ случа подождите, пока я не дамъ самыхъ точныхъ приказаній. Прощайте, любезный Цейзель! А вы подождите еще минутку, — обратился онъ въ совтнику,
Кавалеръ откланялся и удалился съ террасы.
Между тмъ совтникъ ждалъ съ нкоторымъ безпокойствомъ, что такое соблаговолитъ сообщить ему принцъ. Вроятно, онъ спроситъ его мннія касательно двора фазановъ. Совтникъ р! шилъ въ отвт своемъ сообразоваться съ тономъ и постановI кой вопроса.
— Я намреваюсь быть немного нескромнымъ, сказалъ принцъ.
Совтникъ улыбнулся.
— Въ какихъ вы отношеніяхъ съ докторомъ, то-есть, я хочу сказать, вы и ваши дамы?
Такъ какъ совтникъ не ожидалъ такого вопроса и не могъ сообразить сразу, къ чему все это клонится, то и проговорилъ не безъ нкотораго смущенія:
— Правду сказать… въ очень хорошихъ, какъ всегда, разумется…
— Какъ всегда? сказалъ принцъ съ удареніемъ.
— Я такъ думаю, ваша свтлость.
— Мн трудно быть нескромнымъ, когда вы сами такъ скромны.
— Я вовсе не хочу быть скромнымъ, принцъ, сказалъ совтникъ, но только я право не знаю…
— Ну, если вы ничего не знаете, любезный Ифлеръ — а вы, въ самомъ дл похожи на незнающаго человка — то и а могу воздержаться отъ своего нескромнаго вопроса. Прощайте, любезный Ифлеръ, да приходите-ка завтра часикомъ пораньше съ докладомъ. Гости прідутъ въ часъ. Въ теченіи утра придется еще на счетъ многаго распорядиться.
Совтникъ ушелъ совершенно уничтоженный, оплакивая свою глупость. А вдь вопросъ принца могъ имть только одинъ смыслъ!.Какъ этого было не понять сразу! ну какъ теперь сказать объ этомъ нашимъ дамамъ? Но всему виною опять-таки докторъ! Зачмъ онъ до сихъ поръ не выскажется? Онъ непремнно долженъ сдлать это сегодня же вечеромъ, когда вернется изъ Гюнерфельда.
— Что тамъ такое сказалъ вамъ принцъ? спросилъ кавалеръ, подходя къ совтнику, котораго поджидалъ на двор замка.
— О, пустяки, возразилъ совтникъ.
— Надюсь, сказалъ кавалеръ смясь, что сегодня вечеромъ вы будете откровенне. Кстати, я располагалъ зайти къ вамъ сегодня около восьми часовъ, если вы не пойдете въ кегельный клубъ и если ваши дамы свободны.
— Мы будемъ очень рады, пробормоталъ совтникъ.
— Итакъ, ршено, громко сказалъ кавалеръ, хлопнувъ совтника по плечу и направляясь къ замку.
— Опять сглупилъ, сказалъ совтникъ, снимая шляпу и осторожно,— чтобы не задть блокураго съ просдью парика,— утирая шелковымъ платкомъ вспотвшій лобъ.— Вотъ опять навязалъ себ на шею ихъ обоихъ. Это просто наказаніе!
И совтникъ, совершенно разстроенный, направился къ своему дому, отстоявшему около версты отъ замка и въ шагахъ въ двухстахъ отъ городка Ротебюль. Домъ стоялъ на великолпномъ шоссе, которое вело изъ замка въ городокъ, и привтливо выглядывалъ изъ-за окружавшихъ его деревьевъ и кустовъ.
Принцъ, по уход совтника, оставался неподвиженъ на своемъ мст и погрузился въ глубокую думу.
Полу-ласковая, полу-ироническая улыбка, игравшая на его губахъ во время совщанія съ подчиненными, смнилась выраженіемъ глубокой печали.
у — Все мн измняетъ, пробормоталъ онъ. Этотъ Ифлеръ, который всю жизнь старался доказать, на основаніи документовъ, что мы — такой же владтельный домъ, какъ и всякій другой въ Германіи, который утверждалъ, что не можетъ простить графу его уничиженія передъ этими высокомрными Гогенцолернами,— этотъ самый Ифлеръ, какой онъ сталъ теперь ручной? Онъ совсмъ готовъ съ музыкой и барабаннымъ боемъ перейти въ чужой лагерь! Я ни на кого больше не могу положиться, а всего мене на самого себя,— вотъ что всего обидне?
Съ большого луга, — разстилавшагося въ нижней части парка и орошаемаго рчкой Рода, — на которомъ изъ-за деревьевъ стали показываться олени, сначала по одиночк, а потомъ и стадомъ — повяло прохладой. Принцъ хотлъ-было позвонить и приказать камердинеру принесть ему пальто, на отдернулъ руку, готовую уже дернуть за колокольчикъ. Она можетъ придти каждую минуту, пусть она увидитъ его въ легкомъ лтнемъ плать, онъ теперь, именно теперь, особенна боялся показаться ей старикомъ. Конечно, онъ могъ войти въ свой рабочій кабинетъ, двери котораго раскрыты на террасу, но солнечный закатъ такъ великолпенъ: золотистые, продолговатые облава тянутся по небу, а горы тонутъ въ розоватой, сверкающей мгл. Она такъ любитъ эту картину. Они такъ часта любовались ею вмст съ этого самаго мста, и наблюдали за малйшими измненіями въ тняхъ, когда три года тому назадъ проводили здсь первые, блаженные, весенніе дни.
Три года!
Опершись одной рукой на каменныя перила, принцъ стоялъ, устремивъ неподвижный взоръ на солнечный закатъ. Но онъ уже не слдилъ за великолпными переливами красокъ…. Тогда это былъ по истин первый солнечный лучъ, озарившій его жизнь, свтъ, долетавшій до него изъ другого, лучшаго міра, романическая, чудная весна, постившая его на закат дней! Какъ все это было прекрасно!
— А если оно было и прошло, то кто же въ этомъ виноватъ, какъ не я самъ? Кто помрачилъ солнечный лучъ, потушилъ свтъ, убилъ чудесную весну, разрушилъ романъ, какъ: не я, не я самъ! Я самъ? Но въ чемъ же заключается моя вина? Ей было семнадцать лтъ, а теперь ей двадцать-одинъ годъ, мн было шестьдесятъ-два года, а теперь… время противъ меня. Да, это такъ!
Принцъ вздрогнулъ, услыхавъ позади себя на террас шелестъ платья. Онъ поспшно провелъ рукою по лицу и съ улыбкой обернулся къ молодой дам въ амазонк изъ темнозеленаго бархата, въ берет, съ перчатками и хлыстомъ въ правой рук, лвой она придерживала длинный шлейфъ амазонки.
— А, это ты, Гедвига! ты сегодня поздно собралась на прогулку, сказалъ онъ, цлуя молодую даму въ лобъ.
— Много было дла, отвчала Гедвига. Совщанія съ модисткой, такъ какъ нкоторые изъ нарядовъ, — черезъ-чуръ роскошныхъ по обыкновенію, — которые ты мн выписалъ — пришлось передлать, затмъ надо было прибрать комнаты, и хотя моихъ вещей тамъ было и немного…
— Комнаты, спросилъ принцъ, твои комнаты? Зачмъ понадобилось ихъ прибирать?
— Да вдь ты приказалъ отвести об комнаты въ красной башн для прізжихъ? возразила Гедвига.
Краска гнва вспыхнула на блдномъ лиц принца, вмсто отвта онъ сильно придавилъ пуговку колокольчика и крикнулъ старику-камердинеру, поспшавшему изъ комнатъ черезъ рабочій кабинетъ:— Позвать сюда Порста, сейчасъ, сію минуту!
— Поретъ только-что ухалъ съ кухонной фурой въ городъ, какъ было приказано вашей свтлостью, возразилъ Андрей Глейхъ.
— Это ему даромъ не пройдетъ, закричалъ принцъ, гнвъ котораго разгорался все сильне. Впрочемъ ты вдь былъ тутъ, сегодня утромъ, когда я отдавалъ приказанія, а такъ какъ твой любезный зятюшка, какъ мн извстно, во всемъ съ тобой совтуется, то ты можешь отвчать за него. Кто вамъ сказалъ, что вы можете распоряжаться двумя комнатами въ красной башн? я васъ спрашиваю, кто?
— Но, другъ мой, сказала молодая дама, если это простое недоразумніе…
— Это вовсе не недоразумніе, сказалъ принцъ, и совсмъ не ошибка — разв только они нарочно оглохли и ослпли — я это знаю!
— Ваша свтлость изводили точно приказать, чтобы вс комнаты покойной свтлйшей принцессы были отведены для высокихъ постителей, проворчалъ старый камердинеръ, а такъ лакъ об комнаты въ красной башн…
— Комнаты, комнаты! закричалъ принцъ, но само собой разумется, не жилые покои! но, само собой разумется, не т, которые отведены съ перваго же дня моей жен!…
— Но, другъ мой, повторила молодая дама, на которую эта сцена производила повидимому весьма тягостное впечатлніе….
— Прошу тебя, оставь меня, сказалъ принцъ поспшно отнимая свою руку, которая сильно дрожала, мн не надобны слуги, которые такъ грубо перевираютъ ясныя и точныя приказанія. Чтобы все было приведено въ порядокъ сегодня же, прежде чмъ жена вернется съ прогулки!. Теперь ступай!
— Но какъ можешь ты сердиться на такіе пустяки, сказала Гедвига, когда слуга вышелъ.
— Твой комфортъ, твой покой для меня не пустяки, сказалъ принцъ, проведя все еще дрожащей рукой по блестящимъ волосамъ молодой дамы, въ особенности теперь, когда мн приходится къ несчастію вносить такое безпокойство и такія неудобства въ нашу жизнь. Конечно, этого нельзя измнить, но они все-таки не должны нарушать нашу свободу и наши привычки больше, чмъ то слдуетъ. Куда ты подешь сегодня, мое дитя?
— Къ двору фазановъ, отвчала дама, я хочу лично передать твои приказанія. Прахатицъ такъ привыкъ къ тому, что я распоряжаюсь тамъ на верху, что пожалуй ничего не станетъ длать безъ моего приказа.’
— Да я больше объ этомъ и не думаю, сказалъ принцъ не безъ нкотораго смущенія.
— А я прошу тебя позабыть о моемъ неприличномъ и дтскомъ противорчіи, сказала дама, по истин дтскомъ! Желаніе мое, чтобы чайный домикъ оставить въ томъ вид, въ какомъ я нашла его три года тому назадъ… съ пожелтвшими гравюрами и потускнвшими зеркалами, съ красивой, старой, источенной червями мебелью-рококо, и чтобы въ маленькомъ парк все оставалось по прежнему… заржаввшая ршетка, опрокинутыя статуи и заросшія дорожки… положимъ, это просто романическая затя, быть можетъ приличная семнадцатилтней двушк, но которая ко мн теперь совсмъ не пристала. Ты смешься? Да, еслибы можно было смхомъ стереть четыре года!
— Не открыла ли ты такой секретъ? сказалъ принцъ. Оно похоже на то, но къ кому ты намрена примнить секретъ? къ себ? ко мн? къ намъ обоимъ?
Онъ сказалъ это съ улыбающимся лицомъ, но губы его подергивались.
— Ахъ, мн пора хать, сказала молодая дама, давно пора, итакъ, милый другъ, я могу отдать Прахатицу вс нужныя приказанія.
— Ты даже очень обяжешь меня, если оставишь все, какъ оно есть, и сообщишь объ этомъ фонъ-Цейзелю… Но ты не должна никому уступать тхъ комнатъ въ башн. Ну, прощай, и пожалуйста не скачи сломя голову. У насъ сегодня никого не будетъ за чаемъ,— не прогнвайся.
— Не прогнваться, сказала Гедвига, это отзывается упрекомъ.
— Я вовсе не хотлъ упрекать, возразилъ принцъ.
— Вдь ты самъ знаешь, что именно по вечерамъ всего пріятне быть вмст, что тогда особенно хорошо болтается.
— Въ самомъ дл? сказалъ принцъ.
Онъ держалъ руку молодой женщины въ своихъ рукахъ, глаза его съ выраженіемъ страсти покоились на прекрасномъ ея лиц. Снова губы его передернулись, но слова замерли на губахъ, и онъ со вздохомъ выпустилъ ея руку.
— Я не хочу тебя задерживать, сказалъ онъ.
Молодая женщина дошла уже до дверей салона, когда принцъ закричалъ ей вслдъ:
— Одно слово, Гедвига! а что, докторъ не намекалъ теб въ послднее время о томъ, что онъ намренъ просить отставки?
— Разв онъ намренъ? сказала молодая женщина. Шлейфъ ея платья, повидимому, зацпился въ дверяхъ, она быстро нагнулась, и когда поднялась, щеки ея были красны.
— Да, онъ просилъ объ отставк, сказалъ принцъ, подходя къ молодой женщин, чтобы помочь ей высвободить шлейфъ. Онъ сказалъ мн это въ ту минуту, какъ я остался съ нимъ наедин, посл обда, и хотя не самымъ формальнымъ образомъ, но такъ ясно, что нельзя было ошибиться.
— Ты согласился отпустить его? сказала молодая женщина.
— Боже сохрани, возразилъ принцъ, чтобы я сталъ обращать вниманіе на чистйшій капризъ, а это капризъ и больше ничего. Такъ всегда бываетъ съ людьми, когда имъ гд-нибудь сапогъ жметъ. Я уже разспрашивалъ Ифлера, я думалъ, что онъ получилъ отказъ отъ Элизы, но Ифлеръ, повидимому, ничего объ этомъ не знаетъ, конечно, это не доказательство:, онъ никогда не знаетъ о томъ, что ему слдовало бы знать, быть можетъ, ты легче добьешься истины.
Прекрасное лицо молодой женщины омрачилось, а при послднихъ словахъ принца темные глаза ея гнвно сверкнули. Она гордо закинула голову и, поглядвъ принцу прямо въ лицо, сказала:
— Это совершенно безполезно, докторъ не такой человкъ, чтобы прибгать къ отговоркамъ. Да и неужели причины, приведенныя имъ, недостаточно основательны?
— Ты говоришь такъ, какъ будто эти причины теб извстны, перебилъ принцъ.
— Он мн неизвстны,— возразила молодая женщина еще съ большимъ жаромъ, чмъ прежде,— по крайней мр онъ мн ихъ не сообщалъ, но я могу представить себ, что гонитъ отсюда такого человка, какъ докторъ, я могу представить себ, какъ ему страстно хочется примнить свои силы, свои знанія на боле обширномъ поприщ, могу представить себ, какъ ему тсно, какъ онъ задыхается въ той узкой сфер, какая насъ окружаетъ…
Щеки Гедвиги покрылись яркимъ румянцемъ, когда она произносила эти слова, принцъ же, напротивъ того, совсмъ поблднлъ, губы его поблли и онъ сказалъ:
— Въ самомъ дл! Узкая сфера! Ну, я полагаю, что та сфера, въ которой я нашелъ его три года тому назадъ, изъ которой я вывелъ его три года тому назадъ, была еще уже. Конечно, мало кто уметъ цнить оказанныя благодянія.
— А еще рже кто уметъ забывать объ оказанныхъ благодяніяхъ.
— Я надюсь, милая Гедвига, что твое замчаніе не относится ко мн? сказалъ принцъ. Онъ чувствовалъ, что колни его подгибались, ему стоило большого труда стоять прямо. Неужели развязка, которой онъ постоянно боялся, но которая, онъ чувствовалъ, въ послднее время становилась все неизбжне, должна была разъиграться теперь?
— Какъ это можно, сказала Гедвига, ты знаешь мою дурную привычку при всякомъ удобномъ случа придираться къ словамъ! да и какое отношеніе это иметъ къ данному случаю? Но обсудимъ дло такъ, какъ оно есть. Ты пригласилъ тогда доктора на три года, срокъ пришелъ къ концу. Ты не такой человкъ, чтобы удерживать его, когда онъ самъ не желаетъ оставаться.
— Ты ошибаешься, милая Гедвига. Я буду откровеннымъ^ сознаюсь, что очень не охотно съ нимъ разстанусь. Онъ знаетъ меня, а другому пришлось бы снова знакомиться со мной, наконецъ, я привыкъ къ нему, мн онъ до извстной степени нравится. Да и помимо меня, графин Стефаніи, какъ теб извстно, ршительно нужна медицинская помощь. Генеральша очень безпокоилась, я общалъ, что Стефанія можетъ обратиться къ моему лейбъ-медику, за искусство котораго я могу поручиться. Какъ непріятно было бы мн, посл того, какъ все уже поршено и они завтра будутъ здсь, не сдержать общанія!
— Но докторъ не удетъ же тотчасъ? сказала Гедвига.
— Въ томъ-то и горе, что да, сказалъ принцъ. Ему совсмъ вскружило голову собраніе естествоиспытателей. Онъ долженъ тотчасъ ршить. Это непріятно, право, ужасно непріятно!
— А между тмъ для тебя возможенъ только одинъ образъ дйствія, сказала Гедвига, и я уврена, что ты придешь къ тому же результату, когда спокойно обсудишь все дло.
Принцъ усмхнулся.— Хорошо, сказалъ онъ, мы обсудимъ спокойне это дло. Сначала мы взволновались, и совсмъ понапрасну. Ступай гулять, я часокъ почитаю. Сегодня вечеромъ за чаемъ мы переговоримъ, какъ слдуетъ. Прощай, милая Гедвига!
Онъ поцловалъ молодую женщину въ лобъ, проводилъ ее до салона и остановился у окна, чтобы поглядть, какъ она сядетъ на лошадь, которую рейткнехтъ держалъ подъ устцы вмст съ своею. Она услась въ сдл, махнула въ его, сторону хлыстикомъ, а онъ отвчалъ ей рукой. Затмъ принцъ остался у окна, чтобы еще разъ взглянуть на нее, когда она подетъ черезъ мостикъ, перекинутый въ долин черезъ рчку. Она должна была показаться на немъ, при ея быстрой зд, черезъ дв, много черезъ пять минутъ, но прошло пять минутъ, прошло десять минутъ…. принцъ съ сердцемъ закрылъ окно. Дверь на террасу оставалась все время открытой, онъ только теперь замтилъ, что стоялъ все время на сквозномъ втру, и почувствовалъ, что его продуло. Вернувшись въ рабочій кабинетъ, онъ позвонилъ:
— Что прикажете, ваша свтлость, спросилъ камердинеръ входя.
— Затопи каминъ, сказалъ принцъ. Впрочемъ, нтъ, не слдуетъ баловать себя.
— А также не слдуетъ и другихъ людей пріучать къ милости, ваша свтлость.
— Что ты хочешь сказать?
— Я осмливаюсь только замтить, что ваша свтлость въ теченіи сорока лтъ, которые я имлъ честь прослужить вашей свтлости, такъ избаловали меня своей добротой, что мн особенно больно услышать жесткое слово отъ вашей свтлости, а такъ какъ ваша свтлость не желаете держать слугъ, которые такъ грубо перевираютъ приказанія вашей свтлости….
— И ты туда же? рзко перебилъ принцъ слугу, ужъ и ты не хочешь ли отойти прочь? Что вы, вс съума сошли? или быть можетъ воображаете особенно угодить новому господину, если будете дерзки и неблагодарны относительно стараго? Такъ подождите по крайней мр, пока старый сойдетъ съ дороги! Я отрекомендую васъ графу, пусть онъ остережется отъ такихъ вроломныхъ тварей… Ну, довольно объ этомъ, мн это все надоло. Подай мн вонъ то одяло, я простоялъ на сквозномъ втру, это всегда мн нездорово.
Принцъ бросился въ кресло и дрожа завернулся въ мягкое, одяло.
— Ваша свтлость должны были остаться на террас, сказалъ камердинеръ съ увренностью, точно послднія слова его господина допускали только одно объясненіе, ваша супруга похала къ двору фазановъ.
— Разв ты видлъ?
— Я стоялъ здсь какъ разъ у окна и видлъ, какъ он поскакали по дорог къ двору фазановъ. Скакать-то бы, казалось, не годится по такой крутой дорог.
— Ну, тогда мн пришлось бы долго дожидаться, сказалъ принцъ. Зачмъ она похала туда, дло кажется ршено.
Принцъ сказалъ это частью про себя, частью обращаясь къ камердинеру.
Онъ давно привыкъ, чтобы Глейхъ разршалъ его сомннія и отвчалъ на его мысли.
— Быть можетъ, он подутъ дальше двора фазановъ, по дорог въ Гюнерфельдъ, оттуда прекрасный видъ на замокъ и на долину Роды.
Глейхъ, медленно выпрямляясь при этихъ словахъ, изъ своего согбеннаго положенія бросилъ быстрый, испытующій взглядъ на лобъ и глаза своего повелителя.
— Не совсмъ правдоподобно, сказалъ принцъ.
— Можетъ быть, он желаютъ сообщить что-нибудь доктору, который въ это время долженъ возвращаться изъ Гюнерфельда.
— Еще не правдоподобне, пробормоталъ принцъ, я не сообщалъ жен, что докторъ тамъ продетъ.
— Но я слышалъ, какъ самъ докторъ сообщилъ имъ объ этомъ за столомъ.
— Вотъ какъ! сказалъ принцъ. Ты, значитъ, слышишь почти все, что говорится въ столовой?
— Да, почти, сказалъ камердинеръ. Ваша свтлость ничего больше не прикажете въ настоящую минуту?
Принцъ подперъ голову рукою. Камердинеръ, не получая отвта, хотлъ удалиться неслышными шагами, какъ вдругъ принцъ крикнулъ ему вслдъ:
— Ты можешь освдомиться у жены, когда она вернется домой, можетъ быть она предпочтетъ пить чай въ своей комнат. Я чувствую себя не совсмъ хорошо, а долженъ завтра быть свжимъ, къ тому же мн нужно написать нсколько дловыхъ писемъ.
— Слушаю, ваша свтлость, сказалъ Глейхъ, тихонько притворяя за собою дверь.
Принцъ сидлъ неподвижно, погруженный въ грустную думу, высвободивъ изъ подъ одяла красивыя, блыя руки. Онъ думалъ о завтрашнемъ дн, когда спокойствіе и тишина, которыя. онъ такъ любилъ, будутъ нарушены вокругъ него шумнымъ наздомъ людей, которыхъ онъ въ сущности ненавидлъ. Тогда уже нельзя ему будетъ уединяться, слдя за игрою своихъ мыслей.
— Сомнительное счастье, думалось ему про себя, слдить за мыслями, которыя плетутся рысцей передъ нами, какъ лошади въ похоронной процессіи, а я самъ — тотъ мертвецъ, котораго он везутъ въ могилу. Зачмъ я вызывалъ ее на объясненія? И самъ не знаю, но я былъ правъ, я не слишкомъ мрачно смотрлъ на вещи: оно выражалось такъ ярко на ея лиц, свтилось въ ея глазахъ, звучало въ каждомъ ея слов, въ тон ея голоса. И только теперь впервые это обнаружилось. Какъ, повидимому, все было просто сказано, а между тмъ въ каждомъ слов скрывалась задняя мысль. ‘Еслибы можно было смхомъ стереть четыре года’! Четыре года! къ чему это послужило бы! Еслибы даже прошло сорокъ! и вдь я люблю ее лучше, чмъ двадцатилтній юноша, лучше, чмъ кто бы то ни было можетъ любить ее! О Боже мой, Боже мой, какъ я ее люблю!
Принцъ вертлся въ кресл, онъ никакъ не могъ уссться покойно и подложилъ правую руку подъ локоть лвой.
— Ну, сказалъ онъ, нервы мои разстроены, у меня лихорадка, моему преемнику не долго придется ждать. А онъ Геркулесъ въ сравненіи со мной. Парады да разводы помогаютъ этимъ людямъ быть здоровыми и глупыми. Нтъ, онъ не глупъ, онъ только мн антипатиченъ. Куда какъ весело будетъ мн видть около себя своего преемника, а о преемник преемника наврное уже позаботились.
Принцъ засмялся, но не веселымъ смхомъ, и затмъ глубоко вздохнулъ. Глейхъ, который стоялъ въ передней, приложивъ ухо къ двери, съ довольнымъ видомъ покачалъ головой.
— Такъ всегда съ нимъ бываетъ, сказалъ онъ, выпрямляясь, нужно только пользоваться минутой, когда-нибудь да замтить онъ. И я зашелъ бы гораздо дальше, еслибы Дитрихъ не былъ такой болванъ. Онъ говоритъ, что ничего особеннаго не можетъ подмтить, когда они катаются вмст верхомъ, и ничего не можетъ слышать. Желалъ бы я быть на его мст, ужъ я бы услышалъ, что нужно, и увидлъ бы, что слдуетъ.
Гедвига, между тмъ, неслась по красивой и превосходной дорог, которая, извиваясь какъ лента, вела къ двору фазановъ, Дитрихъ былъ хорошій наздникъ, однако едва поспвалъ за нею. И чего съ нею никогда прежде не бывало, подсаживалъ ли онъ ее на сдло или скакалъ съ нею зеленымъ лсомъ,— она ни слова не промолвила съ нимъ ни о свадьб его съ Метой Прахатицъ, которая должна была совершиться ныншнимъ лтомъ, ни о приданомъ. А также и бдныя старухи, попадавшіяся ей на встрчу съ большими вязанками хвороста за спиной, громко желали ей вслдъ ‘добраго вечера’, и сторонясь прижимались въ каменной оград, но на этотъ разъ не удостоивались ни взгляда, ни привта.
— Вотъ скачетъ, словно за ней чортъ гонится по пятамъ, ворчалъ Дитрихъ, пришпоривая своего коня, если она не угомонится, то лошади, того и гляди, растянутся.
Но въ эту самую минуту наздница подобрала поводья и начала шагомъ подниматься на послднюю возвышенность. Ей не хотлось явиться туда на верхъ, не принявъ окончательнаго ршенія касательно двора фазановъ, а между тмъ, противъ своего обыкновенія, она не могла напасть ни на какую мысль. Но какъ ничтожно, какъ безразлично казалось ей все въ сравненіи съ тмъ чувствомъ, какое наполняло всю ея душу.
Онъ хочетъ ухать! Онъ проситъ объ отставк!
Онъ ршился это сдлать въ тотъ самый моментъ, когда съ пріздомъ гостей она будетъ поставлена въ самое затруднительное, въ самое тяжелое положеніе: когда ей придется обнаружить всю свою силу, все свое присутствіе духа, когда другъ будетъ ей нуженъ боле, чмъ когда-либо.
Онъ хочетъ ухать! Ну, чтожъ, пусть узжаетъ, онъ не обязанъ приносить ей жертвъ, долженъ же онъ наконецъ возвратить себ страстно желаемую имъ свободу!
Гедвига готова была громко заплакать, мысленно уже разставаясь съ другомъ, съ тмъ, чтобы никогда больше не свидться съ нимъ. Но она уже разъ отказалась отъ цльнаго счастья, что стоитъ ей принести въ жертву жестокой судьб и эту частицу, вмст съ другими радостями ея молодой жизни!
Лошадь, фыркая, остановилась у ршетки парка, окружавшаго дворъ фазановъ, и Гедвига пробудилась отъ своего тяжелаго сна. Зачмъ она сюда пріхала? Да, вспомнила!
Рейткнехтъ подъхалъ, Гедвига велла ему отворить ршетку и рысью прохала по дорог, осненной высокими деревьями и заросшей всякаго рода травой, къ маленькому двору, гд чехъ Прахатицъ проживалъ одинъ въ маленькомъ домик среди своихъ фазановъ.
Дочка его Мета три года тому назадъ поступила въ камеръ-юнгферы въ молодой госпож.
Старика не было въ домик, Гедвига нашла его подъ открытымъ навсомъ, гд выведенные нсколько дней тому назадъ цыплята клевали насыпанный кругомъ кормъ, между тмъ какъ насдки важно прохаживались, съ достоинствомъ волоча веревку, привязанную къ ихъ ног.
— Добро пожаловать, сударыня, сказалъ старикъ, отставляя корытце съ кормомъ и снимая маленькую, зеленую, егерскую шляпу, кто бы могъ этого ожидать, давно уже не удостаивался такой чести! а тмъ временемъ цыплятки вылупились, девяносто пять штукъ. Была бы полная сотня, да вотъ этотъ молодецъ усплъ подцпить у меня цлыхъ пять штукъ, пока мн не удалось подцпить его самого.
При этихъ словахъ Прахатицъ приподнялъ за длинное врыло мертваго коршуна, лежавшаго возл него на сундук.
— Я давно уже точилъ на него зубы, продолжалъ онъ, но птица была умная, такая умная, точно человкъ, и ни за что не ползла бы въ сть, хоть посади туда съ полдюжины голубей.
Старикъ привыкъ, чтобы Гедвига внимательно выслушивала его охотничьи разсказы, а потому не мало изумился, когда она, не удостоивъ взглядомъ великолпную птицу, и нетерпливо помахивая хлыстомъ, проговорила:
— Хорошо, хорошо Прахатицъ: но сегодня намъ надо заняться другимъ. Вы знаете, что завтра прідутъ графъ съ графиней, принцъ желаетъ, чтобы дворъ фазановъ былъ приведенъ въ порядокъ. Поэтому завтра вы позовете рабочихъ, сколько понадобится, для того, чтобы все было готово къ вечеру. Фонъ-Цейзель непремнно задетъ къ вамъ, и вы окончательно переговорите съ нимъ. Само собой разумется, что и чайный домикъ слдуетъ прибрать. Мои рисовальныя принадлежности вы заберете въ себ въ домъ. Ключъ отъ домика при васъ?
Она направилась, не дожидаясь отвта изумленнаго егеря, въ чайному домику — большому павильону, построенному во вкус прошедшаго столтія, онъ стоялъ на довольно высокомъ холм, вблизи двора фазановъ, и былъ обсаженъ деревьями и кустами. Широкая лстница въ форм подковы вела къ домику: на нижнихъ ступеняхъ сторожили сфинксы, а полудуга лстницы окружала гротъ, украшенный раковинами, Нептуномъ и дюжиной нереидъ и тритоновъ. Гедвига поспшно взошла по лстниц, старикъ, раскачивая головой, послдовалъ за ней, раскачивая же головой онъ отворилъ балконъ, между тмъ какъ Гедвига нетерпливо хлопала по рам хлыстикомъ. Она прошла черезъ среднюю большую комнату, въ боковую, которая служила ей мастерской.
— Все это слдуетъ убрать, сказала она, указывая на мольбертъ, стоявшій у окошка и на безчисленные эскизы и начатыя картины, висвшія по стнамъ и разставленныя по угламъ комнаты. Слышите, Прахатицъ, уберите все и сегодня же вечеромъ заприте у себя въ горниц и никому не показывайте. А теперь ступайте и скажите Дитриху, чтобы онъ подавалъ лошадей.
— Не случилось ли чего съ вами, сударыня, или съ его свтлостью? спросилъ старикъ съ разстановкой.
Гедвига не отвчала. Старикъ не посмлъ повторить своего вопроса и ушелъ. Гедвига подошла въ мольберту и поглядла, скрестивъ руки на груди, на начатую картину, — ландштафтъ, списанный съ того, который открывался изъ окошка.
— Фи, сказала она, какъ это кажется некрасиво, когда взглянешь спустя дв недли! А я полагала, что на этотъ разъ вышло удачно. Какое жалкое маранье! А еще они говорятъ, что у меня большой талантъ. Онъ никогда этого не говорилъ, ему это лучше извстно, ему лучше извстно также, что значитъ честно заработывать своими руками дневное пропитаніе. А вдь я бы достигла этого, еслибы начала работать во время, какъ другія женщины, еслибы мн нужно было работать, а то, я только забавлялась цлыхъ четыре года! Еслибы мн вернуть назадъ эти четыре года!
Она опустилась на стулъ и сидла насупивъ брови и уставивъ неподвижно глаза въ пространство, между тмъ какъ прекрасный ротъ ея судорожно подергивался.
Онъ удетъ и что же тогда ее ожидаетъ? Пустыня, пустота! безграничная пустыня, страшная, мучительная пустота! О! она какъ бы предвкушала ее, когда ему случилось какъ-то ухать на два дня. Какъ медленно тянулись часы, какимъ принцъ казался старымъ, какую невыносимую скуку наввали остальныя лица! И это предстоитъ ей, это она должна будетъ выноситъ во всю свою послдующую жизнь!
Съ глухимъ стономъ вскочила она со стула, ей казалось’ что она задыхается. Она рванула окно, которое растворилось настежъ. Передъ ней предстали горы, озаренныя мягкимъ свтомъ, поздняго, майскаго вечера. Хотя солнце уже зашло, вокругъ было еще свтло. На лужайкахъ хребта, описывавшаго мягкую дугу и соединявшаго гору, на которой былъ дворъ фазановъ, съ массой остальныхъ горъ, лежалъ розовато-золотистый отблескъ, отраженіе свта еще не погасшаго въ высшихъ слояхъ эира.
Черезъ этотъ хребетъ ему нужно прохать, возвращаясь изъ Гюнерфельда.
Вдругъ ей вспомнилось то, о чемъ она никогда почти не думала, а именно: что она впервые увидла его на этомъ мст, три года тому назадъ, и точно также въ прекрасный майскій вечеръ. Она возвращалась съ принцемъ съ прогулки, а онъ стоялъ тамъ на верху подъ одинокимъ деревомъ, которое такъ отчетливо выдляется теперь на свтломъ вечернемъ неб, онъ опирался на палку и смотрлъ въ долину, окруженную горами, гд на одинокой скал возвышался замокъ, и едва оглянулся, когда они прохали мимо него. Но принцъ былъ особенно весело настроенъ и заговорилъ съ одинокимъ путникомъ, который вжливо отвчалъ ему, такимъ образомъ между ними завязался разговора, не прекращавшійся всю дорогу и до того заинтересовавшій принца, что онъ въ тотъ же вечеръ пригласилъ молодого ученаго перехать изъ гостинницы ‘Трехъ Форелей’ въ замокъ и не хотлъ отпустить прежде, чмъ онъ не дастъ общанія, что вернется и попытается привыкнуть къ здшнему мсту.
Онъ пытался…. цлыхъ три года, теперь онъ пришелъ къ окончательному выводу и хочетъ ухать. Она громко разсмялась и испугалась своего собственнаго смха.
— Мн кажется, что я съума схожу, прошептала она.
Ей думалось, что цлая вчность прошла съ тхъ поръ’ какъ Прахатицъ ушелъ отъ нея, она посмотрла на часы, прошло не боле пяти минутъ. Что такое приказывала она ему? Да, чтобы подали ея лошадь. Зачмъ? Чтобы хать ему навстрчу? Съ какою же цлью? Сказать ему, что она не можетъ безъ него жить? Славное признаніе! Что же ему тутъ длать? Запретить ей, какъ онъ это недавно сдлалъ, пить чай по вечерамъ, для успокоенія нервовъ, потому что чай мшаетъ ей спать по ночамъ!
И она вновь разразилась такимъ страннымъ хохотомъ, что Прахатицъ, подходившій въ это время въ двери, остановился въ испуг и вачая головой глядлъ ей вслдъ, пока она пробжала мимо него по лстниц, услась на лошадь и быстро поскакала прочь.
— А вдь мн сдается, что ей куда-какъ хотлось бы остаться одной, сказалъ Дитрихъ, подтягивавшій ремень у своего сдла. Я не долженъ упускать ее изъ виду, а она всячески старается уйти съ глазъ долой. Нашему брату тяжко приходится подчасъ.
— Кто теб не велитъ спускать съ нея глазъ? спросилъ Прахатицъ.
— Вы узнаете это только тогда, когда выдадите за меня вашу дочь и я сдлаюсь вашимъ зятемъ, не раньше. Гоппъ, Лизхенъ!
И Дитрихъ галопомъ пустился, вслдъ за своей госпожей, по алле въ открытыя ворота двора фазановъ. Отсюда шла проселочная дорога, и извиваясь, вела черезъ лсъ къ возвышенности, на которой стоялъ Гюнерфельдъ, и дальше въ гору, ниже она перескала шоссе, которое шло въ замку. Дитрихъ, вообразившій, что госпожа его похала въ этомъ направленіи, поскакалъ внизъ съ горы насколько позволяла крутизна дороги, все удивляясь, кивъ это его госпожа успла такъ далеко отъхать.
Тмъ временемъ Гедвига дохала до еловаго лса, не замчая вначал, что слуга не слдовалъ за ней. Только уже тогда, когда она подъхала къ чащ, она замтила, что съ нею никого нтъ. Она придержала лошадь. Въ лсу, позади ея все было тихо, на пустот, разстилавшейся передъ ней, трещали сверчки, а жаворонокъ плъ высоко надъ головой, въ тхъ слояхъ воздуха, въ которыхъ еще не погасъ свтъ. И вотъ, созерцая печально тихую красоту вечера, охваченная глубокимъ миромъ, разлитымъ въ природ, между тмъ какъ растерзанное сердце ея ныло и болло — она вдругъ ощутила глубокую тоску. Слезы неудержимо полились изъ ея глазъ, она плакала такъ, какъ никогда, такъ какъ будто хотла утопить все горе въ слезахъ и на вки успокоиться.
Она оставалась на опушк лса, приложивъ платокъ въ глазамъ, между тмъ какъ поводья покоились на гибкой ше лошади, отдыхавшей посл быстрой зды, но лошадь вдругъ приподняла голову, уставилась сверкающими глазами въ холмъ, пошевелила ушами и наконецъ тихо заржала.
Гедвига выпрямилась, и вытирая одной рукой слезы, другою схватилась за поводья и поспшно направила лошадь въ лсъ. Мысль попасться ему на глаза въ ея теперешнемъ настроеніи привела ее въ ужасъ. Но было поздно. Она услышала позади себя лошадиный топотъ, всадникъ уже, безъ сомннія, замтилъ ее. Ей ничего не оставалось, какъ выждать его приближенія. Черезъ нсколько минутъ онъ подъхалъ къ ней. Гедвига повернулась на сдл и сказала съ грустной улыбкой, которая такъ пристала къ ея пунцовымъ губкамъ и темнымъ глазамъ:
— Это вы, докторъ!
Германъ остановилъ лошадь и, снимая шляпу, отвтилъ: — Вы гуляете въ тако# позднее время! такъ далеко отъ замка и безъ провожатаго!
— Я была у двора фазановъ, возразила Гедвига, и должно быть тамъ разъхалась съ Дитрихомъ.
— Позвольте мн сопровождать васъ, притомъ намъ, кажется, одна дорога.
— Сдлайте одолженіе, сказала Гедвига.
Германъ надлъ шляпу и пустилъ свою лошадь съ лвой стороны. Они хали нсколько минутъ по лсу рядомъ и молча.
— Какъ идутъ дла въ Гюнерфельд? спросила наконецъ Гедвига.
— Теперь лучше, отвчалъ Германъ, у меня тамъ всего трое больныхъ, да и тхъ я скоро поставлю на ноги.
И оба снова замолчали. Гедвига боялась выдать себя, Германъ Опасался того же самаго. Онъ сдлалъ попытку выдти изъ положенія, которое — онъ это чувствовалъ — могло погубить его, если уже не погубило. Попытка удалась лишь вполовину, онъ не зналъ, слдуетъ ли ему горько упрекать себя за то или радоваться? И что она скажетъ? приметъ ли жертву благосклонно? или же отвергнетъ ее? Германъ, раздумывалъ все это, когда халъ, по уединенной дорог, въ уединенную деревеньку, объ этомъ же размышлялъ онъ и за минуту, когда, возвращаясь по пустоши, долго стоялъ подъ дубомъ, на томъ мст, съ котораго впервые увидлъ ее три года тому назадъ. Снова и сильне, чмъ когда-либо, почувствовалъ онъ, что у него ничего не осталось въ жизни, что бы онъ могъ назвать своимъ, что его жизнь можетъ быть лишь отраженіемъ ея жизни, что его жизнь загублена этой всесильной, безнадежной страстью, все равно, прикажетъ ли ему Гедвига оставаться или уходить.
— Могу ли я позволить себ спросить совта у васъ, касательно одного обстоятельства, которое лично для меня очень важно? сказалъ онъ.
Онъ самъ не понималъ, откуда вдругъ взялась у него смлостъ. Его собственный голосъ показался ему какъ будто чужимъ, а сердце билось такъ, что, казалось, готово выпрыгнуть.
— Что же это такое? спросила Гедвига и прибавила съ большимъ усиліемъ, такъ какъ Германъ не тотчасъ отвтилъ: — Конечно, это то самое обстоятельство, о которомъ принцъ только-что говорилъ со мной. Вы просили объ отставк. Да, а могу даже сказать вамъ больше: принцъ, который, какъ вамъ извстно, иметъ любезную привычку совтоваться со мной въ затруднительныхъ случаяхъ, поручилъ мн убдить васъ отказаться отъ этого намренія.
Германъ не смлъ поднять глазъ, слова, которыя онъ теперь услышитъ, должны ршить участь всей его дальнйшей жизни.
— Вы знаете, сказалъ онъ какъ-то беззвучно, что я высоко цню ваше мнніе и всегда готовъ ему подчиниться.
— Тмъ тяжеле отвтственность, которую я беру на себя, продолжала Гедвига, длая слабую попытку улыбнуться. Признаюсь вамъ, ваше намреніе не выходило у меня изъ ума во все время моей прогулки, я старалась, насколько умла, выяснить себ вс мотивы за и противъ.
— И вы поршили, что я долженъ удалиться, неправда ли?
— Да, сказала она, я такъ ршила.
При этихъ словахъ она поглядла на своего спутника. Отъ взоровъ ея не укрылось, что онъ поблднлъ и что губы его задрожали, какъ у ребенка, которому не хочется расплакаться. Глаза ея загорлись. Ей хотлось броситься любимому человку на шею и сказать ему, что они не могутъ жить другъ безъ друга, и что лучше имъ умереть, чмъ разстаться, но ею тотчасъ же овладла досада на него за то, что онъ колебался, за то, что онъ былъ слабе ея и сваливалъ на нее всю страшную тяжесть ршенія. И между тмъ, какъ сердце ея раздиралось отъ противорчивыхъ ощущеній, она снова заговорила спокойно и почти холодно:
— Я согласна, что многое, если хотите, весьма многое говоритъ за то, чтобы вамъ остаться: вы пользуетесь здсь, въ нашихъ милыхъ горахъ, многими преимуществами, которыхъ вы нигд не найдете въ другомъ мст, какого бы положенія вы ни достигли. Я согласна, что вы очень связаны требованіями, которыя заявляетъ вамъ принцъ, но вы должны также сказать себ, что, служа принцу, вы служите тмъ сотнямъ людей, которые отъ него зависятъ и которымъ весьма чувствительна была бы утрата такого добраго, заботливаго человка. Затмъ, уваженіе, какое питаютъ къ вамъ и старики и дти, благодарность, какую ни по праву заслужили и какою вамъ охотно здсь платятъ, хорошія отношенія со многими, добрыми людьми, не отличающимися быть можетъ умомъ и ученостью, но съ которыми однако ученый и умный человкъ не безъ удовольствія можетъ провести время, дружба, мало того, привязанность такого образованнаго, любезнаго, опытнаго человка, какъ принцъ… ну да что мн перечислять выгоды вашего положенія, вы и безъ меня ихъ знаете, но при всемъ томъ…
— Но при всемъ томъ….
— Вы должны ухать по одной очень простой причин. Здсь вы не можете стать тмъ, чмъ вамъ быть суждено, дать того, что вы призваны дать, а вдь вы не захотите ‘согршить противъ святого духа’. Когда вы явились сюда три года тому назадъ, вы задавались великими, научными планами. Планы остались планами, не взирая на досугъ, который вы здсь, повидимому, могли бы найти для большихъ, кропотливыхъ работъ. Почему? потому что вы, также какъ и вс мы здсь, дали себя убаюкать вчному однообразію тихихъ солнечныхъ дней, которые мы только коротаемъ, потому что вы нуждаетесь въ возбужденіи, какое человкъ находитъ лишь въ обществ тхъ людей, которые одинаково трудятся, одинаково борятся какъ и онъ самъ, потому что вы нуждаетесь въ толчк, которымъ служатъ для всякаго возвышеннаго ума чужіе успхи. Мн было больно глядть, какимъ обезкураженнымъ, какимъ глубоко печальнымъ вернулись вы недавно съ собранія естествоиспытателей. Тамъ вы на опыт проврили то, чему насъ учатъ въ школахъ: кто не двигается впередъ, тотъ идетъ назадъ! Тамъ вы видли людей моложе васъ, которыхъ усилія увнчались успхомъ, а вамъ приходилось стоять въ сторон и говорить себ: я даромъ растратилъ свое время….
Щеки Гедвиги пылали, пока она такимъ образомъ говорила’ Искусственное спокойствіе съ каждымъ словомъ уступало мсто страсти, бушевавшей въ ней. Не дожидаясь отвта своего спутника, она продолжала дальше, какъ бы разсуждая сама съ. собой:
— Я знаю, что значитъ сознавать, какъ блднетъ мало-помалу свтлый идеалъ, къ которому мы стремимся въ молодости, чувствовать, что онъ все боле и боле удаляется отъ насъ, становится. намъ чуждымъ, а если и мерещится по временамъ, то уже не вдохновляетъ насъ, какъ прежде, а повергаетъ въ глубокую, глубокую печаль. Я, дочь служителя, подвластная одной графской фамиліи, и я испытала это! А я только женщина, мы не смемъ заявлять требованій на высшую жизнь, мы можемъ только страдать отъ низкой доли и ждать, когда будетъ конецъ. Но если я перенесусь въ душу мужчины, когда я представлю себ брата, друга, въ такомъ ужасномъ рабств и подумаю, что онъ не разбиваетъ цпей во что бы то ни стало…. не знаю, но мн кажется, что я не могла бы больше любить этого брата, другъ. Я отказалась бы отъ того, кто самъ себя заживо похоронилъ.
Гедвига дернула поводья и отвела въ сторону голову своей лошади, которую та приблизила къ голов чужой лошади, пока спутники, занятые своей бесдой, хали шагомъ.
— И это еще, начала она снова, одна только сторона, благодаря которой вы осуждены здсь на жизнь празднаго, до извстной степени, человка. Есть еще другія обстоятельства, которыя, по моему мннію, столь же важны. Вы вынуждены, живя здсь, предоставить другимъ ршеніе вопросовъ, поднятыхъ въ настоящее время, какъ въ наук, такъ и въ общественной жизни. Можете ли вы брать на себя такую отвтственность? Разв вы не обязаны, какъ всякій человкъ, занять мсто въ рядахъ этихъ великихъ бойцовъ. А возможно ли это, оставаясь здсь? Ничтожны усилія, которыя мы здсь длаемъ: наши ремесленныя школы, гд всего какихъ-нибудь три ученика, наши училища для молодыхъ двушекъ, которыя намъ приходится закрывать по недостатку сочувствующихъ…. какъ все это жалко, какъ позорно для всякаго, кому стоитъ только захотть для того, чтобы дйствовать въ другомъ мст, на боле обширномъ поприщ и въ боле обширныхъ размрахъ! Разв не выше всего долгъ предъ родиною?
— У меня нтъ больше родины, сказалъ Германъ.
— Потому что вы ганноверецъ, и потому что Ганноверъ пересталъ существовать, какъ самостоятельное государство? Потому что, какъ вы говорите, вы не желаете и не можете подчиниться такому насилію? Потому что вы полагаете, что, поступивъ на службу принца, вы нашли выходъ изъ дилеммы,— выходъ, помогающій вамъ избжать необходимости причислить себя въ числу сверогерманцевъ, къ которымъ вы теперь принадлежите, или сдлаться пруссакомъ въ собственномъ смысл? Но вдь это не что иное, какъ странное ослпленіе! Разв нашъ принцъ — самостоятельный владтель оттого, что вс мы здсь вримъ въ эту фикцію, или по крайней мр показываемъ видъ, что вримъ? Разв мы вс здсь не такіе же пруссаки, несмотря на то, что фрондируемъ противъ гогенцоллернской династіи? Къ тому же я вовсе не хочу обращать васъ въ пруссака, но нмцемъ вы обязаны быть, вы обязаны жить и бороться ради той Германіи, которую мы вс носимъ въ своей груди. А разв это возможно здсь? Здсь, въ этой тсной долин, среди этихъ горъ, за которыя даже слабыя крылья бабочки могутъ перенести ее, но которыя тмъ не мене закрываютъ отъ насъ широкій божій міръ, лежащій по ту сторону. Нтъ, нтъ! Ничего здсь нтъ хорошаго, изъ всего этого не выйдетъ ничего для васъ путнаго, никогда, никогда! А потому я говорю вамъ: узжайте, такъ какъ самый трудный шагъ сдланъ, такъ какъ вы пришли къ убжденію, что вы должны ухать. Я прошу, я умоляю васъ, думайте только о себ. Не думайте о насъ, о принц, обо мн! Врьте мн:
Великодушный другъ
Товарищу по плну
Бжать не запретитъ!
Стихи это вспомнились Гедвиг нечаянно, и ей очень хотлось произнести ихъ съ беззаботностью человка, котораго чувство вполн свободно, такъ что онъ позволяетъ себ подкрпить свое мнніе посторонней цитатой. Но слова поэта, казалось, переполнили чашу ея страданій, послднее слово заглушилось истерическимъ рыданіемъ, и слезы неудержимо потекли по ея щекамъ. Въ тоже самое время она пустила лошадь въ галопъ, а въ это время изъ-за выступа, который образовали тутъ горы, показался рейткнехтъ. Выбравшись изъ лса и окинувъ глазами всю дорогу до самаго замка, онъ скоро убдился, что его госпожа похала по другой дорог. Тогда онъ поспшно повернулъ назадъ и теперь, посторонясь съ дороги и приподнявъ шляпу, пропустилъ впередъ госпожу вмст съ докторомъ, а самъ похалъ за ними слдомъ. Но напрасно нарушилъ онъ на этотъ разъ этикетъ и халъ ближе отъ господъ, чмъ полагалось, напрасно напрягалъ свой слухъ, стараясь ловить слова.
Разговоръ былъ конченъ, продолжать его было не-зачмъ. Гедвига хала, сосредоточивъ, повидимому, все свое вниманіе на дорог, и ни единымъ взглядомъ не требуя отвта отъ своего молчаливаго, спутника. Да и что ему было отвчать? сказать: я уду! тогда какъ сердце протестовало и твердило: я не могу ухать, и теперь мене, чмъ когда-либо! Онъ былъ золъ на себя за то, что не могъ ршиться, не могъ оторваться, за то, что у него не хватало духу перескочить вмст съ своимъ конемъ черезъ низкую ограду дороги и броситься въ пропасть. Онъ выходилъ изъ себя.
Такъ дохали они до шоссе и миновали гостинницу ‘Трехъ Форелей’. У дверей ея стояли только-что прибывшіе путешественники и спрашивали кельнера: не принцъ ли съ принцессой этотъ господинъ и эта дама, которые прохали мимо? На это имъ отвчали, что собственно никакой принцессы не существуетъ, а есть только жена принца, такъ какъ ея сцтлость принцесса умерла уже дватцать пять лтъ тому назадъ, а эта госпожа приходится его свтлости женой ‘съ лвой руки’. Господинъ, прохавшій съ госпожей,— это ихъ домашній докторъ, очень милый, любезный человкъ, котораго здсь вс любятъ, хотя онъ не здшній, а изъ Ганновера.
Между Гедвигою и докторомъ не было больше произнесено ни Слова, и они оставили лошадей скакать, пока т не пронеслись черезъ мостъ въ темныя ворота и не остановились на двор замка.
Германъ соскочилъ съ лошади и помогъ Гедвиг сойти на землю. Она, не поднимая глазъ, поблагодарила его однимъ наклоненіемъ головы и въ ту же минуту исчезла въ подъзд замка.
— Если ты только опять не наглупилъ! сказала супруга совтника Ифлера, прохаживаясь съ нимъ почти въ это же самое время въ своемъ саду между свжими грядами спаржи.
Они вели жаркую бесду, между тмъ, какъ дочь ихъ, Лиза, хлопотала въ веранд, позади дома, около накрытаго для ужина стола, давно уже ожидавшаго гостей, и зажигала свчи.
— Но, милый другъ, прервалъ совтникъ робко….
— Дашь ты мн однако договорить! продолжала супруга разсерженнымъ голосомъ. Если ты дйствительно такого мннія, если ты хочешь выдать ее за доктора, то теб слдовало дать понять фонъ-Цейзелю и отдлаться отъ него на сегодняшній вечеръ во что бы то ни стало. Но въ томъ-то и бда, что ты никогда не длаёшь того, что слдуетъ, и никогда не знаешь, чего ты хочешь. Вчера еще ты говорилъ: ‘еслибы Цейзель заикнулся только….’, а сегодня….
— Но, милое дитя, сказалъ совтникъ.
— Ну, дай-же мн хоть разъ досказать до конца!… А сегодня уже опять ты твердишь: ‘еслибы докторъ Горстъ наконецъ объяснился со мной’… и все это потому, что его свтлость спросилъ: въ какихъ вы отношеніяхъ съ докторомъ? Какъ будто завтра онъ не можетъ спросить: въ какихъ вы отношеніяхъ съ Цейзелемъ?
— Но это невозможно, сказалъ совтникъ.
— Съ чего ты это взялъ? почёмъ ты знаешь: можетъ, ему просто хотлось удостовриться, что у насъ съ докторомъ ничего такого нтъ, можетъ, онъ обрадуется, если услышитъ, что и съ Цейзелемъ та же исторія? можетъ онъ, однимъ словомъ….
— Однимъ словомъ? подхватилъ изумленный совтникъ, когда жена его вдругъ замолкла и бросила торопливй взглядъ на веранду. Лиза вошла въ домъ. Мадамъ Ифлеръ взяла своего супруга подъ-руку и заговорила съ такимъ волненіемъ, что сердце совтника сильно забилось подъ блымъ жилетомъ.
— Тамъ, на верху дла, идутъ совсмъ не такъ, какъ вы полагаете, у меня не даромъ глаза во лбу, и, слава Богу, я умю наблюдать, да и старый Глейхъ что-то сталъ черезъ-чуръ таинственнымъ. Мн надо теб кое-что разсказать, и прошу тебя, слушай же хоть разъ въ жизни внимательно. Сегодня утромъ наша двица пошла къ ней въ гости, играть quatre mains, не найдя никого въ передней, кто могъ бы о ней доложить, что случалось уже не разъ, она прошла по-просту безъ затй въ салонъ, и вдругъ видитъ: та сидитъ у открытаго ройяля, наклонившись надъ нимъ и подперши голову обими руками. Лиза подумала, что она заснула надъ нотами и тихонько подошла, но вдругъ она подняла голову, а лицо-то у ней все въ слезахъ, и она ужасно испугалась, но тотчасъ же принялась смяться и сказала, чтобы Лиза не удивлялась: она только-что играла какую-то, Богъ ее тамъ знаетъ, грустную пьесу, которая ее опечалила. Но Лиза говоритъ, она уврена въ томъ, что она плакала по другой причин… Ну, и немного же он наиграли въ это утро, потому что черезъ какихъ-нибудь четверть часа она сказала, что у нея очень болитъ голова, и что пусть Лиза придетъ въ другой день… Но ты опять не слушаешь?
— Слушаю, слушаю, сказалъ совтникъ, хотя я право не знаю…
— Да постой же, что будетъ дальше, заговорила мадамъ Ифлеръ. Ну вотъ Лиза ушла, и такъ какъ ей выдавался свободный часокъ, то она пошла дальней дорогой, черезъ садъ и хотла пройти низомъ, черезъ паркъ. Ну, вотъ она сошла съ террасы и пошла къ рчк, а сама все думаетъ: что бы такое могло случиться, какъ вдругъ, огибая Лебединую скалу — знаешь тамъ какъ разъ, гд дорожка такая узкая — она увидла его свтлость, онъ сидлъ въ грот, шляпа лежала возл него на скамейк, а лицо было закрыто обими руками, ну точь-въ-точь, какъ съ той у ройяля. Лиза была уже очень близко отъ него, она испугалась до смерти и не знала, что ей теперь длать. Вдругъ онъ поднялъ голову и поглядлъ прямо въ лицо Лиз, и Лиза божится, что у него глаза были полны слезъ,— точь-въ-точь, какъ у той на верху,— и такой странный видъ, что Лиза и описать не можетъ. Ну, разумется, онъ тотчасъ же оправился и заговорилъ о прекрасномъ утр, спросилъ, откуда идетъ Лиза, и куда она идетъ, да такимъ образомъ прошелъ съ неё всю дорогу до самой сторожки у воротъ парка, и все время велъ самыя странныя рчи: будто на свт существуетъ одно только несчастіе, когда никто насъ не любитъ, и что когда Лиза выйдетъ замужъ, то она должна очень любить своего мужа, потому что она такая добрая и славная двушка. А когда Лиза, чтобъсказать ему хоть что-нибудь, замтила: ‘я никогда не выйду замужъ, ваша свтлость’ — то онъ остановился, опять странно поглядлъ на нее и сказалъ, что она должна выдти замужъ, что ея мужъ будетъ счастливый человкъ. Затмъ онъ нсколько і разъ пожалъ ей руку и медленно пошелъ назадъ, и Лиза говоритъ, что она видла издали, какъ онъ нсколько разъ прикладывалъ платокъ къ глазамъ. Разв это не странно?
— Очень, очень странно, возразилъ совтникъ. Но что же ты изъ этого выводишь?
— Я вывожу изъ этого, сказала Ифлеръ, что я права, к что повадится кувшинъ по воду ходить, тамъ ему и голову сломить, а также и то, что мы еще увидимъ, чмъ все это кончится.
— Совершенно справедливо! сказалъ совтникъ, но….
— Ты меня съума сведешь своими но, заговорила Ифлеръ рзко, конечно, мн слдовало бы давно уже знать, что у тебя нтъ искры любви къ своему ребенку, вдь ты же самъ сто разъ говорилъ, что собственно говоря они не женаты, что бракъ ихъ недйствителенъ, потому что на него не было получено согласія его величества, и что они всегда могутъ разойтись, безъ всякаго развода. Да и на послднемъ придворномъ бал, прошлою зимой, онъ разговаривалъ съ нею цлыхъ полчаса, такъ что и тогда еще вс это замтили. Да, наконецъ, желала бы я знать, чмъ лучше какая-нибудь особа, у которой родители Богъ-знаетъ кто, чмъ наша Лиза, которая такъ прелестно поетъ и играетъ на фортепіано, читаетъ по-французски и по-англійски и пишетъ стихи, и еслибы одть ее въ зеленый бархатъ, такъ она была бы настоящей принцессой, даромъ, что не уметъ здить верхомъ, чему легко впрочемъ пособить, и я ужъ позаботилась бы объ, этомъ… Да, но за то мой отецъ былъ придворнымъ проповдникомъ, а въ теб всегда будетъ виднъ сынъ Ротебюльскаго городскаго писца: яблочко отъ яблони не далеко падаетъ.,
Мадамъ Ифлеръ бросила на своего супруга уничтожающій взглядъ и поспшно направилась по алле къ дому, гд уже раздавался звонкій голосъ фонъ-Цейзеля, который только-что явился. Совтникъ остался недвижимъ, словно оглушенный громомъ. Чудная перспектива, которую только-что ему указали, совершенно ослпила его. Онъ смутно чувствовалъ, что, о чемъ сейчасъ толковала его жена, было легкомысленно, глупо и — такъ-сказать — до отвращенія безнравственно. Но въ тотъ самый моментъ онъ приподнялъ очки и поглядлъ на замокъ, въ высокихъ окнахъ котораго отражались послдніе лучи заходящаго солнца.
— Они, собственно говоря, не женаты, пробормоталъ онъ, и Лиза была бы удивительно какъ мила въ зеленомъ бархат, а здить верхомъ, она въ самомъ дл можетъ еще научиться.
— Папа, папа! послышался нжный голосокъ совсмъ у него надъ ухомъ.
Совтникъ пробудился отъ своихъ мечтаній, передъ нимъ стояла Лиза, круглыя щечки ея были красне обыкновеннаго, а свтло-голубые глаза блестли сильне, чмъ когда-нибудь.
— Папа, папа, гд ты? Фонъ-Цейзель давно уже пришелъ и разсказываетъ такіе интересные анекдоты, а докторъ Горстъ только-что явился….’ Отчего у тебя такой странный видъ, папа? Разв теб не нравится мой нарядъ? Фонъ-Цейзель уже насказалъ мн, по поводу его, цлую кучу комплиментовъ.
— Теб пристало ходить въ шелку и въ бархат, проговорилъ совтникъ растроганнымъ голосомъ.
— Что ты хочешь этимъ сказать, папа?