Б. И. Бентовинъ.
Б. И. Бентовинъ.
РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.
Врнйшій путь къ самообразованію.
Врнйшій путь къ самообразованію.
Вернейший путь к самообразованию, Бентовин Борис Ильич, Год: 1901
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Семенъ Ивановичъ Хрящиковъ написалъ водевиль… Это-бы еще не бда. Но водевиль имлъ успхъ и Семенъ Ивановичъ вскор написалъ второй водевиль, который прошелъ уже съ меньшимъ успхомъ, и, наконецъ, даже третій, по поводу котораго нкій деликатный рецензентъ замтилъ, что онъ (т. е. водевиль, а не рецензентъ) ‘не прибавить лавровъ г. Хрящикову, успвшему выдохнуться въ своихъ первыхъ двухъ произведеніяхъ’…
Семенъ Ивановичъ однако окончательно причислилъ себя къ лику россійскихъ драматурговъ…
Не мое-же, однако, пробавляться одними водевилями… Слдовало создать нчто капитальное и знаменательное, чтобы сразу погрузиться въ лавры, о которыхъ у номиналъ деликатный рецензентъ…
Въ настроеніи и поведеніи Хрящикова произошла крупная перемна, и перемна эта очень сокрушала, дядю Семена Ивановича, служившаго съ нимъ въ одномъ и томъ-же департамент, и не безъ тревоги взиравшаго, какъ его племянникъ мечется отъ бумагъ исходящихъ къ бумагамъ входящимъ, желая найти интересный сюжетъ и изобразить его въ драматической форм… Случилось даже та къ, что, однажды, готовя докладную записку его превосходительству, Хрящиковъ изложилъ ее въ вид діалога, и не будь дядюшки Николая Петровича, во-время замтившаго эту поэтическую вольность — Семену Ивановичу пришлось-бы очень плохо…
Образумить новоиспеченнаго драматурга не было никакой возможности, и дядюшка ршилъ держаться иной тактики.
— Конечно, другъ мой,— говорилъ онъ, гршно закапывать такъ дивно расцвтшій въ теб талантъ. По слдуетъ примнить его достойнымъ образомъ…
— Согласенъ, дядюшка. Но что вы находите достойнымъ моего пера?!
— Отчего-бы, мои другъ, не написать теб пьесы изъ отечественной исторіи… Хотя-бы до-петровской эпохи…
— Да… Недурно-бы… Только, сами знаете, дядюшка по части исторіи я очень слабъ… Какое мое образованіе!.. Кончилъ курсъ гимназіи — и прямо къ канцелярію…
— Такъ что-жь. Позаймись… Почитай… Дло стоитъ того… Подумай, при твоемъ талант — какую прекрасную вещь ты мои,-бы создать на фон временъ Анны Іоанновны или Елизаветы Петровны…
— Вы правы, дядюшка… Это, именно, то, что мн необходимо для славы!.. Завтра-же сажусь за дло… И мы еще посмотримъ!..
При этомъ Хрящиковъ сдлалъ внушительный жестъ рукой, какъ-бы угрожая деликатному рецензенту, осмлившемуся усомниться въ его дарованіи…
Семенъ Ивановичъ сейчасъ-же сбгалъ въ библіотеку и набралъ тамъ разныхъ монографій серьезныхъ и несерьезныхъ историковъ… На стол его въ безпорядк лежали: Карамзинъ, Соловьевъ, Костомаровъ, Брикнеръ, Бестужевъ-Гюминъ, архивъ Н. Калачева, архивъ князя Воронцова и т. п. Семенъ Ивановичъ рылся въ толстыхъ фоліантахъ, длалъ отмтки, планировалъ матеріалъ, потлъ, соплъ и чихалъ Отъ ныли библіотечныхъ шкафовъ…
Посл трехъ недль усидчивой работы Семенъ Ивановичъ принесъ дядюшк нсколько конспектовъ предполагаемыхъ историческихъ пьесъ. Николай Петровичъ вс ихъ внимательно прослушалъ, нсколько ранъ самъ перечиталъ, но… но одобрилъ.
— Видишь-ли, мой другъ, говорилъ онъ: все это очень хорошо… Но я не чувствую тутъ драматическаго, такъ сказать, нерва… драматическаго подъема… Все это, извини меня — сухая историческая хроника, послдовательное наложеніе событіи… Гд яркость характеристики героя, гд узелъ интриги, гд эффекты сценарія — спрашиваю я тебя!..
Семенъ Ивановичъ не могъ ничего на это отвтить…
— Что-же длать, дядюшка?..
— Вотъ, какая мн пришла мысль… Брось ты исторію… Видно, историческая драма теб не дается… Ну, что-жь — это не бда… Возьмись за другое… Теперь, мн кажется, самое время наняться вопросами экономическими и соціальными… Тутъ ты наврное создашь нчто идейное, философски-тенденціозное, достойное твоего таланта…
— Но вы, вдь, знаете, дядюшка, что въ этихъ вопросахъ — а ни бельмеса не смыслю…
— А книги на что… Возьми хотя-бы Канта, Фихте, Маркса, Шопенгауэра, Бокля… Потомъ — Дюринга, Нордау, Летурно, Ницше, Леббока…
Дло пошло у Хрящикова значительно хуже, чмъ съ исторіей… Вначал онъ почти ничего не понималъ, перечитывалъ по нсколько разъ каждую главу… Но потомъ, мало по-малу, входилъ въ курсъ дла, увлекся даже работой, сопоставлялъ различные взгляды, комментировалъ ихъ, длалъ выводы.
Плодомъ этого труда черезъ 7 мсяцевъ явилось первое дйствіе пятиактной драмы: ‘На рычаг и подъ колесомъ’ изъ быта крестьянъ, оторванныхъ отъ земли и прикованныхъ къ заводской жизни…
Дядя, Николай Петровичъ, былъ въ восторг отъ перваго дйствія пьесы.
Онъ бросился обнимать Хрящикова, когда тотъ дочитывалъ послднія строки.
— Превосходно!.. Божественно!.. Геніально!..— кричалъ онъ.
Однако, посл нкотораго молчанія, добавилъ:
— Только, знаешь-ли, немного… того…
— То есть, какъ это ‘того’?..
— Да, ужъ слишкомъ смло!.. Я сильно боюсь цензурныхъ затрудненій… Скажу даже прямо: не совтую теб соваться куда нибудь съ такой пьесой… Ахъ, голубчикъ… Тенденція-то, тенденція-то какова!.. Вдь, это будетъ почище Ницше!.. Откуда только у тебя взялася такая прыть?..
Хрящиковъ былъ совершенно обезкураженъ… Прочитавъ еще разъ первое дйствіе пьесы, онъ самъ ужаснулся свое и смлости, и пришелъ къ убжденію, что увидть свое произведеніе на сцен — и думать нечего…
А дядюшка былъ ужъ тутъ, какъ тутъ,
— Нечего отчаиваться… Мало-ли что бываетъ… Но вотъ теб мои совтъ… Напиши что-нибудь живописное, поэтическое… Изъ восточныхъ, что-ли, нравовъ… Изъ жизни индійской, мадагаскарской или цейлонской… Это теперь въ мод… И тутъ ужъ, поврь, не можетъ-бытъ никакихъ препятствій…
Трагедія изъ мадагаскарской жизни потребовала прочтенія большого количества путешествіи и этнографическихъ очерковъ… Со стола Семена Ивановича впродолженіи трехъ мсяцевъ не сходили — Текли, Вамбери, Беккеръ, Левингстонъ, Миклухо-Маклай и другіе бытописатели экзотической жизни… Однако, Хрящикову удалось написать всего два дйствія этой пьесы, такъ какъ дядюшка нашелъ сюжетъ ея слишкомъ изощреннымъ, декадентскимъ и боле пригоднымъ для балета. чмъ для трагедіи…
Но вскор къ услугамъ Хрящикова оказался еще интересный матеріалъ — изъ быта итальянскихъ карбонаріевъ: затмъ — жанровая комедія временъ владычества Спарты, драма изъ жизни эскимосовъ и блыхъ медвдей…
Наконецъ, все это ужасно надоло Семему Ивановичу… Онъ замтно поблднлъ и осунулся… А Николай Петровичъ подыскивалъ для него все новые сюжеты…
Однажды рано утромъ, Хрящиковъ явился къ дядюшк и съ тревогой заявилъ, что съ нкоторыхъ поръ страдаетъ галлюцинаціями зрнія и слуха… То ему кажется, что спартанцы здитъ верхомъ на блыхъ медвдяхъ, то, что русскіе рабочіе уводятъ въ плнъ мадагаскарскую принцессу, то, что эскимосы поджариваютъ и подаютъ итальянскихъ карбонаріевъ…
— Что-же ты намренъ теперь длать?..— спросилъ дядюшка…
— Я твердо ршилъ усердно заняться исходящими и входящими бумагами… А главное — не писать боле пьесъ!..
— Прекрасно сдлаешь, другъ мой…
— Какъ — ‘прекрасно сдлаешь’?!.. Да не сами-ли вы!..
— Совершенно врно, другъ мой… Но, что-жь изъ этого?.. Ты ничего, вдь, не потерялъ, а только выигралъ… Подумай… За это время ни одна изъ твоихъ пьесъ не провалилась и не была изругана рецензентами… Но-вторыхъ, ты ознакомился довольно хорошо съ такою массой сочиненій по различнымъ вопросамъ, которыя въ иномъ случа и не вздумалъ-бы брать въ руки… Ты долженъ бытъ теперь втройн счастливъ: и изруганъ ты не былъ, и образованіе получилъ, и, главное,— излечился отъ страсти писать пьесы…