Век Казимириа Великого, Шайноха Карл, Год: 1884

Время на прочтение: 21 минут(ы)

ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ К. ШАЙНОХИ.

(Переводъ съ польскаго).

I.
В
къ Казиміра Великаго.

Въ исторіи всякаго народа встрчаются необыкновенно важныя событія безъ видимой связи съ событіями ближайшаго прошедшаго и будущаго,— великіе историческіе образы, которые не состоятъ въ родств съ предыдущими и будущими поколніями. Такимъ, отчасти необъяснимъ образомъ является Казиміръ Великій. Незабвенный организаторъ своего государства (награжденный за то титуломъ Великаго), онъ извстенъ еще и подъ именемъ ‘мужицкаго короля’. Какъ организаторъ, онъ имлъ еще въ своихъ предшественникахъ и преемникахъ мощныхъ сотрудниковъ, но, какъ у ‘короля мужиковъ’, мы не видимъ у него ни предшественника, ни преемника. Отсюда его тяготніе къ народу и стремленіе основать государство на этомъ сословіи многимъ кажутся дломъ его личной симпатіи. Но, вглядвшись внимательне, мы увидимъ совсмъ иное. Обращая особое вниманіе на народъ, Казиміръ Великій ясно видлъ, что творилось тогда въ Европ. Главная причина тогдашняго броженіе на Запад исходила отъ такъ называемаго третьяго сословія, которое въ прочихъ краяхъ длилось на горожанъ и сельчанъ, а въ Польш состояло исключительно изъ мужиковъ Казиміра Великаго. Чтобы ясне понять смыслъ его мропріятій, обратимся къ исторіи тогдашняго времени.
То было (какъ говорятъ нын) переходное время, время всеобщаго волненія всхъ элементовъ общества, время помраченія свта религіи, упадка средневковаго владычества Рима, возникновенія новой европейской цивилизаціи и роста новыхъ европейскихъ монархій.
Тридцать лтъ минуло съ тхъ поръ, какъ апостольская столица, сокрушивъ Гогенштауфеновъ (1268 г.), достигла верха своего могущества. Теперь по развалинамъ покоренной имперіи блуждали только призраки двухъ императоровъ, избранныхъ гд-то въ Англіи и Испаніи, но совершенно незнакомыхъ Германіи Альфонса Кастильскаго и Ричарда Корнуэльскаго. Оставленныя ими бразды правленія принялъ скромный, дятельный графъ Габсбургъ, тщательно избгавшій ссоръ съ врагами своихъ предшественниковъ, съ папами, другъ мира, предвстникъ новой эпохи. Торжествующій папа тмъ временемъ своей властью ршаетъ споры враждующихъ королевствъ Франціи и Англіи, Англіи и Шотландіи, Неаполя и Аррагоніи и, какъ бы для санкціонированія своей побды надъ всякою свтскою властью, созываетъ всхъ врующихъ въ Римъ на юбилей (1300 г.).
Весь католическій правоврный людъ потекъ на этотъ новый призывъ къ подножію св. Петра. Со всхъ сторонъ стекались толпы пилигримовъ, ихъ считали тысячами, сотнями тысячъ, до тхъ поръ, пока счета не хватило. Римъ сталъ тсенъ для помщенія всего міра. Каждый домъ, каждая церковь были переполнены народомъ. Располагались на улицахъ, на рынкахъ, въ разбитыхъ на скоро палаткахъ, а то и просто подъ кровомъ небесъ. Можно было подумать, что пришли послднія времена и весь родъ человческій предсталъ передъ своимъ судьею въ долин Іосафата. И предъ этимъ-то моремъ колнопреклоненныхъ выступилъ восмидесяти лтній старецъ, папа Бонифацій VIII, въ торжественной процессіи, съ эмблемами императорской власти, предшествуемый герольдомъ, провозглашавшимъ: ‘Св. Петръ! вотъ твой преемникъ! Христосъ, се твой намстникъ!’ Папа благословлялъ собравшихся и въ томъ числ крохотнаго пилигримма съ свера, изъ-за Карпатъ, изъ Польши, изгнаннаго изъ своей отчизны, искавшаго здсь, въ Рим, утшенія и помощи и вскор, дйствительно, благодаря отеческому заступничеству апостольской столицы, вновь взошедшаго на тронъ предковъ,— отца Казиміра Великаго,— Владислава Локетка.
Въ конц-концовъ, отъ неслыханнаго наплыва народа въ Рим появился страшный голодъ, бдствіе, порожденное величіемъ Рима, какъ бы предсказывало близкій конецъ его всемірнаго владычества.
Три года спустя, тотъ же самый восьмидесятилтній старикъ, предъ которымъ преклонялись вс католическіе народы,— старикъ, отпускавшій вс грхи пилигриммамъ и общавшій имъ вчное спасеніе, теперь самъ подвергся гоненіямъ. Захваченный людьми францускаго короля Филиппа въ стнахъ своего роднаго города Ананьи, связанный въ собственномъ дом, поруганный, изморенный голодомъ, избитый и, наконецъ, посл долгихъ мученій выпущенный за волю, онъ долженъ былъ просить подаянія на улицахъ и взывать: ‘Я нищъ и убогъ, какъ Іовъ, и, клянусь вамъ, добрые люди, вотъ ужь нсколько дней, какъ не лъ и не пилъ ничего. Если какая-нибудь благочестивая женщина подастъ мн милостыню — хлба и вина, а если нтъ вина, то хоть воды,— я общаю ей за то благословеніе Божіе и свое’. Жители Ананьи хоромъ отвчали ему: ‘Живи для насъ, святой отецъ, живи!’ И женщины нанесли въ его дворецъ вина, воды и хлба.
То было 10 сентября 1303 года, а черезъ мсяцъ посл смерти Бонифація папскій престолъ занялъ Климентъ V, выбранный по вол короля Филиппа. Новый папа вполн подчинился власти Капетинга и даже перенесъ свою столицу во Францію, въ Авиньонъ. Римъ опустлъ, ладья св. Петра лишилась парусовъ и міръ остался безъ кормчаго.
Прочтите тогдашнія жалобы католическаго міра, эти ‘божественные вопли Данта и Петрарки’ и вы поймете, какъ относилась вся Европа къ этимъ событіямъ.
Началось всеобщее владычество мрака. Оно проявилось въ тысяч уродливыхъ ночныхъ видніяхъ, словно въ ббразахъ адскаго пиршества волшебницъ, упырей и дьяволовъ, которые теперь достигли высшей степени своей власти надъ людскимъ умомъ. Вмст съ усиленіемъ вры въ Дьявола, волшебство и волшебниковъ, наступила невиданная до тхъ поръ разнузданность страстей, открыто совершались безпримрныя злодянія. Прошло немного лтъ посл страшной ночи въ Анань и король Филиппъ обратилъ свой жадный взоръ на громадныя богатства тампліеровъ. Несчастный орденъ падаетъ подъ ударами ужасной кары, загораются костры, на которыхъ гибнутъ сначала 55, потомъ 9, наконецъ, еще 2 рыцаря. Они могли бы сохранить свою жизнь, еслибъ вновь подтвердили вырванное пытками признанія въ какихъ-то несуществующихъ проступкахъ, но они предпочли смерть безславію. За два года передъ этимъ огненнымъ знаменіемъ новаго времени (1308 г.) римскій король Альбрехтъ, пораженный рукой своего племянника Іоанна Швабскаго, умираетъ на дорог, у ногъ женщины, просящей милостыню. Черезъ пять лтъ посл этого безжалостнаго убійства (1313 г.) прошелъ слухъ, что римскій король Генрихъ VII отравленъ въ Тоскан и, притомъ, отравленъ св. дарами. Три французскихъ королевы, жены Людовика X, Филиппа V и Карла IV, Маргарита, Іоанна и Бланка, по подозрнію въ неврности, подвергаются публичному обвиненію и заключенію въ тюрьму, предполагаемые ихъ соблазнители, вмст съ многочисленной свитой, или не выносятъ пытокъ, или гибнутъ подъ ножемъ тайныхъ убійцъ. Одна изъ этихъ королевъ, Маргарита, по приказанію мужа была удушена (1315 г.), другая, еще боле несчастная, Бланка, умерла отъ позора въ тюрьм, лишь Іоанна, и то благодаря только тому, что ея мужъ, Филиппъ V, въ случа ея смерти долженъ былъ бы отдать обратно ея приданое, графство Франшъ-Конте, изъ тюрьмы возвратилась на тронъ. Прошло всего два года и шведскій король Биргеръ заставляетъ умереть голодною смертью въ темниц своихъ братьевъ Эриха и Вальдемара (1317 г.). Десять лтъ спустя (1327 г.) англійскій король Эдвардъ II, благодаря своей жен, французской принцесс Изабелл, умеръ среди неслыханныхъ мукъ, истерзанный раскаленнымъ желзомъ. Еще черезъ три года (1330 г.) погибъ великій магистръ крестоносцевъ, властитель обширныхъ областей на Балтійскомъ поморь, пораженный тайно рыцаремъ того же ордена. Въ томъ же году венгръ, нкто Фелиціанъ Заагъ, бросился на своего короля Карла, съ цлью убить его, и отрубилъ четыре пальца у королевы Елизаветы, сестры Казиміра Великаго. Точно также въ начал того же вка (1306 г.) погибъ послдній потомокъ Премыслава, чешскій король Вацлавъ II, убитый неизвстно кмъ во время ночлега въ Ольмюц. Еще горшей смертью скончался сынъ венгерскаго короля Карла, король неаполитанскій Андрей: онъ былъ пораженъ у дверей спальни жены своей, Іоанны, на глазахъ и съ согласія послдней. Впрочемъ, и она вскор была задушена. Смерть рождала смерть. Но нигд убійства такъ не свирпствовали, какъ въ Италіи, гд, напр., герцогъ миланскій Галеаццо Висконти, зять французскаго короля Іоанна Добраго, приказалъ (1354 г.) бросить въ раскаленную печь своихъ священниковъ, въ Испаніи же царствовали одновременно: Карлосъ Злой, король наваррскій, обвиняемый въ отравленіи королевы французской, кбролевы наваррской и въ тысяч подобныхъ преступленій, кастильскій король Педро Ужасный (1360 г.), повелвшій, вмст съ прочими, сжечь монаха, предсказавшаго ему смерть отъ руки брата, аррагонскій король Педро, повсившій за ноги папскаго легата, прибывшаго къ нему съ объявленіемъ отлученія отъ церкви, наконецъ, португальскій король Альфонсъ VI, убійца своей невстки Инесъ де-Кастро (1355 г.). Вс эти убійства совершились въ теченіе небольшаго количества 50-ти лтъ, небольшаго для столькихъ ужасовъ. Но этимъ не исчерпывается полный списокъ жертвъ того времени: мы выбрали только нкоторыхъ, наиболе выдающихся, и прошли молчаніемъ тысячи другихъ, какъ, напр., казни англійскихъ судей Гавестона (1312 г.), Томаса Ланкастера (1322 г.) и Мортимера (1330 г.,) весьма подозрительную смерть папы Бенедикта XI (1303 г.), наконецъ, убійства французскихъ министровъ, какъ, напр., Зигеррана де-Мариньи, посл смерти Филиппа IV (1314 г.), Жерара Гекте, посл смерти Филиппа V (1322 г.), государственнаго казначея Петро Ремо, посл смерти Карла IV (1328 г.)., Наконецъ, эти тайныя и явныя убійства, эти варварскія отравленія стали такимъ обычнымъ явленіемъ, что каждая скоропостижная смерть стала считаться за4 тайное убійство, въ каждомъ блюд, въ каждомъ кубк вина, въ корзин свжихъ фигъ, поданныхъ пап Бенедикту XI, въ св. дарахъ, принятыхъ германскимъ королемъ Генрихомъ Люксембургскимъ, видли отраву. Распространились слухи, что жиды и прокаженные (а прокаженные въ то время составляли особый классъ общества и жили совершенно отдльно отъ другихъ) отравили сразу вс колодцы, вслдствіе чего во многихъ селеніяхъ колодцы были засыпаны. Примромъ всеобщаго опасенія за свою жизнь и, вмст съ тмъ, необдуманнаго каранія ужасными муками и смертью за малйшую тн подозрнія могутъ служить слдующія слова императора Карла IV. Вотъ что онъ говоритъ въ своей автобіографіи: ‘На Свтлую Пасху, то-есть на другой день моего прізда въ Павію (1331 г.) отравили мою свиту, а я (по великой милости Божіей) уцллъ, ибо церковная служба длилась очень долго, а я принималъ за обдней св. причастіе и передъ тмъ сть ничего не хотлъ. А когда я пришелъ къ обду, мн дали знать, что дворяне моей свиты захворали и именно т, которые ли обдъ. Я же, сидя за столомъ, сть ничего не хотлъ и были мы вс весьма встревожены. А смотря передъ собою, я увидалъ хорошо одтаго и ловкаго мужчину, котораго я совершенно не зналъ и который расхаживалъ около стола, притворяясь нмымъ. Мн онъ показался подозрительнымъ и я приказалъ его схватить. Посл долгой пытки онъ на третій день заговорилъ и признался, что подсыпалъ отраву въ кушанья…’ И больше ни слова о томъ ‘хорошо одтомъ, ловкомъ мужчин’, который на третій день пытокъ заговорилъ. Вмсто этого, императоръ доканчиваетъ равнодушно: ‘Умерли отъ этой отравы: Іоганъ фонъ-Бергъ, маршалъ моего двора, Іоганъ фонъ-Гохкирхенъ, Симонъ де-Кейля, которые прислуживали у стола, и много другихъ’.
Теперь легко понять, что такое неслыханное изобиліе самыхъ черныхъ преступленій, такая глубокая распущенность страстей должны были ослабить и даже совсмъ порвать вс узды общественной жизни. Мы и видимъ на дл, какъ вс общественные элементы — духовенство и свтскіе люди, которые, связанные до тхъ поръ духомъ дисциплины, группировались около двухъ соперничающихъ лагерей папства и имперіи, теперь начинаютъ распадаться и сливаться въ одну хаотическую массу, въ одно испепеленное, обнимающее полсвта, пожарище. Разладъ давалъ себя чувствовать повсюду. Папство вступило въ открытую распрю съ прежними своими врными союзниками, помогавшими ему вліять на общество, съ монашествующими рыцарскими орденами: французскимъ — тампліеровъ и нмецкимъ — крестоносцевъ. Оба ордена, измнивъ своему первоначальному назначенію, открыто сбросивъ съ себя иго папской власти, подвергаются преслдованію. Тампліеры поголовно уничтожены, крестоносцы, по польскому длу, прокляты папскимъ престоломъ, вынужденнымъ силою самихъ обстоятельствъ нанести этимъ самому себ тяжелый ударъ. Высшія духовныя власти спорятъ другъ съ другомъ, святыя того времени — Бригитта, Катерина Сіенская и Катерина Шведская не скупятся на суровые упреки по адресу духовенства, народъ, предоставленный самому себ, пренебрегая церковными обрядами, придумываетъ новые, уродливые. Въ Италіи секта ‘братцевъ’ (Fratricelli), проповдующая общность имущества и отрицающая бракъ, образуетъ въ горахъ ‘лагерь братской любви’ подъ властью своего вождя Дульчино и уступаетъ только посл долгой осады правительственнымъ войскамъ. Посл этого ‘братцы’ разсяны, а Дульчино разорванъ на куски раскаленными щипцами. Въ это время въ Германіи и Франціи распространилась другая секта, такъ называемыхъ ‘бичующихся’, многолюдные города начинаютъ пустть, населеніе присоединяется бъ сектантамъ. Тысячи кающихся, всякаго пола, званія и состоянія, богатые и бдные, калки и рыцари, даже знатныя дамы, украсивъ себя красными крестами, съ закрытою головою, обнаженные по поясъ, проходятъ изъ страны въ страну, изъ города въ городъ, не останавливаясь нигд больше одного дня, распвая на разныхъ языкахъ и бичуя себя плетьми съ заостренными желзными концами. ‘Но такъ какъ оказалось, что упомянутая секта,— говоритъ Длугошъ,— погрязла въ грубыхъ грхахъ и кающіеся исповдуются другъ другу въ страшныхъ преступленіяхъ, а также существуетъ сильное подозрніе, что среди нихъ царитъ грубый тлесный развратъ… то бичующіеся были прокляты папой и погибли’.
Но и въ политическомъ мір, въ имперіи, въ отношеніяхъ между старой феодальной монархіей и вассалами, совершенно также, какъ и въ духовномъ, царила не меньшая неурядица. Римская имперія, уже раздленная на два враждебныхъ лагеря Людвига Баварскаго и Фридриха Австрійскаго, посл смерти послдняго подвергшаяся проклятію въ лиц императора Людвига, терзаемая различными могущественными претендентами, была, наконецъ, распродана люксембургцами въ розницу богатымъ князьямъ и обратилась въ кучу независимыхъ государствъ. Точно также мы видимъ, что и феодальная монархія, именно французская, побждена своимъ бывшимъ вассаломъ, королемъ Эдвардомъ. (1340—1360 гг.). Дворянство Франціи въ это время соединяется въ конфедерацію (1314 г.), чтобъ противиться домогательствамъ королевской власти, блестящее рыцарство измняетъ своему отечеству при Креси (1346 г.) и, вопреки военному искусству, терпитъ позорное пораженіе отъ стрлъ простыхъ англійскихъ стрлковъ, предводительствуемыхъ 13-ти лтнимъ сыномъ англійскаго короля, Чернымъ принцемъ. Подобно тому, какъ разладъ въ церковной сфер вызываетъ въ народ дикія проявленія въ области нравственности, такъ и паденіе феодализма, разрушеніе имперіи и королевства не могли не вызвать соотвтственныхъ явленій въ рыцарств. Въ то время, когда ‘фратричелли’ и ‘бичующіеся’ даютъ полную волю своему разнузданному уму и болзненному воображенію, рыцари, какъ люди не духовные, также сбрасываютъ съ себя всякую узду и предаются неслыханному разврату, а больше всего ненасытимой жадности. Владтельные князья, въ силу своей власти, вводятъ впервые несправедливые поборы, чеканятъ фальшивую монету, торгуютъ, какъ французскій король Людовикъ X, свободою рабовъ или, какъ императоръ Карлъ IV, дворянскими грамотами, а чаще и охотне всего обираютъ жидовъ. Филиппъ IV, напр., выгналъ ихъ изъ всего государства, чтобъ воспользоваться оставшимся посл нихъ имуществомъ, сынъ его, Людовикъ X, вновь призываетъ ихъ, чтобъ подлиться съ ними долгами, числящимися съ давнихъ поръ за французскимъ дворянствомъ. Король вдругъ потребовалъ немедленной уплаты, причемъ ему достались дв трети, а жидамъ одна. Рыцарство, въ свою очередь, разбойничаетъ по дорогамъ, грабитъ купцовъ и, ради выкупа, задерживаетъ прозжающихъ. Трудно представить, до какой неслыханной степени были распространены эти грабежи. Даже короли, и т не стснялись поступать другъ съ другомъ подобнымъ образомъ. Король французскій Филиппъ VI Валуа въ 1339 г. приказалъ задержать римскаго короля Людовика, прозжавшаго въ Италію, потому что онъ вступилъ въ союзъ съ врагомъ его, Эдвардомъ III англійскимъ. Около того же времени венеціанскіе морскіе ‘capitani’ захватили союзника Венеціи, маркграфа Моразскаго, позже короля чешскаго и императора римскаго Карла IV. Вотъ что гласитъ его автобіографія: ‘Прибыли мы къ морю и сли на корабль. А когда ‘капитани* венеціанскіе узнали объ этомъ, то захотли насъ всхъ захватить, хотя мы ихъ союзники. И они окружили нашъ корабль своими кораблями, такъ что мы никоимъ образомъ не могли скрыться. Прибывши же 9 числа къ городу Градо, мы послушались совта графа Бартоломео, и приказали сказать капитанамъ такъ: ‘Мы отлично видимъ, господа, что уйти отъ васъ не можемъ, а потому будьте такъ добры, вышлите кого-нибудь въ городъ сговориться о нашемъ пріем. А когда наши мирно и вжливо договаривались съ ними,’ я съ упомянутымъ Бартоломео и синьоромъ де-Липпа вылзли боковымъ люкомъ нашего корабля въ ладью нкоего рыбака и, скрытые подъ стями, проскользнули межъ ихъ караблями прямо къ порту. И такъ избгнувъ плна, мы шли пшкомъ до самой Аквилеи’. Черезъ два мсяца посл того тотъ же самый маркграфъ Карлъ, какъ союзникъ, постилъ Венецію и былъ принятъ съ высочайшими почестями. Очевидно, вс эти рыцарскіе разбои и жалобы стали дломъ обыденнымъ, которое чаще награждалось рукоплесканіями, чмъ заслуживало порицанія. Для боле обильной жатвы собирались (въ особенности тотчасъ посл окончанія какой-нибудь войны) во едино цлыя банды рыцарей и нападали на замки, города и даже на тогдашнюю столицу папы, причемъ папа одного изъ такихъ начальниковъ рыцарей, синьора Арнольда де-Керволь, долженъ былъ пригласить на обдъ, дать ему 40,000 талеровъ выкупа и вдобавокъ еще разршеніе грховъ. Замтьте, что эти бандиты были не простые, низкорожденные люди, а дворянство, даже иногда аристократія. Братъ короля наваррскаго разбойничалъ наравн съ другими. Въ своихъ охранныхъ граматахъ, продаваемыхъ французскимъ купцамъ, онъ постоянно переименовывалъ предметы, пригодные только для рыцарства, какъ-то: касторовыя шляпы, страусовыя перья и стальные клинки. Нкто сиръ д’ Обрикуръ разбойничалъ и грабилъ все, что попадалось ему подъ руку, и все для того, чтобъ понравиться своей дам, Изабелл де-Жюльеръ, племянниц англійской королевы. ‘Потому что,— говоритъ тогдашній лтописецъ Фруассаръ,— онъ былъ молодъ и крпко влюбленъ’ (et estoit amoureux durement). Мы не можемъ удержаться, чтобъ не привести маленькой выдержки изъ неоцненнаго Фруассара. Онъ былъ духовное лицо и пишетъ для того, ‘чтобъ благороднымъ и храбрымъ мужамъ указать примры, достойные подражанія’. Вотъ съ какимъ удовольствіемъ описываетъ онъ эти разбойничьи похожденія: ‘И очень удобно было этимъ плутишкамъ разбивать замки и города… Высмотрятъ себ какой-нибудь городъ позажиточне, замокъ въ недалекомъ разстояніи, нападутъ на этотъ городъ на разсвт и подожгутъ домъ или два. Жители думали, что это, по крайней мр, войско, закованное въ желзо съ ногъ до головы, испугались и убжали… А плутишки забирались въ дома и ну разбивать сундуки, ящики и т. п. И завладли такъ нсколькими замками, а потомъ стали продавать ихъ. И былъ тамъ одинъ плутишка, который высмотрлъ себ сильно укрпленный замокъ, Комбурнъ въ Лимузен, подкрался съ 30 товарищами и влзъ но лстниц въ замокъ, схватилъ хозяина внутри дома и посадилъ его въ собственный погребъ, его держали тамъ до тхъ поръ, пока онъ не выкупился за 24,000 дукатовъ. А замокъ тотъ плутишка оставилъ за собою. А такъ какъ онъ былъ очень храбръ, то король Франціи хотлъ имть его при себ во что бы то ни стало и далъ ему за замокъ 20,000 дукатовъ, а его самого сдлалъ своимъ оруженосцемъ (huissier d’armes). А звали его Баконъ’.
Свободный, веселый тонъ повствованія Фруассара кажется въ тогдашнемъ хаос, въ тогдашнемъ хор тысячи спорящихъ голосовъ, проклятій и стоновъ желаннымъ голосомъ утшенія, простодушнымъ смхомъ довольства. Но этотъ смхъ при вид безправія и убійства, смхъ, который позже преобразовался въ теорію Маккіавелли, это смшеніе въ человческой душ всякихъ понятій о добр и зл, является страшнымъ знаменіемъ тогдашней, деморализаціи, отвратительнйшимъ признакомъ отсутствія свта и совсти, признакомъ тогдашняго мрака и смерти. Мы говоримъ совсмъ не въ переносномъ смысл, не о моральной смерти, нтъ! о смерти тла, о мучительной смерти отъ голода, которою за одного изъ тхъ ‘плутишекъ’ умирали тысячи невинныхъ людей. Простодушный смхъ веселаго лтописца выкупался отчаяніемъ цлыхъ поколній, блестящія дла рыцарей превратили страну въ пустыню, а людей въ дикихъ зврей. Убдительне тысячи восклицаній будетъ слдующая выписка изъ хроники аббата Auloe regiae, который такъ описываетъ послдствія рыцарскихъ ссоръ и грабежа, собственно говоря послдствія распрей чешскаго дворянства съ королемъ Іоанномъ Люксембургскимъ: ‘Аппо 1318… Миръ заключенъ и объявленъ, людъ точно воскресъ, утшается. Погибли неисчислимыя тысячи народу. Ибо во время предъидущихъ ссоръ между королемъ и рыцарствомъ начался такой великій голодъ, что въ одной Сдлецкой церкви, какъ я самъ знаю, погребено въ одинъ годъ 30,000 труповъ. Такой же голодъ свирпствовалъ во всхъ городахъ, селеніяхъ, и везд, по цлому свту. Въ каждомъ селеніи выкапывали глубокія ямы, которыя потомъ наполнялись людскими тлами. И до такой степени усилился голодъ отъ неурожаевъ и этихъ разорительныхъ войнъ, что впослдствіи, когда запасы пищи изсякли, а моръ все больше распространялся, многіе жители побросали свои жилища и съ женами убжали въ лса, гд убивали людей, попадавшихся имъ, и ли ихъ. И до сихъ поръ между Мухой и Гречемъ скитаются 24 такихъ звроподобныхъ существъ, словно волки, ищущіе кого бы схватить и пожрать. Двухъ поймали недавно, одного, который общалъ исправиться, выпустили на волю, а другаго, который не признавалъ за собой никакого грха и не хотлъ впредь отказаться отъ ужаснаго образа своей жизни, сожгли’. Такой порядокъ, какъ говоритъ намъ лтописецъ, существовалъ во всхъ краяхъ. Повсюду города, деревни и села пустли. Такъ, напр., безъ всякаго особаго повода, въ одной Нарбонн въ теченіе 4—5 лтъ (1339 г.) опустли 500 домовъ. Наконецъ, люди начали сами удивляться этому и принялись изслдовать причины непомрной смертности. Оказалось, что корень всего зла составляли жиды и прокаженные, которые, какъ мы упоминали раньше, жили въ громадномъ количеств вдали отъ другихъ. ‘О томъ существуютъ различныя мннія,— говоритъ другой тогдашній лтописецъ.— Самое врное то, что мавританскій король Гренады, видя себя такъ часто побждаемымъ христіанами, ршился при помощи жидовъ отомстить всему христіанству. Но жиды, какъ находящіеся сами въ большомъ подозрніи, обратились къ прокаженнымъ… и при помощи дьявола уговорили ихъ. Тогда набольшіе прокаженныхъ составили, такъ сказать, четыре совта, гд дьяволъ устами жидовъ внушилъ имъ, что такъ какъ прокаженные повсюду считаются за людей нечистыхъ и подвергаются различнымъ гоненіямъ, то лучше, чтобы вс христіане или повымерли, или также заразились бы проказой: тогда вс будутъ одинаковы, и ихъ не за что будетъ презирать’. Такое подозрніе родило приказъ короля — всхъ прокаженныхъ переловить, а признавшихся въ вин сжечь. Приводить же въ признанію было тмъ легче, что все имущество прокаженныхъ переходило къ королю. И вотъ тысячи прокаженныхъ были, сожжены, уцлли только беременныя женщины. Съ жидами, впрочемъ, и къ такимъ церемоніямъ не прибгали. Въ одномъ мстечк Шинонъ сожгли 160 человкъ. ‘Въ одинъ день,— говоритъ тогдашній очевидецъ,— выкопали тамъ глубокую яму и разложили большой огонь, гд сгорло 160 жидовъ. Многіе изъ нихъ, мужчины и женщины, вскакивали въ огонь съ веселыми пснями, словно шли на пиръ. Не одна вдова бросала въ огонь прежде своего ребенка, изъ опасенія, чтобъ его не окрестили. Въ Париж сожгли только виновныхъ…’ Къ довершенію несчастія появилось еще моровое повтріе. Оно появлялось два раза, сначала въ 1347— 1348 г., когда такъ называемая черная смерть, появившаяся въ Прованс на праздник Всхъ Святыхъ, обошла оттуда почти всю Европу, оставляя по себ повсюду груду непогребенныхъ тлъ, опуствшіе дома, осиротвшія семейства, потомъ въ 1362 и 1363 г., когда громадная комета такъ же поражала умы, какъ зараза жизнь человческую. Умирала по большей части молодежь, цвтъ поколнія. ‘Въ нарочно выкопанныя глубокія ямы бросали трупы безъ разбора, какъ тюки въ корабельный трюмъ… Всякій носилъ съ собою сильно пахучія травы, ибо вся атмосфера была заражена смрадомъ гніющихъ труповъ… Все значеніе божескихъ и человческихъ законовъ исчезло, не было никого, кто бы помышлялъ о нихъ… Поселяне, ожидая смерти съ минуты на минуту, не заботясь о будущемъ, спшили поскоре дость то, что было. Волы, ослы, козы, даже псы, покинутые хозяевами, шли одни въ поля, гд стояли неубранные хлба, паслись тамъ и вечеромъ безъ пастуха сами возвращались домой’. Нашъ веселый Фруассаръ упоминаетъ о всеобщемъ бдствіи только однимъ словомъ, правда, довольно вскимъ: ‘Въ т времена по всему свту свирпствовала болзнь, подъ названіемъ эпидемія, отъ которой, я не солгу, если скажу, что вымерла третья часть всего населенія’. Бдствіе казалось еще горше въ нкоторыхъ мстахъ. Благодаря ссор папства съ имперіей, почти на всей Германіи тяготло проклятіе, церковное служеніе прекращалось, вс умершіе,— въ одномъ только Страсбург 16,000 чел.,— переходили въ вчность безъ причастія, въ страх подвергнуться адскимъ мученіямъ.
Такое количество страданій, столько горя и преступленій поразили человческій умъ какимъ-то тревожнымъ, мертвымъ оцпенніемъ. Паденіе вры, уничтоженіе надежды, полное господство мрака губительно дйствовали на вс моральныя проявленія. Душевныя болзни свирпствовали наравн съ тлесными. Кром ежедневныхъ примровъ дикаго зврства, проявленій бшеной фантазіи, уродливыхъ религіозныхъ ересей, мы видимъ повсюду, во всхъ странахъ, во всевозможныхъ положеніяхъ — за тронахъ, во глав народовъ — сумасшедшихъ. Убійца императора Альбрехта, убійца великаго магистра Вернера, римскій трибунъ Ріенци, кастильскій король Педро, Джіанъ Висконти, французскій король Карлъ VI Бшеный, англійскій Ричардъ II, низвергнутый императоръ Владиславъ, великій магистръ крестоносцевъ Конрадъ Валленродъ,— вс выказываютъ явные признаки сумасшествія. Остальные люди, свидтели паденія всхъ основъ существованія, слыша вокругъ себя неистовый ревъ бури хаоса и взывая понапрасну съ Петраркой: ‘Мира! мира! мира!’ видятъ, что на развалинахъ прошлаго, ‘гд все доброе умираетъ, а только злое живетъ и главенствуетъ’,— ‘время умереть’ {‘I’vo gridundo: Pace! pace! pace!’
‘…prigion dira
ove l’ben more е l’mal ei nutre e circa?..
‘Tempo ben di morire’.
Petrarc. Canz. XVI, CVII. XXII.},— время, чтобъ все умерло, весь міръ бы умеръ’. И вотъ распространяется вра, что конецъ свта близокъ. Нкоторые предвщаютъ его въ 1356 г.
Но міръ, какъ душа человка, живетъ собственною смертью и дышетъ въ огн (‘Di mia morte mi pasco е vivo in fiarame… inirabal salamandra!’ Petrarc. Canz. XX). Но надъ тмъ потопомъ всеобщаго уничтоженія, какъ голубь съ втвью оливы, какъ радуга вчнаго, никогда непорываемаго союза человчества съ божествомъ, возносится память чистйшей, какою когда-либо билось человческое сердце, любви, вчный символъ юнаго, романическаго вка человчества, образъ Петрарки и Лауры. А тамъ, среди этого потопа, начинается актъ новаго творчества. Подъ волнами историческаго хаоса, несмотря на бурное обличье его поверхности, поднимается основаніе новаго общества, возносятся краеугольные камни новаго фундамента.
Отъ французскаго короля Людовика X исходитъ первый голосъ, призывающій людей къ свобод и пробуждающій ихъ отъ долгаго сна. Чувствуя крайнюю нужду въ деньгахъ, сынъ побдителя Бонифація VIII придумываетъ продавать свободу своимъ подданнымъ и объявляетъ (1314 г.), что ‘по праву природы всякій человкъ долженъ родиться свободнымъ и хотя, благодаря беззаконію прошлыхъ вковъ, многіе отъ нашихъ поданныхъ попали въ оковы рабства, что насъ весьма огорчаетъ, мы… собравши совтъ, повелли и повелваемъ, чтобъ отнын въ королевств нашемъ рабство было уничтожено и водворена личная свобода, которая будетъ продаваться всякому желающему за сходную цну’. Къ сожалнію, никто не хотлъ покупать свободу за деньги. Народъ былъ настолько убогъ, что не могъ купить пергаментной грамоты, нне обращалъ вниманія на напоминаніе о своихъ прирожденныхъ правахъ, пока, наконецъ, невыносимый гнетъ не вывелъ его изъ летаргіи. Приблизительно въ то же время, когда въ Чехіи люди пожирали другъ друга, въ Италіи народъ бросилъ свои нищенскія жилища и, собравшись въ громадныя толпы такъ называемыхъ ‘пастушковъ’ (Pastorelli. 1320 г.), началъ блуждать по всей стран, какъ будто отыскивая святую землю, на самомъ же дл безъ всякаго намренія и цли, точно гонимый бурею своего времени. ‘Пастушки’ безъ особаго сопротивленія войскамъ разсыпаются въ разныя стороны, но за то вскор вспыхиваетъ новое народное возстаніе, такъ называемое ‘Жакерія’ (1358—1384 гг.). Единовременно съ французской ‘Жакеріей’, народъ возсталъ и въ Англіи, провозглашая подъ предводительствомъ горшечника Уота всеобщую свободу и равенство. Въ Германіи поднялись швейцарцы, фризы и начали долголтнюю войну съ своими верховными князьями. Швейцарцы, защищенные неприступными горами, фризы — болотами и трясинами, посл побды подъ Маргартеномъ и Земпахомъ (1315, 1380 г.) одолли своего рыцарскаго противника и на долгое время сохранили полнйшую независимость. Остальныя народныя возстанія повсемстно были подавлены.
На Запад народонаселеніе длилось на сельское и городское. Въ этомъ кроется главная разница между европейскими государствами и, Польшей. Вс главныя государства — Франція/Италія, Испанія, Англія (1066), а отчасти и Германія образовались вслдствіе великихъ народныхъ порабощеній, угнетенія первоначальнаго населенія края иноплеменными пришельцами. Вс эти страны когда-то составляли части всемірной римской имперіи, главнымъ основаніемъ которой были городскія общества, муниципіи, наслаждавшіяся полной свободой, въ то время какъ сельское населеніе проживало въ тяжкой нужд и гнет. Въ этихъ муниципіяхъ римскихъ сохранялась вся цивилизація древняго міра, фундаментъ новой цивилизаціи — христіанство и римское право. Когда же римскія провинціи были завоеваны варварскими германскими дружинами, земли побжденныхъ были раздлены между побдителями, а жители, все равно, горожане ли, или сельчане, попали въ неволю. Тогда наступило, съ одной стороны, усиленіе побдителей, рыцарскаго дворянства, съ другой — уравненіе побжденнаго городскаго населенія съ населеніемъ сельскимъ.
Волна варваровъ залила цивилизованныя, христіанскія римскія провинціи, но сама поневол подчинилась вліянію этой цивилизаціи. Побдители принимаютъ религію побжденныхъ, папскій Римъ вновь длается столицею міра, римское право вводится повсюду. Такое оживленіе стараго порядка неминуемо повлекло за собой возстановленіе городовъ, муниципій, возникающихъ тмъ скоре, чмъ больше расла безурядица въ варварскомъ лагер, чмъ больше королевская власть спорила съ своими вассалами, и, принужденная искать помощи, вступала въ союзъ съ городами и помогала ихъ усиленію. Такимъ образомъ возникли новыя городскія общества сначала въ Италіи, потомъ во Франціи, наконецъ, во всхъ другихъ странахъ, и везд по образцу римскихъ городскихъ обществъ. Новый порядокъ вещей, прежде всего, вселилъ въ горожанъ глубокую ненависть во всему феодальному рыцарству, узурпировавшему ихъ первенствующее значеніе въ государств, и затмъ уже, напомнивъ имъ, что когда-то они стояли выше населенія деревень, заставилъ презрительно относиться къ этимъ послднимъ. Рыцарство же, косо смотрвшее на усиленіе городовъ, ничмъ не отличало горожанъ отъ сельчанъ, считая тхъ и другихъ за завоеванное племя, и длило все государство на рыцарство и нерыцарство, т.-е. народъ.
Образовались, такимъ образомъ, три лагеря, враждебныхъ другъ другу. Движеніе, о которомъ мы говорили выше, проявилось и въ городахъ, и селахъ, но такъ какъ вся сила тогда тяготла въ городамъ, то движеніе сельскаго, крестьянскаго населенія не принесло никакого результата. Крестьянство, подъ двойнымъ гнетомъ рыцарства и горожанъ, остается на долго въ самомъ ужасномъ положеніи рабства, тогда какъ города начинаютъ мало-по-малу собираться съ силами.
Въ настоящее время, когда численныя отношенія различныхъ влассовъ общества боле или мене уравновсились, трудно себ представить, какъ широко разрастались тогдашніе города Европы. Организованные внутри на старый, римскій ладъ отдльныхъ республиканскихъ обществъ, окруженные извн всевозможными врагами, они не могли разсчитывать ни на чью постороннюю помощь и, дйствительно, въ конц-концовъ, выработали изъ себя типъ отдльныхъ, боле или мене сильныхъ, но всегда независимыхъ республикъ. И такъ какъ въ Италіи, этой колыбели римскаго государства, нкоторые города, въ силу различныхъ соображеній, допустили и дворянство въ свои чисто-антидворянскія общества,— изъ этихъ городовъ образуются могущественныя республики: Венеція, Пиза, Генуя. Остальные города современемъ подчинились вліянію напирающаго на нихъ рыцарства и сдлались отдльными же монархіями. Но тмъ боле поднялись и усилились, среди хаоса XIV столтія, города другихъ европейскихъ государствъ — Англіи, Франціи и Германіи. Больше всхъ гремла слава фламандскихъ городовъ, лежащихъ между Франціей, Англіей и Германіей, густо населенныхъ представителями этихъ трехъ національностей,— городовъ, находящихся въ счастливомъ торговомъ положеніи, людныхъ, сильныхъ, надменныхъ. Напримръ, Брюгге владлъ 24 второстепенными городами, съ населеніемъ не мене ста тысячъ въ каждомъ. Сами жители Брюгге, вс эти 17 разноплеменныхъ націй, обуянные въ то феодальное время всми страстями общественно-республиканской жизни, уже и тогда раздленныя на три партіи, были богаты до такой степени, что королева французская, жена Филиппа IV, при вид украшенныхъ золотыми цпями мщанокъ Брюгге, вышедшихъ на встрчу къ ней, воскликнула съ неудовольствіемъ:
‘До сихъ поръ я думала, что я тутъ единственная королева, теперь же вижу ихъ 600’. Въ военное время военачальники избирались изъ мстныхъ жителей: кривой ткачъ Петръ Книгъ (1302 г.), пивоваръ Яковъ Артевельде (1337 г.) со свитою содержимыхъ имъ 800 платныхъ алебардистовъ, почти полный хозяинъ всей Фландріи, наконецъ, нсколько лтъ спустя его сынъ, Филиппъ, избранный военнымъ диктаторомъ (1382г.), благодаря челяди своего предшественника. Торговые города то и дло бунтовали противъ своихъ графовъ и ихъ суверена, короля французскаго., Противъ пышныхъ гербовъ короля и знаменъ рыцарства жители осажденнаго Касселя (1328 г.) выставили на своихъ стнахъ намалеваннаго птуха съ надписью: ‘Когда этотъ птухъ запоетъ, тогда король возьметъ городъ’.
А когда подъ Куртрэ (1302 г.) буйные купцы и ремесленники разбили на голову цвтъ французскаго рыцарства, въ городской соборъ поступило, какъ пожертвованіе, 4,000 золотыхъ рыцарскихъ шпоръ. Спокойне, хотя съ такимъ же блескомъ, развивались города въ Англіи, гд нкій лондонскій купецъ однажды принималъ у себя на пиру пятерыхъ королей. О богатств этихъ купцовъ, о размр ихъ торговли уже въ XV столтіи говорилось такъ: ‘О, Англія, что значатъ прославленные въ св. писаніи тирскіе карабли въ сравненіи съ твоими? Пиза, Генуя и Венеція доставляютъ теб сапфиры и смарагды, выловленные въ райскихъ ркахъ. Теб служатъ Азія пурпуромъ, Африка бальзамами, Испанія золотомъ, Германія серебромъ, Фландрія — твой ткачъ, который выткалъ теб изъ своей шерсти драгоцнныя одежды. Гасконія льетъ теб свои вина. Вс острова на свер ли, на юг ли,— твои слуги’. Эти могущественные города добывали безо всякаго соперничества, почти задаромъ, богатства и продукты странъ, только имъ однимъ извстныхъ (правда, нужно было эти сокровища зорко оберегать отъ разныхъ ‘плутишекъ’, за то тмъ дороже платило за нихъ богатое и щедрое духовенство и расточительное дворянство). Эти города придерживались въ своихъ торговыхъ конторахъ величайшаго порядка и экономіи, въ то время какъ весь остальной свтъ былъ охваченъ анархіей, эти города притягивали къ себ все золото своими гигантскими ярмарками, своими торговыми факторіями, своимъ неслыханнымъ лихоимствомъ такъ называемыхъ ломбардскихъ банковъ. Нужно ли имъ было дрожать передъ папскими буллами, передъ оружіемъ рыцарей, передъ величіемъ королей? Нмецкіе города обладали еще большей силой. Подъ покровительствомъ разныхъ богатыхъ городовъ, какъ Кльнъ, Любекъ, Бременъ, Киль, Гамбургъ, образовались многочисленные городскіе союзы или такъ называемая ‘Ганза’. Первою цлью этихъ союзовъ была оборона противъ ихъ исконнаго врага — рыцарства и потомъ уже полюбовное разршеніе взаимныхъ споровъ и расширеніе торговли въ далекихъ краяхъ. Особенно процвтала ‘великая.нмецкая Ганза’, со своими главными станціями въ Новгород, Лондон и Брюгг, раздленная на три отдла городовъ: вендско-саксонскихъ, вестфальско-прусскихъ и готландскихъ,— Ганза, ведущая нескончаемыя войны съ сосдними князьями, собирающая соединенные сеймы городовъ или въ Любек, или Кльн. Въ послднемъ город, наир., въ 1367 г. была ршена война городовъ съ норвежскимъ и датскимъ королями. Мщане начинаютъ воевать, а начальники ихъ избирались изъ ихъ-же среды: любекскій бургомистръ Бруно, генералъ сухопутныхъ войскъ, городскіе совтники Эверардъ и Готшалькъ, предводители морской силы. Храбро должны были сражаться эти люди, не забыли они, что 5 лтъ тому назадъ кители Любека публично казнили на рынк своего бургомистра Іоганна Виттенберга за неудачный морской походъ въ Данію. Они и сражаются, какъ могутъ, берутъ непріятельскія крпости, разрушаютъ замки, опустошаютъ побережье Даніи, грабятъ острова, пока, наконецъ, непріятельскіе короли не начинаютъ просить мира. Если уже тяжелые, солидные нмецкіе города такъ расходились, что-жь тогда оставалось длать Риму — ‘вчному городу’? Но столица цезарей и святыхъ отцовъ — не резиденція бургомистровъ и совтниковъ. Риму нужны не богатство и выгоды, Римъ, если поднимется когда нибудь, то сразу до идеала.
Выразитель подъема римскаго духа, Кола — сынъ прачки, убогій римскій уличникъ, но онъ римлянинъ. Онъ жаждетъ прежней славы, прежняго величія Рима. Съ вдохновенной поэмой Петрарки въ карман, съ роемъ мечтаній въ голов, онъ идетъ въ Авиньонъ, къ пап Клименту VI, чтобы склонить его возвратиться въ Римъ. Папа не хочетъ, ему хорошо въ Авиньон, авиньонскій дворъ считали въ XIV вк самою роскошною столицею Европы. Ріенци возвращается въ Римъ, становится во глав правительства и объявляетъ себя трибуномъ. Въ одну прекрасную весеннюю ночь (19 мая 1347 г.) новый трибунъ созываетъ весь римскій народъ и, отслуживъ 8 обдней св. Духу, утромъ, въ Капитоліи, подъ снью трехъ знаменъ свободы, справедливости и мира, объявляетъ учрежденіе ‘республики счастья’ (il buono stato). Весь Рймъ рукоплещетъ трибуну, собирается совтъ ‘справедливости и мира’, убійцы, воры, развратницы изгоняются вонъ, вс города и государства призываются къ союзу съ республикой счастья, вс города и королевства, императоръ Людвигъ баварскій, предшественникъ Казиміра Великаго, Людвигъ венгерскій, и королева неаполитанская Іоанна высылаютъ къ нему пословъ съ хвалами и благословеніемъ его начинаній. Римъ, управляемый простымъ мщаниномъ, снова великъ, какъ при цезаряхъ, снова уважаемъ, какъ при папахъ! У римлянъ, у самого Ріенци голова закружилась. Въ цлой Европ надменное мщанство взираетъ съ презрніемъ на безпорядочное, убогое рыцарство. Каждый городъ долженъ принадлежать къ какому-нибудь союзу, каждый городишко жаждетъ имть своего трибуна, своего короля. Идя по стопамъ Рима, жители Руана (1382 г.) принудили поневол какого-то толстаго суконщика объявить себя королемъ города, посадили избранника на роскошно убранную телгу, торжественно провезли его по всему городу и объявили себя свободными отъ всхъ налоговъ.
Это было уже чистйшимъ безуміемъ, тмъ боле печальнымъ, что оно овладло самымъ разумнымъ классомъ тогдашняго времени, городскимъ сословіемъ, которое, видя свою возрастающую силу и могущество, потеряло всякое чувство мры и увлеклось до крайней степени. Непомрный ростъ городовъ, тревожа одинаково духовенство, монархію, рыцарство и даже народъ, однимъ словомъ, вс слои общества, мало-по-малу приводитъ ихъ къ сознанію своей безпорядочности, которая единственно и породила силу городовъ. ‘Замтьте, господа,— говоритъ Фруассаръ,— что была бы за дьявольщина, еслибъ французскій король былъ побжденъ фландрскими городами! Нтъ сомннія, что все французское дворянство и рыцарство погибло. бы и пропало, то же самое случилось бы и въ другихъ краяхъ. Ибо и въ Реймс, и въ Шалон-на-Марн, и въ Орлеан, и въ Блуа, и въ Руан,— везд дьяволъ внушилъ имъ уничтожить все дворянство. Они и уничтожили бы, еслибъ самъ Богъ не помшалъ имъ’. И вотъ повсюду, во Франціи, въ Германіи, въ Италіи, духовенство, дворянство, короли,— все соединяется противъ городовъ. Буйное рыцарство перестаетъ ссориться съ королемъ и наскоро мирится между собою. Славный нмецкій рыцарь ‘Свтлый Волкъ’, возвращаясь обогащеннымъ добычей изъ экспедиціи въ земли своего врага, графа Эверарда Виртембергскаго, слышитъ, что послдній дерется теперь съ нюренбергскими мщанами и утратилъ уже въ битв своего сына. ‘Волкъ’ бросаетъ свою добычу, т.-е. стадо откормленныхъ быковъ, спшитъ на помощь врагу, разбиваетъ вмст съ нимъ на голову одинаково обоимъ ненавистныхъ мщанъ и потомъ, не желая даже увидаться со спасеннымъ имъ графомъ, удаляется и уводитъ съ собою новое стадо изъ его владній. Такимъ образомъ, общая тревога соединила, сплотила въ одно противуположные элементы. Вслдствіе этого вс города по очереди падаютъ побжденными. Вс ихъ вожди — Артевельде, Ріенци, Марсель — гибнутъ въ разразившейся бур. Во Франціи подъ Росбевомъ (1382 г.), въ Германіи посл такъ называемой великой прусской войны (1388—1389 гг.), въ Италіи посл паденія Ріенци, (1354 г.),— вс города уступаютъ непріятельской сил. Жители Куртрэ дорого заплатили за пожертвованіе 4,000 золотыхъ шпоръ: они были перебиты, а городъ совершенно разрушенъ.
Но это не уничтожило жизни въ городахъ. Ихъ только прижали къ стн^ поставили на надлежащее мсто, но не могли отнять У нихъ ихъ прошлаго, ихъ опыта, ихъ славы. Лишенные надежды на главенство въ политик, они тмъ съ большимъ усердіемъ обратились къ торговл, къ наукамъ и искусствамъ. Еще въ конц прошлаго вка (1298 г.) венеціанскій купецъ Марко Поло открылъ неизвстныя до тхъ поръ страны Востока, Китай и Японію, и тмъ первый направилъ человческую мысль на поиски новыхъ земель, на боле близкое ознакомленіе людей съ землею, съ природою. Посреди самыхъ страшныхъ сумятицъ XIV вка (1321 г.) другой венеціанскій мщанинъ, Сануто, написалъ первое сочиненіе о политической и коммерческой экономіи, подъ названіемъ: Тайны поклонниковъ креста (Secreta fidelium crudel,— сочиненіе во славу Троицы и, соотвтственно тремъ, необходимымъ для тлеснаго здоровья вещамъ, т.-е. лекарственнымъ травамъ, медицин и діэте, на три книги раздленное. Въ сочиненіи Сануто заключаются, прежде всего, отрывки изъ св. писанія, трактующіе о будущей жизни, потомъ полный реестръ разныхъ кореньевъ и травъ Востока, а въ конц точное исчисленіе стоимости перевозки и разныя торговыя и административныя замчанія. Тотъ же самый промышленный духъ натолкнулъ вскор майнцскихъ мщанъ на изобртеніе печатанія, а генуэзскаго мщанина Колумба на открытіе Америки. Установленіе же боле нормальнаго порядка въ отношеніяхъ людей между собой, примненіе печатанія къ наук, открытіе новыхъ горизонтовъ для человческаго ума,— все это знаменуетъ начало эпохи новаго времени и новой исторіи.
На такомъ-то фон всеобщей бури и хаоса дятельность польскаго ‘короля мужиковъ’ представляется въ настоящемъ свт. Его постоянныя заботы объ участи сельскаго населенія, его защита интересовъ народа отъ алчности мощныхъ притснителей, его близкая связь съ простыми людьми, какъ, напримръ, богатый мщанинъ Вжинекъ,— все это стоитъ въ тсной зависимости отъ изображенной нами эпохи. Что заграницей усиливается и возникаетъ само по себ, вызрваетъ на собственной почв, изъ своего корня, то старательная королевская рука хочетъ пересадить къ себ и уберечь отъ пагубныхъ противныхъ вліяній. Но разница географическаго положенія, наконецъ, духа польскаго народа сравнительно съ народами Запада парализируетъ вс усилія короля. Помимо извстнаго пира Вжинка {По случаю бракосочетанія германскаго императора Карла IV съ родственницей Казиміра Великаго, принцессой Елизаветой, въ ма 1363 года въ Краковъ съхались многія коронованныя особы. Тогдашній богачъ, краковскій горожанинъ и стольникъ сандомірскій, Николай Вжинекъ, пригласилъ къ себ на ниръ пять монарховъ: императора Карла IV, короля іюльскаго Казиміра, короля венгерскаго Людвига, короля кипрскаго и іерусалимскаго Петра Люзиньяна и короля датскаго Вальденар’. ‘Посл пира,— гласитъ современная хроника,— хозяинъ поднесъ каждому изъ высокихъ гостей подарокъ, стоимость котораго превышала 100,000 рейнскихъ золотыхъ’. Прим. перев.}, помимо крупной роли, какую играли города при Казимір и Ягеллонахъ, ни самые города, ни сельскія общины не поднимались очень высоко. Все значеніе, вся суть исторической жизни соединялась въ сословіи военномъ, рыцарскомъ ‘Король мужиковъ’ былъ только одинъ, остальные, волей-неволей, принуждены были быть королями шляхетскими. Дятельность ‘короля мужиковъ’, его изумительные труды по организаціи края еще ожидаютъ изслдованія, оцнки. Въ настоящее время появилась масса матеріаловъ, которые дадутъ возможность будущему историку Казиміра Великаго ясно и рельефно обрисовать его эпоху. Въ теперешнемъ очерк мы хотли только указать, что симпатіи короля Казиміра лежали на сторон сельскаго населенія, въ то время какъ нея Западная Европа находилась подъ обаяніемъ возрастающей силы городовъ.

В. Л.

Русская Мысль’, No 9, 1884

Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека