ЕЛИСЕЕВ А. В.
В ПОДЗЕМНЫХ ПЕЩЕРАХ ИУДЕИ
I.
I.
II.
II.
III.
III.
IV.
IV.
V.
V.
VI.
VI.
(Окончание следует.)
А. Елисеев.
В подземных пещерах Иудеи, Елисеев Александр Васильевич, Год: 1891
Время на прочтение: 41 минут(ы)
— Добрый вечер, как поживаешь,— приветствовал меня старый шейх деревушки бет-Джибрина, когда я с моим верным проводником Османом после трудного перехода подъезжал к бывшей столице пещерной области Иудеи.
— Благодаря Бога хорошо,— отвечал я, слезая с усталого коня, на котором ехал целый день вместо пяти, шести часов, отделявших бет-Джибрин от Хеврона, города Авраамова, или, скорее сказать, от русской странноприимни, стоящей под тенью тысячелетнего Маамрийского дуба.
— Мой дом, твой дом, продолжал старый шейх, приглашая нас с Османом остановиться у него во все время пребывания в области пещерной Иудеи.
Нам оставалось, разумеется, только поблагодарить любезного хозяина за приглашение и воспользоваться им, так как едва ли можно было найти лучшее убежище в убогом и жалком ныне бет-Джибрине. Не прошло и получаса, как я сидел уже около яркого огонька, на котором старый Халил, наш хозяин, готовил арабский кофе для своих неожиданных гостей, в ожидании скромного ужина, о котором хлопотала черноглазая Джемма, дочь Халиля, мы с Османом потягивали ароматный дым наргилэ и беседовали о той неприятной ошибке, которая заставила нас проплутать целый день по горным кручам, вместо того, чтоб ехать но удобной дороге, пролегающей от Хеврона позади Франджи.
Вечер был тихий и слегка прохладный после знойного палестинского дня. На потускневшей лазури неба робко выглядывали первые звездочки ночи, на самом зените показался уже сияющий Алдебаран, наша северная медведица, склонившаяся к горизонту, еле виднелась, и с юга показывались другие более сияющие созвездия палестинского неба. Западный горизонт был еще подернут белесоватым светом, тогда как на восточном и южном небосклоне темная южная ночь , уже вступала в свои полные. права. С юга из-за горных массивов, что пошли далеко в пустыню, тянуло еще зноем — дыханием раскаленных песков, но за то от запада, порой от Филистимского побережья приносились струи освежающего дыхания моря. Окруженный со всех сторон горами, заслоняющими горизонт, город пещер уже спал в сени масличных рощ, среди развалин, обширных виноградников и табачных плантаций, перемешавшихся между собой… Домик шейха Халиля стоял на краю деревушки, расположенный на месте древнего бет-Джибрина, и от дверей его можно было видеть триумфальную арку древних ворот Елеутерополиса, развалины римской крепости и остатки храма, вырисовывшиеся грозными силуэтами в сумраке наступившей ночи.
Темна, но полна таинственного интереса древнейшая история бет-Джибрина, столица пещерного царства троглодитов, занимающего всю южную Иудею, без сомнения, была населена еще в той отдаленной древности, когда не было ни Иерусалима, ни Хеврона — древнейшего города обетованной земли. Троглодиты, пещерные обитатели Палестины были несомненно первобытным населением ее, обитавшим здесь ранее исторических народов древности. Древнейшее название бет-Джибрина, бет-Гобрин, или бетогабра, то есть дом сильных, или великанов, указывает, что троглодиты эти были людьми необыкновенного роста и силы, то же самое подтверждают и некоторые предания, дошедшие до нас из глубокой старины. Наши позднейшие находки, о которых мы еще будем говорить, состоявшие из остатков черепов и костяков первичных троглодитов Палестины не подтверждают, однако, исторических свидетельств, найденные нами останки принадлежали людям среднего роста, не обладавшим ни особою силой, никакими другими телесными качествами, отличавшими их от прочих людей. Блаженный Иероним называет этих троглодитов Хорреями, другие Хеттеями, им приписывается не только сооружение пещерных городов в Иудее, но и заселение всей пещерной области, выходящей далеко за пределы Палестины. Хорреев сменили Эдомитяне, поселившиеся в готовых подземных жилищах, эти таинственные народы продолжали жить в пещерах и в еврейский период, так как сами сыны Израиля не любили подземных жилищ. Филистимляне и Финикиане, без сомнения, пользовались пещерными обиталищами бетогабры, точно также отчасти занимали их и Римляне, давшие при Септимии Севере городу троглодитов имя Елевторополиса, или города свободы. Во II и III столетии тут процветало христианство, епископы Елевторополиса считались в числе пастырей, окружавших Иерусалимский патриарший престол. Со времен крестоносцев, разрушивших бет-Джибрин и снова отстроивших его цитадель, занятую рыцарями св. Иоанна, этот город уже начал терять свое значение. Султан Бибарс разрушил окончательно бет-Джибрин, и хотя цитадель его воздвигалась еще раз в XVI столетии, но прежнего значения — важнейшего центра южной Иудеи столица троглодитов уже не могла вернуть никогда. Теперь эта жалкая арабская деревушка, не занимающая и четверти древнего города, выстроенная из убогих мазанок, слепленных из грязи и камней. Новый наземный город отошел несколько в сторону от древнего города пещер и уйдет еще далее по склону своих зеленеющих гор.
— Пожалуйте кушать, произнес вдруг над моею головой мелодичный, хотя гортанный голос Джеммы, собравшей незатейливый ужин и уже заменившей своего отца в его заботах о кофе и поддержании яркого огня. Призыв к еде вывел меня из области исторических догадок о древней судьбе бет-Джибрина, и я присоединился к Осману, уже присевшему за трапезу вместе с добродушным стариком Халилем. Ужин наш составляли по обыкновению оливки, чечевичная каша, плохой овечий сыр, разная острая зелень и кислое молоко, превосходный черный кофе и душистая трубка кальяна заканчивали трапезу, обильную для Араба, но не совсем достаточную даже для нетребовательного Европейца…
Было уже совершенно темно, когда мы отужинав сели по восточному обыкновению покейфовать возле яркого, хотя немного дымившего огонька. При помощи Османа, хорошо, разумевшего по-русски, я мог вести самую оживленную беседу со старым шейхом бет-Джибрина и разузнать несколько предварительных сведений относительно единственного в мире пещерного города, который наутро мне предстояло посетить. Ярко зажглись уже на небе звезды, совсем потемнело вокруг, заснуло все не только в окрестных горах и рощах маслин, но и в самой деревушке, погасившей свои огни. Только возле домика старого Халиля ярко вспыхивал огонек, словно указывая на гостя, пришедшего издалека для того, чтобы посетить развалины древнего бет-Габора. Запах дыма, заполнявший деревушку, сменился свежими ароматами ночи и горных трав, с легким ветерком, приносившимся из уади Джедейде, слышались порой благоухания кедра и цветущих олеандров, обильно произрастающих в долинах, окружающих бет-Джибрин. Кругом было тихо, в горах изредка покрикивали шакалы, в недалеких развалинах порой стонала сова, нарушали тишину ночи и наши кони, громко фыркавшие у своих каменных яслей. Усердно работали наши келбены, и сладкий плеск воды в их стекляных кувшинах порой был единственным звуком, нарушавшим тишину ночи.
Разговор наш, сперва довольно оживленный, стал ослабевать, легкая истома и нега покоя постепенно овладевали и хозяином и гостями… Усыпляемый дремой, разлитою в самом воздухе, и нежными звуками ночи, я закрыл уже глаза, когда мой сладкий кейф был нарушен целым роем комаров, появившихся как бы внезапно по мере того, как ослабевал наш костер.
Беззвучно и незаметно подкралась к нам, полуспящим, страшная комариная сила и бросилась с жадностью на открытия лица, конечности и груди… Палестинский комар, жалящий больнее даже серого комара наших плавней, лишен той нежной мелодии, которая действует так на нервы во время бессонных ночей, он нападает без звука и жалит жестоко как пришлого странника, так и туземца.
Увидя беспокойство своих гостей, Халиль вышел из своего кейфа, раздул огонь, подложил несколько новых ветвей и куски овечьего помета, густой, смрадный, режущий глаза дым поднялся от нашего костра и разогнал немного комариную силу…
— Старики сказывают, начал вдруг наш хозяин.— что Аллах в наказание грешному человеку дал силу и власть скорпионам, мухам и комарам, он населил горы и долины бет-Джибрино вредоносною тварью, и пред ними, как наказанием Всевышнего, бежал древний человек, создавший пещеры и обитавший в них. Пришли другие люди к пещерам бет-Джибрина, в смилостивился над ними Аллах, он отнял силу у насекомых, но не лишил их жилища и права нападать на человека… Не трогай и не убивай, господин, этих мелких тварей, они созданы Вышним, их мера и число известны Аллаху, их напрасное убийство противно ему… Аллах дал жизнь каждой твари, и не человеку дозволено их убивать…
И припомнилось мне при этих словах Халиля, что лет пятнадцать тому назад в том же самом убогом бет-Джибрине другой русский путешественник (Профессор А. А. Олесницкий), пострадавший также от нападения двукрылых, получил в назидание подобные же утешительные слова.
— Велик Аллах! — говорил тогда шейх путешественнику,— царь насекомых утвердил свой трон в нашей местности…
Как ни просты на первый взгляд эти легенды, тем не менее они имеют глубокое значение, как остатки того оригинального культа насекомых, который еще во времена Израиля процветал в пещерной области Иудеи и в городах филистимского побережья. Еще из второй книги Царств мы знаем, что царь Охозия в тяжелой болезни своей, потеряв веру в Единого, обращался за помощью к филистимскому богу насекомых… Святилище этого оригинального бога стояло в Аккароне и служило своего рода оракулом для всей Финикии в Иудеи, подобное святилище, по всей вероятности, было и недалеко от бет-Джибрина в гротах другого подземного города, носящего и поныне название Деиро-Дуббана, то есть монастыря мух…
В своих долгих странствованиях по Востоку мы встречали следы самых разнообразных и оригинальных культов, мы изучали, насколько могли, культ звезд у Бедуинов Синая и Туарегов Сахары, культ огня у современных Гебров (огнепоклонников) в Иране, культ дьявола, исповедуемый и поныне Иезидами (в Малой Азии), находили следы культов диких зверей, змей, крокодилов (в Египте), даже скорпионов (на Цейлоне и в южном Алжире), не раз встречали остатки древопоклонения (на Кавказе и во всей передней Азии), но культ насекомых или, вернее сказать, поклонение мухам и комарам, встретили впервые в пещерной области Иудеи. Мы знаем, правда, что древние мудрые Египтяне почитали так называемого священного жука, но почитание его не было возведено в культ и служило скорее выражением глубокого поклонения тайнам и символам природы, какими являлся в глазах жителя древнего Кеми навозный жук и его катышек, сделанный из навоза. Этот шарик, заключающий яйца насекомых, а следовательно и будущую жизнь, являлся эмблемой глубокого значения, символизирующего мир, и зародыш жизни, сокрытый в нем до времени, но готовый распуститься пышным цветком. Культ насекомых у древних Филистимлян имел, но всей вероятности, ту исходную точку происхождения, по которой богом становилось всякое явление природы, благодетельствующее или угрожающее человеку. Такими грубыми конкретными божествами были скорпион, крокодил и змеи на Востоке, медведь для камчедалов в краснокожих Северной Америки, тигр для некоторых обитателей Азии и другие животные, наводившие ужас на беззащитного человека. Аккеронский бог был олицетворением того ужаса, который могли вызывать несметные рои жалящих двукрылых, нашедших в пещерной области Иудеи благоприятные условия для жизни. ‘Нужно пожить здесь некоторое время,— говорит Олесницкий,— чтобы понять возможность обоготворения этого ничтожнейшего из земных творений’.
Культ двукрылых насекомых настолько был распространен в земле Филистимлян, что в честь их воздвигались храмы и жертвенники и носились особые амулеты с изображениями мух и комаров, как талисманы, оберегающие от их нападения. В бет-Джибринских, Дуббанских и других подземельях юго-западной Иудеи находят нередко филистимские статуетки, изображающие мух и комаров на жертвеннике, а также разнообразные камеи из камней и меди, с вырезанными на них изображениями этих двукрылых. Как современный остаток оригинального культа насекомых, помимо приведенных легенд, надо считать и то суеверное уважение к мухам и комарам, которое препятствует туземцам раздавить одно из этих назойливых насекомых.
Но как ни мало мы были склонны следовать примеру туземцев, считающих грехом убиение комара, тем не менее должны были после тысячи бесполезных убийств предать себя в волю аккаронского божества и провести бессонную ночь в пассивной борьбе с несметными роями насылаемых им жалящих тварей. Лишь под утро, когда чувствительная свежесть, приносившаяся с морского побережья, заставила крылатых мучителей убраться в многочисленные сырые подземелья, мы могли вздохнуть свободно и заснуть несколько часов перед новым трудовым днем. Костер наш давно догорел и слегка дымился, яркие звездочки за то глядели не мерцающими очами, беловатый туман клубился в ложбинках, идущих за бет-Джибрином, громче покрикивала в развалинах сова, жалобнее плакали шакалы, но зато слабее слышался концерт крикливых кузнечиков и монотонные песни цикад. Халиль и Осман уже спали давно, аккеронский бог, невидимому, был милостивее к ним, чем к заезжему гяуру… Еще не успел я заснуть, как под утро из грязной закоптелой мазанки вышла подышать свежим воздухом молодая Джемма, и я мог рассмотреть, несмотря на темноту ночи, большие черные глаза, тонкий арабский нос, крошечные губы и арабский правильный профиль лица.
— Здравствуй, да благословен будет для тебя этот день,— так приветствовал меня старый Халиль, когда я проснулся довольно поздно после плохо проведенной ночи.
Снова пред мазанкой шейха курился небольшой костер, кипел маленький медный кофейник, а бойкая Джемма уже хлопотала, чтобы состряпать что-нибудь на завтрак гостям… Солнце уже стояло высоко, заливая своими жгучими лучами землю, еще не согнавшую туманов и росы, невысокие куполообразный горы и убогий бет-Джибрин, казавшийся более привлекательным в сиянии ясного весеннего дня.
Через полчаса, закусив и напившись кофе, мы с Османом, сопровождаемые Халилем, отправились на продолжительную экскурсию в подземные лабиринты, окружающие бет-Джибрин, Арабы взяли с собой небольшой запас провизии, который пони повезли гораздо охотнее, чем своих седоков. На дороге, к нам присоединилось еще несколько взрослых Арабов и с полдюжины черномазых ребятишек, так что наша свита представляла скоро уже целую толпу. Не столько, впрочем, любопытство гнало с нами эту непрошенную и навязчивую толпу, сколько сладкая надежда на бакшиш.
Огромный ряд подземелий, составляющих пещерный город троглодитов, начинается в нескольких минутах ходьбы от бет-Джибрина. В окрестностях современной деревушки их разбросано более тысячи известных и, без сомнения, находится еще более таких, которых входные отверстия засыпаны или обвалились, а потому и самые подземелья остались неизвестными даже туземцам. Каждый год открывают новые подземные лабиринты: все горы этой области, кажется, ископаны и превращены в сотни подземных обиталищ, местами подземелья заполняют все видимое пространство, оставляя свободными лишь небольшие участки земли. Пещеры эти в огромном большинстве одиночные, то есть в одну камеру большей или меньшей величины и обыкновенно сфероидальной формы, сравнительно немного насчитывается подземелий сложных или цельных групп соединенных между собою пещер, но зато эти сложные пещеры представляют наибольший интерес и производят импонирующее впечатление даже на человека, видевшего и посетившего много различных подземелий. Сложные пещеры и лабиринты бет-Джибрина — есть главная характеризующая особенность этой столицы царства троглодитов, которая встречается еще только недалеко от Вифлеема (так называемые пещеры Харейтуна) и в далеком Тунисе на мысе Бон — пещеры Эль-Хауриэ.
Пещерные города южной Иудеи бет-Джибрин, бет-Рух, Арак-эль-Карак, бет-Мерсим. Сафиэ, Деир Дуббан и другие, состоящие из многочисленных подземелий и пещер, тянущихся часто на целые версты, имеют все-таки значительное отличие от другого пещерного города Петры, представляющего тип высшего развития пещерных построек троглодитов. Петра — это город камня, город — монолит, вырубленный в скале или, скорее сказать, ряд каменных массивов, обделанных в виде зданий или изваянных внутри могучею рукой высококультурного человека (См. В развалинах Петры. Север. Вестн. 1890). Пещерные города Палестины, так же как и подземные обиталища Финикии, Армении, Грузии и Хаурана, Ливана, Синая, Египта и Туниса, представляют хотя и колоссальные вместилища, но очевидно принадлежат к более низкому культурному типу. Каменная Петра высечена в высоких и обрывистых скалах, она более изваяна, чем вырыта, она выступает по возможности из каменной толщи, обделанной в целые здания и дворцы, тогда как подземелья бет-Джибрина и других пещерных городов Палестины, выкопанная в небольших куполообразных холмах и долинах, не выступают наружу, а прячутся в толще известковой коры.
Чтоб охарактеризовать в общих чертах большинство подземелий бет-Джибрина, нужно представить себе, что небольшой куполообразный холм или целый ряд таких холмов изрыты до того, что вся внутренность их представляет одно обширное вместилище, часто соединенное с соседними ему подобными, стенками, и потолками которого служит остаток известковой толщи, представляющий поверхность холма. Вместилища эти, достигающая нередко обширности огромных зал и церквей, имеют обыкновенно, как мы говорили, куполообразную форму и световое отверстие на верху своего свода. Таким образом холм, послуживший для образования одной такой колоссальной пещеры, и кажущийся на вид совершенно целым, на самом деле имеет одну оболочку, а вся внутренность его вынута и представляет огромную пустоту, сообщающуюся с открытым воздухом посредством отдушины, находящейся на самой его вершине. Не помню кто сравнил подобные бет-Джибринские холмы с вулканами, и надо сознаться, что это сравнение, хотя и не совсем верно, но все-таки является довольно остроумным. Соединение ряда таких выдолбленных холмов, представляющее внутри себя целую амфиладу куполообразных подземных зал,—вот главный тип самых замечательных сложных пещер не только в окрестностях бет-Джибрина, но и в других уголках великой области пещерного царства.
Ближе всего к хижине Халиля находились пещеры Арак-эль-Мои, то есть пещеры воды — одни из самых замечательных по своей величине в окрестностях бет-Джибрина. Невысокие холмы, послужившие для образования этих пещер, состоять из такого белого и мягкого известняка, что кажутся сделанными не из камня, а из какой-то рыхлой, поддающейся даже соскабливанию ногтем массы. Это обстоятельство, без сомнения, много способствовало сооружению подземных городов южной Иудеи, но оно же является главною причиной того, что многие из подземелий бет-Джибрина уже обвалились или заполнились обломками и потому не дают полной картины своего прежнего величия. В подземелья Арк-эль-Мои мы въехали верхом на конях, входные отверстия этих гротов настолько велики, что могут пропустить целые десятки всадников, а площадь огромных пещер, занятых этими колоссальными подземельями, достаточна для того, чтобы развернуться целому эскадрону. Троглодиты Иудеи, по-видимому, любили импонировать своими сооружениями и высекали внутри толщи земной, коры такие колоссальные пещеры, которые по величине могут поспорить с самыми значительными вместилищами, построенными позднейшими их потомками на поверхности земли.
Какое-то особенное торжественное впечатление охватило нас, когда мы из моря солнечного сияния въехали в полусумрак гигантских подземелий… То не дело рук человеческих представилось мне в первые минуты обозрения подземных построек бет-Джибрина. Первобытный слабый по своему культурному развитию (каким мы его представляем) человек не мог вынуть всего содержимого этих гигантских холмов, оставив из него только сравнительно тонкую поверхностную оболочку, да грубые столбы или упоры, высеченные из толщи скалы, на которые упираются своды этих гигантских полусферических зал. Скорее — эта работа мифических титанов, которые, согласно легенде, могли воздвигать горы одни на другие и перебрасывать скалы, как диски или камни для метания. Не мудрено, что древние предания, нашедшие отголосок и в библейских сказаниях, называют первобытных обитателей этой области великанами необыкновенного роста и силы, нам самим хотелось верить этой прекрасной легенде при виде титанических сооружений троглодита бет-Джибрина, а потому, признаемся, мы были скорее опечалены, чем обрадованы, когда найденные нами останки пещерного человека Палестины оказались принадлежащими людям обыкновенного роста, крепости и силы.
Арак-эль-Мои — это ряд огромных подземных зал, тянущихся на пространстве нескольких квадратных верст, в одну длину эти гигантские подземелья, частью ныне обрушенные и засыпанные землетрясениями, идут без малого на целую версту, то соединяясь между собою корридорами, то разделяясь обвалами и нетронутыми частями толщи земли. Эти массивные колонны или, скорее сказать, столбы, поддерживают огромные своды, могущие по величине поспорить с любыми сводами наземных зданий не только Востока, но и самой Европы. Диаметр этих полусферических куполообразных зал не одинаков и начиная от величины в три, четыре сажени достигает до семи и даже более сажен, высота сводов также колеблется от четырех до пяти и более сажен. Некоторые путешественники сравнивают форму отдельных подземелий с гигантскими колоколами, сравнение это довольно удачно, но оно не выражает того впечатления, которое испытывает посетитель, находящийся в глубине этих обширных подземелий. Сообщение между различными пещерами гигантской амфилады подземных зал совершается свободно при помощи широких проходов, некоторые подземелья соединены такими широкими проходами, что, можно сказать, сливаются между собою или переходят одно в другое, образуя одно обширное подземелье, перегородки которого только намечены… Другие пещеры этой подземной амфилады соединены, наоборот, довольно узкими и тесными проходами, через которые может пробираться только очень ловкий и юркий человек. В других местах сообщение между различными залами подземной амфилады совершенно преграждено обвалами, землетрясения, довольно обильная в этой местности, с каждым годом обваливают все более и более непрочные своды в перегородки подземелий подобных Арак-эль-Мои, и очень естественно, что не только общий вид, но и самый план их видоизменяется с течением времени. Одно сильное землетрясение может разрушить великолепнейшую из бет-Джибринских подземных зал.
В противуположность многим подземельям бет-Джибрина, пещеры Арак-эль-Мои сравнительно хорошо освещены, не говоря уже о широких входных отверстиях, пропускающих много света в передние залы, каждая из куполообразных зал освещается еще более или менее широким окном или отверстием, находящимся в самой вершине свода, атмосферические влияния, землетрясения, а отчасти и человек увеличили еще более первичные отверстия многих пещер, а потому в глубину их льются широкие снопы дневного света, лучей яркого сирийского солнца и мягкого лунного сияния. Стоя в глубине этих подземных зал и смотря через верхнее отверстие, сообщающее внутренность их с остальным миром, чувствуешь подчас, что находишься в огромной каменной могиле или склепе, куда украдкой заглядываете солнце, откуда виднеется лишь клочек прекрасной синевы неба, но за то все вокруг веет холодом и сыростью могилы…
Недолго мы разъезжали верхом по пещерам Арак-эль-Мои, старый шейх пригласил меня сойти с коня и отправиться с ним в глубину подземелий, недоступных для всадника… Из большой амфилады зал мы свернули в какой-то темный подземный корридор, где пробираться приходилось чуть не ползком… Старый Халиль шел впереди с сальною свечкой в руках, указывая дорогу, тогда как Осман и несколько черноглазых мальчишек, увивавшихся все время за мною и не отстававших ни на шаг, замыкали наше шествие… Несколько минут продолжался этот тяжелый переход по удушливому темному и сырому корридору, и затем мы снова вынырнули в обширное, но совершенно неосвещенное подземелье… Было ли оно в самом деле слепым, как многие из пещер бет-Джибрина, или слуховое отверстие его было завалено, но непроглядный мрак царил в этом сыром и холодном подземелье, одна слабая свеча не могла осветить огромной залы, погруженной в вечную тьму, и горела тускло в спертом и влажном воздухе этой настоящей могилы… Халиль заметил неприятное впечатление, произведенное на нас этим первым мрачным подземельем, и поспешил вывести нас через какую-то дыру, пробитую в одной из его стен в другую уже ярко освещенную сверху подземную залу…
Через несколько минут перехода по обвалам и камням, местами до того влажным и осклизлым, что я не раз оступался и падал, мы пришли в светлое полуразрушенное подземелье. Обвалившись сверху, подземная зала сохранила лишь отчасти свой характер и казалась каким-то светлым оазисом среди этих мрачных каменных могил. Не задерживаемые каменным сводом ярко лились снопы утреннего солнца, освещая всю середину этой бывшей пещеры, от которой остались целыми одни стены, а куполообразные своды обвалились при недавнем землетрясении. Благодаря этой массе света и влаге, всегда достаточно существующей в ‘пещерах воды’, как зовутся справедливо гроты Арак-эль-Мои, в глубине этого разрушенного подземелья густо разрослась зеленая травка, выглянули какие-то пестрые цветочки и гордо поднялась лапчатолистная смоковница, в которой свили свои гнездышки две пары яркорасписных щуров — самых миленьких пташек Палестины.
Шумно кипела жизнь в этом крошечном оазисе, или скорее сказать, цветочном горшке, где обрушившаяся стены подземелья играли роль стенок горшка, обломки сводов и измельченные камни составляли землю, а красивая смоковница вместе со свежею зеленью, окружавшею ее — род тепличного растения, посаженного в колоссальный горшок. Мне почему-то пришло также в голову сравнение этой обвалившейся подземной залы с внутренностью кратера вулкана, неправильный, словно изъеденный круг стенок, замыкавших эту котловину, походил в самом деле на изборожденные и вместе с тем правильные края вулканического жерла, а самое днище котловины — на дно кратера, предательски засыпанное камнями, и еще более предательски покрытое зеленью, цветами и муравой… Среди многих подземелий Арак-эль-Мои, только что описанная пещера представляет самый отрадный уголок, среди колоссальных безмолвных каменных могил — это уголок кипучей жизни, здесь она ворвалась в самые покои смерти и огласила звуками птичьей песни древнее жилище троглодитов, ставшее, без сомнения, и им колоссальною могилой…
Долго еще мы блуждали по многочисленным подземным залам Арак-эль-Мои, непрерывная прежде амфилада их, благодаря последним сильным землетрясениям, распалась на две большие и несколько малых, почти самостоятельных частей. Шейх Халиль с Османом старались меня посвятить в какие-то тайны, связанным будто бы с этими пещерами, но я их что-то плохо мог понимать… Все силы моего ума и соображения тогда были направлены на созерцание тех чудес, которые были пред моими глазами, сильные впечатления, полученные даже после знакомства со многими древностями Палестины, парализовали все остальные силы психической деятельности… Я глядел, созерцал, наблюдал, порой вдумывался и даже фантазировать при виде тех неожиданностей, которые на каждом шагу открывал мне подземный город троглодитов бет-Джибрин… Лишь только тогда, когда я немного освоился с первыми импонирующими впечатлениями, я мог сосредоточиться несколько на деталях, и тогда увидал на стенах колоссальных подземелий такие мелочи, которые еще более, чем грандиозность, поразили и удивили меня.
Огромные залы, составляющие подземелье Арак-эль-Мои, представляют не только грубую титаническую постройку малокультурного человека, но, без сомнения, носят на своих стенах следы довольно высокой цивилизации, сказавшейся, как в украшениях, так и надписях, принадлежащих к различным культурам и племенам. Во многих залах, как стены так и куполы видимо были тщательно обравнены, а карнизы украшены хитрыми узорами, произведенными несомненно с помощью искусного резца. Длинные ленты этих резных на камне узоров напоминали мне произведения не только греческого, но и сирофиникийского стиля и принадлежали очевидно к различным эпохам, соответетвовавшим вероятно и различным хозяевам подземелий. Помимо узорчатых лент карнизов, на стенах многих зал виднелись и другие уже явно символические изображения. Так мы видели в различных местах круги со вписанным полукругом, круги со звездочками, круги с изображением скарабеев или священных жуков, а также изображения солнца и луны, некоторые из этих последних имеют вид человеческого лица, что показывает на антропоморфирование солнечного божества. В то время, как изображения небесных светил являются следами сабеистического или, по крайней мере, солнечного культа, изображения скарабеев могут быть отнесены к остаткам того культа насекомых, о котором мы говорили выше.
Разумеется, на основании всех этих символических изображений никак нельзя утверждать, что художниками, создавшими их, были первобытные троглодиты Палестины, но нет сомнения, что эти последние, уже достигшие известной степени цивилизации ко времени прибытия Израиля в Землю Обетованную, нанесли первые узоры резцом на стены своих подземных обиталищ. Позднейшие памятники пещерных городов, по всей вероятности, принадлежат народам финикийского племени и финикийской культуры, пользовавшимся подземельями, если не в качестве постоянных жилищ, то как помещениями временными или местом для совершения своих таинственных мистерий и украсившим еще более стены подземелий. Культ солнца и луны стал свойствен народам Сирохалдейской цивилизации, и оставил всего более следов во всех подземельях пещерной области Иудеи, так же как и в пещерах северной Сирии, Хаурана и Трахона.
Почитание светлого бога солнца Ваала, то есть владыки неба, совершалось, как в Халдее и Финикии, так и во всех других странах, поклонявшихся светлому началу, всего чаще на открытых, доступных прямым лучам солнца местах. Алтарем солнечных богов вначале были высоты, горы и открытый поля, на которых воздвигались камни для принесения жертвы, позднее на этих самых солнечных местах воздвигнуты были храмы солнца. Почитание дневного светила в его заходящем состоянии, так сказать в состоянии его покоя, который солнце, согласно древнему мифу, находило в подземельях, вызвало еще в глубокой древности перенесение культа солнца в пещеры, как места наиболее приличествовавшие поклонению светилу, находящемуся в покое: Финикияне — народ нравственно невысокий, исповедывавший религию грубой материализации, скоро свел почитание своего высокого отвлеченного и неприступного Ваала в более реальную и понятную грубой массе форму, в культ Молоха — олицетворение, огня. Ваал — огонь небес — потерял свое значение пред Молохом — огнем земли, который стал в Финикии царем богов, божеством смерти, разрушения и мести, пред которым еще более чем пред Ваалом должен был трепетать человек. Ваал — сила природы, рождающая, благодетельная, Молох — сила уничтожения, гибели, источник всякого зла: робкий человек всегда скорее поклонялся божествам грозным, устрашающим и разрушающим, чем божествам света и добра. Культ Ваала во многих местах Сирофиникийского культа заменялся исключительным почитанием страшного ужасающего Молоха. Поклонение богу огня еще скорее, чем почитание светлого бога солнца, могло быть перенесено в мрачные своды подземелий, где всегда предполагается жилище адского бога огня.
С пещерами, как подземными храмами, мог быть связан еще более культ других сирофиникийских второстепенных божеств, в числе которых надо поставить на первое место знаменитую Астарту-Юнону и Афродиту Финикии, а также Адониса или Томмуза. Богиня луны, плодородия и вместе с тем самого чувственного культа Астарта, то суровая небесная дева, услаждавшаяся только кровавыми жертвами, то исступленная вакханка, царица оргий и плотской любви, для своего поклонения требовала мест отдаленных от взора посторонних, подземные храмы являлись поэтому наиболее подходящими уголками для отправления тех страшных вакханалий, оргий и разврата, которыми сопровождалось почитание сидонской девственницы. Культ Адониса связан был с подземными храмами лишь постольку, как и культ Ваала. Олицетворение весны и лета, сменяющихся зимой, олицетворение живой силы природы, Адонис, то веселый и юный сын солнца, полный жизни и радости, то умирающий сын земли, погубленный злыми силами природы, и затем вновь воскресающий, почитался также особыми мистериями, совершавшимися нередко в подземельях, как местах покровительствующих проявлению самых чувственных оргий.
Пещерная область Иудеи, входящая целиком в область распространения Сирофиникийского культа и цивилизации, населенная искони народами близкими но происхождению с Финикианами, представляла особо благоприятствующие условия для развитая всех тех таинственных культов и мистерий, которые, прячась от дневного света в глубоких и обширных подземельях, находили глубокую ночь среди самого белого дня. Культ всех божеств Сирофиникии был так или иначе приурочен к подземельям и пещерам, представлявшим уже готовые храмы, и не мудрено, что сюда на совершение богослужений и молитв уходили даже жрецы, почитавшие светлого Ваала небес — божество солнца, которому приличнее было поклоняться под его непосредственными лучами, чем в мрачных сводах подземелий, куда местами не заглядывает и украдкой солнце.
Помимо символов, изображающих солнце, луну и другие эмблемы Хананейского культа, на стенах некоторых подземелий бет-Джибрина видны и другие следы поклонения Ваалу и Астарте, самыми замечательными и характерными из них являются изображения человеческих фигур в самых нескромных позах с растопыренными руками и ногами. Изображения эти часто встречаются на памятниках древней Сирофиникийской цивилизации и всего лучше говорят о грубой чувственности религиозного культа Финикиан, пещеры около Тира и Сидона особенно богаты такими нескромными изображениями, прямо переносящими нас ко временам гнусных оргий, совершавшихся под мрачными сводами ныне безжизненных и безмолвных подземелий.
В большом подземелье Арак-эль-Мои встречаются всего две такие нескромные человеческие фигуры, женщины и мужчины: шейх Халиль говорил нам, что в разрушившихся частях подземелья таких фигур встречалось гораздо более, некоторые из них, по словам нашего гида, были представлены в таких позах, которые напоминали некоторые помпейские фрески. Грубость работы этих человеческих изображений указывает на грубость вкуса людей, находивших эти фигуры достаточными для того, чтобы напоминать им об оргиях, совершавшихся в честь Сидонской девственницы Астарты.
Блуждая по многочисленным подземельям Арак-эль-Мои, я видел на закопченых дымом стенах много и других изображений, символическое значение которых трудно разобрать. Всего тяжелее производить впечатление знамение креста, выученное в некоторых пещерах, служивших храмами для оргиатического культа. Высокий символ христианства не смягчает мрачной истории этих подземелий, ему не место там, где все напоминает Ваала, Молоха, Мелитту и Астарту.
Мое внимание среди многих начертаний и символов привлек еще один небольшой знак, встреченный мною в одном из подземелий, рядом с большим обвалом, разделившим амфиладу Арак-эль-Мои. Знак этот не особенно заметен, но его присутствие в пещерах бет-Джибрина поразило меня. Символическое изображение молниеносной искры состоит из прямого или андреевского креста, каждый конец которого составляет прямой угол. Знак этот, считаемый за общеарийский символ бога огня или молнии и символизирующий у Индусов Индру, мы находили и между начертаниями, высеченными на скалах Синая. Хотя и кажется странным с первого взгляда, что арийское изображение молнии могло появиться в Иудее, как и скалах Каменистой Аравии, но тут нет ничего невозможного, так как обитатели этой последней издревле были в постоянных сношениях с Арийцами и даже с настоящими Индусами и Малайцами, пока транзит мировой торговли не миновал Петры и Эланы (нынешней Акабы).
Помимо всех узоров и изображений, стены ‘Подземелий Воды’ покрыты еще многочисленными надписями, по большей части не восходящими очень далеко: из них замечательны только древнееврейские, египетские и в особенности так называемые синайские надписи. Массы арабских начертаний, встречающихся во всех подземельях бет-Джибрина, относятся сравнительно к недавнему времени и обозначают по большей части имена и изречения арабских посетителей этих древних пещер, а также начертания, смысл которых не отличается особенно от обыкновенных заборных надписей, встречающихся даже в столицах. Ничего особенного по внутреннему содержанию не представляют и малочисленные куфические надписи, встречающиеся в пещерах Арак-эль-Мои. Древнееврейские надписи, довольно многочисленные, также не имеют никакого отношения ко временам троглодитов, так как они принадлежат, по словам проф. Олесницкаго, Евреям, появившимся в бет-Джибрине в талмудический период.
Гиероглифы, встречающиеся в значительном количестве во многих подземельях бет-Джебрина, по всей вероятности, современны пещерным обитателям этих гротов, но, по мнению того же самого ученого, не египетского, а хеттейского происхождения и принадлежат эпохе близких союзных отношений Египта и Хеттеев, начинающейся с фараона Рамзеса Великого и Хетассара князя Хета. К сожалению, гиероглифы эти далеко не все дешифрированы, и мы лишены поэтому возможности узнать кое-что о временах пещерных обитателей Палестины.
Еще менее, чем гиероглифы. разобраны знаменитые синайские надписи, которые, несмотря на все усилия целой плеяды ученых, все еще не прочтены и представляют загадку исследователей древнего востока. Правда, Бер и Тух пишусь, что разобрали их и что ясно как день, что синайские начертания сделаны приблизительно в первые века нашей эры и означают или собственные имена писавших, или их путевые заметки. Писаны же они, говорят, на арамейском языке и принадлежат древнейшим выходцам Аравии, есть между ними и начертания, принадлежащая таинственному народу Синайского полуострова — набатеям. Такова гипотеза, принятая большинством, исследователей относительно происхождения синайских надписей. Другим нравится доселе еще старинное предположение, что эти последние принадлежать к еврейским письменам, начертанным якобы народом божиим при прохождении через полуостров. Есть в другие не более остроумный толкования, основанные только на догадках их изобретателей. В другом месте (См. Путь к Синаю, Л. Елисеева) мы говорили достаточно и о более вероятном происхождении синайских надписей, которое, по правде сказать, всего менее может относиться к пещерам бет-Джибрина.
Пока я вместе с Халилем и Османом блуждал по прохладным и сырым подземельям Арак-эль-Мои, рассматривая многочисленные резные украшения и надписи на стенах и сводах, закопченных от дыма костров, разводившихся здесь с незапамятных времен, старый Араб Ибрагим, считающий себя хозяином этой группы пещер, готовил небольшой обед почетному гостю, посетившему его владения. Приглашение Ибрагима закусить и напиться кофе под мрачными сводами древних подземелий пришлось нам всем по вкусу, и мы, оставив свои наблюдения, сели возле небольшого костра перед входом в большие ‘Пещеры Вод’.
Не один старый Ибрагим со своим многочисленным семейством, но и несколько десятков других Арабов избрали своим обиталищем самые большие и удобные подземелья бет-Джибрина. В обширных постройках древних троглодитов поместилась ныне целая арабская деревушка, но помещения тут хватило бы на несколько десятков подобных поселений. Странно в самом деле было бы и не пользоваться теми удобствами, которые представляют такие обширные пещеры, как амфилады подземных зал Арак-эль-Мои. Потолок и стены готовы к услугам каждого на любом месте подземелий, остается только сложить несколько камней или даже посредством кусков синего полотна отгородить известное пространство подземных пещер — и удобное во всех отношениях помещение готово. При большом семействе можно занять и целую подземную залу, и тогда нужно только поправить и съузить широкие выходы, сообщающие эту пещеру с соседними. В этих последних можно с удобством устроить загоны для скота и склады для провизии и топлива. Можно таким образом весьма хозяйственно, просторно и удобно расположиться в подземных гротах, подобных тем, которые представляет Арак-эль-Мои. Ибрагим устроился таким помещиком в двух больших пещерах, что ему справедливо позавидовал теснившийся в душной неуютной мазанке Халиль. Одна из пещер, прилегающих к гроту, занятому семейством Ибрагима, была обращена в амбар, другая в скотный двор, в котором в совершенной безопасности помещалось более сотни овец, несколько ослят и лошаденка, не считая еще многочисленных кур и цыплят.
Глядя на этот муравейник, копошащийся в древнем гроте, ископанном руками троглодитов, припоминались мне совсем иные сцены, свидетелями которых были лишь эти закоптелые камни да символические знаки, сохранившиеся со времен Финикии. Виделись мне в этих обширных подземных гротах могучие троглодиты — первичные обитатели этих мест, строители пещер, победители Камня — мужи великие, мышцею сильные, закутанные в грубые ткани и шкуры, они прорубали каменными молотами толщу скал и созидали новые пещеры, целый город подземных жилищ выростает под поверхностью куполообразных холмов, тянущихся от Иерусалима в пустыни Синая, из отдельных городов выростает целое пещерное царство троглодитов — обитателей пещер. Кто онибыли: Хорреи, Хеттеи, сыны Эдома, Израиль или даже Наббатеи, для нас безразлично, но то были народ грубой физической силы, нравственно чистый, еще не выработавший себе даже целого религиозного культа. Пещерные люди жили в созданных ими подземельях здоровою близкою к природе жизнью, в борьбе с нею, век трудясь и побеждая камень. То был вероятно золотой век поэтов, когда люди еще не знали войн и взаимной борьбы и соединялись в первичные общества, чтобы дружным общим трудом победить природу, которой во всем должен был уступать одиночный человек.
Но прошли года, быть может, и целые тысячелетия, и как ни прятались в свои подземелья троглодиты, но великие цивилизации мира коснулись и их, да и сами они, по всей вероятности, с годами научились чему-нибудь в безмолвной тиши своих каменных жилищ.
Из Египта через великие пустыни Синая вместе с войсками фараоновскими приходила и культура древнего Кеми, забытые Хеттеи усвоили самые иероглифы Египта, не говоря уже о религиозном и культурном просвещении. Как ни слаба была цивилизация, развившаяся у первобытных семитических народов, но и она все-таки оказалась высшею, сравнительно со степенью, на которой находились первичные троглодиты Иудеи, Петры и Синая. Еще более влияла на них высокая культура Финикийцев — этих Англичан древнего мира… Сирофиникийский культ скоро стал религиозным культом Хананеи, и в подземельях бет-Джибрина, так же как и на холмах, стоящих над ними, были воздвигнуты жертвенники в честь Ваала, Молоха, Таммуза, Белиты и Астарты.
Дикие оргии и сладострастные мистерии финикийских божеств нашли для своего отправления самое удобное место в пещерах Бетогабры, и громкие крики вакханалий, прерываемые стоном жертв, огласили безмолвные своды бет-Джибринских подземелий. Вместо сурового и полудикого троглодита — труженика камня, пришли сюда Кедеши — жрецы Ваала и Молоха, развратные жрецы Астарты и изуродованные кастраты сидонской девственницы — Галлы. Быть может, во мраке подземелий пылали огни Мелиты, совершалось огненное очищение и приносились в раскаленные объятия медного Молоха безвинные дети — жертвы жестокого развратного культа. Нескромные изображения, виднеющиеся на стенах Арако-эль-Мои, позволяют думать, что в этих обширных пещерах совершались те ужасы разврата, о которых повествуют Лукиан и Аммиан.
К нашему костру и завтраку собралась значительная часть современных троглодитов бет-Джибрина, обитатели пещер принесли к нам на продажу различные амулеты, статуэтки, монеты и другие древности, найденные в подземельях и при раскопке земли вокруг деревушки, ставшей на месте прежнего города Свободы. На некоторых амулетах, сделанных из яшмы, сердолика, серпентина и даже нефрита и меди, были видны изображения мух, скарабеев и каких-то других насекомых, а также головы с распущенными волосами, не напоминавшие античных профилей. За все эти неважные остатке древности обладатели их заломили такие страшные цены, что я не мог, по скудости своего кошелька, приобрести ни одной… Только несколько римских монет, с сохранившимся названием Елевторополиса, удалось мне купить за несколько блестящих новеньких франковиков.
От подземелий Арак-эль-Мои, отличающихся от других, между прочим, и тем, что в них в двух местах встречаются ключи солоноватой воды, недалеко отстоит и другая группа пещер — Арак-эль-Глил. Характер ее устройства ж даже общий план сходен с только что описанными подземельями, та же самая амфилада куполообразных зал, которых я насчитал более десяти, та же тщательность в вырубке свода, указывающая даже на глубокие познания строителей в геометрии, те же симметричные отдушины: нет только огромного числа узоров и надписей, тянущихся красивыми лентами по стенам Арак-эль-Мои. Стены и куполы подземных гротов этой группы поражают своею правильностью и вместе с тем красивым черным глянцом копоти, осевшей на них, быть может, еще во времена отдаленные. Мы считаем не лишним остановиться несколько на характере этой копоти, покрывающей внутреннюю поверхность многих пещер, а также наземных памятников Палестины.
Трудно сказать, насколько относительно древня копоть, насевшая на стенах того или другого подземелья, нет сомнения, что еще в глубокой древности стены их были прокопчены дымом многочисленных факелов и костров, возжигавшихся не только при религиозных церемониях, но и для целей повседневной жизни, в течение многих столетий, в продолжение которых гроты бет-Джибрина не служили постоянными людскими обиталищами, а лишь временным случайным приютом, костры, разводимые в пещерах, были также случайными явлениями, что не мешало им прибавлять копоти в куполообразных залах, имевших тягу воздуха, стремящегося к верхнему духовому отверстию. Рыхлый пористый камень, образующий эти своды, отлично принимал в себя угольные частицы и отлагал между известковыми, постоянная влажность, царящая в глубине вечно затесненных подземелий, закрепляла еще более связь между частями угля и известняка, и таким образом с течением времени весь поверхностный слой камня, образующего внутренность пещеры, превращался в своего рода прочное физическое соединение частиц известняка с частицами угля, тяжелых смол и других углеводородов, цементированных между собою влагой до того прочно, что казался совершенно однородною массой. Глянцовитая поверхность подобной копоти могла даже отделяться небольшими слоями, что показывало еще нагляднее прочность такого соединения. Туристам, посещающим подземелья Востока, состоящие по большей части из пещер, высеченных в известняковых массах, и чрезвычайно любящим увековечивать свои, никому не нужные имена, на различных памятниках древности, можно посоветовать прибегать к копоти, как лучшему средству для этой дели. Накоптить свечкой или факелом на стене древнего подземелья легко не только инициалы, но и целое имя, все остальное сделают время и влажность, которые закрепят накопченные буквы в камне и придадут им характер древности.
Амфилада подземелий Арак-эл-Глил, будучи короче ряда подземных зал ‘Пещеры Воды’, уступаете им несколько также и в размерах, не поражающих такою грандиозностью. Входные отверстия здесь похожи на обыкновенные входы в пещеры, отдельные столбы каменной толщи, поддерживающей своды, тоже несколько слабее, но вся отделка подземелья более выдержана и принадлежите к одному стилю. В то время, как многочисленные надписи и изображения, встречающиеся на стенах Арак-эль-Мои, указывают на то, что эти последние пещеры были много раз подвергнуты перестройкам и украшениям, подземные гроты Арак-эль-Глил сохранились цельнее со времен троглодитов, хотя, очевидно, принадлежат к периоду высшего развитая пещерных сооружений, чем, например, пещеры Харейтуна, Хаурана и некоторые из окружающих бет-Джибрин.
На стенах описываемых подземелий, уже при входе я заметил сразу одну особенность, сильно поразившую меня, особенность эта заключалась в присутствии целого ряда нишей, расположенных в виде полок исполинского шкапа. Ниши эти, на подобие, ящиков, встречались в нескольких залах, но лишь в одной из них они поражали как правильностью расположения, так и тщательностью обработки. В тех же самых залах встречались ниши и другого рода в виде ямок полулунной формы, расположенные тоже группами и рядами. Во всех этих нишах при нашем посещении пещер гнездились целые десятки голубей, наполнявших своим монотонным воркованием безмолвную тишину пещер.
Долго я стоял и любовался пред этими рядами каменных полок исполинского шкапа, высеченного из целой скалы, но ровно ни к чему положительному не привели меня все размышления о назначении этих нишей, расположенных притом на такой высоте, что добраться до них можно было только с помощью лестниц. Трудно себе было даже представить таких исполинских людей, которые могли бы пользоваться этими каменными шкапами, им надлежало быть не менее полутора сажен, если не более. Вопрос о назначении подобных нишей поэтому невольно мучил меня, как и всякого, кто посещает эти интересные подземелья бет-Джибрина. Сколько гипотез я не создавал себе в объяснение, ни одна не удовлетворяла меня, и единственно, на чем можно было остановиться, это предположение о том, что ниши Арак-эль-Глиля служили для помещения идолов, сосудов и других принадлежностей религиозного культа, отправляемого в этих подземельях. На эту гипотезу, между прочим, наводили меня россказни Арабов, сообщавших, что в описанных нишах были находимы нередко статуэтки, сосуды и амулеты, давно похищенные отсюда и проданные туристам, обломки глиняных сосудов видали и мы сами, когда при помощи небольшой лестницы, добытой где-то услужливым Халилем, приподнялись до уровня полок исполинского шкапа.
В самой последней пещере, заполненной камнями, следами недавнего землетрясения, мы сделали находку полного человеческого скелета, лежавшего против светового отверстия, освещающего подземную залу. Останки эти, разумеется, не принадлежали троглодиту Иудейских гор и представляли скелет человека, упавшего нечаянно в эту пещеру и разбившегося о ее каменное основание. Мои спутники, впрочем, сообщили мне какую-то таинственную историю об одном арабском шейхе, пришедшем из пустыни Геджаса и решившегося отдаться созерцанию в безмолвных гротах Арак-эль-Глиля. Много долгих лет провел здесь вдали от всего мира благочестивый старец, питаясь лишь благостыней заходивших сюда редко людей, он молился тут за спасение ислама, просил Аллаха послать нового пророка в мир, для того, чтобы напомнить ему учение Корана, и умер, говорят, когда Аллах через ангела смерти объявил ему, что молитва его услышана и что миру в лице Махди, посланника божия, явлен новый пророк.
— Те кости принадлежат божьему старцу,— говорили мне окружавшие Арабы,— он вымолил у Аллаха появление давно желанного Освободителя-махди, пусть в мире покоятся они, пока Израфиил (Один из ангелов смерти) в день судный не призовет их к жизни и блаженству, эти последние слова очевидно относились ко мне, так как я, не подозревая великой святости встреченных в подземелье костей, по всей вероятности, разбившегося человека, с пытливостью антрополога пытался их рассмотреть…
Солнце уже стояло на полдне и жестоко палило наши головы, несмотря даже на то, что лучи его падали через отверстия пещер. В подземелье становилось душно, стены стали отдавать удушливою сыростью, даже голуби, привыкшие к этой атмосфере, почти все вылетели на свежий воздух, поспешили туда и мы после более получасового пребывания в подземельях Арак-эль-Глиля. Немного лучше, однако, было и на верху, правда, нас заливали отовсюду волны свежего сухого воздуха, но они не освежали, а обжигали нас… Синайская пустыня дышала с юга легким полуденным ветерком, и это жгучее веяние пустыни в раскаленных известковых холмах бет-Джибрина делало еле возможным долгое пребывание под непосредственным влиянием солнечных лучей. Надо было куда-нибудь укрыться, и мы, сев на коней, помчались к следующему ближайшему лабиринту пещер, знаменитому подземелью Магара Тель-эль-Кебир…
Но дороге мы проезжали развалины древней крепости и любопытство все-таки превозмогло, как ни сильно палило солнце наши головы и плечи, мы с Османом и Халилем спешились и пошли хотя мельком осмотреть развалины укрепления и христианской церкви, которые видели еще накануне возвышающимися над обширными подземельями бет-Джибрина. Хотя архитектура крепости носит на себе следы различных стилей, начиная с римского и кончая латинским (времен крестоносцев) и арабскими, тем не менее основание ее принадлежит еще еврейскому периоду, от которого сохранилась еще характерная кладка выпусковыми камнями, всегда указывающими на работу Израильтян. Усевшись передохнуть возле древнего колодца, лежащего на восточной стороне крепости, я был внезапно испуган страшным шипением, раздавшимся чуть не надо мною. Вскочив, я увидал огромную черную змею, свившую себе гнездо между камнями, на которых мы сидели, обеспокоенная, а быть может и придавленная, она приподняла голову и с угрожающим шипением приближала свою пасть, вооруженную ядовитыми зубами, к обнаженным икрам Османа, еще несколько мгновений, и отвратительная гадина вцепилась бы в ногу моего верного слуги, но хороший удар турецкого ятагана разрубил змею пополам. Долго еще извивались разрубленные части гадины, долго еще шевелилась пасть с обнаженными зубами, но мы уже не обращали особого внимания на побежденного врага.
Развалины церкви с прекрасно сохранившимся алтарем, носящей до сего дня название Мар-Ханна, то есть храма святого Иоанна, представляют остатки, как византийского, так и романского стилей. Небольшая галлерея из пяти, шести столбов на восточной стороне ее, коринфские колонны, арки, красиво очерченный окна и подземные помещения с полукруглыми арками и, наконец, алтарь, все это представляет резкую противоположность тем пещерным сооружениям, которые мы только что посетили. Но и самая церковь святого Иоанна, как и подобает столице пещерного царства, имеет свои крипты под землей. Некоторые археологи считают эти подземелья римскими магазинами, встречающимися и в других частях бывшего Елевтерополиса, не оспаривая этого предположения, мы думаем все-таки, что эти крипты принадлежат к тому же пещерному периоду, как и большинство подземелий бет-Джибрина.
К лабиринту Магара Тель-эль-Кебира, этому величайшему и самому сложному из подземелий, не только Палестины, но и всей области троглодитов передней Азии, мы прибыли уже далеко за полдень. День выпал один из самых жарких, к тому же чувствовалось заметно и дыхание хамсина, этого ветра смерти, дующего по временам в пустынях. На ярком солнечном дне красиво вырисовывались на голубом небе и беловато желтом фоне каменной пустыни, лежащей вокруг нас, зеленые пятна свежей зелени, покрывающей холмы бет-Джибрина. Обширные виноградники, плантации табаку, рощи маслин, кусты дикого кедра и заросли горных трав, цеплявшихся среди камней, веселые крики пестрых щуров, взлетавших над нашими головами, серебристые трели жаворонков, заливавшихся где-то в лучезарной синеве неба, все это сочетание красок света и жизни казалось нам чем-то дисгармонирующим с тем полумраком и безмолвием, в который были погружены подземелья бет-Джибрина. От мира света и жизни нас тянуло во влажные мрачные могилы, в мир каменных подземелий, где, казалось нам, схоронены предания о другой таинственной жизни, не похожей на ту, которая окружает нас. Мы спешили погрузиться опять в сумрак молчаливых подземелий, чтобы там вдали от кипучей жизни природы переживать чудные грёзы, приходившие из глубины веков, видеть мысленно то, чему свидетелями были мрачные пещеры бет-Джибрина.
И вот мы стоим пред входом в таинственный лабиринт Магара Тель-эль-Кебир. Черное отверстие, ведущее в глубину этих обширнейших подземелий, зияет как могила, на блистающих солнечным сиянием молочных скалах бет-Джибрина оно кажется черным пятном, настоящею адскою дверью, как назвал его мой добрый Осман.
В противоположность посещенным нами доселе подземельям входное отверстие в лабиринт Кебира не представляет широко разверстого пространства, если в подземные залы Арак-эль-Мои мы могли въехать верхами и свободно двигаться в пещерах вместе с конями, то в лабиринт Кебира в настоящее время можно проникнуть только через крошечное отверстие, через которое не сможет пролезть немного полный человек. Это даже не входное отверстие, а просто расщелина в скале, мимо которой незнающий человек может пройти совершенно равнодушно. Глядя на эту трещину, даже стоя пред нею, никак нельзя представить себе, что находишься у входа в одно из самых обширных подземелий на земле. Узкая расщелина соединяет мир света и жизни с глубоко сокрытым в недрах земли миром покоя, мрака и замогильной тишины. Если можно где-нибудь на земле искать входа в ад, то лучше расщелины ведущей в лабиринт Кебира не мог бы представить себе сам Данте.
В это отверстие полезли мы с Османом, имея впереди себя Халиля. и еще одного молодого Араба Юсуфа, взявшегося быть проводником по запутанному лабиринту Магара Тель-эль-Кебира. Халиль и Юсуф шли впереди с зажженными факелами, сзади нас с двумя свечами двигались еще два черномазые Арабченка, которых мы взяли с собою для того, чтобы нести кое-что из нашего багажа. Наши кони остались у входа в подземелье под присмотром Ибрагима, там же осталось и сброшенное верхнее платье и оружие, так как путешествие по подземным пещерам лабиринта требовало возможно полной свободы в движениях и отсутствия излишнего утомляющего багажа. Мы взяли с собою только большой запас свечей, да по хорошему ятагану, не считая веревок и небольших кольев, которые, по совету Халиля, могли пригодиться в подземных переходах и движениях.
Не без легкой тревоги вслед за Халилем я вошел в трещину скалы. Теснота. абсолютный мрак, безмолвие, страшная духота и какой-то спертый воздух могилы сразу охватили нас, едва мы скрылись за выступом камня, отделяющим мир наземный от мира каменных подземелий. Узкая расщелина идет недалеко в толще скалы и кончается крутым обрывом, которым начинается уже лабиринт пещер, идущих под известными холмами Кебира. Обрыв этот встречается так неожиданно, что не будь факела Османа впереди, я сорвался бы с него и полетел в глубину огромного подземелья. Халиль был уже внизу обрыва и принял меня на руки, как малого ребенка, в то время, как Осман и Юсуф, раздув факелы, ярко осветили подземелье. Мы были уже совершенно под землей в обширной каменной могиле, и чувство жуткости охватывало невольно в первые мгновения пребывания в ней.
Пред нами новое огромное подземелье, но совершенно не похожее на те, которые мы посетили доселе. Там мы видели все-таки обширные освещенные подземные залы, правильно высеченные и легко соединяющаяся между собою, там мы ощущали внизу себя твердое каменное дно, могли составить себе план и расположение камер — тут же пред нами был мрачный хаос, освещаемый тускло тремя факелами, горевшими слабо в духоте подземелья. Мы понимали только в первое время, что находимся внутри огромного пространства, которого ни формы, ни протяжения не могли определить, мы не видели ни потолка, ни сводов, ни поверхности дна, при тусклом свете факелов можно было приметить, что вздымаются словно выростая со дна огромный мрачные стены, исчезающие где-то вверху в неопределенном темном пространстве, где, слышны были, реяния многочисленных нетопырей, их слабый писк и покрикивания потревоженных сов. Несколько минут прошло в этом неопределенном колебании, пока мы, не видя ничего пред собою, не решились двигаться далее в непросветную тьму.
— Берегись, осторожнее! — то и дело покрикивал шедший впереди Юсуф, и эти восклицания еще более останавливали мою решимость, несмотря даже на то, что мои спутники уже подвигались медленно вперед.
Но вот ярче ли вспыхнули наши масленые факелы, помогли ли им еще несколько зажженых свечей, или глаза начали присматриваться к окружающему, но только из глубокого сумрака, в который дотоле было в наших очах погружено подземелье, начали вырисовываться кое-какие детали, позволявшая нам ориентироваться там, где мы до той поры не видали ничего. Скоро мы рассмотрели, что подземелье, в котором мы находились, представляло род цилиндрической пустоты, верх которой образовывал род купола, стены представляла толща скалы, а дно тонуло еще в темноте. Пока я осматривал детали подземелья, передний факел Юсуфа вдруг нырнул в глубину и исчез там, осветив своим багровым блеском дотоле скрытое от наших глаз пространство, лежавшее внизу под нашими ногами. Вначале, предположив, что проводник наш куда-то сорвался или провалился, я перепугался не на шутку и быстро попятился назад, свалив Арабчат, несших багаж и шедших позади. Каково же было мое удивление, когда я услышал веселый голос Юсуфа где-то глубоко внизу, призывавший нас осторожно спуститься за ним в самую глубину подземелья. Я ступил несколько шагов вперед, яркий светоч Юсуфа блеснул под ногами, п пред взорами моими открылось зрелище, которого мне не забыть никогда.
Пред нами по ровно обсеченным стенам подземелья виднелась прекрасная каменная лестница, высеченная в той же самой скале, как и самая подземная зала, и составлявшая одно целое с стенами этой последней. Эта лестница, спиралеобразно вившаяся по внутренней стене подземелья, казалась уже настоящею лестницей великанов. Я видел незадолго пред тем исполинскую лестницу, высеченную в скалах Петры, но эта последняя далеко не произвела на меня такого потрясающего впечатления, как спиралеобразная лестница, спускавшаяся вдоль цилиндрического подземелья Магара Тель-Кебир до самого его дна, вырубленная очевидно одновременно с подземного залой и погруженная вместе с нею в абсолютную непросветную темноту. Правильность спирали, легкий уклон, хорошо высеченные ступени, идущие не горизонтально, а с некоторым откосом, направленным к оси залы (что указываешь на значительный математические соображения строителей), небольшие выступы, оберегающие сходящего от падения, и многие другие техническая детали этой удивительной лестницы мне удалось рассмотреть еще ранее, чем я начал спускаться.
Спуск с лестницы, несмотря на высокие техническая качества этой последней, далеко не так легок, время и атмосферные влияния повредили края ступень, сделали их гладкими, неправильными, а местами до того покатыми, что нога скользила невольно, вечная сырость, царящая во всех подземельях бет-Джибрина, делала еще более скользкими ступени, так что при всей своей осторожности я непременно скатился бы вниз, не смотря на боковые выступы, если бы меня не поддерживал спереди Осман. спускавшийся босиком и потому имевший более устойчивую точку опору, чем я, не снимавший никогда своих высоких походных сапог.
Тихо и осторожно спускались мы по витой лестнице на дно подземелья, и сообразно с нашим поступательным движением все более и более освещалась нижняя доселе совершенно не видная часть подземелья… Трепещущий свет факелов скользил по гладким стенам залы, оставляя утопать во тьме куполообразные своды, в которых бешено носились перепуганные огнями совы и нетопыри. Вся эта необыкновенная обстановка при тусклом свете дымящихся факелов производила на меня особенно сильное, еще не испытанное впечатление, хороним самих себя в огромной каменной могиле, куда спускаемся в легких белых саванах, какими казались наши летние одеяния, в совершенном безмолвии при свете факелов с дымящимися свечами в руках. Медленное торжественное шествие наше вглубь подземелья вполне соответствовало погребальной церемонии, и эта иллюзия стала еще полнее, когда мы, спустившись на самое дно подземелья, засыпанное камнями и землей, наткнулись на массу человеческих костей и два целые скелета, глянувшие на нас своими костяными орбитами… Один из этих скелетов был еще полуприкрыт истлевающими тряпками, придававшими ему еще более отвратительный вид, другой скелет мы нашли в полусидячем положении, причем еще не разрушены были межпозвоночный связки и хрящи… Ужасен был видь этих человеческих останков среди мрака и безмолвия глубокой каменной могилы, освещаемых лишь багровым отсветом наших факелов, и немудрено, что отшатнулись назад шедшие впереди Арабы а даже мой храбрый Осман, первый открывшей страшные следы смерти в ужасных и без того подземельях…
— То сама смерть,— проговорил дрожащим голосом суеверный Халиль, — мы пришли в царство смерти, да сохранить нас от ее гнева Аллах!
Еще тревожнее переглянулись и попятились при этих словах мои Арабы, даже мальчишки, шедшие позади, поспешили взбираться снова на лестницу, чтобы не видеть оскаливших зубы черепов, смотревших из мрака своими провалившимися орбитами на людей, пришедших нарушать вечный сон могилы… Увидав смущение своих проводников, я взял факел из рук Халиля и пошел смело вперед… Закутанный в тряпье скелет лежал на нашей дороге и так как ни один Араб не решался переступить через него, то я должен был один передвинуть сухие кости в сторону и освободить наш путь от препятствия, поставляемого мертвецом. С трепетом, читая молитвы и заклинания, и даже вынув чудотворные хеджабы (талисманы), прошли мои Арабы пост, занятый стражей скелетов, и вышли на широкую площадь, представляемую дном подземелья…
К сожалению, и эта находка человеческих костей, как и первая, сделанная в гротах Арак-эль-Глиль, не представляла того антропологического интереса, который я искал тщательно в человеческих останках пещерной области Иудеи. Оба скелета принадлежали разумеется не троглодитам, а современным обитателям Палестины и притом людям, погибшим еще сравнительно недавно. Кто такие были те, которых скелеты были схоронены так глубоко в подземельях Магара Тель-Кебира, разумеется, сказать невозможно. Были ли то жертвы насилия, брошенные сюда для того чтобы скрыть следы преступления, как-то делается нередко в Палестине, или то были жертвы своего собственного неблагоразумия, погибшие в подземельях от голода и жажды и попавшие туда случайно — я не знаю, хотя мои Арабы уже сложили целую легенду, объясняющую присутствие человеческих останков в лабиринте Кебира, те кости, по словам этой легенды, принадлежать людям грешным, похищенным джинами ночи в то время как эти несчастные в ночь, посвященную духам злобы и тьмы, обитающим в подземельях, проходили мимо входа в царство вечного мрака и тишины…
Но как ни поэтична легенда, сложенная Арабами и объясняющая присутствие человеческих останков на дне большого подземелья Кебира, всего вероятнее, что люди, погребенные здесь, были жертвами собственного неблагоразумия или упавшие с каменной лестницы и разбившиеся о каменные ступени, или путники заблудившиеся тут и погибшие от невозможности найти выход. Это предположение всего вероятнее уже по тому одному, что оно кажется вполне естественным, я уверен, что никто, даже хорошо знающий лабиринт пещер Кебира, а таких нет даже среди обитателей Бет-Джибрина, не выберется отсюда, раз заблудится тут и истратит последнюю свечу, находящуюся в его распоряжении… План расположения пещер этого подземелья до того неправилен и сложен, что самый привычный и знающий человек, в условиях абсолютной темноты ошибется в расчете и сорвется в глубину какого-нибудь обрыва, где и разможжит себе голову об острые камни…
Обойдя дно большого подземелья, кажущегося в темноте гораздо большим, чем оно является на деле, мы полезли по небольшой осыпи и очутились пред входом в новую подземную залу, не уступающую первой ни по величине, ни по тщательности отделки… Эта зала находится на горизонте несколько низшем, чем первая, а потому еще более, чем эта последняя, погружена в толщу каменной массы. Если в первой зале, как говорят, помимо того отверстия, которым мы вошли, мыслимы еще и другие световые и воздушный отдушины, то второе подземелье, гораздо более углубленное, находится уже в абсолютном вечном мраке и наполнено тяжелою удушливою атмосферой, которая не освежается никогда.
Скоро мы набрели на совершенно такую же каменную лестницу, как и в первом цилиндрическом подземелье, но только еще более сохранившуюся… Спускаясь по вьющейся спирали каменных ступеней, я насчитал их более пятидесяти и счел бы еще более, если бы не оступился и не полетел вниз. Без сомнения, при этом неожиданном падении я разбился бы совершенно, но меня спасла земляная осыпь, прерывавшая в одном месте каменные ступени лестницы, она задержала мое падение и дала возможность Арабам быстро придти ко мне на помощь и удержать от дальнейшего движения вниз по скользким и влажным ступеням…
При помощи двойного способа передвижения я скорее достиг дна второго подземелья, чем дна первой подземной залы, здесь помимо массы камней и земли, неизвестно откуда попавших, мое особенное внимание привлекло значительное количество воды, стоявшее в виде лужи между камнями и осыпями. Хотя Юсуф и уверял меня, что вода эта объясняется присутствием источника сладкой воды, мне казалось, что она представляет скорее скопление подпочвенной влаги, дождевой воды, или даже влаги, осевшей из густых испарений, наполняющих нижние слои атмосферы подземелий. Нет ничего, впрочем, невероятного, что и в глубине подземных зал древние троглодиты смогли найти воду, проведя ее из какой-нибудь скрытой жилы. Для пользования этим подземным источником, быть может, были и устроены гигантские лестницы вдоль каменных стен подземелий. По аналогии мне припомнился, отчасти сходный с этими же условиями, известный колодезь бир-Юсуф, в глубоком подземелье Мокаттома, крепости Каира.
Второе подземелье, столь похожее на первое, посещенное нами, поразило нас вначале менее, но за то, когда мы, пройдя две спирали лестниц, очутились на самом дне, в то время, как Арабчаты наши и Осман, вооруженные свечами, расположились выше нас по ступеням лестницы для того, чтобы дать нам возможность составить общее понятие о форме и плане подземелий, удивление наше возрасло в высшей степени.
Впечатление колоссальности пещеры, в которой мы находились, получилось особенно сильное, когда свеча Османа заблистала где-то далеко, наверху над нашими головами, словно отдаленный маяк, указывающий выход из этого моря мрака и тишины. Каменная лестница, зигзагами поднимающаяся кверху, показалась лестницей великанов, воздвигнувших ее в глубине земных недр для того, чтобы с помощью ее достигнуть дневного света и солнечного сияния. Нам казалось, что мы ушли так далеко от земной поверхности, что отсюда уже и выбраться невозможно: звуки жизни не достигали сюда, так как здесь в беспросветной темноте не могла таиться ни одна более или менее высокоорганизованная жизнь. Халиль поднял мертвую змею, попавшуюся ему на дороге…
— Смотри хавадже,— проговорил он,— даже гнусная гадина не может жить в пещерах, которые созданы Аллахом лишь для обитания черных джинов ночи…
Замечание Халиля заставило меня присмотреться тщательнее к окружающему и поискать следов жизни в этом царстве вечного мрака и тишины. Летучие мыши и ночные птицы, еще гнездившиеся в верхних пещерах, боялись спуститься в нижние подземелья Кебира, мертвая змея, по всей вероятности, была также случайным гостем этих глубоко сокрытых пещер. Разворачивая камни, я приметил только каких-то беловатых насекомых, засуетившихся при нарушении их покоя, но ни скорпионов, ни юлов, ни многоножек, обыкновенных жителей камней, нам не удалось отыскать. Жизнь, в самом деле, словно бежала из этих страшных подземелий, где могли еще развиваться в вечной влажности какие-то низшие грибки, или плесени, выстилавшие легким покровом вечно сырые и скользкая стены. Несколько комаров и мошек, летавших возле наших огней, были тоже, но всей вероятности, случайными обитателями подземных, пещер, заблудившимися в непросветной тьме.
Осмотрев обе главные подземные залы Тель-эль-Кебирского лабиринта, мы предприняли дальнейшие экскурсии по многообразно разветвленным подземельям этой любопытной группы пещер. Более чем часовое пребывание под землей уже приучило нас не только к душной и тяжелой атмосфере подземелий, но и к той абсолютной темноте, в которой теперь мы ориентировались лучше при помощи факелов и свечей. Так как через главное подземелье с винтообразною лестницей нам предстояло еще возвращаться, то мы оставили тут кое-что из своего багажа и одежды, тут же остался один из мальчиков, оказавшийся неспособным идти в дальнейшие экскурсии в глубину второстепенных подземелий. В виду того, что помимо описанных главных подземных зал все остальные пещеры Кебирского лабиринта представляют вместилища сравнительно небольшие, и притом расположенный. безо всякого плана и соединенные часто весьма тесными проходами, еще более суженными осыпями и обвалами, мы из опасения легкой возможности заблудиться и остаться на веки под землей, пошли далее уже с величайшими предосторожностями, при помощи Ариадниной нити, обеспечивая себе возвращение. Юсуф, шедший впереди, прикреплял бечевку камнями, а все мы, двигавшиеся позади, проверяли ее неподвижность, прежде чем пускаться в дальнейший путь.
Я не в состоянии описать подробно всех деталей более чем двухчасового нашего путешествия под землей, потому что решительно не мог составить себе даже приблизительного плана многочисленных и разнообразных подземных пещер лабиринта.
Целая сеть подземелий, отчасти искусственных и отчасти натуральных, устроенных самою природой, расположенных на различных горизонтах и соединенных между собой проходами различной величины, идет во все стороны от описанных главных пещер. Мы направились вначале на север, но скоро сбились в направлениях и блуждали по многочисленным камерам, следуя лишь по наиболее удобным проходам, часто притом натыкаясь на слепые пещеры, не имевшие выходов, возвращаясь назад, мы брали новое направление, причем нам иногда приходилось ползти наверх, а иногда скатываться по наклонным плоскостям вниз, где мы попадали в новую камеру, подчас такую узкую, что даже втроем там невозможно было пошевелиться. Местами мы совершенно задыхались в тесных и узких проходах, где приходилось ползти на камнях, а иногда и ложиться плашмя, передвигаясь руками. Вслед за тесными проходами, скорее расщелинами, мы встречали иногда обширные камеры, тогда как нередко выходили в тесные пещерки через широкие входы, в которых мы могли двигаться вчетвером. Нередко также проходы, ведущие по отдельным камерам, были засыпаны или завалены землей и камнями, препятствия эти часто были настолько серьезны, что совершенно преграждали доступ. Я помню, как все мы вчетвером уперлись в рыхлую кучу свежей обсыпавшейся земли и так как никто не мог двинуться в тесной трубе каменного прохода, то мы несколько минут пятились, раками ища более свободного пространства, при этом мы чуть не задохлись от удушающей атмосферы и едва не подожгли друг друга свечами, бывшими у нас в руках. Несколько раз мы встречали также лестницы, ступени которых были, иссечены в скале, но эти лестницы часто только затрудняли, а не облегчали движение. Поставленные покатом, скользкие, полуобвалившиеся ступени расположены были так центростремительно, что у путника, взбиравшегося или спускавшегося по ним, являлась неизбежно опасность низвергнуться в темную бездну, зияющую с одной стороны этих ничем не защищенных лестниц. Только дружная взаимная поддержка спасла нас от многих весьма вероятных катастроф в этом царстве кромешной тьмы, в которой совершенно тонул слабый свет наших тускло горевших свечей.
Что касается до самых подземных камер, то они разнообразны как по форме, так и по величине, неправильность расположения, как и моделлировки их, указывает, без сомнения, на естественное образование большинства этих пустот. В таких известняковых пластах, какие образуют горы южной Иудеи, пещеры являются очень часто результатом вымывания растворимых частей толщи подземными или дождевыми водами, направлением этих последних обусловливается и расположение подземных пустот, тогда как форма их зависит от нескольких причин, в числе которых отношение растворимых частиц к нерастворимым играете первую роль. Большинство подземных камер Кебирского лабиринта имеют поэтому неправильную или овальную форму, а угловатую с многочисленными рукавами или затеками, указывающими на их природное образование.
Древние троглодиты бет-Джибрина, высекавшие из камня подземелья, подобные ‘Пещерам Воды’, разумеется, не могли не приложить своих мощных рук и к подземным камерам Кебирского лабиринта, уготованным для них самою природой. Они обработали, без сомнения, некоторую часть пещер, обравняв их, снабдив сводами и куполами, расширив малые пустоты и углубив мелкие едва проходимым камеры. Не мало также труда употребляли первобытные троглодиты этой местности и для того, чтобы соединить между собою многочисленные, часто не имевшие никакого сообщения подземелья. В большинстве проходов заметны следы человеческих рук, старавшихся обравнять их и сделать более доступными, некоторые проходы обделаны даже очень хорошо и снабжены небольшими каменными лестницами для облегчения сообщения между камерами, лежащими на различных горизонтах. В двух местах я встретил даже род притолока или каменного порога, на котором, быть может, помещалась каменная или деревянная дверь.
Что касается до внутренней отделки и украшений подземных камер Телькебирского лабиринта, то в этом отношений они уступают всем остальным подземельям бет-Джибрина. Хотя обделка стен и сводов некоторых камер и безукоризненна, хотя спиралеобразные лестницы и вызывают справедливое удивление, тем не менее камеры лабиринта не могут похвастаться никакими украшениями. Правда, того поверхностного изучения, которое уделили Кебирскому лабиринту не только я, но и другие более опытные исследователи в роде Робинзона, Сольси, Герена, Олесницкого и др., быть может, и не совсем достаточно для того, чтоб отрицать существование великих украшений в подземных камерах Магара Тел-эль Кебира, но все, посетившие эти подземелья, не видали в них ничего кроме ниш, гробничек (loculi) и т. п., следовательно, которые ни в каком случае нельзя назвать орнаментами.
Ниши, встречаемые во многих камерах лабиринта, не велики, полукруглы и имели, по всей вероятности, назначение служить для помещения светильников, следы копоти которых, говорят, сохранились и доселе во многих из этих ниш. Ниши большого размера, попадающиеся например в больших подземельях, могли иметь и многие другие назначения, быть может, некоторые из них в настоящем своем виде являются только следами отдушин воздушных каналов, сообщавшихся с открытым воздухом подземелья. Настоящих световых отверстий, какие мы встречали, например, в Арак-эль-Мои, до настоящего времени еще не отыскано даже в самых больших камерах лабиринта. Точно также трудно решить были ли и другие входы в подземелья Магара помимо той расщелины, посредством которой сюда проникают в настоящее время…
По всем вероятиям, вопрос этот надо решать в положительном смысле, потому что трудно допустить, чтобы такая обширная сеть подземелья, без сомнения, служившая не только храмом, огромным кладбищем, но и обиталищем древнего человека, могла сообщаться с остальным миром посредством узкой трещины не всякому человеку доступной. Следы каменной кладки, загораживающей проходы некоторых пещер, можно считать, по всей вероятности, даже местами, указывающими направление тех настоящих проходов, которыми сообщался лабиринт Магары с поверхностью земли. Точно также пока произведено очень мало исследований и на наружной поверхности холмов, прикрывающих эту сеть подземелий для того, чтоб отрицать существование каких-нибудь других выходов из лабиринта Магара, быть может, только засыпанных землей или заваленных камнями.
Мы не решились также отрицать безусловно и возможности ее освещения некоторых больших камер лабиринта во времена троглодитов, как-то делают некоторые исследователи, объявившие, что подземелья Магара были погружены в вечный мрак, лишь потому, что доселе не были найдены настоящие световые отверстия. Какого бы высокого мнения мы ни были о силе и умении троглодитов — строителей пещер, едва ли можно допустить, чтобы многочисленные работы, произведенные ими в глубине Магарских подземелий, были совершены в абсолютной темноте, при том скудном освещении, которое могли им дать смоляные факелы или масляные лампочки, подобные тем, которые находят и поныне в различных камерах лабиринта. По собственному опыту, мы знаем, как трудно даже бродить с помощью этих первобытных светильников под землей, а не только что-нибудь строить и созидать… Как ни мягок тот слабый белый известняк — маляки, из которого вырублены пещеры бет-Джибрина, он все-таки требует немало усилий со стороны человека, высекавшего из него винтовые лестницы, куполы. галлереи, гробнички и проходы. Мы отказываемся лично допустить возможность обделки камер лабиринта единственно при слабом искусственном освещении, а потому, несмотря на видимое отсутствие световых отверстий, думаем, что они непременно существовали, по крайней мере, в двух величайших гротах лабиринта. Вместе с этим мы не отрицаем и возможности того, что отверстия эти, так же как и входные, удобные для сообщения с подземелием, были тщательно закрыты в позднейшее время для какой-нибудь цели. За необходимость допущения дневного освещения подземных гротов Магара говорить много и то обстоятельство, что многие из них были, по всей вероятности, заселены некогда человеком, едва ли имевшим возможность обойтись без солнечного света, позднее, когда последние пещерные обитатели ушли из этих подземелий, и они были целиком обращены в усыпальницы, световые отверстая были тщательно заделаны, чтобы лучи солнца даже украдкой не могли нарушать вечного сумрака этой настоящей каменной могилы.
Блуждал по многочисленными, камерам, проходам я галлереям этой гигантской сети подземелий, я натыкался не раз на остатки человеческих костяков, лежавших в самых глухих пещерах то небольшими группами, то в одиночку. Несмотря на громкий протест моих Арабов, я останавливался каждый раз над полуистлевшими костями, ища среди них останков тех, которые могли быть названы несомненно первичными троглодитами этих подземелий, много костей я пересмотреть, но как условия их погребения, так и другие антропологические данные не позволяли мне видеть в них останки тех, кого я давно уже тщетно искал. Но вот, наконец, в одной неширокой подземной галлерее, полузасыпанной землей и мелким камнем, я набрел на давно желанную находку. Небольшая осыпь, преграждавшая нам дальнейший путь и тем остановившая наше внимание, была, можно сказать, совершенно инкрустирована остатками человеческих костей, которые очевидно были древнее всех тех, которые мы встречали доселе, Высохшие до состояния полуразрушения, они перемешаны были с раковинами, костями различных животных и, наконец, массой камней, среди которых опытный глаз различить тотчас любопытные каменные орудия, сделанные из кремня и голыша. Неизменны по отделке, но массивны и удобны для всякой работы были эти каменные топоры и бивни, иначе я не могу назвать грубые камни с заостренными концами величиной фута в полтора, с помощью таких камней эти люди, останки которых погребены вместе с их первобытными орудиями, могли действительно высекать себе жилище в мягком камне — маляке, когда человек не дошел еще до искусства делать себе орудия из более подходящего для этой цели металла. Одно присутствие этих орудий вместе с костями давало мне уже несомненное право признать эти последние за останки первобытных троглодитов Палестины, которых я так долго искал.
Забыты все трудности перехода, все желание идти дальше по таинственному лабиринту пещер, забыты самые тяжелые условия нашего несколько долгого пребывания под землей, я остановился пред грудой земли, хранившей дорогие останки, как пред близкою могилой, и объявил своим спутникам, что хочу здесь отдохнуть и как ни недоумевали мои добрые Арабы, предлагавшие мне более удобные места для отдыха под землей, как ни протестовали они против долгой остановки, убеждая меня в том, что надо торопиться засветло выдти из подземелья, я настоял на своем, заметив не без иронии торопившему Юсуфу, что здесь в абсолютном мраке для нас безразличны и день, и ночь.
Моим невольным спутникам в антропологической экскурсии пришлось подчиниться суровым требованиям ее и остаться на добрый час в тесной душной галлерее, где нельзя было даже выпрямиться во весь рост. Лишь Осман помогал мне в поверхностных раскопках, производимых в осыпи земли ятаганами, все остальные сидели, поджав ноги, рядком в душном подземелье, недоумевая о том, что привязывает их господина к простой кучке земли и человеческих костей, подобный которым, по их мнению, уже сегодня мы встречали несколько раз. В утешение себя во время моего скучного для них занятия мои Арабы вздумали развлечься болтовней, а у запасливого Халиля нашлась трубка хорошего табаку, дым которого скоро заполнил и без того душную галлерею.
Мы с Османом работали не только усердно, но и успешно, несмотря на то незначительное пособие, которое оказывали нам при раскопках ятаганы. Благодаря этим последним, мне все-таки удалось из кучи земли и остатков извлечь два порядочно сохранившиеся черепа и несколько длинных костей тех, которых я, по всем данным, мог считать за несомненных первобытных троглодитов Палестины. Поверхностное исследование, произведенное мною одновременно с добыванием самых костей, уже дало мне главные данные, чтобы судить о неведомом дотоле для меня типе пещерных обитателей Палестины.
Предо мною из таинственной могилы вышли черепа и кости людей, по типу наиболее всего приближавшихся к семитам, как и подобает обитателям, жившим в середине обширной области Азии, занятой народами семитического типа, по своему краниологическому строению троглодиты Палестины стояли ближе к современным семитическим обитателям Аравии и Святой Земли, чем к жителям Египта, представляющим более смешанную расу, с другой стороны, более грубое строение черепа, меньший объем мозговой коробки, большее развитие лицевой части, указывают на то, что пещерные обитатели Палестины по своему культурному развитию, по всей вероятности, стояли ниже, чем современные им Евреи времен царства Иудейского. В глубине мрачных подземелий Тель-Кебирского лабиринта я убедился и в том, что первичные троглодиты Палестины, несмотря на повсеместное предание, указывающее на них, как на людей гигантского роста и колоссальной силы, не превышали обыкновенного роста. Пред великанами Рафидима чуть не бежал Израиль, говорит библейское сказание, трусость сынов Израиля, сказывавшаяся не раз и во времена славной эпохи в истории народа Божия, искала себе оправдания в необыкновенных физических качествах, на самом деле самого обыкновенного даже низшего в культурном отношении их врага. По костям, найденным мною в Магара-Тель-Кебире, видно, что пещерные обитатели Палестины были людьми очень невысокими, немного более среднего роста (1 м. 65 с.), с конечностями весьма пропорциональными, хорошо развитою мускулатурой и могучим развитием таза и груди, и что следовало ожидать от людей, всю жизнь свою боровшихся с камнем и нуждой.
Я не буду более останавливаться на описании останков троглодитов Святой Земли, потому что это дело специального очерка, я скажу только, что находка порядочно сохранившихся костяков настолько заинтересовала меня, что я не обращал даже внимания на призывы моих проводников, все время торопивших своего господина, забывшего обо всем другом в мире. Только роковое напоминание о том, что свечи наши догорают, что запас осветительного материала вообще истощается и что, следовательно, нам угрожает скорая возможность очутиться без света в непроглядной темноте огромного подземного лабиринта и вместе с тем более чем вероятная при этих условиях перспектива остаться на веки в каменной могиле, заставило и меня поторопиться.
Текст воспроизведен по изданию: В подземных пещерах Иудеи // Русское обозрение, No 6. 1891
OCR — Андреев-Попович И. 2016