Выступления по газетным отчетам и записям современников 1918-1930, Маяковский Владимир Владимирович, Год: 1930

Время на прочтение: 60 минут(ы)

Владимир Маяковский

Выступления по газетным отчетам и записям современников 1918—1930

Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах
Том двенадцатый. Статьи, заметки и выступления. Ноябрь 1917—1930
М., ГИХЛ, 1959
Подготовка текста и примечания:
А. М. УШАКОВ — статьи и заметки, Ф. Н. ПИЦКЕЛЬ — стенограммы выступлений, А. В. ФЕВРАЛЬСКИЙ — статьи, заметки, стенограммы выступлений о театре в кино, В. Ф. ЗЕМСКОВ — протокольные и другие записи выступлений

СОДЕРЖАНИЕ

Выступление на митинге об искусстве 24 ноября 1918 года
Выступления на дискуссии ‘Пролетариат и искусство’ 22 и 29 декабря 1918 года
Выступление по докладу В. Я. Брюсова ‘Поэзия и революция’ 30 ноября 1920 года
Доклад ‘Производственная пропаганда и искусство’ 29 января 1921 года
Выступление по докладу М. Ю. Левидова о современном искусстве и литературе 27 октября 1921 года
Выступление на диспуте ‘Почему молчат писатели?’ 14 ноября 1921 года
Выступление на первом вечере ‘Чистка современной поэзии’ 19 января 1922 года
Доклад ‘Что делает Берлин?’ Около 20 декабря 1922 года
Доклад ‘Что делает Париж?’ 27 декабря 1922 года
Доклад ‘Про Леф, белый Париж, серый Берлин и Красную Москву’ 12 января 1924 года
Выступление перед рабкорами Киева 13 января 1924 года
Доклад ‘Долой искусство, да здравствует жизнь’ 16 января 1924 года
Выступление на диспуте о постановке ‘Д. Е.’ 18 июля 1924 года
Выступление на диспуте в Колонном зале Дома Союзов 13 марта 1925 года
Доклад ‘О советской поэзии’ 10 сентября 1925 года Доклад ‘Что я привезу в СССР?’ 4 октября 1925 года
Выступление перед рабкорами и журналистам! Киева 31 января 1926 года
Выступление на Бстрече с пролетарскими поэтами Ростова-на-Дону 7 февраля 1926 года
Выступление в клубе рабкоров ‘Правды’ 11 апреля 1926 года
Выступление на диспуте ‘О хулиганстве’ 30 сентября 1926 года
Доклад ‘Как писать стихи?’ 1 ноября 1926 года
Выступление на диспуте о богеме 19 ноября 1926 года
Доклад ‘Поп или мастер’ 24 ноября 1926 года Доклад ‘Даешь изящную жизнь!’ 14 января 1927 года
Доклад ‘Лицо левой литературы’ 26 января 1927 года Доклад ‘Лицо левой литературы’ 29 января 1927 года
Выступление на приеме в Обществе друзей новой России 10 мая 1927 года
Доклад ‘Даешь изящную жизнь!’ 11 декабря 1927 года
Выступление на ‘Вечере журналов’ 20 декабря 1927 года
Доклад ‘Левей Лефа’ 26 сентября 1928 года
Доклад ‘Левей Лефа’ 29 сентября 1928 года
Выступления на обсуждении пьесы ‘Клоп’ 30 декабря 1928 года
Выступление на обсуждении пьесы ‘Клоп’ в клубе рабкоров ‘Правды’ 2 февраля 1929 года
Выступление на вечере ‘Открывается Реф’ 8 октября 1929 года
Выступление на диспуте ‘Нужна ли нам сатира?’ 8 января 1930 года
Выступление на диспуте ‘Пути советской литературы’ 25 февраля 1930 года
Выступление на диспуте о пьесе ‘Выстрел’ 19 марта 1930 года

Дополнение

10 лет 10-ти русских поэтов

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА МИТИНГЕ ОБ ИСКУССТВЕ

24 ноября 1918 года

Нам нужно… не мертвый храм искусства, где томятся мертвые произведения, а живой завод человеческого духа. Нам нужно ржаное искусство, ржаные слова, ржаные дела. Искусство нынешнего дня никуда не годно. Все старые предметы и пейзажи говорят только о сплетнях богачей и буржуа. Жалко, что на такие ненужные вещи художники тратят свой талант. Искусство должно быть сосредоточено не в мертвых храмах-музеях, а повсюду: на улицах, в трамваях, на фабриках, в мастерских и в рабочих квартирах.

ВЫСТУПЛЕНИЯ

НА ДИСКУССИИ ‘ПРОЛЕТАРИАТ И ИСКУССТВО’

22 и 29 декабря 1918 года

I

Мы приветствуем призыв докладчика к созданию пролетарского искусства. Но разве можно привлекать к этому делу огульно всех людей искусства, как это делается сейчас? Вы говорите: ‘добро пожаловать’. Мы говорим: предъявите ваши мандаты. Кем вы посланы — сердцем, бьющимся с пролетарской революцией, или жаждой заказов нового хозяина? Сейчас все, кто вчера дебатировал вопрос о неподаче нам руки, наскоро усвоили новые идеи,— но нас этим не проведешь. О новом надо говорить и новыми словами. Нужна новая форма искусства. Поставить памятник металлисту мало, надо еще, чтобы он отличался от памятника печатнику, поставленного царем. Революция, разделившая на два лагеря всю Россию, провела границу и между правым и левым искусством. Налево — мы, изобретатели нового, направо — они, смотрящие на искусство, как на способ всяческих приобретений. Это великолепно понимают рабочие, радостно принимающие наши выступления. Внеклассового искусства нет. Новое создаст только пролетариат, и только у нас, у футуристов, общая с пролетариатом дорога.

II

Первым выступил т. Маяковский. Он указал, что аудитория зря аплодировала в прошлый раз т. Анцелиовичу, ибо он говорил одно и то же, что и поэт Маяковский. Тов. Анцелиович подошел только к вопросу об искусстве с общественной точки зрения.
Поэт Маяковский далее указал, что футуристы сами отвергают сегодня то, что ими было сделано вчера. С таким же пафосом футуристы выступают против своего же искусства, если оно становится мертвым и старым.
Поэт Маяковский отбрасывает обвинение, что левые будто бы призывают к насилию над старым искусством. Он сам готов возложить хризантемы на могилу Пушкина. Но если из гробов выйдут покойники и захотят влиять на творчество наших дней, то нужно им заявить, что им не может быть места среди живых.
Оратор затем подчеркнул, что Анцелиович в вопросе о новом искусстве сплел свои руки с разными буржуазными критиками. Поэт далее отметил, что футуристы не плетутся в хвосте революции. Еще за два года до революции они предсказывали ее наступление. Для обновления искусства нужна новая политическая организация творческих сил. Разве футуристам по дороге со старыми представителями в искусстве? И в искусстве нужна мощная революционная политика. Руководящая роль должна поэтому остаться за новыми людьми в искусстве. Единственными носителями революционных идей останутся левые.
В заключение т. Маяковский выразил уверенность, что т. Анцелиович непременно примкнет к новому искусству, если он всесторонне с этим искусством ознакомится…
Тов. Маяковский по личному вопросу замечает, что т. Ионов не имел права подтасовывать факты. Тов. Маяковский говорит, что именно футуристы подняли настоящий вой против войны.
— В моих книгах, — заканчивает т. Маяковский, — я был н буду революционером!

ВЫСТУПЛЕНИЕ

ПО ДОКЛАДУ В. Я. БРЮСОВА

‘ПОЭЗИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ’

30 ноября 1920 года

Революционное отношение к искусству обязательно требует точного исследования искусства и его условий. Понятие искусства — понятие труда. В литературе материал — слово. Необходимо революционное отношение к материалу. Язык развивается с жизнью и иногда отстает от нее. Тогда возникает несоответствие материала поэзии остальной жизни. Поэзия требует научного анализа. Талантливость присуща не только искусству, но и всякой работе. Ценность писателя измеряется тем новым, что он внес в слово. Поэзия не должна быть бессодержательной, но при этом она должна решать и чисто словесные задачи. Поэзия воспринимается только через современность. Самое революционное содержание не может быть революционным без революционного подхода к слову. Так в ‘Мистерии-буфф’ наряду с революционной темой ставится специальная задача в области слова: возобновление частушечного языка. Надо революционизировать язык. Отношение поэта к своему материалу должно быть таким же добросовестным, как отношение слесаря к стали.

ДОКЛАД

‘ПРОИЗВОДСТВЕННАЯ ПРОПАГАНДА И ИСКУССТВО’

29 января 1921 года

Мы вели антибелогвардейскую агитацию, почему теперь для производственной агитации нужно начинать сначала? Всю агитацию мы вели, не основываясь ни на каких данных. Но теперь есть опыт. Бюрократизм немало мешает нашей агитационной работе. Об этом говорит история с плакатом РОСТА, направленным против польских панов. Нами были сделаны плакаты о транспорте, о Донбассе, против волокиты, специальные плакаты для горняков. Трудность заключается в том, что в мировом искусстве нет ни одного агитационно-трудового произведения. Надо создать научное бюро для исследования воздействия различных видов агитации. Агитация должна быть конкретной, детали надо брать не из общих принципов. Левое искусство должно вырабатывать новые методы агитации.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

ПО ДОКЛАДУ М. Ю. ЛЕВИДОВА

О СОВРЕМЕННОМ ИСКУССТВЕ И ЛИТЕРАТУРЕ

27 октября 1921 года

В беседе после доклада энергично возражал Левидову Маяковский, упрекавший докладчика в верхоглядстве и указавший на ряд положительных и ярких, по его мнению, явлений настоящего дня в искусстве, к которым оратор причислил прежде всего творчество поэтов Пастернака, Асеева и др., работы художественной молодежи в области живописи, опыты нахождения новых форм сценического искусства — в области театра.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА ДИСПУТЕ ‘ПОЧЕМУ МОЛЧАТ ПИСАТЕЛИ?’

11 ноября 1921 года

Никакого оскудения литературы… никакого ее понижения нет. Наоборот, в настоящее время новая литература все крепнет и крепнет. Теперь, как никогда раньше, даже в довоенное и дореволюционное время, замечается полный расцвет поэзии, влачившей раньше жалкое существование. Новой русской литературе необходим новый язык и выработка его, выработка новых форм слова может производиться лучше и легче всего только поэзией. Вот почему сейчас наблюдается расцвет именно поэзии, а не прозы. Как на образцы этой новой поэзии, великолепно чувствующей современность, тов. Маяковский указывает на произведения Асеева и Пастернака.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ПЕРВОМ ВЕЧЕРЕ

‘ЧИСТКА СОВРЕМЕННОЙ ПОЭЗИИ’

19 января 1922 года

Владимир Маяковский проводит ‘чистку поэтов’. Аудитория Политехнического музея набита сверху донизу. Интерес у публики выявляется колоссальный. Да и как не интересоваться: в хаосе литературных течений, школ, направлений и групп, которые плодятся с невероятной быстротой, разобраться одному не под силу, а ‘чистка’ — это оригинальная форма коллективного труда, она может многое вывести наружу, объяснить, опровергнуть, доказать.
Теперь — кто же не считает себя поэтом, раз он посещает какое-нибудь литературное ‘кафе’ и раза три-четыре тиснет в журнал или в газету свои вымученные стишки? Да и не только назовется поэтом,— он, ни мало ни много, претендует на ‘школу’, гремит о себе как о новаторе, родоначальнике, чуть ли не гении!..
Вывести на чистую воду таких ‘примазавшихся к поэзии гениев’ — задача и интересная и благодарная.
Задача в высокой степени и серьезная, если понимать ее в смысле строгой критики, в смысле вдумчивого коллективного анализа всего строя мыслей, взглядов и убеждений пишущей гвардии, литературных приемов и форм под углом зрения революционной эпохи. Не так важно, конечно, будет или нет ‘вычищен’ какой-нибудь отдельный поэт: вычищать его по существу неоткуда, ибо ‘не существует даже и профсоюза поэтов’, как доложил Маяковский. Да и невозможное дело ‘заставить’ отойти от писания того, кто пишет. Дело не в этом. Важно творчеству поэта дать общественную оценку, определить его место в современности вообще и в поэзии в частности: нужен ли он новому времени, новому классу, совершенно новому строю мыслей, которым живет Советская Россия.
Поэтому нас не интересует судьба отдельных поэтов, говорить о ней мы не будем — важны лишь общие результаты и выводы, к которым пришла аудитория.
Маяковский положил в основу ‘чистки’ три самостоятельных критерия:
1) работу поэта над художественным словом, степень успешности в обработке этого слова,
2) современность поэта переживаемым событиям,
3) его поэтический стаж, верность своему призванию, постоянство в выполнении высокой миссии художника жизни.
За последние годы работа над совершенством художественного слова шагнула далеко вперед: в этом отношении немало заслуг падает на долю футуристов. Избитые, привычные слова и их сочетания уже бессильны выразить богатейшую гармонию новых мыслей и чувств.
Надо изобрести новые, еще не сказанные слова, надо оригинальным их соединением зажечь старые, вложить в них новый смысл, новое содержание.
Завядшие рифмы и мертвые размеры должны уступить место каким-то новым, органическим формам, как неизбежное вытекающим из суммы новых идей, запросов и чувств. С этой точки зрения не выдерживают критики даже большие мастера художественного слова, которые ушли корнями в старый мир и никак не хотят (а может быть и не могут) понять и принять того нового, что несет с собою и чего требует настоятельно новая эпоха. Уж если в области практической повседневной жизни мы то и дело творим новые слова, какие-нибудь ‘Главтекстили’, ‘Упвосо’, ‘Чусоснабармы’, слова, порожденные исключительно новыми условиями и новыми потребностями,— как же оставаться с одними старыми словами в поэзии, рождающейся из глубин современного, нового человека, отражающего в своем творчестве не только эту конкретную действительность, которой живем, но прозревающего и ту новую жизнь, за которую боремся, за которую стоит перенести новые страдания, вести любую, самую тяжкую борьбу. Истинный поэт должен найти эти новые слова: они художественно осветят путь, они нужны современному человеку, они необходимы самому поэту.
Итак, первым требованием предъявляется: усиленная и плодотворная работа над словом, над его обновлением, оживлением, мастерским объединением его с другими — и старыми и новыми словами.
Второй критерий, пожалуй, еще более серьезен, еще легче поможет нам разобраться в истинных и ‘примазавшихся’ поэтах: это их современность. Вот тема, которая вызывает бесконечные споры! Вот дорожка, на которой схватываются в мертвой хватке поэты старого и нового мира! В сущности, вопрос этот есть коренной вопрос о содержании и об основе самой поэзии — для нас, революционеров, такой ясный, самоочевидный вопрос.
Сломлены устои буржуазного мира. Новое, рабочее государство выводит на широкий и светлый путь не только Россию, но человечество. Решаются мировые, исторические вопросы. И решаются не заседаниями и конференциями, а кровью, железом, опустошительными эпидемиями, поволжскими драмами, невероятным голодом борющегося класса, целым сонмом несчастий, лишений, ужасов и бедствий.
Таково содержание современности, стоящей на грани двух миров. Хочешь или не хочешь принять эту современность — вопрос иной, но отмахнуться от нее нельзя, не замечать ее невозможно. И ставился вопрос: достойно ли художника в эти трагические дни отойти от современности и погрузиться в пучину сторонних, далеких, чуждых вопросов? Можно ли и теперь воспевать ‘коринфские стрелы’ за счет целого вихря вопросов, кружащихся около нас? Часть аудитории, правда небольшая, стояла, видимо, за ‘коринфские стрелы’ — это зрители жизни, революционный балласт, люди, от которых не было и никогда не будет никакого толку. Но властно господствовала и торжествовала совсем иная идея — о подлинной задаче художника: жить живой жизнью современности, давать эту современность в художественных образах, помогать своим творчеством мучительному революционному процессу, участвовать активно в созидании нового царства.
И когда с этим критерием мы подходим к поэтам современности, многие остаются за бортом, поэтами во всем объеме этого слова названы быть не могут: комнатная интимность Анны Ахматовой, мистические стихотворения Вячеслава Иванова и его эллинские мотивы — что они значат для суровой, железной нашей поры?
Но как же это так: счесть вдруг нулями таких писателей, как Иванов и Ахматова? Разумеется, как литературные вехи, как последыши рухнувшего строя они найдут свое место на страницах литературной истории, но для нас, для нашей эпохи — это никчемные, жалкие и смешные анахронизмы.
Третьим критерием было определение поэтического стажа. По нашему мнению, этот критерий является мало существенным, так как подлинным поэтом мы вправе назвать и начинающего, раз уже в первых его произведениях блеснут искры несомненного дарования.
Под углом зрения высказанных соображений дурную репутацию получили Адалис, Вячеслав Иванов, Анна Ахматова, группа ‘ничевоков’ и др.
С большим вниманием и одобрением отнеслись пока только к творчеству Асеева…
Другие поэты, видимо, будут очищены в ряде следующих собраний. Жаль одного: публика сравнительно слабо участвует в анализе и оценке очищаемых поэтов. Нам представляется эта форма критики и коллективного суда особенно желательной на рабочих и красноармейских литературных собраниях, где слушающий приучился бы сознательно разбираться в литературных ценностях и отучился бы читать всякую белиберду, которая случайно попадает ему в руки.

ДОКЛАД ‘ЧТО ДЕЛАЕТ БЕРЛИН?’

Около 29 декабря 1922 года

ОБЩАЯ КАРТИНА ГЕРМАНИИ

Основное впечатление, что Германия, поскольку Берлин может ее представлять, тяжело больна, агонизирует, чахнет. В Берлине есть поле, и на нем — огромное количество новеньких аэропланов. Однако это поле — сплошное кладбище, ибо у всех его аэропланов разбиты моторы. ‘Культурные’ французы ходили и разбивали их молотками. Рабочие, строившие эти машины, плакали — но победителей это, конечно, мало трогало. Одно из двух: или вся Германия надолго превратится под пятой победителей в подобное кладбище, или ее вырвет из цепких лап болезни пролетарская революция.

400 ТЫСЯЧ РУССКИХ

Более 400 тысяч русских — в Берлине. Отношение немцев к приезжающим из России самое предупредительное. Нередки случаи, когда комната, стоящая 7—8 тысяч марок, отдается русскому за 1 1/2тысячи. Большая часть русской колонии состоит из эмигрантов — в последний год сильно изменивших свое отношение к РСФСР. На одной из берлинских улиц их живет так много, что улица эта теперь шутя называется: Непский проспект.

ЭМИГРАНТЫ

Русская эмиграция состоит из нескольких больших групп. Самая объемистая —сменовеховцы. К этим последним принадлежит и Ал. Толстой, собирающийся въехать в Россию… ‘на полном собрании своих сочинений’.
К другой группе принадлежит Иг. Северянин, воспевающий не то белоголовку, не то красноголовку, но вообще нечто водочное. Несмотря на то, что вся заваруха в России — по словам Северянина — началась едва ли не по вине Маяковского и Д. Бурлюка, он, увидав Маяковского, пытался броситься ему в объятия и убеждал последнего помочь ему вернуться в Россию…
Третья группа — ив том числе известный теоретик лингвокритической школы В. Шкловский, убежавший из России, с огромной болью переживает разлуку с ней и мечтает вернуться в ее лоно какой угодно ценой.
Самая злобная группа, это те, кто первые годы революции прожил в России, а теперь черносотенствует за границей и вешает на шею советской власти всех собак.
А. Белый… жалуется на перенесенные им в России неудобства и недоедание, как будто Советская Россия специально устраивала неудобства для А. Белого! На одном из собраний в Доме искусств он, председательствуя, не дал говорить Маяковскому в тот момент, когда какой-то хулиган оскорбил русского художника. Белый дипломатично заявил, что он ничего не слышал. Маяковский и за ним почти вся аудитория ушли.
Белые, продержавшись у власти четыре часа, на пятый час сдали позиции сменовеховцам.

ГЕРМАНСКОЕ ИСКУССТВО

Художественные дела оказались настолько плохи, что ‘в рассуждении чего бы покушать’, Маяковский не нашел там ничего хорошего. Картинки и бюсты, конечно, есть, но той руководящей и той двигательной силы, которая ранее шла к нам из Европы — это относится и к Парижу,— уже нет.
В живописи главное место занимает в Берлине экспрессионизм, во при ближайшем рассмотрении знаменитейшими художниками его в Германии оказались… русские — Шагал и Кандинский. Единственный талантливый немец — Дике.
Замечательное явление — Георг Гросс, впитавший в себя все социальные предпосылки Германии.
В литературе выделяются две группы: 1) революционно-мистическая, приближающаяся к А. В. Луначарскому (Кайзер, Толлер), и группа пролетарских писателей, не имеющих еще издателей: Гаспар.
Театров интересных в Берлине нет. Изобретательность режиссеров направлена в сторону ревю и обозрений: последние поражают безвкусной роскошью.

ВЫВОДЫ

Вл. Маяковский задается вопросом — почему мизерно западноевропейское искусство. И приходит к выводу, что, хотя все предыдущие искания и были плодотворно-формальны, но теперь формальным исканиям пришел конец. Они натыкаются на несоответствие социальной обстановки, которая не позволяет энтузиазму нового искусства перелиться на производство.
Отсюда — трагедия западного искусства и переход гегемония в этой области к Москве.

ДОКЛАД ‘ЧТО ДЕЛАЕТ ПАРИЖ’

27 декабря 1922 года

Маяковский был десять дней в Париже. Кое-что видел, кое с кем говорил — ‘впечатлялся’ на целый доклад — книгу, которую скоро выпустит. Это немного — Эррио был в России неделю и дал уже двести восемьдесят интервью.
Париж — исключительно шикарен. Исключительно богат. Сытая, довольная жизнь превалирует над всем прочим. Париж жрет, объедается, болеет брюшным тифом — чрезмерное увлечение устрицами и… сосет золото из договоров — Версальского, Севрского, русских облигаций и т. д.
В живописи — понижение художественной ценности. Популярные картины — е содержанием и исполнением пошлы (главный мотив — женское тело). Живопись — в руках крупных дельцов, скупающих картины и задающих тон. Пикассо отошел от жизни. Леже — несомненная величина — он индустриален. Из русских художников в ‘моде’ Гончарова — у Дягилева. Сорин. Ларионов.
Театры. Есть в Париже актеатры, но французы ходят в различные Revue, обозрения — с разнообразной цирковой программой. Французам нравится ‘Николай’, демонстрируемый под ‘Ах, зачем эта ночь’. Вообще в кабаках — русская цыганщина.
В литературе сейчас в ‘моде’ — вычурность стиля до нелепости. Есть поэтическая группа роялистов, символисты-неоклассики.
К России исключительное внимание — Маяковскому художники надавали много картин для наших художников. Автор ‘Рогоносца’ возмущался постановкой Мейерхольда. Наши литераторы читают, но на их лекции и доклады ходят, как на благотворительное.

ДОКЛАД ‘ПРО ЛЕФ, БЕЛЫЙ ПАРИЖ, СЕРЫЙ БЕРЛИН И КРАСНУЮ МОСКВУ’

12 января 1924 года

Вечер начался докладом т. Маяковского о современном состоянии левого фронта в Москве в связи с общей атмосферою, господствовавшей на Западе. Даже за короткое пребывание в Париже или Берлине можно понять, что то, что мы знали о западном искусстве десять лет тому назад, остается там и по сей день. Европа не сдвинулась с места, словно не было мировой империалистической бойни, будто не замечается нарастания революционного рабочего движения, движения, которое вот-вот взорвется мировой коммунистической революцией. Запад пережевывает старую жвачку, и если замечается гигантский сдвиг в творческом развитии, то лишь при сопоставлении Запада с работою в области искусства в СССР.
Переходя к рассказу о положении искусства в РСФСР, т. Маяковский говорит о той роли, какую сыграли футуристы после Октября. Футуристы были первыми, кто сразу же пришли к Советской власти, и до сего времени они идут с ней нога в ногу. Еще в дореволюционное время, когда нынешние ‘попутчики’ пели про крест святой Софии и про ‘русские Дарданеллы’, рядом с ихним политическим вождем Мюлюковым-Дарданельским — футуристы, не страшась, подняли свой революционный голос против истребления пролетариата в империалистической бойне. Революция дала естественный выход футуристам, и они немедленно стали в работу на фронте строительства пролетарского государства. За это время много ‘желтых’ и даже ‘черные’ сделались ‘красными’, появилось ‘сменовеховство’, из-за границы возвращается эмигрантская публика, организовавшая фронт ‘попутнической братии’ в общем фронте жизни искусства.
‘Левый фронт’ объединяет в себе революционных мастеров равного профиля — литераторов, художников, режиссеров. Московским государственным издательством издается журнал ‘Леф’. Проводится большого значения практическая и теоретическая работа, которая пользуется большой популярностью в рабочих массах. Лефовцы расширяют свое влияние на все ответвления культурной работы и производства. Агитационно-пропагандистская деятельность советской власти переводится большей частью в плане рабочего процесса Лефа (плакаты, агитлистки и т. д.). Советская книжка (монтаж) немедленно выходит в Москве так же с фабричного маркою Лефа.
Театральная работа Мейерхольда и других режиссеров проходит при ближайшем сотрудничестве литераторов Лефа. Лефовцы обрабатывают литературный материал для их постановок, лефовцы ставят пьесы, лефовцы производят продукцию массового потребления.
В конце т. Маяковский отметил, что эта работа с успехом проводится и на Украине (в частности, Ассоциацией панфутуристов).

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПЕРЕД РАБКОРАМИ КИЕВА

13 января 1924 года

Без всяких предисловий и вступительных слов Маяковский начал сразу:
‘Сосновский жаловался как-то, что несмотря на то, что он правит корреспонденции рабкоров, они все же плохи’. Наши литераторы, хотя и советские, воспитаны на старых литературных формах и вкусах. Исправляя корреспонденции рабкоров, они доводят их до уровня общего шаблона. Вычеркивая из них слова и выражения, часто корявые, но полные образности, они лишают их той свежести, какую они имели до исправления. Вот сборничек рабкоров Хамовнического района. Назван он тоже по-старому ‘Лепестки’. Где, спрашивает он, на производстве рабочий сталкивался с лепестками. Хохотал он до упаду над стихами вроде таких:
Я — пролетарская пушка,
Стреляю туда и сюда.
Тут видна рука исправляющего стихи, или выбросившего пару строчек, или что-то подменившего.
Вот образец старых понятий. Тов. Стеклов употребил раз выражение: ‘Надо поставить точки над ‘Ъ, а ‘b-то у нас давно уже нет, и многие, научившиеся теперь грамоте, понятия о нем не имеют. Или выражение: ‘красной нитью проходит’. Кто ее видит эту нить? Все это трафарет.
Таким языком ‘шпарили’ десять лет тому назад. Его надо сдать в архив, а учиться надо у жизни, у действительности, окружающей рабочего. Надо не бояться корявых слов и корявых выражений. Больше того, за них надо драться с редакцией и отстаивать их.
Что язык наш надо освежить, было ясно уже давно для Ильича. Он говорил, что нужно научиться телеграфному языку. Писать как можно покороче, но чтобы всякий понял. Задачей сегодняшнего дня т. Маяковский считает — не подражать старым литературным формам, а писать понятными, жизненными словами. Слова — это наш материал, из которых мы строим образы так же, как рабочий делает вещь из стали, кожи или бумаги. Слова эти нужно отстаивать, как мы отстаиваем правдивую мысль.
На что Демьян Бедный пролетарский поэт, а его многие не понимают. Красноармейцы его очень любят, но не все понимают. А это оттого, что и Демьян Бедный одержим старыми литературными навыками. Его <Маяковского> призыв к рабкорам и совет, как поэта: ‘Заботьтесь о собственном языке, ибо важно и существенно только то, что выражает вашу мысль’.

ДОКЛАД

‘ДОЛОЙ ИСКУССТВО, ДА ЗДРАВСТВУЕТ ЖИЗНЬ’

16 января 1924 года

‘Ни одна мать, ни тетка, ни отец из присутствующих сегодня в театре, не станет хвастаться перед своими знакомыми, что их сын, дочка или племянница умеют шить хорошие сапоги, варить вкусную пищу, а вот про то, что в день именин они умеют написать две колонки стихов в альбом или нарисовать головку котика, про это хвастают везде’.
Первое (шить сапоги, варить пищу) звалось ‘простою работою’, и этим занимался рабочий.
Другое — звалося ‘художественным творчеством’, и им занималась избранная ‘интеллигенция’.
Так было.
Так и сегодня: кто не работает, тот и не ест. Искусство превращается в ‘работу для избранных’ у одних и в ‘просто работу’ у нас (‘Лефа’).
‘Художественное творчество’ — признается нужной работой требованием коренного сегодняшнего потребителя, не как слово для отдыха, ‘развлечения’, а как выработка слов, улучшающих, организующих нашу жизнедеятельность.
На фронте этого художественного творчества предложения, к сожалению, по-прежнему в десятки раз превышают спрос. Это должно быть решительно изменено.
Что касается задач сегодняшних работников над словом (организаторов языка), то нужно пересматривать запасы старого словесного материала и создавать из них новую речь, организующую сегодняшний день. Свежие, сегодняшние слова нужно оставить, остальное на помойку.
Слово, как и общественная структура, как быт, как одежда, как воздух — требует ‘проветривания’, ‘чистки’, ‘мытья’.
Искусство должно тесно сомкнуться с жизнью (как интенсивная функция последней). Либо слиться с ней, либо погибнуть.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА ДИСПУТЕ О ПОСТАНОВКЕ ‘Д. Е.’

18 июля 1924 года

Три года тому назад считалось хорошим тоном крыть Мейерхольда. Таким же хорошим тоном считается теперь нести о нем восторженную чепуху. Как борющийся в одном лагере с Мейерхольдом, я считал нужным, прав ли Мейерхольд, или не прав, принимать на себя все удары, направленные против него. Однако на этот раз мне приходится самому подлить дегтя в фимиам. Но это вовсе не значит, что я выступаю против Мейерхольда.
‘Д. Е.’ произвело на меня удручающее впечатление. Театральное мастерство, понимаемое как своего рода супрематизм, здесь доведено до абсурда. Мейерхольд — гениальный режиссер по сравнению с прочей театральной ерундой. Пьеса же ‘Д. Е.’ — абсолютный нуль. Слово в ней, ее сценический материал — убожество. Переделывать беллетристические произведения в пьесу может только тот, кто выше их авторов, в данном случае Эренбурга и Келлермана. Без этого условия спектакля как орудия классовой борьбы нет и быть не может.
Театр проявил пренебрежение к литературному и декоративному моментам. Три экранчика убоги по сравнению с кинематографом. Это деревянные корыта, которые разобьются через четыре спектакля. ‘Борьба с кинематографом’ не может достичь цели. Ввод красноармейцев и матросов на сцену — дикость. Это какой-то институт театральных денщиков.
В ‘Д. Е.’ поставлены точки над i. Высшим достижением Мейерхольда был ‘Великодушный рогоносец’. Затхлый ‘Лес’ Островского на революционных подмостках был шагом назад. Выхолощенное ‘Д. Е.’ — второй шаг назад. Мейерхольд это лучше всех понимает. И все же любой лозунг ‘Д. Е.’ — лучше галиматьи старых театров. Но театр должен вооружиться всеми достижениями искусства.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ДИСПУТЕ

В КОЛОННОМ ЗАЛЕ ДОМА СОЮЗОВ

13 марта 1925 года

Партия поставила на очередь вопрос об искусстве, и эта дискуссия чрезвычайно своевременна.
Вопрос о формальном методе академически решаться не может. Это вопрос об искусстве вообще, о Лефе.
Вопросы искусства стоят сейчас в области практического порядка, и к ним примыкает вопрос о формальном методе. Формальный метод и социологический метод — одно и то же. больше никакого формального метода нет.
Нельзя противопоставлять метод социологический формальному методу, потому что это не два метода, а один: формальный метод продолжает социологический. Там, где кончается вопрос ‘почему?’ и возникает ‘как?’, кончается дело социологического метода и на его место во всеоружии вступает формальный метод.
Так в любом производстве. Если моду на тот или иной фасон башмаков можно объяснить социальными причинами, то, чтобы сшить их, нужно уменье, мастерство, знание определенных приемов. Надо знать способ обработки материала, способ утилизации. Такое знание необходимо и в искусстве, которое прежде всего мастерство, а изучить это мастерство как раз и помогает формальный метод.
Поэт сам направляет свои пушки. В поэтической работе социальное и формальное объединено вместе.
Товарищ марксист, который берется за искусство, необходимо должен иметь и формальные знания. С другой стороны, и товарищ формалист, изучающий формальную сторону искусства, должен твердо знать и иметь в виду социальные факторы.
Грешат обе стороны, отделяющие одно от другого. Только в понимании их связи возникает правильное суждение.
Я свои возражения всегда держу наготове против этой постоянной антитезы.
Революционным произведение становится не только от формальной новизны. Ряд фактов, изучение социальной основы дает ему силу. Но, кроме изучения социологического, есть изучение и формальной стороны.
Это не противоречит марксизму, а с вульгаризацией марксизма мы боремся и будем бороться.

ДОКЛАД ‘О СОВЕТСКОЙ ПОЭЗИИ’

10 сентября 1925 года

Лекция т. Маяковского была построена на пояснении трех основных тезисов, характеризующих советскую поэзию и глубокой гранью отделяющих ее от поэзии буржуазных стран.
1-й тезис — советская поэзия есть производительное искусство.
В чем выражается ‘производительность’ ее?
Не в том, конечно, что она ‘механизировалась’, превратилась в простое производство. Советская поэзия остается поэзией, творчеством в истинном смысле этого слова. Но советский поэт в своем творчестве стремится стать и становится лицом к лицу с рабочим.
Он черпает свое вдохновение в каждодневном, но вместе с тем геройском, часто полным самоотречения и самопожертвования советском строительстве, в созидании новых, лучших форм социальной жизни.
Первая задача искусства — найти свое место в мире.
Этот лозунг вначале был встречен враждебно некоторыми представителями искусства даже и в самой Советской России.
2-й тезис — искусство есть творчество сегодняшнего дня, искусство не вечно. Оно должно отражать в себе нужды, заботы и чаяния настоящего момента, а не витать в небесах.
Мещанство восстает против этого положения.
Этот тезис чужд мелкобуржуазному мировоззрению ‘успокоившихся граждан’, для которых искусство — своего рода ‘удобный диван’, на котором так приятно ‘отдыхать’ и возноситься мечтами к звездам.
Эти ‘успокоившиеся граждане’ не могут, конечно, понять, что революционное искусство должно выковываться в каждодневных горестях и радостях широких трудовых масс, черпать свое вдохновение из корней жизни.
Каждый революционный поэт должен — ив этом заключается 3-й тезис — связать себя с классовой борьбой, честно и сознательно связать себя с чаяниями и стремлениями рабочего класса, бросить вызов буржуазии.
Эти три положения, легшие в основу новой советской поэзии, советского искусства, заставляют буржуазных критиков обрушиваться на советских поэтов, как на ‘бездушных людей’, ‘советских вандалов’, отрицающих старое искусство, душу, ту мистическую ‘душу’, которой они-то сами никогда не видели, о которой знают ‘понаслышке или же из богословских книг’.
И ‘душа’ представляет собою, в сущности, лирические переживания, и буржуазные критики и поэты сильно скорбят о ее потере.
Должны ли поэты Советской России стать на сторону этой таинственной ‘душонки’, к которой мещанство и буржуазия всех капиталистических стран (и особенно Америки) относится так нежно?
Нет!— отвечает Маяковский. Советские поэты стоят твердо, обеими ногами, на земле.
Но мещанство и буржуазия боятся реализма. Их мелкая покупательская психология не переносит реализма, машинного грохота жизни и пытается затушевать его лирическими ‘душевными’ излияниями, мягкой музыкой, ‘мягким светом свечек’.
В Советской России не должно и не может быть места мещанской лирике. Там идет борьба с мещанским укладом жизни.
Из этого не следует, что революция исключает лирику.
Но лирика революции и лирика мещанства — два борющихся мотива. Они по своему существу — прямо противоположны друг другу.
Каждое искусство создается классом во время его подъема. Потом оно становится ретроградной силой.
Как на иллюстрацию этого т. Маяковский сослался на Сергея Городецкого и других поэтов царской России, ‘тонкая поэзия’ которых часто скрывала наглые помыслы империалистических захватчиков.
Вопрос об отделении искусства от жизни — вздорный вопрос. Искусство выражает интересы того или иного класса.
Советские поэты вполне это сознают и в этом видят новые возложности. Им чужда кружковщина русского эмигрантства, их не обольщает отвлеченная лирика, внешность.
Они знают, что каждое стихотворение — ‘оружие не для отдыха, а для борьбы’. Революционные советские поэты, освободившись от буржуазных пут, отвечают презрением на предложения о соглашательстве. Их не поймаешь на ‘молочных реках и кисельных берегах свободного искусства’.
Они знают, что единственное место, где гордый, уважающий себя художник не подвергается необходимости продавать свои достижения, это ‘голодная Советская Россия’, страна ‘железной диктатуры пролетариата’.

ДОКЛАД ‘ЧТО Я ПРИВЕЗУ В СССР?’

4 октября 1935 года

Какой представляет себе Америку русский народ, представители русского искусства вообще и футуристы в частности? Какой представлял себе ее сам В. Маяковский?
На этот интересный вопрос он ответил в своей лекции в воскресенье, передав вкратце содержание своей поэмы ‘150 миллионов’. Представление об Америке у русского вообще, у русского художника и футуриста, выражаясь в различных образах, сводится, в сущности, к одному: к представлению о грандиозности. В воображении крестьянина — она рисуется в виде безграничных, тучных полей, на которых пасутся огромные стада сытого скота.
Перед футуристами она встает в форме ‘многосаженного, многоверстного чудища Вудроу Вильсона — символа американской буржуазии’.
Чикаго — чудовище город ‘с 14 000 улиц, а от каждой улицы — по сотне переулков, и весь он залит морем электрического света, в сравнении с которым свет солнца — ‘не ярче грошовой свечи’, а у каждого жителя ‘не меньше — генеральский чин’.
Это, конечно, сатирическое, преднамеренное преувеличение, поэтическая ‘работа красок’ в отличие от сухой ‘работы слова’ в путеводителе. Однако же во всем этом скрывается идеализация усовершенствованной ‘бесконечной техники’ Америки, представление ее в ‘головокружительном, карусельном масштабе’.
Соответствует ли это представление действительности? Далеко нет.
Америка — не единое целое совершенство техники, ‘не один винт, а много’,—‘капиталистический хаос’, она — ‘общий неорганизованный ансамбль’, беспорядочно сбитые в кучу осколки технических совершенств и удобств при отсутствии удобств в большом масштабе.
Эстетические законы в Америке не соблюдаются. Ее города — сплошная скученность. Шум американских городов — это неорганизованный, случайный шум, нагромождение шумов, рев, а не организованный мотив. Основная черта жизни американских городов — максимальная быстрота при минимальном соблюдении удобств.
Но в этом хаосе нагромождения т. Маяковский подмечает здесь и там отдельные эстетические продукты технического созидания. Один Бруклинский мост чего стоит с его стальными канатами!
В Америке, конечно, есть много интересного, удивительного.
‘Мы приезжаем сюда,— говорит Маяковский,— не учить, а учиться, но учиться тому, что нужно и так, как нужно для России’. Но Америка в целом непригодна для Советского Союза как образец. Америка для СССР — лозунг устройства советской индустрии, но американизм — уклад жизни — для Советского Союза неприемлем-
И в восторженном восхвалении Америки футуризмом проявляется его коренная ошибка — восхваление техники, как таковой, техники ради техники.
Футуризм имел свое место и увековечил себя в истории литературы, но в Советской России он уже сыграл свею роль.
Стремление и работа Советского Союза находят себе отражение не в футуризме, а в Лефе, воспевающем не голую хаотическую технику, а разумную организованность. Футуризм и советское строительство,— заявляет Маяковский,—не могут идти рядом. ‘Отныне,— говорит он,— я против футуризма, отныне я буду бороться с ним’.

ВЫСТУПЛЕНИЕ ПЕРЕД РАБКОРАМИ И ЖУРНАЛИСТАМИ КИЕВА

31 января 1926 года

Два года тому назад т. Маяковский делился с рабкорами опытом, как следует писать для газеты, как надо беречь часто корявую, но колоритную рабкоровскую речь, как следует остерегаться литературных штампов, шаблонов. За эти два года рабкоры выросли в могучую рабселькоровскую организацию, за нашим примером разворачивается рабкоровское движение и за кордоном, и т. Маяковский больше не учит рабкоров, как нужно писать, а знакомит их с состоянием и характером буржуазной прессы, особенно американской.
В одном только Нью-Йорке выходит 1500 разных газет и журналов. Большинство, на 90% — это буржуазная пресса реакционного направления. Американский репортер — подобие ‘ростовского жулика’.
В Нью-Йорке довольно много коммунистических газет, которые выходят на разных языках. Только одна еврейская газета ‘Фрейгайт’ имеет тираж 30 000.
Состояние американской коммунистической прессы напоминает нам состояние нашей прессы в дореволюционное время, как у них так и у нас рабочие поддерживают свою прессу. Центральный орган американской компартии ‘Дейли Уоркер’ едва существует, однако 40 000 долларов, которые рабочие собрали между собой, поставили газету на твердую почву.
Нью-йоркские газеты выходят на различных языках, ибо такой состав нью-йоркского населения. Из 150 000 фордовских рабочих 80% чужеземцев, которые говорят на 54 языках. Со всеми коммунистическими газетами упорную борьбу ведет, кроме буржуазной, и социал-демократическая пресса. Большое влияние имеет еврейская газета ‘Форвертс’ с тиражом 300 000 экземпляров. Газета ‘Русский голос’ имеет тираж в 30 000 экземпляров и твердо стоит за признание Советской власти, однако иногда во время выборов кандидатов в парламент за деньги помещает объявление кандидата вражеской партии. Три белогвардейские газеты только и делают что распространяют про нас пугающие слухи.
Что до американской буржуазной прессы, то она живет сенсациями, убийствами, насилиями и т. п. Убийства случаются там каждый день, но если б их не было, то это уже было б убийство для американских репортеров.
Газеты там очень большие, особенно недельные, что две такие газеты едва вместились в чемодан т. Маяковского. Чтоб прочитать такую газету требуется потратить целый день. Такая газета стоит в пять раз дороже, чем ее продают, но выручают объявления. Лучшие поэты и журналисты Америки пишут объявления для разных фирм.
Американские журналисты, правда, не так продажны, как французские, но это оттого, что американские газеты запродаются гуртом, вместе с их хозяевами, раз и навсегда. Про Маяковского там тоже распространяли разные небылицы, например, когда он спросил репортера, почему тот еще не написал, что будто Маяковский убил свою тетку, тот задумался и сказал: ‘И правда, почему не написал?’
Рядом с этим там рабочие домогаются выпуска стенных газет, в которых говорят о своей действительной жизни.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ВСТРЕЧЕ С ПРОЛЕТАРСКИМИ ПОЭТАМИ РОСТОВА-НА-ДОНУ

7 февраля 1928 года

Говоря вообще о зачитанных стихах, Маяковский указал, что рапповцам не стоит бросаться к мировым темам, но следует писать больше о том, что хорошо им известно и не вошло в литературу: о Ростове и Нахичевани, в быту которых скрыто много сокровищ для поэзии (например, самое слово ‘Нахичевань’ — великолепное слово, еще никем не использованное в поэзии), не стоит начинающим писать непременно гладкие, чистенькие стихи, можно и нужно делать их по возможности ‘корявее’,— это будет задерживать внимание читателя на каждой строчке, слова надо давать в таком сочетании, в такой переработке, чтобы они возрождались, являлись перед читателем в новом свете, стоит помнить, что ни один поэт не должен быть похож на другого, но каждый должен иметь свое лицо и голос, поэтому не стоит торопиться печататься…
Разбирая зачитанные рапповцами стихотворения, Маяковский высказал такое мнение о каждом поэте:
Безбородое и Полянский еще слабы. У первого наблюдается не только символизм формы, но символизм содержания, второй просто рифмует строки. Обухов покамест тоже слаб, но ему работать нужно— задатки есть. Григорий Кац хороший поэт, но они у него слишком напевны, гладки.
— Выкиньте из середины какое-нибудь слово, чтобы нарушить размеренность… Сделайте их покорявее.
Павел Кофанов поэт вполне сформировавшийся. Его стихи своеобразны. Правда, в стихотворении ‘Казаки’ не дана казачья жизнь, это стихотворение следовало бы оживить вставкой песни терских казаков, но зато в ‘Сане’ автор оригинален и знает, о чем говорит. Жак в своих стихах дает мало новых образов, и в них слишком много пафоса.

ВЫСТУПЛЕНИЕ В КЛУБЕ РАБКОРОВ ‘ПРАВДЫ’

11 апреля 1926 года

Судя по настроению сегодняшнего собрания, судя по тому, что собрание наше названо в объявлении концертом, вопросам поэтической работы у нас все еще не придают должного значения. Мы, лефовцы, привыкли разрешать эти вопросы с пеной у рта. Вопрос серьезен. Положение с поэзией у нас дрянное. Издатели говорят, что стихи не идут на рынке. В своей статье в ‘Красной нови’ (No 4) я доказал, что это чушь, что дело здесь в значительной мере решается аппаратом распространения. Но надо сказать все-таки, что на 99% виноваты и сами поэты. В 99 случаях надо сказать поэту: брось ты этим заниматься. А иного, который, может быть, не написал еще ни одной строчки, но имеет данные, следует тянуть за уши и заставлять писать. Сейчас пишут плохо. Вследствие этого и большие современные поэты начинают терять квалификацию: нам не с кем соревновать.
Редакторы у нас руководятся чисто субъективным чутьем. ‘Мне это нравится’,— скажет редактор и печатает дрянное стихотворение. Высокие слова ‘творчество’, ‘талант’ все еще слишком в ходу в их среде. Так же скверно обстоит дело с руководством начинающим писателем. Показательно уже это: книжка Шенгели — е_д_и_н_с_т_в_е_н_н_о_е руководство к тому, как писать. Об этой книжке, в сущности, не стоило бы говорить, если бы не два обстоятельства. Первое — книжка вышла уже 3-м изданием и то почти раскуплена. Второе — издана она весьма авторитетным издательством ‘Правда’. А между тем книжонка эта — прямо стихийное бедствие. До войны была подобная книжонка, изданная где-то в провинции: Рабинович, ‘Как в восемь уроков сделаться поэтом’. Она разошлась в 28 изданиях. Поэты присылали свои стихи в редакцию, стихи были безукоризненны с точки зрения Рабиновича, и поэты с полным основанием требовали, чтобы они были напечатаны. Представьте себе сейчас кто-нибудь выпустил бы брошюру: ‘Как в восемь уроков стать марксистом’. Она была бы тотчас же изъята из продажи, потому что развивала бы одно верхоглядство. Книжонка Шенгели — именно такого типа. В ней всего сто страниц, и сколько наворочено чепухи! Но она не встретила такого же отношения. Ее распространяют. Разумеется, не нам говорить, что писать стихи нельзя научиться. Но ямбы и хореи нам не нужны. Ямбов и хореев давно не существует. Ямбами и хореями давно никто не пишет. ‘Двенадцать’ Блока, одно из первых произведений о революции, стихи современных поэтов,— вот возьмем Уткина, Светлова,— они написаны свободным стихом. А Шенгели говорит — пиши ямбом. Ни слова о свободном стихе. И главное — все это изложено директивным тоном: пиши так, все остальное будет плохо. Меня считают первым поэтом сейчас. Я и сам знаю, что я хороший поэт. Но хореи и ямбы мне никогда не были нужны, и я их не знаю. Я не знаю их и не желаю знать. Ямбы задерживают движение поэзии вперед. То же и в других случаях — и стопосочетание и рифмы. В 1820 году вышла ‘Учебная книга российской словесности’ Греча. Любопытно, что через сто лет Шенгели в своем руководстве дает почти то же самое, что Греч в 1820 году, только примеры у Шенгели из более поздней литературы. Но даже и Греч был добросовестнее Шенгели. Греч оговаривается, что рекомендуемые им размеры не для всякой работы применимы. Одно для оды, другое— для баллады. И что вполне законное явление — отступление от правил, ‘поэтические вольности’. Итак, книга Шенгели пишет о несуществующих сейчас вещах, для современного поэта то, что пишет сейчас Шенгели,— недопустимое вранье.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ДИСПУТЕ ‘О ХУЛИГАНСТВЕ’

30 сентября 1926 года

Тов. Маяковский касается вопроса о хулиганстве постольку, поскольку он отражается в искусстве, сообщает яркие факты хулиганства за границей и заявляет:
— Нужно видеть, где хулиганство переходит в другие виды преступления. Хулиганство именно бесцельное озорство. Не нужно выступать резкими моралистами, нужно изживать хулиганство культурными и административными мерами, развертыванием работы клубов. А как лучше привлечь массу в клуб,— этот вопрос надо задать Наркомпросу во всей его боевой срочности.
Заканчивая свое слово, т. Маяковский зачитывает стихотворение ‘Хулиганство’, подчеркивая его конец:
…Суд не скрутит —
набрать имен
и раструбить
в молве многогласой,
чтоб на лбу горело клеймо:
‘Выродок рабочего класса’.
А главное — помнить,
что наше тело
дышит
не только тем, что скушано,
надо —
рабочей культуры дело
делать так,
чтоб не было скушно.

ДОКЛАД ‘КАК ПИСАТЬ СТИХИ?’

1 ноября 1926 года

…В газету ‘Радяньске село’ каждый день приходят рукописи со стихами страниц не менее как на 40. Можно не сомневаться, что даже наиболее трудолюбивый поэт-селькор не сможет написать такое количество скорее чем за месяц, а то и два, напряженной работы. Следовательно, в газете ‘Радяньске село’ есть больше тысячи селькоров, которые хотят писать стихи, тратят на это массу времени.
В чем заключается причина того, что наши сегодняшние стихи (и поэтов и селькоров) так слабы?
Каждая работа требует умения. Наши молодые писатели совсем не хотят учиться.
Что они делают? Они переносят из старой дворянской поэзии старые поэтические образы и используют их так же, как раньше использовали дворянские поэты.

ТАНК И ТАНЬКА

Работа поэта должна быть направлена на то, чтобы помочь организовать наше социалистическое строительство. Какую силу представляет собой поэзия, стихи, можно видеть хотя бы на примере работы поэта Демьяна Бедного. Был такой случай. Генерал Юденич наступал на Ленинград. Впервые тогда появились танки. Эти танки наводили ужас. Наши красноармейцы боялись их как чорта. Но достаточно было Демьяну обозвать в своем стихотворении танк Танькой, как сразу пропал весь страх перед этим чудовищем. ‘Танька’ — это понятно, это не страшно, а наши красноармейцы научились брать эти ‘Таньки’ чуть ли не голыми руками. Не нужно думать, что это единственный и лучший способ — идти на танки с голыми руками, но в то время, может быть, другого не было.
Стихи только тем и сильны, что они дают новый художественный образ, который создается словом. И если некоторые теперешние поэты некритически относятся к тому словесному материалу, которым они располагают, то выходит чорт знает что. Вот, например, у одного поэта читаем такое:
Выродки ленинской складки,
Вот оно, рабочее отродье.
Так честит поэт-комсомолец свой же комсомол. Это пример того, как, взяв совсем неподходящие слова ‘выродки’, ‘отродье’, поэт придает стихотворению вульгарный характер.
В стихотворении другого поэта встречаем такое выражение:
Бескрайный и непочатый ломоть.
Что такое ломоть?— Что-то отрезанное от целого, что-то начатое, что-то, что имеет ‘край’. А чтобы ломоть был без краев и непочатый — этого совсем не бывает.
Другой поэт пишет, например, в своем стихотворении ‘Сосоре’. Что это значит? Кто додумался бы до этого? А это поэт, видите ли, хотел сказать СССР, но так как это у него не подходило под рифму, он и бахнул какой-то Сосоре.
Тов. Маяковский приводит еще несколько примеров неудачных, недодуманных строф у наших поэтов. Вот у одного поэта, который пишет стихи про комсомолку, есть такое:
У нее по бокам не шуршащий шелк,
А Ульянова пятый том.
Выходит, что у комсомолки книжка Ленина, дорогого нам Ленина, вместо юбки какой-то, что ли?
Или вот, читая одно стихотворение о том, как мать ожидает своего сына, находим там такое выражение:
Не придет он так же вот,
Как на зимние озера летний лебедь не придет.
Ясно видно, что тут, не иначе как за волосы притягиваются ненужные слова только для того, чтобы получить рифму ‘так же вот’! А потом, как это мило звучит, напоминая русское слово ‘живот’. А дальше еще про лебедя! Ведь он никогда ‘не придет’, так как лебедь большей частью не ходит, а летает или плавает.
В другой газете мы читаем стихи про лебедя. Известно, что лебедь птица красивая, не гусь и не курица — однако откуда она появилась в нашей пролетарской поэзии! Нужно просто сказать, что этот лебедь — белогвардейский. Его занесло в нашу поэзию из бывших дворянских дворцов, дворянских парков. Поэт же, не чувствующий современности, и протаскивает под полою старые художественные образы.
Это не одинок не неудачные случаи, такие нелепицы встречаются и у наших новых поэтов на каждом шагу. Как раз грешат такими ошибками те селькоры, кто уже написал сотни стихотворений. Они не работают над собой.
Необходимо работать, учиться, нельзя печатать, выпускать в свет недоработанное.
Дальше т. Маяковский возвращается к тому вопросу, с которого он начал: как научиться писать стихи за пять уроков? Кажется, лет двадцать назад были такие книжки, да и теперь появляются такие халтурные учебники, которые обещают научить писать стихи. Вот и в одной газете было недавно подобное объявление.
Тов. Маяковский говорит: ‘Если я не берусь за то, чтобы научить вас за пять уроков писать стихи, то я хочу за один урок отучить от этого дела’.

НЕ ВОРУЙТЕ, А РАБОТАЙТЕ И УЧИТЕСЬ

Теперь о рифме. Есть такая книжка Шенгели — ‘Как писать статьи, рассказы, фельетоны, стихи’. Там опять пишется, что каждый может за несколько минут придумать массу новых рифм.
Есть книжки, в которых собраны разные рифмы и которые у порядочных поэтов служат для того, чтобы они видели, что эти рифмы сделал кто-то другой и чтобы этого самим не повторять. А наши молодые поэты напропалую крадут эти рифмы. Это похоже на то, как если бы на фабрике какой-нибудь рабочий, которого поставили делать гайки, стянул бы просто из-под соседнего станка несколько штук, принес бы их мастеру и сказал:
— Вот возьмите. Это не я сделал, а кто-то другой, но это не имеет значения. Я использую эти гайки.
Необходимо учитывать те великие трудности, которые стоят перед современным поэтом. Он должен давать новое, давать новые рифмы, новые художественные образы. Стих должен быть штыком против врага, плетью для того, кого нужно осмеять, боевым барабаном для наших боев за будущее.

НИКАКИХ ТАЙН, ТОЛЬКО ТЕРПЕНИЕ, МАСТЕРСТВО И РАБОТА

Маяковский окончил свою лекцию такими словами: ‘Не подумайте, что я хочу отогнать рабочих и крестьян от искусства. Нет. Совсем не нужно думать, что искусство поэта, писателя — это что-то окутанное туманом и тайною и около него ходят какие-то ‘жрецы’ искусства. Нет, это обыкновенная человеческая работа, и как раз сейчас необходимо сделать все возможное, чтобы показать рабочим и крестьянам, как эта работа делается. Мы видим, как появляются талантливые люди из рабочих и крестьян, которые имеют чувство стиха и могут писать. Только необходимо помнить, что одним талантом и желанием ничего не сделаешь.
Необходима огромная, нечеловеческая работа над собой, необходимо изучать, исследовать опыт других писателей. Можно было бы всем тем, кто хочет стать писателем, сказать:
‘Ты готов вынести все невзгоды этого ремесла, ты готов работать долгие годы, готов заболеть в поисках новой рифмы и поэтического образа? Если готов — тогда просим’.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ДИСПУТЕ О БОГЕМЕ

19 ноября 1926 года

…У нас просто не понимают, что такое богема. Я никогда не сидел в кабаках, не пил пива и не был хулиганом. Богема — это было Общество изысканно-остроумных и талантливых людей, и ходили туда отнюдь не пьянствовать. У нас же сейчас не богема, а мелкая скука мелких людишек, разгильдяйство, гипертрофия самомнения и потрясающее количество гениев, выросших в 24 часа. На эту ‘богему’ просто плюнуть надо!

ДОКЛАД ‘ПОП ИЛИ МАСТЕР’

24 ноября 1926 года

Маяковского приводит в бешенство ‘литературное поповство’: ‘вдохновение’, длинные волосы, гнусавая манера читать стихи нараспев.
Он вычислил, что в одной Харьковщине 180 000 поэтов. ‘От поэтов — не продохнуть’.
— Среднее мясо этих стихов ужасно.
— Стихотворное наводнение выходит далеко за пределы литературных интересов, эти стихи — определенное бедствие для дела организации молодого сознания.
— Результаты: в магазинах ни одной книжки стихов не берут, обманутый читатель обходит Гиз стороной (‘впрочем, от моих книг в убытке не останетесь!’).
— Такое огромное количество стихов в корне деквалифицирует действительно хороших поэтов. А потому — пора поставить вопрос об отборке поэтических произведений, надо вскрыть, почему люди в такой массе пишут и как это зло искоренить?
— Неверно, что поэзия — легкое дело, которому можно обучиться в несколько уроков по книжке Шенгели (тут основательно досталось Шенгели и его злосчастной книжке). Моя задача — не в пять уроков научить писать стихи, а отучить в один урок.
— Литература, которая должна вести рабочий класс на борьбу — труднейшее дело в мире.
— Не всякого надо считать поэтом из этих нахрапистых ребят, много печатающихся и имеющих свои книги.
— Рифма — это хорошая плеть со свинцом на конце, которая вас бьет и заставляет вздрагивать. Сняв с поэзии поповскую оболочку, увидим, что делание стиха — такая же черная работа, как и всякая иная, что вдохновение присуще всякому виду труда, что не только на рождение, но и на поиски одной рифмочки приходится тратить 1 1/2 суток и что нормально Маяковский не может сделать в день более шести — восьми доброкачественных строк. Отцеживай рифмы!
— Я хожу по улицам и собираю всякую словесную дрянь, авось через семь лет пригодится! Эту работу по заготовке сырья надо проделывать постепенно, по принципу восьмичасового рабочего дня, а не в минуты отдыха. Дело не во вдохновении, а в организации вдохновения. Стихи в газету (срочные) писать поэтому особенно трудно: нужно быть и политически грамотным.

ДОКЛАД ‘ДАЕШЬ ИЗЯЩНУЮ ЖИЗНЬ!’

14 января 1927 года

Мне ненавистно все то, что осталось от старого, от быта заплывших жиром людей ‘изящной жизни’. ‘Изящную жизнь’ в старые времена поставляла буржуазная культура, ее литераторы, художники, поэты. Старые годы шли под знаком дорогостоящей моды, и все то, что было дешево и доступно, считалось дурным тоном, мещанством…
Я за канареек, я утверждаю, что канарейка и кисейные занавески — большие революционные факты . Старые канарейки были съедены в 19-м году, теперь канарейка приобретается не из-за ‘изящной жизни’, она покупается за пение, покупается населением сознательно.
Мы стали лучше жить, показался жирок, и вот снова группки делают ‘изящную жизнь’. В нотных магазинах появились приятные, изящные романсы. Их пишут специальные поставщики…
Романс ‘А сердце в партию тянет’.
Слова этого изящного произведения не уступают заголовку:
У партийца Епишки
Партийные книжки,
На плечиках френчик,
Язык, как бубенчик.
Это приспособляются те, кто привык приглядываться к плечикам, не блестят ли на них эполетики.
Поэты тоже не отстают. Они также стремятся вмешаться в жизнь.
Некий крестьянский поэт в распространенном журнале печатает небезызвестную былину, где Владимир Ильич, изображенный богатырем, побеждая ‘Сашку Керенского’, возвращается,
Со добычею богатою
Да со славою.
А к нему приезжает:
Алеша Рыков — со товарищи.
Так стараются выполнить ‘заказ’ старые специалисты. Маяковский против них.
Пролетариат сам найдет то, что для него изящно и красиво.

ДОКЛАД ‘ЛИЦО ЛЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ’

26 января 1927 года

Политически Леф разделяет платформу ВАППа. Почему же он не сливается с ним? Разница в формальном подходе к литературе. Леф ставит своей задачей максимальное внимание к форме, резкое отмежевывание от старых навыков, которыми в большой степени засорена современная литература. Даже такие поэты, как Жаров и Уткин, небрежным отношением к форме уродуют свои стихи. Леф работает над литературой, как над мастерством. Только один Леф… борется за низведение поэзии с божественного пьедестала и ставит ее в ряд других производственных процессов.
Но все же и у пролетарских поэтов Маяковский находит безукоризненные произведения, как, например, поэма М. Светлова ‘Гренада’, несколько строк из которой Маяковский приводит.
— Пролетарская литература не дала еще своего стопроцентного лица,— продолжает Маяковский,— но она есть тот резервуар, из которого почерпнется настоящая революционная литература. Только надо работать. Не надо задирать нос. Борьба за квалификацию литературы — борьба за ее существование и за существование поэта.
Мало только писать и читать книжки. Надо говорить о трудностях писательского ремесла. Иначе расплодятся тучи поэтов бездельников и дармоедов, ничего не имеющих общего с настоящим мастерством. Какие теперь иногда попадают в печать стихи? Маяковский приводит пример стихотворения с комически безграмотной рифмой, принадлежащего перу ‘начинающего’ шестидесятилетне поэта из симферопольской газеты:
В стране России полуденной,
Среди высоких ковылей
Семен Михайлович Буденный
Скакал на сером кобыл_е_ (!)
Настоящий поэт лучше с голоду сдохнет, если не найдет хорошей рифмы.
…Есенин, по мнению Маяковского, не был идеологом хулиганства, как теперь пытаются его изобразить некоторые критики. Он перепевал старую лирику. Цыганщина, ‘семиструнная гитара’, звучавшая в русской поэзии еще со времен Аполлона Григорьева, перепевалась Есениным на тысячи ладов. Пьяный угар, кликушества распутиновщина под маской кудрявого Леля,— вот что вредно в поэзии Есенина. Он шел по линии наименьшего сопротивления.

ДОКЛАД ‘ЛИЦО ЛЕВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ’

29 января 1927 года

Литературе угрожает опасность, ее захлестывает безграмотность. Писатели, особенно поэты, плодятся с быстротой бактерий. Человек часто становится писателем еще до написания им книги, ‘знаменитостью’ — по выходе ее. Возведению в сан ‘знаменитости’ обыкновенно помогают друзья-критики, забывая, что литературная работа — работа трудная, ответственная, требующая высокой квалификации. Почему слесарь, например, должен быть подготовлен к своему ремеслу и почему ни один человек не возьмется сделать болта, не будучи мастером, а писатель может обойтись без всего этого? А между тем литературная работа есть тот же производственный процесс. Это плохо понимают, отсюда размножение в литературе безграмотных бездельников и дармоедов, к тому же зараженных самомнением и чванством.
Маяковский цитирует строки из напечатанного в симферопольской газете стихотворения ‘начинающего’ шестидесятилетнего поэта:
В стране России полуденной
Среди высоких ковылей
Семен Михайлович Буденный
Скакал на сером кобыл_е_…
— Если,— не без злого юмора замечает Маяковский,— мы, для рифмы, кобылу будем лишать ее пола и делать на ней ударение не на месте,— то кобыла взбесится…
От пренебрежения формой несвободны и поэты несомненно даровитые и популярные,— как, например, А. Жаров или Уткин.
Маяковский приводит примеры неряшливого их обращения со стихом — например, у Жарова: ‘бескрайный непочатый ломоть’: это бессмысленный набор слов, ибо ломоть не может быть непочатым,— он всегда початый кусок хлеба…
Хуже всего то, что появились даже специальные ‘пособия’, содействующие распространению литературной безграмотности вроде книжки Шенгели: ‘Как писать статьи, стихи и рассказы’.Оказывается, рецепт писания стихов очень прост — он заимствован из пресловутого, изданного еще до революции ‘Словаря рифм’ Абрамова. Рифмуй, примерно, слова — боа, амплуа, профессион-де-фуа — и будешь поэтом! Книжку Шенгели правильнее было бы назвать не как сделаться поэтом, а как сделаться дураком… И поэты ‘делаются’ — сотнями и тысячами, и если безграмотности, дилетантизму и кустарничеству мы не объявим решительной борьбы— от поэтов в литературе вскоре не будет прохода… Леф, т. е. левый фронт литературы, и борется за повышение ее квалификации, за максимум внимания к форме. Настоящий поэт лучше с голоду умрет, чем пустит в обращение стихотворение с плохой или неряшливой рифмой.
Каково отношение Лефа к другим литературным группировкам?
Политически наиболее близкая к Лефу группировка — это ВАПП — Всесоюзная Ассоциация Пролетарских Писателей. Почему же,— говорит Маяковский,— мы не сливаемся с ней? Разница— в формальном подходе к литературе: вапповцы ради содержания пренебрегают формой, изощренным мастерством, без которого нет настоящей литературы, нет искусства. Впрочем, ВАПП начинает сходить с этого пути, и уже теперь он имеет прекрасного поэта Светлова: его ‘Гренада’ обнаруживает большее мастерство формы, при оригинальной трактовке сюжета.
Довольно много внимания Маяковский уделил Есенину и есениновщине. Чем она вредна? Пьяным угаром, кликушеством, распутиновщиной под маской кудрявого Леля…

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ПРИЕМЕ В ОБЩЕСТВЕ

ДРУЗЕЙ НОВОЙ РОССИИ

10 мая 1927 года

Мне доставляет большую радость быть в кругу Общества друзей Новой России. В Германии я не впервые. Мне приходилось здесь быть уже три раза. Тогда, вскоре после войны, когда Германия была еще совершенно нищей, когда обваливались стены ее зданий и между рельс росла трава, тогда была нам Германия наиболее близка.
Я написал тогда свою ‘Немецкую песню’, из которой мне хотелось бы здесь прочесть отрывок.
Теперь я попал в страну, которая находится в процессе роста. Я радуюсь этому и надеюсь, что этот рост, это развитие приведут Германию к такому будущему, когда не останется между нациями никаких преград, никаких разъединяющих их границ, когда все будет направлено только на благо человечества.
Меня предостерегали от того, чтобы за обилием световых реклам Берлина, за достижениями техники, за фабриками я не проглядел самого важного. Ни против фабрик, ни против техники возражать, конечно, не приходится. Дело только за самым главным — чтобы рабочие получили их в свои руки.
Я благодарю за оказанный мне здесь дружественный прием, благодарю в особенности Андре Гильбо, почтившего меня как революционного поэта, поэта коллектива, а также Эриха Барон и Альфреда Вольфенштейн за их приветственные речи.

ДОКЛАД ‘ДАЕШЬ ИЗЯЩНУЮ ЖИЗНЬ!’

11 декабря 1927 года

Заграничная ‘мода’ проникает уродливыми потеками в советский быт и кое-где успевает подмочить крепкие устои идеология нашей молодежи. С этим нужно бороться решительно и беспощадно. Если мы объявляем классовую войну мировой буржуазии, если ее миру мы противопоставляем свой, то эту враждебность нужно сохранить до конца, во всем, сверху донизу. То, что проникает в наш быт из-за границы, заключает в себе микробы разложения. Товар, проникающий контрабандой из-за рубежа и уродливо воспринимаемый нами, подтачивает твердые устои нашего быта, вызывает нотки общественной пассивности, будирует половую распущенность и стремление к ‘изящной жизни’. Не нужно нам этой изящной, красивой жизни, таящей в себе микробы разложения. Давайте будем стремиться к красоте жизни, созданной нашими собственными руками, воспитанной и выросшей в наших условиях, с нами неразрывной!

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ‘ВЕЧЕРЕ ЖУРНАЛОВ’

20 декабря 1927 года

Наша литература — это равнодействующая очень многих и многих сил, направленных в разные стороны. Если брать только журналы, представленные на сегодняшнем собрании, то есть журналы, издаваемые Госиздатом, то дело обстоит сравнительно благополучно. Я считаю одним из лучших журналов, какие издаются сейчас, журнал ‘На литературном посту’ — правильным по размерам, по подходам культурно-политической обработки нашего литературного молодняка. Я считаю журнал ‘Печать и революция’ прекрасным. Встречаются статьи, которые мне не по духу и мне не нравятся, но по своему значению это прекрасный журнал, если не брать некоторых рубрик и отдельных ‘силуэтов’.
С журналом ‘Красная новь’ мы находились в борьбе по причинам, которые известны аудитории.
Сейчас этот журнал изменился. Конечно, мы не можем в одном, в двух номерах ждать полной перемены, но гарантия в этом есть, и мы ждем, что этот журнал также будет одним из журналов, ведущим коммунистическую культуру и развивающим ее. Но, к сожалению, у нас имеется колоссальная литература, которая забывает такой тип журнала, как тип ‘Красная новь’. В первую очередь это — ‘Новый мир’, ‘Красная нива’, отчасти ‘Огонек’, ‘Экран’ и многие другие, выполняющие роль огромного рака, тянущего назад нашу коммунистическую культуру.
Мне приходится говорить, и я буду говорить о журнале ‘Новый Леф’. Что такое ‘Леф’? Это — группа людей, работающих над технологией нашей культуры, поскольку она диктуется пролетариатом, революцией и поскольку пролетариат и революция требуют изменения всех старых форм и замены новыми, социалистическими. Это — основная установка нашего журнала. Из этого вытекает ряд вопросов. Это — вопросы идеологического порядка. Их очень мало приходится ставить в нашем журнале, потому что у нас разъедена в расширена критическая печенка. Нам приходится бороться, отгрызаться от инсинуаций. Когда говорят о ‘Лефе’, то стараются придать ‘Лефу’ какой-то хвост, ножки, крылышки, усы, грим под лицо ‘Лефа’. Говоря о нас, нам противопоставляют марксизм и социальный заказ. Мы должны заявить со всей категоричностью, что журнал ‘Новый Леф’ — марксистский. А что такое социальный заказ? В классовом обществе искусство является искусством классов, не только отражением жизни этих классов, но и орудием борьбы этих классов. Это — основное положение. Каким образом этот класс передает свое задание художникам, которые должны выполнять волю этого класса? И мы говорим, что это происходит посредством социального заказа. Мы пытаемся продвинуть и развить теорию, которая является орудием в нашей борьбе, а не молитвою, которую твердили без толку. Посредством социального заказа вы получаете задание класса. Что вы будете делать с этим заданием? Идти по линии старого искусства? Нет, вы как пролетарский класс постараетесь разобраться в задачах классового искусства, культуры, жизнестроения. Это является марксистским положением. Дальше вам нужно воплотить эти задания в известные формы. Тут приходит формальный метод во всеоружии знаний технологии и заданий данного ремесла. Вот как мы понимаем социальное искусство и жизнестроение. Все это не противопоставляется одно другому, а является попыткой дальнейшего продвижения теории. ‘Леф’ — это группа людей, связанная литературными интересами. Мы являемся несомненно журналом нового литературного авангарда.

ДОКЛАД ‘ЛЕВЕЙ ЛЕФА’

26 сентября 192S года

Из древней истории мы знаем случай, когда 300 греков засели в знаменитое Фермопильское ущелье и успешно отбивались от наседавшей армии персов.
— Мы, лефы,— начал свое вступительное слово Маяковский,— были в 1918—25 гг. такими вот фермопильцами, героически отбивающимися от наседающих полчищ эстетов и прочих правых флангов искусства.
По примеру лефовской группы литераторы начали устраивать свои фермопилы и фермопильчики и обосновывались в них прочно и надолго. ‘Борьба с ‘персами’ приняла другие формы, сами ‘персы’ стали другими, а мы еще сидим у себя по ущельям. Провиант в виде бумаги подвозится, издательства печатают — мы и сидим.
Пора бросить нелепейшую и бессмысленную игру в организации и направления, в которую выродилась наша литературная действительность.
По всем этим ущельям засело, по подсчетам ВАПП, 4000 поэтов, а на обширных равнинах — в газете, в радио — работать некому. Закисание в группах засасывало и Леф. Я сейчас борюсь против того,— подчеркивает Маяковский,— чтобы каждый лозунг, правильный на каждом данном отрезке времени, не превращать в догму, в сухую формулу и не бить ею живую жизнь. Я борюсь против тех, которые пытаются превратить Леф в некое ‘общество любителей левого искусства’, какую-то карикатуру на Автодор.
По таким же ущельям расселись критики и критиковали каждый со всей ‘Фермопильской’ точки зрения. В порядке дня сейчас стоит вопрос не образования новых группировок, а борьбы с ними.
С большой четкостью и ясностью Маяковский нападал вчера на лефовский академизм. Маяковский призывал лефовцев к боевой новаторской работе, причем это новаторство должно идти, по мнению Маяковского, не в каких-либо лабораториях, а на живом производстве (газета, кино, радио и т. д.).
— Новаторская работа, которую мы вели в журнале ‘Новый Леф’, приобретала характер какого-то группового чудачества,— говорил Маяковский.— Совершенно другое значение будет иметь эта работа, когда она будет проверяться массой.
— Леф в том виде, в каком он был, для меня больше не существует,— заявил Маяковский,— но это не значит, что борьба за левое искусство, которую мы ведем, ослабеет хотя бы на минуту!

ДОКЛАД ‘ЛЕВЕЙ ЛЕФА’

29 сентября 1928 года

Нужно раскрепостить писателя от литературных группировок и высосанных из пальца деклараций. Принцип объединения писателей должен быть производственным, а не литературным: писатели должны объединяться вокруг конкретных нужд сегодняшнего дня, связанных с той или иной отраслью производства. Только на этом пути писатель ‘сохранит свою профсоюзную книжку’ и оправдает ее. Общим же профессиональным объединением должна быть единая Федерация советских писателей. Отныне Леф будет ‘вгрызаться’ во все литературные группировки, как в пережиток, удерживающий писателя на ‘Парнасе’ литературы, тогда как он должен находиться в общих рядах трудящихся — в учреждении, у станка…
До сих пор Леф считал единственной возможной формой своей массовой работы газетный лист (агитки). Но рабочий читатель культурно вырос, и литературная обстановка усложнилась. Нельзя превращать ‘газетно-конкретную работу’ в фетиши. Отныне Леф будет диалектически включать свою тенденцию (агитация, документальный материал, организация быта) и в большие формы литературы, до сих пор находящиеся ‘в аренде’ у романтиков, эстетствующих эпигонов, мещан и сочинителей старины. Изгонять их из литературы уже недостаточно одними лозунгами, критикой и противопоставлением газеты роману. Очистить литературу можно только действиями внутри ее. Лефы пойдут на приступ книги, внося в нее принципы, отвоеванные на опыте газетного листа.
Словесное мастерство Лефа расходится у читателя слабо: оно еще слишком часто замкнуто пределами отвлеченного изобретательства в слове. Таким изобретателем поэтического языка был Хлебников — с него начинал Леф. Тогда в составе Лефа возможна были и заумники. Но теперь времена не те: Леф должен признан контроль читателя и сделать свое мастерство массовым. Словесное изобретательство должно стать выражением массовой литературной продукции. ‘Самовитое слово’ — пройденный этап, к которому Леф уже не может вернуться и делать его критерием своей работы. Ближайшая задача Лефа — целиком идти к массовому читателю, закрыв за собою двери самодовлеющей лаборатории слова.
Выступая с трибуны, Маяковский подчеркнул, что он говорит не только от своего имени, но и от лица ряда других лефовских работников.

ВЫСТУПЛЕНИЯ

НА ОБСУЖДЕНИИ ПЬЕСЫ ‘КЛОП’

30 декабря 1928 года

I

Я меньше всего надеялся: напишу пьесу, и потом отпадет нужда в драматической литературе. Пьесу надо брать в ‘сравнительной зверологии’ наших театров. Главный плюс ее: это пьеса обкладывающая, но оптимистическая советская пьеса. Что касается частностей, то я боялся, что всем пьеса понравится и придется решить, что написал гадость. Но вот Гроссман-Рощин сказал, что пьеса — гадость, тупая, глупая. Я против эстетизирующего начала, против замены борьбы сюсюкающим литературным разговором. После своей работы в ‘Комсомольской правде’ я должен сказать: несмотря на то, что это беспокойно, я не привык к беспартийному разговору. Пока сволочь есть в жизни, я ее в художественном произведении не амнистирую. В пьесе — факты об обывательской мрази и века, и сегодняшнего дня. Если будет пятьдесят таких пьес, надо отдать пятьдесят театров под такие пьесы. Против строящих обклада нет, но если обижаются, значит в них попадает. ‘Клоп’ в известной степени — антиводочная агитка. Что мещанину ‘узко’ в коллективе,— я не мог показать, это отдельная тема, я это только отметил. Пьесу я выношу на обсуждение комсомольской аудитории. И до постановки включу в нее ряд вставок. Что касается фигуры изобретателя, то мне наплевать на драматургические правила. По-моему: если в первом действии есть ружье, то во втором оно должно исчезнуть. Делается вещь только тогда, когда она делается против правил. Мой упор — на комсомольскую массу. Нельзя рассчитывать на все человечество: половина сволочен и половина симпатичных.

II

Я буду вставлять в пьесу актуальные политические и бытовые новости. Я вставил Уткина и Жарова потому, что из своих стихотворений они делают толстовские выводы и сегодня выходят из борьбы. Пьесу вместе со мной делали комсомол и ‘Комсомольская правда’. Хотя она подписана моей фамилией, делали мы ее вместе. Литовский предлагает мне выступать со вступительным словом перед каждым спектаклем. Вещь спасет то, что после каждого спектакля не будет послесловия Литовского, зрители прочтут его статьи на следующий день, когда уже отхохочутся. Вещь делаем я плюс режиссер, актеры, публика, бутафоры, осветители и т. д. В пьесе — не социализм, а десять пятилеток, а может быть, это будет и через три пятилетки. Конечно, я не показываю социалистическое общество. Сегодня я получил мысль для полезной вещи — о социалистическом человеке. Теперь я вообще перейду на пьесы, так как делать стихи стало слишком легко. Предлагаю поставить пьесу на голосование…
Розданные
Луначарским
венки лавровые —
сложим
в общий
товарищеский суп.
Я интересуюсь не похвалой, а расчетом на помощь в деле.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ОБСУЖДЕНИИ ПЬЕСЫ

‘КЛОП’ В КЛУБЕ РАБКОРОВ ‘ПРАВДЫ’

2 февраля 1929 года

У меня в пьесе: человек, с треском отрывающийся от класса во имя личного блага. Это образец политического замирения. Я не хочу ставить проблему без расчета уничтожить ее корни. Дело не в вещах, а в отрыве от класса. Из бытового мещанства вытекает политическое мещанство. То, что мне предлагают внести в пьесу,— не мещанство, а контрреволюция, это уже непосредственная классовая борьба. На эту тему надо писать пять — десять тысяч пьес. И я тоже напишу на эту тему. Если рабочие говорят, что я мало подошел к ним,— буду еще подходить. Но надо, чтобы и вы подходили. Когда говорят о том, что в ‘Клопе’ нет положительных типов, мне вспоминается ‘Театральный разъезд’ Гоголя. Критика похожая. В ‘Ревизоре’ тоже нет ни одного положительного типа. Комедия — не ‘универсальный клей-порошок, клеит и Венеру и ночной горшок’. Комедия направлена по одной линии. Мы на положительных типах засохли. Присыпкина через пятьдесят лет будут считать зверем. Мне сегодня вечером надо писать пятьдесят лозунгов только на одну тему: надо мыть руки. Если вы говорите, что рабкоры пишут о том же мещанстве,— это похвала мне: значит, вместе бьем и добьем.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА ВЕЧЕРЕ ‘ОТКРЫВАЕТСЯ РЕФ’

8 октября 1929 года

Год тому назад мы здесь распускали Леф. Сегодня мы открываем Реф. Что изменилось в литературной обстановке за год и с чем теперь выступают на литературном фронте рефовцы? Прежде всего мы должны заявить, что мы нисколько не отказываемся от всей нашей прошлой работы и как футуристов, и как комфутов, и, наконец, как лефовцев. И сегодняшняя наша позиция целиком вытекает из всей нашей прошлой борьбы. Все споры наши и с врагами и с друзьями о том, что важнее: ‘как делать’ или ‘что делать’, мы покрываем теперь основным нашим литературным лозунгом ‘для чего делать’, то есть мы устанавливаем примат цели и над содержанием и над формой. Рассматривая искусство как орудие классовой борьбы, мы должны в своей литературной работе прежде всего ясно представлять себе общую нашу цель и конкретно стоящие перед нами боевые задачи строительства социализма. С этой точки зрения мы в первую голову и будем подходить ко всякой литературной работе сегодня.
Мы заявляем: — Только те литературные средства хороши, которые ведут к цели. Такая установка нашей программы не снимает старого нашего требования новой формы для нового содержания. И если одним своим острием она направлена против рыцарей ‘формы для формы’, бесчисленных эстетизаторов и канонизаторов формы, то другим своим острием она бьет тех, которые пытаются втиснуть пятилетку в сонет, пытаются воспеть социалистическое соревнование крымско-плоскогорными ямбами.
В целом эта установка не оставляет ни сантиметра места писателю, желающему именовать себя революционным, для какой бы то ни было аполитичности.
Спор об участии писателя в революционной борьбе не нов. В качестве примера Маяковский приводит известную стихотворную полемику между Фрейлигратом и Гервегом в 40-х годах.
Фрейлиграт в стихах по поводу расстрела испанского роялиста писал:
Так чувствую… Вам по душе иное?
Что до того поэту? Знает он:
Грешат давно и в Трое и вне Трои,
С седых Приамовых времен.
Он в Бонапарте чтит владыку рока,
Он д’Энгиена палачей клеймит:
Поэт на башне более высокой,
Чем стража партии стоит.
На эту апологию аполитичности Гервег ответил в ‘Рейнской газете’, редактором которой был Маркс, следующими строфами:
Примкните же к какому-нибудь стану!
Позор вкушать заоблачный покой,
Стих, как и меч, врагу наносит рану,
Разите ж им, вступив в великий бой!
Должна быть верность избранному стягу,
Пусть вашим будет этот или тот!
Я своему принес навек присягу,
И мне венок пусть партия сплетет!
Литературная обстановка сегодняшнего дня,— заканчивает свое выступление Маяковский,— утверждает нашу всегдашнюю борьбу против аполитичности, как далеко не второстепенный пункт нашей программы. А вся она звучит как настойчивое требование, обращенное к искусству, стать в ногу с социалистическим строительством, выйти на передовую позицию классовой борьбы!

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА ДИСПУТЕ ‘НУЖНА ЛИ НАМ САТИРА?’

8 инвара 1930 года

В. Маяковский уместно вспомнил вчера, как один из Блюмов долго не хотел печатать в ‘Известиях’ его известного сатирического стихотворения о ‘прозаседавшихся’. Стихотворение в конце концов было напечатано. И что же? На него обратил внимание Ленин и, выступая на съезде металлистов, сочувственно цитировал его отдельные строчки. Ленин смотрел на возможность сатиры в советских условиях иначе, чем Блюм.
— Но,— добавил Маяковский,— во всех отраслях работы имеются рабочие-выдвиженцы, и их совершенно нет в области сатиры. Ближайшая задача вовлечь в сатирические журналы новых писателей из среды рабочей общественности.

ВЫСТУПЛЕНИЕ НА ДИСПУТЕ

‘ПУТИ СОВЕТСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ’

25 февраля 1930 года

Все проблемы стиля, приемов ныне стушевываются перед основной проблемой — проблемой овладения диалектическим методом.
Единственный метод, который обязан усвоить каждый писатель,— это метод исторического материализма. Художник обязан пересмотреть свои приемы, сделать громадный прыжок из прошлого в сегодняшний день. Мы пришли не для того, чтобы фотографировать мир, но для того, чтобы литературным орудием бороться за будущее. За перестройку мира. В этой борьбе мы используем все приемы. Все средства хороши, если помогают строительству социализма. Деление на методы — деление условное. Стиль — это последующее осознание и группировка литературных приемов. Стиль — это последующее омертвение приемов. Сегодня важны не столько поиски стиля, сколько объединение людей, стоящих на общей политической платформе. Нужно точно определить свое место. Нужно точно осознать свои классовые позиции.

ВЫСТУПЛЕНИЕ

НА ДИСПУТЕ О ПЬЕСЕ ‘ВЫСТРЕЛ’

19 марта 1930 года

В. Маяковский останавливается почти исключительно на вопросе о художественном методе пролетарского писателя. Безыменский, по его мнению, продолжает путь Третьякова (‘Рычи, Китай’), Киршона (‘Рельсы гудят’) и его, Маяковского. Это — путь борьбы против ‘психоложества’, ‘романтического слюнтяйства’, камерности, ‘вскрытия’ внутреннего мира человека, путь использования театра в целях классовой борьбы — за темпы, за ударность, за социалистическое строительство, за показ сегодняшнего дня. ‘Выстрел’ отвечает целевой установке литературы пролетариата как класса.

* * *

Тов. Маяковский рассматривает споры вокруг ‘Выстрела’ как наступление некоторых элементов не против Безыменского как драматурга, а как выступление против тех, кто хочет сделать театр политически злободневным, активным участником классовой борьбы. Этому наступлению, — говорит он,— должен быть дан жестокий отпор. Мы располагаем очень небольшим фондом пьес, подобных ‘Выстрелу’, фондом, противопоставленным морю пошлости на театре. В заключение т. Маяковский призывает к взаимной помощи, к консолидации пролетарских сил в литературе и искусстве.

ПРИМЕЧАНИЯ

ПРИЖИЗНЕННЫЕ ИЗДАНИЯ ПРОИЗВЕДЕНИЙ В. В. МАЯКОВСКОГО, ВОШЕДШИХ В ДВЕНАДЦАТЫЙ ТОМ

Как делать стихи? Акционерное издательское общество ‘Огонек’, М. 1927, 54 стр.

ИЗДАНИЯ, ПРЕДИСЛОВИЯ К КОТОРЫМ НАПЕЧАТАНЫ В ДВЕНАДЦАТОМ ТОМЕ

Облако в штанах. Тетраптих, 2-е изд., без цензуры. Изд. ‘АСИС’, П. 1918, 64 стр. (вышло в Москве).
Все сочиненное Владимиром Маяковским (1909—1919). Изд. ‘ИМО’, П. 1919, 280 стр.
Маяковский улыбается, Маяковский смеется, Маяковский издевается. Изд. ‘Круг’, М.—П. 1923, 109 стр.
Вещи этого года (до 1 августа 1923 г.). Изд. ‘Накануне’, Берлин, 1924, 110 стр.
Wybr poezyj. Spdzielnia ksigarska ‘Ksika’, Warszawa. 1927, 123 стр.
Грозный смех. ГИХЛ, М.—Л. 1932,80 стр.

ПРИНЯТЫЕ СОКРАЩЕНИЯ

БММ — Библиотека-Музей В. Маяковского. ГАОР ЛО — Государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства Ленинградской области.
ИМЛ — Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС.
ИМЛИ — Институт мировой литературы им. А. М. Горького Академии наук СССР.
ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства СССР.
ЦГАОР — Центральный государственный архив Октябрьской революции и социалистического строительства СССР.
ЦГИАЛ — Центральный государственный исторический архив в Ленинграде.

Выступления по газетным отчетам и записям современников (19181930)

Выступление на митинге об искусстве (стр. 451). Газ. ‘Искусство коммуны’, П. 1918, No 1, 7 декабря — М. Л<ев>ин, ‘Митинг об искусстве’.
Митинги об искусстве устраивались Отделом изобразительных искусств Наркомироса в целях агитации и пропаганды нового искусства. Первые три митинга были устроены в помещении бывшей академии художеств и предназначались для художников и учащейся молодежи. Четвертый митинг 24 ноября 1918 г. был организован во ‘Дворце искусства’ (помещение Зимнего дворца) под председательством заведующего отделом изобразительных искусств Д. П. Штеренберга. Тема митинга — ‘Храм или завод’. Митинг привлек многочисленную аудиторию — рабочих, красноармейцев, матросов. Вступительную речь произнес Н. Н. Пунин. Кроме Маяковского, выступили О. М. Брик и ораторы из публики. В отчете отмечается большой успех выступления Маяковского.
К этому же времени относится еще несколько выступлений Маяковского на рабочих митингах по вопросам искусства. Выступал он обычно с небольшой речью и с чтением своих стихов. 3 и 7 декабря состоялись его выступления в Выборгской партийной школе, 14 декабря — в Охтенском районе, 17 декабря — в Гвардейском экипаже (в матросском театре). (См. ‘Искусство коммуны’, П. 1918, No 3, 22 декабря.)
Выступления на дискуссии ‘Пролетариат и искусство’ (стр. 452). Газ. ‘Искусство коммуны’. П. 1918, No 4, 29 декабря — М. Левин, ‘Митинг об искусстве’, там же, 1919, No 5, 5 января—М. Левин, ‘Пролетариат и искусство’.
15 декабря 1918 года в митинговом зале Дворца труда в Петрограде состоялся доклад Г. Цыперовича на тему ‘Пролетариат и искусство’. 22 и 29 декабря происходило обсуждение доклада. Маяковский выступал два раза.
Стр. 452. Анцелиович Н. — оратор, выступавший вслед за Маяковским 22 декабря. Он говорил, что ‘нельзя требовать никаких мандатов от художников’. Он согласился с Маяковским, что в искусстве много затхлого, консервативного, заявив одновременно, что нельзя только поэтому считать здоровым лишь левое искусство.
Стр. 453. Поэт Маяковский отбрасывает обвинение…— Обвинение было выдвинуто Анцелиовичем, который выступал против отрицания классического наследия в искусстве.
Выступление по докладу В. Я. Брюсова ‘Поэзия и революция’ (стр. 454). Журн, ‘Звезда’, Л. 1945, No 4, апрель — А. Февральский, ‘О Маяковском. (Воспоминания)’.
Доклад В. Я. Брюсова состоялся 30 ноября 1920 года в Политехническом музее. Брюсов говорил, что ‘революция определяет расцвет литературы. Русская литература XIX века. Расцвет ее в 20-х, 60-х и 80-х—90-х годах совпадает с ростом революционного движения… Великой революции должна соответствовать великая литература. И скоро она появится. Истинное искусство всегда революционно. Истинный поэт всегда в рядах революции в широком смысле слова’ (запись А. В. Февральского. ЦГАЛИ).
Доклад ‘Производственная пропаганда и искусство’ (стр. 455). Журн. ‘Звезда’, Л. 1945, No 4, апрель— А. Февральский, ‘О Маяковском. (Воспоминания)’.
Доклад Маяковского состоялся 29 января 1921 года в Доме печати. Производственная пропаганда была поставлена в порядок дня в связи с задачей восстановления народного хозяйства после гражданской войны. 27 ноября 1920 года в ‘Правде’ был опубликован проект тезисов Главполитпросвета о производственной пропаганде, в основу которых легли ‘Тезисы о производственной пропаганде’ В. И. Ленина (см. В. И. Ленин, Сочинения, том 31, стр. 376). 9 января 1921 года ‘Правда’ сообщила, что Оргбюро ЦК РКП(б) утверждено положение о Всероссийском бюро производственной пропаганды. 4 марта Маяковский выступил с докладом от РОСТА на Всероссийском совещании по производственной пропаганде.
Стр. 455...история с плакатом, РОСТА, направленным против польских панов.— Речь идет о плакате ‘Последний час’, который из-за медлительности типографий вышел с большим опозданием. (См. об этом в статье ‘Революционный плакат’, стр. 33.)
Выступление по доклад у М. Ю. Левидова о современном искусстве и литературе (стр. 456). Журн. ‘Экран’, М. 1921, No 2 — А., ‘Самостийный цилиндр’.
Доклад М. Ю. Левидова состоялся 27 октября 1921 года в Доме печати. Докладчик поделился своими впечатлениями от русского искусства и литературы за границей, от художественной и литературной жизни Москвы. Левидов утверждал, что как за границей, так и в Москве искусство оторвалось от жизни, повисло в безвоздушном пространстве, стало ненужным. Наиболее характерными явлениями нашей культуры, по мнению Левидова, ‘поэтические’ кафе на Тверской и всевозможные режиссерские эксперименты в современных театрах. Кроме Маяковского, выступали М. Б. Загорский, И. С. Гроссман-Рощин.
В отчете о докладе, напечатанном в журнале ‘Театральная Москва’ (1921, No 2), говорится, что все выступавшие утверждали: ‘Именно в России и именно теперь начинается расцвет подлинно революционного творчества, и этот расцвет несомненно на огромную высоту подымет общий культурный уровень нашей страны’.
Левидов М. Ю.— см. примечания к выступлению на диспуте ‘Больные вопросы советской печатав (стр. 625).
Выступление на диспуте ‘Почему молчат писатели?’ (стр. 457). Журн. ‘Театральная Москва’, 1921, No 8,— ‘Почему молчат писатели?’
Диспут состоялся в Доме печати 14 ноября 1921 года. Докладчик Карелин установил три основные причины молчания писателей. Первая — кризис полиграфического производства, отсутствие бумаги, второе — бедственное материальное положение писателей, третье — отрыв от современной действительности старых писателей, о последнем говорил также содокладчик В. Полонский. Выступивший затем Андрей Соболь заявил, что главной причиной молчания является отсутствие ‘свободы печати’. Маяковский решительно возражал и докладчикам и Андрею Соболю.
Выступление на первом вечере ‘Чистка современной поэзии’ (стр. 458). Автограф дневника Фурманова (ИМЛИ). Д. Фурманов, ‘Из дневника писателя’, изд. ‘Молодая гвардия’, М. 1934.
Публикуется по автографу Д. Фурманова.
Вечера ‘Чистка современной поэзии’ состоялись 19 января и 17 февраля 1922 года в Большой аудитории Политехнического музея. Маяковский выступал на обоих вечерах. (Тезисы выступления Маяковского на первом вечере см. т. 13 наст. изд.) В дневниковой записи Д. Фурманова трудно отделить слова Маяковского от рассуждений автора дневника, поэтому мы публикуем всю запись полностью.
Стр. 460. Ахматова А. А. (р. 1888) — поэтесса.
Иванов В. И.— поэт-символист. После Октябрьской революции эмигрировал за границу.
Стр. 461. Адалис (Ефрон А. Е., р. 1900) —писательница, примыкала к группе ‘Московский Парнас’.
‘ничевоки’ — литературная группировка, сложившаяся в Москве к началу 1920 года. Ничевоки крикливо отстаивали анархическую свободу художника, его ‘независимость’ от общественной жизни.
Доклад ‘Что делает Берлин?’ (стр. 462). Журн. ‘Зрелища’, М. 1923, No 19 — П. Н<езнамов>, ‘Сегодняшний Берлин. Из впечатлений и встреч Вл. Маяковского’.
Выступление состоялось около 20 декабря 1922 года в Большом зале Политехнического музея. Маяковский рассказывал о своих впечатлениях от поездки в Берлин и Париж в октябре — декабре 1922 года. В отчете об этом выступлении газ. ‘Известия’ (Одесса, 1923, 4 февраля) писала: ‘Поэт Маяковский дал в своей лекции в Москве рельефную картину жизни берлинской литературной эмиграции, которая обслуживает кварталы, где живет бежавшая буржуазия…’ Описав, как Маяковский характеризует поведение А. Белого, А. Амфитеатрова, И. Северянина и группы сменовеховцев, газета сообщала: ‘Но русским эмигрантам, живущим в Берлине, особенно трудовой интеллигенции, сменяющей вехи, уже надоели эти белые и голубые писатели. Они соскучились уже по новой, русской, московской литературе. И потому с таким вниманием слушают они и Маяковского, ругавшего их, и Есенина, смотрят картины Малявина и Кустодиева, жадно раскупают все новые издания Москвы… Эмигрантская литература не дала ни одного крупного произведения… Литературный костер эмигрантщины чадит и дымит угаром догорающего костра… Литература ‘Невского проспекта’ бедна, скучна и бесцветна. Свет идет с Востока’.
Доклад ‘Что делает Берлин?’ перекликается с очерком ‘Сегодняшний Берлин’ (см. т. 4 наст. изд., стр. 257).
Стр. 462. ‘Культурные’ французы ходили и разбивали их молотками.— По условиям Версальского мирного договора, вся немецкая военная авиация подлежала уничтожению.
Стр. 463. Толстой А. Н. (1882—1945) — писатель. Осенью 1921 года он переезжает из Парижа в Берлин и вступает в группу ‘сменовеховцев’. По его словам, это было началом разрыва с писательской эмиграцией (А. Н. Толстой, Полн. собр. соч., т. 1, стр. 96). Весной 1923 года А. Толстой вернулся на родину.
Северянин — см. примечания к статье ‘Братская могила’ (стр. 540). После Октябрьской революции находился в эмиграции. Встреча с Маяковским, вероятно, произошла 20 октября
1922 года во время выступления Маяковского в кафе ‘Леон’. (См. ‘Новая русская книга’, Берлин, 1922, No 9.)
Бурлюк — см. примечание к статье ‘В. В. Хлебников’ (стр. 548).
Шкловский В. Б. (р. 1893) — писатель, литературовед, в 1922 году жил в Германии.
Белый (Бугаев Б. Н., 1880—1934) — поэт-символист. В 1921 году уехал в Берлин, где прожил около двух лет.
Шагал М. — русский художник. После Октябрьской революции эмигрировал во Францию.
Кандинский — см. примечание к статье ‘За что борется Лёф?’ (стр. 552).
Дике Отто (р. 1891) — немецкий живописец, гравер. После мировой войны примыкал к дадаистам, потом к экспрессионистам.
Гросс Георг (р. 1893) — немецкий художник-сатирик, автор острых зарисовок жизни и быта Германии двадцатых годов XX века. Маяковский привез из Берлина два альбома репродукций рисунков Гросса, некоторые из них были напечатаны в журнале ‘Красная нива’ (1923, No 1) с заметкой О. М. Брика ‘Художник-коммунист Жорж Гросс’.
Стр. 464. Кайзер, Толлер — см. примечание к статье ‘Наша словесная работа’ (стр. 685).
Доклад ‘Что делает Париж?’ (стр. 465). Газ, ‘Вечерние известия’, М. 1923, No 53(1), 2 января.
Доклад состоялся 27 декабря 1922 года в Политехническом музее. Основные его положения вошли потом в очерки Маяковского о Париже. (См. т. 4 наст. изд., стр. 205—256.)
Стр. 465… Эррио был в России…— Один из крупнейших политических деятелей Франции Эдуард Эррио (1872—1956) приезжал в 1922 году в Москву, чтобы подготовить почву для восстановления дипломатических отношений между Россией и Францией. По возвращении на родину дал многочисленные интервью газетам.
…сосет золото из договоров Версальского, Севрского, русских облигаций и т.д.— Имеются в виду подписанный в Версале мирный договор 1919 года, закрепивший передел мира империалистическими державами-победительницами, и подписанный в Севре мирный договор 1920 года, предусматривавший расчленение Турции.
Пикассо Пабло — см. примечание к ‘Открытому письму А. В. Луначарскому’ (стр. 544).
Леже Фернан (1881—1955) — французский живописец, график.
Гончарова Н. С. (р. 1881) — русская художница. В 1915 году по приглашению антрепренера и театрального деятеля С. П. Дягилева (1872—1929) уехала в Париж.
Французам нравится ‘Николай’… — речь идет о программе в театре Альгамбра (см. об этом в очерке Маяковского ‘Париж. Театр Парижа’, т. 4 наст. изд., стр. 215).
Автор ‘Рогоносца’ возмущался постановкой Мейерхольда.— Спектакль ‘Великодушный рогоносец’ — фарс Ф. Кроммелинка в переводе И. А. Аксенова был поставлен В. Э. Мейерхольдом в Театре актера (Вольная мастерская Вс. Мейерхольда) 25 апреля 1922 года.
Доклад ‘Про ‘Леф’, белый Париж, серый Берлин и красную Москву’ (стр. 466). Газ. ‘Бiльшовик’, Киев, 1924, No 12, 15 января (перевод с украинского).
Доклад состоялся 12 января 1924 года в Пролетарском доме искусств в Киеве. В докладе нашли свое отражение впечатления от заграничных поездок Маяковского в октябре — декабре 1922 года и июле — сентябре 1923 года. По воспоминаниям Н. Рябовой ‘На вечере Маяковским были прочитаны стихи: ‘Прозаседавшиеся’, ‘Сволочи’, ‘О дряни’, ‘Мы не верим’, ‘Необычайное приключение’, ‘Рассказ про то, как кума о Врангеле толковала без всякого ума’, ‘Левый марш’ (два раза). Стихи принимались восторженным ревом и бурей аплодисментов’ (БММ). Кроме этого, доклад читался 14 января 1924 года в Харькове.
Стр. 466. Милюков-дарданельский (Милюков П. Н.) — организатор и лидер партии ‘конституционалистов-демократов’ (кадетов), вождь либеральной буржуазии. Маяковский не раз выступал против кадетской партии и против Милюкова. По воспоминаниям Ив. Бунина, изданным в Париже в 1952 году, известно, что на банкете, устроенном в апреле 1917 года в честь финских художников, Маяковский освистал выступление Милюкова, бывшего тогда министром иностранных дел.
Против кадетов направлено также стихотворение ‘Сказка о красной шапочке’ (см. т. 1 наст. изд., стр. 142).
‘Сменовеховство’ — см. примечание к статье ‘За что борется Леф?’ (стр. 555).
Стр. 467. Ассоциация панфутуристов — в двадцатые годы литературная группа на Украине.
Выступление перед рабкорами Киева (стр. 468). Газ. ‘Пролетарская правда’, Киев, 1924, 15 января — Добрушин, ‘Маяковский у рабкоров’.
Выступление состоялось 13 января 1924 года в Киеве в клубе им. Спиридонова, Маяковский вначале не предполагал проводить его, но 12 и 13 января в газете ‘Пролетарская правда’ появилось объявление: ‘Тов. Маяковский! Рабочие корреспонденты газеты ‘Пролетарская правда’ ждут вас в своем клубе (ул. Ленина 19, помещение редакции) 13 января к часу дня’. Маяковский пришел. В отчете о выступлении говорилось: ‘После короткого доклада Маяковский приступил к чтению своих стихов. Его прерывали бурей аплодисментов… Видно, он сразу проникся сознанием того, что находится он в среде, близких ему по сердцу и духу, пролетарских читателей и ценителей. Предложение зачислить Маяковского почетным рабкором ‘Пролетарской правды’ было встречено градом аплодисментов! Видимо, и он тоже остался доволен. Благодарил и обещал писать. Ждем первой корреспонденции ‘рабкора Маяковского’. Киевским рабкорам Маяковский посвятил стихотворение ‘Рабкор’ (см. т. 6 наст. изд., стр. 108).
В свой очередной приезд в Киев в январе 1926 года Маяковский вновь выступил перед рабкорами. (См. стр. 480.)
Стр. 468. Сосновский — см. примечания к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 566). В то время был членом редколлегии газеты ‘Правда’.
‘Лепестки’ — см. примечание к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 568).
Стеклов — см. примечание к статье ‘Вас не понимают рабочие и крестьяне’ (стр. 583).
Стр. 469. …было ясно уже давно для Ильича.— Маяковский имеет в виду статью В. И. Ленина ‘О характере наших газет’ (см. примечание к статье ‘С неба на землю’, стр. 551).
Доклад ‘Долой искусство, да здравствует жизнь’ (стр. 470). Газ. ‘Бiльшовик’, Киев, 1924, No 15, 18 января — Чужий, ‘Долой искусство, да здравствует жизнь!’ (перевод с украинского).
Доклад состоялся 16 января 1924 года в Киеве в театре им. В. И. Ленина. За день до выступления газета ‘Пролетарская правда’ напечатала программу выступления: ‘1) Что такое Леф: а) от классиков-монахов к ударной агитации, б) как делается сатира, реклама и анекдот, 2) стихи о революции, 3) сатира и юмор, 4) Маяковский о Пуанкаре, Керзоне, Муссолини, Пилсудском, Вандервельде и др.’.
Н. Рябова вспоминает об этом вечере: ‘Владимир Владимирович был очень зол и нервен. Громил Надсона: ‘Пусть молодежь лучше в карты играет, чем читать этаких поэтов!’ Доказывал необходимость агитационного стиха. ‘Каждая папиросная коробка имеет шесть сторон, на которых можно и нужно печатать стихи!’ Читал свои рекламы для Резинотреста’ (БММ).
Выступление на диспуте о постановке ‘Д. Е.’ (стр. 472). Журн. ‘Советский театр’, М. 1936, No 8 — А. Февральский, ‘Маяковский на театральных диспутах’.
Диспут о постановке Театром имени Вс. Мейерхольда пьесы М. Г. Подгаецкого, написанной по роману И. Г. Эренбурга ‘Трест Д. Е.’ и роману Бернгарда Келлермана ‘Туннель’, состоялся 18 июля 1921 года в помещении театра.
Маяковский не раз выступал на обсуждении постановок театра (см. выступления на диспутах о постановке ‘Зорь’ 22 ноября 1920 г. и о постановке ‘Ревизора’ 3 января 1927 г. (стр. 244, 3.06.).
Стр. 472. Супрематизм — см. примечание к выступлению на диспуте по докладу А. В. Луначарского ‘Первые камни новой культуры’ (стр. 624).
Три экранчика убоги… — В постановку были введены три экрана. На среднем из них с диапозитивов проецировались названия эпизодов, мест действия, характеристики действующих лиц, критические замечания к происходящему на сцене, а также цитаты из речей и статей вождей революции.
‘Великодушный рогоносец’ — см. примечание к докладу ‘Что делает Париж?’ (стр. 691).
‘Лес’ — см. примечание к выступлению на диспуте о задачах литературы и драматургии (стр. 610—611).
Выступление на диспуте в Колонном зале Дома Союзов (стр. 473). Запись режиссера М. М. Коренева, ‘Литературное наследство’, т. 65 (см. А. Февральский, ‘Из выступлений Маяковского 1918—1925 гг.’).
Диспут был устроен Культотделом МГСПС в Колонном зале Дома Союзов 13 марта 1925 года. Основной темой диспута был вопрос о социологическом и формальном методах в искусстве. В тот период шла подготовка резолюции ЦК партии о художественной литературе. За десять дней до диспута Маяковский присутствовал на заседании литературной комиссии ЦК ВКП(б), где обсуждался проект резолюции. Этим объясняются слова поэта: ‘Партия поставила на очередь вопрос об искусстве’.
Доклад ‘О советской поэзии’ (стр. 475). Газ. ‘Новый мир’, Нью-Йорк, 1925, No 897, 14 сентября — Б. Сельцов, ‘В. Маяковский о советской поэзии’.
Лекция состоялась 10 сентября 1925 года во время пребывания Маяковского в Нью-Йорке в Central Opera House. Это было второе выступление поэта в Нью-Йорке. ‘Этот вечер,— писала газета ‘Новый мир’ 2 сентября,— является ответом на многочисленные просьбы лиц, не имевших возможности быть на первом вечере. Поступило также много писем с просьбой устроить второй вечер, который охватил бы новые фазы поэтического творчества СССР’.
Газета ‘Новый мир’ несколько раз публиковала объявление: ‘Все идем в четверг 10 сентября на лекцию-декламацию великого поэта Советского Союза Владимира Владимировича Маяковского’.
‘Сегодня вечером все нью-йоркские маяки потухнут. Будет светить только один, но зато громадный СССР-овский маяк — Владимир Владимирович Маяковский. Сходите посмотреть и послушать его в Central Opera House’ (газ. ‘Новый мир’, 1925, 10 сентября).
В газете ‘Русский голос’ от 10 сентября помещена программа выступления:
‘1) Что и зачем новая поэзия? (доклад о критиках, о себе и о других).
2) Стопудовая весть (третья часть поэмы ‘Ильич’).
3) Памятник рабочим Курска (отрывок из поэмы о Курской магнитной аномалии).
4) Стихи: ‘Вульворт и барышня’, ‘Внутри небоскреба’, ‘Стихи для детей’ и др. По окончании — ответ на записки’.
Стр. 476. Городецкий — см. примечание к статье ‘За что борется Леф?’ (стр. 553).
Доклад ‘Что я привезу в СССР?’ (стр. 478). Газ. ‘Новый мир’, Нью-Йорк, 1925, No 918, 8 октября — Б. Сельцов, ‘Америка в воображении русского. Лекция В. Маяковского’.
Доклад состоялся 4 октября 1925 года в помещении Иорквилл Казино. Это было пятое выступление поэта в Нью-Йорке. В докладе Маяковский впервые высказал свои впечатления от Америки, впечатление, впоследствии вылившееся в доклад ‘Мое открытие Америки’ и в книгу очерков того же. названия.
Газета ‘Новый мир’ 1 октября поместила следующее объявление-программу:
‘4 октября все идем на последнюю прощальную лекцию в Иорквилл Казино пролетарского поэта В. Маяковского — ‘Итого’.
1) Товарищи прощаются с Маяковским и подводят итоги посещения им Америки. 2) Лекция: ‘Что я привезу в СССР?’ — прочтет В. Маяковский. 3) Впервые в Нью-Йорке Маяковский прочтет отрывки из знаменитой поэмы ‘150 000 000’. 4) Маяковский прочтет впервые еще не читанные и не напечатанные стихи о Нью-Йорке: ‘Небоскреб в разрезе’, ‘Ол райт’, ‘Бруклинский мост’ и др. 5) Новые отрывки поэмы ‘Ильич’. 6) Разговор и записки’.
Выступление перед рабкорами и журналистами Киева (стр. 480). Газ. ‘Пролетарская правда’, Киев, 1926, No 25, 2 февраля — Добрушин, ‘Маяковский среди рабочих’ (перевод с украинского).
Выступление состоялось 31 января 1926 года в Киеве в зале Окрисполкома. В выступлении нашли отражение впечатления от поездки Маяковского в Америку в 1925 году. В заключение выступления Маяковский читал свои стихотворения: ‘Атлантический океан’, ‘Бруклинский мост’, ‘Христофор Колумб’, ‘Испания’ и др.
Выступление перекликается с очерком ‘Мое открытие Америки’ (См. т. 7 наст. изд.)
Стр. 480. Два года тому назад т. Маяковский…— Речь идет о выступлении Маяковского перед рабкорами Киева 13 января 1924 года. (См. стр. 468—469.)
Выступление на встрече с пролетарскими поэтами Ростова-на-Дону (стр. 482). Газ. ‘Молот’, Ростов-на-Дону, 1926, No 1355, 10 февраля — А. В—о, ‘Маяковский в РАППе’.
Выступление состоялось 7 февраля 1926 года в клубе рабкоров газеты ‘Молот’. Маяковский пришел туда послушать местных пролетарских поэтов. С чтением стихов выступили поэты, Обухов, Гинзбург, Полянский, Безбородое, Г. Кац, П. Кофанов, В. Жак. В заключение вечера по просьбе собравшихся Маяковский прочел стихотворение из американского цикла и третью часть поэмы ‘Владимир Ильич Ленин’.
Выступление в клубе рабкоров ‘Правды’ (стр. 483). Журн. ‘Журналист’, М. 1926, No 5, В. Н—ский, ‘Концерт’ в клубе рабкоров ‘Правды’.
11 апреля 1926 года в клубе рабкоров ‘Правды’ должна была состояться беседа на тему ‘Можно ли научиться писать стихи?’ Предполагался доклад Г. Шенгели и ‘концерт’ с участием Маяковского, Уткина, Безыменского и др. Докладчик не явился. На вечере выступили Маяковский, Н. Асеев, О. Брик и др.
Некоторые выступающие возражали Маяковскому. ‘Раз тут публика упорствует, надо прямо сказать этой публике, что она имеет дело с шарлатанским предприятием’,— говорил Маяковский в заключительном слове, зачитывая отдельные места из книжки Шенгели.
Стр. 483. В своей статье в ‘Красной нови’…— В журнале ‘Красная новь’, 1926, No 4 напечатана статья Маяковского ‘Подождем обвинять поэтов’ (см. стр. 66).
Стр. 484. Книжонка Шенгели…— См. примечание к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 562).
Выступление на диспуте ‘О хулиганстве’ (стр. 485). Газ. ‘Известия’, М. 1926, No 227(2858), 2 октября — И., ‘О хулиганстве и не ‘хулиганстве».
Диспут состоялся 30 сентября 1926 года в Политехническом музее. В речах Н. А. Семашко, Н. В. Крыленко, Маяковского и других хулиганство было квалифицировано как социальное явление. Краткий отчет о диспуте был помещен также в газете ‘Вечерняя Москва’, 1926, 1 октября.
Как вывод из всего диспута было заявлено, что ‘хулиганство не такое страшное бедствие, как его обывательски представляют. Хулиганство мы одолеем, но от слов необходимо перейти к делу — мобилизовать общественное мнение, привлечь к борьбе с хулиганством комсомольские, партийные, профессиональные и общественные организации’.
Стр. 485. Нужно видеть, где хулиганство переходит в другие виды преступления.— На диспуте многие высказывались, что хулиганством нельзя называть неумышленные действия или бандитские нападения на людей. Приводилось следующее определение хулиганства в уголовном кодексе: ‘озорные, т. е. сопряженные с явным неуважением к обществу, действия’.
‘Суд не скрутит…’ — из стихотворения ‘Хулиган’ (см. том 7 наст. изд., стр. 185).
Доклад ‘Как писать стихи?’ (стр. 486). Журн. ‘Селькор Украiни’, Харьков, 1926, No 1—2 — ‘Как за пять уроков научиться писать стихи?’ (Перевод с украинского.)
Доклад Маяковского состоялся 1 ноября 1926 года в Харькове, в помещении Драматического театра. Краткий отчет о выступлении также см. газ. ‘Пролетарий’, Харьков, 1926, 4 ноября. С докладами на эту тему Маяковский выступал еще 20 сентября 1926 года в Большой аудитории Политехнического музея, 4 и 5 сентября в Ленинграде, 2 ноября в Полтаве. Основные положения доклада тесно переплетаются со статьей ‘Как делать стихи?’
Стр. 486. ‘Радяньске село’ — орган ЦК КП(б)У. Выходила в г. Харькове.
…достаточно было Демьяну обозвать в своем стихотворении танк Танькой…— Стихотворение Д. Бедного ‘Танька-Ванька’ пользовалось огромной популярностью на фронтах гражданской войны. К стихотворению имеется эпиграф: ‘Красноармейцы Петроградского фронта называют танки — ‘таньками’. В 1927 году Д. Бедный выпустил сборник фронтовых песен под названием ‘Танька-Ванька’.
Стр. 487. Бескрайный и непочатый ломоть — см. об этом в докладе ‘Лицо левой литературы’ (стр. 498).
У нее по бокам не шуршащий шелк…— Маяковский не совсем точно цитирует строки из стихотворения С. Малахова (в стихотворении — ‘У нее не юбок шуршащий шелк’). В БММ хранится экземпляр журнала ‘Комсомолия’, 1926, No 4, принадлежавший поэту. В нем напечатана статья М. Беккера ‘Любовная лирика комсомола’, где приведены эти строки. Рукой Маяковского сбоку написано — ‘Дичь!’
Не придет он также вот…— См. примечание к статье ‘Как делать стихи?’ (см. стр. 569).
Стр. 488. Книжка Шенгели — см. примечание к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 562).
Выступление на диспуте о богеме (стр. 490). Журн. ‘На литературном посту’, М. 1927, No 1 — А., ‘Диспут о богеме’.
Диспут состоялся 19 ноября 1926 года в Доме печати. Вступительный доклад сделал Н. К. Иванов-Грамен. ‘Психология анархо-буржуазного перерождения, присущего богеме,— сказал он,— по-разному выражается у разных писательских групп. У молодежи она ведет к настоящему хулиганству — к дракам, мордобитию, к публичным выступлениям непечатного характера. Хулиганят, чтобы хоть этим прославить свое никому не известное имя. Иногда это хулиганство подается под соусом ‘эпатирования буржуа’ или ‘пощечины общественному вкусу’. Иванов-Грамен предложил ‘реагировать против богемы и путем организации общественного мнения’. Кроме Маяковского, на диспуте выступали М. Е. Кольцов, С. И. Кирсанов, В. Б. Шкловский, М. Ю. Левидов, М. Б. Чарный и др.
Доклад ‘Поп или мастер’ (стр. 491). Газ. ‘Советский юг’, Ростов, 1926, 26 ноября — П. Максимов, ‘Вечер Маяковского’.
Выступление состоялось 24 ноября 1926 г. в Ростове в театре им. Луначарского.
С докладом ‘Поп или мастер’ Маяковский выступал во время лекционной поездки в ноябре 1926 года в Ростове, Таганроге, Новочеркасске, Краснодаре. (Афишу доклада см. т. 13, наст. изд.)
Стр. 491. Книжка Шенгели — см. примечание к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 562).
Доклад ‘Даешь изящную жизнь!’ (стр. 493). Газ. ‘Комсомольская правда’, М. 1927, 15 января — ‘Долой изящную жизнь (Маяковский за канареек)’.
Выступление состоялось в Большом зале Политехнического музея 14 января 1927 года. С докладом ‘Даешь изящную жизнь!’ Маяковский неоднократно выступал в течение 1927—1928 гг.
Стр. 493. Романс ‘А сердце в партию тянет’.— Музыка Тихоновой. Слова Чуж-Чуженина. См. также стихотворение ‘Стабилизация быта’ (т. 8 наст. изд., стр. 7).
Стр. 494. Некий крестьянский поэт… — Речь идет о былине И. Новокшонова ‘Володимер Ильич’, журн. ‘Жернов’, 1926, No 4. Об этом же Маяковский говорил на диспуте ‘Упадочное настроение среди молодежи (есенинщина)’ (стр. 313—314).
Доклад ‘Лицо левой литературы’ (стр. 495). Газ. ‘Коммуна’, Самара, 1927, 28 января — К. Львова, ‘Маяковский в Самаре’.
Доклад состоялся 26 января 1927 года в партийном клубе Самары. С докладом ‘Лицо левой литературы’ Маяковский выступал во время лекционных поездок по городам: Нижний-Новгород, Казань, Самара, Саратов, Смоленск, Витебск, Минск в январе, марте 1927 года.
Стр. 496. Аполлон Григорьев (1822—1864) — поэт и критик. См. также примечание к выступлению на диспуте ‘Упадочное настроение среди молодежи (есенинщина)’ (стр. 636).
Доклад ‘Лицо левой литературы’ (стр. 497). Газ. ‘Известия’, Саратов, 1927, No 26, 2 февраля — Н. Икарский, ‘Два вечера Владимира Маяковского. (Впечатления)’.
Доклад состоялся 29 января 1927 года в Саратове в зале Народного дворца.
Стр. 498. Книжка Шенгели — см. примечания к статье ‘Как делать стихи?’ (стр. 562).
Выступление на приеме в Обществе друзей новой России (стр. 499). Журн. ‘Das neue Russland’ (‘Новая Россия’, Берлин, 1927, No 5—6), сб. ‘Маяковский. Материалы и исследования’. Гослитиздат, М. 1940. (Перевод с немецкого.)
Прием был устроен 10 мая 1927 года в честь советских гостей — писателей В. Маяковского и Л. Сейфуллиной Обществом друзей Новой России. Маяковский вспоминает об этом приеме в статье ‘Ездил я так’:
‘Берлин. Чай, устроенный обществом советско-германского сближения.
Прекрасное вступительное слово сказал Гильбо (вместо заболевшего т. Бехера).
Были члены общества: ученые, беллетристы, режиссеры, товарищи из ‘Ротэ Фанэ’, как говорит товарищ Каменева, ‘весь стол был усеян крупными учеными’. Поэт был только один — говорят (Роган говорил), в Германии совестятся писать стихи — глупое занятие’. (См. т. 8 наст. изд., стр. 335.)
Маяковский читал стихотворения ‘Германия’ и ‘Левый марш’. О пребывании Маяковского и Сейфуллиной в Берлине см. также воспоминания Л. Сейфуллиной (журн. ‘Знамя’ No 4, 1955).
Стр. 499. Я написал тогда свою ‘Немецкую песню’…— Речь идет о стихотворении ‘Германия’, написанном в результате первой поездки Маяковского в Германию осенью 1922 года. Вторая часть стихотворения в публикации сб. ‘Вещи этого года’, Берлин, изд. ‘Накануне’, 1924 г. имела заголовок ‘Немецкая песня’.
Гильбо Анри (р. 1884)— французский поэт и писатель.
Доклад ‘Даешь изящную жизнь!’ (стр. 500). Газ. ‘Рабочая правда’, Тифлис, 1927, No 282, 13 декабря.
Доклад состоялся 11 декабря 1927 года в Тифлисе в помещении Театра Руставели. Отчет о выступлении помещен также в газете ‘Заря Востока’, Тифлис, 1927, 13 декабря.
Выступление на ‘Вечере журналов’ (стр. 501). Газ. ‘Читатель и писатель’, 1928, No 1, 7 января — ‘Вечер журналов в Политехническом музее’.
‘Вечер журналов’ состоялся 20 декабря 1927 года в Большом зале Политехнического музея. Вступительное слово сделал заведующий Госиздатом А. Б. Халатов. С сообщениями выступили представители редакций журналов: Б. М. Волин (‘На литературном посту’), Ф. Ф. Раскольников (‘Красная новь’), В. П. Полонский (‘Печать и революция’), Р. А. Ковнатор (‘Звезда’) и др.
Стр. 501. …отдельных ‘силуэтов’…— Речь идет о статьях А. Воронского об отдельных писателях в журнале ‘Красная новь’.
Сейчас этот журнал изменился. — В 1927 году изменился состав редколлегии журнала ‘Красная новь’. А. К. Воронский, редактировавший этот журнал в течение ряда лет, ушел из редакции.
Доклад ‘Левей Лефа’ (стр. 503). Газ. ‘Комсомольская правда’, 1928, 28 сентября.
Доклад состоялся 26 сентября 1928 года в Большой аудитории Политехнического музея (афишу к выступлению см. в т. 13). В объяснительной записке к афише (для Главлита) Маяковский писал: ‘Задача доклада — показать, что мелкие литературные дробления изжили себя и вместо групповых объединений литературе необходимо сплотиться вокруг организаций, ведущих массовую агитлитературную работу,— вокруг газет, агитпропов, комиссий, организуемых к дням революционных празднеств. Необходимость отказа от литературного сектантства иллюстрируется примером ‘Лефа’, большинство из сотрудников которого ведут работу в пионерских, в комсомольских органах печати. Только переход на такую работу дает писателю вместо салонной поддержки семидесяти единомышленников критику и поддержку миллионных организаций…’ (См. т. 13 наст. изд.)
Отчеты и сообщения о выступлении см. также газ. ‘Вечерняя Москва’, 27 сентября 1928 г., ‘Наша газета’, 28 сентября 1928 г., ‘Читатель и писатель’, 6 октября 1928 г., ‘Рабочая правда’, Тифлис, 4 октября 1928 г., ‘Красная Башкирия’, Уфа, 7 октября 1928г., ‘Коммуна’, Воронеж, 2 декабря 1928 г., ‘Новый Леф’, No 9, 1928 г., ‘Печать и революция’, No 1—2, 1929 г.
Доклад ‘Левей Лефа’ (стр. 505). Журн. ‘Жизнь искусства’, Л. 1928, No 41.
В текст внесено исправление по смыслу: стр. 505, строка 15 вместо: ‘в афиши’ — ‘в фетиши’.
Доклад состоялся 29 сентября 1928 года в помещении ленинградской академической капеллы. Основные положения доклада перекликаются с ответом Маяковского на вопросы редакции ‘Жизнь искусства’ [О ‘Лефе’] (см. стр. 183).
Стр. 505—506. …изобретателем поэтического языка был Хлебников…— См. примечание к статье ‘В. В. Хлебников’ (стр. 546).
Выступления на обсуждении пьесы ‘Клоп’ (стр. 507). Журн. ‘Звезда’, Л. 1945, No 4 — А. Февральский, ‘О Маяковском. (Воспоминания)’.
30 декабря 1928 года Маяковский читал пьесу ‘Клоп’ на расширенном заседании Художественно-политического совета Гос. театра имени Вс. Мейерхольда. Собрание приняло резолюцию: ‘Художественно-политический совет, заслушав на своем расширенном заседании пьесу Владимира Маяковского ‘Клоп’, признает ее значительнейшим явлением советской драматургии с точек зрения как идеологической, так и художественной и приветствует включение ее в репертуар’. По предложению одного из участников заседания было внесено дополнение: приветствовать также автора. После окончания чтения и принятия резолюции состоялось обсуждение пьесы. Маяковский выступал дважды.
Стр. 507. Пьесу надо брать в ‘сравнительной зверологии’…— термин из последней картины пьесы ‘Клоп’. (См. т. 11, наст. изд., стр. 271.)
Гроссман-Рощин.— Критик Гроссман-Рощин на этом обсуждении пьесы не выступал. Вероятно, Маяковский имеет в виду личную беседу.
Стр. 508. Литовский — см. примечание к выступлению на диспуте ‘Больные вопросы советской печати’ (стр. 626).
‘Розданные Луначарским венки...’ — Цитата из стихотворения ‘Послание пролетарским поэтам’ (том 7 наст. изд., стр. 151), приведенная в ответ на возражение против предложения поставить пьесу на голосование.
Выступление на обсуждении пьесы ‘Клоп’ в клубе рабкоров ‘Правды’ (стр. 509). В. Маяковский, Полн. собр. соч., т. 11, М. 1947, стр. 540. Запись А. Февральского.
Обсуждение состоялось 2 февраля 1929 года в клубе рабкоров ‘Правды’. Литературные работники, отмечая достоинства пьесы, говорили о недостаточном раскрытии социальной сущности мещанства, некоторые рабочие указывали, что кое-какие вещи Маяковского непонятны, и упрекали его в том, что он не вывел в ‘Клопе’ положительных типов.
Стр. 509. Комедия не ‘универсальный клей-порошок, клеит и Венеру и ночной горшок’.— Перифраз реплики продавца клея из пьесы ‘Клоп’ (т. 11 наст. изд., стр. 219).
…пятьдесят лозунгов только на одну тему: надо мыть руки — см. т. 9 наст. изд., стр. 414—415.
Выступление на вечере ‘Открывается Реф’ (стр. 510). ‘Литературная газета’, 1929, 14 октября — И. Ломов (В. А. Катанян), ‘Реф открылся. С чем мы выступаем’.
Вечер состоялся 8 октября 1929 года в Большом зале Политехнического музея. Кроме Маяковского, на вечере выступили О. М. Брик, Н. Н. Асеев, С. И. Кирсанов, В. Инбер и др. В заключительном слове Маяковский подвел итог репликам и прениям.
Стр. 510. Год тому назад мы здесь распускали Леф.— Речь идет о вечере ‘Левей Лефа’ в Политехническом музее 28 сентября 1928 года. (См. выступление Маяковского, наст. том, стр. 505)
Стр. 511. …приводит известную стихотворную полемику между Фрейлигратом и Гервегом…— Гервег Георг (1817—1875) — немецкий поэт. В 1842 году во время пребывания в Кельне Гервег познакомился с К. Марксом. Тогда же он принял участие в полемике с другим революционным немецким поэтом Ф. Фрейлигратом (1810—1876) об отношении поэзии к политической борьбе. К. Маркс предоставил Гервегу страницы редактируемой им ‘Рейнской газеты’ для опубликования стихотворения ‘Партия’ с ответом Фрейлиграту.
Выступление на диспуте ‘Нужна ли нам сатира?’ (стр. 512). Газ. ‘Вечерняя Москва’, 1930, 9 января — А. Кут, ‘Нужна ли нам сатира?’
Диспут состоялся 8 января в Политехническом музее. Вел диспут М. Е. Кольцов. Один из участников диспута В. И. Блюм утверждал, что сатира не может существовать при диктатуре пролетариата, т. к. ей ‘придется поражать свое государство и свою общественность’. На диспуте выступали Ефим Зозуля, Г. Рыклин и др. Предложение Маяковского о привлечении в ряды сатириков рабочих-выдвиженцев было одобрено другими участниками диспута.
Стр. 512. …один из Блюмов долго не хотел…— Маяковский имеет в виду случай с публикацией в газете ‘Известия’ стихотворения ‘Прозаседавшиеся’, когда бывший редактор газеты Стеклов Ю. М. не хотел печатать стихов Маяковского. Фамилия Блюм упоминается здесь, очевидно, в нарицательном смысле.
Отзыв В. И. Ленина о ‘Прозаседавшихся’, см. В. И. Ленин, Сочинения, т. 33, стр. 197—198.
Выступление на диспуте ‘Пути советской литературы’ (стр. 513). Журн. ‘На литературном посту’, М. 1930, No 5—6,— ‘Пути советской литературы’.
Диспут состоялся 25 февраля 1930. года в Политехническом музее. Вступительный доклад сделал А. В. Луначарский. Он говорил, что в литературе должно найти отражение социалистическое строительство, что писатель должен не только фотографически отображать мир, но и заглядывать в будущее. Говоря о стиле советской литературы, Луначарский сказал: ‘Нет стиля не только данного, но и заданного. Есть наметка двух стилей… В своей работе художник должен исходить из неограниченной свободы поисков и одновременно из необходимости считаться с рамками наших сегодняшних задач’.
Кроме Луначарского и Маяковского, на диспуте выступали В. А. Сутырин, Всеволод Иванов, В. М. Инбер, В. В. Ермилов. Последний подчеркнул правильность позиции Маяковского.
Выступление на диспуте о пьесе ‘Выстрел’ (стр. 514). ‘Литературная газета’, М.1930, No 12, 24 марта — ‘В спорах о творческом методе пролетарской литературы. На комсомольском диспуте о ‘Выстреле’, газ. ‘Комсомольская правда’, М. 1930, No 68, 25 марта — ‘В цель или мимо? Куда бьет ‘Выстрел’?’
Пьеса Безыменского ‘Выстрел’ была поставлена в ленинградском ТРАМе, в театре имени Вс. Мейерхольда и в Театре Иваново-Вознесенского пролеткульта. Постановки и содержание пьесы вызвали ожесточенные дискуссии. 19 марта 1930 года в Политехническом музее состоялся диспут о пьесе Безыменского, организованный редакцией газеты ‘Комсомольская правда’ и МК ВЛКСМ. ‘На фоне репертуара текущего года пьеса ‘Выстрел’ А. Безыменского привлекает к себе особое внимание общественности и вызывает горячие споры’,— писала ‘Комсомольская правда’. Диспут далеко вышел за пределы споров о пьесе, став спором о пролетарской литературе и ее дальнейших путях. Кроме Маяковского, на диспуте выступали ответственный редактор ‘Комсомольской правды’ А. Троицкий, Феликс Кон, И. И. Чичеров, П. И. Новицкий, В. В. Ермилов, В. М. Киршон, А. И. Безыменский и др.
Стр. 514. ‘Рычи, Китай!’ — пьеса С. Третьякова, была поставлена 23 января 1926 года в театре им. Вс. Мейерхольда.
‘Рельсы гудят’ — пьеса В. Киршона, была поставлена 14 марта 1928 года в театре им. МГСПС.

Дополнение

Владимир Маяковский. Полное собрание сочинений в тринадцати томах
Том тринадцатый. Письма и другие материалы
М., ГИХЛ, 1961
OCR Бычков М. Н.

ГАЗЕТНЫЙ ОТЧЕТ О ВЫСТУПЛЕНИИ

ДОКЛАД ’10 ЛЕТ 10-ТИ РУССКИХ ПОЭТОВ’

26 апреля 1927 года

Во вступлении к своему докладу Маяковский отверг механическое деление русских литераторов молодого поколения на крупных и еще более крупных писателей и иронически извинился, что не пришел на доклад в черных брюках, в отсутствии которых недавно упрекнул Эренбурга критик буржуазной газеты. Он подчеркнул затем несколько основных обстоятельств, характерных для советской литературы. Писатель, поэт сегодня в России — борец за новый общественный строй, за новые формы жизни. Постоянно увеличивается число писателей, приходящих в литературу из рядов пролетариата, существует их организация, насчитывающая несколько тысяч человек и многие из них знаменуют будущее советской литературы. Другой факт, характеризующий советскую литературу,— это то, что массы читают стихи, как нигде в мире. Книги Демьяна Бедного вышли уже тиражом в два миллиона экземпляров, а самого Маяковского — в 1 200 000 экземпляров. У советского писателя сегодня нет причины жаловаться на свое общественное положение. Он сегодня стоит рядом с революцией, точно так, как стоял рядом с ней в тяжелые дни. Особой темой доклада Маяковского был подкрепленный многими цитатами анализ творчества поэтов литературной группы Леф (Левый фронт), членом которой является Маяковский. Поэты этой группы — Асеев, Третьяков, Пастернак, Крученых и другие — нашли в Маяковском представителя, который в своем докладе подчеркнул и общность их пути с революцией и их первенство в области форм художественного труда.

ПРИМЕЧАНИЯ

Газетный отчет о выступлении

Доклад ’10 лет 10-ти русских поэтов’ (стр. 287). Газ. ‘Руде право’, Прага, 1927, No 100, 28 апреля. ‘Вечер Вл. Маяковского в Праге’.
Перевод с чешского.
Доклад был организован Обществом культурного и экономического сближения с Новой Россией 26 апреля в зале Виноградского народного дома в Праге.
Газета ‘Руде право’ в отчете сообщала:
‘Самый теплый прием встретил Маяковский, для выступления которого общество сняло большой зал в Виноградах, несмотря на то, что высказывались опасения: найдется ли в Праге, где за последнее время все культурные начинания проходили при пустом зале, достаточно публики, чтобы заполнить помещение на тысячу человек. Опасения оказались напрасными. Задолго до начала вечера зал был наполнен, даже набит битком. После краткого приветствия Маяковскому, которое от имени Общества сближения с Новой Россией и от имени левого фронта чешских писателей произнес писатель И. Гора, под бурные аплодисменты взял слово русский гость. Аплодисменты повторялись без конца в течение его доклада и чтения им стихов и во время выступления чешского чтеца Иоз. Зоры, который с подлинным мастерством и темпераментом прочитал отрывки из ‘150 000 000’…’
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека