Важная молва о Берлине
Важная молва о Берлине
——
Важная молва о Берлине, Архенгольц Иоганн-Вильгельм, Год: 1807
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Незадолго перед сим говорили, что король прусский намерен перенести свою столицу из Берлина. Г. Архенгольц по сему случаю 4 августа отправил к е. величеству сочиненную им следующего содержания статью {Теперь пишут, что е. в. письменно изъявил сочинителю свою признательность. Изд.}, которую скоро потом и напечатал. ‘Сия бумага осталась бы в рукописи — говорит г. Архенгольц — и содержащиеся в ней важные причины были бы представлены единому благоусмотрению монарха, если бы не нужно было явно оспаривать молву, повсюду распространившуюся’. — Сказать правду, я не вижу, какая крайняя надобность заставляет делать известным сию бумагу. Наш Гектор, с мечем свинцовым сражается за Трою. Его доказательства слабы, однако они открывают, какую потерю претерпел бы несчастный, великолепный Берлин при перемене, которой ему угрожают. Если бы важные государственные причины требовали, чтобы король не жил в своей столице, то кажется, лучше было бы представить невыгоды, от того произойти имеющие, не в столь ужасном виде.
‘Носится странная молва, над которою сперва шутили, но которая час от часу становится вероятнейшею, и от весьма значительных особ выдается за истину. Молва сия в том состоит, будто король Фридрих Вильгельм намерен — отчего Бог да сохранит! — перенести свою столицу из Берлина. Упоминают о побудительных сего намерения причинах, о которых умалчиваю, ибо они, как несоответствующие другим причинам важнейшим, все вместе и каждая особенно сами по себе исчезают. Каждый прусский и вообще немецкий патриот не в силах представить в уме своем, чтобы король, столь много любимый своими подданными, решился несчастному своему государству нанести удар гораздо жесточайший, нежели какой претерпело оно во время войны из всех несчастнейшей.
В числе других странных причин, которыми оправдывают сию молву, представляют еще и ту, что Берлин по новым переменам остается незакрытым крепостями. Разве соседи у Пруссии киргизы или татары, которые беспрестанно угрожают набегами? и разве Берлин, большой город, запасенный арсеналами, казармами, магазинами {Едва ли полезно оставлять магазины в открытом пограничном городе. Пр. нем. ж.} и всеми потребностями, не может на всякий случай иметь многочисленного охранного войска для защиты границ от нашествия неприятельского? С многочисленным войском во время открытой войны не так-то скоро можно сделать нападение. Для этого нужны большие приготовленья (?), а между тем противная сторона будет иметь довольно времени для своих распоряжений. Берлин, не защищаемый крепостями, все останется в таком же политическом положении, в каком находился прежде, будет ли он столицей или нет, защита у него та же, которая была перед сим за сто лет {Но те ли соседи? Те ли саксонцы, ганноверцы, мекленбургцы? Прим. нем. ж.}. Нельзя сказать и того, чтобы сей великий город был совершенно открытым, важная крепость Шпандау лежит от него только в двух милях, Кистрин не более как в десяти, и Штетин в десяти же. В потребном случае можно заложить поблизости Берлина новые крепости, чему благоприятствуют и местные обстоятельства. — Сию достаточную причину можно бы изъяснить гораздо обширнее, если б это было надобно.
Итак, да исчезнет молва несправедливая, молва необдуманная теми людьми, которые распустили ее! Как! один из числа великолепнейших городов Европы, чудо трудолюбия человеческого, воздвигнутое на песчаной степи, по решительной воле доброго короля должно превратиться в ничтожество? Никогда! Нет этому статься не можно!
За несколько лет пред сим путешествуя по прекраснейшим землям Европы, я удивлялся Берлину, удивлялся пышным его зданиям, высоким чертогам, широким площадям и улицам, красивым воротам, мостам и памятникам. Тогда (это было в 1788 году) в первый раз употребил я в своей Истории о семилетней войне следующее выражение: Берлин, сия новая Пальмира, в которой среди песчаного моря великолепные произведения зодчества возносятся и образуют необозримые улицы {Неужели и это достаточная причина? Прим. нем. ж.}.
Ни один чужестранец не вступал в сей, час от часу более украшающийся, город, без того чтоб не удивляться ему, и сие удивление увеличивалось по мере того, чем более он всматривался во многие прекрасные, даже единственные заведения там существующие. — В каком состоянии находился сей бедный, немноголюдный, наполненный деревянными домами город, когда курфюрст Фридрих Вильгельм первый в 1640 году при окончании тридцатилетней войны принял правительство? Груда жилищь безобразных, достойная песков ее окружающих! Но когда Фридрих Вильгельм третий, спустя потом сто шестьдесят лет, вошел на престол, Берлин был уже великолепным городом, не уступающим ни одному из прекраснейших и знаменитейших городов на земном шаре.
В последний раз живучи в Берлине, откуда в 1791 году выманили меня прелестные мечты Французской революции, часто сожалел я, для чего великий курфюрст после тридцатилетней войны не оставил Берлина и песчаных степей его, и для чего столицы своей не перенес в Магдебург, окруженный прекрасными плодоносными полями и омываемый величайшею из рек немецких? Мне отвечали, что сие прелестное место над рекою Шпре тотчас сделалось бы необитаемым, и может быть навеки засыпалось бы песками. Доказательство сие и очевидные примеры, свидетельствующие торжество трудолюбия человеческого над упрямством природы, убедили меня, и я замолчал. Печальный вид песчаной степи конечно не веселит жителя за воротами, но он возвращается в город, смотрит на художественные произведения, наслаждается утехами общежития с людьми просвещенными, и забывает скупую природу.
В Берлине есть множество пышных зданий государственных и таких, в которых помещаются разные заведения, в нем есть множество зданий с фабриками и мануфактурами, есть множество чертогов, знатному дворянству принадлежащих. Содержание сих чертогов и в хорошее время стоило недешево, при нынешних же досадных обстоятельствах, а особливо по удалении двора, оно сделается еще тягостнее, никто не будет в силах восстановить, когда они обветшают. К сему числу принадлежат многие славные по большей части образцовые заведения, которые держатся столицею, и должны будут пасть с нею вместе. Что последует с величественным королевским замком и с другими дворцами в Берлине, Шарлоттенбурге и Потсдаме, с академиями и гимназиями, с пышным арсеналом, великолепным оперным домом, театром и проч. и проч.? Не горько ли будет расставаться с медною статуею Великого Фридриха Вильгельма, с мраморными памятниками Дессау, Шверина, Сейдлица, Кейта и проч. и проч.? а с вашим Сан-Суси? с тамошними произведениями, с гробницей Фридриха {Замки, дворцы, статуи и проч., разве принадлежат к политическим причинам? Прим. нем. ж.}?
Где найти можно замену сей потери? Конечно не в городах, в которых для необходимой пышности придворной во всем будет недостаток, где правительство прежде всего должно будет заботиться о построении обширных необходимо нужных зданий, и где дворянство, обедневшее в последнем году, принуждено будет снова строить чертоги, или с чужестранными посланниками помещаться в тесных домиках.
Где столь важные причины говорят за себя, там не для чего упоминать о тех, которые менее (?) важны, однако не излишним почитается сказать о государственных доходах, и сослаться на великие денежные суммы, ежегодно получаемые казначейством от одного Берлина посредством податей и налогов. Всем известно, что доход сей важнее нынешних знаменитейших великих герцогств.
Трудно исчислить, какой убыток в ценах домов Берлин мог бы понести при сем несчастном случае. Сколько миллионов фридрихсдоров потерял бы тогда город? Сотни хозяев, которые ныне живут не нуждаясь, при дешевизне домов, будучи не в состоянии платить проценты, впали бы в крайнюю бедность. В течение восемнадцатого столетия многие столицы перенесены из одних городов в другие — Дюссельдорф и Вольфенбиттель были в последние по порядку времени, — но ни один не был столь тесно соединен с государством, как Берлин, и никогда сия перемена не имела столь важных следствий для всего государства.
Известно, что Фридрих Великий всегда ревностно старался распространять в Берлине фабрики, мануфактуры и художественные заведения, известно также, что это всегда хорошо удавалось. Захотят ли сии благодетельные, везде полезные, но для Пруссии бесценные люди, охотно жившие в цветущем столичном городе, захотят ли и возмогут ли остаться в опустевшем Берлине?
Но надобно ли еще бороться с призраком, надобно ли еще оспаривать молву, почитаемую за неосновательное предположение? Нет! Такая мысль, где в каждом слоге открывается несоответственность (wo Disharmonie in jeder Gilbe liegt), конечно не могла созреть в душе короля столь доброго. Все причины, к ее оправданию служащие, при здравом рассуждении как тень исчезают.
История представляет нам великий, для всех времен достопамятный пример перенесения столицы и важных его следствий. Император Константин, оставив Рим, переселился в Константинополь, и с той минуты, когда уничтожились выгоды, существенно соединенные с благом государства, когда все пошло и должно было идти другим порядком, Римское государство начало клониться к упадку, и — невозвратно {Напротив того Петр Великий, перенесши столицу, возвеличил свою империю. Прим. нем. ж.}.’
[Архенгольц И.В.] Важная молва о Берлине: [О перенесении столицы Пруссии Фридрихом Вильгельмом III]: [Из нем. журн.] // Вестн. Европы. — 1807. — Ч.35, N 20. — С.296-304.