ПОЛНОЕ СОБРАНІЕ СОЧИНЕНІЙ
В. ШЕКСПИРА
ВЪ ПРОЗ И СТИХАХЪ
БЕЗПЛАТНОЕ ПРИЛОЖЕНІЕ
КЪ ЖУРНАЛУ
‘ЖИВОПИСНОЕ ОБОЗРНІЕ’
за 1893 ГОДЪ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
ИЗДАНІЕ С. ДОБРОДЕВА.
1893.
1) Напрасный трудъ любви. 2) Вс хорошо, что кончается хорошо. 3) Какъ вамъ угодно. 4) Два благородныхъ родственника. 5) Завщаніе.
ВС ХОРОШО ЧТО КОЧАЕТСЯ ХОРОШО.
Король французскій.
Герцогъ флорентійскій.
Бертрамъ, графъ Русильонскій.
Лафе, старый вельможа.
Пароль, приверженецъ Бертрама.
Нсколько молодыхъ французскихъ вельможъ, служащихъ съ Бертрамомъ въ флорентійской войн.
Сокольничій, Шутъ, Пажъ — служащіе у графини Русильонской.
Графиня Русильонская, мать Бертрама.
Елена, благородная двица, питомица графини.
Старуха-вдова, флорентинка.
Діана, ея дочь.
Віолента, Маріанна — сосдки и подруги вдовы.
Вельможи изъ свиты короля, французскіе и флорентійскіе дворяне, офицеры, солдаты и пр.
Сцена происходитъ: частью во Франціи, частью въ Тоскан.
Въ Русильон. Комната во дворц графини. Входятъ: Бертрамъ, графиня, Елена, Лафе, вс въ траур.
Графиня. Разставаясь съ сыномъ, я какъ-бы хороню вторично мужа.
Бертрамъ. А я, уходя, оплакиваю вновь смерть моего отца. Но я долженъ повиноваться приказу его величества, у котораго я въ опек, а еще боле въ подданств.
Лафе. Король замнитъ вамъ супруга, графиня, а вамъ, графъ, отца. Онъ, столь добрый всегда во всемъ, сохранитъ по необходимости такую доброту къ вамъ, которые способны боле возбудить ее тамъ, гд въ ней недостатокъ, чмъ не вызвать ее, гд она такъ изобильна.
Графиня. Есть-ли теперь надежда на выздоровленіе его величества?
Лафе. Онъ отказался отъ своихъ врачей, графиня, подъ ихъ попеченіемъ, онъ только истощалъ время надеждою, но не находилъ другой пользы себ, кром утраты надежды съ теченіемъ времени.
Графиня. У этой молодой благородной двицы былъ отецъ… О, это ‘былъ’! Какъ грустно это выраженіе… Искусство его почти равнялось его честности.Еще немного — и онъ сдлалъ-бы нашу природу безсмертною, а смерти пришлось-бы упраздниться, за неимніемъ дла. Какъ я желала-бы, чтобы онъ былъ еще въ живыхъ, ради короля! Онъ съумлъ-бы побороть болзнь его величества.
Лафе. Какъ звали того, о комъ вы говорите, графиня?
Графиня. Онъ былъ знаменитъ въ своей профессіи, мессиръ, и заслуживалъ того: звали его Жераръ Нарбонсшй.
Лафе. Онъ былъ, дйствительно, превосходенъ, графиня. Король еще недавно говорилъ о немъ, восхищаясь имъ и оплакивая его. Онъ былъ достаточно искусенъ для того, чтобы прожить и до сихъ поръ, если-бы искусство могло побждать смертность.
Бертрамъ. Но чмъ, почтенный синьоръ, страдаетъ король?
Лафе. Свищомъ, графъ.
Бертрамъ. Я не слышалъ о томъ прежде.
Лафе. Я желалъ-бы, чтобы это было не достоврно!.. Такъ это благородная двица дочь Жерара Нарбонскаго?
Графиня. Его единственное дитя, синьоръ, и завщанное моему попеченію. Я надюсь на все благополучіе, общаемое ея воспитаніемъ, она унаслдовала т качества, которыми украшаются природныя способности, потому что, если дары ума совмщаются съ нечистой душою, они не приносятъ плода: они и полезны, и вредны въ то же время, но у нея, эти достоинства тмъ краше, что они непринужденны, и такое прямодушіе внчаетъ ея добрыя свойства!
Лафе. Ваши похвалы, графиня, вызываютъ у нея слезы.
Графиня. Это лучшій разсолъ, которымъ двушка можетъ сдобрить воздаваемую ей хвалу. Воспоминаніе объ отц никогда не касается ея сердца безъ того, чтобы не лишать ея щеки всякой жизненности. Но, довольно, Елена, будетъ уже, будетъ, иначе можно подумать, что ты боле любишь выставлять свою печаль, нежели ее чувствуешь.
Елена. Я выказываю печаль, но и чувствую ее.
Лафе. Умренная скорбь — обязательна для насъ въ отношеніи умершихъ, но излишняя оказывается уже враждою къ живымъ.
Графиня. Если живое враждуетъ со скорбью,то ея крайность скоро оказывается смертельной.
Лафе. Какъ понимать это?
Бертрамъ. Графиня, прошу вашихъ добрыхъ пожеланій.
Графиня. Благословляю тебя, Бертрамъ! походи на своего отца поведеніемъ, какъ ты походишь на него лицомъ! Пусть кровь твоя и добродтель соперничаютъ во власти надъ тобою, и твоя доблесть равняется твоему происхожденію! Люби всхъ, довряйся немногимъ, не длай вреда никому. Одолвай врага скоре отпоромъ, нежели нападеніемъ, и охраняй друга подъ ключемъ своей собственной жизни! Пусть лучше укоряютъ тебя въ молчаніи, нежели когда-либо въ болтовн. Все, что небо соблаговолитъ подать теб и что могутъ вымолить мои молитвы да будетъ съ тобою! Прощай. Синьоръ, онъ еще непривычный царедворецъ: почтенный синьоръ, будьте его руководителемъ.
Лафе. Ему не будетъ недостатка въ томъ, что только можетъ онъ ждать отъ преданности.
Графиня. Богъ да благословитъ его! Прощай, Бертрамъ. (Уходитъ).
Бертрамъ (Елен). Все, o чемъ вы только можете мечтать, да будетъ выполнено! Будьте угодливы къ моей матери и вашей госпож, заботьтесь о ней.
Лафе. Прощайте, прекрасная особа! Поддержите славу вашего отца (Уходитъ съ Бертрамомъ).
Блкна. О, еслибы мн думать только объ этомъ!.. Я мало . думаю объ отц и эти слезы свыше боле чтятъ его память, нежели пролитыя мною. На кого онъ походилъ? Я его забыла въ моемъ представленіи живетъ одинъ лишь образъ: образъ Бертрама. Я погибаю, нтъ жизни мн, нтъ никакой, съ отъздомъ Бертрама. Но это то же, что любить какое либо блестящее созвздіе и думать выдти за него: до того онъ выше меня, мн слдуетъ быть не въ его сфер, а довольствоваться его блестящей лучезарностью и отбрасываемымъ имъ свтомъ. Притязанія моей любви составляютъ ея же муку: лань, желающая сочетаться со львомъ, должна умереть отъ любви. Какъ было сладко, хотя и мучительно, видть его ежечасно, сидть и рисовать его дугообразныя брови, его соколиные глаза, его кудри, на скрижаляхъ сердца,— сердца, слишкомъ наполненнаго каждой чертою, каждой особенностью его драгоцнной личности. Но теперь его нтъ и моя покланяющаяся ему фантазія можетъ лелять одно былое… Кто идетъ сюда?
Это одинъ изъ его близкихъ, люблю его ради Бертрама, хотя и знаю, что онъ завдомый лжецъ, считаю его порядочнымъ шутомъ и явнымъ трусомъ, но эти пороки такъ идутъ къ нему, что его ласкаютъ, между тмъ какъ желзныя кости добродтели могутъ зябнуть на холодномъ втр. Такъ мы видимъ часто, что нагая истина должна служить слишкомъ тепло одтой глупости.
Пароль. Богъ въ помочь, прелестная царица!
Елена. И вамъ, монархъ!
Пароль. Я не монархъ.
Елена. И я не царица.
Пароль. Мечтали вы о двственности?
Елена. Да, Въ васъ есть нчто воинское, позвольте мн предложить вамъ вопросъ: мужчины — враги двственности, какъ намъ оборонять ее противъ нихъ?
Пароль. Не подпускайте ихъ.
Елена. Но они осаждаютъ насъ и, какъ ни храбро защищается наша двственность, она все же слаба. Научите насъ какому-нибудь боевому средству защиты.
Пароль. Нтъ такого. Мужчина, обложивъ васъ, подведетъ мины и взорветъ васъ.
Елена. Спаси Богъ нашу двственность отъ минъ и взрывовъ! Неужели военная наука не можетъ указать двушкамъ какъ взрывать мужчинъ?
Пароль. Если двственность пала, то тмъ скоре взлетлъ на верхъ мужчина, но только, при паденіи его обратно сквозь сдланную вами же брешь, вы потеряете свой городъ! Въ республик природы, сохраненіе двственности не политично. Потеря двственности логичное обогащеніе: вдь не родилось бы и двственницъ, не будь потеряна передъ тмъ двственность. То, изъ чего созданы вы, это металлъ для созданія двственницъ. Утраченная однажды, она можетъ замниться десятерыми, будучи сохранена, она потеряна на вки. Она слишкомъ холодный товарищъ, прочь ее!
Елена. Я повременю съ нею немного, хотя бы изъ-за этого мн пришлось умереть двушкой.
Пароль. Многаго не приходится говорить о двственности, но только она противна законамъ природы, защищать ее, значитъ осуждать нашихъ матерей, а это уже несомннное озорство. Повсившійся равенъ двственниц: двственность — тоже самоубійство и заслуживаетъ погребенія на большой дорогъ, вн освященной земли, какъ отчаянное посягательство на законъ природы. Двственность выводитъ червей, какъ сыръ, изсушиваетъ себя до послдней корки и вымираетъ, питая только свой собственный желудокъ.Сверхъ того, двственность своенравна, надменна, лнива, полна себялюбія, которое боле всего осуждается духовнымъ уставомъ. Не храните ее, вы только проиграете черезъ нее! Избавьтесь отъ нея: черезъ десять лтъ она удесятерится, что составляетъ уже хорошенькій приростъ, когда самъ капиталъ, при этомъ, нисколько не умалится. Долой ее!
Елена. Но какъ потерять ее только по своему вкусу?
Пароль. Позвольте… Прахъ побери, дло худо тмъ, что надо полюбить того, кто противъ нея… Но это товаръ, который теряетъ блескъ, когда залежится, чмъ доле его храните, тмъ мене онъ стоитъ, надо его сбывать, пока онъ годенъ въ продажу и соотвтствуетъ спросу. Двственность, подобно старому придворному, носитъ старомодную шляпу: богато отдланную, но непригодную, какъ застежки и зубочистки, которыхъ теперь не носятъ. Вашъ финикъ лучше въ вашемъ пирог или компот, нежели у васъ на лиц, и ваша двственность, заматерлая двственность подобна французскимъ сушенымъ грушамъ: дурна на видъ, жестка на вкусъ, словомъ, это завялая груша, она была когда-то хороша, а теперь увяла, Куда вамъ ее двать.
Елена. Я никуда не хочу двать теперь мою двственность. Вашъ господинъ найдетъ себ тамъ тысячу любовницъ, найдетъ въ нихъ мать, возлюбленную, друга, феникса, вождя, врага, руководителя, богиню, владыку, совтницу измнницу, сокровище… свое смиренное честолюбіе и гордую смиренность, задорное согласіе и сладкій раздоръ, свое упованіе и сладостную гибель, вмст съ цлымъ сонмомъ красивыхъ, ласковыхъ словъ, свойственныхъ болтовн слпого Купидона. Пусть будетъ онъ… Что?.. не знаю… Но пошли ему Господь добра!.. Дворъ — мсто поучительное… а онъ…
Пароль. Что онъ? Скажите.
Елена. Я желаю ему хорошаго… Очень жаль…
Пароль. Жаль чего?
Елена. Того, что наши желанія не могутъ воплощаться, быть осязательными, что мы, боле низкорожденные, обречены нисшими созвздіями скрывать въ себ желанія наши, мы не можемъ слдовать дйствительно за нашими друзьями и выказать то, что обдумываемъ только втайн, не получая за то признательности никогда.
Пажъ. Мессиръ Пароль, мой господинъ зоветъ васъ (Уходитъ).
Пароль. Малютка Елена, прощай! Если вспомню, то буду думать о теб тамъ, при двор.
Елена. Синьоръ Пароль, вы родились подъ благосклонною звздою.
Пароль. Я? Подъ Марсомъ.
Елена. Я такъ и думала, подъ Марсомъ.
Пароль. А почему подъ Марсомъ?
Елена. Войны такъ васъ изморили, что вы не могли родиться иначе, какъ подъ Марсомъ.
Пароль. Когда онъ былъ въ апоге.
Елена. Скоре, когда онъ отступалъ.
Ппроль. Почему вы это думаете?
Елена. Вы такъ любите отступать, когда сражаетесь.
Пароль. Если это выгодно!
Елена. Убгать всегда выгодно, когда страхъ совтуетъ спасаться. Но смшеніе, производимое въ васъ храбростью и страхомъ, придаетъ вамъ свойство хорошаго полета, это качество недурно.
Пароль. Я заваленъ дломъ и потому мн некогда препираться съ тобою, но я возвращусь настоящимъ царедворцемъ и тогда мои наставленія могутъ послужить теб въ назиданіе, если ты окажешься способной принять совты придворнаго человка и понимать, что онъ теб скажетъ, иначе, ты умрешь среди своей неблагодарности, и твое невжество погубитъ тебя. Прощай. Если теб будетъ время, читай свои молитвы, если нтъ,— вспоминай друзей, постарайся найти себ добраго мужа и обращайся съ нимъ, какъ онъ съ тобою будетъ. Прощай! (Уходитъ).
Елена. Весьма часто, т средства, которыя мы приписываемъ небу, находятся въ насъ самихъ. Роковое небо предоставляетъ намъ полную свободу и отстраняетъ наши вялыя попытки, лишь, когда мы недятельны сами. Что за сила возноситъ мою любовь такъ высоко, заставляя меня лишь видть, но не насыщать моихъ глазъ? Но природа соединяетъ иногда подобное съ подобнымъ, не смотря на величайшее различіе состояній, сливая ихъ поцлуемъ въ предметы родственные. Необычныя предпріятія невозможны для тхъ, кто взвшиваетъ трудности разсудкомъ и полагаетъ, что не можетъ быть уже бывавшее. Однако, разв стремившіеся заявить свои достоинства, не добивались любви?.. Болзнь короля… Можетъ быть, мн и не удастся… Но мое намреніе твердо и я не откажусь отъ него (Уходитъ).
Парижъ. Комната въ королевскомъ дворц.
Звуки трубъ. Входитъ французскій король съ бумагами въ рукахъ. Вельможи и свита.
Король. Флорентійцы и сіенцы сцпились. Они дрались съ одинаковымъ счастьемъ и продолжаютъ свою отважную войну.
1-й вельможа. Такъ доносятъ, ваше величество.
Король. Оно и вроподобно, а теперь подтверждено еще нашимъ кузеномъ, австрійскимъ государемъ, предупреждающимъ насъ, что флорентійцы будутъ просить у насъ скорйшей помощи. Нашъ дражайшій другъ, предваряя насъ объ этомъ, желаетъ, повидимому, чтобы мы отказали.
1-й вельможа. Его любовь и мудрость, доказанныя уже вашему величеству, позволяютъ вамъ доврять ему.
Король. Онъ подготовилъ нашъ отвтъ, и флорентійцамъ отказано уже нами еще до ихъ прибытія, но если кто изъ нашихъ дворянъ пожелаетъ вступить въ тосканскую службу, имъ позволяется свободно стать на ту или другую сторону.
2-й вельможа. Это можетъ послужить школою для нашего дворянства, томящагося по движенію и подвигамъ.
Король. Кто идетъ сюда?
Входятъ: Бертрамъ, Лафе и Пароль.
1-й вельможа.Это графъ Русильонскій, государь. Юный Бертрамъ.
Король. Юноша, ты лицомъ въ отца, щедрая природа разборчиво, не торопясь, хорошо создала тебя. Да унаслдуешь ты и нравственныя свойства родителя! Добро пожаловать въ Парижъ!
Бертрамъ. Моя признательность и мои услуги принадлежатъ вашему величеству!
Король. Желалъ бы я быть столь же здоровымъ тлесно, какъ въ т дни, когда мы съ твоимъ отцомъ, друзьями, впервые испытали боевую жизнь! Онъ служилъ отлично въ то время, будучи ученикомъ самыхъ храбрйшихъ, и жилъ долго, но къ обоимъ намъ подкралась злая старость и выбила насъ изъ строя. Мн утшительно толковать о твоемъ добромъ отц. Въ своей юности онъ былъ одаренъ такимъ же остроуміемъ, какое я замчаю въ нашей молодежи, но она способна острить до тхъ поръ, пока ея собственныя насмшки не обращаются незамтно на ея же голову, она не успваетъ затмвать своимъ достоинствомъ свое легкомысліе. Онъ былъ царедворцемъ, но въ его горделивости или рзкости не было ни презрнія, ни горечи, разв что ихъ вызывалъ кто-либо изъ ему равныхъ, его честь, какъ врные часы, указывала ему минуту, въ которую ему настояло заговорить, и тогда его языкъ повиновался этой стрлк. Съ своими низшими онъ обращался не какъ съ таковыми, онъ нисходилъ съ своей высоты къ ихъ низкому уровню, заставляя ихъ гордиться его смиреніемъ и склоняясь передъ ихъ униженными похвалами. Такой человкъ могъ бы послужить образцомъ для позднйшаго поколнія, слдуя его примру, оно увидло бы, до чего оно теперь отстало.
Бертрамъ. Такая добрая память о немъ, ваше величество, богаче выражена вами, нежели на его гробниц: его эпитафія не восхваляетъ его такъ, какъ ваша королевская рчь.
Король. Хотлось бы мн быть съ нимъ!.. Онъ говаривалъ… Мн кажется, я его еще слышу, онъ не тратилъ словъ по-пустому въ уши, но прививалъ ихъ тамъ, дабы они выросли и принесли плодъ… ‘Мн лучше умереть’, такъ начиналъ онъ часто съ грустью, по окончаніи шутливаго препровожденія времени, когда все умолкало,— ‘мн лучше умереть, говорилъ онъ, когда въ моемъ свтильник не хватитъ масла, чмъ чадить передъ молодыми умами, которые воспринимаютъ безъ презрнія лишь то, что ново, направляютъ свой разумъ лишь на изобртеніе нарядовъ и истощаютъ свое постоянство быстре своихъ модъ…’ Онъ желалъ того, и я, вслдъ за нимъ, того же желаю: если я не могу приносить домой ни воска, ни меду, то мн лучше исчезнуть изъ моего улья, очистивъ мсто другимъ работникамъ.
2-й вельможа. Вы любимы, ваше величество. Т, которые наимене преданы вамъ теперь, первые поскорбятъ о васъ.
Король. Я занимаю мсто, знаю… Графъ, какъ давно умеръ врачъ вашего отца? Онъ былъ знаменитъ…
Бертрамъ. Уже шесть мсяцевъ тому назадъ, ваше величество.
Король. Будь онъ живъ, я попытался бы обратиться къ нему… Одолжите вашу руку… Остальные измучили меня своимъ леченьемъ… Природа и недугъ расправляются теперь сами собой… Привтъ мой, графъ! Вы мн дороги какъ сынъ.
Бертрамъ. Благодарю, ваше величество (Уходятъ при звукахъ трубъ).
Въ Русильон. Комната во дворц графини.
Входятъ: Графиня, Дворецкій и Шутъ.
Графиня. Я выслушаю васъ теперь, что скажете вы мн объ этой двиц?
Дворецкій. Графиня, я желалъ бы, чтобы мои старанія всегда вамъ угождать были занесены въ списокъ моихъ прежнихъ заслугъ, мы оскорбляемъ свою скромность и чернимъ чистоту своихъ поступковъ, если сами выставляемъ ихъ на видъ.
Графиня. Зачмъ здсь этотъ негодяй? Уходите прочь! Я не врю всмъ жалобамъ на васъ, но это лишь до моей излишней слабости, потому что, я знаю, вы довольно глупы, чтобы задумать всякую мерзость, и довольно хитры, чтобы ее совершить.
Шутъ. Вамъ извстно, ваше сіятельство, что я бдное существо.
Графиня. Хорошо, сударь.
Шутъ. Нтъ, какіе сіятельство, вовсе нехорошо, что я бденъ, хотя многіе богатые и прокляты. Но если вашему сіятельству благоугодно, чтобы я пристроился, то Избель, эта женщина, и я проживемъ какъ-нибудь.
Графиня. Теб хочется стать нищимъ?
Шутъ. Прошу вашего соизволенія въ этомъ дл.
Графиня. Въ какомъ дл?
Шутъ. Въ Избелиномъ и въ моемъ… Служить — не то, что наслдство получить, и мн все думается, что не будетъ мн благословенія Божьяго, пока я не произведу потомства. Вдь говорятъ, что дти — благословеніе.
Графиня. Скажи мн, что заставляетъ тебя жениться?
Шутъ. Мое бдное тло, ваше сіятельство, требуетъ этого. Меня побуждаетъ плоть моя, а какъ не идти, когда дьяволъ тебя тащитъ?
Графиня. Другихъ причинъ нтъ у вашей милости?
Шутъ. Есть и другія, ваше сіятельство, священныя причины.
Графиня. Можно ихъ повдать міру?
Шутъ. Я былъ порочной тварью, графиня, какъ вы и вс, состоящіе изъ плоти и крови, поэтому я долженъ жениться, чтобы покаяться…
Графиня. Въ своей женитьб еще боле, чмъ въ своихъ прегршеніяхъ?
Шутъ. У меня нтъ друзей, графиня, и я надюсь пріобрсть ихъ черезъ жену.
Графиня. Такіе друзья — твои враги, негодяй!
Шутъ. Вы, ошибаетесь, ваше сіятельство, даже большіе друзья. Эти подлецы будутъ длать за меня то, что меня утомитъ.Тотъ, который вспашетъ за меня поле, пощадитъ мою запряжку, а мн предоставитъ воспользоваться жатвой, если онъ наставитъ мн рога, за то самъ будетъ моимъ подневольнымъ, тотъ, кто позабавитъ мою жену, позаботится о моей плоти и крови, а если кто заботится о моей плоти и крови, тотъ, значитъ, любитъ мою плоть и кровь, кто любитъ мою плоть и кровь, тотъ другъ мн, ergo, кто цлуетъ мою жену, мой другъ. Если бы люди довольствовались быть тмъ, что они есть, бракъ былъ бы не страшенъ. Пусть молодой Чэрбонъ, пуританинъ, и старый Пойземъ, папистъ, будутъ раздльны душой въ отношеніи религіи, головы-то у нихъ одинаковы, они могутъ стукаться между собой рогами, какъ всякая скотина въ стад.
Графиня. Ты такъ и останешься злоязычнымъ и клевещущимъ негодяемъ?
Шутъ. Я вщунъ, ваше сіятельство, и повдаю истину тотчасъ, повторю я вамъ ту балладу, которую найдутъ правдивой вс люди: ‘браки суждены намъ рокомъ, кукушк суждено на роду пть свое’.
Графиня. Убирайся! Не хочу боле говорить съ тобою.
Дворецкій. Не прикажете-ли ему, ваше сіятельство позвать сюда Елену? Я хочу поговорить съ вами, о ней.
Графиня. Ей, ты! Скажи моей дам, что мн нужно сказать ей нчто… Я разумю Елену..
Шутъ (поетъ). Не это-ли прекрасное лицо, спросила она, была причиной того, что греки разрушили Трою? Не умно это, не умно! Вся радость Пріама была въ ней. Сказавъ это, она вздохнула, стоя тамъ, вздохнула, стоя тамъ, и произнесла такое изреченіе: ‘Если между десяткомъ дурныхъ одна хороша, если между десяткомъ дурныхъ одна хороша, значитъ, все же одна хорошая на десятокъ!’
Графиня. Какъ? Одна хорошая на десятокъ? Ты коверкаешь псню, негодный!
Шутъ. Одна хорошая женщина на десять, да это только освящаетъ псню! Еслибы Господь даровалъ по стольку въ каждомъ году! Будь я пасторомъ, я радъ былъ бы получать такъ десятину съ женскаго пола! Одна на десять, говорю я, да еслибы намъ родилось по хорошей женщин при каждомъ появленіи кометы или при землетрясеніи, и это уже подправило бы лотерею, а то сердце у человка изноетъ, прежде, чмъ онъ такую найдетъ.
Графиня. Уйдешь ты, дрянь, и сдлаешь, что теб приказано?
Шутъ. Мудрено исполнять приказанія женщины и не совершить зла!.. Но хотя честность моя и не пуританка, но зла она не сдлаетъ: она облечется въ ризу смиренія поверхъ чернаго кафтана великаго сердца. Иду я, иду, мое дло позвать сюда Елену (Уходитъ).
Графиня. Говорите теперь.
Дворецкій. Я знаю, ваше сіятельство, что вы очень любите эту особу.
Графиня. Дйствительно: ея отецъ завщалъ ее мн, но она сама, помимо этого, иметъ законное право на всю оказываемую ей любовь. Она стоитъ большаго, чмъ получаетъ, и получитъ боле, нежели требуетъ.
Дворецкій. Ваше сіятельство, мн недавно привелось быть ближе отъ нея, чмъ она того могла желать, я думаю, она была одна и говорила съ собою, посылая свои слова къ одному своему слуху. Она была уврена, могу ручаться въ этомъ, что они не дойдутъ ни до кого другого. Оказалось, что она любитъ вашего сына. Фортуна, говорила она, не божество, если она постановила такое различіе между ихъ положеніями, любовь тоже не божество, если (она простираетъ свое могущество лишь на равноправныхъ. Діана не царица двственницъ, если она допускаетъ, чтобы ея бдная служительница подверглась нечаянному нападенію, оставаясь безпомощною въ первой стычк и безъ выкупа впослдствіи. Она высказывала все это съ такимъ горькимъ выраженіемъ скорби, какого я не слыхивалъ отъ двушки. Я счелъ своимъ долгомъ увдомить васъ обо всемъ скоре, потому что, если предстоитъ бда, вамъ лучше быть предупрежденной.
Графиня. Вы поступили честно, но сохраните все это въ тайн, многіе признаки намекали уже мн на то же, но они такъ сбивали меня съ толку, что я не знала, врить или не врить. Прошу теперь, уйдите и держите все про себя, я-же благодарю васъ за честную заботливость и потолкую съ вами посл (Дворецкій уходитъ).
Графиня. Такъ было и со мною въ молодости, если мы зависимъ отъ природы, то все это естественно въ насъ, эти шипы принадлежатъ по праву нашей роз юности. Какъ наша кровь присуща намъ, такъ это присуще нашей крови, и сильная любовная страсть, испытываемая молодостью, служитъ показаніемъ, печатью правдивости натуры. Согласно памяти моей о дняхъ прошедшихъ, таковы были наши ошибки, но мы тогда ихъ таковыми не считали… Въ ея глазахъ истома, я замчаю теперь это.
Елена. Вытребовали меня, графиня?
Графиня. Ты знаешь, Елена, что я мать теб.
Елена. Моя уважаемая госпожа!..
Графиня. Нтъ,мать. Почему не мать?..Когда я сказала: мать, ты точно увидала змя. Что могло такъ поразить тебя въ слов: мать? Да, я говорю, что я мать теб и что ты включена мною въ списокъ зачатыхъ мною. Весьма часто усыновленіе соперничаетъ съ природой: пріемыши бываютъ какъ-бы роднымъ отпрыскомъ для насъ изъ чуждыхъ намъ смянъ. Я не претерпла ради тебя мукъ материнства, но я лелю тебя съ материнской нжностью… Господи, помилуй, двушка! Разв у тебя свертывается кровь, когда я говорю, что я мать теб? Въ чемъ дло, отчего эта унылая предвстница ненастья, многоцвтная Ирисъ, окружаетъ твои глаза? Отчего?.. Что ты мн дочь?..
Елена. Я не дочь.
Графиня. Но я говорю: я мать теб.
Елена. Простите мн, графиня: графъ Русильонскій не можетъ быть мн братомъ, я низкаго, онъ славнаго происхожденія, мои родные незамчательны, его — вс благородны. Онъ мой господинъ, мой дорогой владыка, а я живу его служанкой и хочу умереть въ его подданств, онъ не можетъ быть братомъ мн.
Графиня. А я твоею матерью?
Елена. Вы, моя мать… О, еслибы вы были ею, но такъ, чтобы мой господинъ, вашъ сынъ, не былъ моимъ братомъ… были, дйствительно, мн матерью! Или, матерью ему и мн, но чтобы я… О, я желала-бы этого не мене, чмъ неба… не быть его сестрой!.. Разв нтъ возможности, чтобы я была вамъ дочерью, а онъ не братомъ мн?
Графиня. Да, Елена, ты могла быть моей невсткой… Господи спаси! Ты этого не думала… Какъ ‘дочь’ и ‘мать’, дйствуютъ на твой пульсъ! Опять ты поблднла!.. Мои опасенія сумли обнаружить твою склонность. Теперь я понимаю тайну твоего уединенія, вижу причину твоихъ горькихъ слезъ. Теперь слишкомъ явно, что ты любишь моего сына. Стыдно притворяться при этомъ обнаруженіи твоей страсти, говорить, что ея нтъ: поэтому скажи мн правду, признайся, что это такъ. Смотри, щеки твои выдаютъ это одна другой, и твои глаза, видя, что такъ явно выражается всмъ твоимъ поведеніемъ, высказываютъ тоже по-своему. Одна преступность и адское упрямство сковываютъ твой языкъ, и женщина можетъ лишь подозрваться… Говори, не такъ-ли?.. Если врно, то ты сплела славный клубокъ, если нтъ, поклянись въ томъ, но я требую, такъ какъ само небо понуждаетъ меня дйствовать на пользу теб, скажи мн правду!
Елена. Простите мн, добрая графиня!
Графиня. Любишь ты моего сына?
Елена. Простите, благородная госпожа!
Графиня. Любишь ты моего сына?
Елена. Разв вы не любите его, ваше сіятельство?
Графиня. Не увертывайся. Моя любовь основана на связи, которую вдаетъ весь свтъ, говори-же, говори, открой степень своей склонности, твоя страсть видимо созрла.
Елена. Если такъ, я признаюсь здсь на колняхъ, передъ лицомъ высшихъ небесъ и передъ вами, что боле чмъ васъ, тотчасъ посл высшихъ небесъ, я люблю вашего сына… Мои родные были бдны, но честны, такова и моя любовь. Не оскорбляйтесь, потому что ему нтъ вреда оттого, что я его полюбила: я не преслдую его какими-либо выраженіями моей дерзкой склонности, я не хочу овладть имъ, пока не заслужу этого, и не знаю,въ чемъ можетъ состоять подобная заслуга. Я понимаю, что люблю напрасно, что всякая борьба безнадежна, однако, продолжаю лить въ это громадное и пропускное сито воды моей любви и не хочу прекратить этого, такъ, подобно индйцу, въ моемъ религіозномъ заблужденіи, я покланяюсь солнцу, которое смотритъ на своихъ поклонниковъ, но и не знаетъ о нихъ боле. О, дорогая моя госпожа, не отвтьте ненавистью на мою любовь, за то, что мы съ вами любимъ одно, но если вы, чья честь въ пожилые годы свидтельствуетъ о добродтельной юности, испытывали когда-либо столь чистый пламень любви, желали цломудренно, любили горячо, такъ что Діана была въ васъ и любовью,— о, тогда сжальтесь надъ той, которая можетъ лишь ссужать и давать, зная что все потеряетъ, и которая не старается найти предметъ своихъ поисковъ, но, подобно загадк, живетъ сладко тмъ, отчего умираетъ!
Графиня. Говори правду, не имла-ли ты намренія отправиться въ Парижъ?
Елена. Имла, ваше сіятельство.
Графиня. Зачмъ? говори правду.
Елена. Я скажу правду, клянусь самою благодатью! Вамъ извстно, что мой отецъ оставилъ мн нсколько рецептовъ, рдкой и испытанной дйствительности, онъ почерпнулъ свднія для ихъ чудной цлебности въ своихъ книгахъ и въ практической опытности и завщалъ мн хранить ихъ съ крайнею заботой, какъ предписанія, внутренняя сила которыхъ значительне, чмъ они сулятъ. Между прочимъ, здсь есть и средство противъ отчаянныхъ изможденій, подобныхъ тому, который губитъ короля.
Графиня. И это было поводомъ теб хать въ Парижъ? Говори.
Елена. Графъ, вашъ сынъ, заставилъ меня подумать объ этомъ. Иначе, и Парижъ, и лекарство, и король, все это отсутствовало въ моихъ мысляхъ до тхъ поръ.
Графиня. Но думаешь-ли ты, Елена, что если ты предложишь свою предполагаемую помощь, она такъ и будетъ принята? Король и его врачи составили себ свои убжденія,— онъ въ томъ, что они не могутъ ему помочь, они, что помощь невозможна. Какъ могутъ они поврить бдной, неученой двушк, когда вс школы, гордыя своимъ знаніемъ, уже ршили предоставить недугъ самому себ?
Елена. Мн что-то предвщаетъ, даже сильне, чмъ самое искусство моего отца, превосходившаго другихъ въ своемъ ремесл, что завщанный имъ мн рецептъ будетъ наслдіемъ, освященнымъ самими счастливыми небесными созвздіями, и если ваша милость отпустите меня попытать удачи, а ршусь взяться, подъ страхомъ моей жизни, излечить короля къ такому-то дню и часу.
Графиня. Ты полагаешь?
Елена. Да, графиня, съ полнымъ убжденіемъ.
Графиня. Тогда, Елена, я отпускаю тебя съ любовью, на мои средства, со свитой и съ моимъ любовнымъ привтомъ къ моимъ при томъ двор, я останусь дома и буду просить Божьяго благословенія твоему предпріятію. Отправься завтра же и будь уврена. что теб не будетъ недостатка въ томъ, въ чемъ я могу оказать теб помощь (Уходятъ).
Парижъ. Комната въ королевскомъ дворц.
Звуки трубъ. Входятъ: Король съ двумя молодыми вельможами, отправляющимися во Флоренцію на войну, Бертрамъ, Пароль и свита.
Король. Прощайте, молодой человкъ! Не разставайтесь съ этими воинственными правилами… И вы, синьоръ, прощайте! Длите мой совтъ между собой… Если каждый изъ васъ приметъ его вполн, этотъ даръ расширится, но его хватитъ на обоихъ.
1-й вельможа. Мы питаемъ надежду, государь, что, заявивъ себя солдатами, мы воротимся и найдемъ васъ въ добромъ здоровь.
Король. Нтъ, нтъ, это немыслимо, хотя духъ мой не хочетъ признавать болзни, губящей во мн жизнь… Добраго пути, молодые люди! Умру я или буду жить, оставайтесь сынами доблестныхъ французовъ, докажите Верхней Италіи,— такъ выродившейся и унаслдовавшей лишь упадокъ бывшей монархіи,— что вы явились не для ухаживанія за славой, но для брака съ нею. Когда отступятъ самые отважные воители, вы добейтесь своего, такъ чтобы слава васъ восхвалена громко… Добраго пути, я повторяю.
2-й вельможа. Пусть здоровье будетъ на послугахъ у васъ, ваше величество!
Король. И остерегайтесь итальянскихъ двъ. Он говорятъ, что у французовъ нтъ словъ для отказа имъ, если он чего просятъ. Берегитесь, какъ бы не попасть въ плнъ, прежде чмъ станете служить!
Оба вельможи. Мы сохранимъ въ сердц ваши завты.
Король. Прощайте… Кто нибудь помогите мн (Ложится на софу).
1-й вельможа. (Бертраму). О, дорогой синьоръ, какъ жаль, что вы остаетесь!
Пароль. Это не его вина. Молодчикъ…
2-й вельможа. Такъ хорошо въ поход!
Пароль. Превосходно! Я видывалъ войну.
Бертрамъ. Меня удерживаютъ здсь, я на привязи: ‘слишкомъ молодъ’, ‘на будущій годъ’, ‘еще раненько’.
Пароль. Но если душа у тебя лежитъ къ тому, мой юноша, скройся безъ страха.
Бертрамъ. Я долженъ оставаться здсь пришитымъ къ юбк, поскрипывать башмаками по гладкому полу, пока не будетъ истощена вся слава и не останется другихъ шпагъ, кром больныхъ! Клянусь небомъ, я убгу, какъ воръ.
3-й вельможа. Такое воровство будетъ честно.
Пароль. Совершите его, графъ.
2-й вельможа. Я вамъ сообщникомъ! Итакъ, прощайте!
Бертрамъ. Я привязался къ вамъ и эта разлука съ вами терзаетъ меня, какъ пытка.
1-й вельможа. Прощайте, капитанъ.
2-й вельможа. Любезный господинъ Пароль!
Пароль. Благородные герои, мой мечъ родственъ съ вашими. Одно слово, молодецкіе и блестящіе, добрые металлы! Въ полку Спини вы найдете одного капитана Спуріо со шрамомъ, эмблемою войны, на лвой щек. Вотъ этотъ мечъ разскъ ее. Скажите ему, что я живъ, и замтьте его разсказы обо мн.
2-й вельможа. Непремнно, благородный капитанъ.
Пароль. Да будетъ Марсъ благосклоненъ къ своимъ новымъ питомцамъ.
На что же вы ршитесь?
Бертрамъ (видя, что король встаетъ). Тише… король…
Пароль. Будьте повжливе съ этими дворянами, вы ограничились только холоднымъ прощаньемъ, вамъ надо быть любезне съ ними, потому что они не отстаютъ отъ времени сообразуютъ съ принятымъ свою походку, рчь, ду и движутся подъ вліяніемъ наиболе прославляемаго свтила. А если-бы и самъ дьяволъ былъ распорядителемъ танцевъ, за нимъ надо слдовать. Подите и попрощайтесь съ ними пословоохотливе.
Бертрамъ. Я пойду.
Пароль. Они славные малые и похоже на то, что они заявятъ себя и стойкими рубаками (Уходитъ съ Бертрамомъ).
Лафе (становясь на колни). Простите мн, государь, и за меня, и за мои всти.
Король. Присуждаю тебя встать.
Лафе. Выходитъ, что стоитъ здсь человкъ, уже выкупившій себ прощеніе. Я желалъ-бы,чтобы вы,государь, преклонили колно, прося у меня пощады, и чтобы вы могли подняться такъ, по моему приказанію.
Король. Желалъ-бы этого и я, сперва разбилъ-бы теб голосу, а потомъ попросилъ-бы у тебя въ этомъ прощенья.
Лафе. Прахъ побери, промахнулся!.. Но, государь, дло, вотъ въ чемъ: хотите избавиться отъ своей болзни?
Король. Нтъ.
Лафе. О, зеленъ виноградъ, моя королевская лисица. Нтъ, вы захотите откушать этихъ чудныхъ гроздей, если только моей королевской лис удастся ихъ достать!.. Я видлъ такую лекарку, которая способна вдохнуть жизнь и въ камень, сдвинуть скалу, заставить васъ плясать канарку съ жгучестью и быстротой. Одно ея прикосновеніе заставитъ возстать Пепина или даже всунетъ Карлу Великому въ руку перо, для написанія ей любовныхъ строкъ.
Король. Кому это: ей?
Лафе. Лекарк. Да, государь, прибыла подобная сюда и если-бы вы захотли ее увидть… Нтъ, клянусь врою и честью, если я могу выразить серьезно мою мысль посл этого шутливаго вступленія,— мн пришлось говорить съ особою, которой полъ, возрастъ, умъ и настойчивость такъ поразительны, что я не могу упрекать себя въ увлеченіи. Согласны вы повидать ее?.. потому что въ этомъ ея просьба… узнать, въ чемъ дло? Посл этого, осмйте меня.
Король. Хорошо, добрякъ Лафе, введи сюда это чудо для того, чтобы и мы могли раздлить съ тобою восхищеніе или-же уменьшить твое, подивясь на то, какъ оно могло теб внушиться.
Лафе. Нтъ, я вселю его и въ васъ, вы увидите, что это, нчто необыденное (Уходитъ),
Король. Онъ любитъ длинныя предисловія ко всякому своему вздору. .
Входитъ снова Лафе съ Еленой.
Лафе. Идите смло.
Король. Его поспшность, дйствительно, крылата.
Лафе. Идите смло. Вотъ его величество, выясните ему, что у васъ на душ, вы похожи на предателя, но его величество не особенно боится такихъ предателей, а я дядя Крессиды, не опасающійся оставить васъ вдвоемъ. Желаю вамъ хорошаго (Уходитъ).
Король. Что-же, красавица, ваше дло относится ко мн?
Елена. Да, государь, Жераръ Нарбонскій былъ мн отцомъ, онъ славился въ своемъ искусств.
Король. Я зналъ его.
Елена. Тогда я не буду расточать ему похвалъ, довольно было знать его. На своемъ смертномъ одр онъ передалъ мн нсколько рецептовъ, въ особенности-же одинъ, какъ самый драгоцнный плодъ его трудовъ, любимое дтище его долголтней опытности, онъ приказалъ мн беречь его, какъ тройное око, боле чмъ мои два, какъ нчто, боле ихъ цнное, я исполнила это. Теперь, услыша, что ваше величество поражены тмъ злымъ недугомъ, противъ котораго особенно властна сила отцовскаго мн дара, я явилась предложить его и мои услуги, со всею должною вамъ покорностью.
Король. Благодарю тебя, двица, но не относись такъ доврчиво къ моему исцленію, когда отъ меня отказались наши ученйшіе врачи, весь созванный ихъ сонмъ ршилъ, что вс старанія науки не могутъ исторгнуть естество изъ невспоможимости. И намъ не слдуетъ омрачать своего разсудка, совращать своей надежды, предоставлять свою неизлечимую болзнь шарлатанамъ, или унижать свою высокую личность и свою славу до погони за безсмысленной помощью, когда мы сами сознаемъ себя вн всякой помощи!
Елена. Исполненіе моего долга будетъ мн наградой трудовъ. Я не хочу боле навязывать вамъ своихъ услугъ, испрошу у вашей королевской милости лишь скромной возможности удалиться.
Король, Я не могу отказать теб въ этомъ, если хочу прослыть признательнымъ. Ты желала мн помочь, я благодарю тебя, какъ можетъ благодарить умирающій того, кто хотлъ-бы продлить ему жизнь. Но то, что мн вполн извстно, неизвстно теб даже частью, я знаю всю свою опасность, а ты не знаешь средства.
Елена. Если вы считаете свое положеніе безпомощнымъ то вамъ не можетъ быть вреда и отъ испытанія того, что я могу предложить. Тотъ, кто создалъ величайшія творенія употреблялъ часто для того слабйшихъ посредниковъ. Такъ, священное писаніе указываетъ намъ, что младенцы обнаруживали разумъ тамъ, гд судьи были лишь младенцами. Большія рки вытекаютъ изъ простыхъ источниковъ и обширныя моря высыхали, когда великіе умы отрицали чудеса. Весьма часто не сбывается то, на что можно было разсчитывать всего боле, а часто удается другое, на что была весьма слабая надежда и въ чемъ мы даже отчаявались.
Король. Мн не слдуетъ тебя слушать, или съ миромъ, юная двица! Твои услуги, не бывъ въ дл, должны оплачиваться сами собою: непринятыя предложенія вознаграждаются лишь выраженіемъ благодарности.
Елена. Итакъ, вдохновенное достоинство отвергается однимъ мигомъ! Не то съ знающимъ всю суть вещей, какъ съ нами, строющими свои догадки лишь на видимости! Съ нашей стороны большая притязательность считать людскимъ поступкомъ вмшательство самого неба. Дорогой король! склонитесь на мою просьбу: испытайте небо, а не меня. Я не обманщица, возносящая себя выше уровня моихъ способностей, но, знайте, я уврена, уврена вполн, что мое искусство не безсильно, и вы не неизлечимы.
Король. Ты такъ убждена? И въ теченіе какого времени надешься ты вылечить меня?
Елена. Если выспренняя благодать окажетъ милость мн, то прежде, нежели кони солнца дважды промчатъ его яркій свточъ въ суточномъ кругу, и прежде, чмъ влажный Гесперъ погаситъ дважды въ мрачномъ западномъ туман свою вялую лампаду, а стклянка моряка просчитаетъ двадцать четыре раза ходъ крадущихся минутъ,— все, что въ васъ есть недужнаго, исчезнетъ изъ вашихъ здоровыхъ частей тла: здоровье будетъ жить свободно, недугъ свободно умретъ.
Король. Чмъ ты поручишься за такую увренность и самонадянность?
Елена. Обвините меня въ наглости, въ распутномъ нахальств, въ явномъ позор, предмет гнусныхъ псенокъ, пусть поносится мое двичье имя, пусть говорится обо мн все худшее изъ худшаго, и да покончится вся жизнь въ самой подлой пытк!
Король. Мн кажется, въ теб вщаетъ какой-то священный духъ: его мощный голосъ звучитъ сквозь слабый твой органъ и то, что обыкновенный здравый смыслъ счелъ бы за невозможное, кажется теперь уму въ иномъ свт. Твоя жизнь драгоцнна, потому что все, что въ жизни можно считать достойнымъ жизни, собрано въ теб: молодость, красота, разумъ, отвага, добродтель, все, чмъ радуются счастье и юность. Чтобы рискнуть всмъ этимъ, необходимо или необъятное искусство, или чудовищное отчаяніе. Милый врачъ, я испытаю твое лекарство, которое принесетъ теб смерть, если умру я.
Елена. Если я не сдержу срока или не устою въ исполненіи общаннаго, пусть я безжалостно умру, я заслужу это: не помогу теб, смерть будетъ мн наградой. Но, если я окажу помощь, что ты общаешь мн?
Король. Изложи свою просьбу.
Елена. Но исполнишь-ли ты ее?
Король. Клянусь своимъ скипетромъ и своей надеждою на небо!
Елена. Такъ дай же мн тогда, изъ своихъ королевскихъ рукъ, того мужа изъ подвластныхъ теб лицъ, котораго я укажу. Я далека отъ высокомрнаго притязанія на кого-либо изъ французской королевской крови, не думаю сопрячь мое низкое и смиренное имя съ какою либо отраслью или прямымъ потомствомъ твоего дома. Я разумю только одного изъ твоихъ вассаловъ, такого, котораго я могу свободно просить, а ты можешь дать свободно.
Король. Вотъ моя рука: если ты сдержишь свое общаніе. твое желаніе будетъ выполнено мною, назначь сама время, потому что я, ршась быть твоимъ паціентомъ, полагаюсь вполн на тебя. Мн хотлось бы разспросить тебя боле, и слдовало-бы это сдлать, хотя мое довріе не выиграло бы оттого, что я узналъ бы боле. Откуда ты пришла, что тебя побудило… Будь желанной гостьей безъ разспросовъ, благословенною безъ подозрній!.. Ей! помогите мн… Если ты окажешься на высот своего слова, мои дянія не уступятъ твоимъ 