В срединном царстве или Жизнь одного китайченка, Березин Николай Ильич, Год: 1915

Время на прочтение: 17 минут(ы)

H. Березинъ

ВЪ СРЕДИННОМЪ ЦАРСТВ или ЖИЗНЬ ОДНОГО КИТАЙЧЕНКА

Повсть

Изданіе третье.

ПЕТРОГРАДЪ
Изданіе Я. БАШМАКОВА и Ко.
1915.

Оглавленіе.

1. Дтство Вана
Рожденіе Вана. Его семья. Первые годы его жизни. Китайская деревня и ея постройки. Прохожіе и прозжіе на большой дорог. Ноги китайскихъ женщинъ. Каково вообще живется женщинамъ въ Кита. Тснота китайскихъ поселеній. Полевыя работы. Первая жатва (пшеница, просо). Вторая жатва (гаолянъ, рисъ, хлопокъ, земляной орхъ, макъ). Опій. Куреніе опія и ужасныя его послдствія.
Нсколько поясненій къ тексту
2. Учебные годы Вана
Китайская школа. Ея порядки. Китайская грамота. Китайская наука. Какими путями китаецъ можетъ стать чиновникомъ. Три экзамена. Ванъ сдаетъ первый экзаменъ.
3. Въ город
Улица китайскаго города. Китайскія деньги. Десять тысячъ китайскихъ ‘церемоній’. Семейная обстановка горожанина. Званый обдъ у богатаго китайца. Китайскія кушанья.
4. Поклоненіе предкамъ
Китайскіе врачи. Похороны въ Кита. Почитаніе предковъ — основа религіи въ Кита.
5. Посл неудачнаго экзамена
Второй экзаменъ. Неудача Вана. Ему приходится вести скитальческую жизнь китайскаго ‘пролетарія’, т.-е. жизнь наемнаго рабочаго, не имющаго другихъ средствъ къ жизни, кром своей рабочей силы. Миссіонеры-проповдники христіанства въ Кита. Выносливость китайца.
6. На краю гибели
Ванъ въ сверномъ Кита. Великая стна. Путь въ Тибетъ. Хань-коу. Голодъ и моровая язва. Безпорядки въ Кита. Движеніе противъ ‘манджурскихъ’ императоровъ и противъ ‘блыхъ дьяволовъ’. ‘Большіе ножи’. Ванъ въ тюрьм. Китайскія тюрьмы. Китайское правосудіе. Счастливый случай выручаетъ Вана изъ бды.
7. У тихой пристани
Ванъ на чайной плантаціи. Приготовленіе чая. Вану улыбнулось счастье. Возвращеніе въ родительскій домъ.

I. Дтство Вана.

Рожденіе Вана. Его семья. Первые годы его жизни. Китайская деревня и ея постройки. Прохожіе и прозжіе на большой дорог. Ноги китайскихъ женщинъ. Каково вообще живется женщинамъ въ Кита. Тснота китайскихъ поселеній. Полевыя работы. Первая жатва (пшеница, просо). Вторая жатва (гаолянъ, рисъ, хлопокъ, земляной орхъ, макъ). Опій. Куреніе опія и ужасныя его послдствія.

Ванъ былъ самый обыкновенный китайченокъ. Появленіе его на свтъ вызвало большую радость въ семь.
— Меня алмазомъ подарили!— сказалъ отецъ.
Не такъ встрчали домашніе рожденіе сестеръ Вана. Къ рожденію двочки въ Кита относятся съ полнымъ равнодушіемъ.
— Принесли новый кирпичъ въ домъ!— восклицаетъ при такомъ случа родитель.
Для него дочь — лишняя обуза: дочери надо заготовить приданое, ее надо выдать замужъ, она уйдетъ изъ своей семьи въ чужую, а если даже и останется въ дом, то всегда будетъ считаться существомъ низшимъ. Ей не дозволяется приносить умилостивительныхъ жертвъ духамъ предковъ, въ семейной молельн.
— О, мальчикъ совсмъ не то, что двочка! Мальчикъ совсмъ другое дло!— говоритъ китаецъ, благоговйно подымая указательный палецъ.— Мальчикъ можетъ учиться, много учиться… пожалуй, выдержитъ большой экзаменъ и станетъ большимъ человкомъ — ‘мандариномъ’! Онъ будетъ кормить насъ, когда мы одряхлемъ, не уйдетъ изъ дому, будетъ лелять нашу старость, закроетъ намъ глаза, почтитъ наши души и души нашихъ предковъ до четвертаго колна. Лучше одинъ сынъ, чмъ десять дочерей.
— Береги, береги сына!— наказывалъ матери Вана отецъ его.
Вана, дйствительно, берегли, какъ только умли. Его не пеленали (это не принято у китайцевъ), но старая бабка и ддъ долго не спускали его съ рукъ. Приняты были также мры, чтобы какой-нибудь злой духъ не причинилъ ему вреда. Китайцы уврены, что злые духи во множеств слоняются по земл. Ихъ боятся, имъ приписываютъ вс болзни, самую смерть, поэтому принимаютъ противъ нихъ всевозможныя предосторожности.
Ванъ былъ единственный сынъ у родителей, потеря его была-бы большимъ горемъ для нихъ, поэтому между ними заходила даже рчь — не назвать-ли сына женскимъ именемъ? Этимъ они надялись обмануть злыхъ духовъ.
— Духи хорошо знаютъ, что смерть дочери не составляетъ несчастія,— разсуждали они.— Если они и задумаютъ причинить намъ зло, они двочки губить не станутъ.
Но ‘Ванъ’ значитъ по-китайски ‘князь’. Жаль было лишить ребенка такого хорошаго имени… и Ванъ сохранилъ его.

* * *

Когда Вану исполнился годъ, событіе это было отпраздновано съ торжествомъ. Въ тотъ же день родители узнали и будущее призваніе своего сына. Въ семейной молельн, занимавшей небольшую каморку въ дом, передъ изображеніемъ доброй богини Нене — покровительницы семейнаго счастья — поставлено было самое большое блюдо, какое только нашлось въ хозяйств, а на немъ разложили въ красивомъ порядк разныя вещи: кисточки для писанія, книгу, лукъ и стрлы, игрушечный плугъ, всы, деньги, разные ремесленные инструменты. Вокругъ блюда услись вс члены семьи. Затмъ ребенка поднесли къ блюду. Вс съ любопытствомъ слдили — къ какой вещи потянутся его рученки?
Ванъ схватился за кисточку…
— О!— запли хоромъ присутствующіе.— Онъ будетъ ученымъ!
Съ этого дня маленькому Вану стали брить голову, оставляя на ней только три пучка волосъ. Они придавали его дтскому личику довольно смшной видъ.

* * *

На второмъ году жизни Вана съ нимъ уже няньчились меньше. Когда спшная работа принуждала всхъ членовъ семьи уходить изъ дому, Ванъ обыкновенно оставался лежать въ темномъ углу вонючей хижины совсмъ одинъ. Иногда, впрочемъ, его клали въ корзину и выносили на воздухъ. Корзину ставили на высокій камень, гд ребенка не могли достать ни бгавшія по деревн голодныя собаки, ни прожорливыя свиньи. Тамъ онъ и лежалъ на самомъ припек. Мухи стаями садились ему на губы, скоплялись возл глазъ, забивались даже въ носъ, откуда онъ выгонялъ ихъ только тмъ, что чихалъ. Когда Ванъ научился твердо держаться на собственныхъ ножкахъ, мать сшила ему широкіе штаны, неразрывно связанные съ курткой, и обула его въ лапотки съ носками изъ кошачьихъ головокъ. Въ такомъ наряд Ванъ вмшался въ толпу другихъ деревенскихъ ребятъ. Съ ними онъ и росъ, играя на улиц и въ разныхъ закоулкахъ деревни.

* * *

Деревня была большая. Она лежала въ провинціи Шаньдунь при большой дорог къ городу Цзи-нингъ-чу. Въ город жило много богатыхъ купцовъ, тамъ находились ямыни (дома, въ которыхъ помщаются присутственныя мста), было не мало высокихъ и обширныхъ зданій. Въ деревн Вана такихъ зданій не было. Въ ней ютились только небольшія, одноэтажныя мазанки.

0x01 graphic

Въ китайской деревн всякій, кто задумаетъ построить домъ, выбираетъ на своемъ участк мсто, выравниваетъ его и закладываетъ фундаментъ изъ большихъ сырцовыхъ (то-есть необожженныхъ, а только высушенныхъ на солнц) кирпичей. На низкомъ фундамент выводятся невысокія толстыя стны изъ глины, смшанной съ рубленой соломой. Наложивъ на кирпичи толстый слой такой глины и выровнявъ аккуратно стны съ внутренней и съ наружной сторонъ, строитель даетъ постройк просохнуть. Затмъ онъ на первый слой накладываетъ второй, и ему даетъ высохнуть. По второму слою кладетъ третій, четвертый… Для дверей и оконъ оставляются отверстія. Когда, наконецъ, стны хижины достигаютъ надлежащей высоты, рабочіе принимаются за крышу: они укладываютъ поперекъ нсколько бревенъ, затмъ устилаютъ ихъ длинными, крпкими стеблями камыша или гаоляна.

0x01 graphic

Поверхъ камыша накладываютъ нсколько слоевъ соломы, а на солому еще наваливаютъ глины. Глину эту плотно приминаютъ иногда такъ, чтобы крыша образовала большую, ровную площадку. На такой крыш удобно спать въ душныя лтнія ночи.
Китайская глинобитная хижина, если только стны ея хорошо просушены, можетъ простоять лтъ сто.

0x01 graphic

Внутри, въ единственной большой комнат, царитъ полумракъ, потому что китайцы не знаютъ оконнаго стекла. Они заклеиваютъ деревянныя рамы своихъ окошекъ бумагой. Бумага такъ дешева въ Кита, что, когда обитателю хижины нужно выглянуть на улицу, онъ, не задумываясь, протыкаетъ свое окно пальцемъ. А если придетъ ему въ голову освжить комнату воздухомъ, пропустить въ нее лучи солнца, онъ вовсе отдираетъ бумагу. Къ сожалнію, длается это не часто. Китайцы неприхотливы и такъ привыкли къ грязи и вони закупоренныхъ помщеній, что совсмъ не замчаютъ неудобства ихъ, не хотятъ понять, что именно отъ грязи такъ часто навщаютъ ихъ чума, холера, проказа и другія заразныя болзни.
Въ полутемной хижин одинъ только столъ. Онъ стоитъ противъ двери. Вдоль стнъ устроены низенькія, широкія нары, на которыхъ китайцы сидятъ, поджавъ ноги, или валяются, покуривая трубочку величиной съ наперстокъ на длинномъ чубук. Тутъ же они и спятъ. Въ углу стоитъ печь, въ нее вмазанъ котелъ, въ которомъ варятъ пищу. Котелъ этотъ почти никогда не моютъ и не чистятъ. Труба отъ печи идетъ длиннымъ боровомъ подъ нарами. Поэтому на нихъ зимой тепло, точно на лежанк, тогда какъ отъ глинянаго пола несетъ холодомъ.
И чего только не валяется на этомъ полу! Тутъ и соръ, занесенный съ улицы, и обглоданныя кости, и обрывки бумаги, и солома… На полъ китаецъ выплескиваетъ чай изъ чашки, плюетъ… а хозяйк никогда и въ голову не придетъ подмести. Отъ стараго платья и всякой рухляди, наваленной въ углу, въ хижин стоитъ тяжелый запахъ. Оттого-то маленькій Ванъ и не любилъ сидть дома, цлыми днями былъ на улиц.

0x01 graphic

И тамъ было грязно (помои и всякія нечистоты китайцы безъ стсненія выливаютъ прямо на улицу), но, по крайней мр, свтло и привольно.

* * *

Ванъ цлые дни носился по деревн съ толпой такихъ же, какъ и онъ самъ, чумазыхъ, оборванныхъ ребятъ. Ему было весело съ ними.
Кром того, было тамъ на что посмотрть. По большой дорог проходило много всякаго народу, прозжала крытая одноколка, запряженная муломъ {Мулъ — крпкое, сильное животное, помсь коня съ ослицей, видомъ мулъ похожъ на лошадь, но уши и хвостъ у него ослиные.}, иногда среди нихъ важно шелъ на длинныхъ ногахъ горбатый верблюдъ, дюжій китаецъ везъ на громадной тачк съ большимъ колесомъ какого-нибудь купца съ его поклажей или сильно набленную, нарумяненную городскую купчиху въ яркой, пестрой шелковой одежд. Она держала въ рукахъ большой бумажный зонтикъ, а, когда улыбалась, Ванъ могъ видть, что зубы у нея крашеные — черные.

0x01 graphic

— Некрасиво,— говорятъ китайцы, — если у женщины блые зубы, какъ у собаки {Обычая чернить зубы держались въ старину также русскія женщины.}.
Случалось, по дорог пробгалъ почтовый гонецъ или скороходъ, — высокій, здоровый китаецъ съ мшкомъ за спиной, съ фонарикомъ въ рук. Фонарики скороходы зажигаютъ ночью. Ванъ съ почтеніемъ смотрлъ на такихъ гонцовъ. Ванъ зналъ, что гонецъ, съ пудовою ношей за спиной, можетъ пробжать въ день 100—120 верстъ, особенно если несетъ царскій приказъ. Гонецъ бжитъ почти безъ отдыха и не боится разбойниковъ, потому что очень силенъ и уметъ драться. Кром того, онъ очень честенъ. Купцы смло довряютъ ему свои деньги и письма и дорого платятъ за доставку ихъ. Такіе гонцы издавна разносятъ по всему Китаю казенную и частную почту. Китайцы очень привержены къ старин и не хотятъ знать ни почтовыхъ каретъ, ни желзныхъ дорогъ.

0x01 graphic

Особенно любили ребята, когда по дорог проносили важнаго чиновника — ‘мандарина’, Это случалось рдко, но, когда случалось, поглядть на мандарина сбгалась вся деревня.
И не мудрено! Уже издали слышны звуки рожковъ, глухое гудніе ‘тамъ-тама’ (большой серебряной тарелки, въ которую бьютъ колотушкой). Вотъ идутъ два дюжихъ молодца съ длинными бамбуковыми палками.
— Та-лао-іе-ле!— кричатъ они зычнымъ голосомъ. Это по-китайски значитъ: ‘Большой старый ддъ детъ!’.
За ними музыканты, конная стража, особые служители несутъ ‘знаки мандаринскаго достоинства’: знамя съ намалеваннымъ тигромъ, два жезла съ кулаками на концахъ, два блыхъ жезла, четыре меча, два желтыхъ жезла, четыре красныя доски съ надписью золотыми буквами: ‘Молчите и будьте почтительны!’. За досками тащутъ еще четыре копья, восемь знаменъ съ изображеніемъ драконовъ, громадный веръ и большой красный шелковый зонтикъ. За зонтикомъ восемь человкъ несутъ богато украшенную зеленую карету или ‘паланкинъ’ съ окнами. Въ карет сидитъ толстый, старый китаецъ — самъ мандаринъ! На голов его черная шапка съ цвтнымъ шарикомъ на макушк, а отъ шарика спускается назадъ большое павлинье перо. Шапка съ шарикомъ на макушк съ павлиньимъ перомъ — знакъ отличія для высшихъ китайскихъ чиновъ. Если въ пер не два и не три яркихъ очка, а одно, то китайцы со страхомъ шепчутъ: ‘О, это мандаринъ перваго, класса!’, то-есть ‘человкъ самаго высшаго чина’.

0x01 graphic

На яркомъ шелковомъ кафтан мандарина, на груди, прикрплена большая четыреугольная картина, вышитая золотомъ. Китайцы смотрятъ на нее и по ней узнаютъ чинъ мандарина. Если вышитъ журавль, вс знаютъ, что мандаринъ — одинъ изъ самыхъ важныхъ во всемъ государств.
Но больше всего занимаютъ Вана громадные очки съ толстыми стеклами на носу мандарина. Черезъ нихъ глаза мандарина смотрятъ такъ холодно и надменно, что Вану становится жутко. Ванъ прячется за старшихъ. Но и старшіе почтительно пятятся съ дороги, потому что за носилками идутъ люди съ цпями въ рукахъ. Въ конц шествія повара мандарина несутъ припасы и кухню.
— Зачмъ у нихъ цпи?— спрашивалъ Ванъ у отца, тихонько дергая широкій рукавъ его кофты.
— А вотъ, если кто нагрубитъ мандарину, того сейчасъ и закуютъ.
— Купи мн очки, — приставалъ Ванъ къ отцу.
— Нельзя, милый. Очки дозволено носить только мандаринамъ и ученымъ… Ну, еще купцы носятъ, почтенные старики.
— И мандаринъ все видитъ въ очки? И сквозь землю видитъ?— допытывался Ванъ.
— Нтъ, глупенькій. Въ эти толстыя стекла видно хуже, чмъ простыми глазами. Носятъ ихъ для пущей важности. Вотъ, погоди, обучишься, сдашь экзамены, тогда надвай очки.

0x01 graphic

* * *

Когда отецъ уходилъ работать на поле, за нимъ съ трудомъ ковыляли мать и сестры Вана на своихъ маленькихъ, изуродованныхъ ножкахъ. Въ ихъ деревн, да впрочемъ во всемъ Кита, у всхъ женщинъ и двочекъ, кром самыхъ маленькихъ, такія же изуродованныя ноги. Ванъ помнилъ, какъ уродовали ноги его сестр.
— Мама, когда мн сдлаютъ ‘цзинь-лянь’?— надодала двочка матери.
‘Цзинь-лянь’ значитъ ‘золотыя лиліи’. Такъ зовутъ китайцы маленькія изуродованныя ноги, которыя считаютъ главнымъ украшеніемъ женщины.

0x01 graphic

— Если ты не сдлаешь мн цзинь-лянь, меня никто замужъ не возьметъ!— хныкала двочка.
— Сдлаю, сдлаю! Погоди.
Но двочка не отставала отъ матери, потому что дти на улиц смялись, показывая пальцемъ на ея большія ноги.
И наступилъ день, когда сестр Вана сдлали ‘цзинь-лянь’.
Мать сняла съ нея башмаки и, крпко схвативъ ногу за пятку лвой рукой, правой пригнула четыре маленькихъ пальца къ подошв такъ крпко, что нжныя косточки хрустнули. Двочка вскрикнула отъ боли, изъ глазъ ея покатились слезы, но она овладла собою и храбро подставила матери другую ногу. Подогнула мать пальцы и у этой ноги, затмъ туго обернула ступни обихъ ногъ въ тряпки, крпко перевила ихъ тесемкой и натянула дочери заране приготовленные тсные-претсные башмаки.

0x01 graphic

Пять дней посл того сестра Вана оставалась на нарахъ, потому что не могла ступить на полъ отъ сильной, ржущей боли. Но ей такъ хотлось походить на всхъ другихъ двочекъ и женщинъ! И она переносила боль безъ громкихъ жалобъ. Когда боль нсколько унялась, двочка стала ходить, или — врне — не ходить, а ковылять, размахивая рученками. Понемногу ей надвали все боле тсныя туфли, пока ноги ея не сдлались такими, какъ нарисовано на картинк.
Но она все-таки еще могла кое-какъ двигаться на своихъ изуродованныхъ ногахъ, а вотъ жены и дочери городскихъ купцовъ и мандариновъ уродуютъ свои ноги до того, что почти совсмъ ходить не могутъ.
— Он подобны тростнику, который колышетъ втеръ!— говорятъ китайцы и находятъ это очень красивымъ.
Такихъ дамъ возятъ въ тачкахъ, носятъ въ носилкахъ… Не то сильная служанка взвалитъ свою госпожу на спину и тащитъ по улиц, какъ у насъ таскаютъ ребятъ. Если же китайская купчиха или чиновница вздумаетъ прогуляться сама, возл нея съ обихъ сторонъ идутъ служанки, на которыхъ она опирается.
Обычая уродовать ноги держатся только китайцы. Женщины маньчжуровъ, которыхъ въ сверномъ Кита немало, не уродуютъ ногъ. Теперь боле образованные и умные изъ китайцевъ сами начинаютъ искоренять нелпый обычай, но пройдетъ еще не мало времени, прежде чмъ китайскія женщины оставятъ его совсмъ.

* * *

Впрочемъ, знатныя и богатыя женщины рдко показываются на улиц. По стариннымъ китайскимъ обычаямъ, женское дло — сидть дома, няньчить дтей, готовить пищу, шить одежду и ткать шелковую ткань, какъ у насъ въ деревняхъ ткутъ холсты. Для нихъ въ дом зажиточнаго китайца есть особыя комнаты — ‘женская половина’. Тамъ он сидятъ за рукодліемъ, обдаютъ отдльно отъ мужчинъ и на улицу не показываются. Въ гости он выходятъ только къ роднымъ, въ самые большіе праздники и непремнно съ провожатыми.
Въ деревняхъ, конечно, такихъ обычаевъ не держатся. Бднымъ людямъ не до того, чтобы блюсти неудобные обычаи. Въ деревн вс работаютъ, и кто больше, лучше работаетъ, тому и почета больше. Въ деревняхъ и въ город у бдняковъ женщины работаютъ такъ же, какъ и мужчины: убираютъ поле, рыбачатъ, возятъ на перевозахъ, кром того еще стряпаютъ, ткутъ, шьютъ платья, войлочные сапоги, шапки. Поэтому имъ живется куда вольне, чмъ купчихамъ и чиновницамъ. Зато купчихи и чиновницы щеголяютъ въ дорогихъ нарядахъ, цлый день жуютъ гостинцы, тренькаютъ на китайскихъ балалайкахъ, — какъ сойдутся — такъ сплетничаютъ. Недаромъ говорятъ про нихъ мужья: ‘одинъ ключъ не звенитъ, а два ужъ бренчатъ’.

* * *

Любимое занятіе Вана и другихъ деревенскихъ ребятъ было пускать змевъ. Они клеили змевъ изъ бумаги, малевали на нихъ страшныя рожи и съ крикомъ, точно стая воробьевъ, носились по улиц взадъ и впередъ. Иногда змй — бывало — застрянетъ на тутовомъ дерев. Тогда Ванъ карабкался на дерево, но не сразу слзалъ съ него, потому что съ верхушки дерева было видно далеко вокругъ…

0x01 graphic

Тутовое дерево — дерево, листьями котораго откармливаютъ шелковичныхъ червей, то-есть червей, съ коконовъ (куколокъ) которыхъ сматываютъ шелковыя нити. Шелководство очень развито въ Кита.
Всюду виднлись ровныя поля, сплошь засянныя высокимъ гаоляномъ, рисомъ, хлопчатникомъ… Лсу совсмъ не было, не было и зеленыхъ луговъ, не было пастбищъ. Часто, особенно осенью, на поляхъ копошились сотни людей — мужчинъ, женщинъ, дтей. Они срзали длинными серпами высокій гаолянъ, рисъ… Потомъ поля стояли пустыми, втеръ носилъ по нимъ пыль и соръ.
Китай лежитъ очень далеко отъ насъ, въ восточной Азіи, на югъ отъ Сибири. Китайская имперія почти ровно въ половину меньше всей Россіи, больше половины ея составляютъ пустыни и горы, гд китайцы покорили живущія тамъ племена, чтобы они не безпокоили ихъ. Сами они живутъ съ незапамятныхъ временъ въ своей земл и размножились такъ, что имъ уже давно тсно у себя дома. Всего ихъ насчитываютъ до 350 милліоновъ душъ, а по ихъ счету ихъ 425 милліоновъ. Оттого Китай густо населенъ, деревни и города очень часты, земли у поселянъ немного. Покосовъ, лсовъ тоже нтъ, и потому скота держать нельзя.

* * *

Когда Ванъ немного подросъ, его стали брать на работу. Это ему понравилось. Сперва всей семьей вскапывали землю мотыгами. То же длали и другіе поселяне. Пахали землю плугомъ на волахъ въ цлой деревн Вана только два-три богатыхъ китайца. Отецъ Вана охотно завелъ-бы пару воловъ, но у него земли было такъ мало, что ея едва хватало на собственное прокормленіе. Поэтому, онъ не въ состояніи былъ держать скота. Сосди его были такіе же бдняки, и могли держать при дом разв только свиней, куръ и собакъ. Оттого они почти не ли мяса и утшали себя тмъ, что-де ‘сть мясо — грхъ’.

0x01 graphic

‘Не шь мяса, это путь къ счастью!’ — написано въ одной изъ китайскихъ священныхъ книгъ.
А въ другой написано:
‘Грхъ рзать быка. Подумай, какъ много пользы приноситъ онъ теб!.. Ты пашешь на немъ, здишь, возить кладь, онъ молотитъ твой хлбъ, и за всю эту работу ты кормишь его сухой соломой, а когда онъ состарится или заболетъ, ты берешь ножъ и отнимаешь у него жизнь, сдираешь съ него кожу, дробишь кости, шь его жиръ и мясо!’
Въ той же книжк нарисована картинка, какъ, посл смерти мясника, зарзанный имъ быкъ приноситъ на него жалобу загробному судь: безсловесное животное съ писанной жалобой во рту почтительно и кротко лежитъ передъ столомъ судьи, а слуги судьи уже хватаютъ мясника, чтобы предать его мукамъ.

0x01 graphic

Но такими разсужденіями утшаютъ себя только бдные китайцы. Кто побогаче, лакомится мясомъ безъ зазрнія совсти. Только когда наступаетъ голодъ, случается наводненіе, или когда заразная болзнь начинаетъ валить народъ,— испуганнымъ богачамъ приходитъ въ голову, что, пожалуй, Небо караетъ ихъ за грхи… и они начинаютъ воздерживаться отъ мяса домашнихъ животныхъ. Иногда, въ тяжелыя годины, даже самъ китайскій императоръ — ‘богдоханъ’ {Богдо-ханъ не китайское, а монгольское названіе китайскаго царя и значитъ ‘небесный’, т. е. верховный, царь.} — издаетъ указъ — ‘не рзать быковъ и коровъ, не сть ихъ мяса’.
Зимой, когда поля пустовали и длать было нечего, отецъ нердко говорилъ Вану.
— А ну-ка, бери корзину, пойдемъ за навозомъ.
Они брали каждый по корзинк, по лопаточк и выходили на большую дорогу. Тамъ они слонялись по цлымъ часамъ, подбирая навозъ, который оставляли за собою мулы. По дорог бродило за навозомъ много такихъ же бдняковъ, какъ Ванъ и его отецъ. Они нердко вступали въ споры и драки изъ-за горсти навоза. Нужда научитъ всмъ дорожить!

* * *

Когда приходило время, вскапывали поле, и вся семья приступала къ посву, или, врне, къ посадк зерна. Китаецъ трудится надъ своимъ полемъ съ усердіемъ, со тщаніемъ, о которомъ у насъ и представленія не имютъ. Ванъ длалъ въ мягкой земл палкой неглубокія ямки рядами. Въ каждую онъ рукою вкладывалъ и закапывалъ по зерну. Сперва такими ровными стройными рядами засаживалъ онъ просо. Когда просо поднималось, вся семья цлыми днями копошилась на пол, выпаливая сорныя травы. Если не выпадало дождя, таскали на поле воду и его поливали.
Благодаря такимъ трудамъ, почти ни одно зерно не пропало.

0x01 graphic

Когда просо выкинуло свои метелки, когда он налились полными крупными зернами, надо было держать ухо востро! Въ Кита много бдняковъ, у которыхъ нтъ земли и часто нтъ никакой работы, они — случается — отъ голода и нужды воруютъ хлбъ съ полей. Поэтому поле по ночамъ приходится сторожить.
Жатва бывала богатая, но клочекъ земли былъ у отца Вана такой маленькій, что — будь въ Кита такъ же холодно, какъ у насъ — имъ-бы, и при китайской работ, не прокормиться. Къ счастью, лто тамъ продолжительное, теплое, поэтому, убравъ просо или пшеницу, китайцы сейчасъ же снова вскапываютъ землю и сютъ на ней другія растенія. Въ конц лта идутъ частые дожди. Для пшеницы и проса земля слишкомъ мокра, и воздлывать приходится другія растенія, которыя не боятся воды, растутъ на болотистой почв. Таковы гаолянъ, рисъ.

0x01 graphic

Гаолянъ или сорго — высокій злакъ съ длиннымъ деревянистымъ стеблемъ и большимъ колосомъ, въ которомъ бываетъ отъ трехъ до четырехъ тысячъ зеренъ.
Рисъ — тоже злакъ, но онъ ниже гаоляна. Оба они любятъ расти въ мокрой почв, и чмъ больше воды, тмъ они пышне зеленютъ, Работать надъ рисомъ приходится по колно въ вод.
Гаолянъ, когда созретъ, поднимается такъ высоко, что всадника, дущаго въ немъ, не видно. Оттого-то чаща гаоляна — любимое убжище бродягъ и воровъ, которые иногда подкарауливаютъ добычу при большой дорог.
Частъ своего поля отецъ Вана засялъ гаоляномъ, другую часть засадилъ хлопкомъ, на третьей-же, которая была на холм и потому меньше затоплялась водою, онъ посадилъ земляной орхъ, а небольшой клочекъ оставилъ подъ макъ и коноплю.
— Вотъ, — говорилъ отецъ Вану,— какъ уберемся, всего у насъ будетъ вдоволь, проживемъ зиму хорошо.
Когда созрлъ хлопокъ, мать и сестры Вана каждый день ходили собирать его. Он обходили каждый кустикъ и обрывали съ него созрвшія сменныя коробки, величиною съ грецкій орхъ. Созрвшую коробку хлопка не трудно отличить: она трескается, а изъ нея вылзаетъ хлопокъ — то, что мы въ просторчіи называемъ ‘вата’. Хлопокъ мать Вана копила, а зимой она пряла изъ него нити, изъ нитей ткала кумачъ, красила его въ синій цвтъ и шила на всю семью куртки и штаны.
Когда посплъ земляной орхъ, отецъ взялъ большое ршето или грохотъ, и вся семья отправилась на поле. Тамъ стояло множество уже посохшихъ низкихъ кустиковъ, и отъ каждаго шли втви или прутья въ землю. Ванъ вытаскивалъ прутъ за прутомъ и на конц каждаго прута оказывались длинные, кривые оршки съ маслянистымъ ядромъ.
— Смотри, не шь много этихъ орховъ,— говорилъ Вану, отецъ,— голова заболитъ.
Вся семья дружно вскапывала землю и таскала ее къ грохоту. Отецъ кидалъ эту землю на грохотъ — земля проскакивала насквозь, а оршки оставались на стк. Отсюда ихъ собирали и несли домой. Изъ этихъ оршковъ выжимаютъ масло въ род нашего льняного, коноплянаго, орховаго, подсолнечнаго. На этомъ масл пекутъ и жарятъ, потому что коровьяго масла у китайцевъ нтъ, они даже не любятъ его. Не пьютъ они и молока. Оно китайцу кажется противнымъ. ‘Оно воняетъ’ — говоритъ китаецъ.
Но больше всего Вану нравилось поле съ макомъ. Онъ любилъ большіе яркіе цвты мака — красные, розовые, лиловые. Ему всегда было жаль, когда они начинали отцвтать, а вмсто нихъ появлялись большія круглыя головки. Въ это время Ванъ съ отцомъ каждый вечеръ приходили на поле. Отецъ Вана надрзалъ головки въ двухъ, трехъ мстахъ. Изъ надрзовъ высачивался густой блый сокъ. На другой день приходили снова и замчали, что капли сока побурли и стали твердыми, какъ смола.
— Ну, Ванъ, давай собирать эту бурую смолу, — говорилъ отецъ.— Только, смотри, не бери ее въ ротъ, а то худо будетъ. Это опій — ядъ.
— Можно помереть отъ него?— спрашивалъ Ванъ.
— Много състь, такъ помрешь, а немного състь, опьянешь и заснешь. Потомъ голова будетъ болть.
— Зачмъ же ты собираешь ядъ?
— Что же длать, мы — люди бдные, а за него дорого платятъ. Да, признаться, я и самъ люблю изрдка покурить его, когда устану. Опій ‘проясняетъ голову и вызываетъ новыя мысли’. И ты, пожалуй, какъ вырастешь, будешь курить. Только помни мой завтъ: лучше не кури, не воздержишься, станешь курить много, и пропадешь, какъ нашъ Шань-юань.

* * *

Шань-юань — не старый, но страшно худой китаецъ изъ той же деревни, гд проживаетъ семья Вана. Онъ еле держится на тонкихъ, худыхъ ногахъ, руки его висятъ безпомощно, какъ плети. На блдномъ сморщенномъ лиц его не осталось ничего, кром кожи да костей. Черные глаза его смотрятъ тускло, безсмысленно, будто Шань-юань ничего не видитъ и ничего не понимаетъ. Видъ его ужасенъ. При встрч съ нимъ ребята отъ страха жмутся въ сторону. Но онъ не длаетъ никому никакого вреда. Онъ цлыми днями толкается у постоялаго двора, и если ему удается разжиться отъ прозжихъ мелкой монетой, сейчасъ же направляется въ лавочку. Здсь купецъ отвшиваетъ ему немного опія. Затмъ Шань-юань забирается куда-нибудь въ темный уголъ сарая или бредетъ въ хижину къ пріятелю. Тамъ онъ ложится на нары, вынимаетъ трубку (кажется, единственное свое имущество), затмъ скатываетъ кусочекъ опія въ шарикъ, кладетъ шарикъ щипчиками въ чашку трубки, зажигаетъ его, и тянетъ въ себя опьяняющій дымъ. Посл нсколькихъ затяжекъ Шань-юань на нкоторое время становится совсмъ другимъ человкомъ. Лицо его оживляется, глаза сверкаютъ, какъ у здоровыхъ людей, самъ онъ становится веселъ. Онъ куритъ еще и еще, потомъ засыпаетъ долгимъ, тяжелымъ сномъ. Посл такого сна съ наръ встаетъ прежній Шань-юань — блдный, вялый, какъ мертвецъ.
— Немного курить — ничего, — говорилъ отецъ Вана.— Намъ, бднымъ китайцамъ, тяжело жить, много работы, такъ иногда хочется забыться… Вотъ мы и куримъ.
— Вс курятъ?— спрашивалъ Ванъ.
— Нтъ, вонъ мать твоя и другія женщины не любятъ опія. Люди, которые умютъ владть собою, воздерживаются… А иной такъ привыкаетъ, что отстать не можетъ — куритъ все больше и больше… куритъ и спитъ. Работать такому курильщику скоро становится не въ мочь. Онъ слабетъ отъ опія, потому что перестаетъ сть. Опій отбиваетъ всякій аппетитъ. Человкъ быстро чахнетъ и въ то же время перестаетъ владть собою. Онъ совершенно лишается воли. Опій становится для него потребностью. Если нтъ денегъ на покупку опія, онъ, чтобы достать проклятаго зелья, готовъ на воровство, становится мошенникомъ… наконецъ, умираетъ гд-нибудь за городомъ на навозной куч, словно собака.

0x01 graphic

— Кто-же выдумалъ курить опій? Сами китайцы?
— Нтъ, мн разсказывалъ старый купецъ въ Тянь-Цзин, будто прежде опія въ Кита вовсе не знали. Завезли его въ нашу страну ‘заморскіе дьяволы’ изъ Та-инъ-куи (такъ китайцы называютъ Англію). И продавали они его дороже серебра. Мандарины и купцы принялись курить… и вотъ одни разорились, другіе отбились отъ дла, изъ честныхъ людей обратились въ бездльниковъ, плутовъ… Тогда нашъ ‘богдоханъ’, сынъ Неба, по совту умныхъ мандариновъ, запретилъ было привозить опій въ Китай. Но люди изъ Та-инъ-куи, которымъ торговля опіемъ выгодна, пріхали на корабляхъ съ пушками и давай стрлять по нашимъ городамъ… Такъ и принудили богдохана отмнить свое мудрое запрещеніе. А потомъ китайцы сами научились добывать эту отраву. Опій сталъ дешевъ. Теперь его курятъ и небогаты
Прочитали? Поделиться с друзьями:
Электронная библиотека