Венера и Адонис (Шекспира), Зелинский Фаддей Францевич, Год: 1903 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 10 минут(ы)

Злинскій . Венера и Адонисъ.

Источник: Зелинский Ф. Венера и Адонис // Шекспир В. Полное собрание сочинений / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз-Ефрон , 1903. Т. 5. С. 332-339.

ВЕНЕРА И АДОНИСЪ.

_________

I .

Поэмы Шекпира и спеціально ‘Венера и Адонисъ’ въ настоящее время находятъ себ мало почитателей — не то было въ современную поэту эпоху, какъ это доказываютъ приводимыя ниже данныя. Это значитъ, что литературно-историческій ихъ интересъ значительно выше литературно-художественнаго, чтобы заинтересовать современнаго читателя и внушить ему симпатію къ ‘Венер и Адонису’, слдуетъ показать ему литературно-историческія достоинства и ообенности этой поэмы, что мы и попытаемся сдлать въ нижеслдующихъ строкахъ.

Относительно общей схемы анализа сомнній быть не можетъ. У нашей поэмы два корня: одинъ покоится въ античности, другой — въ предшествовавшей поэту и современной ему западно-европейской аллегорической поэзіи. Съ этихъ двухъ точекъ зрнія мы и отнесемся къ ней.

II .

‘Историки литературы’, говоритъ Чишвицъ въ посвященной поэмамъ Шекспира стать {Ueber die Stellung der epischen Dichtungen Schakespeares in der englischen Literatur. Jahrbuch der deutschen Schakespeare-Gesellschaft, VIII 32 и сл.}, обыкновенно выставляютъ на видъ, что содержаніе этой поэмы заимствовано изъ X книги ‘Превращеній’ Овидія, но въ дйствительности ничего не заимствовано, кром именъ и происхожденія цвтка изъ крови Адониса. Во всемъ прочемъ стихотвореніе — свободная композиція Шекспира…’ Посмотримъ, такъ ли это, а для того, чтобы получить объ этомъ правильное представленіе, познакомимся прежде всего съ самимъ миомъ, какимъ его знала древность и какимъ его передалъ новому міру Овидій.

Первоначальный миъ объ Адонис — не греческаго, а семитскаго происхожденія, на это указываетъ самое имя героя Адонисъ или Адонъ (ср. еврейское Адонаи) — ‘Господь’. Въ его основу легла особенность южной природы: роскошно цвтущая во время краткой весны, она затмъ умираетъ на все знойное лто, въ продолженіе котораго происходитъ медленное созрваніе зачатыхъ весною плодовъ. Отсюда глубокомысленная метафизическая концепція, оплодотвореніе, т. е. удленіе собственнаго естества, есть причина смерти. ‘Господь’ природы представляется подъ видомъ цвтущаго юноши, онъ силенъ и божественъ, онъ могъ бы быть безсмертнымъ, если бы скрылъ въ себ самомъ производительную силу своего естества. Но именно этого не можетъ допустить божество разлитаго по всей природ стремленія къ бытію и передач бытія, богиня любви и оплодотворенія, Иштаръ: своими чарами она плняетъ юношу… Сопротивлялся ли онъ? Это было бы естественно, и Шекспиръ, введшій эту черту въ свою поэму, дйствовалъ совершенно въ дух древности. Спеціально объ Адонис намъ этого не говорится, зато это говорится о другомъ юнош, одномъ изъ многочисленныхъ двойниковъ Адониса въ греческой миологіи — но объ этомъ ниже. Какъ бы тамъ ни было, Адонисъ поддается искушеніямъ Иштари, послдствіемъ должна быть его смерть. Но неутшная Иштарь не хочетъ оставить своего любимца во власти свирпой богини смерти: она спускается за нимъ въ преисподнюю и возвращаетъ его — воскрешеніе Адониса символизируетъ оживленіе природы осенью.

Смерть Адониса, какъ одно изъ величайшихъ таинствъ природы, была содержаніемъ праздника, который уже въ раннее время перешелъ въ Грецію и правился преимущественно женщинами подъ именемъ Adonia , его лучшее описаніе сохранилось намъ въ знаменитйшей идилліи еокрита ‘Сиракузянки’. Кумиръ убитаго юноши покоился на драгоцнныхъ коврахъ, оплакиваемый женщинами при громкихъ крикахъ ‘o ton Adonin’, по истеченіи дней скорби праздновалось его воскрешеніе. А раздникъ, въ свою очередь, поддерживалъ память о ми, который въ сжатомъ вид гласилъ такъ (мы беремъ изъ его многочсленныхъ варіантовъ тотъ, который былъ принятъ Овидіемъ). Адонисъ былъ плодомъ кровосмсительной связи кипрскаго царя Кинира съ собственной дочерью Миррой — эта несимпатичная для насъ подробность, по очень распространенному символизму, знаменуетъ Адониса именно как ‘Господина’. Преступная Мирра — дйствительно преступная, такъ какъ починъ исходилъ отъ нея, и своей цли она добилась путемъ обмана — была превращена вх одноименное дерево и уже въ качеств такового родила Адониса. Послдній выросъ въ лсу и сталъ лихимъ охотникомъ, имъ плнилась Афродита-Венера, естественно занявшая мсто семитской Иштари. По греческому поврію (Овидій о немъ не упоминаетъ, но это — важное звено въ цпи событій, любовь богини разслабляетъ смертнаго, посл нея, Адонисъ уже не тотъ, что былъ прежде. Венера его предупреждаетъ: ‘охоться за зайцами и ланями — не трогай вепрей и львовъ!’ Но Адонисъ ея не слушается: столкновеніе съ вепремъ длается для него роковымъ, и изъ его крови выростаетъ алый цвтокъ — символъ его самого, его роскошной, но быстротечной юности:

Недолго цвтетъ онъ:
Слабо въ немъ держится внчикъ, и рядъ лепестковъ его легкихъ
Быстро уносятъ т втры, что дали и имя цвточку.

Это — ‘втренница’ (по-гречески Anemone — отъ anemos — ‘втеръ’).

III .

Таково, вкратц, развитіе нашего миа вплоть до Овидія. Подлинно ли ничего изъ него не заимствовалъ Шекспиръ, кром указанныхъ Чишвицемъ вншностей?

Прежде всего обращаемъ вниманіе на слдующую подробность. Венера учитъ своего любимца:

Искать безопасной добычи
Робкаго зайца ловить, за красавцемъ гоняться оленемъ,
Иль быстроногою ланью

и избгать вепрей и львовъ. У Овидія эти наставленія подготовляютъ разсказъ Венеры о томъ, почему ей особенно ненавистны львы — разсказъ о неблагодарной чет Гиппомен и Аталант, превращенныхъ во львовъ, вставленный, согласно принципу композиціи ‘Превращеній’, въ разсказъ объ Адонис. У Шекспира этого разсказа нтъ, тмъ не мене, совты Венеры относительно ‘безопасной добычи’ онъ заимствовалъ и развилъ въ обстоятельной картин (строфы 113 и сл.), при отдлк которой ему, видимо, пригодилось его собственное прошлое, какъ бывшаго стратфордскаго браконьера. Но это мелочь, важне слдующее.

Разсказъ объ Адонис вообще не принадлежитъ къ лучшимъ у Овидія, онъ кратокъ и шаблоненъ. Причина заключается въ томъ, что въ немъ нтъ такихъ мотивовъ, которые бы не были такъ или иначе предвосхищены въ боле раннихъ книгахъ — не забудемъ, что имъ заканчивается десятая. Такъ, напримръ, катастрофа — появленіе вепря, стычка съ нимъ Адониса, смерть послдняго — была сама по себ благодарнымъ мотивомъ, но поэтъ его уже использовалъ въ разсказ о калидонской охот (кн. VIII , 260 и сл.). Тамъ его прочелъ Шекспиръ и довольно точно воспроизвелъ въ своемъ описаніи вепря, какъ это замтилъ еще Мэлонъ. — Затмъ: о любви Венеры къ Адонису Овидій разсказываетъ вкратц:

Ужъ и Венер онъ милъ — материнскаго пламени мститель,

о томъ, что онъ ей сопротивлялся, у него не сказано — между тмъ, какъ у Шекспира это главное. Однако, Овидій предвосхитилъ эту черту въ своемъ разсказ о Нарцисс, этомъ двойник Адониса (кн. III , 33 сл.). И Нарциссъ охотникъ, и онъ посл смерти былъ превращенъ въ цвтокъ, и его любила богиня — нимфа Эхо, и вотъ ея-то любовь онъ надменно отвергъ. Его презрительныя слова ( III , 390).

Удали ненавистныя ласки!
Раньше, онъ молвитъ, умру я, чмъ дамъ теб мигъ наслажденья —

основная тема всей поэмы Шекспира. А что этотъ послдній зналъ Овидіева Нарцисса — это доказываетъ упоминаніе о немъ въ строф 27.

Вообще шекспировды гршатъ недостаточнымъ знакомствомъ съ античной литературой: бгло сличивъ поэму своего автора съ Адонисомъ Овидія, они ршаютъ, что все, чего нтъ тамъ, составляетъ либо собственность Шекспира, либо Лоджа, изъ поэмы котораго ‘ Scillaes Metamorphosis ‘ Шекспиръ многое заимствовалъ въ своей поэм. Они забываютъ, съ какой любовью поэты Возрожденія изучали античность, поскольку она была имъ доступна, и старались отовсюду заимствовать изъ нея краски для собственныхъ произведеній. Приведу еще примръ. Сохранилось намъ изъ древности — довольно слащавое на нашъ вкусъ — ‘анакреонтическое’ стихотвореніе, посвященное смерти того же Адониса, читается оно въ сборник идиллій еокрита. Венера въ отчаяніи, по ея приказанію эроты приводятъ связаннымъ того вепря, который былъ причиной его смерти. ‘Зачмъ ты это сдлалъ?’ — строго допрашиваетъ его богиня. Вепрь оправдывается: онъ вовсе не хотлъ его убить — прельщенный его красотой, онъ хотлъ лишь запечатлть поцлуй на его бломъ тл… Читатель согласиться, что Шекспиръ и его источники только отсюда и могли заимствовать подробности, развитыя имъ въ строф 186.

Но это не все. Если оставить въ сторон бдное дйствіе поэмы Шекспира — оно представится намъ долгимъ словопреніемъ между обоими героями на тему ‘слдуетъ ли любить?’ Венера множествомъ соображеній доказываетъ, что да, Адонисъ доказываетъ противное, выставляя противъ чувственной любви Венеры свой идеалъ чистой, небесной любви (стр. 129 сл.). Словомъ, передъ нами настоящая античная ‘контроверсія’, плодъ столь любимой Овидіемъ риторики, — контроверсія, знаменитый образецъ которой онъ оставилъ новому міру въ подражаніе въ начал XIII книги ‘Превращеній’, тамъ, гд устами Аянта и Одиссея сила физическая и сила умственная ведутъ споръ о преимуществ.

Впрочемъ, тутъ античное вліяніе сталкивается съ національнымъ — или, точне говоря, съ античнымъ же, но производнымъ и поэтому боле не ощущаемымъ, какъ таковое. Мы говоримъ о вліяніи на нашу поэму средневковой и спеціально англійской аллегорической поэзіи.

IV .

Оплодотворителями художественной поэзіи новой Европы были, какъ извстно, главнымъ образомъ, Виргилій и Овидій. Первый въ своихъ ‘эклогахъ’ вводитъ оригинальную поэтическую форму, которою средневковая поэзія не замедлила воспользоваться — лирическій споръ двухъ пастуховъ, разршаемый третьимъ. Эта форма была зародышемъ провансальской ‘тенцоны’, но такъ какъ преимущественной темой трубадуровъ была любовь, то и тенцона получила эротическое содержаніе, при чемъ вдохновителемъ сталъ поэтъ-классикъ и верховный судья средневковыхъ ‘дворовъ любви’ Овидій. Современный читатель, незнакомый съ этимъ давно отжившимъ поэтическимъ направленіемъ, можетъ составить себ представленіе о немъ по той трагической тенцон, которую Вагнеръ вставилъ во II актъ своего Тангейзера. — Понятно, что ядромъ тенцоны было развитіе отвлеченныхъ представленій — цломудріе и сладострастіе, доврчивость и ревность, любовь молодая и любовь зрлая, любовь знатной и любовь простушки и т. д., этимъ тенцона сближается съ богатой литературой такъ называемыхъ ‘контрастовъ’. Сама форма была, разумется, діалогическая, т.-е. почти-что драматическая, для превращенія этой драматической лирики въ настоящую драму нужны были дйствующія лица. Таковыми естественне всего было сдлать т самыя представленія, о которыхъ шла рчь, путемъ ихъ олицетворенія — т.-е. аллегоріи.

Аллегорія была тоже античнымъ произведеніемъ — не столько, впрочемъ, греческимъ, сколько римскимъ, настоящимъ порожденіемъ отвлеченной римской религіи. Но ея собственный расцвтъ начался въ христіанскую эпоху, что и понятно: античная миологія, эта основа античной поэзіи, могла быть спасена для христіанства только подъ условіемъ аллегорическаго ея толкованія. Въ средневковой поэзіи аллегорія играла громадную роль, достаточно вспомнить о Данте и послднихъ псняхъ его ‘Чистилища’, при такихъ условіяхъ превращеніе, о которомъ идетъ рчь, не было затруднительно. Спеціально въ Англіи ‘моралитеты’, явившіеся на смну библейскимъ драмамъ, пользовались громадной популярностью. Ихъ историко-литературная заслуга очень велика: они были мостомъ между духовной и свтской драмой.

Параллелью къ моралитету или аллегорической драм былъ аллегорическій эпосъ, разница заключается, однако, въ томъ, что онъ явился на смну не духовному, а свтскому, рыцарскому эпосу. Въ немъ продолжала держаться традиція эпической поэзіи, въ то время какъ рыцарскій эпосъ, окончательно опошлившійся, долженъ былъстушеваться передъ романомъ. Спеціально въ Англіи онъ прилежно воздлывался въ 14 вк, въ елизаветинскую эпоху онъ далъ своего главнаго представителя, Спенсера, который въ своей нкогда знаменитой ‘Цариц фей’ (Fairy queen) тонко, на почв чисто фантастическаго дйствія, изобразилъ и прославилъ двственную правительницу своей страны. Къ этому направленію примыкаетъ и Шекспиръ въ нашей поэм, не трудно убдиться, что мы имемъ тутъ передъ собою преимущественно аллегорическую поэму. Мы смло могли бы ее озаглавить ‘сладострастье и цломудріе’. Венера уже въ средніе вка превратилась въ аллегорическое лицо, какимъ и осталась вплоть до ‘Телемака’ Фенелона и его многочисленныхъ послдователей, что же касается Адониса, то на его мст — по правильному замчанію вышеназваннаго Чишвица — былъ бы точно также возможенъ какой-нибудь принцъ Pudor de Castus или другой герой аллегоріи.

Таковы оба корня нашей поэмы.

V .

Объ ея вліяніи на послдующую литературу будетъ умстне сказать по поводу второй поэмы Шекспира, которая представляетъ прогрессъ въ сравненіи съ ней, здсь мы попытаемся дать ея литературную оцнку — вкратц, такъ какъ это, согласно сказанному, въ данномъ случа второстепенное соображеніе.

Современники Шекспира восхищались нашей поэмой — она въ короткое время (13 лтъ) выдержала шесть изданій, между тмъ, какъ ‘Ромео и Джульетта’ въ то же время должна была ограничится двумя. Спрашивается, что могло ихъ такъ плнить?

Прежде всего не глубокомысліе концепціи, въ которую они и не вдумывались. Современный читатель подъ часъ поражается, соприкасаясь съ этой, можно сказать, космической этикой любви въ стил Эсхила, которую мы имемъ въ строф 29, ужъ не уловилъ ли поэтъ таинственнаго смысла древняго миа? Адонисъ, ‘господинъ природы’, не желающій удлятъ своего естества, чтобы за вчность рода не заплатить собственной, индивидуальной гибелью, Венера, богиня любви, требующая отъ него этой жертвы… Но нтъ, поэтъ лишь коснулся невзначай этой концепціи, онъ не воспроизвелъ ея. Его Адонисъ остается непреклоннымъ и все-таки гибнетъ, причемъ его гибель не исходитъ отъ оскорбленной имъ Венеры (какъ въ ми объ Ипполит), а является дломъ случая — тутъ никакого смысла нтъ. Смыслъ возстановляется въ послднихъ строфахъ (190 сл.): Венера, у которой ‘рокъ’ отнялъ ея любимца, отравляетъ любовь на вс времена, она мститъ міру такъ же, какъ Церера, которая, потерявъ свою любимую дочь, ‘отравляетъ смена хлба’ — все это взято у того же Овидія (V 480: vitiataque semina fecit). Вотъ галантный отвтъ на галантный вопросъ, отчего въ любви сладость приправлена горечью — мы въ придворной атмосфер, тамъ гд растетъ извстный намъ изъ ‘Сна въ лтнюю ночь’ цвтокъ: ‘любовь въ праздности’.

Могущественные покровители Шекспира любили этотъ цвтокъ, и это была одна изъ причинъ, почему имъ должна была понравиться наша поэма… Въ ней господствуетъ одна сладострастная картина: картина Венеры, обнимающей Адониса, расточающей передъ нимъ и въ словахъ, и въ ласкахъ вс соблазны и упоенія исключительно чувственной, полной нги и забвенія, любви. Передъ нами излюбленная тема итальянской живописи 16 вка, Венеры и другія прекрасныя гршницы Тиціановъ и Корреджіо, до того воплотившія въ себ физическую красоту, что при вид ихъ царственно горделивыхъ формъ мы забываемъ ставить вопросъ объ ихъ душ. Шекспиръ — тотъ же Тиціанъ или Корреджіо въ стихахъ, его палитра неистощима, все новыми и новыми красками расписываетъ онъ подробности своей картины, нанизывая метафоры, сравненія, гиперболы… Современному читателю врядъ ли понравится этотъ ароматный до удушливости стиль, приправленный всми снадобьями тогдашней поэтической косметики — изъ коихъ многія, къ слову сказать, не отличались благовоніемъ: у Шекспира Венера и восхищается потной рукой Адониса (стр. 5) и сама потетъ (стр. 30), а Адонисъ жметъ ей носъ (стр. 80), не говоря уже о томъ мст, гд Адонисъ падаетъ Венер на животъ (стр. 99). И не слдуетъ приписывать вс эти излишества духу времени: кое въ чемъ сказалась молодость самого поэта, какъ мы это увидимъ ниже. Но въ общемъ наша поэма все-таки — торжество того ‘драгоцннаго стиля’, до котораго была такъ охоча вся та эпоха.

Итакъ, эротизмъ въ содержаніи, эротизмъ въ форм, этомъ эстракт итальянскихъ concetti періода Возрожденія — вотъ первое, что должно было понравится читателямъ Шекспира, но это не все. Графъ Соутгемптонъ и его сверстники — были не только галантные по понятіямъ того времени кавалеры, это были и лихіе наздники, и смлые охотники. Нашъ поэтъ съ большимъ стараніемъ приноровился къ этимъ ихъ потребностямъ. Вспомнимъ о встрч коня Адониса съ невсть откуда взявшейся кобылой (стр. 44 сл.), на ходъ дйствія она никакого вліянія не иметъ, на Адониса этотъ лошадиный эротизмъ такъ же мало дйствуетъ, какъ и божественный эротизмъ самой Венеры. Но англійскіе спортсмены безъ сомннія оцнили эту идиллію изъ конской жизни съ ея роскошными описаніями рзваго скакуна и его брыкливой подруги, и не одинъ благородный лордъ сравнивалъ коня и Венеру нашего поэта съ обими главными радостями своей жизни, своей лошадью и своей любовницей. А затмъ — охота, охота псовая, это увлеченіе англійской, какъ и всякой другой знати, охота на зайцевъ въ описаніи Венеры (стр. 113 сл.), облава на вепря въ описаніи самого поэта (стр. 147 сл.) — нтъ, Шекспиръ зналъ, что длалъ: прекрасно знакомый со вкусами своей публики, онъ писалъ съ безошибочнымъ разсчетомъ.

VI .

Когда же, однако, онъ написалъ свою поэму? Онъ посвятилъ ее своему высокому покровителю, графу Соутгемптону, въ 1593 г., со знаменательнымъ эпиграфомъ изъ элегіи Овидія ( I , 15)

Пошлое — черни удлъ, а мн Аполлонъ златокудрый
Пусть Касталійской воды полные кубки нальетъ!

какъ ‘ первый плодъ своего воображенія ‘ (the first heir of my invention). Между тмъ, къ 1593 г. Шекспиръ написалъ уже цлый рядъ драмъ — тогда ‘Венера и Адонисъ’ уже далеко не была первымъ плодомъ его воображенія. Шекспирологи несогласны между собой, слдуетъ ли признать за поэмой боле раннее происхожденіе, или же понимать это слово invention въ такомъ смысл, чтобы оно обнимало только поэмы, но не драмы. Послднее безъ натяжки невозможно, въ пользу перваго предположенія говоритъ между прочимъ слдующее обстоятельство. Читателю памятна потшная сцена изъ ‘Генриха IV ‘, гд Фальстафъ, разыгрывая роль строгаго короля, судитъ его повсу сына, принца Генриха. Тутъ поэтъ влагаетъ ему въ уста слдующую тираду, приводящую въ восторгъ персоналъ истчипской харчевни:

Уйдите лорды, съ грустной королевой,
Ея грозные шлюзы полны слезъ

(т. II стр. 156 наст. изд.). Очевидно, поэтъ пародируетъ здсь чей то напыщенный стиль, но чей? Какъ видно изъ стр. 160 нашей поэмы — свой собственный: ‘здсь она опускаетъ вки, которыя, подобно шлюзамъ, задерживали хрустальную струю, которая съ ея прекрасныхъ двухъ щекъ стекала на сладкое ложе ея лона’. А если поэтъ въ тотъ ранній періодъ своего творчества, когда онъ писалъ Генриха IV, уже иронизировалъ надъ вычурнымъ стилемъ своей поэмы — то позволительно предположить, что она была создана имъ много раньше и была дйствительно, какъ онъ намъ говоритъ, первымъ плодомъ его воображенія.

Вмст съ тмъ этотъ отзывъ зрлаго Шекспира указываетъ намъ правильную точку зрнія для критики. Мы должны видть въ ‘Венер и Адонис’ юношеское произведеніе великаго поэта, радоваться тмъ проблескамъ генія, которые въ немъ есть, объ излишествахъ же судить снисходительно, зная, что онъ осудилъ ихъ самъ въ эпоху своего расцвта.

. Злинскій.

Злинскій . Венера и Адонисъ.

I .

II .

III .

IV .

V .

VI .

Читайте также: