Во время котильона
Во время котильона
Рассказ Пьера Декурсаль
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
————————————————————————
Во время котильона, Декурсель Пьер, Год: 1886
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Оркестр заиграл первые такты котильона.
— Итак, маркиза, — сказал Жан своей старой приятельнице, мадам де Ланжероль, продолжая начатый разговор, — благодаря тому, что вы видели меня два вторника во французском театре, две пятницы в опере и пять или шесть вечеров сряду в свете, вы заключаете, что я влюблен.
— Я не полагаю, а уверена в этом, — отвечала его собеседница.
— Но в кого же?
— Пока еще не знаю, но узнаю.
— Кто же вам скажет это?
— Свет.
— А кто скажет свету?
— Вы!
— Я? — с улыбкою сказал молодой человек. — Если вы рассчитываете на меня, маркиза…
— Да. Вы опровергаете это потому, что считаете себя скромным. Какой же вы, однако, ребенок, если воображаете, что скромность заключается в молчании. Я же скажу вам, что молчание одна из самых пустых принадлежностей скромности.
— Что же такое скромность, по-вашему, маркиза?
— Ах, Боже мой! — с рассеянным, как бы обращенным в прошлое, взором отвечала она. — Что такое скромность? Это — постоянное самоотречение, это — уничтожение взгляда, мысли, воли. Скромность должна уметь жертвовать всем для своей священной цели и уметь возвышаться до героизма. Вот почему нынче вовсе нет скромных мужчин. Я знала последнего из них!
— Маркиза, маркиза, — сказал Жан, подвигая к ней свой стул, — я чую историю! Будьте добренькая, расскажите ее!
— Прежде взглянем, как идет их котильон, — возразила мадам де Ланжероль. — Да, они еще едва начали разбирать пирамиду орденов и туров! Раньше рассвета им не кончить, несчастным! Так слушайте же, друг мой Жан, и постарайтесь воспользоваться моим рассказом, если можете.
— Вы, наверное, знали, или по крайней мере слышали о полковнике де Жэдре, чью необузданную отвагу, античную прямоту и мужественную, гордую красоту превозносили все его старые товарищи. Впрочем, я припоминаю, что полковник до войны 1870 г., когда он был убит под Седаном, был постоянным гостем в салоне вашей матери, и вы едва ли могли забыть этого исполина с длинными, седеющими усами, который не любил много говорить и дарил вам, когда вы были ребенком, такие славные крепости из картона, обещая научить вас со временем брать крепости из камня.
— Помню! — прервал ее Жан. — Я помню также, что однажды матушка сообщила мне о предполагавшемся союзе, которого желали родители ваши и полковник де Жэдр. Кажется, дуэль его брата с вашим кузеном Рогивером воздвигла между обоими неразрушимую преграду? Я не ошибаюсь, маркиза?
— Нет, не ошибаетесь, — отвечала она, бросив на него быстрый взгляд. — Слушайте же! Это происходило летом, недалеко от Руана, где в то время стоял гарнизоном гвардейский полк под командою полковника де Жэдра. Большая часть городских жителей, спасаясь от зноя, искали прохлады и тени в роскошных соседних виллах.
Одна из самых великолепных вилл принадлежала супружеской чете, которую я назову господином и госпожою де Люсне.
Де Люсне был не руанец, но закоренелый парижанин. Но, будучи также рьяным охотником и зная, что в это время года окрестности Руана кишели дичью, он купил эту виллу, в которой проводил со своею молодой женою по пяти месяцев в год, с июля до ноября.
Если де Люсне страстно любил бегать по лесам с своим егерем и выслеживать своих кабанов и ланей, то нельзя было сказать, чтобы его жена питала расположение к охоте.
Ощущаемую ею скуку вполне разделяло с нею большинство ее соседок, и, вследствие этого, они понемногу составили между собой такой тесный кружок, что через несколько времени жизнь маленькой колонии сделалась почти общественною.
Кое-как сообща проводили день, а вечером собирались поочередно друг у друга, разыгрывая комедии, занимаясь играми или импровизированными танцами, словом, предаваясь всем традиционным деревенским развлечениям.
К обеду мужья возвращались из Руана, приводя с собою компанию гостей, и в числе их офицеров, между которыми самым блестящим, несомненно, был Робер де Жэдр.
Однажды вечером, после оживлённого бала, во время которого полковник много танцевал с мадам де Люсне, молодая женщина, только что проводившая гостей до решетки сада, собиралась пожелать доброй ночи мужу, как вдруг он предстал пред нею в охотничьем костюме, с ружьем за плечами.
— Милый друг, — сказал он, целуя ее в лоб, — я отправляюсь на облаву. Егерь выследил сегодня пару волков, которые наделают много беды моей дичи, если их оставить на воле. Спите спокойно. Я вернусь не раньше рассвета.
— Но вам не грозит опасность, по крайней мере? — с ужасом спросила она.
— Большая опасность только для этой парочки, но для меня — ровно никакой. Успокойтесь и спите безмятежно. Завтра, проснувшись, увидите в сенях прибитыми волчьи лапы.
Де Люсне кликнул ожидавшего его егеря, поцеловал жену и ушел.
Вечер был нестерпимо знойный, мадам де Люсне пошла в спальню, разделась, накинула длинный белый кружевной капот и, облокотившись о перила балкона, стала смотреть в сад.
Он был весь залит лунным светом. Ни малейший ветерок не колебал неподвижную листву. Из долины и из лесу доносилось только жужжание ночных насекомых.
— Точно сад Маргариты! — прошептала молодая женщина. — Но Фауст охотится на волков!
Ей вовсе не хотелось спать, и она вздумала спуститься вниз, чтобы среди цветов дышать их ароматом. В сад вела большая стеклянная теплица, в которую прямо выходили двери столовой, в свою очередь сообщавшейся с салоном большою аркою, с портьерой, так что по вечерам, когда бывали гости, эти три комнаты составляли как бы одну.
— Какие однако, подробности, маркиза! — прервал Жан, искоса поглядывая на рассказчицу. — Значит, дом вам известен очень хорошо?
— Очень хорошо! — подтвердила она, не смущаясь. — Я часто бывала и там и хорошо помню его расположение. Но не прерывайте меня, иначе я спутаюсь в моих воспоминаниях. Открыв тяжелую чугунную дверь теплицы, мадам де Люсне направилась по тенистой каштановой аллее, ведшей из дому на лужайку. Но едва успела она сделать несколько шагов, как остановилась и вздрогнула: ее звал по имени нежный и умоляющий голос. Быстро обернувшись, она увидала пред собою Робера де Жэдра.
— Это вы? Здесь? В этот час? Но что же вам нужно? — ошеломленная, спрашивала она.
— Видеть вас! — страстно отвечал он. — О, не пугайтесь! Бог свидетель, что два часа тому назад я не знал, что сделаю это! Расставшись с вами, я пошел бродить по окрестностям, куда глаза глядят, как вдруг, на повороте дороги, увидал вашего мужа с егерем, в охотничьих костюмах. Я догадался, что они идут на облаву и у меня явилась безумная мысль: я вернулся, перелез каменную ограду сада и шел с единственным намерением взглянуть на окна вашей спальной. Но вот неожиданно я вас встречаю самих теперь, когда Провидение посылает мне счастливую возможность излить пред вами чувства, наполняющие мое сердце, я не могу молчать! Нет, это невозможно! Это нелепо!
Мадам де Люсне, пораженная появлением и пылким объяснением в любви Робера, понемногу отступала от него, так что при последних его словах они оба очутились в теплице.
Едва Робер кончил говорить, как молодая женщина быстро схватила его за руку.
— Слушайте! — сказала она, задыхаясь и прислушиваясь. В ночной тишине ясно раздавался хруст песку под ногами человека, медленно шедшего по дорожке, напевая охотничью песню.
— Мой муж! — прошептала она. — О, несчастный, вы погубили меня!
— Нет, — коротко отвечал полковник. — Он войдет через крыльцо столовой. Я еще успею.
— Да… Может быть… Но спешите, спешите! — повторяла растерявшаяся мадам де-Люсне, и толкнув его к двери теплицы, она сразу захлопнула ее за ним, после чего, шатаясь, направилась в столовую.
Была как раз пора: де Люсне уже входил в салон. При виде жены он остановился.
— Как? Это вы, милый друг? — сказал он и, заметив ее бледность, прибавил: — но что с вами? Вы вся дрожите?
— Да, —отвечала она, стараясь придать твердость своему голосу. — Я не могла заснуть и сошла в сад погулять. Ваше неожиданное возвращение немного напугало меня, но успокойтесь, это ничего…
— Какой же я неловкий! — с досадою сказал де Люсне. — Но, право, это не моя вина, а этих глупых волков, которые, представьте себе, позволили убить себя сразу. Рено покончил с одним, а я с другим, так что мне не пришлось даже выпустить двух зарядов из ружья.
Говоря это, граф снимал ружье, которое он поставил в угол комнаты.
— Неужели? — произнесла молодая женщина, успевшая немного оправиться в течение этих нескольких секунд. — В таком случае, ваше внезапное возвращение понятно.
— И так как вы сошли для прогулки в саду, — продолжал де Люсне, то позвольте мне предложить вам руку, графиня.
— С удовольствием, если вы…
Она не договорила и, вытянув руки, как бы хватаясь за воздух, упала без чувств в кресло.
При свете луны, на мгновение пронизавшей сгущавшиеся облака, она явственно увидала перед дверью теплицы бледное, страдальческое лицо полковника де Жэдра. Затем луна скрылась снова, и фигура его исчезла в сером сумраке ночи.
Вот что случилось.
Когда мадам де Люсне, перепуганная возвращением мужа, захлопнула тяжелую дверь теплицы, дверь эта затворилась так быстро, что защемила и отрезала большой палец правой руки полковника де Жэдра.
Как раз в это мгновение де Люсне входил в салон.
Не смотря на ужасную боль, Робер имел силу удержаться от крика, хотя едва не лишился чувств. Страшным усилием воли он сохранил сознание и, в попытке вытащить палец, убедился, что этот последний еще соединен с его рукою лоскутком кожи. В то же мгновение он услыхал, что де Люсне предлагает своей жене прогуляться в саду, и, взглянув в салон, увидел, как графиня упала в обморок.
Муж, неловкий и озабоченный, увидал на столике флакон с солью и наклонился над женою, чтобы дать ей понюхать.
— Нужно воздуха, свежего воздуха, — пробормотал он, пораженный этою новою мыслью.
Полковник де Жэдр не слыхал этих слов, но он угадал их по движению его губ и по взгляду, брошенному им на дверь, в то время как он осторожно высвобождал свою руку, поддерживавшую голову жены.
В одно мгновение Робер де Жэдр сообразил все последствия, какие могут обрушиться на невинную женщину, если муж застанет его здесь, поспешно вынув из кармана перочинный ножик, он открыл его зубами и сразу отрезал кусок, соединявший еще его палец с его раздробленною частью, и через мгновение он исчез в ночной темноте.
Де Люсне открыл дверь. Струя свежего воздуха, пахнувшая в лицо графини, оживила ее. Она открыла глаза, увидала перед собою улыбающегося, испуганного мужа, открытую дверь теплицы и в конце каштановой аллеи сад, залитый серебряным светом.
С минуту ей казалось, что она видела сон. Что касается полковника де Жэдр, то офицеры его полка на утро узнали, что он серьезно ранил себя в руку, разряжая револьвер. Вечером он уехал для излечения в свое поместье.
— Однако, ваша история, маркиза, далеко не комическая, — заметил Жан, когда она замолчала и сидела погруженная в далекие воспоминания. — Одно только меня удивляет, что, несмотря на такую скромность полковника, вы все-таки узнали мельчайшие подробности этого происшествия.
—Я узнала их не от него. — отвечала маркиза, спокойно выдерживая пытливый взгляд Жана. — Мне их сообщила мадам де Люсне, у которой для меня не было тайн. Но вот котильон кончен, и кавалер моей племянницы ведет ее ко мне… Доброй ночи, друг Жан! Смотрите же, — прибавила она понизив голос, — постарайтесь не защемлять пальца в двери!
Источник текста: журнал ‘Вестник моды’, 1915, No 7. С. 66—68.