Нчто о призракахъ современной земской дятельности, по поводу ‘Сборника правительственныхъ распоряженій по дламъ земства’.— Отсутствіе гласныхъ въ собраніяхъ, сословныя столкновенія, кражи земскихъ суммъ и доносы.— Причины такого положенія длъ.— Подводный камень нашихъ представительныхъ учрежденій.— Есть ли надежда на лучшее.— Комиссія для изслдованія крестьянскаго хозяйства и надежды, возлагаемыя на нее ‘крпостниками’.— Нчто о г. Танев, какъ объ адвокат.— Принципъ ‘защищать всякое дло’, господствующій въ сред нашихъ присяжныхъ повренныхъ.— Характеръ гражданскаго процесса, поддерживающій этотъ принципъ.— Значеніе того же принципа въ длахъ уголовныхъ.— Направленіе современныхъ статистическихъ работъ въ Россіи.— ‘Архивъ судебной медицины и общественной гигіены’ съ точки зрніе практической статистики.— Самоубійства въ Петербург и статья г. Гюбнера.— Недостатка его статистическихъ пріемовъ.— Самоубійства въ простомъ класс жителей.— Петербургская почва, какъ одно изъ сильныхъ вліяній въ этомъ отношеніи.— Самоубійства въ сред учащихся.— Матеріальная обстановка студентовъ медико-хирургической академіи.— Нчто о современныхъ проектахъ, какъ слдствіяхъ нашей юности.— Проактъ общества для распространеніи въ народ журналовъ.— Проектъ литературно-издательскаго кооперативнаго общества.
Наши читали замтили, конечно, что мы чрезвычайно рдко касаемся въ своихъ ‘Обозрніяхъ’ такъ называемыхъ ‘земскихъ вопросовъ’. Повидимому, это съ нашей стороны довольно важное ‘упущеніе’, потому что, говоря объ общественной жизни Россіи, прежде всего бы, кажется, слдовало говорить о дятельности земства.
Но мы имемъ нкоторое основаніе думать, что читатели не только не въ претензіи на насъ за такое ‘упущеніе’, а напротивъ, очень довольны, что мы избавляемъ ихъ отъ разсужденій по земскимъ дламъ. Мы убждены, что наши читатели нисколько не интересуются земскими длами, а если это справедливо, то, конечно, читатели должны благодарить насъ за то, что мы, оставляя въ сторон земскія дла, занимаемся вопросами боле живыми и боле интересными.
Но справедливо ли, что наше общество перестало интересоваться земствомъ? Мы думаемъ, что справедливо — и прежде всего потому, что сами избиратели, сами гласные перестали имъ интересоваться. Стану ли я съ удовольствіемъ смотрть на какую нибудь пьесу, если вижу, что актеры исполняютъ свои роли только для виду, думая въ это время единственно о томъ, какъ бы поскоре убраться домой? Конечно, я первый уйду изъ театра. Между тмъ наши гласные именно похожи на тхъ актеровъ, которые не только участвуютъ въ пьес не по своей вол, но даже не скрываютъ этого, а прямо говорятъ, что вамъ, дескать, ‘все это до смерти надоло’.
Въ виду такого равнодушія гласныхъ къ своей дятельности — чему мы представимъ несомннныя доказательства — а также въ виду справедливо предполагаемаго нами равнодушія всего общества въ земскимъ дламъ, мы поступили бы гораздо лучше, еслибъ продолжали свое молчаніе относительно всего, что только касается земства. Но одно обстоятельство заставляетъ насъ сдлать исключеніе изъ общаго нашего правила и удлить на этотъ разъ нсколько страничекъ если не ‘земскимъ дламъ’, то вообще ‘земскому вопросу’.
‘На-дняхъ изданъ ‘Сборникъ всхъ узаконеній и распоряженій правительства по земскимъ учрежденіямъ’ съ 1 января 1864 года по настоящее время. Въ этотъ сборникъ вошли какъ собственно узаконенія, состоявшіяся въ законодательномъ порядк, такъ и циркуляры министра внутреннихъ длъ. Словомъ, Сборникъ представляетъ исторію правительственныхъ мръ, изложенныхъ въ хронологической послдовательности, за все время существованія земскихъ учрежденій. Этотъ-то Сборникъ и навелъ насъ на мысль сказать нсколько словъ о современномъ характер нашей земской дятельности.
Изъ числа всхъ правительственныхъ мръ по отношенію къ земству, наиболе важными должно считать слдующія:
1) Законъ 30 мая 1866 года, которымъ запрещалось вносить въ смты земскихъ повинностей расходы въ пользу земскихъ гласныхъ, и постановлялось, что еслибы какія либо общества нашли нужнымъ назначать избраннымъ отъ нихъ гласнымъ какое либо содержаніе, то оно должно быть относимо насчетъ того общества, которое желаетъ вознаградить своихъ гласныхъ.
2) Законъ 21 ноября 1866 года, которымъ земство лишалось права облагать торговыя и промышленныя заведенія выше извстной нормы, установленной въ законодательномъ порядк.
3) Законъ 18 іюня 1867 года, объ увеличеніи правъ предсдателей земскихъ собраній, о постановленіяхъ собраній, признаваемыхъ недйствительными и объ отвтственности за нарушеніе правилъ въ собраніяхъ. Этимъ закономъ увеличивалась отвтственность предсдателей, а потому и расширялись ихъ права.
4) Законъ того же числа и года о порядк печатанія земскихъ отчетовъ и протоколовъ. Этимъ закономъ постановлялось, что отчеты о засданіяхъ, пренія и рчи могутъ быть печатаемы не иначе, какъ съ разршенія губернаторовъ.
Эти четыре закона имютъ дйствительно огромное значеніе для земства, и журналистика въ свое время довольно много занималась обсужденіемъ ихъ вліянія на дятельность земскихъ собраній. Но какъ бы велико ни было это вліяніе, все-таки оставалось несомнннымъ то, что эти четыре закона не имли въ виду совершенно парализовать дятельность земства и довести до того плачевнаго состоянія, въ какомъ мы видимъ его въ настоящее время. Еслибы земскія собранія оказались не нужными или вредными, то правительство, конечно, совершенно бы ихъ уничтожило.
Между тмъ мы видимъ, что земскихъ собраній, несмотря на отсутствіе уничтожающаго ихъ закона, какъ бы вовсе не существуетъ. Газеты и журналы совершенно перестали ими заниматься, публика относится къ нимъ вполн безразлично, да и сами гласные нисколько не интересуются земскимъ дломъ. Въ какомъ именно положеніи находится теперь наше земство — не знаютъ ни печать, ни общество, ни, вроятно, сами гласные. Если же въ печати и являются изрдка какія либо извстія, то большею частію невеселаго свойства, показывающія, что если наши ‘земскія силы’ еще не исчезли, то замтно разлагаются. Мы не думаемъ, чтобы эти извстія имли общій характеръ, однакоже и исключительными ихъ назвать невозможно.
Изъ всхъ этого рода извстій, бросавшихся намъ въ глаза, мы остановимся преимущественно на слдующихъ:
Во первыхъ. Не разъ намъ случалось читать, что земскія собранія, и особенно экстренныя, вызванныя разными вопросами, требовавшими немедленнаго разршенія, не могли состояться потому, что на нихъ не являлось законнаго числа гласныхъ или избирателей. Такъ, напримръ, однажды въ Новгород было назначено собраніе избирателей для выбора гласныхъ на предстоявшее трехлтіе. Но вмсто 200 избирателей, явилось только 19 человкъ. А такъ какъ по закону требовалось присутствіе по крайней мр 50 человкъ, то вс явившіеся девятнадцать избирателей и поступили безъ выбора въ гласные — конечно, можетъ быть даже противъ всякаго своего желанія. Точно также въ Калуг было недавно назначено чрезвычайное губернское собраніе для разсмотрнія докладовъ управы ‘по нетерпящимъ отлагательства предметамъ’. Съхалось двадцать человкъ, потолковали между собою и поршили собраться на завтра. Но вмсто назначеннаго собранія, былъ составленъ протоколъ, изъ котораго оказалось, что собраніе, ‘по недостаточному числу пребывшихъ губернскихъ гласныхъ’, состояться не можетъ. Такимъ же точно протоколомъ окончилось назначенное собраніе въ Херсон, гд 17 гласныхъ, два дня напрасно прождавъ своихъ товарищей, должны были разъхаться по домамъ. До той же причин не могло состояться и Черниговское земское собраніе, хотя цль этого собранія была, по словамъ корреспондента, ‘столь важна, предметъ, подлежавшій обсужденію, столь неотложный, что трудно было представить себ, какимъ образомъ прибывшіе гласные выпутаются изъ положенія, въ которомъ очутились’. И такъ, это явленіе мы можемъ считать довольно общимъ — а изъ него никакъ не слдуетъ, чтобы наши земскія дла процвтали.
Во вторыхъ. По другимъ газетнымъ извстіямъ оказывается, что земство устремило свое вниманіе на такіе предметы, которые хотя сами по себ, можетъ быть, и заслуживаютъ вниманія, но ужъ къ дятельности земства врядъ ли имютъ какое нибудь отношеніе. Лучшимъ примромъ въ этомъ случа можетъ служить казанское губернское собраніе, которое занимается такими, напримръ, вопросами,— какъ перенесеніе памятника Державина съ университетскаго двора на театральную площадь. Можетъ быть и правда, что этотъ памятникъ, ‘находясь во двор, окруженномъ зданіями, мало доступенъ публик, не можетъ способствовать ни украшенію города, ни поддержанію въ обществ воспоминаній о литературныхъ трудахъ покойнаго поэта, и возбуждаетъ невольное сожалніе о денежныхъ пожертвованіяхъ и трудахъ, понесенныхъ безъ особенной пользы для дла’, но тмъ не мене, забота земства о подобнаго рода вопросахъ не можетъ свидтельствовать о томъ, чтобы земскія собранія серьезно относилась въ своей дятельности.
Въ третьихъ. Еще по нкоторымъ извстіямъ можно судить, что между различными сословіями, составляющими земство, далеко не существуетъ того согласія, единственно при которомъ возможно правильное теченіе длъ. Это разногласіе замчалось въ нашихъ собраніяхъ давно уже, но сперва главной его причиной было дворянское сословіе, теперь же, когда это сословіе сдлаюсь господствующимъ въ земскихъ собраніяхъ, разногласіе идетъ со стороны купечества и сельскаго населенія. Напримръ, въ послднее время земство стало принимать на себя извстныя’ обязательства по постройк желзныхъ дорогъ. Мы полагали, судя до нкоторымъ фактамъ, что подобныя обязательства обусловлены общимъ согласіемъ всхъ сословій, и думали, что желзно-дорожное дло можетъ сдлаться тмъ связующимъ цементомъ, отсутствіемъ котораго такъ замтно страдаетъ наше земство. Но оказывается, что крестьяне вовсе не участвуютъ въ этого рода обязательствахъ и даже протестуютъ противъ нихъ. Такъ, когда калужское губернскоземское собраніе вошло въ переговоры съ какимъ-то предпринимателемъ но калужско-серпуховской желзной дорог и гарантировало одинъ процентъ чистаго дохода, то все сельское населеніе Тарускаго узда протестовало противъ этого распоряженія и подало мстному губернатору протестъ, подписанный двнадцатью волостными старшинами. Въ немъ крестьяне доказываютъ, что одинъ процентъ со стоимости постройки (24 милліона рублей) составитъ такую крупную сумму, которая превышаетъ вс сельскія средства и которую ужъ во всякомъ случа полезне бы было употребить ‘на развитіе народнаго ученья, на устройство лечебной части, на увеличеніе запасныхъ хлбныхъ магазиновъ, на устройство пожарнаго сельскаго обоза, на учрежденіе сельскихъ банковъ и т. п.’ При этомъ крестьяне находятъ дйствія губернскаго собранія ‘превышающими предлы его власти, а потому стсняющими ихъ общественное положеніе, такъ какъ подобныя распоряженія земства могутъ быть допущены лишь какъ добровольныя сдлки, но не какъ обязательныя’. Ходятъ слухи (за недостаткомъ точныхъ извстій, преходится довольствоваться и слухами), что подобные же протесты составлялись и въ другихъ губерніяхъ, хотя не получали огласки. Что касается до неудовольствій со стороны купечества, то они отличаются гораздо меньшей основательностью, хотя все-таки вредятъ земству. Такъ, напримръ, петрозаводское купечество обвиняло мстное Земство даже въ томъ, что оно будто бы слишкомъ усердно заботится о народномъ продовольствіи. Въ этой забот купечество видитъ опасную донкурренцію, ‘направленную единственно противъ его торговыхъ интересовъ’. Если, разсуждаетъ купечество, земство станетъ продавать хотя бы и голодающему народу по уменьшенной цп хлбъ, то это ‘подорветъ оптовую и розничную частную торговлю, заставитъ хлбопромышленниковъ остерегаться длать закупку хлба въ обычныхъ размрахъ, изъ боязни, что они не только понесутъ убытки отъ пониженія земствомъ цнъ, но даже могутъ не распродать своихъ запасовъ и, слдовательно, затратить на эту торговлю капиталъ совершенно непроизводительно’.
Наконецъ, въ четвертыхъ, намъ случалось довольно часто слышать, что представители земства, тамъ гд они не совсмъ равнодушно относятся къ своему длу, имютъ много враговъ въ разныхъ слояхъ общества и нердко служатъ предметами доносовъ довольно опаснаго свойства, хотя часто и совершенно неосновательныхъ. Такому, напримръ, доносу подверглись члены одной земской управы со стороны протоіерея Б., которому показалось, будто члены управы не присутствовали въ собор въ одинъ изъ высокоторжественныхъ дней, хотя это обвиненіе и не было ни на чемъ основано. Протоіерей Б. прямо обвинялъ всю земскую управу въ явномъ неуваженіи къ закону, и неуваженіи къ Государю Императору’ и представилъ это обвиненіе по начальству.
При такомъ общемъ состояніе земства, при равнодушіи къ нему со стороны гласныхъ и всего общества, одно только намъ казалось страннымъ: какимъ образомъ могло случиться, что до сихъ поръ ничего не слышно о растратахъ земскихъ капиталовъ и прочихъ злоупотребленіяхъ, всегда неизбжныхъ тамъ, гд крупныя денежныя операціи совершаются безъ всякаго общественнаго контроля. Но наконецъ и такія извстія начинаютъ являться. Именно, изъ новгородской губерніи сообщаютъ, что въ уздномъ город оровичахъ давно уже ходили неблагопріятныя слухи относительно мстнаго земства и что недавно эти слухи совершенно оправдались. Послднее боровичское собраніе получило отъ губернской земской управы бумагу, въ которой говорится, что отчетъ предсдателя боровичской уздной управы Представляетъ недостатокъ на девять тысячъ рублей въ суммахъ, полученныхъ за продажу хлба для голодавшихъ крестьянъ. Кром того, губернская управа нашла въ отчет боровичской управы совершенно ‘невроятные факты’. Съ другой стороны, начальникъ губерніи также представилъ земскому собранію, что ‘не смотря на большія суммы, которыя показаны истраченными на ремонтировку дорогъ’, эти дороги находятся въ самомъ плачевномъ состояніи. Уздное земство, вслдствіе приведенныхъ заявленій, должно было нарядить комиссію — для производства формальнаго слдствія надъ членами боровичской управы.
Таково современное состояніе нашего земства по тмъ извстіямъ, которыя появляются въ газетахъ. Мы, конечно, не имемъ достаточно данныхъ для того, чтобы придавать этимъ извстіямъ общій характеръ, по крайней мр періодическая печать изобилуетъ именно такого рода извстіями, и именно они, а не другія бросаются въ глаза всякому читателю.
Не подлежитъ никакому сомннію, что дятельность земства стала проявляться боле отрицательнымъ, чмъ. положительнымъ образомъ вслдствіе того равнодушія со стороны общества и самихъ главныхъ, о которомъ мы говорили выше. Но откуда же пошло это равнодушіе? Слдуетъ ли причину его искать во вліяніи перечисленныхъ выше законовъ, или просто въ характер русскаго человка,—привыкшаго длать что бы то ни было только въ силу начальническихъ приказаній и увлекающагося только новинкою. или же. наконецъ, существуютъ еще какія нибудь причины, породившія такое общее равнодушіе?
Что тотъ или другой законъ можетъ оказывать то или другое вліяніе въ сред, гд онъ примняется — это, конечно, не подлежитъ ни малйшему сомннію. Но мы здсь не станемъ разсматривать, какое вліяніе на дятельность земства имли т четыре крупныхъ закона, которые мы перечислили выше, такъ какъ въ настоящемъ случа это не иметъ для насъ особеннаго значенія. Какъ бы хорошо или дурно ни было это вліяніе — сущность дла все-таки измнилась бы весьма мало. Въ самомъ дл, еслибъ не существовалъ законъ 21 ноября 866 года, то-есть, еслибъ земство не было лишено права облагать промышленныя и торговыя заведенія выше извстнаго предла, то все-таки оно не могло бы предотвратить того плачевнаго положенія длъ, котораго мы теперь свидтели. Правда, доходы земства могли бы увеличиться нсколькими десятками тысячъ, но это не произвело бы значительнаго измненія въ финансовыхъ средствахъ земства. Точно также еслибъ земство сохранило за собою право, уничтоженное закономъ 30 мая 1866 года, выдавать деньги изъ земскихъ суммъ тмъ гласнымъ, которые не имютъ средствъ здить изъ деревень въ уздный или губернскій городъ и жить тамъ но нскольку дней, то пользуясь этимъ правомъ, земство могло бы достигнуть нкотораго чисто-вншняго оживленія въ своей дятельности, именно того, чтобъ въ земскихъ собраніяхъ присутствовали гласные-крестьяне, которые теперь мирно сидятъ по домамъ. Но это вншнее оживленіе также имло бы самое незначительное вліяніе на сущность дла. Наконецъ, еслибъ извстія о дятельности земства могли свободно появляться въ печати, не требуя предварительнаго разсмотрнія и одобренія со стороны начальниковъ губерній, какъ требуетъ законъ 13 іюня 1867 Года, то несомннно, что печать гораздо больше чмъ теперь занималась бы земскими длами, принося, такимъ образомъ, не мало пользы земскому длу. Но и это право свободнаго обсужденія не спасло бы земство отъ современной бездятельности и разстройства. Конечно, вс эти три нрава въ совокупности могли бы способствовать большему уясненію вопроса, но все-таки далеко не въ нихъ заключается возможность обновленія и возрожденія нашего земства.
Въ чемъ же коренная, главная причина современнаго состоянія земской дятельности? Разршивъ этотъ вопросъ, мы вмст съ тмъ разршимъ и другой: когда именно земское дло выйдетъ изъ настоящаго мертваго покоя и пріобртетъ важное значеніе бъ нашей общественной жизни.
Для удовлетворительнаго уясненія себ этого во роса стоитъ только припомнить, чмъ именно интересовали насъ всхъ земскія собранія въ первый годъ ихъ дятельности? Они интересовали насъ по стольку, по скольку касались вопросовъ, имвшихъ общее значеніе, какъ-то. народныхъ школъ, учительскихъ семинарій, уничтоженія нищенства, уменьшенія пьянства, улучшенія общаго экономическаго состоянія губерній. Насъ интересовали эти вопросы не потому, какъ именно они разработывались въ примненіи въ потребностямъ той или другой мстности, насъ занимали главнымъ образомъ не мстные интересы каждой губерніи — насъ интересовала совсмъ другая сторона дла. Мы вс знали, что еще задолго до образованія земскихъ учрежденій, въ литератур всесторонне разработывались многіе изъ тхъ самыхъ вопросовъ, которые должно было обсуждать земство. До открытія его, вс эти вопросы не имли почти никакого практическаго интереса, потому что ихъ некому и некуда было примнять. Но какъ только открылись земскія собранія — намъ вдругъ показалось, что обществу, въ лиц гласныхъ, предоставлено широкое право примнять на практик все то, о чекъ толковала періодическая печать. И вотъ мы съ величайшимъ интересомъ стали слдить за протоколами земскихъ собраній, за мнніями гласныхъ, стали замчать, какихъ взглядовъ по тому или другому вопросу придерживается то или другое земское собраніе, тотъ или другой гласный. Мы стали смотрть на нихъ не какъ на практическихъ дятелей въ сфер чисто-хозяйственной, но какъ на ораторовъ, призванныхъ выражать свои мннія по поводу различныхъ соціальныхъ вопросовъ.
Нужно замтить, что сами земскія учрежденія точно также смотрли на свою дятельность, какъ и публика. Они, при самомъ своемъ открытіи, сразу начало съ разсужденій о школахъ, учительскихъ семинаріяхъ, пьянств, нищенств и т. п. Кто изъ нашихъ читателей слдилъ за дятельностью первыхъ земскихъ собраній, тотъ помнитъ, конечно, что ихъ протоколы наполнялись философскими разсужденіями и теоретическими соображеніями о томъ, напримръ, въ какой мр полезно для народа обязательное обученіе грамот, насколько способна женщина быть народной учительницей, отъ какихъ причинъ зависитъ развитіе въ народ пьянства и нищенства въ. п. Для разршенія этихъ вопросовъ устраивались цлыя спеціальныя комиссіи, которыя составляли обширныя записки въ форм научно-практическихъ изслдованій и докладывали ихъ земскимъ собраніямъ. Интересно бы было собрать теперь вс эти доклады, потому что хотя въ нихъ оказывалось много вздору, но за то находились и чрезвычайно дльныя соображенія, подтверждаемыя большимъ количествомъ фактовъ, собранныхъ гласными.
Но наконецъ, пора теоретическихъ обсужденій и докладовъ миновала, приходилось браться за дло и примнять на практик, то, что было обработано въ теоріи. Тутъ-то, съ этого самаго момента, и начинается постепенное охлажденіе къ дламъ земства какъ публики, такъ и самихъ гласныхъ. Когда проэкты были готовы и одобрены, тогда вдругъ стало оказываться, что для примненія ихъ къ длу не достаетъ денегъ. Въ нкоторыхъ губерніяхъ разныя народныя потребности, какъ-то: школы, больницы, продовольствіе, вообще медицинская часть находились въ такомъ плачевномъ состояніи, что для полнаго ихъ удовлетворенія потребовались громадные капиталы. А капиталовъ-то и неоказалось. Чтобъ какъ нибудь выйдти изъ безвыходнаго положенія, въ какомъ очутилось земство, нужно было или удовлетворять вполн одной какой нибудь потребности, оставляя другія безъ вниманія, или разложить наличныя средства равномрно на вс народныя нужды, чтобы удовлетворять каждой изъ нихъ хотя понемногу. Послдній выходъ представлялся наиболе разумнымъ, его-то и избрало большинство земскихъ собраній. Такимъ образомъ нельзя сказать, чтобы наличныя народныя нужды оставлены были со стороны земства совершенно безъ вниманія, но вмст съ тмъ и нельзя сказать, чтобы которая нибудь изъ нихъ была удовлетворена вполн. И вотъ продолжительная лихорадочная дятельность земства окончилась очень скудными практическими результатами, что естественно и повлекло за собой полное охлажденіе къ длу.
Такимъ образомъ, главную и существенную причину современнаго состоянія земской дятельности слдуетъ искать въ недостатк средствъ, находящихся въ распоряженіи земства, отчего оно не въ силахъ выполнять тхъ обязанностей, которыя возложены на него закономъ. Другими словами, земство горькимъ опытомъ пришло къ убжденію, что ему прежде всего слдовало начать исключительно съ экономическихъ, а не съ какихъ нибудь другихъ. Впрочемъ, нельзя сказать, чтобы это убжденіе было всеобщимъ. Многія земскія собранія до сихъ поръ не понимаютъ истинныхъ причинъ своего безсилія и если жалуются на безденежье, то какъ-то мимоходомъ, видя въ немъ далеко не главную причину своихъ бдъ. Иные оказываются настолько упорными, что не признаютъ этой причины даже тогда, когда на нее прямо указываютъ боле проницательные гласные. А между тмъ нельзя сказать, чтобы подобныхъ указаній было недостаточно. Ихъ мы можемъ найти какъ въ газетныхъ корреспонденціяхъ, такъ и въ категорическихъ заявленіяхъ со стороны самихъ гласныхъ. Напри мръ, въ петербургскомъ земскомъ собраніи, бывшемъ въ іюн мсяц, этотъ вопросъ былъ заявленъ очень рзко со стороны князя Трубецкаго. Выслушавъ нсколько предложеній, касавшихся народнаго продовольствія, кн. Трубецкой обратился къ собранію съ такими словами: ‘заявленій, сказалъ онъ, сдлано много и испрашиваются довольно большія суммы, но имемъ ли мы достаточно средствъ? не будетъ ли напрасной тратой денегъ и времени заниматься вопросомъ о народномъ продовольствіи съ грошами?’ Другой гласный, г. Платоновъ, еще боле рзко заговорилъ о томъ же предмет. ‘Я опасаюсь, сказалъ онъ, что наши средства окажутся несоразмрными съ нашими обязанностями. На насъ налагаются обязательныя повинности, кром того, мы сами предпринимаемъ различные расходы, даемъ жалованье управамъ, но, быть можетъ, платить будетъ не изъ чего. Чтобы знать, чмъ мы располагаема, и соразмрять наши расходы со средствами, намъ нужно разршить вопросъ о томъ, могутъ ли источники земскаго налога выносить вс лежащіе на нихъ сборы. Я предполагаю, что они не могутъ выносить платежей, обусловленныхъ нашими помадными смтами, размръ которыхъ все. увеличивается’. Въ виду этого, г. Платоновъ предлагалъ ‘поручить губернской управ, чтобы она, по сношенію съ управами уздными, представила, на основаніи собранныхъ данныхъ, соображенія о томъ, соотвтствуютъ ли платежныя средства населенія петербургской губерніи лежащимъ на немъ расходамъ’. Но предложеніе г. Платонова не было почему то принято петербургскимъ собраніемъ. Причины такого отказа понять довольно трудно. Вроятно онъ явился потому, что петербургскому земству не приходилось еще испытать на практик недостатка денегъ, а можетъ быть оно просто желало отдалить отъ себя то печальное зрлище, которое представилось бы ему вслдствіе принятія и исполненія того, что предлагалъ г. Платоновъ.
Незачмъ, конечно, прибавлять, что предложеніе г. Платонова имло въ виду, главнымъ образомъ, крестьянское сословіе, потому что именно его-то денежныя средства и оказываютъ самое сильное вліяніе на хозяйство всей губерніи, такъ какъ крестьянство есть главный плательщикъ всякихъ повинностей. Съ другой стороны, множество фактовъ доказываютъ, что хозяйство крестьянъ находится въ крайне плачевномъ состояніи и что почти везд въ деревняхъ расходы значительно превышаютъ доходъ. При такомъ положеніи дла, члены земскихъ собраній не могли не почувствовать полнаго охлажденія къ своей дятельности, какъ только догадались, что безъ денегъ сдлать ничего не возможно, а денегъ взять не откуда. Могутъ сказать, отчего же они, вмсто того чтобы сидть сложа руки, не стали ‘изыскивать средствъ’ для увеличенія источниковъ земскихъ доходовъ? Но въ этомъ упрекнуть наши земскія собранія невозможно, многія изъ нихъ длали все, что могли: придумывали разные косвенные сборы, устраивали напримръ земскія охоты, заводили между крестьянами разныя взаимно-вспомогательныя кассы, но, конечно, всми подобными полумрами никакъ не могли помочь длу. А посл такихъ попытокъ имъ больше ничего не оставалось, какъ сложить руки и спокойно разъхаться по домамъ, такъ какъ улучшеніе современныхъ экономическихъ порядковъ находилось не въ ихъ власти, и они тутъ не могли сдлать ровно ничего.
Вотъ, по нашему мннію, одна изъ главнйшихъ причинъ, почему гласные, а за ними и публика, почувствовали охлажденіе къ земскому длу, повлекшее за собою разногласія въ сред земства и т злоупотребленія, о которыхъ мы упоминали выше.
Долго ли будетъ продолжаться подобное положеніе дла? На этотъ вопросъ мы, конечно, не можемъ отвчать опредленно, говоря же вообще — до тхъ поръ, пока не произойдетъ какой нибудь существенной перемны въ нашихъ экономическихъ отношеніяхъ. Когда именно произойдетъ эта перемна, мы не знаемъ. Но для насъ важно уже и то, что народно-экономическій вопросъ, повидимому, обратилъ на себя вниманіе правительства и, слдовательно, включенъ въ число вопросовъ ‘крупныхъ’. Это мы заключаемъ изъ того, что министерство внутреннихъ длъ, какъ сообщаютъ газеты, составило особую комиссію для изслдованія истиннаго положенія крестьянскаго хозяйства. Вроятно, результаты, добытые комиссіей, послужатъ основаніемъ для какихъ нибудь дальнйшихъ мропріятій въ экономическомъ направленіи. Можно, конечно, быть заране увреннымъ, что комиссія, изъ кого бы она ни была составлена, и при какихъ бы условіяхъ ни собирала нужныя ей свденія, не прельстится современнымъ состояніемъ крестьянскаго хозяйства и только подтвердитъ то, что давно уже говорилось по этому поводу въ газетахъ.
Мы не можемъ здсь не замтить кстати, что больше всего надеждъ на упомянутую комиссію возлагаютъ противники крестьянской реформы, утверждающіе, что положеніе крестьянъ значительно ухудшилось вслдствіе освобожденія ихъ изъ крпостной зависимости. Эта партія убждена, что свденія, которыя соберетъ комиссія, будутъ служитъ лучшимъ доказательствомъ вреда крестьянской реформы.
Чтобы понять смыслъ этихъ надеждъ, надо вспомнить, что въ русской журналистик съ довольно давняго времени ведется борьба между двумя, если такъ можно выразиться, партіями: ‘крпостниками’, какъ ихъ обыкновенно называютъ, и сторонниками новыхъ порядковъ. Предметомъ борьбы былъ вопросъ, ухудшается или улучшается экономическій бытъ крестьянина посл уничтоженія крпостнаго права. ‘Крпостники’, заручаясь множествомъ фактовъ, доказывали и доказываютъ, что крестьяне теперь бдствуютъ гораздо больше, чмъ при помщикахъ, сторонники же новаго порядка рзко стали отрицать эти факта и доказывать, что напротивъ, бытъ крестьянъ значительно улучшается. Этотъ неловкій и неврный пріемъ, употребленный сторонниками новаго порядка для защиты крестьянской реформы, сразу поставилъ ихъ въ весьма невыгодное положеніе. Вс видли, что факты въ этой борьб совершенно на сторон ‘крпостниковъ’, факты же, представляемые защитниками новаго порядка, имютъ характеръ исключительный, случайный. Скоро. противники крпостниковъ очутились совершенно между двухъ огней: въ виду большаго числа фактовъ, доказывающихъ несомннное разстройство крестьянскихъ хозяйствъ, имъ неловко было отстаивать свое прежнее мнніе, а призвать справедливость этихъ фактовъ — значило какъ будто бы стать на сторону крпостниковъ и поразить себя собственными своими руками. Въ виду этой-то борьбы ‘крпостники’ и возлагаютъ свои надежды на упомянутую коммиссію, такъ какъ, по ихъ мннію, она подтвердитъ справедливость того, о чемъ они твердили постоянно.
Мы, съ своей стороны, вполн признаемъ справедливость фактовъ изъ крестьянскаго быта, представляемыхъ крпостниками: мы, также какъ они, убждены, что комиссія министерства внутреннихъ длъ подтвердитъ справедливость этихъ фактовъ. Но отсюда вовсе не слдуетъ, чтобы мы, подобно ‘крпостникамъ’, объясняли разстройство крестьянскихъ хозяйствъ уничтоженіемъ крпостнаго права. Причина здсь такъ проста и очевидна, что ее не могли бы не замтить литературные противники ‘крпостниковъ’, еслибы только они, по отвергая несомннныхъ фактовъ, подумали хорошенько, отчего происходитъ обдненіе крестьянъ. Тогда сторонники новаго порядка прежде всего остановились бы на томъ обстоятельств, что крестьяне, выйдя изъ крпостной зависимости, не скопили себ никакихъ запасовъ. Они имли только корову, лошадь, избу — и больше ничего. Долголтнее пребываніе ихъ въ крпостномъ состояніи, въ которомъ, по мннію крпостниковъ, они пользовались всевозможными благами, не снабдило ихъ никакими запасами, называемыми капиталомъ, не дало имъ возможности сберечь ни одной копйки изъ того, что они наработывали въ теченіи всей своей трудовой жизни. Будучи по виду собственниками, наши крестьяне на самомъ дл оказывались самыми несчастными пролетаріями. Въ такомъ положеніи застала ихъ крестьянская реформа. Откуда же вдругъ могли взяться у крестьянъ капиталы? И вотъ, ихъ хозяйства, сколоченныя кое-какъ, на живую руку, стали быстро клониться къ упадку подъ бременемъ повинностей, которыя, и особенно на первыхъ порахъ, не могли не показаться крестьянамъ слишкомъ тяжелыми. Виновата ли здсь крестьянская реформа? И основательна ли надежда крпостниковъ — найти въ ожидаемыхъ результатахъ вышеупомянутой комиссіи, какъ бы ни были безотрадны ея выводы, подтвержденіе своей любимой мысли?
Десятаго сентября, въ петербургскомъ окружномъ суд (по гражданскому отдленію) производилось дло, послужившее поводомъ къ довольно рзкимъ нападкамъ со стороны печати на одного изъ присяжныхъ повренныхъ, именно г. Танева. Дло это — искъ издателя Стелловскаго съ композитора Даргомыжскаго денегъ, полученныхъ послднимъ отъ дирекція театровъ за представленія его оперы ‘Русалка’. Обстоятельства, сопровождавшія этотъ искъ, возбуждаютъ довольно интересны! вопросъ, никмъ еще, кажется, не только не разршенный, но даже не затронутый. Вопросъ этотъ можно формулировать такъ: обязанъ ли адвокатъ въ гражданскихъ длахъ принимать на себя защиту только такихъ исковъ, въ справедливости которыхъ онъ вполн убжденъ, или же иметъ нравственное право принимать сторону всякаго, кто бы къ нему ни обратился и какъ бы ни было грязновато предлагаемое ему для защиты дло.
По этому вопросу существуютъ два взгляда. Одни говорятъ, что адвокатъ не только не долженъ, но даже не иметъ никакого права отказываться отъ веденія предлагаемаго ему дла, потому что нтъ такого процесса, о которомъ можно бы было сказать напередъ, въ чью сторону онъ окончится. Другіе, напротивъ, думаютъ. что порядочный адвокатъ, какъ и всякій порядочный человкъ, обязанъ защищать только то, что ему самому кажется справедливымъ, и что съ этой точки зрнія, всякое слово, сказанное защитникомъ на суд, должно вполн согласоваться съ его основными убжденіями. Таковы два существующіе въ обществ взгляда на обязанности адвокатовъ. Но, повторяемъ, этотъ вопросъ, не смотря на всю его важность, еще не былъ затронутъ въ печати.
Сущность вышеупомянутаго пека Стелловскаго съ Даргомыжскаго заключается въ слдующемъ: въ 1858 году Даргомыжскій придалъ Стелловскому свою оперу ‘Русалка’ съ правимъ издавать ее, перекладывать и аранжировать на вс голоса и инструменты. За это Стелловскій заплатилъ Даргомыжскому 1,100 рублей. Между тмъ опера ‘Русалка’ продолжала идти на петербургскомъ и московскомъ театрахъ и поспектакльную плату за представленія получалъ самъ композиторъ, а не издатель. Такъ какъ въ теченіи десяти лтъ Даргомыжскій получилъ этой поспектакльной платы боле 5 тысячъ рублей, то Стелловскій, основываясь на контракт, и сталъ взыскивать съ Даргомыжскаго всю эту сумму. Представителемъ Стелловскаго на суд явился присяжный повренный Таневъ.
Конечно, г. Таневъ, принимая сторону истца, не могъ не понимать крайней оригинальности этого иска. Если бы даже контрактъ, послужившій основаніемъ иска, и давалъ полное право разсчитывать на возможность выиграть дло, то все-таки далеко не всякій ршился бы явиться представителемъ въ этомъ дл со стороны Стелловскаго въ силу другихъ соображеніи. Такъ, напримръ, было очевидно, что самъ Стелловскій не считалъ поспектакльную плату своею собственностью, потому что въ теченіи цлыхъ десяти лтъ не начиналъ по этому поводу иска съ Даргомыжскаго, дале, было также вполн очевидно, что Стелловскій желаетъ получить слишкомъ ужъ громадные проценты на затраченный капиталъ, именно, на тысячу рублей пять тысячъ, въ теченіи десяти лтъ,— не считая, кром того, доходовъ, полученныхъ уже имъ съ проданныхъ за это время экземпляровъ ‘Русалки’. Наконецъ, не мшало бы также взглянуть на положеніе г. Даргомыжскаго, получившаго пять тысячъ въ теченіи десяти лтъ и можетъ быть существовавшаго только на эти деньги, которые, въ случа приговора суда, пришлось бы уплатить единовременно, да притомъ нежданно-негаданно.
Трудно предположить, чтобы г. Таневъ не понималъ того дла, которое взялся защищать: нтъ, онъ очень хорошо, понималъ неправоту защищаемой имъ стороны, но успокоивалъ себя той прискорбной истиной, что ‘пока не устроится новый общественный порядокъ, основанный на требованіяхъ человческой природы и разсудка, до тхъ поръ авторы могутъ быть жертвами всевозможныхъ ‘спекуляцій’. Но неужели же отсюда вытекало нравственное право для г. Танева становиться на сторону эксплуататора и защищать его дло? Неужели онъ, убжденный, по его же собственнымъ словамъ, въ томъ ‘что идеи и истины должны быть достояніемъ всего человчества и что ери нормальномъ общественномъ устройств не можетъ быть литературной и художественной собственности’, могъ въ тоже время хладнокровно защищать худшее изъ всхъ правъ — право эксплуатаціи? Очевидно, что онъ былъ убжденъ въ одномъ, а длалъ совсмъ другое: высказывалъ антипатію къ длу своего доврителя и въ тоже время защищалъ это дло, сочувствовалъ ‘нормальнымъ общественнымъ порядкамъ’ и ратовалъ за порядокъ совершенно не нормальный. Давъ объяснить эту безконечную цпь самыхъ рзкихъ противорчій?
Если бы г. Таневъ не сдлалъ тхъ оговорокъ, которыя мы сейчасъ привели, то можно было бы думать, что онъ вполн сочувствуетъ идеямъ и взглядамъ г. Стелловскаго. Тогда, конечно, и толковать бы не стоило, г. Таневъ былъ бы правъ во всхъ отношеніяхъ, защищая человка и дло, справедливость которыхъ въ данномъ случа онъ вполн признаетъ. Но въ виду сдланныхъ имъ оговорокъ, мы полагаемъ, что г. Таневъ явился защитникомъ такого дла, которому онъ въ глубин своей души, вовсе не сочувствуетъ. Судя по этому факту, а также щ нкоторымъ другимъ, можно думать, что наши адвокаты усвоили себ принципъ — защищать вс дла, какія только имъ предлагаютъ, не отказываться отъ самаго сомнительнаго иска и прибгать для выигрыша процесса ко всевозможнымъ средствамъ, какія только окажутся подъ рукой. Такъ именно и поступилъ г. Таневъ. Вполн понимая неправоту иска г. Стелловскаго, онъ взялъ его подъ свою защиту, отыскалъ въ контракт нсколько выраженій, къ которымъ можно было привязаться, заручился нсколькими крючками — и конечно, отдалъ бы Даргомыжскаго въ полное распоряженіе Стелловскаго, еслибъ только судъ не отказалъ ему въ иск.
Хорошъ ли этотъ принципъ и похвально ли его придерживаться? Чтобъ ршить этотъ вопросъ, необходимо разсмотрть его въ примненіи отдльно какъ къ гражданскимъ, такъ и уголовнымъ дламъ, потому что въ томъ и другомъ случа онъ, но нашему мннію, разршается совершенно различно.
Въ примненіи въ гражданскимъ дламъ, принципъ — защищать всякій искъ, если только въ немъ есть какая нибудь законная прицпка, врядъ ли можетъ быть названъ полезнымъ по отношенію какъ въ самимъ адвокатамъ, такъ и къ публик. Проводимый послдовательно, этотъ принципъ приведетъ къ такимъ выводамъ, которые врядъ ли кто нибудь одобритъ. Въ самомъ дл, если я буду защищать очевидно несправедливые искъ, то есть, буду поступать противъ своего убжденія, то почему же мн, вмст съ тмъ, не употреблять и тхъ пріемовъ, которые я вообще считаю предосудительными? И дйствительно, въ вашей судебной практик было нсколько случаевъ, доказывающихъ, что адвокаты не пренебрегаютъ иногда крайне неблаговидными средствами въ интересахъ своего кліента. Подобные случаи можно даже найти въ прошлогоднемъ отчет совта петербургскихъ адвокатовъ, о которомъ было уже однажды сказано въ нашемъ журнал, а такихъ, которые не доходятъ и не могутъ доходить до свденія совта — безчисленное множество. Проникшись принипомъ — защищать во что бы то ни стало своего кліента, адвокатъ долженъ не останавливаться передъ самыми предосудительными средствами и смло пускать ихъ въ ходъ. Но поступая та’имъ образомъ постоянно, человкъ привыкаетъ, наконецъ, къ крайнему двоедушію, пріучается хладнокровно смотрть на всякую ложь и неправду, на всякое противорчіе между словомъ и дломъ, между убжденіемъ и дйствіемъ. Такимъ образомъ, этотъ принципъ производитъ глубоко деморализирующее вліяніе на тхъ, кто имъ руководствуется.
По отношенію къ публик, этотъ принципъ оказывается по меньшей мр невыгоднымъ. Какая громадная сумма такъ называемыхъ ‘судебныхъ издержекъ’ оставалась бы въ карманахъ тяжущихся, еслибы адвокаты длали нкоторое различіе между исками добросовстными и недобросовстными, то есть, между такими, которые основательны сами по себ, и такими, которые разсчитываютъ воспользоваться какимъ нибудь мелкимъ и чисто формальнымъ упущеніемъ съ противной стороны, какими нибудь недомолвками въ условіяхъ, контрактахъ, обязательствахъ и т. п. Во сколько разъ уменьшилось бы число длъ во всхъ судебныхъ инстанціяхъ, а отсюда — на сколько внимательне относились бы судьи къ своему длу, еслибы присяжные повренные отказывались содйствовать очевидно несправедливымъ поползновеніямъ истцовъ въ карманы отвтчиковъ и тмъ, конечно, уменьшали бы самое число исковъ.
Нужно замтить, что возможность начинать неосновательные по своей сущности иски обусловлена важными несовершенствами въ нашемъ гражданскомъ кодекс и характеромъ нашего гражданскаго процесса. Стоитъ взять любое гражданское дло и прослдить его производство въ окружномъ суд, судебной палат я кассаціонномъ департамент сената, чтобъ убдиться, какія противоположныя толкованія могутъ возникать относительно одного и того же закона. Въ нашей печати уже обращено довольно серьезное вниманіе щ, эти недостатки нашего гражданскаго кодекса (Спб. Вд. No 262). Они заключаются главнымъ образомъ въ отсутствіи строгой системы, частомъ повтореніи однхъ и тхъ же статей, а нердко даже въ противорчіяхъ. Нкто г. Бабичевъ сосчиталъ, что въ нашемъ ‘Овод’ заключается боле пятнадцати тысячъ повтореній, и большинство ихъ выпало на долю именно гражданскихъ законовъ. Въ виду такихъ несовершенствъ нашего кодекса, присяжный повренный, принимая на себя защиту извстнаго дла, иметъ возможность думать не столько о томъ, въ какой степени это дло справедливо само по себ, сколько о томъ, находится ли въ немъ достаточное количество пунктовъ, къ которымъ можно бы было привязаться съ чисто формальной, казуистической стороны. Въ игомъ отношеніи ему служить важной поддержкой самый характеръ нашего гражданскаго процесса. ‘Судъ, разсуждаетъ адвокатъ, не обращаетъ вниманія на то, которая изъ двухъ спорящихъ сторонъ наиболе права сама по себ, онъ смотритъ только, которая изъ нихъ боле удовлетворяетъ вншнимъ требованіямъ закона, съ какой же стати буду я отказываться хотя бы отъ самаго несправедливаго иска, если только его есть возможность выиграть. И вотъ, вмсто того, чтобы парализовать недостатки нашихъ гражданскихъ законовъ, онъ самъ же первый ими пользуется, размножая кляузничество и сутяжничество. Подобный образъ дйствій былъ бы совершенно немыслимъ, еслибы наше гражданское судопроизводство имло иной характеръ. Теперь я, купивши, напримръ, домъ, и имя на это несомннныя доказательства въ лиц большаго числа свидтелей, могу очень легко потерять его, если не по форм составлю нужные документы. Съ своей стороны и судъ, хотя бы былъ вполн убжденъ въ справедливости этого факта, все таки можетъ отнять у меня этотъ домъ и передать его прежнему владльцу — потому только, что купчая составлена не по форм. Изъ этого-то характера нашего гражданскаго процесса и возникаютъ т безчисленные иски, которыми переполнены вс судебныя инстанціи, онъ-то и даетъ поводъ всевозможнымъ ходатаямъ, какъ присяжнымъ, такъ и не присяжнымъ, дйствовать противъ своего убжденія и порождать сутяжничество. Подобный образъ дйствій былъ бы, повторяемъ, не мыслимъ, еслибы нашъ гражданскій процессъ былъ построенъ на тхъ же началахъ, какъ и уголовный, то есть, еслибы судъ добивался раскрытія извстнаго факта, на обращая вниманія на то, обставленъ ли онъ всми законными формальностями или нтъ. Если я усплъ доказать, что такой-то домъ дйствительно мной купленъ, то значитъ онъ мой, независимо отъ того, какія именно доказательства мною представлены.
Впрочемъ, мы не имемъ ни малйшаго намренія входить въ обсужденіе подобныхъ вопросовъ, такъ какъ это было бы по меньшей мр безполезно. Мы только упоминаемъ о существованіи тхъ вншнихъ обстоятельствъ, которыя способствуютъ усвоенію нашими адвокатами ложнаго и очень безнравственнаго принципа.. Не будь этихъ обстоятельствъ, столь соблазнительныхъ съ карманной точки зрнія, не было бы, конечно, и такихъ процессовъ, каковъ процессъ г. Стелловскаго, и такихъ адвокатовъ, какъ г. Таневъ съ братіею.
Но тотъ же самый принципъ, который мы порицаем въ гражданскихъ длахъ, получаетъ совсмъ иное значеніе въ длахъ уголовныхъ. Здсь мы признаемъ полную его необходимость, здсь мы допускаемъ, что адвокатъ не только иметъ право, но даже обязанъ защищать всякое дло, какъ бы, повидимому, оно ни было грязно и какъ бы ни уличался подсудимый въ извстномъ преступленіи. Здсь обстановка совершенно измняется и роль адвоката получаетъ иной характеръ. Во первыхъ, каждый подсудимый есть лицо привлеченное въ суду, лицо, обвиняемое прокурорскою властью или частнымъ обвинителямъ. Всякое обвиненіе, откуда бы оно ни шло, со стороны ли частнаго лица, или со стороны власти, всегда иметъ односторонній характеръ, всегда упускаетъ изъ виду т обстоятельства и факты, которые служатъ въ оправданію подсудимаго. А такъ какъ ршительно во всякомъ уголовномъ дл можно отыскать такіе факты въ большемъ или меньшемъ количеств, то слдовательно защитникъ всякаго подсудимаго, обладая нкоторою сообразительностью, всегда найдетъ себ дло въ уголовномъ процесс. Мы уже не говоримъ о тхъ многочисленныхъ случаяхъ, когда человкъ подвергается суду безъ достаточныхъ основаній, по одному ничтожному подозрнію, и когда защитнику приходится совершенно отвергать самый тотъ фактъ, который приписывается подсудимому и который считается преступнымъ. Здсь роль защитника совершенно ясна и понятна для всякаго. Но если взять даже и такихъ подсудимыхъ, которые или сами сознались въ какомъ нибудь преступленіи, или уличаются въ немъ несомннными доказательствами, то и здсь сообразительному защитнику всегда найдется дло. Съ каждымъ годомъ судебныя хроники всхъ странъ представляютъ все больше и больше доказательствъ того, что въ дйствіяхъ самыхъ такъ называемыхъ закоренлыхъ преступниковъ оказываются побужденія, совершенно независящія отъ ихъ воли, и потому если не вполн, то значительно ихъ оправдывающія. Не было, нтъ и не будетъ ни одного такого преступленія, гд бы не существовало подобнаго рода побужденій. Нужда, любовь, ненависть, честолюбіе, наконецъ общее психическое разстройство — эти и имъ подобные двигатели оказываются въ каждомъ преступленіи. И роль защитника во всхъ уголовныхъ длахъ получаетъ тмъ большее значеніе, что только на немъ лежать обязанность отыскать этихъ двигателей и выставить ихъ предъ присяжными въ надлежащемъ свт. Часто сами по себ такіе двигатели совершенно незамтны, а еще чаще, вслдствіе господствующихъ предразсудковъ, недостаточныхъ наблюденій и т. п., имъ не придаютъ того значенія, какого они заслуживаютъ,— и подсудимые несутъ совершенно незаслуженное наказаніе.
Ухо русскаго читателя давно уже прислушалось къ толкамъ о важности статистическихъ цифръ во всхъ отрасляхъ человческой дятельности. Увлеченіе статистикой, какому предавалось наше общество лтъ пять назадъ, явилось одновременно съ признаніемъ важности реальнаго принципа, который въ настоящее время получилъ у насъ полное право гражданства. Однакожъ нельзя сказать, чтобы статистическія изслдованія сдлались у насъ такъ многочисленны, какъ этого можно бы было ожидать, судя по недавнему сочувствію къ нимъ общества. Въ нашей литератур статистическій отдлъ едва ли не самый бдный и наполненъ почти исключительно трудами офиціальнаго характера. Чтобы убдиться въ этомъ, стоитъ только взятъ глазуновскій каталогъ, самый полный изъ всхъ новйшихъ русскихъ каталоговъ. Здсь, въ отдл статистики, мы найдемъ только сто-сорокъ названій книгъ, изъ которыхъ одн изданы еще въ сороковыхъ годахъ, другія не имютъ совершенно серьезнаго характера, третьи оказываются переводными руководствами по общей статистик, наконецъ, четвертыя, касающіяся спеціально Россіи, слдовательно самыя интересныя для насъ, исходятъ изъ офиціальныхъ источниковъ и касаются такихъ общихъ предметовъ, какъ общее положеніе губерній, ихъ пространство, народонаселеніе и т. п. Конечно, подобныя изслдованія, во всякомъ случа, очень важны, но еслибы наша статистика ограничивалась только ими одними, то этого бы то бы еще слишкомъ мало. Статистика, какъ и всякая другая наука, теряетъ почти всякое значеніе, если существуетъ сама для себя, не имя опредленнаго практическаго направленія. Голыя цифры и общія, такъ сказать, безпредметныя изслдованія имютъ смыслъ въ такомъ только случа, если они служатъ подготовительнымъ матеріаломъ для работъ боле опредленнаго характера, то есть, если оказываются сырьемъ, изъ котораго можно сдлать извстное полезное употребленіе. Между тмъ мы уже довольно давно стоимъ неподвижно, на точк общихъ статистическихъ взглядовъ, почти де примняя ихъ къ длу. Положимъ, какое нибудь ‘описаніе оренбургской губерніи въ хозяйственномъ, статистическомъ, этнографическомъ и промышленномъ отношеніяхъ’ можетъ быть, само по себ, очень интересной книгой, содержащей богатые статистическіе матеріалы, но все-таки, пока эти матеріалы такъ и остаются матеріалами — до тхъ поръ полезность ихъ ничмъ не проявляется. Для чтенія это ‘описаніе’ не пригодно, а въ качеств простой справочной книги для купца или промышленника, оно, конечно, не можетъ претендовать на общественное значеніе. Тоже самое можно сказать обо всхъ тхъ объемистыхъ изданіяхъ географическаго общества и центральнаго статистическаго комитета, которыя отличаются такой солидной и внушающей невольное уваженіе наружностью. Само по себ, они ‘могутъ быть вполн прекрасны, но оставаясь безъ дальнйшаго употребленія, теряютъ почти всю свою цну, становясь мертвымъ, непроизводительнымъ капиталомъ.
Основываясь на этомъ факт, можно думать, что у насъ слово ‘статистика’ понимается въ слишкомъ узкомъ, спеціальномъ смысл. Вмсто того, чтобы смотрть на статистику съ точка зрнія принципа, очень важнаго и выгоднаго въ примненіи въ тмъ или другимъ общественнымъ явленіямъ — у насъ смотрятъ на нее только какъ на особую отрасль науки, имющую свой самостоятельный интересъ. Усвоивъ себ такой ложный взглядъ на дло, наши изслдователи довольствуются тмъ, что подходя въ какому нибудь общественному факту., осматриваютъ и подробно описываютъ его со всхъ сторонъ, не смотря на то, которая изъ нихъ важна боле и которая мене, то есть относятся къ предмету съ объективностью фотографа, переводящаго за бумагу извстный пейзажъ. Въ такомъ пріем нтъ особенно большой пользы, потому что подобныя описанія и изслдованія, обыкновенно, не даютъ ни малйшаго понятія о томъ предмет, которому они посвящены, и проходятъ совершенно незамтными въ масс читателей.
Сейчасъ указанный нами недостатокъ нашихъ статистиковъ составляетъ довольно общее явленіе и въ сильной степени вредитъ успху тхъ трудовъ, которые являются въ области статистики. Мы о немъ вспомнила по поводу одной весьма интересной статьи, напечатанной въ послднемъ нумер ‘Архива судебной медицины’, и касающейся вопроса о самоубійствахъ въ Петербург. Прежде чмъ перейти къ этой стать, мы считаемъ не лишнимъ сказать нсколько словъ о журнал, въ которомъ она напечатана.
‘Архивъ судебной медицины и общественной гигіены’, не смотря на свое чисто оффиціальное происхожденіе, представляетъ величайшій интересъ для публики. Можетъ быть отчасти самый предметъ, которому посвящено это изданіе, придаетъ ему важное значеніе въ глазахъ читателей, но во всякомъ случа и умнье выбирать матеріалы для журнала играетъ здсь далеко не послднюю роль. Кром того, вопросы, входящіе въ область ‘общественной гигіены,’ отличаются чисто реальнымъ, практическимъ характеромъ и потому имютъ дло съ цифрами, слдовательно, въ этихъ статьяхъ статистическій методъ получаетъ важное значеніе уже не самъ во себ, а въ примненіи къ чисто житейскимъ и вполн опредленнымъ интересамъ. Эта-то часть названнаго нами изданія и длаетъ его въ высшей степени любопытнымъ и поучительнымъ для читателей.
Не мене интересенъ и тотъ отдлъ, который посвященъ исключительно ‘судебной медицин’. И здсь цифры играютъ очень важную роль, и здсь он являются не сами для себя, не только какъ сырой матеріалъ, ожидающій дальнйшей обработки, но сразу прилагаются къ длу и служатъ прямымъ разршеніемъ поставленныхъ вопросовъ. Словомъ, въ ‘Архив судебной медицины’ статистика получила важное практическое приложеніе, здсь она низведена съ высоты общихъ, ничего не выражающихъ вопросовъ и пріобрла характеръ чисто практическій. Вотъ почему мы думаемъ, что ‘Архивъ’ въ извстномъ смысл можно считать самымъ лучшимъ и самымъ полезнымъ изъ всхъ періодическихъ изданій въ Россіи. На сколько выиграло бы наше общество, насколько улучшилось бы качество нашихъ знаній, насколько сдлались бы вс мы самостоятельне, еслибы, распростившись навсегда съ безплодными умствованіями, принялись за голыя цифры и, заручившись ими, стали бы исключительно изъ нихъ длать нужные выводы, то есть, если бы вмсто существующихъ у насъ многочисленныхъ органовъ печати, мы имли пять-шесть изданій, руководствующихся тмъ самымъ статистическимъ методомъ, который положенъ въ основу ‘Архива судебной медицины’. Только такимъ путемъ наше общество могло бы получать врное понятіе о тхъ или другихъ соціальныхъ вопросахъ, только осмысленныя цифры и числовые выводы давали бы ему возможность видть, гд правда, гд ложь, гд спасеніе, гд погибель.
Но заявляя наше полное уваженіе ‘Архиву судебной медицины’, мы не можемъ не замтить, что и въ немъ иногда помщаются статьи хотя и весьма интересныя по своему содержанію, но слишкомъ неудовлетворительныя по своему пріему. Такова именно статья г. Гюбнера ‘самоубійства въ Петербург’.
Самоубійство — явленіе до такой степени странное, рзкое, противное человческой природ и присущему ей чувству самосохраненія, что должно обращать на себя серьезное вниманіе со стороны всякаго неглупаго человка. Важность этого явленія не должна быть предметомъ наблюденій однихъ только спеціалистовъ, въ немъ заинтересованъ всякій, живущій въ обществ, то есть всякій человкъ. Въ этомъ явленіи главное вниманіе должно быть обращаемо, конечно, на причины, побуждающія къ самоубійству, потому что только съ этой стороны оно и можетъ насъ интересовать. Для читателя нисколько не интересно, чмъ такой-то субъектъ лишилъ себя жизни, бритвой, веревкой или пистолетомъ, когда, то есть въ какое время дня и ночи ршился на самоубійство и т. п. Вс эти вопросы далеко не существенны и самое успшное ихъ разршеніе, самыя врныя и многочисленныя цифры въ этомъ род нисколько не помогутъ уясненію кореннаго и важнйшаго вопроса, вопроса о причинахъ самоубійства. Ршать этотъ вопросъ, конечно, невозможно совершенно прямымъ путемъ. Отдльные и, такъ сказать, побочные ряды цифръ здсь оказываются крайне необходимыми, потому что они хотя и косвеннымъ образомъ, все-таки ведутъ къ уясненію главнаго вопроса. Такимъ образомъ, напримръ, знать, въ какомъ возраст совершается наибольшее число самоубійствъ, въ какой сред, обезпеченной или голодающей, въ какіе мсяцы года и т. п.— все это вопросы очень важные, потому что они прямо относятся до главнаго вопроса. Но упуская изъ виду цль, которой должны служить эти второстепенные вопросы, можно бы было увеличить ихъ число до безконечности. Напримръ, можно бы было прослдить весьма обстоятельно, брюнеты или блондины представляютъ больше случаевъ самоубійства, красивые или некрасивые, высокаго роста или маленькаго и т. п. Можетъ быть инымъ подобныя наблюденія показались бы и интересными, но во не комъ случа, серьезнаго значенія они бы не могли имть. Вмст съ тмъ, они вредили бы и главному вопросу, затемняя его совершенно безполезными и ненужными подробностями въ глазахъ читателя и напрасно усложняя трудъ самого наблюдателя.
Статья г. Гюбнера, о которой мы упомянули, страдаетъ именно такими ненужными подробностями, заслоняющими собою вопросы первой важности. Кого, напримръ, изъ серьзныхъ людей могутъ интересовать слдующаго рода наблюденія, которымъ авторъ отводитъ однакоже значительное мсто въ своей стать. ‘Относительно выбора мста, говоритъ г. Гюбнеръ, хотя и существуетъ общее правило, что самоубійцы, для выполненія своего замысла, предпочитаютъ уединеніе, но это бываетъ далеко невсегда и главнымъ образомъ обусловливается причиною, возрастомъ и родомъ смерти. Такъ, почти вс утопившіеся бросались въ воду въ виду публики, почти тоже самое можно сказать о бросавшихся съ высоты. Одержимые душевными болзнями и вообще ршающіеся на самоубійство посл боле или мене продолжительной подготовки, почта всегда выбираютъ уединенныя мста и, повидимому, предпочтительно вшаются. Но когда причина возникаетъ внезапно и желаніе лишить себя жизни очень сильно, тогда самоубійцы пользуются первымъ попавшимся орудіемъ, почти не обращая вниманія на мсто… Наибольшее число самоубійствъ совершается въ квартирахъ, затмъ уже вшаются всего охотне на чердакахъ и въ паркахъ, ржутся и стрляются, нанимая номеръ въ гостинниц, отравляются на улиц и проч.’ Или: ‘крестьяне, ремесленники и вообще простой народъ предпочитаютъ повшеніе, штабъ и оберъ-офицеры, а равно учащіеся и лакеи всего чаще застрливаются, чиновники и канцелярскіе служители охотне лишаютъ себя жизни острыми инструментами, финляндцы и остзейцы преимущественно бросаются въ воду и проч.’ Очевидно, что изъ подобнаго рода данныхъ невозможно сдлать никакихъ выводъ для объясненія самаго главнаго вопроса, то есть того, что Гюбнеръ называетъ ‘совокупностью причинъ, обусловливающихъ посягательство на жизнь’, точно также, какъ нельзя сдлать никакихъ выводовъ изъ слдующаго рода данныхъ, обратившихъ на себя не меньшее вниманіе со стороны г. Гюбнера: какимъ орудіемъ всего чаще лишаютъ себя жизни самоубійцы, пистолетомъ, револьверомъ или ружьемъ, сколько застрливаются дробью и сколько пулею, куда чаще всего направлялись выстрлы, въ грудь, голову или ротъ, съ какихъ мстъ чаще бросались въ воду, съ мостовъ или набережной и т. п. Вс такія подробности не имютъ ровно никакого значенія и ими смло можно бы было пренебречь въ виду боле важныхъ, боле существенныхъ данныхъ.
Но если мы упомянули объ этихъ недостаткахъ статьи г. Гюбнера, то только для того, чтобы заявить объ общемъ недостатк, какимъ страдаютъ боле или мене вс наши изслдователи въ области общественной и такъ называемой ‘нравственной’ статистики. Они какъ будто поставили себ цлью не задаваться никакими опредленными задачами, а вчно давать только матеріалы и матеріалы. Конечно, и матеріалы, какъ мы говорили выше, представляютъ большую важность, но дло въ томъ, что если собиратель матеріаловъ будетъ относиться съ одинаковымъ вниманіемъ какъ къ важнымъ, такъ и къ неважнымъ сторонамъ вопроса, то такая безразличность не можетъ не имть вліянія на самое качество матеріаловъ. Самъ г. Гюбнеръ сознается, что ‘статистическое изслдованіе, представляя одинъ изъ самыхъ превосходныхъ и надежныхъ методовъ изученія, вмст съ тмъ можетъ послужить источникомъ всевозможныхъ нелпостей и заблужденій, если изслдуемыя цифры фальшивы’, а между тмъ такая фальшивость можетъ явиться не только отъ самой неврности цифръ, но и вслдствіе отсутствія опредленнаго взгляда и ясной цли при собираніи статистическихъ матеріаловъ. +
Но оставляя въ сторон упомянутые недостатки, въ стать г. Гюбнера можно найти очень важныя и итересныя данныя по вопросу о самоубійствахъ въ Петербург. Несмотря на скудость источниковъ, находившихся у него подъ руками, г. Гюбнеру все-таки удалось подмтить нсколько краснорчивыхъ цифръ, невольно обращающихъ на себя вниманіе. Мы остановимся только на томъ обстоятельств, что изъ числа 510 случаевъ самоубійства въ Петербург, семдесятъ процентовъ приходилось на долю простаго класса, слдовательно, на долю всхъ остальныхъ жителей только 30%. Просматривая дале таблицу причинъ, побудившихъ людей къ самоубійству, мы хотя и находимъ, что наибольшее число случаевъ значится подъ рубрикой ‘тоска и задумчивость’, но какъ эта рубрика, такъ и нкоторыя другія, именно: умопомшательство, меланхолія, болзненное состояніе и проч. отличаются крайней неопредленностью. Разв тоску, задумчивость и т. п. явленія можно считать самостоятельными причинами, произведшими самоубійство? Къ такимъ причинамъ можно отнести только ‘нищету и бдность,’ ‘разстройство длъ,’ ‘семейныя непріятности’ и еще нсколько другихъ. Меланхолія же, умопомшательство и т. д. суть только переходныя состоянія отъ главной причины къ самоубійству. То есть, человкъ разорившійся или бдствующій сперва впадаетъ въ меланхолію или задумчивость, а потомъ бросается въ воду или задушается, здсь душевное разстройство является только переходнымъ моментомъ, нисколько не имющимъ самостоятельнаго характера. И если обратить вниманіе на тотъ громадный процентъ самоубійствъ, который приходится на долю ‘простаго класса жителей,’ считая притомъ же тоску, меланхолію и т. п. вовсе не самостоятельными причинами, то легко прійдти къ убжденію, что главнйшая причина самоубійствъ заключается все-таки въ ‘нищет и бдности,’ то есть, въ тхъ самыхъ двигателяхъ, которые порождаютъ чрезмрную смертность, пьянство, преступленіе и тому подобныя ненормальныя явленія. Вредное дйствіе этихъ двигателей въ Петербург замтне, чмъ гд нибудь, благодаря исключительнымъ обстоятельствомъ нашей столичной жизни, какъ-то, чрезмрной скученности населенія, дороговизн припасовъ, плохому ихъ качеству, гнилости атмосферы и испорченности почвы. Многія изъ этихъ причинъ долгое время оставались незамченными и имъ не придавалось особеннаго значенія. Только случайныя обстоятельства выдвигали впередъ эти причины и обращали на нихъ вниманіе. Такъ напримръ, многимъ, конечно, неизвстно, до какой степени зловредно дйствуетъ на бдный классъ столичныхъ жителей петербургская почва, и если бы не одинъ счастливый случай, то эта причина до сихъ поръ не считалась бы особенно важной. Такимъ случаемъ было дло въ петербургскомъ мировомъ създ о домовладльц Китнер, обвинявшемся полиціей въ несоблюденіи правилъ о спуск нечистотъ. Хотя это дло производилось давно уже, но добытые имъ результаты до такой степени важны, что говорить о нихъ не поздно никогда.
Вслдствіе упомянутаго обвиненія, взведеннаго полиціей на г. Китнера, мировой създъ поручилъ одному изъ своихъ членовъ произвести осмотръ дома съ участіемъ свдущихъ людей, городскихъ архитекторовъ. Эта комиссія, отдавая създу отчетъ къ своимъ работахъ, сочла пуганымъ довести до свденія мироваго създа, какимъ образомъ устраняются изъ домовъ нечистоты. Оказывается, что во многихъ домахъ въ Петербург помойныхъ ямъ не имется, а помои выливаются во двор, прямо на ршетку ношеной трубы, откуда они стекаетъ въ общую городскую трубу. Въ нкоторыхъ же дохахъ хотя и устроены помойныя ямы, но сообщеніе ихъ съ городской трубой такое же самое. Въ гигіеническомъ отношеніи, замчаютъ эксперты, этотъ способъ — ужасающій. Помои, вылитыя въ яму, боле и боле напитываютъ окружающую землю, такъ что вся почва Петербурга мало по малу обращается въ общую помойную яму, испаряющую міазмы, вонючій запахъ чувствуется на всякомъ двор, если вырыть яму, и въ любомъ подвальномъ этаж зданія. Что подобный грунтъ, замчаютъ эксперты, вреденъ для народонаселенія, доказывается и тмъ, что вс растенія, посаженныя на такой почв, пропадаютъ, а деревья чахнутъ, одна эпидемія вытсняетъ другую, тифъ такъ укоренился, что уступаетъ лишь холер, и то на время, есть мстности въ город, гд цынготная болзнь и золотуха сдлались постоянными, подвальные этажи заняты большею частію людьми бдными, у которыхъ рождается однакожъ много дтей, изъ нихъ большинство умираетъ, а остающіеся въ живыхъ бываютъ обыкновенно хворые или калки.
Мы ограничиваемся этихъ краснорчивымъ описаніемъ и опускаемъ т подробности доклада, которыя имютъ часто спеціальный характеръ. Замтимъ только, что эксперты признали существующій нын способъ отвода изъ домовъ нечистотъ весьма вреднымъ, а законъ, изданный для этой цли, ршительно не осуществимыхъ. Създъ опредлилъ: передать эти данныя прокурору для возбужденія вопроса въ законодательномъ порядк. А не случись дла г. Китнера, мы бы и до сихъ поръ не замчали этого убійственнаго дйствія вонючей петербургской почвы на бдную часть столичныхъ жителей.
Великую ошибку сдлалъ бы статистикъ, еслибы, говоря, напримръ, о самоубійствахъ въ Петербург, не обращалъ вниманія на такія обстоятельства, о которыхъ мы сейчасъ упомянули. Что между числомъ самоубійствъ и вншней обстановкой существуетъ самая тсная связь — объ этомъ, конечно, не можетъ быть и рчи. На такую связь прямо указываетъ тотъ фактъ, что самоубійства въ простомъ класс жителей составляютъ почти три четверти общаго числа самоубійствъ, какъ это мы видли изъ статьи г. Гюбнера. Съ другой стороны, самоубійства, какъ мы упомянули выше, представляютъ только одинъ изъ видовъ такихъ явленій, какъ преступленіе, пьянство, смертность и т. п., слдовательно, ихъ необходимо разсматривать въ общей связи съ этими остальными явленіями. При такомъ разсмотрніи, они уже совершенно теряютъ характеръ ‘нравственныхъ’ явленій и становятся явленіями чисто физическими. А съ этой точки зрнія, длаются совершенно лишними такія подробности, какъ тотъ или другой способъ самоубійства, то или другое направленіе пули или ножа и т. п.
Просматривая дале таблицы г. Гюбнера, мы находимъ значительное число случаевъ самоубійства подъ рубрикой ‘учащіеся’. Если и здсь смотрть на самоубійство съ той же точки зрнія, съ какой мы смотримъ на смертность и подобныя явленія, то необходимо прежде всего остановиться на матеріальной обстановк ‘учащихся’, только тогда для насъ сдлаются понятными статистическія цифры. Вспомнимъ, напримръ, напечатанное въ газетахъ письмо доктора Палатебнова о смертности между студентами медико-хирургической академіи въ Петербург. Изъ этого письма оказывается, что изъ 100 заболвающихъ студентовъ, умираетъ почта 30%, а изъ 100 умирающихъ — 60 умираютъ отъ легочной чахотки. Причина этого, по словамъ г. Палатебнова, заключается во всей матеріальной обстановк студентокъ. Выборгская сторона, говоритъ онъ дале, заселена полуразвалившимися, вросшими въ землю лачугами. Каждая такая лачуга раздлена на нсколько, въ большинств случаевъ сырыхъ, полуосвщенныхъ клтокъ, почему-то называемыхъ комнатами. Зимою эти клтки весьма плохо отапливаются, промерзаютъ насквозь, безъ всякой вентиляціи, часто съ трещинами въ полу. И въ такихъ-то клткахъ помщается большинство студентовъ. Прибавьте къ этому весьма скудную пищу, которою питаются студенты, одно, въ большей части случаевъ, неизмнное пальто для зимы и лта, ежедневныя занятія съ 8 часовъ утра до 3 въ академіи, и притомъ занятія въ больниц съ разложившимися трупами — и вы будете имть прекрасно подготовленную почву для развитія легочной чахотки. Таково описаніе жизни ‘учащихся,’ сдланное человкомъ, близко знающимъ ихъ бытъ. Мудрено ли что при подобной обстановк, число самоубійствъ въ сред учащихся представляетъ довольно значительную цифру?
Просматривая еще дале таблицы г. Гюбнера, мы снова останавливаемся на крупныхъ цифрахъ самоубійства, означенныхъ подъ рубриками ‘мщане обоего пола,’ ‘ремесленники, ихъ ученики и семейства,’ люди ‘неизвстнаго сословія’ и т. п. Одни названія этихъ рубрикъ невольно наводятъ на мысль, что причина самоубійства въ этихъ случаяхъ заключалась въ матеріальныхъ условіяхъ, въ ‘нищет и бдности’. Поэтому было бы несравненно полезне, еслибъ цифры г. Гюбнера, вмсто того, чтобы опредлять различные виды самоубійствъ, мста и орудія ихъ совершенія и т. д., были бы направлены въ тмъ кореннымъ причинамъ, которыя имютъ прямое вліяніе на совершеніе этихъ самоубійствъ. Тогда эти цифры служили бы не ‘матеріалами для нравственной статистики’, какъ назвалъ ихъ г. Гюбнеръ, а положительными данными, представляющими чисто практическій интересъ для общества. Мы имемъ тмъ большее право требовать именно такого, а не инаго характера отъ статьи г. Гюбнера, что она напечатана въ журнал, который поставилъ себ главною задачею давать не ‘матеріалы,’ а прямо и категорически, съ цифрами въ рукахъ, отвчать на важные вопросы изъ судебной медицины и общественной гигіены, т. е. на такіе вопросы, которые имютъ необыкновенно важное соціальное значеніе.
Мы было думали, что время ‘проэктовъ’ прошло для насъ если не безвозвратно, то во всякомъ случа надолго, что теперь было бы своевременне приводить въ исполненіе многіе изъ тхъ проэктовъ, которые уже составлены чуть не десять лтъ назадъ — а между тмъ передъ нашими глазами одинъ за другимъ, какъ въ годы юности ‘обновленной’ Россіи, возникаютъ проэкты и проэкты. Что обозначаетъ это явленіе? То-ли, что мы страдаемъ просто сочинительской страстью, которую, за неимніемъ лучшаго исхода, обнаруживаемъ во всевозможныхъ проектахъ, то-ли, что мы еще въ самомъ дл юны и считаемъ необходимымъ сперва поупражняться въ составленіи проэктовъ и потомъ уже приступать къ длу, то-ли, наконецъ, что мы не имемъ ни малйшаго понятія о современныхъ народныхъ потребностяхъ, о современномъ положеніи Россіи, и въ этомъ счастливомъ невдніи полагаемъ, что причина отсутствія у насъ такихъ-то и такихъ учрежденій заключается ни въ чехъ я немъ, какъ въ отсутствія проэктовъ для постройки этихъ учрежденій.
По всей вроятности, здсь дйствуютъ вс эти три причины вмст. Мы въ самомъ дл еще юны, очень юны, и многіе изъ насъ серьозно полагаютъ, что причина, напримръ, современнаго нашего безденежья заключается только въ томъ, что никому еще не нршила въ голову счастливая мысль — набавить по рублю въ годъ налога на каждаго жителя Россіи — отчего сразу образовалось бы увеличеніе государственныхъ доходовъ на семьдесятъ милліоновъ рублей въ годъ, такъ что никакихъ дефицитовъ не существовало бы. И мы пишемъ проэктъ, разсчитывая удивить своего сообразительностью если не весь міръ, то покрайней мр всю Россію. Замчаемъ, напримръ, мы, что такой-то край Россіи отличается непроизводительностью почвы, отсутствіемъ хлба, забитостью населенія — и у насъ сейчасъ же является блестящій проэктъ соединить этотъ край тысячеверстной желзной дорогой съ центромъ Россіи, и мы торопимся напечатать свой проэктъ въ газетахъ, въ полной увренности, что такая счастливая мысль никому еще не приходила въ голову и что если у насъ нтъ такой-то желзной дороги, то единственно отъ недогадливости нашихъ общественныхъ дятелей. Видимъ мы дале, что наше народное образованіе не подвигается ни на шагъ — и мы тотчасъ же удивляемся, отъ чего это до сихъ поръ никому не придетъ въ голову устроить порядочныя школы, посадить туда хорошихъ учителей и учить народъ всему, о чемъ ему знать необходимо,— и мы высказываемъ нашу мысль какъ нчто совершенно новое, никому до сей минуты даже не снившееся. Примчаемъ нкоторую бдность въ литературныхъ дятеляхъ, нкоторую пустоту въ журналистик — и мы вполн убждены, что эта пустота происходитъ ни отъ чего инаго, какъ отъ того, что господа журналисты никакъ сами не догадаются, о чехъ имъ слдуетъ бесдовать съ публикой и на какіе преимущественно предметы обращать главное вниманіе. Замчаемъ мы рознь въ нашихъ общественныхъ и литературныхъ силахъ — мы готовы поносить нашихъ дятелей за то, что они не могутъ догадаться, какъ помочь этой бд, не могутъ составить изъ себя какого нибудь общества, какой нибудь обширной ассоціація, гд бы члены помогали другъ другу головами и руками, гд бы царствовали миръ, порядокъ и любовь. Вс подобныя явленія объясняются вашимъ полнйшимъ невдніемъ того, что ежеминутно совершается у насъ передъ глазами, а потому и проекты, выходящіе изъ такого источника, отличаются, по большей части, крайней наивностью.
Но проекты, о которыхъ мы сейчасъ говорили, рдко получаютъ огласку путемъ печати, по большей части они остаются при самихъ же изобртателяхъ и обращаются только въ кругу знакомыхъ, слдовательно, имютъ совершенно частный характеръ. Боле настойчивые проекторы идутъ нсколько дале, излагаютъ свои проекты на бумаг и подаютъ ихъ начальству или сообщаютъ въ редакціи, но и тамъ, и тамъ они оставляются безъ вниманія, а часто даже и ‘безъ разсмотрнія’.
Но существуетъ другой родъ проектовъ, наивность которыхъ не такъ рзко бросается въ глаза и которые, по этому, находятъ себ мсто въ періодическихъ изданіяхъ и, такимъ образомъ, пріобртаютъ боле серьезный характеръ. Въ числу такихъ проектовъ принадлежитъ, напримръ, проектъ. ‘Общества для распространенія въ народ журналовъ’. Предполагаемое общество, но мысли учредителя, должно выписывать періодическія изданія и даромъ разсылать ихъ по волостямъ, съ цлью пріучить народъ къ чтенію.
Въ основ проектированнаго общества лежитъ совершенно врная мысль, что народъ гораздо охотне станетъ читать общія періодическія изданія, чмъ разныя спеціально-народныя газеты и журналы, къ которымъ онъ чувствуетъ полнйшее отвращеніе. Но врность основной мысли никакъ не можетъ служить ручательствомъ, что построенное на ней предпріятіе можетъ осуществиться я имть успхъ. Этотъ проектъ, по словамъ напечатавшей его газеты, принадлежитъ ‘простому русскому человку, г. Баранову’, и вроятно потому-то собственно онъ и походитъ на т многочисленные проекты, также составляемые ‘простыми русскими людьми’, о которыхъ мы упоминали выше.
Г. Барановъ, составляя и печатая свой проектъ, очевидно, не предполагалъ, чтобы мысль о немъ приходила уже кому ни будь въ голову. Замтивъ, что народъ почти ничего не знаетъ и не читаетъ, ‘простой русскій человкъ’ смекнулъ, что должно быть это происходитъ отъ недогадливости тхъ, которые, горячо сочувствуя народнымъ потребностямъ, не понимаютъ, какимъ путемъ можно ихъ удовлетворить. Исходя изъ этой мысли, г. Баранову естественно должно было показаться, что въ дл народнаго просвщенія главная задача состоитъ въ тонъ, чтобы ‘подать идею’, а примненіе этой идеи на практик — вещь второстепенная. По всей вроятности, г. Барановъ думалъ именно такъ, потому что еслибъ онъ думалъ иначе, то есть не считалъ свой проэктъ неслыханною новостью, то онъ и поступалъ бы иначе: именно, онъ сперва составилъ бы маленькое общество, ну хоть изъ десяти человкъ, набросалъ бы проэктъ устава, получилъ бы надлежащее утвержденіе, а потомъ уже заявилъ бы о своемъ проэкт печатно, приглашая желающихъ — участвовать въ его обществ. Тогда мы дйствительно видли бы, что у г. Баранова не проэктъ стоитъ на первомъ план, а самое дло, и тогда мы первые отозвались бы о его предпріятіи совершенно иначе. Между тмъ ‘простой русскій человкъ’ поступилъ совершенно наоборотъ и главныя свои силы отдалъ ‘проэкту’. А что если этотъ проэктъ окажется неосуществимымъ? Что, если будетъ почему нибудь признано неудобнымъ существованіе подобнаго общества? Къ чему же тогда послужитъ этотъ проэктъ?
Впрочемъ, въ настоящемъ случа трудно предполагать, чтобы г. Барановъ врилъ въ практическую осуществимость своего проэкта, гораздо правдоподобне думать, что онъ просто пожелалъ заявить о своей любви къ народу съ такой стороны и въ такомъ предложеніи, въ какомъ она никмъ еще печатно не заявлялась. Онъ достигъ своей цли — и по всей вроятности уже совершенно успокоился. Нсколько инымъ характеромъ отличается другой современный проэктеръ, нкто г. Мясодовъ, желающій учредить ‘литературно-издательское кооперативное общество’ въ Россіи и тоже напечатавшій свой проэктъ въ газетахъ. Не принадлежа, повидимому, къ числу литераторовъ и издателей, г. Мясодовъ не зналъ всхъ тонкостей того дла, о которомъ взялся хлопотать, и потому могъ вполн врить въ осуществимость своего проэкта. Это можно заключить и изъ того вниманія, съ какимъ составлялъ г. Мясодовъ свой проэктъ, и изъ его покорнйшей просьбы — присылать къ нему на квартиру замчанія, поправки и предложенія. Въ виду такого усердія, обнаруженнаго г. Мясодовымъ, мы считаемъ нелишнимъ сказать нсколько подробне о его проэкт, тмъ боле, что онъ все-таки затрогиваетъ довольно важный вопросъ {Сейчасъ мы узнали изъ газетъ, что г. Мясодовъ не ограничился напечатаніемъ своего проэкта въ періодическихъ изданіяхъ, а издалъ отдльную брошюру подъ длиннымъ названіемъ ‘Самопомощь, какъ средство къ удешевленію книгъ и устраненію невыгодныхъ условій умственнаго труда. Изслдованіе по законамъ человческой науки’. Объ этой брошюр мы дадимъ отчетъ въ слдующей книжк ‘Дла’.}.
Съ перваго взгляда кажется, что начала, предлагавшія г. Мясодовымъ, вполн разумны, заслуживаютъ полнаго сочувствія и легко осуществимы. Г. Мясодовъ желаетъ помочь авторамъ, освободивъ ихъ умственный трудъ отъ эксплоатаціи издателей посредствомъ учрежденія такой ассоціаціи, изъ которой бы соединились начала трехъ различныхъ обществъ: производительнаго, потребительнаго и кредитнаго’. Не входя въ подробности предлагаемаго г. Мясодовымъ общества, мы посмотримъ только, врно ли онъ объясняетъ т явленія, которыя натолкнули его на мысль устроить литературно-издательскую ассоціацію.
‘Наше отечество, говоритъ г. Мясодовъ, боле другихъ государствъ нуждающееся въ средствахъ къ образованію, находится въ этомъ отношеніи въ самомъ невыгодномъ положеніи. Дороговизна книгъ возбуждаетъ постоянныя жалобы публики, большая часть которой вынуждена отказывать себ въ знакомств со многими произведеніями ума и науки, а сотни людей, способныхъ заниматься умственнымъ трудомъ, или находятся въ крайней нищет, или же, вопреки своему призванію, обращаются къ другимъ занятіямъ, чтобъ какимъ бы то ни было способомъ, заработать средства къ жизни’. Оба эти явленія г. Мясодовъ объясняетъ ‘стснительными законами о печати, дйствовавшими до 1865 года’, которые породили монополію въ лиц ограниченнаго числа издателей-капиталистовъ. Но ставя такимъ образомъ вопросъ, г. Мясодовъ самъ собою наталкивается на слдующее возраженіе: значитъ теперь этихъ неблагопріятныхъ условій не существуетъ, съ изданіемъ новыхъ законовъ и печати, дйствующихъ посл 1865 года. Зачмъ же въ такомъ случа учреждать литературно-издательское общество? Этотъ совершенно естественный вопросъ всего лучше объясняетъ ложность, той точки зрнія, на которую сталъ г. Мясодовъ. Предлагая устроить кооперативную ассоціацію авторовъ и издателей, онъ тмъ самымъ доказываетъ, что если прежній законъ способствовалъ монополіи издателей, то этихъ недостатковъ не чуждъ законъ и ныншній.
Но эта видимая несообразность умозаключеній г. Мясодова объясняется очень просто его незнакомствомъ съ условіями литературнаго труда въ Россіи, или, покраГ.ней мр, очень поверхностнымъ къ нимъ отношеніемъ. Дйствительно, что и старые, и новые законы о печати заставляютъ желать еще многаго — это не подлежитъ сомннію, но вмст съ тмъ нельзя согласиться, что невыгодная ихъ сторона для литературы проявляется или проявлялась такъ, какъ думаетъ г. Мясодовъ. Какимъ образомъ эти законы могли или могутъ создавать монополію ‘въ лиц ограниченнаго числа капиталистовъ издателей’? Между тмъ и другимъ мы не видимъ ни малйшей связи. Невыгодное вліяніе этихъ законовъ обнаруживается явленіями боле общими, отъ которыхъ одинаково страдаютъ и авторы, и издатели, и отъ которыхъ не уйдетъ даже общество, проектируемое г. Мясодовымъ. Къ такому же заключенію пришелъ бы, намъ кажется, и самъ г. Мясодовъ, еслибъ основательне изучилъ условія литературнаго труда въ Россіи.
Кооперативныя ассоціаціи оказываютъ несомннную услугу тмъ работникамъ, трудъ которыхъ считается въ государств необходимымъ, пользуется покровительствомъ закона и находитъ себ обширное приложеніе. Если мы видимъ какого нибудь фабриканта, разбогатвшаго насчетъ мало оплачиваемаго труда своихъ работниковъ, то мы приходимъ въ весьма естественному заключенію, что еслибъ на мст фабриканта стояли сами работники, — они пользовались бы такими же выгодами, какими пользуется фабрикантъ. Точно также, еслибъ мы могли указать на нсколькихъ капиталистовъ-издателей, пріобртшихъ состояніе эксплоатаціей чужаго труда, то и здсь могли бы заключить, что сами работники, то есть авторы, могутъ пользоваться такими же выгодами, какими пользуются издатели. Но тутъ-то и слдуетъ остановиться и подумать
Что вознагражденіе, получаемое авторами или переводчиками отъ издателей, слдуетъ считать ничтожнымъ, объ этомъ нечего и говорить. Но въ то же время можемъ ли мы указать хоть на десять издателей, которые не то что составили бы себ капиталъ своимъ занятіемъ, но которые просто могли бы существовать одною издательскою дятельностью? Такихъ лицъ во всей Россіи наберется, можетъ быть, пять-шесть человкъ. Вообще же говоря, издательская дятельность у насъ тсно связана съ книгопродавческою и можетъ существовать только при помощи послдней. Здсь она управляется тми же соображеніями и поддерживается тми же искуственными средствами, которыя сопровождаютъ книгопродавческую дятельность. У насъ. было сдлано нсколько очень серьезныхъ попытокъ основать издательскую дятельность на боле правильныхъ началахъ, но вс эти попытки кончались полной неудачей, и смлые реформаторы, обыкновенно, разорялась въ конецъ. Правда, у насъ есть нсколько книгопродавцевъ-капиталистовъ, но условія ихъ совершенно исключительныя. Главнымъ образомъ они опираются не столько на своя книжные магазины, сколько на другіе виды собственности, и преимущественно дома, безъ которыхъ они не имли бы такого кредита, дающаго имъ теперь возможность оборачиваться и выгодно устраивать свои дла. Вообще же говоря, книгопродавецъ не пользуется у насъ никакимъ значеніемъ въ торговомъ мір, если не иметъ какой нибудь другой собственности, и книжная торговля, а тмъ боле издательская дятельность, никого еще, кажется, не обогатила. Кто близко знакомъ съ процессомъ книгопродавческо-издательскихъ операцій тотъ знаетъ, что они ведутся большею частію самыми темными мутями, при помощи разныхъ купеческихъ тонкостей, безъ чего даже сносное веденіе дла становится почти невозможнымъ. Книгопродавецъ-издатель, смотрящій на свою дятельность какъ на постоянное занятіе, долженъ не брезгать никакими средствами, если хочетъ имть выгоду, онъ не можетъ руководствоваться личными симпатіями или антипатіями при выбор изданій, онъ долженъ печатать все, на что существуетъ запросъ: будетъ ли это книга Бокля, или плохонькій учебникъ, принятый гд нибудь въ руководство, или снотолкователь, или домашній лечебникъ и т. п. Оттого нигд, можетъ быть, такъ сильно не развита спекуляція въ Россіи, какъ въ книжномъ дл. Напечатать книжку какъ нибудь, лишь бы только подешевле, дать ей хлесткое названіе, съумть рекламировать о ней надлежащимъ образомъ, умть ее выгодно намнять на другія изданія и т. д.— вотъ большею частію обыкновенный процессъ книгопродавческо-издательскихъ операцій. Все это доказываетъ, что книжное дло въ Россіи стоитъ еще очень шатко, если требуетъ для своего успха такого множества всяческихъ уловокъ, если безъ нихъ на можетъ процвтать даже при той страшной эксплоатаціи, какой подвергаются авторы и переводчика. А это, въ свою очередь, доказываетъ, что и точка зрнія, избранная г. Мясодовымъ, а слдовательно, и весь его проектъ, оказываются неврными.
Въ самомъ дл, предположимъ, что издательская ассоціація осуществится и будетъ обладать огромными средствами, хотя это и очень сомнительно. Авторамъ она можетъ оказать большую услугу, это правда. Но съ другой стороны, ей нужно же и поддерживать чмъ нибудь свое существованіе, то есть, получать выгоды. Спрашивается, во-первыхъ, чмъ она будетъ руководствоваться при выбор рукописей для изданія, когда у насъ сплошь и рядомъ случается, что дрянная книжка раскупается великолпно, а хорошая — валяется по магазинамъ цлые годы? Если ассоціація будетъ руководствоваться комерческими разсчетами, охотне печатая дрянь, чмъ хорошую книгу, то значитъ, относительно добросовстныхъ писателей она не будетъ достигать цли, если же она станетъ руководствоваться боле возвышенными расчетами,* то очень легко можетъ ухлопать на изданія. вс свои капиталы и ждать, сложа руки, нока эти изданія разойдутся — что можетъ продолжаться годъ, два и боле. Во-вторыхъ, книгопродавецъ-издатель, пріобртая какую нибудь рукопись, расчитываетъ на то, что въ случа неудачи, можетъ пустить свое изданіе дешевле между книгопродавцами и намнять его на другія книги, при этомъ онъ, во всякомъ случа, одинъ страдаетъ отъ своей неудачи и ни передъ кмъ за нее не отвчаетъ. Въ ассоціаціи же, по проэкту г. Мясодова (да иначе и быть не можетъ), роль издателя будетъ исполняться правленіемъ, ‘на которомъ должна лежать вся отвтственность передъ обществомъ’. Чмъ же оно будетъ отвчать въ случа ршительной неудачи предпринятаго изданія? Въ видахъ огражденія отъ ошибокъ, г. Мясодовъ предлагаетъ ‘избирать независимо отъ правленія, но не иначе, какъ изъ предлагаемыхъ имъ кандидатовъ, особую комиссію изъ спеціалистовъ по разнымъ- отраслямъ знаній, которой правленіе можетъ поручать разсмотрніе и оцнку рукописей, предлагаемыхъ ему для изданія членами общества’. Подобная комиссія оказалась бы вполн цлесообразною въ такомъ только случа, еслибъ успхъ изданій въ Россіи обусловливался дльностью ихъ содержанія. Между тмъ можно указать многое множество сочиненій, о которыхъ самые строгіе критики-спеціадисты дадутъ вполн одобрительный отзывъ, но которыя тмъ не мене лежатъ на полкахъ магазиновъ, въ то время, когда разная дребедень находитъ себ обширный сбытъ. Наконецъ, что будетъ длать ассоціація съ неудавшимися изданіями, не имя возможности, подобно книгопродавцамъ-издателямъ, вымнивать ихъ на другія изданія и сбывать тми хитрыми способами, къ какимъ обыкновенно прибгаютъ опытные книгопродавцы? Она должна или продавать эти изданія за безцнокъ, или держать ихъ по нскольку лтъ въ своихъ кладовыхъ — что для нее одинаково убыточно. Могутъ сказать, что ассоціація устроитъ свою собственную торговлю, заведетъ типографію и т. п., какъ и предлагаетъ г. Мясодовъ. Но сущность всего связаннаго нами отъ этого нисколько не измняется. Предпріятіе, существующее на соціальныхъ началахъ, можетъ имть успхъ въ такомъ только случа, если условія его существованія строго опредлены и если его дятельность можетъ совершаться правильнымъ путемъ. Но такого пути, какъ мы говорили, для книжной торговли въ Россіи не существуетъ. Здсь все зависитъ отъ личнаго умнья, близкаго знакомства съ дломъ, находчивости, пронырливости и значительной доли кулачества. А вс эти условія могутъ выполняться тогда только, когда во глав дла стоитъ одно лице, само передъ собою отвчающее за вс возможныя ошибки и неудачи.
Если такимъ образомъ проэктъ г. Мясодова оказывается неосуществимымъ въ главныхъ своихъ чертахъ, то тмъ боле наивными должны показаться разныя его частности, какъ напримръ, надежда выдавать членамъ общества ссуды подъ залогъ произведеній умственнаго труда, или употреблять запасный капиталъ ‘на поощреніе отечественной литературы и культуры назначеніемъ конкурсовъ и премій за лучшія сочиненія по русской словесности, или же имющія предметомъ изслдованіе Россіи’ и т. п. Все это иметъ видъ дтскихъ фантазій, построенныхъ на самомъ шаткомъ основаніи.
Изъ вышесказаннаго мы должны вывести то заключеніе (очень, впрочемъ, не утшительное), что въ настоящее время не только проэктъ г. Мясодова оказывается неосуществимымъ, но что вообще умственный трудъ въ Россіи не можетъ еще быть основанъ на правильныхъ соціально-экономическихъ началахъ. Какъ ни сильно нуждаются въ этомъ русскіе писатели, какъ ни эксплуатируются они издателями, все-таки нужно сознаться, что эта эксплуатація не особенно идетъ впрокъ капиталистамъ. Конечно, и здсь, какъ везд, не безъ исключеній, бываютъ случаи, что издатель получаетъ громадный процентъ на сочиненіи, пріобртенномъ имъ почти задаромъ, но во-первыхъ, это случается довольно рдко, вовторыхъ, выгоды одного предпріятія значительно уменьшаются невыгодами другого, такъ что въ конц концовъ не выходитъ ничего особенно-грандіознаго. Поэтому нужно сперва дождаться того времени, когда издательская дятельность не будетъ соединена съ такимъ огромнымъ рискомъ, какого она требуетъ въ настоящее время, и тогда уже пробовать устроить умственный трудъ на соціальныхъ началахъ.
Прочитали? Поделиться с друзьями:
