ВЛАДИМІРЪ СЕРГЕВИЧЪ СОЛОВЬЕВЪ.
(ум. 31 іюля 1900 г.).
П. Тихомировъ.
Владимир Сергеевич Соловьев (ум. 31 июля), Тихомиров Павел Васильевич, Год: 1900
Время на прочтение: 16 минут(ы)
Тихомиров П. В. Владимир Сергеевич Соловьев (ум. 31 июля) [Некролог] // Богословский вестник 1900. Т. 2. No 8. С. 579-595 (2-я пагин.).
Въ начал двадцатыхъ чиселъ іюля газеты сообщили о тяжкой болзни знаменитаго нашего философа, заставшей его въ сел Узкомъ Моск. губ., имніи друга его кн. Трубецкого. Со всхъ концовъ Россіи стали тамъ получаться телеграммы съ выраженіемъ соболзнованія. Появилось затмъ было извстіе объ улучшеніи въ состояніи больного. Но 31 іюля въ 9 час. вечера его уже не стало.
Не стало Владиміра Соловьева…. Кому изъ образованныхъ русскихъ людей было незнакомо это имя? Мало того,— думается, что трудно найти даже такое захолустье въ нашемъ отечеств, гд бы хоть отчасти не былъ извстенъ писатель, умвшій затронуть столь много сторонъ и вопросовъ какъ общечеловческой, такъ и спеціально-русской жизни. Покойный Владиміръ Сергевичъ пользовался рдкой, всероссійской извстностью и громадной популярностью. Достаточно напомнить только, какой громадный фуроръ производилъ онъ, когда выступалъ съ какимъ-либо публичнымъ чтеніемъ или докладомъ. Иногда одного его имени было довольно, чтобы на самый сухой рефератъ набиралось столько слушателей, что ихъ не могли вмщать и обширнйшія аудиторіи нашихъ столицъ. Случалось ему помстить статью или замтку въ ничтожномъ приложеніи къ какому-либо иллюстрированному изданію,— и тогда его произведеніе не оставалось неизвстнымъ, потому что обыкновенно не читаемое изданіе начинало читаться нарасхватъ. А сколько газетнаго шума вызывали иногда не только публицистическія его произведенія, но и нкоторые совершенно научные трактаты! Сколько противъ него писалось и серьезныхъ критикъ, и пасквилей, и пародій!… Научныя и литературныя общества, кружки и изданія считали для себя за большую честь его сотрудничество. Его предисловіе къ книг или редактированіе какого-либо перевода обезпечивали послднимъ безусловный успхъ. Собственныя его сочиненія выдерживали по нскольку изданій и расходились въ громадномъ количеств, и это надо сказать не только о публицистическихъ его сочиненіяхъ, a и о совершенно научныхъ и даже довольно трудныхъ для пониманія средняго читателя {Такъ совершенно естественно, что выдержалъ четыре изданія его ‘Національный вопросъ въ Россіи’,— самая увлекательная, интересная, общедоступная и основательная изъ всхъ русскихъ книгъ, посвященныхъ вопросамъ политической и общественной жизни. Но надо считать очень большимъ успхомъ, что, напримръ, и его ‘Оправданіе добра’,— серьезный и глубокій философскій трактатъ около 600 страницъ,— a также и его переводъ ‘Пролегоменъ ко всякой будущей метафизик’ Канта тоже выдержали по два изданія.}. Живо и тяжело чувствуется смерть такихъ людей. Мы такъ привыкли время отъ времени слышать этотъ вщій голосъ, всегда во-время и съ интересной стороны обращавшій вниманіе русскаго общества либо на ту или иную злобу дня, либо на какую-нибудь забытую вчную истину, либо просто на аномаліи и парадоксы нашей жизни и обыденной логики. И вотъ теперь уже приходится подводить первые итоги этой рано оборвавшейся жизни {Мы говоримъ ‘первые итоги’ — потому, что въ наскоро составленной журнальной замтк немыслимо дать сколько-нибудь полный обзоръ и характеристику чрезвычайно разносторонней и важной научно-литературной дятельности Владиміра Сергевича.}…
Владиміръ Сергевичъ Соловьевъ родился въ 1853 году въ Москв. Онъ былъ сынъ извстнаго русскаго историка С. М. Соловьева. Учился онъ въ Москв на историко-филологическомъ и физико-математическомъ факультетахъ Московскаго университета. Кандидатскую степень онъ въ 1873 году получилъ на историко-филологическомъ факультет. По окончаніи университетскаго курса, онъ въ теченіе года былъ вольнымъ слушателемъ нашей Московской духовной академіи и здсь, кром богословія, занимался еще преимущественно философіей подъ руководствомъ покойнаго профессора нашего В. Д. Кудрявцева. Можно, во всякомъ случа, сказать, что эти занятія оказали вліяніе на его магистерскую диссертацію,— ‘Кризисъ западной философіи, противъ позитивистовъ’ (1874 г.),— которую онъ защитилъ потомъ въ Петербургскомъ университет {Вліяніе это особенно замтно въ ея терминологіи и характеристикахъ философскихъ ученій.}. По полученіи степени магистра, Владиміръ Сергевичъ въ 1875—1877 годахъ состоялъ доцентомъ въ Московскомъ университет по каедр философіи. Профессорскую службу онъ вскор оставилъ, сдлавшись членомъ ученаго комитета при Министерств Народнаго Просвщенія (1877—1881 гг.) и занявшись составленіемъ докторской диссертаціи. Диссертацію эту, подъ заглавіемъ ‘Критика отвлеченныхъ началъ’ (1880 г.), онъ въ 1880 году защищалъ въ Петербургскомъ университет и получилъ за нее степень доктора философіи. Посл защиты диссертаціи онъ не надолго снова выступаетъ на профессорскомъ поприщ (въ теченіе двухъ лтъ — 1880 и 1881 гг.— былъ приватъ-доцентомъ въ СПБ. Университет и преподавалъ на высшихъ женскихъ курсахъ), но съ 1881 года посвящаетъ себя исключительно научно-литературнымъ и публицистическимъ трудамъ. Эти труды собственно и создали ему ту широкую извстность, о которой мы только что говорили. Но справедливость требуетъ сказать, что почти во всхъ главныхъ и основныхъ чертахъ міровоззрніе Владиміра Сергевича раскрыто уже въ раннйшихъ его трудахъ.
Литературная дятельность В. С. Соловьева началась очень рано. Первое изъ извстныхъ намъ его произведеній,— ‘Миологическій процессъ въ древнемъ язычеств’,— напечатано было въ ‘Православномъ Обозрніи’ за 1873 г. (кн. 11). Тамъ-же продолжало появляться и большинство послдующихъ его сочиненій до половины 1886 года. То обстоятельство, что В. С. около половины времени, обнимающаго его литературную дятельность, печатался въ духовномъ журнал, легко объясняется общимъ характеромъ и преобладающимъ интересомъ его работъ. Работы эти — почти исключительно богословско-философскаго характера. Но, не говоря уже о богословіи, которое почти никогда не находило себ доступа на страницы нашихъ свтскихъ журналовъ,— и философія до самаго конца восьмидесятыхъ годовъ, когда основался журналъ ‘Вопросы философіи и психологіи’, могла находить себ мсто почти исключительно въ духовныхъ журналахъ. За названной первой статьей слдовала въ томъ-же ‘Православномъ Обозрніи’ магистерская диссертація Вл. Серг-ча (Пр. Об. 1874 г., кн. 1, 3, 5, 9, 10). Дале, въ томъ же журнал печатались: ‘Позитивизмъ, теорія О. Конта о трехъ фазисахъ въ умственномъ развитіи человчества’ (1878, кн. 11), — ‘Метафизика и положительная наука, вступительная лекція’ (1875, 2), — ‘Чтенія о Богочеловчеств’ (1878, 3—7. 9, 1879, 10, 1880, 11, 1881, 2. 9), — ‘Жизненный смыслъ христіанства, философскій комментарій на ученіе о Логос ап. Іоанна Богослова’ (1883, 1),— ‘Еврейство и христіанскій вопросъ’ (1884, 8. 9), — ‘Религіозныя основы жизни’ (1884, 1—3), — ‘Догматическое развитіе церкви въ связи съ вопросомъ о соединеніи церквей’ (1885, 12), — ‘О христіанскомъ государств и обществ’ (1884, 4), — ‘Царство Божіе и церковь въ откровеніи Новаго Завта’ (1885, 9), — отрывки изъ труда ‘Исторія и будущность теократіи, изслдованіе всемірно-историческаго пути къ истинной жизни’ (1885, 1, 8: 1886, 5—6). Кром того, за этотъ періодъ Вл. Серг. сотрудничалъ еще въ ‘Журнал Министерства Народнаго Просвщенія’, въ ‘Русскомъ Встник’ и ‘Русской Мысли’. Въ первомъ имъ напечатаны были статьи: ‘О философскихъ трудахъ П. Д. Юркевича’ (1874, 12) и ‘Философскія начала цльнаго знанія’ (1877, 3, 4, 6, 10, 11). Во второмъ печаталась его докторская диссертація и статьи: ‘О дйствительности вншняго міра и основаніи метафизическаго познанія, отвтъ К. Д. Кавелину’ (1875, 6) и ‘Странное недоразумніе, отвтъ г. Лесевичу’ (1875, 2). Въ третьей — статья ‘Историческія дла философіи, вступительная лекція’ (P. M. 1881, 2). Въ это-же время имъ были напечатаны отдльными изданіями: ‘Три силы, публичная лекція, М. 1877,’ — ‘Три рчи въ память Достоевскаго, М. 1884’, — ‘Національный вопросъ въ Россіи, М. 1884’ {Отдльными-же изданіями выходили и многіе труды Вл. С-ча, печатавшіеся въ журналахъ.}. Уже въ этомъ період Владиміръ Сергевичъ усплъ составить себ прочную репутацію мыслителя глубокаго, серьезнаго и — главное — смлаго. Свои убжденія онъ высказывалъ совершенно открыто, не справляясь съ традиціонными условностями, a блестящій литературный талантъ обусловливалъ этимъ воззрніямъ распространеніе въ широкихъ кругахъ читающей публики. Надо, впрочемъ, сказать, что наше образованное общество мене знакомо съ этими трудами почившаго мыслителя,— хотя въ нихъ то именно и выразилась самая существенная и большая часть его міровоззрнія,— чмъ съ позднйшими его публицистическими работами { Въ качеств публициста В. С. выступалъ и въ первую половину своего писательского періода. Такъ онъ одно время сотрудничалъ въ славянофильской ‘Руси’, гд напечаталъ статьи: ‘О духовной власти въ Россіи’, ‘О церкви и раскол’, ‘Великій споръ и христіанская политика’ и пр. Но не этимъ создалась его публицистическая слава.}.
Время наибольшей популярности Владиміра Сергевича падаетъ на вторую половину его литературной дятельности, съ конца восьмидесятыхъ годовъ. Теперь онъ начинаетъ сотрудничать въ молодомъ философскомъ журнал (‘Вопросы философіи и психологіи’), сгруппировавшемъ вокругъ себя представителей самыхъ разнородныхъ направленій и сразу-же завоевавшемъ себ общія симпатіи какъ интереснымъ подборомъ статей, такъ и отсутствіемъ партійности. Сотрудничества этого онъ не покидалъ до самой своей смерти. Статьи Вл. С-ча, понятно, составляли лучшее украшеніе журнала и, какъ намъ извстно, чрезвычайно высоко цнились редакціей и читателями. Такъ уже въ первой книжк журнала напечатана была чрезвычайно интересная его статья: ‘Красота въ природ’ (Вопр. ф. и пс. 1889, 1). За нею послдовалъ рядъ другихъ статей — эстетическаго, историко-философскаго, религіозно-философскаго, a преимущественно этическаго характера. Изъ нихъ слдуетъ назвать: ‘О поддлкахъ'(кн. 8), — ‘Смыслъ любви’ (кн. 15—17), — ‘Безусловное начало нравственности’ (кн. 30), — ‘Современное состояніе вопроса о медіумизм’ (кн. 23), — ‘Аскетическое начало въ нравственности’ (1895, кн. 26), — ‘О добродтеляхъ,— изъ нравственной философіи’ (кн. 28), — ‘Мнимыя начала нравственнаго поведенія’ (кн. 29), — ‘Дйствительность нравственнаго порядка’ (кн. 31), — ‘Нравственная организація человчества’ (кн. 34—35), — ‘Понятіе о Бог’ (кн. 38) и др. Эти статьи, привлекавшія къ себ большое вниманіе общества, по существу дла не много прибавили къ слав Владимира Сергевича, потому что представляли, по большей части,лишь раскрытіе ране провозглашенныхъ и установленныхъ имъ принциповъ, но он еще прочне укрпили за нимъ репутацію одного изъ самыхъ выдающихся русскихъ философовъ. Самымъ крупнымъ философскимъ трудомъ В. С-ча за этотъ періодъ является его книга ‘Оправданіе добра’ (въ 1899 г. было 2-ое изданіе), представляющая собою, по справедливому замчанію одного изъ ея рецензентовъ, ‘первый русскій курсъ философской этики’ {Отдльныя части этой книги печатались въ вид самостоятельныхъ статей въ ‘Вопр. фил. и псих.’ и въ ‘Встн. Евр’.}. Другимъ чрезвычайно важнымъ и цннымъ трудомъ было начатое изданіе сочиненій Платона въ русскомъ перевод (вышелъ 1-й томъ), но, къ сожалнію, смерть помшала ему довести до конца это дло.
На ряду съ серьезными научно-философскими работами, В. С—чъ развиваетъ въ этотъ періодъ чрезвычайно богатую и разностороннюю дятельность и въ другихъ родахъ литературы. Здсь прежде всего слдуетъ указать на его публицистическія статьи и изданія. Нкоторыя изъ нихъ могли появиться только заграницей. Таковы, напр., ‘L’ ide Russe’ (Paris, 1888) и ‘La Russie et l’Eglise Universelle’ (Paris, 1889). Въ политическихъ и общественныхъ взглядахъ его за это время произошелъ нкоторый переворотъ. Прежнее сочувствіе славянофиламъ уступило мсто боле широкимъ взглядамъ: В. С. хорошо разсмотрлъ и блестящимъ образомъ другимъ показалъ,— всмъ, кто не старался намренно закрывать глаза предъ очевидностью, — сколько эгоистическаго самодовольства скрыто въ міровоззрніи и общественно-политической программ нашихъ націоналистовъ. Идоламъ національной вражды и исключительности онъ сталъ противопоставлять вчные, истинно-христіанскіе и общечеловческіе идеалы справедливости и добра {Во многихъ газетныхъ некрологахъ В. С—ча повторяется, что его умственное развитіе имло нсколько фазисовъ. Это справедливо только относительно его политическихъ и общественныхъ воззрній. Философскіе-же взгляды неизмнно развивались въ одномъ направленіи.}. Эти воззрнія В. С—ча выразились главнымъ образомъ въ ряд статей, напечатанныхъ въ ‘Встник Европы’: ‘Очерки изъ исторіи русскаго сознанія’ (В. Е. 1889, кн. 5, 6, 11, 12), — ‘Россія и Европа’, по поводу книгъ Данилевскаго и Страхова (1888, 2, 4), — ‘О грхахъ и болзняхъ’, по поводу статьи Н. Н. Страхова (1889, 1),— ‘Идолы и идеалы’ (1891, 3, 6), — ‘Споръ о справедливости’ (1894, 4), — ‘Народность съ нравствен. точки зрнія’ (1895, 1), — ‘Значеніе государства’ (1895, 12), — ‘Византизмъ и Россія’ (1896, 6) и мн. др. Кром ‘Встника Европы’ публицистическія статьи его появлялись и въ другихъ журналахъ и даже газетахъ, — напр., въ ‘Русской мысли’ (‘Мнимая борьба съ Западомъ’, 1890, 8), въ ‘Русскомъ Обозрніи’ (‘Китай и Европа’, 1890, 2, ‘Талмудъ и новйшая политическая литература о немъ въ Австріи и Германіи’), ‘Сверномъ Встник’, ‘Новостяхъ’ и др. Въ прошломъ году и начал ныншняго года много толковъ вызвали печатавшіеся въ ‘Книжкахъ недли’ его ‘Три разговора о войн, прогресс и конц всемірной исторіи’ (теперь существуетъ въ отдльномъ изданіи).
Богатыя духовныя дарованія В. С—ча искали себ выхода въ самыхъ разнообразныхъ направленіяхъ. Не удивительно поэтому, что онъ не ограничился ролью мыслителя (философа и публициста), a попробовалъ свои силы и на поприщ художественнаго творчества. Его ‘Стихотворенія’, печатавшіяся по большей части въ журналахъ, главнымъ образомъ въ ,,Встник Европы’, вышли потомъ отдльно и теперь уже выдержали три изданія. Писалъ онъ и беллетристическія вещи,— напр., разсказъ ‘То было раннею весной’ (въ ‘Русской мысли’). Есть y него и литературныя характеристики — напр.: ‘Судьба Пушкина’ (въ ‘Встн. Евр.’ 1897, 9), — ‘Поэзія Тютчева’ (тамъ-же, 1885, 1), — ‘Поэзія гр. A. K. Толстого’ (ibid., 1895, 4) и мн. др. {Не задаваясь цлью дать полный перечень литературныхъ трудовъ Владиміра Сергевича, мы указали только важнйшее, a изъ прочаго лишь то, что могли припомнить и найти. Но несомннно, что для выясненія его литературной физіономіи имютъ значеніе и остальныя его сравнительно мелкія работы.}.
Въ лиц В. С. Соловьева русская наука и литература потеряли одного изъ самыхъ видныхъ своихъ представителей. Его выдающееся значеніе въ обихъ этихъ областяхъ было даже оффиціально признано и при жизни — Московскимъ психологическимъ обществомъ, избравшимъ его въ свои почетные члены, и Императорской Академіей наукъ, давшей ему въ прошломъ году званіе почетнаго академика. Теперь, когда онъ умеръ и не прибавитъ уже боле ничего къ оставленному имъ для образованной Россія наслдству, на дятеляхъ нашей науки и литературы лежитъ нравственный долгъ предъ памятью почившаго мыслителя и писателя — выяснить обществу заслуги его, охарактеризовать и безпристрастно оцнитъ его міровоззрніе и указать мсто, какое принадлежитъ ему въ исторіи нашего умственнаго развитія {О Вл. С. Соловьев много писалось и при жизни, но то были, по-большей части, критическія и полемическія статьи, нердко чуждыя безпристрастія.}. Мы въ настоящемъ случа, не принимая на себя во всемъ объем этой чрезвычайно сложной и трудной задачи, позволимъ себ только высказать нсколько самыхъ общихъ впечатлній, какія оставили въ насъ философскіе и публицистическіе труды покойнаго {Впослдствіи, впрочемъ, мы имемъ намреніе заняться разборомъ и характеристикой гносеологическихъ и метафизическихъ его воззрній.}.
Сочиненія В. С. Соловьева (имемъ въ виду собственно его философскія и публицистическія работы) производили на читателя нсколько необыкновенное впечатлніе. Обычно читаемый авторъ оставляетъ въ душ читателя только интеллектуальный слдъ, т. е. раскрываетъ нкоторыя новыя стороны вопроса, даетъ новую аргументацію изв. взгляда, или устанавливаетъ цнность прежнихъ теорій и ихъ доказательствъ, вызываетъ согласіе съ собой или отрицательное къ себ отношеніе и т. п. Сочиненія Владиміра Сергевича всегда увлекали читателя, независимо отъ того, соглашался онъ съ авторомъ, или нтъ,— всегда производили, помимо интеллектуальнаго, чрезвычайно сильное эстетическое впечатлніе. Другими словами, они всегда были интересны — въ томъ смысл, что ихъ всегда хотлось прочитать и всегда было пріятно читать. Иногда, не соглашаясь съ нимъ ни въ одномъ пункт, не можешь однако оторваться отъ чтенія и непремнно дочитываешь его статью до конца въ одинъ пріемъ. Это былъ писатель, котораго трудно было не читать, о чемъ-бы онъ ни писалъ. Это впечатлніе обусловливалось главнымъ образомъ тремя чертами, характеризующими его писательство: замчательной художественностью языка, искренностью тона и широтой кругозора.
Владиміръ Сергевичъ былъ рдкимъ мастеромъ слова. Читая его, воочію видишь, какъ прекрасенъ, гибокъ и могучъ нашъ русскій языкъ, и начинаешь понимать, какъ правъ былъ Тургеневъ, когда съ такимъ восторгомъ говорилъ объ этомъ язык и считалъ его принадлежностью великаго народа. Наша беллетристика въ изобиліи давала и даетъ намъ блестящіе образцы художественнаго языка. Но наша научная и дловая проза этимъ насъ рдко балуетъ. Вл. С—чъ сумлъ соединить глубину и серьезность съ высокой художественностью. Вслдствіе этого, думается, его писанія на долго переживутъ т злободневные интересы, которымъ многія изъ нихъ посвящены.
Читая его статьи, замтки и большія изслдованія, мы почти всюду ощущаемъ какъ-бы соприкосновеніе съ нкоторой, можно сказать, пророческой убжденностью. Чувствуется, что авторъ твердо знаетъ, что говоритъ и куда хочетъ вести читателя. Иногда онъ возьмется раскрывать какую-нибудь простую, самую обыденную истину, съ дтства извстную каждому, a читателю кажется, будто онъ знакомится съ чмъ-то новымъ: истина, значитъ, потеряла внутреннюю почву въ нашей душ и осталась только въ ум, какъ абстракція, какъ сухое воспоминаніе, и только сила искренности и убжденности способна установить нарушенную отъ времени связь ея съ элементами нашего чувства, оживить ее въ нашемъ сознаніи. Особенно богатъ такими примрами ‘Національный вопросъ’.
Читая разсужденія какого-нибудь естественника, юриста, дипломата, политико-эконома, эстетика,— вы чувствуете почти всегда, что каждый авторъ глубоко индифферентенъ ко всему, что лежитъ за предлами его вопроса,— вы имете дло съ вполн опредленной точкой зрнія на предметъ, игнорирующей возможное соприкосновеніе послдняго съ другими интересами нашей духовной жизни. Это обыкновенно порождаетъ нкоторую смутную неудовлетворенность, нкоторое недовріе къ цнности и важности изучаемыхъ воззрній.
Только въ томъ случа, когда спеціальное разсужденіе иметъ боле глубокіе корни, когда за аргументаціей даннаго частнаго мннія чувствуется извстное постоянно подразумваемое міровоззрніе, не позволяющее автору односторонне жертвовать одними интересами въ пользу другихъ,— читатель не испытываетъ такой неудовлетворенности. Онъ можетъ не сочувствовать самому міровоззрнію, но онъ всегда ясно будетъ понимать важность и цнность вопроса. Эта способность разсматривать вещи и явленія ‘sub quadam specie aeternitatis’ составляетъ принадлежность умовъ философскихъ. Ею владлъ и покойный Вл. С—чъ,— не въ томъ смысл, чтобы позволять себ, напр., обсужденіе житейскихъ вопросовъ съ метафизической точки зрнія, a въ томъ, что всякое свое воззрніе умлъ такъ или иначе связать съ вчными интересами человчества. Въ этомъ отчасти заключался и секретъ его замчательной находчивости при подбор доказательствъ. Онъ, при обсужденіи даже спеціальныхъ вопросовъ, никогда не смотрлъ на дло сквозь узкое оконце этой только спеціальности, его взглядъ всегда обнималъ несравненно большій горизонтъ и вслдствіе этого видлъ больше (хотя, можетъ быть, и мене отчетливо). Вншнимъ выраженіемъ этой широты кругозора является весьма необычная въ наше время разносторонность его литературныхъ трудовъ. Здсь мы видимъ въ немъ теоретика познанія, метафизика, богослова-догматиста, богослова-экзегега, моралиста, политическаго мыслителя, литературнаго критика, беллетриста, поэта-стихотворца… Такой разносторонній писатель могъ найти доступъ ко всякой душ.
Если мы отъ этихъ формальныхъ чертъ, характеризующихъ писательство В. С—ча, обратимся къ содержанію его философско-публицистическихъ воззрній, то должны будемъ прежде всего сказать, что крайне трудно изложить и характеризовать ихъ въ немногихъ словахъ. Міровоззрніе его настолько сложно и своеобразно, что краткая схема непремнно грозитъ датъ одностороннее и неврное представленіе. Поэтому мы и не будемъ пытаться въ настоящемъ случа устанавливать такую схему, a только укажемъ нкоторыя наиболе характерныя подробности его философскаго ученія и напомнимъ нкоторые наиболе цнные публицистическіе взгляды.
Историческое положеніе философіи В. С. Соловьева и его гносеологическая точка зрнія опредляются его своеобразнымъ отношеніемъ къ западной посл-Кантовской философіи. Отношеніе это выразилось въ его магистерской диссертаціи. Основными направленіями въ развитіи западно-европейской мысли онъ считалъ раціонализмъ (такъ онъ называлъ доктрины Канта, Фихте, Шеллинга и Гегеля) и эмпиризмъ (направленіе Бекона, Гоббеса, Локка, Спенсера и др.) Въ своемъ крайнемъ развитіи оба эти противоположныя направленія ‘сходятся въ одномъ существенномъ пункт, именно въ томъ, что оба одинаково отрицаютъ собственное бытіе какъ познаваемаго, такъ и познающаго, перенося всю истину на самый актъ познанія, такъ что и исключительный раціонализмъ и исключительный эмпиризмъ входятъ, какъ два вида, въ одно родовое понятіе формализма’. Логика Гегеля оказывается родною сестрой логика Милля. 1) Такъ-какъ ‘логическій и эмпирическій элементъ одинаково необходимы для истиннаго познанія и, слдовательно, исключительное обособленіе того или другого изъ этихъ элементовъ есть въ обоихъ случаяхъ одноетороннее отвлеченіе (абстрактный формализмъ)’, то задачей философіи, желающей освободиться отъ этихъ дискредитирующихъ ее односторонностей, долженъ быть ‘надлежащій синтезъ элементовъ логическаго и эмпирическаго’. Синтезъ этотъ осуществленъ въ ‘философіи безсознательнаго’ Гартмана, имющей своимъ девизомъ: ‘умозрительные результаты по индуктивной естественно-научной метод’. Философію Гартмана В. С. признаетъ ‘законнымъ и необходимымъ произведеніемъ западнаго философскаго развитія’. Устранивъ изъ этой философіи ‘т очевидныя нелпости, которыя вытекаютъ изъ ея относительной ограниченности и находятся въ противорчіи съ основными принципами’, онъ находитъ въ ней весьма важные положительные результаты, которые и образуютъ базисъ и исходный пунктъ его собственнаго философствованія. Вотъ какъ онъ формулируетъ эти результаты.
‘1) По логик или ученію о познаніи: признаніе односторонности и потому неистинности обоихъ направленій философскаго познанія {Здсь и ниже, въ выдержкахъ, курсивъ принадлежитъ самому В. С—чу.} на запад, a именно направленія чисто-раціоналистическаго, дающаго только возможное познаніе, и направленія чисто-эмпирическаго, не дающаго никакого познанія,— и тмъ самымъ утвержденіе истиннаго философскаго метода.
2) По метафизик: признаніе въ качеств абсолютнаго всеначала, вмсто прежнихъ абстрактныхъ сущностей и гипостасей,— конкретнаго всеединаго духа.
3) По этик: признаніе, что послдняя цль и высшее благо достигаются только совокупностью существъ посредствомъ необходимаго и абсолютно цлесообразнаго хода мірового развитія, конецъ котораго есть уничтоженіе исключительнаго самоутвержденія частныхъ существъ въ ихъ вещественной розни и возстановленіе ихъ, какъ царства духовъ, объемлемыхъ всеобщностью духа абсолютнаго’ {Какъ видимъ, В. С. понимаетъ этику гораздо шире ея дйствительнаго содержанія, включая въ нее и эсхатологію (часть теоретической философіи).}.
1) Съ свойственной ему способностью самыя запутанныя отношенія представлять просто и наглядно, Вл. С—чъ выразилъ эти результаты противоположнаго развития западно-европейской мысли въ двухъ схемахъ (силлогизмахъ).
а) Раціонализмъ прошелъ три фазиса до полнаго своего завершенія въ Гегел:
‘1. (Major догматизма): истинно сущее познается въ апріорномъ по-знаніи’.
2. (Minor Канта): но въ апріорномъ познаніи познаются только формы нашего мышленія.
3. (Conclusio Гегеля): Ergo формы нашего мышленія суть истинно сущее’.
б) ‘Взаимное отношеніе ступеней въ развитіи эмпиризма можетъ быть выражено въ подобномъ-же силлогизм:
1. (Major Бэкона): подлинно сущее познается въ нашемъ, дйствительномъ опыт.
2. (Minor Локка и др.): но въ нашемъ дйствительномъ опыт познаются только различныя эмпирическія сосюянія сознанія.
3. (Conclusio Милля): Ergo различныя эмпирическія состоянія сознанія суть подлинно сущее’.
Эти результаты имли для В. С—ча особенную цнность, потому что гармонировали съ его на другой почв выработаннымъ міровоззрніемъ, — разумемъ его богословскія убжденія. Онъ нисколько не скрываетъ этого рода предвзятости въ своей оцнк философскихъ ученій запада. И положительные результаты Гартмановой философіи онъ оцниваетъ съ этой-же точки зрнія {Не можемъ не замтить, что сближеніе Гартмановой философіи съ христіанскимъ міровоззрніемъ есть результатъ нсколько односторонней и преувеличенной оцнки ея В. С—мъ.}. Съ этой-же точки зрнія онъ опредляетъ и задачи собственнаго философствованія. ‘Оказывается, говоритъ онъ, что эти послдніе необходимые результаты западнаго философскаго развитія утверждаютъ, въ форм раціональнаго познанія, т самыя истины, которыя въ форм вры и духовнаго созерцанія утверждались великими теологическими ученіями Востока (отчасти древняго, a въ особенности христіанскаго). Такимъ образомъ эта новйшая философія съ логическимъ совершенствомъ западной формы стремится соединить полноту содержанія духовныхъ созерцаній Востока. Опираясь съ одной стороны на данныя положительной науки, эта философія съ другой стороны подаетъ руку религіи. Осуществленіе этого универсальнаго синтеза науки, философіи и религіи должно быть высшею цлью и послднимъ результатомъ умственнаго развитія’.
Такимъ образомъ по своему историческому положенію философія В. С. Соловьева хочетъ быть синтезомъ положительныхъ результатовъ Гартмановой философіи и богословско-христіанскаго міровоззрнія {Фактически кром Гартмана В. С. испыталъ на себ весьма большое вліяніе Гегеля и особенно Шеллинга.}. По своему гносеологическому принципу она стремится быть отрицаніемъ односторонности раціонализма и эмпиризма, удержать цнные элементы обоихъ, эта цль достигается подъ руководствомъ ‘духовнаго созерцанія’, другими словами,— стало быть, выборъ между ршеніями подсказываемыми эмпиризмомъ или раціонализмомъ длается посредствомъ религіозной интуиціи. Поэтому мы имемъ полное право назвать В. С-ча въ гносеологіи мистикомъ.
Уже въ магистерской диссертаціи намченъ существенный характеръ и метафизики В. С-ча. Всеединый конкретный духъ остается для него всегда альфой и омегой его метафизическихъ умозрній,— ихъ исходнымъ пунктомъ и конечною цлью. Въ докторской диссертаціи, въ статьяхъ въ Ж. M. H. Пр. и др. онъ даетъ намъ очеркъ многосложной и многообъемлющей системы, гд этотъ метафизическій принципъ находитъ себ самое разнообразное и, по временамъ, даже неожиданное употребленіе. Метафизика В. С-ча является монизмомъ, съ сильной пантеистической окраской. Но онъ всетаки не былъ въ полномъ смысл пантеистомъ. Отъ этого его удержалъ гносеологическій его принщшъ, коренящійся въ данныхъ христіанскаго міросозерцанія.
Въ тсной связи съ метафизикой стоитъ y нашего мыслителя философія религіи. Религію онъ опредляетъ, какъ возсоединеніе человка и міра съ безусловнымъ и всецлымъ началомъ. Она состоитъ въ приведеніи всхъ частыхъ началъ и силъ человчества въ правильное отношеніе къ безусловному началу, a чрезъ него и въ немъ къ правильному отношенію ихъ между собою. Чрезвычайно любопытна его теорія богопознанія, перебрасывающая мостъ отъ чисто философскихъ его изслдованій къ богословскимъ теоріямъ и воззрніямъ. Но размры нашей замтки не позволяютъ намъ касаться здсь какихъ-либо подробностей, тмъ боле, что они такъ оригинальны, что не могли-бы быть только указаны.
По тмъ-же причинамъ, отчасти, не будемъ мы касаться и этическихъ его воззрній. Къ тому-же, послднія, вроятно, y многихъ еще свжи въ памяти вслдствіе недавняго только появленія въ свтъ ‘Оправданія добра’. A читатели ‘Богословскаго Встника’, вроятно, помнятъ ихъ по рецензіи Н. Г. Городенскаго (Бог. Встн. 1899, кн. 2).
Въ порядк системы этика В. С-ча должна образовать фундаментъ для его философіи права (такая точка зрнія не разъ подтверждается въ ‘Оправданіи добра’). Онъ не далъ намъ полнаго научнаго очерка послдней. Но за то онъ много потрудился надъ проведеніемъ въ сознаніе русскаго общества здравыхъ понятій о справедливости, соціальной и международной этик и т. п. Внцомъ публицистической дятельности нашего мыслителя является, какъ мы говорили, его ‘Національный вопросъ’. Въ первой части его мы имемъ положительную программу, предлагаемую авторомъ вниманію просвщенной Россіи, a во второй — преимущественно отстаиваніе своихъ воззрній отъ различныхъ нападеній на нихъ со стороны славянофильской н реакціонной печати.
Вотъ какъ самъ В. С. въ предисловіи къ 1-ой части резюмируетъ свою программу, пріурочивая ея пункты къ отдльнымъ помщеннымъ въ этой части очеркамъ:
‘Національный вопросъ для многихъ народовъ есть вопросъ объ ихъ существованіи. Въ Россіи такого вопроса быть не можетъ. Тысячелтнею историческою работою создалась Россія, какъ единая, независимая и великая держава. Это есть дло сдланное, никакому вопросу не подлежащее. Но чмъ прочне существуетъ Россія, тмъ настоятельне является вопросъ: для чего и во имя чего она существуетъ? Дло идетъ не о матеріальномъ факт, a объ идеальной цли. Національный вопросъ въ Россіи есть вопросъ не о существованіи, a о достойномъ существованіи’.
1. ‘Человкъ существуетъ достойно, когда подчиняетъ свою жизнь и свои дла нравственному закону и направляетъ ихъ къ безусловнымъ нравственнымъ цлямъ. Ложный и вредный предразсудокъ, отдляющій политику отъ нравственности, мшаетъ прилагать къ жизни народовъ высшія требованія личной жизни. Но поистин нравственный законъ одинъ для всхъ и во всемъ. Область вопросовъ политическихъ есть лишь новая, боле широкая и сложная сфера для примненія тхъ самыхъ идеальныхъ началъ, которыми должна управляться личная дятельность каждаго. Здравая политика есть лишь искусство наилучшимъ образомъ осуществлять нравственныя цли въ длахъ народныхъ и международныхъ. Поэтому руководящимъ мотивомъ политики должны бытъ не корысть и не самолюбіе національное, a долгъ и обязанность’ (гл. I. Нравственность и политика. Историческія обязанности Россіи).
2. ‘Съ точки зрнія національнаго эгоизма, донын господствующаго въ политик, каждый народъ есть особое, довлющее себ цлое, и свой интересъ для него есть высшій законъ. Нравственный долгъ требуетъ отъ народа прежде всего, чтобы онъ отрекся отъ этого національнаго эгоизма, преодоллъ свою природную ограниченность, вышелъ изъ своего обособленія. Народъ долженъ признать себя тмъ, чмъ онъ есть поистин, т. е. лишь частью вселенскаго цлаго, онъ долженъ признать свою солидарность со всми другими живыми частями этого цлаго,— солидарность въ высшихъ всечеловческихъ интересахъ,— и служить не себ, a этимъ интересамъ въ мру своихъ національныхъ силъ и сообразно своимъ національнымъ качествамъ. Такое нравственное самоотреченіе народа ни въ какомъ случа не можетъ совершиться вдругъ и за разъ. Въ жизни націи, какъ и отдльнаго лица, мы находимъ постепенное углубленіе нравственнаго сознанія. Такъ прошедшее русскаго народа представляетъ два главныхъ акта національнаго самоотреченія — призваніе Варяговъ и реформу Петра Великаго. Оба эти великія событія, относясь къ сфер матеріальнаго государственнаго порядка и вншней культуры, имли лишь подготовительное значеніе, и намъ еще предстоитъ ршительный вполн сознательный и свободный актъ національнаго самоотреченія’. (гл. II. О народности и народныхъ длахъ Россіи).
3. ‘Этому исполненію нашего нравственнаго долга препятствуетъ лишь неразумный псевдопатріотизмъ, который подъ предлогомъ любви къ народу желаетъ удержать его на пути національнаго эгоизма, т. е. желаетъ ему зла и гибели. Истинная любовь къ народу желаеть ему дйствительнаго блага, которое достигается только исполненіемъ нравственнаго закона, путемъ самоотреченія. Такая истинная любовь къ народу, такой настоящій патріотизмъ тмъ боле для насъ, Русскихъ, обязателенъ, что высшій идеалъ самого русскаго народа (идеалъ ‘святой Руси’) вполн согласенъ съ нравственными требованіями и исключаетъ всякое національное самолюбіе и самомнніе’ (гл. III. Любовь къ народу и русскій народный идеалъ).
4. ‘Освобожденіе отъ національной исключительности облегчается для Россіи и тмъ обстоятельствомъ, что на пути народнаго эгоизма, отдляющаго ее отъ западной культуры, Россія не можетъ достигнуть ближайшей естественной цли своей политики — объединенія славянскихъ народовъ, собиранія славянскаго міра. Большая половина нашихъ единоплеменниковъ (Поляки, Хорваты, Чехи и Моравы) по духовнымъ началамъ своей народной жизни примыкаютъ къ западному міру, и при отрицательномъ отношеніи къ Западу мы не можемъ стать для нихъ настоящимъ центромъ единенія’ (гл. ІV. Славянскій вопросъ).
5. ‘Такимъ образомъ, и высшія нравственныя соображенія, и идеалъ русскаго народа, и ближайшія нужды нашей политики побуждаютъ насъ отказаться отъ народнаго обособленія и эгоизма, совершить актъ національнаго самоотреченія. Разумется, такой актъ возможенъ только при полной духовной свобод Россіи, при свобод въ ней мннія и мысли. Настоятельная потребность наша, существенное практическое условіе для исполненія нашего высшаго національнаго призванія есть духовное освобожденіе Россіи — дло несравненно боле важное, нежели то гражданское освобожденіе крестьянъ, которое было величайшимъ подвигомъ прошлаго царствованія (писано въ 1888 г.). Россія достигла нын національнаго совершеннолтія, и пора снять опеку съ ея вры и мысли’ (гл. V. Что требуется отъ русской партіи?)
6. ‘Россія обладаетъ, быть можетъ, великими и самобытными духовными силами, но для проявленія ихъ ей во всякомъ случа нужно принять и дятельно усвоить т общечеловческія формы жизни и знанія, которыя выработаны западной Европой. Наша вн-европейская или противу-европейская преднамренная и искусственная самобытность всегда была и есть лишь пустая претензія. Отречься отъ этой претензіи есть для насъ первое и необходимое условіе всякаго успха’ (гл. VI. Россія и Европа)’.
Эта программа невольно располагаетъ къ себ своимъ высокимъ нравственнымъ одушевленіемъ. A личность ея автора рисуется намъ въ свтломъ ореол проповдника началъ широкой гуманности, терпимости, прогресса и либерализма въ лучшемъ смысл этого слова.
Во второй части В. С. продолжалъ дале развивать ту-же программу. Здсь между прочимъ онъ съ самой блестящей стороны обнаружилъ еще одинъ изъ своихъ талантовъ: онъ явился здсь образцовымъ полемистомъ. Полемика въ нкоторыхъ отношеніяхъ является труднйшимъ видомъ литературы. Въ спор рдко y насъ кому удается, отстаивая интересы дла, не свести рчи на личные счеты съ противникомъ. Оттого такъ часто и бываетъ непріятно читать полемическія статьи. В. С. въ этомъ случа завщалъ намъ самые достоподражаемые образцы полемики горячей, находчивой, пикантной, но безусловно деликатной въ отношеніи противника. Діалектикъ онъ былъ образцовый и всегда чрезвычайно ловко умлъ поставить споръ въ надлежащія рамки.
На этомъ мы и прервемъ изложеніе своихъ впечатлній отъ литературныхъ трудовъ покойнаго В. С. Соловьева. Думаемъ, что какъ выдающійся философъ, богословъ и литераторъ, онъ найдетъ себ надлежащую оцнку и въ послдующихъ поколніяхъ,— въ томъ вліяніи на послдующую русскую мысль, которое обыкновенно считается лучшей наградой для мыслителя.
1900 г. 11 августа.