‘Міръ Божій’, No 6, 1895
Воспоминания о московском университете, Колюпанов Нил Петрович, Год: 1895
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Воспоминанія о московскомъ университет. Въ ‘Русскомъ Обозрніи’ печатаются интересныя записки скончавшагося въ прошломъ году Н. П. Колюпанова, ‘Изъ прошлаго’, въ которыхъ онъ, между прочимъ, разсказываетъ о своемъ пребыванія въ московскомъ университет въ 1843—1849 г.
Въ 1843 г. Колюпановъ поступилъ на математическій факультетъ московскаго университета. Но лекціи профессоровъ не удовлетворяли его, и онъ пробылъ два года на математическомъ факультет, очень недовольный университетомъ. Вернувшись на третій годъ въ Москву посл лтнихъ вакацій, онъ случайно зашелъ послушать вступительную лекцію пр. Рдкина не энциклопедіи права, которая произвела на него очень сильное впечатлніе. Вотъ какъ онъ самъ описываетъ эту лекцію:
‘Вотъ понуривши свою львиную голову и съ трудомъ пробираясь въ толп, вошелъ на каедру Петръ Григорьевичъ, по обычаю -закрылъ глаза и понюхалъ табаку. Затмъ онъ медленно обвелъ глазами, и у него невольно вырвалось восклицаніе: ‘какое множество!’ Дйствительно, аудиторія была переполнена: даже на окнахъ стояли студенты, передніе ряды еще сидли, а сзади вс были набиты стоявшими другъ на друг, такъ что не было ‘пустого пространства’. Зачмъ вы пришли сюда?— продолжалъ профессоръ. И въ отвть полилась одна изъ тхъ вдохновенныхъ и блестящихъ импровизацій, которыя такъ глубоко западали въ душу слушателей. Онъ говорилъ о значеніи науки, о призваніи университета, о томъ, чего онъ требуетъ отъ студента, что даетъ, чмъ напутствуетъ въ жизнь. Звонокъ прервалъ рчь. Рдкинъ всталъ, что-то необычное было въ его осанк, на немъ еще лежалъ ореолъ сходившаго на него Бога, и онъ своимъ зычнымъ голосомъ закончилъ: ‘Да, м.м. г.г., ничего нтъ выше истины, и наука пророкъ ея, но какъ все святое и великое въ мір, истина требуетъ подвига труднаго, самоотверженія беззавтнаго. Возьмите же крестъ свой и грядите по мн’. Колюпановъ заключаетъ: ‘Я прямо пошелъ въ правленіе и подалъ просьбу о перевод на первый курсъ юридическаго факультета’.
Изъ профессоровъ юридическаго факультета, кром Рдкина, Колюпановъ отзывается съ особенной симпатіей о Кавелин.
Всего больше и съ особеннымъ сочувствіемъ и благодарностью говоритъ Колюпановъ о Кавелин. По его словамъ, ‘Кавелинъ возбуждалъ сильный интересъ въ слушателяхъ и завоевалъ большую въ ихъ стороны симпатію’. Помимо ясности, послдовательности и живости изложенія Кавелина, онъ привлекалъ больше всего своей искренностью: ‘слушатели чувствовали, что передъ ними человкъ, который самъ дошелъ до того, что онъ говоритъ, ни у кого не заимствовалъ, и этому глубоко и искренно врить, не подчиняясь никакимъ ‘вншнимъ вліяніямъ. Только такія убжденія производятъ впечатлніе на слушателей и оставляютъ за собой вліяніе’. Въ другомъ мст записокъ Колюпанова говорится: ‘Съ Кавелинымъ сближалъ студентовъ прежде всего возрастъ. Кавелинъ поступилъ на каедру совсмъ молодымъ человкомъ. Кром того, въ свои отношенія къ студентамъ Кавелинъ вносилъ столько рдкой, искренней я задушевной простоты, что передъ нимъ, такъ сказать, вс являлись на распашку, каждый готовъ былъ ему открыть свою душу, и въ отвтъ получалъ такое участіе, котораго могъ бы ожидать отъ самаго преданнаго друга… Оттого между Кавелинымъ и студентами образовалась та великая нравственная связь, которая клала отпечатокъ на цлую жизнь и установляла между людьми, которыхъ судьба разсевала потомъ по всей русской земл, извстное единство стремленій, задачъ и усилій, направленныхъ къ достиженію цли, намченной въ эпоху еще подготовленія къ практической дятельности. У Кавелина, по воскресеньямъ бывали собранія студентовъ, причемъ рчь тутъ шла обо всемъ, ‘но преобладающее мсто въ воскресныхъ бесдахъ занималъ вопросъ о крпостномъ прав. Большинство студентовъ принадлежало къ помщикамъ, къ ‘рабовладльцамъ’, какъ, не стсняясь, заявлялъ имъ въ глаза Константинъ Дмитріевичъ. Его рзкій, безпощадный протестъ противъ крпостнаго права имлъ гражданское значеніе. Въ ум всякаго шевельнулось сомнніе, невольно боле или мене протестъ этотъ переходилъ на слушателей. Какъ-то совстно становилось относиться къ этому явленію такъ спокойно и безразлично, какъ это длалось до знакомства съ Константиномъ Дмитріевичемъ. И эта дятельность не прошла безслдно. Не мало его слушателей явилось впослдствіи въ числ меньшинства губернскихъ комитетовъ и въ рядахъ мировыхъ посредниковъ перваго призыва. Такимъ образомъ, дло, которому К. Д. посвятилъ цлую свою жизнь,, онъ началъ еще въ молодости, съ первыхъ шаговъ своей профессорской дятельности, въ то время, когда для большинства крпостное право предоставлялось незыблемымъ устоемъ русской жизни’. Колюпановъ тоже былъ впослдствіи однимъ изъ усердныхъ работниковъ въ крестьянскомъ дл и онъ говорить о себ: ‘для меня знакомство съ Кавелинымъ было точкой поворота во взглядахъ на крпостное право: я пересталъ относиться къ нему безсознательно, какъ къ безразличному факту’.
Много передается въ запискахъ Колюпанова о занятіяхъ Кавелина со студентами, о томъ, какъ онъ старался пріучить ихъ къ самостоятельной научной работ, устраивалъ практическіе семинаріи, давалъ имъ въ руки первоисточники.
Интересенъ также отзывъ Колюпанова о Грановскомъ, который читалъ для юристовъ дополнительный курсъ всеобщей исторіи:
‘Были люди, — говорить Колюпановъ,— талантливе Грановскаго, но никто не имлъ такого непередаваемаго и неотразимаго обаянія. Въ немъ было столько любви, примиренія, всепрощенія, что онъ всюду приносилъ съ собой какую-то необыкновенно свтлую, чистую и успокоительную атмосферу, гд всякій длался самъ и нравственне, и добре’. Колюпановъ подробно передаетъ о магистерскомъ диспут Грановскаго, когда такъ могущественно выразилась симпатія студентовъ къ профессору. Это былъ не диспутъ, а публичное выраженіе любви и уваженія къ Грановскому. Слушатели, переполнявшіе актовую залу и ея хоры, всякое слово Грановскаго привтствовали громомъ аплодисментовъ, всякое возраженіе его противниковъ встрчалось шиканьемъ. Въ своей заключительной рчи передъ отзывомъ деканъ факультета, проф. Давыдовъ съ ироніей замтилъ, что Грановскому ученую степень присудило, главнымъ образомъ, такое настойчивое и такъ громко заявленное сочувствіе слушателей. Надо сказать, что въ оваціяхъ Грановскому и въ протестахъ противъ его оппонентовъ принимали участіе неодни студенты, и Колюпановъ разсказываетъ о гусарскомъ офицер, который стоялъ рядомъ съ нимъ на хорахъ и усердно стучалъ саблей, увлеченный общимъ порывомъ. Присутствовавшій на диспут попечитель гр. Строгановъ сдлалъ видъ, что не замчаетъ нарушенія порядка университетской дисциплины, и первый подошелъ поздравить новаго магистра, а толпа студентовъ вынесла Грановскаго на рукахъ при оглушительныхъ крикахъ на улицу до извозчика.
Колюпановъ отводитъ много мста въ своихъ воспоминаніяхъ разсказамъ объ П. С. Нахимов, бывшемъ тогда инспекторомъ студентовъ. Это былъ замчательно добрый и мягкій человкъ, оригиналъ большой руки, чрезвычайно близко принимавшій къ сердцу интересы студентовъ. Онъ говорилъ всмъ студентамъ ‘ты’, и только если узнавалъ о комъ-нибудь изъ нихъ что-нибудь дурное, то переходилъ съ нимъ на ‘вы’, и это служило своего рода наказаніемъ для виновнаго и вліяло даже на обращеніе съ нимъ товарищей. Колюпановъ разсказываетъ слдующій, очень характерный для Нахимова случай: ‘Въ 1848 году среди студентовъ, устроился клубъ, студенты собирались потолковать и почитать вмст, Вдругъ въ самомъ разгар Платонъ Степановичъ прислалъ за вожаками клуба, которыхъ онъ безошибочно угадалъ, потому что вообще зналъ чуть не каждаго студента, а почему-либо выдающихся — очень коротко. Платонъ Степановичъ вышелъ нсколько озабоченный и боле серьезный, чмъ обыкновенно. ‘У васъ тамъ клубъ, господа?’ — ‘Да, есть, Платонъ Степановичъ’.— ‘Ну, такъ вотъ что я вамъ скажу, господа! Все это извстно, такъ вы клубъ этотъ немедленно закройте. Да, пожалуйста, ведите себя поосторожне! Вдь ни за грошъ пропадете! Посл одумаетесь, чушь эта сама изъ головы выпадетъ, на себя посл пенять станете, да и меня нехорошимъ словомъ помянете: вотъ, скажете, старикъ-ротозй, не умлъ во время предупредить’. И студенты закрыли клубъ’.
Когда въ 1849 г. въ университет были введены разныя строгости и стсненія, то Нахимовъ не захотлъ подчиниться имъ и вышелъ въ отставку. Студенты объ этомъ ничего не знали. ‘Вдругъ въ нашу аудиторію,— разсказываетъ Колюпановъ, — во время лекціи Крылова неожиданно вошелъ Платонъ Степановичъ. Онъ былъ неузнаваемъ: на немъ, какъ говорится, лица не было, куда двалась его воинственно-начальственная осанка,— сгорбленный, чмъ-то пришибленный. ‘Прощайте, господа!’ сказалъ Платонъ Степановичъ, поклонился и вышелъ. Мы были ошеломлены и не понимали, что случилось. Въ перемну все разъяснилось, — и ужъ на насъ лица не оказалось’. Студенты тутъ же устроили подписку, въ которой приняли вс участіе, и богатые, и бдные, было собрано въ три дня до 5.000 р. Поднесли Платону Степановичу золотой кубокъ и альбомъ съ карточками студентовъ’.