— один из замечательных русских мемуаристов (1786 — 1856). По отцу финн, по матери он происходил из дворянского рода Лебедевых. Воспитывался в Москве и в имении князя С. Голицына , где был в общении с Крыловым , воспитателем княжеских сыновей. Состоял на службе в московском архиве коллегии иностранных дел, участвовал в посольстве Головкина в Китай. Позднее был керч-еникальским градоначальником и директором департамента иностранных вероисповеданий. Известностью своей он обязан только своим мемуарам, могущим служить превосходным материалом для историка. Множество исторических лиц прошло перед Вигелем. Он сознательно воспринял вступление на престол Павла , знал Николая Павловича еще великим князем, видел семейство Пугачева , соприкасался с масонами и мартинистами, посещал радения квакеров в Михайловском замке. В записках его проходят Кутайсов , князь А.Н. Голицын , поэт-министр Дмитриев , князь Багратион , Каподистрия , поколение Воронцовых , Раевских , Кочубеев . В Пензе он застал Сперанского , ‘как Наполеона на Эльбе’, уже свергнутого и сдавшегося, при нем доживал свой век ‘на покое’ Румянцев-Задунайский . Назначение Кутузова , все перипетии войны и мира, все слухи и сплетни об интригах и войне, немилость и ссылка Сперанского, первые смутные известия о смерти Александра , 14 декабря, — все это было для Вигеля сегодняшним днем. Он был коротко знаком с Пушкиным (см. 6-ю часть ‘Воспоминаний’), знал Карамзина , Гоголя , Вяземского , Батюшкова , Гнедича , Бестужева-Марлинского , Тургеневых , Д. Блудова , Шаховского , Туманского , был в дружеской переписке с Жуковским , на ‘ты’ с Загоскиным , ‘бывал вне себя’ от драматических сочинений Озерова . Старосветский быт, дворянское чванство, старинное передвижение по убогим дорогам с приключениями и знакомствами в пути, служебные интриги — все это великолепно передано Вигелем в спокойной, неторопливой манере. Не на такой высоте стоит рассказ Вигеля там, где на сцену выступают отдельные личности. Здесь Вигель пристрастен, узок, лицеприятен. Многие станицы его в этом отношении очень показательны для психологии чиновного человека той поры, но историк может принять их лишь с поправками, учитывая желчность, раздражительность и реакционность. Часто, однако, он правильно ценил людей в самый разгар их деятельности. В архимандрите Фотии он верно увидел ‘умного и смелого изувера’, в Аракчееве оттенил деспотизм временщика. Для мрачно чиновного мировоззрения Вигеля, к концу жизни впавшего в тот крикливый и буйственный патриотизм, который позднее получил имя черносотенства, характерно отношение Вигеля к Гоголю. Вигель равнодушно не мог слышать имени Гоголя, пока последний был выразителем интеллигентского протеста, и превознес его, когда вышла его ‘Переписка’. Позорную страницу в биографию Вигеля вписывает его донос митрополиту Серафиму на философское письмо Чаадаева в ‘Телескопе’ 1836 г. Давно не терпевший Чаадаева, Вигель ополчился на ‘богомерзкую статью’, как на ‘ужаснейшую клевету на Россию’. Обращение митрополита к графу Бенкендорфу и требование довести о статье до сведения государя подсказаны были голосом Вигеля (‘Донос’ см. в ‘Русской Старине’, 1870, т. I, ср. ‘Русская Старина’, 1896, 3, стр. 612). Убийственно злая эпиграмма Соболевского припечатала имя Вигеля к позорному столбу как имя доносчика и политикана, не разбирающего средств борьбы. ‘Воспоминания’ Вигеля изданы дважды, в первый раз (не вполне) Катковым , предварительно напечатавшим их в ‘Русском Вестнике’ в 1864 — 65 годах, во второй раз в ‘Русском Архиве’, 1891, 92 и 93 годов. Записки заканчиваются кануном польского мятежа. К ним приложена ‘Записка Вигеля о Керчи’.