‘Отечественныя Записки’, No 1, 1883
И молотом, и золотом. Роман. А. Михайлова. Спб., 1885 г, Шеллер-Михайлов Александр Константинович, Год: 1885
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Полное собраніе сочиненій Козьмы Пруткова, съ портретомъ, facsimile и біографическими свденіями. Спб. 1884.
Печально видть человка, пережившаго свою славу, еще печальне, когда онъ не сознаетъ этого. Между тмъ, явленіе это довольно обыкновенное въ литератур, въ особенности въ нашей. Литературныя репутаціи у насъ создаются легко и быстро, а въ сред нашихъ писателей мало такихъ, которые бы понимали, что репутація должна оправдываться, поддерживаться. Въ нашей литератур чрезвычайно много рантьеровъ, если такъ можно выразиться, живущихъ процентами со своей славы и очень мало заботящихся о прирощеніи своего основного капитала. Ихъ уважаютъ по преданію, хвалятъ по привычк, но мало кто перечитываетъ и дйствительно знакомъ съ ними. Ихъ ‘судьбою очень никто не озабоченъ’. Ни о комъ изъ этихъ пенсіонеровъ литературы не напечатаютъ просто: г. такой-то, а непремнно съ прилагательными: ‘маститый’, ‘знаменитый’, ‘уважаемый’ и проч., а чмъ онъ знаменитъ, за что его слдуетъ уважать — это ужь Аллахъ вдаетъ. Понятно, какъ это должно дйствовать на самихъ ‘маститыхъ’ писателей, s!ни теряютъ всякое чутье дйствительности, всякое мрило и продолжаютъ считать себя дятелями и сятелями въ то время, когда ихъ дятельность, давно уже перешла въ область преданія. Новыя поколнія зачастую очень мало или даже совсмъ ничего не знаютъ о знаменитыхъ когда-то литературныхъ авторитетахъ и странное, наполовину грустное, наполовину комичное впечатлніе производитъ такой ‘авторитетъ’, внезапно появившись среди людей современной дйствительности. Онъ претендуетъ на вниманіе, онъ самодоволенъ, онъ говоритъ какъ власть имющій, является какъ дорогой и желанный гость, а вы съ досадливымъ недоумніемъ готовы спросить его: ‘кого имю удовольствіе видть?’ Положеніе обоюдно-тяжелое и неловкое, только кто же виноватъ въ немъ?
Какъ читателямъ, вроятно, извстно, ‘литературную личность Козьмы Пруткова создали и разработали три лица, именно: графъ Алексй Константиновичъ Толстой, Алексй Михайловичъ Жемчужниковъ и Владиміръ Михайловичъ Жемчужниковъ’. Объ этомъ сообщаютъ издатели произведеній Козьмы Пруткова — ‘Алексй и Владиміръ Михайловичи Жемчужниковы’. Издатели произведеній Козьмы Пруткова придаютъ имъ очень серьзное значеніе. Между прочимъ, они говорятъ:
‘Издатели настоящаго собранія сочиненій Козьмы Пруткова, какъ единственныя, по смерти графа Алекся Константиновича Толстого, лица, имющія законное право говорить отъ имени Козьмы Пруткова, и печатать его произведенія, уже неоднократно протестовали печатно противъ злоупотребленія его именемъ. Они вынуждены теперь повторить свой протестъ — не съ цлью безполезной попытки исправитъ литературные правы, по въ предостереженіе нашей публики отъ обмана. Въ предисловіи къ настоящему изданію (см. ‘Біографическія свднія о Козьм Прутков’) перечислены т произведенія Козьмы Пруткова, которыя, принадлежа ему, не вошли въ это собраніе его сочиненій, по соображеніямъ издателей. За симъ, все написанное Козьмою Прутковымъ — въ этомъ изданіи напечатано. Слдовательно, всякія другія произведенія, въ стихахъ или въ проз, рукописныя или печатныя, оглашенныя отъ имени Козьмы Пруткова, не принадлежатъ ему, т. е. составляютъ подлогъ, іица, прибгающія къ такому подлогу, очевидно желаютъ: или придать своимъ произведеніямъ значеніе и всъ, облекаясь въ популярное имя Козьмы Пруткова, или взвалить на него совершеніе такихъ поступковъ, за которые сами хотятъ избгнуть отвтственности’ (I — II).
Смемъ думать, что гг. издатели сильно преувеличиваютъ современное значеніе произведеній Козьмы Пруткова, ровно, какъ и его популярность. Дйствительно, они смотрятъ на эти произведенія, какъ на какіе то важные литературные памятники, относительно которыхъ всякое извстіе и свдніе драгоцнно. Такъ, относительно комедіи ‘Фантазія’, въ которой мы, при самыхъ тщательныхъ поискахъ, не нашли даже… ничего, словомъ, не нашли — издатели сообщаютъ и точную копію съ ‘заглавнаго листа театральнаго экземпляра’, и о цензурныхъ поправкахъ въ род того, что слово ‘цломудренный’ замнено словомъ ‘нравственный’, и объ отзывахъ о пьес тогдашнихъ журналовъ, съ цитатами и съ точнымъ указаніемъ No, и пр., и пр. Подумаешь, дло идетъ о какой-нибудь шекспировской пьес, которой предназначено восхищать собою даже отдаленныхъ потомковъ.
Обратимся теперь собственно къ остроумію и юмору Пруткова. Волей-неволей намъ приходится высказать предварительно-нсколько банальныхъ истинъ, имя въ виду не столько читателя, сколько самого почтеннаго автора. Есть остроуміе и остроуміе. Есть остроуміе — средство и остроуміе — само себ довлющая цль, остроуміе для остроумія. Остроуміе перваго рода — великое подспорье для писателя. Съ его помощью, идея, ради которой оно вызвано, пріобртаетъ блескъ, мощную притягательную силу, способную расшевелить даже вялые и лнивые умы. Такое остроуміе — превосходное средство для популяризаціи идеи, а вдь изъ-за чего же и бьется, и хлопочетъ писатель, какъ не изъ-за этой популяризаціи? Но бываютъ писатели остряки, которые, не мудрствуя лукаво, хлопочутъ объ одномъ только: чтобы было забавно и смшно. Эта, не особенно возвышенная цль, достигается многоразличными путями. Можно, напримръ, сдлать фразу забавной, хлестко заключивши ее ‘складнымъ словечкомъ, звонкой рифмой, и т. п. Можно — другой примръ — вызвать улыбку читателя неожиданнымъ сопоставленіемъ предметовъ, ничего между собою общаго не имющихъ.
Козьма Прутковъ, для произведенія надлежащаго эффекта, пользуется обоими этими пріемами и только одними ими и пользуется. Приведемъ для доказательства заглавія нкоторыхъ его басенъ: ‘Незабудки и Запятки’. ‘Кондукторъ и Тарантулъ’, ‘Цапля и Бговыя дрожки’, ‘Червякъ и Попадья’, ‘Станъ и Голосъ’, ‘Помщикъ и Трава’, ‘Чиновникъ и Курица’, ‘Звзда и Брюхо’, ‘Пастухъ, Молоко и Читатель’. На томъ же самомъ фокус-покус основано и остроуміе цлыхъ стихотвореній Пруткова, напримръ, стихотвореніе ‘Желанія поэта’:
Хотлъ бы я тюльпаномъ быть,
Парить орломъ по поднебесью,
Изъ тучи ливнемъ воду лить,
Иль волкомъ выть по перелсью,
Хотлъ бы сдлаться сосною,
Былинкой въ воздух летать,
Иль солнцемъ землю грть весною,
Иль въ рощ иволгой свистатъ,
Хотлъ бы я звздой теплиться,
Взирать съ небесъ на дальній міръ,
Въ потемкахъ по небу скатиться,
Блистать какъ яхонтъ, иль сапфиръ,
Гнздо, какъ пташка, вить высоко,
Въ саду рзвиться стрекозой,
Кричать совою одиноко,
Гремть въ ушахъ ночной грозой! (30).
Оно, конечно, курьзно и забавно: поэтъ желалъ бы быть тюльпаномъ, волкомъ, стрекозой, орломъ., звздой, совой, грозой, иволгой — это ли не затйникъ!
Не столь часто, но не мене успшно прибгаетъ Прутковъ и къ другому способу смшить и острить — къ игр словами, къ каламбурству. Такова, напримръ, ‘эпиграмма’ за No 11:
Разъ архитекторъ съ птичницей спознался…
И что-жь? въ ихъ дтищ смшались дв натуры:
Сынъ архитектора, онъ строить покушался,
Потомокъ птичницы, онъ строилъ только — куры (46).
Понимаете, гд соль? ‘Куры’, ‘курицы’, ‘строить куры’ — замысловато, чортъ побери, замысловато! ‘Не хитрому уму не выдумать и въ вкъ’. Справедливость, однако же, опять-таки требуетъ замтить, что ‘хитрые умы’ сотрудниковъ ‘Стрекозы’, ‘Осколковъ’, ‘Шута’ выдумываютъ штучки ничуть не мене остроумныя. А ужъ про г. Минаева и говорить нечего.
На что же тратится весь этотъ ворохъ? Къ чему клонится, какихъ цлей достигаетъ эта, порою неподдльно-веселая, порою напряженная шутливость Пруткова? Очень затруднительно отвтить на эти вопросы. Возьмемъ хоть басню ‘Пастухъ, Молоко и Читатель’, благо она короче другихъ.
Однажды несъ пастухъ куда-то молоко,
Но такъ ужасно далеко,
Что ужъ назадъ не возвращался.
Читатель! онъ теб не попадался?
Или возьмемъ еще ‘эпиграмму’ No 1:
— Вы любите ли сыръ? спросили разъ ханжу.
— Люблю, онъ отвчалъ:— я вкусъ въ немъ нахожу.
Каемся: ровно ничего не понимаемъ. Именно ничего: ни того, что тутъ такого остроумнаго, ни того, зачмъ это сочинено, ни того, что вообще этотъ сонъ означаетъ. Но у Пруткова, кром безцльно-смхогворныхъ стишковъ, есть еще ‘мысли и афоризмы’ и если мы желаемъ выяснить идею его остроумничанья, то не правильне ли, не справедливе ли будетъ обратиться къ этимъ ‘мыслямъ’? Гд же и искать мысли, какъ не въ ‘мысляхъ’! Попробуемъ обратиться. Всхъ ‘мыслей’ и ‘афоризмовъ’ собрано Прутковымъ ровно 160 и мы, въ видахъ безпристрастія, процитируемъ 1-й, 20 й, 40-й, 60-й и т. д. афоризмы. Афоризмъ No 1: ‘Обручальное кольцо есть первое звено въ цпи супружеской жизни’ (не особенно ново). Афоризмъ No 20: ‘Что есть лучшаго? Сравнивъ прошедшее свести съ настоящимъ’ (непонятно). Афор. No 40: ‘Пояснительныя выраженія объясняютъ темныя мысли’ (темно). Афор. No 60: ‘И терпентинъ на что-нибудь полезенъ!’ (забавная неожиданность). Аф. 80: ‘Если хочешь быть счастливымъ, будь имъ!’ (непонятно). No 100: ‘Многіе чиновники стальному перу подобны’ (?) No 120: ‘Человку даны дв руки на тотъ конецъ, дабы онъ, принимая лвою, раздавалъ правою’ (?!). No 140: ‘И саго, употребленное не въ мру, можетъ причинить вредъ’ (см. афоризмъ No 60). No 160 и послдній: ‘Никто не обниметъ необъятнаго’. Таковы афоризмы и мысли Пруткова. Мы обезпечили себя отъ упрека въ умышленномъ подбор неудачныхъ афоризмовъ. Предоставляемъ теперь самому читателю судить — заслуживали ли они того, чтобы ихъ сочинить, записать, отдать въ печать и затмъ съ такою помпою издать въ свтъ для всеобщаго поученія.
Въ pendant къ афоризму ‘никто не обниметъ необъятнаго’, мы, съ своей стороны, скажемъ: ‘никто не вернетъ невозвратнаго’. Прошло время, когда читатель могъ удовлетворяться безпредметнымъ и безцльнымъ смшкомъ, остроуміемъ для остроумія. Общество доросло до идей — ихъ оно прежде всего и требуетъ отъ писателя.