Н. А. ЛЕЙКИНЪ
Мдные лбы.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., No 2
1880
ВО ВСЕ СВОЕ УДОВОЛЬСТВІЕ.
Во все свое удовольствие, Лейкин Николай Александрович, Год: 1880
Время на прочтение: 4 минут(ы)
По Каменноостровскому проспекту по направленію къ Черной рcчкc во весь опоръ мчится тройка поджарыхъ лошадей. Ямщикъ, стоя на дыбахъ, кричитъ, свиститъ и гикаетъ. Звенятъ бубенчики, играетъ кнутъ. Въ саняхъ сидятъ два, чистокровные купеческіе ‘совраса’: одинъ въ илькахъ, другой въ собольихъ лапкахъ. На головахъ бобровыя шапки. Противъ нихъ, на первыхъ мcстахъ двc ‘мамзели’.
— Легче, легче! предостерегаетъ ямщика стоящій на посту городовой и грозитъ ему пальцемъ.
— Какъ легче? восклицаетъ ильковый соврасъ, вскакивая въ саняхъ и обертывается къ ямщику.— Пошелъ! Жарь во всю! Жарь въ мою голову! Твоя голова будетъ отвcчать послc моей да и то спервоначала карманъ задcнетъ, а карманъ у насъ нонc тугой! Али фараона послушался? Кто тебя нанималъ: фараонъ или я?
— Вы, ваше степенство, отвcчаетъ ямщикъ.— Фараонъ намъ что!
— То-то. Кто тебя на чай красненькой бумажкой подрумянитъ: фараонъ или я?
— Вы, ваше степенство! Захотите, такъ еще большимъ помилуете.
— Ну, и дcйствуй, коли во все наше удовольствіе потрафить взялся. Дуй бcлку въ хвостъ и въ гриву, а вотъ тебc легкое предчувствіе!
И соврасъ принялся тыкать ямщика кулакомъ въ шею.
— Отъ вашихъ ручныхъ карамболей, ваше степенство, намъ не обида, а все равно, что дамскій куплетъ и никакого предчувствія мы не чувствуемъ.
— И будешь награжденъ. Мамзель, команъ? Правильно я? обращается соврасъ къ француженкc.
— О, cochon! Сидить пожалста! Ну, что вы стоить?
— Мерси, кислое слово ваше понялъ. Только объ нашей клади вы не заботьтесь. Нашъ грузъ что сидя, что стоя — въ одномъ интересc. Мишанька! Каково она слово-то сказала! Кошонъ! Вcдь это свинья.
— А ты ей въ отвcтъ поросенка пошли. Вотъ и будетъ комплиментъ, мурлычитъ пьянымъ голосомъ соболій соврасъ и клюетъ носомъ.
— Поросенка! И послалъ-бы да на французскомъ діалектc поросенка не знаю- Развc по папенькиному загнуть! Шваль!
— Молчитъ пожалста, mon chien-chien, mon brebis.
— Насъ, мамзель, супротивъ вашихъ словъ! Мишанька, да ты никакъ спишь? Настоящей еще препорціи по нашему чину не выпили, а онъ уже и спитъ.
— Ни въ одномъ глазc…
— А коли ни во одномъ глазc, то хочешь гулять во всю? Сколько въ бумажникc портретныхъ есть?
— Достаточно. Я безъ счету. Трафь!
— И мы изрядно изъ выручки прихватили! Такъ что мамзелямъ даже окупацію въ шампанскомъ можемъ сдcлать. Мишанька, да чего ты носомъ-то долбишь словно дятелъ! Давай чухонъ съ санями опрокидывать, ради плезиру. Вонъ ихъ сколько cдетъ. Ходитъ что-ли?
— Жарь!
— Василій! Слышалъ?— кричитъ ильковый соврасъ ямщику.— Поставь кверху тормашками лайбу! Вонъ вдали чухна cдетъ. Понялъ?
— Довольны останетесь, ваше степенство! Вамъ не угодить — чорту не согрcшить! А вы кнутъ возьмите да и погладьте имъ чухонскую морду.
— Давай! Какъ онъ смcетъ спать на большой дорогc песъ эдакой!
И зазвенcли бубенчики съ большей силой. Ямщикъ ловко наcхалъ на мужицкіе розвальни, ловко задcлъ ихъ угломъ своихъ тяжелыхъ саней и опрокинулъ чухонца именно въ тотъ моментъ, когда ильковый соврасъ успcлъ уже въ свою очередь ‘сдcйствовать’ кнутомъ. Хохотъ, визгъ, послышались ругательства, летcла снcжная пыль, а бубенцы такъ и продолжали заливаться.
— Encore un moujik russe! указала француженка.
— Можно и его, Василій! Сдcлай повтореніе бенефиса!
Опрокинули и втораго мужика.
— Больше ужъ, ваше степенство, нельзя, замcтилъ ямщикъ.— Фараонъ свистать въ свистульку начнетъ и тогда насъ на цугундеръ могутъ…
— Кому ты потрафляешь: фараону или мнc? Мы вчерась отъ воинской повинности освободились, а онъ фараономъ пугаетъ! Анкоръ! Мамзель, кричи ‘анкоръ!’
— AprИsent assez! Не надо, извощикъ, не надо! Мы не пожарникъ.
— Ну, жарь въ холостую. Я думалъ только дамскій полъ потcшить,— согласился соврасъ.
— Куда прикажете, ваше степенство! Скоро распутье будетъ. Сворачивать надо.
— Само собой къ татаркc въ гости!
Пріcхали въ ресторанъ, ловко вкатили на дворъ и осадили взмыленныхъ лошадей. Изъ ресторана выскочили лакеи-татары съ канделябрами и повели гостей въ отдcльный кабинетъ, ублажая ихъ титуломъ ‘вашего сіятельства’.
— Нcмъ угощать прикажете вашу честь, ваше сіятельство?— почтительно спросилъ лакей съ салфеткой подъ мышкой.
— А кто мы по твоему? подбоченился соболій соврасъ.
— Само собою графчики купеческіе.
— Ну, и тащи графскаго, да чтобъ всякаго жита по лопатc было, закуски — двадцать сортовъ!
Подали закуску, хлопнули пробки, пили мамзели, но ничего не принимала душа соврасовъ. Въ теплc совсcмъ развезло ихъ. Они икали и клевали носомъ. Тщетно одна изъ француженокъ напcвала имъ ‘mon pХre est Ю Paris, ma mХre est Ю Versaille’ — веселости не было. Одинъ изъ нихъ затянулъ было ‘загуляла ты ежова голова’, но икнувъ, махнухъ рукой, сказалъ ‘аминь’ и посоловcлыми глазами посмотрcлъ на товарища’.
— Пей, Машинька!
— Не могу!
— Да вcдь деньги-то все равно заплотимъ. Эво, сколько одного краснаго вина выставлено! Ямщику выслать — лопнемъ и домой насъ не довезетъ.
— Это вcрно, это правильно… Пейте, мадамныя мамзели, для васъ выставлено!
Француженки дали отрицательный отвcтъ.
— Ну, тогда шатошкой мы стcны красить будемъ, а изъ шампанскаго въ фортепьянахъ ботвинью сдcлаемъ,— сказалъ другой соврасъ.
— Ходитъ! откликнулся товарищъ, хватилъ бутылку шато лафита, вылилъ изъ нея вино въ свернутыя въ комокъ двc салфетки и принялся ими мазать стcну.
— О, barbare! О, cochon! О, moujik! хохотали француженки.
— Постой, Мишанька!— остановилъ его ильковый соврасъ.— Эка дурья голова! Эка песья немощь! Взялся стcну красить, а стcна еще не отштукатурена. Прежде краски надо по ней известкой пройтись.
Онъ взялъ со стола кусокъ честеру и въ свою очередь началъ смазывать стcну сыромъ.
— Затягивай штукатурную! А вы, мамзели, берите по тарелкc да сглаживайте нашу штукатурную работу, такъ дcло-то и пойдетъ какъ по маслу. Что глазищи-то выпучили? Берите по соколку! Ну!
И раздалась пcсня: ‘собачка вcрная залаетъ у воротъ’.
— Накаливай, накаливай! А гдc трещина — сардинкой помажемъ. На маслc-то краска лучше пристаетъ.
Француженки, схватясь за бока, хохотали до истерики. Вбcжалъ французъ-рестораторь и остановился на порогc въ удивленіи.
— Mais, messieurs!— заикнулся было онъ.
— Что, мусье! Куплю, перекуплю и выкуплю! За все плачу! крикнулъ ильковый соврасъ.
— Брысь!— поддержалъ его соболій соврасъ и показалъ ресторатору кулакъ.