Вернер или Наследство, Байрон Джордж Гордон, Год: 1815

Драматургия
Время на прочтение: 80 минут(ы)
Скачать в PDF

СОЧИНЕНІЯ
ЛОРДА БАЙРОНА
ВЪ ПЕРЕВОДАХЪ РУССКИХЪ ПОЭТОВЪ

ТОМЪ ВТОРОЙ
ИЗДАНІЕ ТРЕТЬЕ
О. ГЕРБЕЛЬ

С.-ПЕТЕРБУРГЪ
1883

ВЕРНЕРЪ
или
НАСЛДСТВО.

ТРАГЕДІЯ ВЪ ПЯТИ ДЙСТВІЯХЪ.

Знаменитому Гёте
посвящается эта трагедія
однимъ изъ усерднйшихъ
его почитателей.

ПРЕДИСЛОВІЕ.

Предлагаемая трагедія основана на разсказ, подъ заглавіемъ: ‘Крюйцнеръ, нмецкая повсть’, появившемся много лтъ тому назадъ въ ‘Кентерберійскихъ Разсказахъ’, написанныхъ, кажется, двумя сёстрами, изъ которыхъ одной принадлежитъ названная повсть и ещё другая, которыя считаются лучшими въ книг {Байронъ — ошибался, такъ какъ вс ‘Кентерберійскіе Разсказы’ отъ начала до конца, написаны младшею изъ двухъ сестёръ, именно — миссъ Гарріетъ Ли.}. Мною заимствованы изъ этой повсти планъ и дйствующія лица, а мстами даже и выраженія. Нкоторыхъ изъ дйствующихъ лицъ я замнилъ другими или передлалъ, а одно — Ида Штраленгеймъ — прибавилъ, во всёмъ же остальномъ я близко слдовалъ оригиналу. Разсказъ этотъ я прочёлъ въ самой нжной молодости — мн было тогда лтъ четырнадцать — причёмъ онъ произвёлъ на меня весьма сильное впечатлніе и, можно сказать, былъ источникомъ многаго изъ того, что я написалъ впослдствіи. Не знаю, имлъ ли названный разсказъ когда-либо успхъ, такъ-какъ въ настоящее время его помрачаетъ слава другихъ знаменитыхъ произведеній въ этомъ род, но я знаю, что вс, читавшіе его, согласны съ моимъ мнніемъ на счётъ силы воображенія и богатства замысла, имъ обнаруживаемыхъ, хотя и не мшаетъ прибавить, что выполненіе — не соотвтствуетъ замыслу, и что разсказъ этотъ можно было бы развить лучше. Между лицами, раздлявшими моё мнніе, я могъ бы указать на нсколько знаменитыхъ имёнъ, но въ этомъ нтъ никакой надобности, такъ-какъ всякій долженъ руководствоваться собственными чувствами. Я только указываю читателямъ на оригиналъ, чтобы они могли судить, насколько я изъ него заимствовалъ — и я ничего не имю противъ того, чтобы повсть доставила имъ больше удовольствія, чмъ основанная на ней драма.
Я началъ писать драму на вышеупомянутый сюжетъ ещё въ 1815 году. Это было первое драматическое произведеніе, на которое я отважился (за исключеніемъ одного, подъ заглавіемъ ‘Ульрихъ и Эльвина’, написаннаго мной на четырнадцатомъ году и которое я имлъ благоразуміе уничтожить), и я уже почти окончилъ одно дйствіе, когда обстоятельства помшали мн продолжать его. Это начало должно находиться гд-нибудь между моими бумагами въ Англіи, но такъ-какъ оно не было найдено, то я написалъ это дйствіе вновь и добавилъ остальныя.
Пьеса эта никогда не предназначалась для сцены и потому не была къ ней приспособлена {Тмъ не мене, изъ всхъ драматическихъ произведеній лорда Байрона ‘Вернеръ’ былъ единственной его драмой, имвшей успхъ на сцен.}.

Байронъ.

Пиза, февраль, 1822.

ДЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА:

Мужчины: ВЕРНЕРЪ.
УЛЬРИХЪ.
ШТРАЛЕНГЕИМЪ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Пріоръ АЛЬБЕРТЪ.
ФРИЦЪ.
ГЕНРИХЪ.
ЭРИКЪ.
АРИГЕІМЪ.
МЕЙСТЕРЪ.
РУДОЛЬФЪ.
ЛУДВИГЪ.
Женщины: ЖОЗЕФИНА — жена Вернера.
ИДА ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.

Мсто дйствія — частью на границ Силезіи, частью въ замк Зигендорфъ, близь Праги, время — конецъ тридцатилтней войны.

ДЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.

СЦЕНА I.

Комната въ ветхомъ замк, близь небольшого города на сверной границ Силезіи. Бурная ночь.

ВЕРНЕРЪ и ЖОЗЕФИНА.

ЖОЗЕФИНА.
Мой милый успокойся!
ВЕРНЕРЪ.
Я спокоенъ.
ЖОЗЕФИНА.
Твой быстрый шагъ волненье обличаетъ.
По комнат такой подобнымъ шагомъ
Не ходитъ тотъ, чьё сердце безмятежно.
Будь это садъ, могла бы я подумать,
Что счастливъ ты и отъ цвтка къ цвтку
Спшишь съ пчелой, но здсь…
ВЕРНЕРЪ.
Холодный втеръ
Сквозь ветхіе обои проникаетъ:
Застыла кровь моя.
ЖОЗЕФИНА.
Ахъ, нтъ!
ВЕРНЕРЪ (улыбаясь).
Ужели
Ты этого желаешь?
ЖОЗЕФИНА.
Я-бъ желала,
Чтобъ кровь твоя текла струёй спокойной.
ВЕРНЕРЪ.
Пускай течётъ какъ знаетъ, до поры,
Когда на вкъ застынетъ иль прольётся.
Будь то сейчасъ — мн всё равно!
ЖОЗЕФИНА.
Ужели
Я ничего не значу для тебя?
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ, всё!
ЖОЗЕФИНА.
Къ чему желать того, что можетъ
Разбить мн сердце?
ВЕРНЕРЪ.
Другъ мой, безъ тебя
Великимъ иль ничтожнымъ былъ бы я.
Чмъ я теперь — ты знаешь, но не знаешь
Чмъ могъ я быть. Всё-жь я люблю тебя
И насъ ничто не разлучитъ.

(Быстро отходитъ отъ нея, но потомъ снова приближается.)

Быть-можетъ,
Меня волнуетъ эта непогода:
Я впечатлнью поддаюсь легко,
Къ тому-жь недугъ томилъ меня недавно.
Но ты сама въ заботахъ обо мн
Ещё сильнй, мой милый другъ, страдала.
ЖОЗЕФИНА.
Отрадно мн тебя здоровымъ видть,
Ещё отраднй было бы — счастливымъ.
ВЕРНЕРЪ.
Гд-жь ты видала счастье? Пусть я буду
Несчастливъ, какъ и вс.
ЖОЗЕФИНА.
Но ты подумай,
Какъ много бдняковъ въ такую ночь
Дрожатъ подъ втромъ и дождёмъ холоднымъ,
Чья капля каждая къ земл ихъ клонитъ,
Гд имъ пріютъ одна могила дастъ.
ВЕРНЕРЪ.
И не дурной: вдь, главное — покой.
Ты говоришь о тхъ, вокругъ которыхъ
Бушуетъ втръ, въ чьи кости проникаетъ
Холодный дождь. Я самъ солдатомъ былъ
И странствовалъ, теперь же нищій я
И это всё на опыт извдалъ.
ЖОЗЕФИНА.
Теперь пріютъ имешь ты.
ВЕРНЕРЪ.
И только.
ЖОЗЕФИНА.
И то ужъ благо.
ВЕРНЕРЪ.
Для простолюдина.
ЖОЗЕФИНА.
И знатные должны цнить пріютъ,
Который при изнженныхъ привычкахъ
Для нихъ нужнй, чмъ для простолюдина,
Въ тотъ часъ, когда имъ счастье измняетъ.
ВЕРНЕРЪ.
Не въ этомъ дло. Это всё, ты знаешь,
Сносили мы, хотя не безъ роптанья,
По-крайней-мр — я, но всё-жь сносили.
ЖОЗЕФИНА.
Въ чёмъ же?
ВЕРНЕРЪ.
Нчто худшее всегда
Меня терзало и теперь терзаетъ,
Хотя и вншнихъ мукъ довольно было,
Чтобъ насъ ожесточить. Не будь болзни,
Меня некстати такъ остановившей
Здсь на границ и лишившей силъ
И средствъ, мы были-бъ счастливы теперь,
Нашъ санъ, и предковъ имя мы могли бы
Достойно поддержать и, что важне…
ЖОЗЕФИНА.
О, да!— я сына нашего могла бы
Тогда прижать къ груди осиротлой
И жажду сердца утолить. Мой Ульрихъ!
Двнадцать лтъ какъ мы разстались съ нимъ!
Ему тогда лишь восемь лтъ минуло,
Онъ былъ тогда прекрасенъ, а теперь
Какимъ красавцемъ долженъ быть мой Ульрихъ!
ВЕРНЕРЪ.
Судьба давно преслдуетъ меня,
Теперь же я не въ силахъ съ ней бороться:
Я бденъ, слабъ, и одинокъ.
ЖОЗЕФИНА.
Нтъ, нтъ!
Не одинокъ. *
ВЕРНЕРЪ.
Тмъ хуже: въ эту бездну
Низвергнулъ я всхъ любящихъ меня.
Будь я одинъ — безвстная могила
Всему конецъ давно бы положила.
ЖОЗЕФИНА.
Я не могла бы пережить тебя.
Не унывай: кто борется съ судьбою,
Тотъ побдитъ её иль утомитъ,
Избавится отъ бдъ иль перестанетъ
Ихъ ощущать. Мы Ульриха найдёмъ!
ВЕРНЕРЪ.
Такъ близко быть отъ сына, отъ того,
Что насъ за всё вознаградить могло бы —
И обмануться такъ!
ЖОЗЕФИНА.
Не всё погибло.
ВЕРНЕРЪ.
Мы нищіе.
ЖОЗЕФИНА.
Всегда мы бдны были.
ВЕРНЕРЪ.
Я былъ рождёнъ для власти и богатства,
Но ихъ — увы — употребилъ во зло —
И гнвъ отца, въ дни юности моей,
Меня всего лишилъ. Но годы мукъ
Проступки искупили. Смерть отца
Мн путь открыла, но не безъ преграды:
Тотъ родственникъ, который такъ давно
Слдитъ за мной, какъ змй слдитъ за птицей,
Меня теперь опередилъ, конечно,
Права мои попралъ и тмъ владетъ,
Что равнымъ принцамъ длаетъ его.
ЖОЗЕФИНА.
Кто знаетъ, можетъ-быть нашъ сынъ вернулся
И за права вступился ужь твои.
ВЕРНЕРЪ.
Едва-ль. Съ тхъ поръ, какъ онъ покинулъ дда,
Какъ будто грхъ мой повторить хотлъ,
Извстій мы о нёмъ не получали.
Ршился я его оставить дду
Затмъ, что тотъ мн общалъ свои гнвъ
Не вымещать на третьемъ поколньи,
Но видно Небо приговоръ свой грозный
Исполнить хочетъ: сына наказать
За грхъ отца.
ЖОЗЕФИНА.
Не будемъ унывать —
Мы Штраленгейма поисковъ до нын
Удачно избгали.
ВЕРНЕРЪ.
И избгли-бъ,
Когда бъ не эта тяжкая болзнь,
Которая страшнй, чмъ смертный недугъ,
Затмъ-что отнимаетъ онъ не жизнь,
А всю усладу жизни. Тяжкій гнётъ
Лежитъ на сердц: я боюсь, что врагъ
Насъ прослдилъ.
ЖОЗЕФИНА.
Но онъ тебя не знаетъ,
А тхъ, кто знаетъ, обмануть должны
Отъздъ нашъ быстрый и чужое имя.
Насъ здсь за-то, чмъ мы хотимъ казаться,
Считаютъ вс.
ВЕРНЕРЪ.
‘Чмъ мы хотимъ казаться!’
Скажи: ‘за-то, что мы на самомъ дл’ —
За жалкихъ нищихъ. И въ надеждахъ даже
Мы нищіе теперь.

(Иронически смётся.)

ЖОЗЕФИНА.
Какъ горекъ смхъ твой!
ВЕРНЕРЪ.
Кто могъ бы подъ наружностью моею
Потомка славныхъ предковъ угадать:
Подъ этимъ платьемъ — княжескихъ земель
Наслдника, въ глазахъ потухшихъ — гордость
Рожденія и сана, въ изнурённомъ
Отъ голода, морщинистомъ лиц —
Владльца замковъ, гд толпы вассаловъ
Пируютъ ежедневно!
ЖОЗЕФИНА.
Свтскій блескъ
Не обольщалъ души твоей такъ сильно,
Когда ты дочь изгнанника избралъ
Своей невстой.
ВЕРНЕРЪ.
Я и самъ тогда
Изгнанникъ былъ, но не терялъ надежды
Теб когда-нибудь доставить то,
Что намъ принадлежало по рожденью:
Твой родъ былъ равенъ нашему когда-то.
ЖОЗЕФИНА.
Не такъ о томъ отецъ твой думалъ! Впрочемъ
Когда-бъ меня лишь знатный родъ могъ сдлать
Тебя достойной — и тогда бы я
Его лишь тмъ считала, чмъ онъ есть.
ВЕРНЕРЪ.
А что же онъ въ глазахъ твоихъ?
ЖОЗЕФИНА.
Лишь то,
Что онъ доставилъ намъ — ничто.
ВЕРНЕРЪ.
Ничто?
ЖОЗЕФИНА.
Иль хуже, чмъ ничто. Онъ насъ сгубилъ!
Не будь его, мы бдностью своею
Не тяготились бы и, какъ мильоны,
Её переносили бы шутя.
Когда-бъ не призракъ этихъ гордыхъ предковъ,
Ты добывать свой хлбъ насущный могъ бы,
Какъ тысячи другихъ, своимъ трудомъ,
А если бъ трудъ простой нашелъ ты жалкимъ,
Въ торговл могъ бы ты иль въ чёмъ иномъ
Попробовать удачу.
ВЕРНЕРЪ.
Превратиться
Въ ганзейскаго купца? Прекрасно!
ЖОЗЕФИНА.
Какой-бы ни былъ жребій твой, о другъ мой,
Ты былъ всегда и будешь для меня
Любовью первой сердца моего,
Избравшаго тебя между другими,
Не вдая о знатности твоей,
Ни о твоихъ надеждахъ на богатство,
А видя лишь несчастій твои.
Пока не кончатся они, позволь мн
Ихъ раздлять и утшать тебя,
Когда-жь пройдутъ, то съ ними иль съ тобою
Придётъ конецъ и всмъ моимъ несчастьямъ.
ВЕРНЕРЪ.
Ты добрый ангелъ мой! Всегда такой
Я находилъ тебя, и никогда
Въ душ моей не зарождалась мысль
Враждебная теб. Судьбу мою
Не ты испортила, мой другъ, а нравъ мой.
Способный и корону потерять,
Когда-бъ она досталась мн въ наслдство.
Теперь, когда я самъ себя позналъ
И страсти улеглись — какъ тяжко мн,
Что сына и тебя всего лишилъ я.
Поврь, когда отецъ изгналъ меня.
Послдняго потомка славныхъ предковъ,
Не такъ мн горько было какъ теперь,
Когда я вижу сына и гену
Въ невинности своей того лишенныхъ,
Чего я самъ достоинъ былъ лишиться.
Въ то время страсти вилися, какъ зми,
Вокругъ меня.

(Слышенъ громкій стукъ въ дверь.)

ЖОЗЕФИНА.
Ты слышишь?
ВЕРНЕРЪ.
Да, стучатъ.
ЖОЗЕФИНА.
Кто-бъ это могъ придти въ такую пору?
Къ намъ рдко ходятъ.
ВЕРНЕРЪ.
Къ бднякамъ идётъ
Лишь тотъ, кто можетъ ихъ бдне сдлать.
Но я готовъ.

(Поднимаетъ руку къ груди, какъ бы ища оружія.)

ЖОЗЕФИНА.
О, не гляди такъ страшно!
Я отворю: чего намъ здсь бояться?
Въ пустын не страшна людская злоба.

(Идётъ и отворяетъ дверь.)

Входитъ ИДЕНШТЕЙНЪ.

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Привтъ мой вамъ, прекрасная хозяйка,
И вамъ почтенный… какъ васъ звать, пріятель?
ВЕРНЕРЪ.
Такой вопросъ вы длать не боитесь?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Боюсь, конечно: вы глядите такъ,
Какъ-будто я спросилъ у васъ о чёмъ-то
Получше имени.
ВЕРНЕРЪ.
Получше, сударь?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ужъ мсяцъ вы живёте во дворц
(Хоть князь его и предоставилъ крысамъ
И привидньямъ — всё же онъ дворецъ),
А я ещё не знаю, какъ васъ звать.
ВЕРНЕРЪ.
Зовите: Вернеръ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Славное прозванье!
Почтенное купеческое имя —
И лучшаго на вывск не сыщешь.
Есть у меня племянникъ, чья жена
Носила это имя. Онъ теперь
Помощникомъ хирурга при больниц
И самъ хирургомъ будетъ черезъ годъ.
Онъ чудеса творитъ по этой части.
Онъ не сродни ли вамъ?
ВЕРНЕРЪ.
Намъ?
ЖОЗЕФИНА.
Да… немного.

(Тихо Вернеру.)

Ужель не можешь болтуна потшить,
Чтобъ цль его узнать?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
А! очень радъ!
Я ужъ давно предчувствовалъ всё это.
Меня влекло къ вамъ родственное чувство.
Кровь, братецъ, не вода. Намъ надо винить
Для лучшаго знакомства: вдь родные
Должны друзьями быть.
ВЕРНЕРЪ.
Какъ видно, вы
И безъ того ужь выпили сегодня,
А если нтъ, то всё-равно: мн нечмъ
Васъ угостить, что врно вамъ извстно.
Вы видите, что боленъ я и бденъ,
А не хотите видть, что чужіе
Лишь въ тягость мн. Но что васъ привело?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но что жь могло привесть меня?
ВЕРНЕРЪ.
Не знаю,
Но, кажется, могу я угадать,
Что васъ отсюда выведетъ.
ЖОЗЕФИНА (тихо Вернеру).
Мой другъ,
Имй терпнье!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Не слыхали вы,
Что здсь случилось?
ЖОЗЕФИНА.
Отъ кого-жь намъ слышать?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Рка въ разлив.
ЖОЗЕФИНА.
Къ нашему несчастью,
Мы это знаемъ хорошо. Пять дней
Она насъ держитъ здсь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но вы не знали,
Что знатный господинъ, который ныньче,
На зло рк и вопреки совтамъ
Трёхъ почтарей, ршился перехать —
Пониже брода утонулъ съ собакой,
Лакеемъ, лошадьми и обезьяной.
ЖОЗЕФИНА.
Несчастные! И это врно?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Врно.
Животныя, слуга и обезьяна
Погибли вс, но мы ещё не знаемъ
Погибъ иль нтъ сіятельный вельможа:
Вдь, знатные съ трудомъ идутъ ко дну,
Какъ это подобаетъ важнымъ людямъ.
За-то воды онъ столько проглотилъ,
Что на двоихъ бы поселянъ хватило.
Прозжіе — венгерецъ и саксонецъ —
Которые съ опасностію жизни
Спасли его, теперь просить прислали
Пріюта или гроба — что придётся,
На случай если живъ онъ или умеръ.
ЖОЗЕФИНА.
Но гд-жь вы помстить его хотите?
Надюсь — здсь. Располагайте нами.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, нтъ! не здсь, а въ княжескихъ покояхъ,
Какъ гостя важнаго. Тамъ, правда, сыро,
Но вышелъ онъ изъ мста столь сырого,
Что не простудится, хотя бы сырость
И могъ онъ ощутить, когда-жь не можетъ —
Ему въ могил хуже будетъ. Впрочемъ,
Я приказалъ огонь развесть и всё
На худшій случай приготовить, то-есть
На случай, если бы очнулся онъ.
ЖОЗЕФИНА.
Несчастный! Отъ души того желаю.
ВЕРНЕРЪ (Иденштейну).
Вы не спросили, какъ зовутъ его?

(Тихо Жозефин.)

Уйди, мой другъ: я раскрошу болвана.

(Жозефина уходитъ.)

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да есть ли имя у него теперь!
Объ этомъ время будетъ разспросить,
Когда очнётся онъ, а если нтъ —
Наслдника мы имя начертимъ
На камн гробовомъ. Не сами-ль вы
Меня за любопытство осуждали?
ВЕРНЕРЪ.
Вы совершенно правы, признаюсь.

Входитъ ГАБОРЪ.

ГАБОРЪ.
Но помшалъ ли я?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, нтъ, нисколько!
Вдь, здсь дворецъ — и этотъ господинъ
Здсь гость, какъ вы. Прошу васъ быть, какъ дома.
Но гд жь его сіятельство? что съ нимъ?
ГАБОРЪ.
Онъ вн опасности, но весь промокъ
И въ хижину вошелъ переодться.
Я сдлалъ то же и пошелъ сюда.
Онъ скоро будетъ здсь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Эй, вы! сюда!
Скорй бгите! Германъ! Пётръ, Конрадъ!

(Даётъ приказанія вошедшимъ слугамъ.)

Здсь ночь вельможа проведётъ: смотрите
Что-бъ въ лучшей спальной всё въ порядк было.
Топите печь, а я отправлюсь въ погребъ.

(Габору.)

Ну, а бльё должна вамъ одолжить
Моя супруга: въ нёмъ, сказать по правд,
Мы ощущаемъ сильный недостатокъ,
Съ-тхъ-поръ какъ князь — двнадцать лтъ тому —
Оставилъ насъ. Поужинать наврно
Его сіятельство захочетъ?
ГАБОРЪ.
Право,
Я не могу сказать, но посл ванны,
Я думаю, постель ему нужнй.
Но, чтобы ужинъ даромъ не пропалъ,
Мой другъ и я его раздлимъ съ вами —
И аппетитъ дорожный нашъ вполн
Оцнитъ угощенье.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Если правда,
Что ихъ сіятельство… Какъ ихъ зовутъ?
ГАБОРЪ.
Не знаю.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вы его спасли однако жь?
ГАБОРЪ.
Я въ томъ помогъ лишь другу.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Очень странно!
Спасать людей намъ вовсе незнакомыхъ!
ГАБОРЪ.
Нисколько! Вотъ иныхъ своихъ знакомыхъ
Я бъ изъ бды спасать не потрудился.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
А кто такой вы сами?
ГАБОРЪ.
Я венгерецъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
А имя ваше?
ГАБОРЪ.
О, оно не важно!
ИДЕНШТЕЙНЪ (въ сторону).
Мн кажется, что безымяннымъ сталъ
Весь свтъ: никто назвать себя не хочетъ.

(Габору.)

Съ его сіятельствомъ народу много?
ГАБОРЪ.
Довольно.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Сколько же?
ГАБОРЪ.
Я не считалъ.
Мы подошли случайно и успли
Лишь вытащить его изъ экипажа.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Чего-бъ я ни далъ, чтобъ спасти вельможу!
Вдь вамъ изрядный кушъ дадутъ въ награду.
ГАБОРЪ.
Быть-можетъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ну, а сколько-бъ вы хотли?
ГАБОРЪ.
О, я себя ещё не оцнилъ,
А до-тхъ-поръ наградой лучшей былъ бы
Стаканъ Гогхеймера — стаканъ зелёный,
Лозой обвитый, съ надписью въ честь Вакха,
Наполненный виномъ старйшимъ вашимъ.
А въ благодарность общаюсь вамъ,
Когда случится вамъ тонуть, хотя
Грозить вамъ врядъ ли можетъ смерть такая,
Васъ даромъ вытащить. Скорй, пріятель!
Пойми, что съ каждымъ выпитымъ стаканомъ
Одной волною меньше надъ тобой.
ИДЕНШТЕЙНЪ (въ сторону).
Не нравится мн этотъ господинъ,
Онъ сухъ и скрытенъ, но вино, быть-можетъ,
Ему языкъ развяжетъ, если-жь нтъ —
Я не засну всю ночь отъ любопытства.

(Уходитъ.)

ГАБОРЪ.
А этотъ церемоніймейстеръ — видно
Смотритель замка. Славное строенье,
Но нсколько запущено.
ВЕРНЕРЪ.
Та часть,
Гд помстятъ того, кого спасли вы,
Удобнй для больного.
ГАБОРЪ.
Такъ зачмъ же
Её не заняли вы сами? Съ виду
Вы кажетесь больнымъ.
ВЕРНЕРЪ (гнвно).
Прошу васъ, сударь…
ГАБОРЪ.
Прошу простить! Но чмъ я васъ обидлъ?
ВЕРНЕРЪ.
Ничмъ, но мы другъ съ другомъ незнакомы.
ГАБОРЪ.
Тмъ боле причинъ узнать другъ друга.
Мн кажется, смотритель говорилъ,
Что здсь вы гость не мене случайный,
Чмъ я и другъ мой.
ВЕРНЕРЪ.
Это правда.
ГАБОРЪ.
Значитъ,
Какъ мы досел не встрчались съ вами,
Такъ, можетъ-быть, не встртимся и впредь.
Мн захотлось только оживить
Унылый замокъ этотъ, пригласивъ васъ
Съ пришельцами трапезу раздлить.
ВЕРНЕРЪ.
Простите… нездоровье…
ГАБОРЪ.
Какъ угодно.
Я, какъ солдатъ, быть-можетъ, грубъ немного.
ВЕРНЕРЪ.
Я самъ служилъ и оцнить съумю
Привтствіе солдата.
ГАБОРЪ.
Вы служили
Въ имперскомъ войск?
ВЕРНЕРЪ.
Да — и былъ начальникъ..

(Останавливается въ смущеніи.)

Хочу сказать, что я служилъ въ то время,
Когда впервые Чехія возстала
На Австрію.
ГАБОРЪ.
Всё кончено теперь —
И миръ разсялъ тысячи скитальцевъ
Искать себ пріюта и занятій,
Причёмъ иные съ жадностью спшатъ
Избрать легчайшія изъ нихъ.
ВЕРНЕРЪ.
Какія жь?
ГАБОРЪ.
Берутъ что могутъ. Бывшими войсками
Наполнены Лужицкіе лса
И вся почти Силезія — и дань
Они берутъ съ всего. Владльцы замковъ
Изъ стнъ ихъ не выходятъ, потому-что-
За ними путь для нихъ не безопасенъ.
Я-жь утшаюсь тмъ, что, гд-бъ я ни былъ,
Не много я рискую потерять.
ВЕРНЕРЪ.
А мн давно ужъ нечего терять!
ГАБОРЪ.
Не хорошо. Такъ вы солдатомъ были?
ВЕРНЕРЪ.
Да, былъ.
ГАБОРЪ.
И это можно видть сразу.
Солдаты — даже лагерей враждебныхъ —
Должны всегда товарищами быть.
Сойдясь въ бою, мечи свои должны
Мы скрещивать и цлить безпощадно
Другъ другу въ сердце, но коль скоро миръ
Насъ бранный мечъ вложить въ ножны заставитъ
И искру молненосную потушитъ,
Готовую зажечь ежеминутно
Фитиль — тогда… тогда мы снова братья.
Вы и больны, и бдны, какъ я вижу,
А я здоровъ и нужды не терплю.

(Вынимаетъ кошелёкъ.)

Хотите раздлить мой кошелёкъ?
ВЕРНЕРЪ.
Кто вамъ сказалъ, что нищій я?
ГАБОРЪ.
Вы сами,
Сказавъ, что вы солдатъ во время мира.
ВЕРНЕРЪ (подозрительно).
И вы не знаете меня?
ГАБОРЪ.
Не знаю
Я никого и самъ себя не знаю,
Не только васъ, кого за полчаса
Увидлъ въ первый разъ.
ВЕРНЕРЪ.
Благодарю васъ.
Великодушно было-бъ предложенье
Отъ друга даже, а отъ незнакомца
Хоть обязательно, по не разумно.
Но всё-жь я благодаренъ вамъ. Я нищій,
Но нищенство не ремесло моё,
Когда-жь просить придётся подаянья,
Охотно обращуся я къ тому
Кто самъ по доброй вол предложилъ
То, въ чёмъ другой откажетъ посл просьбы.
Простите.

(Уходитъ.)

ГАБОРЪ.
Онъ, какъ видно, честный малый,
Но горе ли, иль наслажденья жизни,
До времени сндающія насъ,
Его такъ изнурили — я не знаю.
Онъ зналъ какъ-будто лучшую судьбу,
Какъ, впрочемъ, вс, кто день вчерашній видть.
Но вотъ идётъ нашъ мудрый управитель.
Изъ-за вина я, впрочемъ, помирюсь
И съ виночерпіемъ.

Входитъ ИДЕНШТЕЙНЪ.

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ну вотъ оно!
Вотъ нектаръ: двадцать лтъ ему!
ГАБОРЪ.
Вотъ лта,
Въ которыхъ женщину считаютъ юной,
Вино же — старымъ. Жаль, что лтъ вліянье
На эти два прекрасные предмета
Различно такъ: одинъ они лишь портятъ,
Другой же улучшаютъ. За здоровье
Прелестнйшей супруги вашей пью!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Прелестнйшей! Надюсь, что въ вин
Такой же вы знатокъ какъ въ красот.
Но, впрочемъ, я готовъ вамъ вторить.
ГАБОРЪ.
Разв
Красавица, которую я встртилъ
Въ сосднемъ зал, не супруга ваша?
На мой поклонъ отвтила она
Съ достоинствомъ совмстнымъ съ прежнимъ блескомъ
Покинутаго замка, и одинъ
Ея нарядъ убогій могъ напомнить
О настоящемъ положеньи.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Нтъ
Она супруга гостя — не моя.
О, если бы она была моею!
ГАБОРЪ.
Судя по виду и осанк гордой,
Она бъ женой быть герцога могла!
Хотя её не пощадило время,
Но много въ ней величья и красы.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
На счётъ красы, того же о жен
Я не могу сказать, за-то величья
Въ ней кроются такіе атрибуты,
Что каждому безъ нихъ — тмъ бод мужу —
Гораздо лучше было-бъ обойтись.
ГАБОРЪ.
Но кто же незнакомецъ этотъ? Съ виду
Онъ выше званья своего.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ну, съ этимъ
Я не согласенъ. Бденъ онъ, какъ Іовъ,
Терпнья жь у него гораздо меньше,
Я, впрочемъ, ничего о нёмъ не знаю:
Одно лишь имя выпытать усплъ.
ГАБОРЪ.
Какъ онъ сюда явился?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Будетъ съ мсяцъ,
Какъ онъ пріхалъ въ старенькой коляск
И тотчасъ слёгъ. Ужь лучше бы онъ умеръ!
ГАБОРЪ.
Любезно и правдиво! Почему же?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Къ чему намъ жизнь, когда жить нечмъ: гроша
Вдь нтъ у нихъ.
ГАБОРЪ.
Тогда я удивляюсь,
Какъ во дворецъ ршились вы пустить
Такихъ гостей убогихъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ваша правда,
Но жалость заставляетъ насъ подчасъ
И глупости творить. Къ тому-жь, у нихъ
Вещей довольно-цнныхъ было много
И ими до-сихъ-поръ они платили.
Я думалъ: пусть ужь лучше здсь живутъ,
Чмъ въ маленькой таверн — и отвёлъ имъ
Одн изъ самыхъ старыхъ комнатъ замка.
Они ихъ обсушили хоть немного,
Пока имъ денегъ на дрова хватало.
ГАБОРЪ.
Ахъ, бдные!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
И очень даже бдны.
ГАБОРЪ.
И къ бдности, какъ видно, не привыкли,
Куда-жь они спшили?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Это знаетъ
Одно лишь небо, и туда, быть-можетъ,
Они шаги свои и направляли,
Тмъ боле, что путь такой на-дняхъ
Для Вернера казался очень близкимъ.
ГАБОРЪ.
Я слышалъ это имя, но, быть-можетъ,
Оно чужое?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Можетъ-быть. Но, чу!
Тамъ слышны голоса и звукъ коляски!
И вижу факелы… Клянуся честью,
Его сіятельство должно быть прибылъ!
Я долженъ быть на мст. Ну, пойдёмте
Исполнить долгъ нашъ — высадить его
Изъ экипажа.
ГАБОРЪ.
Я ужь это сдлалъ,
Когда онъ былъ готовъ отдать всё графство,
Чтобъ волны лишь отъ горла отстранить.
Вокругъ него теперь довольно слугъ,
Тогда-жь на берегу они стояли,
Ушами хлопая и восклицая:
‘Спасите!’ но спасать не помогали.
Свой долгъ исполнилъ я — черёдъ за вами:
Идите пресмыкаться передъ нимъ!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какъ! пресмыкаться! Я! Ахъ, чёртъ возьми!
Я не успю встртить! (Поспшно уходитъ.)

Входить ВЕРНЕРЪ.

ВЕРНЕРЪ (въ сторону).
Звукъ колёсъ
И говоръ слышалъ я. Какъ всё теперь
Меня тревожитъ.

(Увидя Габора.)

Ахъ! онъ здсь ещё!
Ужь не шпіонъ ли онъ враговъ моихъ?
Предложенная помощь незнакомцу
Какъ-будто тайнаго врага сулитъ:
Друзья не такъ ретивы на услуги.
ГАБОРЪ.
Вы, кажется, задумались? Теперь
Для этого не время. Старый замокъ
Наполнится сейчасъ толпою шумной:
Пріхалъ графъ, баронъ иль кто бъ онъ ни былъ
Полуутопленный вельможа этотъ,
Кого вс жители села и замка
Почётнй принимаютъ, чмъ стихіи.
ИДЕНШТЕЙНЪ (за сценой).
Сюда, сюда, прошу васъ, ваша свтлость!
Но осторожнй: лстница темна.
Когда-бъ могли мы ждать такого гостя…

Входятъ ШТРАЛЕНГЕЙМЪ, ИДЕНШТЕЙНЪ и слухи.

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я отдохну немного.
ИДЕНШТЕЙНЪ (слугамъ).
Стулъ подайте,
Болваны!

(Штраленгеймъ садится.)

ВЕРНЕРЪ (въ сторону.)
Это онъ!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Теперь мн лучше.
Кто эти незнакомцы?
ИДЕНШТЕЙНЪ
Ваша свтлость,
Одинъ изъ нихъ сказалъ, что вамъ знакамъ.
ВЕРНЕРЪ (громко и поспшно).
Кто это говоритъ?

(Вс смотрятъ на него съ удивленіемъ.)

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Рчь не о васъ
И говорятъ не съ вами. Но, быть-можетъ,
Вотъ этого узнать пріятно будетъ
Его сіятельству?

(Указываетъ на Габора.)

ГАБОРЪ.
Я не желаю
Вельможную ихъ память утруждать.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Должно-быть, онъ одинъ изъ тхъ, чья помощь
Спасла меня.

(Указывая на Вернера.)

А вотъ другой, конечно.
Мн служитъ извиненьемъ положенье,
Въ какомъ я былъ, что не узналъ я тхъ,
Кому обязанъ жизнью.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Онъ? Ахъ, нтъ!
Бднякъ недавно всталъ съ одра болзни,
И помощи не могъ бы вамъ подать:
Онъ въ ней и самъ нуждается.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я думалъ —
Ихъ двое было?
ГАБОРЪ.
Правда, но одинъ
Вамъ помощь оказать. Его здсь нтъ.
Быть первымъ посчастливилось ему
И главное свершить. Хоть доброй воли
Не меньше было у меня, но сила
И молодость его опередили.
Не расточайте-жь мн благодареній:
Я только былъ помощникомъ усерднымъ
Славнйшаго начальника.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Гд-жь онъ?
СЛУГА.
Онъ въ хижин остался, ваша милость,
Гд часъ вы отдыхали, и сказалъ,
Что завтра будетъ здсь.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
До той поры
Могу я лишь благодарить, тогда же…
ГАБОРЪ.
Я большаго не жду и врядъ ли стою,
Товарищъ самъ отвтитъ за себя.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ
(устремивъ глаза на Вернера, про-себя).
Нтъ! Быть не можетъ! Надо примчать.
Своими я глазами двадцать лтъ
Его не видлъ, но глаза другихъ
За нимъ слдили — и одна боязнь,
Что цль мою онъ можетъ угадать,
Меня вдали заставила держаться.
Зачмъ оставилъ въ Гамбург я тхъ,
Которые могли-бъ узнать его.
Я мнилъ себя владльцемъ Зигендорфа
И поскакалъ, хотя стихіи сами
Противъ меня возстали и разливъ
Грозитъ здсь задержать меня.

(Останавливается, смотритъ на Вернера и затмъ продолжаетъ.)

Я долженъ
За этимъ человкомъ наблюдать.
Коль это онъ: онъ измнился такъ,
Что и родной отецъ, возставъ изъ гроба,
Прошелъ бы мимо, не узнавъ его.
Мн надо осторожнымъ быть: ошибка
Могла бы всё испортить.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ваша милость
Задумались какъ-будто: не угодно-ль
Вамъ дале идти?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Усталость мн
Задумчивую вншность придаётъ.
Я отдохнуть пойду.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
У князя въ спальн
Готово всё давно. Ея убранство
То самое, что было и при княз.

(Въ сторону.)

Хоть всё поблёкло и чертовски сыро,
Но при мерцаньи факеловъ сойдётъ.
Довольно съ васъ и этого. Покойтесь
Подъ балдахиномъ, схожимъ съ тмъ, подъ коимъ
Когда умрёте, вамъ лежать придётся.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Прощайте, господа!

(Обращаясь къ Габору.)

А васъ, надюсь,
Найду возможность завтра наградить.
Теперь, прошу васъ въ комнату къ себ.
ГАБЕРЪ.
Иду.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ
(длаетъ нсколько шаговъ, потомъ останавливается
и обращается къ Вернеру).
Пріятель!
ВЕРНЕРЪ.
Сударь!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ахъ Создатель!
Зачмъ вы не сказали ‘ваша милость’,
Иль ‘ваша свтлость’!

(Штраленгейму)

Умоляю васъ,
Простите бдняка: онъ не привыкъ
Къ такому обществу.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ (Иденштейну).
Да замолчите!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Я нмъ!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ (Вернеру).
Вы здсь давно-ль?
ВЕРНЕРЪ.
Давно-ль?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я ждалъ
Не эхо, а отвта.
ВЕРНЕРЪ.
Ихъ обоихъ
Отъ этихъ стнъ вы ждите. Незнакомымъ
Я отвчать привычки не имю.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вотъ какъ! Но вжливо отвтить можно
На дружескій вопросъ.
ВЕРНЕРЪ.
Когда я вижу,
Что онъ таковъ, тогда и самъ готовъ я
Отвтить тмъ же.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Мн сказалъ смотритель,
Что васъ недугъ здсь задержалъ. Быть-можетъ,
Одной дорогой слдуя, я могъ бы
Вамъ услужить?
ВЕРНЕРЪ (торопливо).
Не по одной дорог
Мы демъ съ вами.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Почему же въ этомъ
Вы такъ уврены, не зная даже,
Куда я ду.
ВЕРНЕРЪ.
Богачамъ и бднымъ
Одинъ лишь путь свершать придётся вмст.
Вы отъ него избавились сегодня,
А я — немного дней тому назадъ,
И съ той поры пути различны наши,
Хотя къ одной насъ цли приведутъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Мн кажется, что рчи ваши выше,
Чмъ званье ваше.
ВЕРНЕРЪ (съ горечью).
Неужели?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Если
Судить о званьи по одежд.
ВЕРНЕРЪ.
Что же —
И то ужъ хорошо, что не кажусь
Я ниже одянья моего,
Какъ съ хорошо одтыми бываетъ.
Но что-жь вы отъ меня хотите?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я?
ВЕРНЕРЪ.
Да, вы! Вы предлагаете вопросы,
Меня не зная, и тому дивитесь,
Что, васъ не зная, я не отвчаю.
Скажите, что угодно вамъ — тогда
Я буду знать, какъ слдуетъ отвтить.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Не зналъ я, что причины есть у васъ
Скрываться.
ВЕРНЕРЪ.
Есть у многихъ. А у васъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Они не интересны для чужихъ.
ВЕРНЕРЪ.
Простите-жь незнакомцу-бдняку
Его желанье чуждымъ оставаться
Для человка чуждаго ему.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я раздражать васъ вовсе не желалъ,
А только вамъ помочь хотлъ. Прощайте!
Смотритель, укажите путь.

(Габору)

А васъ
Прошу идти за мною.

(Вс, кром Вернера, уходятъ.)

ВЕРНЕРЪ.
Это онъ!
Попался я въ раставленныя сти!
Его послдній управитель, Джульо,
Меня предупреждалъ, что испросилъ онъ
Приказъ отъ Бранденбургскаго курфирста
Взять Брюйцнера подъ стражу — это имя
Тогда носилъ я — лишь къ границ онъ
Приблизится, и только вольный городъ
Мн послужилъ охраной. Глупо было
Его покинуть, но окольный путь
И скромная одежда, думалъ я,
Въ погон могутъ обмануть ищеекъ.
Что предпринять? Онъ самъ мстя не знаетъ:
Мы въ юности такъ рдко съ нимъ встрчались,
Что, посл двадцати годовъ разлуки,
Мн страхъ одинъ помогъ его узнать.
Но слуги? Дружелюбіе венгерца
Теперь понятно: онъ шпіонъ, конечно,
Орудье Штраленгейма, и подосланъ,
Чтобы поймать меня. Безъ всякихъ средствъ,
Больной, рки разливомъ окруженный,
Непроходимой сдлавшимъ её
Для богачей самихъ, которыхъ средства
Имъ позволяютъ избгать опасность
Цною жизни многихъ, какъ могу я
Питать надежду? Часъ назадъ я думалъ,
Что худшаго не можетъ быть, теперь же
Прошедшее мн кажется Эдемомъ.
Одинъ лишь день — и всё открыться можетъ,
Когда такъ близко я отъ правъ своихъ,
Богатства и почёта, и когда
Горсть золота спасти меня могла бы.

Входятъ ИДЕНШТЕЙНЪ и ФРИЦЪ, разговаривая.

ФРИЦЪ.
Сейчасъ же!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Невозможно!
ФРИЦЪ.
Попытайтесь.
Коль не удастся одному, пошлите
Еще другихъ, пока отъ коменданта
Не привезутъ изъ Франкфурта отвтъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Возможное исполню.
ФРИЦЪ.
Не жалйте
Трудовъ своихъ: вамъ въ десять разъ заплатятъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Баронъ уснулъ?
ФРИЦЪ.
Онъ у камина дремлетъ.
Въ одиннадцать часовъ онъ ляжетъ спать,
А раньше не веллъ себя тревожить.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Надюсь раньше часа всё устроить.
ФРИЦЪ.
Похлопочите.

(Уходитъ.)

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Чёртъ бы ихъ побралъ!
Вельможи эти думаютъ, что всё
Для нихъ однихъ живётъ на бломъ свт.
Теперь съ одра убогаго вассаловъ
Я принуждёнъ немедленно согнать
И ихъ заставить къ Франкфурту пробраться,
Рискуя жизнью. Кажется, баронъ
Могъ научиться ближняго жалть,
По собственному опыту, но нтъ:
‘Такъ надо’ — вотъ и всё.

(Вернеру.)

Вы здсь ещё?
ВЕРНЕРЪ.
Вы что-то скоро съ гостемъ дорогимъ
Разстались.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да, онъ спитъ и не желаетъ,
Какъ кажется, чтобы другіе спали.
Вотъ къ коменданту Франкфурта пакетъ,
Который долженъ я, во что-бъ ни стало,
Послать. Прощайте, я не долженъ медлить.

(Уходитъ.)

ВЕРНЕРЪ (одинъ).
Во Франкфуртъ къ коменданту! Да, гроза
Ужь близится. Всё это очень схоже
Съ прошедшими поступками злодя,
Такъ хладнокровно ставшаго преградой
Межь мною и отцовскимъ домомъ. Врно
Онъ требуетъ отряда, чтобы въ крпость
Меня свести. Не лучше ль кончить разомъ!

(Смотритъ вокругъ себя и хватаетъ лежащій на стол ножъ)

Теперь себ я властелинъ. Но — чу!
Шаги я слышу. Почему я знаю,
Что станетъ ждать онъ власти, столь охотно
Его захватъ готовой утвердить?
Меня подозрваетъ онъ, одинъ я —
А у него большая свита, слабъ —
А онъ силёнъ и золотомъ и званьемъ,
Я съ именемъ, которое лишь гибель
Ускорить можетъ вн моихъ владній —
А онъ во всеоружьи титлъ своихъ,
Которые въ сред тупыхъ мщанъ
Огромное значеніе имютъ.
Шаги всё ближе! Скрыться надо мн.
Нтъ, это лишь обманъ воображенья:
Всё тихо, какъ въ безмолвный промежутокъ
Межь молніей и громомъ. Да, мн надо
Волненіе души моей унять.
Пойду взглянуть — остался-ль неизвстнымъ
Проходъ, открытый мной: служить онъ можетъ
Убжищемъ на нсколько часовъ.

(Отворяетъ потаённую дверь и, уходя, закрываетъ её за собой.)

Входитъ ЖОЗЕФИНА и ГАБОРЪ.

ГАВОРЪ.
Гд-жь вашъ супругъ?
ЖОЗЕФИНА.
Я думала — онъ здсь.
Я здсь его оставила недавно,
Но, можетъ-быть, съ смотрителемъ онъ вышелъ.
ГАВОРЪ.
Баронъ разспрашивалъ о вашемъ мух
Смотрителя и — какъ мн показалось —
Вопросы эти не сулятъ добра.
ЖОЗЕФИНА.
Увы! что могутъ общаго имть
Вельможа знатный и несчастный Вернеръ?
ГАВОРЪ.
Вамъ лучше знать.
ЖОЗЕФИНА.
А если бъ что и было,
То почему заботитесь о мух,
А не о томъ, кому вы жизнь спасли?
ГАВОРЪ.
Я помогалъ спасти его отъ смерти,
Но въ угнетеньяхъ помогать ему
Не общалъ. Вельможъ я этихъ знаю
И средства ихъ топтать несчастныхъ въ грязь.
Я испыталъ ихъ гнётъ — и духъ кипитъ,
Когда я вижу слабыхъ угнетенье.
ЖОЗЕФИНА.
Вамъ трудно будетъ мужа убдить
Въ участьи вашемъ.
ГАБОРЪ.
Недоврчивъ онъ?
ЖОЗЕФИНА.
Не зналъ онъ прежде подозрній: горе
И время сдлали его такимъ,
Какимъ теперь вы видите его.
ГАБОРЪ.
Душевно сожалю: подозрнье
Тяжелое оружье и гнетётъ
Сильнй, чмъ защищаетъ. Доброй ночи!
Надюсь завтра Вернера увидть.

(Уходить.)

Входятъ ИДЕНШТЕЙНЪ и нсколько поселянъ.

(Жозефина отходитъ въ сторону.)

1-Й ПОСЕЛЯНИНЪ.
А если утону?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Теб заплатятъ.
За меньшую награду врно прежде
Ты большимъ рисковалъ.
2-Й ПОСЕЛЯНИНЪ.
А жены, дти!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Имъ это къ выгод скорй послужитъ.
3-й ПОСЕЛЯНИНЪ.
Я одинокій — и готовъ рискнуть.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вотъ это хорошо! Вотъ бравый малый,
Достойный быть солдатомъ! Въ стражу князя
Тебя я запишу, когда успешь,
И дамъ два свтлыхъ талера въ придачу.
3-Й ПОСЕЛЯНИНЪ.
Не больше?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Постыдись! Ужели жадность
Соединяться можетъ съ честолюбьемъ?
Пойми, что размнявши ихъ, получишь
Ты цлый кладъ. Вдь тысячи героевъ
Изъ за десятой доли ежедневно
Рискуютъ жизнью и душой. А ты?
Владлъ ли ты когда хоть половиной?
3-Й ПОСЕЛЯНИНЪ.
Конечно, нтъ, но всё-жь мн нужно три.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Иль, негодяй, забылъ ты чей вассалъ?
3-Й ПОСЕЛЯНИНЪ.
Я княжескій вассалъ, а не его.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Бездльникъ! Я безъ князя здсь хозяинъ,
А этотъ господинъ, мой другъ давнишній,
Сказалъ мн: е милый Иденштейнъ, пошлите
Съ полдюжины вотъ этихъ подлецовъ…’
И такъ, болваны, маршъ вперёдъ! въ дорогу!
Но если уголокъ одинъ письма
Водою вспрыснутъ будетъ — берегитесь:
За каждую страницу вашу шкуру
Я натянуть велю на барабанъ,
Какъ вожу Жижки, чтобъ тревогу бить
На страхъ рабамъ строптивымъ, не могущимъ
Неисполнимаго исполнить. Вонъ!
Вонъ, червяки!

(Уходитъ вслдъ за поселянами.)

ЖОЗЕФИНА.
Какъ избжать хотла-бъ
Я этихъ слишкомъ обыдённыхъ зрлищъ
Тиранства феодальнаго. Не въ силахъ
Я злу помочь — такъ видть не желала-бъ.
И въ этомъ уголк, едва замтномъ
На карт областной, царитъ повсюду
Презрнье обднвшихъ богачей
Къ ещё бднйшимъ, чванство подчинённыхъ
Предъ тми, кто по званью ниже ихъ —
И нищенскій порокъ здсь придаётъ
Себ величья видъ. Какая жизнь!
Въ моей Тоскан, солнцемъ озарённой,
Дворяне вс, какъ славный нашъ Козьма,
Гражданами считались и вели
Торговлю. Зло и тамъ существовало,
Но не такое. Бдности самой
Долины плодоносныя давали
Весёлый видъ. Тамъ каждая травинка
Служила пищей, каждая лоза
Напитокъ изливала, веселящій
Сердца людей, а солнце золотое —
Такъ рдко уходящее за тучи,
Что и въ ту пору смеркнувшей земл
Своё тепло на память оставляетъ —
Убогій плащъ и лёгкую одежду
Сносне длаетъ, чмъ царскій пурпуръ.
Но сверные деспоты подобны
Пронзительному втру ихъ страны:
Сквозь рубища рабовъ они терзаютъ
Ихъ души, какъ стихіи ихъ тла.
И мужъ мой стать въ ряды владыкъ подобныхъ
Такъ горячо, такъ пламенно желаетъ
И такъ сильна въ нёмъ гордость родовая,
Что двадцать лтъ такихъ гоненій страшныхъ,
Какими сына мучить не ршился-бъ
Отецъ семьи безвстной, не могли
Его природы измнить, но мн —
Хоть родилась въ семь я столь же знатной —
Любовь отца иной урокъ внушила.
Отецъ мой! пусть твой духъ многострадальный,
Блаженный нын, оснитъ и насъ
И сына нашего! Его люблю я,
Какъ ты меня любилъ.

ВЕРНЕРЪ быстро выходитъ, съ ножомъ въ рук изъ потаённой двери и поспшно закрываетъ её.

ЖОЗЕФИНА.
Что это! Вернеръ?
Ты ль это и откуда?
ВЕРНЕРЪ (не узнавая Жозефины).
Я попался!
Убью!

(Узнавъ жену.)

Ахъ, Жозефина! ты не спишь?
ЖОЗЕФИНА.
Какой тутъ сонъ! Скажи мн ради Бога,
Что это значитъ?
ВЕРНЕРЪ.
Вотъ смотри, мой другъ:
Вотъ золото, что изъ темницы этой
Исторгнетъ насъ!
ЖОЗЕФИНА.
Какъ ты добылъ его?
И этотъ ножъ…
ВЕРНЕРЪ.
Ещё онъ вражьей кровью
Не обагрёнъ. Скорй пойдёмъ къ себ.
ЖОЗЕФИНА.
Откуда вышелъ ты?
ВЕРНЕРЪ.
Не узнавай:
Намъ надо знать куда уйти, но это

(указывая на золото)

Поможетъ намъ. Теперь я не боюсь!
ЖОЗЕФИНА.
Не смю думать, что въ безчестномъ дл
Виновенъ ты.
ВЕРНЕРЪ.
Въ безчестномъ?
ЖОЗЕФИНА.
Да, въ безчестномъ.
ВЕРНЕРЪ.
Идёмъ, идёмъ! Я думаю, что намъ
Здсь ночь провесть послднюю придётся.
ЖОЗЕФИНА.
Не худшую, надюсь.
ВЕРНЕРЪ.
Какъ? надюсь?
Я въ этомъ поручусь. Идёмъ скорй!
ЖОЗЕФИНА.
Ещё одинъ вопросъ: что сдлалъ ты?
ВЕРНЕРЪ.
Не сдланнымъ оставилъ я одно,
Чмъ могъ бы всё во благо намъ покончить.
Прочь эти мысли! Ну, идёмъ!
ЖОЗЕФИНА.
Увы!
Зачмъ должна въ теб я сомнваться.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ВТОРОЕ.

СЦЕНА I.

Комната въ томъ же замк.

Входятъ ИДЕНШТЕЙНЪ и ФРИЦЪ.

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вотъ такъ дла! Отлично! превосходно!
Ограбить гостя въ княжескомъ дворц,
Гд о грх такомъ и не слыхали!
ФРИЦЪ.
И гд могли лишь крысы у мышей
Украсть клочки изорванныхъ обоевъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Зачмъ до дня такого дожилъ я!
Погибла честь незыблемая замка!
ФРИЦЪ.
Какъ намъ найти виновнаго? Баронъ
Безъ поисковъ не хочетъ отказаться
Отъ этихъ денегъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Не хочу и я.
ФРИЦЪ.
Кого-жь вы заподозрили?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Кого,
Создатель мой? Конечно, всхъ!
ФРИЦЪ.
Да нтъ ли
Другого хода въ комнату барона?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, нтъ!
ФРИЦЪ.
Вы въ томъ уврены?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Конечно.
Я выросъ здсь и прожилъ весь свой вкъ,
И потому не могъ о нёмъ не слышать.
ФРИЦЪ.
Воръ, стало-быть, имлъ свободный доступъ
Въ прихожую.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Конечно.
ФРИЦЪ.
Этотъ Вернеръ…
Онъ бденъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да, но это былъ не Вернеръ:
Онъ на другомъ конц дворца живётъ,
Откуда нтъ въ покой графа хода.
Къ тому же я былъ съ Вернеромъ въ то время,
Когда была покража свершена,
Въ одной изъ залъ, отсюда отстоящихъ
Чуть не на милю.
ФРИЦЪ.
Есть другой.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Венгерецъ?
ФРИЦЪ.
Тотъ, что помогъ изъ Одера барона
Добыть живымъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Быть-можетъ… Нтъ, постойте:
Ужъ не изъ свиты-ль кто-нибудь стянулъ?
ФРИЦЪ.
Какъ? кто-нибудь изъ насъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Не вы, конечно,
А кто-нибудь изъ низшихъ слугъ. Баронъ,
Вы говорите, въ кресл задремалъ,
А близь него была его шкатулка
И куча свёртковъ съ золотомъ, изъ коихъ
Одинъ исчезъ. Баронъ не заперъ дверь
И каждый могъ войти къ нему свободно.
ФРИЦЪ.
Вы слишкомъ поспшили съ приговоромъ:
Неуязвима честность слугъ барона,
Отъ управителя до поварёнка,
Коль не считать вполн законныхъ выгодъ
Съ поставщиковъ господъ вельможныхъ нашихъ,
При частныхъ сдлкахъ съ нами, при взысканьи
Арендныхъ денегъ и устройств празднествъ:
Тутъ каждый долю барыша иметъ,
Прямое-жь воровство мы презираемъ,
Какъ деньги харчевыя. Нтъ, когда бы
Одинъ изъ насъ укралъ, онъ головой
Для одного лишь свёртка не рискнулъ бы:
Онъ вс бы сгрёбъ, а съ ними и шкатулку,
Будь только въ силахъ онъ её поднять.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да, въ этомъ много правды.
ФРИЦЪ.
Нтъ, поврьте,
Виновный здсь не кто-нибудь изъ насъ,
А мелкій плутъ, воришка неискусный.
Всего важнй намъ было бы узнать
Кто, кром васъ и этого венгерца,
Могъ въ комнату баронскую попасть?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да ужь не я-ль, по-вашему, виновный?
ФРИЦЪ.
Нтъ, я таланты ваши ставлю выше.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
И убжденья честныя, надюсь.
ФРИЦЪ.
Конечно, да, но что-же длать намъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Да ничего! Побольше нашумимъ,
Полицію всю на ноги подымемъ.
(Хотя её лишь въ Франкфурт найдёмъ),
Объявимъ кушъ, наклеимъ объявленья,
(Хоть рукописныя: здсь нтъ печатни)
И писаря отправимъ ихъ читать
(Вдь здсь лишь онъ да я читать умемъ),
Пошлёмъ вассаловъ нищихъ обыскать,
Велимъ бродягъ бездомныхъ брать подъ стражу —
И если не виновнаго, то плнныхъ
Они нагонятъ вдоволь. Если-жь денегъ
И не найдётъ баронъ, то утшеньемъ
Ему послужитъ то, что вдвое больше,
Съ погонею за призракомъ растаетъ.
Вотъ вамъ алхимія для врачеванья
Потерь барона.
ФРИЦЪ.
Лучшее лкарство
Нашелъ онъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Въ чёмъ?
ФРИЦЪ.
Въ доставшемся наслдств.
Близь Праги дальній родственникъ его,
Графъ Зигендорфъ, въ своёмъ помсть умеръ
И нашъ баронъ наслдство взять спшитъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Такъ, значитъ, нтъ наслдника прямого?
ФРИЦЪ.
Наслдникъ есть, но онъ исчезъ изъ глазъ,
А можетъ быть изъ міра. Тяготетъ
Ужь двадцать лтъ отцовское проклятье
Надъ блуднымъ сыномъ, для кого до нын
Отецъ тельца заклать не захотлъ —
И потому, когда онъ живъ, то врно
Питается одними жолудями.
Но если онъ я явится — баронъ
Его молчать всегда заставить можетъ:
Онъ золъ, хитёръ и въ сил при двор.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Счастливецъ!
ФРИЦЪ.
Правда, былъ у графа внукъ,
Котораго принять онъ согласился
И воспиталъ, какъ-будто мальчикъ былъ
Его наслдникъ, но его рожденье
Сомнительно.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какъ такъ?
ФРИЦЪ.
Его отецъ,
Влюбившись, опромётчиво женился
На дочери изгнанника, прелестной
И смуглой итальянк, изъ семьи
Хотя и благородной, какъ я слышалъ,
Но всё-жь не равной графу Зигендорфу.
Такой союзъ не по сердцу былъ графу —
И онъ, ребёнка взявъ, не согласился
Его отца и матери принять.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Когда онъ храбръ и заявить права
Свои захочетъ, то онъ можетъ кашу
Такую заварить, что вамъ её
Не расхлебать.
ФРИЦЪ.
О, храбрости въ нёмъ много!
Въ нёмъ сочетались, какъ я слышалъ, свойства
Отца и дда: пылкость чувствъ и хитрость.
Но — что всего страннй — и онъ недавно
Исчезъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
На кой же чёртъ онъ это сдлалъ?
ФРИЦЪ.
Вы правы: врно чёртъ его попутать
Покинуть дда наканун смерти,
Разбивъ ему своимъ поступкомъ сердце.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но чмъ же объясняли это бгство?
ФРИЦЪ.
Догадокъ было много, но, быть-можетъ,
Далёки вс отъ истины. Кто думалъ,
Что отыскать родителей хотлъ онъ,
Другіе — что старикъ былъ строгъ къ нему
(Но это врядъ ли правда: въ нёмъ старикъ
Души, не чаялъ), третьи говорили,
Что завлекла война его (но миръ
Ужь заключёнъ и могъ бы онъ вернуться),
Иные же при этомъ замчали,
Что много страннаго таилось въ нёмъ:
Что, увлечённый пылкостью своею,
Онъ, можетъ-быть, примкнулъ въ тмъ чёрнымъ бандамъ,
Что грабятъ всю окружную страну
Съ-тхъ-поръ какъ превратилася война
Въ систему грабежа.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Невроятно!
Наслдникъ юный, къ роскоши привыкшій
Не можетъ жизнью рисковать и честью
Въ сообществ солдатъ и негодяевъ!
ФРИЦЪ.
Натуры есть, въ которыхъ злая склонность
Къ опаснымъ приключеньямъ такъ сильна.
Что, какъ блаженства, жаждутъ ихъ он.
Не измнить ни тигра, ни индійца,
Хотя-бъ ихъ вкъ поили молокомъ.
А разв Баннеръ, Валленштейнъ и Тилли,
Принцъ Веймарскій, Густавъ и Торстенсонъ
Не тми же грабителями были,
Но въ большихъ лишь размрахъ? А теперь,
Когда ихъ нтъ и миръ провозглашенъ,
Всмъ, кто ихъ дло продолжать желаетъ,
Приходится работать для себя.
Но вотъ баронъ, а съ нимъ и тотъ саксонецъ,
Который спасъ его вчера отъ смерти,
И нынче лишь межъ нами появился.

Входятъ ШТРАЛЕНГЕЙМЪ и УЛЬРИХЪ.

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Позволивъ мн одними лишь словами
Вамъ выразить признательность мою,
Вы этимъ мн, къ несчастью, преградили,
И этотъ путь. Я чувствую вполн
Ничтожность словъ и принуждёнъ стыдиться
Безплодной благодарности своей.
Вс выраженья кажутся ничтожны
Въ сравненьи съ вашимъ доблестнымъ поступкомъ.
УЛЬРИХЪ.
Не стоитъ говорить объ этомъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Чмъ же
Могу я быть полезенъ вамъ? Вы юны,
Красивы, храбры и того закала,
Что создаётъ героевъ. Безъ сомннья,
Съ такой душой и вншностью, вы съ тмъ же
Священнымъ пыломъ въ битву устремитесь,
Съ какимъ въ другой стихіи, столь же грозной,
Вы шли на встрчу смерти роковой,
Чтобъ незнакомцу жизнь снасти. Для службы
Вы созданы. Я самъ служилъ и властью
По служб и рожденью облечёнъ,
Что-жь до друзей моихъ — они готовы
И вамъ друзьями быть. Хотя средь мира
Мечты о слав кажутся безплодны,
Но онъ едва ль продлится: слишкомъ сильно
Возбуждены теперь людскія страсти,
И посл тридцати годовъ борьбы
Миръ превратился въ малую войну,
Какъ это видимъ мы въ лсахъ окрестныхъ.
Война возьмётъ своё, а между-тмъ
Вы можете вступить не медля въ службу
И, съ помощью вліянья моего,
Достигнуть скоро высшихъ должностей.
Я, говоря о служб, разумю
Лишь службу Бранденбургскому курфюрсту,
При чьёмъ двор имю я значенье,
Въ Богеміи жь чужой я, какъ и вы.
УЛЬРИХЪ.
Вы по одежд заключить могли,
Что я саксонецъ и служить, конечно,
Родному государю лишь обязанъ,
Но, предложенье ваше отклоняя,
Я тхъ же чувствъ исполненъ, какъ и вы.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Такъ поступаютъ лишь ростовщики:
Вы не хотите брать съ меня процентовъ,
Чтобъ увеличить долгъ мой и заставить
Меня упасть подъ бременемъ его.
УЛЬРИХЪ.
Вы это вправ будете сказать,
Когда у васъ потребую уплаты.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Ну, если не хотите — то скажите:
Происхожденье наше благородно?
УЛЬРИХЪ.
Такъ мн мои родные говорили.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Поступки ваши служатъ въ томъ порукой.
А имя ваше?
УЛЬРИХЪ.
Ульрихъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
А фамилья?
УЛЬРИХЪ.
Отвчу вамъ, когда достоинъ буду
Её носить.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ (всторону).
Австріецъ онъ, конечно,
И не желаетъ въ это время смутъ
Хвалиться родомъ на границ дикой,
Гд ненавистна родина его.

(ГромкоФрицу и Иденштейну.)

Ну что-жь, какъ поиски идутъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Не дурно.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Такъ воръ ужъ поймалъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Не совсмъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Однако
Подозрваютъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какъ же — очень сильно.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Кто могъ бы это быть?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вамъ неизвстно?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Конечно — нтъ: я спалъ тогда.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Я также,
А потому — не больше васъ я знаю.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Грубьянъ!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Когда и ваша милость сами
Не можете на вора указать,
То какъ же я, кого никто не грабилъ,
Межь столькихъ лицъ могу его узнать?
Вдь, съ позволенья вашего, въ толп
И норъ не хуже выглядитъ другого,
А иногда и лучше. Лишь въ тюрьм.
Да на суд возможно судьямъ мудрымъ
Преступника по вншности узнать,
А разъ его увидятъ тамъ — ручаюсь,
Что — будь онъ осуждёнъ или оправданъ —
Его лицо останется преступнымъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ (Фрицу).
Но что жъ ты длалъ?
ФРИЦЪ.
Признаюсь — немного,
Одни предположенья, наша милость.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Не говоря ужь о моей потер —
Которая, признаться, для меня
Чувствительна теперь — для общей пользы
Желалъ бы я злодя обличить.
Такой искусный воръ, который могъ
По освщённымъ комнатамъ пробраться
И золото похитить у меня
Передъ едва закрытыми глазами —
Весь здшній околодокъ, Иденштейнъ,
Ограбитъ скоро.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Было бы что грабить!
УЛЬРИХЪ.
Въ чёмъ дло?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вы пришли лишь ныньче утромъ
И не слыхали, что я былъ ограбленъ.
УЛЬРИХЪ.
Идя сюда, я мелькомъ это слышалъ,
Но я подробностей не знаю.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Случай
Довольно странный.

(Указывая на Иденштейна.)

Онъ разскажетъ вамъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вотъ видите…
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Повремените лучше,
Пока въ его увритесь терпньи.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Я это лишь на опыт узнаю.
Вотъ видите…
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Короче: спалъ я въ кресл,
А на шкатулк, около меня,
Лежали свёртки золота, на сумму,
Которой даже части непріятно
Лишиться вдругъ. Какой-то ловкій плутъ,
Пробравшись незамченный прислугой,
Усплъ похитить свёртокъ въ сто червонцевъ,
Который мн хотлось бы найти.
Вы будете быть можетъ такъ любезны,
Что къ прежнимъ одолженіямъ своимъ
Ещё одно прибавите — полегче,
Хотя не лёгкое — и этимъ людямъ,
Довольно нерадивымъ, какъ я вижу,
Поможете найти мою потерю.
УЛЬРИХЪ.
Охотно — и сейчасъ же.

(Иденштейну. )

Ну, идёмте!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но спхъ такой успха не сулитъ.
УЛЬРИХЪ.
На мст стоя, ничего не сыщешь.
Разскажете дорогой…
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но…
УЛЬРИХЪ (Иденштейну).
Сначала
Вы мсто укажите мн.
ФРИЦЪ.
Когда
Баронъ позволитъ — я вамъ укажу.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Ступайте вс и стараго осла
Съ собою взять не позабудьте.
ФРИЦЪ.
Маршъ!
УЛЬРИХЪ (Иденштейну).
Идёмъ, оракулъ: объясняй загадку.

(Вс, кром Штраленгейма, уходятъ.)

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Отважный этотъ юноша прекрасенъ,
Какъ Геркулесъ до подвиговъ своихъ.
Его чело въ спокойныя минуты
Не по лтамъ задумчиво, пока
Не вспыхнутъ очи, встртивъ чуждый взоръ.
Хотлъ бы я его къ себ приблизить:
Такіе люди нужны мн. Наслдства
Не вырвать безъ борьбы. Хотя я самъ
Не изъ такихъ, которые готовы
Безъ боя уступить, но таковы
И т, которые возстанутъ скоро
Между моей добычею и мной.
Мальчишка храбръ, какъ говорятъ, но онъ
Въ минуту прихоти безумной скрылся,
Судьб предоставляя отстоять
Права свои, отецъ же, за которымъ
Я гнался, какъ ищейка за добычей
(Не близко, но держа его въ виду),
Всё избгалъ до-этихъ-поръ погони,
Но вотъ теперь онъ у меня въ рукахъ.
Да, это онъ! Мн это подтверждаютъ
И рчи необдуманныя тхъ,
Которые не знаютъ даже цли
Моихъ разспросовъ. Да, его наружность,
Таинственный пріздъ и обращенье
И всё, что о жен его я слышалъ
Отъ управителя, о благородной,
Но иноземной вншности ея,
А, главное, враждебность нашей встрчи,
Подобной встрч змй и львовъ, когда
Инстинктъ ихъ заставляетъ отступать,
Понявъ, что ровъ ихъ выростилъ врагами,
Хотя не съ тмъ, чтобъ выдать ихъ другъ другу —
Всё, всё мою догадку подтверждаетъ.
Когда не увеличится разливъ
(А убыль водъ погода предвщаетъ),
Изъ Франкфурта чрезъ нсколько часовъ
Получится приказъ — и я упрячу
Его въ тюрьму. Тамъ званіе своё
Онъ можетъ объявить — и не бда,
Когда не тмъ окажется онъ посл.,
Кмъ я его считаю. Эта кража
Случилась кстати, если не считать
Самой потери. Онъ бднякъ — и тмъ
Ужъ подозрителенъ, онъ неизвстенъ —
А потому и беззащитенъ… Правда,
Что доказательствъ нтъ его вины,
Но чмъ докажетъ онъ свою невинность?
Когда бъ онъ мн преградой не служилъ,
Я-бъ на венгерца прежде указалъ.
Въ нёмъ что-то есть, что мн не полюбилось,
Къ тому же онъ одинъ ко мн входилъ,
Коль не считать смотрителя съ прислугой.

Входитъ ГАБОРЪ.

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Ну, какъ вы поживаете, любезный?
ГАБОРЬ.
Какъ т, которымъ всюду хорошо,
Гд удалось хоть какъ-нибудь подъ вечеръ
Поужинать и выспаться. А вы?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я сномъ богаче — деньгами жь бдне.
Мн обойдётся дорого ночлегъ.
ГАБОРЪ.
Я слышалъ о пропаж, но для васъ
Она ничтожна.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Будь потеря ваша,
Вы разсуждали бы не такъ.
ГАБОРЪ.
Объ этомъ
Судить я не могу: такъ много разомъ
Я въ жизни не имлъ. Но я искалъ васъ.
Посланцы ваши вс назадъ вернулись:
Я обогналъ ихъ, возвращяясь.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вы?
ГАБОРЪ.
Я вышелъ на разсвт, чтобъ слдить
За убылью воды, желая путь свой
Скоре продолжать, но, къ сожалнью,
Онъ преграждённымъ снова оказался
Равно какъ мн, такъ и посланцамъ вашимъ.
Увидвъ безнадежность положенья,
Я дозволенія потока жду.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Пускай бы негодяи въ нёмъ погибли!
Но почему они не попытались,
Какъ я веллъ?
ГАБОРЪ.
Когда бы разступиться
Велли вы рк, какъ Моисей
Во время оно повеллъ пучин,
И Одеръ васъ послушался-бъ — быть-можетъ,
Они бы попытались.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Негодяи!
Они ещё поплатятся за это!
Я долженъ самъ распорядиться

(Уходитъ.)

ГАБОРЪ (одинъ).
Вотъ онъ,
Нашъ своевольный, доблестный баронъ,
Старинныхъ рыцарей потомокъ жалкій!
Вчера, когда захлёбывался онъ,
Пытаясь вылзть изъ окна кареты,
Онъ былъ готовъ отдать свои владнья
И даже родословную свою
За воздуха глотокъ одинъ, теперь же
Свой гнвъ онъ изливаетъ на несчастныхъ
За-то, что жизнь имъ также дорога.
Онъ правъ отчасти — и довольно странно,
Что жизнью дорожатъ они, коль скоро
Подобные барону люди могутъ
Заставить ею рисковать. О, жизнь!
Ты, въ самомъ дл, лишь плохая шутка.

(Уходитъ.)

СЦЕНА II.

Комната Вернера въ замк.

Входятъ ЖОЗЕФИНА и УЛЬРИХЪ.

ЖОЗЕФИНА.
Дай наглядться на тебя, мой Ульрихъ!
Возможно-ль это… посл столькихъ лтъ!
УЛЬРИХЪ.
Родная!
ЖОЗЕФИНА.
Да, сбылись мечты мои!
Ты лучше, чмъ мечтать я смла. Боже!
Пріими Ты матери благодаренья
И слёзы радости ея! Вдь это
Всё дло рукъ Твоихъ — и въ этотъ мигъ
Является онъ намъ не только сыномъ,
Но избавителемъ.
УЛЬРИХЪ.
Коль это такъ
И можетъ ждать меня такая радость —
Она удвоитъ счастіе моё
И сердце облегчитъ отъ части долга.
Но этотъ долгъ — не долгъ любви: всегда
Я васъ любилъ, и не моя вина,
Что я такъ долго медлилъ.
ЖОЗЕФИНА.
Знаю, другъ мой,
Но не хочу теперь о гор думать
И даже сомнваюсь въ томъ — могла ли
Когда-нибудь испытывать его,
Такъ быстро вс слды его изгладилъ
Изъ памяти моей порывъ блаженства.
О, сынъ мой!

Входитъ ВЕРНЕРЪ.

ВЕРНЕРЪ.
Это что? Ещё чужіе!
ЖОЗЕФИНА.
Нтъ! нтъ! Вглядись въ него: кого ты видишь?
ВЕРНЕРЪ.
Я вижу юношу — и въ первый разъ…
УЛЬРИХЪ (преклоняя колно).
Черезъ двнадцать долгихъ лтъ, отецъ мой!
ВЕРНЕРЪ.
О, Боже мой!
ЖОЗЕФИНА.
Съ нимъ обморокъ!
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ! нтъ!
Теперь мн лучше. Ульрихъ!

(Обнимаетъ сына.)

УЛЬРИХЪ.
Мой отецъ!
Графъ Зигендорфъ!
ВЕРНЕРЪ.
Молчи: и стны могутъ
Услышать это имя.
УЛЬРИХЪ.
Что-жь тогда?
ВЕРНЕРЪ.
Тогда… Но это объясню я посл.
Довольно — я здсь Вернеромъ зовусь!
Приди, мой сынъ, въ мои объятья снова!
Скажи мн, Жозефина, неужели
Отцовская любовь такъ ослпляетъ?
Когда бы мн пришлось его увидть
Средь сотни тысячъ юношей прекрасныхъ,
То и тогда, мн кажется, его
Моя душа за сына бы признала.
УЛЬРИХЪ.
Но вы меня однако не узнали.
ВЕРНЕРЪ.
Душа моя пережила такъ много
Невзгодъ и горя, что на первый взглядъ
Я въ людяхъ вижу лишь одно дурное.
УЛЬРИХЪ.
Мн съ большей нжностью служила память.
Я помнилъ всё — и въ горделивомъ замк,
Въ палатахъ княжескихъ, среди богатства,
Которымъ окруженъ былъ вашъ отецъ,
Нердко я при солнечномъ закат
Свой взоръ къ горамъ Богемскимъ направлялъ
И плакалъ, видя, что промчался снова
Надъ нами день, а этихъ горъ громады
Стоятъ по-прежнему межь нами. Ныньче
Он ужь не раздлятъ насъ.
ВЕРНЕРЪ.
Кто знаетъ!
Ты слышалъ ли, что умеръ мой отецъ?
УЛЬРИХЪ.
О, Боже мой! Когда я съ нимъ разстался,
Онъ былъ и свжъ, и бодръ, какъ старый дубъ,
Хотя подгнившій, но стоящій бодро
Среди борьбы стихійной, между-тмъ
Какъ гибнутъ вкругъ деревья молодыя.
Три мсяца прошло лишь съ той норы!
ВЕРНЕРЪ.
Зачмъ его покинулъ ты?
ЖОЗЕФИНА.
Какъ можешь
Ты спрашивать о томъ, когда онъ здсь!
ВЕРНЕРЪ.
Да, онъ искалъ родителей своихъ
И вотъ — нашелъ, но какъ нашелъ, о Боже!
УЛЬРИХЪ.
Всё къ лучшему измнится теперь.
Свои права должны мы предъявить
Иль лучше — ваши, я свои охотно
Вс отстраняю, разв только ддъ мой
Распорядился такъ своимъ богатствомъ,
Что долженъ буду я, хотя для формы,
Потребовать своё.
ВЕРНЕРЪ.
О Штраленгейм
Ты слышалъ ли?
УЛЬРИХЪ.
Я спасъ его вчера.
Теперь онъ въ этомъ замк.
ВЕРНЕРЪ.
Сынъ, ты спасъ
Змю, всхъ насъ готовую ужалить.
УЛЬРИХЪ.
Я васъ не понимаю. Объясните —
Что этотъ Штраленгеймъ для насъ?
ВЕРНЕРЪ.
Всё! всё!
Онъ тотъ, который насъ лишить желаетъ
Наслдія отца: родня нашъ дальній
И злйшій врагъ.
УЛЬРИХЪ.
Я это имя слышу
Теперь впервые. Правда, вашъ отецъ
Упоминалъ о родственник дальнемъ,
Который могъ наслдовать ему,
Когда-бъ нашъ родъ угасъ, но онъ при мн
По имени его не называлъ.
Но что же въ томъ? Права его ничтожны
Предъ нашими.
ВЕРНЕРЪ.
Въ Богеміи, но здсь
Онъ всемогущъ — и мн разставилъ сти,
Которыхъ избжать мн помогла
Не снисходительность его, а счастье.
УЛЬРИХЪ.
Онъ лично знаетъ васъ?
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ, по вчера
Онъ выказалъ невольно подозрнье —
И мнимою свободою своей
Я лишь его сомнніямъ обязанъ.
УЛЬРИХЪ.
Вы, кажется, къ нему несправедливы,
(Простите мн такое выраженье)
И не таковъ баронъ, какимъ заран
Хотите вы считать его. Но, впрочемъ,
Будь онъ такимъ — теперь онъ мой должникъ:
Я спасъ его — и онъ мн довряетъ.
Къ тому-жь онъ былъ ограбленъ и — больной —
Самъ розыскать но могъ бы негодяя.
Тогда помочь ему я общался
И въ поискахъ за деньгами чужими
Сокровище своё нашелъ здсь — васъ,
Родители мои.
ВЕРНЕРЪ.
Кто научилъ
Тебя употребить такое слово,
Какъ ‘негодяй’?
УЛЬРИХЪ.
Какое же другое
Пригодне для вора?
ВЕРНЕРЪ.
Кто, скажи мн,
Внушилъ теб, что можно существо,
Которое не знаешь, покрывать
Такимъ позоромъ?
УЛЬРИХЪ.
Собственное чувство
Меня учило называть злодевъ
По ихъ поступкамъ.
ВЕРНЕРЪ.
Кто теб сказалъ,
Давно желанный и въ злосчастный часъ
Отысканный ребёнокъ, что возможно
Родному сыну оскорблять отца?
УЛЬРИХЪ.
Я назвалъ негодяя: что-жь отецъ мой
Съ людьми такими общаго иметъ?
ВЕРНЕРЪ.
Тотъ негодяй — отецъ твой.
ЖОЗЕФИНА.
О, мой сынъ!
Не врь… быть можетъ…

(Голосъ измняетъ ему.)

УЛЬРИХЪ.
И въ такомъ поступк
Вы сознаётесь?
ВЕРНЕРЪ.
Прежде, чмъ отца
Ты презирать осмлишься, съумй
Его дла понять и оцнить.
Ты молодъ, пылокъ, въ роскоши воспитанъ
И въ жизни новичекъ: такъ гд-жь теб
Могущество страстей людскихъ измрить
И бдности соблазны. Подожди —
Они насъ ждать себя не заставляютъ:
Они, какъ ночь, нисходятъ… Подожди,
Когда твои надежды вс поблёкнутъ
Какъ и мои, когда тоска и стыдъ
Вассалами твоими станутъ, голодъ
И нищета — застольными друзьями,
Отчаянье — товарищемъ, тогда —
Возстань и судъ свой правый сотвори!
И вотъ когда подобный день настанетъ
И предъ собой вдругъ спящую спокойно
Увидишь ты ту самую змю,
Чьихъ колецъ рядъ, сжимаясь, обвивался
Вокругъ всего, что дорого теб,
Путь къ счастью преграждая… Словомъ, если
Тотъ человкъ, который жилъ досел
Лишь для того, чтобы лишить тебя
Твоихъ владній, званья, даже жизни,
Передъ тобой очутится уснувшимъ,
Причёмъ случайность будетъ лишь одна
Проводникомъ твоимъ, а ночь — плащёмъ,
И ножъ въ рук твоей искриться будетъ,
Межь-тмъ какъ сномъ весь божій міръ объятъ,
Тяжелымъ сномъ, подобьемъ смерти грозной,
А съ нимъ и онъ, твой злйшій врагъ — тогда
Благодари Творца, когда, какъ л,
Ты ограничишься ничтожной кражей
И отвернёшься.
УЛЬРИХЪ.
Но…
ВЕРНЕРЪ.
Молчи и слушай!
Звукъ голоса людского для меня
Невыносимъ, едва я смю слушать
И свой, когда ещё людской онъ голосъ.
Поврь мн: ты не знаешь Штраленгейма,
Какъ знаю я. Онъ низокъ и коваренъ.
Ты молодъ, храбръ — и потому увренъ
Въ полнйшей безопасности своей,
Но знай, что избжать никто не можетъ
Коварства и отчаянья ударовъ.
Такъ Штраленгеймъ, мой злйшій врагъ, сегодня,
Подъ мирной снью княжескаго замка,
Подъ роковымъ ножомъ моимъ лежалъ.
Лишь вздохъ одинъ, малйшее движенье —
И онъ, а съ нимъ и страхъ мой безотчётный,
Съ лица земли исчезли бы на вкъ.
Увы! онъ былъ въ рукахъ моихъ, мой ножъ
Сіялъ надъ нимъ, но я остановился —
И вотъ я вновь въ его рукахъ суровыхъ,
А можетъ-быть и ты со мною. Да,
Кто можетъ поручиться, что тебя
Не знаетъ онъ, что въ замокъ не нарочно
Завлёкъ тебя, чтобъ вмст съ нами въ мракъ
Одной тюрьмы повергнуть.
УЛЬРИХЪ.
Продолжайте.
ВЕРНЕРЪ.
Онъ всюду насъ преслдовалъ и гналъ,
Какъ ни мняли мсто мы и званье:
Такъ почему-жь не знать ему тебя.
Онъ ставилъ мн преграды и мой путь
Усялъ гадами, которыхъ прежде
Съ презрньемъ оттолкнулъ бы я — теперь же,
Отбросивъ ихъ, лишь ядомъ наполняю.
Ужель терпть ты будешь въ состояньи?
О, сынъ мой! обстоятельства бываютъ —
Могущія злодйство извинить,
Бываютъ искушенія такія,
Что ихъ природа побороть не въ силахъ.
УЛЬРИХЪ.
(взглянувъ на Вернера и потомъ на Жозефину).
О, мать моя!
ВЕРНЕРЪ.
Я такъ и думалъ: нын
Одна лишь мать осталась у тебя,
А я лишенъ и сына, и отца —
И одинокъ вполн.

(Уходитъ поспшно.)

УЛЬРИХЪ (слдуя за нимъ).
Остановитесь!
ЖОЗЕФИНА.
Оставь его, пока не стихло въ нёмъ
Волненье страсти. Если-бъ можно было
Ему помочь, ужели я сама
За нимъ бы не пошла?
УЛЬРИХЪ.
Хоть неохотно.
Но повинуюсь намъ: поступкомъ первымъ
Не будетъ ослушанье.
ЖОЗЕФИНА.
Ахъ, онъ добръ!
Но осуждай отца за эти рчи,
А врь лишь той, которая такъ много
И за него и вмст съ нимъ страдала,
Что такова души его поверхность,
А въ глубин она полна добра.
УЛЬРИХЪ.
Такъ это — убжденія отца
И мать моя не раздляетъ ихъ?
ЖОЗЕФИНА.
И онъ не мыслитъ такъ, какъ говоритъ.
Года невзгодъ — увы — всему причиной!
УЛЬРИХЪ.
Прошу васъ, объясните мн подробно
Права и притязанья Штраленгейма,
Что-бъ могъ я съ нимъ сознательно бороться
И отъ опасности избавить васъ.
Я васъ спасу, клянусь! Зачмъ сюда
Я раньше не пришелъ!
ЖОЗЕФИНА.
О, да — зачмъ
Случилось такъ!

Входятъ ГАБОРЪ, ИДЕНШТЕЙНЪ и слуги.

ГАБОРЪ (Ульриху).
Я васъ искалъ, товарищъ!
Такъ вотъ моя награда!
УЛЬРИХЪ.
Что случилось?
ГАБОРЪ.
Дожить до этого! Ахъ, чортъ возьми!

(Иденштейну.)

Когда-бъ не глупость ваша и не старость…
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Прочь, негодяй! Спасите! помогите!
ГАБОРЪ.
Не бойтесь — я не сдлаю вамъ чести
Васъ задушить, чтобъ тмъ спасти отъ петли.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Спасибо за отсрочку, но другіе
Въ ней боле нуждаются, чмъ я.
УЛЬРИХЪ.
Но объясните толкомъ.
ГАБОРЪ.
Вотъ въ чёмъ дло:
Барона обокрали — и меня
Вотъ этотъ господинъ почтенный вздумалъ
Въ покраж обвинить, хотя вчера
Ещё не зналъ меня.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ужель знакомыхъ
Я долженъ обвинять? Пойми, любезный,
Что я съ хорошимъ обществомъ знакомъ.
ГАБОРЪ.
Ты скоро познакомишься и съ лучшимъ —
Для смертнаго послднимъ — съ червяками.
Собака!

(Хватаетъ Иденштейна.)

УЛЬРИХЪ (останавливая его).
Безъ насилія, Габоръ!
Онъ старъ и безоруженъ… Успокойтесь!
ГАБОРЪ.
Вы правы: глупо оскорбляться тмъ,
Что васъ дуракъ считаетъ негодяемъ:
Онъ этимъ длаетъ вамъ честь.
УЛЬРИХЪ (Иденштейну.)
Ну что?
Какъ можется?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Спасите!
УЛЬРИХЪ.
Я ужь спасъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Когда его убьёте, я тогда
Согласенъ буду съ вами.
ГАБОРЪ.
Я спокоенъ:
Живи!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ты самъ не будешь долго жить,
Когда у насъ ещё есть судъ и судьи.
Баронъ разсудитъ.
ГАБОРЪ.
Ваше обвиненье
Поддерживаетъ онъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
А будто нтъ?
ГАБОРЪ.
Такъ въ слдующій разъ пускай потонетъ:
Я не спасу его, чтобы въ награду
Повсили меня. Но вотъ онъ самъ!

Входитъ ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.

ГАБОРЪ.
Я здсь, баронъ!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Прекрасно! Что же въ этомъ?
ГАБОРЪ.
Я, вроятно, нуженъ вамъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Зачмъ?
ГАБОРЪ.
Вы это лучше знаете, когда
Вамъ памяти не смыло наводненье.
Вотъ дло въ чёмъ: я обвиняюсь этимъ,
Стоящимъ здсь предъ вами, господиномъ
Въ томъ, будто я ограбилъ васъ. Скажите,
Чье обвиненье: ваше иль его?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я никого не обвиняю.
ГАБОРЪ.
Значитъ,
Меня вы почитаете невиннымъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Кого считать виновнымъ иль невиннымъ,
Кого подозрвать — я самъ не знаю.
ГАБОРЪ.
Но тхъ, кого подозрвать нельзя,
Вы знать должны. Я оскорблёнъ, униженъ
Наёмникомъ презрннымъ — и у васъ
Ищу защиты. Объясните слугамъ
Ихъ долгъ: когда его хотятъ исполнить,
Пусть межь собой поищутъ вора. Словомъ,
Когда меня угодно обвинить,
Пусть равный обвиняетъ. Я вамъ равенъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вы равны мн?
ГАБОРЪ.
Кто знаетъ — можетъ выше.
Ни доказательствъ, ни намёковъ вашихъ
Не нужно. Зная, что для васъ я сдлалъ
И чмъ вы мн обязаны, я могъ бы —
Будь въ деньгахъ дло — требовать награды,
Ея не похищая. Если бъ даже
Я былъ такой злодй, какимъ меня
Угодно вамъ считать, то и тогда
Недавняя услуга не могла бы
Позволить вамъ преслдовать меня,
Не занятнавъ свой горбъ. Прошу у васъ
Защиты отъ навтовъ вашихъ слугъ,
Опроверженье я хочу услышать
Изъ нашихъ устъ въ толъ, что ихъ дерзость злая
Иметъ ваше одобренье. въ этомъ
Нельзя вамъ незнакомцу отказать,
Который большаго отъ васъ не проситъ,
А но желалъ и этого просить.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Быть-можетъ, вы невинны.
ГАБОРЪ.
Сомнваться
Лишь можетъ негодяй.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вы горячитесь.
ГАБОРЪ.
Ужель дыханье слугъ и господина
Меня оледенить способно?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Ульрихъ,
Я въ вашемъ обществ, нашелъ Габора:
Вы знаете его?
ГАБОРЪ.
Мы васъ нашли —
И жаль, что не оставили въ рк.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Спасибо!
ГАБОРЪ.
Я ужь заслужилъ его,
Но, можетъ, отъ другихъ бы получилъ
Гораздо больше, васъ въ рк оставивъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ (Ульриху).
Онъ вамъ извстенъ?
ГАБОРЪ.
Столько-жь, сколько вамъ,
Когда ручаться за меня не хочетъ.
УЛЬРИХЪ.
За храбрость вашу поручусь, а также
За вашу честь, насколько я васъ знаю.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
И этого довольно для меня.
ГАБОРЪ (съ ироніей).
Вы, кажется, довольны очень малымъ,
Но чмъ же убдительнй моихъ
Его слова?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я не сказалъ, что въ вашей
Невинности вполн я убдился.
ГАБОРЪ.
Опять! И такъ — виновенъ я иль нтъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Отсыпьте отъ меня: вы слишкомъ дерзки!
Не я виной, что всё васъ обвиняетъ
И не довольно-ль, что виновность вашу
Я по желаю доказать.
ГАБОРЪ.
Проклятье!
Всё это недостойныя увёртки!
Вы знаете, что подозрнье ваше —
Есть несомннный фактъ для вашихъ слугъ,
Вашъ взглядъ — слова, а хмурое чело —
Вашъ приговоръ. Могущество своё
Вы надо мной хотите показать,
Но берегитесь, вамъ вдь неизвстно,
Кого вы растоптать хотите.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Какъ!
Ты угрожаешь?
ГАБОРЪ.
Обвиненье ваше
Моихъ угрозъ тяжеле. Я намёкомъ
Въ безчестномъ дл вами обвинёнъ,
А васъ я самъ остерегаю прямо.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я, безъ сомннья, вашъ должникъ — и сами
Вознаградить хотите вы себя.
ГАБОРЪ.
Не золотомъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Такъ дерзостью безцльной.

(Иденштейну.)

Вы не должны прослдовать его:
Пускай идётъ своой дорогой. Ульрихъ,
Прощайте!

(Уходитъ Иденштейномъ и слугами.)

ГАБОРЪ.
Я иду за нимъ.
УЛЬРИХЪ.
Ни шагу.
ГАБОРЪ.
Кто запретитъ мн?
УЛЬРИХЪ.
Собственный разсудокъ.
ГАБОРЪ.
И долженъ я стерпть?
УЛЬРИХЪ.
Мы вс должны
Терпть надменность высшихъ, а они
Противиться не могутъ сатан,
Какъ низшіе — земнымъ его клевретамъ.
Ужели вы, съумвшіе отважно
Возставшія стихіи побждать
И то, что въ злоб этого червя
Ничтожнаго могло бы погубить,
Немногихъ словъ и взглядовъ непривтныхъ
Не можете снести?
ГАБОРЪ.
Ужель терпть,
Чтобъ воромъ называли? Ужь пускай бы
Разбойникомъ лснымъ — куда ни шло:
Отвага тутъ нужна, но обокрасть…
И спящаго!
УЛЬРИХЪ.
Такъ, значитъ, вы невинны?
ГАБОРЪ.
Что слышу я? и вы?
УЛЬРИКЪ.
Я предложилъ
Простой вопросъ.
ГАБОРЪ.
Когда-бъ судья спросилъ,
Я отвчалъ бы: ‘да, невиненъ!’ вамъ же
Вотъ мой отвтъ…

(Обнажаетъ мечъ.)

УЛЬРИКЪ (тоже обнажая мечъ).
Я очень радъ.
ЖОЗЕФИНА.
Сюда!
Скоре помогите! здсь убійство!

(Съ воплемъ убгаетъ.)

(Габоръ и Ульрихъ сражаются. Габоръ обезоруженъ).

Входятъ ШТРАЛЕНГЕЙМЪ, ЖОЗЕФИНА, ИДЕНШТЕЙНЪ и свита.

ЖОЗЕФИНА.
Онъ невредимъ! О, Боже милосердый!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Кто невредимъ?
ЖОЗЕФИНА.
Мой…
УЛЬРИКЪ.
(Останавливая её суровымъ взглядомъ.)
Оба невредимы.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Но кто-жь виновникъ?
УЛЬРИКЪ.
Кажется, что вы.
Но такъ-какъ бой послдствій не имлъ
Дурныхъ для насъ обоихъ, то, конечно,
Вы можете при этомъ не смущаться.
Габоръ, возьмите мечъ свой и вперёдъ
Его не обнажайте на друзей.
ГАБОРЪ.
Я меньше благодаренъ вамъ за жизнь,
Чмъ за совтъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Пора ужь положить
Конецъ всмъ этимъ ссорамъ.
ГАБОРЪ (поднимая мечъ).
Да он
Окончены. Вы поразили, Ульрихъ,
Меня недобрымъ млніемъ своимъ
Больне, чмъ мечёмъ. Пусть лучше-бъ сталь
Я въ сердц увидалъ своёмъ, чмъ въ вашемъ
Такія мысли. Я снести бы могъ
Нелпые навты дворянина:
Съ землёй, онъ унаслдовалъ отъ предковъ
Незнаніе людей и недоврье —
И эту часть наслдья своего
Конечно сохранитъ гораздо дольше,
Чмъ земли родовыя. Я, быть-можетъ,
И поквитаюсь съ нимъ, вы-жь — побдили.
Безумно было мн бороться съ вами,
Когда я видлъ, какъ вы побждали
Опасности сильнй моихъ ударовъ,
Когда-нибудь мы свидимся, быть-можетъ,
Но лишь друзьями.

(Уходитъ.)

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я не въ силахъ дольше
Переносить. Такое оскорбленье —
Совмстно съ прежними, а можетъ-быть
И съ воровствомъ — уничтожаетъ то
Немногое, чмъ я ему обязанъ
За много восхваляемую помощь,
Имъ поданную мн, когда меня
Спасали вы. Онъ васъ не ранилъ, Ульрихъ?
УЛЬРИХЪ.
Не оцарапалъ даже.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Иденштейнъ,
Я отмняю прежнее ршенье:
Примите мры, чтобъ схватить злодя.
Какъ только Одеръ снова въ берега
Свои войдётъ и потечётъ спокойно —
Препроводить его не медля въ Франкфуртъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какъ такъ — схватить? вдь мечъ его при немъ
И онъ отнюдь владетъ имъ не дурно.
Бой — ремесло его, а я не воинъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Т двадцать слугъ, которые, какъ тнь,
Везд за вами слдуютъ, способны
И дюжину молодчиковъ такихъ,
Какъ онъ, схватить. Идите!
УЛЬРИКЪ.
Но, баронъ!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ
Чтобъ былъ сейчасъ исполненъ мой приказъ!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ну, длать нечего! За мною, слуги!
Какъ предводитель, я въ тылу останусь
‘Да не рискуетъ мудрый полководецъ
Своею жизнью драгоцнной: всё
Зависитъ отъ нея.’ Регламентъ этотъ
Я одобряю.

(Уходитъ со слугами.)

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Подойдите, Ульрихъ.
Зачмъ здсь эта женщина? Ахъ! да…
Я узнаю: она — жена того,
Кто Вернеромъ себя здсь называетъ.
УЛЬРИХЪ.
Но такъ зовутъ его.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Какъ? въ самомъ дл?

(Жозефин.)

Нельзя ли видть вашего супруга?
ЖОЗЕФИНА.
Но кто же ищетъ мужа моего?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Пока — никто.

(Ульриху.)

Но я хотлъ бы съ вами
Наедин поговорить.
УЛЬРИХЪ.
Пойдёмте.
ЖОЗЕФИНА.
Нтъ, я уйду: вы, какъ позднйшій гость,
Хозяинъ здсь.

(Тихо Ульриху.)

Остерегись, мой Ульрихъ,
И не забудь, что можетъ породить
Одно лишь необдуманное слово.
УЛЬРИХЪ.
Не бойтесь.

(Жозефина уходитъ.)

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я могу — надюсь, Ульрихъ —
Вамъ ввриться. Вы жизнь мою спасли,
А дйствіе такое порождаетъ
Доврье безграничное.
УЛЬРИХЪ.
Скажите,
Въ чёмъ дло?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Рядъ таинственныхъ событій,
Давно ужь порождённыхъ и которыхъ
Вамъ объяснять теперь не время, сдлалъ,
Что этотъ человкъ мн — врагъ, и даже —
Опасный врагъ.
УЛЬРИХЪ.
Габоръ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Нтъ, этотъ Вернеръ.
УЛЬРИХЪ.
Возможно-ль! Онъ, изъ бдняковъ бднйшій,
Въ глазахъ котораго болзнь гнздится —
Что можетъ сдлать онъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Онъ? Всё равно,
Когда онъ тотъ, кмъ я его считаю
(А всё, что вижу — это подтверждаетъ),
То надо задержать его сейчасъ.
УЛЬРИХЪ.
Но я-то тутъ при чёмъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Я ужь послалъ
Людей за стражей въ Франкфуртъ къ коменданту,
На что отъ Бранденбургскаго курфирста
Имю полномочіе. Къ несчастью
Разливъ проклятый, можетъ-быть, надолго
Задержитъ насъ.
УЛЬРИХЪ.
Вода ужь убываетъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Вотъ это хорошо.
УЛЬРИХЪ.
Но какъ меня
Касаться это можетъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Человкъ,
Который сдлалъ для меня такъ много,
Не можетъ равнодушнымъ быть къ тому,
Что жизни имъ спасённой мн дороже.
Прошу васъ, не спускайте глазъ съ него.
Онъ избгать старается меня,
Почувствовавъ, что узнанъ, вы жь слдите
За нимъ, какъ вы слдили бы за вепремъ,
Готовымъ въ васъ вонзить свои клыки.
Какъ хищный вепрь и онъ погибнуть долженъ.
УЛЬРИХЪ.
Но почему-жь?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Затмъ-что онъ стоитъ
Межь мною и громаднйшимъ наслдствомъ.
Надюсь, что владнія мои
Когда-нибудь удастся вамъ увидть.
УЛЬРИХЪ.
Надюсь!
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Это лучшее владнье
Въ Богеміи. Оно такъ близко къ Праг,
Что лишь слегка могли огонь и мечъ
Его коснуться — и теперь, въ сравненьи
Съ другими раззорёнными землями,
Оно двойную цну получаетъ.
УЛЬРИХЪ.
Да. это такъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Когда бы вы его
Увидли — вы то же бы сказали,
Но вы его увидите, ручаюсь.
УЛЬРИХЪ.
Я принимаю ваше предсказанье.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
И вы тогда, потребуйте награды,
Которая была-бъ достойна васъ
И вами мн оказанной услуги.
УЛЬРИХЪ.
И этотъ незнакомецъ изнурённый,
Несчастный, одинокій не пускаетъ
Васъ въ этотъ рай?

(Въ сторону.)

Какъ сатану — Адамъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Къ несчастью — да.
УЛЬРИХЪ.
Но по какому праву?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Онъ нрава не иметъ. Расточитель,
Отцомъ своимъ наслдія лишенный,
Онъ двадцать лтъ свой древній родъ позорилъ,
Отчасти и поступками своими,
А главное неравною женитьбой
И тмъ, что жилъ весь вкъ среда жидовъ
И торгашей.
УЛЬРИХЪ.
Такъ онъ женатъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
О, вы бы
Такую мать имть не захотли!
Вы видли, кого женой зовётъ онъ!
УЛЬРИХЪ.
А разв не жена ему она?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Онъ ей такой-же мужъ, какъ вамъ отецъ.
Отецъ ея изъ родины былъ изгнанъ —
И съ Вернеромъ съ-тхъ-поръ живётъ она
Любовью и лишеньями.
УЛЬРИХЪ.
Скажите —
Они бездтны?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Есть у нихъ иль былъ
Побочный сынъ, который взятъ былъ ддомъ
(Всегда бываетъ старость сумасбродна),
Чтобъ старческую грудь свою согрть,
Остывшую въ пути къ сырой могил.
Но мальчикъ мн не страшенъ: онъ бжалъ,
Куда — никто не знаетъ, и хотя бы
Явился онъ — вредить онъ мн не можетъ.
Надъ чмъ смётесь вы?
УЛЬРИХЪ.
Надъ вашимъ страхомъ.
Ужель бднякъ, который ужъ почти
У васъ въ рукахъ, и сынъ его побочный
Способны вамъ внушить подобный страхъ?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Когда всего добиться мы желаемъ —
Увы, всего страшиться мы должны!
УЛЬРИХЪ.
И длать всё, чтобы достигнуть цли.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Проникли вы въ тайникъ души моей.
И такъ — на васъ могу я положиться?
УЛЬРИХЪ.
Ужь поздно было-бъ сомнваться въ томъ.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Не поддавайтесь только состраданью,
При вид жалкой вншности его:
Онъ негодяй и точно такъ же могъ бы
Меня ограбить, какъ и тотъ мошенникъ,
Котораго сильнй подозрваютъ,
И за него ручается лишь то,
Что онъ живётъ въ поко отдалённомъ,
Откуда хода нтъ ко мн. Притомъ
Я родственную кровь цню настолько,
Что на такой поступокъ не могу
Его считать способнымъ. Старый воинъ,
Онъ храбръ, хоть безразсуденъ.
УЛЬРИХЪ.
А солдатъ,
Какъ намъ, баронъ, по опыту извстно,
Не будетъ грабить, не убивши прежде,
Что длаетъ наслдникомъ его —
Не воромъ. Мертвецы терять не могутъ,
Затмъ-что чувства лишены. Такъ, значитъ,
Ограбить ихъ нельзя: добыча ихъ
Лишь даръ — не боле.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Оставьте шутки!
Скажите мн, могу-ль я быть увренъ,
Что вы за нимъ слдите и, при первой
Попытк къ бгству, мн дадите знать?
УЛЬРИХЪ.
Могу уврить васъ, что сами вы
Такъ ревностно за намъ бы не слдило,
Какъ буду я слдить.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
За это мною
Вы можете вполн располагать.
УЛЬРИХЪ.
И таково намренье моё.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.

СЦЕНА I.

Комната въ замк, изъ которой потаённый ходъ.

Входятъ ВЕРНЕРЪ и ГАБОРЪ.

ГАБОРЪ.
Я всё сказалъ, и если вы хотите
Мн дать пріютъ — тмъ лучше, если-жь нтъ —
Въ другихъ мстахъ пойду искать удачи.
ВЕРНЕРЪ.
Несчастный самъ, могу ли я пріютъ
Несчастью дать! Я самъ къ нему стремлюся,
Какъ въ свой пріютъ израненный олень.
ГАБОРЪ.
Скорй, какъ левъ израненный, но бодрый,
Къ своей пещер. Кажется, что вы,
Подобно льву, способны возвратиться
И растерзать охотника.
ВЕРНЕРЪ.
Вотъ какъ!
ГАБОРЪ.
При случа и я бы сдлалъ то-же.
Дадите-ль мн пріютъ? Какъ вы, я бденъ
И угнетёнъ, я опозоренъ…
ВЕРНЕРЪ.
Какъ!
Кто вамъ сказалъ, что Вернеръ опозоренъ?
ГАБОРЪ.
Никто — и я о томъ не говорилъ:
Всё сходство наше въ бдности одной.
Я про себя сказалъ, что опозоренъ
И такъ же незаслуженно, какъ вы.
ВЕРНЕРЪ.
Опять, какъ я!
ГАБОРЪ.
Иль кто-нибудь другой,
Настолько же невинный. Неужели
И вы меня считаете виновнымъ?
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ, нтъ! Я не могу васъ обвинять.
ГАБОРЪ.
Вотъ честная душа! И управитель,
И юноша, и старый дворянинъ —
Вс, вс меня виновнымъ почитаютъ.
А почему? За-то, что я похуже
Одтъ другихъ и именемъ ничтожнй,
А между-тмъ, когда-бъ въ груди у насъ
Окошко Мома было, можетъ-статься,
Я шире всхъ открыть его бы могъ.
Но такъ всегда бываетъ. Сами вы
Безпомощнй меня.
ВЕРНЕРЪ.
Кто вамъ сказалъ?
ГАБОРЪ.
Вы правы: я молю васъ о защит
И самъ же васъ безпомощнымъ зову.
Вы отказать мн въ прав, но, извдавъ
Всю горечь жизни, вы должны понять,
Что всё то золото, что въ Новомъ Свт
Нашли испанцы, не прельститъ того,
Кто оцнить его съумлъ, какъ должно.
Не говорю о случаяхъ, когда
Оно достаться можетъ, не тревожа
Нашъ сонъ тоской и грёзами ночными:
Тогда его могущество я долженъ
Признать, затмъ-что чувствую его.
ВЕРНЕРЪ.
Что вы сказать хотите?
ГАБОРЪ.
Что сказалъ.
Я думалъ — рчь моя ясна. Короче:
Не воры мы и потому другъ другу
Должны помочь.
ВЕРНЕРЪ.
Печальна наша жизнь!
ГАБОРЪ.
Но вдь и жизнь загробная сначала
Не лучше будетъ, какъ попы твердятъ
(Что хорошо извстно имъ, конечно),
И потому я жизнью дорожу
Отъ всей души и мученикомъ вовсе
Не жажду быть, съ придачей эпитафьи
О воровств. У васъ прошу я крова
На ночь одну. Я завтра попытаюсь
Черезъ рку пробраться, уповая,
Какъ голубица, что вода спадётъ.
ВЕРНЕРЪ.
А есть надежда?
ГАБОРЪ.
Да, была ужъ въ полдень.
ВЕРНЕРЪ.
Тогда — спастись мы можемъ.
ГАБОРЪ.
Какъ — опасность
И вамъ грозитъ?
ВЕРНЕРЪ.
Какъ всмъ, кто бденъ.
ГАБОРЪ.
Да,
Я это знаю самъ. Возможно-ль вамъ
Её умёньшить?
ВЕРНЕРЪ.
Вашу бдность?
ГАБОРЪ.
Нтъ:
Вы, кажется, для этого недуга
Плохой цлитель. Я лишь разумлъ
Опасность. Я въ убжищ нуждаюсь,
А вы его имете.
ВЕРНЕРЪ.
Вы правы:
Какъ можетъ золото добыть бднякъ,
Подобный мн.
ГАБОРЪ.
Конечно, честно — трудно,
Но, признаюсь, я очень бы желалъ,
Чтобъ золото барона вамъ досталось.
ВЕРНЕРЪ.
И вы осмлились подумать?
ГАБОРЪ.
Я?
ВЕРНЕРЪ.
Вамъ неизвстно съ кмъ вы говорите?
ГАБОРЪ.
Нтъ — но томъ забочусь очень мало.

(Слышенъ шумъ снаружи.)

Но чу!— идутъ!
ВЕРНЕРЪ.
Кто?
ГАБОРЪ.
Иденштейнъ со свитой.
На встрчу имъ я смло бы пошелъ,
Когда бы ждалъ правдиваго суда.
Мн указать прошу васъ поскорй
Такое мсто, гд бы могъ я скрыться.
Клянусь вамъ честью, я вполн невиненъ!
Войдите въ положеніе моё.
ВЕРНЕРЪ (въ сторону).
О, праведный Господь! живу-ль ещё?
Иль не за гробомъ адъ?
ГАБОРЪ.
Я тронулъ васъ —
И это длаетъ вамъ честь. Быть-можетъ,
Я отплатить вамъ буду въ состояньи.
ВЕРНЕРЪ.
Вы не были шпіономъ Штраленгейма?
ГАБОРЪ.
Нтъ! Но когда-бъ и былъ имъ, то зачмъ
Слдилъ бы я за вами? Впрочемъ, вспомнивъ
Его разспросы о супруг вашей
И васъ самихъ, подозрвать я могъ бы…
Что-жь именно — то знаете вы сами.
Я злйшій врагъ его.
ВЕРНЕРЪ.
Вы?
ГАБОРЪ.
Получивъ
Такую благодарность за услугу,
Его врагомъ я сдлался — и вы
Должны помочь гонимому судьбою.
ВЕРНЕРЪ.
Я помогу.
ГАБОРЪ.
Но какъ?
ВЕРНЕРЪ.
Вотъ здсь, смотрите,
Есть скрытая пружина. Не забудьте,
Что случай мн открылъ её и самъ я
Лишь пользовался ею для спасенья.
ГАВОРЪ.
Откройте: я и самъ нуждаюсь въ нёмъ.
ВЕРНЕРЪ.
Я этотъ ходъ случайно лишь нашелъ:
Онъ проложенъ въ стнахъ на столько толстыхъ,
Что эта пустота не уменьшаетъ
Ихъ прочности и чрезъ пустыя кельи
И ниши тёмныя ведётъ… куда —
Не знаю самъ. Но дайте слово мн,
Что не пойдёте вы вперёдъ.
ГАБОРЪ.
Зачмъ?
Какъ могъ бы я найти во тьм дорогу
Сквозь лабиринтъ мн неизвстныхъ ходовъ?
ВЕРНЕРЪ.
Кто можетъ знать, куда они ведутъ!
Замтьте: я не знаю, но, быть-можетъ,
Въ покой врага они васъ приведутъ.
Да, наши предки странно въ старину
Свои жилища строили: скорй
Въ защиту отъ лихихъ своихъ сосдей,
Чмъ отъ стихій. Вамъ дальше поворота
Не слдуетъ идти: я по ручаюсь
За-то, что тамъ случиться можетъ съ вами,
Хотя я въ даль и самъ не проникалъ.
ГАБОРЪ*
Ну, это ужъ моя забота, васъ же
Сто разъ благодарю.
ВЕРНЕРЪ.
Тамъ изнутри
Замтне пружина — и когда
Вернуться захотите, то поддастся
Малйшему давленью.
ГАБОРЪ.
Я иду!
Прощайте, Вернеръ!

(Уходитъ въ потаенную дверь.)

ВЕРНЕРЪ (одинъ).
Боже, что я сдлалъ!
Увы, что могъ вчера я совершить,
Чтобъ этотъ шагъ теперь считать опаснымъ!
Пусть искупленьемъ мн послужитъ то,
Что я помогъ спастись тому, чья гибель
Меня спасла бы. Вотъ идутъ они
Искать вдали того, кто передъ ними.

Входятъ ИДЕНШТЕЙНЪ и слуги.

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Его здсь нтъ! Должно-быть, онъ пробрался
Сквозь эти окна помощью святыхъ,
На стёклахъ росписныхъ изображенныхъ.
Ихъ солнце озаряетъ при закат,
Какъ при восход, освщая всё —
Кресты, оружье, бороды сдыя,
Мечи и копья, шлемы, капюшоны —
Всё, чмъ могла фантазія украсить
Святыхъ и рыцарей, что затемняютъ
Вс окна эти. Ихъ черты и славу
Стекло хранитъ, котораго непрочность.
Какъ и непрочность славы и добра,
Порывы втра намъ напоминаютъ.
Однако, онъ ушелъ.
ВЕРНЕРЪ.
Кого вамъ надо?
ИДЕНШТЕЙНЪ*
Мошенника.
ВЕРНЕРЪ.
Зачмъ идти далёко!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ищу того, кто обокралъ барона.
ВЕРНЕРЪ.
А вы уврены, что не ошиблись?
ИДЕНШТЕЙНЬ.
Какъ въ томъ, что вы стоите здсь. Гд-жь онъ?
ВЕРНЕРЪ.
Кто — онъ?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Конечно, тотъ, кого мы ищемъ.
ВЕРНЕРЪ.
Его здсь нтъ, какъ видите вы сами.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но мы его, однако, прослдили
До этой самой комнаты. Ужель
Его сообщникъ вы иль чернокнижникъ?
ВЕРНЕРЪ.
Я прямъ — и это многимъ не по нраву.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Быть-можетъ, скоро разспросить придётся
И васъ самихъ. Теперь ищу другого.
ВЕРНЕРЪ.
Не лучше-лъ вамъ теперь допросъ начать:
Я не всегда терпньемъ отличаюсь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Желалъ бы я узнать — не тотъ ли вы,
Кого преслдуетъ баронъ?
ВЕРНЕРЪ.
Бездльникъ!
Не самъ ли ты сказалъ, что онъ не здсь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, да! но есть другой, кого баронъ
Преслдуетъ упорнй — и, быть-можетъ,
Ему придётъ на помощь власть сильне,
Чмъ власть моя. Идёмъ, ребята, дальше!

(Иденштейнъ и слухи уходятъ.)

ВЕРНЕРЪ.
Въ какія сти вовлекла меня
Злосчастная судьба. Проступокъ низкій
Мн мене вреда нанёсъ, чмъ то,
Что не свершилъ я преступленья. Прочь,
Злой духъ, мн сердце гложущій! Ужъ поздно:
Я крови не пролью.

Входитъ УЛЬРИХЪ

УЛЬРИХЪ.
Я васъ искалъ.
ВЕРНЕРЪ.
Но не опасно-ль это?
УЛЬРИХЪ.
Нтъ. Баронъ
Не можетъ ничего подозрвать:
Онъ мн вполн доврялся — и даже
Мн поручилъ за вами наблюдать.
ВЕРНЕРЪ.
Не можетъ быть! Всё это западня,
Въ которую онъ хочетъ заманить насъ.
УЛЬРИХЪ.
Ничтожный страхъ меня не остановитъ
И пошатнуть не смогутъ вс сомннья,
Растущія кустами на пути.
Я проложу дорогу между нихъ,
Какъ дровоскъ бы сдлалъ безоружный,
Когда-бъ онъ волка въ чащ увидалъ,
Гд добывалъ работой хлбъ насущный.
Стями ловятъ птичекъ — не орловъ:
Мы ихъ прорвёмъ иль мимо пронесёмся.
ВЕРНЕРЪ.
Но какъ?
УЛЬРИХЪ.
И вы не догадались?
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ!
УЛЬРИХЪ.
Но неужели въ страшную ту ночь
Вамъ мысль о томъ на умъ не приходила?
ВЕРНЕРЪ.
Я нё могу понять тебя.
УЛЬРИХЪ.
Тогда —
Намъ никогда другъ друга не понять.
Довольно говоритъ объ этомъ.
ВЕРНЕРЪ.
Сынъ мой,
Подумать о спасеньи мы должны.
УЛЬРИХЪ.
Вы правы. Для меня теперь ясне
И дло всё и положенье наше.
Вода на убыли и могутъ скоро
Прибыть сюда клевреты Штраленгейма
И васъ арестовать, а я тогда
Интригой гнусной буду заклеймёнъ,
Какъ незаконный сынъ, чтобъ Штраленгейму
Очистить мсто.
ВЕРНЕРЪ.
Что же ты придумалъ?
Посредствомъ золота хотлъ я скрыться,
Но на него теперь глядть не смю,
Тмъ мене — его употребить.
Мн кажется, что вижу я на нёмъ
Проступка моего изобличенье,
Взамнъ тхъ словъ, что выбиты на нёмъ,
И голову свою — взамнъ монаршей —
Обвитую змями, что шипяіъ
На страхъ прохожихъ: ‘вотъ онъ, воръ! глядите!’
УЛЬРИХЪ.
Теперь его употреблять не надо:
Возьмите перстень.

(Даётъ ему перстень.)

ВЕРНЕРЪ.
Камень драгоцнный!
Онъ моему отцу принадлежалъ.
УЛЬРИХЪ.
И потому онъ вашъ теперь, и имъ
Вы выкупить должны у Иденштейна
И лошадей, и старую коляску,
Чтобъ на разсвт, съ матушкою вмст,
Отправиться въ дорогу…
ВЕРНЕРЪ.
А тебя
Покинуть здсь въ опасности…
УЛЬРИХЪ.
Не бойтесь!
Опаснй было-бъ вмст намъ бжать:
Тогда бъ о связи нашей вс узнали.
Разливъ рки дорогу затопилъ
На Франкфуртъ лишь тогда-какъ путь на Прагу
Хотя не безопасенъ, но возможенъ.
А такъ-какъ затрудненія такія-жь
Погоня встртитъ, то, опередивъ
Её на нсколько часовъ, границы
Достигнуть вы успете легко.
ВЕРНЕРЪ.
О, благородный, милый сынъ мой!
УЛЬРИХЪ.
Тише!
Восторгамъ здсь не мсто: ихъ оставимъ
До замка Зигендорфа. Спрячьте деньги
И покажите перстень Иденштейну.
Я разгадалъ вполн его характеръ.
Вы этимъ двухъ достигнуть властны цлей:
У Штраленгейма золото украли —
Не камни драгоцнные, такъ, значитъ,
Тотъ перстень не его, а обладатель
Такого камня врядъ-ли можетъ быть
Въ покраж у барона заподозрнъ,
Когда онъ могъ, продавши этотъ перстень,
Гораздо больше получить, чмъ т
Что у барона въ эту ночь украли.
Не будьте слишкомъ скромны илъ надменны,
И вамъ наврно Иденштейнъ поможетъ.
ВЕРНЕРЪ.
Всё то, что ты совтуешь — исполню.
УЛЬРИХЪ.
Я отъ труда желалъ-бы васъ избавить,
Но если я участье покажу
И у меня увидятъ этотъ перстень,
То всё открыться можетъ.
ВЕРНЕРЪ.
Для меня —
Ты добрый ангелъ. Это мн награда
За вс страданья прежнія. Но что-же
Ты длать станешь?
УЛЬРИХЪ.
Штраленгеймъ не знаетъ
О нашей связи. Чтобы усыпить
Могущее родиться подозрнье,
Я день-другой ещё останусь съ нимъ —
И вслдъ затмъ отправлюсь къ вамъ…
ВЕРНЕРЪ.
Что-бъ больше
Не разставаться.
УЛЬРИХЪ.
Это неизвстно,
Но всё же мы увидимся ещё.
ВЕРНЕРЪ.
Мой милый сынъ, мой друтъ, мой избавитель,
Не ненавидь меня!
УЛЬРИХЪ.
Могу-ли я
Отца возненавидть?
ВЕРНЕРЪ.
Но отецъ мой
Меня возненавидлъ: почему-жь
И сынъ не могъ бы?
УЛЬРИХЪ.
Вашъ отецъ не зналъ васъ,
Какъ знаю я.
ВЕРНЕРЪ.
Твои слова жестоки.
Меня ты знаешь! Нтъ, теперь я самъ
Не узнаю себя, но подожди
И не спши судить меня, мой Ульрихъ!
УЛЬРИХЪ
Я буду ждать! Межь-тмъ — поврьте мн —
Всё то, что для родителей своихъ
Сынъ можетъ сдлать — сдлаю для васъ.
ВЕРНЕРЪ.
Я это вижу, чувствую, но знаю,
Что презираешь ты меня.
УЛЬРИХЪ.
За что же?
ВЕРНЕРЪ.
Ужель позоръ мой повторить?
УЛЬРИХЪ.
Нтъ, нтъ!
Я понялъ всё и понялъ васъ: объ этомъ
Ни слова больше — здсь по-крайней-мр.
Въ борьб съ барономъ наши затрудненья
Ошибка ваша лишь усугубила.
Теперь должны мы думать объ одномъ —
Какъ намъ избгнуть мести Штраленгейма.
Я вамъ одно ужь средство указалъ.
ВЕРНЕРЪ.
Другого нтъ — и я къ нему прибгну,
Какъ прибгаю я къ защит сына,
Который и себя и насъ спасётъ.
УЛЬРИХЪ.
Спасётесь вы — и этого довольно.
Когда же къ намъ наслдство перейдётъ,
То можетъ ли баронъ, явившись въ Праг,
Поколебать права мои иль ваши?
ВЕРНЕРЪ.
Всё можно сдлать въ нашемъ положеньи,
Хотя тому, кто первый завладлъ,
И легче удержать, когда по крови
Онъ и родня къ тому жь ближайшій.
УЛЬРИХЪ.
Кровь!
Многозначительное слово! Въ жилахъ
И вн ихъ смыслъ оно другой иметъ.
Такъ быть должно, когда родня по крови,
Какъ братья ивскіе, врагами стали.
Когда лишь часть её поражена,
Мы можемъ, капель нсколько проливши,
Очистить остальную.
ВЕРНЕРЪ.
Словъ твоихъ
Я не пойму.
УЛЬРИХЪ.
Быть-можетъ, мн-жь казалось,
Что ихъ понять не трудно. Но спшите:
Вамъ ночью надо съ матушкой ухать.
Вотъ Иденштейнъ идётъ: вы этимъ перстнемъ
Пощупайте его. Проникнетъ онъ,
Сверкая, въ глубь души его продажной
И извлечётъ, какъ лотъ со дна морского,
Одну лишь грязь и тину, но тмъ самымъ
Поможетъ намъ пройти благополучно
Межь скалъ и мелей! Съ грузомъ драгоцннымъ
Не надо медлить. Мн пора. Позвольте
Пожать вамъ руку.
ВЕРНЕРЪ.
О, позволь, мой другъ,
Обнять тебя!
УЛЬРИХЪ.
Насъ могутъ заподозрить.
Вы побороть должны въ себ природу
И на меня, какъ на врага, смотрть.
ВЕРНЕРЪ.
Пусть проклятъ будетъ тотъ, кто заглушаетъ
Въ насъ лучшіе, святйшіе порывы
Въ подобный мигъ.
УЛЬРИХЪ.
Кляните — это васъ
Хоть облегчитъ немного. Вотъ смотритель.

Входитъ ИДЕНШТЕЙНЪ.

УЛЬРИХЪ (Иденштейну).
Ну, какъ дла, любезный Иденштейнъ?
Что-жь, вы того мошенника поймали?
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Сказать по правд — нтъ.
УЛЬРИХЪ.
И не бда —
Другихъ осталось много и, быть-можетъ,
Современенъ удачнй будетъ травля.
Но гд баронъ?!
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Онъ въ комнат своей!
И васъ, какъ я теперь припоминаю,
Всё требуетъ съ вельможнымъ нетерпньемъ.
УЛЬРИХЪ.
Вельможамъ надо отвчать немедля,
Какъ быстрымъ бгомъ отвчаетъ конь
На шпоры здока. Большое счастье,
Что есть у нихъ довольно лошадей,
Иначе, вроятно, ихъ кареты
Пришлось бы людямъ на себ возить,
Какъ Сезостриса короли возили.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
А кто-жь онъ былъ?
УЛЬРИХЪ.
Державный египтянинъ,
Цыганъ старинный.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Это всё одно —
Что египтянинъ, что цыганъ. Онъ былъ,
Сказали вы, цыганъ?
УЛЬРИХЪ.
Я это слышалъ.
Но мн пора проститься. Иденштейнъ,
Л вашъ слуга и — вашъ, почтенный Вернеръ,
Коль это имя ваше.

(Уходитъ.)

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Славный малый!
И говоритъ, и дйствуетъ прекрасно.
Своё онъ мсто знаетъ и уметъ
Всмъ должное почтенье отдавать
ВЕРНЕРЪ.
И я примтилъ это — и хвалю
Его, а съ нимъ и вашу прозорливость.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вы тоже мсто знаете своё,
Но знаю-ль ваше — вотъ вопросъ.
ВЕРНЕРЪ.
Быть-можетъ,
Вамъ разъяснитъ его вотъ этотъ перстень?

(Показываетъ перстень.)

ИДЕНШТЕЙНЪ.
Какъ!… что такое?… Камень драгоцнный!
ВЕРНЕРЪ.
Онъ будетъ вашъ, но лишь съ однимъ условьемъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Съ какимъ?
ВЕРНЕРЪ.
Чтобъ я впослдствіи его
Могъ выкупить, хоть за тройную цну.
Фамильный онъ — и я имъ дорожу.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Фамильный — вашъ? Я просто пораженъ!
ВЕРНЕРЪ.
Къ тому-же вы должны мн до зари
Доставить средства выхать отсюда.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Но дайте мн взглянуть на этотъ камень.
Да — это брилліантъ!
ВЕРНЕРЪ.
Я вамъ доврюсь:
Давно вы догадались, безъ сомннья,
Что я рождёнъ не тмъ, чмъ я кажусь.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Ну, не скажу, хотя на то похоже.
Поступки вс въ васъ ясно обличаютъ
Высокій санъ.
ВЕРНЕРЪ.
Увы, я принуждёнъ
(Причины есть и важныя) не медля
Отсюда выхать.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Вы — значитъ — тотъ,
Кого баронъ нашъ ищетъ?
ВЕРНЕРЪ.
Вовсе нтъ!
Но если-бъ я былъ принятъ за него,
То это породило-бъ затрудненья
И для меня, и для барона также,
Мн хочется лишь шума избжать.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
Мн всё равно: вдь я не получу
И половины этого отъ скряги,
Который изъ-за нсколькихъ монетъ
Способенъ всю окрестность всполошить,
А о наград — слова не промолвить.
Вотъ этотъ перстень — такъ другое дло!
ВЕРНЕРЪ.
Любуйтесь: онъ съ зарёю будетъ вашъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, брилліантъ чудесный! ты дороже
Въ моихъ глазахъ, чмъ камень философскій!
Ты пробнымъ камнемъ служишь искони
Для тёмной философіи самой!
Души свтильникъ, око рудника,
Ты есть магнитъ сердецъ земного шара!
Духъ воплощённый пламени земного,
Ты, на чел властителя горя,
Благоговнья больше возбуждаешь
Въ сердцахъ людскихъ, во прах предъ нимъ склонённыхъ,
Чмъ самъ монархъ, чья голова страдаетъ!
Подъ бременемъ короны золотой,
Какъ милліоны сомкнутые тхъ,
Которые вкругъ кровью истекаютъ,
Чтобъ поддержать её! Ужель ты мой?
Теперь я самъ сталъ маленькимъ монархомъ
Алхимикомъ счастливымъ, мудрымъ магомъ,
Который, аду душу не продавъ,
Себ служить заставилъ Вельзевула.
Пойдёмте, Вернеръ, если такъ зовутъ васъ.
ВЕРНЕРЪ.
Зовите Вернеромъ пока: быть-можетъ,
Со временемъ узнаете меня
Подъ именемъ гораздо-бол громкимъ.
ИДЕНШТЕЙНЪ.
О, я вамъ врю — врю отъ души!
Въ одежд скромной, вы тотъ духъ чистйшій
О коемъ я мечтаю ужь давно.
Поврьте мн, вы будете свободны,
Какъ воздухъ горъ: не страшенъ мн разливъ
Чтобъ показать, какъ честенъ я на дл,
Я вамъ такія средства дамъ бжать,
Что если-бъ вы улиткой даже были,
То птица васъ настигнуть не могла-бъ.
Посмотримъ на кольцо! Есть у меня
Молочный братъ, который знаетъ толкъ
Въ каменьяхъ драгоцнныхъ. Сколько всу
Въ брилльянт этомъ будетъ? Ну, идёмте!
Идёмте, Вернеръ: я вамъ крылья дамъ.

(Уходитъ.)

СЦЕНА II.

Комната Штраленгейма.

ШТРАЛЕНГЕЙМЪ и ФРИЦЪ.

ФРИЦЪ.
Готово всё.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Меня ко сну не клонитъ,
Однако, спать пора. Желалъ бы я
Сказать, что ужь пора покой вкусить,
Но что-то тяжкое гнетётъ мн душу
И длаетъ меня для бднья слабымъ
И слишкомъ ужъ взволнованнымъ для сна.
То чувство, словно тучи въ небесахъ,
Которыя, лучъ солнца помрачая,
Однако не спускаются дождёмъ,
А стелятся межь небомъ и землёю
Туманной мглой, какъ зависть межь людьми.
Пойду и лягу.
ФРИЦЪ.
Эту ночь, надюсь,
Удастся вамъ спокойнй провести.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Надюсь, но боюсь.
ФРИЦЪ.
Чего?
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Не знаю —
И тмъ сильнй мой страхъ необъяснимый.
Но это вздоръ! Замки перемнили-ль,
Какъ я веллъ? Предосторожность эта
Не лишняя, судя по прошлой ночи.
ФРИЦЪ.
Всё сдлано, какъ вы того желали.
За этимъ наблюдалъ со мной саксонецъ,
Который спасъ вамъ жизнь при переправ
И Ульрихомъ котораго зовутъ,
Какъ кажется.
ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.
Какъ смешь, рабъ презрнный.
Не помнить вчно имени того,
Кому твой господинъ обязанъ жизнью,
Тогда-какъ умъ твой долженъ бы считать
За честь и счастье затвердить его,
Какъ нашу ежедневную молитву.
Оно-бъ тебя, быть-можетъ, научило
Тому, какъ долгъ свой надо исполнять.
Иль ты забылъ — ты, праздно тамъ стоявшій
На берегу, когда я погибалъ —
Какъ незнакомецъ бросился въ пучину,
Схватилъ меня и къ жизни возвратилъ,
Чтобъ я его, поправившися, могъ
Благодарить, а васъ презрть на вки?
Пораньше разбуди меня.
ФРИЦЪ.
Надюсь,
Что съ днёмъ грядущимъ возвратится къ вамъ
Обычное спокойствіе и сила.

СЦЕНА III.

Потаённый ходъ.

ГАБОРЪ
Четыре, пять, а вотъ и шесть часовъ
Я просчиталъ, какъ стража на посту,
Языкъ времёнъ, звонъ колокола дальній.
Хотя-бъ онъ даже счастье возвщалъ,
Съ ударомъ каждымъ всё же отнимаетъ
Хоть часть блаженства. Всякій звонъ зловщъ,
Хотя бъ онъ звалъ на пиръ и ликованье!
Съ его ударомъ каждымъ отлетаетъ
Одна надежда, звономъ похороннымъ
Онъ служитъ для любви, что глубоко
Схоронены въ могил обладанья
И не воскреснетъ. Если-жь престарлыхъ
Родителей кончину возвщаетъ,
То радостнымъ онъ эхомъ раздаётся
Въ ушахъ наслдниковъ. Какъ здсь темно
И холодно: я весь окоченлъ.
Бродя во тьм, я только натыкался
На разные уступы, возбуждая
Къ всеобщему возстанью крысъ, а также
Мышей летучихъ, чей полётъ проклятый
Почти-что оглушилъ меня. Вдали
Я вяжу свтъ. Когда о разстояньи
Я въ этой темнот могу судить,
То онъ блеститъ въ запретномъ направленьи,
А именно — сквозь щель или замёкъ.
Пойду туда, хотя-бъ изъ любопытства:
Въ такой нор и лампы свтъ — событье.
Дай Богъ, чтобъ не привёлъ меня тотъ свтъ
Къ чему-нибудь среди развалинъ этихъ,
Чтё послужить могло-бъ мн искушеньемъ!
Иначе — пусть поможетъ мн Господь
Избгнуть искушенья иль обрсть
Желанное! Онъ всё ещё блеститъ!
Будь то звзда Люцифера, иль даже
Онъ самъ, ея лучами опоясанъ —
Я воздержаться доле не въ силахъ.
Вотъ поворотъ! Ахъ, нтъ! Я подошелъ —
И свтъ вблизи виднется. Теперь
Остановлюсь. Что, если здсь найду я
Опасность большую, чмъ даже та,
Которую мн удалось избгнуть?
Ну, что-жь? То будетъ новая опасность,
А, вдь, она, какъ новая любовь,
Насъ привлекаетъ, манитъ. Я пойду —
И будь что будетъ. Въ крайности кинжалъ
Въ защиту мн послужитъ. Такъ свти же,
Мой огонёкъ! Ты мой свтлякъ Желанный,
Блуждающій огонь мой неподвижный!
Горитъ! горитъ!— мольбу мою услышалъ!

СЦЕНА IV.

Садъ.

Входитъ ВЕРНЕРЪ.

Я спать не въ силахъ: часъ уже насталъ.
Не обманулъ смотритель: всё готово
И насъ въ лсу уже карета ждётъ.
На неб звзды меркнуть начинаютъ
И я гляжу на этотъ страшный замокъ
Въ послдній разъ. О, никогда тебя
Мн не забыть! Я жалкимъ бднякомъ
Пришелъ сюда, но нё былъ опозоренъ,
Теперь же ухожу съ пятномъ позора,
Съ червёмъ неумирающимъ, который
Мн сердце гложетъ — и ни на минуту
Весь блескъ грядущій графа Зигендорфа
Не въ силахъ будетъ усыпить его.
Придумать долженъ я — какимъ путёмъ
Могу я деньги возвратить и этимъ
Хотя отчасти душу облегчить.
Но какъ отдать, себя не выдавая?
Всё-жь это сдлать надобно, а какъ —
Я въ первый часъ спасенья позабочусь.
Безумье нищеты меня подвигло
На эту низость: искупить её
Раскаянье должнё. Я не желаю,
Чтобъ на душ моей могло лежать
Хоть что-нибудь его. Но Штраленгеймъ
Желаетъ завладть всмъ, чтё имю —
Владньями, свободой, даже жизнью,
А между-тмъ онъ такъ же спитъ спокойно,
Какъ въ дтств, подъ роскошнымъ балдахиномъ,
На вышитыхъ подушкахъ, какъ въ то время…
Но, чу! какой-то слышенъ шумъ… опять…
Кусты зашевелились и съ террасы
Упали камни.

УЛЬРИХЪ спрыгиваетъ съ террасы.

ВЕРНЕРЪ.
Ульрихъ! милый сынъ,
Я радъ теб всегда, а въ этотъ мигъ —
Вдвойн.
УЛЬРИХЪ.
Остановитесь — и сначала
Скажите мн…
ВЕРНЕРЪ.
Что значитъ этотъ взглядъ?
УЛЬРИХЪ.
Отца-ль я вижу, иль…
ВЕРНЕРЪ.
Кого?
УЛЬРИХЪ.
Убійцу?
ВЕРНЕРЪ.
Ты дерзокъ иль безуменъ?
УЛЬРИХЪ.
Отвчайте,
Коль дороги вамъ жизнь моя и ваша.
ВЕРНЕРЪ.
На что-жь отвтить долженъ я?
УЛЬРИХЪ.
Скажите:
Убійца Штраленгейма вы иль нтъ?
ВЕРНЕРЪ.
Ни чьимъ убійцей не былъ я донын.
Что хочешь ты сказать?
УЛЬРИХЪ.
Вы въ эту ночь
Не посщали хода потайного,
Какъ въ прошлую, и въ Штраленгейма спальню
Вы снова не входили?…
ВЕРНЕРЪ.
Продолжай.
УЛЬРИХЪ.
Не вы его убили?
ВЕРНЕРЪ.
Боже правый!
УЛЬРИХЪ.
Отецъ мой, вы невинны — да, невинны!
Вашъ взглядъ, слова… но всё-жь скажите мн,
Что вы невинны.
ВЕРНЕРЪ.
Если я хоть разъ
Ту злую мысль лелялъ хладнокровно
Въ ум иль сердц, если я не гналъ
Такія помышленія обратно
Въ кромшный адъ, когда на мигъ единый
Они мелькали сквозь души терзанья —
Пусть для надеждъ моихъ и для очей
Навкъ закрыты будутъ небеса.
УЛЬРИХЪ.
Но онъ убитъ.
ВЕРНЕРЪ.
Ужасное злодйство!
Но какъ меня касается оно?
УЛЬРИХЪ.
Замки вс цлы: лишь на труп видны
Слды насилья… Часть его прислуги
Ужь знаетъ объ убійств, но смотритель
Въ отсутствіи — и потому я самъ
За розыски примусь. Какъ видно, тайно
Въ его покои кто-нибудь проникъ.
Простите, если…
ВЕРНЕРЪ.
Сколько новыхъ бдъ,
Мой сынъ, злой рокъ нагналъ на насъ, какъ тучи
На небеса.
УЛЬРИХЪ.
Я знаю, вы невинны,
Но такъ ли будутъ и другіе думать,
А главное — судья. Вамъ надо скрыться.
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ, никогда! Подозрвать меня
Никто не сметъ!
УЛЬРИХЪ.
Къ вамъ не приходили
Ни посторонніе, ни гости? Съ вами
Одна лишь мать моя была?
ВЕРНЕРЪ.
О, Боже!
Венгерецъ!
УЛЬРИХЪ.
Онъ исчезъ вчера.
ВЕРНЕРЪ.
Нтъ, нтъ!
Я скрылъ его въ проход роковомъ.
УЛЬРИХЪ.
Я тамъ его найду!
ВЕРНЕРЪ.
Теперь ужь поздно:
Онъ ране меня ушелъ изъ замка.
Дверь потайную я нашелъ открытой,
А также вс ведущія въ ту залу.
Я думалъ, что воспользовался онъ
Удобною минутой, чтобы скрыться
Отъ поисковъ клевретовъ Штраленгейма.
УЛЬРИХЪ.
Вы дверь закрыли?
ВЕРНЕРЪ.
Да и съ тайнымъ страхомъ
И многими упрёками Габору
За-то, что такъ безпечно онъ подвергнулъ
Случайному открытью мой пріютъ.
УЛЬРИХЪ.
Уврены-ль вы въ томъ, что дверь закрыли?
ВЕРНЕРЪ.
Вполн увренъ.
УЛЬРИХЪ.
Это хорошо.
Но лучше-бъ было, если-бъ никогда
Вы этотъ тайный ходъ не превращали
Въ притонъ…
ВЕРНЕРЪ.
Для вора, хочешь ты сказать.
Я это заслужилъ — но не отъ сына.
УЛЬРИХЪ.
Нтъ, нтъ, отецъ — не говорите такъ!
Не время о проступкахъ мелкихъ думать,
Когда послдствія гораздо большихъ
Встаютъ грозой и ихъ избгнуть надо.
Зачмъ ему убжище вы дали?
ВЕРНЕРЪ.
Какъ могъ я отказать? Мой злйшій врагъ
Его за мой преслдовалъ проступокъ,
Онъ жертвой былъ спасенья моего
И умолялъ о временномъ пріют
Того, по чьей вин нуждался въ нёмъ.
Будь волкомъ онъ, не могъ бы я его
Въ такой бд безъ помощи оставить.
УЛЬРИХЪ.
И отплатилъ онъ вамъ подобно волку.
Но слишкомъ поздно размышлять о томъ.
До свта вы должны ухать, я же
Останусь здсь, чтобъ розыскать его.
ВЕРНЕРЪ.
Но быстрый мой отъздъ дв жертвы дастъ
Молоху-подозрнію, взамнъ
Одной, когда останусь я. Венгерецъ,
Котораго считаемъ мы виновнымъ…
УЛЬРИХЪ.
Считаемъ! Кто-жь иной могъ быть убійцей?
ВЕРНЕРЪ.
Не я, хотя ещё недавно въ этомъ
Ты — сынъ мой — сомнвался!
УЛЬРИХЪ.
Но вы сами
Не сомнваетесь въ венгерц?
ВЕРНЕРЪ.
Сынъ мой,
Съ-тхъ-поръ, какъ я впалъ въ бездну преступленья —
Хотя иного — и невинныхъ видлъ,
Изъ-за меня страдавшихъ, я готовъ
Скорй въ вин виновныхъ усомниться.
Твоя душа чиста — и потому
Ты съ добродтельнымъ негодованьемъ
Готовъ, по вншнимъ признакамъ судя,
Невиноватаго считать виновнымъ
За-то, что онъ невиненъ не вполн.
УЛЬРИХЪ.
Но если я такъ думаю, то что же
То общество подумаетъ о васъ,
Которое не знало васъ, иль знало
Лишь для того, чтобъ угнетать. Нтъ, нтъ!
Вы случаю ввряться не должны.
Бгите… Я устрою всё… Смотритель
Хранить молчанье будетъ ради перстня
И потому, что вашему побгу
Онъ помогалъ. Притомъ же…
ВЕРНЕРЪ.
Но бжать!
Соединённымъ съ именемъ венгерца
Своё оставить имя, иль, быть-можетъ,
Клеймо убійства лишь на нёмъ одномъ
Оставить!…
УЛЬРИХЪ.
Вздоръ! Вамъ всё оставить надо,
Но только не владнья вашихъ предковъ,
Къ которымъ вы стремитесь такъ давно.
Какое имя? Нтъ его у васъ,
Когда носить чужое вы ршились.
ВЕРНЕРЪ.
Пусть такъ, но даже въ этомъ уголк
Мн бъ не хотлось, чтобъ оно осталось
Пятномъ кровавымъ въ памяти людской.
Къ тому-же розыски…
УЛЬРИХЪ.
Я всё устрою.
Что вы наслдникъ графа Зигендорфа —
Никто не знаетъ, даже Иденштейнъ,
Хотя, быть-можетъ, онъ подозрваетъ,
Но очень смутно, и, къ тому-жь, онъ глупъ,
А глупости его я дамъ занятье,
Которое забыть его заставитъ
Про незнакомца-Вернера въ заботахъ
О собственной особ. Правосудье
Хотя-бъ сюда и доходило прежде,
Со времени войны тридцатилтней
Не существуетъ больше или робко
Изъ пыли возстаётъ, куда его
Походы многихъ армій затоптали.
Здсь чтутъ барона только какъ вельможу.
Онъ не имлъ здсь ни земель, ни власти:
Всё то, чмъ онъ владлъ, погибло съ нимъ.
Позднй одной недли посл смерти
Немногимъ удаётся сохранить
Своё вліянье на людей, когда
О томъ не позаботятся родные.
Но Штраленгеймъ скончался одинокимъ —
И скромную могилу обртётъ,
Достойную его достоинствъ скромныхъ.
Быть-можетъ, я найду его убійцу,
Но если — нтъ, могу уврить васъ,
Что какъ бы громко слуги ни вопили —
Какъ и тогда, когда онъ утопалъ —
Не шевельнётъ никто изъ нихъ и пальцемъ.
Скорй отсюда! Вашего отвта
Я слышать не хочу. Вотъ посмотрите —
Почти потухли звзды и разсвтъ
Сребритъ ужъ ночи чёрныя одежды.
Не отвчайте и простите мн
Мою настойчивость: васъ умоляетъ
Давно погибшій — обртённый сынъ.
Пойдёмте мать позвать — и осторожно
Затмъ оставьте замокъ. Остальное
Я всё устрою и ручаюсь вамъ
За вашу безопасность. Это долгъ мой —
И я его исполню непремнно.
Мы свидимся вновь въ замк Зигендорфъ,
Гд наше знамя гордо водрузимъ.
Имйте въ мысляхъ это лишь одно,
Заботы-жь остальныя мн оставьте:
Бороться съ ними легче можетъ юность.
Скорй отсюда! Пусть хоть старость вашу
Лучъ счастья озаритъ. Я мать мою
Пойду обнять, а тамъ — пускай Господь
Поможетъ вамъ!
ВЕРНЕРЪ.
Совтъ благоразуменъ,
Но благороденъ ли?
УЛЬРИХЪ.
Спасти отца
Есть высшее для сына благородство.

(Уходятъ.)

ДЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.

СЦЕНА I.

Готическая зала въ замк Зигендорфъ, близь Праги.

Входятъ ЭРИКЪ и ГЕНРИХЪ.

ЭРИКЪ.
Дни лучшіе настали наконецъ —
И котъ давно-желанные явились
И торжества, и новые владльцы.
ГЕНРИХЪ.
Конечно, блескъ и новые владльцы
Милы для тхъ, кто любитъ новизну,
Хотя-бъ её могила намъ дарила.
Но что касается гостепріимства,
То имъ не мене другихъ вельможъ
Графъ Зигендорфъ покойный отличался.
ЭРИКЪ.
Питей и яствъ мы вдоволь получали,
За-то забавъ и шумнаго веселья,
Безъ коихъ яства пира не украсятъ,
Имли мы въ обрзъ.
ГЕНРИХЪ.
Покойный графъ
Пировъ шумливыхъ, правда, не любилъ,
Но этотъ любитъ ли?
ЭРИКЪ.
Его вс любятъ
За доброту и щедрость.
ГЕНРИХЪ.
Только годъ
Минулъ, какъ онъ вступилъ въ свои владнья.
А первый годъ владнія всегда
Похожъ на первый мсяцъ новобрачныхъ.
Впослдствіи, конечно, онъ покажетъ
Свой настоящій нравъ и образъ мыслей.
ЭРИКЪ.
Дай Богъ, чтобъ онъ всегда такимъ остался!
Вотъ сынъ его — такъ настоящій рыцарь.
Какъ жаль, что нтъ войны у насъ теперь!
ГЕНРИХЪ.
А почему?
ЭРИКЪ.
Взгляни лишь на него
Попристальнй — и самъ на то отвтишь.
ГЕНРИХЪ.
Онъ юнъ, красивъ и силенъ, какъ тигрёнокъ
ЭРИКЪ.
Подобное сравненье неприлично
Въ устахъ вассала.
ГЕНРИХЪ.
Но, быть-можетъ, врно.
ЭРИКЪ.
Я повторяю: жаль, что нтъ войны!
Кто можетъ съ графомъ Ульрихомъ сравниться
И во дворц, гд, гордостью своей
Не оскорбляя, онъ внушаетъ трепетъ,
И на охот рыцарской, въ мгновенье,
Когда съ копьёмъ за вепремъ онъ несётся,
Который, путь сквозь чащу пролагая,
Клыками вверхъ взметаетъ рой собакъ?
Кто такъ конёмъ искусно управляетъ,
Кто носитъ мечъ свой тяжкій такъ легко,
И чьё перо колеблется такъ гордо?
ГЕНРИХЪ.
Ничьё, конечно. Впрочемъ, не смущайся:
Когда война не скоро вспыхнетъ вновь,
То онъ способенъ самъ её затять,
Когда не длалъ этого и прежде.
ЭРИКЪ.
Что хочешь ты сказать?
ГЕНРИХЪ.
Да ты и самъ
Не можешь отвергать, что въ свит графа,
Въ которой мало здшнихъ уроженцевъ,
Такіе есть ребята…
ЭРИКЪ.
Ну, какіе-жь?
ГЕНРИХЪ.
Какихъ тобой столь чтимая война
Живыми оставляетъ. Худшихъ дтокъ
Она балуетъ, какъ иная мать.
ЭРИКЪ.
Вотъ вздоръ какой! Всё храбрые ребята,
Какихъ любилъ графъ Тилли.
ГЕНРИХЪ.
Но его
Любилъ ли кто — спроси-ка въ Магдебург,
И Валленштейна — кто его любилъ?
Они теперь…
ЭРІКЪ.
Покоятся въ могил.
Не намъ ршать, что ждётъ ихъ тамъ за гробомъ.
ГЕНРИХЪ.
Пусть дали-бъ намъ они хотя немного
Покоя своего, а то средь мира
Страна кишитъ Богъ-всть какимъ народомъ.
Являясь только ночью, эти люди
Съ разсвтомъ исчезаютъ, оставляя
Страну опустошенною не меньше,
А можетъ-быть и больше, чмъ войной.
ЭРИКЪ.
Причёмъ же тутъ графъ Ульрихъ?
ГЕНРИХЪ.
Онъ? Онъ могъ бы
Препятствовать Когда войну онъ любитъ,
Зачмъ нейдётъ войной на мародёровъ?
ЭРИКЪ.
Ты у него спроси.
ГЕНРИХЪ.
Слуга покорный!
Съ такой-же я охотой льва спросилъ-бы,
Зачмъ не пьётъ онъ молока.
ЭРИКЪ.
Вотъ онъ!
ГЕНРИХЪ.
Ахъ, чертъ возьми! Но ты не разболтаешь?
ЭРИКЪ.
Ты поблднлъ?
ГЕНРИХЪ.
Я?… Ничего… Ты только
Не разболтай.
ЭРИКЪ.
Не бойся — промолчу,
Не проболтаюсь.
ГЕНРИХЪ.
Ты поврь мн, Эрикъ:
Я говорилъ безъ умысла, шутя.
Къ тому-жь, графъ Ульрикъ скоро въ бракъ вступаетъ
Съ прелестной баронессой Штраленгеймъ.
Она смягчитъ, конечно, ту суровость,
Которую жестокая война
Всмъ людямъ придала, и больше всхъ,
Конечно, тмъ, которые родились
Во время этихъ смутъ и, такъ-сказать,
Росли у душегубства на колняхъ
И кровью обагрялись при крещеньи.
И такъ — смотри: ни слова никому!

Входятъ Ульрихъ и Рудольфъ.

ГЕНРИХЪ.
Моё почтенье, графъ!
УЛЬРИХЪ.
Здорово, Генрихъ!
Ну, Эрикъ, всё-ль готово для охоты?
ЭРИКЪ.
Собакъ погнали въ лсъ, вассаловъ также —
И, кажется, прекрасный будетъ день.
Угодно-ль вамъ, чтобъ свиту я позвалъ?
Какую лошадь осдлать велите?
УЛЬРИХЪ.
Гндого — Валленштейна.
ЭРИКЪ.
Я боюсь,
Что онъ не отдохнулъ отъ прошлой травли.
Въ тотъ день была удачная охота:
Вы четырёхъ своей рукой свалили.
УЛЬРИХЪ.
Ты правъ, любезный Эрикъ: я забылъ.
И такъ поду я на старомъ Жижк:
Ужь десять дней не здилъ я на нёмъ.
ЭРИКЪ.
Сію минуту будетъ онъ осдланъ.
Кому велите васъ сопровождать?
УЛЬРИХЪ.
Всё это знаетъ мой шталмейстеръ Вейльбургъ.

(Эрикъ уходитъ.)

УЛЬРИХЪ.
Рудольфъ!
РУДОЛЬФЪ.
Любезный графъ!
УЛЬРИХЪ.
Дурныя всти…

(Рудольфъ молча указываетъ ему на Генриха.)

УЛЬРИХЪ (Генриху).
Ты здсь зачмъ?
ГЕНРИХЪ.
Я приказаній жду.
УЛЬРИХЪ.
Иди — привтъ мой передай отцу.
Спроси — не хочетъ ли меня онъ видть,
Пока я не ухалъ на охоту.

(Генрихъ уходитъ.)

УЛЬРИХЪ.
Рудольфъ, друзья имли неудачу
На рубеж Франконіи, и слышно,
Что будетъ подкрплёнъ ещё отрядъ,
Который ихъ преслдуетъ. Немедля
Я долженъ хать къ нимъ.
РУДОЛЬФЪ.
Не лучше-ль будетъ
Извстій достоврныхъ подождать?
УЛЬРИХЪ.
Я такъ и сдлаю — и, признаюсь,
Что боле некстати, чмъ теперь,
Всё это не могло случиться.
РУДОЛЬФЪ.
Графу
Отъздъ вашъ трудно будетъ объяснить
УЛЬРИХЪ.
Конечно, но предлогомъ мн послужитъ
Устройство длъ въ имніяхъ силезскихъ.
Межь-тмъ какъ мы охотою займёмся,
Ты отдлись съ той сотней человкъ,
Которыми командуетъ нашъ Вольфъ.
Держитесь лса. Ты дорогу знаешь?
РУДОЛЬФЪ.
Какъ зналъ въ ту ночь…
УЛЬРИХЪ.
Объ этомъ умолчимъ
Пока того же не свершимъ вторично.

(Подавая записку.)

Отдай записку эту Розенбергу
И передай, что слабую поддержку
Я посылаю съ Вольфомъ и тобой,
Чтобъ возвстить мой собственный пріздъ,
Хотя мн это крайне неудобно.
Отецъ желаетъ, чтобъ дворецъ былъ полонъ,
Пока не стихъ послдній отголосокъ
Всхъ этихъ глупыхъ свадебныхъ торжествъ.
РУДОЛЬФЪ.
Я полагалъ, вы любите невсту?
УЛЬРИХЪ.
Люблю, конечно, по влачить не стану
Я молодость свою и годы славы,
Столь пылкіе и краткіе для насъ,
У чудныхъ ногъ красавицы-двицы,
Хотя-бъ она была самой Венерой.
Да, я её люблю на сколько надо
Насъ любящую женщину любить:
И искренно, и нжно, и всецло.,
РУДОЛЬФЪ.
И постоянно?
УЛЬРИХЪ.
Думаю, что такъ —
По-крайней-мр, никого другого
Я не люблю. Но мн теперь по время
Любовнымъ этимъ вздоромъ заниматься.
Насъ ждутъ великія дла. Спши же,
Спши, Рудольфъ!
РУДОЛЬФЪ.
Вернувшись, баронессу
Найду ужь я графиней Зигендорфъ?
УЛЬРИХЪ.
Быть-можетъ — да: отецъ того желаетъ,
И планъ его — какъ кажется — не дуренъ.
Союзъ межь мной и отпрыскомъ послднимъ
Фамильи намъ враждебной, позабыть
Конечно намъ прошедшее поможетъ
И будущность упрочитъ можетъ-быть.
РУДОЛЬФЪ.
И такъ — прощайте.
УЛЬРИХЪ.
Нтъ, ты лучше здсь
Останься съ нами до начала травли,
А томъ отстань — и то, что я сказалъ,
Исполни.
РУДОЛЬФЪ.
Хорошо. Но чтобъ вернуться
Къ предмету разговора, я скажу,
Что графъ великодушно поступилъ,
Пославши въ Кёнигсбергъ за сиротой
И въ домъ принявъ её, какъ дочь родную.
УЛЬРИХЪ.
О, да! тмъ больше, что межь ними прежде
Пріязни было мало.
РУДОЛЬФЪ.
Штраленгеймъ —
Не правда ли — отъ лихорадки умеръ?
УЛЬРИХЪ.
Не знаю.
РУДОЛЬФЪ.
Говорятъ, что смерть его
Окружена какой-то странной тайной,
И даже мсто, гд скончался онъ,
Едва извстно.
УЛЬРИХЪ.
Говорятъ, онъ умеръ
Въ глухомъ мстечк, гд-то на границ
Саксонской иль Силезской.
РУДОЛЬФЪ.
Не осталось
Ни завщанья, ни послдней воли?
УЛЬРИХЪ.
Но знаю, право: я не духовникъ
И не приказный.
РУДОЛЬФЪ.
Вотъ и баронесса!

Входитъ ИДА ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.

УЛЬРИХЪ.
Ты встала рано, милая кузина.
ИДА.
Не слишкомъ рано, если я теб
Не помшала, Ульрихъ. Но, мой малый,
Зачмъ меня кузиной ты зовёшь?
УЛЬРИХЪ (улыбаясь).
Но разв ты мн, Ида, не кузина?
ИДА.
Ты правъ, мой милый, но мн это имя
Не нравится. Мн кажется оно
Такимъ холоднымъ: точно цнишь ты
Лишь кровь родную.
УЛЬРИХЪ (вздрогнувъ).
Кровь!
ИДА.
Зачмъ же кровь
Отъ щёкъ твоихъ отхлынула мгновенно?
УЛЬРИХЪ.
Я разв поблднлъ?
ИДА.
О, да, мой милый!
Но вотъ она опять потокомъ быстрымъ
Достигла лба.
УЛЬРИХЪ (оправясь).
Присутствіе твоё
Её прогнало къ сердцу моему,
Въ которомъ ты одна царишь, кузина!
ИДА.
Опять!
УЛЬРИХЪ.
Пожалуй, я скажу — сестра.
ИДА.
Но это имя хуже. Нтъ, ужъ лучше-бъ
Родства межъ нами не было!
УЛЬРИХЪ (мрачно).
Да, лучше-бъ!
ИДА.
О, Боже мой! Что ты сказалъ, мой Ульрихъ?
УЛЬРИХЪ.
Я вторю лишь желанью твоему.
ИДА.
Мои слова не такъ звучали, милый:
Не знала я сама, что говорила.
Я для тебя быть рада чмъ угодно —
Сестрой, кузиной — лишь бы чмъ-нибудь.
УЛЬРИХЪ.
Ты будешь всмъ.
ИДА.
А ты ужъ и теперь
Всё для меня — и я согласна ждать.
УЛЬРИХЪ.
О, Ида дорогая!
ИДА.
Да, ты Идой,
Своею Идой называй меня!
Я не хочу быть боле ни чьею,
Да у меня и близкихъ нтъ съ-тхъ-поръ,
Какъ мой отецъ…
УЛЬРИХЪ.
Но у тебя остались
И я, и мой отецъ.
ИДА.
Когда-бъ отецъ мой
Могъ поглядть на счастіе мое!
Лишь этого, мой ненаглядный Ульрихъ,
Для полноты его недостаётъ.
УЛЬРИХЪ.
Какъ? въ самомъ дл?
ИЛА.
Ты-бъ сошелся съ нимъ:
Вс храбрые должны любить другъ друга.
Онъ въ обращеньи былъ немного сухъ
И гордъ по праву сана и рожденья,
Но подъ суровой вншностью таилось…
О, если-бъ ты съ нимъ встртился при жизни
И могъ везд сопутствовать ему,
Конечно бъ онъ не умеръ одинокимъ,
Безъ помощи, безъ любящей души,
Которая могла бы усладить
Послднія, предсмертныя минуты.
УЛЬРИХЪ.
Кто могъ сказать теб о томъ?
ИДА.
О чёмъ?
УЛЬРИХЪ.
О томъ, что одинокимъ онъ скончался.
ИДА.
Всеобщая молва, а также то,
Что ни одинъ изъ слугъ не возвратился.
Недугъ, должно-быть, былъ ужасенъ, если
Не пощадилъ онъ ни кого изъ нихъ.
УЛЬРИХЪ.
Но умереть не могъ онъ одинокимъ,
Когда при нёмъ была его прислуга.
ИДА.
Увы! къ чему наёмника услуги
У смертнаго одра, когда глаза
Напрасно ищутъ образа родного.
Онъ, говорятъ, отъ лихорадки умеръ.
УЛЬРИХЪ.
Какъ, говорятъ? Такъ было въ самомъ дл.
ИДА.
Порой не то мн видится во сн.
УЛЬРИХЪ.
Но сны всегда обманчивы бываютъ.
ИДА.
Я, какъ тебя, его нердко вижу.
УЛЬРИХЪ.
Но гд?
ИДА.
Во сн. Его я ясно вижу:
Онъ предо мной лежитъ окровавленный,
А близъ него съ ножомъ стоитъ убійца.
УЛЬРИХЪ.
Но ты лица его не видишь?
ИДА.
Нтъ.
О, Боже мой! Ужель его ты видишь?
УЛЬРИХЪ.
Къ чему такой вопросъ?
ИДА.
Ты смотришь такъ,
Какъ-будто ты убійцу увидалъ.
УЛЬРИХЪ.
Всё это лишь ребячество одно —
И стыдно мн, что слабостью твоею
Я заразился. Чувства вс твои
Во мн всегда находятъ отголосокъ —
И потому взволнованъ я. Оставь
Дитя…
ИДА.
Дитя! Но мн пятнадцать лтъ!

(Слышенъ звукъ рога.)

РУДОЛЬФЪ.
Чу! слышите — трубятъ!
ИДА.
Къ чему, скажите,
Вы вздумали объ этомъ объявлять?
Ужель безъ васъ онъ самъ бы не услышалъ?
РУДОЛЬФЪ.
Простите, баронесса.
ИДА.
Нтъ, сначала
Вы заслужить должны своё прощенье,
Мн помогая графа упросить
Не хать на охоту.
РУДОЛЬФЪ.
Баронесса,
Для этого вамъ помощь не нужна.
УЛЬРИХЪ.
Я отказаться не могу.
ИДА.
Ты долженъ.
УЛЬРИХЪ.
Я долженъ?
ИДА.
Да, мой милый, если-жь — нтъ,
То ужь моимъ ты рыцаремъ не будешь.
Не откажи: вдь день такой ненастный,
А ты, я вижу, нездоровъ.
УЛЬРИХЪ.
Ты шутишь?
ИДА.
Нтъ, не шучу — спроси Рудольфа.
РУДОЛЬФЪ.
Графъ,
Вы, въ самомъ дл, въ эти полчаса
Перемнились такъ, какъ не мнялись
Въ теченьи долгихъ лтъ.
УЛЬРИХЪ.
Мн чистый воздухъ
Утраченную бодрость возвратитъ.
Онъ нуженъ мн, какъ вольной въ неб птиц,
Тогда-какъ шумъ пировъ въ покояхъ замка
Не можетъ пищи дать моей душ.
Питомецъ горъ и ихъ лсовъ дремучихъ,
Свободно я дышу лишь тамъ, и любо
Мн то, что любо царственнымъ орламъ.
ИДА.
Не ихъ добыча только, я надюсь?
УЛЬРИХЪ.
Удачной ловли пожелай мн, Ида —
И шесть головъ кабаньихъ въ благодарность
Я, какъ трофей, сложу къ твоимъ ногамъ.
ИДА.
Ты хочешь хать непремнно? Нтъ,
Я не пущу тебя! Пойдёмъ со мною:
Я что-нибудь спою теб.
УЛЬРИХЪ.
Едва-ли
Способна ты солдата быть женой.
ИДА.
Да я и не желаю. Я надюсь,
Что войнъ не будетъ больше и мой Ульрихъ
Спокойно будетъ жить въ своихъ владньяхъ.

Входитъ ГРАФЪ ЗИГЕНДОРФЪ (прежній Вернеръ).

УЛЬРИХЪ.
Привтъ мой вамъ, отецъ, но, къ сожалнью.
Привтъ короткій. Слышали призывъ?
Вассалы ждутъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Пусть ждутъ. Ты забываешь,
Что завтра въ Праг торжествуютъ миръ,
А ты охотой можешь такъ увлечься,
Что не успешь во-время быть здсь,
А если и вернёшься, то усталость
Теб, быть-можетъ, не дозволитъ стать
Въ ряды вельможъ.
УЛЬРИХЪ.
Вы можете отлично
Быть представителемъ обоихъ насъ:
Я не люблю всхъ этихъ церемоній.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не хорошо, когда одинъ лишь ты
Изъ благородныхъ юношей столицы…
ИДА.
И самый благородный по осанк…
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ты правду говоришь, дитя, но только
Для двушки ужь слишкомъ откровенно.
Ты вспомни положенье наше, Ульрихъ:
Въ права свои вступили мы недавно.
Ничьё отсутствіе въ подобный день
Не можетъ незамченнымъ остаться,
Тмъ больше — наше, и къ тому же, Небо,
Которое, даруя миръ стран,
И намъ владнья наши возвратило,
Вдвойн иметъ право ждать отъ насъ
Благодареній: за страну сначала,
Потомъ — за-то, что раздлять мы можемъ
Ея блаженство.
УЛЬРИХЪ (въ сторону).
Набожность какая!

(Громко.)

Я вамъ готовъ повиноваться, графъ.

(Слуг.)

Ступай — и свиту тотчасъ распусти.

(Лудвигъ уходитъ.)

ИДА.
Какъ для отца легко ты сдлалъ то,
О чёмъ тебя напрасно я молила.
ЗИГЕНДОРФЪ (улыбаясь).
Ужь не ревнуешь ли его ко мн,
Мятежница? Ты, кажется, желаешь,
Чтобъ лишь тебя онъ слушался. Не бойся:
Ты скоро управлять имъ будешь нжной
И прочной властью.
ИДА.
Я хочу теперь
Имъ управлять.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Пока же управляй
Своею арфой: въ комнат своей
Графиня ждётъ тебя — и сожалетъ,
Что музыку ты стала забывать.
ИДА.
Иду, мой добрый родственникъ! Прощайте!
А ты придёшь меня послушать, Ульрихъ?
УЛЬРИХЪ.
Приду.
ИДА.
Поврь, что арфа прозвучитъ
Получше рога. Лишь на зовъ явися
Съ такой-же быстротою — и тогда
Я для тебя сыграю маршъ. Густава.
УЛЬРИХЪ.
А отчего-жь не Тилли-старика?
ИДА.
Чудовища такого? Нтъ, въ струнахъ
Не музыка звучала бы, а стоны.
Скоре приходи: мать будетъ рада
Тебя увидть

(Уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ульрихъ, я хотлъ бы
Наедин съ тобой поговорить.
УЛЬРИХЪ.
Надъ временемъ моимъ всегда вы властны.

(Тихо Рудольфу.)

Ступай — и что я приказалъ — исполни:
Пусть Розенбергъ скорй отвтитъ мн.
РУДОЛЬФЪ.
Графъ Зигендорфъ, я заграницу ду:
Не будетъ-ли отъ васъ мн порученій?
ЗИГЕНДОРФЪ (вздрагивая).
Куда? къ какой границ?
РУДОЛЬФЪ.
Да къ Силезской.
Я ду, графъ…

(Тихо Ульриху.)

Куда?
УЛЬРИХЪ (тихо Рудольфу).
Скажи, что въ Гамбургъ.

(Въ сторону.)

Вотъ это слово всмъ его разспросамъ
Конецъ положитъ.
РУДОЛЬФЪ.
Графъ, я ду въ Гамбургъ.
ЗИГЕНДОРФЪ (въ волненьи).
Нтъ! нтъ! Я тамъ не знаю никого
И никакихъ сношеній не имю.
Счастливаго пути!
РУДОЛЬФЪ.
Прощайте, графъ!

(Уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
Вотъ этотъ господинъ, который вышелъ,
Одинъ изъ тхъ товарищей твоихъ,
Которыхъ ты остерегаться долженъ.
УЛЬРИХЪ.
Къ знатнйшему саксонскому семейству
Принадлежитъ онъ по рожденью.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Сынъ мой,
Тутъ дло не въ рожденьи, а въ поступкахъ:
Вс дурно отзываются о нёмъ.
УЛЬРИХЪ.
Такъ говорятъ о каждомъ. Самъ монархъ
Не ограждёнъ отъ силетень камергера
И зубоскальства новыхъ царедворцевъ,
Которыхъ, возвышая, сдлалъ онъ
Неблагодарными.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Скажу пряме:
Объ этомъ человк говорятъ,
Что онъ принадлежитъ къ тмъ Чёрнымъ бандамъ,
Которыя границу разоряютъ.
УЛЬРИХЪ.
И вы молв поврили людской?
ЗИГЕНДОРФЪ.
На этотъ разъ.
УЛЬРИХЪ.
А мн, отецъ, сдаётся,
Что вы во всякомъ случа должны
Не смшивать виновность съ обвиненьемъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Понятенъ мн намёкъ твой, но судьба
Вокругъ меня соткала паутину,
Въ которой я, какъ муха, бьюсь напрасно.
Остерегися, Ульрихъ! Самъ ты видлъ,
Куда я былъ страстями вовлечёнъ.
Ихъ двадцать лтъ невзгодъ не погасили
И, можетъ, двадцать тысячъ лтъ въ грядущемъ,
Иль въ этой жизни столько-же минутъ,
Годамъ подобныхъ, если-бъ ихъ мриломъ
Могло отчаянье служить — не въ силахъ
Мгновенія безумства и позора
Ни уничтожить, ни загладить. Сынъ мой,
Поврь отцу! Я своему не врилъ —
И видишь ты, что сталося со мной!
УЛЬРИХЪ.
Любимаго, счастливаго вельможу,
Владльца княжескихъ земель, я вижу,
Которому равно принадлежитъ
Подвластныхъ и собратій уваженье.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Къ чему меня счастливымъ ты зовёшь,
Когда страшусь я за тебя — любимымъ,
Когда меня не любишь ты, мой сынъ?
На что же мн любовь другихъ сердецъ,
Когда твоё холоднымъ остаётся!
УЛЬРИХЪ.
Кто смлъ сказать…
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я это вижу самъ
И чувствую больнй, чмъ могъ бы врагъ твой
Въ своей груди почувствовать твой мечъ,
Моё же сердце рану пережило.
УЛЬРИХЪ.
Вы въ заблужденьи! Чувства по природ
Не склоненъ я наружно проявлять.
И мудрено-ль, когда двнадцать лтъ
Отца и мать, забытый, я не видлъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
А разв я не прожилъ эти годы
Въ разлук съ сыномъ? Но къ чему упрёки!
Они природы измнить не могутъ.
Поговоримъ о чёмъ-нибудь другомъ.
Я бъ убдить хотлъ тебя, мой сынъ,
Что эти отпрыски фамилій знатныхъ,
Покрытые но славой, а позоромъ —
Когда врна всеобщая молва —
Способны привести тебя…
УЛЬРИХЪ.
Меня
Никто не поведётъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И ты, надюсь,
Такихъ не поведёшь. Но чтобы сразу
Отъ юности и гордости соблазновъ
Тебя отвлечь, намреваюсь я
Женить тебя на Ид Штраленгеймъ,
Которую, мн кажется, ты любишь.
УЛЬРИХЪ.
Я ужь сказалъ, что приказанье ваше
Готовъ исполнить, если-бъ и съ Гекатой
Соединить меня вы пожелали.
Что-жь можетъ больше сынъ сказать иль сдлать?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отвтивъ такъ, ты лишнее сказалъ.
Ни съ темпераментомъ твоимъ, ни съ нравомъ,
Ни съ юностью твоею не согласно
Съ безпечностью такою говорить
И дйствовать въ такомъ серьёзномъ дл,
Когда отъ этого зависитъ счастье
Или несчастье жизни. Славы отдыхъ
Безъ ласкъ любви не будетъ безмятеженъ.
Должно-быть ты къ чему-нибудь стремишься,
И, мысли вс твои поработивъ,
Какой-то демонъ овладлъ тобою —
Иначе ты отвтилъ бы: ‘люблю
И радъ на ней жениться’, или: ‘нтъ,
Я не люблю — и никакія силы
Меня не могутъ къ этому склонить!’
Такъ отвчалъ бы я.
УЛЬРИХЪ.
Но вы, отецъ мой,
Женились по любви.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, это правда —
И та любовь одна служила мн
Прибжищемъ въ несчастьяхъ.
УЛЬРИХЪ.
Но несчастій
Не знали-бъ вы, когда-бъ не этотъ бракъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Опять противорчишь ты природ!
Въ твои года кто можетъ мыслить такъ?
УЛЬРИХЪ.
Вы сами остеречь меня старались
Своимъ примромъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Юный мой софистъ,
Скажи — ты любишь иль не любишь Иду?
УЛЬРИХЪ.
Что въ томъ, когда супругомъ быть ея
Согласенъ я по вашему желанью.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Конечно, для тебя оно не важно,
Но для нея — то жизненный вопросъ.
Прелестное и юное созданье
Тебя всмъ сердцемъ любитъ и способна
Душевными богатствами своими
Изъ жизни нашей обыдённой сдлать
Волшебный сонъ, который описать
Не въ силахъ и поэтъ. Кто надляетъ
Такимъ блаженствомъ, вправ получить
Хотя немного счастія взамну.
Я не хочу, чтобъ сердце ей разбилъ
Тотъ, у кого нтъ сердца, не хочу,
Чтобъ на стебл своёмъ она завяла,
Какъ роза блдная въ восточной сказк,
Когда была покинута той птичкой,
Которую считала соловьёмъ.
Она…
УЛЬРИХЪ.
Дочь вашего врага, отецъ мой,
Но я женюсь на ней, хотя — признаться —
Подобный бракъ одобрить не могу.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но вдь она привязана къ теб.
УЛЬРИХЪ.
Я самъ люблю её — и потому
Хочу обдумать этотъ шагъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Мой милый,
Отъ вку такъ любовь не поступала.
УЛЬРИХЪ.
Такъ пусть начнётъ и, съ глазъ повязку сбросивъ,
Вперёдъ глядитъ: до-этихъ-поръ любовь
Блуждала въ темнот.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но ты согласенъ?
УЛЬРИХЪ.
Вполн согласенъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Такъ назначь же день.
УЛЬРИХЪ.
Невст это надо предоставить,
Какъ требуютъ обычай и любезность.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я за неё ручаюсь.
УЛЬРИХЪ.
Я не стану
Ни за какую женщину ручаться,
И, не желая измнять того,
Что я ршилъ, я вамъ тогда отвчу,
Когда отвтъ ея услышу самъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но убждать её — твой долгъ.
УЛЬРИХЪ.
Вы сами
Старались бракъ устроитъ этотъ, графъ,
Такъ и должны о томъ стараться сами.
Чтобъ сдлать вамъ угодное, я, впрочемъ,
Готовъ за Идой къ матушк идти.
Что-жь вамъ ещё? Вы, графъ, мн запретили
Вн этихъ стнъ искать мужскихъ забавъ —
И я повиновался: вы хотли,
Чтобъ я въ гостиныхъ музык внималъ,
Перчатки поднималъ, ловилъ улыбки
И улыбался милой болтовн,
И въ женскіе глаза смотрлъ съ любовью,
Какъ-будто это были сонмы звздъ,
Спшившія померкнуть до зари
Передъ желаннымъ днёмъ побды славной —
Что-жь можетъ больше сдлать человкъ?

(Уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ (одинъ).
Увы! въ нёмъ слишкомъ много послушанья,
Любви же — слишкомъ мало. Онъ даётъ
Не то, что долженъ дать. Судьбы превратность
Мн помшала мой отцовскій долгъ
Какъ слдуетъ исполнить, но я думалъ,
Что на любовь разсчитывать могу,
Затмъ-что въ мысляхъ я къ нему стремился
И влагою подёрнутыя очи
Его увидть жаждали всегда.
И я его увидлъ — но какимъ!
Послушный и почтительный на видъ,
Онъ холоденъ и сдержанъ въ обращеньи,
Разсянъ, тайной окруженъ, нердко
Куда-то исчезаетъ и сошелся
Съ товарищами буйными, хотя
Признаться надо, ихъ забавъ позорныхъ
Не раздляетъ. Я не понимаю,
Что можетъ ихъ соединять, хоть вижу,
Что вс они толпятся вкругъ него,
Какъ вкругъ вождя, съ почтеньемъ преклоняясь,
Но почему — мн сынъ не говоритъ.
Да и могу-ль я требовать доврья!
Ужель, отецъ, проклятіе твоё
И моего ребёнка поразило?
Венгерца нтъ ли здсь, чтобъ кровь пролить?
Иль можетъ-быть ты самъ здсь въ этомъ замк,
Духъ Штраленгейма, грозно возстаёшь,
Чтобъ поразить того, кто если нё былъ
Убійцей самъ, тебя сразившимъ тайно,
То смерти двери для тебя открылъ?
Не нашъ былъ грхъ, вина была не наша:
Ты былъ намъ врагъ — я пощадилъ тебя
(Хотя съ твоей кончиною невзгоды
Окончиться могли мои, а съ жизнью —
Ожить опять) и лишь похитилъ деньги!
О, золото проклятое! Какъ ядъ,
Въ рукахъ моихъ лежишь ты: я не смю
Употребить тебя, не смю бросить.
Такимъ путёмъ досталось ты, что всмъ
Ты руки запятнаешь, какъ и мн.
Чтобъ искупить тебя, металлъ презрнный,
А также смерть владльца твоего
(Хотя ни я, ни близкіе мои
Въ ней не повинны), сдлалъ я всё то,
Что для роднаго брата я бы сдлалъ:
Я сироту призрлъ и полюбилъ,
Какъ дочь родную.

Входитъ СЛУГА.

СЛУГА.
Графъ, пришелъ аббатъ,
Котораго позвать вы приказали.

Уходитъ.)

Входить ПРІОРЬ АЛЬБЕРТЪ.

ПРІОРЪ.
Миръ дому твоему и въ нёмъ живущимъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Добро пожаловать, отецъ святой,
И да услышитъ Богъ твою молитву!
Вс люди въ ней нуждаются, а я…
ПРІОРЪ.
Вамъ первому принадлежатъ по праву
Молитвы нашей братьи. Монастырь,
Воздвигнутый усердьемъ вашихъ предковъ,
Потомство ихъ заботливо хранитъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Не забывайте насъ въ своихъ молитвахъ!
Въ такіе годы ересей и смутъ
Он нужнй всего, хотя Густава
Ужь нтъ на свт.
ПРІОРЪ.
Онъ въ жилищ вчномъ.
Пріемлющемъ неврныхъ, гд царятъ
Огонь неугасимый, стоны, скрежетъ
И слёзъ кровавыхъ море.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Это правда!
И чтобъ отъ мукъ подобныхъ искупить
Того, кто былъ хотя и нашей вры,
Непогршимой и святой, но умеръ
Безъ лучшаго, послдняго обряда,
Который облегчаетъ для души
Чистилища мученья — я прошу васъ
За упокой души его принять
Вотъ этотъ даръ ничтожный.

(Даётъ свёртокъ съ злотомъ, взятымъ у Штралемейма.)

ПРІОРЪ.
Принимаю,
Чтобъ васъ своимъ отказомъ не обидть.
Поврьте, мы служить обдни станемъ,
А деньги нищимъ раздадимъ: обитель,
Благодаря щедротамъ вашихъ предковъ,
Не знаетъ нужды — и во всёмъ возможномъ
Обязана повиноваться вамъ.
Но за кого же мы должны молиться?
ЗИГЕНДОРФЪ.
За… за… усопшаго.
ПРІОРЪ.
Его зовутъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Спасти хочу я душу, а не имя.
ПРІОРЪ.
Я въ тайну вашу не желалъ проникнуть:
За бдняка-ль за сильнаго-ль вельможу —
Мы одинаково молиться будемъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Святой отецъ, нтъ тайны у меня!
Но опочившій могъ её имть —
И завщалъ… Ахъ, нтъ! не завщалъ,
А эту сумму жертвую я самъ
На добрыя дла.
ПРІОРЪ.
Благое дло
Друзей усопшихъ память почитать.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но онъ мн не былъ другомъ, а врагомъ —
Врагомъ непримиримымъ.
ПРІОРЪ.
Тмъ похвальнй!
Помочь душ врага достигнуть неба
Способенъ тотъ, кто могъ простить при жизни.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я не простилъ его, а ненавидлъ,
Какъ онъ меня, до самаго конца.
Я и теперь не чувствую любви…
ПРІОРЪ.
Ещё похвальнй! Признавъ чистой вры:
Желать отъ адскихъ мукъ освободить
Того, кто ненавистенъ былъ при жизни,
И золотомъ своимъ притомъ…
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отецъ мой,
То золото не мн принадлежитъ.
ПРІОРЪ.
Кому же? Не завщано оно,
Сказали вы?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Чьё-бъ ни было оно,
Его владлецъ никогда — поврьте —
Не будетъ въ нёмъ нуждаться. Лишь молитвы
Нужны ему: оно за нихъ заплатитъ.
ПРІОРЪ.
На нёмъ быть-можетъ, кровь?
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, нтъ! но нчто
Ужасне — позоръ неизгладимый.
ПРІОРЪ.
Въ своей постел умеръ онъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Увы!
ПРІОРЪ.
Мой сынъ, къ вамъ чувство мести возвратилось,
Когда жалть вы можете о томъ,
Что не кровавой смертью умеръ врагъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ахъ! смерть его была страшна — кровава!
ПРІОРЪ.
Вы говорили: онъ въ постел умеръ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Онъ умеръ — я и самъ не знаю какъ…
Убитъ во тьм… Когда хотите знать —
Онъ ночью былъ убитъ въ своей постел.
Ну что жь? смотрите на меня: не я
Его убійца. Въ этомъ дл смло
Я встрчу взглядъ вашъ, какъ надюсь встртить
Господень взоръ въ день Страшнаго Суда.
ПРІОРЪ.
И такъ — ни вы, ни кто-нибудь изъ вашихъ
Не принималъ участія въ убійств?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нтъ — Господомъ карающимъ клянусь!
ПРІОРЪ.
Убійцу вы не знали?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Подозрнье
На одного имлъ я человка,
Но онъ былъ чуждъ мн вовсе, и всего
За день одинъ до страшнаго убійства
Впервые съ нимъ я встртился.
ПРІОРЪ.
И такъ —
Вы отъ грха свободны.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, ее правда-ль?
ПРІОРЪ.
Вы такъ сказали: вамъ извстно лучше.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отецъ мой, я сказалъ одну лишь правду,
Хотя не всю. Но повторите мн,
Что я невиненъ. Бременемъ тяжелымъ
Та кровь лежитъ на мн, какъ-будто я
Пролилъ её, хотя — клянусь вамъ Тмъ,
Кто ненавидитъ пролитую кровь —
Я не убилъ его, и даже разъ
Я пощадилъ его, тогда-какъ могъ бы —
А можетъ-быть и долженъ былъ — убить,
Когда въ борьб съ противникомъ могучимъ
Самозащита извинить могла-бы
Такой поступокъ. Умоляю васъ:
Молитесь за него и за меня
И за семью мою. Хоть я невиненъ,
Но, самъ не знаю почему, я мучусь,
Какъ-будто палъ онъ отъ руки моей
Иль близкихъ мн. Молитесь обо мн,
Я самъ молиться боле не въ силахъ.
ПРІОРЪ.
Я помолюсь. Утшьтесь: вы невинны —
И потому должны спокойны быть.
ЗИГЕНДОРФЪ.
По не всегда спокойствіе бываетъ
Невинности удломъ. Это самъ
Я испыталъ.
ПРІОРЪ.
Спокойствіе придётъ,
Когда сосредоточится душа
Въ самой себ. Подумайте, что завтра
На праздник, который ждётъ всхъ насъ,
Вашъ храбрый сынъ и вы займёте мсто
Среди дворянъ знатнйшихъ. Ободритесь!
Средь общихъ благодарственныхъ моленій
За окончанье гибельной войны —
Пускай не омрачаетъ мыслей вашихъ
Не вами пролитая кровь: поврьте,
Подобная чувствительность чрезмрна.
Утшьтесь и забудьте это всё:
Виновнымъ предоставьте угрызенья.

(Уходитъ.)

ДЙСТВІЕ ПЯТОЕ.

СЦЕНА I.

Большая и величественная готическая зала въ замк Зигендорфъ, украшенная трофеями, знамёнами и гербами этой фамиліи.

Входятъ АРНГЕЙМЪ и МЕЙСТЕРЪ.

АРНГЕЙМЪ.
Поторопись: графъ тотчасъ возвратится,
А дамы здсь. Послалъ ли ты за тмъ,
Кого онъ ищетъ?
МЕЙСТЕРЪ.
Я гонцовъ повсюду
Давно ужь разослалъ его искать.
Когда его удастся прослдить
По описанью, сдланному вами,
Онъ нашихъ рукъ, конечно, не избгнетъ.
Чтобъ чёртъ побралъ пиры и торжества!
Они, быть-можетъ, зрителямъ пріятны,
По тмъ, кто въ нихъ участвуетъ, нисколько.
АРНГЕЙМЪ.
Молчи: идётъ графиня.
МЕЙСТЕРЪ.
Я готовъ
Скорй весь день охотиться на кляч,
Чмъ гарцовать на этихъ церемоньяхъ,
Среди блестящей свиты нашей знати.
АРНГЕЙМЪ.
Да убирайся ты съ своимъ ворчаньемъ!

(Уходятъ.)

Входитъ ГРАФИНЯ ЖОЗЕФИНА, ЗИГЕНДОРФЪ и ИДА ШТРАЛЕНГЕЙМЪ.

ЖОЗЕФИНА.
Ну, слава Богу, зрлищу конецъ!
ИДА.
Какъ это можно! Я такого блеска
И въ грёзахъ сна себ не представляла:
Цвты, знамёна, камни дорогіе,
Толпа дворянъ и рыцарей блестящихъ,
Съ весельемъ въ лицахъ, солнца свтлый лучъ,
Струящійся сквозь стёкла росписныя,
И иміамъ, и тихія гробницы,
И гимнъ святой, не къ небу восходившій,
А будто нисходившій къ намъ съ небесъ,
И, словно грома грозные раскаты,
Органа потрясающіе звуки,
И поднятые взоры въ небесамъ —
И всюду миръ и общая любовь!
О, мать моя!

(Обнимаетъ Жозефину.)

ЖОЗЕФИНА.
Возлюбленная дочь!
Ты будешь ею скоро, я надюсь.
ИДА.
Я и теперь ужъ ваша дочь родная:
Послушайте, какъ сердце бьётся.
ЖОЗЕФИНА.
Правда!
Дай Богъ, чтобъ никогда не волновалось
Оно другимъ, не столь отраднымъ, чувствомъ!
ИДА.
О, этого не будетъ никогда!
Что можетъ насъ печалить? Я и слышать
О гор не хочу. Къ чему грустить,
Когда мы искренно другъ друга любимъ —
Вы, Ульрихъ, графъ и Ида, ваша дочь?
ЖОЗЕФИНА.
О, бдное дитя!
ИДА.
Вамъ жаль меня?
ЖОЗЕФИНА.
Нтъ, съ грустью я завидую теб,
По чувство то не схоже съ тмъ порокомъ,
Который въ свт завистью зовутъ,
Гд онъ царитъ сильнй другихъ пороковъ.
ИДА.
Я не хочу, чтобъ вы бранили свтъ,
Въ которомъ вы и Ульрихъ мой живёте.
Скажите: что сравниться можетъ съ нимъ?
Какъ гордо онъ надъ всми возвышался!
Какъ взоры всхъ стремилися къ нему!
Къ его ногамъ изъ каждаго окна
Цвточный дождь, казалось, чаще падалъ —
И врю я, что тамъ, гд онъ вступалъ,
Они ещё досел не завяли.
ЖОЗЕФИНА.
Ты можешь, другъ мой, Ульриха испортить
Такими похвалами.
ИДА.
О, не бойтесь!
Онъ не услышитъ ихъ. Сказать такъ много
Я не посмю: я боюсь его.
ЖОЗЕФИНА.
Но почему-жь? Тебя онъ очень любитъ!
ИДА.
Я выразить словами не могу
Всхъ думъ моихъ. Къ тому же, иногда
Онъ на меня наводитъ трепетъ.
ЖОЗЕФИНА.
Чмъ?
ИДА.
Нердко мракъ лазурь его очей,
Какъ тучъ грядой, внезапно покрываетъ,
А онъ молчитъ — ни слова не промолвитъ.
ЖОЗЕФИНА.
Пустое, Ида! Въ наши времена
У каждаго мужчины есть заботы.
ИДА.
Я лишь о нёмъ забочусь.
ЖОЗЕФИНА.
Есть не мало
И безъ него, которыхъ вс считаютъ
Не мене красивыми, чмъ Ульрихъ:
Вотъ, напримръ, хотя бъ графъ Вальдорфъ. Ныньче
Онъ глазъ съ тебя всё время не спускалъ.
ИДА.
Я не могла его замтить: взоръ мой
Лишь Ульриха искалъ. Скажите мн:
Въ тотъ мигъ, когда склонили мы колна,
Вы видли его? Я прослезилась,
Но даже и сквозь слёзы мн казалось,
Что смотритъ онъ съ улыбкой на меня.
ЖОЗЕФИНА.
Я къ небесамъ лишь взоры возносила
Со всмъ народомъ вмст.
ИДА.
Я душою
Сама была на неб, хоть глядла
На Ульриха.
ЖОЗЕФИНА.
Уйдёмъ отсюда, Ида!
Они къ столу должны сейчасъ собраться,
А мы пойдёмъ и снимемъ наши перья
И наши шлейфы длинные.
ИДА.
А съ ними
И эти драгоцнные каменья,
Чья тяжесть грудь и голову гнетётъ:
Подъ блескомъ ихъ тревожно сердце бьётся
А голова страдаетъ. Я иду.

(Уходитъ.)

Входитъ ЗИГЕНДОРФЪ, въ богатой одежд и ЛУДВИГЪ.

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ещё не розыскали?
ЛУДВИГЪ.
Всюду ищутъ,
И если въ Праг онъ — его найдутъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Гд Ульрихъ?
ЛУДВИГЪ.
Онъ съ товарищами халъ
Другимъ путёмъ, но скоро ихъ оставилъ
И, кажется, сейчасъ съ своею свитой
Подъёмный мостъ прохалъ.

Входитъ УЛЬРИХЪ въ богатой одежд.

ЗИГЕНДОРФЪ (Лудвигу).
Прикажи,
Чтобъ поиски не прекращались.

(Лудвигъ уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ульрихъ,
Съ какимъ я нетерпньемъ ждалъ тебя!
УЛЬРИХЪ.
И дождались: ну вотъ я здсь теперь.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Убійцу я видалъ.
УЛЬРИХЪ.
Кого?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Венгерца,
Который Штраленгейма умертвилъ.
УЛЬРИХЪ.
Приснилось вамъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Увы! то былъ не сонъ!
Его я видлъ, слышалъ — и при этомъ
Моё онъ имя произнести дерзнулъ.
УЛЬРИХЪ.
Какое имя?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вернеръ. Это имя
Когда-то я носилъ.
УЛЬРИХЪ.
Но вы теперь
Должны забыть его.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нтъ, никогда!
Съ нимъ связана судьба моя на вки:
Его не будетъ на моей могил
Но — врь — оно сведётъ меня въ неё.
УЛЬРИХЪ.
Ну, что-жь венгерецъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Слушай. Храмъ былъ полонъ
И служба шла. Не хоръ одинъ, казалось,
А цлый сонмъ народовъ возносилъ
Хвалу Творцу за день единый мира,
Наставшій посл трёхъ десятковъ лтъ,
Изъ коихъ каждый билъ грознй другого.
Я съ мста всталъ, какъ вс. и, съ высоты
Знамёнами украшенной трибуны
Блуждая взоромъ средь толпы молельцевъ,
Я былъ какъ-будто молньей пораженъ
Видньемъ, глазъ меня на мигъ лишившимъ
Для остального міра: я увидлъ
Венгерца предъ собой,— и помертвлъ.
Когда-жь туманъ, мои застлавшій очи,
Разсялся и посмотрлъ я внизъ —
Тамъ не было его. Но вскор служба
Окончилась — ни изъ храма вышелъ.
УЛЬРИХЪ.
Ну, что же дальше?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Мы дошли до моста.
Весёлая толпа на нёмъ кишла,
А на рк безчисленныя лодки,
Съ весёлымъ людомъ, въ праздничныхъ одеждахъ,
Скользили вкругъ. Но ни убранство улицъ,
Ни громъ музыки, ни ряды солдатъ,
Ни пушекъ громъ, какъ-будто посылавшій
Привтъ прощальный подвигамъ былымъ,
Ни звонъ подковъ, ни возгласы народа —
Ничто изъ мыслей не могло изгнать
Его лица, хоть я его не видлъ.
УЛЬРИХЪ.
Затмъ его вы больше не видали?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нтъ, не видалъ, хотя искалъ его,
Какъ ищетъ вкругъ смежающимся взоромъ
Глотка воды въ предсмертныхъ мукахъ воинъ.
Взамнъ его…
УЛЬРИХЪ.
Ну, что-жь вы увидали?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Бродя кругомъ, мой взоръ остановился
На тихо колебавшемся пер
Твоёмъ. Оно всхъ выше и красивй
Средь моря перьевъ, Прагу наводнившихъ,
Колеблемое втромъ, волновалось.
УЛЬРИХЪ.
При чёмъ же тутъ венгерецъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Дло въ томъ,
Что я почти забылъ о нёмъ, любуясь
На сына своего, но въ то мгновенье,
Когда умолкъ громъ музыки и пушекъ
И возгласы лобзаньями смнились —
Услышалъ я глухой и тихій голосъ,
Сильне пушекъ слухъ мой поразившій,
Произносившій это имя — Вернеръ!
УЛЬРИХЪ.
И то былъ…
ЗИГЕНДОРФЪ.
Онъ! Я быстро оглянулся,
Узналъ его — и въ обморокъ упалъ.
УЛЬРИХЪ.
Зачмъ? И это видли?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Конечно,
Хотя его причины не узнали.
Мн помогли стоявшіе вблизи,
Затмъ-что ты со мной не находился
И мн помочь не могъ.
УЛЬРИХЪ.
За-то теперь
Могу помочь.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но какъ?
УЛЬРИХЪ.
Найду венгерца.
Но что потомъ намъ длать съ нимъ, скажите?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я самъ не знаю.
УЛЬРИХЪ.
Такъ зачмъ искать?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Затмъ-что я покоя знать не буду,
Пока его не сыщутъ. Связанъ онъ
Съ судьбою ІІІтраленгейма и моею —
И я спокоенъ буду лишь тогда…

Входпуіь СЛУГА.

СЛУГА.
Желаетъ, графъ, васъ незнакомецъ видть.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Кто онъ такой?
СЛУГА.
Себя онъ не назвалъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Впустите.

Слуга вводить ГАБОРА и затмъ уходитъ

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ахъ!
ГАБОРЪ.
Такъ это точно Вернеръ!
ЗИГЕНДОРФЪ (гордо).
Да, это имя я носилъ когда-то.
ГАБОРЪ (глядя на Зигендорфа и Ульриха.)
Я узнаю обоихъ васъ теперь:
Отецъ и сынъ — какъ видно Графъ, я слышалъ,
Что вы меня искали — и пришелъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, я искалъ,— и, наконецъ, нашелъ.
Васъ обвиняютъ въ страшномъ злодяньи,
А почему — вамъ скажетъ ваша совсть.
ГАБОРЪ.
Въ какомъ — скажете мн — и я готовъ
Отвтить за него.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, ты отвтишь!
ГАБОРЪ.
Но кто-жь, скажите, обвиняетъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Всё —
Когда не вс. Всеобщая молва,
Присутствіе моё на мст, время
И прочее — всё привело къ тому,
Чтобъ подозрнье пало на тебя.
ГАБОРЪ.
Лишь на меня? А нтъ ли тутъ другого,
Кто можетъ быть причастенъ къ длу тоже?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ, негодяй! Своё злодйство въ шутку
Ты обратить желаешь? О, ты знаешь
Всхъ лучше, какъ невиненъ тотъ, кого
Желаешь ты убійцей заклеймить.
Съ тобой терять я времени не стану:
Сейчасъ же отвчай на обвиненье
Безъ изворотовъ.
ГАБОРЪ.
Обвиненье ложно.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Кто утверждаетъ это?
ГАБОРЪ.
Я.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но какъ
Докажешь ты?
ГАБОРЪ.
Убійцу указавши.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Такъ назови его.
ГАБОРЪ.
Но, можетъ-быть,
И у него — какъ и у васъ когда-то —
Имёнъ есть много.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Если обвиненье
Взвести, злодй, ты вздумалъ на меня,
То я готовъ его спокойно встртить.
ГАБОРЪ.
Убійцу знаю я.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Гд-жь онъ?
ГАБОРЪ (указывая на Ульриха).
Близь васъ.

(Ульрихъ бросаетгя на Габора, но Зигендорфъ его останавливаетъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
О, демонъ лжи! Но, нтъ, ты не умрешь:
Ты безопасенъ здсь, въ моёмъ жилищ!

(Ульриху.)

Опровергай же, сынъ мой, эту ложь!
Чудовищность ея такъ велика,
Что въ ад лишь могла она родиться,
Но въ ней самой ея опроверженье.
Оставь его и успокойся!

(Ульрихъ старается быть спокойнымъ.)

ГАБОРЪ.
Прежде
Взгляните на него, затмъ — меня
Послушайте.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я слушаю.

(Взглянувъ на сына.)

О, Боже!
Ты такъ глядишь…
УЛЬРИХЪ.
Ну, какъ же?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ въ ту ночь,
Когда тебя въ саду я встртилъ.
УЛЬРИХЪ.
Вздоръ!
ГАБОРЪ (Зигендорфу.)
Вамъ надо выслушать меня теперь:
Не я искалъ васъ — вы меня призвали.
Когда съ народомъ я склонялъ колни,
Не мнилось мн, что на скамь князей
Я Вернера несчастнаго увижу,
Но вы меня призвали — я пришелъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Что-жь, продолжайте!
ГАБОРЪ.
Прежде мн скажите:
Кому нужна была смерть Штраленгейма?
Не мн — такому-жь бдняку, какъ прежде,
Иль ставшему бднй отъ подозрнья,
Лежащаго на имени моёмъ.
Ни золота не взяли у барона,
Ни драгоцнностей — одну лишь жизнь,
Которая инымъ была помхой
Для достиженья власти и богатства.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вс тёмные намёки ваши могутъ
Какъ сына, такъ равно меня касаться.
ГАБОРЪ.
Не я тому виной. Пусть тотъ отвтитъ,
Кто знаетъ за собой вину. Я зналъ,
Что вы невинны, графъ, и говорилъ,
На вашу справедливость полагаясь.
Теперь же я васъ вынужденъ спросить:
Дерзнёте ль вы разспрашивать меня
И за мою ручаться безопасность?

(Зигендорфъ пристально взглядываетъ сначала на Габора, а потомъ на Ульриха, который отстегнувъ свой мечъ, чертитъ имъ на полу.)

УЛЬРИХЪ (отцу).
Пусть продолжаетъ.
ГАБОРЪ.
Графъ, я безоруженъ:
Велите сыну мечъ свой положить.
УЛЬРИХЪ
(съ презрніемъ предлагая свой мечъ Габору).
Возьмите.
ГАБОРЪ.
Нтъ! Довольно, если оба
Мы будемъ безоружны. Мн не нужно
Оружія, запятнаннаго кровью,
Пролитою, быть-можетъ, не въ сраженьи.
УЛЬРИХЪ
(презрительно бросая мечъ).
Но этотъ мечъ или ему подобный
Тебя когда-то пощадилъ.
ГАБОРЪ.
Вы правы,
Но вы тогда пощаду оказали
Съ особой цлью, чтобъ покрыть потомъ
Чужимъ позоромъ.
УЛЬРИХЪ.
Продолжайте. Повсть
Разскащика достойна безъ сомннья,
Но долженъ ли отецъ мой ей внимать?
ЗИГЕНДОРФЪ (взявъ сына за руку).
Свою невинность знаю я, мой сынъ,
Въ твоей — не сомнваюсь, но я долженъ —
Я общался выслушать его.
Пусть продолжаетъ.
ГАБОРЪ.
Я не стану долго
Васъ утруждать разсказомъ о себ.
Я рано началъ жить: какимъ я есть —
Жизнь сдлала меня. Провёлъ я зиму
Во Франкфурт-на-Одер, и тамъ
Въ одномъ изъ тхъ общественныхъ собраній,
Въ которыхъ я не часто — но бывалъ,
Разъ услыхалъ о странномъ приключеньи:
Отрядъ солдатъ былъ посланъ изловить
Отчаянную шайку мародёровъ.
Попытка удалась, но оказалось,
Что были то разбойники простые,
Которые случайно или съ цлью
Покинули богемскіе лса.
Ходили слухи, что межь ними было
Не мало знатныхъ юношей — и этимъ
Вс объясняли медленность суда.
Но, наконецъ, отправили ихъ въ Франкфуртъ
И предали гражданскому суду.
Что сталось съ ними — я того не знаю.
ЗИГЕНДОРФЪ.
При чёмъ же тутъ мой сынъ?
ГАБОРЪ.
Одинъ изъ нихъ
Былъ юноша, богато одарённый:
И красотой, и силой, и богатствомъ,
И храбростью безмрной и прямой
Его молва людская одарила.
Его вліянье на судей и власти,
Не только на товарищей его,
Такъ было поразительно и сильно,
Что объясняли это колдовствомъ,
Я-жь врилъ лишь въ могущество металла —
И счёлъ его богатымъ. Родилось
Во мн желанье видть это чудо.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И вамъ его увидть удалось?
ГАБОРЪ.
Скажу сейчасъ: мн случай тутъ помогъ.
Однажды шумъ толпу привлёкъ на площадь.
То былъ одинъ изъ случаевъ, въ которыхъ
Душа наружу просится и намъ
Людей являетъ въ истинномъ ихъ свт.
Лишь встртился я взоромъ съ нимъ — я вскрикнулъ:
‘Вотъ онъ!’ хотя онъ былъ, какъ и теперь,
Съ вельможами страны. Я былъ увренъ,
Что не ошибся и слдилъ за нимъ.
Я всё замтилъ: ростъ, черты лица,
Манеру, поступь, и сквозь это всё,
Сквозь вс дары природы и искусства,
Я разглядлъ, казалось, взоръ убійцы
И душу гладіатора.
УЛЬРИХЪ.
Разсказъ
Не дуренъ.
ГАБОРЪ.
Дальше, можетъ, лучше будетъ.
Я счёлъ его однимъ изъ тхъ людей,
Предъ коими склоняется фортуна
И отъ кого судьба другихъ зависитъ.
Какое-то невдомое чувство
Влекло меня къ нему, какъ-будто онъ
Могъ быть судьбы ршителемъ моей,
Но я ошибся.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ теперь, быть-можетъ.
ГАБОРЪ.
Слдя за нимъ, заискивать вниманье
Его я сталъ — и скоро въ томъ усплъ,
Но дружбой онъ меня не удостоилъ.
Когда-жь онъ городъ бросить пожелалъ,
Мы вмст вышли и затмъ достигли
Съ нимъ городка, въ которомъ укрывался
Какой-то Вернеръ, гд мы вскор помощь
Барону Штраленгейму оказали.
Я до конца почти уже дошелъ:
Согласны-ль вы узнать конецъ разсказа?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я долженъ: я ужь слишкомъ много слышалъ.
ГАБОРЪ.
Я сразу угадалъ, что ваше званье
Гораздо выше, чмъ оно казалось,
И если не считалъ такимъ высокимъ,
Какимъ теперь я нахожу ого,
То потому лишь, что встрчалъ я рдко
И въ самыхъ высшихъ сферахъ человка
Съ умомъ такимъ возвышеннымъ, какъ вашъ.
Вы бдны были: я вамъ предложилъ
Мой кошелёкъ, хоть тощій, раздлить —
Вы отказались.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Мой отказъ, надюсь,
Меня не сдлалъ вашимъ должникомъ
Зачмъ же мн напоминать о нёмъ?
ГАБОРЪ.
Конечно, нтъ, но всё-жь вы мой должникъ,
Я-жь безопасностью своей — хоть мнимой —
Былъ вамъ обязанъ: вы меня укрыли,
Когда гнались за мною подъ предлогомъ,
Что я барона ночью обокралъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я спасъ тебя тогда, а ты, змя,
Меня и домъ мой хочешь опозорить!
ГАБОРЪ.
Я обвиняю лишь въ свою защиту.
Вы сами, графъ, судья и обвинитель:
Вашъ замокъ — судъ, а сердце — трибуналъ.
Лишь справедливы будьте — и готовъ я
Быть милосердымъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Милосердымъ, ты?
Ты, низкій клеветникъ?
ГАБОРЪ.
По-крайней-мр,
Зависть это будетъ отъ меня.
Вы спрятали меня въ проход тайномъ,
Лишь вамъ извстномъ, какъ вы мн сказали.
Средь ночи, утомясь блуждать во тьм
И опасаясь не найти дороги,
Я вдругъ вдали увидлъ свтъ сквозь щель.
Приблизясь, дверь нашелъ я потайную,
Ведущую въ покой, гд я увидлъ,
Когда мн щель расширить удалось,
Кровавую постель и Штраленгейма,
Лежащаго на ней.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Злодй! Онъ спалъ —
И ты убилъ его?
ГАБОРЪ.
Онъ былъ ужь мёртвъ
И кровью истекалъ. Оледенла
И собственная кровь моя.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но тамъ
Онъ былъ одинъ? Ты никого не видлъ?
Не видлъ ты…

(Останавливается въ волненіи.)

ГАБОРЪ.
Нтъ, тотъ, кого назвать
Боитесь вы и о которомъ самъ я
Едва припомнить смю, не былъ тамъ.
ЗИГЕНДОРФЪ (Ульриху).
Такъ я могу считать тебя невиннымъ.
О, сынъ мой, ты просилъ меня однажды
Сказать теб, что я невиненъ — ныньче
Я въ свой черёдъ молю тебя о томъ!
ГАБОРЪ.
Имйте же терпнье. Словъ своихъ
Я не могу теперь ужь взять обратно,
Хотя-бъ они низвергли своды т,
Что хмурятся надъ вами. Вамъ извстно —
Иль сыну вашему, по-крайней-мр —
Что въ комнат барона вс замки
Перемнили подъ его надзоромъ.
Какимъ путёмъ вошелъ онъ — самъ онъ знаетъ,
Но сквозь полуотворенную дверь
Въ прихожей я увидлъ человка:
Онъ руки окровавленныя мылъ
И часто взоръ тревожный и суровый
Кидалъ на трупъ — но трупъ недвижимъ былъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, Богъ отцовъ моихъ!
ГАБОРЪ.
Я видлъ ясно
Черты лица его, какъ вижу ваши
(Хоть схожія, он не ваши были)
И вы теперь ихъ можете увидть,
Взглянувъ на сына. Выраженье, правда,
Теперь не то, но было и такимъ,
Когда его я обличилъ сегодня.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Всё это такъ…
ГАБОРЪ.
Постойте. Вы должны
Всё выслушать теперь. Мн показалось,
Что вы и онъ (я увидалъ тогда,
Что есть межь вами связь) мн указали
На мнимое убжище нарочно,
Чтобъ я отвтилъ за злодйство ваше —
И первой мыслью было отомстить.
Но у меня былъ лишь одинъ кинжалъ,
Къ тому же я но могъ съ нимъ поравняться
Ни ловкостью, ни силою руки,
Какъ утренняя ссора доказала.
Я бросился бжать — и только случай
Помогъ мн въ дверь проникнуть потайную
И къ вамъ меня бжавшаго привёлъ.
О, если-бъ я засталъ васъ не уснувшимъ,
Богъ знаетъ до чего бы подозрнье
И месть меня ни довели, но спать,
Какъ Вернеръ спалъ тогда, не могъ виновный.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Однако, сны ужасные я видлъ
И мой покой былъ кратокъ: я ужь всталъ,
Когда ещё и звзды не померкли.
Зачмъ меня ты пощадилъ? Отецъ мой
Мн видлся — и сбылся сонъ ужасный.
ГАБОРЪ.
Я разъяснилъ его не добровольно.
Я убжалъ и долго укрывался —
И случай лишь привёлъ меня сюда,
Чтобъ въ Зигендорф Вернера узнать.
Кого искалъ я въ хижинахъ напрасно,
Тотъ сталъ жильцомъ роскошнаго дворца.
Теперь вы тайну знаете мою
И, вроятно, вамъ не трудно будетъ
И оцнить её.
ЗИГЕНДОРФЪ (посл минутнаго молчанія).
А! въ самомъ дл!
ГАБОРЪ.
О чемъ вы размышляете: о мести
Иль правосудіи?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Нтъ, я цну тайны
Хочу узнать.
ГАБОРЪ.
Я вамъ её открою.
Когда вы бдны были (я-жь, хоть бденъ,
Но въ состояньи былъ помочь тому,
Кто могъ бы позавидовать и мн)
Я предлагалъ вамъ кошелёкъ свой скудный,
Но раздлить его вы отказались.
Я буду откровеннй: вы богаты,
Имете вліянье въ высшихъ сферахъ…
Вы понимаете меня?
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, да!
ГАБОРЪ.
Но не вполн. Вамъ кажется, что я
Не откровененъ и корыстенъ. Правда,
Меня судьба отчасти, можетъ-быть,
И сдлала такимъ, но я прошу лишь
Помочь мн такъ, какъ я бы вамъ помогъ.
Къ тому же, честь моя ужь пострадала
Для пользы сына вашего и вашей.
Обдумайте всё то, что я сказалъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ршишься-ль ты послдствій совщанья
Hе много подождать?
ГАБОРЪ (кинувъ взглядъ на Ульриха).
А если — да?
ЗИГЕНДОРФЪ.
За жизнь твою я жизнью отвчаю.
Войди сюда.

(Отворяетъ дверь въ башню.)

ГАБОРЪ (нершительно).
Второй ужь разъ пріютъ
Вы безопасный мн даёте.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Что же —
А разв первый не былъ таковымъ?
ГАБОРЪ.
Ну, не совсмъ! Попробую второй:
На этотъ разъ я оградилъ себя.
Я въ Прагу не одинъ пришелъ, и если-бъ
Меня судьба постигла Штраленгейма —
Заговорятъ другіе за меня.
Ршайтесь поскорй.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я не замедлю.
Я слово далъ — и здсь оно священно,
Но вн дворца оно безсильно будетъ.
ГАБОРЪ.
Я большаго не требую отъ васъ.
ЗИГЕНДОРФЪ
(указывая на мечъ Ульриха, лежащій на полу.)
Возьмите мечъ: я видлъ какъ тревожно
Вы на него и Ульриха смотрли.
ГАБОРЪ, (взявъ мечъ).
Возьму — и жизнь не дёшево рродамъ.

(Габоръ входитъ въ башню, Зигендорфъ затворяетъ за нимъ дверь).

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ну, что-жь, графъ Ульрихъ (сыномъ я назвать
Тебя не смю) — что теперь ты скажешь.
УЛЬРИХЪ.
Онъ правду вамъ сказалъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Какъ — правду, извергъ?
УЛЬРИХЪ.
Да, истинную правду, мои отецъ!
И хорошо, что вы её узнали:
Теперь мы можемъ оградить себя.
Да, мы должны его молчать заставить!
ЗИГЕНДОРФЪ.
О, да, хотя-бъ цною половины
Моихъ земель. Я ихъ бы отдалъ вс,
Чтобъ обвиненье могъ ты опровергнуть.
УЛЬРИХЪ.
Теперь для лицемрія не время!
Я вамъ ужё сказалъ, что это правда —
И надо ротъ зажать ему.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Но какъ?
УЛЬРИХЪ.
Какъ Штраленгейму. Неужели прежде
Вы не могли объ этомъ догадаться?
Когда мы съ вами встртились въ саду,
Какъ могъ я знать о смерти Штраленгейма,
Не бывши самъ на мст преступленья?
Какъ могъ бы я распоряжаться всмъ,
Когда бы слуги знали объ убійств?
Какъ могъ бы я такъ долго медлить съ вами,
И какъ могли бы вы — предметъ вражды
И страха Штраленгейма — убжать
Иначе, какъ задолго до того,
Какъ стало преступленіе извстнымъ.
Я васъ искалъ тогда, чтобъ разршить
Свои сомннья въ томъ: вы лицемрны-ль,
Иль только слабы. Я нашелъ васъ слабымъ,
Но столь доврчивымъ, что иногда
Я начиналъ ужь въ этомъ сомнваться.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Отцеубійца и убійца вмст!
Какая мысль, какой поступокъ мой
Тебя могли предполагать заставить,
Что ты найдёшь сообщника во мн?
УЛЬРИХЪ.
Отецъ, не вызывайте злого духа,
Котораго не въ силахъ вы смирить!
Теперь не время для семейныхъ распрей:
Согласье нужно намъ. Ужель я могъ
Спокойнымъ быть, когда онъ васъ терзалъ?
Ужель вы думали, что безъ волненья
Его разсказъ я слушалъ? Вы съумли
Меня заставить чувствовать за васъ
И за себя, но никому другому
Сочувствовать меня не научили.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Вотъ, вотъ оно проклятіе отца!
УЛЬРИХЪ.
Проклятье то могила оковала.
Прахъ мертвеца — противникъ не опасный:
Противиться ему гораздо легче,
Чмъ прослдить крота, когда онъ роетъ
Свой тёмный путь подъ нашими ногами.
Послушайте: когда вы осудить
Меня хотите, то прошу васъ вспомнить:
Кто умолялъ меня его послушать?
Кто говорилъ, что случаи бываютъ,
Могущіе злодйство извинить?
Что страсти свойственны природ нашей,
Что за дарами счастья вслдъ идутъ
Дары небесъ? На комъ я увидалъ,
Какъ добродтели порукой служитъ
Лишь слабость нервовъ? Кто лишилъ меня
Возможности открыто защищать
Свои права, запечатлвъ, быть-можетъ,
Печать позора на моё рожденье,
А на себ — преступника клеймо?
Тотъ человкъ, который совмщаетъ
Въ себ и пылъ страстей, и слабость воли —
Лишь подстрекаетъ всхъ другихъ къ *ему,
Что онъ свершить хотлъ бы, но не сметъ.
И мудрено-ль, что могъ я сдлать то,
О чёмъ могли вы думать! Но довольно
Намъ разсуждать — кто правъ, кто виноватъ.
Теперь послдствія намъ взвсить надо,
А не причины. Я не зналъ барона
И спасъ его отъ смерти, повинуясь
Внезапному порыву, какъ я спасъ бы
Собаку иль вассала, по узнавъ,
Что онъ нашъ врагъ, я умертвилъ его,
Но не напрасно, не изъ жажды мести.
Онъ былъ скалою, преграждавшей путь —
И я её, какъ молнія, разрушилъ,
Чтобы достичь до цли дорогой.
Своею жизнью былъ онъ мн обязанъ —
И я свой долгъ потребовалъ обратно.
Вы, онъ и я надъ бездною стояли —
И общій врагъ нашъ былъ въ неё низвергнутъ.
Вы первый факелъ гибельный зажгли
И къ преступленью путь мн указали,
Такъ укажите-жь нын путь къ спасенью
Иль предоставьте дйствовать, какъ знаю.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я кончилъ съ жизнью!
УЛЬРИХЪ
Лучше кончимъ съ тмъ,
Что отравляетъ жизнь: съ семейной распрей
И спорами безплодными о томъ,
Чего ужь измнить нельзя. Отнын
Намъ нечего скрывать иль узнавать,
Мн-жь нечего бояться: во дворц —
Хотя вы ихъ не знаете — есть люди,
Готовые на всё, а сами вы
Внушаете довріе властямъ —
И всё, что-бъ ни случилось здсь, не можетъ
Большого любопытства возбудить.
Храните тайну и глядите смло:
Ни говорить, ни дйствовать не надо —
Всё предоставьте мн. Для нашей тайны
Намъ третьяго свидтеля не надо.

(Уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ (одинъ).
Не грежу-ль я и въ замк ли я предковъ?
И это-ль сынъ мой — сынъ мой дорогой?
Я кровь и тьму отъ вка ненавидлъ —
И вотъ теперь среди ихъ нахожусь!
Не надо медлить иль прольётся кровь —
Венгерца кровь… Здсь есть друзья у сына…
Я угадать бы раньше могъ… Слпецъ —
Вдь волки стаей бродятъ! Ключъ отъ башни
У Ульриха — и надо поспшить,
А то придётся мн вторично быть
Причиной преступленія и, вмст,
Преступника отцомъ. Габоръ! Габоръ!

(Входитъ въ башню и запираетъ за собой дверь.)

СЦЕНА II.

Внутренность башни.

ГАБОРЪ и ЗИГЕНДОРФЪ.

ГАБОРЪ.
Кто звалъ меня?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я — Зигендорфъ.

(Срываетъ съ себя брильянтовую звзду и другія украшенія и отдаётъ ихъ Габору)

Возьми!
Бги скорй, минуты не теряя!
ГАБОРЪ.
Что длать съ этимъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Всё, что хочешь: спрячь,
Или продай. Будь счастливъ… но не медли,
Иль ты погибъ.
ГАБОРЪ.
Вы поручились честью
За жизнь мою.
ЗИГЕНДОРФЪ.
И слово я сдержу,
Насколько въ силахъ: я не господинъ
Ни собственнаго замка, ни прислуги,
Ни этихъ стнъ — иначе я веллъ бы
Имъ раздавить меня. Бги! бги!
Не то погибнешь.
ГАБОРЪ.
Неужели правда?
Прощайте, графъ — и помните, что сами
Свиданья роковаго вы искали
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ты правъ, но поспши, чтобъ для тебя
Оно не стало роковымъ. Спасайся!
ГАБОРЪ.
По прежнему пути?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да, онъ свободенъ.
Не медли въ Праг: ты не знаешь съ кмъ
Имешь дло.
ГАБОРЪ.
Нтъ, отецъ несчастный,
Я это зналъ и ране тебя!
Прощай!

(Уходитъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ (прислушиваясь).
Онъ внизъ по лстниц идётъ!
Какъ громко дверь захлопнулась за ннъ!
Спасёнъ! спасёнъ! О, грозный духъ отца…
Мн дурно!…

(Склоняется на каменное сиднье у станы.)

Входятъ УЛЬРИХЪ и другіе, съ обнаженнымъ оружіемъ.

УЛЬРИХЪ.
Поскорй! Онъ здсь!
ЛУДВИГЪ.
Здсь графъ!
УЛЬРИХЪ (отцу).
Вы здсь, отецъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Когда другая жертва
Теб нужна — рази.
УЛЬРИХЪ
(увидавъ, что на отц нтъ брильянтовъ.)
Гд негодяй,
Который, васъ ограбилъ?

(Свит.)

Поспшите
Догнать его! Презрнный негодяй —
Какъ я сказалъ — сорвалъ съ отца брильянты,
Достойные быть царственнымъ наслдьемъ.
Вперёдъ, друзья! Я буду скоро съ вами.

(Вс, кром Зигендорфа и Ульриха, уходятъ)

УЛЬРИХЪ.
Гд негодяй? Что это значитъ? Гд онъ?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Ихъ два: скажи, котораго ты ищешь?
УЛЬРИХЪ.
Къ чему такія рчи? Гд злодй?
Ужель ему бжать вы дали?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Да,
Онъ убжалъ.
УЛЬРИХЪ.
И съ вашего согласья?
ЗИГЕНДОРФЪ.
Полнйшаго, и съ помощью моею.
УЛЬРИХЪ.
Ну, если такъ — прощайте!

(Длаетъ нсколько шаговъ.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
Подожди!
Я требую… я умоляю, Ульрихъ!
Ужель меня покинешь ты?
УЛЬРИХЪ.
Ужель
Остаться здсь, чтобъ выдали меня,
Чтобы въ цпяхъ по улицамъ влачили —
И всё по вашей слабости врождённой,
По жалкой и безплодной доброт
И малодушной жалости, готовой
Весь родъ нашъ погубить, чтобы спасти
Бездльника, которому на пользу
Послужитъ наша гибель. Нтъ, отнын
У васъ нтъ сына, графъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я никогда
И не имлъ его — и лучше-бъ было,
Когда-бы ты то имя не носилъ.
Куда пойдешь ты? Мн бы не хотлось
Тебя безъ всякой помощи оставить.
УЛЬРИХЪ.
Не безпокойтесь: я не одинокъ
И не наслдникъ лишь владній вашихъ.
Мн здсь подвластны тысячи людей:
Да, десять тысячъ рукъ, сердецъ, мечей.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Т самые, съ которыми венгерецъ
Во Франкфурт тебя впервые видлъ.
УЛЬРИХЪ.
Т самые, отецъ — и это люди,
Достойные названія людей.
Предупредить сенаторовъ спшите,
Чтобъ берегли они получше Прагу,
А то они ужь что-то слишкомъ рано
Затяли въ честь мира торжества.
Есть много недовольныхъ, кром тхъ,
Которые погибли съ Валленштейномъ.

Входятъ ЖОЗЕФИНА и ИДА.

ЖОЗЕФИНА.
Что слышу я? О, другъ мой, слава Богу,
Ты невредимъ!
ЗИГЕНДОРФЪ.
Кто? Я?
ИДА.
Вы, мой отецъ.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Я не отецъ ужь больше — и меня,
Прошу тебя, не называй, о, Ида,
Отнын этимъ худшимъ изъ имёнъ!
ЖОЗЕФИНА.
Что хочешь ты сказать?
ЗИГЕНДОРФЪ.
А то, что жизнь
Ты демону дала.
ИДА (взявъ руку Ульриха).
Но кто-жь посметъ
Такъ Ульриха назвать?
ЗИГЕНДОРФЪ (Ид).
Остерегись:
Рука его въ крови.
ИДА (цлуя руку Ульриха.)
Я поцлуемъ
Ту смою кровь, хотя бъ она была
Моей.
ЗИГЕНДОРФЪ.
Она твоя.
УЛЬРИХЪ.
Прочь! Эта кровь —
Вдь твоего отца.

(Уходитъ.)

ИДА.
О, Боже правый!
И я его любила!

(Падаетъ безъ чувствъ.)

(Жозефина стоитъ въ безмолвномъ ужас.)

ЗИГЕНДОРФЪ.
Ихъ обоихъ
Злодй убилъ. Теперь мы одиноки,
Какъ прежде, Жозефина. Ахъ, когда бы
Такими оставались мы всегда!
Всё кончено теперь! Раскрой широко
Свою могилу предо мной, отецъ:
Твоё проклятье для меня глубоко
Руками сына вырыло её!
Угасъ на вкъ родъ графовъ Зигендорфовъ!

ВЕРНЕРЪ.

1. Неизвстнаго. (Разбойникъ богемскихъ лсовъ. Трагедія въ пяти дйствіяхъ, въ стихахъ, взятая изъ твореній Байрона (Verner). Въ двухъ частяхъ. Часть первая — Вернеръ, часть вторая — Атаманъ шайки Чёрныхъ. Спб. 1829.) Въ 8-ю д. л, стр. 1—95. Это не переводъ, а передлка драмы Байрона для сцены, причёмъ конецъ совершенно измнёнъ.
2. О. Г. (Вернеръ или наслдство. Трагедія въ пяти дйствіяхъ. Переводъ О. Г.) Переводъ этотъ напечатанъ въ первый разъ въ изданіи H. В. Гербеля: ‘Сочиненія лорда Байрона въ переводахъ русскихъ поэтовъ’, 1877, т. IV, стр. 171.
Байрон Джордж Гордон
Прочитали? Поделиться с друзьями:

Читайте также:

  1. Небо и земля, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821
  2. Из Манфреда, Байрон Джордж Гордон, Год: 1817
  3. Вернер или наследство, Байрон Джордж Гордон, Год: 1815
  4. Каин, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821
  5. Каин, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821
  6. Сарданапал, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821
  7. Манфред, Байрон Джордж Гордон, Год: 1817
  8. Небо и земля, Байрон Джордж Гордон, Год: 1821
Электронная библиотека