‘Русская Мысль’, кн. X, 1885
В омуте. А. Михайлова. Спб., 1885 г, Шеллер-Михайлов Александр Константинович, Год: 1885
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Въ омут. А. Михайлова. Спб., 1885 г. Книжка эта составлена изъ двнадцати небольшихъ разсказовъ, вс они стоятъ въ нкоторой связи другъ съ другомъ, по единству проводимой въ нихъ мысли, а послдніе девять и потому еще, что ведутся отъ имени одного лица, нкоего доктора Клименко. Только третій разсказъ, Исторія дурака, ничмъ не связанъ съ остальными. Эта исторія кажется намъ совсмъ неудачною, такъ какъ сильно напоминаетъ ‘сказку’ г. Щедрина Дуракъ, напечатанную въ No 41 Русскихъ Вдомостей ныншняго года, и одинъ французскій разсказъ, прочитанный нами не такъ давно въ какой-то газет. Мы этимъ отнюдь не хотимъ сказать, что г. Михайловъ заимствовалъ свой разсказъ изъ той или другой газеты. Это, конечно, случайное совпаденіе, и отъ такого совпаденія много теряетъ Исторія дурака, очень недурная сама по себ. Четвертый разсказъ озаглавленъ: Парадоксы доктора Клименко, и вс послдующіе разсказы суть ничто иное, какъ продолженіе и развитіе тхъ же парадоксовъ, въ основу которыхъ остроумнымъ разсказчикомъ положена слдующая мысль: ‘Дти, все дти дурны!— говоритъ докторъ.— А объ отцахъ никто не говоритъ, потому что судятъ да рядятъ все больше отцы, а судятся все больше дти. Нарожаютъ чортъ знаетъ какой мерзости, которую и за людей-то совстно считать, да потомъ и удивляются, что приходится судить подобныхъ зайцевъ…’ На высказанное авторомъ предположеніе, что его собесдникъ, вроятно, ‘очень счастливый отецъ’, докторъ возражаетъ: ‘За какого же подлеца вы меня считаете, если думаете, что я былъ когда-нибудь отцомъ?… Нтъ-съ, покуда Богъ миловалъ, еще ни къ какой юбк не пришился законнымъ бракомъ. Я, батюшка, старый холостякъ… и горжусь этимъ… на могильной плит у себя вело изобразить: сей человкъ жилъ, но не плодилъ нравственныхъ и физическихъ уродовъ’. И затмъ докторъ передаетъ автору нсколько случаевъ, доказывающихъ, что бываютъ легкомысленные, глупые и дрянные родителя. Доказывать такую общеизвстную истину едва я предстояла надобность, да и не въ доказательствахъ тутъ дло. Посредствомъ подбора примровъ можно доказывать все, что угодно, если только не стсняться обобщеніями: мы слыхали читали, что ‘ученье тьма, а неученье свтъ’, что грамотность — язва и т. п. И такіе афоризмы подкрпляясь многочисленными примрами, очень яркими, но ни для кого не убдительными. Разсказы д-ра Клименко тоже нисколько не убдительны, и г. Михайловъ знаетъ это нисколько не хуже насъ, такъ какъ заканчиваетъ свою книжку ‘казусомъ’, происшедшимъ съ самимъ остроумнымъ докторомъ, которому не суждено выставить на своемъ надгробномъ памятник вышеприведенной надписи. Д-ръ Клименко, правда, остался холостякомъ, но у него была въ услуженіи хорошенькая горничная, и докторъ сталъ-таки ‘отцомъ по непредвидннымъ обстоятельствамъ’, которыхъ не въ прав назвать ‘независящими’… и, въ конц-концовъ, долженъ сознаться, что положеніе ‘незаконнаго’ отца отнюдь не привлекательне положенія — ‘законнаго’.
Вообще, разсказы г. Михайлова читаются легко, нкоторые изъ нихъ написаны талантливо, особенно одинъ, озаглавленный: Молодой, полный силы юноша. Разсказъ этотъ, почему-то пропущенный въ оглавленіи, кажется намъ оригинальне другихъ. Въ немъ является совершенно новою фигура ‘генеральскаго сынка’, заставляющаго свою родную мать посредствомъ шантажа выдать часть отцовскаго наслдства, которое она захватила еще при жизни стараго генерала. ‘Молодой, полный силы юноша’ грозятъ публично опозорить всю семью, выведя на чистую воду любовныя похожденія матери и грабительства только что умершаго отца. Юноша ни передъ чмъ не останавливается, для него нтъ ничего святаго и завтнаго: ‘Безпредльная наглость, безсердечная сдержанность, свтская приличность, все то, что прививалось съ дтства къ этому барчуку-баловню, къ этому представителю золотой молодежи, къ этому выдрессированному въ салонахъ приличному юнош, къ этому рысачнику, привыкшему обдавать грязью всхъ и все, не возмущаясь ничмъ, не удивляясь ничему, сказались теперь ярко, отчетливо, цинично’. И фигура юноши вышла въ разсказ г. Михайлова яркою, отчетливою и омерзительною въ своей выдрессированной приличности и вншней ‘порядочности замнившихъ въ немъ совсть и честь. Но въ этомъ-то именно разсказ высказывается вся парадоксальность взглядовъ д-ра Клименко, будто въ дтяхъ виноваты одни ихъ родители. Въ томъ, что маменька ‘юноши’ оказалась негодницею и развратницею, виноваты, прежде всего, старый холостякъ, ея дядюшка, и молодые холостяки, ея кузены и представители той же ‘золодой молодежи’, виноваты вс холостяки, смотрящіе на чужихъ женъ и на двушекъ, принадлежащихъ къ ихъ же семьямъ, какъ на лакомую дичь, охота на которую не воспрещается съ соблюденіемъ лишь нкоторыхъ предосторожностей, строго установленныхъ ‘свтскими приличіями’. Почти къ тмъ же заключеніямъ приводитъ разсказъ: Кукушка новой формаціи, только еще съ нкоторымъ дополненіемъ. ‘Нтъ,— говоритъ д-ръ Клименко,— ея мужъ живъ! Но у него купили ее, заплатили за разводъ, за все… Говорятъ, тысячъ двадцать за товаръ заплатили… Старикъ Эсперовъ, эта оправославившаяся іерусалимская знаменитость биржи и промышленности, окончательно влюбился въ нее и сдлалъ ее своею законною супругою, открывъ передъ нею настежь двери въ аристократическіе салоны и великосвтскіе филантропическіе комитеты’. Этимъ, на нашъ взглядъ, весьма усложняется отвтъ на старый вопросъ: ‘кто виноватъ?’