ВОЛЬДЕМАР
Энгель
ПРИМЕЧАНИЯ
А. Янушкевич
Вольдемар, Энгель Иоганн Якоб, Год: 1808
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В двадцати томах.
Т. 10. Проза 1807—1811 гг. Кн. 1.
М.: Языки славянской культуры, 2014.
Вы помните старика Вольдемара. Он никогда не выезжал из того уединенного городка, в котором родился, а знал свет не хуже тех людей, которые, проведя более десяти лет в путешествии, могли похвастать, что разбросали деньги свои по всем столицам Европы. Он с удовольствием, в свободное время, рассказывал своим приятелям небольшие повести, которым научила его собственная опытность, повести весьма неважные по слогу повествователя, но важные по тем практическим истинам, которым служили они одеждою. Странность Вольдемарова была та, что он обыкновенно после одной повести рассказывал и другую, имеющую к ней отношение.
Однажды молодой Вольф, его знакомец, уверил его, что не знает человека, подобного ему в благоразумии.
Вольдемар покачал головою.
— Правду ли говоришь, любезный Вольф, — спросил он с улыбкою.
— Все называют тебя рассудительным Вольдемаром. Я дорого бы дал за твое искусство…
— Не трудно иметь его. Замечай прилежнее за глупцами!
— За глупцами, Вольдемар?
— Так точно, господин Вольф, за глупцами, и делай противное тому, что они делают. Я расскажу тебе один случай. В моей молодости жил у нас в городе один математик, угрюмый, вечно нахмуренный человек, именем Фейт. Никто не слыхал от него никогда ни слова. Всегда ходил он, потупив голову, бормотал про себя невнятные слова, разговаривал сам с собою и ни одному человеку не смотрел в лицо. Отгадай, как называли у нас этого важного математика?
— Ученым, глубокомысленным?
— Просто: глупцом. Нет, сказал я самому себе, господин Фейт — худой пример: подражать ему невыгодно! Вечно глядеть исподлобья, не говорить ни с кем ни слова, бегать от людей как от чумы, куда это годится! Не правду ли я говорил вам, любезный сосед?
— Конечно правду, Вольдемар!
— Правду, однако не совсем. В это же время вертелся у нас в городе господин Брелот, француз, какого звания человек, не помню. Он всякому, без разбора, бросался в глаза, говорил беспрестанно и со всеми, но что говорил, о том не спрашивай. Каким именем, думаешь ты, величали эту стрекозу?
— Весельчаком, забавником?
— Так же просто: глупцом. Боже мой, подумал я, как же мне заслужить имя благоразумного? Не будь ни Фейтом, ни Брелотом, отвечал мне рассудок. Гляди людям смело в глаза, как один, и умей заглядывать в самого себя, как другой! Говори громко с другими, как господин Брелот, и тихо с собою, как господин Фейт, и я последовал совету рассудка. Вот то искусство, за которое люди называют меня рассудительным Вольдемаром.
В другой раз посетил его молодой купец, Флик, весьма несчастный по торговым делам своим. Он горько жаловался на счастие, которое во всем почти ему изменяло.
— Напрасно печалишься, господин Флик, — сказал ему Вольдемар, — счастие найдется, если только будешь искать его.
— Давно ищу этого счастия, Вольдемар, наконец потерял терпение. Беда за бедою! Хочу все оставить, сложу руки и поселюсь дома.
— И сделаешь очень дурно, господин Флик. Искать счастия надобно всякому, и все его ищут, хотя не все находят, но это от того, что не все умеют настоящим образом держать голову.
— Как, Вольдемар, держать голову?
— Так точно, господин Флик, голову! Я объясню тебе это двумя примерами. Сосед мой Клаус строил дом. Бревна, отрубки и камни разметаны были по улице. Нашему бургомистру, господину Трику, понадобилось пройти мимо строения: он был тогда и молод, и ветрен, спешил на званый обед, разряженный, расчесанный впрах, по несчастию, поднял немного высоко свою голову… запнулся за чурбак, ударился оземь, переломил ногу и навек остался калекою.
— Старики говорят правду: не подымай высоко носа, можешь споткнуться!
— Однако ж, любезный Флик, и не опускай его слишком низко: просмотришь! Дня через два после этого несчастия случилось другое. Уездный стихотворец наш, господин Фефер, должен был пройти мимо того же строения. Бог знает, что было у него в голове, стихи, или домашние заботы, но он, потупив голову, не видал, что вокруг него делалось, вдруг оборвись веревка, и страшное бревно, промчавшись мимо его как молния, грянулось на мостовую! Стихотворец от испуга упал без памяти навзничь, занемог, долго пролежал в постели и едва не умер. Теперь понимаешь ли, что значит уметь настоящим образом держать голову?
— Понимаю, ни очень высоко, ни очень низко.
— Другими словами: держись середины! Человек, который спокойно умеет посматривать и вперед и назад, и вверх и вниз, и по сторонам, зайдет далеко, безвреден и, верно, никогда не скажет, что счастие изменяет ему.
Раз посетил Вольдемара молодой Грель, также купец, который только что начинал искать своего счастия. Он имел нужду в деньгах, которые надеялся занять у Вольдемара.
— На что тебе деньги? — спросил у него Вольдемар.
— Я имею в голове предприятие. Выгода, которую предвижу, неважная, но для чего же терять и малую выгоду, если она сама собою вам представляется ?
Такое рассуждение не понравилось Вольдемару.
— А сколько тебе надобно денег, Грель?
— Безделица, сотня талеров.
— Сотня талеров найдется и у меня, я готов служить ею хорошему приятелю, но в придачу в этой сумме могу ссудить его такою вещью, которая, между друзьями, стоит более тысячи талеров, по крайней мере, он может обогатиться ею, если только захочет.
— Как, Вольдемар, в придачу?
— Не пугайся, любезный Грель, это коротенькая повесть, более ничего. В молодости моей был у меня соседом пивовар Кауц, большой чудак, который пошел по миру от пустой пословицы.
— Как от пословицы?
— Когда приятели спрашивали у него, есть ли барыш от пива, то он обыкновенно отвечал: какой барыш, безделица, пятьдесят или шестьдесят талеров! А если говорили ему: господин Кауц, и ты потерпел от банкротства, то он имел привычку отвечать: что за потеря, сто или двести талеров, стыдно и говорить об этом! Наконец узнал он, что такое бедность. А никогда не бывать бы ему бедным, когда бы не имел он дурной пословицы. Какой ты суммы просил у меня, любезный Грель?
— Я… я… мне нужно сто талеров.
— Виноват, забыл. Но я имел еще соседа: он прозывался Томом. Этот человек имел пословицу, с которою выстроил каменный дом в три этажа, с большими флигелями и магазином.
— Очень любопытен знать эту пословицу!
— Когда у него спрашивали, каково торгуешь, господин Том, есть ли барыш, то он отвечал: превеликий, сто талеров, и с таким видом, что сердце радовалось! Если же, напротив, случалось сказать ему: от чего так задумчив, господин Том, что с тобою сделалось? Ах, друзья мои, отвечал он, потерял много, очень много денег, целые пятьдесят талеров! Этот человек начал с малого, а кончил большим, я уже сказывал тебе, что он имел дом в три этажа, с огромным флигелем и магазином. Какая же пословица тебе более нравится?
— Разумеется, последняя.
— Но, друг мой, и господин Том не всегда бывал, с своею пословицею, правым. Например, встречаясь с бедным и принужден будучи подать ему милостыню, он также говорил: много, очень много денег, а в этом случае не худо бы было ему подражать соседу Кауцу. Я, любезный Грель, заметив про себя и ту, и другую пословицы, иногда говорю языком господина Кауца, а иногда языком господина Тома.
— Что касается до меня, то я держусь пословицы Тома!
— Сколько же тебе надобно денег?
— Много, очень много, любезный Вольдемар, сто талеров!
— Не забывай же нашего разговора, господин Грель! Занимая у приятеля, тверди пословицу Тома, а помогая приятелю в нужде, говори, как господин Кауц.
Автограф неизвестен.
Впервые: ВЕ. 1808. Ч. 41. No 19. Октябрь. С. 185—192 — в рубрике ‘Литература и смесь’, с заглавием: ‘Вольдемар’ и указанием источника в конце: Энгель.
В прижизненных изданиях: Пвп 1. Ч. 5 (‘Смесь’). С. 228—237, Пвп 2. Ч. 3. С. 217—223. Тексты ВЕ, Пвп 1, 2 идентичны.
Печатается по Пвп 2.
Датируется: не позднее сентября 1808 г.
Источник перевода: Engel J. J. Tobias Witt [Тобиас Витт] // Engel J. J. Schriften. Bd. 1—12. Berlin, 1801—1806. Bd. 1. S. 87—98. (‘Philosoph fur die Welt’, Sehstes Stck). Атрибуция: Eichstdt. S. 14.
Жуковский переводит из ‘Светского философа’ Энгеля его пьесу No 6 (Sechstes Stck) из первого тома. Издателя ВЕ не могли не привлечь прежде всего ее нравоописательное содержание и практическая философия, столь свойственная немецкому автору и близкая его русскому интерпретатору.
Перевод адекватно и близко к тексту передает сочинение Энгеля. Изменению подвергаются практически все реалии: имена героев, их род занятия. Так, главный герой, как это уже явствует из заглавия, Tobias Witt превращается в Вольдемара (возможно, это отзвуки чтения романа немецкого писателя и философа Ф.-Г. Якоби ‘Вольдемар’, появившегося в 1779 г.), его знакомец Till — в Вольфа, ‘ein alter Arithetikus Veit’ — в математика Фейта, ‘Tanzmeister Fink’ (учитель танцев) — во француза Белота, с уточнением: ‘какого звания человек, не помню’ и с ироническим определением: ‘стрекоза’, купец Flau получил фамилию Флик, ‘der Stadtpote Schall’ стал уездным стихотворцем Фефером, a ‘Weinhndler Grell’ (торговец вином Грелль) — пивоваром Кауцем и т. д. Эти метаморфозы не больше чем игра фантазии переводчика, позволившая оживить повествование.