Барбара Радзивилл, Шайноха Карл, Год: 1884 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 40 минут(ы)

ИСТОРИЧЕСКІЕ ОЧЕРКИ К. ШАЙНОХИ.

(Переводъ съ польскаго).

II.
Барбара Радзивиллъ.

1. Свиданіе.

Всякій, въхавши въ городъ Вильно триста лтъ тому назадъ, прежде всего, замчалъ на лвомъ берегу Виліи невысокій королевскій замокъ, прилегающій къ стнамъ каедральнаго собора, а не подалеку обширный дворецъ Радзивидловъ, окруженный деревьями тнистаго сада. Строенія эти отдлялись другъ отъ друга только неширокой улицей и рчкой Виленкой, которая, окруживъ однимъ изъ своихъ рукавовъ королевскій замокъ, тутъ же впадала въ Вилію. Въ замк проживалъ младшій король Зигмунтъ (Сигизмундъ), 25-ти-лтній молодой человкъ, намстникъ великаго княжества Литовскаго, нсколько мсяцевъ тому назадъ овдоввшій посл своей жены Эльжбеты Ракушанки. Радзивилловскій домъ служилъ мстомъ пребыванія двумъ благороднымъ, тоже овдоввшимъ, дамамъ. Первая была женою каштеляна виденскаго, гетмана великаго княжества, Юрія Радзивилла, вторая, ея дочь, 25-ти-лтняя вдова Троцкаго воеводы Гаштолда. Такъ какъ каштелянка вдовла уже четыре, а дочь ея три года, то время обязательнаго траура прошло и обитательницы радзивилловскаго дома безпрепятственно могли посщать общество. Имъ случалось даже не одинъ разъ бывать и въ королевскомъ замк, въ покояхъ умершей королевы Эльжбеты, всегда переполненныхъ. гостями. Но дальше простаго знакомства дло не шло, а со смертью королевы и послднія сношенія замка съ дворцомъ прекратились.

Умершая королева, прекрасная, благочестивая, любимая всми, не пользовалась особымъ расположеніемъ своего мужа. Онъ не очень сильно оплакивалъ ее, по природ своей дятельный, любящій увеселенія, онъ съ трудомъ выносилъ скуку и однообразіе траура. Молодые придворные, окружавшіе Зигмунта Августа, всми силами старались по возможности развлекать его. Мсто публичныхъ баловъ и пріемовъ заняли холостыя пирушки, среди которыхъ король забывалъ разницу между своимъ высокимъ положеніемъ и положеніемъ своихъ товарищей. Изъ послднихъ можно упомянуть о Станислав Безгалл, стольник литовскомъ, двоюродномъ брат воеводши Троцкой, и Станислав Довойн, въ то время старост мерецкомъ, а позже воевод полоцкомъ, тоже родственник Радзивилловъ. Довойна, ловкій придворный, отчасти знакомый съ медициной, человкъ по тогдашнему времени очень образованный, въ особенности старался развлекать молодаго короля. Конечно, въ такой сред шли часто разговоры о самыхъ красивыхъ женщинахъ въ Литв. Одинъ разъ вспомнили о Троцкой воеводш. Король имлъ о ней очень неясное представленіе: онъ только мелькомъ видалъ ее на прошлогоднихъ балахъ. Громкія похвалы, которыми осыпали прелестную воеводшу, склонили короля возобновить старыя впечатлнія! Окруженный придворной свитой, Зигмунтъ Августъ отправился навстить сосдей.

Визитъ короля доставилъ немало удовольствія обимъ сторонамъ. Зигмунтъ Августъ воочію убдился, что толки о красот воеводши не были нисколько преувеличены. Такія же необычайно правильныя черты лица, такой же нжный цвтъ кожи, такая же стройная фигура не были еще рдкостью среди дочерей Литвы. Но чмъ она наиболе привлекала къ себ сердца, такъ это своими прелестными, добрыми глазами и ласковымъ голосомъ, вполн гармонирующими съ медленною граціею ея движеній. На первый взглядъ казалось, что пани Гаштолдъ обладаетъ слабымъ, нершительнымъ характеромъ, но всякій, всмотрвшись пристальне въ ея глубокіе, полные думы глаза, въ гордыя очертанія ей высокаго лба, понялъ бы, что подъ такою оболочкой можетъ таиться только великая душа. Сколько внутренней жизни виднлось въ этихъ задумчивыхъ, полузакрытыхъ шелковистыми рсницами, глазахъ!

Монастырское воспитаніе польскихъ двушекъ внушало имъ всегда скрывать живость души и характера подъ покровомъ благочестивой скромности и смиренія. Конечно, самое положеніе вдовы, не лишая ее прелести молодой двушки, дозволяло Барбар больше свободы въ своихъ дйствіяхъ. Женское воспитаніе въ Литв было, все-таки, гораздо мене стснено, чмъ въ Польш, литовскія панны отлично знали силу своихъ прелестей въ дл покоренія мужскихъ сердецъ. Молодая литвинка тмъ боле могла заинтересовать молодаго короля, что онъ, воспитанный среди огненныхъ взоровъ фрейлинъ-итальянокъ своей матери Боны, потомъ всегда вращался въ обществ монастырскихъ воспитанницъ Короны и, естественно, жаждалъ общества совершенно противуположныхъ женщинъ. Теперь онъ нашелъ то, что ему было нужно: и красоту, и большую свободу въ обращеніи,— нашелъ и обрадовался, какъ будто увидалъ нчто невиданное имъ до тхъ поръ.

Въ свою очередь, и впечатлніе, произведенное Августомъ, было обидно для его самолюбія. Высокому, стройному молодо человку, съ меланхолическимъ лицомъ, съ черными волоса надъ красивымъ лбомъ, не нужно было быть королемъ, что понравиться. Блескъ короны еще боле возвышалъ его въ глазахъ матери и дочери. Об съ нетерпніемъ ожидали, скоро повторится посщеніе короля.

Оно не заставило себя ждать, напротивъ, за однимъ послдовало другое, третье и такъ скоро одно посл другаго, что терпніе обихъ женщинъ смнилось какою-то странною задумчивостью. Мать и дочь еще не смли поврить другъ другу своихъ предположеній, что имъ не мшало принимать короля и съ большимъ и большимъ дружелюбіемъ, обращать на каждое королевское слово особое вниманіе. Наконецъ, признаки стали такъ ясны, что мать ршилась въ дружеской бесд намекнуть дочери о любви короля. Пани воеводша знала о этомъ лучше матери, но ничего не отвтила. Она стала только немного веселе и боле оживилась, что приводило короля въ совершенный восторгъ.

Нескрываемыя чувства короля могли только разв удивить родственниковъ воеводши, но ни въ какомъ случа не оскорбить ихъ. Дочь дома Радзивилловъ родилась не далеко отъ трона. Ей неприлично было сдлаться королевской любовницей, но королю было прилично увнчать ея княжескую голову. Если праддъ молодаго Зигмунта Августа, Ягелло, раздлилъ тронъ съ небогатой, некрасивой польской шляхтянкой, то почему же его правнуку пренебрегать бракомъ съ прелестной дочерью рода, держащаго въ рукахъ судьбы своего отечества? И такъ, опасаться Радзивилламъ было нечего, хотя будущее сильно интересовало ихъ. Возможность брачнаго союза съ воеводшей всецло поглотила ихъ. Пани каштелянка даже не вытерпла и обратилась къ помощи тайной силы. Для того ли, чтобъ узнать будущее дочери, или чтобъ сильне раздуть начинающуюся любовь короля, она совтовалась съ литовскими ворожеями, съ какимъ-то нмцемъ Хогнеромъ и выписала даже изъ Варшавы извстную въ то время колдунью. Братья воеводши, родной Николай Рыжій, подчашій литовскій, и двоюродный — Николай Черный, маршалъ литовскій, естественные опекуны вдовы, снисходительно смотрли на ухаживанья короля за ихъ сестрой. Если мать и братья разсчитывали на блестящее будущее Барбары, удивительно ли, что она сама не имла никакихъ причинъ сомнваться въ немъ?

Знакомство короля съ воеводшей тмъ временемъ все продолжалось. Прежніе церемоніальные визиты смнились простыми, дружескими посщеніями. Августъ давно уже открылъ свои чувства предъ воеводшей и былъ выслушанъ боле, чмъ благосклонно. Все это совершалось въ тайн отъ матери и братьевъ. Тайныя свиданія происходили въ радзивилловскомъ саду. Для большаго удобства, король приказалъ перекинуть мостъ черезъ Виленку, раздляющую дворецъ отъ дома его возлюбленной. Черезъ этотъ мостъ, идущій отъ задней калитки дворца къ калитк Радзивилловъ, король каждый вечеръ направлялся въ любимый садъ. Это былъ большой итальянскій садъ, окруженный тнистыми шпалерами литовскихъ липъ и елей. Въ задней части сада находились большія пространства, засаженныя вишнями, яблонями и т. п. плодовыми деревьями. Около дворца серебрилось нсколько прудовъ, обсаженныхъ по берегамъ пахучими цвтами и кустарниками. Тимъ широко разраслись кусты бузины и размарина, тутъ благоухали фіалки и лавенда. Весь садъ, со своею роскошною растительностью, съ возвышающимся по середин дворцомъ, выстроеннымъ недавно по плану итальянскаго архитектора, изъ мало знакомаго матеріала,— изъ кирпичей,— казался тогдашнимъ литвинамъ образцомъ заграничной роскоши и изящества и какъ разъ гармонировалъ съ чувствами молодой, любящей пары, отыскивающей уединенія подъ тнью деревьевъ. Чувства короля были чисты. Онъ не позволилъ бы грховной страсти запятнать свои отношенія къ любимой женщин. Рыцарскій поклонникъ женской красоты, французскій король Францискъ I не за долго передъ тмъ пустилъ на Сену нсколько лебедей, изящный сынъ Боны тоже послдовалъ его примру. Поселившись на маленькомъ, поросшемъ вербою, островк Виліи, недалеко отъ радзивилловскаго сада, лебеди долгое время служили Вильно пріятнымъ напоминаніемъ о любви молодаго короля.

Но не эти сентиментальныя проявленія составляли главную суть саговаго романа. Въ немъ крылось глубокое чувство, согрвающее влюбленную пару, въ особенности сердце Августа. Что Барбара любила его, въ этомъ нтъ ничего удивительнаго. Однихъ лтъ съ Зигмунтомъ, но какъ женщина, старше его морально, она хорошо видла вс выгоды своего теперешняго положенія. Позднйшія событія достаточно убждаютъ насъ, въ¹какой цн была у ней корона. Когда, нсколько лтъ спустя, упорное сопротивленіе страны противъ признанія брака Барбары съ королемъ угрожало ему даже низверженіемъ съ трона, когда множество сильныхъ пановъ отказались ему повиноваться, а по всей Польш ходили уже слухи о безкоролевьи, въ Барбар ни на минуту не проснулось желаніе усмирить приближающуюся бурю, хотя для этого нужно было отказаться только отъ одного публичнаго объявленія брака, отъ коронаціи. Еслибъ не изумительная ловкость и энергія Августа, Барбара наградила бы мужа за доставленную ей ворону лишеніемъ этой же короны. Корона занимала одно изъ первенствующихъ мстъ въ мысляхъ нашей героини. Къ счастью для нея, ей не приходилось притворяться, насиловать себя. Въ пор первой молодости, красивый, стройный, вдобавокъ, такъ беззавтно любящій, могъ ли Зигмунтъ возбудить въ. женщин другое чувство, помимо любви? Никому и въ голову не приходитъ недоврчиво отнестись къ чувствамъ воеводши. Въ конц она любила дйствительно, всею душою. Но насколько безкорыстне ея любви была любовь Августа! Барбар этотъ союзъ сулилъ только тріумфы да радости, Августу же, вплоть до смерти жены, одни мученія. Еслибъ исторія добродтелей королей считалась бы исторіей народовъ, то ничмъ непоколебимое постоянство Августа и сила его привязанности заставили бы всхъ сказать, что не было на свт короля выше Зигмунта по отношенію къ Барбар. Такая глубина и сила чувства длаютъ прелесть свиданій въ саду чище и лучше всхъ досел извстныхъ романовъ. Какъ мы увидимъ дальше, это знала и цнила сама Барбара. Въ торжественную минуту, когда вс. земныя, тлнныя соображенія меркнутъ передъ вчнымъ, она предпочла мсто своихъ свиданій чести покоиться посреди королей.

Любовь нашей пары продолжалась нсколько мсяцевъ,— довольно долго для того, чтобъ всти о ней успли разнестись по всей стран. Дошли он и до Короны, на дворъ стараго короля Зигмунта. Перепуганная королева Бона, вмст съ. королевнами, начала осаждать сына письмами, отговаривая его отъ неровнаго брака. То же самое ршила предпринять и радзивилловская семья. Теперь было уже несомннно, что любовь короля созрла настолько, что никакія препятствія не преодолютъ ее. Даже боле: препятствія могли еще больше разжечь ее. И вотъ собрался семейный совтъ, состоящій изъ пани каштелянки и обоихъ Николаевъ, Рыжаго и Чернаго. Братья отправились въ королю съ покорнйшей просьбой — прекратить свои посщенія радзивилловскаро дома, такъ какъ эти посщенія на всю семью, а въ особенности на пани воеводшу набрасываютъ дурную тнь. Пораженный король сообразилъ всю резонность требованій Радзивилловъ и, всегда готовый идти за первымъ побужденіемъ своихъ великодушныхъ чувствъ, далъ слово, что больше не переступитъ порога дома воеводши. Братья удалились съ глубокимъ поклономъ, по литовскому обычаю. Августъ мужественно подавилъ сердечную боль, больше онъ не долженъ былъ видть воеводшу.

И долго, долго не видалъ онъ ее. Но разв онъ могъ не видать ее вовсе? Гд то утшеніе, которое вознаградитъ его за такую жертву? Дйствительно, требовало-ли этого благо народа? Влюбленный король ршительно отвергалъ подобное предположеніе. Въ продолженіи своей любви онъ видлъ единственное средство вознести? осчастливить любимую имъ женщину. Нтъ, онъ не перестанетъ любить. Нужно только снестись какъ-нибудь съ воеводшей, чтобы снова видться съ ней тайно въ прелестномъ радзивилловскомъ саду.

Старая пани каштелянка въ это время совщалась со своими ворожеями и колдуньями, братья внимательно стерегли садовую калитку, отлично зная, что имъ длать въ случа прихода молодаго короля, а пани воеводша повсюду разыскивала денегъ взаймы. Прекрасныя вдовы очень часто бываютъ въ стсненныхъ денежныхъ обстоятельствамъ. Тмъ боле могло это случиться съ нашей героиней, которая принуждена была дорого оплачивать, чтобъ ея тайныя свиданія не разгласились. И вотъ въ то время, когда молодой король Литвы и Польши горлъ всмъ пыломъ страсти, прелестная воеводша оставляетъ у какого-то пана Ивановскаго золотую цпь и два парчевыхъ чепрака, всящіе вмст 227 червонныхъ венгерскихъ злотыхъ и шесть съ половиной гривенъ, за сто двадцать восемь копъ грошей, 96 гарнцевъ меди (послдній, вроятно, для потребностей большой свиты) и выдаетъ залогодателю обязательство на русскомъ язык.

Черезъ нсколько дней посл выдачи этого манускрипта Зигмунтъ Августъ, наконецъ, могъ видться съ воеводшей. Это бы въ конц сентября 1537 года, въ ясную осеннюю ночь. Взявъ съ собою своихъ старыхъ друзей, стольника Кезгаллу и старосту Довойну,— и тотъ, и другой друзья Радзивилловъ,— молодой король знакомою дорогою вошелъ въ любимый садъ. Приближенные короля остались въ сторон, а молодой король поспшилъ въ покои воеводши, упасть къ ногамъ возлюбленной. Когда радость новаго свиданія изгладила изъ сердецъ любовниковъ вс слды горя прошлой разлуки, двери отворились и въ комнату вошли Радзивиллы.

— Ваше величество дали слово не бывать у нашей сестры,— сказали они,— зачмъ же вы пришли теперь?

Августъ гордо посмотрлъ имъ въ глаза.

— Кто знаетъ?— отвтилъ онъ.— Можетъ быть, мое посщеніе покроетъ васъ вчной славой и честью!

— Дай Богъ!— воскликнули Радзивиллы и, снова растворили двери, позвали ксендза, который находился въ сосдней комнат въ полномъ облаченіи. Явилась старая пани каштелянка со стольникомъ Кезгаллой и въ присутствіи этихъ четырехъ лицъ брачный союзъ соединилъ навсегда счастливыя руки застигнутыхъ любовниковъ.

Важный актъ долженъ былъ остаться въ самой строгой тайн. Отъ этого завислъ успхъ или неуспхъ его обнародованія. Супруга короля осталась при матери, во дворц Радзивилловъ, а свиданія, теперь безпрепятственныя, совершались подъ прикрытіемъ той же таинственности, что придавало имъ еще боле прелести.

Къ сожалнію, не долго молодой пар можно было наслаждаться своимъ счастьемъ. Въ половин ноября Зигмунтъ Августъ долженъ былъ хать въ Польшу, въ Краковъ, чтобы тамъ въ своей семь или на предстоящемъ птрковскомъ сейм сдлать первую попытку придать законный видъ своему браку съ воеводшей. Желаніе упрочить положеніе Барбары заставляло короля разстаться съ нею въ первыя же недли супружескаго союза, Августъ мужественно оставилъ любимую женщину для проведенія ея же дла и думалъ только о томъ, какъ бы уберечь свое сокровище во время разлуки. Дворецъ Радзивилловъ не казался пригоднымъ для этой цли. Требовалась величайшая тайна, даже, можетъ быть, охрана жизни жены короля, на которую могли бы обрушиться вс послдствія гнва отца Зигмунта и ярости его партіи и — кто знаетъ?— подосланные убійцы въ то время вовсе не были рдкостью. Барбару нужно скрыть въ какомъ-нибудь отдаленномъ, укрпленномъ, недоступномъ мст. Какъ разъ этимъ требованіямъ соотвтствовалъ радзивилловскій замокъ Дубинки, находившійся въ семи часахъ пути отъ Вильно. Тамъ жена короля должна была прожить неопредленное время, подъ охраною своего брата Николая Рыжаго и Станислава Довойны. Около 15 ноября 1547 г. изъ Вильно выхало нсколько придворныхъ экипажей, увозящихъ короля въ Польшу, а его прелестную супругу въ уединенныя Дубинки.

II. Дубинки.

Со времени поселенія въ Дубинкахъ для Барбары начались дни ея горькихъ разочарованій. Какая страшная разница между сладкими грезами и мечтаніями минувшихъ свиданій съ милымъ въ тнистыхъ аллеяхъ виленскаго сада и теперешней суровой дйствительностью! Счастье обыкновенной, будничной любви воеводша могла бы найти въ обыкновенномъ брачномъ союз. Единственная утха для нея, это — слышать титулъ ‘ваше королевское величество’, которымъ величали прелестную Барбару немногіе ея приближенные друзья и котораго она еще не могла услыхать изъ устъ другихъ, въ присутствіи многочисленной толпы народа. Какъ дорого пришлось ей заплатить за это пятимсячной разлукой съ мужемъ, томительною скукою въ одиночеств!

Замокъ лежалъ на высокой гор, посреди широкой долины, окруженной поросшими лсомъ возвышенностями. Подножіе горы омывалось кругомъ озеромъ,— главнымъ укрпленіемъ замка. Дальше, по долин лтомъ желтли нивы, зеленли пастбища. Почти весь горизонтъ былъ закрытъ темнющимъ по вышинамъ непроходимымъ лсомъ.

Воображеніе теперешнихъ туристовъ любитъ представлять себ эту окрестность при блеск лтняго солнца, когда изъ оконъ высокаго замка открывался красивый видъ на простирающіяся внизу пространства зрющихъ хлбовъ, на внецъ лсовъ вокругъ. Но теперь и совсмъ нтъ замка въ Дубинкахъ, исчезли даже развалины жилища возлюбленной Ягеллона, а когда она въ первый разъ выглянула изъ окна замка, все кругомъ было сро подъ непривтливымъ осеннимъ небомъ.

Вс обстоятельства складывались самымъ неблагопріятнымъ образомъ для Барбары. Разлука съ Августомъ, неизвстность, долго ли ей придется жить въ Дубинкахъ, осенняя непогода, наконецъ, самый путь до Дубинокъ, шестнадцати часовая дорога по грязи съ ранняго утра до поздней ночи,— все это неблагопріятно повліяло на супругу короля. Пани каштелянка сама ухаживала за дочерью, а ловкій Довойна исполнялъ обязанности доктора. Съ этой цлью, главнйшимъ образомъ, Августъ и прикомандировалъ его къ дубинскому замку. Намъ староста мерецкій, правда, не видалъ иныхъ симптомовъ, кром ‘необъяснимыхъ рыданій, сопровождаемыхъ частыми и глубокими обмороками’, но за то эти явленія бывали такъ внезапны и сильны, что старосту безпокоили по нсколько разъ не только днемъ, но даже и ночью. Не даромъ бдный Довойна жалуется въ письм въ Августу, что если это продолжится доле, то онъ съ ума сойдетъ, а прошлая недля показалась ему за годъ. Но сквозь эту кажущуюся фамильярность проглядываетъ тонкая лесть. Если такое состояніе духа королевы являлось послдствіемъ разлуки съ мужемъ, то недовольство Довойны ясно характеризовало степень любви королевы къ счастливому Августу. Дальше онъ повторяетъ то же, но уже прямо. ‘Клянусь вашему величеству,— пишетъ онъ,— я никогда не видалъ, чтобы какая-нибудь жена любила такъ своего мужа, какъ ея величество любитъ своего супруга и повелителя. Quia probavi et vidi’. Уединеніе дубинской жизни прерывалось только письмами молодаго короля. Позже, прыбывъ на коронный сеймъ въ Птрков, Августъ долженъ былъ обратить все свое вниманіе на положеніе текущихъ длъ, чтобы, пользуясь обстоятельствами, сгруппировать вокругъ себя партію при двор и въ народ,— партію, которая помогла бы ему въ дл объявленія Барбары королевой. Оттого королевскія письма становятся боле рдкими и жители Дубинокъ больше пробавляются встями и слухами изъ Польши, часто совершенно нелпыми.

Въ это время прелестная Барбара развлекала себя длами благочестія. Это врное средство должно было положить конецъ ея теперешнему невеселому положенію. Жена короля со смиреніемъ духа сняла свои роскошныя одежды и облеклась въ рубище. Она даже, на время разлуки съ мужемъ, приняла на себя обязанности монахинь бернардинскаго ордена. За два или за три часа до разсвта она поднималась съ постели, шла въ церковь, стоящую на замковой гор, и тамъ горячо молилась за Августа и себя Придя отъ обдни, она каждый день щедро одляла милостыней нищихъ и убогихъ, не знающихъ, изъ какой руки они принимаютъ подаяніе. Теперь, съ надеждами на блестящую корону, Барбара приняла видъ сокрушенной, горькой вдовы, оплакивающей смерть мука, чего вовсе не было посл смерти Троцкаго воеводы.

Но все это не было въ состояніи утолить тоску разлуки и уединенія. Какимъ счастливымъ считался тотъ день, когда кто-нибудь изъ довренныхъ лицъ молодаго короля зазжалъ въ Дубинки, чтобы привести оттуда извстія Зигмунту! Вмст съ нимъ прибывали и письма короля къ жен и ея охранителямъ, а часто и подарки. Такой неожиданный посолъ явился въ первую недлю пребыванія въ Дубинкахъ, въ лиц Флоріана Зебжидовскаго, секретаря Августа. Онъ халъ вслдъ за королемъ въ Птрковъ. Радостно встртивъ гостя, Барбара заперлась въ комнат писать письмо королю.

Большой листъ бумаги, сложенный вдвое, лежалъ передъ прелестной избранницей Августа. Выбравъ перо, она протянула свою изящную ручку, которую Августъ такъ часто осыпалъ горячими поцлуями, въ лвый уголъ полулиста и начала:

‘Возлюбленный супругъ и повелитель! дущій за вашимъ величествомъ панъ Зебжидовскій былъ такъ добръ, что захалъ къ намъ въ Дубинки’… Тутъ королева ошиблась, нсколько разъ перечеркнула слдующее слово и продолжала дале: ‘испрашивалъ меня, не будетъ ли у меня какихъ порученій къ вашему величеству? И, услыхавъ это, я очень обрадовалась, что могу послать черезъ пана Зебжидовскаго письмо къ вамъ, о здоровь и счасть котораго я всегда горячо молю Господа Бога. И еще при томъ письм посылаю вашему величеству (тутъ ошибка въ слов ‘колечко’) колечко, которое убдительно прошу ваше величество милостиво принять отъ своей слуги, носить всегда при себ и памятовать обо мн’. Здсь оканчивается первая страница. Перевернувъ листъ, рука Барбары продолжала писать дале: ‘И хотя я не знаю, чмъ заслужила свое счастье, и могу ли быть врной помощницей вашего величества, но такъ какъ ваша милостивая воля избрала меня, то прошу васъ врить мн, что я всегда молю Бога за здоровье моего короля и господина и за то, чтобъ поскоре увидать его въ добромъ здоровь’. Ниже, на середин страницы — ‘вашего королевскаго величества’, а въ самомъ низу, въ правомъ углу — ‘нижайшая и покорная слуга Б. Р.’.

Барбара сложила письмо и, надписавъ: ‘Его к. в., моему господину, въ собственныя руки отъ королевы Барбары изъ Дубинокъ’, запечатала фамильною печатью Радзивилловъ.

Обрадованный порученіемъ, Зебжидовскій не много важнаго могъ передать королю. Настолько же несодержательны были и извстія отъ короля изъ Польши. Не смя раньше времени открыть тайну своего брака отцу и матери, онъ доврился только двумъ вліятельнымъ сенаторамъ: Яну Тарновскому, ксендзу краковскому, и епископу Самуелю Мацевскому. Т, не желая вступать съ королемъ въ какія-либо пререканія по этому поводу, почти одобрили его бракъ, но сдлать большаго съ своей стороны ничего не могли. Главною цлью поздки короля было найти какъ можно больше сторонниковъ въ Великой и Малой Польш. Свднія о неопредленномъ положеніи длъ, очевидно, не могли особенно радовать жителей Дубинокъ.

Такъ прошло нсколько мсяцевъ. Зима вступила въ свои права, а вмст съ ея приходомъ прибавились новыя заботы и опасенія охранителямъ супруги короля. Если въ выбор дубинскаго замка важную роль играли соображенія о его неприступномъ положеніи, то зимою эти соображенія оказывались несостоятельными. Замерзшее озеро, главная защита замка, открывало зимою свободный доступъ къ замку. ‘Лтомъ,— пишетъ староста мерецкій Зигмунту Августу,— когда Дубинскій замокъ со всхъ сторонъ окруженъ водою, можно бояться разв только одного Бога, но зимою…’ Зимою нужно было удвоить бдительность. Охранители королевы такъ и длали, ни днемъ, ни ночью не предаваясь безпечности. Подчашій литовскій вмст со старостой обходили стражу у башень замка, а прелестная королева сидла у окна своей угольной комнаты надъ озеромъ и не спускала взора съ дороги, не изъ боязни вражескаго нашествія, и только чтобъ увидать, не детъ ли кто со стороны Вильно, не везетъ ли всти отъ короля.

Въ это время ожиданія извстій извн, внутри случилось странное происшествіе. Однажды, когда подчашій и староста бесдовали съ королевой въ ея угольной комнат, часть пола обрушилась на ихъ глазахъ. Можно себ вообразить испугъ королевы! Полумертвою ее перенесли въ противуположную часть замка. Посл тщательнаго и скораго изслдованія, староста и подчашій убдились, что въ подвал подъ комнатой лопнулъ одинъ изъ сводовъ. Все это было такъ очевидно, что не допускало ршительно никакихъ другихъ толкованій. Виною всему недосмотръ самихъ охранителей. Подчашій принялъ всю вину на себя и въ подробномъ письм къ королю изложилъ вс обстоятельства дла, во избжаніе какихъ нибудь ложныхъ и неврныхъ слуховъ, которые могли бы понапрасну встревожить короля.

А это было вовсе не лишнимъ. Къ довершенію всхъ непріятностей разлуки короля съ обожаемой женщиной, пошли разныя сплетни. Завистливые люди не могли простить Барбар ея возвышенія и начали распускать слухи, неблагопріятные для влюбленной пары. Изъ Дубинокъ въ Птрковъ, изъ Птркова въ Дубинки перелетали новости, и очень дурныя новости. Дакъ, недавно, жена литовскаго подскарбія, Горностаева, получила извстіе, что будто бы молодой король, видя невозможность признанія его брака родителями и народомъ, началъ охладвать къ Барбар и посвятилъ свое сердце новымъ привязанностямъ. Мало-по-малу эта всть дошла до Дубинокъ и сильно взволновала бдную Барбару. Только письмо Августа, однимъ словомъ презрнія уничтожившаго эту ‘гнусную ложь’, немного успокоило королеву. Точно также и паденіе пола въ Дубинкахъ послужило основаніемъ нелпымъ слухомъ въ Корон. Нкто панъ Лащъ, только что прибывшій изъ Вильно въ Птрковъ, перепугалъ Августа подробнымъ описаніемъ происшедшаго. По его словамъ, королева была вся засыпана обломками, глаза ея сильно пострадали отъ известковой пыли. Подчашій, который въ это время, вмст съ Довойной, находился внизу, подъ комнатой, сломалъ руку и ногу, а староста мерецкій такъ перепугался, что нсколько дней ничего не говорилъ.

Но сплетни умолкли и въ Дубинкахъ вновь воцарилась мертвая тишина. Пребываніе въ этомъ укрпленномъ изгнаніи становилось невыносимымъ. Нетерпливый староста въ своихъ письмахъ въ королю называлъ теперешнюю свою жизнь ‘тяжкимъ тюремнымъ заключеніемъ’ Подчашій Радзивиллъ могъ себя утшать, по крайней мр, надеждой скоро увидать корону на голов своей сестры. Еще горяче мечтала о томъ же Барбара, постоянно глядя въ окно на виленскую дорогу и ожидая, скоро ли увидитъ того, кто скажетъ: ‘король детъ!’

И вотъ, наконецъ, королева дождалась письма отъ Августа который писалъ, что Вильно вновь увидитъ его въ половин февраля. Немного спустя, новый гонецъ донесъ, что король уже въ Вильно. Но какъ мало радостные въ этомъ извстіи Вмсто ожидаемаго призыва прибыть въ столицу Литвы, вмсто прізда Августа въ Дубинки, пришло королевское письмо, предписывающее Барбар остаться въ Дубинкахъ до тхъ поръ пока обстоятельства не соединятъ супруговъ.

Это письмо какъ громомъ поразило Барбару. Опять ожиданія. Можетъ быть, слухи объ охлажденіи Августа къ ней не были ложными? Обмороки начали вновь повторяться съ прежнею силою Теперь уже и подчашій не могъ ничего подлать съ сестрой. Смягченный ея настойчивыми просьбами, онъ самъ отправился въ Вильно разузнать, въ какомъ положеніи стоятъ дла, и смотря на строгое приказаніе Зигмунта не повидать королевы и на минуту. Намъ подчашій везъ письмо Барбары къ мужу, письмо, ясно рисующее безпокойство Барбары.

‘Я, нижайшая слуга вашего величества, осыпанная ласками вашими, никогда не осмлюсь сомнваться въ высокомъ расположеніи вашего величества ко мн, и по сей день не сомнваюсь, только мн больно одно, что, находясь такъ близко отъ вашего величества, я ничего не знаю о вашемъ здоровь и опасаюсь, какъ бы оно, сохрани Богъ, не пострадало отъ тяжкихъ трудовъ вашихъ и долгой дороги. Пусть во всемъ будетъ воля вашего величества только я удержаться не могу и посылаю къ вамъ вашего врнаго слугу, а моего брата, пана подчашаго, которому я дала порученіе увидать васъ и въ тотъ же день извстить меня вашемъ здоровь. Поручаю себя милостивому вниманію вашего величества. Б. Р.’

Подчашій засталъ Августа неизмнившимся по отношенію къ Барбар, но обремененнымъ новыми непріятностями. Ничего почти не сдлавъ въ Корон, Августъ и въ самой Литв нашелъ неожиданную оппозицію противъ своего брака, въ Вильн для привтствія короля паны совта великаго княжества, наущенные врагами Радзивилловъ, осадили Августа просьбами оставить безъ послдствій теперь уже всмъ извстный бракъ. Августу далъ отрицательный отвтъ, анти-радзивилловская партія начала мстить, распуская нелпые слухи о Барбар и распространяя повсюду оскорбительные для ея чести сатиры и пасквили. Послдніе даже наклеивались во множеств на стны замка и ратуши. При такомъ положеніи вещей вовсе не время было публично признать за Барбарой королевскій титулъ. Подчашій получилъ приказъ немедленно вернуться въ Дубинки, уврить Барбару въ неизмнной привязанности мужа и уговорить ее быть терпливою.

Возвращеніе брата мало порадовало Барбару. Терпніе ея могло, такимъ образомъ, протянуться на многія лта. Письма короля были такъ однообразны, требовали только одного терпливаго выжиданія, что потеряли всякую прелесть новизны. Новое двухмсячное пребываніе въ ‘дубинскомъ узилищ’, невозможность видть любимаго человка, несмотря на незначительное 7-ми мильное разстояніе, отдлявшее ихъ другъ отъ друга, едва ли могло благопріятно дйствовать на расположеніе духа Барбары. Она вся измнилась, похудла, сдлалась равнодушною къ окружающему. Въ такомъ состояніи застало ее письмо Зигмунта Августа въ половин апрля мсяца. Какая неожиданная, поразительная новость заключалась въ этомъ письм! Вотъ что писалъ король:

‘Панъ подчашій! Необходимо и въ высшей степени важно,— а почему, вы узнаете отъ меня впослдствіи,— чтобъ ея величество, наша возлюбленная супруга, прибыла въ Вильно завтра ночью, тайно, и остановилась бы въ вашемъ дом. Вещи, которыя ей необходимы, могутъ быть привезены въ субботу. Намъ же необходимо, sic astra volunt, чтобы завтра certe, certissime она была въ Вильно. Что касается ея вступленія въ замокъ, о томъ поговоримъ при личномъ свиданіи. Четвергъ, 48. Sigismundus Augustus Rex Рсь.

Такъ вотъ зачмъ такъ неожиданно призывали Барбару! Бе хотятъ ввести въ замокъ и представить всему народу великаго княжества, какъ супругу короля и князя! Откуда такая неожиданная перемна? Привезшій письмо на вс вопросы отвчалъ, что онъ ничего не знаетъ и что ни въ Вильно, ни при королевскомъ двор особаго ничего не случилось. Письмо Зигмунта Августа откладывало на дальнйшее время всякое объясненіе. Нужно было подавить безплодное любопытство и поскоре собираться въ дорогу. Какъ веселы были эти хлопоты Барбар! Благодаря ея усиліемъ, утромъ слдующаго дня она могла оставить ненавистныя Дубинки. Посл пятимсячной жизни въ ихъ стнахъ, она помчалась въ карет шестерикомъ по знакомой, хорошо знакомой дорог въ милое Вильно, въ старинный великокняжескій замокъ.

III. Въ маломъ замк.

Двухдневный промежутокъ времени, который истекъ отъ посылки королевскаго письма, совершенно измнилъ положеніе длъ въ Вильно. Окружающіе Зигмунта, свита, дворъ, населеніе города,— все было занято свжею встью изъ Кракова. Старый король Зигмунтъ умеръ. Донесъ о томъ королю высланный изъ Кракова секретный гонецъ. Черезъ четыре дня прибылъ оттуда Янъ Пшерембскій, ксндзъ-пробощъ каедральнаго собора, съ торжественнымъ извстіемъ о смерти стараго и вступленіи на престолъ давно уже коронованнаго молодаго короля. Зазвонили вс виленскіе колокола и зажглись тысячи восковыхъ свчей внутри виленскихъ храмовъ, при унылыхъ напвахъ заупокойной службы. Зигмунту Августу нужно было какъ можно скоре торопиться въ Краковъ принять бразды правленія. Близкій его отъздъ стянулъ въ Вильно массу пановъ, явившихся проститься съ своимъ великимъ княземъ. Среди всеобщаго шума и волненія, приготовленій къ вызду короля изъ столицы и порученія управленія длами великаго княжества совту магнатовъ, могъ ли обратить на себя вниманіе тихій въздъ жены короля и ея поселеніе въ фамильномъ дом Радзивилдовъ? Тамъ, скрываясь это всхъ, тихо прожила она нсколько слдующихъ дней, до вторника 17 апрля 1548 года.

Въ этотъ памятный день Зигмунтъ Августъ созвалъ къ полудню въ замокъ на великій совтъ всхъ проживающихъ въ Вильно пановъ и сановниковъ литовскихъ. Множество публичныхъ длъ задержало собравшихся въ замковой зал до часу пополудни, или, какъ тогда говорилось, до девятнадцати часовъ. Въ это время въ комнат, прилегающей къ зал, послышался шумъ шаговъ нсколькихъ человкъ. Зигмунтъ Августъ услыхалъ это съ очевиднымъ удовольствіемъ и, привставъ съ мста, обратился къ совту: ‘Важныя причины заставляли меня скрывать до сегодня то, что я теперь открываю вамъ. Барбара Радзивидлъ, воеводша Троцкая,— моя жена, обвнчалась со мной по христіанскому обряду, цъ присутствіи ея родственниковъ. Знайте, что подобный союзъ, заключенный законнымъ образомъ между христіанами, никакая сила расторгнуть не можетъ’. Онъ приблизился къ дверямъ залы и распахнулъ ихъ. Въ сняхъ стояла Барбара, въ великолпной королевской одежд, въ сопровожденіи братьевъ и многочисленной свиты пановъ и дамъ, высланныхъ королемъ въ радзивилловскій дворецъ для сопровожденія королевы.

Представивъ удивленному совту прелестную Барбару, король выразилъ желаніе, чтобы отнын ее, ‘избранную имъ изъ знатнйшаго дома Литвы и рожденную отъ знаменитаго отца, почитали повсюду и отдавали почести, какъ королев и госпож’. Посл этихъ словъ онъ приблизился къ Барбар, какъ къ признанной жен, взялъ ее за руку и, сопровождаемый всею свитою, повелъ во внутренніе покои, назначенные для ея помщенія. Но нужно было озаботиться о назначеніи штата для двора королевы. Станиславъ Мацевскій, братъ приверженца короля, епископа краковскаго, получилъ званіе гофмейстера, Янъ Тарло — подчашаго — Станиславъ Довойна, охранитель королевы во время пребыванія въ Дубинкахъ, былъ награжденъ полоцкимъ воеводствомъ. Торжественный обдъ закончилъ этотъ памятный для Барбары день,— первый шагъ ея къ трону.

Столь горячо ожидаемая корона была близка, но какою цною пришлось покупать ее! Предстояла вторая тяжелая разлука. Прочло десять дней и Августъ вновь долженъ былъ покинуть Барбару и спшить въ Краковъ. Утро 28 апрля напомнило Барбар ея жизнь въ Дубинкахъ. Изъ семи мсяцевъ ея супружеской жизни начинался шестой разлуки съ любимымъ человкомъ. Не пришлось ли когда-нибудь Барбар пожалть о королевскомь сан Августа? Не случилось ли ей позавидовать простымъ, неизвстнымъ людямъ, которымъ судьба не предписываетъ разставаться другъ съ другомъ?

Барбара улыбнулась бы только при такомъ сентиментальномъ вопрос. Кто узналъ все очарованіе короны, можетъ ли тотъ жаловаться на ея тяжесть? Здсь, на каждой ступени, на этой лстниц Іакова отъ земли къ небесамъ, открывается новый горизонтъ наслажденій и страданій, новая сфера стремленій и порывовъ, незнакомая толп. Здсь вс будничныя, обыденныя страсти кажутся мелкими и ничтожными, то, что снизу кажете такимъ, на верху представляется иначе, въ иномъ освщеніи новыхъ краскахъ, любовь нашей Барбары, всми силами души стремящейся къ корон, почти теряетъ всякій видъ идиллической любви. Самая пылкая мечта обыкновенныхъ любовниковъ — совмстное пребываніе другъ съ другомъ уступило здсь мсто полному подчиненію обстоятельствамъ, почти постоянной разлук, жажда длить свои мысли, слить души во едино должна была въ роман Барбары преобразиться въ подчиненныя отношенія слуги къ господину,— слуги, обязанной каждое вольное слово люби стснять каменной стной неизмнной формулы — ‘ваше величество’. Неужели же, въ награду за вс эти пожертвованія, она не могла мечтать о ворон, о союз съ монархомъ?

Барбара поняла свою роль, примирилась съ необходимость разлуки и нетерпливо ожидала того момента, когда мужъ позоветъ ее въ Польшу, въ замокъ краковскій, въ тотъ благословенный край, гд корона увнчаетъ ея главу. А пока малый виленскій замокъ долженъ былъ удовлетворять ея страсти къ владычеству. Жену Августа окружалъ многочисленный и блестящій дворъ. Самые важные сановники княжества отдавали ей надлежащую честь, молодые, незнакомые съ бывшей воеводшей Троцкой, спшили съ заявленіемъ своей преданности великой княжн литовской. Тмъ трудне было сладить со старыми панами. Они, знающіе Барбару съ малыхъ лтъ, привыкли требовать отъ нея больше почтенія къ своимъ старымъ годамъ, чмъ повиноваться ей, какъ королев. Среди церемоніальныхъ пріемовъ Барбара чувствовала себя глубокое оскорбленною. Ея горькія жалобы на недостаточно почтительные поклоны, а иногда даже и ядовитыя слова нкоторыхъ литовскихъ матронъ дошли до короля въ Краковъ. Къ большому неудовольствію Барбары, мудры Зигмунтъ Августъ посовтовалъ ей старинное средство — терпніе. ‘Что касается тхъ старыхъ дамъ,— пишетъ король къ Рыжему Радзивиллу, постоянному опекуну сестры и повренному короля, то пусть она потерпитъ до нашего свиданія. Мы ясно видимъ, что он не имютъ ни малйшей причины вести себя такъ, и по теперешнимъ временамъ приходится терпть и ждать’.

Спокойный тонъ короля, когда дло касалось оскорбленій его жены, въ глазахъ Барбары едва ли могли смягчить послдующія строки, полныя заботливости о здоровь и безоопасности королевы. Король узналъ, что она слушала обдню на св. Пасху въ каедральномъ собор св. Станислава, гд производятся кирпичныя работы, и встревожился. ‘А ну, какъ сверху упадетъ кирпичъ, или его кто-нибудь сброситъ на королеву? Всегда нужно быть осмотрительнымъ,— пишетъ король въ подчашему.— Лучше, еслибъ ея величество была въ церкви св. Анны. Или, если ужь ей непремнно хотлось быть въ каедральномъ собор, то можно было бы сдлать балдахинъ’. Король во всхъ письмахъ настойчиво упрашиваетъ, чтобъ Барбара не врила неблагопріятнымъ слухамъ изъ Короны, что ему строятъ преграды по поводу объявленія ихъ брака. ‘Вдь, такимъ образомъ можно сильно повредить своему здоровью, къ величайшему нашему огорченію’. Такая нжная заботливость проявляется въ каждомъ письм Августа къ Барбар. Въ ихъ роман онъ спустился внизъ, чтобъ поднять ее до своего уровня, для нея онъ готовъ былъ пожертвовать своимъ королевскимъ достоинствомъ. Онъ силами своего сердца, лучшими чувствами своей души оплачивалъ вс издержки предпринятой имъ игры, тогда какъ Барбара заслужила отъ своихъ ближайшихъ родственниковъ и друзей суровое предостереженіе, чтобъ на будущее время ‘склоняла сердце и колна передъ королемъ, да не такъ, какъ прежде, а не то Богъ покараетъ такую неблагодарность за благодяніе, которое изъ праха возводитъ ее на тронъ’.

Но вс эти напоминанія были напрасны. Барбара не сомнвалась уже боле въ Август. Корона, власть были такъ недалеко отъ нея… А пока можно было пользоваться тмъ, что давала ей судьба въ настоящее время.

Со времени перезда Барбары въ Вильно и здоровье ея улучшилось, и расположеніе духа ея стало ясне. Правда, поведеніе старыхъ дамъ и злостные слухи, идущіе изъ Короны, бросали темныя пятна на ея свтлую дорогу, но и это до поры, до времени. Скоро Зигмунтъ вызоветъ ея изъ малаго великокняжескаго дворца въ Краков въ королевскій дворецъ и тогда лучезарнаго свта ея солнца не затмятъ никакія тучи. Прошло пять мсяцевъ посл разлуки и желанная минута наступила.

Въ своихъ письмахъ Августъ нердко упоминалъ, что очень хотлъ бы видться съ женою. Радзивиллы, конечно, воспользовались удобнымъ случаемъ и довели до свднія короля, что одна лишь надежда на скорое свиданіе благопріятно вліяетъ на здоровье и состояніе духа королевы. Заботливый Августъ, въ свою очередь поспшилъ воспользоваться указаннымъ ему лкарствомъ. Вскор посл этого намека пришло длинное королевское письмо, въ которомъ подчашему предписывалось немедленно привезти сестру въ Польшу, именно въ городъ Радомъ, гд ее будетъ ждать самъ Августъ. Вмст съ тмъ, были отданы приказанія Довойн, королевскому конюшему относительно лошадей и экипажа для королевы.

Неторопливая всегда, Барбара на этотъ разъ не медлила съ приготовленіями къ дорог. Будь, что будетъ, но дорога эта все-таки, приближала ее къ трону. До сихъ поръ Августъ съумлъ уврить мать и пановъ польскихъ въ своемъ непоколебимомъ постоянств къ Барбар, такъ что они не могли уже открыто противиться королю, а чтобы не встртить сопротивленія и въ народ, Августъ постановилъ отложить созывъ сейма какъ можно доле, до тхъ поръ, пока это не будетъ выгодно для его плановъ. Королева же въ это время непремнно должна была хать въ Польшу и, показавшись народу, незамтно приблизиться въ корон.

IV. Путь къ корон.

Выздъ Барбары изъ Вильно въ первой половин сентября 1548 г. совпалъ съ годовщиной ея тайнаго брака съ Августомъ. Начало осени, увядшіе листья которой устилали молодому королю въ прошломъ году дорогу любви, теперь такими же самыми листьями прощалось съ Барбарой. Обрадованная предстоящимъ путешествіемъ, прекрасная путешественница не знала, что это прощанье будетъ послднимъ.

Барбару сопровождала многочисленная свита. Главными лицами были гофмейстеръ двора Станиславъ Мацевскій, каштелянъ любельскій и братъ королевы Николай, подчащій литовскій Дорога шла на Гродно, Бльскъ и Подлясье. Въ Ловшицахъ первомъ городк короны польской, королеву привтствовалъ придворный отрядъ изъ двнадцати всадниковъ, подъ начальствомъ Флоріана Зебжидовскаго, командированнаго королемъ къ услугамъ королевы. У слдующаго польскаго города, Лукова произошла торжественная встрча королевы сановниками королевства: воеводами русскимъ, вроцлавскимъ, любельскимъ, каштеляномъ радомскимъ и епископомъ полоцкимъ. Тутъ же присутствовали и дамы: княгиня Мазовецкая съ дочерью, воеводши русская и подольская, каштелянка сонденцкая и при этихъ многія другія. Вс эти паны и пани хали съ королевой вплоть до Радома. Тамъ, за четверть мили передъ городомъ, король Августъ встртилъ жену. Подчашій литовскій такъ описываетъ эту сцену въ письм къ матери:

‘Его величество стоялъ въ пол, саженяхъ въ двадцати отъ дороги. Тамъ было послано отъ короля до дороги, прямо по земл, черное ліонское сукно. Карета, королевы подъхала какъ разъ къ самому сукну. Тутъ королева вышла и пошла къ королю, а онъ ей на встрчу. Почти на половин этого сукна они и сошлись, Подканцлеръ отъ имени короля радушно привтствовалъ королеву, но воевода любельскій произнесъ отъ имени королевы такую почтительную и покорную рчь, что она всмъ присутствующимъ очень понравилась. Онъ все повторялъ: ея величество, королева, моя милостивая госпожа, врноподданная слуга и жени вашего королевскаго величества, моего милостиваго господина. Больше всего понравилась людямъ эта покорность. Въ Радом у короля былъ обдъ. Посл обда онъ поднялся наверхъ къ королев и пробылъ у нея съ часъ. Народу на улицу набралось видимо-невидимо. Иные молились за короля и королеву, другіе ворчали что-то. Такъ и всегда бываетъ, когда соберется много народу: всмъ не угодишь. Слава Богу, пророчество пана Глбовича не сбылось: Онъ говорилъ, что меня въ Польш повсятъ, а королеву утопятъ въ Висл. А теперь королева вмст съ мужемъ, да и меня тутъ видть рады и принимаютъ съ честью. Что дальше съ нами будетъ — надюсь на Бога’.

Дйствительно, Божья помощь была необходима. Время торжества еще не наступило. Напротивъ, теперь-то и готовились самые тяжкіе удары, наступала пора самыхъ суровыхъ испытаній. Несмотря на свое крайнее нежеланіе, Августъ долженъ былъ созвать сеймъ черезъ нсколько недль посл прибытія Барбары, въ конц октября. Было объявлено, что главный вопросъ, предложенный на разсмотрніе сейма, будетъ вопросъ о брак короля. Общее настроеніе коронной шляхты сулило мало хорошаго королевскимъ намреніямъ. Можетъ быть, предстоялъ страшный выборъ между Барбарой и короной. Пронесетъ ли Богъ тучу надъ любящею четою?

Въ виду такого угрожающаго положенія, нельзя сказать, чтобы жизнь нашихъ молодыхъ супруговъ текла безмятежно. Для того, чтобы отравить все, достаточно уже было массы гнуснйшихъ пасквилей, которые представляли народу бракъ короля въ самомъ непривлекательномъ вид. Наконецъ, черезъ три недля Барбар вновь пришлось разстаться съ мужемъ. Обязанности звали его въ Птрковъ на все время созваннаго туда сейма Барбара осталась въ Радом.

Здсь была самая ужасная остановка на ея дорог въ корон, на дорог въ замокъ краковскій. Едва ли въ жизни Барбары бывали два такихъ неспокойныхъ мсяца, какъ во время грознаго птрвовскаго сейма. Каждая дерзкая выходка, всякій смлый голосъ могъ порвать ту слабую нить, какою, по мннію почти всего народа, была соединена королевская чета. При такомъ, тревожномъ положеніи длъ необходимо было знать точно о всякой мелочи. Между Птрковымъ и Радомомъ то и дло сновали гонцы съ королевскими письмами. Нетерпливость Барбары и ея способность раздражаться отъ всякой мелочи (на что ея приближенные жаловались еще въ Дубинкахъ и Вильно) теперь стали ршительно невыносимы, въ особенности для тхъ, кто долженъ былъ извщать ее о подробностяхъ сейма,— для короля и Николая Радзивилла. А всти изъ Птркова были таковы:

Первые дни сейма, отъ 1 до 5 ноября 1548 года, прошли безъ упоминанія о королевскомъ брак. Только 11 ноября, въ понедльникъ, на общемъ собраніи сената и депутатовъ, разбиравшемъ, по обычаю, то, чего нужно бы желать отъ короля, троихъ выборныхъ отъ депутатовъ, въ особенности одинъ изъ нихъ, Лупа Подловскій, въ горячей рчи убждали сенатъ, чтобы онъ вмст съ палатой депутатовъ, принудилъ короля нарушить тайный бракъ. Желаніе это раздлялось почти всей палатой депутатовъ, всей шляхтой, всей (выражаясь теперешнимъ языкомъ) демократической половиной сейма. Подозрительная шляхта боялась какъ бы новое родство короля съ одной изъ могущественнйшихъ фамилій страны не нарушило равновсія свободы, не усилило партіи магнатовъ насчетъ шляхетской партіи. Въ свою очередь, магнаты, въ особенности сенатъ, благосклонно относились къ браку короля. Но сколько поддержки ни находилъ король и сенат, все это парализировалось оппозиціей противной сторонъ личнымъ нерасположеніемъ королевы Боны въ Барбар и интригами краковскаго воеводы Петра Кмиты, ищущаго популярности у шляхты. Во всякомъ случа борьба предстояла страшная. На другой день, во вторникъ, король лично выслушивалъ желанія сейма. Прежде говорили сенаторы, потомъ депутаты, вс уже открыто касались вопроса о королевскомъ брак и почти вс осуждали его. Сенаторы, правда, допускали возможность какъ-нибудь уладить дло къ обоюдному удовольствію, но депутаты тмъ ршительне ставили свою оппозицію. Въ этомъ дух каснорчиве всхъ говорилъ русскій депутатъ Баратынскій, подъ конецъ его рчи, перешедшей въ тонъ просьбы, вс депутаты опустились на колна, со слезами умоляя короля внять желаніямъ народа. Взволнованный король всталъ, обнажилъ тому и заявилъ сейму, что свой отвтъ откладываетъ до завтра, чтобы зрло обдумать дло.

На слдующій день король спокойно, но ршительно сказалъ, то не можетъ нарушить супружеской клятвы, прибавивъ при томъ, что во всемъ остальномъ онъ будетъ согласоваться съ волей народа. Король проговорилъ свою рчь и вышелъ изъ залы.

Сенаторы въ глубин души ничего не имли противъ брака, о, смущенные настойчивостью депутатовъ, колебались. Новыя просьбы депутатовъ, новые происки сторонниковъ Боны и новыя интриги Кмиты, наконецъ, побудили и сенатъ возобновить просьбу признаніи брака недйствительнымъ. Об палаты соединились ли этой цли 14 декабря на засданіи въ присутствіи самого короля. Это былъ, какъ говорятъ современные лтописцы, день великаго испытанія для Августа. Первымъ заговорилъ президентъ палаты депутатовъ, прося короля о позволеніи возобновить просьбу, одинъ разъ уже отвергнутую королемъ. Когда Зигмунтъ Августъ позволилъ, всталъ отъ лица всхъ пановъ совта и рыцарства графъ Андрей Гурскій, каштелянъ и староста познанскій. Длинная и суровая рчь его повторила вс существующіе аргументы противъ королевскаго брака. Когда ораторъ кончилъ, ничмъ непоколебимый король въ длинной, такой же спокойной и ршительной, какъ прежде, рчи повторилъ, что ни за что не нарушитъ разъ заключеннаго союза. Дло этимъ не кончилось. Пользуясь сильнымъ недовольствомъ сейма, поднялся съ мста Кмита отвтить на рчь короля, но смлость оратора, его рзкія выраженія такъ сильно разгнвали Августа, что онъ прервалъ рчь и приказалъ Кмит замолчать. Тогда все собраніе почло себя оскорбленнымъ въ лиц Кмиты. Воевода Рафаилъ Лещинскій едва могъ унять расходившихся депутатовъ. Король, уважая право каждаго, извинился за нетерпливый перерывъ голоса Кмиты, и для того, чтобы совсмъ покончить съ поднятымъ вопросомъ, сказалъ слдующее: ‘Что случилось, того передлать нельзя, и вамъ, господа, гораздо приличне просить меня не о томъ, чтобы я измнилъ клятв, данной мною жен, а, напротивъ, сдерживалъ бы ее по отношенію ко всмъ прочимъ. Я не покину своей жены, пока Господь Богъ не призоветъ меня къ себ. Моя совсть дороже мн любаго королевства въ свт’. Король, глубоко растроганный, сейчасъ же оставилъ засданіе. Все собраніе пришло въ страшное волненіе. Разгоряченные предводители партій громко клялись не оставлять своего сопротивленія вплоть до добровольнаго развода короля или объявленія недйствитеьнымъ его незаконнаго брака. Янъ Тенчинскій, воевода сандомірскій, увлекшись, закричалъ, что предпочелъ бы видть въ краковскомъ замк самого Солимана, чмъ Барбару королевой польской. Гнзненскій архіепископъ, Николай Дзериговскій, пылкій великополянинъ, предложилъ грхъ Зигмунта Августа, который онъ совершитъ, покинувъ Барбару, разложить на всхъ жителей королевства. Къ этому же мннію присоединился епископъ пшимышскій, Дзядускій. Все стояло за разводъ короля.

Для практическаго осуществленія этой цли не оставаломь иного средства, какъ только прекращеніе всхъ длъ этого сейма, т.-е. нужно было, по просту, сорвать сеймъ. Къ этому и склонялись члены сейма. Они надялись, что посл этого сейма, будетъ созванъ новый, на которомъ желанія народа войдутъ въ силу. Въ этомъ дух Янъ Сраковскій, президентъ рыцарскаго сословія, отъ имени депутатовъ простился съ королемъ, прибавивъ, что посл неудачнаго разршенія вопроса о супружеств съ мста короля сейму неудобно разбирать прочія дла. Прежде всего нужно было помшать королю (какъ это всегда водилось) посл сейма ршить нсколько судебныхъ длъ. Обычай этотъ съ давнихъ поръ былъ прерогативый королевской власти. Но корольспокойно самъ принялся за разборъ длъ и тяжущіеся по большей части въ молчаніи подчинялись его приговорамъ. Но Августа и здсь ожидалъ тяжелый ударъ. Станиславъ Матвй Стадницкій изъ Змигрода, противникъ королевскаго брака, связанный родствомъ со многими фамиліями, въ особенности съ родомъ Зборовскихъ, заявилъ свою неподсудность суду короля, власть котораго, яко бы, не была утверждена рыцарскимъ сословіемъ, Стадницкій громко заявилъ, что нтъ боле короля въ Польш. Его примръ, его родственныя связи, махинаціи королевы Бони въ соединеніи съ своевольствомъ шляхты, сильно потрясли пока непоколебимое значеніе короля. А тутъ еще письменная дятельность славнаго въ то время Станислава Ожеховскаго, его страстныя брошюры, направленныя противъ королевскаго брака. Подкрпляемое всмъ этимъ, шляхетское сословіе дозволяло себ отрицать существованіе короля въ Польш, толковать о безкоролевьи. Кто могъ предвидть, что принесетъ будущій сеймъ?

Положеніе короля было до такой степени отчаянное, что самъ Зигмунтъ Августъ не прочь былъ усмирить бурю отказомъ отъ нкоторыхъ привилегій, требуемыхъ имъ для Барбары, отказаться отъ коронаціи и ограничиться только однимъ признаніемъ брака. Въ этомъ смысл онъ писалъ и брату Барбары, подчашему, спрашивая совта. Но Радзивиллы и Барбара готовы были скоре подвергуть короля опасности лишиться короны, чмъ самимъ отказаться отъ нея. Убдительное письмо подчашаго умоляло короля оставить его пагубную мысль. Августу, живущему теперь для Барбары, достаточно было услышать, что лишеніе надежды на коронацію огорчаетъ обожаемую имъ жену и можетъ подорвать ея здоровье. Онъ отписалъ подчашему: ‘что касается коронаціи, то мы будемъ дйствовать, какъ вы пишете’ — и со своимъ обычнымъ терпніемъ и опытностью вновь продолжалъ лавировать противъ неблагопріятнаго втра. Чтобы воспользоваться временными выгодами своего положенія, освоить Барбару со всми случайностями будущаго сейма, король ршилъ перевести ее въ Краковъ. Съ этой цлью королева, посл трехмсячнаго пребыванія въ Радом, перехала поближе къ Кракову, въ Корчинъ. Черезъ нсколько недль, 9 февраля 1549 года, король, окончивъ разборъ судебныхъ длъ въ Петрков, тоже прибылъ въ Корчинъ, чтобы отвезти оттуда королеву въ краковскій замокъ.

13 февраля состоялся торжественный въздъ въ столицу. Узнавъ о намреніи короля, въ Корчинъ съхались епископъ краковскій Самуэль Мацевскій и каштелянъ Янъ Тарновскій.

При корол находились епископъ холмскій Янъ Дроговскій, воеводы Стажеховскій и Зборовскій, каштеляны сандомірскій, висжицкій и войницкій. По дорог въ Краковъ короля встртили въ Прошовицахъ еще много пановъ и дамъ. Окруженная многочисленною и пышною свитою, королевская чета торжественно привтствуемая звономъ колоколовъ, въхала въ краковскія стны. Передъ городомъ короля встртилъ городской совтъ. При възд въ городъ впереди шли пажи короля и магнатовъ, за ними пышно разодтые дворяне и потомъ, окруженный высшими сановниками, самъ молодой король. За ними слдовала королева со своею свитою и дамами. На замковой гор короля ждало духовенство. Аббатъ могильскій далъ приложиться ко кресту сначала королю, потомъ королев, капитулъ привтствовалъ царственную чету привтствіемъ, посл чего соборъ огласился торжественными звуками органа — Te deum laadamus. Королева заняла помщенія въ покояхъ, гд всегда пребывали королевы, а король въ другихъ, напротивъ.

У. Въ краковскомъ дворц.

Мечты Барбары осуществились. Мало-по-малу избранница короля прошла своею тернистою дорогою отъ ‘дубинскаго заключенія’ до краковскаго дворца. Радости Барбары не было конца. Едва только король пріхалъ въ Корчинъ, едва сдлалось извстнымъ его намреніе перевести Барбару въ краковскій дворецъ, какъ гофмейстеръ двора королевы, каштелянъ любенскій Жацевскій, пишетъ ея брату, Николаю Рыжему: ‘Наконецъ-то я могу вздохнуть спокойно, все устроилось лучше, чмъ мы ожидали. Т, которые еще такъ недавно противились королевскому браку, теперь, при вид непоколебимой ршимости его величества, готовы взять назадъ свои слова. Ей Богу, кажется, и самъ я помолодлъ, и твердо надюсь, что Господь пошлетъ намъ посл бури ясные дни’.

Дйствительно, водвореніе Барбары въ королевской резиденціи, ясное доказательство твердости короля, сильно повліяло на настроеніе умовъ тогдашняго общества. Отсутствіе же какихъ-либо доводовъ прямому сопротивленію Барбар придавало совершившемуся факту еще большую силу. Общественное мнніе, вчно измнчивое, очевидно, начало склоняться на противную сторону. А тутъ еще подоспло новое свидтельство твердости короля. Черезъ 10 недль посл водворенія Барбары въ краковскомъ дворц, Зигмунтъ Августъ новыми актами подтвердилъ свое благоволеніе къ жен, публично огласивъ въ столиц, что онъ предоставляетъ Барбар въ пожизненное владніе краковскій дворецъ, со всми прилегающими къ нему угодьями, и многія земли и имніи въ Литв и Жмуди, со всми доходами. Другая новость гласила, что рьяный Стадницкій, дотол энергически сопротивлявшійся компетенціи суда короля, теперь подчинился ему и публично, торжественно просилъ у Зигмунта прощенія. Наконецъ, къ партіи короли присоединился и его могущественный соперникъ, воевода краковскій Петръ Кмита. Посл долгихъ колебаній, подчиняясь вліянію обстоятельствъ, онъ, вмст съ женой, представился Барбар и пригласилъ королевскую чету въ свой замокъ Висничъ, гд по этому поводу происходило многодневное пиршество, роскошь котораго трудно подается описанію. Если вожаки партій преклонили головы передъ королемъ, то неудивительно, что и предводительствующіе толпою переходили тоже въ королевскій лагерь. Еще недавно, въ конц 1548 года, вс сердца, безъ уважительнаго повода, горли ненавистью въ королевскому браку, а теперь, въ 1549 г., вс симпатіи, тоже безъ всякой причины, стали на его сторону. Туча, затмившая солнце, прошла, гроза, собравшаяся подъ Птрковымъ, миновала безъ бури. По кто могъ быть увренъ, что не погибнетъ въ ней отъ громоваго удара? Вс, дрожавшіе за свою участь, теперь могли радоваться проблеску яркаго солнца. Не даромъ радовался гофмейстеръ двора королевы, не даромъ радовалась сама Барбара.

По какъ, однако, странно было счастье Барбары! Вся ея судьба, какъ предъидущая, такъ и настоящая, отличалась удивительными особенностями. Чмъ глубже была ея радость, чмъ полне удовлетвореніе, тмъ странне была ея тактика. Конечная цль ея стремленій была близка, хотя и требовала нкоторыхъ усилій, вс ожидали, что Барбара кротостью и ласкою, постарается привлечь къ себ сердца подданныхъ. Первые ея шаги на коронной почв — ея свиданіе съ королемъ подъ Радомомъ пришлись по вкусу всмъ потому, что они свидтельствовали о мягкомъ нрав новой королевы. Такой же мягкости и вниманія ожидали отъ нея и въ краковскомъ дворц. По желаніе народа шло въ одну сторону, тогда какъ природныя способности Барбары, подъ вліяніемъ сложившихся обстоятельствъ, влекли ее въ другую. Барбара представилась теперь очамъ народа гордой, надменной, недоступной. Такое противорчіе между всеобщими ожиданіями и дйствительностью,— противорчіе, по всей вроятности, нежелательное для самой королевы, является, какъ неизбжный результатъ ея характера, ея судьбы, и придаетъ особый интересъ теперешней пор ея жизни. Эту эпоху можно, по справедливости, назвать самою романическою изъ всей жизни Барбары.

То былъ моментъ побды, счастья, покоя, отдыха. Считая со времени прізда въ Краковъ до ближайшаго великаго событія до коронаціи, прошло вдвое больше времени, чмъ прожила королевская чета посл своего брака. Посл всевозможнйшихъ пертурбацій, Барбара имла возможность отдохнуть отъ февраля 1549 г. до декабря 1550 г., т.-е. почти два года. Все это время король и королева провели вмст, не разлучаясь другъ съ другомъ.

Все было бы хорошо, еслибъ не слабое состояніе здоровья Барбары. Уже черезъ нсколько дней посл прізда въ Краковъ она почувствовала себя дурно, по, по обыкновенію, не обрата на это никакого вниманія. Болзнь, дйствительно, прошла скоро, но черезъ годъ возвратилась вновь со всми своими грозными признаками. Уже тогда, за девять мсяцевъ до предполагаемой коронаціи и за годъ до смерти королевы, ея здоровье находилось въ опасности, но Богъ смиловался надъ Августомъ и далъ ей еще тринадцать мсяцевъ счастья съ любимой женой. Барбара выздоровла. Трудно предположить, чтобы разрушительная болзнь не повліяла на весь умственный складъ Барбары. Столько испытаній, столько страданій, какъ физическихъ, такъ и моральныхъ, не могло пройти безслдно.

Счастіе Барбары мы и представить себ не можемъ безъ примси горя. Радость водворенія въ королевскомъ дворц сопровождается воспоминаніемъ о слезахъ, пролитыхъ въ Дубинкахъ въ Радом, надежда на близкую корону отравляется тайнымъ предчувствіемъ близкой смерти. Страшный призракъ близко заглянулъ въ глаза Барбары, но она тщательно скрывала ото всхъ эти тревожныя предположенія. Къ удивленію всего двора, королева вдругъ почувствовала склонность къ уединенію. По цлымъ днямъ и даже недлямъ она просиживала одна въ отдаленныхъ покояхъ замка. Она не могла выносить даже присутствія своихъ дамъ, и не рдко съ ея устъ срывалось рзкое слово, если кто-нибудь во время нарушалъ ея покой. Только для одного Августа длалось полное исключеніе. Казалось, въ предчувствіи близкой разлуки, Барбара хотла прожить только съ нимъ однимъ то короткое время, которое ей было предоставлено судьбой. Она не отпускала его отъ себя ни на шагъ, горько сожаля о тхъ минутахъ, которыя онъ долженъ былъ посвящать дламъ государства, исключеніемъ Зигмунта и короны, Барбара оставалась во всему равнодушной. Она даже не искала популярности, не поддерживая своимъ вліяніемъ просьбы лицъ, обращающихся къ королю. Чувствуя свое счастье непрочнымъ, она не могла заботиться о чужомъ счасть. Точно также равнодушно относилась она ко всмъ торжествамъ и удовольствіямъ, если при этомъ не было возможности показать себя народу во всемъ величіи королевской власти. Когда Августъ собирался въ путешествіе по Великой Польш, Барбара, противъ воли своихъ родственниковъ, пожелала тоже принять участіе въ тріумфальной поздк мужа, но когда ей приходилось отправляться съ королемъ въ церковь или другое какое-нибудь мсто, она съ трудомъ разставалась со своимъ уединеніемъ. Долго король и его свита должны были ждать въ сняхъ, пока королева однется.

Конечно, подобная тактика королевы не могла нравиться многимъ. Ее обвиняли въ гордости и надменности. Недопущенный къ королев каштелянъ любельскій жалуется такъ: ‘Я, все-таки, совтникъ королевства. Король всегда сажаетъ меня въ своемъ присутствіи, а королева не приказываетъ меня впускать къ себ. Такъ вотъ за что я сталъ ненавистенъ всей Польш! Скоро же ея величество забыла мою службу! Если она такъ пренебрегаетъ нами, то пусть остерегается, какъ бы Богъ не наказалъ ее за это’. Оскорбительное слово, сказанное Барбарой одной изъ своихъ фрейлинъ, породило длинную, очень непріятную исторію. Избалованная панна подняла страшный шумъ. Пріхалъ отецъ, нкто панъ Скотницкій, для того, чтобы увезти дочь домой. Родственники королевы и гофмейстеръ Мацевскій начали упрашивать разгнваннаго старика оставить дочь при двор, тогда какъ враждебная королев каштелянка войницкая подущала его остаться при первоначальномъ намреніи. Всякая мелочь служила поводомъ къ обвиненію. Сенаторы, принужденные вмст съ королемъ дежурить въ сняхъ, пока королева однется, роптали. Особенное неудовольствіе возбуждала неохота, съ которою королева предстательствовала передъ королемъ въ частныхъ просьбахъ разныхъ лицъ. Секретарь Барбары, Бошуцкій, умоляетъ ея брата посовтовать королев боле горячее участіе къ тмъ, кто къ ней обращается.

Но, какъ мы видимъ, сама судьба поставила Барбару въ такое трагическое положеніе. Могла ли она ласково одарять свой дворъ улыбками, когда предчувствіе смерти сжимало ея сердце, могла ли настойчиво требовать у короля новое староство для какого-нибудь и безъ того богатаго человка, когда ея счастье угасало на ея же глазахъ и не было на земл силы, которая могла бы спасти ее?

Много труда стоило людямъ, близкимъ къ королев, отговорить ее отъ поздки въ Великую Польшу, гд, среди буйной шляхты, ее могли встртить всевозможныя обиды и непріятности. Барбара, наконецъ, отказалась отъ своего намренія и только жадно ждала коронаціи. ‘О, еслибъ моей жизни хватило настолько, чтобъ хоть одинъ день проносить корону на голов!’ — вырвалось однажды изъ ея больной груди. А, между тмъ, преграды, воздвигнутыя врагами королевы, падали одна за другою. Вновь созванный птрковскій сеймъ оказался благопріятнымъ для проведенія вопроса, который нсколько мсяцевъ тому назадъ надлалъ столько шума. Днемъ коронаціи было назначено 9 декабря 1550 г.

VI. Коронація.

Послднее желаніе Барбары скоро должно было исполниться. Самыя пылкія мечтанія ея во время прогулокъ въ радзивилловскомъ саду теперь были близки къ осуществленію. Но какъ грустно сбывалось на дл то, что блистало такими радужными красками въ ея мечтаніяхъ! Какъ бдно и сро разцвталъ цвтокъ, который подавалъ столько надеждъ при своей завязи! И не только внутри Барбары все потемнло: окружающее, тоже вполн гармонировало съ этимъ. Въ ея скорбямъ прибавилось еще одно новое горе — смерть ея матери, каштелянки виленской. Она умерла въ апрл 1550 г., не дождавшись коронаціи дочери. Всть о ея болзни немногимъ опередила опасную болзнь самой Барбары, всть о смерти каштелянки была первою встью, которую узнала еле выздороввшая дочь. Около могилы матери вскор вырасла другая могила расположеннаго къ Барбар человка — краковскаго епископа Мацевскаго. Одновременно съ этими утратами, королю и королев много горя причинило несогласіе въ самомъ семейств Радзивилловъ. Двоюродный братъ Барбары, Янъ, кравчій литовскій, родной братъ Николая Чернаго, перешелъ на сторону противной партіи, вступилъ въ тсный союзъ съ противниками королевскаго брака и сильно тормазилъ миролюбивое разршеніе щекотливаго вопроса. Даже между единомысленными братьями — Николаемъ Чернымъ и Николаемъ Рыжимъ водворились какія-то натянутыя отношенія. Удрученная болзнью и горемъ, Барбара должна была въ письмахъ къ брату, подчашему, часто касаться этого больнаго мста. Наконецъ, едва ли королю и королев пріятно было совершенно разочароваться въ человк, котораго они когда-то такъ приблизили къ себ и который теперь такъ коварно предалъ ихъ,— нашемъ знакомомъ, старост мерецкомъ, а нын воевод полоцкомъ, Станислав Довойн. Во время своего пребыванія въ Краков онъ началъ сильно интриговать противъ своего стариннаго друга, брата королевы, съ цлью отклонить короля отъ его намренія даровать ему Кайдановъ, одно изъ лучшихъ имній въ Литв. Держась совершенно противуположной тактики при королев, Довойна послужилъ предметомъ забавной сцены, описанной въ письм секретаря королевы, Бошуцкаго, къ пану подчашему. ‘Недавно этотъ плутъ, Довойна,— пишетъ Кошуцкій,— пришелъ къ королев и говоритъ: ‘А знаете, ваше величество, король хорошо бы сдлалъ, если бы отдалъ немедленно Кайдановъ пану подчашему. Вотъ пану маршалу онъ далъ то-то и то-то, а подчашему ничего’. Королева отвтила ему: ‘Я, право, не знаю, милый панъ староста, каковы намренія короля, но думаю, что онъ дастъ что-нибудь и пану подчашему’. Потомъ, посл ухода старосты, королева передала королю весь свой разговоръ съ Довойной, король сказалъ: ‘Ну, если Довойна говорилъ вамъ такъ, то заведите когда-нибудь со мною въ его присутствіи разговоръ о Байданов и просите, чтобъ я отдалъ его подчашему, а я буду сопротивляться, хотя уже ршилъ сдлать ему этотъ подарокъ. Вы увидите тогда, что планы Довойны вовсе не таковы’. И, дйствительно, скоро состоялось свиданіе короля съ королевой въ присутствіи Довойны. Королева и говоритъ: ‘О, еслибъ ваше величество были такъ милостивы, отдали бы Байдаковъ брату!’ А король на вс просьбы отвчаетъ: ‘Никакъ нельзя сдлать этого! Кайдановъ по своей стоимости — то же самое, что Гродно. Я знаю это изъ врныхъ источниковъ. Правда, панъ Довойна? Вы не дале, какъ вчера, говорили, что Кайдановъ равенъ Гродно и что отдать его кому-нибудь я не могу безъ большаго ущерба для самого себя’. Довойна поблднлъ и, заикаясь, понесъ какую-то нескладицу’. Кром того, на немъ тяготло еще одно обвиненіе, какъ на врач королевы. Трудно предположить, чтобъ средства, какими онъ пользовалъ такъ долго Барбару въ Дубинкахъ и Вильно, отъ предполагаемой каменной болзни, были лучше только что описанной плутни. Въ довершенію всего, королева вновь расхворалась. Съ наступленіемъ зимы 1550 года, когда коронація была уже объявлена, ей становилось все хуже и хуже. Силы ея падали такъ быстро, что она опасалась не дотянуть до желаннаго дня. Теперь вс ея желанія вырывались въ одномъ стон: ‘О! только на одинъ день пережить бы коронацію!’

При такихъ-то печальныхъ условіяхъ приближался торжественный день. Вмст съ этимъ совпадало поднесеніе дани нкоторыхъ ленниковъ польской короны — князей прусскаго и поморскаго. Въ Краковъ собрался почти весь сенатъ, съхались послы вышеупомянутыхъ князей и прибыли по собственной желанію еще два сосднихъ князя: Янъ Лигницкій, потомокъ силезскихъ Пястовъ, и князь Цшинскій, наконецъ, пріхали оба брата королевы, одаренные новыми наградами. Маршалъ Николай Черный былъ возведенъ въ званіе великаго канцлера литовскаго, а Николай Рыжій получилъ троцкое воеводство.

Утромъ 9 декабря архіепископъ гнзненскій Дзериговскй окруженный почти всми епископами королевства, ожидалъ и каедральномъ собор на Валел прибытія королевской четы. Она показалась въ назначенный часъ, въ сопровожденіи всего двора и сената, съ воеводой краковскимъ Петромъ Кмитой во глав. Въ необозримой толп пановъ и дамъ, горожанъ и народа особенно выдлялись оба силезскіе князья и послы ленныхъ князей. Напротивъ главнаго алтаря возвышался тронъ, обитый лондонскимъ и орлеанскимъ сукнами краснаго цвта. Внервь взошла на него Барбара въ необычайно богатой одежд, украшенной драгоцнными каменьями. Среди обдни примасъ съ епископами и канониками приблизился къ трону, помазалъ чело Барбары священнымъ елеемъ и возложилъ на ея голову такъ долго ожидаемую ею корону. Раздавшійся со всхъ сторонъ радостный крикъ, привтствующій новую королеву, вроятно былъ для нея самымъ дорогимъ голосомъ, которымъ когда-либо земля говорила съ ея душою.

Посл торжества наступила пора раздачи подарковъ — богатаго оружія, мховъ, соболей и пр. Наконецъ, роскошный пиръ, приготовленный для всхъ присутствующихъ въ двухъ вновь отдланныхъ комнатахъ замка, блествшихъ парчевыми обоями своихъ стнъ, закончилъ сегодняшнюю церемонію.

На утро на краковскомъ рынк, предъ очами Барбары, наблюдающей изъ оконъ дворца Іордана Снытки, король, на трон передъ ратушей, принималъ, по давнему обычаю, дань ленныхъ князей, это была первая и послдняя публичная церемонія, на которой Барбара принимала участіе, какъ признанная королева. Всми силами скрываемая болзнь проявилась теперь во всей своей сил. Уже вчера, возвратившись съ коронаціи, на привтствія приближенныхъ друзей Барбара отвтила съ болзненной улыбкой: ‘Теперь Господь меня призываетъ къ иной корон, молитесь тогда за меня, чтобъ онъ замнилъ мой скиптръ втвью небесной оливы и смягчилъ горе моего мужа’.

Слова королевы были пророческими словами. Ей не оставалось уже больше ничего желать на земл въ теченіе тхъ шести мсяцевъ, которые судьба давала ей на долю.

VII. Смерть.

Если Барбара горяче, чмъ слдовало, желала земнаго блеска и почестей, то Господь покаралъ ее за это. Внушивъ любовь Зигмунту, она добилась его руки, стремясь изъ уединенныхъ Дубинокъ въ великокняжескіе покои малаго замка, а оттуда въ королевскій дворецъ Кракова, она въ теченіе трехъ лтъ прошла эту дорогу до коронаціи, и вотъ теперь, когда цль ея желанія была достигнута, ангелъ смерти распростеръ надъ нею свои крылья и повеллъ ей разстаться со всмъ.

Весь декабрь, январь и февраль болзнь все усиливалась, причиняя невыносимыя страданія и все боле и боле унося силы королевы. При такихъ условіяхъ нечего было и думать объ осуществленіи желанія, которое появилось у короля и королевы не задолго до коронаціи — о поздк въ Литву, о пребываніи въ Вильно, этой свидтельниц начала ихъ любви. Королева уже не вставала съ постели и письма ея секретаря, Кошуцкаго, къ Николаю Радзивиллу давали мало надежды на сохраненіе жизни Барбары. Отчаянное положеніе Барбары было явно. Насытившись королевскими почестями, ея сердце смягчилось въ виду приближающейся смерти и всею силою рвалось къ воспоминаніямъ прошлаго, юныхъ лтъ, отечества. Однажды прибылъ ко двору съ письмами старый дворянинъ Радзивилловъ, Нешика. Прислушиваясь въ чтенію письма, королева горько зарыдала и приказала позвать къ себ стараго слугу своего рода, но король, опасаясь опасныхъ послдствій подобнаго свиданія, не допустилъ литвина въ ложу больной жены. Всякое, сколько-нибудь сильное потрясеніе могло порвать непрочную нить ея жизни.

Но вдругъ, передъ самымъ отъздомъ Нешики, при двор разнеслась радостная всть, что королев лучше. Опасный нарывъ на лвомъ боку Барбары,— нарывъ, вскрыть который считалось дломъ крайне рискованнымъ, вскрылся самъ собою. Вс врачи королевы считали это очень благопріятнымъ знакомъ. Нешика, вмст съ двумя отчаянными письмами, повезъ третье, радостное. Весь дворъ ликовалъ’, вчерашняя тревога смнилась полной надеждой на благополучный исходъ болзни. ‘Королева день это дня чувствуетъ себя лучше,— пишетъ Николай Черный къ брату.— Да не оставитъ насъ Господь, какъ желаютъ этого наши враги’. Письмо Зигмунта дышетъ еще большею радостью. Описывая вс подробности выздоровленія Барбары, король считаетъ теперь ненужнымъ помощь предложенной подчашимъ женщины, весьма искусной въ магической наук.

При такомъ-то положеніи вещей (какъ доноситъ гофмейстеръ королевы пану подчашему) весь дворъ былъ неслыханно изумленъ однимъ обстоятельствомъ. Королева Бона, до сихъ поръ враждебная Барбар, неожиданно прислала изъ своей резиденціи, Варшавы, почетныхъ пословъ въ Барбар, съ заявленіемъ своей любви и пріязни.

Дйствительно, можно было удивиться! До сихъ поръ Бона издалека, но энергически, всми силами старалась подорвать счастье Барбары. По успвъ, еще при жизни Зигмунта втораго, отвлечь сына отъ любимой женщины, она, подпольными ходами, всячески старалась повредить признанію ненавистнаго ей брака на прошломъ птрковскомъ сейм, а когда и это не помогло, употребила вс свои силы, чтобъ помшать предстоящей коронаціи. Теперь, видя крушеніе всхъ своихъ плановъ, она ршилась надть на себя маску пріязни и съ любовью сама пошла на встрчу невстк. Барбара была опасно больна и могла умереть, а примиреніе съ нею послужило бы ступенью къ примиренію съ Августомъ, негодующимъ на тактику своей матери. Наконецъ, подъ видомъ дружбы, можно было и подкопаться подъ вліяніе Барбары. Во всякомъ случа, по безпристрастнымъ свидтельствомъ исторіи, Бону можно обвинить только въ ненависти къ Барбар да въ ея безплодныхъ интригахъ. Правда, он только отравили жизнь Барбары, но мысль о другой, дйствительной отрав могла придти только въ голову подозрительнаго Августа.

На третій день Пасхи, за пять недль до смерти Барбары, въ королевскихъ покояхъ происходила церемонія, которой Зигмунтъ Августъ старался придать какъ можно боле блеска. Королева Барбара, по всеобщему мннію, близкая къ выздоровленію, еще лежала въ постел. При ней, какъ публичный объяснителъ ея словъ, въ качеств гофмейстера двора, находился панъ каштелянъ любельскій Мацевскій. Вокругъ королевы стояла блестящая толпа пановъ и дамъ, вс, кто случился въ это время въ Краков. Передъ такимъ-то собраніемъ пріхалъ францисканскій монахъ съ двумя письмами — отъ Боны и королевны Софіи, сестры Августа. Передавъ письма гофмейстеру, монахъ заговорилъ по-латыни: ‘Ея величество, королева Бона, милостію Божіею королева польская, видя волю небесъ, которой подчиняется на земл все, а также и мысли ея возлюбленнаго сына, который избралъ ваше величество подругою жизни, посл долгаго и зрлаго размышленія, ршила признать и почитать ваше величество за свою дочь и возлюбленную невстку. Теперь она черезъ меня, своего духовника и повреннаго, шлетъ вамъ свое привтствіе и возсылаетъ теплыя молитвы ко Всевышнему, дабы онъ воздвигъ ваше величество отъ одра болзни и даровалъ вамъ всякое счастье въ жизни’. Барбара, устами своего гофмейстера, отвчала, ‘какъ только могла лучше отвтить’. Такимъ образомъ, миръ между двумя королевами Польши былъ заключенъ. Передъ. Зигмунтомъ и Барбарой, какъ пишетъ Радзивиллъ Черный брату, не было уже больше преградъ. Да, гладкая дорога вела прямо ко гробу!

Черезъ три часа посл сцены примиренія успокоенный король и дворъ были поражены новымъ припадкомъ болзни Барбары. У нея образовался второй нарывъ и вскрылся, какъ и первый. Силы королевы, истощенныя долголтними душевными страданіями и почти полугодовою болзнью, падали съ каждымъ часомъ. Лихорадка и горячка докончили остальное. Восьмой день мая (1551 г.) долженъ былъ положить конецъ всему,— надеждамъ и страданіямъ.

Во до этого самаго дня, когда вс потеряли надежду и, подъ предлогомъ утомленія, всячески старались удалиться отъ ложа больной, только одно сердце Зигмунта Августа боролось съ отчаяніемъ, только одинъ Зигмунтъ Августъ ни на шагъ не отходилъ отъ ложа умирающей. Почти у порога могилы, Барбара страстно захотла перемнить мстожительство, королевскіе покои краковскаго замка показались ей душными. Вскормленная лсистою Литвою, дочь рода, въ герб котораго находятся три охотничьихъ трубы, она вновь захотла еще разъ подышать благоуханнымъ лснымъ воздухомъ. Королевскій замокъ въ Неполомицахъ, стоящій среди глухой пущи, вполн соотвтствовалъ этой цли. Королъ приказалъ изготовить большую карету, куда могло бы помститься ложе больной и ея прислуги. Карета, однако, не проходила въ городскія ворота. Тогда по сосдству съ воротами начали ломать отверстіе въ стн, но Барбар уже чуждо было все земное.

Передъ утромъ восьмаго мая, въ праздничный день св. Станиславамъ королев проснулось предчувствіе близкой кончины. Она попросила начать служить обдню пораньше и пожелала принять причастіе. Посл елеосвященія наступила пора прощанья съ Августомъ. Послднею своею просьбою королева вынудила у Августа общаніе отвезти ее назадъ въ Литву. Единственнымъ желаніемъ, которымъ честолюбіе и гордость могли бы оснить душу умирающей, было бы желаніе лежать посл смерти въ королевской усыпальниц, посреди усопшихъ королевъ. Похороны Барбары въ другомъ мст могли бы быть сочтены за посмертное отнятіе у нея королевскаго достоинства, чего не успли отнять при жизни, но Барбара, все-таки, хотла опочить въ родной Литв, въ Вильно, поближе къ тнистымъ радзивилловскимъ садамъ, свидтелямъ первой любви и золотыхъ мечтаній, такъ скоро и такъ страшно загубленныхъ. Общаніе, данное Зигмунтомъ Барбар, похоронить ее въ Литв, увезти изъ страны, гд ея сердце такъ часто подвергалось оскорбленіямъ, было настолько твердо, что никакія позднйшія просьбы и резоны Радзивилловъ не могли поколебать его. Больная еще нсколько часовъ боролась со смертью и, наконецъ, въ полдень ею овладла странная тревога. Она подозвала къ себ Августа, не видя его, она протянула къ нему руки, которыя онъ сжалъ въ нмой скорби. Но туча расла и расла,— черное крыло ангела смерти спускалось все ниже. Барбара испустила дыханіе въ объятіяхъ мужа. Послдній лучъ жизни угасъ…

Обезумвшій, оглушенный этимъ ударомъ, Августъ весь отдался исполненіямъ послдняго долга умершей. На другой день король отправилъ письмо къ воевод Троцкому, извщая его о смерти Барбары. Среди подробностей о ход послдней болзни нтъ ни малйшаго намека на отравленіе. По городу же разносился слухъ, приписывающій королев Бон отравленіе невстки при помощи проживавшаго тогда въ Краков секретаря и доктора Боны, итальянца Монти.

На третій день по смерти, въ субботу, тло покойницы, одтое въ черное атласное платье, было положено въ богатый гробъ, украшенный всми атрибутами королевской власти. На блдномъ чел Барбары блистала золотая корона, правая рука сжимала скипетръ, а лвая королевскую державу. При торжественной панихид, въ присутствіи всего двора и духовенства, гробъ былъ заколоченъ на глухо крышкой. Каждая подробность погребенія тщательно описывалась королемъ въ письмахъ къ брату Барбары. Ничто такъ ярко не обрисовываетъ любви короля, какъ эти письменныя сношенія съ человкомъ, который, будучи братомъ усопшей, и, посл короля, боле всхъ пораженный постигшей ихъ утратой, казался ему послднимъ напоминаніемъ о незабвенной…

Когда прошелъ слухъ, что король намревается перевезти въ Литву останки Барбары, вс почувствовали угрызеніе совсти. Король словно бросалъ имъ упрекъ за сопротивленіе противъ Барбары. Вс сенаторы и сановники направились къ Августу съ просьбой о погребеніи Барбары въ королевской усыпальниц, но король оставался вренъ послдней вол Барбары! Письмо короля (третье въ теченіе 10 дней) предписывало Николаю Радзивиллу ждать погребальный кортежъ и самого короля въ столиц Литвы. 25 мая, посл вторичной торжественной панихиды надъ гробомъ, перенесеннымъ въ каедральный соборъ, прахъ королевы былъ положенъ на особо изготовленный катафалкъ и пышная процессія подъ предводительствомъ самого короля двинулась изъ Кракова въ Литву.

Почти цлый мсяцъ шелъ печальный кортежъ. Августъ во все время дороги почти ни на минуту не отходилъ отъ дорогаго гроба. Всю дорогу онъ прохалъ верхомъ, въ глубокомъ траур, убитый горемъ. При възд въ какой-нибудь городъ или село, король сходилъ съ коня и шелъ пшкомъ, несмотря ни на какую погоду.

За королемъ слдовалъ весь дворъ королевы и еще нсколько пановъ. Помщеніе гроба и свиты во время частыхъ остановокъ причиняло не мало хлопотъ. Такъ какъ это было связано со священною обязанностью Августа, то онъ входилъ во вс мельчайшія подробности. ‘Намъ желательно,— пишетъ король въ одномъ изъ писемъ, распоряжаясь относильно пріема кортежа на слдующей станціи,— чтобы въ Рудникахъ (охотничьемъ замк короля) тло ея величества стояло передъ домомъ, въ сняхъ того самаго дома, гд мы жили. А такъ какъ гробъ никогда не снимается съ катафалка, то онъ и долженъ стоять въ сняхъ на катафалк же. Фрейлины королевы расположатся въ верхнихъ помщеніяхъ, мы же въ другомъ домик, тоже наверху, гд останавливался нашъ покойный родитель’.

Въ каждомъ селеніи прахъ королевы встрчался духовенствомъ. Катафалкъ везли лошади карей масти. Когда одн выбивали изъ силъ, искали другихъ, но тоже непремнно карей масти, причемъ ихъ покупали иногда за очень дорогую цну.

Уже въ дорог король получилъ отъ брата умершей, воеводы Троцкаго, письмо, гд послдній, въ весьма энергическихъ выраженіяхъ, указывалъ невозможность похоронить Барбару гд нибудь, помимо королевской усыпальницы въ Краков. ‘Ее, вы, по милости Божіей, а потомъ уже по своей,— проситъ гордый Радзивиллъ,— возвели ее на тронъ и увнчали короной, и этимъ самымъ приравняли ее въ помазанникамъ Божіимъ, къ чести ея и вашей. Ради Бога, погребите ея тло тамъ же, и perpetuum ejus memoriam, между гробами прочихъ королей, и не скажутъ люди, что ее исключили изъ королевской семьи, чтоона недостойна лежать рядомъ съ тми коронованными особами’. Король отвчалъ, что не можетъ оставить тло Барбары въ Польш по двумъ причинамъ: во-первыхъ, потому, что онъ далъ клятву самой Барбар, во-вторыхъ, въ Польш многіе враждебно относились къ покойниц при ея жизни. ‘Такъ какъ, пишетъ Августъ,— къ ней живой относились непочтительно, то и не сочли соотвтственнымъ съ нашимъ достоинствомъ хоронтьее въ стран такихъ людей. Ut illud compleri possit, о, ter ingrata, non hahebis ossa meal (да сбудутся слова: о, неблагодарная земля, не будутъ лежать въ теб мои кости!)’. И убжденный воевода проситъ, наконецъ, чтобы тло Барбары покоилось, по крайней мр, въ той же самой усыпальниц въ Вильно, гд лежитъ первая жена короля, Эльжбета. Хотя это и расходилось съ планами короля, желавшаго похоронить Барбару въ предложенной имъ церкви св. Анны, но онъ согласился на просьбу Радзивилла.

Подъ конецъ іюня король съ дорогимъ ему гробомъ въхалъ въ Вильно, въ сопровожденіи литовскихъ пановъ, которые ожидали короля за нсколько миль отъ столицы. Духовенству король приказалъ на этотъ разъ воздержаться отъ особенно пышныхъ церемоній и встртить умершую королеву у церковныхъ дверей. Цлую недлю въ Вильно длались приготовленія къ предстоящему погребенію. Стны комнатъ замка и внутренности церквей были обиты трауромъ. О самомъ погребеніи мы знаемъ только, что оно совершилось съ королевской пышностью. Останки Барбары почили, по желанію короля, въ каедральномъ собор, рядомъ съ королевой Эльжбетой. Вскор надъ могилами обихъ королевъ были поставлены два мраморныхъ памятника, работы итальянскихъ скульпторовъ.. Осиротвшему Августу ничего не оставалось, кром воспоминаній о Барбар. Вс ея вещи, мелочи, платья, драгоцнности,— все служило королю до послднихъ минутъ жизни, даже и въ духовномъ завщаніи, предметомъ поклоненія. Вс его дальнйшія дйствія указываютъ на силу его неугасшей любви къ Барбар и привязанности въ тмъ, кто ее ему напоминалъ. Передъ выздомъ изъ Вильно король заложилъ церковь во имя св. Барбары. Двоюродный братъ королевы, Николай Радзивиллъ Черный, маршалъ и канцлеръ великаго княжества литовскаго, былъ возведенъ еще въ должность воеводы виленскаго, что длало его всемогущимъ властителемъ Литвы. Бывшаго секретаря королевы, Станислава Бошуцкаго, Августъ сдлалъ своимъ библіотекаремъ.

Всю свою жизнь король не снималъ траура. Комнаты любимаго жилья въ Бнишин остались навсегда обитыми чернымъ сукномъ. Существуетъ преданіе, что король принуждалъ одного извстнаго чародя показать ему тнь Барбары.

Память Барбары жила на Свт до смерти Зигмунта Августа.

Съ нимъ умерли и вс воспоминанія о Барбар. Даже ея родъ позабылъ о ней, позабылъ до такой степени, что дозволилъ развалиться ея склепу въ каедральномъ виленскомъ собор. Прахъ Барбары перемшали съ прахомъ другихъ и отъ гробницы Барбары не осталось даже ни малйшаго слда. Только книга эпитафій ученаго Старовольскаго сохранила намъ надпись, когда-то находившуюся на ея памятник, и ставящую въ главную заслугу, умершей, что ‘она не одному помогала, никого не обидла’. Для обыденной жизни этой похвалы достаточно, но для героини исторіи мало подобнаго ореола. При великихъ историческихъ образахъ, при мужеств Чарновской, при жертв королевы Ядвиги, свтъ Барбары меркнетъ. Историческое величіе обусловливается обыкновенно величіемъ жертвъ, а Барбара ничмъ не пожертвовала. Она жаждала только личнаго счастья. Но такъ какъ это счастье было куплено цною слезъ и горя, а, можетъ быть, и жизни, такъ какъ она много выстрадала, то поэзія, сестра страданія справедливо внчаетъ ее внцомъ мученія. И много псенъ въ Польш поется о любви Барбары, и много слезъ проливаете изъ сочувствія къ ея страданіямъ, столь близкимъ и понятнымъ сердцу каждаго.

В. Л.

‘Русская Мысль’, No 10, 1884