Небольшая повозка, обтянутая блой парусиной, завернула налво по Калифорнійской дорог и направилась къ маленькой степной рчк, ютившейся у подошвы длиннаго низкаго холма. У одного изъ изгибовъ этой рчки блая повозка остановилась. Изъ нея вышли мужчина и женщина, нкоторое время они стояли молча и смотрли на луга, поросшіе дикою, зеленою травой, и на далекіе холмы. Онъ былъ очень молодъ, но, не смотря на юношескую вншность, въ немъ чувствовалась мужская сила. Она была воплощеніемъ цвтущей, здоровой молодости. Въ глазахъ ея блеснули слезы, когда она, взглянувъ на мужа, проговорила:
— Вотъ и кончилось наше свадебное путешествіе, и… и медовый мсяцъ, единственный за всю вашу жизнь, прошелъ.
Лошади, начавшіе нетерпливо двигаться въ своей пыльной упряжи, помшали ему отвтить. Онъ поспшилъ къ нимъ и, вернувшись, засталъ жену, вынимавшую изъ повозки кухонную посуду, и для нихъ началась обыденная жизнь — суровая и тревожная,
Такъ молодой капитанъ Гксъ привезъ въ Канзасъ свою жену..
Она были молоды, сильны, бодры, и — побдили пустыню. На берегу рчки появился домъ. Двственные луга превратились въ распаханныя, засянныя хлбомъ поля. Лтомъ на поляхъ золотилась рожь, вышиною съ лошадиный ростъ. Черезъ нсколько лтъ съ холма уже открывался видъ на садъ и огородъ фермы, напоминавшій шахматную доску, все было выравнено, подстрижено и улыбалось на солнц.
Маленькія дти бгали по саду и отправлялись въ школу по вновь проложеннымъ дорожкамъ, обсаженнымъ съ обихъ сторонъ молодыми тополями.
Случалось, огонь въ кухн горлъ всю ночь и дв головы склонялись надъ счетами, стараясь свести концы съ концами. Въ эти годы двическая фигура молодой женщины сгорбилась и огонь потухъ въ ея глазахъ, мужъ ея тоже склонился подъ тяжестью борьбы. Временами они ожесточались противъ непосильнаго креста, выпавшаго имъ на долю, потомъ примирялись со своей участью и бодро продолжали работать. Такъ шла жизнь, молодость смнилась зрлымъ возрастомъ, а потомъ наступила старость. Дти выросли и разошлись въ разныя стороны искать счастья.
Въ это-то время Гксы особенно часто вспоминали покинутую родину. По вечерамъ, сидя вдвоемъ въ опуствшемъ дом, они любили говорить о родныхъ мстахъ, среди которыхъ прошла ихъ молодость. За все время имъ ни разу не удалось създить домой въ Огіо. Отецъ и мать полковника умерли. Родныхъ его жены также уже не было въ живыхъ. И тмъ не мене, имъ обоимъ хотлось създить домой. Много лтъ толковали они о красотахъ своего родного уголка. Дти ихъ воспитывались въ убжденіи, что на свт нтъ боле прекраснаго мста, чмъ штатъ Огіо. Канзасская трава казалась короткой и лишенной красоты въ сравненіи съ великолпіемъ огійскихъ полей. Черныя канзасскія равнины представлялись полковнику и его жен безобразными, когда они сравнивали ихъ съ тнистыми холмами родины. У м-съ Гксъ тоска по родин временами мучительно обострялась и не давала ей покою.
Когда они выдали замужъ свою послднюю дочь, поселившуюся съ мужемъ въ сосдней деревн, м-съ Гксъ свела вс счеты и убдилась, что въ банк у нихъ отложено достаточно долларовъ, и они могутъ себ позволить маленькій праздникъ.
Въ этомъ году урожай былъ очень хорошъ. М-съ Гксъ возобновила переписку съ одной изъ кузинъ мужа, жившей въ Огіо, и добилась отъ нея приглашенія погостить на нсколько недль. Затмъ она же осчастливила своего мужа, заказавъ ему для этого торжественнаго случая новый сюртукъ — первый, сшитый имъ со времени свадьбы. Полковникъ Гксъ охотно согласился на поздку, для которой, благодаря экономіи его жены, не пришлось длать никакихъ займовъ и выходить изъ бюджета.
Отъздъ ихъ былъ назначенъ въ одинъ изъ свтлыхъ осеннихъ дней, какіе бываютъ въ Канзас въ начал октября. Лтняя пыль, носившаяся надъ полями, была смыта дождемъ и вс предметы отчетливо рисовались въ прозрачномъ воздух. Лсъ на берегу маленькой рчки, протекавшей около фермы, былъ покрытъ яркой зеленой листвой. Хлбные колосья на поляхъ отливали сверкающимъ золотомъ. Небо сіяло яркой синевой и большія пушистыя облака, лниво плывущія въ глубин его, казались близкими и почти доступными прикосновенію.
М-съ Гксъ въ послдній разъ передъ отъздомъ убрала посуду посл завтрака и вдругъ почувствовала, что старый домъ опустетъ, когда они удутъ. Молчаніе, которое должно наступить здсь, уже охватывало ее, и ей стало немного грустно. Для м-съ Гксъ каждая мелочь въ дом была связана съ особыми воспоминаніями, и въ кухн до сихъ поръ еще стоялъ складной стулъ, который пріхалъ съ ними въ блой повозк изъ Оно. М-съ Гксъ чувствовала, что она не сможетъ разстаться съ этимъ стуломъ. Мужъ ея въ это время хлопоталъ около риги, въ двадцатый разъ повторяя одному изъ сосдей инструкціи насчетъ того, какъ слдуетъ беречь хлбъ.
Наконецъ, насталъ часъ отъзда. Старички вышли на крыльцо и полковникъ заперъ дверь на ключъ.
— Помнишь, отецъ,— сказала м-съ Гксъ, сходя со ступенекъ,— помнишь, какъ мы пріхали съ тобой сюда, 30 лтъ тому назадъ? Сколько воды утекло съ тхъ поръ, сколько всего было и прошло, и вотъ мы съ тобой опять остались одни.
— Я, матушка…— началъ было полковникъ, но м-съ Гксъ перебила его:
— Помнишь, какая я была въ тотъ день? О, Вильямъ, ты былъ тогда такой стройный и красивый! Что сталось съ моимъ мальчикомъ, съ моимъ милымъ, молодымъ, сильнымъ мальчикомъ?
Глаза м-съ Гксъ были влажны и голосъ ея оборвался на послднихъ словахъ.
— Подожди минутку, матушка,— сказалъ полковникъ, уходя за уголъ дома,— я посмотрю, заперта ли дверь въ кухню.
Дорогой м-съ Гксъ и ея мужъ были преисполнены заботами о покинутомъ дом. Въ ихъ отрывочномъ разговор сказывалось гораздо больше безпокойства по поводу мста, которое они покидали, чмъ радости по поводу ожидаемаго возвращенія на родину. Красоты Огіо, ослпительная зелень его холмовъ, прохлада луговъ, прорзанныхъ журчащими ручьями,— вся эта картина какъ бы померкла передъ духовными очами стариковъ, когда они повернули за уголъ и ихъ канзасскій домъ скрылся изъ виду. М-съ Гксъ вспоминала свою спальню, которую она оставила въ безпорядк, и эта мысль такъ занимала ее, что для предвкушенія будущихъ удовольствій въ душ уже не оставалось мста. Въ вагон полковникъ Гксъ сразу началъ разговоръ о Канзас со своимъ спутникомъ, который оказался обитателемъ Цинцинати. На станціи Канзасъ-Сити они поужинали привезенной изъ дому провизіей, м-съ Гксъ вспомнила, что они дятъ маленькаго благо цыпленка Кохинхины, и почувствовала сильную тоску по дому, полковникъ, которому она сообщила о цыпленк, также задумался.
Къ вечеру они пріхали къ мсту своего назначенія. М-съ Гксъ возобновила старое знакомство съ женскою половиною семьи, удалившись въ спальню, а полковникъ съ мужчинами сидли въ гостиной перебирали умершихъ и отсутствующихъ родственниковъ и знакомыхъ. Утромъ, въ ожиданіи завтрака, полковникъ отправился побродить по лугамъ. Ему показалось, что ручеекъ, протекающіе по лугу — некрасивъ и маловоденъ. Онъ отыскалъ камень, съ котораго, будучи мальчикомъ, ловилъ рыбу. Камень этотъ представлялся ему въ воспоминаніяхъ чуть ли не утесомъ, и онъ разсказывалъ своимъ дтямъ удивительныя вещи про его необычайные размры. Теперь же ему казалось, что за 30 лтъ камень сталъ вдвое меньше. Мохъ на берегу рки былъ выцвтшій и старый, и красота, которую онъ искалъ, омрачалась тысячью неправильностей, которыхъ не было, въ той картин мстности, сохранившейся въ его памяти.
Полковникъ Гксъ бродилъ по берегу рчки, заложивъ руки за спину и насвистывая старую псенку, и старался примирить то, что онъ видлъ, съ тмъ, что ожидалъ здсь найти. За завтракомъ онъ ничего не сказалъ о своемъ разочарованіи, но когда они на минутку остались вдвоемъ съ женою, въ то время какъ ихъ хозяева готовились устроить прогулку въ экипаж, м-съ Гксъ заявила ему:
— Знаешь, я смотрла изъ окна, до чего у нихъ здсь все засушено. Что это за трава — сухая и короткая! Земля кажется боле выжженной и сухой, чмъ въ Канзас.
— Гм, да,— отвтилъ полковникъ.— Я и самъ тоже замтилъ. Хотя урожай здсь кажется недуренъ въ этомъ году.
Когда коляска, въ которой сидли об семьи, прозжала черезъ мостъ, полковникъ, сидвшій спереди, обернулся къ жен и сказалъ:
— Посмотри-ка, матушка, у нихъ теперь новая мельница, которая будетъ поменьше старой.
На это двоюродный братъ его возразилъ:
— Биль Гксъ, что съ тобой приключилось? Неужели ты не узнаешь старой мельницы, въ которой мы съ тобой когда-то охотились за голубями?
Полковникъ сталъ ближе присматриваться и пробормоталъ:
— Ахъ, чортъ! почему же она какъ будто стала меньше? Вдь правда, она кажется меньше?— обратился онъ къ жен.
Такъ они хали съ полчаса, болтая о томъ и о семъ, когда м-съ Гксъ, внимательно присматривавшаяся къ мстности, вдругъ дернула мужа за рукавъ и проговорила:
— Вотъ оно, отецъ! Вотъ то мсто.
— Какое мсто?— спросилъ полковникъ, увлекшійся разговоромъ о тарифахъ.
— Неужели ты не помнишь, Вильямъ?— проговорила его жена съ дрожью въ голос, которая была замчена сидвшею рядомъ съ нею кузиною.
— Это то мсто, гд я однажды чуть не опрокинулъ повозку, спускаясь съ холма. Намъ съ матерью оно почему-то запомнилось.
Старикъ погладилъ свою, сдющую бороду и многозначительно улыбнулся, и м-съ Гксъ почувствовала себя очень счастливой. Въ теченіе получаса даже высохшая трава, которая въ воспоминаніяхъ казалась ей такой свжей, не могла омрачить ея настроенія духа.
Когда обитатели Канзаса остались вечеромъ наедин, полковникъ спросилъ:
— Теб не кажется, что все здсь совсмъ не то, что мы ожидали увидть? Какъ будто все полиняло и сморщилось и постарло. Трава какая-то пыльная. Деревья, которыя были такими высокими и тнистыми, теперь стали просто ни на что не похожи. Холмы, которые я считалъ чуть ли не горами, оказываются, по правд сказать, даже меньше того пригорка… у насъ дома.
Въ Канзас стало для нихъ теперь ‘дома’. Тридцать лтъ изнемогающіе въ борьб люди въ далекой преріи утшали себя мыслью ‘возвращеніи домой’ въ Огіо. И вотъ, вернувшись въ Огіо, они оба сразу почувствовали, что здсь они не дома.
— Ты жалешь, что мы пріхали?— спросила м-съ Гксъ у полковника, начинавшаго уже впадать въ дремоту.
— Не знаю,— отвчалъ онъ.— А ты?
— Я, пожалуй, что и жалю. Какъ-то мн все здсь не нравится и жаль той картины, которая столько лтъ хранилась въ памяти и теперь пропала. Лучше бы ужъ не прізжать, чмъ видть все такимъ измнившимся — совсмъ не тмъ, что было раньше!
Такъ они смотрли старыми глазами на обстановку своей юности. Какъ выцвли вс краски! Какая трагическая разница между сіяніемъ утренней зари и прощальными лучами заката!
По прошествіи перваго дня, полковникъ Гксъ не въ силахъ былъ боле сдерживаться и принялся нестерпимо хвастать своей канзаской фермой, а, слушая его, м-съ Гксъ тоже дала волю своей хозяйской гордости. Раньше она питала затаенное презрніе къ канзасскимъ хвастунамъ и даже желала отправить ихъ всхъ въ Огіо, чтобы они могли убдиться, до какой степени въ Канзас все ничтожно и недостойно вниманія. Теперь же м-съ Гксъ ловила себя на разговорахъ о томъ, ‘какая у васъ въ Огіо плохая рожь’, и пр., и пр.
Со второго дня м-съ Гксъ ощутила непреодолимую тоску по дому. Ее заботила мысль о кладовой, полковникъ же безпокоился главнымъ образомъ о своей собак. Пятый день ихъ пребыванія въ гостяхъ былъ и послднимъ. Когда они хали въ экипаж на станцію, м-съ Гксъ услышала, что ея мужъ говорилъ со своимъ двоюроднымъ братомъ, приблизительно, слдующимъ образомъ:
— Долженъ сказать теб, Джимъ, я лучше бы сдлался чернорабочимъ, чмъ маяться всю жизнь, какъ ты маешься съ этимъ хозяйствомъ. Я знаю только одно,— у насъ, въ Канзас, налоги ниже, школы лучше и во всхъ отношеніяхъ жизнь легче, чмъ здсь. А что касается травяной кобылки, которая будто бы, уничтожаетъ наши луга, мн просто смшно слушать такіе разговоры! Да вотъ теб мой сынъ Билль — онъ родился и выросъ въ Канзас и теперь служитъ въ суд. Онъ за всю свою жизнь не видлъ ни одной кобылки — не съумлъ бы отличить ее отъ простого кузнечика, если бы она ему попалась по дорог.
И сама м-съ Гксъ поймала себя на слдующемъ разговор съ кузиной:
— Фруктовъ у насъ въ этомъ году было столько, что я кормила яблоками свиней, я продала вишень только съ одного дерева, которое растетъ у самаго дома, и ихъ оказалось 16 четвертей.
Когда они услись въ поздъ, уносившій ихъ домой, м-съ Гксъ сказала мужу:
— Не понимаю, какъ они здсь ухитряются жить. Я бы хотла, чтобы Мэри пріхала къ намъ и посмотрла, какъ у меня въ кухн проведена прямо горячая и холодная вода. Она чуть въ обморокъ не упала, когда я ей про это разсказала. Но у нихъ такая рутина, они не признаютъ ничего новаго.
Такіе разговоры очень нравились полковнику и онъ охотно поддерживалъ ихъ. Старички чувствовали себя очень счастливыми. Они искали родственныхъ душъ и очень обрадовались, когда, проснувшись на другое утро, услышали рядомъ съ собой пискливый женскій голосъ, говорившій:
— И вотъ, сэръ, когда наконецъ дожди наступили, м-ръ Моррисъ думалъ, что не останется уже ни одной травинки на сно, и вдругъ казалось, что мы собрали больше 40 бушелей съ акра на этомъ пол.
Полковникъ окончательно проснулся и подмигнулъ жен, между тмъ какъ женскій голосъ продолжалъ:
— М-ръ Моррисъ такъ боялся, что за зиму пшеница погибнетъ. Во всхъ газетахъ объ этомъ писали. А потомъ настали поздніе морозы и вс думали, что ужъ хлбъ совсмъ погибнетъ. А между тмъ казалось…
М-съ Гксъ дольше не могла выдержать. Она подсла къ дам съ пискливымъ голосомъ и спросила ее:
— Извините, пожалуйста, ма’мъ, вы изъ какой части Канзаса?
Произошло нчто подобное встрч между дорогими родственниками. Остальную часть пути вся компанія занималась непрерывнымъ славословіемъ Канзаса. Когда они въхали въ предлы своего штата, полковникъ съ гордостью обращалъ вниманіе своихъ спутниковъ на большіе школьные дома, возвышающіеся въ каждой деревн, и указывалъ на ихъ архитектурныя красоты. Онъ разсказывалъ исторію каждой дороги, проложенной между Кау и Топеко, краснорчиво объяснялъ значеніе угольныхъ копей Озажа и съ гордостью указывалъ на многочисленныя природныя богатства Канзаса.
Когда полковникъ и его жена выхали изъ Канзасъ-Сити домой по равнин, на которой ложились длинныя черныя тни и голубоватая дымка застилала далекіе холмы, молчаніе объяло ихъ сердца. Каждый изъ нихъ вспоминалъ пройденный жизненный путь. Лай собаки за изгородью не прерывалъ ихъ грзъ. Безпокойный скотъ, блуждавшій по склону холма, дополнялъ для нихъ ту картину, которую они любили.
— Скоро солнце сядетъ, отецъ,— сказала м-съ Гксъ, кладя свою руку на руку мужа.
Отъ ея прикосновенія и тона, какимъ она сказала эти слова, что-то дрогнуло въ сердц старика.
Онъ повторилъ, избгая ея взгляда:
— Да, скоро солнце сядетъ, скоро!..
— Это былъ длинный день, Вильямъ, но мн было хорошо съ тобой. А ты, Вильямъ, былъ ли ты счастливъ?
Полковникъ отвернулся. Онъ боялся сказать что-нибудь, чтобы не выдать своего волненія. Когда же они въхали во дворъ, полковникъ обнялъ свою жену, прижался щекой къ ея лицу и проговорилъ съ усмшкой:
— Взгляни на эту собаку — лаетъ, какъ будто никогда не видала блыхъ людей.
Такъ полковникъ Гксъ вернулся съ женой ‘домой’ въ Канзасъ.