Владимир Сергеевич Печерин в переписке с Иваном Сергеевичем Гагариным, Пирлинг Павел Осипович, Год: 1911 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Владиміръ Сергевичъ Печеринъ въ переписк съ Иваномъ Сергевичемъ Гагаринымъ.

Съ нкотораго времени B. С. Печеринъ все боле и боле обращаетъ на себя вниманіе мыслящей публики. На самомъ дл личность его крайне привлекательна. Вся его жизнь сложилась какъ-то своеобразно: это поэзія въ проз. Широкій умъ, любящее сердце и только временныя успокоенія. Въ сущности дятельность его сводится къ служенію своему идеалу. Но этотъ идеалъ подъ-часъ затмевается, его окружаетъ какая-то таинственность. Вотъ почему трудно прослдить колебанія этой, конечно, искренней души въ связи съ намченною цлью. Есть, однако, намеки, которыми и слдуетъ воспользоваться.

Не стану повторять уже всмъ извстныя обстоятельства жизни B. С. {Недавно появилась талантливо написанная М. Гершензономъ жизнь B. С. Печерина.}. Приведу только выдержки изъ его переписки съ И. С. Гагаринымъ, которая находится въ Брюссел, въ Славянской библіотек.

Она совпадаетъ почти исключительно съ годами, проведенными въ конгрегаціи Св. Искупителя {Первое письмо отъ 22-го января 1845-го, послднее отъ 16-го іюня 1873-го, а предпослднее отъ 25-го сентября 1865-го года. Вообще проблы значительны. Всего 15 писемъ.— Къ слову замчу, что конгрегація Св. Искупителя въ строго каноническомъ смысл не можетъ называться орденомъ, хотя это и допускается въ разговорномъ язык. Главная разница между конгрегаціею и орденомъ состоитъ въ торжественности обтовъ.}, и носитъ отпечатокъ душевнаго состоянія, которое ихъ авторъ тогда переживалъ. Между этими письмами и предшествующими, писанными до перехода въ католичество, — разница поразительная. Видно, что B. С. прошелъ строгую, аскетическую школу. Въ его душ вс усмиряется и укладывается, онъ помирился съ самимъ собою, доволенъ скромною, тсною дятельностью, и, сверхъ всего, дорожитъ своимъ призваніемъ. Только изрдка смлый размахъ напоминаетъ прежняго борца и предвщаетъ возможный переломъ.

Время отъ 1845-го года до 1862-го B. С. провелъ въ Лондон, Лимерик и Дублин. Поэтому въ переписк встрчаются отзывы объ англичанахъ, большими шагами приближающихся къ католичеству, объ ирландцахъ, сопоставляемыхъ съ поляками. Вс эти соображенія останутся нетронутыми. Изложеніе будетъ касаться только отношеній B. С. къ Россіи и состоянія его духа до перелома 60-хъ годовъ.

Когда и какъ B. С. познакомился съ И. С., мн неизвстно. Очень можетъ быть, что этому содйствовала княгиня Елисавета Петровна Тагарина, рожденная Соймонова, овдоввшая въ 1837-мъ году {Екатерина Петровна была замужемъ за княземъ Григоріемъ Ивановичемъ Гагаринымъ. Ея сестра была Софья Петровна Свчина.}. Принявъ католичество, она провела нсколько лтъ въ Париж, гд И. С. состоялъ до 1843-го года секретаремъ при русскомъ посольств, и которому она приходилась теткою. Печеринъ былъ вхожъ въ ея домъ и упоминаетъ о ней въ своихъ письмахъ. Какъ бы то ни было, въ январ 1845-го года, онъ постилъ Гагарина въ Saint-Acheul, недалеко отъ Амьена, гд послдній отбывалъ свой двухлтній новиціатъ. Сближеніе это обусловливалось нкоторымъ сходствомъ въ положеніи того и другого. И. С. также перешелъ въ католичество, и вскор посл того вступилъ въ іезуитскій орденъ. Это былъ съ его стороны отважный и ршительный шагъ. Уважаемое имя, крупное состояніе, обширныя связи, развитый умъ и способности обезпечивали ему блестящую будущность на дипломатическомъ поприщ, но благамъ міра сего онъ предпочелъ иго Христово, и своему подвижничеству остался вренъ до гробовой доски.

Встртившись на чужбин, не предвидя возвращенія въ отечество, оба русскіе условились переписываться. И вотъ, вернувшись въ Falmouth, Печеринъ пишетъ 22-го января 1845-го года: ‘Исполняю свое общаніе и пишу къ Вамъ тотчасъ по прізд въ Англію. Началъ по-русски, не знаю окончу ли?’ Перечисливъ потомъ съ увлеченіемъ свои ежедневныя занятія — скромныя, но за то безопасныя,— онъ преподаетъ такой совтъ: ‘Наслаждайтесь, любезнйшій братъ, счастіемъ, которое однажды только въ жизни можно имть: le bonheur du noviciat. Apr&egrave,s vient labor et dolor {Счастіе новиціата. Посл наступаютъ трудъ и скорбь.}. Да благословитъ Васъ Господь. Напишите мн, если знаете что-нибудь новое о католической Руси… Помолимся взаимно другъ за друга, и о мір всего міра, и объ обращеніи Россіи’.

Между тмъ для И. С. приближался установленный срокъ для сложенія обтовъ, что и сбылось 15-го августа 1845-го года, а 17-го Печеринъ пишетъ ему: ‘Предполагаю, что въ данное время Вы уже имли счастіе произнести Ваши обты, и я Васъ поздравляю отъ всего сердца’ {Письмо 17-го августа писано на французскомъ язык, какъ вс послдующія за исключеніемъ двухъ послднихъ.}.

Въ эти же годы неожиданныя обстоятельства дали Печерину поводъ высказаться и о своей личной любви къ своему призванію и вообще объ иноческомъ призваніи, какъ цли житія.

Является во Франціи нсколько загадочная личность Сергя Шулепникова {Интересныя свднія о немъ въ П-мъ том Lettres de Madame SwetMne publies par le comte de Falloux, стр. 321 и слд.— Rosenthal, Convertitenbilder, 3 B. 2 abth., стр. 256 и слд.— Въ Славянской библіотек (въ Брюссел) есть три письма Шулепникова.}. Бывшій студентъ Петербургскаго университета, на служб въ Варшав, онъ зналъ о Печерин только по наслышкамъ, да и то не совсмъ точнымъ. Между тмъ этотъ примръ такъ на него подйствовалъ, что онъ пожелалъ удалиться изъ міра, признавая въ этомъ заслугу Печорина, котораго потому и называлъ своимъ ‘отцемъ о Христ’. Пріхавъ въ Парижъ, онъ сперва намревался вступить въ Доминиканскій орденъ, но потомъ отправился въ Nancy, въ семинарію, чтобы сдлаться, какъ говорится, свтскимъ священникомъ, то есть членомъ благо духовенства. Печеринъ узналъ о немъ чрезъ Гагарина, сильно имъ заинтересовался, завязалъ переписку и, познакомившись съ обстановкою его жизни, усердно совтовалъ иночество. Писемъ B. С. къ Шулепникову мы не имемъ, но 13-го января 1847 года онъ писалъ Гагарину такъ: ‘Я сдлаю все возможное, чтобы побудить г. Шулепникова остаться при своемъ монашескомъ призваніи. Прошедши чрезъ столько испытаній, сдлаться свтскимъ священникомъ, это значитъ — оказаться неблагодарнымъ Богу, остановиться въ средин дороги, лишиться прекраснаго внца, общаннаго тому qui legitime certaverit {Кто законно подвизался. 2-ое Посланіе къ Тимоею, гл. II, 5.}’. Однако Шулепниковъ такъ и не послдовалъ этимъ совтамъ. Въ 1874-мъ году онъ былъ приходскимъ священникомъ въ Америк и обладалъ интересною библіотекою. Дальнйшая его судьба неизвстна.

Другое доказательство, но уже личной привязанности Печерина къ своему призванію, находится въ письм 1847 года, которое относится къ сентябрю, хотя это и не обозначено. На сдланный Гагаринымъ запросъ онъ отвчаетъ: ‘Это правда, нкоторое время намревались вызвать меня въ Римъ. Аббатъ Терлецкій, котораго вы можетъ быть знаете, носился съ планомъ создать религіозную конгрегацію для проповдыванія Евангелія славянамъ. Эта конгрегація должна была состоять изъ членовъ славянскаго происхожденія. Онъ настойчиво писалъ ко мн, приглашая меня вступить въ эту конгрегацію, но подъ двумя странными условіями: во 1-хъ, покинуть нашъ орденъ (sic), въ которомъ я сложилъ мои обты, во 2-хъ, перемнить латинскій обрядъ на греческій, что, какъ вы хорошо понимаете, совершенно невозможно. Одновременно онъ писалъ мн также, что нашъ Святой Отецъ уже отдалъ приказаніе вызвать меня въ Римъ, чтобы проповдывать Русскимъ. Что изъ этого вышло, я не знаю, ибо вслдъ за моимъ безусловнымъ отказомъ аббату Терлецкому, наша переписка прекратилась, и я ничего больше о немъ не слышалъ’. Теперь намъ уже возможно заявить, что плохо обдуманное предпріятіе Терлецкаго, какъ и слдовало ожидать, кануло въ воду. А на счетъ обряда надо оговориться. Если Печеринъ сперва и предполагалъ, что восточный обрядъ несовмстимъ съ католической врою, то впослдствіи, вникнувъ въ сущность дла, онъ отвергъ свое ошибочное мнніе и вполн согласился съ Гагаринымъ.

До какой степени онъ увлекался своимъ призваніемъ, видно также изъ его ршенія, принятаго, повидимому, безъ всякой внутренней борьбы, отказаться отъ русскаго подданства, при чемъ онъ утрачивалъ всякую надежду вернуться когда-либо въ отечество. Въ письм отъ 13-го января 1847 года, сказавъ, что русское правительство способно на вс, онъ продолжаетъ такъ: ‘по знаю, долженъ-ли я чего-либо опасаться съ этой стороны. Русскій консулъ въ Лондон, М-r Krehmer, былъ у меня прошлаго года въ ма мсяц. Онъ сказалъ мн, что правительство, снисходя настоянію моихъ родныхъ, поручило ему увдомиться у меня о моемъ окончательномъ ршеніи. Я отвтилъ ему письменно приблизительно въ такомъ смысл, что я окончательно ршился не возвращаться боле въ Россію и вмст съ тмъ отказаться отъ русскаго подданства. Такимъ образомъ, не считая себя русскимъ подданнымъ, по минувшей уже законной десятилтней давности, я могу до нкоторой степени наслаждаться кой-какимъ спокойствіемъ, по крайней мр здсь въ Англіи, ибо относительно Россіи нельзя никогда быть совершенно спокойнымъ’.

Въ томъ же письм отъ 13-го января, намекнувъ на пожеланія объ освобожденіи крпостныхъ, онъ пишетъ: ‘Горе Вамъ, господа, если вы однажды затронете этотъ вопросъ, вы разбуждаете дремящаго льва, вы открываете дверь большой пропасти. Скажу Вамъ (обращаясь къ Гагарину), откровенно, что думаю: я не врю въ возможность мирнаго перерожденія, каковое Вы желаете для Россіи. Это не соотвтствуетъ народному характеру. Затмъ, большія беззаконія вызываютъ суровыя наказанія. А кто ихъ боле заслужилъ, чмъ Россія, вотъ уже цлое столтіе? Вы говорите о свобод совсти относительно религіи, увряю Васъ, что это совершенно невозможно’.

‘Бдные славянскіе народы! они всегда въ порабощеніи: въ порабощеніи деспотизма на счетъ политики, въ порабощеніи заблужденія на счетъ религіи. А вотъ еще новое, Богомъ посланное, наказаніе: это ничтожный панславизмъ, о которомъ Вы говорите. Именно этотъ національный духъ, эта узкая національная спсь губятъ народы. Это чисто языческій духъ, въ силу его народъ возводитъ самого себя въ божество, преклоняется передъ идоломъ отечества и обожаетъ самого себя. Этотъ-то духъ и оторвалъ столько народовъ отъ Св. Престола, онъ же создалъ національныя церкви, англиканскую, галликанскую, греко-россійскую и въ новйшее время греко-аинскую и германо-католическую. Избави насъ Богъ навсегда отъ этого національнаго духа! Наше отечество — это вчная и неподвижная истина, наше отечество — это Римъ. Romanus sum. Mucium me vocant {Есмь Римлянинъ, зовутъ меня Муціумъ.}. Когда я вспоминаю, что національный духъ довелъ Боссюэта до подписанія Declarationis Clerigallicani {Такъ называются знаменитыя предложенія 1682-го года.}, то не нахожу довольно словъ, чтобъ выразить мое отвращеніе отъ этого антихристіанскаго духа’.

Бурныя происшествія 1848 года Печеринъ считаетъ предвстниками лучшихъ дней и сближенія Россіи съ Ватиканомъ. ‘Кажется’, пишетъ онъ 24-го января 1849 года, ‘настало то время, о которомъ говоритъ авторъ разршенія великихъ задачъ, время, когда надо будетъ выбирать одно изъ двухъ: или Римъ, или смерть… Будемъ молиться, дорогой отецъ, за возлюбленнаго Пія Х-го, будемъ молиться за церковь, чтобы Богъ ей ниспослалъ боле радостные дни… Я хотлъ бы (если слдуетъ еще, въ настоящее время, выражать пожеланія), я хотлъ бы жить довольно долго, чтобы увидть какую-либо большую перемну въ Россіи. Не думаете-ли Вы, что можетъ прійти время, когда сила обстоятельствъ заставитъ ее соединиться съ Римомъ? А преемникъ Николая? я бы привтствовалъ его восшествіе, какъ зарю прекраснаго дня. Ахъ, какъ бы я хотлъ видть этого молодого князя и познакомиться съ нимъ’.

Въ слдующемъ году, 21-го марта 1850 г., идея соединенія съ Римомъ облекается въ романтическую форму: ‘Безъ сомннія, пишетъ Печеринъ,— великія событія подготовляются. Измнится видъ міра. Славная участь ожидаетъ наше отечество. Его мечъ окажется грузомъ на всахъ властей. И Богу предстоитъ изъ всхъ этихъ революцій извлечь торжество своей безсмертной Церкви. Кто бы не отчаялся при вид варваровъ, наводнившихъ Римскую имперію? А между тмъ, укрощенные папами и епископами, эти варвары становятся самымъ сильнымъ оплотомъ новаго католическаго общества. Русскіе призваны довершить дло варваровъ, уничтожить послдніе остатки Римской имперіи, которые еще томятся въ Западной Европ. Востокъ опять возьметъ верхъ, но для того, чтобы огнемъ и кровью возобновить болтливую и меркантильную образованность, которая развратила Европу. Да, я это предчувствую, новый Аттила станетъ во глав славянскихъ полчищъ, по передъ римскими стнами онъ встртитъ новаго Льва. Извините мои рапсодіи, дорогой отецъ, но я это предчувствую: возстанетъ великій русскій императоръ — ахъ, какъ я его заране люблю, ахъ, какъ я желалъ бы его видть — возстанетъ великій русскій императоръ, я его вижу, онъ приближается къ Риму, онъ у ногъ первосвященника, онъ приноситъ ему въ даръ свою корону, свой скипетръ и свою имперію, онъ обращаетъ Россію въ ленное владніе Священнаго Престола. Тогда падаетъ великая стна раздленія, революція побждается навсегда, и во всемъ мір преобладаетъ католичество. Haec spes reposita est in sinn men {Эта надежда покоится въ моей груди.}. Я этому врю’.

Однако, очень скоро этотъ идеалъ поблекъ и вмсто Аттилы явился Николай Павловичъ. ‘Но что вамъ кажется,— спрашиваетъ Печеринъ 16-го іюня того же года,— объ император?— Нтъ ли какой-либо перемны въ его воззрніяхъ? Не видитъ ли онъ уже плоды знаменитой Уваровской троицы: Православіе, Самодержавіе и Народность? Знаете ли, что я начинаю любить этого человка. Какъ ни какъ, это величественная личность. Ему недостаетъ только быть католикомъ. Ежедневно при обдн я вспоминаю объ император. Ахъ, государь, сказалъ бы я ему, хотите быть истинно великимъ? хотите оставить посл Васъ безсмертную память? хотите сразу завоевать весь міръ? Сдлайтесь католикомъ. Требуются ли упрашиванія, чтобы сдлаться властелиномъ вселенной?’… Скажу откровенно что мн думается: время книгъ и рчей прошло, наступаетъ время меча. Есть гордійскіе узлы, которые разскаются только мечемъ. Остается неизвстнымъ, кто будетъ носителемъ меча?’

‘Мои взоры невольно обращаются къ Россіи, ибо все-таки оттуда должно прійти ршеніе большой задачи. Десять лтъ тому назадъ я бы этому не поврилъ’.

‘Дорогой отецъ! Великія судьбы наступаютъ, наступаютъ. Событія,— говоритъ Шекспиръ,— бросаютъ свою тнь передъ собою’.

Казалось бы но этимъ письмамъ, что автора ихъ соблазняетъ кипучая дятельность, что онъ готовъ бороться въ первыхъ рядахъ и содйствовать исполненію своихъ надеждъ. Между тмъ проходитъ Крымская война, новый царь вступаетъ на русскій престолъ, Печеринъ предвидитъ для Россіи 89-й годъ, а самъ онъ совершенно отказывается отъ всякаго участія въ грядущихъ переворотахъ. 9 (20) іюня 1860 года появляется первый знакъ утомленія и глухого разочарованія въ своемъ призваніи: ‘Что до насъ касается’, пишетъ B. С., ‘то наша бдная жизнь истрачивается въ безпрерывныхъ миссіонерскихъ трудахъ. Это вчное и однообразное повтореніе того же самаго. Начинаетъ чувствоваться иногда потребность покоя. Но гд найти этотъ покой? Разв высоко, очень высоко, на вершин недоступныхъ горъ’…

Въ слдующихъ двухъ годахъ совершился переломъ, о которомъ В.С. постоянно отмалчивался, и объ исход котораго онъ только въ краткихъ словахъ извщаетъ Гагарина, видимо избгая всякихъ разъясненій. Суть переломавъ томъ, что имъ овладваетъ сполна патріотическое чувство, онъ покидаетъ конгрегацію Св. Искупителя, пытается ужиться у трапистовъ, а потомъ становится больничнымъ духовникомъ. Какъ вс это вяжется между собою, почему потребовалось измненіе въ образ жизни, почему не удалось уединеніе и понравилась новая тяжкая дятельность, остается для насъ тайною. Онъ самъ лишь слегка касается этого предмета, 12-го мая 1862 года, въ слдующихъ словахъ: ‘Посл 25-тилтняго изгнанія любовь къ отечеству съ большимъ жаромъ, чмъ когда-либо, возгорлась въ моемъ сердц. Съ интересомъ, не поддающимся описанію, слжу издали за первыми дйствіями гигантской драмы, которая разыгрывается… О, Россія’.

‘Вижу, поднимается заря великаго дня, но восхода вашего краснаго солнца мн не видать {Эти слова написаны по-русски въ самомъ текст.}’.

‘Въ прошлую зиму я имлъ счастіе принять въ церковь русскую даму, дочь петербургскаго купца. Она замужемъ за М-r Foley, ирландскимъ дворяниномъ графства Waterford. Она живетъ въ нсколькихъ миляхъ отъ большого монастыря трапистовъ Mount Melleraye, гд я провелъ три мсяца съ намреніемъ провести тамъ остатокъ моей жизни въ затворничеств, но Божій Промыслъ ршилъ иначе. Я покинулъ конгрегацію Св. Искупителя съ полнаго согласія моихъ начальниковъ, и теперь приписанъ, какъ духовникъ, къ большой больниц Mater Misericorcliae, гд, вмст съ. сестрами милосердія, участвую въ уход за больными’.

‘Потрудитесь передать мое почтеніе Пр. О. Мартынову {Иванъ Матвичъ Мартыновъ, членъ Общества исуса.}. Теперь боле чмъ когда-либо слдуетъ возобновить національныя узы, которыя насъ соединяютъ. Мы, дти той же матери, и вотъ — эта мать пробуждается отъ долгаго и глубокаго сна. Судьбы, какъ говоритъ Герценъ, рисуются сквозь тучи, которыя проходятъ и все боле и боле темнютъ’.

Несмотря на этотъ сердечный вызовъ, никакихъ писемъ не имется на лицо цлыхъ два-три года. Перерывъ объясняется отчасти отъздомъ Гагарина на Востокъ. Только въ 1865-мъ году, и то по особому поводу, переписка возобновляется. До Гагарина дошли извстные стихи Печерина, вызвавшіе статью Аксакова {Г. М. Гершензонъ (жизнь B. С. Печерина) приводитъ стихи Печерина и выдержки изъ статьи Аксакова, стр. 194 и слд.}, онъ, по истин безосновательно, встревожился и откровенно въ этомъ признался 22-го сентября, а 25-го Печеринъ ему отвчаетъ, и этотъ разъ на русскомъ язык. Письмо стоитъ привести цликомъ:

47, Lower Dominick Str., Dublin.
25 Сент. 1866.

‘Любезнйшій Отецъ Иванъ.

‘Съ большимъ удовольствіемъ отвчаю на ваше письмо, и мн кажется, не трудно будетъ дать вамъ удовлетворительный отвтъ.— Посылая стихи къ Аксакову, я не имлъ въ виду никакой другой цли кром литературной, т. е. переслать на родину мимолетный звукъ. Стихи мои выражаютъ стремленіе къ идеалу, которое не можетъ быть удовлетворено въ этой жизни. Эта тоска о чемъ-то лучшемъ есть неотъемлемое достояніе безсмертной души, и она, мн кажется, совершенно согласна съ евангельскими блаженствами (beatitudines). Горе тому, кто совершенно доволенъ этимъ свтомъ! Блажени плачущій! блажени алчущій и жаждущій правды! Герои Св. Павла также бродили по міру бездомные и искали отечества, patriam inquirunt. Но это отечество, безъ сомннія, не Москва и не православная церковь’.

‘Впрочемъ сентиментально-православная статья г. Аксакова навсегда отбила у меня охоту не только хать въ Россію (о чемъ впрочемъ я и не думалъ), но даже входить въ какія-либо дальнйшія сношенія съ московскими литераторами или съ кмъ-либо въ Россіи’.

‘Поздравляю Васъ съ возвращеніемъ въ Европу. Вы вроятно привезли съ собою обширныя познанія въ восточныхъ языкахъ. Я также въ эти три года почти исключительно занимался санскритскимъ, арабскимъ и персидскимъ. Въ виду этихъ занятій мн хотлось было переселиться въ Парижъ, но это зависитъ отъ многихъ обстоятельствъ, да сверхъ того, я не охотно бы оставилъ британскую почву’.

‘Поручая себя вашимъ молитвамъ, остаюсь’

‘вамъ искренно преданный’
‘В. Печеринъ’.

Таково было намреніе, на дл вышло иначе. Съ этихъ поръ переписка съ Гагаринымъ почти прекращается, — есть только одно письмо, очень любезное, какъ всегда, но незначительное, отъ 16-го іюня 1873-го года, — между тмъ какъ переписка съ Россіею оживляется и ведется неустанно.

Было бы крайне несправедливо обвинять Печерина изъ-за этого въ двуличности. Эти колебанія совершались у него на другой почв. Онъ былъ въ высшей степени впечатлителенъ. При всей твердости въ коренныхъ убжденіяхъ, онъ легко поддавался въ житейскомъ обиход мгновенному влеченію и съ такою же легкостью часто отъ него отвращался. Въ этой подвижности его характера, въ этомъ недостатк нравственной цльности и слдуетъ вроятно искать разгадку его неудачъ, невзгодъ и разочарованій. Онъ не имлъ желзной стойкости, которой отличались другіе его соотечественники, оставаясь непоколебимыми въ своемъ призваніи и настроеніи.

П. Пирлингъ.

Брюссель.

‘Русская Старина’, No 1, 1911

Владиміръ Сергевичъ Печеринъ въ переписк съ Иваномъ Сергевичемъ Гагаринымъ.

Читайте также: