ВЕНЕВИТИНОВ Дмитрий Владимирович [14(26).9.1805, Москва — 15(27).3.1827, Петербург, похоронен в Москве, в Симоновом мон., в 1930 прах перенесен на Новодевичье кладб.], поэт, философ, критик. Происходил из знатной и культурной дворян. семьи, по матери, Анне Ник., урожд. княжне Оболенской (1782—1841),— четвероюродный брат А. С. Пушкина, с к-рым был знаком с детства. Отец В., Влад. Петр. (1777—1814) — секунд-майор, умер, когда мальчику шел девятый год. В семье (пятеро детей) В. больше других были близки младший брат Алексей (1806—72) и сестра Софья (1808—77) (см. письма к ним в изд. В. 1980). Получив разностороннее дом. образование (лат. и др.-греч. языки, философия, рус. и зап.-европ. лит-ра, музыка, живопись), В. в 1822 поступил вольнослушателем в Моск. ун-т и в 1823 (а не в 1824, см.: Тартаковская, с. 9, ЦГИАМ, ф. 418, оп. 120, д. 516) успешно сдал экзамен на получение аттестата. Из унт-ских преподавателей наиб, влияние на В. оказал М. Г. Павлов, прививший ему интерес к новейшей нем. философии, в частности к Ф. Шеллингу, а также X. И. Лодер, обучавший его анатомии. По окончании ун-та поступил в Моск. архив Мин-ва иностр. дел и почти одновременно вошел в Об-во любомудрия, с членами к-рого И. В. Киреевским, А. И. Кошелевым, В. Ф. Одоевским, Н. М. Рожалиным, В. П. Титовым, Ф. С. Хомяковым (братом А. С. Хомякова) и с близкими к об-ву М. П. Погодиным, Н. А. Мельгуновым состоял в дружеских отношениях.
Особенно сблизился с Рожалиным, к-рый одно время жил в его доме и к-рому посвящены два его послания (‘Я молод, друг мой’ и ‘Оставь, о друг мой’, опубл.: Соч., М., 1829). Любомудры собирались у Одоевского, ставшего пред. об-ва, а также (по вторникам) у В., к-рый, по восп. Кошелева, ‘своими речами часто приводил нас в восторг’ (Кошелев, с. 12). В. принадлежит ведущая роль в утверждении шеллингианской ориентации кружка. К 1826 он уже освоил мн. соч. Шеллинга, в т. ч. ‘Систему трансцендентального идеализма’, в ‘Письме к графине N. N.’ (А. И. Трубецкой, опубл. 1831) и во ‘Втором письме о философии’ (в подлиннике не озаглавлено, опубл.: ГМ, 1914, No 1) уверенно развивает осн. положения философии тождества. Он высоко ценит также натурфилос. идеи Л. Окена, переводит его гл. труд ‘Теософия’ (письмо к Кошелеву от 20-х чисел июля 1825 — в изд. 1980, судьба пер. неизв.). В. и вслед за ним др. любомудры придавали философии принципиальное значение, поскольку она, по их мнению, должна была оплодотворить все области умств. и худож. деятельности, ‘которая заставит ее (Россию) развить свои силы и образовать систему мышления’ (‘Несколько мыслей в план журнала’ — изд. 1980, с. 133, первонач. назв.— ‘О состоянии просвещения в России’). Интенсификация — с помощью философии — умств. жизни страны будет способствовать прояснению ее ист. роли, В. серьезно увлечен идеей самобытности России, однако эта самобытность еще неотрывна от общего ист. прогресса, должна явиться его следствием и вписать себя в ‘полную картину развития ума человеческого’ (там же, с. 132). Фил ос. устремления В. содействовали по существу развитию в рус. обществ, мысли диалектич. идей, гл. ареной применения к-рых сделалась лит. критика.
Преддекабрист. ситуация содействует радикализации воззрений В. и нек-рых др. членов кружка: сочинения Б. Констана, Р. Коллара и др. франц. полит, писателей оттесняют нем. философию (Кошелев, с. 14), а накануне восстания В. и его единомышленники, под влиянием встречи с К. Ф. Рылеевым, обсуждают необходимость ‘произвести в России перемену правления’ (там же, с. 13, слухи о принадлежности В. к тайному об-ву не подтверждаются документально). После поражения восстания Об-во любомудров фактически прекратило свое существование, а В. стал готовиться к переезду в Петербург в надежде продвинуться на гос. службе и тем самым ‘иметь больший круг действия’ (дневниковая запись Погодина от 23 июля 1826, очевидно, со слов самого В.— изд. В. 1934, с. 375). При въезде в столицу в нояб. 1826 В. и его спутник француз Воше (нелегально направляющийся в Петербург под видом слуги В., незадолго перед, этим, тоже нелегально, сопровождавший в Сибирь жену декабриста кн. Е. И. Трубецкую) были арестованы. На допросе В. заявил, что хотя он и не состоял в декабрист, об-ве, но ‘мог бы легко принадлежать ему’ (Пятковский, с. 127). Через неск. дней В. освободили, но все пережитое нанесло ему неисцелимую душевную травму.
Первые лит. опыты В.— осуществленные ок. 1819 переводы из антич. писателей, в частности Горация (не сохр.), первое известное ориг. произв.— стих. ‘В чалме, с свинцовкой за спиной’ (опубл. 1960), затем поэма из истории борьбы рязанцев с Батыем ‘Евпраксия’ (сохранились отрывки, опубл. 1829 и с доп.— 1956 и 1980). В 1825 впервые выступил в печати с критич. статьей ‘Разбор статьи о ‘Евгении Онегине» (СО, No 8), а в 1827 — с первыми стих.: ‘Любимый цвет’ (‘Сев. лира на 1827’), ‘Три розы’ (СЦ на 1827). В поэзии заметно стремление к существ, обновлению элегич. и медитативных традиций: позиция отшельника-мудреца, поклонника изящного, совмещается у В. с позицией ожесточ. разочарования и вражды к ‘мстительному свету’ (‘Моя молитва’, ‘Послание к Рожалину’, оба — 1826, опубл. 1827 и 1829). Стих его подчас энергичен и жесток, прорываясь сквозь ходовые элегич. клише к замечательно емким образам: ‘Но в душу влей покоя сладость,/ Посей надежды семена/ И отжени от сердца радость:/ Она — неверная жена’ (‘Моя молитва’). У В. была и глубокая личная подоснова для мотивов грусти и разочарования: измена ‘одного близкого человека’ (Пятковский, с. 116), а более всего — безответная любовь к кн. З. А. Волконской, поэтессе, хозяйке лит.-муз. салона, бывшей на 16 лет старше В. Элегич. мотивы все более приобретают у него филос. окраску: любитель искусств, скромного уединения становится выпытчиком тайн природы, возникает метафора снятия покровов, ориентированная на мифологему ‘покров Изиды’: ‘Природа не для всех очей/ Покров свой тайный подымает’ (‘Поэт и друг‘, опубл.: MB, 1827, No 7). В форме стиха усиливаются рационалистич. моменты (среди них — свойственная В. трехчастность композиции, соответствующая традиц. филос. триаде). Порою же в его поэзии звучат фаустовские ноты (особенно в стих. ‘Я чувствую, во мне горит/ Святое пламя вдохновенья’, опубл. 1829), во многом проистекающие из его интереса к И. В. Гте. Гте и Дж. Байрон как бы образуют две важные координаты творчества: в Байроне В. видел провозвестника свободы и одушевленных ею ‘высоких песен’ (‘К С<карятину>…’, опубл. 1829), постепенно, однако, в центр его внимания выдвигается Гте, что соответствовало общей эволюции рус. поэзии, в к-рой образ нем. ‘поэта-философа’ оттесняет ‘мятежного Байрона’ (Жирмунский В. М., Гете в рус. лит-ре, Л., 1982, с. 128). В. осуществляет ряд переводов из Гте, выполненных с большим мастерством: драм, поэм ‘Земная участь художника’ и ‘Апофеоз художника’ (оба опубл. 1829), трех фрагментов из ‘Фауста’ (один из них опубл.: MB, 1827, No 1, два других — в изд. 1829), сцен из ‘Эгмонта’ (опубл. 1831). Однако ‘гетеанство’ не свело на нет вольнолюбивые мотивы лирики В., их высшее и проникновенное выражение (скорбь об утрате былой свободы) — стих. ‘Новгород’, написанное после посещения поэтом Новгорода 6—7 нояб. 1826. Стремлением к филос. системе, к выработке ‘основания положительного’ для всех частных суждений об иск-ве отмечена и деятельность В.-критика, в к-рой он выражал свойственные ему идеи диалектики и историзма, один из эстетич. критериев В.— ‘оценять словесность… степенью философии времени’ (изд. 1980, с. 146). Ось филос. системы В.— учение о развитии худож. форм, последовательно сменяющих друг друга, т. е. о некоем филос. ‘трилоге’ (‘Разбор рассуждения г. Мерзлякова о начале и духе древней трагедии…’, СО, 1825, No 12). Характеристику последней, ‘романтич.’, формы и ее фаз (в т. ч. байронич.) В. дал и в статье, поев, первым двум главам ‘Евгения Онегина’,— ‘Разбор статьи о ‘Евгении Онегине’, помещенной в No 5 ‘Моск. телеграфа на 1825 г.» (СО, 1825, No 8, имеется в виду ст. Н. А. Полевого.— Ред.), и в заметке ‘Два слова о второй песне ‘Онегина» (1826, опубл. поем.: MB, 1828, No 4), отчасти предугадавшей развитие Онегина как типа. О первой статье, отнюдь не апологетической, сохранился отзыв Пушкина, выделившего ее из всего написанного к тому времени по поводу романа: ‘Это единственная статья… которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальное — или брань, или переслащенная дичь’ (Пятковский, с. 125—26, издание В. 1980, с. 453—54). В характеристике В. 2-й главы, а также в разборе отрывка из трагедии Пушкина ‘Борис Годунов’ (1827, статья предназначалась для франц. газ. ‘Journal de Moscou’ и опубл. впервые на франц. яз. в 1831) были оттенены такие, уже перераставшие романтич. форму моменты, как нарочитая прозаизация и изображение будничного, антич. ‘простота’ и непритязательность. В. присутствовал на чтении трагедии у С. А. Соболевского, 16 окт. 1826 Пушкин читал ‘Годунова’ в доме самого В. в Москве (теперь Кривоколенный пер., д. No 4).
В. был душою организованного в 1827 бывшими любомудрами ж. ‘Моск. вест.’ (здесь он опубликовал свои стих, и др. произв.), для к-рого предназначалась его программная ст. ‘Несколько мыслей в план журнала’ (1826, опубл.: Соч., т. 2, М., 1831), определявшая теоретич. и прак-тич. пути ‘самопознания народа’.
По приезде в Петербург В. служит в Мин-ве иностр. дел, пишет задуманный еще в Москве ром. ‘Владимир Паренский’ (не окончен, отрывки впервые опубл. в СЦ на 1829 г., полн.: Избранное, М., 1956). Внезапная смерть В. (он простудился после бала) глубоко переживалась друзьями. В последние минуты жизни, по завещанию поэта, они надели на его палец перстень, подаренный ему З. А. Волконской и воспетый им в стих. ‘К моему перстню’ (опубл. 1829) (при перенесении праха в 1930 перстень был снят с руки поэта, хранится в Гос. лит. музее, в Москве).
Вскоре после смерти В. было издано собр. его соч.: ‘Стихотворения’ (ч. 1, М., 1829), ‘Проза’ (ч. 2, М., 1831). Восп. современников воссоздают чрезвычайно обаятельный облик В., склонного к глубокой задумчивости и быстрым перепадам настроения: веселость и самозабвение нередко сменялись приступами грусти и меланхолии. Друзья установили подлинный культ В., посвятив ему немало проникновенных откликов. В день смерти поэта бывшие любомудры собирались у его могилы в Симоновом мон., в рим. вилле Волконской в память В. была установлена урна.
Посмертная репутация В. колебалась от ‘кроткого Агатона’, чей ‘взор небесно-голубой сиял как ангел без печали’ (из стих. Д. Ю. Струйского ‘Поэт! и я цветок надгробный’, 1831) до вольнодумца, бунтаря, Прометея, похитившего для людей огонь, ‘небес достоянье’ (М. Д. Деларю, стих. ‘Могила поэта’, 1831, эти и др. посв. В. стихи см. в изд. 1934). При историко-лит. оценке необходимо принимать во внимание специфику последекабрист. ситуации, когда идеи полит. свободомыслия растворялись в глубоком, ориентированном на идеалистич. диалектику филос. движении. В. стоял у истоков этого движения — роль, признанная за ним мн. последователями. ‘Веневитинов создан был действовать сильно на просвещение своего отечества, быть украшением его поэзии и, может быть, создателем его философии’ (Киреевский, с. 67).
Изд.: ПСС, СПб., 1862 (ред. и вступ. ст. А. П. Пятковского), ПСС, М.—Л., 1934 (вступ. ст. Д. Д. Благого, под ред. и с прим. Б. В. Смиренского), Стихотворения, Л., 1940 (ред. и вступ. ст. В. Л. Комаровича), Избранное, М., 1956 (ред. и вступ. ст. Б. В. Смиренского), Полн. собр. стих., 2-е изд., Л., 1960 (БПбс, ред. и вступ. ст. Б. В. Неймана), Стихотворения. Проза, М., 1980 (сопроводит, ст. Е. А. Маймина, комм. М. А. Чернышева, наиб, полное и текстологически выверенное изд., вкл. пер. и письма).
Лит.: Белинский (ук.), Чернышевский (ук.), Дружинин А. В., Соч. В. Л. Пушкина и В.— Собр. соч., т. 7, СПб., 1865, К о шел ев А. И., Записки (1812—1883), В., 1884, Бобров Е. А., Поэзия В. в связи с его жизнью.— В его кн.: Лит-ра и просвещение в России XIXв., т. 1, ч. 1, Каз., 1901, Пятковский А. П., Князь В.Ф.Одоевский и В., 3-е изд., СПб., 1901, Фелонин А. В., Д. В. Веневитинов (критико-биогр. очерк), СПб., 1902, Светлаков А. А., Грушин Н. С, Д. В. Веневитинов. Биография. В. как поэт. В. как критик, М., 1915, Котляревский Н. А., Пушкин и В.— В его кн.: Старинные портреты, СПб., 1907, Стратен В. В., В. и ‘Моск. вест.’.— ИзвОРЯС, 1925, т. 29, его же, Пушкин и В.— В кн.: Пушкин и его современники, в. 38—39, Л., 1930, Мордовценко Н. И., В. и поэты-любомудры.— В кн.: История рус. лит-ры, т. 6, М.— Л., 1953, Гинзбург Л., Опыт филос. лирики.— В ее кн.: О старом и новом…, Л., 1982 (переизд. статья 1929), Грибушин И. И., Заметки о В.— РЛ, 1968, No 1, Манн Ю., Рус. филос. эстетика, М., 1969, с. 6—42 и др., Веневитинов Г. Н., Нек-рые проблемы раннего рус. романтизма (филос. и эстетич. взгляды В.), М., 1972, Маймин Е. А., Рус. филос. поэзия, М., 1976, гл. 2, Тартаковская Л., Д. Веневитинов. Личность. Мировоззрение. Творчество, Таш., 1974, Осокин В., Перстень В.— В его кн.: Пермские чудеса. Поиски и находки, М., 1979, Подольская И., Биография или метафора? — ‘Лит. учеба’, 1979, No 6, ее же, Мысль — цель — единство: Веневитинов-критик.— ‘Лит. учеба’, 1980, No 2, Каменский З. А., Моск. кружок любомудров, М., 1980, с. 64—139, Сахаров В., Под сенью дружных муз, М., 1984, с. 126—52, Шубин В. Ф., Поэты пушкинского Петербурга, Л., 1985, Wytrzens G., D. V. Venevitinov, als Dichter der russischen Romantik, Graz — Kln, 1962, Bonamour I., D. V. Venevitinov, l’homme et l’oeuvre, P., 1966, Lilli I. N., An adje et Aiveanalysis of Venevitinov’s poetry, Christchurch, 1968, Mс Millin A. В., Byron and V.— ‘The Slavonic and East Europen Review’, 1975, April, v. 53, No 131, p. 188—201, его же, V. und Goethe…, In: Goethe und die Welt des Slawen, Giessen, [1979], S. 147—57. + Геннади, РБС, Венгеров (Сл., Источ.), Мезьер, КЛЭ, Лерм. энц., Черейский, Муратова (1), Смиренский Б. В., Библ.— В кн.: Веневитинов Д. В., ПСС, М.—Л., 1934, с. 500—21.
Архивы: ГБЛ, ф. 48, ЦГАЛИ, ф. 1043, ИРЛИ, ф. 415,ГПБ (ук., в. III, IV).
Ю.В.Манн.
Русские писатели. 1800—1917. Биографический словарь. Том 1. М., ‘Советская энциклопедия’, 1989