Полагая, что редакція ‘Русской Старины’ заинтересована въ собираніи всего, что относится къ характеристик недавно скончавшагося Ореста едоровича Миллера, такъ много и самоотверженно потрудившагося для русскаго просвщенія, представляю небольшую о немъ замтку.
Состоя въ 1883 г. студентомъ петербургской духовной академіи, я въ числ немногихъ принималъ особенное дятельное участіе въ пополненіи только что основанной въ ней передъ тмъ студенческой читальни и библіотеки. Такъ какъ сумма, составлявшаяся исключительно изъ взносовъ студентовъ, получалась очень скромная, то мы вынуждены были обращаться къ нкоторымъ редакціямъ и авторамъ съ просьбой о доставленіи намъ ихъ изданій безплатно. Между прочимъ, ршено было обратиться съ этой просьбой и къ нкоторымъ профессорамъ университета, а такъ какъ Орестъ едоровичъ и у насъ извстенъ былъ какъ другъ студенчества, то мы сочли за лучшее прибгнуть къ его помощи. Сходить къ нему выпало на мою долю
Въ половин декабря, часовъ въ шесть вечера, я позвонилъ въ его скромную квартиру (онъ жилъ тогда въ Эртелевомъ переулк) и не усплъ еще передать свою одежду докладывавшей обо мн служанк, какъ ко мн вышелъ самъ хозяинъ. Полагая, по примру нашихъ профессоровъ, что мн здсь же въ передней и придется имть съ нимъ объясненіе, я хотлъ было уже приступить къ нему, но Орестъ едоровичъ, любезно поздоровавшись со мной, сейчасъ же повелъ меня чрезъ единственную, кажется, просторную въ его квартир комнату, гд сидла за работой предупредительно раскланявшаяся мн старушка,— въ свой узенькій, съ тремя потертыми креслами у письменнаго стола, весь уставленный полками съ книгами и съ единственнымъ украшеніемъ — громаднымъ бюстомъ . М. Достоевскаго, кабинетъ. Здсь онъ усадилъ меня въ кресло и только тогда освдомился, что меня привело къ нему.
Излагая свою просьбу, я, между прочимъ, замтилъ, что намъ особенно трудно заводить читальню и библіотеку, потому что духовные студенты особенно бдный народъ…. ‘Не говорите! перебилъ меня Орестъ едоровичъ,— и везд нынче учащіеся — по большей части, народъ бдный… Что касается моихъ сочиненій, то какія найду — къ вашимъ услугамъ’… И онъ бросился разыскивать свои книжки и оттиски и, передавая ихъ одинъ за другимъ мн, между прочимъ, простодушно замтилъ: ‘Плохо идутъ мои сочиненія! Вотъ только публичныя лекціи по литератур хорошо расходятся, и ихъ-то у меня какъ разъ нтъ ни одного экземпляра. Придется вамъ подождать, а я непремнно постараюсь ихъ гд нибудь добыть и тотчасъ же доставлю вамъ… Да не ужъ-то въ вашей академической библіотек нтъ ихъ’? Когда я подтвердилъ, что дйствительно нтъ, и потомъ сталъ объяснять, что именно слишкомъ-то спеціальный составъ этой библіотеки и вызываетъ насущную потребность дополнить ее студенческою, то Орестъ едоровичъ такъ одушевился, что когда потомъ я выразилъ наше желаніе имть сочиненія и другихъ профессоровъ университета, онъ самъ предложилъ свои услуги переговорить на счетъ этого съ ними. Такъ пробесдовавши съ нимъ больше получаса, я, наконецъ, сталъ прощаться. Онъ любезно проводилъ меня въ переднюю и не вышелъ изъ нея до тхъ поръ, пока за мной не затворена была дверь на лстницу.
Наканун новаго года, вечеромъ, я получилъ отъ Ореста едоровича самую любезную записку, въ которой онъ поздравлялъ насъ между прочимъ, съ новымъ годомъ. Назавтра мы хотли было, въ свою очередь, поздравить его съ новымъ годомъ, но отчасти потому, что ни у кого изъ насъ не оказалось визитной карточки, главнымъ-же образомъ потому,. что отношенія Ореста едоровича съ перваго-же взгляда положительно не мирились со всякою офиціозностью, въ конц концовъ мы успокоились на томъ, что поблагодарю его за поздравленіе и отъ насъ, студентовъ, поздравлю его я, когда пойду къ нему за лекціями.
На этотъ разъ — кажется, числа 4 января — я также явился къ нему вечеромъ и также встрченный Орестомъ едоровичемъ въ передней и проведенный въ кабинетъ, засталъ здсь — теперь ршительно не помню — кого-то изъ молодыхъ профессоровъ. Орестъ едоровичъ тотчасъ же представилъ насъ одинъ другому и, усадивши меня между собой и своимъ гостемъ, заговорилъ о новыхъ порядкахъ въ нашей академіи, начавшихся въ ней посл выхода изъ нея бывшаго нашего ректора И. Л. Янышева, при чемъ отзывался о послднемъ съ самымъ глубокимъ уваженіемъ… Не желая отнимать у О. . много времени, я скоро спросилъ у него о лекціяхъ. Вручая мн ихъ, онъ опять просилъ передать моимъ товарищамъ его общаніе при первой возможности похлопотать за насъ среди профессоровъ и опять проводилъ меня до тхъ поръ, пока я вышелъ.
Больше я не видался съ Орестомъ едоровичемъ. Не знаю, удалось ли ему переговорить съ профессорами, но ни отъ одного изъ нихъ мы ничего, кажется, потомъ не получали. Не смотря на это, искреннее сочувствіе, которое мы встртили у Ореста едоровича, его записочка, вывшанная на нкоторое время въ читальн вмст съ другими документами, касавшимися послдней, произвели на многихъ изъ насъ, помню, глубокое и самое отрадное впечатлніе. Мы въ первый разъ увидли профессора не спеціально какого-нибудь учебнаго заведенія, а профессора въ самомъ широкомъ — общественномъ смысл этого слова,— профессора везд, гд только представлялась почва для распространенія просвщенія. Несомннно, помимо всякихъ взглядовъ и убжденій, въ самой нравственной личности покойнаго О. . Миллера чрезвычайно симпатично выразилась знаменитая эпоха прошлаго царствованія, столь плодотворная, столь гуманная въ исторіи развитія русскаго общества и столь славная вообще въ исторіи русскаго народа.
В. Тухомицкій.
20 іюня 1889 г.
‘Русская Старина’, 1889 г. Томъ LXIII, кн. IX, сентябрь.