‘Вишневый садъ’.
‘Вишневый садъ’.
А. БЛЯЕВЪ.
‘Приазовскій край’. 1915. No 256. 28 сентября. С. 3.
‘Вишневый сад’, Беляев Александр Романович, Год: 1915
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Чмъ больше усложняется психологія современнаго человка тмъ трудне она поддается воспроизведенію на сцен. Романистъ, въ изображеніи психологіи героевъ, не стснень ничмъ. Онъ можетъ на произвольномъ количеств страницъ рисовать тончайшіе изгибы человческой души. Но и романистъ безсиленъ исчерпать эту душу ‘до дна’. Слово никогда не передастъ всей полноты и глубины нашего внутренняго міра. ‘Мысль изреченная есть ложь’,— сказалъ поэтъ. А вдь мысль легче поддастся передать во сн, чмъ хаосъ смутныхъ чувствъ.
Если такъ состоитъ дло въ проз, то вдвойн справедливы слова поэта въ примненіи къ сцен. Сценическая ‘изреченная мысль’ — ложъ вдвойн. Потому, что драматургъ и актеръ связаны цлымъ рядомъ сценическихъ условностей. Въ этомъ заключается одна изъ причинъ, почему театръ чистило психологизма (Пшибышевскій, напр.). въ конц концовъ, дошелъ до тупика, изъ котораго, казалось, нтъ выхода. Метерлинкъ пытался изобразить неподдающіяся слову душевныя переживанія человка (напр., смутное чувство, надвигавшагося несчастья) въ символахъ. (‘Тамъ внутри’). Но этотъ путь годился лишь для изображенія самыхъ общихъ настроеній и философскихъ идей. (Счастье — ‘Синяя птица’).
Иногда, геніальнымъ проникновеніемъ, отдльнымъ артистамъ удавалось, безъ словъ, пріоткрыть завсу подъ тайниками души. Э. Дузе, напримръ, въ одной пьес, желая изобразить, безъ словъ внутреннюю борьбу жены, колеблющейся передъ ‘измной’, геніально достигла этого ‘игрой’ съ своимъ обручальнымъ кольцомъ: въ волненія то снимая, то одвая его. Но все это были отдльныя попытки, которыя не могли вывести весь театръ на новую дорогу.
И искусство театра, безъ пути, разбилось на всевозможнйшіе толки. А т, кому вообще было не по душ новое слово, поспшили провозгласитъ ‘кризисъ театра’ и вернуть ‘заблудшую овцу’ въ единое спасительное русло чистаго реализма, быта.
Однако, рано или поздно, театръ долженъ разршить задачу ‘психологизма’ и что онъ разршить эту задачу, порукою въ томъ драматическое творчество А. П. Чехова.
Чеховъ, виртуозъ слова, какъ никто другой понималъ его безсиліе передать ‘шопотъ душъ’ и ‘трепетъ сердца’.
Въ его драматическомъ творчеств имются геніальныя прозрнія въ области драматической изобразительности безъ словъ, или почти безъ словъ, тончайшихъ душевныхъ переживаній. Эта сторона творчества Чехова еще ждетъ своего изслдователя. ‘Схема’ изобразительныхъ пріемовъ Чехова сводится къ тому, что онъ постепенно, не замтно, мимоходомъ вводить зрителя въ тайники души героевъ его піесъ постепенно наращиваютъ коллизію путемъ умлаго сопоставленія и комбинированія ‘предварительныхъ’ сценъ опредляетъ взаимоотношенія дйствующихъ лицъ и въ конц концовъ, достигаетъ того, что когда, наконецъ, ‘сталкиваетъ’ героевъ въ кульминаціонномъ пункт ихъ внутреннихъ переживаній,— слова оказываются излишни. И именно, въ эти самыя яркія драматическія минуты, герои Чехова или молчатъ, или говорятъ совсмъ случайныя, часто противорчащія ихъ настроеніямъ слова. Но, какъ много говорить это молчаніе, эти ненужныя, пустыя слова!
Докторъ Астравъ говорить о ‘жарищ въ Африк’, Лопахинъ, въ сцен ‘объясненія въ любви’ съ Варей вспоминаетъ прошлогодній снгъ, дядя Ваня, у котораго ‘вся жизнь пропала’, подсчитываетъ расходы на постное масло. Но эти слова о постномъ масл звучатъ едва-ли не съ большей силой, чмъ жемчужина русской прозы, врне, стихотвореніе въ проз,— монологъ Сони ‘мы отдохнемъ’…
Въ драмахъ Чехова существуетъ, такимъ образомъ, своего рода параллелизмъ.
Вншнее, периферическая оболочка слова и внутренняя сущность души. Чеховъ, подлинный Чеховъ, весь ‘тамъ внутри’.
Оттого такъ трудно играть Чехова, говорить чеховскія слова, но не передать того, самаго главнаго, что стоитъ за словами значитъ, въ лучшемъ случа, не сказать ничего чеховскаго. Возьмемъ, къ примру, маленькую роль Шарлотты Ивановны. Вспомните ея сцену въ 1-мъ акт. Свернула пледъ и ‘баюкаетъ’, какъ ребенка. Что это? Одинъ изъ фокусовъ бездомной дочери ярмарочнаго фигляра?
Только ли фокусъ, разсчитанный на то, чтобы лишній разъ размшить господъ? А быть можетъ это продиктовано ея тоской о материнств, о близкомъ родномъ существ? Чеховъ далъ ключъ къ такому подходу: ‘и не съ кмъ слова сказать… и всегда одна’… И не должна ли артистка, изображающая Шарлотту въ сцен съ ‘ребеночкомъ’ вложить въ исполненіе не только элементъ комизма, но и искренности, чтобы намъ, зрителямъ, было не только смшно, но и грустно. Грустно за это нелпо-комическое существо, тоже мечтающее о своемъ ‘Вишневомъ сад’.
Трудно исполнять пьесы Чехова и потому, что он предъявляютъ особыя требованія къ сценическому антуражу. Потому, что у зрителя чеховскихъ пьесъ ‘душа открыта’, воспріятіе изощренно. И одинъ какой-нибудь неудачный ‘топотъ’ отъзжающей тройки можетъ погубить настроеніе.
На сцен ростовскаго театра ‘Вишневый садъ’ поставленъ съ большимъ стараніемъ и тщательностью. Въ условіяхъ провинціальнаго театра постановка ‘Вишневаго сада’ не оставляетъ желать ничего лучшаго.
Чеховъ ‘снова’ былъ переданъ, можно сказать, блестяще. Но нельзя сказать, чтобы былъ выявленъ до конца Чеховъ ‘внутренняго переживанія’.
Ближе всхъ подошла къ подлинному творчеству Чехова Варя, въ исполненіи г-жи Райской-Доре. Затмъ, идутъ персонажи наиболе легкіе для сценическаго воплощенія въ виду меньшей ихъ психологической сложности: Лопахинъ, Семеновъ-Пильщикъ, Епиходовъ, Фирсъ. Исполненіе этихъ ролей безукоризненно.
Раневская, Аня, Гаевъ, Трофимовъ, это все типично-чеховскіе персонажи. И въ этихъ роляхъ хотлось бы видть больше чеховской углубленности. Г-жа Юрьева дала прямо блестящій образъ легкомысленной Раневской. Но ея Раневская, сожалнію, расгеряла по Парижамъ всю ‘чеховщину’. Гаевъ и Трофимовъ внутренне ‘суховаты’. Это особенный минусъ для Трофимова. Чмъ хуже у Трофимова борода, тмъ лучше, идеалистичне и, если хотите, по молодому патетичне должна быть у него душа, чтобы Аня пошла рука объ руку съ нимъ искать новый ‘Вишневый садъ’.
Пьеса прошла у публики съ исключительнымъ успхомъ.