В. В. Маяковский на диспуте ‘Вопросы пола и брака в жизни и в литературе’
— — —
Публикация В. П. Нечаева
В. В. Маяковский на диспуте ‘Вопросы пола и брака в жизни и в литературе’, Маяковский Владимир Владимирович, Год: 1927
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Встречи с прошлым. Выпуск I
М., ‘Советская Россия’, 1983
OCR Ловецкая Т. Ю.
‘Политехнический осажден. Смяты очереди. Трещат барьеры. Давка стирает со стен афиши. Зудят стекла, всхлипывают пружины дверей. Гам… Маяковский сам не может попасть на свой вечер. Он оказывается заложником у осаждающих. С него требуют выкупа: пять — десять контрамарок… ну, двадцать — тогда пропустят… Зал переполнен. Сидят в проходах, на ступеньках, на краю эстрады, на коленях друг у друга…’ Так описывал обстановку на вечере поэта один из присутствовавших на нем слушателей — писатель Л. А. Кассиль (Лев Кассиль. Маяковский — сам. М., 1963, с. 96—97, 98).
Непременный и горячий участник литературной борьбы 20-х годов, Маяковский выступал не только по вопросам литературы и искусства, но и по вопросам морали.
Переход к нэпу представлялся в те годы некоторым поэтам и писателям не временным отступлением, не стратегическим маневром для нового наступления, а поражением революции. Неудовлетворенность действительностью в эпоху введения нэпа, проистекшая из-за непонимания этого ответственного момента в жизни страны, сказалась и на творчестве ряда писателей.
Вскоре после смерти Сергея Есенина получил широкое распространение термин ‘есенинщина’, означавший пессимистические, упадочные настроения части городской, главным образом, студенческой молодежи в условиях нэповской действительности. Поводом для появления этого термина послужили некоторые стихотворения Есенина из сборника ‘Москва кабацкая’, изданного в 1924 году.
Разумеется, понятие ‘есенинщины’ не было тождественным творчеству замечательного поэта. Явление ‘есенинщины’ далеко вышло за пределы поэзии и литературы, став явлением общественным. ‘…Ставить знак равенства между всем упадочничеством и Есениным — бессмысленно. Упадочничество — явление значительно более серьезное, более сложное и большее по размерам’,— говорил Маяковский (Полн. собр. соч., т. 12. М., 1959, с. 312).
В середине 20-х годов на страницах журналов появились произведения, затрагивающие вопросы половой морали молодежи, произведения, в которых советская молодежь зачастую изображалась в искаженном виде. Это повести Л. И. Гумилевского ‘Собачий переулок’ (1926) и С. И. Малашкина ‘Луна с правой стороны, или Необыкновенная любовь’ (1927), рассказ П. С. Романова ‘Без черемухи’ (1926). В то же время в издательстве ‘Круг’ был издан роман И. Ф. Калинникова ‘Мощи’. В нем автор сатирически изображал монастырскую жизнь. Сцены развратного монастырского жития были выдержаны в сугубо натуралистических тонах.
Эти произведения вызывали большие дискуссии, главным образом, в комсомольской и студенческой среде (см. ‘Правда’, 1927, 20 апреля).
Вопросы быта стали очень актуальными и привлекли внимание широкой общественности и особенно писателей. В связи с этим приобрела исключительно большое значение борьба партии за молодежь. В 1926—1927 годах в советской печати выступили со статьями А. В. Луначарский, А. М. Коллонтай, крупные партийные работники С. И. Гусев и С. Н. Смидович, журналист, член редколлегии газеты ‘Правда’ Л. С. Сосновский, литературный критик, публицист, редактор журнала ‘Печать и революция’ В. П. Полонский, поэт, член литературной группы Леф А. Е. Крученых и др. Статьи были посвящены вопросам, связанным с воспитанием молодежи, направлены против ‘есенинщины’.
Одним из наиболее беспощадных противников упадочнических настроений и нигилистического отношения к вопросам половой морали был Маяковский. Его выступления как поэта и трибуна были проникнуты чувством высокой ответственности за все, что происходило на культурном фронте и в быту. Достаточно вспомнить его стихи ‘Сергею Есенину’, ‘Даешь изячную жизнь’, ‘Хулиган’, ‘Тип’ и его выступление 13 февраля 1927 года в Коммунистической академии на диспуте об ‘есенинщине’ и упадочнических настроениях среди части молодежи.
Вернувшись из очередной поездки по стране, Маяковский принял участие в продолжении этого диспута — 5 марта, а на следующий день — 6 марта — он выступил в Большой аудитории Политехнического музея на диспуте о произведениях С. И. Малашкина ‘Луна с правой стороны’ и П. С. Романова ‘Без черемухи’. Диспут был организован исполнительным бюро профсекции 1-го Московского государственного университета, и весь сбор с него должен был поступить в фонд помощи студенчеству.
В докладе В. П. Полонского ‘Массовое упадочничество в жизни и литературе в связи с вопросами пола’, которым открылся диспут (на эту же тему Полонский выступал и 5 марта 1927 года в Коммунистической академии), очень подробно говорилось об объективных и ‘привходящих’ причинах упадочнических настроений среди молодежи. Докладчик указывал, что здоровой части молодежи, не имеющей закалки революционной борьбы и смотрящей на явления упадочничества сквозь пальцы, подчас не хватает сильной воли для борьбы с этими явлениями. Что же касается произведений Малашкина и Романова, то докладчик расценивал их как слабые, не имеющие ни художественной, ни общественной ценности. В прениях по докладу Полонского выступили, кроме Маяковского, С. И. Малашкин, член Лефа С. М. Третьяков, старая большевичка С. Н. Смидович, экономист и юрист Е. В. Дунаевский, Ф. Ф. Раскольников, О. М. Брик и М. Ю. Левидов.
В газетных сообщениях о диспуте не было упомянуто об участии в нем Маяковского. Лишь в письме исполнительного бюро профсекции МГУ, опубликованном в газете ‘Вечерняя Москва’ от 10 марта 1927 года, в котором выражалась благодарность участникам диспута, встречается фамилия Маяковского. Поэтому выступление Маяковского ускользнуло от внимания исследователей и осталось до сих пор неопубликованным.
Сейчас, когда уже издано третье, полное собрание сочинений Маяковского (в тринадцати томах), все меньше и меньше остается неопубликованных материалов, связанных с творческой и общественной деятельностью поэта-трибуна. Поэтому каждая публикация новых материалов о Маяковском представляет большой интерес.
В этом выступлении, как и в ранее известных, отразилась исключительно активная роль Маяковского в строительстве новой, социалистической культуры. Оно живо передает атмосферу идейной борьбы и теоретических споров 20-х годов. Соединение широких перспектив с конкретными задачами сегодняшнего дня — характерная особенность и данного выступления Маяковского. Поэт прямо говорит о том, что часть молодежи заражена упадочническими настроениями. Он не скрывает бытовых и материальных трудностей, с которыми приходилось встречаться молодым людям, но он верит в молодежь, в ее волю.
Маяковский акцентирует внимание на идейном воспитании молодежи. Оценивая литературные произведения, он исходит из того, насколько они помогают делу воспитания нового человека, делу строительства социализма, а потому он высказывается против ‘размусоливания’ вопросов пола в жизни и в литературе.
Это выступление Маяковского, как почти все его речи, остро полемично. С наибольшей силой обрушивается он на сторонников ‘гитарной’ литературы.
Но в этом выступлении Маяковского сказалась и его принадлежность в то время к лефовской группировке. Отсюда и некоторая переоценка роли Лефа и переоценка работ А. Е. Крученых, посвященных разбору творчества Есенина. Подчеркивая в своем выступлении опасность распространения среди молодежи упадочнических настроений, связанных с понятием ‘есенинщины’, Маяковский в полемическом задоре склонен был отрицать целесообразность публикации в этот момент стихотворений Есенина в журнале ‘Красная нива’. Следует учесть также, что В. П. Полонский и Л. С. Сосновский были в эти годы постоянными оппонентами Маяковского.
Выступление Маяковского публикуется по невыправленной стенограмме диспута, сохранившейся в фонде В. П. Полонского (ф. 1328, оп. 3, ед. хр. 27).
Несмотря на плохое качество стенографической записи, при подготовке текста к печати допускалась лишь минимальная, самая необходимая правка, сделанная в соответствии с правилами подготовки документов к печати.
Товарищи, несколько разрозненных замечаний по поводу выступления оппонентов и слова докладчика.
Прежде всего разрешите, ответить т. Смидович. Она говорит, что только часть нашей молодежи поражена. Совершенно верно. Если бы была поражена вся молодежь, то это была бы уже не болезнь, а смерть. Именно пока поражена часть нашей молодежи, именно в этот момент нужно об этом поражении кричать. Таковое поражение существует, и отношение к нему у всех, кроме врагов Советского Союза, конечно, будет резко отрицательное. Но нужно это поражение выволочь на свет. И выволочь обязательно. И если бы у меня было в противовес тому, что пишет Малашкин, другое что-нибудь, я сказал бы: ‘читайте это’, но так как у меня в противовес только ‘Мощи’ Калинникова, которые еще большая дрянь, то поэтому я стою за вещь т. Малашкина и думаю, что на ней можно поставить лозунг, поскольку т. Малашкин партиец, одного молодого ростовского поэта: ‘И на беспартийную печаль мы ответим партийною тревогою’ {Маяковский неточно приводит цитату из стихотворения Г. М. Каца ‘Тоска’. Следует: ‘И на беспартийную печаль отвечай партийною тревогой’ (Сборник ‘Дни — дороги’. РАПП, Ростов-на-Дону, 1927, с. 10).}.
Если в этом случае есть тревога по поводу того или иного явления, то нужно на эту тревогу отзываться — и со всей серьезностью. А то, что делается сейчас у нас, это уже не тревога, а размусоливание. То, что в зале при описывании случаев ‘падения’ бывают смешки, — это отвратительно. Советую соседу зажимать рот, несмотря на протесты милиции.
Теперь по поводу выступления т. Дунаевского. О том, что [нужно]не по литературе учиться и не о литературе разговаривать. Конечно, корни упадочничества чрезвычайно глубоки. Безработица, отсутствие средств на увеличение стипендии вузовцев (стипендия в 26—23 руб. ни в коем случае никого удовлетворить не может) и масса других причин, безусловно, питают эти корни упадочничества. Но так как т. Полонский не может ни увеличить эту стипендию, ни устранить безработицу, то и обращаться к докладчику по поводу этих причин, порождающих упадочничество, не приходится. По вопросам литературы он должен говорить о том, что соответствует чаяниям революционного Союза Советских Социалистических Республик, чаяниям Коммунистического союза [молодежи] в этой области. Вот этого именно т. Полонский не сделал, и в том, что он говорил, были как раз вещи, резко противоположные тому, о чем он должен говорить. Он нам говорил о том, что наша молодежь не закалена, что у нее нет воли. А я считаю, что наша молодежь исключительная по силе своей воли. Сегодня, когда я спешил сюда, пионерка, перешедшая недавно в комсомол, говорила: ‘Если мать у тебя будет умирать и тебя позовут в ячейку, куда ты пойдешь — в ячейку или к матери?!’ Я не знаю, может быть, я пошел бы к умирающей матери. Но вот самая возможность постановки этого вопроса уже показывает тренировку воли.
Далее т. Полонский указывал, что у нашей молодежи не было тренировки воли потому, что она не сидела по тюрьмам. И слава богу, что не сидела, потому что ей только семнадцать — восемнадцать — двадцать лет, и если б она сидела по тюрьмам, то только за антисоветские выступления. Учиться на примерах т[оварищей], прошедших с энтузиазмом и ссылку, и каторгу, как, скажем, т. Дзержинский, конечно, надо. Но точно так же, как марксизм не есть догма, а руководство к действию, то [и] сидение в тюрьме есть не всесветный современный пример, а одна из возможностей при известных условиях тренировки своей воли. Сейчас эта тренировка должна быть другой.
Товарищи, я не знаю, как по-вашему, а по-моему, та тренировка, которую мы получили, скажем, в годы голода, когда нужно было при отсутствии трамваев полученные полфунта пайкового хлеба донести из Сокольников куда-нибудь на Пресню, была достаточной тренировкой воли. Другого порядка, другим способом, но несомненно это была большая тренировка воли.
Голос с места: Мешочники.
Мешочники от этого получали персональную выгоду, а таскавшие полуфунтовой паек — персональный убыток. Вот та небольшая разница, которая есть между мешочником и человеком, несущим свой паек.
У нас усиленно заняты теперь физкультурой, гимнастикой. Здоровое тело — это хорошая вещь, но нужно и тренировать здоровый дух. Но как же тренировать дух нашей молодежи? Скажем, предложить получившему стипендию в 10 руб. положить ее на стол и в течение полутора месяцев не брать ее в руки? То, что проповедует т. Полонский, есть самоусовершенствование, иогизм. Он упоминал здесь о своем вчерашнем выступлении в Коммунистической академии. Там он проповедовал Рабиндраната Тагора, а сегодня он переменил религию на индийскую {Так в тексте.}. Но это его дело.
Дело в том, что вопросы любви и вопросы пола — даже в пересказе т. Полонским сегодняшней статьи [А. Зорича] в ‘Правде’ — некоторое недомыслие, т. Полонский в своем докладе забыл одну существенную вещь, что не дура была девушка, а что эту девушку подвергли шантажу. Ведь самое главное в том, что она за это думала получить какое-то удостовереньице для приема на службу. Вот в чем весь ужас и все безобразие этого положения. Так для меня простой половой шантаж, он как солнце лезет под юбку, или по Есенину — это не предмет нашего разбора, более глубокая вещь. Вот в быту, там всяческим образом, по каждому мелочному факту орать на стихи Есенина ‘презираем’ — это можно, а работать в газете не хотят, что как раз и нужно.
Это один из основных способов оздоровления нашей литературы художественной, способов перехождения не на осознанную всеми веками лирику, а на фактические статьи, на публицистическую, на тенденциозную литературу. Об этом у нас забывают.
Прав был т. Третьяков, когда бросил упрек редакторам, что литература сегодняшнего дня идет на поводу у вкусов людей, которые обладают рублем и покупательной способностью на этот журнал. Вкусы этих людей, обладающих покупательной способностью, принимаются за вкусы нашей вузовской революционной молодежи. Одно подменяется другим. И говорят, что такие вещи, какие вы печатаете, нужны советской молодежи. Это ложь и чепуха! Эти журналы ведутся вне тенденции, без учета того, что из написания того или иного художественного произведения получается.
Товарищи, вещи публицистические, обнаженные, они никогда не производят впечатления обсмакиваемых вещей. Мне кажется, что у аудитории должен возникнуть недоуменный вопрос, почему писания Малашкина и Пантелеймона Романова задели Полонского, а сам он как докладчик является проводником самой обветшалой литературной продукции и вкусов. Например, у нас существует не относящийся к ‘Комсомольской правде’, а [относящийся] к Лефу Крученых, который выступил против ‘есенинщины’. У нас существует борьба против Есенина и ‘есенинщины’, но это борьба не против таланта (что будто хотят талант загубить, тем более, что он сам себя загубил), а борьба против вредных последствий подчинения этой успокаивающей, переводящей всю волю на пивные, гитарные мотивы литературе. В последнее время это было учтено… А мы видим, что наоборот, в ‘Красной ниве’, в прошлом номере, четыре стиха Есенина на первой странице.
Голос с места: Вам жалко, что не ваши.
Нет, мне не жалко, а я радуюсь, что рядом моих нет. Мне жалко что те, которых я видел в Воронеже, [на] которых я смотрел в Ростове, Самаре и Саратове, которые тоже подпадают под упадочнические настроения, будут говорить: ‘Зачем мы будем выравнивать свои литературные силы по лозунгам партии, по революционным лозунгам сегодняшнего дня, когда [в журналах] место находит только сентиментальная гитарщина’. Вот чего я боюсь.
Мы знаем, что ячейка ГПУ устраивала литературное собрание (литературное потому, что она была объединена с восточным вузом). Там было много товарищей, серьезно интересующихся литературой, и впервые мне там пришлось с глазу на глаз встретиться с т. Сосновским. Я увидел, что мы с ним сходимся по вопросу об упадочничестве и что единственное литературное течение, которое поставило на своем знамени лозунг — движения страны вперед, индустриализация страны — это Леф. Даже таким злым ‘выступателям’ против Лефа, как Сосновский, по этой линии пришлось объявить пас. Здесь Леф упадочником не был никогда. Когда человек начинает стараться, да еще перестарается, как т. Полонский…
Голос с места: Личные счеты.
Напрасно вы, товарищи, думаете, что литература для меня — это устройство своих личных дел. Это понимание б[ывших] сухаревских ларьков. Разрешите мне разговаривать о литературе, хвалить то или другое, ибо думаю, что я разговариваю с аудиторией настолько квалифицированной, что моменты личной материальной заинтересованности не могут прийти в голову. Стоило [мне] выступить и нарушить прерогативы этого литературного монопольного собирательства с подчинением вкусу покупающих, а не с проведением революционных вкусов, как это встречает протест. А мы видим только прикрывание лозунгами, которые были выдвинуты Полонским против Лефа: Леф — упадочник, Леф — русопет и т. д. Я говорю, чтобы лишний раз подчеркнуть, что в вопросах литературы, по которым можно требовать отчета от выступающего литератора т. Полонского, где приходится бороться с произведениями, обслюнявливающими сексуальные темы, что в этой литературной борьбе мы должны на сто процентов высказаться за очищение наших литературных рядов от дирижерской палочки нэпа. Мы должны продвигать наши лозунги, и в прессе должны быть защищаемы те, кто эти лозунги продвигает.