Б. И. Бентовинъ.
Б. И. Бентовинъ.
РОКОВЫЯ ГАЛОШИ и ДРУГІЕ РАЗСКАЗЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Электро-Типографія Н. Я. Стойковой, Шпалерная, No 14.
1901.
Завщаніе.
Завщаніе.
* * *
* * *
Завещание, Бентовин Борис Ильич, Год: 1901
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Николай Федоровичъ Воропанинъ скончался. Ему не было еще 50 лтъ, хотя вс почему то давно уже величали его старымъ холостякомъ. Это былъ человкъ вполн обезпеченный и къ тому же не лишенный семейныхъ наклонностей. По крайней мр, въ его характер было много мягкости и выносливости, онъ былъ очень аккуратенъ, не расточителемъ, и сильно любилъ дтвору. Казалось, съ такими качествами — какъ разъ кстати было бы жениться и сдлаться добропорядочнымъ супругомъ…
Однако, Воропанинъ не женился. Правда, онъ длалъ нсколько попытокъ въ этомъ направленіи, но препятствія являлись не съ его стороны, и даже не со стороны невсть, а со стороны трехъ семей, у очага которыхъ онъ считался непремннымъ и незамнимымъ членомъ.
Еще въ гимназіи Воропанинъ сблизился съ тремя своими однокашниками: — Спиридоновымъ, Наумовымъ и Великановымъ. Эта дружба росла и крпла въ періодъ студенческой жизни, и превратилась въ неразрывныя узы, когда четверо друзей выступили на арену жизни. Жизнь ихъ, однако, сложилась различно. Спиридоновъ, Наумовъ и Великановъ, сейчасъ же поступили на службу, Воропанинъ, какъ наиболе обезпеченный и независимый, избралъ доли) ‘свободнаго интеллигента’, онъ жуировалъ, путешествовалъ, Посвящалъ свои досуги живописи и музык.
Трое друзей его вскор женились и Воропанину посл недли эстетическихъ восторговъ въ безалаберной сред художниковъ, или посл легкомысленнаго заграничнаго вояжа, всегда было гд отдохнуть, куда преклонить главу. Передъ нимъ были широко раскрыты двери трехъ дружественныхъ семей, гд онъ могъ себя считать роднымъ и близкимъ. Здсь его окружали такою любовью, такою предупредительностью, что желать большаго было бы гршно. Нжныя ручки хозяекъ готовили для него любимыя тартинки, другъ почти насильно заставлялъ его улечься посл обда въ кабинет, дти но сходили съ колнъ ‘добраго дяди’… А онъ былъ дйствительно добръ. Какія прелестныя игрушки онъ привозилъ дтямъ, какіе удивительные портсигары дарилъ своимъ друзьямъ, и какими ослпительными брилліантами баловалъ хозяекъ дома…
Одно его нсколько печалило — это соревнованіе, происходившее между семьями его трехъ друзей. Каждый желалъ видть его у себя какъ можно чаще. Особенно сильно сказывалось это соперничество между женами друзей, Дло доходило иногда до ссоръ и столкновеній, и Воропанину стоило не малаго труда помирить прелести ихъ дамъ. Кончалось тмъ, что онъ долженъ былъ общать лишній разъ отобдать у обиженной и, кстати, дарилъ ей изящную дорогую бездлушку. Когда, же недоразумніе при нимало боле серьезный характеръ, Воропанинъ обыкновенно прибгалъ къ слдующей дипломатической уловк. Онъ приглашалъ трехъ обиженныхъ дамъ въ оперу и здсь, въ лож, мирилъ ихъ. Къ тому же его самолюбію льстило то, что знакомая партерная холостежь видла его въ цвтник трехъ красивыхъ и совершенно не похожихъ другъ на друга женщинъ, которыхъ онъ называлъ: ‘три граціи’. Жена Спиридонова была румяная, свжая блондинка съ голубыми глазами газели, роскошными плечами и пышнымъ каскадомъ блокурыхъ локоновъ, жена Наумова стройная, граціозная брюнетка съ горящимъ взоромъ и красными, какъ вишня, губами, жена Великанова — шатенка съ матовоблдной кожей, античнымъ профилемъ и загадочной улыбкой сфинкса…
Такъ текла жизнь Воропанина. Онъ былъ красивъ, богатъ, независимъ. Все лучшее, что могла бы дать ему семейная жизнь, онъ вкушалъ у очага трехъ дружественныхъ семей. Непріятностей и тяготъ, связанныхъ съ жизнью отца и супруга онъ не зналъ, но испытывалъ… Шли годы за годами. Ворошнинъ началъ утомляться отъ веселой свтской жизни, и тогда друзья завладли имъ ужъ вполн. Правда, изрдка начинала шевелиться въ его мозгу мысль о собственной женитьб, но тутъ онъ встрчался съ горячимъ протестомъ, особенно со стороны неонъ его друзей. Въ каждой изъ предлагаемыхъ ему невстъ он находили, по крайней мр, по семи смертныхъ грховъ, и Воропанинъ въ ужас опять бжалъ подъ защиту своихъ друзей’.
Воропанину стукнуло 45 лтъ. Подходила старость. Прелестныя ‘три граціи’ какъ будто немного охладли къ нему. Он ужъ по такъ горячо приглашали его къ обду, не такъ часто заставляли сопутствовать въ театръ и на прогулки. За то для друзей онъ сталъ совершенно незамнимымъ. Они привыкли къ нему какъ къ своему халату и утреннему чаю. Никто не у млъ та къ разсказать скабрезнаго анекдота, позабавить дтей, разыграть съ друзьями пульку винта.’
Но когда Воропанинъ возвращался одинокій въ свою большую холостую квартиру, какимъ холодомъ и пустотой вяло отъ нея. Тамъ въ кругу друзей шумный дтскій говоръ, оживленныя лица хлопочущихъ хозяекъ, здсь мракъ и тоска… И въ т часы одиночества онъ всей душой ненавидлъ и свою веселую холостую лишь, и беззаботные годы самостоятельности, и своихъ ‘дорогихъ’ друзей, и очаровательныя улыбки ‘трехъ грацій’…
Воропанинъ скончался внезапно… Еще вечеромъ, сидя въ кабинет своего друга Великанова, онъ игралъ въ ‘дурачки’ съ его младшимъ сыномъ. Придя домой, онъ пожаловался лакею на головную боль, и отправился къ себ въ спальню. На другой день его нашли въ постели мертвымъ…
Искреннее горе, повидимому, охватило семью Спиридонова, Наумова и Великанова: три друга во все время панихидъ не отнимали платка отъ глазъ, а ‘три граціи’ поторопились облечься въ глубокій трауръ, который, кстати сказать, былъ имъ очень къ лицу… Похоронили, незабвеннаго друга’, возложили цлую дюжину внковъ ‘отъ неутшныхъ товарищей’, и черезъ недлю собрались въ опечатанный кабинетъ Воропанина, чтобы изъ устъ судебнаго пристава выслушать послднюю волю усопшаго. Прямыхъ наслдниковъ у Воропанина не было, и только въ углу кабинета жался въ истертомъ чиновничьемъ вицмундир, его дальній родственникъ — троюродный племянникъ. Въ дверяхъ собралась прислуга въ лиц лакея, кухарки, кучера и конюха. Посреди комнаты, у письменнаго стола, въ скорбныхъ позахъ расположились попарно супруги Спиридоновы, Наумовы, Великановы. Судебный приставъ вскрылъ завщаніе и, посл обычной вступительной формулы, перешелъ къ перечисленію по пунктамъ, оставленнаго Воропанинымъ наслдства.
Перечисленіе, это, невидимому было расположено покойнымъ въ восходящей градаціи. Сначала упоминалось о сотн рублей, оставленныхъ конюху, затмъ слдовалъ кучеръ, швейцаръ, какая-то блошвейка, прислуга его друзей. Троюродный племянникъ былъ помщенъ между кухаркой и лакеемъ и получилъ 2000 рублей и какую-то золотую вещь. Лакею Павлу было отказано 3000 рублей и богатый гардеробъ покойнаго. Затмъ слдовалъ капиталъ для гимназіи, гд воспитывался покойный, и для университетской библіотеки…
Во время чтенія этого длиннаго перечня, нервная судорога пробгала по лицамъ друзей, а въ глазахъ ‘трехъ грацій’ вспыхивалъ огонекъ нетерпнія…
Наконецъ, слдовалъ пунктъ, посвященный сообща Спиридонову, Наумову и Великанову. ‘Дорогимъ друзьямъ’ была отказана коллекція рдкихъ мундштуковъ, богатый наборъ охотничьяго оружія и нсколько дорожныхъ ‘surtouts’ и ‘cabarets’… Судебный приставъ съ любопытствомъ взглянулъ на лица друзей, полныя изумленія и негодованія. Дале шло перечисленіе посмертныхъ подарковъ дтямъ друзей. Все это очень миленькія и изящныя бездлушки, но ничего существеннаго ничего цннаго.
Дтямъ-же Воропанинъ оставлялъ свои 3 большихъ портрета, масляными красками, въ роскошныхъ рамахъ. Портреты эти должны висть въ квартир друзей въ ‘дтскихъ’, по словамъ завщанія, ‘хотя бы одинъ годъ’ для того, чтобы дти, глядя на портретъ, чаще вспоминали, какъ горячо Воропанинъ любилъ ихъ. Непремннымъ исполненіемъ этого пункта обусловлено было приведеніе въ исполненіе всего, что въ завщаніи относится къ семьямъ Спиридонова, Наумова и Великанова.
Послдній пунктъ гласилъ слдующее: ‘Вс остальныя наличныя деньги, а также и цнныя бумаги, положенныя на храненіе въ Коммерческій банкъ, въ общемъ въ сумм 225 тысячъ рублей, раздлитъ на три равныя части, и по одной части (75 тыс. рубл.) вручитъ женамъ друзей моихъ Людмил Спиридоновой, Вр Наумовой и Наталіи Великановой въ награду за оказанное ими мн вниманіе и за заслуги, имъ однмъ извстныя. Имъ-же поручаю возвратить находящіяся въ моемъ гардероб 8 халата и три пары туфель, разновременно, собственноручно ими вышитые и поднесенные мн’…
Такова была месть Воропанина…
Три дамы въ траур были близки къ обмороку, а трое друзей, быстро выйдя въ переднюю, нахлобучили на голову шапки и, молча спустившись съ лстницы, разошлись въ разныя стороны, даже не попрощавшись, и нахмуривъ брови, подобію заговорщикамъ итальянской опоры…
Судебный-же приставъ, складывая завщаніе, изрекъ афоризмъ, достойный быть проданнымъ потомству: ‘хорошо быть другомъ дома и еще лучше быть другомъ трехъ домовъ’…
Этотъ день въ семьяхъ трехъ друзой — былъ днемъ генеральной баталіи. Летли стаканы, миски, блюда, ‘граціи’ то и дло хлопались на полъ, а горничныя уставали, бгая съ стаканами воды и разшнуровывая барынямъ корсеты. Малолтніе отпрыски Спиридоновыхъ, Наумовыхъ и Великановыхъ но могли понять, чего это папеньки по нсколько разъ подбгали къ нимъ, тащили ихъ къ зеркалу, гд внимательнйшимъ образомъ сравнивали ихъ физіономіи со своими… Къ вечеру однако, стало тише. Мажорное настроеніе смнилось минорнымъ. Маменьки тихо плакали, а папеньки бродили но комнатамъ, заложивъ руки за спину и, повидимому, что-то обдумывая…
Рано утромъ Спиридоновъ отправился къ Наумову и, къ своему удивленію, поднимаясь по лстниц, встртился съ Великановымъ, который шелъ туда-же. Три пріятеля Воропанина молча и крпко пожали другъ другу руки. Затмъ Спиридоновъ заговорилъ о всепрощеніи, благородств души и противленіи злу. Наумовъ къ этому добавилъ нчто о тяжкой дол семьянина, о дороговизн воспитанія дтей, о неудачахъ по служб. Великановъ цитировалъ дв поговорки: ‘грхъ да бда на кого не живетъ’ и ‘кто старое помянетъ, тому глазъ вонъ’… Наконецъ, Спиридоновъ ршительно заявилъ, что онъ не считаетъ себя въ прав противиться послдней вол ‘незабвеннаго’ друга. Наумовъ и Великановъ тотчасъ-же присоединились къ этому мннію… Рубиконъ былъ перейденъ.
Черезъ мсяцъ семьи трехъ друзей были утверждены въ наслдственныхъ правахъ. Въ ихъ кассу поступило по 75 тысячъ рублей, портреты, халаты и туфли покойнаго. Халаты и туфли были въ тотъ же день проданы татарину, но портреты, согласно завщанію, висли въ ‘дтскихъ’ ровно годъ, заставляя нянюшекъ и тетенекъ удивляться сходству нкоторыхъ дтей съ покойнымъ ‘добрымъ дядюшкой’. Спустя годъ и портреты были отправлены на чердакъ. Только 75 тысячъ остались незыблемыми и-послужили основой дальнйшаго благополучія друзей Воропанина.