— Андрей Коршль сбжалъ съ Беллой,— заявилъ Давидъ Кирсти.
Кирсти была занята печеніемъ булочекъ для пастора. Услышавъ это потрясающее извстіе, она всплеснула руками, и мука посыпалась на ея голову, какъ снгъ.
— Сбжалъ съ Беллой?— воскликнула она.
— Ну да,— спокойно подтвердилъ Давидъ.
— Какъ, ты говоришь, что Андрей оставилъ свою законную жену, Лизбетъ, и сбжалъ съ этой двчонкой, Беллой?
— Этого я не говорилъ,— отвчалъ Давидъ такъ же спокойно, какъ и раньше.— Но, во всякомъ случа, онъ ухалъ куда-то съ Беллой.
Кирсти мгновенно опустилась на стулъ, закрыла лицо передникомъ и начала причитать:
— И онъ еще былъ членомъ прихода, Боже мой, Боже мой! Лизбетъ, наврное, будетъ теперь платить только за одно мсто въ церкви. Какой это будетъ ударъ для пастора! О Боже мой! Боже мой!..
Она не плакала, но, можетъ быть, ей хотлось, чтобы Давидъ подумалъ, что она плачетъ. Извстно, видъ женскихъ слегъ можетъ заставить мужчину надлать всякихъ глупостей, конечно, если плачущая женщина не жена ему. Но Давидъ не даромъ былъ женатъ 10 лтъ (не усплъ онъ похоронить свою бдную жену, какъ уже началъ ухаживать за Кирсти!) и въ совершенств изучилъ вс женскія махинаціи. Поэтому онъ длалъ видъ, что не замчаетъ ея слезъ, и хранилъ молчаніе. Наконецъ онъ проговорилъ:
— А вдь булочки-то у тебя подгораютъ.
Не усплъ онъ выговорить эти слова, какъ фартукъ мгновенно слетлъ съ головы Кирсти, и она очутилась на колняхъ передъ печкой, вытаскивая булки и переставляя ихъ подальше отъ огня.
— Вотъ, ты всегда такая разиня,— съ негодованіемъ замтила она ему.— Сидишь, ничего не длаешь, даже ничего не разсказываешь, и не можешь присмотрть затмъ, чтобы булки не пригорли.
Давидъ обошелъ этотъ вопросъ молчаніемъ, и чтобъ направить ея мысли въ другую сторону, сказалъ:
— Пасторъ, должно быть, самъ скажетъ объ этомъ Лизбетъ.
— Да разв Лизбетъ еще ничего не знаетъ?— воскликнула Кирсти въ величайшемъ волненіи.
— Кажется, не знаетъ, а, можетъ быть, и знаетъ,— невозмутимо отвтилъ Давидъ.
Меньше чмъ черезъ часъ вс булки для пастора и его дочери были испечены, кухня прибрана и Кирсти, одтая въ воскресное платье, съ воскреснымъ носовымъ платкомъ въ рук (она звала, что ей придется употреблять его), отправилась въ путь въ сосднюю рыбацкую деревню Истгавенъ, гд жила Лизбетъ. Кирсти была преисполнена сознаніемъ важности своей миссіи.
Въ деревн царствовало нсколько необычное оживленіе: женщины на улицахъ собирались кучками и въ разговорахъ ихъ постоянно слышались имена Андрея и Беллы. Кое-гд на улиц попадались и рыбаки, молча проходившіе мимо, заложивъ руки въ карманы, но Кирсти казалось, что даже дымъ изъ ихъ трубокъ клеймитъ позоромъ Андрея и Беллу.
Она прислушивалась ко всему, что говорилось кругомъ нея, но неуклонно продолжала свой путь между двумя рядами домиковъ, какъ будто бы она ничего не видла. Она замтила, что чмъ ближе подходила къ дому Лизбетъ, тмъ меньше слышится кругомъ говору и въ конц концовъ нельзя даже было замтить, что въ деревушк случилось какое-нибудь выходящее изъ ряду событіе. Когда же, наконецъ, показался домъ Андрея Коршля — онъ стоялъ послднимъ на склон холма,— Кирсти вздрогнула отъ радости, увидвъ Лизбетъ, сидящую у порога и занятую надваніемъ червяковъ на удочки Андрея, это обстоятельство доказывало, что Лизбетъ еще не знала о неврности своего мужа.
— Лизбетъ, Лизбетъ, бдная вы моя!.. я приношу вамъ печальныя всти,— начала Кирсти, приложивъ платокъ къ одному глазу, а другимъ посматривая на свою собесдницу.
Лизбетъ подняла голову и по лицу ея Кирсти увидла, что она все знаетъ. Было очень досадно, что не ей первой пришлось сообщить печальную новость, но Кирсти уже не думала объ этомъ, пораженная страшною перемною въ лиц Лизбетъ.
— Лизбетъ, Лизбетъ!— только и могла она выговорить дрожащимъ голосомъ, въ которомъ звучало искреннее состраданіе. Платокъ выпалъ у нея изъ рукъ.
— Я пришла узнать, какъ вы себя чувствуете,— сказала Кирсти, нсколько озадаченная ея тономъ.
— Благодарю васъ, я чувствую себя очень хорошо,— отвчала Лизбетъ также вжливо.
— Сегодня страшная жара,— сказала Кирсти, чувствуя, что на лбу у нея выступаетъ потъ.
— Да, очень жарко,— отвчала Лизбетъ,— въ этомъ мсяц всегда бываетъ жарко.
Кирсти начинала сердиться. Она не ожидала такого обращенія и находила его въ высшей степени неприличнымъ. Но отступать ей еще не хотлось.
— А какъ Андрей поживаетъ? Онъ не былъ въ церкви прошлую субботу,— сказала она.
— Андрей здоровъ, благодарю васъ. А что длается у васъ въ деревн, какъ поживаетъ пасторъ, и миссъ Изабелла и ея маленькая собачка?
Кирсти поняла, что всякіе дальнйшіе распросы были бы излишни. Она подняла свой платокъ и простилась съ Лизбетъ, сказавъ, что ей нужно еще навстить знакомыхъ и поэтому она не можетъ тратить времени на разговоры. Возвращаясь обратно въ Скирне, она все время думала о томъ, какъ она отплатитъ Давиду за то, что онъ заставилъ ее разыграть такую дуру.
Посл этого инцидента Кирсти часто и много говорила о томъ, что Лизбетъ не по христіански несетъ тяжелый крестъ, возложенный на нее премудрымъ Провидніемъ.
Когда Лизбетъ насадила червяковъ на вс удочки, она снесла ихъ внизъ съ холма и положила въ лодку Андрея, какъ длала это каждый день въ теченіе 10 лтъ.
Петеръ Коршль, брать Андрея, сидлъ въ лодк и выкачивалъ изъ нея воду. Нкоторое время онъ молча смотрлъ на Лизбетъ, потомъ сказалъ (онъ былъ извстенъ своей глупостью):
— Разв ты не знаешь, Лизбетъ?
— Знаю,— сказала она коротко:— худыя новости скоро узнаются.
— Я думаю, она просто какъ-нибудь околдовала его.
— Я тоже такъ думаю. Но, можетъ быть, ты поудишь на его удочкахъ, пока онъ не вернется.
— Ну, ладно. Только онъ, наврное, не вернется.
— Онъ вернется,— сказала Лизбетъ.
Она повернулась и стала взбираться на холмъ такой же твердою поступью, какъ десять лтъ тому назадъ. Ноги ея не дрожали, хотя она видла, что мальчишки на берегу смотрятъ на нее, и слышала, какъ они говорятъ про Андрея. Замчала она также, что и жены рыбаковъ на холм смотрятъ на нее и говорятъ о румяныхъ щекахъ ея соперницы Беллы.
Ея лицо было совсмъ блдно, но она высоко держала свою голову, проходя мимо нихъ по дорог къ своему дому. Когда она открыла дверь въ свою хижину, у нея захватило дыханіе при вид одежды Андрея, но она выпрямилась, повсила его одежду къ огню и поставила трубку около его стула.
Сдлавъ вс эти приготовленія, она сла на полъ и посмотрла на пустой стулъ. Она не плакала, но въ глазахъ ея была смертельная тоска и безнадежность.
——
Боле года не было никакихъ извстій объ Андре и Белл. Лизбетъ совсмъ извелась за это время. Она была гордой, молчаливой женщиной и никто изъ рыбаковъ не осмливался произнести имя Андрея Коршля въ ея присутствіи. Даже пасторъ, навстившій ее, долженъ былъ отступить передъ ея сдержаннымъ, безмолвнымъ горемъ. Кирсти разсказывала, что когда онъ началъ утшать Лизбетъ и ссылаться на ‘волю Божію’, она посмотрла ему прямо въ глаза и сказала: ‘думается мн, что гршная плоть и діаволъ боле прикладывали руки къ этому длу, чмъ Господь’.
— Вы правы, м-съ Коршль, вы совершенно правы,— поспшилъ отвтить пасторъ.
Не легко далась Лизбетъ вся эта исторія: отъ прежней благообразной женщины осталась кожа да кости. Она держалась въ сторон отъ деревни и, кончивъ свою дневную работу, выходила изъ дому и подолгу смотрла на море, какъ будто ждала, что Андрей вернется къ ней.
Въ деревн много говорили о томъ, что стулъ Андрея по прежнему стоитъ у огня и что Лизбетъ каждое утро надваетъ червяковъ на его удочки и чинитъ его сти, какъ будто бы Андрей не бросилъ ее и не ухалъ съ другой женщиной.
Весною прошелъ слухъ, что Андрей съ Беллой вернулись и поселились въ уединенно-стоящемъ домик на Кэджерсъ-Родъ.
Слухъ этотъ дошелъ и до Лизбетъ. Однажды утромъ, когда рыбаки и ихъ жены были на берегу, она одлась въ свое воскресное платье, вышла изъ деревни, никмъ не замченная, и отправилась въ Кэджерсъ-Родъ.
Былъ ясный весенній день и Лизбетъ бодро шла своей дорогой, мысленно повторяя т слова, которыя она скажетъ Андрею и которыя, по ея мннію, должны вернуть его къ ней. Но когда вдали показался домикъ, къ которому она шла, сердце ея такъ забилось, что она принуждена была остановиться и прислониться къ стволу одной изъ сосенъ. Она не могла сдвинуться съ мста и оторвать глаза отъ дома, гд жилъ Давидъ. Потомъ она услышала псенку и увидала въ дверяхъ Беллу съ ребенкомъ. Ребенокъ смялся и прыгалъ на рукахъ у матери.
Лизбетъ смотрла на нихъ и вспоминала горечь своего долгаго, безплоднаго ожиданія, вспоминала мучительные часы, когда она молила Бога о ребенк, въ которомъ судьба ей отказывала. Она чувствовала, что не въ силахъ будетъ сдлать то, ради чего пришла, и продолжала, неподвижно стоять, прислонившись къ стволу сосны.
А въ это время и Андрей подошелъ къ дому. Увидя отца, ребенокъ протянулъ къ нему свои ручонки, и Белла перестала пть и смялась вмст съ ними. Лизбетъ не знала, сколько времени она простояла такъ, ни сколько времени она просидла потомъ одна въ лсу, въ борьб со своей любовью.
Но уже наступили сумерки, когда она возвратилась въ деревню, принося обратно слова, которыя не были ею сказаны Андрею. Свтъ угасъ въ ея лиц и она выглядла теперь совсмъ старухой. Всю дорогу ее неотступно преслдовала одна мысль: ‘Боже мой, если бы у меня былъ ребенокъ! Если бы у меня былъ ребенокъ’!
——
Всю ночь буря бушевала на мор и шумъ волнъ, разбивающихся о скалы, не давалъ заснуть многимъ изъ женъ рыбаковъ.
Лизбетъ встала съ постели, зажгла лампу и поставила ее на окно.
— Андрей увидитъ свтъ и причалитъ сюда на своей лодк,— думала она.
Она легла, но завыванія бури не давали ей заснуть, встала опять и принялись разводить огонь въ очаг.
— Сегодня ночью онъ не сможетъ вернуться на Кэджерсъ-Родъ,— говорила она себ.— Можетъ быть, онъ замтитъ свтъ въ моемъ окн и придетъ сюда.
Одежда его, по обыкновенію, была разложена тутъ же и ждала его. Она взяла его куртку и стала грть ее передъ огнемъ.
— А можетъ быть, онъ и не выхалъ сегодня въ море, — думала она.— Можетъ быть, онъ спокойно спитъ себ въ постели.
Когда наступило утро, тихое, срое и безмолвное, Лизбетъ все еще сидла у потухающаго огня. У нея не было силы подняться съ мста. Она слышала, что народъ бжитъ внизъ съ холма къ морю, слышала, какъ рыбаки перекликаются и зовутъ другъ друга къ кому-то на помощь, наконецъ услышала людей, приближающихся къ ея дому.
Тогда она встала съ своего мста.
— Это Андрей возвращается ко мн,— проговорила она и широко раскрыла двери своей хижины. На порог стоялъ Петеръ.
— Это Андрей,— сказалъ онъ.— Принести его сюда, или отнести къ Белл?
Лизбетъ словно не замчала Петера и черезъ плечо смотрла на утопленника, котораго несли на холмъ.
— Принесите его сюда,— сказала она.
— Лодка, должно быть, перевернулась, — сказалъ Петеръ.— Его принесло сюда съ приливомъ, вроятно, скоро найдется и лодка.
Лизбетъ ничего не отвтила. Рыбаки внесли въ домъ Андрея и положили его на постель. Набралось много народу, женщины били себя въ грудь, плакали и причитали. Одна Лизбетъ оставалась спокойной. Она попросила всхъ уйти, заперла дверь на засовъ и осталась одна съ мертвецомъ.
Сухая одежда, которая столько времени ожидала Андрея, теперь понадобилась ему. Она одла его, гордясь тмъ, что онъ все-таки вернулся къ ней и что она обряжаетъ его въ могилу. Сидя около него, она думала только о домъ, что Андрей все-таки вернулся и что онъ теперь дома. И не сразу пришло къ ней сознаніе, что теперь она уже больше никогда не увидитъ его. Приближалась ночь, огонь въ очаг потухъ, присутствіе смерти леденило комнату. Дождь билъ въ окна, какъ будто кто-то стучался въ нихъ, и въ завываньяхъ втра ей вдругъ послышался дтскій плачъ. Она подошла къ двери, отворила засовъ и увидла передъ собою Беллу съ ребенкомъ.
— Впусти меня,— рыдая, проговорила Белла.
Лизбетъ впустила ее и зажгла свчу.
— Зачмъ ты пришла ко мн?— спросила она, съ ненавистью смотря на молодую женщину.
— Петеръ сказалъ мн… и я хотла быть съ Андреемъ… О Лизбетъ, неужели это онъ лежитъ… Я не могу смотрть на него…
— Ты должна смотрть на дло рукъ своихъ, сказала Лизбетъ.
— Нтъ!— рыдала Белла.— Это не Андрей. Я не могу смотрть на него.
— Это Андрей, который смертью искупилъ грхъ свой, — продолжала Лизбетъ неумолимо.— Дай мн ребенка. Не нужно ему смотрть на покойника.
Она взяла ребенка съ рукъ Беллы и хотла подвести ее къ постели, но Белла не шла и продолжала плакать:
— Нтъ, я не могу смотрть на него. Это не Андрей. А правда, какъ мальчишка похожъ на него, Лизбетъ?
Лизбетъ хотлось прогнать изъ своего дома эту ‘безстыдную двчонку’, но ребенокъ удерживалъ ее. Его рученки обвились вокругъ ея шеи и прикосновеніе ихъ пробудило въ ней мать. Она отвернулась отъ Беллы, развела огонь и погрла немного молока для ребенка.
Пока она кормила его, Белла услась на стулъ Андрея и протянула руки къ огню. Лизбетъ хотлось вскрикнуть, но она сдержалась, видя, что ребенокъ начинаетъ засыпать. Ей хотлось сказать Белл, что она не сметъ сидть на этомъ стул, на которомъ столько времени никто не сидлъ, но она молчала и чувствовала, что ея гордость и злоба таютъ, какъ снгъ, отъ прикосновенія маленькихъ теплыхъ рученокъ ребенка. Она не ршалась выгнать отъ себя ребенка въ такую холодную, дождливую ночь.
Белла подложила себ подъ голову платокъ и дремала, какъ усталый ребенокъ. Смотря на ея заплаканное молодое лицо, Лизбетъ мало-по-мало начала смягчаться. Она переводила глаза съ матери на ребенка и ей вспомнились слова Беллы: ‘Мальчишка похожъ на своего отца’. Пристально разглядвъ мальчишку, она убдилась, что это была правда. Тогда она поднесла ребенка къ покойнику и сравнивала его личико съ лицомъ Андрея. Грустно было смотрть на смерть рядомъ со сномъ, и на личико снящаго ребенка, такъ похожее на мертвое лицо отца.
Лизбетъ долго, долго смотрла на лицо Андрея, до тхъ поръ, пока ей не стало казаться, что лицо это сдлалось такимъ же, какимъ оно было десять лтъ тому назадъ, она видла передъ собою молодое загорлое лицо съ голубыми глазами и улыбающимся ртомъ, которое такъ любила.
Утромъ Белла проснулась и стала прощаться съ нею.
— Дай мн ребенка,— сказала она.— Я уйду, пока еще не собрался народъ.
Но Лизбетъ крпко прижимала къ себ ребенка и не отрывала глазъ отъ его смющагося лица. Это было то самое лицо, которое вставало передъ ней сегодня ночью — молодое лицо Андрея, съ голубыми глазами и улыбающимся ртомъ.
— Дай мн ребенка и я уйду,— повторила Белла.
Лизбетъ нагнулась надъ ребенкомъ и слезы брызнули у нея изъ глазъ.
— Нтъ, я не отпущу его,— сказала она.— Это Андрей вернулся ко мн.
——
До сихъ поръ Кирсти и другія деревенскія кумушки не могутъ наговориться о новомъ скандал и о неуваженіи къ памяти Андрея, которое обнаружила Лизбетъ, пріютивъ у себя посл его смерти Беллу съ ребенкомъ.