‘Русская Мысль’, кн. VIII, 1885
Милые бездельники. А. Михайлова. Спб., 1885 г, Шеллер-Михайлов Александр Константинович, Год: 1885
Время на прочтение: 3 минут(ы)
Милые бездльники. А. Михайлова. Спб., 1885 г. ‘Что вы мн толкуете объ общественныхъ интересахъ, объ общественной дятельности, когда у насъ бездльникъ на бездльник сидитъ и бездльникомъ погоняетъ!— горячился одинъ господинъ среднихъ лтъ, споря въ обществ пріятелей о нашихъ общественныхъ длахъ’.— Такъ начинаетъ авторъ свое ‘предисловіе’ къ книжк. ‘Я не про мерзавцевъ говорю, а про бездльниковъ,— поясняетъ спорщикъ.— Мерзавцевъ везд непочатый уголъ, гд есть люди, а я говорю про бездльниковъ, т.-е. про людей, которые ничего не длаютъ, палецъ о палецъ не ударятъ, лежатъ на боку до гробовой доски. Вотъ какого добра у насъ больше всего во всхъ сферахъ. Куда вы ни толкнетесь, вы всюду наткнетесь на такого бездльника. Иной милйшій человкъ, а, все-таки, бездльникъ, дармодъ… Что-жь мудренаго, если при такихъ господахъ дла плохо двигаются впередъ и въ думахъ, и въ банкахъ, и везд?’ Многочисленность такихъ ‘бездльниковъ’ именно у насъ ‘спорщикъ’ объясняетъ тмъ, что ‘мы, по своему благодушію, всегда готовы и пріютить, и накормить, и одть тунеядца, и выгоняемъ его тогда только, когда ужь окончательно убдимся, что онъ прохвостъ…’ Одиннадцать помщенныхъ въ книжк очерковъ посвящены изображенію разныхъ боле или мене ‘милйшихъ’ людей — бездльниковъ и бездльницъ. Написаны вс очерки гладко, литературнымъ языкомъ, во всхъ нихъ проглядываетъ талантливость автора, но… нтъ въ нихъ кое-чего очень важнаго,— нтъ оригинальности. Вс эти ‘бездльники’ и ‘бездльницы’ знакомы намъ, не разъ уже встрчались въ повстяхъ, романахъ, очеркахъ и т. д. Чтеніе этой книжки производитъ впечатлніе пересказа давно слышанныхъ анекдотовъ, давно извстныхъ ‘исторій’ о томъ, какъ бездльничаетъ высокопоставленный сановникъ, состоящій членомъ ‘семидесяти’ казенныхъ, частныхъ и благотворительныхъ учрежденій, какъ бездльничаютъ петербургскія ‘чиновничьи барышни’, ловятъ жениховъ, попадаютъ въ просакъ и на Невскій, гд торгуютъ собою съ тротуара, или — замужъ за карьеристовъ-чиновниковъ и расторговываются тмъ же некупленнымъ товаромъ изъ квартиры, отдланной и содержимой высокопоставленнымъ ‘крестнымъ’. Есть, правда, нсколько новенькихъ штриховъ въ фигур ‘мужа Марьи Александровны’, одного изъ такихъ ‘бездльничающихъ’ карьеристовъ. Только этотъ господинъ уже ‘бездльникъ’ въ иномъ смысл, т.-е. чистйшій прохвостъ и мерзавецъ. Не новъ, самъ по себ, и, все-таки, очень хорошъ ‘идолъ’, купецъ-лабазникъ, своего рода Китъ Китычъ, которому ‘лнь’, все — лнь: рукой двинуть, мозгами пошевелить, лнь выругаться, подраться, говорить, деньги считать… все ‘лнь’. У него обширная хлбная торговля, милліонные обороты, но самъ онъ ровно ничего не длаетъ, сидитъ на скамейк у лабаза, сопитъ, кряхтитъ и сало надаетъ,— такое салище палъ, что самому тяжело передвигать ею съ мста на мсто. А торговля сама идетъ въ силу инерціи и капитала, нажитаго отцомъ и ддомъ. Самъ ожиренный каммерсантъ говоритъ про свою торговлю, что это ‘заведенная машина’, что ‘такъ это все колесомъ и идетъ’. Рано, съ дтства ожирлъ онъ и оскотинился, его ‘идольская’ невозмутимость не знала въ жизни ни тревогъ, ни волненій, ни увлеченій молодости, ни даже простыхъ порывовъ сытаго животнаго. Въ такъ называемыхъ солидныхъ лтахъ ‘идолъ’ совсмъ пересталъ говорить, онъ только изрекалъ стародавнія пословицы, поговорки и присловья съ самымъ серьезнымъ, степеннымъ и ршающимъ видомъ, и вс считали его умнымъ человкомъ, шли къ нему за совтами. ‘И чмъ боле сжатыми длались его приговоры, чмъ безсмысленне становились его изреченія оракула, чмъ сосредоточенне становилась его созерцательно-утробная жизнь, тмъ ‘ъ большимъ уваженіемъ смотрли на него. ‘Святой жизни человкъ!— говорили про него странницы.— Практическій русскій умъ!— разсказывали про него обираемые имъ помщики.— Степенный человкъ!— толковали про него собратья-купцы. Только шальной пропойца мужиченко, когда-то обругавшій его ‘идоломъ’, продолжалъ коситься и, проходя мимо его лабаза, сдвигалъ брови и мрачно бормоталъ: ‘Ишь, идолище!…’
Это лучшій очеркъ въ книжк г. Михайлова. Очень жаль, что авторъ не поработалъ надъ нимъ. Отъ этого ‘идолъ’, при всей своей типичности, все-таки, не настоящій, не цльный типъ. Фигура его не боле, какъ этюдъ, тогда какъ такой ‘степенный человкъ, святой жизни и практическаго русскаго ума’ былъ бы вполн достоинъ занять одно изъ первыхъ мстъ въ серьезной картин.