В мире случайностей, Хоуэллс Уильям Дин, Год: 1873 читать онлайн, скачать электронную книгу fb2, pdf бесплатно

Время на прочтение: 251 минут(ы)

Въ мір случайностей.

Романъ Вилліама Д. Гоуэльса.

Перев. съ англійскаго Э. Каменцевой.

Изъ клуба, гд въ его честь былъ устроенъ прощальный обдъ, Рэй вмст со своимъ другомъ отправился на вокзалъ. Они прохаживались по платформ, разговаривая о своей жизни, привязанностяхъ, пока оба какъ-то сразу не почувствовали себя очень сонными. Но они старались скрыть это. Другъ Рея длалъ видъ, что не намренъ оставить его раньше двухъ часовъ, когда долженъ прибыть курьерскій поздъ, къ которому прицпятъ спальный вагонъ, ожидавшій на запасномъ пути, а Рэй, съ своей стороны, силился показать, что онъ охотно продолжалъ бы разговоръ.

Наконецъ, они отдлались другъ отъ друга. Рей поспшилъ въ спальный вагонъ и вскочилъ на свою койку, торопливо сбросивъ сюртукъ и сапоги. Но оказалось, что сонъ у него пропалъ. Первое опьяняющее дйствіе шампанскаго прошло, но кровь все еще стучала въ вискахъ и шумла въ ушахъ, когда онъ лежалъ, съ улыбкой вспоминая объ оказанной ему чести и томъ расположеніи, которое выразили ему сограждане. Въ отраженномъ свт этихъ воспоминаній ему рисовалось и блестящее будущее. Теперь ему уже не казалась непріятной необходимость оставить Мидлэндъ, потому что онъ лишился мста при газет ‘Эхо’, и онъ вовсе не завидовалъ своему другу, съ которымъ только что простился и который остался въ газет. Но, помимо своей воли, Рэй все-таки питалъ какое-то непріязненное чувство къ этимъ братьямъ Гэнксъ, которые, пріобртя газету, сочли нужнымъ сократить составъ редакціи ради полученія дохода. Онъ не могъ пожаловаться на ихъ отношеніе къ нему, они были съ нимъ очень откровенны и приняли во вниманіе его интересы, но онъ не могъ не думать, что если бы они дйствительно цнили его, то поняли бы, что имъ гораздо выгодне было оставить его членомъ редакціи. Онъ придавалъ своему отдлу извстный престижъ и авторитетность, онъ это зналъ и съ улыбкой думалъ о Джоу Гэнкс, къ которому перешелъ теперь его отдлъ. Онъ надялся, что сегодня, когда такъ ясно обнаружилось уваженіе, которое питаютъ къ нему его сограждане, эти Гэнксы поняли свою ошибку, они вс трое были на обд и Мартинъ Гэнксъ даже произнесъ спичъ, въ которомъ звучало и сожалніе, и уваженіе, но который, впрочемъ, не примирилъ его съ ними. Вспоминая не разъ слышанныя слова, что онъ губитъ свой талантъ, работая въ ежедневной газет, Рэй охотно склонялся къ признанію, что Гэнксы во всякомъ случа не причинили ему вреда. Онъ и самъ часто чувствовалъ своего рода несообразность въ томъ, что умственныя способности человка, поэмы котораго помщались въ ‘Century Bric Вгас’ и въ ‘Ящик Гарнера’, разсказъ котораго нсколько лтъ тому назадъ былъ принятъ,— хотя еще не напечатанъ,— въ журнал ‘Atlantic’,— что эти способности растрачиваются на мелкія газетныя замтки или даже на передовыя статьи. Имя въ портфел рукопись повсти и около 400—500 долларовъ, которые ему удалось скопить изъ жалованья, онъ не считалъ нужнымъ тотчасъ-же приступить къ газетной работ. Онъ долженъ раньше потерпть окончательное фіаско въ литератур, и уже тогда прибгнуть къ журналистик, куда доступъ для него всегда будетъ открытъ.

Въ минуты радужнаго настроенія Рэй сильно разсчитывалъ на свою повсть. Онъ не отрицалъ, что въ ней много слабыхъ мстъ, которыя не поддавались передлк, потому что онъ мало зналъ жизнь, въ чемъ очень неохотно сознавался, но она имла и свои достоинства, и онъ врилъ, что она будетъ имть успхъ, если ему удастся найти издателя.

Онъ читалъ отрывки изъ нея своему другу, Сандерсону, и тотъ ихъ одобрилъ. Конечно, Сандерсонъ не могъ быть компетентнымъ судьей: онъ созданъ исключительно для газетной работы, хотя съ тхъ поръ, какъ Рэй покинулъ ‘Эхо’, и онъ заговорилъ о намреніи тоже бросить газету и посвятить себя литератур. Рэй боялся, что его другъ встртитъ неудачу въ Нью-орк, но все-таки поощрялъ его, потому что былъ очень привязанъ къ нему. Онъ теперь думалъ о томъ, какой Сандерсонъ добрый, преданный парень: Сандерсонъ похвалилъ повсть не только ея автору, но и своимъ знакомымъ. Теперь вс знали, что Рэй написалъ повсть, и многія изъ двицъ говорили, что умираютъ отъ нетерпнія увидть ее. Одной изъ нихъ онъ далъ прочесть. Его нсколько покоробило, когда она сказала, что повсть немного напоминаетъ ей Тэккерея, онъ дйствительно подражалъ Тэккерею, но притворялся, что этого не замчаетъ, и надялся, что и никто другой не замтитъ. Она узнала нкоторыя черты, срисованныя имъ съ самого себя, и это ему не понравилось, онъ также старался скрыть, что описалъ въ повсти самого себя. Но, въ общемъ, ея слова придали ему много вры и въ свои силы, и въ успхъ повсти. Ему казалось, что если оттнки мысли и красоты слога понравились такой двушк, какъ она, а человкъ, подобный Сандерсону, увлекся замысломъ, то въ повсти есть два главныхъ элемента, обезпечивающихъ успхъ. Онъ думалъ, какъ изящна и очаровательна эта двушка и вмст съ тмъ сознавалъ, что не влюбленъ въ нее. Онъ вообще думалъ о томъ, какъ милы двушки, въ Мидлэнд было много красивыхъ и, вроятно, онъ давно бы влюбился, если бы не старая юношеская страсть, которая, казалось, лишила его способности влюбляться еще раньше, чмъ онъ пріхалъ въ Мидлэндъ. Онъ даже нсколько гордился этимъ.

Ничто не связывало его и ничто не мшало ему въ жизни. Въ поискахъ за счастьемъ ему не приходилось заботиться ни о комъ. Посл долгихъ лтъ упорныхъ усилій отцу его удалось, наконецъ, очень хорошо устроиться въ томъ маленькомъ захолустномъ городк, изъ котораго Рэй пріхалъ въ Мидлэндъ, его братья отправились далеко на западъ, одна изъ его сестеръ выходила замужъ, другая еще училась. Никто изъ нихъ не нуждался въ его помощи. Раздумывая обо всемъ, снъ пришелъ къ заключенію, что онъ большой счастливецъ, и съ увренностью ршилъ, что достигнетъ своего, если будетъ настойчиво добиваться. Онъ лежалъ съ улыбкой надежды и самодовольства и прислушивался къ разнообразнымъ звукамъ на станціи: къ шуму шаговъ на платформ, къ голосамъ, къ звону колоколовъ на локомотивахъ {Въ Америк, при приближеніи позда къ станціи, вмсто свистковъ, даютъ сигналъ ударомъ въ колоколъ, прикрпленный къ локомотиву. Пер. }, къ стуку, дребезжанію и грохоту поздовъ, которые прибывали и отбывали, а его вагонъ все еще стоялъ на запасномъ пути. Рэй испытывалъ чувство легкаго равнодушія къ городу, который онъ собирался покинуть, но въ тоже время и нкоторую нжность, потому что, хотя городъ и не былъ Нью-оркомъ, но ему тамъ жилось хорошо, его тамъ цнили, а Рэй не былъ неблагодаренъ. Въ общемъ онъ былъ доволенъ, что согласился писать письма для ‘Эхо’, о чемъ братья Гэнксъ попросили его на прощаніе. Онъ зналъ, что они это сдлали подъ давленіемъ общественнаго мннія и потому, что другіе считали его отъздъ значительной потерей для газеты. Ему улыбалась мысль, что онъ будетъ напоминать о себ читателямъ ‘Эхо’, если ему не удастся устроиться въ Нью-орк, онъ можетъ вернуться въ Мидлэндъ. Хотя Рэй надялся, что его повсть будетъ имть успхъ, но до тхъ поръ, не смотря на незначительность пяти долларовъ въ недлю, которые братья Гэнксъ предложили ему за письма, они будутъ далеко не лишними. Къ тому же онъ вправ отказаться отъ этой работы, когда ему вздумается. Правда, онъ мечталъ о слав и богатств, но это пока только мечты, зачмъ же выпускать синицу изъ рукъ изъ-за журавля въ неб.

Яркій лучъ электрическаго фонаря изъ-подъ черной крыши вокзала проникъ въ его окно, не совсмъ плотно задернутое занавской, и онъ почувствовалъ, что вагонъ толкнуло назадъ. Онъ, вроятно, задремалъ, такъ какъ не замтилъ прибытія курьерскаго позда, къ которому уже прицпляли спальный вагонъ. Его охватила легкая тоска, когда изъ освщеннаго города поздъ двинулся въ темную даль. Онъ приподнялъ занавску, чтобы взглянуть на послдніе огни: Мидлэндъ медленно отступалъ назадъ въ безвозвратное прошлое.

II.

Къ вечеру слдующаго дня поздъ приближался къ Нью-орку по длинному, низкому мосту, перекинутому черезъ устье рки возл Нью-Джерси.

Чтобы сократить расходы, Рэй посл завтрака перешелъ изъ спальнаго вагона въ обыкновенный. Хотя онъ вообще охотно тратилъ свои доллары, пока они были ему не особенно нужны, но теперь считалъ безуміемъ выбросить даже одинъ на то, чтобы имть спальный вагонъ на всю дорогу. Удовольствіе, испытанное при мысли, что долларъ остался въ карман, послужило ему наградой за добродтель. Онъ развлекался сочиненіемъ романовъ о пассажирахъ, которые входили и выходили, прочелъ большую часть книги, взятой съ собою, и мысленно составилъ рецензію на нее. По временамъ онъ разговаривалъ со своими случайными сосдями. Онъ съ жадностью полъ на станціи, гд поздъ остановился на двадцать минутъ для обда, и въ теченіе дня нсколько разъ, засыпалъ, вознаграждая себя такимъ образомъ за недостаточный сонъ ночью. Въ послдній разъ онъ проснулся съ чувствомъ какой-то безотчетной тревоги, которую онъ потомъ объяснилъ себ естественнымъ безпокойствомъ при мысли о приближеніи къ большому чужому городу, гд должна была ршиться его судьба. Теперь онъ уже не былъ такъ полонъ надеждъ, какъ при прощаніи съ Мидлэндомъ, хотя зналъ, что ршительно нтъ основаній терять ихъ именно въ эту минуту.

Поздъ стоялъ на какой-то станціи. Раньше, чмъ онъ тронулся, въ вагонъ вошелъ кондукторъ и заявилъ:

— Поздъ идетъ въ Джерси-Сити. Пересадка для желающихъ остановиться на пригородныхъ станціяхъ. Поздъ идетъ въ Джерси-Сити безъ остановокъ.

Кондукторъ вышелъ, заперевъ за собою дверь.

— Ахъ, Боже мой, что онъ сказалъ?— воскликнула какая-то женщина съ ребенкомъ на рукахъ и вскочила съ своего мста.

Другая, тоже съ ребенкомъ на рукахъ, встала и молча оглянулась вокругъ. Она сидла напротивъ первой, видно было, что он хали вмст. Наблюдая ихъ съ тмъ интересомъ, какой возбуждали въ немъ вс молодыя женщины, какъ необходимый элементъ въ роман, Рэй замтилъ, что он очень похожи другъ на друга. Волненіе первой, казалось, передалось ея золотисто-каштановымъ волосамъ: одна прядь ихъ выбилась изъ прически и повисла сбоку. Ребенокъ капризничалъ, и она неустанно качала его, качала даже въ моментъ испуга, который поднялъ ее на ноги. Ея вопросъ былъ брошенъ какъ бы всему вагону, но одинъ старый господинъ отвтилъ за всхъ:

— Онъ сказалъ, что этотъ поздъ не остановится до Джерси-Сити.

Молодая женщина опять сла и попробовала открыть окно вагона. Ребенокъ мшалъ ей, и господинъ, отвтившій на ея вопросъ, поспшилъ къ ней на помощь. Поблагодаривъ его, она откинулась назадъ, а ея спутница нагнулась къ ней и шепнула что-то. Та подняла руку и поправила выбившуюся прядь волосъ. Пока она занималась этимъ, ребенокъ овладлъ ея кошелькомъ и пересталъ капризничать, онъ дергалъ его, стараясь открыть, ударялъ имъ то въ спинку скамейки, то по лицу матери, дитя все боле и боле увлекалось забавой и начало смяться. Вдругъ, когда поздъ былъ уже на половин моста, ребенокъ повернулся къ окошку и, потянувшись за парусомъ проходившей мимо шлюпки, выронилъ кошелекъ. Мать опять вскочила съ воплемъ, раздавшимся на весь вагонъ:

— О, что мн теперь длать? Онъ выбросилъ мой кошелекъ… тамъ вс мои деньги до послдняго цента. О, нельзя-ли остановить поздъ?

Ребенокъ снова заплакалъ. Вс пассажиры выглянули въ онно. Рэй видлъ, какъ кошелекъ погрузился въ воду, и какъ затмъ прислужникъ, явившійся на крикъ, прошелъ по вагону и, насмшливо улыблясь, заговорилъ съ кондукторомъ, вошедшимъ съ другого конца, Кондукторъ покачалъ головой. Поздъ продолжалъ двигаться, и, конечно, было невозможно и безполезно останавливать его. Об женщины наклонились другъ къ другу и возбужденно шептались. Он отдали кондуктору свои билеты и разсказали, какъ все случилось. Тотъ опять покачалъ головой.

Когда онъ подошелъ къ Рэю за билетомъ, молодой человкъ сталъ разспрашивать о происшествіи.

— Да, я думаю, она говоритъ правду,— сказалъ кондукторъ.— Въ кошельк были вс ея деньги, десять долларовъ и немного мелочи, и, конечно, она сама дала его ребенку поиграть… какъ разъ возл открытаго окна. Совсмъ по-женски! Он обращаются съ деньгами, какъ дти! Было бы иначе, если бы имъ самимъ приходилось добывать ихъ. Я увренъ, что тамъ былъ недльный заработокъ какого нибудь бдняги. Судя по виду, он не принадлежатъ къ тмъ людямъ, которые могутъ выбрасывать деньги за окна.

— Не знаете-ли, куда он направляются?— спросилъ Рэй.— дутъ дальше отсюда?

— О, нтъ! Он живутъ въ Нью-орк, гд-то далеко въ восточной части.

— Какъ же он доберутся туда съ малютками? Не могутъ же он идти пшкомъ.

Кондукторъ пожалъ плечами.

— Я думаю, придется попробовать!

— Послушайте,— сказалъ Рэй.— Онъ вынулъ долларъ и далъ его кондуктору.— Узнайте, осталось-ли у нихъ что нибудь, если нтъ, скажите, что одинъ изъ пассажировъ просилъ ихъ принять это на конку. Не говорите только,— кто именно.

— Ладно,— сказалъ кондукторъ и направился въ слдующій вагонъ. Только вернувшись оттуда, онъ остановился и заговорилъ съ молодыми женщинами. Прежде чмъ подойти къ Рэю, онъ нарочно опять прошелъ черезъ весь вагонъ и потомъ уже какъ бы случайно наклонился къ нему и съ разсяннымъ видомъ проговорилъ:

— Вс ихъ деньги, до послдняго цента, были въ кошельк. Удивительно, какъ еще билеты не были тамъ. Он сперва не хотли брать вашего доллара, но, видно, нужда заставила. Он живутъ наверху Третьей и Сто первой улицы, та, которая дала ребенку деньги, глядитъ совсмъ измученной. Он не могли бы дойти туда пшкомъ. Я имъ сказалъ, что деньги дала пассажирка. Кажется, имъ такъ легче было принять.

— Несомннно,— согласился Рэй, довольный политикой кондуктора.

III.

Когда поздъ остановился въ Джерси-Сити, Рэй поспшно вышелъ изъ вагона, чтобы не потерять изъ виду своихъ незнакомокъ и быть поближе къ нимъ во время переправы на паром. Он сидли сперва въ кают, потомъ стали у носа чтобы сойти на берегъ первыми. Он держали на рукахъ дтей и молчаливо любовались нью-іоркскимъ берегомъ, изрдка обмниваясь словами.

Рэй тоже любовался своеобразной красотою берега, сложившейся страннымъ образомъ изъ самыхъ грубыхъ деталей Двигавшіеся туда и назадъ паромы, громадныя баржи, перевозившія товарные позда, катеры на буксир рчныхъ пароходовъ, снующія мимо жалкія шлюпки, съ легко надутыми слабымъ втеркомъ парусами, стоящія на якор суда, наполняющія весь берегъ лсомъ своихъ мачтъ, сквозь который прибрежные пароходы кажутся какими-то фантастическими виллами на колесахъ, безобразныя крыши и фасады домовъ, огромныя неуклюжія массы десяти-этажныхъ зданій, удобныхъ для торговли, но приводящихъ въ отчаяніе артиста,— все это вмст было нелпо, чудовищно и въ то же время невроятно живописно. Рэй ни въ чемъ не замчалъ недостатковъ. Его не отталкивала эта дисгармонія формъ, выражавшая въ слабой степени борьбу внутреннихъ интересовъ. Его ничто не пугало. Онъ только крпко сжималъ ручку своего дорожнаго мшка въ которомъ лежала рукопись, какъ бы не желая разставаться съ нею ни на минуту, пока она не очутится подъ покровительствомъ какого нибудь издателя. Онъ не ршился оставить ее въ сундук, сданномъ въ багажъ, и теперь, увидавъ этотъ сундукъ нагруженнымъ на возъ вмст съ другими вещами, невольно пощупалъ мшокъ, какъ бы желая лишній разъ убдиться въ цлости рукописи. Все время онъ не упускалъ изъ виду женщинъ, которыя всячески старались занять своихъ дтей, то обращая ихъ вниманіе на воду, то на суда, то на лошадей, находившихся въ отгороженномъ для возовъ мст парома. Но дти капризничали, теребили женщинъ за волосы, вцплялись въ ихъ шляпы, вызывая неодобрительные взгляды пассажировъ. Отъ времени до времени женщины уныло обмнивались словами. Та, ребенокъ которой выбросилъ кошелекъ съ видомъ безнадежнаго отчаянія раскачивалась всмъ тломъ взадъ и впередъ, чтобы хоть какъ нибудь успокоить ребенка. Об были хороши собою, но на одной лежалъ отпечатокъ блдности и худобы, свойственный молодымъ матерямъ, другая, тоже худощавая, по свжести и по сложенію, могла быть скоре принята за двушку, она была мене печальна, и вмст съ тмъ и боле серьезна. Замтивъ, что Рэй смотритъ на нее, она скромно отвернулась, успвши, безъ сомннія, сразу разглядть его изящную фигуру, правильное лицо съ темными глазами и рзко очерченными бровями, его пробивающіеся черные усы и темный цвтъ лица съ небольшимъ количествомъ веснушекъ.

Рэй принадлежалъ къ числу тхъ мужчинъ, которые не обращаютъ вниманія на свою наружность, онъ зналъ, что красивъ, но мало этимъ интересовался, его занимали другіе вопросы. Конечно, когда эти мягкіе женскіе глаза остановились на немъ на секунду, онъ желалъ понравиться ихъ обладательниц, но при этомъ не думалъ о своей вншности и о томъ, какое впечатлніе онъ производитъ на нее. Онъ ужъ вообразилъ себ, что они на столько близко знакомы, что онъ ей декламируетъ стихи или читаетъ вслухъ любимаго автора, и она раздляетъ его восхищенье. Не смотря на предположеніе, что она замужемъ, Рэй могъ, конечно, позволить своей фантазіи эту вольность, такъ какъ ихъ воображаемая интимность была столь же далека отъ дйствительности, какъ царство сна отъ реальной жизни. Он об имли изящный видъ, хотя были бдно одты и, казалось, никогда не одвались лучше. Он не походили на столичныхъ жительницъ, но не походили и на женщинъ простого класса, на нихъ не было того отпечатка щегольства, который Рэй замчалъ на другихъ независимо отъ стоимости костюма, ихъ шляпы отзывались домашнимъ издльемъ, фасонъ ихъ простыхъ платьевъ былъ, казалось, придуманъ и сдланъ ими самими, безъ подражанія господствующей мод, по ихъ личному вкусу, который ему очень понравился. Онъ началъ мысленно описывать ихъ и придалъ имъ что-то трогательно-идиллическое. Фраза вышла нсколько неопредленная, но достаточно ясная для него. Ребенокъ, выбросившій кошелекъ, дошелъ до полнаго недовольства всмъ окружающимъ, и мать его разсянно повернулась, отыскивая ему новое развлеченіе. Въ этотъ моментъ изъ дамской каюты послышался мягкій свистъ, похожій на щебетаніе птицы, такой низкій и полный, что онъ, казалось, вытснилъ вс другіе звуки. Нкоторые изъ толпы направились въ каюту, другіе стояли и съ удовольствіемъ прислушивались къ безхитростному мотиву. Рэй послдовалъ за своими ‘идиллическими сестрами’ въ каюту и увидлъ тамъ негра, сидвшаго на полу, со шляпой въ одной рук, его толстыя губы извлекали пріятные звуки, поразительно напоминавшіе пніе дроздовъ въ густомъ лсу. Когда эта лсная музыка прекратилась и старый негръ, тряхнувъ своей большой головой, началъ ковылять вокругъ образовавшейся группы слушателей, каждый бросилъ что нибудь въ его шляпу. Рэй замтилъ, что сестры, стоявшія напротивъ него, о чемъ-то совщались. Младшая держала въ рукахъ его долларъ. Она что-то сказала негру, и онъ, вынувъ часть серебра изъ своей шляпы, размнялъ ей бумажку. Тогда она дала ему какую-то монету. Онъ низко поклонился и, сказавъ: ‘благодарю васъ, барышня’, пошелъ дальше.

Эта своеобразная сдлка разсмшила нкоторыхъ пассажировъ, и Рэй слышалъ, какъ кто-то замтилъ:

— Н-да, я въ первый разъ вижу подобную штуку. Я бы скоре ужъ осмлился попросить сдачи у сторожа, когда онъ обходитъ съ тарелкой въ церкви. Да, разные бываютъ люди!

Говорившаго можно было принять за провинціальнаго купца, который въ первый разъ пріхалъ по дламъ въ столицу: его спутникъ, имвшій спокойный и самоувренный видъ бывалаго человка, сказалъ:

— Много всякихъ людей въ Нью-орк. Вы увидите здсь еще боле странныя вещи. Я окажусь плохимъ знатокомъ человческой природы, если допущу, что тотъ черный выигралъ отъ этой сдлки.

— Какъ, неужели вы думаете, что онъ получилъ фальшивую бумажку?

Говорившіе потерялись въ толп, которая теперь тснилась у дверей каюты. Паромъ приближался къ пристани. Толкаясь то носомъ, то бокомъ, онъ, наконецъ, остановился. Послышался лязгъ тяжелой цпи, которой его причаливали, толпа хлынула и раздался глухой топотъ копытъ и шумъ колесъ съзжающихъ фургоновъ. Рэй оглянулся, чтобы въ послдній разъ посмотрть на женщинъ съ дтьми, но он уже исчезли изъ виду.

IV.

Сойдя съ высокой насыпи, Рэй самъ понесъ свой мшокъ, отказавшись отъ услугъ маленькаго итальянца, который терся у его локтя, предлагая теперь донести его вещи посл неудавшейся попытки вычистить ему сапоги. Молодой человкъ остался доволенъ своей бережливостью въ ущербъ мальчику, у котораго босыя ноги выглядывали изъ рваныхъ башмаковъ, онъ глядлъ на его лохмотья съ безучастіемъ, внушаемымъ неопытностью: провинціальное воспитаніе пріучило его считать бережливость добродтелью. Грязь улицъ, по которымъ онъ шелъ, не оскорбляла его глазъ, такъ же какъ страшный грохотъ и шумъ не дйствовали непріятно на его слухъ, его крпкіе, молодые нервы были въ силахъ вынести вс невзгоды, какія ему готовила столичная жизнь, а сердце было переполнено лишь сладостными надеждами. По рекомендаціи, онъ направился въ гостиницу, гд можно устроиться по европейски, т. е. нанять комнату за семьдесятъ пять центовъ въ сутки, а сть гд угодно. Когда онъ въ первый разъ былъ въ Нью-орк, онъ жилъ въ американскомъ отел, теперь же ршилъ устроиться экономне. Зданіе гостиницы было красиво снаружи, но внутренность ея не соотвтствовала наружному великолпію и, когда клеркъ потребовалъ деньги впередъ, гордость Рэя была даже возмущена. Клеркъ сказалъ, что на эту ночь онъ не можетъ дать ему номера съ окнами на улицу, но завтра постарается перемнить его. Распорядившись заране, чтобъ сундукъ доставили въ этотъ отель, Рэй волей-неволей попросилъ показать ему комнату. Она оказалась большимъ шкафомъ въ стн корридора, но въ ней было окно около кровати, комодъ, умывальный столикъ — и Рэй не видлъ, почему бы онъ не могъ здсь выспаться. Все же онъ былъ радъ, что мидлэндскіе друзья не могутъ увидть его въ этой конур, и ршилъ завтра же покинуть эту гостиницу. Это было не подходящее мсто для человка, которому въ Мидлэнд были оказаны самыя высокія почести, какія только могутъ быть оказаны молодому человку. Отправляясь ужинать, онъ поспшно прошелъ черезъ контору, чтобы не быть замченнымъ какимъ нибудь мидлэндцемъ, если бы таковой случайно оказался тамъ, и спустился въ нижній этажъ, гд, по словамъ клерка, находился ресторанъ. Покончивъ со своимъ супомъ изъ устрицъ, онъ направился было къ двери, ведущей на улицу, но былъ остановленъ на порог лакеемъ, догнавшимъ его словами:

— Господинъ! вы не заплатили за ужинъ.

— Ахъ, я забылъ объ этомъ!— воскликнулъ Рэй и, взявъ со стола счетъ, расплатился у кассы. Многочисленными извиненіями онъ старался доказать свою честность, но тщетно: въ этомъ ресторан слишкомъ привыкли къ подобнымъ продлкамъ. Кассиръ, конечно, ничего не сказалъ, но имлъ такой видъ, какъ будто не врилъ, и Рэй, смущенно прокравшись въ свой номеръ, чтобы забыть непріятность, принялся за чтеніе своей повсти. Онъ то и дло исправлялъ ее, переписывалъ и перекраивалъ предложенія, стараясь довести слогъ до совершенства своего идеала, его идеалъ нсколько колебался между Тэккереемъ и Hamthorne’омъ. Просматривая теперь эти давно знакомыя страницы, онъ почувствовалъ тоску по родин: страницы воскресили въ его памяти Мидлэндъ и жителей этого милаго города. Отъ нихъ еще вяло то легкимъ запахомъ сигары Сандерсона, то нжнымъ ароматомъ духовъ той двушки, которая узнала его самого въ этой повсти… вдь онъ былъ принятъ въ лучшемъ мидлэндскомъ обществ… какая разница между гостиными, гд онъ навщалъ этихъ милыхъ двушекъ, и жалкой каморкой въ дешевомъ нью-іоркскомъ отел! Его повсть какъ бы раздляла съ нимъ его униженіе: она ему показалась слабой и негодной, онъ теперь не надялся найти издателя для нея. Ему стало совстно при мысли, съ какимъ пренебреженіемъ онъ думалъ ночью о предложеніи братьевъ Гэнксъ, и теперь радовался, что у него есть, на что опереться… Какъ бы узнать, можно ли прожить въ Нью-орк на пять долларовъ въ недлю? Онъ не можетъ позволить себ тратить изъ накопленныхъ денегъ, а между тмъ, пожалуй, придется. Въ Мидлэнд прекрасный столъ и квартира стоятъ пять долларовъ въ недлю.

Онъ ршилъ сейчасъ же приняться за письмо въ ‘Эхо’. Но предварительно, чтобы подышать свжимъ воздухомъ, онъ попробовалъ открыть окно, оказалось,— оно не открывается. Тогда, чтобы не задохнуться въ этой духот и жар, онъ открылъ окошечко надъ дверью,— и вдругъ какіе-то голоса, которые раньше едва были слышны, донеслись къ нему совсмъ явственно, и ему пришлось невольно подслушать происходившій тамъ разговоръ.

Разговаривало двое, одинъ говорилъ съ безнадежнымъ отчаніемъ, а другой длалъ по временамъ безуспшныя попытки пріободрить перваго. Утшитель говорилъ глубокимъ низкимъ голосомъ и его словъ часто нельзя было разобрать, упавшій духомъ человкъ говорилъ нервно высокимъ фальцетомъ, который звучалъ, какъ надтреснутый колокольчикъ.

— Нтъ,— сказалъ онъ,— ужъ лучше объявить себя банкротомъ, Безполезно тянуть такимъ образомъ. У меня довольно хорошія условія: меня вс знаютъ и всмъ извстно, что я сдлалъ все, что могъ. Я заплачу около пятидесяти центовъ за долларъ, наврядъ ли кто-нибудь изъ купцовъ платитъ больше, при ликвидаціи, если я когда нибудь опять стану на ноги, я заплачу долларъ за долларъ,— они это знаютъ.

Человкъ съ низкимъ голосомъ возразилъ что-то, чего Рэй не могъ разобрать. Его собесдникъ, очевидно, тоже не разслышалъ и спросилъ:— ‘Что вы сказали?’. Посл того, какъ тотъ повторилъ свои слова, купецъ отвтилъ:

— О, да! я знаю. До сихъ поръ у насъ былъ и просторъ, и раздолье, а теперь приходится мельче плавать, и я думаю, что мн лучше всего убраться. Мы, дйствительно, преуспвали нкоторое время, и наше мстечко съ проведеніемъ желзной дороги собиралось уже стать большимъ городомъ. Но когда она прошла, она не оправдала нашихъ ожиданій. Казалось, намъ теперь гораздо легче выплыть на свтъ Божій, мы получали вс удобства транспортировки, какихъ только могли желать. И что же? Большинство потребителей стали здить для закупокъ въ большіе города, и легкость перевозки подорвала наши промыслы. Судьба была противъ насъ. Мы поставили очень высокую ставку, въ разсчет на то, что для насъ должна была сдлать желзная дорога, и проиграли. Мы потратили вс наши средства, чтобъ добиться проведенія дороги, а она пришла и убила насъ. Мы разобрали ея акціи и все сидимъ съ ними — видно, никто за ними не гонится, мы бы теперь уступили ихъ безъ борьбы. Одно время мы хлопотали, чтобы вагонныя мастерскія построили у насъ, но ихъ построили дальше по линіи, и мы даже не пикнули! Что-жъ такое? Да, но видите ли, я вдь часть нашего города. Я всю свою жизнь работалъ и не разъ бывали времена, когда мн грозило разореніе, я кое-какъ изворачивался, но, кажется, мн не извернуться теперь. Да и для чего? Почти каждый изъ торговцевъ, которыхъ я знаю, раньше или позже объявлялъ себя несостоятельнымъ, нкоторые продлывали это по три-по четыре раза, а затмъ, собравъ кое-какія крохи, опять принимались за дла. Я думаю, что мн остается только поступить такимъ же образомъ. Мою жену и меня удерживала отъ этого какая-то гордость, но, видно, и намъ не миновать. Иногда мн кажется, будто кто-то нарочно это подстроилъ. Я потерплъ большіе убытки,— для такого мелкаго торговца, какъ я,— на матеріи ‘Веселые глазки’ — у меня на рукахъ остался огромный запасъ ея. Она была въ мод. Женщины постоянно спрашивали ‘Веселые глазки’, точно каждая изъ нихъ собиралась и жить, и быть похороненной въ этой матеріи. Вдругъ — никто изъ нихъ и притронуться не хочетъ!.. Вотъ съ этого, да съ масла все и началось. Вы знаете, провинціальный купецъ принужденъ принимать все масло, которое къ нему приносятъ, и ему большей частью приходится платить за него, какъ за сливочное, а продавать по цн сала. Вы скоре можете осмлиться предупредить женщину насчетъ поведенія ея дочери, чмъ сказать ей, что она приготовляетъ дурное масло, скажите — и будьте уврены, что видите эту покупательницу въ послдній разъ. Но въ конецъ убило меня паденіе цнъ на bric—brac. Если бы не это, я, пожалуй бы, еще какъ нибудь пробился. Тогда былъ большой спросъ на японскія бездлушки и держался съ такимъ постоянствомъ, что я накупилъ ихъ массу во время своего послдняго пребыванія въ Нью-орк, а теперь ихъ никто и въ руки на беретъ: хоть даромъ отдавай… Да, все это не больше, какъ игра, и нельзя угадать, на чью сторону выпадете счастье. Тутъ нельзя съ большей увренностью держать пари, чмъ на скачкахъ. Охъ-хо-хо! какъ бы я хотлъ умереть.

Человкъ съ низкимъ голосомъ опять что-то пробормоталъ.

— Что вы сказали? О, да! проповдывать легко, я давно слышалъ про законъ спроса и предложенія. Но во всемъ этомъ такъ же мало закона, какъ и въ азартной карточной игр. Если-бъ не моя бдная жена, я бы наложилъ на себя руки. Право!

Человкъ съ низкимъ голосомъ, очевидно, поднялся, послышалось шарканье ногъ и вслдъ затмъ разговоръ у дверей объ обыденныхъ вещахъ, оба собесдника обмнялись прощальными привтствіями, и все стихло. Рэю жаль было своего несчастнаго сосда, но онъ не нашелъ ничего особеннаго въ томъ, что услышалъ. Разсказъ не возбудилъ его любопытства: обыденное явленіе и, съ точки зрнія драматизма, оно ни въ какомъ случа не могло сравниться, напримръ, съ разочарованіемъ первой любви, которое онъ такъ тщательно изучалъ для своей повсти на основаніи своего личнаго горькаго опыта. Все-таки разсказецъ могъ пригодиться для начала перваго письма изъ Нью-орка для мидлэндскаго ‘Эхо’. Рэй воспользовался имъ, чтобы иллюстрировать огромность Нью-орка и показать, изъ какихъ странныхъ случайностей и столкновеній складывается тамъ жизнь. Онъ нсколько юмористически описалъ предстоящее банкротство лавочника, вызванное излишнимъ запасомъ японскихъ издлій: вдь это было не настоящее, не сердечное горе, и причина его, казалось, находилась въ странномъ несоотвтствіи съ результатомъ. Описывая этотъ случай, какъ нчто подслушанное въ отел, онъ постарался нсколькими штрихами придать отелю больше великолпія, чмъ то было въ дйствительности.

Начало письма вышло очень удачно и, когда онъ улегся спать, торчавшіе изъ тонкаго тюфяка волосы не помшали ему крпко заснуть.

Утромъ Рэй ршилъ не завтракать въ ресторан отеля, отчасти потому, что ему непріятно было встрчаться съ тми, которые вчера заподозрили его въ намреніи улизнуть, не заплативъ за ужинъ, а отчасти потому, что ресторанъ посщался, повидимому, больше всего купцами изъ провинціи, а ему хотлось увидть настоящій Нью-оркъ. Онъ давно слышалъ объ иностранныхъ ресторанахъ, гд за дешевую цну подается завтракъ въ нсколько блюдъ, и отправился на поиски. Въ одной изъ боковыхъ улицъ онъ замтилъ отель съ дугообразной вывской надъ дверями, на которой золотыми буквами было написано: ‘Restaurant Franais’. По об стороны входа стояли живыя растенія въ большихъ кадкахъ, отъ этихъ кадокъ къ косякамъ двери тянулись шнурки и проволоки, по которымъ подымались вьющіяся растенія, образуя нчто врод бесдки, мальтійскій котъ, въ поз сфинкса, дремалъ въ густой зелени. Сердце Рэя забилось сильне при вид этой обстановки, давно знакомой по книгамъ его воображенію. Несходство предметовъ возбуждало лишь поэтическое настроеніе, и онъ заглянулъ въ окно съ такимъ чувствомъ, какъ-будто находился, въ самомъ дл, у входа въ парижскій ресторанъ: рисовались даже веселыя, легкомысленныя сценки. Въ то время, когда онъ мысленно уже сидлъ тамъ у одного изъ и аленькихъ столиковъ, vis—vis съ хорошенькой актрисой, только что сочиненной имъ для этого случая, онъ стоялъ на тротуар и раздумывалъ, получитъ ли завтракъ такъ рано, въ восемь часовъ утра, и не обнаружитъ ли такимъ раннимъ появленіемъ свой провинціализмъ. Въ ресторан Рэй не нашелъ никого, кром кельнера, снимавшаго стулья со стола, которые онъ туда поставилъ, пока подметалъ полъ. Кельнеръ сейчасъ же подошелъ къ столику Рэя, съ салфеткой, ножомъ и вилкой и, привтливо пожелавъ ему добраго утра, накрылъ для него столъ. Затмъ онъ принесъ съ полъярда длиннаго французскаго хлба, маленькій кружокъ свжаго американскаго масла и спросилъ, что желаетъ онъ къ своему кофе: котлету или бифштексъ? Бифштексъ былъ убранъ вточкой креса, а кофе поданъ въ котелк. Кельнеръ, одинъ глазъ котораго былъ устремленъ на Рэя, а другой имлъ неопредленное направленіе, налилъ кофе въ чашку и сталъ не вдалек съ выраженіемъ сочувствія къ аппетиту молодого человка. Въ эту минуту изящная dame de comptoir,— Рэй сразу узналъ, что это именно dame de comptoir, хотя онъ до сихъ поръ еще не видлъ ни одной,— заняла свое мсто за маленькой конторкой, и дловой день во французскомъ ресторан начался.

Рэй чувствовалъ, что тутъ настоящая жизнь, и нарочно сидлъ дольше за завтракомъ, медленно допивая вторую чашку кофе. Хорошо бы и Сандерсону показать, какова дйствительно жизнь въ Нью-орк. Сандерсонъ обдалъ въ ресторан того отеля, который Рэй намревался немедленно покинуть. Если бы кто-нибудь изъ участвовавшихъ въ прощальномъ обд увидлъ его здсь, ему не было бы стыдно. Онъ уже чувствовалъ себя гражданиномъ огромной богемы, о которой слышалъ и читалъ такъ много. Онъ былъ увренъ, что сюда непремнно приходятъ артисты и актеры, но, конечно, гораздо позже. Онъ боялся лишь одного, не превышаютъ-ли здшнія цны его платежную способность, и нсколько тревожно спросилъ счетъ у кельнера. Съ него слдовало всего сорокъ центовъ, и его честолюбивыя мечты вдругъ поднялись до того, что онъ ршилъ постоянно тутъ обдать. Воспользовавшись тмъ, что онъ оставилъ косоглазому кельнеру сдачу съ половины доллара, Рэй рискнулъ спросить, можно ли у нихъ пользоваться столомъ понедльно. Кельнеръ отвтилъ утвердительно и сообщилъ, что это будетъ стоить 6 долларовъ: въ полдень подается то же, что къ завтраку, только съ прибавленіемъ супа и вина, а къ обду — рыба, два мясныхъ блюда, овощи, сласти и кофе.

— По воскресеньямъ у насъ великолпные обды. У насъ есть и комнаты: вдь это отель,— добавилъ кельнеръ.

— Да, я знаю, что это отель,— сказалъ Рэй.

Расходъ въ шесть долларовъ не показался ему слишкомъ большимъ, но онъ ршилъ, что не долженъ тратить больше десяти долларовъ въ недлю, чтобы его денегъ хватило на продолжительный экспериментъ въ Нью-орк, или до тхъ поръ, пока онъ не пріищетъ себ какое-нибудь выгодное занятіе. Въ немъ какъ-то уживались осмотрительность и любовь къ поэзіи, ему невыносима была мысль о безполезной трат денегъ даже на самого себя, не смотря на то, что онъ сильно любилъ свою особу и очень желалъ доставить себ всевозможныя развлеченія. Онъ намревался такъ устроиться, чтобы ему надолго хватило его денегъ, на свои 500 долларовъ онъ могъ прожить цлый годъ въ Нью-орк, если издержки на одежду и случайные расходы будутъ покрываться изъ гонорара за корреспонденціи въ ‘Мидлэндское Эхо’. Онъ сейчасъ посмотрлъ бы комнату въ отел, но боялся, что еще слишкомъ рано, и ршился сдлать это, когда вернется сюда къ обду. На обратномъ пути къ себ домой онъ быстро сосчиталъ предстоящіе расходы и ршилъ испробовать новую обстановку хоть на короткое время. Запершись въ своей каморк, онъ принялся въ послдній разъ пересматривать нкоторыя страницы рукописи съ тмъ спокойствіемъ, какое обыкновенно является посл принятаго ршенія, будь оно даже неправильное.

Идти къ какому-нибудь издателю было еще рано, и онъ могъ цлый часъ поработать надъ рукописью. Онъ накладывалъ послдніе штрихи и, сознавая, что это дйствительно въ послдній разъ, жаллъ, что заглянулъ въ нее. Она подверглась какой-то дезинтеграціи въ его ум. Она разбилась на безсмысленные, отвратительные осколки, и потерявъ всю красоту и связность, такъ что ему становилось и страшно, и стыдно за нее, и онъ никакъ не могъ вспомнить, каковъ былъ ея первоначальный смыслъ, когда-то представлявшійся ему такимъ яснымъ. Онъ боялся, что ни одинъ издатель не дотронется до рукописи съ серьезными намреніями, даже сомнвался, захочетъ-ли кто нибудь ее прочесть или хоть просмотрть. Ему казалось почти безумнымъ предлагать ее кому-нибудь, и онъ долженъ былъ призвать на помощь дерзко-циничное мужество, чтобы заставить себя это сдлать. Конечно, было бы лучше сначала напечатать эту повсть въ одномъ изъ журналовъ, которые отнеслись благосклонно къ его мелкимъ литературнымъ опытамъ: но Рэй это уже испробовалъ. Рукопись побывала во многихъ редакціяхъ, и каждый разъ, возвращалась посл боле или мене продолжительныхъ скитаній, нося на поляхъ разные гіероглифическіе значки или цифры, свидтельствовавшіе, что рукопись прошла черезъ руки чтеца. Рэй въ своей невинности воображалъ, что, срзывая ножницами эти значки, ему удается скрыть это обстоятельство отъ другихъ, но теперь даже и онъ не могъ обмануться на этотъ счетъ, когда осматривалъ рукопись: она имла ужасно поношенный и истрепанный видъ, вс углы были загнуты, измяты… Все-таки оставалась еще надежда какъ-нибудь пристроить ее, такъ какъ изъ всхъ отказовъ явствовало, что каждый редакторъ дйствительно дочелъ ее до конца: если такъ, то, вроятно, повсть занимательна или обладаетъ какимъ-нибудь качествомъ, которое привлечетъ средняго читателя, если она когда-нибудь появится въ печати.

Отчасти это была правда: повсть дышала свжестью и новизной и, не смотря на безсознательное подражаніе слогу и замыслу чужихъ разсказовъ, въ ней была душа первой любви. Онъ думалъ, что ему удалось скрыть это обстоятельство непроницаемымъ покровомъ, но ошибался: всякій, кто уметъ читать между строкъ, могъ узнать правду и опредлить мсто дйствія,— что именно Рэй и старался прикрыть заимствованными пріемами и въ манер, и въ конструкціи. Теперь, при послднемъ просмотр рукописи, ему показалось, что если бы удалось искоренить въ повсти все, что было въ ней отечественнаго, самобытнаго, онъ могъ бы сдлать изъ нея сильное и совершенное произведеніе. Ему пришло въ голову написать ее съизнова, измнить при этомъ цвтъ волосъ героини, придать характеру героя другой оттнокъ и измнить мсто дйствія, но онъ уже столько разъ переписывалъ и передлывалъ ее, что ему все это надоло, къ тому же, крупнымъ передлкамъ она какъ то и не поддавалась. Онъ ршилъ, что какъ только ему удастся собрать матеріалъ, онъ напишетъ новую повсть изъ нью-іоркской жизни. Герой прізжаетъ изъ Мидлэнда и привозитъ съ собой только что оконченную драму. Планъ новой повсти началъ уже складываться, но прежде нужно было освободиться отъ старой, т. е. представить ее на судъ публики.

VI.

Онъ взялъ рукопись подъ мышку и вышелъ. Нтъ, надо попробовать счастья у всхъ издателей и не терять мужества, пока останется хоть одинъ, у котораго онъ еще не былъ. Изъ сношеній съ редакторами журналовъ, Рэй зналъ, что такія дла требуютъ очень много времени и что слдуетъ вооружиться терпніемъ. Нкоторые, если и не заглядывали въ рукопись, все-таки держали ее цлые дни или даже недли, намреваясь или длая видъ, что намреваются прочесть, а если дйствительно читали, то, конечно, нуждались въ боле или мене опредленномъ срок. Онъ и не ожидалъ, что раньше шести мсяцевъ его рукопись обойдетъ всхъ нью-іорскихъ издателей. При возможности, онъ постарается поторопить, для чего даже намренъ воспользоваться своими связями въ журнальномъ мір. Онъ готовъ былъ отдать все, кром чести, чтобы сдлать извстнымъ свое имя въ ‘Harper» и ‘Century’. Но онъ уврялъ себя, что не желаетъ, чтобы его повсти было оказано предпочтеніе лишь потому, что онъ писалъ для этихъ журналовъ, за то былъ бы не прочь, чтобы участіе въ мидлэндскомъ ‘Эхо’ содйствовало боле быстрому разсмотрнію его рукописи. Въ конц концовъ, онъ ршилъ записаться въ журналисты раньше, чмъ въ беллетристы.

Мысленно придумывая выраженія, въ которыхъ онъ представится въ качеств газетнаго сотрудника, онъ шелъ вверхъ по Броадвэю съ тмъ трепетомъ сердца, какое испытываетъ молодой человкъ, идя по этой улиц въ ясное октябрьское утро. Солнце весело освщало фасады зданій, испещренные разными вывсками, изображеніями, эмблемами всевозможныхъ видовъ и цвтовъ, отъ карниза до самаго основанія, выставка товаровъ заняла даже тротуаръ, оттсняя публику къ мостовой или заставляя ее держаться вдоль стнъ, гд, впрочемъ, тоже было немного свободнаго мста, такъ какъ магазины, находившіеся въ подвальныхъ помщеніяхъ, запрудили тротуары своими товарами. Это неистовое, крикливое стремленіе вызвать любопытство и обратить на себя вниманіе публики смшивалось въ нчто цлое, образуя гармонію калейдоскопа. Разнообразные звуки отъ лошадиныхъ копытъ, колесъ, людскихъ шаговъ и говора сталкивались и скрещивались между собою, отдаваясь сплошнымъ ревомъ въ ушахъ. Нашъ герой не чувствовалъ себя смущеннымъ среди всей этой сутолоки. Онъ тоже поставилъ ставку въ этой огромной игр, въ которой вс принимали участіе, играя, кто честно, кто безчестно, и заявляя о своей ставк пронзительнымъ крикомъ, онъ былъ такъ увренъ въ выигрыш, что не боялся риска. Яркое утреннее солнце глядло внизъ съ безоблачнаго синяго неба на шумную людную улицу, обрисовывая съ необыкновенной ясностью вс детали, Рэй не замчалъ дисгармоніи. Неправильность зданій то низкихъ, то высокихъ, какъ части зубчатой стны, производила на него такое же впечатлніе, какъ прекрасная остроконечная колокольня церкви Милосердія, возносившаяся кверху.

Онъ шелъ впередъ, думая, не встртитъ ли тхъ женщинъ, которыя его такъ заинтересовали вчера. Онъ когда-то слышалъ, что стоитъ только выйти на Броадвэй, какъ непремнно встртишь знакомаго, и началъ рисовать себ встрчу съ ними. Онъ ршилъ вставить ихъ въ свою повсть изъ ньюіоркской жизни и старался вообразить, какую роль онъ назначитъ имъ, или, врне, той, которая дала монету старому негру. Рэй не зналъ только, что сдлать съ ребенкомъ, будь онъ постарше, имъ можно было бы воспользоваться, но съ такимъ малюткой очень трудно справиться въ повсти, какую онъ задумалъ. Онъ еще не зналъ, выйдетъ ли удачно, если онъ представитъ ее въ вид молодой женщины, брошенной мужемъ, въ которую влюбляется герой, молодой литераторъ, вовсе не похожій на него самого, они затмъ оба умрутъ, когда на сцену явится ея мужъ, негодяй, какъ разъ во время, чтобы предупредитъ ихъ бракъ. Такой замыселъ давалъ большой просторъ для описанія сильныхъ страданій, Рэй представилъ себ сцену разлуки, когда они отказываютъ себ даже въ прощальномъ поцлу, и почувствовалъ, какъ что-то сжало ему горло. Это можно было бы изобразить очень сильно.

На томъ основаніи, что она проявила щедрость на паром, онъ приписалъ ея характеру черты большого великодушія. Подъ спокойной, холодной наружностью онъ заставилъ ее скрывать страстную, увлекающуюся натуру. Онъ не зналъ, заставить ли супруга умереть подъ конецъ, а влюбленныхъ жениться, или устроить такъ, чтобы они были убиты по несчастному случаю., Въ послднемъ случа эффектъ былъ бы сильне, счастливая свадьба слишкомъ ужъ обыкновенна, но читатель любитъ романъ, который хорошо кончается. Если бы удался побгъ, то вышло бы и сильно, и соотвтствовало бы вкусу публики. Можетъ быть, въ самомъ дл лучше всего заставить ихъ бжать? Было нчто очаровательное въ этой преступной мысли, онъ могъ бы очень увлекательно изобразить побгъ, но чувствовавъ, что не долженъ этого длать по той же причин, почему самъ не захотлъ бы бжать съ чужой женой.

Пока все это проходило въ его ум, онъ продолжалъ идти по Броадвэю, держа крпко подъ мышкой свою рукопись, которую уже затмвала другая… Въ то время, какъ онъ внутреннимъ окомъ созерцалъ лицо женщины, такъ запечатлвшееся въ его памяти, глаза его внимательно разсматривали проходившихъ мимо женщинъ. Онъ длалъ выборъ между ними, и его фантазія сплетала романы относительно, тхъ изъ нихъ, чьи лица были хороши или достаточно интересны, чтобы привлечь его вниманіе. Большею частью они носили то глупое и жадное выраженіе, какое бываетъ у женщинъ, когда он идутъ за покупками, на нихъ отражались чувства, вызываемыя погоней за лентой извстнаго оттнка или желаніемъ получить какую-нибудь дорогую, модную вещь за безцнокъ. Но молодость или не вдается въ тонкости, или глазъ ея боле проницателенъ, только Рэй видлъ много прекрасныхъ, изящно одтыхъ двушекъ тамъ, гд наблюдатель средняго возраста не увидлъ бы ничего, кром заурядныхъ молодыхъ женщинъ. Онъ восхищался ихъ нью-іоркскимъ тикомъ. Он отличались и наружностью, и манерами отъ двушекъ Мидлэнда, ему хотлось знать, какими он показались бы ему, будь онъ съ ними знакомъ. Онъ чувствовалъ свое одиночество, но утшался тмъ, что скоро заведетъ знакомства. Онъ мысленно видлъ себя уже принятымъ въ блестящемъ обществ, и вдругъ — осложненіе, котораго онъ не предвидлъ за минуту до этого: ему предстояло выбрать между блестящей женитьбой на богатой двушк хорошаго происхожденія и врностью къ героин своей новой повсти. Эта неожиданность внушила ему мысль о другомъ конц: Мужъ умеръ, а влюбленные, только-что собравшіеся жениться, узнаютъ, что богатая двушка влюблена въ героя. Они отказываются другъ отъ друга, онъ женится на богатой двушк, а героиня умираетъ.

Рэй очутился въ толп, внезапно собравшейся на углу, къ которому онъ приближался. Толпа смотрла на что-то черезъ дорогу и Рэй тоже посмотрлъ туда. Сундуки, чемоданы и саквояжи изъ подвальнаго помщенія перебрались на тротуаръ и заняли часть стны, на этомъ фон выдлялись дв мужскія фигуры. Одинъ былъ прилично одтый молодой человкъ въ круглой шляп и въ очкахъ, которыя придавали ему ученый видъ. Онъ оставался совершенно спокоенъ въ рукахъ второго, вроятно, продавца, блднаго отъ волненія, который крпко вцпился ему въ плечо, какъ будто плнникъ длалъ невроятныя усилія убжать. Высокій молодой полисменъ пробрался черезъ толпу и выслушалъ жалобу купца, поминутно указывавшаго на свои товары. Затмъ онъ повернулся къ молодому человку, и Рэй услышалъ звяканіе наручниковъ, полисмэнъ взялъ арестованнаго за руку и повелъ за собою…

Вторженіе грубаго факта дйствительности въ трагическую атмосферу грезъ подйствовало непріятно на молодого поэта, за то молодой журналистъ жадно ухватился за него. Поэту и не снилось бы воспользоваться подобнымъ инцидентомъ, но журналистъ сейчасъ же увидлъ необходимость вплести это въ общій планъ письма, которое готовилось въ ‘Эхо’, и гд описывались вншніе контрасты нью-іоркской жизни, какъ они представлялись новоприбывшему. Имъ овладло радостное изумленіе передъ обиліемъ матеріала, если такъ будетъ продолжаться, онъ не будетъ имть никакихъ затрудненій, онъ сдлаетъ свои письма просто необходимыми для газеты, ихъ будутъ цитировать, перепечатывать, и онъ станетъ получать боле высокую плату за нихъ отъ братьевъ Гэнксъ.

Рэй перешелъ на другой уголъ, гд въ центр постепенно уменьшавшейся толпы находился продавецъ сундуковъ, бывшій, очевидно, не прочь остаться подольше предметомъ общаго вниманія.

Онъ разсказывалъ, что воръ прицнивался ко многимъ саквояжамъ въ магазин внизу и, взбираясь наверхъ, схватилъ одинъ и хотлъ убжать, но онъ налетлъ на него съ быстротой молніи. Торговецъ показывалъ Рэю мшокъ, поворачивая его во вс стороны, и какъ бы переживалъ снова нравственное удовлетвореніе, связанное съ возвращеніемъ своего саквояжа. Онъ сказалъ, что ему придется представить его въ судъ и отложить поэтому въ сторону, чтобы не смшать съ другими.

— Я полагаю,— сказалъ высокій пожилой господинъ, прислушивавшійся къ разговору Рэя съ продавцемъ,— вы не захотите продать этотъ мшокъ?— Онъ говорилъ медленно, густымъ мягкимъ голосомъ.

— Никакія деньги не купятъ этого саквояжа, нтъ!— отвтилъ продавецъ какъ-то тревожно.

— На суд,— продолжалъ господинъ,— вы могли бы показать другой такой же мшокъ.

— Тогда я не могъ бы дать присягу, что это тотъ саквояжъ,— сказалъ продавецъ, видимо успокаиваясь.

— Это врно,— замтилъ незнакомецъ,— но вы могли бы поклясться, что это точно такой же. Впрочемъ, я долженъ признаться, вы совершенно правы: гораздо лучше представить corpus delicti, если возможно.

Онъ взглянулъ на Рэя, какъ бы ища подтвержденія. Рэй улыбнулся и они ушли вмст, оставивъ продавца, который продолжалъ разсматривалъ свой саквояжъ. Онъ зачмъ-то открылъ его и что-то внимательно разглядывалъ внутри.

VII.

Незнакомецъ быстро шагалъ рядомъ съ Рэемъ, чего, казалось, нельзя было ожидать отъ человка его возраста. Изъ-подъ мягкой поярковой шляпы падали шелковистые серебристаго цвта волосы, настолько длинные, что они касались его прекрасной блой бороды. Онъ не стригъ ее, какъ бы съ преднамреннымъ желаніемъ показать, что если она не соотвтствуетъ нью-іоркской мод, за то вполн гармонируетъ съ его вкусомъ, и онъ предоставляетъ каждому примирить это несоотвтствіе, какъ угодно. Очевидно, по той же причин, его хорошо сидвшій сюртукъ сдланъ былъ изъ старомоднаго тонкаго сукна, черный шелковый платокъ, повязанный свободнымъ узломъ вокругъ шеи, высовывался изъ-подъ бороды, такой же волнистой, какъ и волосы, на немъ были черные брюки, пестрые гамаши и широкіе, низкіе башмаки. Въ рукахъ его, закинутыхъ за спину, болталась трость, его манеры отличались непринужденностью, которая нсколько увеличивалась, благодаря тому, что ему приходилось наклоняться къ молодому человку, ниже его ростомъ, и тому, что онъ, повидимому, не желалъ повышать голоса, каковъ бы ни былъ шумъ на улиц. Рэй почти выкрикивалъ, незнакомецъ же говорилъ своимъ обычнымъ тономъ, предоставляя Рэю улавливать слова.

— Я бы не принялъ этого человка за вора,— нершительно началъ Рэй, минуту спустя, не зная, слдуетъ ли поддержать разговоръ съ незнакомцемъ.

— Вы разв врите въ физіогномику?— спросилъ незнакомецъ съ философской серьезностью. У него самого былъ прекрасный цвтъ лица и веселые глаза, губы, вроятно, когда-то красивыя, складывались въ капризную улыбку подъ его густыми, длинными усами.

— Нтъ,— сказалъ Рэй.— Я его видлъ не достаточно близко, чтобы разглядть лицо. Но онъ имлъ такой спокойный и приличный видъ и держался съ такимъ достоинствомъ. Можетъ быть, ему придавали такой видъ очки.

— Очки могутъ многое сдлать для измненія наружности,— сказалъ незнакомецъ,— даже, если портретъ человка находится въ галлере мошенниковъ. Я не говорю, что вы неправы, я только боюсь, что вы никогда не удостовритесь въ этомъ. Я бы предпочелъ разсмотрть эти факты съ другой стороны. Какъ вы замтили, онъ иметъ благородную наружность, я это тоже замтилъ, онъ похожъ — какъ бы это сказать?— на деревенскаго простака съ учеными склонностями. Допустимъ, что это какой нибудь юноша съ фермы, живущій своимъ трудомъ, учился въ коллэдж и обладаетъ даромъ, который обезпечилъ бы ему широкую газетную славу въ качеств злостнаго банкрота въ его дальнйшей жизни. Онъ въ первый разъ очутился въ большомъ город и былъ пораженъ выставкой товаровъ. Ему показалось, что представился благопріятный случай для пріобртенія изящнаго дорожнаго мшка, вроятно, онъ никогда не обладалъ такимъ, или просто желалъ преподнести его предмету своей страсти или своей больной матери. Онъ могъ имть самыя благородныя намренія, но его понятія такъ ограничены, что онъ не можетъ разобраться въ разниц между кражей дорожнаго мшка и захватомъ, скажемъ, чужой земли. Я думаю, напримръ, что мистеръ Шарпъ купилъ Броадвэй именно у тхъ, кому онъ не принадлежалъ и которые поэтому продали его по низкой цн. Это вамъ можетъ служить иллюстраціей моей мысли. Если бы молодой человкъ захватилъ улицу, его бы не арестовали и не отвели въ тюрьму полицейскаго участка Джефферсонъ-Маркезъ,— я полагаю, что это ближайшая тюрьма отсюда, хотя и не совсмъ увренъ,— онъ долго бы фигурировалъ въ газетахъ, имлъ бы адвоката, и его дло переходило бы изъ одной инстанціи въ другую, пока онъ, наконецъ, и самъ бы не могъ ршить: что онъ такое — уголовный преступникъ или благодтель общества? Все его горе въ томъ, что онъ не былъ достаточно осмотрителенъ.

Философствующій незнакомецъ поднялъ голову и поглядлъ поверхъ головы Рэя, онъ остановился одновременно съ молодымъ человкомъ.

— Итакъ, сударь,— проговорилъ онъ торжественно и вмст съ тмъ мягко,— я долженъ пожелать вамъ добраго утра. Наши пути теперь расходятся, запомнимъ же сегодняшній урокъ, и если уже красть, такъ будемъ красть большими кушами.

Онъ протянулъ руку, и Рэй охотно пожалъ ее, не зная, какъ иначе выразить свое удовольствіе отъ бесды съ нимъ. Онъ чувствовалъ, что долженъ сказать ему что нибудь умное, но не могъ ничего придумать.

— Я увренъ, что не забуду вашихъ комментаріевъ по этому поводу,— было все, что онъ могъ сказать.

— Ну, положимъ, не слдуйте этому уроку безъ предварительнаго размышленія,— сказалъ незнакомецъ и многозначительно еще разъ пожалъ руку Рэя.— Боже мой!— прибавилъ онъ, замтивъ, что. Рэй не двигается впередъ.— Неужели мы оба направляемся сюда — два паука въ убжище ничего не подозрвающей мухи? Но, можетъ быть, вы только покупатель, а не авторъ книгъ? Я за вами, сударь.

У подъзда между ними завязался вжливый споръ: одинъ уступалъ дорогу другому. Незнакомецъ положилъ ему конецъ, взявъ молодого человка подъ руку и отворивъ дверь, у которой они оба остановились. Съ обихъ сторонъ у входа были круглыя металлическія досчечки съ надписью: ‘Г. С. Чапли и Комп. Издатели’. Войдя туда, онъ съ вжливымъ поклономъ предоставилъ Рэя самому себ. Онъ отошелъ къ прилавку обширнаго помщенія магазина съ низкимъ потолкомъ и занялся книгами, Рэй пошелъ впередъ и заговорилъ съ приказчикомъ, вышедшимъ къ нему на встрчу. Онъ спросилъ, можно-ли видть мистера Чапли, и приказчикъ отвтилъ, что тотъ еще не явился — онъ очень рдко приходитъ такъ рано,— но что они ожидаютъ мистера Брандрета съ минуты на минуту. Когда Рэй сказалъ, что у него есть письмо къ хозяину и что онъ желалъ бы подождать, клеркъ предложилъ ему посидть въ кабинет мистера Брандрета.

Рэй невольно подумалъ, что эта вжливость оказывается воображаемому покупателю, а не скрытому автору, но воспользовался ею, усвшись въ ему комнат и заглядывая оттуда въ помщеніе магазина съ его прилавками, загроможденными книгами, и полками вдоль стнъ. ‘Чапли и Комп.’ принадлежали къ небольшому числу тхъ издателей, которые еще занимались и продажей книгъ. Большинство же издательскихъ фирмъ принимали заказы лишь отъ частныхъ и общественныхъ библіотекъ, или отъ иногородныхъ покупателей, полагавшихся на ихъ совты. Въ небольшихъ городахъ было много книгопродавцевъ, получавшихъ книги черезъ ихъ посредство. Книгопродавецъ въ Мидлэнд, который торговалъ также писчебумажными и музыкальными принадлежностями, тоже былъ ихъ постояннымъ покупателемъ и далъ Рэю письмо къ этой фирм.

— Если вы когда-нибудь пожелаете издать книгу,— сказалъ онъ, задвая чувствительную струнку автора,— они самые подходящіе для васъ люди.

Эта фирма и ея значеніе были гораздо лучше извстны Рэю, чмъ мидлэндскому книгопродавцу, и теперь, когда онъ сидлъ въ изящномъ маленькомъ кабинет младшаго компаніона, мысль о томъ, чтобы предложить ей свою книжку для изданія, показалась ему до того сумасбродной, что онъ ршилъ не упоминать объ этомъ, а представиться лишь въ качеств газетнаго сотрудника, каковымъ былъ отрекомендованъ въ письм. Въ ожиданіи прихода мистера Брандрета, у него оказалось достаточно времени, чтобы нсколько разъ принять и перемнить это ршеніе. Часы показывали нсколько минутъ десятаго и прошло еще около четверти часа, а никто не являлся. Приказчики собрались кружкомъ и толковали между собою. Бухгалтеры за своими высокими ршетками открыли книги и работали при свт газовыхъ рожковъ, защищенныхъ абажурами, такъ какъ въ магазин былъ полумракъ. Рэй видлъ, какъ его новый знакомый внимательно разсматривалъ книги на верхнихъ полкахъ, покачиваясь изъ стороны въ сторону, причемъ ряды книгъ то подымались, то опускались, какъ-будто онъ напвалъ какой-то мотивъ и размахивалъ ими въ тактъ.

VIII.

Наконецъ, дверь, съ улицы отворилась, и вошелъ хозяинъ. Его появленіе вызвало между приказчиками движеніе, обычное при встрч патрона. Новый знакомый Рэя обернулся.

— А, здравствуйте, здравствуйте,— не отходя отъ полокъ, воскликнулъ онъ, на что вошедшій отвтилъ: ‘Здравствуйте, мистеръ Кэйнъ’ и направился къ двери, которая вела въ комнату, смежную съ той, гд сидлъ Рэй. Приказчикъ остановилъ его, и посл короткаго разговора онъ подошелъ къ молодому человку. Ему было около пятидесяти лтъ, борода то слегка серебрилась, а вокругъ висковъ и угловъ рта были складки и морщинки, увядшій румянецъ на щекахъ напомнилъ т плотныя, годныя къ сохраненію яблоки, которыя называютъ зимними. Теперь это былъ худощавый человкъ, съ благородной осанкой и съ нсколько озабоченнымъ видомъ.

— Мистеръ Брандретъ?— спросилъ Рэй, вставая.

— Нтъ,— отвтилъ вошедшій,— я мистеръ Чапли.

— Простите, — сказалъ Рэй,— меня ввели въ комнату мистера Брандрета, и я подумалъ…

— О, это ничего, ничего,— успокоилъ его мистеръ Чапли.— Мистеръ Брандретъ долженъ придти очень скоро, если вы желаете видть его лично.— И мистеръ Чапли взглянулъ на пакетъ въ рукахъ Рэя.

— О, нтъ, я имю письмо на имя фирмы.— Рэй подалъ его мистеру Чапли. Послдній прочелъ письмо и пожалъ руку Рэя, сказавъ, что радъ съ нимъ познакомиться. Онъ предложилъ нсколько обычныхъ дружескихъ вопросовъ относительно автора письма и проговорилъ съ свойственной, казалось, ему грустью:

— Итакъ, вы пріхали, чтобы принять участіе въ огромной игр, которая тутъ происходитъ. Если я чмъ-нибудь могу вамъ услужить, я буду очень радъ.

Рэй поспшно отвтилъ согласно своему плану:

— Вы очень любезны, мистеръ Чапли. Я собираюсь писать корреспонденціи въ газету, въ которой работалъ въ Мидлэнд, и желалъ-бы придать имъ, главнымъ образомъ, характеръ литературныхъ обозрній. Я вамъ буду очень обязанъ за сообщеніе новостей изъ литературнаго міра.

Казалось, мистеръ Чапли освободился отъ тайнаго страха. Маленькая складка безпокойства вокругъ его глазъ изгладилась, хотя онъ еще не ршился снять пальто, но положилъ шляпу на письменный столъ Брандрета и поставилъ трость, которую до сихъ поръ крпко сжималъ въ рук.

— Съ удовольствіемъ, съ удовольствіемъ, но мистеръ Брандретъ больше занимается этой стороной дла. По правд сказать, онъ гораздо чаще сталкивается съ молодыми людьми и со всмъ, что происходитъ, чмъ я. Онъ можетъ разсказать вамъ все, что касается нашихъ небольшихъ длъ, и поможетъ мъ войти въ сношенія съ другими издателями.

— Весьма благодаренъ,— началъ, было, Рэй.

— О, не стоитъ, я увренъ, что это для нашей же пользы. Мы были бы рады сдлать гораздо боле для друга нашихъ друзей (мистеру Чапли пришлось взглянуть на заголовокъ письма раньше, чмъ онъ могъ вспомнить имена своихъ старыхъ друзей)… Шмуккеръ и Вильсъ. Я надюсь, что они преуспваютъ, не смотря на трудныя времена?

Рэй отвтилъ, что, какъ ему кажется, дла ихъ идутъ хорошо.

— Многіе изъ здшнихъ книгопродавцевъ,— продолжалъ мистеръ Чапли,— страдаютъ отъ конкурренціи большихъ магазиновъ-базаровъ, которые теперь стали торговать книгами наряду со всякими товарами, какіе только можно вообразить. Насколько мн извстно, они внесли полный хаосъ въ книжную торговлю небольшихъ городовъ,— да, полный хаосъ! забираютъ въ руки какую-нибудь книгу,— ‘Робертъ Эльсмеръ’ напримръ,— какъ будто бы это кусокъ шелку извстнаго рисунка, выдлку котораго они контролируютъ, и продаютъ по цн положительно разорительной, кром того, они ведутъ торговлю разными книгами вообще, доводя ихъ цны до те что совершенно устраняютъ конкурренцію настоящихъ книгопродавцевъ. Но, можетъ быть, вы въ Мидлэнд еще не страдаете отъ этихъ чудовищъ торговаго міра?

— Мы имемъ своихъ мстныхъ Стюартовъ и Мэйси, сказалъ Рэй,— каковы бы ни были ихъ имена, и я думаю, что Шмуккеръ и Вильсъ терпятъ отъ нихъ, особенно во время праздниковъ.

Ему никогда не приходилось самому покупать книги, потому что ему всегда присылали ихъ въ ‘Эхо’ для рецензіи и теперь, изъ уваженія къ мистеру Чапли, онъ былъ радъ, что самъ не принималъ участія въ этой деморализаціи книжной торговли.

— Но я думаю,— прибавилъ Рей весело,— что они очень хорошо выдерживаютъ борьбу.

— Я очень радъ, дйствительно очень радъ слышать это, сказалъ мистеръ Чапли.— Если бы намъ только удалось провести международный законъ о литературной собственности и пріостановить у самаго источника это движеніе въ пользу дешевыхъ изданій, которое такъ подрываетъ книжную торговлю, мы могли бы надяться, что намъ удастся поставить ее на прежнюю высоту. Но пока дла продолжаются такимъ образомъ, мы всячески стараемся ограничить наши издательскія предпріятія. Мы теперь почти не помышляемъ о томъ, чтобы заглянуть въ рукопись неизвстнаго автора.

Мистеръ Чапли посмотрлъ на рукопись неизвстнаго автора, какъ будто догадался о ея присутствіи, не смотря на то, что она была завернута въ толстую бумагу. Рэй не имлъ никакого основанія предполагать, что, говоря это, мистеръ Чапли намекалъ на него, но, конечно, это заставило прекратить дальнйшіе разспросы насчетъ конкурренціи большихъ магазиновъ-базаровъ. Онъ видлъ возможность составить изъ этого цлое письмо въ ‘Эхо’, но разговора уже не не продолжалъ. Онъ сидлъ смущенный, устремивъ пристальный взглядъ на ласковое, задумчивое лицо мистера Чапли, не зная, убраться ли ему сейчасъ же, не повидавшись съ мистеромъ Брандретомъ, или дождаться и, обмнявшись холодными и формальными выраженіями почтенія, разъ навсегда отряхнуть съ ногъ своихъ прахъ издательской фирмы ‘Чапли и К’, когда дверь съ улицы опять отворилась, и въ магазинъ быстро вошелъ человкъ небольшого роста съ стройной фигурой, напомнившей Рэю его собственную. Услышавъ его шаги, мистеръ Кэйнъ такъ же весело привтствовалъ его появленіе, какъ и раньше приходъ Чапли:

— А, здравствуйте, здравствуйте!

— Здравствуйте, мистеръ Кэйнъ! Великолпная погода,— сказалъ господинъ въ блестящемъ цилиндр, съ лучезарной улыбкой на лиц, быстро подходя къ Рэю и мистеру Чапли. Его пальто висло на рук, у него былъ свжій видъ, вроятно, отъ продолжительной прогулки.— А, здравствуйте,— проговорилъ онъ, обращаясь къ мистеру Чапли.— Какъ вы себя сегодня чувствуете?— Онъ вопросительно поклонился въ сторонy Рэя, пока мистеръ Чапли усплъ познакомить:

— Это мистеръ… гм… Рэй, который привезъ съ собою письмо отъ нашихъ старыхъ друзей… Шмуккеръ и Вильсъ изъ Мидлэнда.

— О, Мидлэндъ, да,— воскликнулъ мистеръ Брандретъ. Рэй догадался, что это именно онъ.— Очень радъ видть васъ, мистеръ Рэй. Когда вы ухали изъ Мидлэнда? Не угодно ли вамъ ссть? А вы, мистеръ Чапли?

— Нтъ, нтъ,— нервно сказалъ мистеръ Чапли:— я собирался пойти въ свою комнату. Какъ себя чувствуетъ бдная Бэлла?

— Замчательно хорошо, замчательно! Я нарочно дождался прихода доктора, чтобы дать достоврный отчетъ, по его словамъ, все идетъ какъ нельзя лучше. Онъ общаетъ, позволить ей выйти недли черезъ дв или около того, если будетъ хорошая погода.

— Вы должны быть очень осторожны, главное, не спшите!— предостерегъ мистеръ Чапли,— А ребенокъ?

— Великолпный! Онъ спалъ, какъ убитый, всю ночь, и мы его съ трудомъ разбудили къ завтраку.

— Бдненькій!— сказалъ мистеръ Чапли, подавая руку Рэю и выражая надежду видть его часто.— Заглядывайте къ намъ, когда будете проходить мимо. Мистеръ Рэй,— объяснилъ онъ,— пріхалъ поселиться здсь, въ Нью-орк. Онъ сотрудникъ одной изъ газетъ въ Мидлэнд, я ему посовтовалъ обратиться къ вамъ за литературными новостями и тому подобнымъ. .

— Хорошо, хорошо,— перебилъ мистеръ Брандретъ. Онъ разсмялся посл ухода мистера Чапли и сказалъ:— Извините, мистеръ Рэй. Не обращайте вниманія на то, что я улыбаюсь такъ не кстати. На этой недл въ моемъ дом совершилось великое событіе, а именно, у меня родился мальчикъ.

— Въ самомъ дл!— сказалъ Рэй. Онъ смотрлъ на это съ тмъ пренебреженіемъ, какое питаютъ молодые люди къ событіямъ домашняго характера, но скрылъ это отъ счастливаго отца, который по виду былъ едва ли старше его.

— Восьми-фунтовый,— снова заговорилъ мистеръ Брандретъ — Я довольно таки безпокоился послднія недли. Вы женаты или нтъ, мистеръ Рэй?

— Нтъ.

— Ну, такъ вы не поймете.— Рэю показалось, что мистеръ Брандретъ неохотно прерываетъ свои изліянія.— Но вы когда-нибудь поймете, когда нибудь поймете,— прибавилъ онъ весело,— и тогда вы будете знать, что значитъ, когда подобная исторія сходитъ благополучно. Все является въ новомъ свт…

Вошелъ приказчикъ съ кипой писемъ и положилъ ихъ на письменный столъ Брандрета, нкоторыя изъ нихъ были еще нераспечатаны, Рэй опять поднялся.

— Нтъ, не уходите. Вы, надюсь, не будете имть ничего противъ того, чтобы я ихъ просмотрлъ, пока мы разговариваемъ. Я не знаю, что сообщилъ вамъ мистеръ Чапли,— онъ, знаете, мой тесть.

Рэю это было неизвстно.

— Я присоединился къ фирм и сталъ членомъ этого семейства нсколько боле года тому назадъ. Но если я вамъ могу быть полезнымъ, я весь къ вашимъ услугамъ.

— Благодарю васъ,— сказалъ Рэй.— Мистеръ Чапли разсказывалъ мн о значеніи конкурренціи большихъ магазиновъ-базаровъ.

Мистеръ Брандретъ разрзалъ тонкимъ ножомъ конвертъ и быстро пробжалъ письмо.

— Да, это маленькій вопросъ, въ которомъ мы расходимся съ мистеромъ Чапли. Конечно, я понимаю, что онъ долженъ чувствовать, будучи воспитанъ въ старыхъ традиціяхъ. Ему кажется, что мы непремнно должны разориться оттого, что наши книги будутъ продаваться за прилавкомъ, бокъ-о-бокъ съ жестяными товарами, духами и разными эссенціями или bric- brae. Я другого мннія. Я думаю, что самое главное — продавать, я бы желалъ предоставить какому-нибудь изъ этихъ крупныхъ магазиновъ книгу нашего изданія и былъ бы радъ такому случаю. Намъ пришлось бы сдлать крупную уступку, но поглядите, сколько мы должны уступать и теперь! Сорокъ процентовъ и десять центовъ сверхъ того, при уплат чистоганомъ, такъ что книга въ полтора доллара, изданіе которой обходится въ двадцать пять или тридцать центовъ, приноситъ намъ всего около семидесяти центовъ. Затмъ, если вы платите автору десять процентовъ за его авторское право, сколько останется, принимая во вниманіе расходы на объявленія, наемъ помщенія, приказчиковъ и разныя разности? Если же вы хотите продавать черезъ газетныя компаніи, то вы должны имъ сдлать уступку въ шестьдесятъ процентовъ при уплат наличными.

— Неужели это возможно?— спросилъ Рэй.— Я понятія не имлъ объ этомъ!

— Никто себ этого не представляетъ. Думаютъ, что издатели утопаютъ въ барышахъ и богатютъ насчетъ автора и читателя. И даже многіе издатели-книгопродавцы воображаютъ, что если бы имъ удалось удержать за собою львиную долю при систем долгосрочнаго кредита,, то ихъ благополучіе было бы обезпечено. Я съ этимъ не согласенъ. Получи мы хорошую, свжую, захватывающую повсть, я бы съ удовольствіемъ попробовалъ на ней счастья при посредств какого-нибудь магазина-базара.

Сердце Рэя затрепетало. Его повсть ему часто казалась и хорошей, и захватывающей, была ли она оригинальна или нтъ,— онъ никогда не думалъ объ этомъ. Ему бы хотлось знать, что именно мистеръ Брандретъ подразумваетъ подъ этимъ терминомъ. Его рука нервно теребила рукопись, лежавшую у него на колняхъ, и онъ робко спросилъ:

— Не будетъ-ли неудобно, если я воспользуюсь нкоторыми изъ этихъ фактовъ — они мало извстны — въ моихъ корреспонденціяхъ? Не упоминая именъ, конечно.

— О, вовсе нтъ! Я буду радъ, если они станутъ достояніемъ печати,— сказалъ Брандретъ.

— А каковы виды на дла зимою, мистеръ Брандретъ?

— Какъ нельзя лучше. Я ожидаю, что мы будемъ имть хорошія дла. Нашъ списокъ нынче такъ длиненъ, какъ не былъ уже многіе годы. Дло въ томъ,— сказалъ Брандретъ, взглянувъ на Рэя съ тмъ довріемъ, какое онъ внушалъ большинству людей, юношеской серьезностью своего лица,— дло въ томъ, что Чапли и Комп.— начали уже слишкомъ исчезать изъ виду въ качеств издателей, и я чувствую,— пора какъ слдуетъ напомнить публик, что мы не только книгопродавцы и коммиссіонеры. Я хочу, чтобы наша фирма заняла свое прежнее мсто. Я не думаю этимъ сказать, что она когда-нибудь дйствительно спускалась со своей высоты, или что она потеряла то значеніе, какое имла лтъ двадцать назадъ. Я вамъ сейчасъ покажу нашъ списокъ, если вы можете подождать минутку.

Мистеръ Брандретъ пожалъ кнопку въ вид клюва, лежавшую на его стол, гд-то вдали раздался электрическій звонокъ, и на зовъ явился мальчикъ.

— Пойдите къ миссъ Хюзъ и спросите ее, готовъ ли у нея списокъ новыхъ изданій.

Мальчикъ вышелъ, а мистеръ Брандретъ взялъ одну изъ карточекъ фирмы.

— Если вы пожелаете навстить какія-либо другія фирмы, мистеръ Рэй, я дам вамъ нашу карточку,— и, написавъ на ней: ‘Симъ рекомендую мистера Рэя, сотрудника мидлэндскаго ‘Эхо’. П. Б.’, подалъ ему: — Не Петръ, а Перси,— сказалъ онъ, улыбаясь своей собственной шутк.— Но въ дловыхъ сношеніяхъ лучше, чтобы принимали за Петра.

Рэй со смхомъ замтилъ, что онъ и самъ часто испытывалъ неудобство носить имя Шелли: слишкомъ долго подписываться: П. Б. Ш. Рэй, и приходится ставить просто: Ш. Рэй.

— Какъ? въ такомъ случа мы носимъ одно и тоже имя,— промолвилъ мистеръ Брандретъ.— Къ тому же это очень рдкое имя. Я очень радъ быть вашимъ тезкой, мистеръ Рэй.

Казалось, это обстоятельство какъ бы еще усилило ихъ взаимную симпатію, вызванную отчасти тмъ, что они оба были молоды.— Мн хотлось-бы,— снова заговорилъ издатель,— имть возможность пригласить васъ къ себ, но, знаете-ли, теперь мой домъ превратился въ настоящую дтскую.

— Вы очень любезны,— сказалъ Рэй,— я бы не смлъ и думать о томъ, чтобы обезпокоить васъ теперь.

Этотъ обмнъ любезностей былъ остановленъ приходомъ мальчика, который заявилъ, что миссъ Хюзъ приготовитъ списокъ черезъ нсколько минутъ.

— Такъ попросите ее принести его сюда, слышите?— окликнулъ Брандретъ.— Я хочу поговорить съ нею по поводу нкоторыхъ изъ этихъ писемъ.

— Я отнимаю у васъ слишкомъ много времени?— замтилъ Рэй.

— Вовсе нтъ, вовсе нтъ. Я устроилъ себ нчто врод праздника на этой недл. Я сильно взволнованъ.— И мистеръ Брандретъ такъ добродушно улыбнулся, что Рэй не могъ удержаться, чтобы не воспользоваться его хорошимъ настроеніемъ.

Желаніе сообщить о своей повсти такъ сильно овладло имъ, что онъ и самъ не замтилъ, какъ привелъ его въ исполненіе, ему казалось, что онъ усплъ подавить его, но въ то же время проговорилъ сухимъ неестественнымъ голосомъ:

— Я принесъ свою повсть, которую желалъ бы предложить вашему усмотрнію.

IX.

— Я принесъ свою повсть, которую желалъ бы предложить вамъ,— повторилъ Рэй.

— О, въ самомъ дл,— произнесъ мистеръ Брандретъ такимъ тономъ, который возбудилъ въ Рэ разочарованіе и обиду.— Дла въ настоящее время, знаете, очень вялы, мистеръ Рэй.

— Да, я знаю,— проговорилъ Рэй, думая про себя, что ему только что сказали обратное. Ему стало противно, онъ почувствовалъ себя виноватымъ, кровь ударила ему въ голову, лицо горло.

— Нашъ списокъ для осени уже заполненъ, какъ я вамъ говорилъ, и мы положительно не можемъ ни къ чему прикоснуться до весны.

— Я и не думалъ, чтобы повсть вышла къ осеннему сезону,— сказалъ Рэй, чувствуя, какъ установившаяся, было, между ними симпатія внезапно исчезла, онъ не былъ въ состояніи больше настаивать.

Вроятно, и мистеръ Брандретъ замтилъ это охлажденіе, потому что сказалъ, какъ бы извиняясь:

— Конечно, мы всегда беремся разсматривать рукописи для изданій, и я надюсь, что мы будемъ издавать все больше и больше, но американская повсть неизвстнаго автора, въ то время, когда намъ приходится конкуррировать съ даровыми перепечатками англійскихъ… О! если бы намъ только удалось провести законъ объ авторскомъ прав — все было бы ладно.

Рэй молчалъ, обвиняя себя въ томъ, что злоупотребилъ любезностью мистера Брандрета.

— Каковъ характеръ вашей повсти?— спросилъ Брандретъ скоре для того, чтобы положить конецъ тяжелому молчанію, чмъ изъ желанія получить отвтъ.

— Обычный характеръ: исторія любви,— отвтилъ Рэй съ безучастіемъ, которое молодой издатель могъ принять за небрежную самоувренность и которое тмъ не мене возбудило его любопытство.

— Ну, разумется. А каковъ конецъ? Успхъ такъ часто отъ него зависитъ.

— Я полагаю, что конецъ скверный, скверный, насколько лишь возможно,— сказалъ авторъ, чувствуя, какъ онъ увлекается.— Это непрерывная трагедія.

— Иногда это не такъ дурно,— сказалъ мистеръ Брандретъ,— т. е., если трагедія достаточно сильная. Публик нравится, если любовь описана хорошо и сильно. Рукопись съ вами?

— Вотъ она, на моихъ колняхъ,— проговорилъ Рэй съ безнадежной улыбкой.

Мистеръ Брандретъ взглянулъ на папку.

— Какъ называется повсть? Вдь и это важно.

— Мн приходило въ голову много заглавій, напримръ, назвать именемъ героя или героини. Затмъ я подумалъ, что лучше всего подошло бы: ‘Современный Ромео’. Она во многомъ напоминаетъ драму.

— Въ самомъ, дл?— воскликнулъ Брандретъ съ живымъ интересомъ, воскресившимъ надежды Рэя.— Это очень любопытно. Я однажды принималъ участіе въ любительскомъ спектакл, мы давали ‘Ромео’. Сцена была на открытомъ воздух и производила очень хорошее впечатлніе.

— О, я думаю,— сказалъ Рэй и поспшилъ прибавить:— Въ моей повсти описывается, конечно, американская жизнь, и дйствіе происходитъ въ деревушк, въ которой я выросъ!

— Нашъ спектакль, былъ устроенъ въ дачной мстности въ Массачусетс — продолжалъ мистеръ Брандретъ.— Одна изъ дамъ уступила свою площадку для игры въ теннисъ и кулисами служилъ намъ росшій вокругъ кустарникъ. Вы себ представить не можете, какъ красиво выглядла средневковая одежда при электрическомъ освщеніи.

— Воображаю, какъ это красиво!— поспшилъ согласиться Рэй.— Моя Юлія — дочь деревенскаго врача, а мой Ромео — молодой адвокатъ, который едва не убиваетъ ея кузена посл одного столкновенія.

— Это хорошо,— одобрилъ мистеръ Брандретъ.— Я самъ исполнялъ роль Ромео, а миссисъ Брандретъ — тогда еще миссъ Чапли — была предоставлена роль Юліи, но другая двушка, которая раньше отказалась отъ этой роли, вдругъ измнила свое ршеніе и потребовала ее для себя. Намъ съ большимъ трудомъ удалось все это уладить. Виноватъ, я васъ перебилъ.

— О, нтъ,— сказалъ Рэй.— Должно быть, было очень трудно уладить… Въ моей повсти оба семейства враждуютъ изъ-за земельныхъ границъ, и оба стараются разлучить влюбленныхъ.

— Какъ это ни странно,— снова перебилъ Брандретъ,— но изъ-за этого спектакля едва не прекратилось наше знакомство съ миссисъ Брандретъ. Конечно, она была разсержена — всякій на ея мст разсердился бы — ей пришлось отказаться отъ роли посл того, какъ она такъ много работала надъ ней. Но когда она увидла, сколько мн пришлось мучиться съ ея замстительницей, которая не знала и половины роли, исполняя ее, какъ деревянная кукла, она мн простила. ‘Ромео’ моя любимая пьеса. Видли-ли вы когда нибудь Юлію Марину въ ней?

— Нтъ.

— Значитъ, вы никогда не видли настоящей Юліи. Я раньше считалъ Маргаретъ Мазеръ приличной Юліей, и въ ней дйствительно много страсти…

— Моя Юлія,— перебилъ Рэй,— представляетъ одну изъ такихъ страстныхъ натуръ. Убдившись въ томъ, что старики неумолимы, она хватается за предложеніе обвнчаться тайно. Молодые узжаютъ, внчаются, потомъ возвращаются и живутъ врозь. Вскор они встрчаются на пикник, куда Юлія приходитъ со своимъ двоюроднымъ братомъ, послдній ищетъ ссоры съ молодымъ мужемъ и, наконецъ, оскорбляетъ его. Случайно они оказываются одни на берегу рки, и мужъ, человкъ тихій, но страшный въ гнв, внезапно сбрасываетъ кузена съ утеса. Остальные танцуютъ.

— Мы тоже ввели менуэтъ въ наше представленіе,— вмшался мистеръ Брандретъ,— и всмъ это очень понравилось… Виноватъ…

— Пожалуйста! Вроятно, это было очень живописно… Кузена считаютъ безнадежнымъ, а молодой скрывается, пока не выяснится состояніе пострадавшаго. Мужа ищутъ повсюду, и отцу двушки, который увлекался гипнотизмомъ и иногда продлывалъ опыты надъ своей дочерью, приходитъ въ голову подвергнуть ее гипнотическому сну и такимъ образомъ вывдать, гд онъ находится. Опытъ не вполн удается и, вслдствіе того, что двушка сохраняетъ слабое сознаніе, она страшно страдаетъ отъ борьбы, которая въ ней происходитъ. Въ это время сообщаютъ, что больной при смерти. Отецъ уходитъ къ нему, оставляя дочь, которая впадаетъ въ каталептическое состояніе. Мужъ въ это время бродитъ вокругъ дома, намреваясь явиться, въ случа дурного конца. Онъ подкрадывается къ открытому окну,— я забылъ сказать, что опытъ съ гипнотизмомъ происходитъ въ кабинет, конечно, въ первомъ этаж,— и видитъ, что она лежитъ, вся вытянувшись, неподвижная, онъ думаетъ, что она умерла.

Мистеръ Брандретъ разразился смхомъ.

— Я вспомнилъ, что сказалъ нашъ Меркуціо — это очень остроумный парень, тамошній адвокатъ, мстный уроженецъ и превосходный Меркуціо. Онъ сказалъ, что наша Юлія была великолпна въ гробу и, если бы она могла все время исполнять свою роль въ качеств мертвой, она превзошла бы всхъ насъ!

— Превосходно,— расхохотался Рэй.

— Прошу васъ, продолжайте,— сказалъ мистеръ Брандретъ.

— Итакъ… мужъ влзаетъ въ окошко, бросается къ ней на грудь и старается привести ее въ чувство. Она не обнаруживаетъ никакихъ признаковъ жизни, хотя все время сознаетъ, что происходитъ вокругъ, и длаетъ усилія заговорить и успокоить его. Но она приходитъ въ себя въ ту минуту, когда онъ вынимаетъ пистолетъ и стрляетъ себ въ самое сердце. Выстрлъ заставляетъ отца кинуться въ кабинетъ и, когда онъ входитъ туда, дочь подымается, дико оглядывается и падаетъ мертвая на тло мужа.

— Очень сильная сцена,— сказалъ мистеръ Брандретъ.

— Вы находите?— спросилъ Рэй, покраснвъ и нсколько польщенный.— Иногда мн казалось, что это невроятно и слабо. Это, въ сущности говоря, не повсть, и скоре можетъ быть отнесено къ области романтизма.

— Тмъ лучше. Я думаю, что всмъ прілись обыкновенныя фотографическія описанія. Публик хочется чего-нибудь фантастическаго,— замтилъ мистеръ Брандретъ.

— Можно сказать, что разсказъ построенъ на психологической почв. Я вамъ далъ только самую грубую схему его, отчего онъ, понятно, много проигралъ.

— Да, говорятъ, что во Франціи психологическій романъ вытсняетъ теперь реалистическій. Вы позволите?

Онъ протянулъ руку, и Рэй, поспшно развернувъ рукопись, подалъ ему. Брандретъ перевернулъ нсколько страницъ.

— Вотъ что мы сдлаемъ, мистеръ Рэй. Вы это оставьте у насъ, наши чтецы просмотрятъ, дадутъ намъ отчетъ о ней, и мы васъ извстимъ. Вашъ адресъ?

— У меня еще нтъ,— но я зайду сюда и сообщу, какъ только устроюсь.— Рей всталъ.

— Загляните когда-нибудь,— сказалъ издатель.— Мы всегда будемъ рады васъ видть. Конечно, я не могу общать, что мы дадимъ вамъ немедленно отвтъ.

— О нтъ, я этого и не жду. Я не тороплю. Не могу выразить, какъ я цню вашу любезность.

— Очень радъ.

Вошелъ мальчикъ, неся въ рукахъ исписанный листъ бумаги. Мистеръ Брандретъ взялъ листъ и подалъ его Рэю.

— Вотъ вы можете получить представленіе о томъ, что мы собираемся издавать. У насъ много экземпляровъ, возьмите этотъ съ собою. Загляните къ намъ, когда будете проходить мимо.

Они пожали другъ другу руки. Мистеръ Брандретъ проводилъ Рэя въ магазинъ и предложилъ ему нсколько экземпляровъ новыхъ изданій. Распорядившись, чтобы приказчикъ завернулъ книги, онъ сказалъ:

— Я бы хотлъ познакомить васъ съ однимъ изъ нашихъ авторовъ. Мистеръ Кэйнъ!— обратился онъ къ кому-то, и Рэй узналъ господина, съ которымъ встртился на улиц.

Мистеръ Кэйнъ обернулся и пошелъ къ нимъ на встрчу.— Я хочу васъ познакомить съ мистеромъ Рэемъ.

— Фортуна уже сблизила насъ,— проговорилъ мистеръ Кэйнъ, видимо, наслаждаясь звукомъ своего собственнаго голоса,— мы приняли участіе въ одномъ заблудшемся ближнемъ, хотвшемъ украсть дорожный мшокъ. До вашего прихода мы уже пять минутъ были друзьями на улиц и вмст пришли въ вашъ храмъ музъ. Но я очень радъ познакомиться вторично съ моимъ дорогимъ другомъ и узнать его имя.— Онъ пожалъ руку Рэя мягкой, холодной рукой.— Мое, безъ сомннія, знакомо вамъ, мистеръ Рэй, хотя правописаніе его мы нсколько измнили со времени несчастнаго происшествія съ Авелемъ {Каинъ по-англійски произносится Кэйнъ. Прим. Перев.}, но несомннно это то же имя и, слдовательно, я принадлежу къ очень древнему роду. Не правда ли?— Онъ все еще жалъ руку молодого человка, иронически поглядывая на мистера Брандрета, какъ бы ожидая, что тотъ возразитъ.— Полагаю, мистеръ Рэй писатель? Я былъ увренъ въ этомъ съ перваго момента,— прибавилъ Кэйнъ, отпуская, наконецъ, руку Рэя,— признаки благороднаго званія литератора на лицо.

— Мистеръ Рэй,— пояснилъ Брандретъ,— намренъ поселиться теперь въ Нью-орк, онъ состоитъ сотрудникомъ одной изъ мидлэндскихъ газетъ.

— Въ такомъ случа онъ опасный человкъ: его слдуетъ уважать, но избгать. Однако не говорите мн, что у него нтъ боле священныхъ и нжныхъ узъ съ литературой, кром грховной газетной связи.

Это польстило самолюбію Рэя.

— Мистеръ Брандретъ былъ такъ любезенъ, что согласился просмотрть мою рукопись,— сказалъ онъ, смясь.

— Поэма?

— Нтъ, повсть.

— Большая? конечно, изъ американской жизни?

— Это мы увидимъ,— весело проговорилъ молодой издатель.

— Да, пріятно наблюдать возрожденіе старыхъ литературныхъ традицій во всей ихъ свжести: молодой геній изъ провинцій является въ Нью-оркъ съ рукописью подъ мышкой, какъ онъ приходилъ въ Лондонъ и, безъ сомннія, нкогда въ Мемфисъ и Ниневію. Впрочемъ, черепки, на которыхъ тогда писали, были довольно тяжеловсны и ихъ доставляли, вроятно, на волахъ, а не подъ мышкой. А не сказалъ вамъ мистеръ Брандретъ, когда вы предложили ему свою рукопись, что книжныя дла очень вялы?

— Нчто въ этомъ род,— отвтилъ Рэй со смхомъ. Мистеръ Брандретъ тоже разсмялся.

— Меня это радуетъ,— продолжалъ мистеръ Кэйнъ,— безъ этого было бы какъ-то странно. Они всегда такъ говорятъ. Я убжденъ, что мемфискіе и ниневійскіе издатели въ свое время говорили то же самое — обычный пріемъ по отношенію къ авторамъ, заставляющій считать за огромное счастіе, что нашелся издатель на какихъ бы то ни было условіяхъ. Оно, пожалуй, вполн правильно. Итакъ, вы спущены на воду, мой дорогой другъ, и вамъ остается только двигаться. Можетъ быть, изъ васъ выйдетъ быстроходный океанскій пароходъ… въ начал мы никогда не ожидаемъ меньшаго. Въ такомъ случа позвольте мн, старому заброшенному судну, носящемуся по вол волнъ, привтствовать васъ и пожелать вамъ благополучнаго пути къ Островамъ Счастья.— Мистеръ Кэйнъ мягко улыбнулся и протянулъ руку, какъ бы благословляя.

— О, ваша книжка еще пойдетъ, мистеръ Кэйнъ,— поспшно сказалъ Брандретъ, желая его утшить.— Вкусы публики измнятся, и настанетъ очередь для серьезной литературы.

— Будемъ надяться,— благоговйно произнесъ мистеръ Кэйнъ,— будемъ молиться, чтобы средній читатель оставилъ свой ложный путь, отказался отъ романовъ и возлюбилъ бы размышленія о морали… но не раньше, конечно, чмъ будетъ имть успхъ повсть нашего дорогого друга.— Онъ опять поклонился въ сторону Рэя.— Впрочемъ, можетъ быть, она съ тенденціей?— предположилъ онъ почему-то.

— Едва ли…— началъ, было, Рэй, но мистеръ Брандретъ уже пришелъ къ нему на помощь.

— Психологическій романъ… и, какъ мн кажется, вполн въ дух времени.

— Въ самомъ дл?— сказалъ мистеръ Кэйнъ.— Я начинаю думать, что вы, мистеръ Рэй, попали къ нашему другу въ такую минуту, когда онъ, въ качеств молодого отца, весь растаялъ отъ счастья, и воспользовались его благоволеніемъ ко всему человчеству исключительно въ свою пользу.

— Нтъ, нтъ! ничего подобнаго, увряю васъ,— весело запротестовалъ мистеръ Брандретъ.— У меня все ведется на строго дловыхъ основаніяхъ. Всегда!.. Но я желалъ бы, чтобы вы видли моего мальчугана, мистеръ Кэйнъ. Конечно, смшно говорить это о ребенк, которому всего восемь дней, но, увряю васъ, онъ начинаетъ уже кое что замчать.

— Обратите его вниманіе на ваши книги, и особенно на мои произведенія. Онъ рано начинаетъ, но, можетъ быть, не слишкомъ рано для критика,— проговорилъ мистеръ Кэйнъ и, круто повернувшись, ушелъ. Мистеръ Брандретъ добродушно разсмялся шутк на свой счетъ.

— Это одинъ изъ самыхъ странныхъ чудаковъ,— сказалъ онъ посл ухода Кэйна.— Если бы онъ могъ вложить въ свои произведенія самого себя, они бы дали ему цлое состояніе. Никто не знаетъ, чмъ онъ живетъ, но, вроятно, у него есть небольшія средства: мы продаемъ не больше пятидесяти экземпляровъ его книги въ годъ. Что такое упоминалъ онъ о саквояж?

Рэй разсказалъ.

— Это на него похоже. Вы, разумется, бросились ему въ глаза. Онъ ничего не длаетъ и бродитъ по улицамъ цлыми днями. По его словамъ, Нью-оркъ для него та книга, которую онъ читаетъ и перечитываетъ безъ конца. Если бы онъ только могъ разработать эту мысль. Вдь, дйствительно, такая вещь пошла бы на-расхватъ. Это одинъ изъ тхъ, чей разговоръ заставляетъ думать, что человкъ мастеръ писать, но его книжка до невозможности суха. Она вамъ попадалась когда-нибудь? ‘Афоризмы’. Итакъ, до свиданія! Какъ бы мн хотлось пригласить васъ къ себ, но вы видите, какъ сложились обстоятельства.

— О, да! я вижу,— сказалъ Рэй,— вы и такъ слишкомъ добры.

Голосъ Рэя дрогнулъ, но онъ надялся, что мистеръ Брандретъ этого не замтилъ, ему хотлось остаться наедин со своими ощущеніями, и онъ торопливо вышелъ на улицу. У него кружилась голова: наконецъ-то къ нему повернулось колесо фортуны! Онъ былъ уже далеко отъ магазина, когда очнулся. Онъ никогда и не мечталъ, чтобъ такъ скоро просмотрли его рукопись, какъ общалъ мистеръ Брандретъ. Вдь онъ разсчитывалъ, что ему придется таскаться съ ней отъ издателя къ издателю, ждать отвта недлями, а, можетъ быть, и цлыми мсяцами! Вдь онъ представлялъ себ, какъ многіе вовсе отказываются заглянуть въ рукопись и приготовился къ холоднымъ пріемамъ! Нельзя, разумется, не отдать тутъ должное личной доброт мистера Брандрета и его семейной радости. Конечно, онъ нсколько смшонъ со своими разговорами о ребенк. Рэй ршилъ, что если это даже и естественно, онъ не позволитъ себ, когда будетъ самъ отцомъ, изливаться такимъ образомъ передъ первымъ встрчнымъ. Ему не понравилось, что мистеръ Брандретъ разсказомъ о любительскомъ спектакл прерывалъ изложеніе содержанія его повсти, но вдь, въ сущности, это показываетъ, что онъ былъ заинтересованъ. Если бы не это случайное обстоятельство, исполненіе роли Ромео, онъ, можетъ быть, и не обратилъ бы особеннаго вниманіи на ‘Современнаго Ромео’. Мысль о томъ, не было ли глупо съ его стороны такъ подробно передавать сюжетъ повсти, помогла ему простить слабости мистера Брандрета, которыя совершенно не гармонировали съ серьезнымъ отношеніемъ къ длу. Все, что молодой издатель говорилъ о книжной торговл и новыхъ условіяхъ для нея, было очень разумно: въ томъ, что касается его интересовъ, онъ, вроятно, не глупый человкъ. Рэю было непріятно подшучиванье Кэйна надъ счастливымъ отцомъ, но онъ былъ въ восторг отъ его манеры выражаться. Его можно превосходно описать, но къ его насмшливости нужно прибавить что-нибудь трагическое, напр., неудачную любовь въ ранней молодости: женщина, которую онъ любилъ, умерла или разбила его сердце. Онъ можетъ явиться въ качеств друга героя въ какой нибудь важный моментъ, напримръ, въ ту минуту, когда герой хочетъ разрушить свое счастье собственными руками: мистеръ Кэйнъ спасаетъ его отъ необдуманнаго шага, разсказавъ исторію своей жизни. Мысли Рэя вернулись къ рукописи, оставленной у Брандрета: самъ ли онъ будетъ ее читать, узнаетъ ли портретъ автора? По временамъ ему становилось неловко за сцену съ гипнотизмомъ, но разъ она понравится публик — будетъ большое счастье. Рэй лично уже настроился въ ея пользу: если ‘Чапли и К’ примутъ повсть, онъ перепишетъ всю эту часть вновь, усиливъ краски.

Но отъ этой неожиданной удачи онъ не долженъ терять головы или воображать себ счастье большимъ, чмъ оно есть въ дйствительности: вдь, въ конц концовъ, ему только удалось быть выслушаннымъ. Онъ инстинктивно старался остановить колесо фортуны, которое поднимало его вверхъ, но съ котораго онъ неминуемо долженъ свалиться, если залетитъ слишкомъ высоко. Съ чувствомъ суеврія, свойственнымъ каждому изъ насъ, Рэй общалъ своему богу быть благодарнымъ и покорнымъ за чудо, если онъ удержится на достигнутой имъ высот. Въ своемъ эгоизм онъ воображалъ, что достаточно сдлать надъ собой сознательное усиліе, чтобъ получить награду свыше: тяжело, напр., трудиться, непріятно себ въ чемъ нибудь отказывать, но онъ откажется. И онъ спшилъ избавиться отъ своего радостнаго настроенія, какъ будто оно могло вызвать какое-нибудь неудовольствіе и повести за собой наказаніе.

Онъ зашелъ въ ресторанъ, гд завтракалъ, чтобъ условиться насчетъ квартиры и стола. Оказалось, что это обойдется вовсе не такъ дешево. Уступчивый съ виду хозяинъ настаивалъ на доллар въ недлю за комнату, и, такимъ образомъ, Рэй нарушалъ свою смту: вмсто десяти долларовъ въ недлю долженъ будетъ платить двнадцать. Онъ все-таки попробовалъ рискнуть — въ разсчет какъ нибудь пополнить дефицитъ. Его комната помщалась въ четвертомъ, самомъ верхнемъ этаж. Напротивъ возвышался десятиэтажный домъ, но такъ какъ окна были на югъ, то солнце ухитрялось въ нихъ заглянуть на одинъ часокъ, прокравшись невдомыми путями между высокими зданіями и башней съ часами. Когда Рей стоялъ у окна, ему была видна только остроконечная крыша желзнодорожнаго вокзала, но стоило высунуться подальше — и передъ нимъ открывалась, правда, съ птичьяго полета, часть улицы: онъ видлъ головы, кареты, повозки. Вмст съ нимъ любовались этой картиной только воробьи, которые вели свои безконечные споры на карниз окна, да кошка, изъ-за трубы слдившая за ними жадными глазами.

Потолокъ внутри, параллельный откосу крыши, одной стороной устремлялся въ высоту. Меблировка въ американскомъ вкус: на полочк у стны часы, по вншности французскаго издлія. Они, къ сожалнію, были испорчены и опредлить ихъ акцентъ по тиканью не удалось. Въ углу, вблизи окна, стоялъ маленькій письменный столъ краснаго дерева. Рэй разложилъ свои книги на полку, рядомъ съ часами. Все это мало напоминало его квартирку въ Мидлэнд, гд онъ за меньшую плату имлъ прекрасную гостиную и спальню въ лучшемъ boarding housed городка. Но здсь все-таки не стыдно принять даже и мидлэндскихъ знакомыхъ: это типичная нью-іоркская комнатка, особенно для космополитической фазы, въ которую онъ вступилъ. Рэй попробовалъ приссть къ столику и нашелъ, что за нимъ очень удобно. Отчасти потому, что считалъ себя обязаннымъ, а отчасти для того, чтобы доказать, какъ можно владть собой при всякихъ настроеніяхъ, онъ докончилъ корреспонденцію въ ‘Эхо’ и остался ею очень доволенъ. Она была написана живо, легко и вмст съ тмъ носила мстами поэтическій колоритъ, въ описаніяхъ, какъ ему казалось, передалась даже свжесть и прозрачность воздуха, вся прелесть яснаго дня, которую онъ ощущалъ. Онъ представилъ себ, какъ мидлендскіе друзья, развертывая утромъ газету, ищутъ его подпись, вспомнилъ, какъ добры были къ нему т, кого онъ оставилъ, и опять почувствовалъ тоску по родин.

XI.

Рэю хотлось въ тотъ же день и лично отнести свой адресъ мистеру Брандрету, но онъ побоялся, какъ бы это не показалось слишкомъ большой поспшностью и дурно не повліяло на успхъ дла. Ему удалось настолько овладть собою, что онъ не пошелъ и на слдующій день, а послалъ записку. Но это его уже испугало: какъ бы не подумали, что онъ совершенно равнодушенъ. Онъ старался уврить себя, что можетъ получиться такое впечатлніе, хотя въ дйствительности жаллъ лишь о томъ, что упустилъ случай повидаться съ мистеромъ Брандретомъ. Но не бжать же ему вслдъ за запиской. И Рэй принялъ геройское ршеніе: до извстнаго срока не подходить къ дому ‘Чапли и К’. Но, протомившись нсколько времени, онъ сталъ разгуливать по Броадвэй, сначала — какъ можно дальше отъ магазина, потомъ — все ближе и ближе, и, наконецъ, уже медленно прохаживался мимо, заглядывая въ окна. Его надежды увидть или встртить издателей не осуществились, и онъ началъ предчувствовать тяжелое разочарованіе. Вдь точно также и съ такими же результатами, обманывая себя надеждами, ходилъ онъ мимо дома своей первой страсти. Ему оставалось единственное утшеніе — придумывать разговоры то съ мистеромъ Чапли, то съ мистеромъ Брандретомъ: издатели пришли въ восторгъ отъ его повсти и предлагаютъ ему невроятно выгодныя условія. Голосъ добраго старичка, мистера Чапли, дрожитъ отъ волненія, когда онъ называетъ его вторымъ Готорномъ, мистеръ Брандретъ зоветъ его на обдъ и знакомитъ съ женой, его приглашаютъ въ крестные отцы… Но ничего подобнаго не было, и Рэю длалось все тоскливе. Онъ ежедневно выигрывалъ у самого себя пари, что не получитъ сегодня письма отъ мистера Чапли или Брандрета. Наконецъ, онъ вспомнилъ о сожалніяхъ, которыя высказывалъ мистеръ Брандретъ, говоря о семейномъ событіи, препятствующемъ приглашенію гостей. Не зная точно, сколько должно пройти времени, чтобы миссисъ Брандретъ, принесшая такое счастье своему супругу, могла вернуться къ обязанностямъ гостепріимной хозяйки, Рэй утшалъ себя, что онъ можетъ быть слишкомъ нетерпливъ. Во всякомъ случа, онъ благодаренъ за эти сожалнія — безъ нихъ угасли бы послднія его надежды.

Чтобы какъ нибудь сократить томительное ожиданіе, Рээ съ рекомендательной карточкой мистера Брандрета сдлалъ визиты къ нсколькимъ издателямъ. Ему казалось, что онъ иногда замчалъ тнь безпокойства на ихъ лицахъ, не смотря на любезность пріема. Но тнь пропадала, какъ только онъ произносилъ слово ‘журналистъ’. Увидя, что имъ не грозить предложеніе рукописи, они сразу успокаивались. Они охотно говорили о положеніи книжной торговли въ настоящемъ, предугадывали его въ будущемъ, и Рэй ничего не имлъ противъ оцнки, въ качеств ходкаго или неходкаго товара, произведеній литературы. Издательство разсматривалось, какъ ставка въ игр, какъ извстный рискъ, какъ какое нибудь пари, гд успхъ зависитъ отъ случайностей.

— Знаете ли, это именно такъ,— объяснялъ одинъ,— никто не можетъ сказать, пойдетъ ли книга. У насъ были вещи, которыя мн очень нравились, для которыхъ я особенно охотно длалъ все, чтобъ обезпечить ихъ распространеніе. О нихъ были даны самые лучшіе отзывы самыми извстными критиками отъ Атлантическаго до Тихаго океановъ, на нихъ обратили вниманіе образованнйшіе люди, а мы не продали и полуторы тысячи экземпляровъ. Тогда мы попробовали выпустить дешевый лубочный романъ — приличный, конечно: мы всегда помнимъ о стыдливомъ румянц юности. Мы были уврены, что издаемъ ходкую книжку, которая будетъ продаваться десятками тысячъ. И что же? дтище наще оказалось мертворожденнымъ. Мы не можемъ найти причины: почему одн книги имютъ успхъ, другія — нтъ. По моимъ наблюденіямъ, тутъ какая-то счастливая или несчастная случайность. Десять книгъ осуждены на гибель, двадцать — едва покрываютъ расходы, и одна — выдерживаетъ безконечное число изданій. И никто не скажетъ — почему. Не послать ли вамъ по экземплярчику нашихъ новыхъ книгъ?

Книги лежали грудами на стол, возл котораго сидлъ Рэй, и, пока шелъ разговоръ, приказчикъ приготовилъ связку. Новыми изданіями его надляли вообще столь щедро, что если бъ онъ вздумалъ посвятить свои корреспонденціи въ ‘Эхо’ одной литератур, матеріала хватило бы на нсколько недль.

За послдніе дни пришли письма изъ Мидлэнда: отъ матери, заботливое и нжное. Она разспрашивала о нью-іоркской жизни, объ удобствахъ, просила беречься простуды. Отъ отца — дловито-серьезное, рекомендующее откладывать еженедльно хоть маленькую сумму ‘про черный день’. Отъ Сандерсона — веселое, съ перечисленіемъ всхъ событій, онъ, конечно, жаллъ объ отсутствіи друга и ничего не упоминалъ о планахъ перезда въ Нью-оркъ. Подъ впечатлніемъ прочитаннаго Рэя охватила тоска: ему такъ не доставало здсь общества женщинъ, которое онъ считалъ самымъ пріятнымъ и которымъ дорожилъ больше всего на свт посл литературы. Если бы еще осуществились его мечты объ успх, онъ могъ бы примириться съ потерей преимуществъ, которыми пользовался въ Мидлэнд. Тамъ онъ могъ каждый вечеръ проводить у какой-нибудь милой двушки, засиживаясь сколько угодно. Сообщеніе Сандерсона о нсколькихъ помолвкахъ заставило Рэя еще сильне почувствовать свою оторванность и отчужденность: неужели ему одному суждено прожить всю жизнь безъ любви, безъ подруги?

Женщинъ онъ встрчалъ пока только въ отел. Но когда прошло романтическое любопытство и первое впечатлніе, вызванное ихъ свободнымъ разговоромъ на своихъ языкахъ, онъ не могъ понять — какой представляютъ интересъ эти южныя блондинки съ матовыми лицами, говорящія по-французски, или т брюнетки съ большими подведенными глазами, он словно выкашливали свои испанскіе гортанные звуки и нсколько напоминали блокъ. Рэю, какъ пансіонеру, обдъ подавали въ столовой, и онъ съ любопытствомъ заглядывалъ въ ресторанъ, минутами готовый просить, чтобы его перевели туда, хотя ему нравились порой завистливые взоры, которые бросались на него изъ ресторана. Въ столовой было нкоторое неудобство — лакей, съ черной лоснящейся кожей, едва понимавшій по-англійски. Женщины въ ресторанъ не заходили, но за то Рэй видлъ тамъ молодыхъ людей, съ которыми ему хотлось иногда поговорить. До него доносились споры объ искусств, литератур, или, врне, отрывочныя фразы, по которымъ онъ догадывался, о чемъ идетъ рчь. Собирались и цлыми компаніями поздно, часовъ въ семь, когда онъ допивалъ свой кофе. Разъ, позже обыкновеннаго, пришло очень много молодежи: они заняли большой столъ у окна, которое выходило въ садикъ, и, усаживаясь, осыпали другъ друга вопросами. Изъ нихъ Рэй могъ заключить, что они нкоторое время не видлись другъ съ другомъ. Въ ожиданіи обда, вс жадно набросились на закуску — редиску, маслины, анчоусы. За столомъ оставалось только одно свободное мсто — предсдательское. Нкоторые уже выражали неудовольствіе, что до сихъ поръ не подаютъ обда. Между двумя собесдниками загорлся яростный споръ, въ которомъ скоро приняли участіе и остальные. Изъ нападокъ и возраженій, отдльныхъ словъ и восклицаній Рэй понялъ, что разбираются вопросы эстетики и морали. Въ пылу увлеченія противники говорили разомъ, перебивая и стараясь перекричать другъ друга, но вдругъ вс смолкли и успокоились: об стороны сдлали неожиданное открытіе, что они, въ сущности, одного и того же мннія. Во время наступившаго затишья кто-то вошелъ и занялъ свободный стулъ.

То былъ мистеръ Кэйнъ. Сердце Рэя забилось: у него мелькнула надежда, что его увидятъ и узнаютъ. Самъ онъ — изъ гордости — сдлалъ видъ, что не замчаетъ вошедшаго. Теперь все стало ясно: это товарищескій обдъ литераторовъ. Рэй не могъ не желать — быть между ними, но именно поэтому съ безпощадною жестокостью подавлялъ свое желаніе. Онъ глядлъ въ свою тарелку, избгая проницательныхъ взглядовъ мистера Кэйна, которые, какъ воображалъ Рэй, долженъ тотъ кидать въ столовую. Онъ старался заставить себя устыдиться этого подслушиванія разговоровъ, происходившихъ въ ресторан. Въ своемъ одиночеств Рэй озлоблялся все больше и началъ рисовать себ, какъ высокомрно будетъ третировать Кэйна, когда ‘Современный Ромео’ надлаетъ шума. Ему не было никакой надобности проходить мимо обдавшихъ, но онъ, не смотря на это и на предстоящее униженіе мистера Кэйна, прошелъ такъ близко отъ него, что тотъ невольно поднялъ голову и воскликнулъ:

— А, добрый вечеръ, добрый вечеръ!— Они обмнялись рукопожатіями, Кэйнъ спросилъ: какъ онъ сюда попалъ? Узнавъ, что онъ здсь живетъ, Кэйнъ удивился, сказавъ, что это совсмъ ‘chic’. Затмъ онъ представилъ товарищамъ своего молодого друга, мистера Рэя изъ Мидлэнда, пріхавшаго искать счастья и раздлить съ ними ихъ судьбу. Съ тми, которые сидли ближе, онъ познакомилъ лично. Это были молодые люди, имена которыхъ Рэй зналъ: для начинающаго автора они блистали, какъ яркія звзды, для боле же опытныхъ глазъ — были простыя туманныя пятна. Мистеръ Кэйнъ предложилъ Рэю кофе, но тотъ отказался, сказавъ, что пилъ уже. Вс стали доказывать, что это ничему не мшаетъ — можно выпить и еще. Онъ стоялъ между ними и, чуть не скрежеща зубами, мысленно называлъ себя дуракомъ. Онъ бормоталъ о какихъ-то неотложныхъ длахъ и, наконецъ, откланялся, когда ему такъ хотлось остаться. Расхаживая по улицамъ, Рэй старался убдить себя, что, поступивъ такимъ образомъ, онъ произвелъ гораздо лучшее впечатлніе. Ему стало томительно скучно, когда, возвращаясь обратно, онъ услышалъ оживленные голоса: его тянуло туда, онъ едва удерживался, чтобъ не пойти и не попросить позволенія посидть.

Войдя въ свою комнату, онъ чуть не заплакалъ. Ему теперь хотлось вернуться домой, какъ бы это ни отразилось на его судьб, и даже не домой, а въ ту маленькую деревушку, откуда онъ когда-то такъ рвался и гд былъ такъ несчастенъ, пока не ухалъ. Всякое мсто казалось ему лучше, чмъ Нью-оркъ, среди сотенъ и тысячъ жителей котораго для него не нашлось ни друга, ни даже врага.

XII.

На слдующій день Рэй проснулся съ твердой ршимостью сбросить апатію, охватившую его съ того дня, какъ онъ отдалъ рукопись мистеру Брандрету. Сегодня онъ пойдетъ знакомиться съ друзьями своихъ мидлэндскихъ друзей, которые снабдили его и карточками, и рекомендательными письмами. По крайней мр, онъ не будетъ страдать отъ одиночества. Его смущало только,— удобно ли идти въ воскресенье. Онъ обдумывалъ этотъ вопросъ все время за завтракомъ. Но только что онъ вернулся къ себ, на верхъ, какъ кто-то постучалъ въ дверь.

— Войдите,— окликнулъ Рэй. Дверь осторожно отворилась, и на порог показался мистеръ Кэйнъ.

— Я полагаю, вы знаете,— сказалъ онъ, не отвчая на привтствіе Рэя,— или, если не выходили еще, не знаете, что сегодня воскресенье, тотъ день, который благословенъ и освященъ больше другихъ дней недли. Впрочемъ,— прибавилъ онъ, уже входя,— магометане чувствуютъ то же самое, особенно въ хорошую погоду, и по пятницамъ.

Онъ оглядлъ комнату и попросилъ позволенія заглянуть въ окно.

— А, воробьи!— обратился онъ къ птицамъ на карниз, какъ будто они были его старые знакомые, затмъ похвалилъ открывавшійся видъ. Стоя спиной къ Рэю, Кэйнъ вслухъ восхищался игрой свтовыхъ тней на зданіяхъ. Солнце освщало его волосы, и они сверкали, какъ серебро. Онъ обернулся и спросилъ:

— Вы показывали кому-нибудь этотъ видъ? Нтъ? Такъ позвольте мн первому высказать большую глупость: если что вдохновитъ васъ здсь, то непремнно эта картина.— Онъ опять высунулся за окно, поглядлъ вверхъ и задумчиво замтилъ:— Да, облачное небо безъ сомннія лучше. Почему вы вчера не остались съ нами? Я видлъ, что вамъ хотлось.

Онъ проговорилъ это кротко, съ едва замтной насмшкой въ глазахъ.

Рэй почувствовалъ, что лучше всего быть откровеннымъ.

— Да, мн ужасно хотлось. Я слышалъ обрывки вашихъ разговоровъ, но не могъ принять приглашенія. Я зналъ, что для меня это счастливый случай, но не могъ.

— А вы знаете,— сказалъ мистеръ Кэйнъ,— счастливые случаи не повторяются. Т люди и настроенія, можетъ быть, никогда уже не сойдутся вмст. Вамъ не слдовало упускать момента.

— Знаю, но я долженъ былъ…

Мистеръ Кэйнъ откинулся на стул и пробормоталъ словно про себя:

— Ахъ, молодость, молодость! Да, она должна упускать шансы. Терять ихъ — условіе жизни. Иначе мы погибли бы отъ изобилія. Но можете ли вы,— обратился онъ уже прямо къ Рэю,— безъ ущерба для внутренняго міра, святость котораго неприкосновенна у каждаго, можете ли вы мн сказать, почему вы должны были отказаться отъ нашего общества?

— О, да!— проговорилъ Рэй, на котораго такъ подйствовалъ тонъ Кэйна, что онъ не прочь былъ даже посмяться надъ собою.— Я столь упалъ духомъ, что не могъ ухватиться за руки, хотвшія вытащить меня изъ бездны отчаянія. Я чувствовалъ, какъ отъ малйшаго усилія погрузился бы туда съ головой. Въ такія минуты лучше оставаться одному.

— Я понимаю это, но почему человкъ вашихъ лтъ такъ падаетъ духомъ?

— Почему? Я думаю, этого никто не съуметъ объяснить. Мн кажется, меня подавляетъ мысль, что шансы на успхъ моей книги не особенно-то велики…

— И это все?

— Нтъ, еще я тоскую о дом. Но недостаточно ли и первой причины?

— Не съумю отвтить: давно уже я вышелъ изъ вашего возраста. Но сказать вамъ, что я подумалъ, когда вы сознались, что чувствуете себя несчастнымъ?

— Пожалуйста!

— Право, не ршаюсь… Мн показалось, что такои несчастья причинить мужчина не могъ. Вы извините меня… Онъ, улыбаясь, продолжалъ глядть на молодого человка, и въ этой улыбк сквозило желаніе, чтобъ его слова не приняли за дерзость.— Не знаю, впрочемъ, зачмъ я это говорю… Можетъ быть потому что мн дйствительно пришло въ голову такое объясненіе. Если это правда, то я былъ несправедливъ, недоумвая, отчего вы не договариваете.

— Ну, эту несправедливость я могу простить: она такъ далека отъ дйствительности,— началъ, было, Рэй.

— А, вы успли уже это замтить?— перебилъ его Кэйнъ.

— Что именно?

— Что мы легче прощаемъ нежелательныя догадки, когда он не врны, чмъ тогда, когда он врны.

— Нтъ, я не замтилъ,— признался Рэй и прибавилъ: — это невозможно для меня здсь, я не разговаривалъ еще ни съ одной женщиной.

Если мистеръ Кэйцъ и уловилъ какую-нибудь горечь въ этихъ словахъ, которыя Рэй постарался произнести со смхомъ, то не подалъ вида.

— Это было необдуманное предположеніе,— сказалъ Кэйнъ: — я его не защищаю и радъ отъ него отдлаться. Когда я былъ вашихъ лтъ, то пренебреженіе, оказанное мн женщиной, было единственной причиной, которая заставляла меня отказываться отъ удовольствій. Но я вижу, нынче молодежь другая.

— Я не нахожу,— сказалъ Рэй, подавляя промелькнувшее желаніе обнажить свои раны.

— Современное общество, говорятъ мн, находитъ столько способовъ утшеній въ несчастной любви, что подобнаго горя для молодыхъ людей больше не существуетъ. Если они и страдаютъ, то не глубоко.

Рэй чувствовалъ, что нескромность мистера Кэйна можетъ быть оправдана лишь его дружескимъ расположеніемъ.

— Возможно, что въ Нью-орк это такъ,— сказалъ онъ,— но я слишкомъ здсь недавно, чтобъ судить объ этомъ.

— А въ Мидлэнд все идетъ по старому? Разскажите мн что нибудь о немъ. Почему вы промняли его на Нью-оркъ?

— Я могу сказать,— отвтилъ Рэй, испытывая удовольствіе отъ настойчивости мистера Кэйна:— виноватъ Мидлэндъ.

И Рэй охотно разсказалъ ему ту часть своей біографіи, которая касалась перемнъ въ состав редакціи ‘Эхо’. Затмъ онъ набросалъ картину жизни мидлэндскаго молодого человка, если онъ принятъ въ обществ. Рэй старался быть объективнымъ и счелъ нужнымъ, во имя справедливости, дать понятіе о роли, которую игралъ самъ въ этомъ обществ. Для иллюстраціи, конечно, послужило описаніе прощальнаго обда.

— Да,— замтилъ Кэйнъ,— я понимаю, какъ вамъ всего этого не хватаетъ, и не думаю, чтобъ Нью-оркъ могъ доставить много пріятнаго. Между Нью-оркомъ и Мидлэндомъ огромная разница. Вы тамъ кажетесь мн какими-то идиллическими пастушками и пастушками, вашъ милый маленькій мірокъ, какъ сонъ, воскрешаетъ мою юность, когда Бостонъ былъ еще только просто большой городъ, а не ныншнія Аины.

— Сперва я чуть, было, не направился со своей рукописью въ Бостонъ,— снова заговорилъ Рэй,— но мн почему-то казалось, что въ Нью-орк легче ее пристроить.

— Здсь, безъ сомннія, больше издателей. Но больше ли шансовъ на успхъ — вопросъ. Все зависитъ отъ того, на сколько, они самостоятельны въ своихъ мнніяхъ. Они вамъ показались разсудительными людьми?

— Я не совсмъ васъ понимаю.

— Найдется ли между ними хоть одинъ, который отнесется безъ предубжденій къ вашей повсти и прочтетъ ее посл того, какъ вы объявите, что другими она отвергнута?

— Нтъ, я этого не могу сказать. Да я и самъ не знаю, какъ бы поступилъ въ такомъ случа, будь на ихъ мст. Я,конечно, обвинить бы ихъ не могъ. А вы?

— Я? я никого не виню, мой дорогой другъ. Этимъ путемъ я сохраняю спокойствіе духа. Я бы васъ не порицалъ, если бъ посл отказа ‘Чапли и К’ вы отправились къ другимъ издателямъ, тщательно скрывая отъ каждаго, что онъ не первый, кому вы предлагаете свою рукопись.

Рэй разсмялся, но почувствовалъ себя нсколько задтымъ.

— Полагаю, что мн и придется это сдлать, хотя Чапли и К пока не отказывались.

— А! очень радъ… не потому, что вы дйствительно могли бы кого-нибудь обмануть: на вашей рукописи останутся несомннные признаки, которые васъ выдадутъ: истрепанный видъ, замтки и примчанія предыдущихъ чтецовъ, запахъ различныхъ сортовъ табаку, духовъ…

— Я не хочу обманывать кого бы то ни было,— сказалъ Рэй, покраснвъ сперва отъ негодованія, потомъ отъ стыда.— Но что сдлали бы вы при такихъ обстоятельствахъ?

— Мой дорогой другъ, мой дорогой юноша,— запротестовалъ мистеръ Кэйнъ,— я васъ не осуждаю. Говорятъ, даже Бисмаркъ нашелъ выгоднымъ ввести правду въ политику. Онъ сдлалъ открытіе, что ничто такъ не обманываетъ, какъ правда, и никто ему не врилъ. Многіе испробовали это на торговыхъ рекламахъ. Нельзя требовать, чтобъ я сказалъ, какъ поступлю въ такихъ обстоятельствахъ,— они не могутъ быть такими же. Я не беллетристъ, имющій десятки тысячъ читателей, а только авторъ томика опытовъ, который расходится въ опредленномъ количеств экземпляровъ. Полагаю, что мистеръ Брандретъ употребилъ именно это роковое слово, говоря о моей книжк?

— Нтъ, мн что-то не помнится.

— Онъ добре, чмъ я ожидалъ. Это смертельный ударъ, когда издатель говоритъ, что книга будетъ расходиться въ такомъ-то количеств. На торговомъ язык, это значитъ, что для нея не существуетъ ‘счастливыхъ случайностей’, удачнаго стеченія обстоятельствъ, она мертва. Въ качеств автора такой книги, я считаю себя свободнымъ отъ объясненій: какъ бы я поступилъ на вашемъ мст. Но мн пріятно, что вы еще до этого не дошли. Будемъ надяться, чта даого и не случится. Будемъ ждать, что ‘Чапли и К’ оцнятъ выгодный случай и ухватятся за него.

Рэй разсмялся, хотя понималъ, что надъ нимъ иронизируютъ. Онъ инстинктивно чувствовалъ цинизмъ въ замчаніяхъ Кэйна, но этотъ цинизмъ ему нравился, какъ теорія, еще не перешедшая въ практику.

Рэй подумалъ, что мистеръ Кэйнъ напоминаетъ Варрингрона въ Пенденис, а также Ковердэйля въ ‘Блисдэйльскомъ роман’. Это усилило его уваженіе, ему почему-то казалось, что исторія его жизни должна быть очень интересна. И когда тотъ всталъ, Рэй съ сожалніемъ спросилъ:

— Какъ, вы уже уходите?

— Я думалъ прихватить васъ съ собой. Мн хочется пройтись въ паркъ и навстить моего стараго друга… человка, съ которымъ насъ когда-то связывали общія надежды на переустройство міра. Я думаю, вы заинтересуетесь имъ, какъ типомъ, если онъ вамъ и не понравится.

Рэй отвтилъ, что очень радъ, и они отправились.

XIII.

Улицы имли праздничный видъ, отличавшій ихъ отъ будничной суеты. Вмсто шума и грохота, стояла почти деревенская тишина. По дорог къ вокзалу Рэй съ радостью слдилъ за воробьями, которые весело чирикали и сновали межъ зелеными втками вьющимся растеній, которыя свшивались то тутъ, то тамъ съ крыши, или со стны сада. Звонъ церковныхъ колоколовъ, сливаясь въ одинъ гулъ, уносился къ высокому синему небу.

Въ промежуткахъ между отрывочными замчаніями Рэй подбиралъ фразы для описанія развертывавшейся картины и, когда они съ Кэйномъ заняли мста въ вагон, два-три эпитета были уже готовы. Пассажировъ было множество, и по преимуществу все рабочіе, которые стремились воспользоваться послднимъ яснымъ праздничнымъ днемъ. Поздъ направлялся въ верхнюю часть города.

— Человкъ, къ которому мы демъ,— заговорилъ Кэйнъ,— принадлежитъ къ тому сорту людей, о которыхъ нсколько лтъ тому назадъ можно было сказать, что ихъ время безвозвратно миновало. Но теперь, кажется, снова наступаетъ ихъ очередь. Любопытны эти повторенія. Вы ненависти къ альтруизму не питаете?

Рэй улыбнулся отъ удовольствія, доставленнаго ему — можетъ быть, не безъ умысла со стороны Кэйна — этимъ вопросомъ!

— Не могу, по крайней мр, сказать, чтобъ чувство этой ненависти было сильно.

— Молодыхъ людей альтруизмъ обыкновенно отталкиваетъ,— продолжалъ Кэйнъ,— и ваша ненависть къ нему была бы мн понятна. Мой другъ былъ альтруистомъ въ теченіе всей жизни. Ему безполезно говорить, что міръ достаточно хорошъ для тхъ, кто его населяетъ, онъ наврное хочетъ сдлать людей достойными лучшей жизни и, можетъ быть, началъ бы съ васъ. Вы, вроятно, слышали о Брукской ферм {Надлавшая въ свое время много шуму община, основанная въ 1811 г. группой интеллигентныхъ американцевъ. Знаменитый американскій писатель Готорнъ — одинъ изъ ея основателей. Цлью общины было самоусовершенствованіе. Въ этомъ отношеніи она приближалась къ ученію гр. Толстого, но просуществовала очень недолго.}.

— Конечно,— отвтилъ Рэй, нсколько обиженный подобнымъ вопросомъ.— ‘Блисдэйльскій романъ’, я думаю,— лучшее произведеніе Готорна.

— Блисдэйль,— сказалъ Кэйнъ,— иметъ такъ же мало общаго съ Брукской фермой, какъ… Но не будемъ отклоняться. Альтруистическая карьера моего друга началась тамъ, и съ тхъ поръ не было ни одного коммунистическаго эксперимента съ капиталомъ или безъ онаго, въ которомъ онъ не принялъ бы участія и съ которымъ не порвалъ бы впослдствіи.

— Мн очень интересно увидть человка съ Брукской фермы! Онъ зналъ Голлинсворта и Зиновію, Присциллу и Ковердэйля? Вы встрчались съ ними на Брукской ферм?

Кэйнъ покачалъ головой.

— Мн кажется, ихъ никто не встрчалъ, кром Готорна. Я, положимъ, этого не утверждаю — ферма была до меня, иначе и я бы туда попалъ. Но мн говорили, что такихъ лицъ тамъ не существовало.

— Значитъ, еще меньше вроятія,— подумалъ Рэй,— чтобы Кэйнъ послужилъ Готорну прототипомъ Майльса Ковердэйля. Рэю пришлось отказаться отъ гипотезы, которая въ одну минуту создалась было въ его ум подъ вліяніемъ авторитетнаго тона, которымъ говорилъ Кэйнъ о Брукской ферм. Но что еще хуже — нельзя было и думать о роман подъ заманчивымъ заглавіемъ ‘Послдніе дни Майльса Ковердэйля’, уже мелькнувшемъ, было, въ воображеніи молодого беллетриста.

— Я встртилъ Давида Хюза,— продолжалъ Кэйнъ,— посл окончательнаго распаденія Брукской общины. Я въ то время жилъ въ окрестностяхъ Бостона и занимался изученіемъ трансцендентализма. Хюзъ звалъ меня дальше на западъ — для основанія новой общины. Онъ только въ ныншнемъ году отказался отъ этой общины, устроенной на совершенно правильномъ принцип, столь непоколебимомъ передъ логикой, метафизикой и фактами, что, мн кажется, онъ самъ только могъ ее разрушить. На шестьдесятъ девятомъ году онъ убдился, что въ теченіе сорока восьми лтъ вс его усилія осчастливить ближнихъ были ложно направлены. Это небольшое время для жизни цлаго народа, но я не могу сказать, чтобъ это открытіе застало моего друга юнымъ и бодрымъ. Впрочемъ, его вра и воля такъ же непоколебимы, какъ и прежде.

— Это очень трогательно,— замтилъ Рэй.

— Почему? Я не понимаю… Онъ нашелъ, что путь былъ неправильный, но вдь не безъ того, чтобъ не найти одновременно правильнаго… И онъ глубоко въ него вритъ, не смотря на свою старость, на болзнь. Разумется, онъ бденъ. Такіе люди ничего не длаютъ вполовину, и, когда распадались его коммуны, онъ раздавалъ своимъ послдователямъ почти все, что имлъ. Онъ теперь убдился, что единственный путь къ достиженію всеобщаго благополучія — это путь политическій, и, если бъ онъ могъ еще долго прожить, а съ нимъ вмст и мы,— мы увидли бы его въ конгресс. Онъ хочетъ облегчить этотъ путь путемъ печати и теперь занятъ своей книгой.

Кэйнъ продолжалъ разсказывать о Хюз, какъ, внезапно посмотрвъ въ окно, воскликнулъ:

— А, вотъ мы и пріхали. Надо скоро сходить.

Улица, по которой шла линія, давно измнила свой первоначальный характеръ: трехъ и четырехъ-этажныя зданія, съ жильемъ надъ магазинами, имли какой-то поношенный, потрепанный видъ. Боковыя улицы съ домами, отдающимися въ наймы, пронеслись мимо и исчезли. Теперь тянулся рядъ невысокихъ построекъ, окруженныхъ дворами. Полотно желзной дороги поднималось все выше и выше. Поздъ точно мчался въ воздух, не обращая вниманія на мста, которыя оставлялъ за собою. Кэйнъ и Рэй спустились съ высокой желзной лстницы станціи и подошли къ деревянному двухъэтажному домику. Гд-то далеко внутри раздался слабый звонъ колокольчика, но дверь оставалась запертой. Мистеръ Кэйнъ позвонилъ опять. На лстниц послышались торопливые шаги, дверь быстро распахнулась. Передъ ними стоялъ молодой человкъ въ красивымъ блднымъ лицомъ. Его густые блокурые волосы тяжелой массой падали на нависшія брови, синіе мрачные глаза глядли уныло и безучастно.

— А, Дэнтонъ!— проговорилъ мистеръ Кэйнъ.— Здравствуйте, здравствуйте! Это мой другъ, мистеръ Рэй.

Молодой человкъ поклонился съ оффиціальной вжливостью.— Вс вы дома?— спросилъ мистеръ Кэйнъ.

— Да, пока,— отвтилъ тотъ,— я иду сейчасъ съ дтьми, но отецъ будетъ радъ васъ видть. Войдите.

У него былъ низкій голосъ, который вырывался изъ горла какими-то нервными толчками. Онъ оглянулся на лстницу, какъ бы приглашая ихъ подняться. Они замтили у входа колясочку съ двумя дтьми, посаженными друга противъ друга.

Дэнтонъ вытащилъ ее на тротуаръ, не обращая больше вниманія на пришедшихъ, и закрылъ за собою дверь. Они поднялись наверхъ. На послдней площадк показалась женщина.

— Миссисъ Дэнтонъ! Какъ поживаете?— весело спросилъ Кэйнъ.

— Мистеръ Кэйнъ!— также весело воскликнула женщина и, тюгда онъ представилъ Рэя, отворила дверь въ комнату.

— Отецъ вамъ будетъ очень радъ.

Рэй очутился, вроятно, въ пріемной. Оба окна выходили прямо на линію желзной дороги, полотно которой приходилось въ уровень съ подоконниками. Въ простнк между оконъ стоялъ высокій худощавый старикъ, изъ-подъ его сдыхъ бровей сверкали синіе глаза, его безпорядочно росшая, съ сильной просдью борода отливала цвтомъ стали. Онъ разговаривалъ съ какимъ-то господиномъ, лица котораго Рэй не могъ разсмотрть, такъ какъ онъ сидлъ спиной къ свту.

— Нтъ, Генри, нтъ!— говорилъ старикъ:— Толстой ошибается. Я ничего не имю противъ теоріи ‘непротивленія’, квакеры примняли ее въ теченіе двухъ столтій и находили это практичнымъ. Но я говорю, что, уклоняясь отъ нравственной борьбы и опрощаясь до крестьянина, онъ также мало ршаетъ вопросъ, какъ и монахъ, ушедшій изъ міра. Онъ высказалъ много великихъ истинъ, я этого не отрицаю: его изслдованіе условій цивилизаціи — такое основательное изученіе фактовъ, какое когда либо было произведено соціологами. Но его заключенія такъ же ошибочны, какъ врны посылки. Если бы я могъ вернуть т годы, которые растратилъ на совершенно безплодныя попытки ршить задачу нашего времени, я бы не имлъ ничего общаго съ отшельничествомъ въ какой бы то ни было форм — ни въ коллективной, какъ мы это пробовали въ нашихъ коммунистическихъ общинахъ, ни въ индивидуальной, которую, очевидно, рекомендуетъ Толстой.

— Но я не вижу, чтобы онъ рекомендовалъ отшельничество,— началъ, было, господинъ у окна.

— Это ведетъ къ тому же самому,— возразилъ хозяинъ, глухо раскашлявшись.— Онъ хочетъ, чтобы мы удалились отъ міра, какъ будто міръ не везд вокругъ насъ, гд бы мы ни были.

— Бдный Толстой,— сказалъ, здороваясь, мистеръ Кэйнъ,— ему, кажется, остается только репетировать свою роль, но не исполнять ее…

— Насмхаться очень легко,— замтилъ господинъ у окна поднимаясь.

— Я не насмхаюсь,— возразилъ мистеръ Хюзъ,— онъ научилъ меня, по крайней мр, одному,— что презрніе происходитъ отъ дьявола… Простите меня, мистеръ Кэйнъ, я очень цню нравственную высоту этого человка, но не слдую ему на практик. Ибо нельзя спасти міръ, поставивъ себя вн его законовъ. Политическій организмъ излчивается политическими средствами. Добиться золотого вка можно только путемъ австралійской баллотировки. Пусть народъ вотируетъ за то, чтобы стать собственникомъ своихъ предпріятій, пусть экономическія дла будутъ поручены той же власти, которая ведетъ войны, заключаетъ миръ, издаетъ законы и отправляетъ правосудіе. Мн не нравится въ Толстомъ его непрактичность. Я не могу простить человку, какъ бы онъ ни былъ добръ и великъ, если онъ не соразмряетъ средствъ съ цлью. Если есть въ моей жизни что-нибудь, такъ это то, что каждый свой шагъ я сообразовалъ съ здравымъ смысломъ. Чтобы ни говорили мои враги, они не скажутъ, что я былъ не практиченъ. Мечтатели внушаютъ мн отвращеніе — для нихъ нтъ мста въ мір мысли и дйствія.

Кэйнъ поднялъ брови и прервалъ Хюза, опять начавшаго, было, говорить.

— Я хочу васъ познакомить съ моимъ другомъ, мистеромъ Рэемъ.

Старикъ сжалъ горячими ладонями руку Рэя и поднялъ на него добродушно-изумленный взоръ:

— А-а!— протянулъ онъ.

— А съ мистеромъ Чапли вы, кажется, знакомы,— спросилъ Кэйнъ.

— Мистеръ Рэй,— проговорилъ тотъ съ страдальческимъ видомъ, стараясь припомнить.

— Если вы такъ быстро забываете своихъ молодыхъ авторовъ, что же будетъ, когда они состарятся?— вздохнулъ Кэйнъ.

Издателя что-то озарило:

— Ахъ, да, да, да! Конечно! Мистеръ Рэй — изъ… изъ…

— Изъ Мидлэнда,— подсказалъ Рэй, покрываясь потомъ.

— Ну да, конечно!— мистеръ Чапли пожалъ его руку, точно прося прощенія.— Ну, мн пора уходить,— обратился онъ къ старику Хюзу.— Очень радъ, что вы сегодня чувствуете себя гораздо лучше.

— О, я совсмъ молодецъ!

— Вы всегда были имъ,— съ нкоторою нжностью замтилъ мистеръ Чапли и вздохнулъ:— Я бы хотлъ знать вашъ секретъ.

— Останьтесь, и пусть онъ откроетъ его намъ всмъ,— предложилъ Кэйнъ.— Я не сомнваюсь, что онъ это сдлаетъ.

— Нтъ, я долженъ идти. До свиданья,— простился Чапли съ хозяиномъ и мистеромъ Кэйномъ.— Доброе утро, мистеръ… мистеръ Рэй. Загляните когда нибудь въ свободное время и къ намъ.

Рэй пробормоталъ нсколько безсвязныхъ фразъ, въ которыхъ упоминалось, между, прочимъ, объ избытк свободнаго времени. Но мистеръ Чапли, очевидно, не разслышалъ. Рэй видлъ, какъ онъ ощупью спускался съ лстницы. Встрча съ нимъ здсь ободрила молодого автора, она придала какую-то солидность его визиту къ мистеру Хюзу. Онъ любилъ при.ключенія и неожиданности, но съ условіемъ, чтобы они были вполн благопристойны. Его пугала всякая странность, и онъ не скрывалъ, что окружающая обстановка мало гармонировала съ его привычками. Онъ никогда не бывалъ въ наемныхъ квартирахъ, а тмъ боле въ такой невзрачной. Вс его мидлэндскіе знакомые жили въ собственныхъ домахъ, и большинство — даже въ роскошныхъ, съ лужайками, садами. Но если мистеръ Чапли называетъ этого старика просто по имени,— значитъ, бывать здсь не унизительно.

XIV.

Въ тотъ моментъ, какъ онъ думалъ объ этомъ, мистеръ Хюзъ спросилъ:

— А какого характера ваша работа, изданная Чапли? Надюсь, она можетъ принести пользу не только вамъ, но и обществу? не только дастъ вамъ богатство и славу, но что-нибудь внесетъ и въ жизнь другихъ? Изъ всхъ безсовстно-эгоистическихъ вещей меня ничто такъ не поражаетъ, какъ литературная карьера. Я не удивляюсь, что искусство пало такъ низко: его стремленія находятся на уровн простого гешефта.

Рэй видлъ, что мистеру Кэйну этотъ вопросъ доставилъ величайшее удовольствіе: онъ могъ прервать его на полуслов, но молчалъ, забавляясь неловкимъ положеніемъ другого. Но прежде, чмъ Рэй усплъ отвтить, Кэйнъ уже вмшался:

— Я не думаю, чтобъ мистеръ Рэй былъ лучше насъ, хотя, можетъ быть, онъ и лучше. Во всякомъ случа ваше обвиненіе и осужденіе должны быть условны: онъ авторъ еще in petto,— мистеръ Чапли, можетъ быть, никогда и не издастъ его книги.

— Такъ почему же,— запальчиво произнесъ старикъ,— вы говорите о немъ съ Чапли такимъ образомъ? Это вводитъ въ заблужденіе.

— Вы увидите, что въ мір, въ который вы вернулись, нтъ времени останавливаться на мелочахъ. Приходится давать понятіе о вещи лишь въ общихъ чертахъ. Возможно, что моимъ преждевременнымъ признаніемъ авторства мистера Рэя я хотлъ выставить его въ выгодномъ свт передъ Чапли, давъ почувствовать равнодушному издателю, какъ нетерпливо ждутъ книги мистера Рэя.

— Это было бы нечестно, Кэйнъ,— воскликнулъ старикъ.— Но я долженъ извиниться передъ мистеромъ Рэемъ.

— Можетъ быть, вы будете думать иначе, когда прочтте мою повсть,— нашелся, наконецъ, Рэй.

— О, повсть! у меня нтъ времени на беллетристику: я человкъ практики,— сказалъ мистеръ Хюзъ.

— Нтъ времени и на томы философскихъ изслдованій,— проговорилъ Кэйнъ, беря со стола книгу.— Я положительно долженъ разрзать страницы, по крайней мр, хоть тхъ экземпляровъ, которые дарю. Это мра самозащиты. Ради тщеславія можно пожертвовать самолюбіемъ: я не буду знать, что получившіе отъ меня книгу не открывали ея.

— У меня нтъ времени ни на какія книги,— началъ, было, старикъ.

— Въ такомъ случа вамъ слдуетъ нанять рецензента.

— Я въ вашу книгу, Кэйнъ, заглянулъ тамъ и сямъ. Ея содержаніе соотвтствуетъ вншности этихъ необрзанныхъ краевъ: нчто совершенно устарлое и ненужное. Оно также неумстно, какъ и требованіе, чтобы читатель исполнялъ работу переплетчика — разрзывалъ страницы.

— Знаете, я дйствительно оскорбленъ, но не за себя, а за васъ. Вы спускаетесь до уровня какого-нибудь Брандрета, говоря о необрзанныхъ краяхъ.

— Брандрета? какого Брандрета?

— Зятя и компаніона Чапли.

— А! да, да.

— Я потратилъ нсколько часовъ,— жалобно проговорилъ Кэйнъ,— отстаивая ихъ. Брандретъ уврялъ, что это повліяетъ на продажу книги, но я ему отвтилъ, что это обстоятельство послужитъ мн утшеніемъ, если она не пойдетъ по другимъ причинамъ. Я оказался правъ — эти края избавляютъ меня отъ большихъ страданій. Какъ жаль, дорогой мой другъ, что вы не ограничились въ своихъ замчаніяхъ только необрзанными краями книги. Я бы согласился съ вами

— Въ выводите меня изъ терпнія. Человкъ вашего возраста смотритъ на жизнь исключительно съ диллетантской точки зрнія: отыскиваетъ въ ней любопытные факты, длаетъ остроумныя замчанія, вмсто того, чтобы трудиться для человчества, страдать за него.

— Мн кажется, и такъ достаточно трудятся и страдаютъ. Посмотрите на бдныхъ милліонеровъ, старающихся удержать своихъ рабочихъ за работой. Если вы вернулись сюда, чтобы въ томъ же направленіи прибавить еще вашу настойчивость и вашъ трудъ, я предпочелъ бы, ради васъ самихъ, чтобъ вы остались въ одной изъ вашихъ общинъ или во всхъ сразу, какъ хотите…

Старикъ повернулся на своемъ стул и посмотрлъ въ улыбающееся лицо Кэйна.

— У васъ самый легкомысленный характеръ, и онъ всегда былъ такимъ! Пора перемниться. Неужели вы намрены оставаться пустымъ фразеромъ до конца вашихъ дней? Вся ваша книга — наборъ фразъ и этикетокъ фактовъ. Когда-нибудь же надо стать хоть чмъ-нибудь!

— Я буду ангеломъ — въ вчности. Но вамъ не приходило въ голову, что ваши надежды — истребить эгоизмъ столь же неосуществимы, какъ измненіе человческаго организма, этой основы души.

— Что вы этимъ хотите сказать?

— Въ свою очередь, позвольте мн задать вопросъ.

— Это постоянный вашъ пріемъ.

— Я спрашиваю васъ,— продолжалъ Кэйнъ,— почему вы думаете, что альтруистическое начало не обусловлено эгоистическимъ, точно также, какъ духовное обусловлено животнымъ?

— Что за жаргонъ!— гнвно воскликнулъ мистеръ Хюзъ, нагибаясь впередъ и потирая колно.

— Это — гармонія мірозданія, мой дорогой Давидъ, это — метафизическая варіація на мотивъ, который пли вс утреннія звзды вмст, это — сама истина. Какъ духъ не можетъ освободиться отъ тла, такъ альтруизмъ не сброситъ съ себя эгоизма. Какъ только человкъ перестанетъ сть три раза въ день, такъ перестанетъ подать и своего ближняго.

— Въ томъ, что вы сказали — и пошлость, и несчастіе. Вы, очевидно, не понимаете, что вашъ парадоксъ обвинительный актъ противъ Творческаго разума.

— Употребите другое слово. Скажите: ‘Природа’ и — въ чемъ тогда несчастіе?

— Но я отказываюсь отъ другого,— возразилъ Хюзъ.

— А я настаиваю на немъ, и долженъ. Я обвиняю природу не божественную и не человческую, а ту безсмысленную и жестокую, которая, посл безчисленныхъ вковъ слпого эмпиризма, все еще уничтожаетъ миріады типовъ для созданія такого несовершеннаго существа въ физическомъ отношеніи, какъ человкъ. Когда разумъ овладетъ тломъ, когда мы перестанемъ быть голодными три раза въ день,— не будетъ и эгоизма. Вмсто грубаго желудка, который мы унаслдовали почти безъ измненія отъ пещернаго жителя, намъ бы слдовало имть боле усовершенствованный аппаратъ, отвчающій современнымъ условіямъ жизни и эмоціямъ филантропіи. Но, увы! желудокъ девятнадцатаго вка по прежнему во власти первобытной природы. Какъ и Бурбоны, онъ ничему не научился и ничего не забылъ. Этотъ аппаратъ, въ лучшемъ случа, принаровленъ къ воззрніямъ дикаря — требовательный, грубый и столь несовершенный, что, не смотря на тщательный уходъ, отказывается служить вамъ на полдорог жизни. Нтъ, Давидъ! Вашей филантропіи придется ждать, пока человкъ не получитъ контроля надъ желудкомъ и не направитъ свою изобртательность на устраненіе его недостатковъ. Тогда, и только тогда вы будете имть альтруиста. До тхъ же поръ люди будутъ сть другъ друга… не всегда, правда, переваривая эту пищу, если можно такъ выразиться.

Рей однимъ ухомъ слушалъ споръ, а другимъ улавливалъ мягкіе звуки женскаго голоса, доносившагося съ другого конца маленькой квартирки, говоръ прерывался по временамъ смхомъ. Его интересовалъ и этотъ смхъ, и этотъ голосъ.

— Нтъ, Давидъ,— продолжалъ Кэйнъ,— золотой вкъ наступитъ лишь въ тотъ день, когда вы вырвете человка изъ когтей природы. Я, конечно, ничего не имю противъ золотого вка, кром того, что онъ никогда во-время не является. Я даже готовъ простить ему эту неаккуратность, но вы не заставите меня врить въ него — онъ слишкомъ часто разочаровывалъ. Вы — другое дло. Вы много разъ видли его приходъ и еще чаще — уходъ.

— Молодой человкъ,— окликнулъ старикъ Рэя такъ рзко, что тотъ вздрогнулъ,— сходите, пожалуйста, въ ту комнату и скажите одной изъ моихъ дочерей, чтобъ мн дали молока и виски. Мн пора пить.— Онъ положилъ обратно часы, лежавшіе около него на столик, и указалъ головой на занавску, отдлявшую корридоръ.

Рэй пошелъ туда посл того, какъ Кэйнъ утвердительно ему улыбнулся. Женскіе голоса смолкли, и онъ увидлъ ихъ обладательницъ: он смущенно вскочили съ мста, стараясь скрытъ свое замшательство. Одна была миссисъ Дэнтонъ, встртившая ихъ на площадк, другая… но Рэй въ обихъ узналъ героинь инцидента съ кошелькомъ на позд.

Его охватила внутренняя дрожь, онъ поклонился и произнесъ:

— Извините… Вашъ отецъ желаетъ, чтобъ я попросилъ у васъ…— Онъ запнулся при мысли о странномъ совпаденіи обстоятельствъ.

— Я сейчасъ принесу, все уже готово,— серьезно и просто сказала младшая изъ сестеръ. Она взяла бокалъ, стоявшій на печк въ маленькой, но очень удобно устроенной кухн, которая была рядомъ съ той комнатой, въ которой он сидли.

Рэй не зналъ, что ему длать, или, врне, какъ сдлать то, что ему хотлось. Онъ не уходилъ и смотрлъ на миссисъ Дэнтонъ.

— Не хотите ли приссть, если вамъ здсь не жарко?— предложила она.

XV.

— О, совсмъ не жарко!— воскликнулъ Рэй. Въ открытое окно, уставленное цвтами, дулъ прохладный, свжій воздухъ. Онъ слъ, какъ бы желая доказать, что ему дйствительно не жарко. Другой причины оставаться здсь у него не было — ему слдовало вернуться къ Кэйну и мистеру Хюзу.

— Съ этой стороны окна можно оставлять открытыми,— сказала миссисъ Дэнтонъ,— но въ переднихъ комнатахъ слишкомъ шумно отъ желзной дороги. Когда мы сюда пріхали, погода была жаркая и просто можно было задохнуться при запертыхъ окнахъ. А если откроешь, сходишь съ ума отъ грохота поздовъ. Намъ иногда казалось, что они тутъ, у насъ. Теперь прохладне и тамъ можно не отворять, такъ что здсь очень пріятно.

Рэй согласился и спросилъ:

— Значитъ, вы въ Нью-орк недавно?

— Всего съ начала сентября. Мы сперва предполагали поселиться въ Нью-Джерси и даже, было, сняли домъ, но это оказалось слишкомъ далеко отъ мста занятій мужа. Да и для отца здсь удобне: онъ хочетъ встрчаться съ людьми…

Во время разговора миссисъ Дэнтонъ глядла на свой передникъ, разглаживая его рукой, иногда она взглядывала искоса на Рэя, и лицо ея начинало улыбаться.

— Мы недавно здили продать вещи, которыя нельзя было перевезти сюда. Купили сосди,— она разсмялась,— но оказалось, что часть ихъ они забрали уже раньше нашего прізда. Ужъ лучше бы все забрали — мы такіе пустяки выручили. Я никогда не предполагала, чтобы подержанныя вещи такъ обезцнивались. Мы въ первый разъ взялись за хозяйство, такъ какъ раньше приходилось жить въ коммун, и неудивительно, что надлали ошибокъ.

Она быстро взглянула на Рэя, стараясь угадать, какъ онъ къ этому отнесся.

— Мистеръ Кэйнъ мн кое-что расказывалъ,— проговорилъ онъ.

— Здсь все иначе. А вы никогда въ коммун не жили?

— Нтъ.

— Да, намъ пришлось не мало перенести съ тхъ поръ, какъ мы вернулись къ обыкновенной жизни. Я въ первый же день услыхала въ вагон разговоры о томъ, какъ здсь трудно просуществовать. Вс эти разговоры казались такими странными и вмст съ тмъ ужасными. Я положительно была испугана.

— Въ первый разъ это, конечно, должно поражать, но для большинства перваго раза не существуетъ вовсе,— сказалъ Рэй.

Онъ былъ очень заинтересованъ: вдь какой матеріалъ для его литературныхъ работъ!

— Разумется. Въ коммун намъ не было надобности думать объ одежд и пищ, какъ и о воздух, которымъ мы дышали. Отецъ вритъ, что всякій могъ бы жить, какъ жила наша семья, если только человкъ не отказывается отъ работы.

Она снова бросила любопытный взглядъ на Рэя, какъ бы спрашивая, что онъ думаетъ объ этомъ.

— Я недостаточно знакомъ съ теоріей вашего отца,— замтилъ Рэй.

— Ему кажется, что вся суть въ терпніи. По моему же, нужны и деньги. Иначе рискуешь умереть съ голоду, не смотря на все терпніе.

Миссисъ Дэнтонъ разсмялась. Рэй глядлъ на нее со смшаннымъ чувствомъ удовольствія и недоумнія: сидвшій въ немъ поэтъ смялся вмст съ нею, благоразумный же практикъ порицалъ ея наивность. Будь она двушка, она была бы только забавна, но это — женщина, мать семейства. Впрочемъ, ея голосъ былъ такъ гармониченъ, что Рэй примирялся съ ея дтской безпомощностью.

— Всего трудне привыкать къ деньгамъ и къ забот о нихъ. Мало ихъ, много ли, а о нихъ надо думать, чего не приходилось тамъ, въ семь. Мы денегъ почти не видли, за исключеніемъ тхъ, кто завдывалъ продажей и закупками.

— Да, это все очень странно,— сказалъ Рэй, думая, какъ бы утилизировать ея разговоръ для повсти.

Онъ былъ очарованъ красотой молодой женщины, но нсколько досадовалъ, что не возвращается ея сестра: къ нему доносился ея звонкій серебристый голосъ, который иногда покрывался смхомъ Кэйна или хриплымъ басомъ отца.

— Мн кажется, что на мн это отзывается сильне, чмъ на муж: мы оба должны зарабатывать деньги, а я одна — экономить и стараться, чтобъ на все хватало. Порой это положительно можетъ свести съ ума, особенно если забудешься и надлаешь какихъ-нибудь глупостей.

Миссисъ Дэнтонъ многозначительно замолчала.

— Ну, такія вещи случаются и съ нами, не смотря на весь нашъ опытъ,— сказалъ Рэй.

— Да, ужъ эти заботы!— воскликнула она.— Мы похали: въ Нью-Джерси съ дтьми — у меня близнецы — оставить ихъ съ отцомъ, было неудобно. Довольно и того, что пришлось оставить его въ одиночеств. Вдь мой мужъ очень занятъ. Дти въ дорог раскапризничались, я дала имъ поиграть кошелькомъ, а они его спустили за окно, прямо въ воду — поздъ какъ разъ былъ на мосту. Мы всегда говоримъ, потому что не успешь замтить — который: они такъ похожи другъ на друга. Это были вс мои деньги, до послдняго цента. Понятно, что я страшно испугалась и крикнула на весь вагонъ.

Рэй сидлъ смущенный, онъ чувствовалъ себя какъ будто подслушивающимъ и не зналъ, что длать: сообщить ли, что онъ былъ свидтелемъ этой сцены, или умолчать? Посл минутнаго колебанія онъ остановился на послднемъ.

— А сестра еще говоритъ,— продолжала миссисъ Дэйтонъ,— ты точно обращаешься къ сожалнію публики. Я тоже подумала, что мой крикъ могъ произвести такое впечатлніе. Врядъ ли человкъ, привыкшій къ деньгамъ, далъ бы ихъ въ руки ребенка.

Рэй ршилъ открыться: едва ли честно длать видъ, что ничего не знаешь!— пробжало въ его голов.

— По мннію кондуктора того позда,— сказалъ онъ,— всякая женщина поступила бы такимъ же образомъ.

Миссисъ Дэнтонъ радостно засмялась.

— Значитъ, это были вы? Сестра васъ сразу узнала, какъ только вы вошли къ Чапли…

— Къ Чапли?

— Да, въ магазинъ. Она вдь тамъ работаетъ. Вы ея не замтили, а она васъ видла.

Рэй вспомнилъ, что мистеръ Брандретъ посылалъ къ какой-то миссъ Хюзъ за спискомъ новыхъ книгъ.

— Мы видли, что вы на насъ смотрите въ вагон, и обратили вниманіе на вашъ разговоръ съ кондукторомъ. Онъ ничего больше не прибавилъ?

Рэй уловилъ новый оттнокъ въ ея тон и слегка покраснлъ.

— Я не знаю, что вы хотите сказать?

— Какже…— начала, было, она и смолкла, увидвъ сестру, которая вернулась съ пустой кружкой и прошла въ сосднюю комнату.

— Піа!— позвала миссисъ Дэнтонъ.

Рэю показалось, что двушка пришла на зовъ неохотно.

— Моя сестра, мистеръ Рэй,— познакомила ихъ миссисъ Дэнтонъ.— Вдь это, дйствительно, былъ мистеръ Рэй!— весело воскликнула она.

Рэй церемонно раскланялся. Миссъ Хюзъ, въ противоположность сестр, выглядла смущенно.

— Кондукторъ сказалъ ему, что всякая женщина поступила бы такъ же на моемъ мст. Слдовательно, не такъ ужъ было глупо. Но мн въ такихъ случаяхъ всегда кажется, будто наступаетъ конецъ міра, и я долго не могу успокоиться. И это еще не все: кто-то изъ пассажировъ прислалъ намъ долларъ на конку. Мы были вынуждены его взять,— у насъ бы не хватило силъ тащиться сюда пшкомъ съ дтьми. Я въ первый разъ испытала, какъ больно принимать милостыню. Это просто ужасно!

— Почему же ‘милостыню’?! Потерять деньги могъ всякій.

— Это несовсмъ врно,— вмшалась миссъ Хюзъ,— если это не милостыня, то деньги слдовало предложить такъ, чтобъ ихъ можно было вернуть. Мы, къ сожалнію, очень растерялись и сдлали большую ошибку: не заставили кондуктора сказать — отъ кого он.

— Тутъ виноватъ тотъ, кто далъ ихъ: онъ долженъ былъ вмст съ долларомъ прислать и свой адресъ. Но, можетъ быть, и онъ растерялся,— сказалъ Рэй.

— Кондукторъ заявилъ, что деньги прислала дама,— проговорила миссисъ Дэнтонъ, врасплохъ посмотрвъ на Рэя.

Вс трое разразились смхомъ, а двушка даже вскочила и убжала въ другую комнату. Она вернулась оттуда съ долларомъ въ рукахъ.

— Но я вдь виновнымъ себя еще не призналъ,— протестовалъ Рэй.

— Это правда, но мы уврены, что безъ васъ тутъ дло не обошлось. Піа это твердитъ все время. Теперь вы въ нашихъ рукахъ и должны покориться.

— Но вы, поступили такъ же, какъ я, давши старому негру — это тоже милостыня.

— Нтъ, онъ свои деньги заработалъ. Вдь и вы ему дали.

— Дйствительно, онъ превосходно свиститъ. Но какъ вы догадались попросить у него сдачи? вамъ слдовало бы отдать ему весь долларъ.

Женщины весело разсмялись.

— Намъ это приходило въ голову, но мы не смогли бы тогда вернуться домой.

— Я начинаю убждаться, что мн слдуетъ взять деньги. Рэй потянулся, было, къ доллару, но снова отдернулъ руку.

— Но вотъ въ чемъ дло: вдь если я его возьму, то истрачу на себя. А между тмъ, онъ явился результатомъ экономіи, безъ которой я врядъ ли бы могъ его вамъ предложить.

Онъ разсказалъ о своемъ путешествіи и о томъ удовольствіи, какое испыталъ, подвергая себя лишеніямъ. Женщины весело смялись.

— О, я знаю, какое это хорошее чувство,— замтила миссисъ Дэнтонъ.

— Но вы не можете представить себ моихъ ощущеній, когда я вручилъ этотъ долларъ кондуктору. Слово ‘хорошее чувство’ въ данномъ случа слишкомъ слабо — я просто наслаждался. Миссъ Хюзъ, оставьте эти деньги у себя и отдайте ихъ тому, кто будетъ въ нихъ нуждаться.

Тутъ не было ничего особеннаго, но сестры, казалось, были поражены оригинальностью его предложенія.

Миссъ Хюзъ съ минуту глядла въ лицо Рэя своими ясными глазами, а миссисъ Дэнтонъ воркующимъ голоскомъ выразила удовольствіе по поводу того, какъ отлично все кончилось.

— Я и тогда не поврила, что тутъ замшана дама. Тмъ боле, что кондукторъ заявилъ намъ объ этомъ не сразу, а вернувшись.

— Хорошо, я сдлаю такъ, какъ вы хотите,— сказала миссъ Хюзъ и унесла долларъ обратно.

— Садитесь, пожалуйста,— пригласила миссисъ Дэнтонъ все еще стоявшаго Рэя.

Сдланное открытіе какъ-то сразу ихъ сблизило.

— Мы страшно взволновались,— продолжала она,— когда сестра передала, что видла васъ у Чапли.

Миссъ Хюзъ не протестовала, но когда миссисъ Дэнтонъ вслдъ затмъ спросила:— ‘Вы писатель?’ она воскликнула: ‘Дженни’!

— Я желалъ бы имъ быть,— отвтилъ Рэй,— но это еще зависитъ отъ того, приметъ ли мистеръ Чапли мою книгу.

Онъ ршился на такую откровенность въ виду того, что миссъ Хюзъ, работая въ магазин, могла знать отъ издателей объ участи его повсти. Но она не подала вида — извстно это ей или нтъ.

— Мистеръ Чапли даетъ сестр вс свои новыя изданія,— сказала миссисъ Дэнтонъ.— Правда, это хорошо? И, кром того, она можетъ брать изъ магазина какую ей угодно книгу. А съ семействомъ мистера Чапли вы ужъ познакомились?

— Нтъ, я только знаю его зятя, мистера Брандрета.

— Сестра говоритъ, что онъ очень милый человкъ, его вс любятъ. Мистеръ Чапли старый другъ отца. Я думала, что кто-нибудь изъ нихъ сегодня зайдетъ къ намъ,— самъ мистеръ Чапли не въ счетъ, онъ бываетъ очень часто.

Рэй былъ нсколько ошеломленъ безпрерывнымъ потокомъ сообщеній: миссисъ Дэнтонъ переходила отъ одного предмета къ другому, какъ будто они имли между собой непосредственную связь. Такъ, посл разсказа о Чапли она заявила:

— Мы теперь читаемъ Броунинга, но моему мужу Шелли нравится больше. Какой вашъ любимый поэтъ?

Рэй улыбнулся.

— Вроятно, долженъ быть Шелли, такъ какъ я ношу его имя.— Онъ сказалъ и испугался, что это можетъ показаться глупо, и поспшилъ прибавить: — Мой отецъ въ молодости постоянно его читалъ. И на мн отразилось благотворное вліяніе его вкуса, если его можно назвать благотворнымъ

— Почему же нтъ? Разв вамъ непріятно носить имя Шелли?

— О, нтъ! но я одинаково не желалъ бы носить имя и Шекспира, чтобъ не вызывать сравненія.

— Да, но это очень красивое имя.— И, какъ будто тутъ была какая-нибудь связь съ именемъ ея мужа, миссисъ Дэйтонъ прибавила:— Мой мужъ какъ разъ собирался гулять съ дтьми, когда вы пришли съ мистеромъ Кэйномъ. Онъ отправился въ паркъ. А вы любите кошекъ?— Она перегнулась и потащила къ себ на колни огромнаго мальтійскаго кота.— Сестра ихъ не любитъ за то, что они дятъ воробьевъ.

— Ему слдуетъ переселиться ко мн: у меня подъ окномъ цлая воробьиная колонія,— засмялся Рэй.

Миссисъ Дэнтонъ прижалась щекой къ голов своего любимца.

— О, ихъ достаточно и здсь. А вы гд живете? Въ нижней части города? Мистеръ Кэйнъ живетъ тамъ.

Рэй сдлалъ картинное описаніе своего отеля, но чувствовалъ, что слушательницы не могутъ оцнить его оригинальности: для нихъ, какъ и для дтей, все было одинаково ново и странно. Ихъ такъ же удивили разсказы его о Мидлэнд, какъ и о Нью-орк. Разговоръ продолжался безъ всякой послдовательности, говорили обо всемъ, даже о снахъ. Рэй прочиталъ отрывокъ поэмы, сочиненный имъ во сн. Миссисъ Дэнтонъ нашла его очень удачнымъ. Ея сестра больше молчала. Она сидла въ тни, что еще сильне увеличивало впечатлніе таинственности, которое она производила на Рэя. Рзкій контуръ ея маленькой головы былъ прекрасенъ, въ ея высокомъ нжномъ голос звучала дтская невинность. Миссисъ Дэнтонъ ворковала низкими, глубокими нотами. Ей, видимо, хотлось заставить сестру говорить больше. Она вовсе не казалась робкой или застнчивой, ее можно было назвать только серьезной.

Разговоръ нсколько разъ возвращался къ литератур, и Рэй одну минуту думалъ, что миссъ Хюзъ знаетъ о судьб его рукописи.

— А какъ заглавіе вашей повсти?— спросила миссисъ Дэнтонъ и сейчасъ же добавила:— ахъ да, вспомнила!

Рэй больше не сомнвался: очевидно о его повсти говорили здсь. Какъ бы онъ хотлъ знать, читала ли ее миссъ Хюзъ!

— Разъ рчь зашла объ именахъ,— сказала Дэнтонъ,— то, по моему, сестра носитъ самое странное имя: Піа. Неправда ли, мистеръ Рэй?

— Прекрасное имя! Мн кажется, что оно очень употребительно у испанцевъ.

— Неужели? Оно очень нравилось моей матери. Но она никогда его не встрчала, хотя тамъ много было Faiths, Hopes и Charities {Faith — вра, Hope — надежда, Charity — милосердіе.}. Она умерла вскор посл рожденія Піи, и отецъ далъ ей это имя.

Рэй былъ слишкомъ молодъ, чтобъ почувствовать скрытый трагизмъ факта, сообщеннаго ему съ такой легкостью, и только повторилъ:

— Это прекрасное имя.

— Да, но слишкомъ коротко — ужъ уменьшительнаго изъ него не сдлаешь. Короче Peace {Peace — миръ.} ничего не можетъ быть.

— А Fruce {Fruce — перемиріе.},— подсказалъ Рэй.

Вс разсмялись.

Миссъ Хюзъ подошла къ окну и стала осматривать цвточныя банки. Рэй набрался смлости и подошелъ къ ней.

— Вы любите цвты?— серьезно спросила она, какъ бы требуя правдиваго отвта.

— Право, не знаю: я никогда не задавалъ себ такого вопроса,— отвтилъ онъ, любуясь ею.

Піа была типичная хорошенькая американка съ темнорусыми волосами. Больше всего обращали на себя вниманіе ея красивые глаза. Когда она смялась, то изъ-подъ верхней, немножко короткой губы сверкали блые зубы, одинъ изъ которыхъ былъ слегка обломанъ. Это послднее обстоятельство, кажется, сильне всего очаровывало Рэя. Но она рже смялась, чмъ миссисъ Дэнтонъ. Она производила впечатлніе старшей снисходительной сестры, хотя на самомъ дл была моложе миссисъ Дэнтонъ.

Молодые люди говорили о какихъ-то пустякахъ, которыми замаскировывался возбужденный ими другъ къ другу интересъ. Очутившись въ обществ интелигентной двушки, Рэй снова почувствовалъ атмотферу нжности, его тоска по дому и страданія одиночества сразу исчезли. Ему казалось, что они бесдуютъ о литератур, о цвтахъ, о город, о деревн, въ то время, какъ на самомъ дл они говорили лишь о себ. Это были совсмъ не мидлэндскіе салонные разговоры. Но они еще меньше походили и на т нью-іоркскіе, какими онъ ихъ рисовалъ себ въ Мидлэнд. Рэй вспомнилъ невольно о тхъ временахъ, когда онъ не былъ еще своимъ человкомъ въ мидлэндскомъ высшемъ обществ. Его мать и сестры такъ же, какъ и эти женщины, вели сами хозяйство, строили планы на лучшее будущее, развлекаясь шутками и остротами. Впослдствіи онъ боялся, какъ бы эта простота его домашней обстановки не стала извстной тмъ фешенебельнымъ господамъ, среди которыхъ онъ старался казаться совершенно comme il faut.

Отъ времени до времени миссисъ Дэнтонъ сбрасывала со своихъ колнъ кошку и бгала открывать дверь. Рэй слышалъ привтствія вновь приходившихъ гостей. Наконецъ, раздался стукъ колесъ дтской коляски о ступеньки лстницы, но на этотъ разъ миссисъ Дэнтонъ не встала, а вмсто нея пошла сестра. Она скоро вернулась, держа на рукахъ спящаго ребенка, за ней показался и мистеръ Дэнтонъ съ другимъ. Онъ, очевидно, усталъ отъ возни съ коляской, и его блдное лицо покрылось румянцемъ. Уложивъ ребенка, мистеръ Дэнтонъ вернулся. Жена представила его Рэю.

— О, мы ужъ знакомы: я встртилъ васъ съ Кэйномъ при вход. Становится невыносимо жарко,— сказалъ онъ, высовываясь въ окно.

— Много народу въ парк?— спросила жена.

— Масса. Каждый хочетъ захватить послдніе хорошіе дни.

— Я думаю, вамъ это было не особенно пріятно?

— Конечно,— отвтилъ мистеръ Дэнтонъ, все еще подставляя втру свое разгоряченное лицо. Наконецъ, онъ слъ и терпливо выслушалъ замчаніе на свой счетъ своей супруги:

— Мужъ здсь скучаетъ: мы раньше жили въ очень красивой мстности, и стоитъ ему придти въ паркъ, чтобъ няахлынули воспоминанія. Вы тоже тоскуете по дому, мистеръ Рэй?

— Не могу сказать только, чтобъ я скучалъ о деревенской жизни: Мидлэндъ городъ.

— Мидлэндъ?— повторилъ мистеръ Дэнтонъ.— Я въ немъ былъ. Мн кажется, что маленькіе города еще хуже Нью-орка. Они всячески стараются отдлаться отъ деревни, а Нью-оркъ хоть отчасти старается возстановить ее у себя. Если бъ отъ меня зависло, то не было-бъ ни большихъ, ни маленькихъ городовъ на всемъ континент. Кто у насъ?— обратился онъ къ жен.

Она назвала десять или двнадцать именъ.

— Такъ пойдемте туда,— предложилъ Дэнтонъ и вышел, не дожидаясь остальныхъ.

XVI.

Маленькое общество въ гостиной напоминало собраніе секты. Простота костюмовъ соотвтствовала серьезности лицъ. Тамъ была двушка, съ короткими волосами, въ черной поярковой шляп и кофточк, застегнутой до самаго горла. На ней не было ни ленточки, ни кружевца, что еще больше увеличивало ея сходство съ атлетически-сложеннымъ мальчикомъ. Она сидла, заложивъ руки, въ карманы и вытянувъ ноги. Кром нея, было нсколько человкъ, повидимому, иностранцевъ и одинъ американецъ, смахивавшій на школьнаго учителя, когда онъ говорилъ, его ротъ скашивался въ улыбку. Онъ сидлъ рядомъ съ совсмъ лысымъ господиномъ. Остальные ничмъ не выдлялись изъ обыкновеннаго ряда людей. Они были одты бдно, но опрятно, за исключеніемъ одного, сюртукъ котораго блестлъ по швамъ и на жилет виднлись слды супа и кофе. Его выпуклые глаза глядли напряженно-близорукимъ взглядомъ.

Кэйнъ держался поодаль, съ видимымъ интересомъ наблюдая каждаго. Когда вошелъ Рэй, вс внимательно слушали молодого человка, защищавшаго теорію единаго налога, съ увренностью и жаромъ, какъ нчто такое, что должно освободить индивидуальную энергію, предоставивъ ей свободу конкурренціи.

— Съ этимъ именно я и не соглашаюсь въ вашей теоріи,— перебилъ его Хюзъ.— Я желаю освобожденія этого дьявола. Конкурренція — это тотъ Афритъ, котораго цивилизація связала посл долгой борьбы, и онъ постоянно даетъ общанія сдлать для васъ все, если только вы его выпустите. Но онъ ничего не сдлаетъ, кром зла, потому что зло въ его натур. Онъ — Вельзевулъ, онъ — сатана. Въ произведеніи Мильтона онъ сдлалъ попытку соперничать съ Всемогущимъ изъ-за господства надъ природой, и съ тхъ поръ начались страданія падшихъ ангеловъ. Монополія — единственный источникъ благоденствія. Тамъ, гд конкурренція,— несчастье и пораженіе которой нибудь изъ сторонъ, въ конц концовъ, неизбжны. Это само собой очевидно. Ничто не можетъ имть успха, пока не станетъ монополіей. Это врно по отношенію ко всмъ начинаніямъ, съ самыхъ низшихъ до самыхъ возвышенныхъ, отъ торгаша до артиста. Пока, напримръ, писатель молодъ и бденъ,— Рэй невольно опустилъ глаза, почувствовавъ на себ взглядъ мистера Хюза,— онъ долженъ конкуррировать, соперничать, и его трудъ уродуется отъ этой борьбы, но вотъ онъ длается извстностью, монополизируя тотъ или другой родъ литературы, ея формы, и расцвтаетъ пышнымъ цвткомъ, осуществляетъ вполн свой идеалъ. Конкурренція — порабощеніе, монополія — свобода. Поэтому, мы должны желать какъ можно больше монополій, или одну такую, которая соединяла бы въ себ вес народъ въ экономическомъ отношеніи, какъ теперь онъ объединенъ въ политическомъ. Попробуйте себ представить тазсую же конкурренцію въ администраціи, какъ въ промышленности. Этого нельзя даже допустить, это мы видимъ только въ азіатскихъ государствахъ, гд налоги отдаются на откупъ тому, кто больше дастъ, и откупщикъ выжимаетъ изъ населенія вс сокй.

— Я думаю,— сказалъ господинъ, напоминавшій школьнаго учителя,— что мы вс сознаешь это инстинктивно. Тресты и синдикаты исполняютъ за насъ эту работу съ такой быстротой, какую только можно пожелать,

— Но они ее длаютъ не для насъ и останавливаются какъ разъ тамъ, гд трестъ сталъ бы всенароднымъ,— заговорилъ иностранецъ съ сильнымъ, нмецкимъ акцентомъ.— Мы ожидали уже со времени Луи-Наполеона, что ростъ промышленныхъ, корпорацій приведетъ къ осуществленію нашихъ цлей. Но между такими корпораціями и колективностью лежитъ цлая пропасть, пучина, черезъ которую никому еще не удалось перешагнуть.

— Если нельзя перешагнуть, надо перекинуть мостъ!— воскликнулъ мистеръ Хюзъ.

Молодой человкъ, повидимому, англичанинъ, спросилъ:

— Почему же не заполнить пропасть капиталистами?

— Нтъ,— сказалъ мистеръ Хюзъ,— мы не должны считатъ врагомъ какой бы то ни было классъ.

— Я думаю, имъ безразлично, какъ мы къ надъ относимся, разъ мы предоставляемъ полную свободу дйствій,— замтилъ другой молодой человкъ, судя по пропуску гласныхъ и придыхательныхъ, плебейскаго происхожденія.

— Мы можемъ предоставить имъ свободу дйствій разв только въ томъ случа, если за это выскажется большинство,— возразилъ Хюзъ.— Съ моей точки зрнія, капитализмъ такая же составная часть даннаго момента, какъ и пролетаріатъ.

— Главное-то затрудненіе въ томъ и состоитъ, чтобъ заставить ихъ принять вашу точку зрнія,— проговорилъ кто-то.

— Я не вижу въ этомъ необходимости,— отвтилъ Хюзъ,— хотя нкоторые уже совершенно со мной согласны. Среди нашихъ лучшихъ членовъ многіе капиталисты. Между предпринимателями найдется не мало сторонниковъ націонализаціи телеграфа, желзныхъ дорогъ и транспортнаго дла.

— Это только первые шаги, которые неизвстно куда еще приведутъ,— настаивалъ его оппонентъ.

— Да, первые шаги,— сказалъ мистеръ Хюзъ,— но ихъ нельзя длать по человческимъ тламъ. Мы должны идти впередъ рука объ руку, какъ братья, подъ музыку біенія нашихъ сердецъ.

— Прекрасно,— замтилъ Кэйнъ.

Рэй не могъ опредлить, что это иронія или, дйствительно, одобреніе. Стриженая двушка тоже обратила вниманіе и оглянулась, она сидла впереди Кэйна.

— Мы въ Россіи,— заговорилъ другой иностранецъ,— убдились въ безплодности принудительныхъ мръ. Единственная сила, которая одерживаетъ верхъ — это любовь, и мы должны примнять ее прежде всего къ тмъ, кто ее сильно чувствуетъ, т. е. къ дтямъ. Міръ взрослыхъ безнадеженъ. Однако, мы кое-что можемъ сдлать, пожалуй, все — съ подрастающимъ поколніемъ. Учительская профессія самая высокая, но если мы хотимъ учить дтей, мы должну походить на нихъ, ибо имъ принадлежитъ царствіе небесное. И намъ слдуетъ начать учиться у нихъ.

— Это какъ-то сложно,— весело сказалъ молодой англичанинъ.

Рэй слышалъ, какъ фыркнулъ Кэйнъ, стараясь подавить смхъ.

— Христосъ приходилъ спасти гршниковъ,— началъ господинъ въ запачканномъ жилет.— Очевидно, Онъ не терялъ, надежды на ихъ спасеніе, если они перестанутъ длать зло.

— И многіе изъ Его учениковъ были пожилые люди,— вставила стриженая двушка.

— Идея нашего русскаго друга напоминаетъ нашу тактику съ индйцами,— вмшался Кэйнъ:— взрослые хороши, когда они въ могил.

— Нтъ, нтъ! вы не понимаете, никто изъ васъ не понимаетъ,— началъ русскій, но Хюзъ его перебилъ:

— Какъ бы вы поступали съ дтьми?

— Основалъ бы для нихъ общины здсь, въ самомъ корн зла, а также и на запад, гд они легко могутъ стать независимыми.

— Я не врю въ общины,— сказалъ Хюзъ,— если что-нибудь на свт потерпло полное фіаско, такъ это именно коммуны. Это фіаско тмъ боле печально, чмъ значительне ихъ успхъ въ экономическомъ отношеніи, такъ какъ онъ зависитъ отъ конкурренціи съ вншнимъ міромъ. Община есть увеличенный индивидуумъ, т. е. распространеніе эгоистическаго начала на большую семью, которая, преслдуя свое личное благо, точно также попираетъ интересы другихъ семей,какъ эти, въ свою очередь,— интересы другъ друга. Съ меня довольно этихъ общинъ! Семья, которую мы хотимъ теперь основать, должна захватить всхъ трудящихся, для нея нтъ чужихъ, кром трутней, а трутни не могутъ быть терпимы. Они исчезнутъ, потому что волей-неволей примутся за трудъ, или Смерть покончитъ съ ними. Но эта великая, настоящая семья не можетъ быть простой федераціей тредъ-юніоновъ: она должна вырости естественнымъ путемъ и постепенно вытснить частныя и корпоративныя предпріятія, распространить свои корни и втви такъ, чтобы другимъ не осталось ни мста для роста, ни воздуха для дыханія. Тогда она, хотя и медленно, овладетъ всей областью производства и распредленія.

— Очень медленно,— засмялся англичанинъ.

Споръ все разгорался, казалось, тамъ было столько же мнній, сколько присутствующихъ. По временамъ Рэй заинтересовывался, затмъ ему становилось скучно, но онъ не переставалъ думать о томъ, что эти странные фанатики предоставляютъ забавный матеріалъ.

Отъ духоты Хюзъ часто и мучительно кашлялъ. Пришлось открыть окна. Но ворвался оглушительный шумъ поздовъ, и ихъ снова пришлось закрыть. Вдругъ Рэй услышалъ, что мистеръ Хюзъ говоритъ кому-то тмъ же тономъ, какъ просилъ его пойти за виски съ молокомъ:

— Молодой человкъ, неужели вы ничего не имете сказать по поводу всхъ этихъ вопросовъ?

Рэй взглянулъ и увидлъ, что вопросъ обращенъ къ нему. На мгновеніе онъ былъ ошеломленъ, но потомъ откровенно и ршительно отвтилъ:

— Нтъ, я никогда о нихъ не думалъ.

— Пора, пора! имъ должны подчиняться вс другіе интересы. До тхъ поръ не будетъ истиннаго искусства, настоящей литературы, науки, достойной этого имени, пока съ нихъ не будетъ стерта печать эгоизма — матеріальный разсчетъ, когда успхъ будетъ почитаться, но не оплачиваться.

Вс уставились на Рэя, Кэйнъ, поднявъ брови, смотрлъ широко раскрытыми глазами и сжималъ губы, какъ бы боясь расхохотаться, миссисъ Дэнтонъ закрыла ротъ рукой, ея мужъ глядлъ мрачно, а миссъ Хюзъ потупилась.

— Я,— продолжалъ хозяинъ,— легче прощу враждебность, чмъ индифферентность, тотъ, кто не съ нами — противъ насъ, въ самомъ дурномъ смысл этого слова. Наше дло иметъ священное право на вниманіе всхъ просвщенныхъ людей. Но они малодушны, имъ пренебрегаютъ. Мы, конечно, должны относиться терпливо даже и къ индифферентизму: какъ ни трудно его перенести, бороться съ нимъ нельзя. Меня больше всего поразило, когда я вернулся въ свтъ, что люди продолжаютъ жить такъ же, какъ жили до моего ухода, въ тупомъ равнодушіи къ самымъ животрепещущимъ вопросамъ. Политиканъ по прежнему толкуетъ о тариф: низкій тарифъ — и дешевая одежда для рабочаго, высокій тарифъ — и высокая заработная плата. Какой бы онъ ни былъ, а рабочій все оказывается въ проигрыш. Что-то его благоденствія не замтно: онъ бденъ, плохо одтъ, у него скверное жилище, когда онъ сидитъ безъ работы, то голодаетъ въ своей лачуг, пока его, не выгонятъ за неплатежъ квартирныхъ денегъ, съ безпощадностью, неизвстной даже ирландцамъ. Ни одна партія не думаетъ о рабочемъ, а самъ онъ до сихъ поръ еще не доросъ до требованія боле высокой платы и сокращенія рабочихъ часовъ.

— Чтобъ думать, нужно время, а пища — необходима сейчасъ. Мы не можемъ ждать ее до завтра,— сказалъ человкъ съ печальными глазами, сидвшій въ углу.

— Это правда,— отвтилъ Хюзъ.— Многіе должны погибнуть на пути… надо имть терпніе.

— У меня нтъ больше силъ,— началъ его зять, мрачное лицо котораго стало еще мрачне.— Когда я вижу, какъ гибнутъ люди, я говорю себ: надо спасти ихъ не когда-нибудь, а сейчасъ! Кто-нибудь виноватъ въ ихъ страданіи, и чмъ искупить эту вину?

Его голосъ дрожалъ.

— Нужно терпть,— повторилъ Хюзъ.— Мы вс виноваты.

— Хорошо бы было,— сказалъ нмецъ,— если бы дйствительно понизили пошлины. Сторонники высокаго тарифа не повышаютъ заработной платы вслдствіе того, что пользуются покровительственной пошлиной, но они, наврное, уржутъ ее, когда уменьшенный тарифъ не будетъ давать прежнихъ выгодъ. Тогда повсюду начнутся волненія рабочихъ.

— Да,— перебилъ его Хюзъ,— но это, кажется, заставило бы меня возненавидть наше дло: какъ можно думать, что изъ зла выйдетъ добро? Нтъ, всегда только добро, добро за зло, чтобъ добра было все больше и больше. Мы должны добиться истинно-американскаго и американскимъ путемъ,— путемъ доводовъ, голосованія законовъ, не иначе.

Чувство, которое онъ такъ порицалъ, какъ будто возбудило дремавшія страсти: споръ принялъ, бурный характеръ. Рэю представилось, что старикъ окруженъ непріятелемъ, голова лысаго человка, который старался всхъ слышать и отвчать, раскачивалась, какъ бакенъ среди буруновъ. Но возбужденіе вдругъ упало, въ комнат наступила тишина. Одинъ посмотрлъ на часы и вс поднялись другъ за другомъ.

— Я не думаю, чтобъ хорошее время было такъ далеко, какъ намъ это кажется въ минуты негодованія на несправедливости. Оно скоро наступитъ, уже одно его приближеніе облегчитъ страданія. Но надо быть мужественными, и терпливыми,— говорилъ на прощаніе Хюзъ,

Рэй и Кэйнъ уходили вмст. Миссисъ Дэнтонъ глядла на новаго знакомаго робкимъ вопросительнымъ взглядомъ, Піа — спокойно, а мистеръ Хюзъ, забравъ въ свою широкую ладонь маленькую руку Рэя, говорилъ:

— Приходите, молодой человкъ, приходите!

XVII.

— ‘Если я опять когда нибудь приду сюда, такъ не безъ основательной причины’,— подумалъ Рэй, выходя на улицу.

Онъ питалъ отвращеніе ко всякой грубости, неотесанности, уравновшенная респектабельность всегда была его мечтой. Если онъ соглашался теперь жить жизнью богемы, то лишь въ роли писателя, подчиняясь традиціямъ, существовавшимъ споконъ вка. Но смшаться съ толпой воинственныхъ дервишей, въ род этихъ господъ, ему казалось невыносимымъ. Онъ страдалъ отъ чувства личнаго оскорбленія при мысли, что Хюзъ хотлъ втянуть его въ споръ, и его еще больше сердило, что пришлось подавить досаду въ присутствіи Кэйна. Онъ сдлалъ это ради молодой двушки, которая, повидимому, тоже огорчилась, не подавая вида. Онъ былъ теперь связанъ съ ней узами одолженія, которое оказалъ ей, и не хотлъ, чтобы оно причинило ей страданіе.

Быстро спускаясь внизъ по улиц, гд стоялъ грохотъ проносившихся поздовъ, звонъ конокъ и говоръ праздничной толпы, Рэй угадывалъ, что Кэйнъ смющимися глазами ищетъ его взгляда. Рэй упорно смотрлъ подъ ноги, не находя въ въ своемъ положеніи ршительно ничего смшного. Онъ былъ увренъ, что Кэйнъ нарочно молчитъ, чтобъ заставить его заговорить первымъ, и далъ себ слово тоже молчать. Такъ они дошли до боковой улицы, ведущей въ паркъ. Кучи досокъ и бочки съ цементомъ передъ недостроенными домами, развавшими свои глубокія пасти, мстами совсмъ загромождали дорогу. Всюду играли дти — на доскахъ, между бочками, даже на скалистомъ пригорк, выступавшемъ позади построекъ, гд стоялъ паровикъ, бездйствовавшій по случаю воскресенья. Громадныя козлы вытягивали съ пригорка свои, сегодня праздныя руки. Каменныя громады домовъ спокойно и невозмутимо глядли съ вершины холма на эту картину разрушенія.

— Милый видъ, не правда ли?— не вытерплъ, наконецъ, Кэйнъ.— Кажется, будто Афритъ Хюза вырвался изъ бутылки, гд онъ былъ закупоренъ, и поработалъ здсь въ свое удовольствіе, не дожидаясь поднятія цнъ, онъ, очевидно, занялся спекуляціей на постройкахъ. Но, можетъ быть, объ этомъ рано судить, разъ мы находимся въ переходной стадіи? Во что все это превратится, когда и здсь такъ же тсно застроятъ, какъ и въ нижней части города!

Онъ притянулъ руку Рэя и ласково къ нему прижался.

— Итакъ, мой молодой дорогой другъ, что вы скажете о моемъ старомъ дорогомъ друг?— спросилъ онъ посл короткой паузы, послдовавшей за замчаніемъ объ Африт.

— О мистер Хюз?

— О немъ и объ его друзьяхъ.

— Я думаю, что его друзья — сборище сумасбродовъ,— выпалилъ Рэй.

— Да? очень хорошо, очень хорошо! Это дйствительно сборище сумасбродовъ. Вы съ ними съ первыми столкнулись въ Нью-орк?

— Мн кажется, весь городъ полонъ ими.

— Начиная съ пожилого господина, котораго вы встртили въ то утро?

— Начиная съ молодого человка, который встртилъ пожилого господина.

Кэйнъ одобрительно улыбнулся.

— Хорошо, не будемъ строги ни къ кому, не станемъ называть и тхъ сумасбродами. Они философы или вдохновенные мечтатели, если угодно. По моему, мы вс мечтатели. Когда мечта человка намъ нравится, мы называемъ его пророкомъ, не нравится — онъ чудакъ, сумасбродъ. Но что же дурного въ мечтахъ моего стараго друга и его друзей, взятыхъ отдльно и вмст? Можете ли вы съ увреностью сказать, что каждое изъ прописываемыхъ ими лкарствъ, если принимать ихъ, по рецепту, не вылчитъ міръ отъ его страданій?

Этотъ вопросъ далъ Рэю возможность вылить досаду, не задвая личностей.

— Что такое случилось съ міромъ?— разразился онъ.— Я не вижу, чтобъ онъ былъ такъ серьезно боленъ. Какія особенныя бдствія? Я не понимаю, о чемъ весь разговоръ? Я не знаю, на что можно жаловаться? Человкъ только иметъ право желать, чтобъ ему данъ былъ случай выказать свои способности. А затмъ — призъ достанется достойнйшему. Въ чемъ дло? Гд тутъ несправедливость?

— Ахъ,— воскликнулъ Кэйнъ,— какая жалость, что вы не высказали этихъ мыслей, когда Хюзъ спросилъ о вашемъ мнніи!

— Чтобъ эта шайка на меня набросилась? благодарю васъ!

— По вашему, это шайка? Положимъ, можетъ быть… Я не понимаю, почему реформаторъ непремнно бываетъ смшнымъ, но это такъ, и потому онъ становится легкой добычей каррикатуры. Я не могъ не думать сегодня о томъ, какъ настоящій реформаторъ похожъ на водевильнаго. И они всегда одинаковы, изъ поколнія въ поколніе. Не смотря на вншнее различіе, вс эти господа, не исключая женщинъ, очень походили на старинныхъ аболиціонистовъ, которые сознательно подвергали себя опасности быть вымазанными смолой и осыпанными перьями. Вы не любите, вроятно, когда съ вами заговариваютъ на митингахъ?

— Нтъ, не люблю,— рзко отвтилъ Рэй.

— Мн показалось, что вамъ это не нравится. Но я не допускаю, чтобы бдный Давидъ хотлъ вамъ сдлать непріятность. Онъ проповдуетъ терпніе, но втайн, вроятно, опасается, что врядъ-ли ему дождаться на земл царствія небеснаго: понятно, если онъ у каждаго ищетъ поддержки.

Тотъ же инстинктъ, который не позволилъ Рэю выразить негодованіе прямо противъ Хюза, заставилъ его скрыть и свою жалость къ нему, онъ только сухо спросилъ:

— Разв для всего этого нельзя найти лучшаго мста, гд бы, по крайней мр, не было этого оглушительнаго шума и не приходилось бы задыхаться отъ жары?

— Я не знаю, возможно ли иначе,— проговорилъ Кэйнъ съ такой задушевностью, какая рдко у него замчалась.— Всякая помощь означаетъ зависимость, а Давидъ Хюзъ гордъ.

Они прошли мимо цлаго ряда величественныхъ зданій и приближались къ полотну сверныхъ желзныхъ дорогъ. Скоро передъ ними развернулась великолпная арка, напоминавшая городскія ворота. Съ обихъ ея сторонъ тянулись насыпи, высокія, какъ стны, которымъ пришлось выдержать на своемъ вку не одну сотню осадъ. За аркой разстилались открытыя поля, обнесенныя по деревенски старыми каменными заборами, хотя они давно принадлежали городу. Рядомъ съ низкой цпью какихъ-то навсовъ стояли большіе дома съ мелкими квартирами для найма. Нсколько старыхъ клячъ щипало еще уцелвшую кое-гд траву, группы куръ и индекъ бродили во двор возл конюшни. Неуклюжій коттэджъ, выходившій фасадомъ на улицу, совсмъ склонился на бокъ. Его стны были покрыты запыленными виноградными лозами, листва которыхъ уже опала.

— Онъ могъ бы поселиться здсь, не увеличивая своихъ расходовъ и имя гораздо больше покоя и удобствъ, по крайней мр до тхъ поръ, пока Афритъ и тутъ не началъ бы своей работы,— замтилъ Кэйнъ.

— Но жизнь здсь, пожалуй, походила бы на отшельничество, противъ котораго онъ такъ возстаетъ,— сказалъ Рэй равнодушно.

— Можетъ быть, можетъ быть,— согласился Кэйнъ, когда они перешли улицу по направленію къ парку.

Здсь трава еще была зеленая, но попадалась мстами и совсмъ желтая. Опавшіе во время октябрьскихъ дождей листья потеряли свою яркую окраску и, сметенные въ кучки, коричневыми пятнами покрывали края дорожекъ и углубленія скалъ. Только дубъ сохранилъ свой, правда, уже поблекшій нарядъ, на ясеняхъ и липахъ кой-гд лишь трепетали рдкіе листочки, такъ непохожіе на то, чмъ они были въ лтніе дни.

— Зятю, какъ я понялъ, хочется именно отшельничества и, вроятно, кооперативнаго?— продолжалъ Рэй. Онъ не счелъ нужнымъ щадить зятя и говорилъ нсколько презрительно.

— Ахъ, да! что вы думаете о немъ?— вспомнилъ Кэйнъ.

— Право, трудно сказать. Это какое-то очень мрачное существо. Чмъ онъ занимается? Жена его говорила, что у него много работы.

— Тутъ цлый романъ. Дэнтонъ былъ совсмъ юношей, когда по дорог въ какое-то мстечко захалъ въ общину. Онъ отправился собственно на поиски работы — его профессія — гравированіе по дереву. Какъ мн кажется, онъ всегда носился съ мыслью, что не все на свт ладно, и, попавъ въ семью Хюза, разумется, заинтересовался попытками ‘наладить’. Тамъ онъ вскор заболлъ, Хюзы за нимъ ухаживали, затмъ, оправившись, онъ сдлалъ предложеніе, но не той, которой бы слдовало.

— Почему не той?— спросилъ Рэй съ непонятной грустью.

— Право, не знаю. Но неужели вы не видите, что миссисъ Дэнтонъ не годится въ подруги такому человку?

Рэй не пожелалъ продолжать разговоръ на эту тему.

— По его мннію,— сказалъ онъ,— для спасенія міра необходимо прежде всего уничтожить города.

— Ну, это плохое средство. Города, конечно, зло, но теперь они нужны — намъ безъ нихъ не обойтись. Можетъ быть, они-то насъ и спасутъ. Но время отъ времени очень хорошо возвращаться къ природ.

— А вы еще недавно весьма нелестно выражались о природ?— не утерплъ Рэй, поддавшись непріязненному чувству къ Кэйну и свойственному молодымъ людямъ желанію — уличить старшихъ въ непослдовательности.

— О, да, о первобытной природ, но я не имю ничего противъ той, которую человкъ контролируетъ и направляетъ. Я только противъ природы, находящейся вн закона, противъ дикаго хаоса, въ род землетрясеній, циклоновъ, мятелей и несвоевременныхъ морозовъ, наводненій, а также — несваренія желудка. Но урегулированная природа: перемна временъ года, дня и ночи, посвъ и жатва…

— Времена года!— насмшливо перебилъ Рэй — его досада еще не остыла,— они, нарушая свое правильное теченіе, перевертываютъ все вверхъ дномъ почти такъ же часто, какъ биржевыя паники, и фермеръ, который на нихъ разсчитываетъ, иной разъ такъ же мало собираетъ, какъ и тотъ, кто сетъ и жнетъ на Воллъ-стрит {Wall-street — центръ финансоваго и биржевого міра Америки.}.

— Ахъ!— вздохнулъ Кэйнъ.— Прекрасная мысль! Какъ жаль, что я не придумалъ ея для моей второй серіи ‘Афоризмовъ’.

— Можете воспользоваться.

— Разв вы такъ богаты парадоксами? Но я какъ нибудь изловчусь приписать его даровитому автору ‘Современнаго Ромео’. Такъ заглавіе вашей повсти?

Рэй покраснлъ и засмялся.

— Это немножко вн фактовъ,— продолжалъ Кэйнъ,— но приближается къ истин. Я не совсмъ оправдываю природу: она несвободна отъ маленькихъ слабостей и капризовъ, можетъ быть, поэтому мы и говоримъ о ней. Во всякомъ случа, не смотря на вс недостатки, она не такъ дурна, какъ коммерческія предпріятія, которыя заимствовали ея недостатки. Зачмъ подражать ея слабости и вроломству? Почему, кладя зачатки цивилизаціи, не заимствовать у природы постоянства, ея порядка, ея покорности! Вдь мы-же не ищемъ въ ней оправданія для убійства, кровосмшенія, разбоя, обжорства, хотя вы все это въ ней найдете. Мы питаемъ предубжденіе противъ всхъ этихъ пороковъ, и оно, вроятно, явилось помимо того, что мы называемъ природой. Почему бы не пойти къ этому неизвстному для отысканія законовъ экономической жизни? Но,— весело прервалъ самого себя Кэйнъ,— давайте лучше болтать о зеленыхъ поляхъ. Что касается Бога, я, надюсь, намъ пока еще нтъ надобности вспоминать Его. Слава небесамъ, наши носы для этого еще недостаточно обострились. Я не удивляюсь, что вы находите міръ прекраснымъ, хотя наши друзья тамъ не совсмъ имъ довольны.— Кэйнъ нжно обнялъ Рэя.— Вы сердитесь на меня за это знакомство?

— О нтъ,— началъ, было, Рэй.

— Я, право, не собирался досидть до сходки,— сказалъ Кэйнъ.— Чапли поступилъ умно, уйдя рано: ему не пришлось испытать дикой прелести этихъ мечтателей. Мн тоже они невыносимы, но я не могъ уйти, когда они уже явились. Къ тому же я совсмъ забылъ, что ‘золотой вкъ’ для юности не нуженъ — она вполн довольствуется и девятнадцатымъ. У меня совсмъ вышло изъ головы, что вы тутъ, а когда вспомнилъ,— было слишкомъ поздно.

Онъ разсмялся, Рэй тоже, хотя нсколько натянуто.

— Я часто думалъ,— продолжалъ Кэйнъ,— какимъ образомъ мы утрачиваемъ юношескую точку зрнія. Вотъ вчера еще она была, а сегодня уже нтъ, и мы даже съ трудомъ представляемъъ себ ее. Вы, наврное, не съумли-бъ сказать, какова она въ настоящее время. А я, кажется, вижу ту же самую, что была сорокъ лтъ тому назадъ. Я…

Онъ замолчалъ, увидвъ кавалькаду всадниковъ. Гулко стучали подковы по твердому грунту дороги, но вотъ кавалькада свернула въ аллею, отведенную для верховой зды, и звуки затихли. Это были здоровые, рослые юноши на прекрасныхъ выхоленныхъ скакунахъ, круглыя бедра которыхъ вздрагивали при каждомъ шаг.

— Можетъ быть, это и есть ныншняя юношеская точка зрнія: здоровье, крпкость, матеріальное обезпеченіе? Въ такомъ случа, прежняя лучше, какъ ни блденъ былъ нашъ идеальный человкъ, какъ ни пустъ былъ его кошелекъ. Наглая власть денегъ далеко рзче выражается такимъ всадникомъ, чмъ самымъ блестящимъ экипажемъ. Если бъ я могъ ненавидть своихъ ближнихъ, то возненавидлъ бы раньше всего подобныхъ наздниковъ. Но у меня нтъ этой ненависти. Меня не ждетъ впереди нужда, и я не боле голоденъ, чмъ подобаетъ джентельмэну, который собирается позавтракать у дамы, живущей въ Манданъ-Флэтсъ. Кстати, почему бы вамъ не пойти со мной? Тамъ были бы въ восторг. Не каждый день удается сидть за однимъ столомъ съ блестящей молодой вдовой и съ ея хорошенькой падчерицей, а за радушный пріемъ я ручаюсь.

Рэй высвободилъ свою руку.

— Мн жаль, что я не могу воспользоваться вашимъ предложеніемъ, но я, право, не могу. Вы должны меня извинить.

— Вы мн не довряете уже?

— Совсмъ нтъ! Просто я не расположенъ сейчасъ встрчаться съ новыми людьми. Я нсколько усталъ, и мн хочется домой. До свиданья.

Кэйнъ удержалъ его руку.

— Я хотлъ бы знать истинную причину: что тутъ — досада, гордость, юношеская застнчивость?

— Ни то, ни другое, ни третье, а костюмъ: я не могу идти въ этихъ брюкахъ и такихъ грязныхъ сапогахъ.

— А, теперь вы откровенны и приводите настоящую причину, Можетъ быть, вы и правы. Вроятно, въ былое время я такъ же бы поступилъ.

XVIII.

Рай въ этотъ день никуда больше не пошелъ: онъ ршилъ, что отправиться съ рекомендательными письмами въ воскресенье — признакъ дурного тона, и занялся попытками выразить на бумаг пережитыя впечатлнія, но эта работа не удалась ни въ проз, ни въ стихахъ. За то образъ героини ‘Современнаго Ромео’ принялъ новыя очертанія, мало напоминавшія простую миловидность его ‘первой любви’. Если ему удастся получить рукопись отъ Чапли для поправокъ, то онъ непремнно кое-что передлаетъ. Онъ всегда чувствовалъ какой-то недостатокъ въ характер героини и теперь понялъ, что ей надо придать прелесть таинственности. Рай не совсмъ ясно формулировалъ это, такъ же, какъ и свое убжденіе, что у него теперь двойная причина избгать мистера Брандрета и миссъ Хюзъ. Онъ геройски прождалъ еще цлую недлю. Но въ субботу ему пришла мысль навести справку, какъ отнесется Брандретъ къ его фантазіи въ стихахъ. На самомъ дл ему хотлось узнать о судьб повсти, не обнаруживая этого мистеру Брандрету. Но Рэй опоздалъ: мистеръ Брандретъ приводилъ уже въ порядокъ свой столъ, собираясь уходить. Онъ очень обрадовался гостю и выразилъ желаніе, чтобъ тотъ проводилъ его до дому, такъ какъ ему надо съ нимъ поговорить.

Слово ‘домъ’ какъ будто разбудило въ немъ подавленное чувство гостепріимства, и мистеръ Брандретъ прибавилъ:

— Мн бы хотлось, чтобы вы навстили меня, когда у насъ водворится порядокъ. Миссисъ Брандретъ уже чувствуетъ себя прекрасно, а мальчикъ… о! сударь, это настоящій Титанъ! Я желалъ бы, чтобъ вы видли его голенькаго. Онъ тогда совсмъ малютка-Геркулесъ, душащій змю, которая схватила палецъ мамки. Я знаю, вамъ покажется смшнымъ, но увряю васъ: онъ узнаетъ и меня, и мать. Я, напримръ, вхожу въ шляп нарочно, чтобъ испытать… нтъ, да это надо видть, какъ онъ двигаетъ рученками!

Отцовскіе восторги продолжались и на улиц. Рэй слушалъ съ дланной улыбкой и безучастнымъ смхомъ, зорко слдя, не удатся-ли ему улучить минуту, чтобъ заговорить о дл. Но издатель вспомнилъ самъ:

— Ахъ, кстати, намъ уже доставленъ отчетъ о вашей рукописи.

— Уже?— только и могъ произнести Рэй.

— Я еще не усплъ внимательно просмотрть его, но, кажется, въ общемъ онъ благопріятенъ. Есть совты сдлать кой-какія перемны, что именно — точно сказать не могу. Ну, да это вы увидите въ понедльникъ. По субботамъ миссъ Хюзъ уходитъ рано и обыкновенно беретъ на домъ какую нибудь работу. На этотъ разъ я далъ ей для приведенія въ надлежащій видъ отчетъ о вашей повсти. Мн кажется, вамъ будетъ не безполезно познакомиться съ разнообразными мнніями, когда они сгруппируются въ одно цлое.

— Конечно,— проговорилъ Рэй, обуреваемый надеждой и страхомъ. Улица кружилась передъ его глазами, и онъ едва-ли сознавалъ, гд теперь находится. Онъ пробормоталъ что-то очень несвязное, прежде чмъ сказать:

— Я тоже признаю необходимость системы. Очень жаль, что нельзя получить отчетъ сегодня же: я могъ бы въ воскресенье обдумать совты и попробовать воспользоваться ими.

— Да, это жаль. Она ушла до васъ не больше какъ за полчаса. Я не предвидлъ, что вы зайдете! Впрочемъ, и до понедльника не долго. У нея къ этому времени все будетъ готово. А я положилъ себ за правило: съ двухъ часовъ въ субботу и до девяти утра понедльника забывать о всякихъ длахъ. Вы не находите этого правила хорошимъ? Я не только не занимаюсь, но не говорю, не думаю ни о какихъ длахъ. Я придерживаюсь того мннія, что воскресенье должно быть посвящено отдыху и семейнымъ удовольствіямъ. Мы обдаемъ рано, а затмъ жена читаетъ что нибудь вслухъ или играетъ. Теперь же, когда у насъ ребенокъ, мы забавляемся съ нимъ.

Рэй принудилъ себя сказать, что и онъ по воскресеньямъ не работаетъ, а пишетъ обыкновенно письма, и вдругъ неожиданно для самого себя спросилъ:

— Иметъ-ли смыслъ пойти сейчасъ къ миссъ Хюзъ и просмотрть отчетъ, не дожидаясь его обработки?

Мистеръ Брандретъ засмялся.

— Вы очень нетерпливы! Вы знаете, гд она живетъ?

— Да, мы были у нихъ съ мистеромъ Кэйномъ въ прошлое воскресенье и встртили тамъ мистера Чапли.

— О!— произнесъ Брандретъ съ такимъ выраженіемъ, какъ будто хотлъ сказать что-то другое, но сообщеніе этого факта ему помшало.— Значитъ, вы познакомились и съ отцомъ миссъ Хюзъ?

— Да, и съ его друзьями,— отвтилъ Рэй такимъ тономъ, который поощрилъ Брандрета продолжать разспросы.

— И что же вы о нихъ думаете?

— Я полагаю, что большинство изъ нихъ совершенно безвредно, но одного или двухъ не мшало-бы помстить въ палату буйныхъ.

— И мистеръ Чапли ихъ засталъ?

— Нтъ, онъ ушелъ раньше. Меня привелъ мистеръ Кэйнъ, и я вынужденъ былъ остаться.

Къ Брандрету вернулось благодушное настроеніе, исчезнувшее, было, при имени мистера Чапли въ связи съ Хюзомъ.

— Мистеръ Чапли и Хюзъ — старые друзья.

— Да, я такъ и думалъ.

— Ихъ дружба завязалась на Брукской ферм.

— Мистеръ Хюзъ очень подходитъ къ типу Голлингворта и не понравился мн,— сказалъ Рэй, желая дать понять, что онъ совершенно не сочувствуетъ дикимъ теоріямъ Хюза. Съ одной стороны, онъ, дйствительно, не врилъ въ нихъ, а съ другой — ему казалось, что и въ интересахъ отношеній въ Брандрету выгодне въ нихъ не врить.

— Я вдь его никогда не видалъ,— продолжалъ Брандретъ.— Мн нравится постоянство мистера Чапли въ дружб: это одна изъ лучшихъ чертъ его характера. Но для себя я не вижу необходимости завязывать съ ними знакомство. Онъ каждое воскресенье навщаетъ Хюза и толкуетъ съ нимъ о политической экономіи. Одно время мистеръ Чапли очень интересовался его альтруистической агитаціей.

— Да?

— Да. Вдь совершенно отдлаться отъ этого весьма трудно. Я и самъ когда-то принималъ участіе. Лтомъ мы живемъ въ Массачуссетс, и вотъ однажды устраивали спектакль — давали ‘Ромео и Джульету’ — въ пользу союза рабочихъ. Сборъ превысилъ двсти долларовъ. Мистеръ Чапли былъ послдователемъ Джорджа въ 86 году. Нельзя сказать, чтобъ онъ безусловно съ нимъ соглашался, но онъ вполн присоединился къ его протесту противъ существующаго порядка. Тогда многіе лучшіе люди шли тмъ же путемъ. Я ничего противъ этого не имю, если не заходягь слишкомъ далеко. Заімъ мистеръ Чапли на дач встрчался очень часто съ какимъ то чудакомъ-священникомъ, понимавшимъ новыя идеи въ довольно превратномъ вид. Потомъ онъ заинтересовался графомъ Толстымъ, который оказалъ на него вліяніе. Мистеръ Хюзъ служитъ для него предохранительнымъ клапаномъ. Я это прямо говорю его семейству. Мистеръ Чапли не глупъ и всегда уметъ разобраться, что выгодно, что нтъ.

Рэй догадался, что Брандретъ своими пространными объясненіями хочетъ предупредить возможность обидныхъ заключеній на счетъ своего тестя.

— Я не удивляюсь привязанности мистера Чапди,— сказалъ Рэй:— мистеръ Хюзъ является лучомъ свта и разума среди тхъ блуждающихъ огней, которые собираются вокругъ него. И онъ вовсе не толстовецъ.

— Онъ джентельмэнъ по рожденію и воспитанію и когда-то, до своихъ коммунъ — богатый человкъ. А миссъ Хюзъ — благовоспитанная двица въ полномъ смысл этого слова. Она очень образованна и много читаетъ. Я больше довряю ея литературному вкусу, чмъ мннію большинства критиковъ, такъ какъ знаю, что всегда услышу честное и вмст съ тмъ здравое сужденіе… Если вы пойдете къ ней, то вамъ слдуетъ перейти эту улицу,— сказалъ Брандретъ и прибавилъ:— Вы, конечно, не должны считать вопросъ о повсти уже ршеннымъ: изданіе книги — коммерческій рискъ, и мы должны еще посовтоваться, чтобы принять обязательство… Вы понимаете?

— О! да, понимаю я постараюсь не питать обманчивыхъ надеждъ,— отвтилъ Рэй, хотя сердце его дрогнуло отъ радости.

— Прекрасно,— улыбнулся мистеръ Брандретъ и, пожимая ему руку на прощанье, проговорилъ съ отчаянной ршимостью:— Кстати. Почему бы вамъ не зайти и не пообдать вмст съ нами?

XIX.

Рэю такъ хотлось заглянуть въ отчетъ и въ то-же время неловко было отказать и мистеру Брандрету. Онъ долженъ добиться его расположенія ради повсти и вдругъ испортитъ все какой нибудь мелочью!

— Я боюсь… не будетъ ли это неудобно? Миссисъ Брандретъ… въ такое время…— пробормоталъ онъ.

— Что жъ тутъ неудобнаго?— проговорилъ издатель съ тмъ же видомъ ршимости.— Пойдемте. Я не увренъ, что миссисъ Брандретъ будетъ въ состояніи васъ принять, но я хочу, чтобъ вы видли моего мальчугана. А перекусить можно и на холостой манеръ.

Рэй покорился, и мистеръ Брандретъ вернулся къ своимъ разсказамъ о ребенк. Рэй испытывалъ невыразимое мученье, разрываясь между догадками о судьб повсти и отвтами издателю. Онъ перебралъ все, стараясь угадать, чмъ остались недовольны чтецы.

— Да, сударь,— говорилъ между тмъ Брандретъ,— я думаю, что этотъ ребенокъ такъ же хорошо отличаетъ свою бабушку отъ няньки, какъ меня отъ матери. У него есть уже свои симпатіи и антипатіи: онъ плачетъ, если бабушка беретъ его на руки… Кстати: я надюсь, что миссисъ Чапли выйдетъ къ обду. Она сегодня весь день у насъ.

— О, я буду очень радъ,— сказалъ Рэй, думая, какъ его критики отнеслись къ сцен съ гипнотизмомъ.

— У нея прекрасный характеръ,— говорилъ мистеръ Брандретъ,— но устарлые взгляды насчетъ воспитанія дтей. Я хочу, чтобъ мой мальчикъ съ ранняго дтства пріучался полагаться на самого себя. Для меня нтъ ничего лучше мужественнаго мужчины, разв только женственная женщина. Мн ненавистно мужское въ двушк — двушка должна быть кротка и покорна. Я придерживаюсь того мннія, что мужъ — глава въ дом, его воля — законъ, и я именно въ этомъ дух хотлъ бы воспитать своего мальчугана. Миссисъ Чапли считаетъ необходимымъ, чтобы въ дтской горлъ ночью огонь. А по моему, слдуетъ пріучать мальчика къ темнот, и я это сдлаю, какъ только мн удастся устроить такъ, чтобъ мои дйствія не казались деспотическими. Миссисъ Чапли добрйшая душа въ мір, и я вовсе не желаю съ ней ссориться.

— Конечно,— откликнулся Рэй. Онъ вспомнилъ кузена въ своей повсти и подумалъ, что лучше бы было его не убивать: кажется, вообще тамъ слишкомъ много кровопролитія!

Они повернули въ переулокъ и остановились передъ хорошенькимъ домикомъ съ черной дверью и мдной дощечкой на ней. Какъ и вс подобные дома, онъ стоялъ нсколько особнякомъ отъ сосднихъ зданій.

Мистеръ Брандретъ вынулъ ключъ и отворилъ дверь.

— Здсь всего три квартиры, и мы чувствуемъ себя совершенно свободво. Жен было бы неудобно ходить сверху внизъ, и я настоялъ — занимать одинъ этажъ.

Въ полумрак — обыкновенной принадлежности входовъ въ такія квартиры — они поднялись по лстниц, устланной ковромъ. За дверями, пока мистеръ Брандретъ вставлялъ ключъ, слышался шумъ удаляющихся шаговъ, а когда онъ отворилъ,— въ переднюю донесся дтскій плачъ.

— Слышите?— восторженно улыбнулся Брандретъ, оглядываясь на Рэя.— Здравствуйте! Что случилось? Что случилось?— крикнулъ онъ по направленію, откуда раздавался плачъ.— Вы присядьте тутъ,— указалъ онъ на хорошенькую гостиную и по дорог схватилъ какую-то тряпку, висвшую передъ каминомъ.— Эта скверная нянька! Сколько ей ни говори, все-таки лзетъ сюда. Я сейчасъ вернусь. Эй! что болитъ у маленькаго человка?— крикнулъ онъ, исчезая въ конц длиннаго узкаго корридора.

Къ Рэю долетали подавленные голоса — гд-то горячо спорили, потомъ громко хлопнула дверь, прорвались чьи-то saлобы, упреки, наконецъ, показался мистеръ Брандретъ съ ребенкомъ на рукахъ, сзади бжала нянька, торопливо расправляя длинное платье малютки.

— Ну, что вы думаете о насъ?— спросилъ отецъ.

Рэй приблизился, чтобъ посмотрть, что тутъ можно думать. Его точно кто вдохновилъ сказать:

— Да, онъ славный парень!

Эта фраза доставила мистеру Брандрету величайшее удовольствіе. Продолговатая, съ пушистыми волосиками головка ‘славнаго парня’ безсильно качалась на тоненькой ше и маленькія рученки безтолково двигались передъ лицомъ.

— Теперь дайте ему вашъ палецъ и посмотрите, не устроитъ ли онъ такой же штуки, какъ малютка-Геркулесъ?

Рэй охотно взялся за роль зми, но Геркулесъ не пожелалъ разжать своего кулачка.

— Попробуйте другимъ пальцемъ,— посовтовалъ отецъ.

Рэй подставилъ другой, но съ одинаковымъ успхомъ.

— Ну, онъ сегодня не въ удар, онъ это сдлаетъ для васъ въ слдующій разъ. Довольно, маленькій человкъ.— Мистеръ Брандретъ передалъ ребенка нян, и та унесла его.

— Садитесь, садитесь,— весело приглашалъ Брандретъ.— Сейчасъ выйдетъ миссисъ Чапли… Это удивительно, что такія маленькія существа имютъ свои настроенія, какъ и взрослые. Этотъ мальчуганъ такъ же отлично знаетъ, какъ и мы съ вами, чего отъ него хотятъ. Но если онъ не расположенъ въ данный моментъ, то ни за что не исполнитъ. Жаль, что я не продлалъ съ нимъ опыта со шляпой — вы бы тогда убдились, какъ онъ понимаетъ.

Мистеръ Брандретъ перешелъ къ теоріи воспитанія, разсказывалъ анекдоты изъ дтской психики, а Рэй слушалъ, то бормоча какія-то похвалы, то выжимая изъ себя выраженія восторга въ вид неопредленныхъ восклицаній.

Онъ былъ избавленъ отъ своего невыносимаго положенія только приходомъ миссисъ Чапли и миссисъ Брандретъ. Дамы привтствовали его съ нкоторой суровостью, которая, какъ догадывался Рэй, относилась больше въ мистеру Брандрету. Впрочемъ, если послдній не казался сегодня ‘главой дома’, то и его теща не исполняла этой почетной роли.

Миссисъ Брандретъ, поздоровавшись, оглядла комнату и переставила кой гд мебель. Это еще боле усилило впечатлніе ея строгой дисциплины. Затмъ она сла напротивъ Рэя, въ ожиданіи, что онъ начнетъ разговоръ. Ему показалось, что его собрались судить, и что онъ долженъ сказать что нибудь въ свое оправданіе. Онъ принялся расхваливать ребенка, говорилъ объ его красот, о рост, упомянулъ о поразительномъ сходств съ отцомъ.

Миссисъ Брандреть видимо смягчалась.

— Онъ очень здоровый ребенокъ,— проговорила она съ великодушнымъ безпристрастіемъ.

— Но даже и здоровыя дти причиняютъ много заботъ,— со вздохомъ замтила миссисъ Чапли.

Дочь, вроятно, нашла это замчаніе неумстнымъ.

— О, я пока еще не вижу, чтобъ Перси причинялъ много хлопотъ,— сказала она.

— Онъ вполн вознаграждаетъ за нихъ,— съ сіяющей улыбкой вставилъ мистеръ Брандретъ и тотчасъ же спохватился:— по крайней мр, мы не знали бы, что длать безъ него.

— Вопросъ едва-ли въ этомъ,— сухо произнесла жена, давая понять, что его слова очень некстати.— Давно вы въ Нью-орк?— обратилась она къ Рэю.

— Всего нсколько недль,— отвтилъ Рэй, раздумывая, что бы прибавить для ея успокоенія.

— Мн, деревенскому человку, здсь все интересно и любопытно,— нашелся онъ, ршивъ принести себя въ жертву.

Эти слова какъ будто подйствовали.

— Но вы не хотите сказать, что вы, въ самомъ дл, изъ деревни?— боле мягко спросила миссисъ Брандреть.

— Я изъ Мидлэнда, который, по сравненію съ Нью-оркомъ, конечно, деревня.

Миссисъ Чапли справилась, не зналъ-ли онъ тамъ Мэйквэйстовъ. Рэй старался отыскать въ своей памяти такую фамилію, но миссисъ Чапли уже вспомнила, что Мэйквейсты были изъ Гитчигюли въ штат Мичиганъ. Они обмнялись нсколькими ничего незначущими фразами, прежде чмъ она спросила:

— Мистеръ Брандретъ говорилъ мн, что вы встртили моего мужа?

— Да, я имлъ удовольствіе познакомиться съ нимъ раньше, чмъ съ мистеромъ Брандретомъ.

— Вы знаете и мистера Кэйна?

— Да, это мое первое знакомство въ Нью-орк.

— Мистеръ Брандретъ говорилъ мн.

Она улыбнулась при мысли о Кэйн, какъ о безвредномъ чудак, и спросила:

— Васъ водили и на поклоненіе его пророку, къ этому странному мистеру Хюзу?

— Я не думаю, чтобъ онъ былъ пророкомъ для мистера Кэйна,— отвтилъ съ сочувственной улыбкой Рэй.— Онъ въ пророкахъ, кажется, не нуждается. А мистера Хюза я не только видлъ, даже слышалъ.— И онъ снова улыбнулся, вспомнивъ свой испугъ, когда къ нему обратился Хюзъ съ вопросомъ объ его личномъ мнніи. Ему пришло въ голову описать это приключеніе, благо миссисъ Чапли дала новый поводъ:

— Да?— спросила она съ скрытымъ безпокойствомъ.— Пожалуйста, разскажите мн о немъ.

Рэй поспшилъ исполнить ея просьбу.

— Значитъ, онъ не послдователь Толстого?— съ глубокимъ вздохомъ проговорила миссисъ Чапли.

— Какъ мн кажется — наоборотъ, совершенная противоположность.

Она разсмялась, но было ясно, что этимъ смхомъ маскируется какой-то тайный страхъ.

— А я полагала, что онъ шьетъ никуда негодные башмаки. Не понимаю, чмъ этотъ мистеръ Хюзъ такъ очаровалъ моего мужа!.. По крайней мр, онъ дйствительно желалъ бы уйти въ деревню и заняться полевыми работами?

Миссисъ Чапли, казалось, почувствовала въ Рэ близкаго знакомаго и забросала его вопросами:

— Какъ они живутъ? Что изъ себя представляетъ его семейство? Я не говорю о младшей дочери — мы ее знаемъ.

Рэй сообщилъ все, что могъ, а также, что Хюзы живутъ въ apartament.

— О-о!— воскликнула она,— а я воображала себ несчастную квартирку въ tenement’.

— Кстати,— предложилъ мистеръ Брандретъ,— не хотите ли посмотрть наше помщеніе…— Жена остановила его взглядомъ, и онъ прибавилъ:— когда нибудь…

Рэй поблагодарилъ. Дамы длались все любезне.

— Не останетесь-ли вы у насъ отобдать, мистеръ Рэй?— предложила, наконецъ, миссисъ Брандретъ.

Онъ взглянулъ на мужа и понялъ, что приглашеніе сдлано помимо его участія. Такъ какъ мистеръ Брандретъ промолчалъ, то Рэй счелъ за лучшее, сославшись на неотложное дло, откланяться.

Миссисъ Чапли на прощанье пригласила его на свои четверги, а миссисъ Брандретъ сказала, что всегда будетъ рада его видть. Хозяинъ проводилъ гостя до самыхъ дверей и, съ благодарностью пожимая его руку, проговорилъ:

— Я вижу, съ какимъ нетерпніемъ стремитесь вы познакомиться съ отчетомъ. Но вы когда нибудь придете?

XX.

Силу своего нетерпнія Рэй измрилъ лишь тогда, когда вышелъ на улицу. Только теперь онъ почувствовалъ — какой пыткой былъ бы этотъ обдъ. Онъ не только не досадовалъ на поведеніе мистера Брандрета, но даже не интересовался — чмъ оно было вызвано. Минутами,— во время визита, когда на сцену появился ребенокъ, а также при разспросахъ миссисъ Чапли о Хюзахъ,— ему казалось, что онъ забывалъ объ отчет, на самомъ же дл его мысль мучительно, хотя и незамтно, работала надъ вопросомъ: къ чему сводятся отзывы? и когда она проникала въ его сознаніе, у него кружилась голова. Очутившись за дверями дома Брандретовъ, Рэй пустился бгомъ. Онъ надялся застать миссъ Хюзъ и выпросить отчетъ, если мннія чтецовъ окажутся неблагопріятными, то, можетъ быть, она хоть что нибудь ему скажетъ въ утшеніе. Если-бъ только удалось говорить съ ней наедин!

Его встртила миссисъ Дэйтонъ и не замедлила сообщить, что ея мужъ уже поправилъ звонокъ, который былъ въ не исправности, когда они были съ Кэйномъ. Рэй разсказалъ о цли своего посщенія. Оказалось, что миссъ Хюзъ куда-то ушла, но скоро вернется. Миссисъ Дэнтонъ прибавила, что отецъ будетъ очень радъ его видть.

Рэй покорился судьб. Старикъ сидлъ у окна, выходившаго на желзную дорогу, и кашлялъ. Онъ сразу узналъ гостя:

— Здравствуйте, молодой человкъ! Очень радъ васъ видть. Ну, какъ вы поживаете?— Хюзъ поздоровался, не поднимаясь съ мста, и укавалъ Рэю на стулъ, стоявшій по другую сторону окна.

— Какъ ваше здоровье?— спросилъ Рэй.

— Понемногу поправляюсь отъ этого противнаго кашля — силы прибываютъ съ каждымъ днемъ. Да, я чувствую себя очень хорошо, но все еще приходится сидть дома, а это очень скучно. Правда, есть время для работы: я теперь суммирую впечатлнія, которыя производитъ на меня ваша цивилизація — пишу книжку подъ заглавіемъ ‘Свтъ, посщенный вновь’.

Рэй не совсмъ понялъ, почему Хюзъ сказалъ ваша цивилизація, когда не Рэй ее насаждалъ, но онъ не возразилъ, и старикъ могъ продолжать безъ перерывовъ.

— Я надюсь уговорить моего стараго друга Чапли издать книгу для меня, если примирю его съ моими крайними мнніями. Онъ робокъ, а моя книга смла.

Рэй невольно подумалъ о своей книг, стараясь вспомнить — не было ли и тамъ чего нибудь слишкомъ смлаго для робкаго издателя или его робкихъ редакторовъ? Онъ механически слушалъ автора, довольнаго, что удалось поймать человка, передъ которымъ можно распространяться о своемъ произведеніи.

— Моя книга,— говорилъ Хюзъ:— это критика современной жизни и всхъ ея сторонъ. Разумется, въ виду обширности такой темы, нкоторыхъ вопросовъ приходится касаться только поверхностно. Возьмемъ, напримръ, этотъ архитектурный кошмаръ построекъ въ город. Я придерживаюсь того мннія, что средній человкъ, не обладающій вкусомъ, не иметъ права строить себ домъ. Выставлять такимъ образомъ свои идеи на показъ — неприлично и не должно быть терпимо. Я смотрю на вс эти постройки, которыя, почти безъ исключенія, сплошь безобразны и безсмысленны, какъ на безнравственность, безуміе и безразсудство, недопустимыя въ цивилизованномъ государств. Городъ долженъ строиться городомъ и для каждаго человка должно найтись подходящее и красивое жилище, гд онъ могъ бы и работать, и отдыхать.

— Я боюсь,— сказалъ Рэй, стараясь оторваться отъ своей повсти и сосредоточиться на словахъ Хюза,— что подобная идея можетъ показаться слишкомъ ошеломляющей.

— Какъ ошеломляющей? почему ошеломляющей?

— Не задваетъ ли она частныя права? не отзывается ли она немножко тираніей?

— Какія частныя права можетъ имть человкъ вн своего дома? Внутреннее убранство можетъ быть предоставлено въ жертву его невжества и безвкусія. Но вншность моего дома не для меня, а для другихъ. Публика видитъ ее десятки разъ въ то время, какъ я — одинъ разъ. Если я длаю ее грубой и нелпой, тогда я тиранъ, я притснитель — я, индивидуумъ.

У Рэя были на этотъ счетъ кое-какія сомннія, но онъ не высказалъ ихъ, всецло занятый своими думами.

— Да,— продолжалъ Хюзъ, вспомнивъ, что передъ нимъ сидитъ литераторъ,— вы написали повсть. Но что вы скажете въ свое оправданіе? Вдь оно необходимо для человка, сочиняющаго повсти въ то время, когда мы дрожимъ въ ожиданіи всякихъ кризисовъ.

— Оправданіе?— переспросилъ Рэй, запинаясь.

— Да. Чмъ она оправдывается? Какъ она можетъ служить Богу, поддержать человка? Не посвящена ли она любви, этому, якобы, главному занятію мужчинъ и женщинъ? Затронуты ли въ ней истинные интересы жизни, вопросы, которые настойчиво требуютъ отвта и которые столь важны, что всякій отдаетъ имъ все свое вниманіе?

— Моя повсть не только любовная исторія, хотя въ ней и трактуется о любви. Я сдлалъ попытку дать этому чувству психологическое основаніе,— скатолъ Рэй, обрадованный возможностью поговорить о своемъ дтищ.

— Какого рода?

— Ну, напримръ, гипнозъ.

— Старая игрушка, извстная со временъ увлеченія месмеризмомъ! Ее пускали въ ходъ и Поэ, и Готорнъ и, вроятно, многіе другіе.

— Я не совсмъ такъ пускаю ее въ ходъ.

— О, я увренъ, что вы употребляете новые пріемы, сообразно съ тмъ, чего достигли въ этой области ученые. Но какъ вы можете жить спокойно, когда передъ вами раскинуты два лагеря, когда враждующіе стоятъ въ боевомъ порядк другъ противъ друга, когда есть роскошь и нищета, когда всякій долженъ отдать свое сердце, свой умъ для pasршенія задачи, которая обращаетъ людей въ изступленныхъ, вовстановляетъ брата на брата? Какъ можете вы жить и довольствоваться художественнымъ изображеніемъ исторіи?

Суровыя слова старика, въ которыхъ звучало волненіе, Рэй оцнилъ только съ эстетической стороны, но примнить лично къ себ не могъ. Ему было даже нсколько забавно, когда онъ проговорилъ:

— Я не такъ ужъ плохъ, какъ вы думаете, мистеръ Хюзъ. Эта повсть написана нсколько лтъ тому назадъ, и я не думаю, чтобы могъ написать нчто подобное теперь.

Это оправданіе остановило потокъ словъ мистера Хюза. Онъ сидлъ, сверкая глазами изъ подъ нависшихъ косматыхъ бровей на ясное, красивое лицо Рэя, и, казалось, собирался съ силами для новаго нападенія, когда вошла миссъ Хюзъ и молча остановилась.

— Ну!— воскликнулъ старикъ, не давъ ей даже поздороваться съ гостемъ,— въ какомъ положеніи эта бдная женщина?

— Она умерла.

— Хорошо, пока хорошо. А кто остался въ живыхъ?

— Нсколько человкъ дтей. Сосди о нихъ позаботятся.

— Конечно. Вотъ молодой человкъ, психологическая задача, боле достойна изученія, чмъ гипнотизмъ: готовность бдняка помочь нуждающимся, не смотря на свои собственныя лишенія. Чудо съ хлбомъ и рыбою совершается ежедневно въ tenement-houses. Т, которые ничего не имютъ для себя, находятъ все-таки кое-что для другихъ. Какъ бы бднякъ ни нуждался, онъ всегда готовъ подлиться своей сухой коркой съ другимъ, у кого нтъ даже корки, и для всякаго хоть что-нибудь найдется, какъ будто Христосъ благословилъ хлбъ и роздалъ его всмъ голоднымъ. Не находите ли вы, молодой человкъ, что эта странная тайна заслуживаетъ вниманія и является довольно интересной темой для романиста?

Мысль Хюза показалась Рэю удачной: ее дйствительно можно утилизировать. Нужно только увидть случай проявленія христіанскаго милосердія въ tenement-housed. Это промелькнуло въ голов Рэя, пока онъ соображалъ, какъ начать разговоръ объ отчет. Вмшательство старика освободило его отъ обычныхъ привтствій, и онъ прямо началъ:

— Миссъ Хюзъ, мистеръ Брандретъ сказалъ мн, что я могу получить отъ васъ мою повсть ‘Современный Ромео’ съ отзывами о ней. Я думаю… Я хотлъ бы ихъ посмотрть и… и…

— Я не успла еще переписать. Мистеръ Брандретъ говорилъ мн, что хотлъ бы вамъ показать. Но мы не сообщаемъ — кто читалъ, и поэтому отзывы должны быть переписаны другой рукой.

— Я почерковъ вдь не знаю. Кром того, мистеръ Брандретъ разршилъ мн видть ихъ въ томъ вид, какъ они есть.

— Хорошо, я сейчасъ принесу.

Рэй остался опять со старикомъ. Онъ больше не заговаривалъ и смотрлъ въ окно. Голова его выдлялась темнымъ пятномъ на яркомъ фон залитой свтомъ улицы.

Миссъ Хюзъ вернулась съ пакетомъ и проводила Рэя до самой лстницы.

— Я полагаю,— робко сказала она,— что вамъ будетъ интересно знать о судьб вашего доллара: я отдала его этимъ дтямъ. Вы довольны?

Рэй такъ былъ занятъ отчетомъ, что разсянно проговорилъ:

— Моего доллара?— но тотчасъ же вспомнилъ:— Ахъ, да! конечно, отлично! я очень радъ, что вы поступили такъ. Но простите меня, миссъ Хюзъ… я хочу васъ спросить: вы не просматривали мою повсть?

— Да, я ее прочла,— отвтила она посл минутнаго колебанія.

— О, тогда,— заторопился Рэй, хотя почувствовалъ, что это смшно и глупо, но уже не могъ удержаться,— раньше чмъ читать эти отзывы, я бы предпочелъ лучше… Не скажете ли вы мн, я бы такъ хотлъ знать, что вы… Но, можетъ быть, я не имю права задавать такой вопросъ?

Онъ старался быть какъ можно сдержанне, но на самомъ дл, въ порыв авторской страсти, которая такъ же сильна и разнообразна въ своихъ проявленіяхъ, какъ и любовь, готовъ былъ пристать съ этимъ вопросомъ къ умирающему.

— Собственно, я не имла права ее читать, такъ какъ меня объ этомъ не просили.

— Нтъ, имли! Я очень радъ, что вы читали.

— Отзывы были такъ различны, и я не удержалась — заглянула въ нее, а потомъ ужъ и дальше…

— Неужели такъ различны?— воскликнулъ онъ, дрожа отъ обиды. Въ тоже время косвенная похвала, скрытая въ этомъ ‘дальше’ — вновь воскресила его безумныя надежды.— Вы продолжали? значитъ, она нсколько заинтересовала васъ?

Она уклонилась отъ прямого отвта.

— Ни одинъ отзывъ не сходится съ другимъ. Но вы увидите сами.

— Нтъ, нтъ! скажите, что думаете вы?

Миссъ Хюзъ колебалась.

— Нтъ, я не должна говорить, мн не слдовало сообщать, что я ее читала.

— Она вамъ не понравилась?

— Мстами понравилась, но я не скажу больше ни слова.

— А какія мста?— настаивалъ онъ.

— Не спрашивайте… Мннія чтецовъ…

— Я дорожу только вашимъ,— упрямо проговорилъ Рэй.— Что вы хотли сказать словомъ ‘такъ различны’? Конечно, я надодаю… Но отъ этой повсти такъ много зависитъ. И не потому, чтобъ она была единственной крупной вещью, которую я написалъ. Но если ее отвергнутъ… Я уже давно жду, и вдругъ опять поиски за издателемъ… Какъ по вашему: можно ее передлать или она безнадежно плоха? Что именно вамъ не понравилось? не гипнотизмъ ли? Признаюсь, я не могъ придумать другой развязки, а эта оказалась слишкомъ мелодраматичной. Но ‘Ромео и Джульета’ вдь также мелодраматичны… Надюсь, вы не думаете, что я всегда такъ безумствую, когда идетъ рчь о моемъ произведеніи?— спросилъ онъ, самъ удивляясь своей несдержанности.— Видите ли, я долго писалъ эту повсть, я очень много въ ней передлывалъ, передлывалъ до тхъ поръ, пока, наконецъ, совсмъ не запутался. Я боюсь, что не съумю разобраться въ этихъ отзывахъ, и поэтому хотлъ бы узнать ваше мнніе.

— Но я не должна… Это значитъ вмшиваться не въ свое дло, что неудобно по отношенію къ мистеру Брандрету,— сказала она.

— Я понимаю,— мн это не пришло въ голову. Вы совершенно правы, прошу прощенья. Спокойной ночи!

Войдя въ вагонъ, Рэй положилъ рукопись поближе къ себ, чтобы не забыть. Но когда онъ заглянулъ въ отчетъ, то сталъ желать, чтобъ она сгинула и пропала: ему казалось, что боле неудачной вещи нельзя было и написать — на-ряду съ какими-то неопредленными достоинствами масса всякихъ недостатковъ! Онъ долженъ былъ сознаться, что разборъ сдланъ вполн добросовстно, у него не осталось даже жалкаго утшенія — возможности обвинить чтецовъ въ небрежности или невниманіи. Каждый изъ нихъ дйствительно прочелъ всю повсть и судилъ о ней, какъ въ частности, такъ и вообще. Каждый находилъ ее непригодной по различнымъ основаніямъ, и вс вмст рекомендовали забраковать ее. Они, въ сущности, не противорчили другъ другу, а только отмчали разные недостатки. Одинъ порицалъ грубый реализмъ и рабскую врность картинкамъ провинціальной жизни. Другой — упрекалъ за юношескій романтизмъ въ изображеніи страсти. Третій — указывалъ на полную невроятность подобной завязки при современныхъ условіяхъ. Четвертый — возставалъ противъ гипнотизма, какъ неудачной ‘выдумки’ въ повсти, съ одной стороны, и желанія поддлаться подъ вкусы публики — съ другой. Пятый — коснулся явнаго подражанія Готорну въ психологическомъ анализ. Шестой — прямо обвинялъ въ копированіи манеры Теккерея при совершенно несоотвтствующемъ этой манер матеріал.

Каждый изъ отзывовъ причинялъ Рэю острую боль обиды, а взятые вс вмст заставляли его испытывать чувство полнаго униженія, хотя въ общемъ они не были такъ врны, какъ каждый въ отдльности. Въ глубин своего оскорбленнаго, болвшаго сердца онъ долженъ былъ признать ихъ справедливость. Но все-таки въ его повсти было нчто, чего никто не замтилъ — это жизнь, жизнь, которая являлась отраженіемъ его собственной. Рэй видлъ самъ, и далеко раньше, что въ повсти есть грубые промахи, неестественныя положенія, но ему казалось, что въ ней было и нчто новое, свжее. Поэтому онъ такъ и добивался отвта миссъ Хюзъ. Теперь онъ совсмъ запутался въ этихъ отзывахъ и страдалъ далеко больше, чмъ могъ когда-нибудь себ представить. Его охватило сомнніе и насчетъ миссъ Хюзъ: дйствительно ли она нашла въ повсти боле достоинствъ, чмъ критики ‘Чапли и К.’? Эта мысль усиливала его страданія. Онъ проворочался всю ночь, перевертывая свою подушку и обдумывая передлки ‘Современнаго Ромео’ соотвтственно указаніямъ то одного, то другого критика, но ничего не выходило: если нельзя сохранить ту форму, въ которую вылилось его произведеніе, то какъ создать другую, когда оно въ нее не укладывается? Значитъ, остается одно: уничтожить эту повсть и приняться за другую. Вдь было бы безуміемъ ожидать, что Брандретъ согласится издать забракованную вещь. А новаго ничего нтъ: Рэй такъ ушелъ въ надежды на своего ‘Ромео’, что въ послднее время ни за что не могъ приняться. Его беллетристическая карьера, очевидно, кончилась: надо искать газетной работы и надо радоваться, если она найдется.

XXI.

Заснувъ лишь подъ утро, Рэй проснулся поздно, съ отчаяньемъ въ душ. Но когда онъ вымылся, какъ будто смылась и часть его отчаянья: онъ почувствовалъ голодъ и съ большимъ аппетитомъ позавтракалъ.

Впрочемъ, физическая реакція продолжалась недолго: какъ только вернулся онъ въ свою комнату и увидлъ ‘Ромео’ и отзывы, его охватилъ прежній ужасъ. Если бъ онъ могъ хоть съ кмъ нибудь подлиться, поговорить, ему было бы легче. Только теперь онъ убдился, что, не смотря на всю свою осторожность и недоврчивость — онъ не только надялся, но былъ увренъ въ принятіи повсти Брандретомъ. Между тмъ ни одному изъ чтецовъ, повидимому, и не снилось рекомендовать ее издателямъ. И нтъ ничего удивительнаго, если миссъ Хюзъ не пожелала высказать горькую правду. Какимъ дуракомъ онъ долженъ былъ показаться ей!

Оставался еще Кэйнъ, но Рэй не зналъ его адреса, да и неизвстно — хватитъ ли у него мужества заговорить съ нимъ о своей неудач. Теперь онъ даже не разсчитывалъ, чтобъ Кэйнъ повторилъ свой воскресный визитъ. Рэй побился съ собой объ закладъ, что этого не случится. Часы тянулись, и онъ думалъ ужъ, что выигралъ пари, какъ вдругъ къ его великой радости послышались шаги и раздался стукъ въ дверь.

Рэй отворилъ. При вид Кэйна у него навернулись слезы и онъ не могъ произнести ни слова.

— Что такое, мой дорогой другъ?— воскликнулъ Кэйнъ.— Что случилось?

Рэй молчалъ, пока не получилъ возможности холодно произнести:

— Ничего. Все уже прошло.

— Если вы не отвергнуты любимой женщиной, то, значитъ, отвергнута ваша повсть,— сказалъ Кэйнъ, входя и снимая шляпу.— Это единственныя вещи, которыя уничтожаютъ человка. Я думаю, второе хуже. Человкъ никогда не бываетъ абсолютно и исключительно влюбленъ въ одну женщину: онъ всегда знаетъ другую, тоже достойную любви. Это мудрая предусмотрительность природы. Но когда рукопись находится у издателя, она единственная въ цломъ мір. Вы легко можете разработать дале это сравненіе. Надюсь, вы потерпли фіаско только въ любви, мой дорогой юноша?

Рэй грустно улыбнулся:

— Боюсь, что хуже.

— ‘Чапли и К.’ не приняли вашей повсти?

— Прямого отказа еще нтъ, но отзывы неблагопріятны. Я провелъ за ними всю ночь и знаю ихъ наизусть. Хотите? я передамъ?— спросилъ Рэй съ холоднымъ презрньемъ къ самому себ.

Кэйнъ бросилъ сочувственный взглядъ.

— Боже упаси! я могъ бы самъ передать ихъ, не читавши: они обыкновенно не очень разнообразны, моихъ повстей было не мало.

— Въ самомъ дл?— спросилъ Рэй, запинаясь и раскаиваясь, что приписалъ исключительно одному себ подобную неудачу.

— Да. И это было одной изъ причинъ, побудившихъ меня приняться за ‘Афоризмы’. Но если вы позволите мн предложить вамъ другую страничку моего опыта, то найдете для издателей не мало смягчающихъ обстоятельствъ. Изъ всхъ повстей у меня приняли только одну и посл того, какъ вс другіе издатели ее отвергли.

— Неужели?— дрожащимъ голосомъ спросилъ Рэй.

— Да,— вздохнулъ Кэйнъ.— Вотъ почему Чапли такъ привязанъ ко мн: онъ простилъ мн смертельное оскорбленіе.— Кэйнъ подождалъ, чтобы Рэй вникнулъ въ смыслъ этой фразы и затмъ спросилъ, кивнувъ на кровать, гд валялась рукопись и отзывы:— Можно?

— О, конечно,— разсянно сказалъ Рэй, углубленный въ свои мысли.

Кэйнъ потянулся къ отчету.

— Да, они производятъ до странности знакомое впечатлніе — точно эхо моего прошлаго. Вы думаете, что они врны?

— Да, совершенно врны. То есть…

— О, то-есть! Значитъ, есть еще надежда.

— Какъ надежда!— возразилъ Рэй.— Можетъ ли мое мнніе вліять на результаты?

— Для изданія — нтъ, лично для васъ — наврное. Тутъ такая же разница, какъ между оглушеннымъ и убитымъ. Конечно, непріятно и оглушеніе, но его дйствіе не столь гибельно, какъ убійство. Какой сюжетъ вашей повсти?

Рэй былъ пораженъ, замтивъ, до какой степени этотъ вопросъ оживилъ его вру и мужество: его неизмнный интересъ къ своему произведенію былъ также несокрушимъ, какъ и материнская любовь. Онъ передалъ содержаніе повсти въ сжатомъ вид и тамъ, гд не могъ точно воспроизвести подробности, читалъ по рукописи. Внезапно онъ швырнулъ ее съ восклицаніемъ:

— Какой я дуракъ!

Кэйнъ разсмялся своимъ мягкимъ густымъ смхомъ, закрывая глаза и показывая прекрасные мелкіе блые зубы.

— О, нтъ, нтъ! Я читалъ вещи похуже этой. Я самъ писалъ хуже. Послушайте, вамъ нечего отчаяваться. Я, конечно, сомнваюсь, чтобъ Чапли поступилъ вопреки отзывамъ: ихъ опытъ со мной длаетъ маловроятнымъ такое предположеніе. Но, вдь, есть и другіе издатели — въ Нью-орк и въ Филадельфіи. Говорятъ, очень падки на книги въ Чикаго. Почему бы этому ‘психологическому роману’,— если, какъ думаетъ мистеръ Брандретъ, онъ стоитъ на очереди,— почему бы ему не стать на ноги въ Чикаго и не придти затмъ въ Нью-оркъ?

— Не знаю,— сказалъ Рэй, безцльно поднимаясь со стула,— иметъ-ли какой нибудь смыслъ навстить сегодня мистера Брандрета? Эта неизвстность… Онъ очень религіозенъ?

— Право, не знаю. Я не всегда могу отвтить на такой вопросъ даже относительно самого себя. Сегодня — да, завтра — нтъ. Но мистеръ Брандретъ нсколько формалистъ и врядъ-ли найдетъ приличнымъ въ воскресенье бесду съ нетерпливымъ авторомъ…

— А мн показалось, что онъ не очень чопорный,— сказалъ Рэй, не давъ Кэйну закруглить періодъ.— Но нтъ, это не годится! Какой я оселъ.

— Мы вс ослы,— вздохнулъ Кэйнъ.— Это великія узы братства. Когда вы получили эти ‘вердикты’?

— Мистеръ Брандретъ сказалъ мн, что они у миссъ Хюзъ, и я до тхъ поръ не могъ успокоиться, пока не добился разршенія взять ихъ на домъ.

— Такъ. Если мы знаемъ, что къ намъ приближается несчастье, мы не ждемъ его прихода, а отправляемся къ нему на встрчу и торопимся его обнять… А какое впечатлніе на этотъ разъ произвелъ на васъ мой другъ Хюзъ, если вы его видли?

— Да, я видлъ и, конечно, все еще предпочитаю его друзьямъ.

— Вполн естественно. Немного найдется такихъ даже на вашей столь перенаселенной планет, которые могли бы сравниться съ Давидомъ Хюзомъ. Главнымъ образомъ онъ заставляетъ меня питать уваженіе къ людскому роду. Конечно, онъ нсколько смшонъ. Человкъ, который такъ полонъ иллюзій, какъ Хюзъ — это reductio ad absurdum современныхъ понятій. Какъ можетъ жить надежда тамъ, гд только бдность и смерть? Правда, Хюзъ разсчитываетъ уничтожить первую и измнить значеніе второй. Вы знаете, онъ думаетъ, и совершенно искренно, что въ его золотомъ вк исчезнетъ всякое желаніе промнять землю на небеса, оно уже не будетъ побуждать людей къ самоубійству. Но вмст съ тмъ исчезаетъ и ужасъ смерти: люди удостоятся познать, что какъ жизнь, такъ и смерть — одинаковое благо. Не правда-ли, красивая мысль?

Рэй, по своей юношеской неопытности, не съумлъ оцнить эту красоту.

— Какъ вы думаете,— воскликнулъ онъ,— не лучше ли мн перенести мсто дйствія въ Нью-оркъ?— Онъ вспомнилъ замчаніе одного изъ чтецовъ.— Провинція не такъ интересуетъ публику. Виноватъ!.. вы что-то говорили? Я просто не могу оторваться отъ своей несчастной повсти.

Кэйнъ разсмялся:

— Не извиняйтесь. Я испыталъ это на себ. Можетъ быть перемна обстановки была бы хороша. Это предписываютъ довольно часто.— Онъ опять разсмялся, а за нимъ и Рей, хотя довольно грустно.

— О, неужели вы уходите?— спросилъ онъ, когда Кэйнъ поднялся.

— Да. Вамъ лучше остаться одному: когда человкъ страдаетъ, онъ все равно одинъ. Если несчастіе влечетъ къ обществу, то общество не любитъ несчастія. Я могу перенести свои невзгоды, но не чужія. До свиданія! Мы увидимся опять въ счастливый для васъ день.

XXII.

Мистеръ Брандретъ употребилъ всевозможныя усилія, чтобы сгладить послдствія отзывовъ о повсти Рэя. Благодаря его дружескому оптимизму, они приняли въ глазахъ Рэя чуть ли не благопріятный оттнокъ. Онъ доказывалъ, что въ нихъ нтъ ничего такого, что абсолютно осуждало бы повсть, что каждый ‘вердиктъ’ заключалъ въ себ указанія на смягчающія ‘для виновнаго’ обстоятельства. Его личное расположеніе зашло очень далеко, но принять, въ ущербъ интересамъ дла, отвергнутую книгу онъ не могъ. Онъ сказалъ, что еще разъ просмотритъ ее.

Черезъ недлю Рэй получалъ рукопись обратно и письмо, въ которомъ Брандретъ, выражая свои сожалнія, общалъ, что ‘Чапли и К’ съ удовольствіемъ перечитаютъ ее снова, если будутъ сдланы измненія соотвтственно указаніямъ ихъ редакторовъ.

Рэй говорилъ себ, что другого отвта онъ и не ждалъ, хотя на самомъ дл — лелялъ въ глубин своего сердца самыя безразсудныя мечты. Пока рукопись была у Брандрета, ему казалось, что передлки пойдутъ довольно удачно. Но какъ только она очутилась снова въ его рукахъ, Рэй убдился, что она не поддается никакимъ исправленіямъ она точно застыла, окаменла въ своихъ первоначальныхъ формахъ — вншность нисколько не мняла ея сущности.

Онъ поблагодарилъ Брандрета и извинился, что не попробовалъ еще разъ измнить рукопись: онъ желалъ попытать счастья у другихъ издателей. На его вопросъ: не лишится ли онъ благосклонности ‘Чапли и К’, если вновь получитъ отказъ, ему отвтили весьма любезно, что желаніе видть повсть въ другой обработк ршительно ничмъ не обусловлено. Мистеръ Брандретъ и въ это письмо, очевидно, вложилъ свою душу. Оно оканчивалось приглашеніемъ навстить ихъ.

Рэй бы не поврилъ, что можно найти столько причинъ для непринятія книги, сколько нашлось для его повсти. Большинство издателей отказывались даже отъ прочтенія рукописи. По ихъ словамъ, никогда еще книжная торговля не доходила до такого упадка, все точно сговорилось вредить ей, на ней отзывались самымъ неожиданнымъ образомъ даже политическія событія: неопредленность положенія длъ въ Европ, рядъ неудачныхъ сезоновъ на Запад, а приближеніе президентскихъ выборовъ уже, само собой разумется, отзовется крайне неблагопріятно на этой чувствительной отрасли торговли. Но главная бда — выжидательное положеніе, которое вызывается неопредленной судьбой закона объ интернаціональномъ авторскомъ прав. Пока съ нимъ такъ или иначе не покончатъ, каждое предпріятіе будетъ рискомъ. Т самые люди, которые только что были уврены въ проведеніи этого билля, впадали въ полное отчаяніе относительно шансовъ на успхъ его, когда Рэй заговаривалъ о своей повсти. Нтъ, они потеряли всякую надежду, пока англійскія лубочныя изданія будутъ заполнять рынокъ! Они вполн сочувствуютъ Рэю, они точно такъ же страдаютъ, какъ и онъ, и не видятъ другого исхода, кром пропаганды въ пользу билля: нужно оказать давленіе на конгрессъ. Рэю оставалось только ждать, что самъ конгрессъ издастъ его ‘Ромео’ въ вид государственнаго документа, а сенаторы и члены палаты раздадутъ его своимъ избирателямъ…

На его долю выпало грустное развлеченіе — подмчать, какъ онъ постепенно превращается въ какое-то пугало: прежде, въ качеств корреспондента, его прежде встрчали весело и радушно, теперь, какъ автора, навязывающаго рукопись,— холодно и серьезно. Нкоторые пробовали шутить, другіе — еле говорили. Легче всего было съ тми, которые прямо отказывались отъ просмотра: они, по крайней мр, не сомнвались въ достоинствахъ его произведенія и врили въ его успхъ. Т же, что соглашались познакомиться съ ‘Современнымъ Ромео’, или такъ долго держали рукопись, что Рэй снова строилъ воздушные замки, или возвращали такъ скоро, что онъ оскорблялся — ему сдалось, что они и не заглядывали въ рукопись. Иногда ему предлагали произвести столь же радикальныя и невозможныя измненія, какъ ‘Чапли и К^о‘. Нашелся одинъ, который согласился издать, если Рэй приметъ на себя вс издержки. Отыскался даже и такой, который предложилъ, конечно, за счетъ Рэя, отпечатать стереотипомъ. Онъ, очевидно, считалъ это выгоднымъ для автора. Рэй нашелъ, что это лучше полнаго отказа и принялся за цифровыя выкладки. Но онъ плохо понималъ техническую сторону и обратился за совтомъ къ Кэйну, который на основаніи своего печальнаго опыта оказался, дйствительно, знающимъ человкомъ. Въ ‘Современномъ Ромео’ выходило больше четырехсотъ страницъ, стереотипъ на которыя, по самой низкой расцнк, долженъ былъ стоить слишкомъ триста долларовъ. У Рэя захватило дыханіе. Одна мысль о такой сумм длала его бднякомъ. Онъ прожилъ изъ своихъ сбереженій уже сто долларовъ, не считая тхъ пяти, которые получалъ отъ мидлендскаго ‘Эхо’ за письма. Если онъ выброситъ триста, у него останется всего девяносто долларовъ.

— Но,— сказалъ Кэйнъ, поднимая брови,— такая ничтожная сумма, которой вы рискуете на изданіе ‘Современнаго Ромео’, можетъ быть, принесетъ вамъ цлое богатство.

— Или убытокъ?

— Конечно, есть и рискъ. Но о чемъ же вы просили всхъ этихъ господъ? Одинъ изъ нихъ предлагаетъ вамъ раздлить этотъ рискъ пополамъ. Онъ даже беретъ на себя больше, чмъ вы. Неужели вы откажетесь отъ такихъ великодушныхъ условій?

— Издавать не мое дло, мое дло писать,— холодно проговорилъ Рэй.

— А—а! совершенно врно. Это прочная позиція. Но для того, чтобы сдлать ее неприступной, надо писать такъ, чтобъ на вашу книгу другіе набрасывались съ жадностью, чтобъ они охотно брали на себя рискъ по изданію. Очевидно, вы это упустили изъ виду.

Кэйнъ съ удовольствіемъ наблюдалъ за выраженіемъ лица Рэя.

— Я боялся, что ваше нежеланіе риска покоится за нравственномъ основаніи — что вы по принципу не хотли ставить такую ставку.

— Я боюсь,— уныло отвтилъ Рэй,— что я вовсе не задавался вопросами нравственности. Если бъ таковые въ данномъ случа могли играть какую нибудь роль, книжная торговля не могла бы существовать.

— Ш-шъ!— прошепталъ Кэйнъ, съ комическимъ страхомъ оглядываясь по сторонамъ и прижимая къ губамъ палецъ.— Это явное возстаніе! Это обвиненіе всей коммерческой системы всей цивилизаціи. Продолжайте! вы доставляете мн величайшее наслажденіе. Но будьте осторожны, чтобъ васъ не подслушали.

— Я васъ не понимаю,— съ досадой сказалъ Рэй.— Я говорю то, что всмъ извстно.

— А-а! но то, что всмъ извстно — это, о чемъ никто не говоритъ. Будь иначе — общество распалось бы, какъ карточный домъ.

Рэй молчалъ,— онъ слишкомъ былъ далекъ отъ этихъ обобщеній и весь ушелъ въ свое личное горе.

— Значитъ, вы не считаете возможнымъ рискнуть?.. Простите я хотлъ смягчить выраженія, но, кажется, это не удалось.

— Нтъ, рискъ слишкомъ великъ!

— Также думаетъ, очевидно, и большинство издателей… Вы ничего не имете противъ, если я возьму рукопись на домъ? Мн хотлось бы, если позволите, просмотрть ее внимательне,— съ изысканной вжливостью спросилъ Кэйнъ.

— Позволить вамъ?!— началъ, было, Рэй въ порыв благодарности, но Кэйнъ его остановилъ:

— Нтъ, нтъ! не ждите ничего, не строите на этомъ никакихъ надеждъ. Я беру ее, какъ любитель беллетристики. Въ издательскомъ дл я не имю никакого вліянія и не сильне слабйшаго кролика. До свиданья, до свиданья! И не удерживайте меня: одному Богу извстно, надолго ли хватитъ моего благороднаго намренія, если я тотчасъ же не приведу его въ исполненіе.

Рэй провелъ еще день надъ постройкой своего воздушнаго замка, который былъ такъ непроченъ, что не устоялъ бы даже отъ напора слабйшаго втерка. Вечеромъ пришелъ Кэйнъ.

— Ну, мой молодой другъ,— сказалъ онъ,— ваша повсть, дйствительно, столь необыкновенна, что должна приводить въ отчаяніе господъ редакторовъ. Я не удивляюсь разнообразію отзывовъ, но не понимаю, какъ можно разсматривать ее съ одной какой-нибудь точки зрнія. Въ нкоторыхъ отношеніяхъ это самая неудачная вещь, какая когда либо мн попадалась, но… все-таки она приковала меня къ себ. Я буду теперь откровененъ: у меня была тайная надежда убдить моего бднаго друга Чапли издать ее… Но оказалось, что это было бы съ моей стороны вроломствомъ. Я имю лишь право сказать ему: вотъ вещь, которая могла бы васъ обогатить, но двадцать противъ одного, что она потерпитъ неудачу. Хотя это и обычная цифра удачъ и пораженій въ торговой жизни, но врядъ ли кто захочетъ увеличивать рискъ. Такъ видите, какъ дло обстоитъ.

— Да, вижу,— отвтилъ Рэй, стараясь скрыть вновь поднявшуюся горечь обиды.

Въ душ — онъ обвинялъ Кэйна въ непослдовательности и едва ли не въ зависти. Ему начинало казаться, что чуть ли не по вин самого Кэйна онъ лишенъ возможности выпустить въ свтъ свою повсть. Иногда онъ стыдился этой мысли, но потомъ, когда вспоминалъ холодный цинизмъ Кэйна, который порой такъ отталкивалъ, ему представлялось, что такое противодйствіе вполн гармонируетъ съ теоріями этого человка. Разв онъ не можетъ найти удовольствія въ изученіи страданій? Мнніе Рэя о безсердечіи Кэйна нашло еще подкрпленіе въ странномъ поведеніи Брандрета, который вдругъ прислалъ за рукописью, общая вернуть ее черезъ нсколько дней, а вернулъ въ тотъ же день. Рэй гордо прострадалъ цлую недлю и отправился къ Брандрету объясняться.

— Я буду говорить откровенно,— нсколько смущенно улыбнулся Брандретъ.— Вы помните нашъ первый разговоръ, когда я сообщилъ вамъ, что съ удовольствіемъ издалъ бы какую-нибудь повсть? И хотя я не читалъ вашей, но вы меня познакомили съ ея содержаніемъ, и оно показалось мн увлекательнымъ. Я ршилъ посовтоваться съ однимъ вашимъ другомъ — говорю ‘другомъ’, потому что это былъ человкъ, скоре расположенный въ пользу вашей повсти, чмъ противъ нея. Если-бъ мы сошлись съ нимъ во мнніяхъ, я бы уговорилъ мистера Чапли приступить къ изданію. Но оказалось, что эта особа… уже читала ее.

— И не одобрила?

— По крайней мр, не вполн.

— Ну, это не длаетъ разницы,— съ горькой улыбкой сказалъ Рэй.— Дло не въ точности выраженій.

Онъ съ минуту не могъ произнести ни слова, въ его горл словно что-то застряло, но затмъ онъ протянулъ Брандрету руку и проговорилъ:

— Благодарю васъ! Я увренъ, что вы относитесь ко мн, какъ другъ, и не забуду вашей доброты.

XXIII.

Рэй страшно страдалъ и посл первой неудачи, но тогда его надежды то вспыхивали, то угасали. Теперь пришлось опять разочароваться, и испытаніе стало еще тяжеле. Его муки нашли, наконецъ, исходъ, вылившись въ форм новыхъ поэмъ и разсказовъ, темой которыхъ служилъ его собственный горькій опытъ. Одна изъ этихъ поэмъ ему такъ понравилась, что явилась потребность кому нибудь ее показать, и не столько для того, чтобъ получить правдивый отзывъ, сколько для того, чтобъ услышать похвалу… въ особенности Кэйна. Но, не смотря на то, что они встрчались, какъ будто, по прежнему — дружески, между ними замчалась молчаливая отчужденность. Рей дошелъ до того, что съ удовольствіемъ рисовалъ себ картину мести: Кэйна, слушающаго ту часть поэмы, гд говорится о неврномъ друг, въ рукахъ котораго находилась судьба поэта и который холодно отъ него отвернулся. ‘Неврный другъ’, разумется, не могъ бы не узнать себя и не могъ бы не почувствовать упрека, хотя и время, и мсто дйствія были измнены. Черезъ нсколько дней почему-то Рэю стала противна именно эта часть поэмы, и онъ ее уничтожилъ. То, что отъ нея осталось, представляло трогательный разсказъ о поэт, который является ко двору какого-то восточнаго монарха и, посл тщетныхъ попытокъ быть услышаннымъ, умираетъ въ неизвстности и нищет, не получая славы даже и посл смерти. Рэй и самъ не съумлъ бы объяснить, почему онъ выбралъ восточную обстановку. Но она лучше замаскировывала факты и давала богатый матеріалъ для фантазіи иллюстратора, если-бъ поэму удалось пристроить въ какой-нибудь журналъ.

Ршивъ, что совтоваться съ Кэйномъ невозможно и отогнавъ промелькнувшую, было, мысль о Брандрет, Рэй сталъ думать о миссъ Хюзъ. На самомъ дл, она была единственной, къ кому бы онъ хотлъ обратиться, хотя Рэй и старался уврить себя, что. это не такъ. По отношенію къ ней въ его памяти сохранилось впечатлніе какой-то неловкости, отъ котораго онъ могъ бы освободиться гораздо скоре, не будь у него вообще такъ много непріятныхъ впечатлній. Воспоминаніе о грубой настойчивости, съ какой онъ требовалъ, чтобы миссъ Хюзъ высказала свое мнніе, оставляло въ душ Рэя острое и жгучее ощущеніе стыда. Онъ уже рисовалъ себ, какъ будетъ извиняться, но въ дйствительности этого не случилось — его намреніе послужило лишь предлогомъ показать ей свое новое произведеніе. Впрочемъ, Рэй не хотлъ сознаться въ этомъ даже и въ тотъ моментъ, когда положилъ рукопись въ карманъ.

Хюзы сидли за обдомъ. Дэнтонъ отворилъ дверь, а старикъ вышелъ къ Рэю въ гостиную и пригласилъ его къ столу.

— По словамъ моихъ дтей, я не исполнилъ требованій гостепріимства въ прежнія ваши посщенія и слишкомъ обременялъ васъ своими размышленіями. Желая убдить другихъ, я забываю, что никому еще не удалось убдить меня… Если вы хотите доказать, что не сердитесь, то должны раздлить съ нами хлбъ-соль.

— Тутъ еще осталось немножко картофеля, съ которымъ можно сть соль,— весело крикнула миссисъ Дэнтонъ изъ столовой.

Когда вошелъ туда Рэй, Піа поставила ему приборъ возл отца. Напротивъ сидли дти на высокихъ стульяхъ, по об стороны мистера Дэнтона, который по временамъ отодвигалъ отъ нихъ то ножъ, то вилку, то блюдечко, то чашку, оставляя въ ихъ распоряженіи только маленькіе мягкіе кулачки, которыми они стучали по столу.

Кром картофеля, нашлись горячіе бисквиты и чай. Рэй когда-то частенько такъ обдалъ въ дом своихъ родителей, и, не смотря на избалованный вкусъ, развитый многолтнею жизнью въ городахъ, остался очень доволенъ трапезой Хюзовъ.

— У насъ долженъ быть сегодня и бифштексъ,— сказала миссисъ Дэнтонъ, дразня мужа взглядомъ,— но Ансель, идя домой, увидлъ нчто такое, что совершенно лишило его аппетита, и онъ ршилъ, что мы тоже не захотимъ бифштекса.

Хюзъ извинился за скудость обда и разсянно спросилъ:

— Что онъ видлъ?

— Цлую семью, вытолканную на улицу за неплатежъ квартирныхъ денегъ. Я думаю, что Анселю слдуетъ ходитъ по западной части, если онъ идетъ пшкомъ — на Пятой улиц {Пятая улица — самая аристократическая улица Нью-орка. На ней живутъ милліонеры, въ томъ числ Вандербильтъ.} выброшенныхъ на улицу онъ не увидитъ.

Рэй разсмялся, а Піа улыбнулась, бросивъ сочувственный взглядъ на Дэнтона.

Хюзъ, казалось, не обратилъ вниманія на этотъ разговоръ, Дэнтонъ же замтилъ:

— Чмъ чаще мы сталкиваемся съ окружающей насъ нуждой, тмъ лучше. Если же мы закрываемъ глаза и живемъ въ роскоши…

— О, я совсмъ не считаю роскошью картофель съ солью,— перебила его жена.

Онъ мрачно замолчалъ и вдругъ засмялся съ той непринужденностью, которая характеризуетъ меланхоликовъ, когда они выйдутъ изъ своего обычнаго состоянія печали.

— Я хотлъ бы,— проговорилъ онъ,— видть кого-нибудь изъ обитателей Пятой улицы выброшеннымъ на мостовую.— Онъ снова разсмялся и опять внезапно умолкъ.

Рэй, желая прекратить непріятную сцену, высказалъ замчаніе, что не всегда слдуетъ доврять заявленіямъ о крайней нужд. Такъ, напримръ, сегодня утромъ одинъ нищій встрчался съ нимъ въ разныхъ мстахъ и все говорилъ, что онъ въ первый разъ протягиваетъ руку за милостыней.

— Я ему напомнилъ,— прибавилъ Рэй,— что онъ ужъ получилъ отъ меня. Тогда онъ разсыпался въ извиненіяхъ и всякихъ пожеланіяхъ.

— Разв онъ производилъ впечатлніе, что усплъ уже разбогатть, занимаясь нищенствомъ?— спросилъ Дэнтонъ.

— Нтъ, но онъ, вроятно, скорй бы разбогатлъ, если-бъ взялся за работу,— отпарировалъ Рэй.

Миссисъ Дэнтонъ засмялась, но ея смхъ не доставилъ удовольствія Раю. Онъ предпочелъ бы видть улыбку Піи.

— Вы такъ думаете? А какъ вы полагаете, сколько можетъ скопить изъ своего заработка средній рабочій, имющій семью?— спросилъ Дэнтонъ.

Слово ‘скопить’ вывело Хюза изъ задумчивости:

— Бережливость — одинъ изъ пороковъ, который надо стараться уничтожить,— сказалъ онъ.— Это самая низкая форма себялюбія, которую можно защищать только потому, что мы живемъ въ измаэлитскихъ условіяхъ.

— Но вы, конечно, хотли бы, чтобы нищіе могли скопить на старость?— подсмялась миссисъ Дэнтонъ.

— Нтъ, пусть и они раздляютъ судьбу остальныхъ,— отвтилъ отецъ, не замчая ироніи ея словъ.

— Ихъ такая масса, что врядъ ли вс могутъ обезпечить себя подъ старость. Я, по крайней мр, встрчаю нищихъ на каждомъ шагу,— сказалъ Рэй.

— А для меня и этого мало,— страстно воскликнулъ Дэнтонъ.— Я хотлъ бы, чтобы они вс повылзли изъ своихъ чердаковъ и подваловъ и выстроились на лучшихъ улицахъ. Пусть городъ кишитъ ими, пусть сидятъ они на крыльц каждаго богача, чтобъ показать имъ, на чемъ основано это богатство.

— Все это совершенно безполезно — одна сантиментальность,— возразилъ Хюзъ.— Ну, подали бы двумъ-тремъ, да и будетъ. Всякій понимаетъ, что если надлять всхъ нищихъ, такъ останешься самъ не причемъ. Какъ теперь, такъ и тогда никто не захочетъ облегчать чужія страданія на счетъ счастья своей семьи. Все могло бы отлично устроиться на боле высокомъ нравственномъ основаніи,— сказалъ Хюзъ.

— Въ семь,— въ первый разъ заговорила Піа,— никто не страдалъ.

— Да. Но это благодаря тому, что община уединилась отъ міра. Она тоже была себялюбива. Истинная семья должна заключать въ себ весь свтъ. Въ томъ, что я сегодня написалъ, есть кое-что по этому вопросу. Я вамъ прочту отрывокъ.

Мистеръ Хюзъ поднялся, было, со стула. Но Піа его предупредила:

— Я принесу рукопись.

Хюзъ читалъ безпощадно долго, и Рэй терялъ надежду дождаться очереди для своей поэмы. По его мннію, было очень неделикатно со стороны Хюза отнимать столько времени. Когда онъ, наконецъ, кончилъ и удалился, Піа принялась убирать посуду, а миссисъ Дэнтонъ продолжала болтать, довольствуясь собственнымъ смхомъ. Дти заснули на своихъ высокихъ стульяхъ, и она предоставила супругу самому укладывать ихъ въ постель. Онъ осторожно снялъ ихъ и, прижавшись щекой къ сонному мальчику, забралъ его пальчики въ ротъ. Его нжная привязанность къ дтямъ тронула даже Рэя, хотя онъ весь былъ поглощенъ своими наблюденіями за Піей.

— Вашъ мужъ все еще тоскуетъ?— спросилъ Рэй, когда мистеръ Дэнтонъ вышелъ изъ столовой.

— Да, и еще больше прежняго,— отвтила Дженни.— Онъ не раздляетъ надеждъ отца на золотой вкъ, которыя могли бы его поддержать. Онъ съ радостью бы отсюда ухалъ, если бъ было куда.

Піа, ходившая взадъ и впередъ съ посудой, остановилась и, словно боясь, что въ словахъ сестры Рей усмотритъ недовольство или пренебреженіе къ мужу, сказала:

— Онъ наталкивается на такія вещи, которыя приводятъ его въ уныніе. Теперь все производится машиннымъ способомъ, машины проникли и въ гравированье: скоро средній гравировщикъ съ трудомъ будетъ доставать работу. Ансель видитъ, какъ, благодаря новымъ открытіямъ, граверы постепенно теряютъ заказы. Особенно его печалитъ то обстоятельство, что эти новые способы дйствительно даютъ лучшіе рисунки, чмъ исполняемые гравировкой отъ руки, это длаютъ жизнь тяжеле въ нравственномъ смысл! Ансель никогда не допускалъ, чтобъ артистъ могъ обратить свое искусство въ источникъ существованія.

— Въ такомъ случа я не понимаю, почему онъ возстаетъ противъ новыхъ способовъ гравированія,— замтилъ Рэй съ тмъ безсердечіемъ, которое сходитъ иногда за остроуміе.

Піа посмотрла на него съ изумленіемъ.

Миссисъ Дэнтонъ разсмялась, наклоняясь къ кошк, которая вскочила къ ней на колни.

— Я ему тоже самое говорю, но это его не успокаиваетъ.

— Вы знаете,— тономъ упрека сказала младшая сестра, и Рэй почувствовалъ себя виноватымъ,— что, по его убжденію, искусство должно быть свободнымъ, чтобъ быть истиннымъ искусствомъ, а гд нужда, тамъ нтъ свободы.

— Да,— проговорила миссисъ Дэнтонъ, отклоняя голову, чтобъ видть позу кошки съ другой стороны,— но въ семы не было нужды и все-таки — не было искусства…

Рэй испытывалъ искушеніе засмяться, но ему еще больше хотлось прочесть свою поэму и поэтому онъ отказалъ себ въ удовольствіи похохотать съ миссисъ Дэнтонъ. Онъ ршилъ — безъ дальнйшаго отлагательства направить такъ бесду, чтобъ можно было заговорить о поэм.

— Я полагаю, что опытъ эмансипаціи производился въ коммун слишкомъ въ небольшихъ размрахъ?— спросилъ онъ.

— Такъ именно думаетъ и отецъ. Поэтому онъ и хотлъ бы, чтобъ весь свтъ составилъ одну семью,— отвтила Піа.

— Можетъ быть это время настало бы скоре, если бъ каждый художникъ высказалъ свои взгляды,— непослдовательно замтилъ Рэй, чувствуя, что Піа смягчилась.

— Я себ не представляю, какъ можно выразить ихъ въ картин или, напримръ, въ стату?— спросила миссисъ Дэнтонъ.

— Это врно.— Рэй увидлъ, что попалъ въ глухой переулокъ, и сталъ выбираться оттуда:— Я сдлалъ попытку изобразить въ поэтической форм перенесенное мной маленькое разочарованіе,— сказалъ онъ, обращаясь больше въ Пі, чмъ къ ея сестр, и прибавилъ:— Вы знаете, ‘Чапли и К’ отказались принять мою повсть.

— Да,— застнчиво отвтила она.

— Можетъ быть, вы позволите,— Рэй вытащилъ рукопись,— прочесть вамъ нкоторые отрывки изъ моей поэмы.

Миссисъ Дэнтонъ съ горячностью изъявила свое согласіе Піа боле сдержанно, но все-таки выказала настолько интереса что Рэй былъ удовлетворенъ. Прежде чмъ онъ приступилъ въ чтенію, миссисъ Дэнтонъ успла наговорить множество вещей, совершенно не относящихся къ длу. Затмъ она извинилась и вышла, прося подождать ея возвращенія. Пока продолжалось чтеніе, она нсколько разъ вставала и уходила и даже не дослушала конца.

XXIV.

— Какъ видите, это только отрывокъ,— сказалъ Рэй, вытирая выступившій на лбу потъ.

— Конечно,— отвтила двушка со вздохомъ.— Разв разочарованіе можетъ быть выражено иначе?— печально прибавила она.

— Что вы этимъ хотите сказать?

— Счастье — это всегда что-то цльное, а разочарованіе мн представляется обломкомъ. Разсказъ, который хорошо кончается, производить впечатлніе полноты. Грустный конецъ вызываетъ неудовлетвореніе, вы чего-то еще ждете, какъ это бываетъ посл смерти близкаго человка.

— Такъ поэтому вамъ не нравится и моя повсть?— неосторожно спросилъ онъ и поспшно прибавилъ, замтивъ ея смущеніе: — О, я не намренъ увеличивать свою вину! Я былъ слишкомъ настойчивъ въ первый разъ и пришелъ просить у васъ прощенія.

— Совсмъ нтъ.

— Нтъ, да!.. Я не имю никакого права разсчитывать на вашу откровенность. Я понималъ это и тогда, но не съумлъ удержаться. Но вы, быть можетъ, выскажете свое мнніе относительно только что прочитаннаго — это не предназнается для изданія.

Рэй ждалъ похвалы. Піа заговорила о содержаніи поэмы, и онъ увидлъ, что она ничего не пропустила и вполн поняла его намренія. Она разбирала поэму, какъ будто передъ ней не было автора. Рэй невольно воскликнулъ:

— Ахъ, если бы вы критиковали мои планы прежде, чмъ я ихъ осуществлю, я бы не длалъ столько глупостей!

Въ это время вернулась миссисъ Дэнтонъ.

— Я убжала нарочно, чтобъ не слышать критики Піи. Она всегда такъ строга!

— Но не на этотъ разъ,— сказалъ Рэй.

— Я не понимаю, какъ бы она могла быть строгой: все, что я слышала — просто великолпно.

— Это только отрывокъ.— Рэй остался доволенъ ея лестью.

— Вамъ слдуетъ кончить и прочитать намъ всю поэму.

Рэй посмотрлъ на Пію и вдругъ сказалъ:

— Я никогда ее не кончу, она не стоитъ того.

— Это говоритъ Піа?

— Нтъ, я.

Миссисъ Дэнтонъ разсмялась:

— Очень на нее похоже: она всегда заставляетъ другихъ произносить за себя неіріятяыя слова.

— Какая необыкновенная способность! Что это?— гипнотическое внушеніе?— шутливо спросилъ Рэй, обращаясь больше къ Пі, но за нее отвтила сестра:

— О, этотъ домъ полонъ всякихъ тайнъ! Вы, напримръ, не знаете, что мой мужъ иметъ голосъ.

— Голосъ? Что же тутъ таинственнаго?

— Да это не простой, а внутренній голосъ, указывающій, какъ и что длать.

— Какъ демонъ Сократа?

— Ну, это не демонъ!

— Все зависитъ отъ того, каковы его совты,— продолжалъ Рэй.— Во времена Сократа семейный демонъ могъ быть вовсе не злымъ. Вы должны гордиться, что и въ вашей семь есть нчто подобное.

— Не думаю: иногда онъ представляетъ и неудобства… въ особенности, когда совтуетъ то, что мн непріятно.

— Но подумайте и о выгодахъ!— настаивалъ Рэй.— Это вдь равносильно провиднію.

— Да, это своего рода привидніе,— Рэю показалось, что миссисъ Дэнтонъ произнесла эти слова съ какой-то гордостью, которую нкоторымъ внушаетъ мысль о возможности сношеній съ сверхъ-чувственнымъ міромъ.— Вы врите въ сны?— отрывисто спросила она.

— Въ дурные, пожалуй. Вдь мы всегда ожидаемъ, что дурные сны и скверныя предзнаменованія оправдаются, не правда ли?— засмялся Рэй.

— Не знаю. Но мой мужъ вритъ. У него, кром, есть и сонъ.

— Неужели? Т. е., я понимаю — онъ съ ‘голосомъ’ разговариваетъ ‘во сн’?

Эта фраза разсмшила миссисъ Дэнтонъ, но тнь страданія, промелькнувшая на лиц Піи, заставила Рэя покончить съ семейными ‘тайнами’ — вдь, можетъ быть, она сама вритъ въ нихъ или, наоборотъ, стыдится.

— Интересно, почему мы иначе относимся къ нашимъ дневнымъ сновидніямъ, т. е. къ мечтамъ?— проговорилъ онъ.

— Вроятно потому, что они не бываютъ дурные, или потому, что мы сочиняемъ ихъ сами.

— Должно быть такъ! Но разв мы всегда ихъ ‘сочиняемъ’? Разв они не приходятъ сами собой, помимо нашей воли? Мн, по крайней мр, они иногда надодаютъ до смерти — какіе-то настоящіе кошмары.

— Если вы хотите отъ нихъ отдлаться, то лучше всего — лечь и заснуть.

— Ну, заснуть не такъ легко, какъ проснуться. Человкъ можетъ встать для того, чтобъ пойти на казнь, быстро же засыпаютъ только счастливцы.

— Въ такомъ случа слдуетъ вызжать въ свтъ,— сказала миссисъ Дэнтонъ съ лукавой усмшкой, которую тотъ, какъ мужчина, не замтилъ.— Конечно, вы часто бываете въ обществ?— прибавила она.

Піа сдлала неодобрительное движеніе, но промолчала, а Рэй простодушно воскликнулъ:

— Я бываю въ обществ?! Съ тхъ поръ, какъ я здсь, я былъ только въ одномъ дом, или, врне, въ одной квартир.

— Какъ?— воскликнула миссисъ Дэнтонъ и что-то хотла прибавить, но удержалась, поймавъ взглядъ сестры, и предоставила договаривать Рэю. Онъ объяснилъ, что былъ только у Брандрета, и, замтивъ пробивавшееся въ нкоторыхъ фразахъ любопытство миссисъ Дэнтонъ, описалъ ихъ обстановку.

— У меня есть рекомендательныя письма изъ Мидлэнда,— прибавилъ онъ,— но я все не могу собраться отнести ихъ по назначенію. Брандреты — единственные люди изъ общества, съ которыми я знакомъ.

— О, вы знаете о нихъ гораздо больше, чмъ мы, и вашъ разсказъ звучитъ, какъ волшебная сказка,— мило подсмивалась миссисъ Дэнтонъ.— Я иногда воображала, когда мы покидали семью, что и намъ удастся такъ устроиться. Многимъ въ Нью-орк и наша жизнь можетъ казаться волшебнымъ сномъ, хотя бы тмъ, кто ютится въ одной комнат. Ансель всегда мн на это указываетъ, если я вздумаю роптать.

Она опять занялась кошкой, вскочившей къ ней на колни.

— Да,— сказалъ Рэй,— что бы мы ни сдлали, намъ всегда кажется, что мы могли бы сдлать лучше.

При помощи этой фразы онъ собирался перейти къ разсказу о собственныхъ разочарованіяхъ, но миссисъ Дэнтонъ ужъ говорила:

— О, я не жалю о семь, если вы подразумваете ее. Тутъ — случайности, тамъ — все правила: мы имли опредленную работу и знали въ точности, что ежедневно насъ ожидаетъ. И, сознаюсь, я нердко желала даже чего-нибудь дурного, лишь бы хоть что-нибудь случилось. Я склонна думать, что именно эта причина и отца заставила уйти оттуда.— Она посмотрла на сестру.

— А мн показалось,— но, можетъ быть, я ошибаюсь,— что вашъ отецъ хотлъ бы передлать весь свтъ по образцу коммуны,— возразилъ Рэй.

— Онъ, вроятно, не прочь бы былъ позабавиться — испробовать и это. Конечно, онъ хочетъ передлать міръ на свой ладъ, но, на самомъ дл, ему недурно живется и при данныхъ условіяхъ. Я очень рада, что заставила его вернуться сюда. Тамъ онъ не имлъ даже возможности примнять свои идеи.

— Значитъ, это вы заставили его уйти изъ коммуны?

— По крайней мр, для этого я сдлала все, что могла. Но не скажу, чтобы я одна была причиной.

— Вы тоже помогали?— обратился Рэй къ Пі.

— Я хотла, чтобы онъ поступилъ такъ, какъ считаетъ нужнымъ. Онъ сомнвался насчетъ полезности жизни въ коммун… т. е. дйствительно ли она сдлаетъ что-нибудь для человчества вообще.

Она произнесла это слово просто, безъ всякой рисовки.

— Васъ не тянетъ туда обратно?— спросилъ Рэй.

— Благодаря небесамъ, возвратъ невозможенъ: семьи больше нтъ!— радостно воскликнула миссисъ Дэнтонъ.— Вы разв этого не знали?

— Я забылъ.— Рэй улыбнулся и продолжалъ:— Ну, а вы, миссъ Хюзъ, хотли бы вернуться, если бы община еще существовала?

— Я не могу стать опредленно,— взволнованно отвтила двушка.— Когда я дурно себя чувствую, мн хочется быть тамъ. И когда я вижу, какую тяжелую борьбу здсь ведутъ, какія терпятъ неудачи, не смотря на вс усилія выбиться, мн хочется, чтобъ эти люди очутились въ такомъ мст, гд нтъ ни неудачъ, ни борьбы, ни лишеній. Въ семь мы были обезпечены и не имли заботъ.

— Но у насъ не изъ чего было также и выбирать,— возразила сестра.

— А какой выборъ здсь, когда не знаешь — найдешь работу завтра или нтъ?

Рэй оглянулся и увидлъ въ дверяхъ Дэйтона. Онъ все время сидлъ въ сосдней комнат у окна и могъ слышать весь разговоръ. Его безмолвное присутствіе непріятно поразило Рэя, но сестры какъ будто не обратили на это вниманія.

— Ахъ, вы здсь,— сказала миссисъ Дэнтонъ, не поворачивая головы.— Да, этотъ вопросъ возникаетъ все чаще и чаще. Слыхали ли вы, мистеръ Рэй, о боле ужасномъ положеніи, чмъ то, въ которомъ находится мой мужъ? Ему удалось сдлать открытіе, которое должно обогатить насъ и оставить безъ работы всхъ другихъ граверовъ…

Лицо мужа омрачилось, но миссисъ Дэнтонъ продолжала:

— Ихъ единственная наделсда на спасеніе заключается въ томъ, что изобртеніе можетъ оказаться неудачнымъ. Вы, надюсь, не имете такихъ осложненій въ вашей работ? не правда ли, мистеръ Рэй.

— Нтъ,— отвтилъ Рэй, думая о томъ, какой хорошій матеріалъ для беллетриста представляетъ подобное положеніе.— Если бы моя повсть была напечатана и разошлась въ пятидесяти тысячахъ экземпляровъ, то ни одинъ авторъ не впалъ бы отъ этого въ нищету. Но врядъ ли я отказался бы отъ изданія, если бъ даже оно направо и налво лишало авторовъ ихъ заработка. Я предпочелъ бы лучше оказать помощь ихъ семействамъ.

— Да, вдь это въ самомъ дл можно было бы сдлать, Ансель,— замтила жена съ кривой усмшкой.— Намъ представляется такой случай… Но, быть можетъ, изобртеніе также трудно примнить, какъ пристроитъ книгу?

— Это совсмъ не относится къ длу,— вырвалось у Дэнтона.— Вопросъ въ томъ, не лучше ли убить творческую мысль, какъ змю, разъ она создаетъ для кого-нибудь опасность, разъ она лишаетъ заработка тхъ, кто жилъ безбдно. Вотъ о чемъ рчь.

— А отецъ,— капризно проговорила миссисъ Дэнтонъ,— придерживается такихъ высокихъ принциповъ, что не позволяетъ намъ способствовать наступленію милленіума {Намекъ за распространенное въ средніе вка ученіе о предстоящемъ тысячелтнемъ царствованіи Христа на земл прежде наступленія конца міра. Оно основывалось на Апокалипсис.}. Если бъ удалось устроить пандемоніумъ {Пандемоніумъ — совтъ всхъ демоновъ, сборище негодныхъ людей.}, Ансель могъ бы успокоить свою совсть размышленіями, что чмъ больше онъ обездолитъ своихъ товарищей по ремеслу, тмъ скоре наступятъ лучшія времена. Я не вижу, чмъ плохъ этотъ планъ! Только длайте все такъ скверно, чтобъ, наконецъ, лопнуло всякое терпніе. Авось, тогда люди переустроятъ міръ къ общему удовольствію. Не такъ ли, мистеръ Рэй?

— О, я не знаю,— отвтилъ онъ.

Вс эти мысли, чувства и термины, составлявшіе часть ежедневнаго обихода семьи Хюзовъ, были ему совершенно чужды. Онъ усваивалъ ихъ слабо и неохотно, и не могъ, да и не желалъ, выводитъ какія бы то ни было заключенія ни изъ ироническихъ словъ миссисъ Дэнтонъ, ни и изъ фанатически-страстныхъ рчей ея мужа.

— Нтъ, нтъ! это не годится,— сказалъ Дэнтонъ.— Я обдумывалъ этотъ путь,— онъ не годится. Имй мы дло съ теоріей, другой разговоръ, но тутъ живые люди, отъ которыхъ зависятъ женщины и дти.

— Мн пріятно это слышать отъ васъ, Ансель,— мягко сказала Піа.

— Да,— говорилъ онъ съ горечью,— куда бы я ни повернулся, вс дороги закрыты, за что бы ни взялся — руки связаны. Но кто нибудь долженъ искупить, отвтить! Кто-жъ это будетъ?

— Оказывается, что все слишкомъ близко затрагиваетъ личность,— заговорила миссисъ Дэнтонъ съ выраженіемъ комическаго отчаянія.— Я думала, что, вернувшись въ свтъ, мы получимъ больше свободы и подадимъ подавляющее большинство голосовъ противъ всхъ этихъ затрудненій.

Рэй задумчиво процитировалъ:

— ‘The world is out of joint:— О cursed spite! That ever I was born to set it right’!

— Да? Кто это сказалъ?

— Гамлетъ.

— О, да! Я такъ же это чувствую, какъ Гамлетъ.

Дэнтонъ дико разсмялся дерзкой шутк жены, а она продолжала уже съ раздраженіемъ:

— Я думаю, что если этотъ вопросъ васъ такъ сильно безпокоитъ, то почему бы вашему голосу не придти на помощь!

Дэнтонъ вскочилъ, его глаза были опущены, брови сдвинуты. Онъ, молча, повернулся и вышелъ.

Жена разсмялась ему вслдъ:

— Очевидно, иногда голосъ знаетъ не больше насъ самихъ.

Піа глядла на нее серьезно и строго. Немного погодя, она ушла въ ту же комнату, гд былъ Дэнтонъ.

Миссисъ Дэнтонъ принялась разспрашивать Рэя о миссисъ Брандретъ и ея матери: что это за люди? горды он иль нтъ? Она удивлялась, что он не хотятъ сдлать ей визитъ и пр.

Все это звучало бы вульгарно, если бъ не говорилось такъ просто, почти по-дтски. Рэй даже нсколько растрогался, когда вспомнилъ, что т дамы больше всего старались выяснить себ вопросъ — насколько дурно можетъ отозваться на мистер Чапли сумасбродство ея старика-отца.

Въ то же время онъ прислушивался въ разговору въ сосдней комнат — въ тон Піи слышались желаніе и мольба, чтобъ Дэнтонъ не волновался. Она засидлась съ нимъ такъ долго, что Рэй хотлъ уже прощаться. Онъ надялся улучить минуту и возобновить свои извиненія, ради которыхъ будто бы и явился, но присутствіе сестры связывало его языкъ, лишало его слова нжности — при миссисъ Дэнтонъ все какъ-то обращалось въ шутку. При третьемъ лиц Рэй не могъ сообщить ни о таинственной записк Брандрета, ни о коварномъ ‘друг’, ни о мукахъ послдняго разочарованія. Ему казалось, что Піа нашла бы для него утшеніе, но миссисъ Дэнтонъ не оставляла ихъ на-един, и онъ удалился — не удовлетвореннымъ.

XXV.

Въ томъ, что Кэйнъ былъ послдней инстанціей, куда было направлено безконечное ‘дло’ о повсти, Рэй нисколько не сомнвался. И онъ считалъ съ его стороны большой жестокостью — отказаться просмотрть рукопись лишній разъ. Наврное, не такъ же она безнадежно плоха, чтобъ ‘другъ’ не нашелъ въ ней ничего, изъ-за чего бы стоило ее перечитать. Очевидно, тутъ вина только друга, и Рэй употреблялъ вс усилія отдалиться отъ Кэйна. Выступать противъ него открыто было неудобно — онъ могъ только обходиться съ нимъ все холодне и холодне, предоставивъ ему объяснять это скрытымъ сознаніемъ его некорректнаго поступка. Но до того ли ужъ очерствлъ Кэйнъ, что считалъ себя правымъ, или находилъ себ какое нибудь извиненіе,— онъ совершенно явственно не понималъ причинъ такой перемны къ нему.

— Мой молодой дорогой другъ,— не вытерплъ однажды старикъ,— разв насъ раздляетъ еще что нибудь, кром разницы лтъ? Она вдь была и въ первый день нашего знакомства. Я иногда утшалъ себя мыслью, что мы можемъ быть образцовыми друзьями: вы бы съ годами длались старше к мудре, а я моложе и мене мудръ, однимъ словомъ, какъ два духа Сведенборга. Но, очевидно, произошло что-то такое, что внесло въ вашу душу разладъ. Вы не можете мн сказать, какое изъ моихъ свойствъ придало нашей дружб этотъ непріятный оттнокъ?

Рэю сдлалось стыдно, онъ, разумется, не могъ сказать правды. Онъ отвтилъ, что ничего особеннаго не случилось, даже сдлалъ видъ, что не понимаетъ, о чемъ идетъ рчь. Это объясненіе обязывало къ большей сердечности, и Рэй постарался проявить ее. А когда онъ еще пораздумался — его чувства къ Кэйну стали снова почти дружескими. Вмст съ тмъ поднялась и досада на собственное поведеніе: да, Кэйнъ поступалъ вполн правильно! Если должна существовать честная критика, то ее не только надо выслушать — надо желать, и истинный другъ — тотъ, кто говоритъ открыто и прямо. Рэй геройски сознался во всемъ самому себ и ршилъ на будущее время не длать такихъ промаховъ.

Но неудачи не прошли безслдно: онъ пересталъ жить будущимъ, какъ живетъ и должна жить молодость, и зажилъ настоящимъ — небрежно и расточительно. Ничего уже не ожидая, онъ не обращалъ вниманія на то, куда уходятъ и его время, и деньги, мысль о сбереженіяхъ исчезла. Рэй забросилъ начатую поэму и не принимался за новыя работы.

Это безцльное прозябаніе было нарушено письмомъ братьевъ Гэнксъ, въ которомъ они просили разнообразить корреспонденціи сообщеніями свтскихъ новостей. Они прибавляли, что публика всегда интересуется высокопоставленными лицами. Рэй насмшливо отнесся къ такому требованію: какъ онъ можетъ сообщать свтскія новости, зная въ Нью-орк только фасады домовъ?— и написалъ саркастическій отвтъ, давая понять, что вовсе отказывается отъ сотрудничества, если господа издатели не довольны его корреспонденціями. Гэнксы не упустили случая и увдомили, что впредь будутъ пользоваться услугами газетнаго синдиката.

Этотъ ударъ явился кстати — онъ пробудилъ энергію Рэя, вывелъ его изъ состоянія апатіи. Если онъ потерпитъ новыя неудачи, то он пройдутъ передъ лицомъ всхъ друзей, которые врили въ него, въ его успхъ… Вспыхнувшая жажда борьбы была простымъ эгоистическимъ побужденіемъ самозащиты, но Рэй не хотлъ этого сознавать: ему казалось доблестью кинуть вызовъ — и онъ отправилъ свою повсть въ Бостонъ въ томъ вид, въ какомъ она была возвращена послднимъ отвергнувшимъ ее издателемъ въ Нью-орк.

Затмъ Рэй отправился къ мистеру Брандрету — просить какихъ ни будь литературныхъ или конторскихъ занятій. Духъ американской предпріимчивости и изворотливости заговорилъ и въ немъ. Онъ не только охотно, даже нетерпливо рвался къ непріятному положенію, обращаясь съ такой просьбой къ человку, передъ которымъ прежде выступалъ въ роли писателя. Его главной заботой была теперь мысль — изложить свою просьбу коротко и ясно.

Мистеръ Брандретъ встртилъ его такъ радушно, что Рэй растерялся, забылъ даже — зачмъ пришелъ. У него опять мелькнула надежда: не хотятъ ли ‘Чапли и К’ издать его ‘Ромео’?

— А-а!— воскликнулъ Брандретъ,— а я только что собирался писать вамъ. Присядьте на минутку. Сейчасъ здсь былъ издатель газеты ‘Каждый Вечеръ’ и говорилъ, что ему нуженъ рецензентъ для одной книги, присланное на дняхъ изъ Европы. Возможно, что она представляетъ интересъ въ связи съ пріздомъ сюда Боклена, такъ какъ это разборъ игры французскихъ комиковъ, начиная съ Мольера. Я подумалъ о васъ — вы вдь знаете французскій языкъ?

— Какже, да… Благодарю васъ… Я читаю совершенно свободно. Это большая любезность, что вы вспомнили обо мн…

— Ну, полноте… я очень радъ… Я не знаю, случалось ли вамъ исполнять такія работы, какая требуется ‘Каждому Вечеру’, и есть ли у васъ свободное время, но мн пришло въ голову, что не мшаетъ заручиться… такой удобный случай..

— Я возьмусь очень охотно…

— Я объясню вамъ, почему такъ поступилъ,— перебилъ мистеръ Брандретъ, весь сіяя.— Мн передавали, что въ литературномъ департамент ‘Каждаго Вечера’ произойдутъ перемны, и я подумалъ, что если статья ваша понравится, если увидятъ ваши способности, то… Понимаете?!

— Да, и я буду вамъ вчно…

— Пожалуйста! не стоитъ, не стоитъ!— Мистеръ Брандретъ досталъ изъ конверта карточку и протянулъ ее Рэю.— Вотъ рекомендація къ редактору ‘Каждаго Вечера’. Вы его теперь застанете.

Рэй въ восторг схватилъ руку Брандрета.

— Я не нахожу словъ… Я вамъ безгранично обязанъ… Я сейчасъ же туда пойду.— Онъ направился къ двери и вернулся.— Надюсь, миссисъ Брандретъ здорова и… и… ребенокъ?

— Все великолпно! Вы непремнно должны придти, какъ только мы устроимся. А отчего вы не бываете у миссисъ Чапли? Разв вы не получали отъ нея приглашенія?

— Нтъ, получилъ. Но за послднее время я не представлялъ изъ себя пріятнаго собесдника, и, конечно, не хотлъ, чтобъ это стало всюду извстно.

— Я васъ понимаю! Теперь вы должны воспрянуть духомъ. До свиданья! желаю успха!

Вс средства передвиженья показались Рэю слишкомъ медленными, и онъ пошелъ пшкомъ. По дорог въ бушующему и кипящему водовороту всякаго рода предпріятій, могучіе потоки котораго неслись мимо конторы редакціи ‘Каждаго Вечера’, онъ рисовалъ себ будущее, когда сдлается сотрудникомъ этого органа: онъ похоронилъ собственника газеты, воздвигъ ему памятникъ въ Паркъ-сквер гораздо быстре, чмъ миновалъ это пространство и повернулъ въ переулокъ.

Рэй привыкъ къ помщеніямъ редакцій газетъ и нисколько не удивился, увидвъ рядъ сообщающихся между собой каморокъ, окна которыхъ выходили, впрочемъ, на улицу. До поры до времени онъ соглашался оставить все это безъ перемны. Но не усплъ еще прислуживавшій въ контор мальчикъ донести письмо Брандрета до кабинета главнаго редактора, какъ передъ Рэемъ выросъ уже будущій собственный домъ ‘Каждаго Вечера’, такой же громадный и безобразный, какъ любая изъ сосднихъ башень-домовъ. Вмсто редактора, онъ попалъ сперва къ двумъ сотрудникамъ, изъ которыхъ одинъ взглянулъ на него и что-то проревлъ съ непонятной скорбью, другой — не поднимая головы, кивнулъ на крайнюю комнату. Рэй очутился на стул, рядомъ съ самимъ редакторомъ, хорошенько не понимая, какъ онъ сюда попалъ. Въ продолженіе нсколькихъ мгновеній не понималъ этого какъ будто и редакторъ, по крайней мр, онъ продолжалъ глядть на свой письменный столъ, на все, что было передъ нимъ, кром рекомендательнаго письма. Но и когда увидлъ его, то все-таки не взглянулъ на Рэя. Во время разговора онъ точно забывалъ, что тутъ кто-то есть. Кровь Рэя кипла отъ негодованія. Ему хотлось такъ встать и уйти, чтобы редакторъ замтилъ его уходъ. Но онъ чувствовалъ себя обязаннымъ остаться ради мистера Брандрета. Наконецъ, редакторъ взялъ книгу, лежавшую на безпорядочномъ ворох газетъ и рукописей, и сказалъ:

— Мы хотимъ получить сжатое и обстоятельное resum этой книги, причемъ нужно упомянуть спеціально о Коклэн и о томъ мст, которое занимаетъ онъ въ искусств и на сцен. Мы желали бы напечатать отзывъ въ субботнемъ номер. Посмотрите, что вы можете сдлать и принесите рецензію завтра около десяти часовъ. Размръ — не меньше тысячи и не больше двухъ тысячъ словъ.

Онъ передалъ книгу и такъ ршительно нагнулся къ своимъ рукописямъ, что Рэю оставалось только уйти, что онъ и сдлалъ, отвсивъ полный достоинства поклонъ. Впрочемъ, ни самаго поклона, ни его достоинства редакторъ не замтилъ. Даже мальчикъ-посыльный и тотъ не обратилъ должнаго вниманія на Рэя. Рэй стиснулъ зубы отъ злобы и далъ клятву отмстить, представивъ замчательное произведеніе вмсто простого resum. Онъ принялся за него немедленно: просмотрлъ книгу дорогой и составилъ планъ работы раньше, чмъ добрался до своего отеля. На разсвт, когда раздался жалобный крикъ перваго разносчика молока, статья была уже готова. Сердце Рэя освободилось отъ горечи — ему точно передалась легкость этихъ нсколькихъ листочковъ, за которые автору не стало стыдно и потомъ, когда онъ перечиталъ ихъ вновь. Рэй былъ увренъ, что статья обратитъ на себя вниманіе, и направился въ редакцію безъ того волненія, какое испытывалъ наканун.

Редакторъ взялъ длинныя полоски и перелисталъ ихъ, придерживая лвой рукой.

— Почему, чортъ возьми, вы не переписали поразборчивй!— воскликнулъ онъ и, прежде чмъ Рэй усплъ что нибудь отвтить, такъ же грубо крикнулъ: — Почему, чортъ возьми, вы начинаете не съ факта?— и углубился въ чтеніе статьи, не слушая, что говоритъ въ свою защиту оскорбленный авторъ.

Дочитавъ, редакторъ отбросилъ длинныя полоски и взялъ узенькую книжку, врод чековой, написалъ въ ней что-то и, вырвавъ оттуда страничку, протянулъ Рэю. Это былъ ордеръ на пятнадцать долларовъ.

Рэя охватило такое бшенство, что онъ съ трудомъ овладлъ собой: ему хотлось разорвать этотъ ордеръ и швырнуть его въ лицо редактору. Онъ тутъ же далъ себ клятву, что никогда не воспользуется имъ, никогда не предъявитъ въ контору, если бъ даже умиралъ съ голоду.

Когда онъ выходилъ, редакторъ крикнулъ:

— А вашъ адресъ?

Рэй сказалъ и вышелъ, не поклонившись на прощанье.

Трудне всего было выравить признательность мистеру Брандрету, не давая понять, какъ мало удовольствія доставила его рекомендація. Рэй сообщилъ, что работа принята, и умолчалъ объ остальныхъ подробностяхъ. Брандретъ пришелъ въ восторгъ:

— Это отлично!— воскликнулъ онъ.— Это можетъ повести къ постоянному сотрудничеству, вамъ могутъ поручить завдывать цлымъ отдломъ. По моему, эта газета будетъ имть успхъ. Она вполн чистая, приличная и вмст съ тмъ — живая. Попасть туда — очень важно!

Рэй скрылъ свой гнвъ передъ мистеронъ Брандретомъ, потому что тотъ, по его мннію, вполн этого заслуживалъ своей любезностью, но не удержался въ присутствіи Кэйна, съ которымъ встртился въ столовой отеля.

— Ужъ, не знаю, слдуетъ ли мн сидть рядомъ съ вами,— отвтилъ онъ на приглашеніе Кэйна перессть за его столъ.— Мн только что выпало на долю величайшее униженіе, какое когда либо приходилось выносить. Оно покрыло меня такимъ толстымъ слоемъ позора, что я боюсь — какъ бы не запачкать и другихъ. И въ данномъ случа — не моя вина, а моя бда.

— Можно страдать отъ своихъ несчастій,— мечтательно произнесъ Кэйнъ,— но страдать изъ-за своихъ ошибокъ — было бы невыносимо. Какъ тогда сохранить уваженіе къ самому себ? Не правда ли? Сознаніе же, что мы страдаемъ незаслуженно, является утшеніемъ, оно даже льститъ!

— Мн жаль лишать васъ афоризма,— возразилъ Рэй,— а, кажется, придется: случай со мной говоритъ противъ васъ.

— Факты должны подчиняться разуму,— началъ, было, Кэйнъ, но Рэй не могъ уже удержаться: знакомство съ редакціей ‘Каждаго Вечера’ вдругъ представилось ему въ новомъ — юмористическомъ свт, и онъ артистически изобразилъ его, не щадя ни своихъ смшныхъ надеждъ, ни своихъ смшныхъ страданій. При каждомъ мастерскомъ штрих разсказа Кэйнъ восклицалъ: ‘Это очаровательно, это великолпно!

Когда Рэй кончилъ, Кэйнъ сказалъ, вздохнувъ:

— Я его знаю, онъ недурной человкъ, очень недурной.

— Недурной? Но почему же онъ держалъ себя, какъ животное? Это единственный человкъ въ Нью-орк, который отнесся во мн грубо. Ршительно вс издатели, къ кому я обращался, были со мной вжливы, вс вели себя прилично, хотя никто изъ нихъ,— шутъ ихъ возьми,— не желалъ печатать мою книгу.

— А-а!— воскликнулъ Кэйнъ,— онъ живетъ въ другихъ условіяхъ. Вс издатели имютъ хоть немного свободнаго времени, а онъ — это видно и изъ вашихъ словъ,— онъ его вовсе не иметъ. Я не могу себ представить боле трогательной картины, чмъ та, которую вы сейчасъ нарисовали: человкъ долженъ охватить вс подробности своей и чужой работы, а тутъ новая мелочь. Это ужасно! разв вы не чувствуете, что это ужасно?

— Никто не долженъ ставить себя въ такія условія. Онъ самъ виноватъ,— настаивалъ Рэй.

— Да кто же добровольно создаетъ условія: всякій попадаетъ въ нихъ случайно,— они являются результатомъ процесса общественной жизни. Обстоятельства длаютъ человка тмъ, что онъ есть, и, когда подъ давленіемъ этихъ обстоятельствъ, онъ принимаетъ извстную форму, то инстинктивно чувствуетъ, что уже не подойдетъ къ другимъ условіямъ. Вы говорите, что редакторъ ‘Каждаго Вечера’ долженъ стряхнуть съ себя ярмо во что бы то ни стало, что онъ долженъ идти куда-то въ другое мсто и начать другую жизнь цивилизованнаго человка. Но онъ этого не можетъ сдлать, не доломавъ себя на части, которыя придется потомъ склеивать. Почему я, напримръ, не вернулся къ прошлому? Я оглядываюсь на свою жизнь — она скучна и пуста. Но я положительно не сумю отвтить,— зачмъ я здсь остался. Я ничего не жду, и ничего не могу отмнить. А редактору ‘Каждаго Вечера’ есть чего издать: онъ надется на успхъ и, какъ кажется — уже иметъ его. Эти условія создались не сразу, не внезапно, и развязаться съ ними такъ быстро, какъ происходитъ развязка на сцен, немыслимо. Они должны измняться медленно, постепенно, и также медленно будетъ мняться и самъ человкъ. Конечно, существуютъ рдкіе случаи переворотовъ: люди, напр., отрекались отъ престоловъ и длались монахами. Но, повторяю,— рдкіе случаи. Смю думать, что если бъ стала извстна вся правда, то эти монахи никогда не были бы тмъ, чмъ ихъ считали до отреченія, или не длались бы такими праведниками, какими имъ хотлось быть. Если вы возьмете самый выдающійся примръ… по крайней мр, нашего времени, если вы возьмете графа Толстого, вы увидите, какъ трудно освободиться отъ условій своей среды. Толстой глубоко вритъ въ необходимость труда, простоты образа жизни. Но онъ не можетъ раздать свои деньги бднымъ, онъ защищенъ отъ нужды обычными источниками дохода, и его существованіе представляетъ пародію на его намренія. Его исторія — предостереженіе для всхъ, она показываетъ всю тщетность индивидуальныхъ попытокъ вырваться отъ созданныхъ судьбой условій. Я это часто говорю моему старому другу Чапли, который совершенно помшался на Толстомъ и тоже хочетъ ‘опроститься’ — переселиться въ деревню.

— Неужели это правда?— спросилъ съ улыбкой Рэй.

— А почему бы и нтъ? Толстой убждаетъ разсудокъ, трогаетъ сердце. Его логика безукоризненна, въ его чувствахъ нтъ фальши. Я думаю, что не будь Толстой лидеромъ, онъ имлъ бы множество послдователей.

Этотъ парадоксъ доставилъ Кэйну величайшее удовольствіе. Онъ радостно смялся и, потрепавъ Рэя по плечу, потребовалъ себ похвалы. Его смхъ и радость были такъ искренни, что Рэя снова охватила чарующая прелесть дружбы этого человка.

XXVI.

Исторія съ его повстью подала Рэю мысль и внушала ему смлость спросить Брандрета, не можетъ ли онъ поручить ему чтеніе нкоторыхъ рукописей. Ему казалась заманчивой роль судьбы относительно другихъ, если уже онъ такъ мало могъ сдлать для себя. Хотя у Чапли и К и не было много работы такого рода, однако они все-таки направили къ нему нсколько повстей, которыя Рэй принялся читать съ ревнивымъ любопытствомъ. Ему прежде всего хотлось убдиться, что другіе пишутъ не лучше его. Большинство, дйствительно, писали хуже, это укрпило его противъ неоднократно являвшагося желанія сжечь свою рукопись. Изъ нкоторыхъ прочитанныхъ имъ повстей онъ, впрочемъ, извлекъ и пользу: приходилось обращать вниманіе на ихъ конструкцію, а это невольно заставляло его перебирать въ ум слабыя стороны своего произведенія и думать о томъ, какъ ихъ можно исправить.

Много заработать на этомъ было нельзя,— хотя все-таки Рэй получалъ пятнадцать долларовъ за чтеніе рукописи и за отзывъ,— но это занятіе спасало его отъ безцльнаго ожиданія, пока колесо фортуны повернется въ его сторону. Теперь онъ уже не ждалъ ничего. Онъ работалъ безпрерывно,— въ промежуткахъ между поручаемой ему работой онъ писалъ самъ. Писалъ онъ и статьи, и повсти, и очерки, и стихотворенія, разсылая ихъ редакціямъ журналовъ, газетъ и по издательскимъ фирмамъ. Когда издатели и редакторы долго не отвчали, онъ шелъ къ нимъ и спрашивалъ ршительнаго отвта. Порой на него находили минуты отчаянной храбрости,— тогда онъ самъ относилъ рукопись и настаивалъ на немедленномъ отвт. Если рчь шла о стихотвореніи или короткомъ очерк, это ему иногда удавалось. Но отвты устные и письменные — въ большинств были неблагопріятны, хотя всегда очень любезны: о статьяхъ отзывались очень лестно, но он оказывались ‘не подходящими’. Впрочемъ, другіе издатели, наврное, примутъ ихъ съ большой готовностію. Иногда нкоторыя вещицы печатались. Кэйнъ, который, по собственнымъ словамъ, съ отеческимъ интересомъ слдилъ за его борьбой, былъ пораженъ совпаденіемъ: какъ у всхъ дловыхъ людей, изъ ста попытокъ Рэю не удавались 95. По мннію Кэйна,— это норма. Но Рэю казалось, что несоотвтствіе между потраченнымъ трудомъ и результатами слишкомъ велико, тнь боле, что нкоторыя рукописи потерпли по нскольку отказовъ,— ихъ преслдовало какое-то особенное несчастіе.

Помимо этихъ регулярныхъ аттакъ на литературные журналы, Рэй пускалъ еще въ ходъ всевозможныя мелкія операціи. Онъ продавалъ юмористическимъ листкамъ анекдоты и шутки по два доллара за штуку. Иногда это ему казалось мало, но за то журналы платили одинаково какъ за хорошій, такъ и за плохой анекдотъ, цна на этотъ товаръ на рынк стояла крпко. Немного боле получалъ онъ за заказываемыя объясненія въ забавнымъ картинкамъ, къ которымъ у издателя не находилось подходящаго текста. Совершенно неожиданно для себя онъ открылъ въ себ талантъ придумывать подобные тексты и, если объясненіе требовалось къ большой гравюр, Рэй бралъ на себя смлость требовать пять долларовъ за одинъ текстъ.

Совершенно случайно онъ открылъ еще новый источникъ заработка. Однажды какой-то джентльменъ остановилъ его около лстницы, ведущей къ воздушной желзной дорог, и, попросивъ у него извиненія въ томъ, что принялъ его за члена Великой Арміи, объявилъ себя журналистомъ въ затруднительномъ положеніи.

— Я обыкновенно посылаю свои сочиненія въ ‘Воскресную Планету’,— сказалъ онъ,— но моя послдняя поэма была слишкомъ серьезна для ихъ ‘З. С.’, и съ тхъ поръ меня преслдуютъ неудачи. Да, конечно, теперь я отлично вижу, что вы не могли быть на войн,— продолжалъ ‘журналистъ въ затруднительномъ положеніи’.— Съ перваго взгляда я васъ принялъ за моего стараго товарища. Но если вы пожелаете дать мн вашъ адресъ… благодарю васъ, сэръ! благодарю!

Рэй сунулъ ему четверть доллара въ руку и подумалъ, что иметъ посл этого право предложить вопросъ:

— Я знаю,— сказалъ онъ,— что мн можно дать вдвое противъ моихъ лтъ, когда у людей двоится въ глазахъ…

— Замчательно!— воскликнулъ ветеранъ.— Великолпно!— онъ хлопнулъ Рэя по плечу и оперся на него на столько, чтобы не потерять равновсія.

— Но не будете ли вы добры объяснить мн, что вы подразумваете полъ ‘З. С.’ ‘Воскресной Планеты’?

— О! ‘З. С.’ — это ‘Забавная страничка’, т. е. та, на которой редакція помщаетъ анекдоты и шуточныя стихотворенія. Ее называютъ ‘З. С.’ для краткости. Краткость, знаете, это душа остроумія.

Рэй поспшилъ домой, собралъ нкоторыя стихотворенія, возвращенныя ему юмористическими листками, и послалъ ихъ въ ‘Воскресную Планету’. Онъ уже научился не понижать оцнку своихъ произведеній лишь потому, что они были кмъ либо отвергнуты, однако и издатель ‘Планеты’ не много выигралъ въ его глазахъ, когда принялъ вс его стихи, забракованные другими. Только плата въ этой газет была до смшного мала, и Рэй чуть было не согласился на предложеніе одного сочинителя рекламныхъ объявленій. Этотъ джентльменъ, геній котораго совершенно опустилъ крылья отъ переутомленія, выразилъ готовность подлиться съ молодымъ человкомъ частью своихъ выгодъ и своей славы…

Впрочемъ, этотъ соблазнъ предсталъ передъ нимъ лишь въ минуту совершеннаго упадка духа. Вообще же, какъ бы круто ему ни приходилось, Рэй старался оставаться врнымъ своему идеалу человка и художника. Извстныя вещи онъ не могъ бы сдлать даже въ послдней крайности, изъ за куска хлба. Онъ могъ продавать все, что писалъ, и могъ писать для продажи все, что не выходило изъ предловъ честности, но продать свое перо или отдать его въ полную кабалу нанимателя,— этого онъ не могъ. Нельзя сказать, чтобы его воззрнія въ этомъ отношеніи достигали высочайшихъ ступеней литературной этики, очень можетъ быть даже, что различіе, которое онъ длалъ между строго честнымъ и вполн нечестнымъ, было лишь воображаемое, но какъ бы то ни было, онъ отказался отъ предлагаемаго ему сотрудничества въ рекламахъ, хотя предложеніе сопровождалось самымъ лестнымъ признаніемъ его литературныхъ талантовъ и необыкновенной пригодности къ этому роду творчества.

Онъ познакомился со многими молодыми людьми, которые, такъ же, какъ и онъ, пробивали себ дорогу, пробуя счастье то въ большихъ ежемсячныхъ журналахъ, куда они предлагали свои разсказы и стихотворенія, то въ мелкой ежедневной печати, куда они направляли плоды своего досуга. Они выказывали въ своихъ попыткахъ много смлости и веселой беззаботности, которыя сообщались и Рэю. Его забавлялъ веселый цинизмъ, съ которымъ они философствовали насчетъ газетной стороны ихъ ремесла. Они отлично изучили шансы успховъ и неудачъ, и каждый изъ нихъ обладалъ въ игр на благосклонность издателя секретомъ, въ род тхъ, какими профессіональные игроки пытаются срывать банкъ въ Монако…

— Не надо вовсе быть серьезнымъ,— внушалъ одинъ изъ этихъ жизнерадостныхъ юношей Рэю въ минуту его неудачи,— надо смотрть на вещи съ веселой и свтлой точки зрнія. Представимъ себ, напримръ, что пожарный погибъ при тушеніи горящаго зданія… Избгайте прямыхъ воззваній въ состраданію читателя, обратитесь лучше къ его художественному чувству. Назовите замтку такъ: ‘Побжденный въ борьб съ огнемъ’ или какъ нибудь еще въ томъ же род и затмъ разсказывайте происшествіе въ тон патетическаго юмора. Если рчь идетъ о случа самоубійства черезъ утопленіе, озаглавьте отчетъ такимъ образомъ: ‘Еще одинъ несчастный отправился въ дальнее плаваніе’ — и, увряю васъ, редакторъ въ вашихъ рукахъ. Ходите по городу и изучайте цивилизацію нашей столицы. Пишите ‘Минуты досуга кондуктора воздушной желзной дороги’, или ‘Разговоры съ билетнымъ контролеромъ’. Сдлайтесь, наконецъ, мусорщикомъ-любителемъ и опишите ‘Тайны главной мусорной ямы’.

Чмъ дальше, тмъ боле расширялся кругъ знакомствъ Рвя, такъ что онъ вскор пересталъ уже чувствовать т приливы тоски по родин, которые овладвали имъ прежде каждый разъ, какъ онъ получалъ письма изъ Мидлэнда. Онъ даже забросилъ переписку съ Сандерсономъ, извстія о пикникахъ, о катаньяхъ въ саняхъ, о помолвкахъ и свадьбахъ, сообщаемыя ему другомъ, отзывались въ немъ теперь лишь отдаленнымъ эхомъ давно прошедшаго. Онъ начиналъ чувствовать, что чистогородская жизнь овладваетъ имъ совершенно, тогда какъ прежде впечатлнія только скользили по немъ, оставляя какое-то смутное, летучее ощущеніе, подобное тмъ снамъ, которые посщаютъ насъ въ полудремотномъ состояніи. Ему казалось прежде, что вс эти люди дутъ куда-то, сами не зная хорошенько куда и зачмъ, одни изъ нихъ отправились въ путь, чтобы расточать, другіе, чтобы накоплять, т и другіе встрчаются и сталкиваются случайно, между ними завязываются поверхностныя, удивленно-дружелюбныя отношенія. Ихъ связываетъ общее невдніе конечной цли всей этой кутерьмы, и они невольно цпляются другъ за друга, радуясь случайнымъ успхамъ и огорчаясь неудачами среди этого бурнаго вихря… А вихрь все кружитъ ихъ, производя въ головахъ нчто врод пріятнаго опьяннія, которое заставляетъ ихъ забывать, что они никогда не отдыхаютъ и никогда не достигаютъ цли… Но эта иллюзія исчезала, и Рэй снова видлъ кругомъ себя людей, одушевленныхъ сознательной цлью, полныхъ неустанной энергіи и даже самодовольства. Онъ зналъ, что многіе, подобно ему, жаждали увидть свой разсказъ, свою повсть, свою статью или свое стихотвореніе въ журнал, въ газет или въ отдльномъ изданіи. На долю всякаго, какъ и на его долю, выпадало изъ ста попытокъ 95 неудачъ, но вс они были смлы и бодры, если не вс веселы. Многіе, какъ и онъ, считали процентъ неудачъ чрезмрнымъ, однако, они старались не говорить объ этомъ. Не то, чтобы они скрывали свои неудачи,— они только предпочитали разсказывать объ успхахъ, самая рдкость которыхъ длала ихъ боле достойнымъ предметомъ разговора.

XXVII.

Какъ только Рэй выкарабкался изъ трясины отчаянія и почувствовалъ въ своемъ стремленіи впередъ боле твердую почву подъ ногами, въ немъ начали пробуждаться инстинкты общественности. Онъ сталъ разносить свои рекомендательныя письма. Онъ появился однажды на одномъ изъ четверговъ миссисъ Чапли и затмъ сталъ переходить изъ одного дома въ другой. У миссисъ Чапли онъ познакомился съ Мейквейстами, тмъ семействомъ изъ Гитчигуми, о которомъ она его спрашивала ране, а у нихъ уже встртилъ даму, настолько старше его лтами, что она могла, не стсняясь, дать ему понять, какъ сильно онъ ей нравится. Впослдствіи Мейквейсты проложили себ дорогу въ самый центръ общества, но въ то время они еще вращались на периферіи, и дам, о которой идетъ рчь, видимо страшно не хотлось смшиваться со сборищемъ этихъ богатыхъ отверженцевъ. Вроятно она нашла въ симпатичной наружности умнаго юноши нчто такое, что могло вознаградить ее за это общество. Какъ только его представили ей, она тотчасъ же забросала его разспросами о хозяйк дома и о ея гостяхъ, увряя, что находится здсь совершенно случайно, вслдствіе общаго участія въ одномъ благотворительномъ дл: для этого дла и устраивался вечеръ. Можетъ быть именно благодаря своей сдержанности, показавшей, что онъ не желаетъ принимать активнаго участія въ высмиваніи этого общества — хотя, съ другой стороны, чувствовалось, что ея иронія ему нравится,— красивый юноша еще боле понравился дам. Онъ разсказалъ ей, какимъ образомъ попалъ сюда… Не потому, чтобы она спросила его объ этомъ,— она не спрашивала,— но онъ все-таки угадалъ ея желаніе знать его біографію и ему было пріятно говорить съ ней о себ… Затмъ онъ далъ понять, что сочувствуетъ ея порицанію, и самъ былъ польщенъ тмъ, что она какъ будто выдляла его изъ этой среды. Между ними какъ будто устанавливалось равенство, и онъ поспшно принялъ ея приглашеніе постить ее. Благодаря ея протекціи, онъ началъ посщать разные завтраки и обды и танцовалъ на балахъ, иногда съ совершенно пустымъ карманомъ, такъ что ему приходилось съ бала отправляться домой пшкомъ. Но бдность его была беззаботна и не грызла его за сердце, такъ какъ никто не раздлялъ ея съ нимъ. Ужасные призраки нужды и позора, которые бродятъ ночью по улицамъ большихъ городовъ, а иногда и съ наступленіемъ дня продолжаютъ стоять передъ очами, проплакавшими всю безсонную ночь напролетъ,— эти призраки исчезали въ радостномъ сіяніи его молодости въ то время, какъ онъ бжалъ домой еще съ тактами вальса въ крови. Какое-то смутное, очень смутное чувство чего-то нехорошаго, неладнаго минутами пробуждалось въ немъ среди удовольствій, порой ему даже начинало казаться, что онъ длаетъ что-то дурное. Но чувство это разсявалось, когда онъ пытался схватить его разсужденіемъ: онъ не могъ понять, что онъ длаетъ дурного. Проводить часы досуга въ обществ хорошо воспитанныхъ, хорошо одтыхъ, богатыхъ и красивыхъ людей было такъ очевидно хорошо и прилично, что, казалось, и задумываться надъ этимъ было нелпо. А онъ видлся большею частью съ тонко-образованными людьми, у которыхъ были возвышенные взгляды, а иногда и альтрюистическія чувства. Онъ очутился въ кружк молодыхъ людей, любящихъ искусство, литературу, музыку, и могъ, сколько душ угодно, болтать съ хорошенькими двушками о картинахъ, книгахъ и театрахъ. Онъ даже удивлялся, что, при этихъ условіяхъ, ни разу еще не влюбился, посл самаго свободнаго и живого обмна симпатическихъ взглядовъ и мнній, онъ уходилъ подъ пріятнымъ впечатлніемъ, но съ холоднымъ сердцемъ. Одна двушка, какъ ему казалось, охотно дозволила бы ему въ себя влюбиться, но, углубляясь въ себя, онъ находилъ, что не желаетъ или не можетъ влюбиться. Онъ уврялъ себя, что въ этомъ случа мшаютъ ея деньги, она была красива, умна и богата… если бы не богатство, онъ непремнно бы влюбился. Родные двушки,— дядя и тетка, съ которыми она жила,— прекрасно относились къ нему и, повидимому, путь былъ свободенъ. Молодые люди начали разсказывать другъ другу о самихъ себ, и однажды онъ сильно заинтересовалъ ее повствованіемъ о приключеніяхъ при своемъ прибытіи въ Нью-оркъ.

— И вы никогда не встрчали потомъ этихъ двухъ молодыхъ женщинъ?— спросила она.

— Встрчалъ. Вотъ это-то всего интересне,— отвчалъ онъ и, слегка раздосадованный тмъ, что она назвала ихъ ‘дв молодыя женщины’, сталъ разсказывать ей о Хюзахъ, которыхъ представилъ ей въ самомъ привлекательномъ свт. Она слушала внимательно и даже своими вопросами поощряла къ дальнйшему разсказу. Но, когда онъ кончилъ, она не сказала ни слова, и посл этого въ ея обращеніи съ нимъ произошла какая-то неуловимая перемна. Онъ подумалъ, было, что ее шокировало его знакомство съ такими странными людьми,— она была очень горда… Между тмъ родные ея принимали его также привтливо, казалось, все остаюсь по прежнему, кром какого-то оттнка въ обращеніи двушки… Этотъ-то едва замтный оттнокъ означалъ для него потерю счастливаго случая. Впрочемъ, пострадало только тщеславіе молодого человка. Не смотря на потерю ея расположенія, которое она отняла у него такъ незамтно, жизнь его все еще была богата тмъ, чмъ онъ прежде былъ такъ бденъ. Не смотря на свою матеріальную бдность, онъ пользовался такимъ вліяніемъ и такимъ успхомъ, которыхъ никогда не могли бы дать ему одн только деньги. Порой онъ принималъ все это, какъ нчто должное, и вообще относился къ своему счастію съ крайней неблагодарностію. За то онъ расплачивался минутами унынія и уничиженія, особенно, когда ему приходило въ голову, что, въ сущности, онъ обязанъ своими успхами капризу свтской старухи, которую онъ къ тому же не особенно уважалъ.

Вызжая въ большой свтъ, онъ не забывалъ и своихъ прежнихъ друзей. Онъ даже какъ будто гордился своимъ постоянствомъ, думая про себя, что не всякій поступилъ бы такимъ образомъ, за неимніемъ другихъ, и это служило утшеніемъ. Ему доставляли удовольствіе, отчасти, такъ сказать, чисто литературнаго свойства, переходы отъ своихъ понятій о мір, каковъ онъ есть, къ мечт Хюза о мір, какимъ онъ долженъ быть, и ему было лестно, что онъ такъ полюбился старику. Хюзъ спрашивалъ его мннія, какъ мннія человка съ совершенно инымъ взглядомъ на жизнь, и цнилъ его, какъ практическій умъ, равный его собственному уму, если не по направленію, то по качеству. Старикъ прочелъ ему всю свою книгу, онъ страстно спорилъ съ нимъ о тхъ страницахъ, которыя Рэй критиковалъ въ самомъ основаніи, однако все-таки согласился сдлать нкоторыя, указанныя ему Рэемъ, измненія.

Для миссисъ Дэнтонъ молодой человкъ представлялъ собой цлый міръ веселья и радости. Онъ разсказывалъ ей вс событія своей свтской жизни. Она разспрашивала его о малйшихъ подробностяхъ, о платьяхъ, о кушаніяхъ, о манерахъ. Вмст съ ней онъ переживалъ всю свою жизнь въ обществ боле сознательно даже, нежели въ дйствительности, и терпливо переносилъ взрывы ея досады, которыми всегда кончались его разсказы. Онъ ршилъ про себя, что ни въ какомъ смысл на долженъ слишкомъ серьезно относиться къ миссисъ Дэнтонъ, и видлъ, что, въ сущности, Піа благодарна ему за его снисходительность и любезность. Она также слушала, когда онъ описывалъ ея сестр обды и балы, и ея участіе еще увеличивало въ его глазахъ интересъ собственныхъ разсказовъ. Передъ нимъ ярче выступала странная двойственность его жизни, и тотъ міръ, въ который он не могли слдовать за нимъ, получалъ оттнокъ чего-то нереальнаго. Иногда и отецъ прислушивался къ его описаніямъ, стараясь уловить факты для своей теоріи морали, въ чемъ Рэй однажды и упрекнулъ его.

— Нтъ, нтъ!— протестовалъ Хюзъ.— Мн очень интересно видть, насколько, въ сущности, люди лучше тхъ условій, въ которыхъ они находятся. Соревнованіе, насквозь проникающее условія нашей жизни, характеризуетъ не только дловую, но и остальныя ея стороны. И однако — дловые люди и свтскія женщины, въ сущности, гораздо добре, чмъ можно бы было это предположить. По теоріи — слабаго всегда должны бы прижимать къ стн, на дл же бываетъ и иначе.

— Однако изъ разсказовъ мистера Рэя видно, что на балахъ много двушекъ сидятъ у стнъ,— сказала миссисъ Дэнтонъ.

Хюзъ не обратилъ вниманія на ея легкомысленное замчаніе и продолжалъ:

— Это показываетъ, какими чудными существами могли бы быть мужчины и женщины, если бы они были поставлены въ правильныя условія. Въ человческой природ цлый рай небеснаго милосердія и доброты, который только ждетъ случая раскрыться, мы и теперь уже знаемъ отчасти, чего можно ожидать, когда мужчина или женщина становятся выше условій и обстоятельствъ и осмливаются сказать хорошее слово или сдлать хорошее дло среди эгоистическаго міра. Тогда передъ нами на минуту является представленіе о томъ, чмъ могла бы быть настоящая жизнь человчества.

— Ну, а я хотла бы хоть на минуту поглядть, какова не настоящая жизнь человчества,— сказала миссисъ Дэнтонъ, когда отецъ ушелъ къ себ.— Я дала бы цлый годъ золотого вка, чтобы провести недлю въ хорошемъ обществ.

— Ты сама не знаешь, что говоришь,— сказалъ ея мужъ, который въ мрачномъ молчаніи слушалъ разсказъ Рэя и теперь повернулся къ жен.— Я скоре желалъ бы видть тебя мертвою, нежели въ подобномъ ‘хорошемъ обществ’.

— Что жъ,— отвчала она,— у тебя и то больше шансовъ увидть меня мертвою. Если я хорошо поняла мистера Рэя, то гораздо легче попасть въ рай, чмъ въ хорошее общество.

Она подошла къ мужу и отвела его волосы отъ лица.

— Если бы ты носилъ волосы вотъ такъ, Ансель,— сказала она,— то люди видли бы, какой у тебя красивый лобъ. Такъ, ты кажешься вдвое умне.

Онъ схватилъ ея руку и съ сердцемъ отшвырнулъ ее отъ себя.

— Ансель начинаетъ не хуже меня сознавать, какъ трудно и тяжело исправлять міръ,— сказала она.— У него никогда не было такой вры въ золотой вкъ, какъ у отца, онъ думаетъ, что прежде всего должна быть принесена какая-то жертва, но до сихъ поръ еще не ршилъ, какая именно.

Дэнтонъ, не говоря ни слова, вышелъ, и черезъ нсколько минутъ Рэй услышалъ его голосъ въ другой комнат. Рэй подумалъ, что онъ съ кмъ нибудь разговариваетъ, но его жена сказала:

— Ансель мало говоритъ въ обществ, но онъ становится очень разговорчивъ, когда остается наедин съ собой.

XXVIII.

Когда Рэй пришелъ въ слдующій разъ, онъ засталъ Дэнтона мечтательно перебирающимъ струны скрипки, лежавшей у него на колняхъ. Близнецы ухватились за его ноги и раскачивались въ тактъ подъ музыку.

— Вы не знали, что Ансель музыкантъ?— сказала его жена.— Онъ только что досталъ себ новую скрипку, т. е. она, въ сущности, подержанная, но очень еще хороша, и онъ купилъ ее такъ дешево!

— Я воспользовался несчастьемъ другого человка,— сказалъ Дэнтонъ.— Такимъ только способомъ мы и пріобртаемъ вещи по дешевой цн.

— Ну, хорошо, только теперь ужъ лучше объ этомъ не думай. Сыграй-ка ‘Сонъ негра’, Ансель, пожалуйста! Я бы желала, чтобы здсь былъ старый негръ, который свистлъ на паром!

Сначала онъ какъ будто не обратилъ вниманія на ея слова, потомъ приложилъ скрипку къ подбородку и началъ играть дикую и нжную мелодію. Дтишки, казалось, опьянли отъ восторга: они раскачивались въ тактъ, держась за колни отца, а онъ нжно смотрлъ на ихъ поднятыя къ нему личики. Когда онъ пересталъ играть, мать протянула руку къ одному изъ нихъ, но ребенокъ только крпче ухватился за отца.

— Одолжите мн вашу скрипку на минуту,— сказалъ Рэй. Онъ немного умлъ играть на банжо и сталъ наигрывать на струнахъ скрипки псенку, которой научила его одна молодая двушка въ Мидлэнд. Дти смотрли на него неодобрительно и тревожно. Они успокоились лишь тогда, когда отецъ опять взялъ отъ него скрипку. Дэнтонъ посадилъ ихъ каждаго къ себ на одно колно и положилъ скрипку между ними, они колотили рученками по струнамъ и смотрли ему въ лицо, чтобы видть, какое это производитъ на него впечатлніе. Піа встала съ мста и хотла взять у нихъ скрипку, такъ какъ отецъ, казалось, совсмъ забылъ, что они длаютъ, но они разсердились на нее, и въ одинъ голосъ громко закричали, протестуя противъ ея вмшательства.

— Оставь ихъ,— ласково сказалъ отецъ, и она отошла.

— Ты совсмъ избалуешь дтей, Ансель, если будешь позволять имъ длать все, что они хотятъ,— сказала жена.— Они выростутъ у тебя капиталистами.

Онъ смотрлъ на нихъ съ меланхолично-мечтательнымъ выраженіемъ, потомъ началъ какъ-то безпомощно смяться и продолжалъ хохотать до тхъ поръ, пока жена его не сказала:

— Мн кажется, ты ужъ слишкомъ не въ мру смешься. Правду я говорю, мистеръ Рэй?.. Ансель обыкновенно совсмъ не смшливъ.

Когда дти, наконецъ, выпустили скрипку, и она соскользнула на полъ, Дэнтонъ всталъ и, посадивъ ихъ себ на плечи, началъ плясать, длая самые фантастическіе прыжки и сохраняя при этомъ совершенно серьезное выраженіе лица.

Хюзъ, привлеченный шумомъ, просунулъ голову въ дверь.

— Нашъ Ансель снова сталъ прежнимъ оригиналомъ, отецъ!— крикнула миссисъ Дэнтонъ, ударяя въ ладоши и пробуя подпвать для танца, но это ей не удалось, и она разсмялась сама надъ собой.

Когда запыхавшійся Дэнтонъ остановился, Піа взяла у него дтей и унесла ихъ въ другую комнату. Жена осталась.

— Ансель воспитывался у шэкеровъ,— сказала она,— поэтому-то онъ и уметъ такъ хорошо танцовать.

— А! это былъ шэкерскій танецъ?— небрежно спросилъ Рэй.

— Нтъ. Шэкерскій танецъ есть религіозный обрядъ,— сердито отвчалъ Дэнтонъ,— и это было бы все равно, что вышучивать молитву.

— Ахъ, извините!— воскликнулъ Рэй,— я, право, въ этомъ ничего не понимаю. Но Дэнтонъ вышелъ, очевидно, не принявъ его извиненія.

— При Ансел надо осторожно говорить о шэкерахъ,— объяснила его жена.— Мн кажется, онъ охотно возвратился бы опять къ нимъ, если бы зналъ, куда двать дтей и меня.

— Если бы не ихъ невыполнимое ученіе о безбрачіи,— сказалъ Хюзъ,— то шэкеры, какъ религіозная секта, могли бы выполнить весьма полезную миссію для перехода отъ настоящаго положенія вещей къ лучшимъ условіямъ жизни. Они не эгоистичны, а этого нельзя сказать о многихъ другихъ общинахъ.

— Мы могли бы вс вернуться туда вмст съ Анселемъ,— сказала миссисъ Дэнтонъ,— они размстили бы насъ по разнымъ семьямъ. Желала бы я знать, виситъ ли еще быкъ Анселя въ молотильномъ сара Южной Семьи? Онъ, знаете ли, нарисовалъ на дощечк краснаго быка однажды, когда красили молотильный сарай, и приколотилъ его къ стн. Затмъ Ансель покинулъ общину и ушелъ въ свтъ. Но говорятъ, что если кто разъ былъ шэкеромъ, такъ шэкеромъ и останется навсегда, и мн кажется — его съ тхъ поръ постоянно мучитъ совсть.

Нсколько времени спустя, Рэй зашелъ къ нимъ одтый для танцовальнаго вечера, и миссисъ Дэнтонъ нсколько минуть оставалась съ нимъ одна до прихода Піи. Она разспросила его, куда онъ идетъ, и кто т люди, которые даютъ вечеръ, и какъ тамъ все будетъ — какъ будутъ убраны комнаты, какіе будутъ костюмы и каковъ ужинъ.

— И вы не чувствуете себя потеряннымъ и несчастнымъ въ такихъ мстахъ?— спросила она.

— Право, не знаю,— сказалъ Рэй.— Я не могу постоянно помнить о томъ, что я бдный цыганъ, у котораго всего два цента въ карман, а иногда даже воображаю себя дйствительно и богатымъ, и важнымъ. Но сегодня, благодаря вамъ, миссисъ Дэнтонъ, я этого не буду думать.

Она разсмялась, понявъ, что онъ почувствовалъ ея маленькій уколъ.

— Значитъ, вы не отказались бы придти и къ намъ, если бы мы были достаточно богаты, чтобы дать вечеринку?— спросила она.

— Разумется, пришелъ бы немедленно.

— И привели бы своихъ модныхъ друзей?

— Ну, на это понадобилось бы больше времени. Когда же вы дадите вашу вечеринку?

— Какъ только Ансель покончитъ съ своимъ изобртеніемъ.

— А онъ продолжаетъ имъ заниматься?

— Да, онъ, наконецъ, сообразилъ, что оно принесетъ больше добра, нежели зла.

— Конечно, намъ не трудно заманить нашу совсть на путь собственнаго интереса.

Это понравилось миссисъ Дэнтонъ, и она сказала:

— Это похоже на мистера Кэйна.

Піа вошла въ это время и подала руку Рэю, бросивъ бглый взглядъ на великолпіе его костюма и на его изящную манеру держать свой клякъ у бедра.

— Кто теб сказалъ, что мистеръ Кэйнъ боленъ?— спросила миссисъ Дэнтонъ.

— Мистеръ Чапли,— отвчала Піа.

— Кэйнъ? Кэйнъ боленъ?— переспросилъ Рэй.— Я долженъ навстить его.

Онъ сталъ разспрашивать Пію о Кэйн, но она ничего не знала, кром того, что ей сказалъ мистеръ Чапли, т. е. что Кэйнъ боленъ и что мистеръ Чапли хотлъ зайти къ нему по дорог домой.

Рэй вспомнилъ досаду, которую онъ одно время чувство, валъ относительно Кэйна, и былъ очень радъ, что и слда этой досады теперь не оставалось у него въ сердц.

— Сегодня уже поздно,— сказалъ онъ,— но я пойду къ нему завтра утромъ. Онъ обыкновенно эаходитъ ко мн по воскресеньямъ, это воскресенье онъ, правда, не былъ, но мн и въ голову не пришло, что онъ можетъ быть боленъ.

Онъ сталъ хвалить Кэйна и, какъ будто это было однимъ изъ его достоинствъ, сказалъ:

— Онъ отнесся ко мн очень хорошо. Онъ прочиталъ мой романъ посл того, какъ Чапли отказался отъ него, и старался найти въ немъ достоинства, которыя позволили бы ему рекомендовать его другому издателю. Я не сержусь за то, что ему это не удалось, но меня обидло, что онъ не захотлъ пересмотрть его еще разъ. Меня это одно время очень смущало.

Онъ обращался въ Піи, какъ будто она была замшана какимъ-либо образомъ въ этомъ инцидент.

— Я говорю о томъ случа, когда мистеръ Брандретъ прислалъ опять за рукописью уже посл того, какъ она была забракована.

— Да,— коротко отвчала Піа…— Онъ замтилъ, что она сохраняла молчаніе всякій разъ, какъ только разговоръ переходилъ на личную почву. За то миссисъ Дэнтонъ всегда была довольна, когда затрагивались личные интересы. Она съ большимъ любопытствомъ разспрашивала его о всхъ подробностяхъ его жизни.

— Зачмъ онъ присылалъ за рукописью?— спросила она.— На что же она ему понадобилась?

Рэй охотно отвтилъ, такъ какъ ему самому хотлось разъяснить это обстоятельство.

— Онъ хотлъ предложить ее на разсмотрніе одного расположеннаго ко мн лица и, если бы это лицо дало благопріятный отвывъ, то онъ, пожалуй, готовъ былъ измнить свое первое ршеніе. Но онъ возвратилъ мн рукопись въ тотъ же день съ очень странной запиской, изъ которой я могъ заключить, что расположенное ко мн лицо уже читало романъ и онъ ему не понравился. Я зналъ, что это былъ Кэйнъ, и одно время возненавидлъ его. Но затмъ, обдумавъ все это хорошенько, простилъ ему.

— Это было довольно низко съ его стороны,— сказала миссисъ Дэнтонъ.

— Нтъ, нтъ! онъ имлъ полное право поступить такимъ образомъ, и мн не на что жаловаться, но я не скоро пришелъ къ этому сознанію.

Миссисъ Дэнтонъ обратилась къ Піи:

— Ты знала объ этомъ?— спросила она.

Въ эту минуту Дэнтонъ внезапно вбжалъ въ комнату и остановился, разсянно глядя по сторонамъ, словно искалъ чего-то.

— Что теб, Ансель?— спросила Піа.

— Цинковую доску.

— Она на письменномъ стол,— отвчала его жена.

Онъ бросился, было, вонъ, но она позвала его.

— Ты видишь, мистеръ Рэй здсь.

Онъ обернулся и съ нетерпніемъ поглядлъ на Рэя, какъ будто торопясь къ своей работ. Его обычное мрачное выраженіе исчезло, и теперь глаза его выражали лишь сосредоточенную мысль и заботу, черезъ которую просвчивала порою радость.

— О да,— отвчалъ онъ и, взявъ Рэя за руку повыше локтя, повернулъ его кругомъ.— Вотъ такимъ ты желала бы меня видть?

— Какъ только твое изобртеніе удастся, я желаю, чтобы ты всегда имлъ такой видъ. А я буду цлый день ходить по дому и работать въ платье декольте, и у насъ будетъ шампанское за обдомъ и ужиномъ. У меня будетъ журъ-фиксъ, и я буду задавать обды. Затмъ мы будемъ посщать лучшее общество.

Дэнтонъ спустилъ свою руку до кисти руки Рэя и, продолжая держать ее въ своей горячей рук, сталъ торопливо разспрашивать, для чего онъ такъ одлся? Казалось, онъ въ первый разъ въ жизни имлъ случай узнать что-нибудь о свтской жизни и объ ея удовольствіяхъ.

— И эти люди ничего другого не длаютъ?— спросилъ онъ, наконецъ.

— А разв этого мало?— возразилъ Рэй.— Они думаютъ, что длаютъ очень много.

Дэнтонъ засмялся какимъ-то страннымъ, нервнымъ смхомъ, какъ-то захлебываясь и продолжая хохотать противъ воли.

— Да, слишкомъ много,— сказалъ онъ.— Мн ихъ жалко.

— Хорошо,— сказала его жена.— Вотъ и я хочу сдлаться какъ можно скоре предметомъ такой жалости. Не теряй же времени, Ансель, и оканчивай работу.

Свтъ снова угасъ въ его взгляд, онъ выпрямилъ голову и, уставившись на жену, насторожился, словно прислушиваясь къ чему-то.

— Пожалуйста, не принимайся опять за свои чудачества, Ансель,— сказала она.

XXIX.

Утро, слдующее за баломъ, никогда не начинается рано. Рэй проснулся поздно съ какимъ-то смутнымъ чувствомъ, сначала онъ подумалъ, что это обыкновенное ощущеніе посл разныхъ неловкостей и глупостей, сдланныхъ и сказанныхъ въ теченіе вечера, но вдругъ это чувство опредлилось въ форм тоски, не имвшей никакого отношенія къ вечеру и съ которой онъ не въ силахъ былъ бороться. Чувство это было довольно смутно, онъ не былъ еще въ состояніи оцнить его значеніе, но оно навязчиво преслдовало его все время, пока онъ шелъ навстить Кэйна.

Кэйнъ лежалъ въ постели, поправляясь посл остраго гастрическаго припадка. Онъ подалъ Рэю лежавшую на одял мягкую, слегка влажную руку и весело привтствовалъ его. Его пальто и шляпа висли на двери стнного шкафа, и на нихъ до такой степени отражалось что-то, свойственное ихъ владльцу, что они, казалось, составляли часть его самого, какъ волосы и борода, тщательно расчесанные и отдлявшіеся отъ подушки нжнымъ, серебристымъ оттнкомъ. На ршетк камина тлли угли, и огонь слабо мерцалъ, затмваемый обильнымъ солнечнымъ свтомъ, вливавшимся въ длинное южное окно и освщавшимъ стны, заставленныя отъ потолка до полу книгами.

— Да,— сказалъ онъ въ отвтъ на похвалы Рэя его комфортабельной обстановк,— я такъ сжился съ этой комнатой что начинаю съ удовольствіемъ думать о томъ, какъ отлично я здсь умру. Но разв вы дйствительно въ первый разъ здсь?

— Въ первый разъ,— отвчалъ Рэй.— Мн представился этотъ случай лишь въ виду вашей болзни.

— Ахъ нтъ, ахъ нтъ! Я совсмъ не такъ виноватъ. Мн часто хотлось позвать васъ къ себ, если бы представился поводъ, но повода никогда не представлялось, я такъ долго жилъ здсь одинъ, что полюбилъ мое одиночество, и мн ни съ кмъ не хочется длиться имъ. Но я все-таки очень радъ васъ видть, это очень мило съ вашей стороны, что вы вздумали придти ко мн.

Онъ ласково посмотрвъ въ красивое лицо молодого человка.

— Ну что, какъ попрыгиваетъ этотъ веселый міръ?— спросилъ онъ.

— Ужъ будто міръ такъ легкомысленъ, чтобы прыгать?— спросилъ Рэй въ шуточномъ тон самого Кэйна.— Мн всегда кажется, что веселый міръ, въ сущности, очень серьезенъ, хотя и иметъ порой свои минуты отдыха и веселья.

Онъ откинулся на спинку стула и съ минуту вертлъ своей тростью. Затмъ онъ разсказалъ Кэйну, что былъ вчера на танцовальномъ вечер. Онъ описалъ съ большимъ юморомъ нкоторыхъ изъ бывшихъ тамъ лицъ.

— А которая изъ вашихъ легкомысленныхъ бабочекъ сказала вамъ, что я боленъ?— спросилъ Бэйнъ.

— Самая легкомысленная изъ всхъ: миссисъ Дэйтонъ.

— О, ужъ не она ли давала вечеръ?

— Нтъ. Я зашелъ къ Хюзамъ по дорог туда, но, можетъ быть, она и устроитъ скоро нчто въ этомъ род. Они, должно быть, скоро страшно разбогатютъ. Ея мужъ изобрлъ какой-то новый способъ гравированія, который дастъ имъ много денегъ. Онъ-то, повидимому, не очень этому радуется, за то она страшно довольна. Онъ какой-то чудакъ. Сначала я очень строго судилъ ее, какъ мы вообще судимъ легкомысленныхъ людей. Но теперь думаю, что легкомысліе вовсе ужъ не такой большой порокъ, по крайней мр, оно все-таки лучше, чмъ суровость, по моему, и то, и другое — дло темперамента. Мн нравится миссисъ Дэнтонъ, хотя она, кажется, больше заботится о кошк, чмъ о своихъ дтяхъ. Можетъ быть, она сознаетъ, что они сохранне на его рукахъ… Но какъ онъ ихъ любитъ, это просто трогательно! Смшно только, что онъ заботится о нихъ гораздо больше, чмъ мать. Онъ кормитъ ихъ за столомъ, носитъ ихъ на рукахъ и укладываетъ спать собственноручно,— разсказывалъ Рэй съ презрніемъ холостяка къ отеческой нжности.

— Я думаю,— сказалъ Кэйнъ,— что у нихъ въ общин мужчины помогали женамъ въ ухаживаніи за юными отпрысками. Мы видимъ то же самое у нкоторыхъ птицъ. Въ процесс соціальной эволюціи самецъ-птица, по всей вроятности, совершенно предоставитъ дтеныша матери, самка же, какъ скоро она пріобртетъ достаточно ума и денегъ, найметъ себ какую нибудь бдную птицу для ухода за дтьми. Эволюція нашей миссисъ Дэнтонъ, очевидно, направилась въ сторону полнаго предоставленія и заботъ о птенцахъ — птиц-отцу.

— За то она взялась говорить за него. Слышали ли вы,— спросилъ Рэй по естественной ассоціаціи идей,— о ‘Голос’ ея мужа?

— Что это значитъ?

— Видите, у мистера Дэнтона есть, повидимому, какой-то внутренній двигатель, подобный демону Сократа, который онъ называетъ Голосомъ и который даетъ направленіе его жизни. Такъ, по крайней мр, я понимаю. Должно быть, Голосъ позволилъ ему разрабатывать его новый способъ, прежде онъ на этотъ счетъ долгое время сомнвался, такъ какъ если изобртеніе удастся, то оно лишитъ работы множество людей. Такъ вы никогда ничего не слыхали о его Голос?

— Нтъ,— отвтилъ Кэйнъ.— Я полагаю,— прибавилъ онъ,— что это одна изъ тхъ психическихъ ненормальностей, которымъ они подвержены во всхъ ихъ общинахъ. А Хюзъ,— спросилъ онъ, немного помолчавъ,— что онъ теперь длаетъ?

— Мн кажется, онъ очень занятъ своимъ писаніемъ, и я не каждый разъ его вижу. Онъ славный старикъ, хотя и продолжаетъ игнорировать мое имя, называя меня просто: молодой человкъ. Миссисъ Дэнтонъ пробовала поправлять его, но онъ говоритъ, что имена — это наиболе вншняя изъ всхъ вещей, и что я, въ сущности, столько же Рэй, сколько Хюзъ. Въ этомъ есть доля правды, и мн кажется, изъ этого можно бы построить разсказъ.

Кэйнъ лежалъ въ молчаливой задумчивости, потомъ съ улыбкой спросилъ:

— А какъ теперь поживаетъ Піа? Видаете вы ее?

— Да, кажется, она здорова,— коротко отвтилъ Рэй и всталъ.

— О, вы уже уходите?— спросилъ Кэйнъ. Онъ ласково удержалъ руку Рэя, какъ будто не желая разставаться съ нимъ.

— Я радъ, что вы не забываете Хюзовъ среди вашихъ увеселеній. Это показываетъ, что у васъ есть характеръ, если вы не обращаете вниманія на чудачества. И вы не раскаетесь въ этомъ. Ваше посщеніе большое утшеніе для нихъ,— я это знаю. Я боялся, что вы не пересилите непріятнаго впечатлнія перваго воскресенья, и никогда не былъ увренъ, что вы простите мн то, что я повелъ васъ туда.

— О да, я простилъ,— сказалъ Рэй съ той улыбкой, которая у насъ бываетъ, когда намъ приписываютъ какое нибудь благодяніе.— Я вамъ простилъ гораздо худшія вещи.

— Правда? Это меня радуетъ, но что же, напримръ?

— То, что вы отказались просмотрть мой романъ вторично,— выпалилъ Рэй.

— Я васъ не понимаю,— сказалъ Бэйнъ, выпуская его руку.

— Брандретъ предложилъ вамъ просмотрть его, въ надежд, что онъ вамъ понравится и вы посовтуете напечатать его.

— Брандретъ никогда не предлагалъ мн просматривать его, я только и видлъ рукопись, когда вы сами давали мн ее на домъ. Что вы хотите этимъ сказать?

— Брандретъ написалъ мн, что хочетъ узнать о роман мнніе одного расположеннаго ко мн лица, но прислалъ рукопись въ тотъ же день обратно съ запиской, въ которой говорилъ, что лицо это уже знакомо съ романомъ,— отвчалъ Рэй съ изумленіемъ, которое вполн раздлялъ Кэйнъ.

— Такъ вотъ отчего вы были такъ холодны со мной одно время? Теперь я этому не удивляюсь! Вы, конечно, были правы, предполагая, что я замолвлю словечко въ вашу пользу. И мн кажется, что я бы это сдлялъ. Но мн не представлялось этого соблазна. Можетъ быть Брандретъ раздумалъ… Можетъ быть онъ не счелъ возможнымъ вполн положиться на меня.

— Можетъ быть…— какъ-то беззвучно отвчалъ Рэй.

— Кто же бы это могъ быть еще? Вы не догадываетесь?

— Стоитъ-ли догадываться?— отозвался Рэй.— Теперь это все кончено. Романъ умеръ, и я желалъ бы, чтобы онъ былъ похороненъ. Не безпокойтесь объ этомъ и постарайтесь простить меня за то, что я подозрвалъ васъ.

— Это было очень естественно. Только… вы должны бы знать, что я васъ слишкомъ люблю, и принесъ бы вамъ въ жертву издателя, если бы онъ былъ у меня въ рукахъ.

— О, благодарю васъ и — прощайте! Не думайте больше объ этомъ — я тоже не стану думать.

XXX.

Если отбросить догадку Кэйна, будто мистеръ Брандретъ возвратилъ рукопись Рэя, не показывая ее никому,— то оставалось лишь одно предположеніе. Кром Кэйна, издатель могъ говорить, какъ о расположенномъ къ Рэю лиц, только о миссъ Хюзъ, и становилось очевиднымъ, что именно она отказалась пересмотрть рукопись. Она играла съ нимъ въ двойную игру, она допустила его сыграть глупую роль, позволяя ему приходить къ ней читать свои сочиненія и сдлать ее своей литературной повренной. Онъ скрежеталъ зубами отъ стыда при мысли, что спрашивалъ ея совта и радовался ея похваламъ.

Дло было, однако, даже не въ правдивости, не въ мнимомъ ея расположеніи къ нему самому, а въ справедливости относительно Кэйна. Онъ говорилъ ей о своей досад противъ Кэйна, она знала, что онъ продолжаетъ подозрвать Кэйна въ томъ, что въ дйствительности сдлала она. И она все-таки оставила его въ этомъ подозрніи! Это было хуже, чмъ все остальное, въ чемъ онъ могъ бы обвинить ее.

Онъ не пошелъ въ этотъ день къ Чапли, потоку что ему не хотлось встрчаться съ ней въ подобномъ настроеніи. Онъ ршилъ, что не долженъ видться съ нею до тхъ поръ, пока она не выкажетъ желанія избавиться отъ фальшиваго положенія, въ которое попала по своей же вин. Подъ вечеръ онъ услыхалъ, что кто-то постучалъ въ дверь. Когда онъ отворилъ, передъ нимъ стоялъ, улыбаясь своему собственному приходу сюда, мистеръ Брандретъ въ своемъ блестящемъ цилиндр, легкомъ пальто и перчаткахъ. Рэй отпустилъ по этому поводу нсколько шутокъ, а затмъ они, по выраженію мистера Брандрета, ‘перешли къ длу’.

— Послушайте,— шутливо улыбаясь, началъ издатель, поглядывая на Рая изъ глубины своего кресла, между тмъ какъ молодой человкъ прислъ на край своей кровати.— Не правда ли, вы подумали, что я хотлъ показать вашь романъ старику Кэйну, когда я отослалъ вамъ его назадъ?

— Да,— сказалъ Рэй и уже не могъ сказать ничего больше, предчувствуя то, что будетъ сейчасъ.

— Ну, такъ я хотлъ показать вовсе не ему,— продолжалъ мистеръ Брандретъ.— Если бы я только зналъ, что вы его заподозрите, я бы давно сказалъ вамъ. Лицо, къ которому я обращался, желаетъ, чтобы вы узнали, что это былъ не Кэйнъ. И вотъ мн казалось боле удобнымъ придти самому сказать вамъ объ этомъ. Этой своей запиской я вызвалъ только путаницу. Если вамъ это было непріятно, то Кэйнъ могъ, конечно, сказать вамъ, что это былъ не онъ.

— Кэйнъ сказалъ мн объ этомъ сегодня,— отвчалъ Рэй,— но я давно уже пересталъ досадовать на него.

— Разумется! Вдь это вопросъ чисто дловой.

Давши обстоятельству такое освщеніе, мистеръ Брандрег замтилъ какъ бы мимоходомъ:

— Мн дано разршеніе сказать вамъ, кто это былъ, если вы пожелаете узнать.

Рэй покачалъ головой.

— Нтъ,— сказалъ онъ,— я не хочу знать. Къ чему?

— Разумется. Я очень радъ, что вы смотрите на дло съ такой точки зрнія. Это будетъ большимъ утшеніемъ для… для той особы.

— Ну, и прекрасно.

Съ первой же минуты, какъ мистеръ Брандретъ заговорилъ, Рэй невольно старался оградить себя отъ всякихъ посягательствъ на конфиденціальность. Они заговорили о другомъ, но, въ конц концовъ, издатель снова вернулся къ книг Рэя и съ тяжелымъ вздохомъ сказалъ:

— Вы вроятно еще ничего не сдлали съ вашимъ романомъ?

— Нтъ,— отвтилъ Рэй.

Мистеръ Брандретъ съ минуту колебался, но затмъ ушелъ, не сказавъ больше ни слова. Даже этотъ вопросъ о судьб его книги не могъ отвлечь Рэя отъ предположеній о мотивахъ, заставившихъ Пію послать къ нему Брандрета. Было ясно только одно: она сдлала это ради Кэйна, чтобы оказать ему справедливость. До справедливости же относительно Рэя ей, повидимому, не было дла. Среди этихъ запутанныхъ ощущеній положеніе казалось ему столь унизительнымъ, что нужно было во что бы то ни стало найти выходъ. Въ этотъ же вечеръ онъ ршился во что бы то ни стало найти случай поговорить съ ней наедин.

Она сама отворила ему дверь и стояла передъ нимъ въ какомъ-то оцпененіи, которое онъ могъ принять за испугъ. Это не внушило ему храбрости, и онъ не нашелъ ничего лучшаго, какъ начать такимъ образомъ:

— Я пришелъ поблагодарить васъ, миссъ Хюзъ, за ваше вниманіе въ мистеру Кэйну. Я, конечно, не могъ и ожидать отъ васъ ничего другого, разъ вы узнали о моихъ подозрніяхъ… въ отваг просмотрть мою рукопись во второй разъ.

Его жесткій тонъ, полный сдержанной досады, произвелъ именно то впечатлніе, котораго онъ желалъ. Онъ видлъ, какъ она вздрогнула и отвтила смущенно:

— Я сказала мистеру Брандрету и онъ общалъ мн передать вамъ, что это былъ не мистеръ Кэйнъ.

— Да,— холодно отвчалъ Рэй,— онъ приходилъ ко мн,чтобы сказать мн это.

Она помолчала и потомъ спросила:

— Онъ сказалъ вамъ, кто это былъ?

— Нтъ, но я зналъ.

Если она ждала, что онъ скажетъ еще что нибудь,— то она ошиблась. Онъ оставилъ ей всю горечь впечатлнія, которую, при другихъ обстоятельствахъ, онъ такъ охотно раздлилъ бы съ нею или всецло взялъ бы на себя.

Услышавъ легкій шумъ, она вздрогнула и, какъ бы возвращаясь по его желанію къ тяжелой обязанности, заговорила:

— Когда онъ сказалъ, что взялъ у васъ рукопись обратно, я не могла допустить, чтобы онъ далъ ее мн.

Она остановилась, и Рэй убдился, что она, почему-то, не можетъ сказать ничего боле, по крайней мр безъ вншняго понужденія… Но онъ не въ состояніи былъ оставить это такъ.

— Разумется,— съ горечью сказалъ онъ,— мн нечего и спрашивать васъ, почему.

— Я не могла взять на себя ршенія…— едва слышно отвчала она.

— Да, конечно,— согласился онъ,— взять на свои руки судьбу другого человка не шутка. Однако вы все-таки знали,— съ усмшкой прибавилъ онъ,— что у васъ въ рукахъ мое счастье.

— Я этого тогда не сознавала,— отвчала она и какъ-то разсянно стала смотрть кругомъ.

Это обидло его, такъ какъ онъ подумалъ, что она не придаетъ никакого значенія этому инциденту.

— Впрочемъ, въ сущности, совершенно безразлично, согласились вы или не согласились пересмотрть рукопись. Вдь результатъ былъ бы во всякомъ случа тотъ же,— сказалъ онъ.

Она подняла на него взглядъ, полный какого-то смущенія.

— Я не говорила…— начала она, но вдругъ остановилась и снова отвела глаза въ сторону.

— Но если,— продолжалъ онъ,— я и не могу поблагодарить васъ за то, что вы избавили меня отъ ясно выраженнаго приговора,— то все-таки я цню ваше вниманіе въ Кэйну и берусь передать ему все, что вамъ угодно будетъ поручить мн.

Съ этими словами онъ всталъ.

— Я удивляюсь все-таки твердости вашего характера — прибавилъ онъ.— Вы удержали при себ ваше мнніе даже въ то время, когда я такъ экспансивно высказывался передъ вами о моей книг… Должно быть это васъ очень забавляло!

Разъ поддавшись желанію мстить, онъ уже не могъ остановиться и продолжалъ высказывать все, что передумалъ самъ съ собою. Она пассивно выслушивала его сарказмы, не пытаясь ни отвчать, ни протестововать. Ему даже казалось иногда, что она не слушаетъ его, и это еще боле его злило. Его оскорблялъ разсянный видъ, съ которымъ она выслушала его до конца.

— И все-таки я не могу понять,— продолжалъ онъ,— почему вы это все допускали, хотя, правда… это бываетъ соблазнительно. Я готовъ даже допустить, что потеря моего знакомства будетъ для васъ нкоторымъ лишеніемъ: вы теряете случай заставлять меня разыгрывать передъ вами шута… Но вдь вамъ можно еще долго смяться:— матеріала достаточно. Я не спрашиваю также, почему вы сообщили мн это черезъ третье лицо. Вы стснялись сказать мн это прямо, да и писать тоже не совсмъ удобно.

— Я должна была написать,— тихо сказала она.— Теперь я это сознаю, но сегодня я не могла этого сдлать. Есть одна вещь…— онъ самъ вызвался пойти… ему этого хотлось и… я согласилась. Я была не права — я не подумала, какъ это можетъ показаться…

— О, въ этомъ случа вамъ нечего было думать обо мн. Я радъ только, что вы подумали о Кэйн — больше я ничего не требую.

— Вы не поняли,— начала, было, она,— вы не знаете…

— Нтъ, я отлично понимаю и знаю все, что мн надо знать. Какое вы имли основаніе защищать меня противъ моей собственной глупости? Я получилъ по заслугамъ, а если мн это пришлось не по вкусу — вина не ваша. Прощайте.

Когда онъ повернулся къ выходу, она подняла на него глаза. Онъ могъ бы замтить, что они были полны слезъ.

Онъ вышелъ изъ дома и сталъ ходить взадъ и впередъ, чувствуя, что самый некрасивый предметъ на этой длинной и некрасивой улиц — онъ самъ. Подъ шумъ и грохотъ, раздражавшій его нервы, онъ старался не думать о томъ, что, не смотря на вс горькія слова, которыя онъ наговорилъ ей, онъ все-таки убжденъ, что она сама доброта и правда. Онъ сознавалъ, что вс его упреки истекали изъ оскорбленнаго самолюбія, а въ сущности онъ убжденъ, что она не сдлала ему никакого вреда. И все, что сейчасъ произошло — одна комедія съ его стороны. Реальна только боль, которую онъ причинилъ. Передъ его глазами и теперь еще стоялъ ея милый, страдающій образъ. Желаніе вернулся и сознаться ей во всемъ неотразимо завладло имъ, и онъ снова очутился у ея двери.

Онъ позвонилъ и долго ждалъ, пока щелкнетъ задвижка, потомъ позвонилъ опять. Черезъ нкоторое время дверь отворилась, и онъ увидлъ на верху лстницы Хюза, державшаго лампу надъ головой.

— Кто тамъ?— закричалъ старикъ своимъ хриплымъ голосомъ.

— Это я, мистеръ Хюзъ,— отвчалъ Рэй, который, не смотря за волновавшія его чувства, залюбовался живописной покой старика и его косматой львиной головой,— Рэй,— пояснилъ онъ.

— А!— воскликнулъ Хюзъ!— Очень радъ васъ видть. Взойдите!

Рэй поднялся по лстниц и, когда они вмст вошли въ комнату, старикъ сказалъ:

— Я совсмъ одинъ дома: об мои дочери ушли. Присядьте.

Рэй слъ въ полномъ разочарованіи. Хюзъ или не зналъ о его первомъ приход, или забылъ о немъ.

— Он скоро придутъ,— сказалъ онъ.— Піа сейчасъ была дома, но когда Ансель и Дженни вернулись домой, они опять ушли вс вмст.

Онъ впалъ въ какое-то раздумье и разсянно глядлъ на Рэя е сьоего обычнаго мста у окна. Наконецъ, онъ какъ бы вспомнилъ о чемъ-то, но обратился къ нему со словами, на имвшими никакого отношенія къ данному моменту.

— Что длаетъ многихъ новаторовъ смшными и ничтожными и навлекаетъ презрніе и гибель на многія добрыя начинанія,— сказалъ онъ,— это попытка выказывать альтрюистическія стремленія въ такихъ условіяхъ, гд дйствуетъ конкурренція. Тутъ всегда слдуетъ ожидать неудачи или чего нибудь еще хуже.

Онъ сталъ пространно пояснять свое мнніе.

— Возьмите вотъ хоть моего зятя,— сказалъ онъ, наконецъ, какъ бы иллюстрируя только что изложенныя имъ общія понятія.— Онъ все свое свободное время въ эту зиму посвятилъ изобртенію въ области своего искусства и, наконецъ, нсколько дней тому назадъ, окончилъ работу. Все время онъ мучился сомнніями относительно нравственнаго значенія своего изобртенія, такъ какъ важное подобное усовершенствованіе лишаетъ многихъ людей работы. Поэтому его безпокоила совсть, хотя я и старался разсять его сомннія всми возможными аргументами.

— Я думалъ,— вставилъ свое слово Рэй, когда Хюзъ остановился на минуту,— я думалъ, что онъ теперь измнилъ свой взглядъ на это.

— Да,— отвчалъ старикъ,— онъ какъ будто и уступилъ разумнымъ доводамъ, но въ этомъ человк есть ужъ такой анти-практичный элементъ!— И вотъ, сегодня утромъ, когда мы думали, что онъ дастъ послдніе штрихи своей работ, онъ просто на просто занимался тмъ, что уничтожалъ даже всякій слдъ достигнутаго имъ результата, все, что могло бы указать на него людямъ, интересующимся этимъ дломъ. Теперь ршительно не осталось ни малйшаго признака того, что у нею былъ въ рукахъ этотъ способъ!

— Неужели?— воскликнулъ глубоко пораженный Рэй.— Мн ужасно жаль.

Старикъ не слыхалъ его или не обратилъ вниманія на его слова.

— Онъ былъ цлый день страшно возбужденъ, и мои дочери пошли погулять съ нимъ, чтобы немного успокоить его нервы. Онъ думаетъ, что дйствовалъ по внушенію внутренняго Голоса, руководящаго его дйствіями. Я въ этихъ вещахъ ничего не понимаю, но вс подобныя внушенія съ того свта, по моему мннію, вредны. Интересовались ли вы когда нибудь явленіями такъ называемаго спиритизма?

Рэй отрицательно покачалъ головой.

— О нтъ!— съ отвращеніемъ сказалъ онъ.

— Ну, а у насъ въ общин одно время втянулись, было, въ эти глупыя мистеріи, но я не поддержалъ этого направленія. Я не опровергаю мнній спиритуалистовъ, но не вижу отъ нихъ никакой практической пользы для дла. Поэтому я употребилъ все мое вліяніе на Анселя, чтобы предостеречь его противъ этого Голоса, который, очевидно, является остаткомъ какого-то необыкновеннаго событія во время его жизни у шэкеровъ. За послднее время Голосъ молчалъ, и мы только смялись надъ нимъ. Но Ансель человкъ болзненный и, во время его работы надъ усовершенствованіемъ аппарата, находился въ несовсмъ благопріятныхъ условіяхъ. Онъ сталъ думать объ искупленіи, о жертв. Это по всей вроятности остатки пуританизма его предковъ. Мн кажется, тяжелыя условія городской жизни дурно повліяли на него. Они дйствуютъ на его воображеніе. Ему бы хорошо было ухать куда нибудь въ деревню, хотя я и не знаю, какъ бы это можно было устроитъ.

Хюзъ снова задумался, и Рэй спросилъ:

— Что онъ подразумеваетъ подъ искупленіемъ?

Старикъ сдлалъ нетерпливое движеніе.

— Чистые пустяки,— сказалъ онъ,— обрывки и лохмотья изъ временъ дтства Человчества, изъ которыхъ оно давно выросло. Это — убжденіе въ томъ, что грхъ долженъ быть искупленъ какой-нибудь жертвой. Меня это раздражаетъ ужасно, и я послднее время мало обращалъ вниманія на его разговоры. Я воображалъ, что онъ успшно подвигается въ своей работ, самъ же былъ очень занятъ своей собственной. Такъ какъ мн часто мшаетъ работать мое плохое здоровье, то я долженъ пользоваться всякой благопріятной минутой, чтобы писать. Кстати, у меня есть одно мсто, которое я только что окончилъ, когда вы позвонили, и относительно котораго я желалъ бы узнать ваше мнніе, если вы мн позволите прочитать вамъ эти страницы. Это мнніе составляетъ совершенную противоположность тому, о чемъ мы сейчасъ говорили. Я сказалъ бы даже, что это объясненіе той истины, которую я всегда стараюсь внушить Анседю, а именно, что, находясь въ разгар битвы, каждый долженъ сражаться и защищать себя, не теряя, конечно, изъ виду общей цли — утвержденія прочнаго мира.

Хюзъ порылся на стол, отыскивая сначала свои очки, а потомъ разбросанные листы своей рукописи.

— Да, на сторонникахъ соціальной реформы лежитъ особенная обязанность жить сообразно съ здравымъ смысломъ. Я разсматриваю этотъ вопросъ съ совершенно новой точки зрнія, мн кажется, что вамъ это будетъ интересно.

Старикъ читалъ очень долго. Наконецъ, Рэй услышалъ, какъ звякнулъ запоръ и стукнула дверь съ улицы. Смшанный шумъ шаговъ и голосовъ остановилъ чтеніе, которое Хюзъ, очевидно, желалъ продолжать, и чьи-то легкіе шаги поднялись по лстниц, тогда какъ внизу въ темнот раздался говоръ. Рэй узналъ высокій, мягкій голосъ Піи.

— Постарайся, постарайся увриться, что это не были слова того голоса, который ты слышалъ всегда прежде, и который всегда давалъ теб добрые совты,— умоляющимъ тономъ говорила она.— Теперь это злой голосъ и ты долженъ повторять себ, что онъ злой и его не надо слушаться.

— Но слова, слова! Чьи это слова! Безъ пролитія крови: что это значитъ? Если я совершилъ грхъ, изобртая новый способъ, то какъ я долженъ искупить этотъ грхъ?

— Опять эта отвратительная безсмыслица,— хриплымъ шопотомъ заговорилъ старый Хюзъ, заглушая дальнйшія слова Дэнтона.— Невозможно отвлечь его отъ этой мысли. Людямъ нечего заботиться объ искупленіи грховъ, они только обязаны перестать длать зло… Но съ нимъ говорить все равно, что съ безсмысленнымъ существомъ!

Рэй жадно прислушался въ словамъ Піи, отрывками долетавшимъ до него. Онъ услышалъ:

— …справедливости, а не жертвы. Если ты постараешься быть справедливымъ и… и будешь добръ, тогда…

— Я постараюсь, Пія, я постараюсь. О, Боже, помоги мн!— произнесъ низкій голосъ Дэнтона.— Повтори эти слова. Голосъ продолжаетъ говорить другія — но я буду повторять за тобой!

— Я хочу справедливости.

Въ голос молодой двушки послышалась нота, задвшая Рэя за самое сердце и заставившая его вскочить на ноги. Хюзъ остановилъ его ея руку.

— Я хочу справедливости,— повторилъ Дэнтонъ.

— А не жертвы,— произнесъ дрожащій голосъ двушки.

— А не жертвы,— благоговйно повторилъ онъ.— Я хочу справедливости безъ пролитія крови — это смшивается въ одно — я не могу не слушать Голоса!.. а не жертвы. Что такое справедливость? Разв это не то же, что жертва?

— Да, это самопожертвованіе! Наши эгоистическія желанія…

— Я сжегъ ихъ въ огн и пепелъ развялъ по втру!

— И вс мрачныя и болзненныя мысли, которыя печалятъ другихъ людей…

— О, ты знаешь, я никого не хотлъ бы огорчать! Ты знаешь, какъ сердце мое страдаетъ отъ мірскихъ невзгодъ и несчастій.

— Оставьте ее!— своимъ густымъ шопотомъ сказалъ старый Хюзъ Рэю, почувствовавъ по движенію мускуловъ его руки, что онъ порывается туда. Она съ нимъ справится.

— Но повтори еще разъ эти слова!— умолялъ Дэнтонъ.— Голосъ выгоняетъ ихъ изъ моей головы.

Она сказала текстъ и заставила его повторить слово въ слово, какъ мать заставляетъ ребенка повторять за нею слова молитвы.

— Хорошенько постарайся, Ансель! Помни о дтяхъ и о бдной Джегни!

— Да, да, я постараюсь, Піа! Бдная Дженни! Мн очень жаль ее! А дти — ты знаешь, я вдь ни за что на свт не желалъ бы причинить вреда никому — вдь ты знаешь это Піа?

— Да, я знаю, Ансель, какой ты милый и добрый, и уврена, что ты скоро увидишь все это въ настоящемъ свт. Теперь же ты слишкомъ возбужденъ.

— Ну, повтори же это еще разъ и тогда я уже хорошо запомню.

Она еще разъ сказала слова, а онъ повторилъ за ней совершенно врно, не примшивая къ нимъ другихъ. Затмъ раздались его шаги по лстниц и дикій хохотъ.

— Дженни! Дженни! теперь все какъ слдуетъ, Дженни!— кричалъ онъ, входя въ квартиру и слышно было, какъ онъ колотилъ въ запертую отъ него дверь. Дверь, вроятно, отворилась, потому что слышно было, какъ она захлопнулась опять. Затмъ все стихло, и слышалось только чье-то тихое рыданіе внизу, въ сняхъ. Потомъ легкіе шаги поднялись по лстниц и пропали въ другой сторон квартиры.

— Теперь, молодой человкъ,— сдавалъ Хюзъ,— вамъ лучше уйти. Піа сейчасъ зайдетъ сюда поглядть на меня, и ей будетъ непріятно увидть здсь посторонняго — теперь все въ порядк.

— Не лучше-ли мн остаться, мистеръ Хюзъ? Можетъ быть я чмъ нибудь могу быть полезенъ?

— Нтъ. Я отложу чтеніе до другого раза. Вы вкъ скоро опять зайдете къ намъ? Мы отлично справимся… Мы ужъ привыкли къ этимъ припадкамъ ипохондріи у Анселя.

XXXI.

Рэю оставалось только уйти. Онъ сошелъ внизъ и вышелъ на улицу, но не могъ отойти отъ дома. Онъ сталъ ходить взадъ и впередъ, раздумывая, не вернуться-ли и не позвонить ли опять. Когда онъ ршился сдлать это, то увидлъ, что огонь въ окнахъ на улицу погасъ. Это заставило его измнить ршеніе и уйти домой.

Онъ не спалъ всю ночь, а на другой день утромъ рано отправился къ издателямъ. Онъ увидлъ Пію, сидвшаго за работой въ комнат мистера Чапли. Ему хотлось войти, поговорить съ ней и узнать отъ нея, что все у нихъ благополучно, но онъ не имлъ права сдлать это. Справившись нсколько со своей тревогой, онъ пошелъ къ Кэйну и разсказалъ ему о вчерашнемъ случа.

— Обо всемъ этомъ я узналъ случайно,— пояснилъ онъ,— но я думалъ, что вы знаете.

— Конечно, знаю,— отвчалъ Кэйнъ, но онъ, очевидно, былъ мене встревоженъ, чмъ ожидалъ Рэй, или не показывалъ своего волненія.

— Каковъ бы ни былъ Дэнтонъ,— сказалъ онъ,— но вдь Хюзъ не сумасшедшій, эта исторія продолжается должно быть уже довольно долго и онъ знаетъ, до чего это можетъ дойти. Но я поговорю объ этомъ съ Чапли, ихъ нельзя предоставлять такъ самимъ себ.

Дни проходили, и Рэй постоянно видлъ Пію на обычномъ мст въ контор. Тревога о положеніи вещей въ ихъ дом уступила въ немъ мсто вопросу о его собственныхъ отношеніяхъ къ ней… Ему хотлось загладить свою вину и сознаться въ томъ, что онъ былъ не правъ. Посл долгой внутренней борьбы, онъ, наконецъ, снова пошелъ за совтомъ къ Кэйну. Но сначала они заговорили о состояніи Дэнтона. Затмъ Рэй, сдлавъ видъ, что упоминаетъ объ этомъ какъ бы случайно, сказалъ:

— Кстати, я, кажется, не говорилъ вамъ, что великая тайна относительно моей рукописи разъяснилась.

Кэйнъ не могъ сразу припомнить, въ чемъ заключалась эта тайна, и Рэю пришлось объяснить:

— Тотъ неизвстный пріятель мой, который отказался просмотрть мою рукопись вторично, былъ, повидимому…— миссъ Хюзъ.

Кэйнъ помолчалъ немного, потомъ произнесъ только: о! и затмъ спросилъ, какъ о самой незначительной вещи:

— Какъ же вы это узнали?..

— Какъ только она узнала, что я подозрваю васъ,— она послала мистера Брандрета сказать мн, что это были не вы

— Ну, конечно. И онъ сказалъ вамъ, кто это былъ?

— Онъ долженъ былъ сказать мн, если бы я этого захотлъ. Но я зналъ, что это не можетъ быть никто, кром нея, и пошелъ къ ней объясниться по этому поводу.

— Ну и что же?— спросилъ Кэйнъ съ такимъ ожиданіемъ въ голос и взгляд, что Рэю стало трудно продолжать.

— Ну, я разыгралъ дурака. Я представился, будто думаю, что она поступила дурно относительно меня. Однимъ словомъ… я не знаю… я постарался ее уврить въ этомъ.

— И вамъ удалось?

— Мн удалось ужасно огорчить ее.

— Это тоже удача… своего рода,— сказалъ Кэйнъ и откинулся на спинку кресла, глядя пристально въ огонь, между тмъ какъ Рэй смущенно сидлъ по другую сторону камина.

— Она сказала вамъ, почему она не хотла просмотрть рукопись во второй разъ?— спросилъ, наконецъ, Кэйнъ.

— Нтъ, прямо не сказала.

— Вы спрашивали?

— Кажется, что нтъ.

— Но вы знали?

— Это очень просто,— сказалъ Рэй.— Она не хотла просматривать рукопись, потому что не стоило смотрть. Я это зналъ. Это-то и огорчило меня и… и заставило огорчить ее.

Кэйнъ не сдлалъ никакого замчанія, но черезъ минуту спросилъ:

— Все это случилось теперь? Вы теперь только узнали объ этомъ?

— О нтъ! я человкъ дурной, но не такъ ужъ дуренъ, какъ вы думаете,— сказалъ Рэй, принужденно засмявшись.— Однако, я все-таки постарался поступить какъ можно хуже. Я пошелъ объясняться съ ней какъ разъ въ тотъ вечеръ, когда услыхалъ тотъ разговоръ съ Дэнтономъ.

— О! и вы могли говорить съ ней посл этого?

Въ голос Кэйна былъ упрекъ, который укололъ Рэя, и онъ отвтилъ:

— Нтъ, мистеръ Кэйнъ! я говорилъ съ ней до этого, а потомъ вернулся назадъ, чтобы сознаться ей, что я не правъ…— чтобы попросить у нея прощенія…— И тогда я уже увидлъ ея отца и услышалъ то, что я вамъ разсказывалъ.

— Ну, да, я не понялъ, я бы долженъ былъ представить себ, что такое предположеніе немыслимо,— сказалъ Кэйнъ.

Оба замолчали. Досада Рэя утихла, и ему стало стыдно.

— И вы хотите моего совта?— задумчиво спросилъ Кэйнъ.

— Да.

— Опредленнаго?

— Какъ можно опредленне.

— Ну такъ, если вы дйствительно не знаете причины, почему такой добросовстный человкъ, какъ Піа, отказался просмотрть вторично вашу рукопись, когда судьба вашей книги была у нея въ рукахъ, то… вамъ лучше не ходить больше туда.

Кэйнъ говорилъ съ серьезностью, которая производила тмъ большее впечатлніе, что онъ рдко бывалъ серьезенъ. Рэй, почувствовалъ, какъ у него краснетъ подъ глазами.

— Вы говорите загадками,— началъ онъ.

— Нтъ, не думаю,— отвтилъ Кэйнъ, и оба замолчали.

Кто-то постучался въ дверь. Кэйнъ крикнулъ: ‘войдите’, и вошелъ мистеръ Чапли.

Онъ поздоровался съ Кэйномъ и потомъ съ обычнымъ своимъ унылымъ видомъ подалъ руку Рэю.

— Я боюсь, что у бднаго Давида новое горе, Кэйнъ,— сказалъ онъ.

— Да?— спросилъ Кэйнъ, между тмъ какъ Рэй, затаивъ дыханіе, ожидалъ услышать, какое это было горе.

— Этотъ несчастный зять его,— хотя я и не знаю, за что бы я могъ осуждать его,— былъ гд-то съ дтьми и заразилъ ихъ скарлатиной, а самъ лежитъ въ дифтерит. Піа съ тхъ поръ все время дома и ухаживаетъ за ними.

— Они очень больны?— спросилъ Кэйнъ.

— Не знаю. Мн не совсмъ-то удобно быть съ ними въ сношеніяхъ при подобныхъ обстоятельствахъ.

— Вы можете безъ всякой натяжки сказать, что это прямо невозможно, Генри,— сказалъ Кэйнъ.

— Я думалъ повидаться съ ихъ докторомъ,— продолжалъ Чаили съ обычной своей тихой грустью.— Ахъ, зачмъ Давидъ не остался тамъ, гд онъ былъ!

— Мы обыкновенно думаемъ, что эти вещи происходятъ случайно,— сказалъ Кэйнъ, но разв скарлатина и дифтеритъ не являются всюду? Въ город, по крайней мр, эти болзни удобне лчить. Кто, вы говорите, лчитъ ихъ?

— Господи! да я и этого не знаю. Я общалъ Брандрету разузнать, въ чемъ дло,— сказалъ мистеръ Чапли.— Онъ ужасно боится за своего ребенка, и въ моей семь вс такъ трусятъ, что трудно что нибудь сдлать. Я бы самъ очень желалъ навстить бднаго Давида, но они и слышать объ этомъ не хотятъ. На нихъ напалъ какой-то паническій страхъ.

— Они совершенно правы, охраняя себя отъ заразы,— сказалъ Кэйнъ.— Я бы желалъ, однако, слышать,— прибавилъ онъ,— какъ Давидъ философствуетъ по этому поводу. Могу себ представить, какъ онъ посмотритъ на усилія каждаго изъ насъ избжать послдствій того, за что, въ сущности, отвтственны вс мы, все общество.

— Виной всему цивилизація,— сказалъ мистеръ Чапли.

— Отлично,— отвчалъ Кэйнъ,— и однако мы видимъ, что наши индйцы тоже жестоко страдаютъ отъ зубной боли и отъ ревматизма. Вы слишкомъ далеко заходите съ вашимъ возвращеніемъ къ природ, Генри. Природа должна встрчать человка на полдорог.

Глава Кэйна заблестли отъ удовольствія при удачной фраз, и Рэй замтилъ, что литературный интересъ начиналъ перевшивать въ его ум сердечное участіе.

— Земля опасная планета,— продолжалъ онъ,— большой вопросъ, какъ убраться съ нея по добру по здорову.

При этихъ словахъ все лицо Кэйна освтилось улыбкой. Онъ былъ глубоко доволенъ своимъ парадоксомъ.

Отъ равнодушнаго разговора двухъ стариковъ у Рэя похолодло на сердц. Для него, по крайней мр, было совершенно ясно, что длать: полчаса спустя онъ стоялъ у дверей квартиры Хюзовъ и смотрлъ на мелькавшій въ освщенномъ окн силуэтъ миссисъ Дэнтонъ.

— О, миссисъ Дэнтонъ,— закричалъ онъ,— какъ здоровье дтей?

— Я… а не знаю. Они очень больны. Докторъ боится…

— О!— простоналъ Рэй,— угадавъ, что она хотла сказать.— Могу я помочь? Могу я сдлать что нибудь! Можно мн войти?

— О да,— машинально отвчала она, и Рэй двинулся, чтобы взойти по лстниц, когда увидлъ, что кто-то отвелъ миссисъ Дэнтонъ отъ окна, у котораго теперь вмсто нея стояла Піа.

— Не ходите наверхъ, мистеръ Рэй!— сказала она.— Вы все равно ничего не можете сдлать. Это опасно.

— Я не боюсь опасности,— началъ онъ.— Вдь кто нибудь долженъ же помочь вамъ. Вашъ отецъ…

— Мой отецъ не нуждается въ помощи, и мы также. Не стойте здсь, съ каждой минутй опасность ростетъ!

— Но вы, вы сами въ опасности! Вы…

— Это мое право. А вы этого права не имете. Ради Бога, уйдите!

Она заломила руки, и онъ слышалъ, что она заплакала.

— Благодарю васъ за то, что вы пришли. Я боялась, что вы не придете.

— Вы боялись!— радостно воскликнулъ онъ.— Какъ я радъ! Вы знаете, значитъ, что я почувствовалъ, когда обдумалъ то, что сказалъ вамъ.

— Да, но только теперь уходите!

— Какъ же я могу это сдлать? Мн будетъ стыдно…

— Нтъ, вы не должны стыдиться, уйдите,— ужоляла она.— Вы подвергаете опасности другихъ. Вы должны уйти,— повторила она настойчиво.

— Хсрошо, но я приду опять. Я долженъ знать, что съ вами. Когда я могу придти опять?

— Я не знаю. Вы не должны входить въ домъ.— Она подумала съ минуту.— Когда вы придете, я буду говорить съ вами изъ того окна, надъ дверью. Если вы позвоните два раза, я буду знать, что это вы.

Она затворила дверь, и ему оставалось только удалиться. Это было не особенно героично, даже походило на трусость и онъ уходилъ неохотно.

Посл этого каждый день два раза, рано утромъ и поздно вечеромъ, онъ звонился у двери. Сосди понимали, что это былъ другъ, который служилъ для затворниковъ посредникомъ съ остальнымъ міромъ, но случайные прохожіе принимали эти печальныя встрчи за свиданья влюбленныхъ. Иныя останавливались, чтобы послушать, но тотчасъ же проходили мимо. Они слышали только озабоченные вопросы и безнадежные отвты. Когда Рэй пришелъ на третье утро, Піа сказала ему, что малютки умерли. Они оставили міръ вмст, какъ и явились въ него. Рэй стоялъ рядомъ съ ихъ матерью около могилы, въ которую ихъ положили, и она опиралась на его руку, какъ на руку брата. Ея мужъ былъ слишкомъ боленъ, чтобы присутствовать на похоронахъ, а о присутствіи Хюза, очевидно, не было и рчи. Но Піа была здсь. Погода была такая, какая часто бываетъ въ конц марта: какъ будто грустная, какъ будто разочаровавшаяся въ своихъ надеждахъ на наступленіе весны. Рэй проводилъ Дженни и Пію до дому.

Мать все время говорила о малюткахъ, какъ будто бы он все еще были живы.

— О, я очень хорошо знаю, что ихъ больше нтъ,— сказала она, отказываясь отъ всякихъ иллюзій,— и что я никогда не увижу ихъ, можетъ быть отецъ хочетъ думать иначе… Ну, чтожъ, мн кажется, что я не такъ ужъ достойна порицанія… Вдь я не сама себя создала, я не просилась родиться на свтъ, такъ же, какъ и они.

У нея было на лиц то же растерянное, безнадежное выраженіе, которое Рэй видлъ у нея въ тотъ моментъ, когда одинъ изъ ея близнецовъ выбросилъ ея кошелекъ за окно: она словно оцпенла отъ изумленія.

Они почти не прерывали ее, только на ея послднія слова Піа сказала:

— Объ этомъ надо еще подумать, Дженни.

На это та задумчиво отвчала:

— Ты полагаешь, Піа?— ну хорошо!

XXXII.

Піа нсколько недль не возвращалась къ своей работ въ издательской контор. Длъ накоплялось все боле и боле, и мистеръ Брандретъ попросилъ Рэя помочь разобраться въ нихъ. Теперь они видлись такъ часто, что ихъ дружескія отношенія пріобрли характеръ интимности. Люди вообще сближаются быстро, даже и въ позднйшіе годы жизни, въ молодости же это сближеніе происходитъ скачками. Не прошло и недли, какъ Рэй уже узналъ, что миссисъ Чапли, (впрочемъ, добрйшее существо въ мір и самая любящая изъ матерей и бабокъ) оказываетъ все-таки, по мннію мистера Брандрета, дурное вліяніе на его жену, а черезъ нее и на сына. Она разстраиваетъ миссисъ Брандретъ своими нескончаемыми посщеніями, а разъ даже дала ребенку лкарство, котораго, очевидно, вовсе не слдовало давать.

— Право, бдный ребенокъ проглотилъ такъ много белладоны, которою его пичкаютъ въ предохраненіе отъ скарлатины, что, кажется, у него начинаетъ уже портиться зрніе. Зрачки у него ужасно расширены, и онъ не видитъ уже въ половину такъ ясно, какъ видлъ еще дв недли назадъ. Я ужъ и не знаю, когда миссисъ Чапли позволитъ миссъ Хюзъ опять приходить сюда. Конечно, я и самъ стою за мры предосторожности и никогда не простилъ бы себ, если бы что нибудь случилось, но я не желаю быть рабомъ своихъ опасеній или страховъ моей тещи — не правда ли?

При этомъ онъ пожелалъ знать мнніе Рэя относительно того, не лучше-ли нанять на лто дачку близь Нью-орка, вмсто того, чтобы хать въ деревню въ Массачузетсъ, гд Чапли имютъ домъ и гд его мать живетъ круглый годъ. Когда же Рэй отказался дать свое мнніе относительно такого черезъ чуръ личнаго вопроса, Брандретъ предложилъ ему чисто отвлеченнымъ образомъ принять въ соображеніе, что об бабки будутъ все лто грызться изъ-за ребенка, отъ котораго, въ конц концовъ, ничего не останется. И ужъ наврное он разстанутся врагами.

— Я скажу вамъ и еще одну причину, по которой я желалъ бы не оставлять дла даже на время,— сказалъ мистеръ Брандретъ. И онъ весьма подробно и откровенно изложилъ Рэю — слушавшему его съ участіемъ, внушавшимъ довріе,— состояніе длъ фирмы.

— Видите: ли, мистеръ Чапли нисколько не заботится о томъ, какія книги идутъ и какія нтъ… И мн приходится все боле и боле забирать бразды правленія въ свои руки.

Мимоходомъ мистеръ Брандретъ распространился о своемъ собственномъ характер и косвеннымъ образомъ воздалъ^— должную дань своимъ дловымъ талантамъ.

— Я, разумется, не могу утверждать,— сказалъ онъ,— что обладаю опытностью нкоторыхъ пожилыхъ людей, но я все-таки полагаю, что опытность не иметъ въ издательств и половины того значенія, которое они ей приписываютъ. Я могу это доказать изъ ихъ же собственнаго примра. Вс они сознаются, что никто не можетъ предугадать судьбу книги. Разумется, если вы имете въ рукахъ книгу извстнаго автора, то уже можно кое-на что разсчитывать, но все-таки это не такой уже большой шансъ, какъ они полагаютъ. Бываетъ нердко, что совсмъ неизвстный писатель удачно попадетъ въ струю общественнаго настроенія и продается въ десять разъ больше, нежели извстный. Это чистая лотерея!

— Удивительно въ такомъ случа, какъ вамъ позволяютъ разсылать ваши объявленія по почт,— замтилъ Рэй.

— Ну, это ужъ не такъ худо, какъ кажется,— отвчалъ Брандретъ,— хотя тамъ немало номеровъ совсмъ невыигрышныхъ. Мн кажется, моральная разница между дловыми предпріятіями и азартной игрой заключается въ томъ, что въ предпріятіяхъ, работая изъ за средствъ къ жизни, вы не стремитесь, однако, пріобрсти нчто за ничто, хотя, конечно, стараетесь купить какъ можно дешевле и продать какъ можно дороже. Относительно книжной торговли дло стоитъ, пожалуй, еще лучше. Въ книгу вы вкладываете капиталъ и имете право ожидать, что получите отъ нея выгоду. Это я всегда и объясняю мистеру Чапли, когда на него нападаетъ порой одно изъ этихъ ‘толстовскихъ’ настроеній. Тогда, знаете ли, онъ готовъ раздать свои деньги бднымъ и сть свой хлбъ въ пот лица.

Оба молодые человка разсмялись этой странной концепціи долга, затмъ мистеръ Брандретъ продолжалъ:

— Да, вотъ если бы я могъ напасть на хорошій, солидный, жизненный романъ…

— Какъ, напримръ, ‘Современный Ромео’,— подсказалъ Рэй.

Мистера Брандрета слегка покоробило…

— Ахъ, да, да…— сказалъ онъ, видимо желая поскоре оставить эту тему.— Такъ вотъ, я все спорю съ мистеромъ Чапли, такъ что это мн даже надоло. Ну, чтожъ, можетъ быть, въ этомъ отчасти виноватъ его возрастъ. Каждый человкъ, доживая до лтъ мистера Чапли, стремится жить въ деревн. Хотлъ бы я посмотрть, какъ онъ будетъ жить въ Хотборо, въ Массачузетс. Гд бы вы тамъ ни остановились, разъзжая въ кабріолет, вы можете каждый разъ насчитать съ полдюжины покинутыхъ мызъ. Да, кстати,— сказалъ мистеръ Брандретъ, по ассоціаціи идей, которую не трудно было прослдить,— читали ли вы что нибудь изъ книги, которую пишетъ мистеръ Хюзъ? Заглавіе у нея хорошее: ‘Критика міроваго устройства’. Наврное, первое изданіе разойдется мигомъ.

— Да,— прежде даже, чмъ люди раскусятъ, какая это сильная вещь. Онъ произноситъ смертный приговоръ всему современному строю общества, онъ читалъ мн кое-что изъ нея.

— Ну чтожъ, ну чтожъ!— сказалъ нсколько смущенный Брандретъ,— это тоже можетъ пойти. Сильныя вещи нравятся, и публика любитъ, когда осуждаютъ общественный строй. Да и вообще, что грха таить,— всмъ нравится подрывать основы… Чортъ возьми! я бы охотно выпустилъ такую книгу на рынокъ. Только на нее посмотрятъ, пожалуй, какъ на проявленіе толстовскихъ идей мистера Чапли.

— А я полагалъ, что взгляды мистера Хюза совершенно противоположны взглядамъ Толстого. Онъ считаетъ его непрактикомъ,— сказалъ Рэй, улыбаясь про себя ‘практичности’ Хюза.

— Это все равно. Публика стала бы называть книгу ‘толстовской’ Изъ за мистера Чапли. Публика ничего не понимаетъ. Вотъ вышла книга Беллами ‘Въ 2000-мъ году’. Публика проглотила ее разомъ и даже не разобрала, что это крайняя форма соціализма. Вотъ если бы выпустить что-нибудь въ род этой ‘Въ 2000 году’!

— Мн слдовало сдлать тайнымъ анархистомъ моего зловреднаго кузена въ ‘Современномъ Ромео’. Можетъ быть это принесло бы ему счастіе,— пошутилъ Рэй.

Рэй могъ смяться надъ своимъ забракованнымъ романомъ, но онъ все-таки оставался дорогъ ему. Мстами онъ казался ему значительной вещью. Сравнивая его мысленно съ другими появляющимися въ печати романами, онъ находилъ его гораздо лучше. Онъ все не могъ понять, почему эти романы находятъ издателей, а его книга ихъ не находитъ, и долженъ былъ вернуться къ своей теоріи удачи, которая сначала такъ сильно ободряетъ, а потомъ озлобляетъ. Къ надежд, которая все еще жила въ немъ, примшивался какой-то цинизмъ.

XXXIII.

Когда Піа возвратилась къ своимъ занятіямъ въ контор, мистеръ Брандретъ съ нкоторымъ удивленіемъ разсказалъ Рэю, что она отказалась отъ платы за все время своего отсутствія и что ее ничмъ нельзя было убдить.

— Вдь они наврное вышли изъ бюджета, вслдствіе болзни, и мн кажется, что зять-то ужъ цлый мсяцъ ничего не зарабатываетъ. Ну что тутъ подлаешь?

— Да, вы ничего тутъ не сдлаете,— сказалъ Рэй.

Ихъ нужд, въ конц-концовъ, можно было какъ нибудь пособить, и не это безпокоило главнымъ образомъ Рэя въ его симпатіи въ Піи. Онъ видлъ, что она стояла совершенно одинокой въ виду заботъ, въ которыхъ онъ могъ принять такъ же мало участія, какъ и отецъ, постоянно витающій въ мечтахъ объ осуществленіи золотого вка. Общее горе, которое должно бы было по настоящему сблизить отца и мать умершихъ дтей, совершенно отдалило ихъ другъ отъ друга. Когда первые порывы печали миновали, миссисъ Дэнтонъ какъ будто не стала даже и замчать отсутствія дтей. Кошка, которую дти нердко сгоняли съ мста, теперь уже окончательно поселилась у нея на колняхъ, и пустая болтовня Дженни по поводу всего и всхъ продолжалась по прежнему, но къ ней теперь примшивалось еще больше ироніи по поводу припадковъ унынія или экзальтаціи мужа. Хотла ли она возбудить его энергію, часто и съ полной безпощадностью вспоминая о томъ, какъ онъ уничтожилъ свое изобртеніе, или просто она хотла его уязвить,— этого Рэй не могъ ршить. Дэнтонъ по большей части держался въ сторон отъ всхъ и представлялъ изъ себя безмолвную тнь, на что, однако, прочіе не обращали вниманія. Иногда онъ вдругъ выпаливалъ какой нибудь вовсе неожиданный вопросъ или разршался совсмъ неподходящимъ замчаніемъ, но большею частью онъ избгалъ даже отвчать, когда его о чемъ нибудь спрашивали. Когда жена начинала приставать къ нему, онъ уходилъ въ свою комнату и тамъ, по своей старой привычк, говорилъ самъ съ собой. Иногда Рэю казалось, что онъ молится. Если онъ долго не возвращался, Піа шла за нимъ, и тогда слышно было, какъ она его уговаривала.

— Она одна только и можетъ справляться съ Анселемъ,— мимоходомъ замтила однажды миссисъ Дэнтонъ.— У нея такъ много терпнія съ нимъ, а у отца терпнія не больше, чмъ у меня, но Піа можетъ внушить ему почти все, что захочетъ, только вотъ не можетъ выбить у него изъ головы его идеи о жертв.

— О жертв?— переспросилъ Рэй.

— Да. Я не знаю, что онъ подъ этимъ подразумваетъ, но онъ убжденъ, что поступилъ очень дурно, изобртая этотъ способъ, и что онъ можетъ получить прощеніе, только благодаря какой-то жертв. Онъ нашелъ это гд-то въ Ветхомъ Завт. Я очень жалю, что онъ не жилъ во времена пророковъ, онъ наврное сошелъ бы тоже за пророка. Онъ все говорить, что долженъ принести жертву, но у насъ, мн кажется, и жертвовать-то больше нечмъ. Разв только сжечь наши стулья въ отцовской печк, такъ какъ уголь почти весь вышелъ.

Она остановилась и взглянула на Дэнтона, который вошелъ въ комнату съ книгой въ рук. Піа вошла вслдъ за нимъ.

— А, ты хочешь прочитать намъ что нибудь, Ансель?— спросила его жена, какъ будто поддразнивая его своей улыбкой.— Я право не понимаю, почему бы теб не завести публичныхъ чтеній. Ты вдь читаешь гораздо лучше тхъ проповдниковъ, которые читали у насъ въ Общин. Къ тому же это ни у кого не отбиваетъ хлба.— Она повернулась къ Рэю.— Знаете, вдь Ансель отказался отъ мста, чтобы дать возможность получить его другому. Это самое меньшее, чмъ онъ могъ заплатить за нечестивое изобртеніе, которое могло бы отнять заработокъ у такого множества людей.

Дэнтонъ, повидимому, не слышалъ ея. Онъ уставился своимы мутными глазами на Рэя.

— Знаете вы эту поэму?— спросилъ онъ его.

— О да,— отвчалъ Рэй.

— Это ошибка,— продолжалъ Дэнтонъ,— все одна ошибка. Я хотлъ бы написать объ этомъ Теннисону. Я догадался въ чемъ дло: истинная жертва, это когда отдаешь самое лучшее. Не самое дорогое, а самое лучшее.

Слдующій день былъ воскресенье, и погода, какъ часто въ капризномъ нью-іоркскомъ климат, посл нсколькихъ пасмурныхъ дней, вдругъ засіяла теплымъ, яснымъ солнцемъ. Улицы переполнились народомъ. Одни шли въ церкви по равнымъ направленіямъ, другіе длинной вереницей устремлялись къ желзнодорожнымъ станціямъ, и позда были биткомъ набиты мужчинами, женщинами и дтьми, отправлявшимися въ паркъ. Когда Рэй пріхалъ туда съ однимъ изъ этихъ поздовъ, онъ увидлъ, что аллеи парка были полны экипажей, а боковыя дорожки кишли гуляющими, тогда какъ на скамейкахъ не было ни одного свободнаго мстечка. Вс он были заняты тми, которые пришли сюда раньше и сидли, изнемогая отъ жары, подъ еще безлиственными деревьями. Трава уже была совсмъ зеленая, нкоторые кусты уже покрылись зеленовато-оливковыми почками. Рэй ушелъ вглубь парка. Вскор онъ увидлъ на тропинк, близь выступа скалы, сидящаго на скамь человка. Такъ какъ на скамейк было достаточно мста для двоихъ, то Рэй направился къ ней. Человкъ сидлъ, нагнувшись впередъ, его густые блокурые волосы свисли на лобъ и придавали ему видъ пьянаго. Вдругъ онъ выпрямился, и Рэй узналъ Дэнтона. Лицо его было красно оттого, что затекло кровью, но когда кровь отхлынула прочь, то лицо это показалось Рэю сильно похудвшимъ. Онъ смущенно глядлъ на Рэя, не узнавая его до тхъ поръ, пока тотъ не заговорилъ. Тогда онъ воскликнулъ: О! и протянулъ руку. Въ душ Рэя проснулась внезапная симпатія къ этому человку, котораго онъ всегда жаллъ, но котораго никогда не любилъ.

— Могу я ссть около васъ?— спросилъ онъ.

— Да,— отвчалъ Дэнтонъ.— Садитесь.— Онъ посторонился.— Скамья не моя, это одна изъ немногихъ вещей въ этомъ проклятомъ город, которая принадлежитъ каждому.

— Ну что-жъ,— весело отвчалъ Рэй,— вдь мы вс владльцы этого парка, хотя намъ и не позволяютъ ходить по нашей собственной трав.

— Да,— только не заставляйте меня думать объ этомъ.— Всего этого было слишкомъ много въ моей жизни. Мн хочется уйти — уйти отъ всего. Мы узжаемъ въ деревню. Знаете вы что-нибудь о покинутыхъ фермахъ въ Новой Англіи? Можемъ ли мы похать туда и поселиться въ одной нсъ нихъ?

— Право не знаю. Но что же вы сдлаете съ такой фермой? Вдь владльцы покинули эти мызы именно потому, что не могли существовать ими. Вамъ пришлось бы вести борьбу, которая вамъ не подъ силу. Подождите лучше, когда вы совсмъ оправитесь.

— Да, я боленъ, я никуда не гожусь. Но это было бы искупленіемъ.

Рэй помолчалъ немного. Затмъ, отчасти изъ желанія помочь бдняг ясно формулировать преслдующую его мысль, частью же изъ любопытства писателя проникнуть въ эту смущенную душу,— онъ сказалъ:

— Вы думаете, что это было бы искупленіемъ за ваше изобртеніе?— спросилъ онъ.

— Нтъ, это не то. То было самое заурядное преступленіе.

— Я, конечно, не имю права разспрашивать васъ,— сказалъ Рэй,— но бда въ томъ, что во всхъ такихъ случаяхъ человкъ никогда не можетъ искупить одинъ, а заставляетъ и другихъ лицъ участвовать въ искупленіи вмст съ собой.

— Да, даже и согршить человкъ не можетъ одинъ. Въ этомъ-то и заключается проклятіе. Да, кром того, невинные должны страдать изъ за гршниковъ. Я говорю о дтяхъ.

— О дтяхъ?

— Да, вдь это я ихъ заставилъ умереть.

Рэй подумалъ, что его мучила совсть за то, что онъ не уберегъ дтей отъ заразы.

— Я думаю, что вы въ этомъ не виноваты,— сказалъ онъ.— Такая вещь можетъ случиться со всякимъ и, ради вашей семьи, вы должны посмотрть на это съ настоящей точки зрнія. Вы столько же виноваты въ смерти вашихъ дтей, сколько и я.

Рэй замолчалъ, а Дэнтонъ пристально смотрлъ на него, какъ бы прислушиваясь къ чему-то.

— Какъ? что?— спрашивалъ онъ тономъ человка, который не разслышалъ хорошенько и старается уловить какіе-то звуки.— Вы слышали?— спросилъ онъ.— Они оба говорятъ заразъ. Это потому, что они близнецы.

Онъ помоталъ головой и съ облегченіемъ сдавалъ:

— Ну, теперь они кончили. Что вы сказали?

— Я ничего не сказалъ,— отвчалъ Рэй,

— Значитъ это былъ Голосъ! Видите, это была ошибка, что я не сдлалъ этого раньше, я долженъ былъ отдать ихъ, а не ждать, пока ихъ возьмутъ. Я не могъ этого понять, потому что при жизни они не умли говорить. Они могли получить способность говорить, только сдлавшись безплотными. Вотъ для этого-то они и умерли. Я думалъ, что если я убью богатаго человка, неправильно, жестоко нажившаго свои милліоны — понимаете?— то это удовлетворило бы справедливость и тогда началось бы царство мира и довольства. Но это было неправильно. Это заставило бы виновнаго пострадать за невиннаго, тогда какъ, наоборотъ, невинный долженъ пострадать за виновнаго. И всегда такъ: другого исхода нтъ. Теперь я это понимаю. О, моя душа, моя душа! Что? Нтъ! Да, да! Самое лучшее, самое чистое, самое кроткое? Это всегда такъ! Безъ пролитія крови нтъ отпущенія за грхи. Какъ вы думаете, кто въ Нью-орк самая чистая, самая кроткая душа?

— Кто?— повторилъ Рэй.

— Да,— сказалъ Дэнтонъ. Потомъ перебилъ самъ себя:— Она сказала: Нтъ! нтъ! нтъ!— Онъ вскочилъ на ноги.— За ихъ жизнь! ихъ жизнь! ихъ жизнь! Вотъ въ этомъ-то и было зло! Все это было не такъ — всегда! О моя душа! моя душа! Каково же должно быть возмщеніе?

Онъ пошелъ прочь, но, сдлавъ нсколько шаговъ, пустился бжать. Рэй смотрлъ ему вслдъ до тхъ поръ, пока не потерялъ его изъ вида.

Онъ провелъ этотъ день въ безпокойств и тревог, а вечеромъ не выдержалъ и пошелъ къ Хюзамъ. Онъ засталъ ихъ всхъ дома и въ боле веселомъ настроеніи, чмъ за все послднее время со смерти дтей. Онъ попытался присоединиться къ легкомысленному подтруниванію миссисъ Дэнтонъ надъ мужемъ. Она была необычно ласкова съ нимъ и осыпала его комплиментами относительно его талантовъ и наружности, блдность, по ея мннію, была ему очень въ лицу.

— Вы знаете,— спросила она Рэя,— что мы вс узжаемъ въ Нью-Гэмпширъ и будемъ жить на покинутой ферм?

Она заставила Дэнтона достать скрипку, и онъ долго игралъ на ней. Вдругъ онъ остановился и видимо сталъ къ чемуто прислушиваться.

— Да!— крикнулъ онъ вдругъ и, ударивъ свою скрипку о спинку стула, разбилъ ее въ дребезги. Онъ вскочилъ на ноги, словно изумленный тмъ, что случилось. Затмъ, обращаясь къ Піи, сказалъ: ‘Я приводилъ васъ всхъ въ тревожное состояніе, не правда ли?’

— Долженъ же человкъ длать хоть что-нибудь, чтобы жить,— смясь отвчала его жена.

Дэнтонъ только поглядлъ на нее съ какимъ-то изумленіемъ, затмъ, покружившись по комнат, схватилъ со стны свою шляпу и бросился внизъ по лстниц, на улицу.

Хюзъ вошелъ въ комнату съ перомъ въ рук и хриплымъ шопотомъ спросилъ:

— Что случилось?

Никто не отвчалъ, но осколки скрипки говорили сами за себя.

— Опять должно быть продлки этого сумасшедшаго. Это переходитъ, наконецъ, вс границы терпнія. Онъ и всегда-то отличался крайней непрактичностью, а теперь ужъ и совсмъ съ толку сбился.— Онъ продолжалъ шевелить губами, но изъ нихъ не вылетало ни звука.

Миссисъ Дэнтонъ разразилась неудержимымъ хохотомъ.

— Вотъ потха-то!— говорила она,— у Анселя цлыхъ два голоса, а у отца нтъ и одного!

Губы старика продолжали шевелиться, и онъ, наконецъ, произнесъ:

— Сумасшедшій! совершенно сумасшедшій!

— О, нтъ, отецъ!— сказалъ Піа, подходя къ нему.— Ты знаешь, что Ансель не сумасшедшій. Онъ перенесъ большое горе, и онъ добрый — ты знаешь, что онъ добрый! Онъ много работалъ для всхъ насъ, и я не могу выносить, когда его бранятъ.

— Ну, такъ пусть онъ будетъ поблагоразумне,— отвчалъ отецъ.— Я его не осуждаю, но его безуміе выводитъ меня изъ себя. Если не для своей семьи, то для дла, которому онъ служитъ, онъ обязанъ быть благоразумнымъ и практичнымъ. Когда онъ придетъ, скажи ему, чтобы онъ зашелъ ко мн,— я хочу поговорить съ нимъ,— прибавилъ онъ авторитетнымъ тономъ патріарха.— Давно ужъ мн пора побесдовать съ нимъ. Эти сумасбродства въ семь становятся очень утомительными. Я не могу ни на чемъ сосредоточиться.

Онъ ушелъ въ свою комнату, и они услышали, какъ онъ кашлялъ. Наступила тяжелая минута, въ которой не было, однако, того чувства достоинства, которое мы любимъ присоединять къ мысли о страданіи. Рэй не смлъ уйти, ему было страшно неловко. Онъ посмотрлъ на Пію, какъ бы ища у нея поддержки, но она сидла, закрывъ лицо руками. Онъ старался не глядть на миссисъ Дэнтонъ, которая между тмъ говорила:

— Мн кажется, что отецъ правъ и, если Ансель не можетъ сдерживать себя, то пусть онъ лучше уйдетъ отъ насъ. Мн кажется, онъ иметъ очень нехорошій видъ,— какъ вы находите, мистеръ Рэй?

Онъ не отвчалъ, онъ сидлъ и думалъ, что ему длать.

Піа отняла руки отъ лица и взглянула на него. По этому ея взгляду онъ догадался о ея желаніи, чтобы онъ ушелъ. Онъ такъ и сдлалъ, но внизу, въ темныхъ сняхъ остановился на минуту, думая, къ кому бы обратиться за помощью. Онъ перебралъ въ ум мистера Чапли, Брандрета, Кэйна и не остановился ни на одного изъ нихъ. Потомъ ему пришелъ въ голову докторъ, лчившій Кэйна.

Онъ никогда не видалъ его, но представлялъ его себ самымъ умнымъ и самымъ знающимъ человкомъ. Да, конечно, надо договорить съ докторомъ, до надо разсказать ему это въ вид предположенія… тогда, если докторъ не сочтетъ это серьезнымъ, никто не будетъ скомпрометированъ. Этотъ докторъ долженъ быть человкомъ очень проницательнымъ, человкомъ съ большимъ умомъ и съ добрымъ сердцемъ. Впрочемъ, нтъ… можно обратиться и къ первому встрчному доктору — все равно.

Онъ шарилъ рукою, нащупывая впотьмахъ засовъ, запирающій входную дверь, когда снаружи кто-то всунулъ въ замокъ ключъ, и дверь распахнулась съ такой силой, что отбросила его къ стн. Прежде чмъ дверь снова захлопнулась, онъ разглядлъ наклоненную впередъ фигуру Дэнтона, взбгавшаго по лстниц.

Рэй побжалъ за нимъ.

— Время настало!— закричалъ Дэнтонъ, когда они вмст вломились въ комнату.— Время настало! Они зовутъ тебя, Піа! Ты не позволяла мн отдать ихъ, но они примирили Его съ тобой, и Онъ принимаетъ тебя вмсто нихъ!

Старикъ Хюзъ вышелъ изъ своей комнаты и стоялъ, нахмуривъ брови боле съ неудовольствіемъ, нежели съ опасеніемъ.

— Перестань ты со своими глупостями!— повелительно закричалъ онъ.— Какую ты еще тамъ чепуху несешь?

Жена Дэнтона прижалась въ самый отдаленный уголъ, не выпуская, однако, кошку изъ рукъ. Піа стояла посреди комнаты и глядла на него. Онъ словно не замчалъ присутствія Хюза и только отстранилъ его рукой, когда онъ направился въ двушк.

Рэй проскользнулъ между ними, и Дэнтонъ поглядлъ на него мутными, словно пьяными глазами.

— О! вы все еще здсь?— Какое-то хитрое выраженіе блеснуло въ его глазахъ и голосъ его понизился. Онъ держалъ правую руку въ карман и видлъ, что Рэй не упускаетъ эту руку изъ глазъ. Дэнтонъ прошелъ мимо него, лвой рукой отвелъ руки Піи, которыми она машинально закрыла себ лицо, и удержалъ ихъ въ своей рук. Рэй подскочилъ къ нему и схватилъ его за кисть правой руки.

— Держите его крпче!— закричалъ Хюзъ, присоединяясь въ Рэю.— Онъ держитъ что-то въ карман! Бги къ окну, Дженни, и зови на помощь!

— Нтъ, нтъ, Дженни, не зови!— умоляла Піа — Не зови! Ансель мн не сдлаетъ зла! Я знаю, вдь онъ послушается меня,— да, Ансель? О! что же это ты хочешь длать?

— Вотъ!— кричалъ Дэнтонъ,— прими это и въ одну секунду ты будешь съ ними — и грхъ будетъ отпущенъ!— Онъ старался достать до ея рта рукой, которую онъ до того держалъ въ карман.

— Разожмите его руку,— закричалъ Хюзъ.— Разожмите! можетъ быть, у него ножъ!

— О, не длайте ему вреда!— умоляла Піа,— онъ мн ничего не сдлаетъ.

Дэнтонъ внезапно отпустилъ ее, и она упала на полъ бвзъ чувствъ. Рэй бросился къ ней и простеръ руки, защищая ее.

Дэнтонъ не смотрлъ на нихъ. Нсколько секундъ онъ къ чему-то прислушивался, затмъ съ дикимъ крикомъ бросился въ сосднюю комнату. Дверь съ трескомъ захлопнулась за нимъ, и тотчасъ же послышался звукъ тяжело падающаго тла. На улиц въ ночной тишин явственно прошумлъ несущійся мимо поздъ. Какой-то острый, горькій запахъ мгновенно перенесъ Рэя въ раннее дтство, и онъ вспомнилъ, какъ во время грозы втеръ сорвалъ цвты съ персиковаго дерева и развялъ ихъ вокругъ дома. дкій запахъ этихъ цвтовъ глубоко врзался тогда въ его дтскій мозгъ.

— Это синильная кислота,— прошепталъ Хюзъ. Онъ слабыми шагами подошелъ къ двери и отворилъ ее. Дэнтонъ лежалъ на полу, головой къ двери, и старикъ долго смотрлъ въ его мертвое лицо.

— Должно быть этотъ ядъ и былъ у него въ рук,— сказалъ онъ.

ХXXIV.

— Послушайте-ка, голубчикъ, у меня есть хорошая новость для васъ,— сказалъ мистеръ Брандретъ, когда Рэй на слдующее утро показался въ дверяхъ маленькаго кабинета издателя. Рэю казалось, что у него на лиц отпечатано все, что случилось въ эту ночь, но Брандретъ не замтилъ въ немъ ничего особеннаго.

— Издатель ‘Каждаго Вечера’ только что былъ здсь, онъ хочетъ предложить вамъ вести литературный отдлъ въ его газет.

Рэй разсянно смотрлъ передъ собой. Мистеръ Брандретъ продолжалъ, видимо довольный за него:

— Онъ все не ладилъ съ сотрудникомъ, который велъ у него этотъ отдлъ, и вчера дло дошло до окончательнаго разрыва. Вотъ онъ и предлагаетъ вамъ попробовать. У него явились на этотъ счетъ новыя идеи. Ему хочется сдлать изъ субботняго номера нчто совершенно литературное — однимъ словомъ возобновить прежній фельетонъ. Если вы примете на себя эту должность, то вы можете помстить вашего ‘Современнаго Ромео’ въ фельетон, а если онъ будетъ имть успхъ въ фельетон, мы напечатаемъ его отдльно! Лучше всего, ступайте къ нему сейчасъ. Какой странный оборотъ принимаютъ иногда обстоятельства! Онъ разсказываетъ, что халъ по Бродвэю и вдругъ ему бросилось въ глаза имя Коклена на столб у театра. Это напомнило ему о васъ. Ему очень понравилась тогда статья, которую вы ему написали, и вотъ, прозжая мимо нашей конторы, онъ выскочилъ изъ экипажа, чтобы спросить о васъ. Я сказалъ ему по этому поводу нсколько очень внушительныхъ словъ, и онъ сгораетъ желаніемъ васъ видть.

Рэй выслушалъ пассивно и равнодушно это извстіе, которое въ другое время исполнило бы его надеждами и радостью. Мистеръ Брандрегь подумалъ, должно быть, что Рэй ошаллъ отъ счастья, и заговорилъ тономъ человка, который, чтобы доставить удовольствіе другому, забываете осторожность и готовъ зайти слишкомъ далеко въ общаніяхъ.

— Дло въ томъ, что я самъ подумываю о вашемъ роман. Мн хочется попробовать какой-нибудь романъ, и я хочу попросить васъ показать мн его еще разъ. Теперь я прочту его самъ. Говорятъ, что издатель никогда не долженъ читать книгу, которую намревается издавать, но на этотъ разъ я сдлаю исключеніе ради васъ.

Лицо Рэя не измнилось, и мистеръ Брандрегь вдругъ замтилъ эту странность.

— Да что съ вами? Случилось съ вами что нибудь?

— Нтъ, нтъ,— едва выговаривая слова, отвчалъ Рэй,— нтъ, не со мной, но…

— Надюсь, что не съ Хюзами?— спросилъ встревоженный Брандрегь.— Миссъ Хюзъ должна была придти сегодня въ первый разъ въ контору, но до сихъ поръ ея еще нтъ. Неужели опять дифтеритъ? Но въ такомъ случа, голубчикъ, и вамъ бы не слдовало приходить сюда… Вдь это было бы не хорошо по отношенію во мн.

— Никакого дифтерита нтъ,— сказалъ Рэй.— Но у нихъ случилась бда. Я просто не знаю, какъ и сказать вамъ. Это несчастное созданіе, Дэнтонъ, убилъ себя. Онъ за послднее время совсмъ помшался, и я боялся… Я всю ночь былъ у нихъ. Онъ принялъ синильной кислоты и моментально умеръ. Мистеръ Хюзъ и я — мы боролись съ нимъ, чтобы помшать ему… ну да, помшать ему… Старикъ вывихнулъ себ руку, а потомъ у него пошла горломъ кровь. Онъ ужасно ослабъ, но теперь докторъ немного возстановилъ его силы. Миссъ Хюзъ просила меня пойти къ вамъ и разсказать вамъ все.

— Знаютъ уже другіе объ этомъ?— спросилъ мистеръ Брандретъ.— Извстно это репортерамъ?

— Оффиціально извститъ объ этомъ докторъ, но пока еще никто ничего не знаетъ.

— Какая досада, что это случилось!— сказалъ мистеръ Брандрегь,— это будетъ ужасный скандалъ!

У Рэя тоже былъ такой моментъ, когда онъ сознавалъ только, что это будетъ скандалъ.

— Да,— машинально отвчалъ онъ.

— Вы понимаете,— объяснялъ мистеръ Брандрегь,— эти господа будутъ всюду наводить справки, собирать свднія, врныя и неврныя, и по возможности раздуютъ фактъ, что миссъ Хюзъ работала здсь.

— Я понимаю,— сказалъ Рэй.

Мистеръ Брандрегь задумался о непріятности скандала, но потомъ ему показалось неприличнымъ такое отношеніе, и онъ, какъ бы упрекая себя, сказалъ:

— Это ужасно для нихъ, бдные люди!

— Это еще лучшее, что могло случиться при данныхъ обстоятельствахъ,— сказалъ Рэй съ такимъ хладнокровіемъ, которое удивило его самого. У него сохранилось еще чувство недоброжелательства къ Дэнтону, оставшееся, быть можетъ, въ нервахъ, какъ результатъ физической борьбы съ несчастнымъ.

— Если бы онъ не убилъ себя, то убилъ бы кого-нибудь другого.— продолжалъ онъ.— У него была манія искупленія, жертвы. Онъ кого-нибудь долженъ былъ принесть въ жертву. Онъ былъ сумасшедшій.

Рэю непріятно было выговорить это слово, какъ будто это было самое худшее, что можно сказать о человк. Онъ помолчалъ и затмъ продолжалъ:

— Я долженъ разсказать вамъ все въ подробности, Брандретъ.— И онъ разсказалъ все сначала, не умолчавъ ничего.

Мистеръ Брандретъ слушалъ его съ широко раскрытыми глазами. Повидимому, добавленныя на этотъ разъ Рэемъ подробности смущали его.

— Я думаю, трудно будетъ устроить такъ, чтобы это не вышло наружу,— сказалъ онъ.— Это будетъ ужасный скандалъ! Разумется, я ихъ очень жалю, въ особенности миссъ Хюзъ. Удивительно, что они могли жить съ этой опасностью, висвшей надъ ними, какъ мечъ, въ теченіе недль, мсяцевъ… О они ничего не предпринимали, не заперли его въ сумасшедшій домъ…

— По словамъ доктора,— трудно представить, съ какимъ ужасомъ сживаются порой люди,— мрачно замтилъ Рэй.— Опасность не всегда на лицо, а надежда живетъ постоянно. И въ большинств случаевъ ничего особеннаго не происходитъ. Докторъ говоритъ, что и здсь, вроятно, ничего бы этого не случилось, если бы онъ спокойно оставался въ деревн, при обычной обстановк. Но когда на него нагрянули впечатлнія совершенно новаго образа жизни, съ житейскими волненіями и заботами, когда онъ увидлъ кругомъ столько несчастныхъ,— его разсудокъ не выдержалъ. Я думаю, впрочемъ,— онъ никогда и не былъ у него особенно крпокъ.

— О, мн кажется, и самымъ крпкимъ мозгамъ трудно выдержать въ этомъ водоворот,— сказалъ мистеръ Брандретъ, словно намекая на самого себя.— Я просто не знаю, что я скажу моей жен, когда все это выйдетъ наружу. Мн кажется, ее нужно будетъ какъ нибудь подготовить къ этому — ее и мать. Послушайте, не можете ли вы пойти со мной въ мистеру Чапли? Онъ былъ не совсмъ здоровъ вчера и сказалъ, что не придетъ сюда раньше середины дня. Моя жена пошла туда завтракать, и мы застанемъ ихъ тамъ всхъ вмст, раньше, чмъ появятся вечернія газеты. Мн кажется, мы могли бы представить имъ это дло въ надлежащемъ свт. Какъ вы скажете?

— Я не вижу, почему мн не пойти съ вами, если я могу быть вамъ полезенъ?— сказалъ Рэй, сожаля въ душ, что не иметъ предлога для отказа.

— Вы можете быть даже очень полезны,— сказалъ мистеръ Брандрегь.

Онъ позвалъ клерка и сказалъ, чтобы его не ждали все утро.

— Понимаете,— объяснялъ онъ Рэю на ходу,— если мы разскажемъ эту исторію миссисъ Брандретъ и ея матери прежде, чмъ она появится въ газетахъ, она и вполовину не покажется имъ такой страшной. Наврное какой-нибудь репортеръ эксплоатируетъ для себя этотъ случай. Онъ выкопаетъ всю подноготную мистера Хюза и выставитъ его въ роли философа и реформатора. Онъ разыщетъ всхъ, кто его знаетъ или кто когда либо приходилъ съ нимъ въ соприкосновеніе, и станетъ интервьюировать направо и налво.— Рэй принужденъ былъ согласиться, что это боле чмъ вроятно. Ему самому было досадно, что о немъ будутъ по этому поводу говорить въ газетахъ. Онъ вспомнилъ о Мидлэнд, и ему стало неловко: онъ начинаетъ пріобртать извстность, но совсмъ не такого рода, какой отъ него ожидали.

— Поостерегитесь, съ своей стороны, а я предупрежу мистера Чапли и нашихъ дамъ, чтобы они не принимали репортеровъ и ничего имъ не сообщали. Кстати,— знаетъ объ этомъ мистеръ Кэйнъ?

— Я только что былъ у него, но не засталъ его дома и оставилъ ему записку.

— Не лучше ли намъ зайти къ нему и сказать?..— Мистеръ Брандретъ съ минуту колебался, но потомъ продолжалъ:— Нтъ, онъ старый воробей, онъ не скажетъ ничего, что могло бы компрометировать кого-нибудь.

Съ минуту они шли молча, потомъ Брандретъ, какъ бы спохватившись, сказалъ:

— Во всякомъ случа, я не желалъ бы возбуждать въ васъ слишкомъ много надеждъ на то, чтобы мы сдлали что-нибудь съ вашей книжкой въ этомъ году.

— Разумется,— возразилъ Рэй.— Я буду слишкомъ замшанъ въ это дло въ газетахъ, и мое имя будетъ недостаточно респектабельно для солидной фирмы въ теченіе нсколькихъ лтъ, надолго, а можетъ быть и навсегда.

Въ эту минуту онъ былъ чистымъ эгоистомъ, чувствуя только горечь противъ этой новой насмшки фортуны. Все его участіе къ бдному существу, съ несчастіемъ котораго онъ пришелъ въ соприкосновеніе, теперь совершенно погасло.

— О, я не хотлъ этого сказать!— воскликнулъ Брандретъ,— но вдь это просто удивительно, какъ мы вс тутъ запутаны! Право, посл этого откажешься отъ всякаго сношенія съ своими ближними! Вдь мы попали въ эту кашу вмст съ людьми, о существованіи которыхъ не знали еще шесть мсяцевъ тому назадъ. И все потому, что мистеръ Чапли старался помочь своему старому пріятелю. Наврное его теперь выставятъ передъ публикой какимъ-то толстовцемъ… Провинціалы, выписывавшіе черезъ насъ книги, подумаютъ, что мы имемъ сношенія съ анархистами, и не захотятъ имть дло съ нами, все равно какъ если бы мы напечатали ‘Крейцерову Сонату’.

Рэй между тмъ думалъ, что онъ-то никого не знакомилъ съ Хюзами, и не былъ отвтственъ за нихъ даже и въ силу старой дружбы. Но, въ виду неприкрыто эгоистичныхъ опасеній Брандрета, ему было совстно показать свой собственный эгоизмъ. Онъ лишь замтилъ довольно цинично:

— Да, повидимому, сумасшедшій не можетъ даже убить себя, не причинивъ вреда другимъ. Его судьба опутываетъ всхъ и покрываетъ стыдомъ всякаго, кто его зналъ. Говорите посл этого о нравственномъ начал, руководящемъ міромъ.

— Да,— согласился Брандретъ, сочувствуя негодованію Рэя, насколько позволяла ему это его мягкая натура.

Придя къ Чапли, они узнали, что миссисъ Брандретъ привезла съ собой ребенка, чтобы провести цлый день у своей матери. Ея сестра, которую Рэй также зналъ, встртилась съ ними въ дверяхъ. Она шла на завтракъ молодыхъ лэди и сказала, что они найдутъ отца въ библіотек и что Кэйнъ также у него.

Брандретъ поглядлъ на Рэя, сказавъ,— вотъ это хорошо!— и, поднимаясь по лстниц, прибавилъ:— Онъ наврное посовтуетъ что нибудь путное.

Но Кэйнъ сначала воздержался отъ совтовъ. Онъ молча и безъ наружнаго волненія выслушалъ разсказъ Рэя.

— Господи!— стоналъ между тмъ мистеръ Чапли.— Ужасно! ужасно! Бдный Давидъ, должно быть, въ страшномъ огорченіи. А я даже не могу и пойти къ нимъ!

— Онъ, вроятно, и не ожидаетъ, чтобы вы къ нему пришли,— замтилъ мистеръ Брандретъ.

— Ну, не знаю.. Онъ наврное пришелъ бы ко мн, если бы у меня было горе. Господи! Господи! Очень сильное было у него кровохарканіе, мистеръ, э… э… Рэй?

Рэй отвчалъ, что докторъ не предвидитъ близкой опасности, а мистеръ Брандретъ поторопился сообщить, что онъ хотлъ разсказать дамамъ обо всемъ прежде, чмъ это появится въ газетахъ, и предупредить ихъ, чтобы он ничего не говорили, въ случа если явятся репортеры.

— Это все хорошо,— сказалъ мистеръ Чапли,— но я, право, не вижу, въ чемъ можетъ повредить намъ эта исторія?

— Она не можетъ повредить намъ, если ея не исказятъ… въ связи съ вашими личными убжденіями, сэръ. Когда же господа репортеры пронюхаютъ про вашу старинную дружбу съ мистеромъ Хюзъ и про егь личныя убжденія, то нельзя и представить себ, чего они не выведутъ изъ этого.

Кэйнъ взглянулъ на Рэя, высоко поднявъ брови и поджавъ губы. Мистеръ Брандретъ также повернулся къ Рэю и вкрадчивымъ голосомъ спросилъ:

— Скажите, вы не обидитесь, если я зажгу одну изъ этихъ курительныхъ свчекъ?— Онъ указалъ на тоненькую свчку въ серебряномъ подсвчник, стоявшую на камин.— Конечно, теперь нтъ никакой опасности зараженія, но для моей жены будетъ спокойне, въ особенности потому, что она привезла съ собой мальчика.

— Разумется, нтъ,— отвчалъ Рэй, и свчка закурилась тонкимъ, синеватымъ ароматичнымъ дымкомъ. Мистеръ Брандретъ пошелъ за женой и тещей.

— Мн кажется, вамъ грозитъ опасность, Генри,— сказалъ Кэйнъ.— Пожалуй, вамъ придется отказаться отъ Толстого и его сочиненій, если вы благополучно выпутаетесь изъ этой исторіи. Я очень огорченъ за васъ. Это отнимаетъ у меня половину того удовольствія, которое я испытываю при мычъсли что бдный Давидъ избавился, наконецъ, отъ своего кошмара. А теперь мн лучше уйти.

Онъ всталъ и пошелъ пожать руку Чапли, сидвшему въ покойномъ кресл. Мистеръ Чапли схватилъ его руку и слабымъ голосомъ заговорилъ:

— Нтъ, нтъ, Кэйнъ, не уходите. Намъ понадобится вашъ совтъ.

Пока Кэйнъ колебался, мистеръ Брандретъ вернулся съ дамами, у которыхъ былъ заинтригованный, нетерпливый видъ.

— Я думаю, что имъ лучше узнать все это отъ васъ, мистеръ Рэй,— сказалъ онъ,— и Рэй въ третій разъ разсказалъ трагическое происшествіе со всми подробностями. Ему казалось, что онъ произноситъ обвинительную рчь противъ самого себя.

Когда онъ кончилъ, миссисъ Чапли сказала:

— Этого слдовало давно ожидать. Если бы только это могло послужить предупрежденіемъ для мистера Чапли…

Миссисъ Брандретъ обратилась къ матери въ такомъ тон, что Чапли, сидвшій въ поз покорнаго страданія, подперевъ подбородокъ рукой, перемнилъ положеніе и поднялъ голову.

— Я не вижу, какое можетъ быть предупрежденіе для папы въ этой ужасной исторіи. Разв вы думаете, что онъ способенъ принять синильную кислоту?

— Ты сама знаешь, что я этого не думаю, дитя,— возразила миссисъ Чапли.— Но я буду очень рада, если это положитъ конецъ всякому толстоизму въ нашемъ семейств.

— Это не иметъ никакого отношенія къ Толстому,— съ неожиданной энергіей отвчала миссисъ Брандретъ.— Если бы вс они спокойно жили въ деревн, то мозгъ этого несчастнаго существа не разстроился бы отъ городской нищеты.

— Въ деревн относительно больше сумасшедшихъ, чмъ въ город,— начала миссисъ Чапли, но миссисъ Брандретъ не обратила вниманія на ея статистическое замчаніе.

— Для отца столько же шансовъ жить на ферм, какъ и отравиться,— сказала она.— И во всякомъ случа эта исторія до него ничуть не касается. Онъ былъ только вренъ своему старому другу и давалъ работу его дочери. Мн ршительно все равно, что объ этомъ будутъ говорить въ гавотахъ. Мы ничего дурного не сдлали!

Мистеръ Брандретъ съ явнымъ изумленіемъ смотрлъ на жену, а мать ея сказала только:

— Ну, и прекрасно, душа моя!

— Я думаю, что ты не такъ поняла твою мать,— мягко вступился ея отецъ.— Она смотритъ на жизнь съ другой точки зрнія, нежели я.

— О да, Генри, и я очень рада этому,— перебила его миссисъ Чапли.— Да я и не знаю никого, кто бы смотрлъ съ этой точки зрнія. Если бы я послдовала за тобой и за твоимъ пророкомъ, то у насъ не было бы и крыши надъ головой.

— У очень многихъ людей нтъ крыши надъ головой,— тихо замтилъ мистеръ Чапли.

— Это еще не причина, чтобы у насъ ея не было,— сказала жена.

— Нтъ, въ этомъ отношеніи ты права, дорогая моя. Въ томъ-то и есть безнадежность положенія. Можетъ быть бдный Давидъ правъ, и человкъ, пытающійся разршить проблему альтрюизма въ собственной жизни…

Миссисъ Брандретъ не дала ему договорить:

— Вопросъ состоитъ теперь въ томъ, что мы можемъ сдлать для этихъ несчастныхъ?

Она взглянула на Рэя, который, чувствуя, что онъ здсь лишній, старался по возможности стушеваться и какъ бы занять самое маленькое и незамтное мсто. Онъ даже покраснлъ, когда миссисъ Брандретъ обратилась къ нему. Онъ рдко видалъ ее прежде, и она всегда производила на него, какъ и въ первый разъ, впечатлніе узкой, ограниченной домашними заботами натуры, всецло ушедшей въ свое материнство и не способной чувствовать симпатіи въ остальному міру.

— Когда вы видли ихъ въ послдній разъ?— спросила она.

Онъ сказалъ, и она продолжала:

— Я сейчасъ же пойду къ нимъ вмст съ Перси.

— Да, и принесете оттуда скарлатину вашему ребенку!— крикнула ея мать.— Ни вы, ни Перси туда не пойдете, пока я еще имю право сказать свое слово по этому вопросу. А если вы пойдете, я не пущу васъ обратно въ этотъ домъ и буду держать у себя ребенка до тхъ поръ, пока будетъ хотя малйшая опасность зараженія. Сколько времени это можетъ продолжиться,— я не знаю…

Вся любовь бабки поднялась въ миссисъ Чапли, она возвысила голосъ и, въ своей тревог и своемъ негодованіи по поводу своеволія дочери, обратилась какъ бы за помощью къ Кэйну.

— Какъ вы объ этомъ думаете, мистеръ Кэйнъ?

— Я затрудняюсь ршить этотъ вопросъ такъ быстро, это слишкомъ важная вещь,— отвчалъ своимъ мягкимъ, ласкающимъ голосомъ Кэйнъ.— Пока — я посовтовалъ бы миссисъ Брандретъ выразить имъ свое сочувствіе черезъ меня. Если вы раньше не имли обыкновенія посщать семью, то…

— Я никогда тамъ не была, къ моему сожалнію,— откровенно созналась миссисъ Брандретъ.

— Ну вотъ, видите, поэтому я и не знаю, что хорошаго можетъ выйти изъ этого теперь. Да, кром того, тамъ дйствительно можетъ быть еще остатокъ заразы.

— Зараза переносилась нердко мсяцы спустя, черезъ океанъ, въ платьяхъ, и даже въ письмахъ,— съ торжествомъ заявила миссисъ Чапли. Кэйнъ предоставилъ ей эту сторону вопроса и продолжалъ:

— Положеніе Хюзовъ могло принять гораздо худшій оборотъ, какъ я только что говорилъ Генри передъ вашимъ приходомъ. Власти не всегда бываютъ такъ снисходительны. Для меня совершенно ясно, что это лучшее, что могло съ ними случиться, по крайней мр, что касается Дэнтона.

— Неужели вы одобряете самоубійство?— спросила миссисъ Чапли.

— Для счастливыхъ и здоровыхъ людей,— конечно, нтъ,— отвчалъ Кэйнъ шутливо.— Такіе люди за самоубійство должны бы быть наказываемы по всей строгости законовъ. Но въ данномъ случа существуютъ, повидимому, нкоторыя смягчающія обстоятельства, и я надюсь, что коронеръ отнесется къ преступнику снисходительно. Я пойду и посмотрю, не могу ли быть чмъ нибудь полезенъ Давиду. По всей вроятности нтъ. Въ этихъ случаяхъ иногда только увеличиваешь горе неумстными утшеніями… Но все-таки мы обязаны попробовать.

— И вы дадите намъ знать,— сказала миссисъ Чапли,— не можемъ ли мы сдлать что нибудь для нихъ.

Миссисъ Брандретъ не настаивала на своемъ ршеніи идти въ Хюзамъ, она сказала:

— Да, конечно, дайте намъ знать.

Когда Кэйнъ ушелъ исполнять свою обязанность милосердія,— мистеръ Брандретъ проводилъ Рэя внизъ, до подъзда.

— Вы видли, какая она смлая женщина!— шепнулъ онъ, бросивъ взглядъ назадъ.— Я долженъ сознаться, что былъ чрезвычайно удивленъ, когда увидлъ, что она можетъ такимъ образомъ противоречить матери. А впрочемъ, это, пожалуй, и натурально. Когда я пришелъ къ нимъ наверхъ, он какъ разъ спорили — давать ли мальчику белладону или прекратить… Должно быть миссисъ Брандретъ перенесла свое боевое настроеніе и на вопросъ о Хюзахъ. Конечно, намренія миссисъ Чапли самыя прекрасныя, но если бы миссисъ Брандретъ удалось избавиться отъ ея вліянія, то это была бы совершенно другая женщина. И мн кажется, что она права касательно нашихъ отношеній къ Хюзамъ передъ публикой. Я думаю, въ этомъ никто не можетъ усмотрть ничего дурного, какъ бы ни повертывали вопросъ въ ту и другую сторону. Да, наконецъ, Хюзъ вдь вовсе и не принадлежитъ къ крайнимъ соціалистамъ. Старый членъ Брукской фермы — это нчто уже перешедшее въ область преданія, все равно, что прежніе аболиціонисты. Я постараюсь, если можно, поглядть его книгу, не компрометируя себя. Ну, а какъ ваши дла? Я бы, знаете, на вашемъ мст не упускалъ этого шанса съ ‘Каждымъ Вечеромъ’. Повидайтесь-ка съ редакторомъ! Чортъ бы побралъ газеты! Надюсь, что он не впутаютъ насъ въ эту исторію!

XXXV.

Исторія самоубійства была передана въ вечернихъ газетахъ въ нсколькихъ строкахъ и съ измненными именами, а на слдующее утро появились лишь сокращенныя перепечатки мелкимъ шрифтомъ. Лица, мене всего причастныя къ этой исторіи, но боле всхъ трусившія скандала, были оставлены въ поко. Самъ Рэй фигурировалъ, какъ свидтель, подъ именемъ Брэя. О прошломъ Хюзовъ, также какъ о настоящихъ обстоятельствахъ ихъ жизни, никто даже не справлялся. Репортеры не воспользовались ни одной изъ подробностей дла, способныхъ возбудить сенсацію, и вообще все происшествіе было передано въ вид самаго зауряднаго случая, какіе въ большихъ городахъ встрчаются ежедневно и немедленно же забываются. Земля сомкнулась надъ несчастнымъ, для котораго идея долга, преслдующая въ той или другой степени каждаго изъ насъ, превратилась въ страшный, мучительный кошмаръ, а люди, для которыхъ смерть его казалась опасне его жизни, вздохнули съ облегченіемъ.

Мужество мистера Брандрета воспрянуло немедленно посл того, какъ миновала опасность. Одно время онъ даже готовъ былъ идти на встрчу самому худшему, но нужно сказать правду, что это настроеніе явилось уже тогда, когда возможность этого худшаго осталась позади. Теперь онъ держался съ достоинствомъ, не сознаваясь даже въ своихъ опасеніяхъ.

— Не станемъ смяться надъ нимъ!— философствовалъ по этому поводу Кэйнъ.— Идеалы великодушія и самопожертвованія были бы здсь совсмъ не у мста. Онъ былъ совершенно правъ, соблюдая осторожность и ограждая свою фирму и свой домашній очагъ отъ вторженія чужихъ бдъ… Кто же будетъ заботиться обо всемъ этомъ, если онъ самъ пренебрежетъ первой и прямой своей обязанностью? Онъ все время былъ очень внимателенъ и очень доброжелателенъ къ Пі, и я не могу осуждать его за то, что онъ не суется съ предложеніемъ помощи тамъ, гд, въ сущности, ничмъ нельзя помочь.

Кэйнъ и самъ скромно оставался на заднемъ план и не навязывался своимъ старымъ знакомымъ съ предложеніемъ услугъ. Онъ не былъ на похоронахъ Дэнтона, но посл того часто навщалъ Хюза, хотя и не признавалъ за собой никакихъ обязанностей, помимо простыхъ старинныхъ дружескихъ отношеній. Впрочемъ, и эти дружескія отношенія сильно пострадали отъ долгихъ лтъ разлуки и отъ крупныхъ разногласій въ мнніяхъ, поэтому можно было сомнваться въ томъ, что визиты его доставляли удовольствіе больному старику. Они всегда спорили, и Хюзъ иногда даже терялъ голосъ отъ волненія и усталости, тогда какъ низкій голосъ Кэйна оставался ровнымъ и спокойнымъ, что было физически невозможно для Хюза.

Мистеръ Чапли ухалъ къ себ въ имніе въ Массачузетсъ, чтобы оправиться посл болзни. Воскресныя сборища у Хюзовъ пришлось прекратить, такъ какъ Хюзъ не въ состояніи былъ руководить ими и не терплъ, чтобы это длалъ кто-либо другой. Единственнымъ его утшеніемъ и развлеченіемъ были посщенія Рэя, который былъ всегда терпливъ и ласковъ и не подчеркивалъ своего несогласія съ его мнніями.

Рэй уже не сердился боле на Кэйна за навязанное ему знакомство, можетъ быть потому, что оно не тяготило его боле. Онъ не могъ отказать старику въ своихъ посщеніяхъ, когда видлъ, что они составляютъ его единственное развлеченіе. Онъ дошелъ до того, что эти посщенія доставляли удовольствіе и ему самому. Когда онъ замтилъ, что старику остается жить все меньше и меньше, онъ сталъ приходить къ нему каждый день, и Піа обыкновенно заставала его у отца, когда возвращалась къ вечеру домой. Рэй могъ приходить раньше ея, потому что работа въ газет не требовала его присутствія въ редакціи. Нердко онъ приносилъ съ собой связку книгъ, чтобы просматривать и обсуждать ихъ вмст съ Хюзомъ, для котораго онъ служилъ представителемъ литературнаго міра со всми его новыми явленіями и теченіями. Хюзъ очень заинтересовался отдломъ, который порученъ былъ Рэю въ ‘Каждомъ Вечер’, и совтовалъ ему не длать изъ этого задачу чистой эстетики, но проводитъ этическія начала. Онъ утверждалъ, что литература должна быть проводникомъ реформы. Онъ сожаллъ о томъ, что не далъ своей книг форму романа, которая сообщила бы ей прелесть, недостижимую въ чисто полемическомъ трактат.

— Я убжденъ, что, если бы я придалъ ему эту форму, то живо нашелъ бы издателя и, мн кажется, я примусъ передлывать книгу сызнова.

— Надюсь, что вы будете счастливе меня съ вашимъ романомъ,— сказалъ Рэй.— Ужъ не передлать ли мн моего ‘Современнаго Ромео’ въ полемическій трактатъ? Не помняться ли намъ съ вами, мистеръ Хюзъ?

— Что вы не принесете сюда вашъ романъ и не прочитаете его мн?— сказалъ Хюзъ.

— Можетъ быть, это было бы злоупотребленіемъ вашей доброты,— сказалъ Рэй.— Къ тому же мой редакторъ взялъ его, чтобы посмотрть, не годится ли онъ для фельетона, который мы затваемъ. Романъ ему, конечно, не понадобится, но, пока онъ будетъ держать его у себя, вы все-таки будете отъ него избавлены.

Онъ зналъ, что Піа сказала бы то же самое относительно его книги. Очутившись съ ней на одну минуту наедин передъ тмъ, какъ уйти домой въ этотъ вечеръ, онъ заговорилъ опять объ этомъ предмет:

— Вы не сказали мн еще, что простили мое дурное поведеніе по поводу моей книги, когда мы говорили о ней въ послдній разъ.

— Вы желаете, чтобы я это сказала?— кротко спросила она.— Я думала, что это лишнее.

— Да, скажите,— попросилъ онъ.— Вдь вы думали, что я неправъ?

— Да,— согласилась она.

— Такъ вотъ, такъ и скажите:— я вамъ прощаю.

Онъ ждалъ, но она молчала.

— Отчего вы не можете сказать этого?

Съ минуту она молчала, потомъ сказала:

— Я думаю, что вы имли основаніе…

— Быть неправымъ? Такъ зачмъ же вы это сдлали? Вы не можете сказать этого?

— Нтъ… не теперь.

— Такъ когда нибудь?

— Можетъ быть,— прошептала она.

— Ну, такъ я спрошу васъ въ другой разъ опять.

Она молча сидла у окна въ маленькой задней комнатк, и голова ея неясными очертаніями выдлялась въ сумеркахъ Въ промежуткахъ между шумомъ мчащихся мимо поздовъ они слышали, какъ миссисъ Дэйтонъ, смясь и шутя, болтала съ отцомъ. Мы обыкновенно думаемъ, что трагическія происшествія совершенно измняютъ натуру человка, какъ будто посредствомъ нкотораго духовно-химическаго процесса вс нравственные элементы въ человк переработываются въ новыя сочетанія Между тмъ эти событія — вншніе инциденты нашей жизни и производятъ не боле пертурбацій въ нашемъ существ, чмъ обыкновенная гроза въ матеріальномъ мір. Чего гроза не разрушаетъ окончательно, то она оставляетъ неизмненнымъ. Слабое существо, которое она своей силой пригнула къ самой земл, поднимается вновь съ эластичностью камыша, который выпрямляется, какъ только гроза миновала.

Миссисъ Дэнтонъ осталась все той же, какой была прежде и даже Рэй, не смотря на свою строгую молодую мораль и свою малую опытность, увидлъ, что шокирующее его легкомысліе ея было облегченіемъ и развлеченіемъ для больного старика. Она сидла около него, болтая и шутя, и Рэй съ оттнкомъ негодованія подумалъ, что она и всегда должно быть была его любимицей. Вроятно эта легкость характера находила откликъ въ душ самого Хюза, и онъ искалъ въ ея душ отраду и утшеніе родственной натуры. Вншняго отличія между сестрами онъ не длалъ, каждая принимала свою долю заботъ и любви, какъ нчто должное и справедливое: Піа заботилась объ ихъ маленькомъ хозяйств, а сестра ухаживала за отцомъ.

Кипучій темпераментъ миссисъ Дэнтонъ оказывалъ большую услугу въ ихъ гор, нежели серьезная сосредоточенность Піи. Судя по всему, что Рэй читалъ или воображалъ себ относительно подобныхъ обстоятельствъ, потеря дтей и мужа должна бы по настоящему сдлать ее боле серьезной и сосредоточенной, поэтому онъ не могъ простить ей, что она, хотя бы ради приличія, не желала скрыть свое всегдашнее легкомысліе. Его шокировало даже и то, что Піа не останавливала сестру, но терпла ея болтовню и время отъ времени даже улыбалась на ея шутки. Онъ не могъ понять, что ея любовь разршала легко т вопросы, которые такъ мучаютъ безпомощный умъ и озлобляютъ насъ противъ чужихъ недостатковъ. Время отъ времени, однако, онъ чувствовалъ въ ней такую душевную красоту, передъ которой онъ долженъ былъ преклоняться. Въ сердц мужчины есть нчто, что ставитъ женское очарованіе выше всего на свт. Поэтому-то глупыя и дурныя женщины такъ часто находятъ себ мужей, между тмъ какъ умныя и добрыя умираютъ старыми двами. Но въ душ неиспорченнаго юноши нердко поднимается страстный протестъ противъ признанія этого инстинкта высшимъ чувствомъ. Идеалъ женственности кажется ему слишкомъ чистымъ и слишкомъ священнымъ даже для того, чтобы мечтать о любви къ нему. Нчто врод этого чувства, какое-то мистическое уваженіе и восторженное поклоненіе отдаляли Рэя отъ Піи еще боле, чмъ въ день ихъ первой встрчи. Правда, одно время онъ мечталъ о ней, о чемъ она даже и не подозрвала, какъ мы не подозрваемъ о томъ, что кто нибудь насъ видлъ во сн. Но это были мечты литературнаго свойства и проходили въ его мозгу подобно многимъ другимъ созданіямъ его фантазіи, не имвшимъ реальныхъ основъ. Когда же эти первыя мечты разсялись,— а это непремнно должно было случиться, какъ только романтичность первой встрчи уступила мсто знакомству,— что замнило ихъ? Въ конц полугодія, въ продолженіе котораго странныя и печальныя событія такъ сблизили ихъ, онъ не чувствовалъ ничего, кром состраданія, которое влекло его къ ней, и вмст съ тмъ какого-то особеннаго уваженія, которое отдаляло его отъ нея. Къ чувству состраданія въ немъ примшивалась еще досада на ея отца и на самого себя. Когда онъ видлъ, что она такъ одинока вслдствіе предпочтенія, которое отецъ оказывалъ ея сестр, онъ досадовалъ на себя столько же, сколько на него.

Піа не жаловалась ни на кого ни словомъ, ни взглядомъ, онъ даже сомнвался, замчаетъ ли она все это. Но однажды онъ рискнулъ заговорить съ ней о любви ея отца къ сестр, и она отвчала, что отецъ всегда предпочиталъ видть около себя Дженни, чмъ кого-либо другого. Рэй возразилъ ей не особенно искренними общими мстами относительно того, что забота объ отц служитъ миссисъ Дэнтонъ отвлеченіемъ отъ ея горя. Піа совершенно откровенно отвтила:

— Отецъ не хотлъ, чтобы она выходила замужъ за Анселя, и былъ совершенно равнодушенъ къ дтямъ. Онъ не виноватъ въ этомъ — онъ былъ уже слишкомъ старъ, а когда мы поселились здсь вс вмст, дти стали ему въ тягость.

Она тихо вздохнула, а Рэй съ самодовольствомъ утшителей сказалъ:

— Я думаю, для нихъ лучше, что они умерли.

— Они родились для того, чтобы жить,— отвчала она.

— Да,— невольно согласился онъ.

Онъ видлъ, какъ искренно и глубоко скорбитъ она о малюткахъ, и безъ досады замтилъ также, что она жалетъ и объ ихъ несчастномъ отц, къ которому питала простую и чистую привязанность. Рэю приходило иногда въ голову, какъ ужасно было бы для нея, если бы она любила Дэнтона такъ, какъ должна была бы любить его ея сестра. И его воображеніе создавало невозможныя положенія. Но онъ сознавалъ, что все это его фантазія и что-это такая же выдумка, какъ и то, что онъ представлялъ себ иногда, будто влюбленъ въ миссисъ Дэнтонъ и будто это то и есть причина, почему онъ не можетъ любить Пію. Въ обоихъ случаяхъ виноватъ былъ его эстетическій темпераментъ, который столь же часто длается рабомъ, какъ и владыкой своихъ мечтаній.

Піа охотно уступала миссисъ Дэнтонъ свое мсто въ сердц отца. Упадокъ физическихъ силъ старика обусловливалъ его переходъ отъ высшаго чувства къ низшему. Миссисъ Дэнтонъ сама смутно сознавала и даже по своему выражала это, когда хотла какъ бы оправдать отца въ томъ, что онъ отказывается отъ услугъ Піи и принимаетъ ихъ только отъ нея.

— Я ему теперь полезне, Піа, потому что я отъ земли, я земная, ты ему понадобишься не здсь, а въ другомъ мір.

Старикъ всми силами держался за жизнь и не допускалъ даже мысли о смерти. Онъ говорилъ, что, какъ только наступитъ настоящая весна и ему можно будетъ выходить, не боясь простуды, онъ понесетъ свою рукопись по издателямъ и будетъ лично предлагать ее. Онъ тщательно выработалъ себ планъ дйствій и обсуждалъ его съ Рэемъ, которому доказывалъ, что его неудача происходить единственно отъ неумнья разговаривать съ издателями. Онъ общалъ Рэю, что, какъ только найдетъ издателя для своей книги, тотчасъ же позаботится объ его роман. При этомъ онъ еще разъ попросилъ его принести и прочесть ему свое сочиненіе. Рэй впослдствіи со стыдомъ сознавался себ самому, что, если бы Хюзъ настаивалъ, онъ согласился бы на это. Но просьба Хюза была, вроятно, простой любезностію и слдствіемъ его непоколебимой вры въ успхъ своего собственнаго произведенія.

По мр того, какъ наступало лто, въ квартир становилось невыносимо душно. Приходилось отворять окна, и тогда комната наполнялась адскимъ шумомъ, такъ что они не могли слышать другъ друга до тхъ поръ, пока окна снова не закрывались. Но шумъ поздовъ, топотъ лошадей конки, звонки, лязгъ тяжелыхъ фургоновъ, страшный стремительный грохотъ мчащагося на всхъ парахъ экспресса, звукъ шаговъ, крики разносчиковъ, хохотъ и ругань, также какъ и подымающіеся съ улицы запахи — все это, повидимому, гораздо мене безпокоило, мене раздражало нервы больного, чмъ здоровыхъ, которые предпочитали запирать окна и задыхаться отъ жары, нежели выносить этотъ содомъ. Тмъ не мене и онъ все-таки замчалъ его, и однажды, когда Рэй заговорилъ объ этомъ адскомъ шум, онъ согласился, что это дйствительно ужасно.

— Но,— добавилъ онъ,— я все-таки радъ, что поселился здсь и могу такимъ образомъ собственнымъ опытомъ убдиться, какъ ужасна жизнь въ большихъ городахъ. Вс эти ужасы, поражающіе наше зрніе и нашъ слухъ, служатъ матеріальнымъ выраженіемъ того принципа, который лежитъ въ основ всего соціальнаго строя. Мн все это послужило большимъ подспорьемъ для моей книги, не на столько, можетъ быть, сколько я бы хотлъ, но все-таки несравненно боле, чмъ я ожидалъ. Никто не можетъ представить себ всего ужаса, всей мерзости, всей жестокой и безсмысленной подлости, которыя выражаютъ собой эти явленія. Я только описывалъ существующіе факты и предоставилъ воображенію читателя создавать себ, по контрасту, идеальный городъ, съ его чистыми, тихими и мирными улицами, съ рядомъ прекрасныхъ зданій, съ благородными памятниками гражданской и религіозной архитектуры, съ снью колоннадъ и деревъ, съ садами и парками… И все это распланированное и построенное безъ участія жадной и коварной спекуляціи, а лишь силой благороднаго и великодушнаго соревнованія, соединяющаго людей для благородной цли, а не разъединяющаго въ борьб изъ-за денегъ… Представьте себ городъ, созданный наукой, какимъ долженъ быть каждый городъ въ наше время… безъ этихъ несчастныхъ животныхъ, порабощенныхъ дикарями и все еще употребляемыхъ въ нашемъ якобы цивилизованномъ обществ? Въ моемъ идеальномъ город не будетъ ни одной лошади,— электричество будетъ безшумно подвозить людей и вещи къ домамъ… Дженни! подай мн, пожалуйста, рукопись! Ту, что я писалъ сегодня… въ письменномъ стол, въ среднемъ ящик… я бы желалъ прочесть…

Миссисъ Дэнтонъ сбросила кошку съ колнъ и побжала за рукописью. Когда она подала ее отцу, онъ дрожащими пальцами сталъ расправлять листы, но читать не могъ. Онъ съ трудомъ выговорилъ нсколько словъ, потомъ закашлялся и протянулъ рукопись Рэю.

— Онъ хочетъ, чтобы вы взяли ее съ собой,— сказала Піа.— Вы можете отдать мн ее завтра утромъ.

Рэй взялъ рукопись и стоялъ, не зная, чмъ помочь имъ успокоить припадокъ кашля, и вмст съ тмъ боясь, что онъ мшаетъ имъ. Когда он успокоили, наконецъ, больного и Рэй снова растворилъ окно, чтобы впустить струю теплаго ночного вогдуха, который ворвался въ комнату вмст съ бшенымъ шумомъ улицы, Піа послдовала за нимъ въ маленькую заднюю комнату, гд они остановились на минуту.

— Скажите, ради Бога,— спросилъ Рэй,— зачмъ вы не переведете его куда нибудь, гд бы ему было поспокойне? Вдь тутъ и здоровый человкъ можетъ сойти съ ума.

— Онъ къ этому теперь не такъ чувствителенъ, какъ прежде,— отвчала она.— Мы пробовали уговорить его перенести кровать сюда, но онъ не хочетъ. Мн кажется,— прибавила она, что онъ считаетъ перемну дурнымъ предзнаменованіемъ.

— Не можетъ быть, чтобы такой человкъ, какъ вашъ отецъ, поддавался такимъ нелпымъ предразсудкамъ,— сказалъ Рэй.— Какое же вліяніе можетъ имть перемна комнаты на…

— Въ этомъ случа онъ не разсуждаетъ. Я вообще замчаю, что за послдніе дни онъ во многихъ отношеніяхъ сталъ похожъ на того, какимъ онъ былъ въ прежнія времена. Ужъ онъ давно не былъ такимъ, какъ сегодня.

— Что говоритъ докторъ?

— Онъ говоритъ, чтобы мы длали все, чего хочетъ отецъ… Онъ говоритъ, что теперь… шумъ уже не можетъ вредить ему…

Въ комнат было темно, но по ея голосу онъ замтилъ, что глаза ея полны слезъ. Онъ поискалъ впотьмахъ ея руку, чтобы проститься и, найдя ее, удержалъ на минуту въ своей, потомъ поцловалъ. Но въ его сердц не было того сердечнаго трепета, который могъ оправдать этотъ поцлуй… Онъ могъ объяснить это движеніе только состраданіемъ…

XXXVI.

Редакторъ газеты ‘Каждый Вечеръ’ возвратилъ Рэю его рукопись. Онъ, очевидно, надялся на то, что Рай можетъ быть безпристрастнымъ судіей своего произведенія или посмотритъ на него съ точки зрнія интересовъ газеты. Онъ самъ былъ совершенно безпристрастенъ въ томъ, что касалось газеты, и считалъ Рэя также способнымъ отршиться отъ субъективнаго взгляда и чувства.

— Мн кажется, это для насъ не годится,—сказалъ онъ.— Это очень хорошій романъ и я прочиталъ его весь до конца, но я думаю, что въ фельетон онъ потеряетъ. Какъ вы думаете объ этомъ сами?

— Я?— переспросилъ Рэй.— Могу ли я имть по этому предмету безпристрастное мнніе?

— Почему же нтъ? Вы знаете, что намъ нужно, мы достаточно говорили съ вами объ этомъ, и вы должны знать, годится это или нтъ. Во всякомъ случа это касается вашего отдла. Я лично думаю, что это не годится, но если вы другого мннія, то я ничего не имю противъ. Вы должны взять на себя отвтственность. Предоставляю вамъ ршить это въ интересахъ дла.

Рэй подумалъ, какъ старикъ Кэйнъ посмялся бы, если бы узналъ, въ какомъ онъ находится положеніи, какъ бы онъ со всхъ сторонъ обсуждалъ и коментировалъ это положеніе и придумывалъ бы по этому поводу новые афоризмы. Онъ воображалъ себ, что ни одинъ писатель не былъ до сихъ поръ въ его положеніи, это было нчто романтичное, похожее на то, какъ если бы подсудимаго заставили самому себ произнести приговоръ. Редакторъ, повидимому, очень серьезно смотрлъ на это дло, онъ сдержанно и нсколько строго ожидалъ ршенія Рэя.

— Боюсь, что вы правы,— сказалъ Рай.— Я думаю, что это не годится для ‘Каждаго Вечера’. Но даже если бы и годилось то мн неловко было бы навязывать читателямъ свое сочиненіе съ самаго начала.

— Ну, это-то мн было бы все равно,— замтилъ редакторъ,— если бы только мы дали имъ то, что нужно.

Рэя покоробило, но редакторъ этого не замтилъ. Теперь, какъ и всегда, главнымъ вопросомъ для него была газета. Онъ небрежно прибавилъ:

— Мн кажется, что такой романъ долженъ бы имть успхъ отдльнымъ изданіемъ.

— Я бы желалъ, чтобы вы внушили это мнніе какому-нибудь издателю.

Редактору нечего было отвтить на это. Онъ открылъ свой пюпитръ и началъ писать.

Не смотря на то, что отвергнутая рукопись лежала передъ нимъ на стол, Рэй работалъ въ этотъ день очень успшно, а потомъ унесъ рукопись съ собой. Но онъ не вернулся тотчасъ же въ свой отель, а отправился къ Чапли, гд надялся застать Пію до ея ухода домой, чтобы спросить ее объ отц. Онъ не былъ у Хюзовъ уже нсколько недль, а потому и придумалъ для себя этотъ предлогъ. Въ сущности же, ему хотлось увидть молодую двушку и постараться угадать, что она думаетъ о немъ. Онъ долженъ сдлать это теперь, хотя… если бы не было жестокостью совершенно покинуть старика, то лучше всего было бы никогда боле не видть никого изъ этой семьи.

Придя въ контору Чапли и узнавъ, что Піа ушла домой, онъ почувствовалъ облегченіе. Мистеръ Брандретъ былъ тамъ и привтствовалъ Рэя какъ-то еще сердечне, чмъ обыкновенно.

— Послушайте-ка,— сказалъ онъ, затворяя дверь своей маленькой комнаты.— Можете ли вы мн раздобыть вашъ романъ теперь же?

— Я могу достать его сію минуту,— сказалъ Рэй, дотрогиваясь до рукописи.

— О!— воскликнулъ нсколько смущенный Брандретъ.— Я не зналъ, что вы носите его съ собой!

— Обыкновенно не ношу, а только тогда, когда получаю его обратно отъ какого-нибудь издателя.

— Я думалъ, что онъ былъ уже у всхъ,— сказалъ, еще боле смущаясь, мистеръ Брандретъ.

— О, на этотъ разъ его отвергъ редакторъ газеты. Романъ только что былъ предложенъ мн для фельетона въ ‘Каждый Вечеръ’, но я забраковалъ его.

— Что вы хотите сказать?— улыбаясь, спросилъ озадаченный мистеръ Брандретъ.

— Именно то, что я говорю.— Рэй объяснилъ, въ чемъ дло.— Я чувствую себя Брутомъ и сыномъ Воута одновременно и сейчасъ пойду къ старику Кэйну, чтобы разсказать ему эту исторію. Я увренъ, что это позабавитъ его.

— Нтъ, постойте! Что редакторъ сказалъ о роман?

— О, онъ понравился ему. Онъ всмъ нравится, но никто его не беретъ. Онъ сказалъ, что романъ можетъ имть успхъ въ отдльномъ изданіи. Издатели газетъ и журналовъ вс думаютъ такъ, а издатели книгъ увряютъ, что онъ очень хорошъ для фельетона.

Рэй высказалъ это съ большой горячностью и радъ былъ, что произвелъ впечатлніе на Брандрета.

— Послушайте,— сказалъ тотъ,— оставьте-ка мн вашу рукопись.

— Опять?

— Да. Я никогда еще не читалъ ее самъ.

— Берите и будьте счастливы!— съ драматическимъ паосомъ произнесъ Рэй, вручая ему рукопись.

— Нтъ, серьезно!— сказалъ мистеръ Брандретъ.— Мн надо поговорить съ вами. Сядьте, пожалуйста. Помните, когда вы пришли сюда въ первый разъ, я сказалъ вамъ, что желалъ бы снова поставить Чапли и Б на линію издательской фирмы. Мн не нравилось, что мы все падаемъ въ этомъ отношеніи и превращаемся въ простыхъ книгопродавцевъ. Помните?

Рэй кивнулъ головой.

— Ну, такъ я никогда не упускалъ изъ виду этой мысли и все высматривалъ съ тхъ поръ хорошій романъ для начала. Я долженъ вамъ сознаться, что ничего не нашелъ. Вс авторы съ установившейся репутаціей находятся уже въ рукахъ другихъ издателей и ихъ нельзя переманить, не заплативъ сумасшедшихъ денегъ и не нарушивъ въ то же время правила торговой взаимности. Если мы возобновимъ свое издательство,— то мы должны начать съ новаго автора.

— Я, право, не знаю, новый я авторъ или нтъ,— сказалъ Рэй,— если рчь идетъ обо мн. Иногда мн кажется, что я ужъ порядочно устарлъ. Мн представляется, что я пріхалъ въ Нью-оркъ чуть-ли не въ начал христіанской эры. Но ‘Современный Ромео’ такъ же свжъ, какъ и прежде. На немъ все еще лежитъ утренняя роса — мстами, впрочемъ, стертая носами профессіональныхъ экспертовъ-нюхателей.

— Ну что жъ,— сталъ мистеръ Брандретъ,— онъ достаточно свжъ для практическихъ цлей. Дайте мн его…

— Съ какимъ оркестромъ прикажете проводить васъ да вашихъ дверей?— спросилъ Рэй.

— Нтъ, нтъ! Не ожидайте слишкомъ многаго,— сказалъ мистеръ Брандретъ.

— Я ничего не ожидаю,— протестовалъ Рэй.

— Ну вотъ, такъ и надо — это единственная основа всякаго дла. Но если только романъ годится, то я думаю, что даже вы сами не будете боле рады, чмъ я.

— О, благодарю васъ…

— Я не фаталистъ…

— Но это было бы очень похоже на фатализмъ.

— Да, правда. Можно было бы подумать, что романъ дйствительно предназначенъ вернуться назадъ, посл того, какъ обошелъ всхъ издателей.

— Но если онъ былъ предназначенъ къ тому съ самаго начала, то отчего вы не взяли его сразу? Къ чему же тогда была вся эта возня?

— Да, конечно, вы можете сказать это,— согласился мистеръ Брандретъ.

Рэй вышелъ, словно подхваченный уже волной богатства и могущества. Онъ пошелъ въ Кэйну и пригласилъ его пообдать вмст. Они ршили идти къ Мартину, гд обдъ стоилъ вдвое дороже, но за то имлъ видъ боле гастрономическій, чмъ въ отел, гд жилъ Рэй. Они заняли столъ въ уголк, и Рэй заказалъ бутылку шампанскаго.

— Да,— сказалъ Кэйнъ,— это какъ разъ вино для такихъ людей, которые хотятъ истратить деньги прежде, чмъ ихъ получили. Это настоящій напитокъ игроковъ.

— Вы можете не пить его,— сказалъ Рэй.— Пейте vin ordinaire, которое включено въ цну обда.

— Нтъ, я ничего не имю противъ бокала шампанскаго время отъ времени, въ особенности, когда самъ же заставилъ моего амфитріона заказать его,— сказалъ Кэйнъ.

— А я хочу облегчить сегодня мое сердце,— отвчалъ Рэй.— Завтра можетъ быть это уже мн не удастся. Впрочемъ, что касается моей книги, то не я ставлю ее на карту, а Брандретъ. Я все еще не понимаю, зачмъ ему это понадобилось. Конечно, онъ не особенно рискуетъ.

— Я думаю, что ему даже необходимо рискнуть кое-чмъ,— многозначительно сказалъ Кэйнъ и, понизивъ свой мягкій голосъ на цлую октаву, продолжалъ:

— Я боюсь, что бдный Генри, преслдуя свое личное усовершенствованіе, немного запустилъ свои дла. Я не осуждаю его,— вы знаете, я вообще никого не осуждаю,— потому что въ подобныхъ вопросахъ всегда остаешься въ сомннія, гд собственно причина и гд слдствіе. Можетъ быть, мой милый старый другъ запустилъ свое дло потому, что заботился о своей душ, а можетъ быть онъ именно обратился къ душ, потому что дла пошли худо. Во всякомъ случа, очевидно, онъ, какъ и вс, увидлъ, что трудно служить одновременно Богу и Маммону. Только на этотъ разъ маммону пришлось хуже, и, я думаю, этому можно только порадоваться. Дло, въ сущности, въ томъ, что Генри потерялъ интересъ въ своей профессіи, онъ ее не уважаетъ, его мучаетъ совсть, и онъ хочетъ раздлаться съ нею. Я имлъ съ нимъ длинный разговоръ передъ его отъздомъ въ деревню и не могъ не пожалть его. Не думаю, чтобы жен и дочери удалось заманить его опять въ Нью-оркъ. Онъ сознаетъ, что съ его стороны эгоистично обрекать ихъ на скуку деревенской жизни и что такъ же эгоистично предоставлять молодому Брандрету нести одному тяжесть дла. Но что же вы хотите въ такомъ мір, гд человкъ не можетъ избавиться отъ одного грха, не впадая въ другой?

И Кэйнъ, довольный своимъ парадоксомъ, позволилъ Рэю наполнить свой стаканъ во второй разъ. Но вдругъ лицо его омрачилось, и Рэй угадалъ причину его неудовольствія.

— Вы выразили вашу мысль не такъ, какъ бы вамъ хотлось?— спросилъ онъ.

— Да. Это слишкомъ расплывчато. Скажемъ лучше, что при существующихъ обстоятельствахъ ни одинъ человкъ не можетъ длать добро, не длая въ то же время зла…

— Да, это будетъ опредленне,— сказалъ Рэй.— Но разв вообще извстно, что они находятся въ затруднительномъ положеніи?

Кэйнъ, не отвчая на его вопросъ, продолжалъ:

— Я думаю, что Генри не правъ въ своемъ желаніи освободиться отъ узъ, связывающихъ всхъ насъ въ этой юдоли. Вотъ Давидъ въ этомъ отношеніи послдователенъ. Мы должны стоять или падать вмст на той дорог, до которой дошли, и не можемъ отдлаться отъ міра иначе, какъ оставаясь въ немъ.

Помолчавъ немного, онъ отвтилъ на вопросъ Рэя:

— Нтъ, никто не знаетъ, что они въ затруднительномъ положеніи, да и я этого не говорю. У нихъ только дла немножко запутались, а Генри предоставилъ ихъ одному Брандрету. Впрочемъ, Брандретъ на это не жалуется. Это даетъ ему свободу дйствій даже и въ томъ случа, когда приходится хвататься за соломинку.

— За такую соломинку, какъ напримръ ‘Современный Ромео’?— спросилъ Рэй.— Я чувствую нкоторыя угрызенія совсти: хорошо ли, что я допускаю мистера Брандрета рисковать своими деньгами изъ за моей книги, когда такъ много шансовъ за то, что онъ ихъ потеряетъ?

— Будемъ надяться, что онъ, въ конц концовъ, не рискнетъ,— сказалъ Кэйнъ и улыбнулся, подмтивъ мимолетный протестъ въ глазахъ Рэя.— Но если онъ рискнетъ, то предоставимъ конецъ на волю Божію. Прежде люди чаще, чмъ теперь, предоставляли конецъ на волю Божію. Мн помнится, что и я длалъ это когда-то. Такъ было легче, и, мн кажется, я опять вернусь къ этому. Въ нашихъ отношеніяхъ къ божественному началу есть нчто весьма любопытное — Богъ тамъ, гд мы предполагаемъ, что онъ есть, и онъ, по нашему желанію, становится нашимъ провидніемъ. Люди обыкновенно видли его руку въ томъ, что было благопріятно для нихъ и что вредно другимъ. Теперь имъ должно быть стыдно думать такъ. Но мы можемъ возвратиться къ вр при боле широкомъ взгляд на вещи и находить Бога также и въ томъ, что неблагопріятно для насъ — находить его не только въ счастіи, во и въ несчастіи. Можетъ быть, случайность есть ни что иное, какъ самый широкій изъ всхъ законовъ, простирающійся далеко за предлы тхъ мелкихъ законовъ, которые намъ доступны и по которымъ огонь всегда горитъ, а вода всегда находитъ свой уровень.

— Этотъ вашъ афоризмъ лучше перваго,— насмшливо замтилъ Рэй.— Выпейте-ка еще шампанскаго. А теперь поговоримъ о ‘Современномъ Ромео’.

— Мы лучше выпьемъ за него,— тономъ уваженія сказалъ Кэйнъ.

XXXVII.

— Знаете,— сказалъ мистеръ Брандретъ Рэю, ожидавшему его на слдующее утро въ его маленькой комнат.— Я всю ночь не закрывалъ глазъ.

Рэй и самъ не спалъ ни минуты и не могъ утерпть, чтобы не пойти къ Чапли, мучимый страхомъ и надеждой за свою книгу. Онъ надялся, что мистеръ Брандретъ прочелъ ее, и боялся, что не прочелъ. Онъ уже начиналъ терять мужество, но снова оживился при вид улыбающагося лица Брандрета.

— Это ваша книжка виновата. Я думалъ: просмотрю ее немножечко посл обда и прочитаю дв-три главы миссисъ Брандретъ, но я зачитался до одиннадцати часовъ, она легла спать, а я продолжалъ читать часовъ до трехъ. Потомъ цлыхъ полчаса кричалъ ребенокъ,— и моего сна какъ не бывало.

Рэй не зналъ, что сказать.

— Я горжусь тмъ, что вмст съ мистеромъ Брандретомъ младшимъ нарушилъ покой его отца.

Издатель не обратилъ вниканія на эту попытку небрежной шутки.

— Я оставилъ рукопись для миссисъ Брандретъ,— сказалъ онъ…— Она даже вернула меня назадъ, когда я собрался уходить, и еще разъ спросила, оставилъ ли я рукопись… Если романъ понравится ей такъ же, какъ и мн, до конца… Да, я увренъ, что ей понравится… Вы сами ей нравитесь, Рэй.

— Правда?— слабо переспросилъ онъ.

— Да, она и о васъ очень хорошаго мннія и говоритъ, что къ вамъ въ извстномъ отношеніи были несправедливы и что вы великолпно держали себя во всей этой исторіи съ Дэнтономъ.

Рэй былъ въ нмомъ изумленіи отъ похвалъ миссисъ Брандретъ, онъ ихъ совсмъ не ожидалъ. Между тмъ мужъ ея съ улыбкой продолжалъ:

— Она тотчасъ же узнала, кто оригиналъ вашего героя.

Рэй покраснлъ, но не пытался опровергать предположеніе, что его герой — портретъ автора.

— Вотъ относительно героини,— продолжалъ мистеръ Брандретъ,— мы ничего не знаемъ. Но миссисъ Брандретъ ею не особенно интересуется.

И онъ принялся разсуждать о характерахъ дйствующихъ лицъ и перебирать съ авторомъ вс перипетіи романа. Авторъ конечно, пламенлъ отъ восторга, глядя на своихъ героевъ со стороны, въ лестномъ освщеніи чужой оцнки.

— Ну, такъ вотъ,— сказалъ, наконецъ, мистеръ Брандретъ, когда Рей нашелъ въ себ силу подняться подъ бременемъ всхъ этихъ похвалъ,— вы скоро услышите обо мн, очень, очень скоро. Я-то съ своей стороны совсмъ ршилъ относительно романа… разв только онъ уже слишкомъ не понравится миссисъ Брандретъ… Странныя существа эти женщины, он никогда не могутъ отршиться отъ своихъ личныхъ взглядовъ… Мн кажется, что моя жена оттого не любятъ вашу героиню, что смшиваетъ ее въ своемъ ум съ той двушкой которая отняла у нея тогда роль Джульетты въ домашнемъ спектакл. Я же говорю, что мы не только обаъ — Перси, но и оба Ромео. Ваша героиня кажется ей немного слабой, но вы, разумется, съ намреніемъ сдлали ее такой…

Рэй, конечно и не подозрвалъ въ себ такихъ намреній, но отвтилъ, что предположеніе миссисъ Брандретъ справедливо, даже сдлалъ видъ, что находитъ шутку о двухъ Ромео великолпной. Но тотчасъ же получилъ за свою угодливость должное возмездіе.

— О!— сказалъ мистеръ Брандреть,— я долженъ разсказать вамъ странную вещь. Какъ разъ въ ту минуту какъ я дошелъ до того мста, гд онъ застрливается, знаете, а она пробуждается отъ гипнотическаго транса, нашъ мальчикъ страшно закричалъ, а миссисъ Брандретъ проснулась, воображая, что домъ горитъ. Я думаю, что ребенокъ видлъ дурной сонъ,— странно, право, какіе сны видятъ иногда маленькія дти! Но неправда ли, какъ удивительно, что это случилось какъ разъ въ тотъ моментъ, когда я находился въ возбужденномъ состояніи? Это нчто врод телепатіи? Правда, что ребенокъ всегда у меня на ум. Кстати, если романъ пойдетъ, вы должны попробовать написать телепатическую исторію. Этого еще никто не длалъ.

— Великолпно!— воскликнулъ Рэй.— Я такъ и сдлаю.

Они разстались, и Рэй пошелъ работать въ редакцію ‘Каждаго Вечера’. Онъ долженъ былъ сдлать надъ собой усиліе вдвое больше противъ того, какое требовалось для работы въ состояніи мрачнаго и глубокаго отчаянія. Надежда прыгала у него передъ глазами, и пульсъ лихорадочнаго бился. Онъ старался внушить себ, что мистеръ Брандретъ не давалъ ему еще формальнаго общанія. Онъ говорилъ себ также, что, если ребенокъ въ этотъ день будетъ очень безпокоенъ и испортитъ настроеніе миссисъ Брандретъ, то возможно, что издатель найдетъ весьма основательныя причины, чтобы отвергнуть его романъ. Онъ усиленно заставлялъ себя смотрть на дло именно съ этой точки зрнія: только этимъ онъ могъ привести свои нервы въ боле спокойное состояніе. Кром того, у него была, смутная мысль, что только при помощи этого усилія воли онъ какъ бы умилостивлялъ судьбу и содйствовалъ обратному исходу дла.

Нельзя утверждать съ достоврностію, что это усиліе имло дйствительное вліяніе,— однако, въ тотъ же вечеръ мистеръ. Брандретъ пришелъ въ отель и сказалъ Рэю, что ршился издать его книгу.

— Мы говорили объ этомъ за обдомъ, а жена тотчасъ же послала меня сказать это вамъ. Она говоритъ, что вы и такъ уже достаточно измучены ожиданіемъ и она не желаетъ заставить васъ прождать еще цлую ночь. Это первая книга, за которую мы съ ней принимаемся, и мн кажется, ее особенно интересуетъ это новое предпріятіе. Да, кстати, мы узнали, отчего ребенокъ кричалъ тогда. У него разстегнулась булавка и колола его сквозь простыню. На этихъ нянекъ никогда нельзя положиться. Но все-таки мн кажется, что мысль о телепатическомъ роман недурна.

— Да, да, это правда,— сказалъ Рэй.

Теперь, когда онъ былъ увренъ, что романъ принятъ, онъ почувствовалъ себя какъ бы отрезвленнымъ и не могъ открыта выражать свою радость, хотя и боялся, что этимъ разочаровываетъ мистера Брандрета. Онъ могъ только сказать:

— Чрезвычайно любезно со стороны миссисъ Брандретъ, что она подумала обо мн.

— У нея ужъ такой характеръ,— сказалъ мистеръ Брандеретъ и съ живостью продолжалъ:— Но перейдемъ теперь къ длу. Какъ вы желаете печатать? Хотите заказать собственные стереотипы?

— Нтъ,— нершительно отвчалъ Рэй,— я не въ состояніи взять этого на себя. Мн одинъ разъ длали такое предложеніе…

— Я такъ и думалъ, что вы не согласитесь,— прервалъ его мистеръ Брандрегъ,— но я все-таки долженъ былъ спросить. Хорошо, доски мы сдлаемъ сами и заплатимъ вамъ десять процентовъ съ продажной цны книги. Это уже установившееся условіе съ авторами, и мн кажется, что оно недурно.

При этомъ онъ какъ-то поперхнулся, словно что-то застряло у него въ горл, и прибавилъ:

— До извстной степени… Такъ какъ мы принимаемъ на себя весь рискъ, то мн кажется, мы должны имть…— видите ли: съ одной стороны, это чистая лотерея, а съ другой — врный убытокъ. На публику разсчетъ еще проблематиченъ,— а домовладлецъ, а приказчикъ, а бухгалтеръ, а типографъ и бумажный фабрикантъ уже тутъ. Мы несемъ вс расходы: аренда, жалованье клеркамъ, наборъ, печатанье, брошюровка, объявленія… авторъ не рискуетъ ничмъ…

Рэю пришло въ голову, что авторъ рискуетъ своимъ трудомъ, но вдь публика цнитъ время художника наравн съ временемъ курицы, высиживающей цыплятъ, и художникъ безсознательно принимаетъ эту оцнку. Рэй подумалъ, что теперь не время высказывать это соображеніе, да если бы онъ и высказалъ его, то это ни къ чему бы не послужило. Ему страстно хотлось покончить съ Брандретомъ на какихъ бы то ни было условіяхъ, и посл того, какъ они пришли къ соглашенію, онъ даже испугался, что выговорилъ себ все еще слишкомъ много.

Когда все было кончено, онъ вдругъ сдлался совершенно равнодушенъ. Онъ такъ долго и такъ упорно мечталъ объ этомъ, что вроятно истощилъ въ себ даже возможность волноваться по этому поводу. Во всякомъ случа, онъ замтно охладлъ къ этому вопросу. Онъ написалъ объ этомъ отцу и Сандерсону. Послдній, по всей вроятности, напишетъ о немъ замтку и, если только братья Гэнксъ не вычеркнутъ ее, то всть эта наэлектризуетъ весь Мидлэндъ. Рэй представилъ себ даже форму и содержаніе замтки, но и это не волновало его.

— Что со мной случилось?— спросилъ онъ у Кэйна, которому поспшилъ сообщить новость.— Я долженъ бы быть въ восторг, а между тмъ я не чувствую ничего подобнаго.

— Ага, это очень интересно, но вы еще безъ сомнній дойдете до этого. У меня былъ пріятель, который предложилъ руку и сердце предмету своей любви и получилъ согласіе. Первое время онъ чувствовалъ какую-то апатію, смшанную,— насколько я могъ судить, со страхомъ. Онъ началъ приходить въ восторгъ лишь некоторое время спустя и потомъ уже жилъ въ полной увренности, что онъ самый счастливый человкъ въ мір. Но мн кажется, что по отношенію къ важнйшимъ событіямъ въ жизни мы бываемъ жертвами условныхъ мнній. Намъ сказали, что мы должны чувствовать то-то и то-то относительно такихъ-то и такихъ-то предметовъ: относительно успховъ въ любви или въ литератур, относительно рожденія нашего первенца, относительно смерти. Но по всей вроятности никто въ этихъ случаяхъ не испытываетъ ожидаемыхъ ощущеній. Онъ находитъ эти случаи совершенно такими же, какъ и вс другіе въ жизни, имъ только придается большее или меньшее значеніе, но существенной разницы между ними нтъ. Можетъ быть, когда мы будемъ умирать, то мы найдемъ, что это такъ же просто и натурально, какъ… какъ…

— Какъ добиться того, чтобъ издатель принялъ вашу книгу,— подсказалъ Рэй.

— Совершенно врно!— воскликнулъ Кэйнъ и засмялся своимъ низкимъ мягкимъ хохотомъ.

— Ну, хорошо, вы можете не продолжать, я достаточно уяснилъ себ это.

Рэй всталъ, а Кэйнъ спросилъ его, почему онъ такъ торопится и куда идетъ.

— Я пойду сказать Хюзамъ.

— A! такъ я не предлагаю себя въ спутники,— сказалъ Кэйнъ.— Я одобряю ваше постоянство, но у меня на этотъ счетъ свои взгляды. Я думаю, Давиду лучше остаться тамъ, гд онъ былъ, я не говорю, что онъ наказанъ за то, что пришелъ реформировать міръ, но я могъ заране сказать ему, что онъ будетъ побжденъ. Онъ мыслитель и мечтатель и въ общин былъ какъ разъ на мст. Тамъ онъ могъ ставить міръ, какъ ему было угодно, и освщать его съ какой угодно стороны. Здсь же онъ видитъ одни исключенія изъ своихъ правилъ и, когда я бываю съ нимъ, то не могу удержаться отъ искушенія указывать ему эти исключенія, хотя и знаю, что это его огорчаетъ. Это ужъ такъ всегда у меня выходить, а потому и считаю боле гуманнымъ воздерживаться отъ посщеній. Да и сдлаю я это, правду сказать, очень охотно, такъ какъ терпть не могу бывать съ больными. Конечно, я буду ходить къ нему такъ часто, какъ того требуетъ приличіе. А приличіе,— заключилъ Кэйнъ тономъ, которымъ. онъ высказывалъ свои афоризмы,— превышаетъ гуманность. Многіе реформаторы забываютъ это,— добавилъ онъ.

Дни стали теперь такъ длинны, что въ комнат Хюза только что зажгли лампу, когда Рэй пришелъ къ нему въ начал восьмого часа. Сначала онъ обмнялся нсколькими словами съ Піей въ общей комнат, и она сказала ему, что отецъ провелъ день очень плохо и что она не знаетъ, спитъ онъ или нтъ.

— Такъ я уйду,— сказалъ Рэй.

— Нтъ, нтъ, если онъ не спитъ, онъ радъ будетъ васъ видть. Онъ вамъ всегда радъ. А теперь ему уже скоро и совсмъ не придется васъ видть.

— О Піа! неужели вы думаете?..

— Докторъ говоритъ, что надежды нтъ.

Голосъ ея при этомъ не дрогнулъ, и ея твердость сообщилась Рэю, сознававшему, что въ эту минуту онъ такъ близокъ къ человку, который самъ такъ близокъ къ смерти.

— А онъ… вашъ отецъ… знаетъ?

— Не могу вамъ сказать. Онъ всегда такъ полонъ надежды… Дженни тоже и слышать не хочетъ о томъ, чтобы перестать надяться. Она больше меня бываетъ около него и говоритъ, что у него еще очень много силы. Онъ все еще можетъ понемногу работать надъ своей книгой. Каждая часть ея такъ ясна у него въ голов, что онъ можетъ высказать все, что предстоитъ сдлать, когда у него хватаетъ силы говорить. Хуже всего, когда у него не хватаетъ голоса… тогда онъ теряетъ терпніе. Это и было причиной кровохарканія сегодня.

— Піа! мн стыдно сказать, зачмъ я пришелъ сегодня.— Я надялся, что ему будетъ интересно узнать…

— О вашей книг?.. О да! Мистеръ Брандрегь сказалъ мн объ этомъ. Я подумала, что вы сами захотите сказать ему.

— Благодарю васъ,— сказалъ Рэй.

Съ минуту онъ молчалъ. Она стояла противъ слабо освщеннаго окна, выдляясь на немъ темнымъ силуэтомъ, и онъ чувствовалъ себя такъ странно, какъ будто они были два духа, чуждые міру и всмъ его интересамъ. Онъ мысленно старался запечатлть это ощущеніе, чтобы когда нибудь имъ воспользоваться. Затмъ онъ сказалъ:

— Я думалъ тоже, что мн будетъ пріятно сообщить это ему. Но, впрочемъ, я въ этомъ не совсмъ увренъ. Я не такой, какъ вы, Піа, и должно быть я наказанъ за свой эгоизмъ въ самый моментъ тріумфа. Это вовсе не похоже на тріумфъ… это просто… ничто. Я такъ долго ждалъ этого, такъ долго на это разсчитывалъ, я думалъ, что буду чувствовать словно весь міръ въ моей рук. А между тмъ, я сжимаю руку, и въ ней ничего нтъ.

Онъ сознавалъ, что ищетъ ея сочувствія, и ожидалъ, что она отвтитъ именно такъ, какъ она ему отвтила:

— Это потому, что вы теперь не вполн еще сознаете. Вотъ, когда вы придете въ полному сознанію факта, тогда онъ покажется вамъ крупнымъ событіемъ, какимъ и есть на самомъ дл.

— А вы думаете, что это крупное событіе?

— Да, насколько имъ можетъ быть всякій успхъ.

— Вы думаете, что книга будетъ имть успхъ?

— Мистеръ Брандретъ думаетъ, что да. Онъ очень надется на успхъ.

— Иногда мн хочется, чтобы мой романъ провалился. Я не считаю его достойнымъ успха. Мн совстно за нкоторыя мста. Имю ли я право навязывать его публик, если самъ не вполн уважаю его? Вы бы этого не сдлали, если бы это было ваше сочиненіе!

Ему хотлось, чтобы она опровергла его слова, что романъ мстами не хорошъ, она сказала только:

— Я думаю, наша работа всегда кажется намъ такою, пока не кончена. Но приходитъ время, когда мы должны представлять ее на судъ другимъ, вдь она предназначена для нихъ, а не для насъ… почему же имъ не судить ее?

— Да, это правда! Какъ вы великодушны! Какъ можете вы говорить со мной о моей книг… Но я думаю,— если уже я могу выносить этотъ разговоръ, то вы можете тмъ боле…

— Я пойду,— сказала Піа, не обращая вниманія на скрытое значеніе его словъ,— надо посмотрть, не проснулся ли отецъ.

Черезъ минуту она вернулась и тихо сказала:

— Войдите.

— Отецъ, мистеръ Рэй пришелъ,— сказала миссисъ Дэнтонъ.

Ей пришлось возвысить голосъ, чтобы больной услышалъ ее, такъ какъ окно было открыто, и отчаянный грохотъ улицы наполнялъ комнату. Хюзъ лежалъ на постели, вытянувшись во всю длину своего исхудавшаго тла, словно онъ былъ уже мертвый.

Онъ встрепенулся немного, услышавъ голосъ дочери, затмъ, увидвъ Рэя, сдлалъ знакъ закрыть окно. Уличные эапахи и горячій паръ поздовъ перестали проникать въ комнату, но тяжелый запахъ безполезныхъ лкарствъ наполнилъ воздухъ. При свт лампы, загороженной отъ глазъ Хюза, Рэй увидлъ красныя пятна на его простын и подушкахъ. Больной уже не могъ говорить, онъ только писалъ карандашомъ на отрывной книжк, лежавшей на столик передъ его кроватью.

Когда Піа стала ему: ‘Отецъ, мистеръ Рэй пришелъ сказать вамъ, что книгу его будутъ печатать Чапли и Компан.’,— то лицо больного прояснилось.

Онъ махнулъ рукой въ сторону столика, миссисъ Дэнтонъ подала ему отрывную книжку съ карандашомъ и стала держать передъ нимъ лампу. Рэй взялъ книжку и прочиталъ то, что Хюзъ написалъ на ней слабой рукой:

— Хорошо. Вы должны уговорить ихъ взять мою ‘Критику мірозданія’.

Больной улыбнулся, когда Рей перевелъ глаза отъ бумаги на него.

— Что это такое?— спросила черезъ минуту миссисъ Дэнтонъ.— Секретъ? Что это, отецъ?— продолжала она съ той веселостью, которая, очевидно, нравилась ему, такъ какъ онъ снова улыбнулся и какой-то внутренній свтъ блеснулъ въ его стеклянныхъ главахъ.

— Скажите, мистеръ Рэй.

Хюзъ, все еще улыбаясь, покачалъ головой, а Рэй положилъ бумажку въ карманъ. Затмъ онъ взялъ длинную руку старика, неподвижно лежавшую на постели.

— Я постараюсь, мистеръ Хюзъ, и сдлаю все, что будетъ въ моихъ силахъ.

XXXVIII.

Въ ум Рая внезапно возникъ планъ, который онъ ршился тотчасъ же привести въ исполненіе. Онъ старался представить его себ чмъ-то героическимъ и вмст съ тмъ невыполнимымъ, но все-таки онъ чувствовалъ, что планъ этотъ тяготитъ его. И онъ принудилъ себя приступить къ его выполненію, частью съ энтузіазмомъ самопожертвованія, частью же съ неудовольствіемъ. Какъ ни дурно было осуждать просьбу умирающаго, онъ не могъ удержаться, чтобы не увидть въ ней отсутствіе такта и пониманія. Онъ не принималъ въ разсчетъ той надежды на улучшеніе міра, которую имлъ въ виду Хюзъ, прося его позаботиться объ его книг, онъ смотрлъ на эту книгу лишь какъ на литературное произведеніе и судилъ о мотивахъ автора по своимъ собственнымъ, а эти послдніе,— онъ и самъ сознавалъ это,— были совершенно эгоистичны.

Тмъ не мене онъ тотчасъ же отправился въ Брандрету и разсказалъ ему, въ чемъ дло.

— Теперь я скажу вамъ нчто такое,— поспшно прибавилъ онъ,— что, можетъ быть, покажется вамъ смшнымъ, но я говорю это совершенно серьезно. Я читалъ книгу мистера Хюза, всю отъ начала до конца. Она очень хорошо написана, въ этомъ я могу васъ уврить. Относительно изложенныхъ въ ней принциповъ, не могу вамъ сказать ничего, но она чрезвычайно оригинальна, и авторъ становится на совершенно новую точку зрнія. Поэтому я думаю, что она должна имть большой успхъ.

Мистеръ Брандретъ слушалъ, видимо заинтересованный.

— Я не могъ бы сдлать этого теперь, такъ какъ ршилъ уже издать вашу книгу.

— Вотъ по этому-то поводу я и пришелъ къ вамъ. Но начинайте дла съ моей книгой, попытайте счастье съ его сочиненіемъ! Я глубоко убжденъ въ томъ, что съ его книгой вы рискуете меньше. Я думаю, что у него шансовъ вдвое противъ моего.

— Ну что-жъ, можно будетъ, посмотрть потомъ.

— Это будетъ слишкомъ поздно по отношенію къ Хюзу. Для него вопросъ долженъ ршиться теперь или никогда! Вы хотите выступить съ, книгой, которая обратила бы всеобщее вниманіе на вашу фирму, а вмст съ тмъ и получить выгоду. Я же думаю, что книга Хюза должна имть громадный успхъ. Заглавіе у нея интересное, а содержаніе захватывающее и новое. О ней поднимутся толки безъ конца.

— Теперь слишкомъ поздно,— сказалъ мистеръ Брандретъ.— Я не могъ бы печатать такую книгу, не давъ ее прочитать поочередно всмъ нашимъ редакторамъ, а вы сами знаете, что это значитъ. Кром того, я уже принялъ мры, чтобы издать вашу книгу какъ можно скоре. Времени терять нельзя. Я разослалъ массу замтокъ, которыя вы увидите завтра утромъ во всхъ руководящихъ газетахъ. Я хочу, чтобы книга мистера Хюза была тщательно разсмотрна и, если окажется возможно,— примусь за нее… Я увренъ, что изданіе ‘Современнаго Ромео’ будетъ выгодно… Названіе нравится мн съ каждымъ днемъ все боле и боле, и мн кажется, что вы будете довольны тмъ, какъ я подготовилъ прессу. Я постарался избгнуть всякой вульгарной рекламы и тмъ не мене затронулъ, какъ мн кажется, любопытство публики.

Онъ передалъ Рэю содержаніе нкоторыхъ изъ своихъ замтокъ, и Рэй слушалъ его съ тмъ смшаннымъ чувствомъ удовольствія и стыда, которое испытываетъ каждый художникъ, когда передъ нимъ раскрывается чисто коммерческая сторона его труда.

— Я довольно долго задержалъ сегодня миссъ Хюзъ, чтобы привести въ надлежащій видъ вс эти замтки и тотчасъ же разослать ихъ по редакціямъ. Я даю ей только главныя указанія, а ужъ она прекрасно уметъ составить все это.

Рэй разстался съ издателемъ съ облегченнымъ сердцемъ и съ чувствомъ благоговнія въ божественной благости, онъ принялъ на себя трудную обязанность и выполнилъ ее съ непоколебимымъ мужествомъ. Онъ сдержалъ свое слово Хюзу, онъ предлагалъ даже пожертвовать своей славой и своимъ счастьемъ. Жертва его не принята, и если онъ не могъ удержаться по этому поводу отъ радостнаго чувства,— кто можетъ осудить его? Онъ заслуживалъ похвалы и вознаграждалъ себя полнымъ признаніемъ своей добродтели. Онъ представилъ себ, какъ Піа, узнавъ объ его великодушіи, выразитъ ему свою признательность въ немногихъ, но краснорчивыхъ словахъ. Онъ надялся даже, что поступокъ, столь лестный для его характеристики, не ускользнетъ современемъ отъ вниманія его будущаго біографа. Онъ желалъ бы также, чтобы о его великодушной попытк было сообщено Хюзу. Онъ представлялъ себ, какъ тронутый старикъ скажетъ, что поступокъ его молодого друга радуетъ его боле, нежели самое изданіе книги. Однако, не смотря на его восхищеніе самимъ собой, все время его мучилъ вопросъ о томъ, не думаетъ ли Піа, что онъ и самъ принимаетъ участіе въ этомъ рекламированіи его книги. Въ конц концовъ, это чувство всплыло на поверхность и завладло имъ окончательно. Оно не дало ему уснуть до самаго утра и отравило ему все удовольствіе, которое онъ испытывалъ по поводу благополучнаго исхода его самоотверженныхъ намреній. Наконецъ, ему удалось успокоиться на ршеніи — зайти въ контору издателя по дорог въ редакцію ‘Каждаго Вечера’, чтобы уврить молодую двушку въ томъ, что онъ не принимаетъ никакого участія въ ‘подготовк печати’ и что онъ желалъ бы лучше ничего не знать объ этомъ.

Онъ пришелъ въ контору раньше мистера Брандрета и спросилъ миссъ Хюзъ. Клеркъ сообщилъ ему, что миссъ Хюзъ не будетъ, она прислала сказать, что отецъ ея очень боленъ и она не можетъ придти въ этотъ день.

— Кажется, что онъ очень плохъ,— замтилъ клэркъ.

— Я боюсь, что да,— отвчалъ Рэй.

Онъ попросилъ клерка позвать посыльнаго и отправилъ съ нимъ записку въ свою редакцію. Посл этого онъ пошелъ къ Хюзамъ.

— Вы получили нашу записку?— прежде всего спросила Піа.

— Нтъ,— отвчалъ Рэй,— какую записку?

— Которую мы послали вамъ въ редакцію. Онъ все спрашиваетъ васъ сегодня съ тхъ поръ, какъ проснулся утромъ. Я знала, что вы придете.

— Конечно. Я пошелъ къ Чапли, чтобы справиться о немъ, и, когда узналъ, что ему хуже, пришелъ, разумется, сюда. Онъ очень плохъ?

— Да, онъ не будетъ хоть… Докторъ сказалъ, что ничего больше нельзя уже сдлать. Онъ хочетъ видть васъ. Хотите, пойти къ нему?

— Піа!— нершительно началъ Рэй,— скажите мн: это насчетъ его книги?

— Да, что-то врод этого. Онъ хочетъ говорить съ вами.

— О, Піа! Я сдлалъ все, что могъ. Я тотчасъ же отправился къ мистеру Брандрету и уговаривалъ его взять книгу, но я ничего не могъ сдлать. Что я скажу вашему отцу?

— Вы должны сказать правду,— печально отвчала молодая двушка.

— Это мистеръ Рэй?— окликнула миссисъ Дэнтонъ изъ комнаты больного.— Войдите, мистеръ Рэй, отецъ васъ зоветъ.

— Сію минуту. Войдите сюда, миссисъ Дэнтонъ,— позвалъ въ свою очередь Рэй.

Она вышла, и Рэй повторилъ ей то, что сказалъ Пі. Она не сразу поняла все значеніе этого факта, но затмъ, сообразивъ и съ обычной своей экспансивностью выругавъ Брандрета за безсердечность, она съ какимъ-то отчаяніемъ сказала:

— Все равно, вы должны пойти къ нему теперь. Можетъ быть это и не насчетъ книги, а о чемъ нибудь другомъ… только онъ хочетъ васъ видть.

Ей пришлось будить отца. Онъ всталъ въ забытьи, словно мертвый. Когда она дала ему понять, кто пришелъ, онъ улыбнулся и умоляющими глазами посмотрлъ на Рея.

— Приложите ваше ухо къ его губамъ,— сказала миссъ Дэнтонъ,— онъ не можетъ больше писать, онъ хочетъ сказать вамъ что-то.

Рэй нагнулся и приложилъ ухо въ его подтянутымъ губамъ, но изъ нихъ съ усиліемъ вылетали только слабые безсвязные звуки, не смотря на стараніе умирающаго.

— Мн очень жаль, но я не могу понять ни одного слова,— сказалъ Рэй.

Нмое отчаяніе выразилось въ глазахъ старика.

— Смотри на меня, отецъ,— сказала миссисъ Дэртонъ,— ты хотлъ спросить о книг?

Лицо его озарилось блдной улыбкой.

— Ты хотлъ спросить мистера Рая, говорилъ ли онъ о ней съ мистеромъ Брандретомъ?

Улыбка появилась опять.

— Да, онъ говорилъ съ нимъ. Онъ ходилъ къ нему вчера вечеромъ и пришелъ сказать теб…— Рэй вздрогнулъ и задержалъ дыханіе,— что мистеръ Брандретъ возьметъ твою книгу и сейчасъ же начнетъ печатать ее.

Невыразимая радость освтила все лицо Хюза, а Рэй глубоко вздохнулъ. Піа взглянула на сестру.

— Мн все равно!— взволнованнымъ тономъ отвчала миссисъ Дэнтонъ, понижая голосъ.— У тебя свой свтъ въ глазахъ, а у меня свой!

XXXIX.

Рэй проводилъ Хюза до могилы, гд уже лежали Дэнтонъ и его дти. Хотя и посл смерти старикъ не сталъ боле близокъ къ дочерямъ, чмъ былъ при жизни, но въ миссисъ Дэнтона проснулись при этомъ случа запоздалыя чувства матери и супруги… Она не отказалась отъ первенствующей роли, которую играла въ семь при жизни отца. Она ршила выхать изъ квартиры, какъ только окончится мсяцъ, и нашла маленькую квартирку въ три комнаты въ боле пріятной части города. Туда она и перебралась со своими скудными пожитками и своей кошкой.

Кэйнъ не былъ на похоронахъ, вслдствіе предубжденія, которое имлъ противъ подобныхъ церемоній. Давидъ Хюзъ, по его словамъ, первый одобрилъ бы его искренность въ этомъ отношеніи. Но онъ догадался, что въ этомъ случа можно оказать другого рода помощь, и сдлалъ это щедро и деликатно. Онъ не допустилъ, чтобы мистеръ Брандретъ принялъ въ этомъ участіе, и настоялъ на томъ, что это было его исключительное право, какъ стараго друга Хюза. Теперь, когда Хюзъ умеръ, Кэйнъ сожаллъ объ его отсутствіи и сознался, что ему доставляетъ удовольствіе оплачивать похоронныя издержки друга.

Дочери Хюза приняли его помощь каждая по своему: миссисъ Дэнтонъ ввид подарка, а Піа ввид займа, который непремнно долженъ быть возвращенъ. Молодая двушка вскор возвратилась къ своей работ въ контор и, когда Рэй зашелъ къ издателю, онъ увидлъ ее уже на обычномъ мст за столомъ. Онъ не всегда заходилъ поговорить съ ней, потому что ощущалъ какую-то стыдливую боязнь узнать, что она все еще занята, по порученію Брандрета, составленіемъ рекламныхъ замтокъ по поводу ‘Современнаго Ромео’. Онъ преувеличивалъ передъ самимъ собой старанія издателя въ этомъ направленіи и сначала стыдился этого искусственнаго возбужденія интереса публики къ новому роману. Затмъ онъ сталъ жадно искать этихъ замтокъ и даже обвинялъ про себя газеты, въ которыхъ он не появлялись, въ зависти и въ личномъ недоброжелательств. Ему было бы очень трудно объяснить,— откуда у нихъ взялась бы эта зависть, разв только потому, что эти литературныя замтки редактировались людьми, книги которыхъ были оставлены безъ вниманія или раскритикованы ‘Каждымъ Вечеромъ’. Но эта теорія не выдерживала строгой критики. Большинство же газетъ, наоборотъ, печатало замтки съ той готовностью, которую журнализмъ выказываетъ по отношенію къ литератур. Рэй находилъ эти инспирированныя заявленія всюду. Лишь изрдка они были слегка измнены, но въ большинств случаевъ печатались совершенно въ той форм, которую давалъ имъ мистеръ Брандретъ. Какъ бы то ни было, они всегда доставляли Рэю безумную радость. Даже замтки торговыхъ газетъ, сухія и дловыя, казалось ему, звучали искренней похвалой, даже объявленія, помщавшіяся рядомъ съ замтками, производили на него впечатлніе благопріятнаго мннія. Его жажда къ реклам стала неутолима, и въ сердц своемъ онъ обвинялъ мистера Брандрета въ слишкомъ большой сдержанности

Издатель торопился покончить съ книгой къ лтнему сезону и главнымъ образомъ предназначалъ ее для отправляющихся на дачи или уже живущихъ тамъ. Ему казалось, что до сихъ поръ еще слишкомъ мало пользовались лтнимъ сезономъ по отношенію къ легкой литератур, и ему хотлось попробовать, даже если бы это стоило ему нкоторыхъ жертвъ, воспользоваться для продажи книги новыми желзнодорожными обществами. Онъ предлагалъ имъ разорительныя для себя условія и уговаривалъ Рэя взять только пять процентовъ съ этой продажи, если только это можно будетъ устроить. Онъ торопилъ типографію, и авторъ получалъ огромные листы корректуры съ просьбой возвратить ихъ какъ можно скоре. То окончательное исправленіе сочиненія, которое онъ мечталъ сдлать въ печати, оказывалось невозможнымъ. Корректурные листы выходили изъ его рукъ съ такими ошибками, которыя горли въ его безпокойномъ ум, пока новый наборъ не изглаживалъ ихъ. Онъ взвшивалъ недостатки и достоинства и надялся, что достоинства отвлекутъ вниманіе читателя отъ недостатковъ. Онъ зналъ, что книга мстами очень слаба, онъ представлялъ себ, какъ на нее могутъ напасть съ этой стороны, онъ самъ нападалъ на нее съ безжалостной насмшкой, ставя себя на мсто различныхъ рецензентовъ и страдалъ отъ ударовъ, которые самъ наносилъ себ. Когда послдняя корректура вышла изъ его рукъ, послдняя связь его съ книгой оборвалась и разсыпалась, словно это была веревка, свитая изъ песка.

Одно время поднялся вопросъ о томъ, не напечатать ли книгу подъ какимъ нибудь псевдонимомъ, и Рэй подвергъ этотъ вопросъ сужденію редактора ‘Каждаго Вечера’, такъ какъ это отчасти касалось его. Необходимо было ршить, можетъ ли критикъ выступить, какъ авторъ, и не повліяетъ ли возможный провалъ книги на критическій отдлъ газеты. Редакторъ объявилъ, что для него это не иметъ никакого значенія, и самое худшее, что можетъ случиться, это — что Рэй станетъ на одну доску съ другими рецензентами, которые также потерпли фіаско, какъ авторы книгъ. По отношенію къ издателю дло было не такъ просто, и онъ много разсуждалъ о томъ, не слдуетъ ли книгу, какъ чисто-дловое предпріятіе, выпустить въ публику анонимно. Они были согласны относительно того, что имя автора П. Б. Ш. Рэй на обложк представляетъ слишкомъ большое число начальныхъ буквъ и читателю будетъ не легко произносить ихъ, говоря объ автор. Съ другой стороны, просто Шелли Рей походило на сантиментальный псевдонимъ. Они ршили, что лучше всего — анонимъ.

— Но тогда страдаютъ ваши денежные интересы,— если книга пойдетъ хорошо,— разсуждалъ мистеръ Брандретъ.— Вы имете право воспользоваться извстностью, которую вамъ даетъ книга, такъ что, если вы напишете другую…

— О, этого бояться нечего!— воскликнулъ Рэй, сидвшій, съ головой, опущенной на руки. Вдругъ онъ поднялъ ее и сказалъ:

— Какъ вы думаете насчетъ спартанскаго лаконизма?

— Ш. Рэй — пожалуй, будетъ хорошо,— задумчиво отвчалъ мистеръ Брандретъ,— вы ничего не имете противъ того, чтобы я спросилъ миссисъ Брандретъ, какъ ей это поправится?

— Разумется, ничего. Я буду очень радъ. Подпись воротка, непретенціозна и, кром того, ни къ чему не обязываетъ. Я думаю, такъ будетъ хорошо.

Миссисъ Брандретъ была того же мннія, и имя автора появилось на обложк въ этой форм. Но и въ этомъ вид имя не избгло пересудовъ. Одинъ рецензентъ посвятилъ свою статью обсужденію значенія начальной буквы имени автора, другой видлъ въ немъ маску. Въ общемъ же простота и краткость имени возбудили любопытство и, по всей вроятности, способствовали до извстной степени успху книги.

Она не возбудила толковъ тотчасъ по выход. Въ сущности, романъ былъ принятъ публикой и печатью такъ равнодушно, что авторъ сильно усомнился въ шансахъ успха, не смотря на тщательную ‘подготовку’ умовъ читателей и рецензентовъ со стороны издателя. Правда, изъ темныхъ уголковъ газетнаго міра тотчасъ же получилось нсколько боле или мене благопріятныхъ отзывовъ о достоинствахъ романа, и эти отзывы были разосланы при каждомъ экземпляр изданія, однако, вліятельныя газеты сохраняли убійственное молчаніе относительно ‘Современнаго Ромео’. Въ мидлэндскомъ ‘Эхо’ появилась большая хвалебная статья, въ которой Рэй узналъ выраженіе дружбы Сандерсона, но какъ онъ ни жаждалъ похвалъ, онъ не могъ все-таки принимать въ разсчетъ эту статью. Къ тому же за статьей тотчасъ же слдовали весьма неблагопріятныя замтки, въ которыхъ онъ увидлъ желаніе братьевъ Гэнксъ вознаградить себя за то, что они такъ великодушно позволили Сандерсону напечатать свою статью. Онъ получилъ нсколько хвалебныхъ писемъ отъ лицъ, которымъ послалъ книгу, онъ читалъ ихъ съ жадностью, но все-таки не могъ убдить себя въ томъ, что эти отзывы заключали въ себ безпристрастное сужденіе. Онъ не могъ радоваться даже и письму молодой двушки, которая узнала его самого въ геро романа. Она поздравляла его съ успхомъ, въ которомъ она какъ будто ни мало не сомнвалась. Одна изъ его сестеръ написала ему, по порученію отца и матери, что они вс вмст читали романъ вслухъ и что отцу онъ нравится такъ же, какъ и всмъ имъ. Теперь они съ нетерпніемъ ожидаютъ, что скажутъ газеты, читалъ ли онъ длинную статью въ ‘Эхо’ и не нашелъ ли онъ ее слишкомъ холодной и сдержанной для органа, съ которымъ онъ находился въ близкомъ соприкосновеніи? Онъ не могъ опредлить, что ему было непріятно: это проявленіе семейной гордости, или анонимное письмо, которое онъ получилъ изъ родной деревни и въ которомъ онъ тотчасъ же узналъ перо мстнаго аптекаря.

Авторъ письма, который также торговалъ книгами и считался весьма свободомыслящимъ человкомъ, осыпалъ романъ насмшками и бранью. Онъ общалъ автору, что т, которыхъ онъ вывелъ въ роман въ карикатурномъ вид, обольютъ его смолой и вываляютъ въ перьяхъ, если онъ когда нибудь вернется на родину. Затмъ Рэй рискнулъ преподнести экземпляръ той дам, которая была его покровительницей въ свтскомъ обществ Нью-орка, и надялся на разумную похвалу съ ея стороны. Она спросила его, откуда онъ набралъ такую толпу чудаковъ, какихъ можно было встртить разв только въ старинныя времена, когда приходилось останавливаться въ деревенской гостиниц. Она смялась надъ стараніями его героя, о героин же сказала, что она вульгарна. Впрочемъ, онъ, вроятно, и хотлъ представить ихъ такими, и она признавала, что онъ очертилъ ихъ очень искусно. При этомъ она созналась, что никогда не читаетъ американскихъ романовъ, да и вообще, кром французскихъ, никакихъ не читаетъ и даже не знаетъ, къ какому жанру отнести его произведеніе. Она, смясь, говорила, что должна чувствовать себя глубоко тронутой честью быть знакомой съ такимъ талантливымъ писателемъ.

— Вы насъ всхъ, пожалуй, выставите въ вашемъ будущемъ роман!.. Но только, пожалуйста, ужъ представьте меня съ золотистыми волосами, еще не подернутыми серебромъ.

За неимніемъ другихъ выраженій сочувствія публики, Рэй жадно слдилъ за всмъ тмъ, что появлялось въ окнахъ и на прилавкахъ книжныхъ магазиновъ. Аншлаги съ объявленіями о другихъ романахъ кидались въ глаза при самомъ вход, но названія ‘Современный Ромео’ между ними не было. Онъ тщетно искалъ свою книгу между тми новостями, которыя служатъ приманкой публики и, наконецъ, съ трудомъ отыскивалъ ее на прилавкахъ, гд-то въ третьемъ или четвертомъ ряду книгъ, въ какомъ нибудь отдаленномъ уголк. Вс точно сговорились прятать его романъ отъ публики. Его не было также ни на столахъ большихъ отелей, ни на станціяхъ городской желзной дороги. Рэй обошелъ вс главные вокзалы и нигд не нашелъ ни одного экземпляра.

Онъ осуждалъ мистера Брандрета за недостатокъ дловой энергіи. Онъ желалъ бы, чтобы издатель прибгнулъ въ той самой хвастливой реклам, которая прежде заставила бы его содрогнуться отъ стыда. Мистеръ Брандретъ еще вначал предпріятія предложилъ ему устроить по городу процессію тамъ называемыхъ Sandwich men, которые ходили бы одинъ за другимъ, съ досками на спинахъ и слдующими надписями на доскахъ:

I.
Читатели-ли вы
II.
‘Современнаго Ромео’?
III.
Вс читаютъ
VI.
‘Современнаго Ромео’.
V.
Почему?
VI.
Потому что
VII.
‘Современный Ромео’
VIII.
Замчательный американскій романъ.

Тогда Рэй безусловно запретилъ подобную процессію, теперь же онъ готовъ бы былъ снять шляпу и стоять передъ ней съ непокрытой головой, если бы встртилъ ее на Юніонъ-Сквер или на Двадцать третьей улиц.

XL.

Въ теченіе этого періода ожиданія Рэй не видлся со старикомъ Кэйномъ, такъ какъ не могъ бы вынести его замчаній. Онъ отлично зналъ, какого рода были волновавшія его чувства, и ему не хотлось, чтобы ихъ анализировали. Но онъ не могъ не послать Кэйну экземпляра и нкоторое время боялся заявленій его благодарности, а потомъ ему стало досадно, что онъ этого заявленія не получалъ. При частыхъ посщеніяхъ издателя ему стало казаться, что привтствія мистера Брандрета звучатъ холодне, и онъ сталъ ходить рже. Онъ упорно занимался своей работой въ ‘Каждомъ Вечер’, но здсь абсолютное молчаніе редактора относительно его книги было для него такъ же тяжело, какъ и воображаемая холодность мистера Брандрета. Онъ не могъ объяснить себ, что это — жалость или неудовольствіе, и не понималъ, въ чемъ оно можетъ касаться его отношеній къ газет. Хуже всего было то, что его несчастіе или отсроченный успхъ — начинали портить его характеръ. Вслдствіе состраданія къ самому себ онъ сталъ такъ мягко отзываться о совершенно ничтожныхъ книжкахъ, что не могъ ничего сказать въ свое оправданіе, когда редакторъ указалъ ему на громадную разницу его отзывовъ съ отзывами другихъ критиковъ. Иногда же, наоборотъ, когда онъ чувствовалъ себя глубоко уязвленнымъ жестокой судьбой, онъ критиковалъ лежащія передъ нимъ книги съ рзкостью, которая была такъ же несправедлива, какъ и его похвалы изъ жалости. Онъ чувствовалъ, что, если это состояніе продолжится, его фіаско, какъ романиста, повлечетъ за собой и его неуспхъ, какъ критика.

Не одна только холодность Брандрета удерживала его отъ посщеній, онъ чувствовалъ себя въ присутствіи издателя какъ бы отвтственнымъ и даже какъ будто виноватымъ, такъ какъ онъ былъ авторомъ книги, напечатанной вопреки совтамъ всхъ литературныхъ помощниковъ издателя. Правда, что онъ не просилъ мистера Брандрета печатать ее, но онъ отдалъ ее ему съ большой готовностью. Онъ сохранялъ нелпую вру въ свое произведеніе, и его упорство по всей вроятности подйствовало на убжденіе мистера Брандрета, онъ зналъ, кром того, что въ принятій его книги участвовало также и личное расположеніе къ нему издателя. Брандреть, хотя и былъ весьма вжливъ,— не смотря на вс свои слабости, онъ былъ все-таки джентльменъ,— въ душ наврное проклиналъ его за неудачу. Эта мысль сдлалась невыносимой и однажды въ субботу, спустя три недли посл выхода книги, онъ пришелъ въ контору Чапли, чтобы объясняться съ Брандретомъ. Работа для субботняго номера газеты была всегда чрезвычайно тяжелая, и нервы Рэя къ тому же напряжены какъ личной заботой, такъ и умственными занятіями этого утра. Онъ собирался идти къ издателю, чтобы смиренно сознать свою неудачу и объявить ему, что беретъ всю вину на себя, но вмст съ тмъ онъ рисковалъ жестоко поссориться съ Брандретомъ, если тотъ приметъ его заявленіе не такъ, какъ слдуетъ.

Онъ прошелъ прямо въ комнату мистера Брандрета, твердый въ своемъ намреніи, и молча стоялъ съ нахмуреннымъ лицомъ, когда увидлъ здсь также Кэйна.

Можетъ быть, старикъ угадалъ опасное настроеніе Рэя, можетъ быть, ему было жаль его, можетъ быть, его дйствительно интересовала книга, о которой они говорили съ издателемъ… Какъ бы то ни было, онъ тотчасъ же заговорилъ съ Рэемъ безъ всякаго предварительнаго подшучиванія.

— Мы говорили объ успхахъ книги вообще: какъ книга начинаетъ идти, почему и когда?

— Это по поводу ‘Современнаго Ромео’?— рзко спросилъ Рэй.

— Пожалуй, по поводу ‘Современнаго Ромео’.

Рэй взялъ стулъ, который мистеръ Брандретъ приказалъ клерку принести изъ другой комнаты. Кэйнъ продолжалъ:

— Очень любопытно бываетъ прослдить иногда исторію нкоторыхъ книгъ, и я это длаю иногда. Обыкновенно судьба книги опредляется сразу: она или идетъ съ самаго начала, или вовсе не идетъ. Это можно сказать почти о всхъ романахъ, которые печатались въ фельетонахъ, но что касается романа, который прямо выходитъ въ форм книги, шансы успха бываютъ боле капризны. Первый большой успхъ имла у насъ ‘Хижина дяди Тома’, и въ успх этомъ не было уже сомннія прежде еще, нежели романъ былъ оконченъ въ ‘Національной Эр’. Но онъ имлъ громадные шансы, потому что затрогивалъ жизненный вопросъ, касающійся всей націи.

— Я, должно быть, явился слишкомъ поздно для жизненныхъ вопросовъ,— сказалъ Рэй.

— О нтъ! О нтъ!.. ихъ остался еще непочатый уголъ. Есть, напримръ, промышленное рабство, которое гораздо боле распространено по всему міру, нежели простое невольничество. Это рабство все еще ожидаетъ своего романиста.

— Или своей компаніи романистовъ,— мрачно замтилъ Рэй.

— И очень хорошо, и прекрасно! Дйствительно, можетъ быть только цлый синдикатъ и былъ бы въ силахъ справиться съ задачей такихъ громадныхъ размровъ.

— Это возстановило бы противъ писателей большую часть публики,— сказалъ мистеръ Брандретъ. Видно было, однако, что онъ въ ум отмчаетъ про себя намреніе не упускать изъ виду рукописей, относящихся къ промышленному рабству..

— Тмъ лучше! тмъ лучше!— воскликнулъ Кэйнъ.— ‘Робертъ Эльсмеръ’ возстановилъ противъ себя боле половины своихъ читателей, благодаря постановк религіознаго вопроса.. Но я не то собственно имлъ въ виду. Я думалъ о томъ, какъ нкоторыя книги, имвшія чудовищный успхъ, вначал совсмъ не шли.

— Ага! вотъ это интересуетъ меня, какъ автора книги, которая пока все еще не идетъ,— вздохнулъ Рэй.

Кэйнъ одобрительно улыбнулся на его попытку пошутить надъ своимъ горемъ и продолжалъ:

— Вы знаете, что романъ ‘Ворота настежь’, который продавался сотнями тысячъ, въ первыя три недли разошелся только въ тысяч пятистахъ экземпляровъ.

— Вотъ какъ!— сказалъ Рэй.— Ну, а ‘Современный Ромео’ въ первыя три недли разошелся еще только въ количеств пятнадцати экземпляровъ.

Онъ засмялся, мистеръ Брандретъ тоже, но этотъ фактъ придалъ храбрости Рэю, и онъ замтилъ, что издатель такъ же ободрился.

— Не будемъ говорить о ‘Мистер Барнсъ изъ Нью-орка’…

— О нтъ, ради Бога!— закричалъ Рэй.

— Ну, въ извстномъ отношеніи вы были бы очень рады, если бы написали его, мой милый юноша,— сказалъ Кэйнъ.

— Вы читали его?

— Да, но дло совсмъ не въ этомъ. ‘Маленькаго Лорда Фаунтельроя’ я и въ глаза не видалъ. Но я хотлъ поговорить о книг Бэллами ‘Черезъ 100 лтъ’. Четыре мсяца посл того, какъ она вышла въ свтъ, не разошлось еще и первое скромное изданіе.

Кэйнъ всталъ.

— Я зашелъ именно для того, чтобы сообщить эти факты вашему издателю, на случай, если бы вы оба начали терять терпніе въ ожиданіи торжества, которое, дйствительно, нсколько какъ будто запоздало. Вы, конечно, оба уже это замтили. Этихъ маленькихъ непріятностей не скроешь.

— Такъ вы хотите сказать, что черезъ три-четыре мсяца ‘Современный Ромео’ будетъ продаваться по пятисотъ экземпляровъ въ день? Я очень буду радъ за Брандрета, но самъ я успю умереть до этого времени.

— О нтъ! о нтъ!— мягко возразилъ Кэйнъ, взявъ руку Рэя своими руками.— Отъ литературнаго разочарованія, такъ же какъ и отъ разочарованія въ любви, не умираютъ. Это одинъ изъ многихъ сантиментальныхъ предразсудковъ… Въ сущности-же, мы отлично поправляемся почти отъ всхъ такихъ ударовъ и доживаемъ до идіотской старости. Помяните мое слово, милый юноша, вы переживете вашу книгу, по крайней мр, на пятьдесятъ лтъ.

Кейнъ пожалъ руку Рэя и быстро удалился.

— Въ его словахъ, пожалуй, много правды,— весело началъ мистеръ Брандреть.

— Относительно того, что я переживу мою книгу?— спросилъ Рэй.— Покорно благодарю — это, дйствительно, кажется совершенно врно.

— Я говорю совсмъ не о томъ. Я думаю, что мсяца черезъ три, пожалуй, и въ самомъ дл книга можетъ быть пойдетъ…

— Вы разсчитываете на счастливую случайность?

— Да, разсчитываю. Я сдлалъ все, что могъ, чтобы подвинуть продажу книги, а теперь мы должны надяться на счастье. Въ книжной торговл, какъ и во всякой другой, все зависитъ отъ счастья. Человкъ покупаетъ, надясь на удачу, которая поможетъ ему продать съ выгодой. Экономисты толкуютъ о какихъ-то законахъ въ торговомъ дл…— такихъ законовъ нтъ. Кром счастья, удачи — нтъ ничего другого, и никакая премудрость не можетъ предсказать или управлять ими. Осторожность — дло очень хорошее, но если будете всегда только осторожны, то умрете бднякомъ. ‘Смле! смле! только безъ крайностей!’ — вотъ все, что можно сказать по этому поводу. Ну, а теперь я опять развеселился и по прежнему готовъ держать пари за ‘Современнаго Ромео’.

Молодой издатель наклонился и, ласково потрепавъ Рэя по плечу, продолжалъ:

— Слушайте! Хотите держать пари, что романъ двинется черезъ дв недли? Я не требую, чтобы вы держали пари на деньги, но хотите рискнуть вашимъ авторскимъ правомъ на первую тысячу?

— Нтъ, я не хочу держать пари!— отвчалъ Рэй тономъ унынія, который, впрочемъ, не вполн соотвтствовалъ его тайному чувству, это можно, по крайней мр, заключить изъ его отказа рискнуть частью будущаго авторскаго гонорара. Однако, онъ счелъ благоразумнымъ не поддаваться надеждамъ. Ему казалось, что отъ этого судьба можетъ, пожалуй, обратиться противъ него. Своимъ стоицизмомъ онъ, случалась, уже покорялъ ее себ, а главное — онъ не располагалъ другими средствами для побды…

XLI.

Посл одинокаго и молчаливаго обда Рэй отправился постить миссисъ Дэнтонъ и Пію на ихъ новой квартир. Квартира эта находилась въ Гринвичъ-Виллэджъ, въ небольшомъ домик, верхній этажъ котораго уступилъ имъ машинистъ, который самъ занималъ нижній. Въ лиц его Рэю съ перваго раза мелькнуло что-то знакомое, потомъ онъ узналъ въ немъ одного изъ постителей воскресныхъ сходокъ у Хюза. Онъ предположилъ, что Рэй былъ единомышленникомъ Хюза и что онъ связанъ общими интересами съ его дочерьми. Послднія же не могли быть въ лучшихъ и боле заботливыхъ рукахъ, чмъ руки добродушной жены машиниста, которая, очевидно, вполн раздляла мнніе мужа касательно отношеній Рэя къ нимъ. Она всегда встрчала его, какъ своего человка, съ признаками все возраставшей сердечности. Въ этотъ вечеръ, отворяя ему входную дверь, она сказала:

— Ступайте наверхъ,— вы врно найдете ихъ тамъ…

Рэй послушно поднялся по лстниц, но на полпути встртилъ миссисъ Дэнтонъ, спускавшуюся съ кошкой на рукахъ — Вотъ и хорошо,— сказала она,— вы найдете Пію наверху, а я вернусь сію минуту.

У него мелькнуло подозрніе, что миссисъ Дэнтонъ поддерживала мнніе машиниста и его жены относительно безмолвнаго соглашенія между нимъ и Піей, и подумалъ, что она наврно, будетъ теперь говорить объ этомъ съ ними. Онъ поднялся въ маленькую квартирку на самомъ верху и постучалъ въ широко отворенную дверь. Двушка сидла у окна, и ея бюстъ и голова рзко выдлялись на прозрачномъ фон яснаго весенняго вечера. Лицо ея было повернуто въ улиц. Она такъ и осталась, словно не слыхала его прихода. Одну секунду у него промелькнула даже мысль — уйти незалченнымъ. Но двушка обернулась и поздоровалась съ нимъ.

Онъ вошелъ совсмъ въ комнату и слъ противъ нея по другую сторону окна. Внизу былъ маленькій неправильный сквэръ, надъ верхушками деревьевъ ряли и щебетали ласточки. Уличный шумъ слегка заглушался листвой, это былъ какъ будто крошечный уголокъ лса посреди городского ада. Они заговорили о деревн: какъ прелестно должно быть тамъ теперь.

— Да,— сказалъ онъ,— и я удивляюсь, какъ это мы можемъ разстаться съ деревней. Это первая весна, во время которой я не могу слдить за каждымъ шагомъ обновляющейся природы. Это большая потеря въ моей жизни. Иногда я называю себя безумцемъ за то, что остаюсь здсь. Вдь этого не вернешь. Я могъ похать домой и обогатиться впечатлніями еще одной липшей весны. О, зачмъ я не сдлалъ этого!

— Можетъ быть, вы не могли бы тамъ заниматься вашей работой,— замтила она.

— О, моя работа! Люди обыкновенно жертвуютъ всмъ, что есть лучшаго въ жизни — своей работ. Стоитъ ли еще она такихъ жертвъ! къ тому же, если бы я не могъ работать тамъ для газеты, то могъ бы длать что нибудь другое. Я могъ бы написать другой неудачный романъ.

— Разв вашъ романъ неудаченъ?— спросила она.

— А вы этого не знаете? Уже три недли какъ онъ вышелъ изъ печати, и до сихъ поръ еще никто, повидимому, не обратилъ на него вниманія. Теперь это мое горе,— когда нибудь, можетъ быть, это будетъ мн утшеніемъ. Я не жалуюсь. Мистеръ Брандретъ все еще сохраняетъ свою героическую вру въ романъ, и даже старикъ Кэйнъ старался воспарить на крыльяхъ благопріятныхъ предсказаній, когда мы видлись сегодня передъ обдомъ. Но у меня нтъ никакой надежды. Кажется, мн было бы легче переносить это, еслибы я самъ боле уважалъ мою книгу. Но потерпть неудачи съ плохой вещью — это очень горько.

Онъ остановился, чувствуя, что этими словами какъ бы выпрашиваетъ у нея ободренія и даже, если возможно — лести!

— Я снова прочитала книгу съ начала до конца, съ тхъ поръ, какъ она вышла изъ печати,— сказала она.

— Правда?— съ трепетомъ спросилъ онъ.

— И я давала ее нашимъ хозяевамъ, они тоже читали. Они неглупые люди, въ своемъ род…

— Да?

— И они высказывали мн свое мнніе, обсуждали характеры дйствующихъ лицъ. Имъ нравится книга, потому что, какъ они говорятъ, они могутъ представить себ, что чувствуетъ каждое изъ этихъ лицъ. Имъ нравится герой, и миссисъ Симпсонъ плакала надъ заключительной сценой. Она говоритъ, что вы прекрасно очертили характеръ героини. Мистеръ Симпсонъ спрашивалъ, неужели вы въ самомъ дл врите въ гипнотизмъ? Оба они говорятъ, что имъ казалось, будто они переживали эту исторію.

Рэй слушалъ съ смшаннымъ чувствомъ удовольствія и боли. Онъ отлично зналъ, что такіе люди, какъ Симпсоны, не могли судить о роман съ такимъ художественнымъ пониманіемъ, какъ та свтская старуха, которая сказала, что онъ вроятно нарочно представилъ характеры дйствующихъ лицъ такими смшными и ничтожными, поэтому его коробило отъ похвалы этихъ людей. Но затмъ онъ подумалъ, что они, можетъ быть, лучшіе судьи жизненной правды романа.

Если онъ написалъ книгу, которая находила отголосокъ въ чувствахъ и мысляхъ простой, необразованной, но глубоко чувствующей громадной массы американцевъ, представителями которой были Симпсоны, то его удача обезпечена. Онъ отбросилъ въ сторону вопросъ, который время отъ времени встаетъ передъ всякимъ художникомъ: что лучше,— нравиться тому меньшинству, которое презираетъ мнніе толпы, или же толп, не обладающей развитымъ вкусомъ, но владющей зато непосредственнымъ чувствомъ,— этимъ пробнымъ камнемъ, опредляющимъ степень жизненнаго интереса въ каждомъ произведеніи, разсчитанномъ не на одно лишь праздное любопытство…. Рэй не сдлалъ еще своего выбора и задумчиво сказалъ:

— Если бы только мистеръ Брандретъ могъ найдти средство сдлать книгу доступной всмъ Симпсонамъ. Мн кажется, что этого можно бы было достигнуть дешевымъ изданіемъ въ 25 центовъ. Я желалъ бы, чтобы вы передали мн все, что сказали Симпсоны о книг, и, если можете припомнить, скажите мн не только то, что имъ нравится, но и то, что имъ не нравится въ ней.— Піа засмялась.

— О, имъ не нравились вс дурные люди. Они думаютъ, что жестокій старый отецъ героини ужасенъ и что онъ по справедливости наказанъ смертью дочери. Но въ то же время имъ кажется, что вы должны бы были оживить ее во-время, чтобы схватить руку героя, когда онъ готовится застрлиться, и удержать его отъ смертельнаго удара. По ихъ мннію, хорошо бы также спасти кузена или хоть заставить его передъ смертью сознаться, что онъ намревался сбросить героя съ обрыва, такъ что бы его убійство являлось какъ бы средствомъ самозащиты. Миссисъ Симпсонъ полагаетъ, что это могло бы вполн удовлетворитъ присяжныхъ.

Рэй засмялся также.

— Да, сказалъ онъ, романъ былъ бы несравненно популярне, если бы у него было счастливое окончаніе.

— А можетъ быть и нтъ,— замтила Піа,— разв главный вопросъ не состоитъ въ томъ, чтобы заставить людей толковать о книг? Если бы все кончалось хорошо, они и на половину не говорили бы такъ много, какъ теперь.

— Можетъ быть,— покорно согласился Рэй.— Но, Піа, что же вы сами скажете о ней? Вы еще никогда не говорили мн объ этомъ. Неужели вы въ самомъ дл до такой степени презираете ее?

— Я никогда не говорила, что презираю ее!

— Но вы и никогда не говорили противнаго, а въ вашихъ поступкахъ я видлъ осужденіе… Я знаю,— добавилъ молодой человкъ,— что я вызываю настроеніе и воспоминанія, которыя вамъ тяжелы. Для меня они еще тяжеле и, кром того, удивительны… Но мн все-таки кажется, что вы обязаны это сдлать для меня.

— Я обязана вамъ гораздо большимъ,— сказала молодая двушка.— Неужели вы думаете, что я могу когда нибудь забыть — чмъ вы были для насъ?

— О, не говорите объ этомъ!— воскликнулъ Рэй.— Я вовсе не объ этомъ думалъ. Вы можете не говорить теперь, что вы думаете о книг. Но когда нибудь вы это скажете, да?

Онъ немного придвинулся къ ней. Свтъ въ окн начиналъ угасать.

— Когда нибудь,— продолжалъ онъ,— когда нибудь… когда я попрошу васъ позволить мн быть самымъ лучшимъ другомъ, какой у васъ можетъ быть на свт… лучшимъ другомъ, какимъ я только могу быть для кого-нибудь?

Онъ остановился, какъ бы ожидая отъ нея отвта.

— Никто,— сказала она,— не могъ быть лучшимъ другомъ, чмъ вы были для насъ съ самаго начала. Мы такъ втянули васъ во вс наши заботы и печали!

— О, нтъ! Но я желалъ бы, чтобы это давало мн право приходить къ вамъ и къ миссисъ Дэйтонъ совершенно такъ, какъ прежде.

— Почему же нтъ?— отвчала она.

XLII.

Рэй ушелъ, недовольный собой. Онъ дурно провелъ ночь, и ему казалось, что онъ только что начиналъ забываться, какъ, стукъ въ дверь снова вернулъ его въ міръ тревогъ и заботъ. Онъ очнулся и спросилъ:— кто тамъ?

— Э! да вы еще не вставали?— послышался голосъ мистера Брандрета.— Можно мн войдти?

— Разумется,— сказалъ Рэй и нагнулся впередъ, чтобы отодвинуть задвижку. Однимъ изъ преимуществъ его крошечной комнаты было то, что онъ могъ это длать, не вставая съ постели.

Мистеръ Брандреть казался окруженнымъ однимъ сплошнымъ сіяніемъ, исходившимъ изъ его шелковой шляпы, его воротничка, его сапогъ, его шарфа, его сіяющихъ глазъ и его чисто выбритаго привтливаго лица.

— Вы, конечно, не видали еще ‘Метрополь’?— спросилъ онъ.

— Нтъ. Что такое съ ‘Метрополемъ’?

Мистеръ Брандретъ въ безукоризненныхъ перчаткахъ и не выпуская изящной тросточки изъ рукъ, развернулъ листокъ приложенія къ газет и снова аккуратно сложилъ его такъ,чтобы сверху пришлись три первые столбца страницы. Затмъ онъ подалъ газету Рэю, деликатно отвернулся и сталъ смотрть въ окно. Рэй взглянулъ на указанное мсто и увидлъ, что оно занято рецензіей о ‘Современномъ Ромео’. Здсь были мста, набранныя крупнымъ шрифтомъ для вступленія, коментаріевъ и заключенія, а между ними боле мелкимъ и убористымъ шрифтомъ шли цитаты изъ романа, въ которыхъ Рэй увидлъ свои собственныя слова въ преображенномъ и какъ бы прославленномъ вид.

Рецензентъ съ самаго начала взялъ ноту, которая проходила по всей стать, это былъ крикъ восторга и ликованія по поводу того, что онъ считалъ, очевидно, началомъ совершенно новаго направленія въ роман. Онъ привтствовалъ неизвстнаго автора ‘Современнаго Ромео’, какъ борца за идеализацію и фантазію противъ фотографическаго и плоскаго изображенія жизни. Критикъ выражалъ живйшую радость по поводу романа, который онъ считалъ смлымъ шагомъ по пути, ведущемъ на настоящую дорогу изъ трясины реализма. Вмст съ тмъ авторъ статьи тономъ философа заявлялъ, что романъ, въ сущности, не представляетъ изъ себя абсолютно новаго начинанія, раскола или отпаденія отъ прежняго,— нтъ, это была, лишь естественная эволюція, это было развитіе духовнаго изъ матеріальнаго. Въ немъ была существенная доля реализма, но освобожденная отъ той грубости и мрака, съ которыми реализмъ до сихъ поръ былъ неразлученъ. Это — доля реализма, одаренная новой жизнью. Рецензентъ обращалъ вниманіе читателя на то, съ какой твердостью и какъ тонко авторъ очертилъ положеніе и изучилъ характеры, прежде чмъ приняться за ихъ изображеніе. Затмъ онъ просилъ читателя замтить, что авторъ, положивъ эту основу, пользовался ею уже какъ наблюдательнымъ пунктомъ, съ котораго, какъ съ ‘вершины пирамиды’, фантазія автора могла предпринять смлый полетъ въ области, еще не затронутыя фотографіей и низменнымъ полетомъ реализма. Онъ восхвалялъ слогъ сочиненія, соотвтствовавшій, какъ онъ говорилъ, двойственной природ концепціи, и сравнивалъ автора съ Тэкереемъ по отношенію къ описанію людей и предметовъ и съ Готорномъ по выраженію идей и чувствъ. Въ этомъ отношеніи авторъ романа выказалъ такъ много тонкости и гибкости, что, въ сущности, здсь можно бы было заподозрть женскую руку, если бы, съ другой стороны, свободный и мужественный размахъ въ изображеніи страсти и движенія не убждалъ въ противномъ. Рецензентъ, приводилъ нсколько примровъ, и Рэй съ новымъ и усиленнымъ интересомъ перечитывалъ слова, которыя зналъ наизусть. Вся сцена, въ которой кузенъ свергается съ обрыва, была недопечатана цликомъ, но сцены, которыя рецензентъ осыпалъ наибольшими похвалами и о которыхъ распространялся боле всего, были т, въ которыхъ изображался гипнотическій трансъ и трагическій финалъ романа. Это, по его словамъ, было самой животрепещущей современностью, и онъ приводилъ эти страницы въ примръ того, какъ воображеніе должно представлять дйствительную жизнь.

Ничто въ области плоскаго, фотографическаго, реалистическаго романа никогда еще не производило такого поразительнаго эффекта, какъ это примненіе научнаго открытія въ области идеальнаго. Какъ бы ни были сильны сомннія относительно пользы гипнотизма, какъ лчебнаго средства, но относительно удивительнаго искусства, съ которымъ авторъ воспользовался имъ для поэтической фикціи ‘высокаго достоинства’,— сомннія быть не можетъ. Критикъ не говоритъ ‘высшаго достоинства’, потому что книга не лишена также многихъ крупныхъ недостатковъ. Очевидно,— это еще первое произведеніе молодого писателя, жизненный опытъ котораго, повидимому, ограничивался сравнительно тснымъ и темнымъ полемъ наблюденія: своей провинціей — даже своимъ приходомъ. Но, можетъ быть, самая ограниченность горизонта и способствовала сосредоточенію мысли автора на непосредственно окружающей его сфер. Главное то, что онъ смотрлъ на жизнь глазами идеалиста, что онъ отыскалъ ея поэтическія стороны съ тонкимъ чутьемъ прирожденнаго художника и освтилъ ее ‘свтомъ, котораго никогда не было ни на мор, ни на суш’.

И многое еще въ этомъ род говорилось въ рецензіи. Рецензентъ заканчивалъ статью общаніемъ съ интересомъ слдить за появленіемъ будущаго произведенія писателя, который даетъ не одн только надежды, но и фактическое доказательство таланта. Его книга можетъ быть и не представляетъ еще того великаго американскаго романа, котораго мы такъ долго ожидаемъ, но она составляетъ замчательный шагъ впередъ въ желаемомъ направленіи. Авторъ романа предвстникъ лучшаго въ этой области, онъ тотъ Моисей, который, если мы послдуемъ за нимъ, поведетъ насъ отъ мясныхъ котловъ реализма къ обтованной земл Идеала.

Время отъ времени Рэй длалъ изъ вжливости видъ, что только просматриваетъ рецензію, но мистеръ Брандретъ настаивалъ на томъ, чтобы онъ не торопился и прочиталъ ее всю. Ему хотлось поговорить съ нимъ объ этомъ. Но онъ началъ говорить прежде, чмъ Рэй окончилъ чтеніе… Въ сущности, онъ все время приставалъ къ нему съ разными вопросами и замчаніями и, когда Рэй, наконецъ, положилъ газету, онъ подошелъ и слъ къ нему на кровать.

— Теперь я вамъ скажу, что я сдлаю. Я вдь не врю въ то, что грхъ работать въ воскресенье и къ тому подобные пустяки, но въ данномъ случа я врю, что это было указаніе свыше. Моя жена думаетъ такъ же. Она говоритъ, что это награда за то, что мы такъ врили въ книгу и что теперь было бы гршно терять хотя бы минуту времени. Если только надо что-нибудь сдлать, то надо длать сейчасъ, мы не должны ждать, пока эффектъ этой рецензіи охладится: я стану ковать желзо, пока оно раскалено до красна.

Эти слова какъ будто воодушевили мистера Брандрета, и онъ съ подобающею случаю серьезностью прибавилъ:

— Просто на просто я выкрашу весь свтъ въ красную краску — вотъ увидите.

— Хорошо, хорошо,— сказалъ Рэй,— вы уже лучше не говорите мн, какъ вы это сдлаете. Мн кажется, я больше не въ состояніи этого вынести.

— Ну, если эта книжка не пойдетъ,— тономъ торжественнаго общанія заявилъ мистеръ Брандретъ,— то ужъ не я буду виноватъ.

Онъ ушелъ, а Рэй впалъ въ тотъ трансъ, который уноситъ счастливаго любовника за предлы реальнаго міра. Но любовь была дале всего другого отъ его мыслей. Овладвшая имъ страсть была эготизмъ, доведенный до тхъ предловъ, гд человкъ уже не видитъ ничего, кром себя. Нтъ ощущенія боле нездороваго. Къ счастію, такое напряженное состояніе не можетъ держаться долго. Первымъ движеніемъ Рэя было бжать отъ всякаго, кто могъ помшать его сладостному сознанію своего успха. Онъ отлично зналъ, что рецензія ‘Метрополя’ преувеличивала достоинства его книги, но ему нравилось это преувеличеніе. Онъ намренно возбуждалъ себя, читая и перечитывая статью за завтракомъ, затмъ въ вагон, отправляясь въ паркъ, и, наконецъ, во всхъ уединенныхъ уголкахъ парка, гд никто изъ знакомыхъ не могъ встртиться съ нимъ и отвлечь его мысли отъ наслажденія самимъ собою. Сначала статья казалась ему невозможной, подъ конецъ она сдлалась, совершенно непонятной. Онъ бросилъ газету въ кусты, но потомъ, уже отойдя значительное пространство, снова вернулся, поднялъ ее и снова перечиталъ статью отъ начала до конца. Смыслъ теперь вернулся, похвалы снова зажгли свои огни, и онъ погружался умомъ въ ихъ яркое сіяніе. Вдь это былъ онъ, онъ, все это говорилось о немъ! Онъ постарался ясно представить себ это. Кто же онъ въ самомъ дл? Этотъ вопросъ мучилъ его… ужъ не сходитъ ли онъ съ ума? Во всякомъ случа ему необходимо теперь уйти отъ самого себя — это было его единственнымъ спасеніемъ. Онъ подумалъ: у кого ему искать убжища? У него было много знакомыхъ среди лучшаго общества, и онъ могъ получить чашку чаю изъ рукъ любой прелестной двушки въ любомъ изъ этихъ знакомыхъ домовъ. Зналъ онъ также и многихъ молодыхъ людей, которые съ восторгомъ приняли бы его въ своихъ холостыхъ квартирахъ. Былъ также и старикъ Кэйнъ. Но вс они непремнно стали бы говорить съ нимъ объ этой рецензіи. Даже Піа сдлала бы то же самое. Онъ кончилъ тмъ, что пошелъ домой и началъ составлять какія-то замтки для слдующаго номера ‘Каждаго Вечера’. Работа требовала отъ него большого усилія, чтобы сосредоточить вниманіе, и ему пришлось бороться противъ самого себя, какъ противъ враждебной личности. Но на слдующій день онъ нашелъ уже время, чтобы сходить къ мистеру Брандрету, не нанося ущерба своей работ, которая уже частью была исполнена. По дорог онъ купилъ главныя утреннія газеты и увидлъ, что издатель перепечаталъ въ нихъ длинныя извлеченія изъ рецензіи ‘Метрополя’ въ вид рекламы на страниц объявленій, въ самомъ же ‘Метропол’ онъ перепечаталъ всю статью отъ начала до конца.

— Эта статья будетъ въ главныхъ органахъ Филадельфіи, Бостона, Чикаго, Цинцинати и Сенъ-Луи, какъ только почта принесетъ туда мою перепечатку. Я думалъ сначала телеграфировать ее, но все это и такъ уже довольно дорого стоитъ,— сказалъ мистеръ Брандретъ.

— Вы уврены, что не выбрасываете вашихъ денегъ за окно?— спросилъ нсколько смущенный Рэй.

— Я увренъ въ томъ, что не выбрасываю за окно счастливаго случая,— съ веселымъ задоромъ возразилъ издатель.

Онъ изложилъ составленный имъ планъ кампаніи, Рэй слушалъ его съ напряженнымъ, жаднымъ вниманіемъ. Онъ взглянулъ въ сторону, гд была комната мистера Чапли — и гд, какъ онъ зналъ, усердно работала Піа,— въ надежд, что она не знаетъ объ его присутствіи. Послдній разговоръ съ ней смшивался въ его ум съ сильнымъ впечатлніемъ, которое онъ испыталъ посл того и, казалось, оба слились въ одно въ высшей степени интенсивное и возбуждающее ощущеніе. Онъ пошелъ къ выходной двери въ сопровожденіи мистера Брандрета и даже не обернулся, чтобы взглянуть на Пію.

— Да, кстати,— сказалъ издатель, прощаясь съ нимъ,— если бы вы пришли чуть чуть пораньше, я познакомилъ бы васъ съ вашимъ рецензентомъ. Онъ только что забгалъ на минутку, спросить, кто такой Ш. Рэй, и мн стоило много труда убдить его, что это ваше настоящее имя. Мн даже кажется, что онъ все-таки не совсмъ поврилъ.

— Ну, а я не совсмъ-то врю ему,— небрежно замтилъ Рэй, чтобы скрыть свою досаду.— Кто онъ такой?

— Видите ли, ихъ настоящій рецензентъ теперь въ отпуску по болзни, а этотъ молодой парень… Уоррель его фамилія,— нчто въ род его помощника. Онъ разсказывалъ мн, какъ онъ напалъ на вашу книгу… эти вещи всегда интересны. Онъ хотлъ взять домой совсмъ другую книгу, но по ошибк ему попалась ваша, да еще нсколько книгъ о гипнотизм. Онъ ихъ просмотрлъ и думалъ только заглянуть въ вашу, но открылъ ее какъ разъ на сцен гипнотическаго транса, именно въ ту минуту, когда умъ его былъ полонъ этимъ предметомъ… Ну, онъ и зачитался. Началъ читать сначала и прочиталъ до конца. Такимъ образомъ вы случайно воспользовались шансомъ другого писателя. Онъ очень хотлъ видть васъ… Удивительно, какъ все по большей части зависитъ отъ случайности!

— Да, удивительно,— разсянно отвчалъ Рэй.

— Я зналъ, что вы будете рады этому.

— О да!

XLIII.

Былъ ли шумъ, вызванный ‘Современнымъ Ромео’, слдствіемъ рецензіи ‘Метрополя’ или нтъ — этого никто изъ людей, знакомыхъ съ капризами книжной торговли, не могъ бы сказать. Въ ‘Метропол’ были восторженныя рецензіи о другихъ книгахъ, не надлавшихъ никакого шума, какъ насмшливо замтилъ Кэйнъ, убждая автора поврить, что книга обязана успхомъ — исключительно своимъ достоинствамъ.

— А чему же она обязана своимъ долгимъ неуспхомъ?— спросилъ Рэй, чувствуя колкость въ замчаніи Кэйна, но притворяясь, что не понимаетъ ея.

— Ея недостаткамъ.

Мистеръ Брандретъ сначала склоненъ былъ приписать успхъ — рецензіи, но затмъ ршилъ, что все это сдлала его собственная смлость и ловкость, съ которыми онъ воспользовался статьей для рекламы. Въ этомъ онъ видлъ настоящую счастливую случайность и въ минуты благодарности къ провиднію утверждалъ, что именно оно внушило, ему эту мысль. Дйствительно, другія благопріятныя рецензія начали появляться во вліятельныхъ журналахъ, какъ въ Нью-орк, такъ и въ другихъ городахъ. Теперь Рэй видлъ свою книгу на ‘стол новостей’ въ книжныхъ машинахъ, находилъ ее въ витринахъ, однажды онъ слышалъ, какъ о ней говорили въ вагон воздушной желзной дороги. Однимъ словомъ, книга носилась въ воздух, но какъ она туда попала,— этого никто не могъ хорошенько сказать, а онъ меньше, чмъ кто либо. Онъ могъ указать на нкоторыя осязательныя, грубыя причины, въ род рекламъ мистера Брандрета, но он давно уже были пущены въ ходъ, не производя никакого дйствія. Онъ не могъ опредлить, въ чемъ собственно состоитъ обаяніе романа даже тогда, когда его откровенно спросила объ этомъ очень живая молодая двица, писавшая корреспонденціи изъ Нью-орка для какой-то южной газеты и пришедшая интервьюировать его. Онъ могъ сказать только, что романъ затрогивалъ общее настроеніе. Двица была очень благодарна ему за эту мысль и распространилась о ней въ своей корреспонденціи. Но сдлать анализъ этого настроенія ей не удалось. Она могла только представить его, какъ общее пристрастіе къ психологическому роману со стороны публики, которой до тошноты надолъ реализмъ и плоскость школы, фотографировавшей жизнь.

За то она гораздо опредленне и подробне описала личность автора. Она представила молодого писателя, какъ типъ мужественной красоты по отношенію лица и головы, но, къ сожалнію, ростъ его слишкомъ малъ, что, однако, не замчается, пока онъ сидитъ. Спеціально для дамской читающей публики она замтила, что у него волнистые черные волосы, раздленные проборомъ надъ серединой лба, нжнаго и чистаго, какъ у молодой двушки. Прилагаемое воспроизведеніе фотографическаго портрета Рэя не давало полнаго сходства, но было, однако, столько же похоже на него, какъ и ея описаніе. Портреты Рэя начали появляться въ различныхъ мстахъ съ вымышленными біографіями его, въ которыхъ много говорилось объ его темномъ происхожденіи и объ его тяжелой жизни въ раннемъ дтств. Когда же гд-то сказано было, что онъ вышелъ изъ низшихъ классовъ народа, то мать написала ему полное негодованія письмо, въ которомъ напоминала, что отецъ его — докторъ и что семья ихъ съ обихъ сторонъ состояла изъ самыхъ почтенныхъ и образованныхъ людей. Она говорила, что онъ долженъ опровергнуть эти оскорбительныя замтки, и онъ никакъ не могъ втолковать ей, что это невозможно, какъ не могъ объяснить и того, что съ этой внезапно нахлынувшей извстностью онъ пересталъ уже принадлежать самъ себ. Интервьюеры осаждали его на каждомъ шагу: въ его отел, о прелестяхъ и живописности котораго они распространялись въ своихъ замткахъ, въ редакціи ‘Каждаго Вечера’, гд ихъ посщенія вызывали насмшки другихъ сотрудниковъ газеты. Его редакторъ былъ слишкомъ простой и серьезный человкъ, чтобы обратить вниманіе на комичную сторону извстности Рэя. Но когда онъ замтилъ, какъ часто приходятъ его интервьюировать, онъ тотчасъ же заявилъ ему:

— Мн ваша работа нравится, и я желалъ бы оставить васъ при редакціи. Такъ какъ вы, все равно, со временемъ потребуете прибавки гонорара, то я предпочитаю прибавить вамъ теперь же. Поэтому на слдующемъ вашемъ чек будетъ выставлена та сумма, которую редакція въ состояніи платить вамъ.

Ничмъ другимъ онъ не выразилъ того, что признаетъ фактъ успха книги, и никогда не говорилъ о ней. Въ сравненіи съ его газетой произведеніе Рэя не имло для него ни малйшаго значенія.

Визиты интервьюеровъ всегда льстили самолюбію Рэя, однако его нсколько оскорбляло то, что большинство изъ нихъ не читали его книги: они всегда или только что получили ее, или сейчасъ купятъ и непремнно прочтутъ. Иногда они являлись къ нему, полные фантастическихъ представленій о немъ посл предварительныхъ свиданій съ мистеромъ Брандретомъ, и онъ ничмъ не могъ разубдить ихъ въ томъ, что даже его литературное прошлое полно эпизодовъ, гораздо боле удивительныхъ, чмъ это бываетъ въ романахъ.

— Мистеръ Брандретъ сказалъ, что, если бы можно было разсказать всю правду объ этой книжк,— сказала ему молодая двушка журналистка, устремляя на автора свои очаровательные голубые глаза,— то это составило бы одну изъ самыхъ драматическихъ страницъ во всей исторіи литературы. Не можете ли вы сводить мн, въ чемъ дло, мистеръ Рэй?

— Право, я и самъ не знаю, въ чемъ тутъ дло,— отвчалъ Рэй.

— О, прелестно, восхитительно!— воскликнула молодая лэди.— Это я во всякомъ случа помщу въ моей стать!— И она продолжала очаровывать автора своими взглядами и своей необыкновенно умной лестью, пока не выпытала отъ него относительно мытарствъ его рукописи гораздо боле, чмъ онъ самъ считалъ себя способнымъ разсказать. Посл этого онъ пошелъ къ Брандрету съ непріятнымъ сознаніемъ, что сыгралъ дурака.

— Послушайте, Брандретъ,— сводахъ онъ ему,— что вы нашли такого драматичнаго въ исторіи романа, который шесть мсяцевъ безуспшно толкался на книжномъ рынк?

Мистеръ Брандретъ уставился на него во вс глаза, потомъ словно вдругъ вспомнилъ что-то:

— Ахъ! это та двица!— воскликнулъ онъ.— Она непремнно хотла узнать что нибудь особенное о книг, и я вскользь бросилъ нсколько словъ. Я совсмъ не думалъ о васъ въ эту минуту. Рэй, вы добрый малый, и я не скрою отъ васъ, что, когда я рискнулъ съ вашей книгой, дла у насъ дошли до такого пункта, что необходимо было рискнуть на чемъ бы то ни было. Мистеръ Чапли сильно запустилъ издательское дло фирмы, и намъ приходилось плохо. Когда же мы похали весной въ деревню, онъ ни подъ какимъ видомъ не хотлъ допустить, чтобы мы предпринимали какое-либо новое изданіе. Но мы съ женой много обсуждали этотъ вопросъ, и она убдилась, такъ же, какъ и я, что мн оставалось только или дйствовать самостоятельно, или выйдти изъ товарищества. При такомъ положеніи дло не могло кормить дв семьи. Вотъ я и ршился рискнуть съ вашей книгой. Если бы попытка не удалась, я очутился бы въ страшномъ затрудненіи. Я не говорю, что не могъ бы выпутаться изъ него, но это было бы очень трудно.

— Да это чрезвычайно интересно!— сказалъ Рэй.— Мн кажется, я скоро стану считать себя вашимъ спасителемъ.

— Ну, до этого дло бы не дошло,— весело протестовалъ мистеръ Брандретъ.— Да наконецъ, въ послднюю минуту могъ явиться кто нибудь другой. Я не вижу причины, почему не разсказать вамъ, что въ тотъ самый вечеръ, когда вы пришли ко мн и просили взять книгу старика Хюза,— мы съ женой очень серьезно обсуждали этотъ вопросъ, ршили просмотрть книгу утромъ и… можетъ быть… отложить вашъ романъ. Наши разговоры разбудили ребенка, а затмъ онъ не давалъ намъ спать цлую ночь, такъ что утромъ мы уже не въ состояніи были заняться этимъ вопросомъ. Я принялъ это за указаніе и не остановилъ изданія вашей книги. Должно быть, все это всплыло у меня въ памяти въ то время, какъ я разговаривалъ съ этой двицей, и я сказалъ ей то, что она передала вамъ.

— Ну что жъ, это достаточно драматично,— задумчиво сказалъ Рэй,— даже, пожалуй, трагично.

— О, да!— вздыхая, отвчалъ Брандретъ.— Я все боялся спросить васъ, какъ вы уладили дло съ мистеромъ Хюзомъ?

— О, это уладила миссисъ Дэнтонъ,— усмхнулся Рэй.— Я сказалъ ей, что вы не согласились на мою просьбу, а она пошла къ нему и сказала, что вы взяли книгу и тотчасъ же будете издавать ее.

Мистеръ Брандретъ былъ видимо огорченъ.

— Право, я не знаю, что и сказать на это. Но я все-таки доволенъ, что удержалъ вашу книгу. А книгу мистера Хюза я тотчасъ же велю тщательно просмотрть, и мн кажется, что съ ней можно будетъ сдлать новую попытку. Кстети,— весело сказалъ онъ,— вамъ наврное, пріятно будетъ узнать, что ‘Современный Ромео’ достигъ весьма почтеннаго возраста. Мы только что напечатали двадцать первую тысячу.

— Неужели?— воскликнулъ Рэй съ хорошо разыграннымъ восторгомъ. При томъ шум, который надлала книга, онъ представлялъ себ, что она должна, была разойтись уже въ пятидесяти тысячахъ экземплярахъ.

На самомъ же дл продажа не достигла этой цифры. Она дошла до 42 или 43 тысячъ, на этомъ остановилась и ничто уже не могло сдвинуть ее съ этой точки. Авторъ и издатель много толковали по этому поводу, но ни тотъ, ни другой не могли разршить этой загадки. Невозможно было объяснить, почему книга, о которой столько писали и говорили, не продолжаетъ продаваться до безконечности, вс шансы были за это, а между тмъ этого не было. Можетъ быть, по какому нибудь закону естественнаго подбора она исчерпала какъ разъ то опредленное количество читателей, которымъ нравятся такого рода ‘психологическія’ произведенія, они-то составили славу романа, но число ихъ не росло. Въ своихъ бесдахъ съ Кэйномъ и Брандретомъ, авторъ тщетно старался отыскать законъ, подъ который можно бы подвести этотъ фактъ. Наконецъ, Кэйнъ сказалъ:

— Зачмъ мы всегда ищемъ законовъ для разныхъ явленій? Разв есть законъ для насъ самихъ? Правда, намъ кажется, что есть, но вдь мы это постоянно упускаемъ изъ виду и дйствуемъ изъ чистаго каприза, по первому импульсу. Я прожилъ много лтъ на свт, но я не могъ бы, положа руку на сердце, сказать, что видлъ боле двухъ-трехъ разъ случаи, когда слдствіе вытекало изъ причины. И это каждый разъ производило на меня впечатлніе театральнаго эффекта. Послдствій я видлъ иного, но причинъ не видалъ. Можетъ быть, наша жизнь есть просто заключеніе невдомыхъ намъ посылокъ… Въ доброе старое время мы льстили себ, воображая себя ужасными гршниками, мы думали, что своими словами и поступками здсь — готовимъ страшныя послдствія гд-то въ другомъ мір. А что, если все, что здсь происходитъ, само является лишь послдствіемъ чего-то, что было въ какомъ нибудь не здшнемъ мір?

— Это очень забавное предположеніе,— сказалъ Рэй,— но оно не иметъ прямого отношенія къ уменьшенію продажи ‘Современнаго Ромео’.

— Все на свт иметъ отношеніе къ этой книг, если бы мы только могли понимать все, какъ слдуетъ. Продажа превратилась, можетъ быть, потому, что вліяніе какой нибудь счастливой звзды, погасшей многія тысячелтія тому назадъ, перестало достигать до нашей планеты…

Кэйнъ, повидимому, отмтилъ сказанное въ своей памяти, а Рэй разсмялся.

— Вы, кажется, накопляете капиталы. Въ этихъ афоризмахъ — деньги,— сказалъ онъ.

— Нтъ, денегъ въ ‘Афоризмахъ’ нтъ,— печально отвтахъ Кэйнъ,— въ нихъ есть только мудрость.

Рэй, впрочемъ, нисколько и не смущался тмъ, что не можетъ найдти причину остановки въ продаж книги. Въ душ онъ былъ вполн удовлетворенъ ея успхомъ и охотно оставлялъ публику въ убжденіи, что романъ продался въ ста пятидесяти тысячахъ экземплярахъ. Мистеръ Брандретъ также былъ очень доволенъ. Онъ думалъ, что продажа снова подымется посл того, какъ дачники вернутся въ городъ. Онъ открылъ даже, что книга иметъ весьма солидныя достоинства. Но въ настоящее время возникалъ вопросъ: что Рэй напишетъ затмъ?

— Вамъ надо ковать желзо, пока оно горячо, знаете,— сказалъ издатель.

— Разумется, я уже думалъ объ этомъ,— согласился молодой человкъ,— и мн кажется, что я нашелъ очень хорошую тему для романа.

— Вы не можете подлиться со мной?

— Нтъ, не могу: она еще не вполн скристализовалась въ моемъ воображеніи, и мн кажется даже, что она не можетъ опредлиться, пока я не найду настоящаго заглавія для романа.

— А вы уже придумали какое нибудь?

— Да, по крайней мр съ полдюжины, но ни одно не подходитъ.

— Заглавіе это главное,— сказалъ издатель,— мн кажется, оно-то и составило счастіе ‘Современнаго Ромео’.

Рэй на минуту задумался.

— Какъ вамъ нравится: ‘Скрытая роза’?

— Что же, это, пожалуй, привлекательно,— сказалъ мистеръ Брандретъ.— Только помните, Рэй, что вы отдаете книгу намъ.

Рэй колебался.

— Да,— но только не на прежнихъ десятипроцентныхъ условіяхъ, Брандретъ.

— О, насчетъ условій мы сойдемся,— отвчалъ издатель.

— Потому что, знаете, я могъ бы получить гораздо больше.

— Ага! уже подъзжали издатели?— Рэй поднялъ кверху вс пальцы одной руки.

— Хорошо,— сказалъ Брандретъ,— ваша будущая книга принадлежитъ Чапли и К. Вы должны держать ваши изданія въ одномъ мст. Одна книга будетъ содйствовать продаж другой, ‘Скрытая роза’, появившись на свтъ, разбудитъ ‘Современнаго Ромео’…

XLIV.

Для Піи Хюзъ и для ея сестры лто проходило однообразно. Молодая двушка усиленно занималась, чтобы нагнать потерянное раньше время, и исполняла двойную работу, вслдствіе расширенія длъ издательской фирмы. Успхъ ‘Современнаго Ромео’ также прибавилъ ей дла, и новыя предпріятія, которыя этотъ успхъ внушилъ мистеру Брандрету, вызвали усиленную переписку, причемъ молодой двушк приходилось самой выработывать форму для идей, которыя Брандретъ бросалъ ей на лету, въ безформенномъ вид. Онъ вполн доврялся ея уму и искусству, и она сдлалась теперь однимъ изъ редакторовъ, читавшихъ рукописи для фирмы Чапли и К. Рэй узналъ это по множеству рукописей, которыя видлъ у нея дома, на стол. Онъ зналъ и о другихъ обстоятельствахъ, благодаря своему близкому знакомству, даже интимности съ Брандретомъ. Издатель постоянно восхвалялъ Пію.

— Вотъ тутъ и говорите о мужчинахъ!— выпалилъ онъ однажды.— Да у этой двушки голова лучше, чмъ у половины дловыхъ людей въ Нью-орк. Если бы она не была женщиной, то мы безъ всякаго сомннія предложили бы ей современемъ войти въ товарищество, чтобы не потерять ее. Бда въ томъ, что женщин можно предложить товарищества лишь въ одной форм.

Рэй вспыхнулъ, но не сказалъ ни слова, а мистеръ Брандретъ, очевидно по ассоціаціи идей, спросилъ:

— Вы часто видитесь съ ними въ ихъ новой квартир?

— Да, я бываю тамъ приблизительно каждую недлю.

— Ну, какъ они поживаютъ?

— Повидимому, очень хорошо.— Онъ помолчалъ немного, потомъ продолжалъ:

— Если бы это не противорчило всмъ предвзятымъ понятіямъ относительно людей, которые переживаютъ то, что он пережили недавно, то я сказалъ бы, что он теперь гораздо счастливе, чмъ были раньше. Я думаю, что миссисъ Дэнтонъ не особенно любила дтей и мужа, но отецъ въ послднее время никого, кром нея, около себя не терплъ. Очень возможно, что она выйдетъ замужъ.

Мистеръ Брандретъ слушалъ, стараясь сдлать видъ, что возмущенъ, но вмст съ тмъ улыбался.

— Я ее не осуждаю,— продолжалъ Рэй.— Можетъ быть, обыкновеніе Кэйна — никого не осуждать заразительно. Она сама оправдывала себя однажды тмъ, что не она себя сотворила, но мн кажется, это довольно опасная почва, если люди вообще станутъ пользоваться этимъ оправданіемъ. Но за то миссъ Хюзъ очень любила и двухъ бдныхъ малютокъ, и этого несчастнаго. Теперь заботы о нихъ не стало и наступилъ покой. Об он скучаютъ объ отц: но вдь онъ былъ уже осужденъ на смерть… Крол того, мн иногда казалось, что его отеческая любовь стала мене и интенсивной, растворившись въ любви къ цлой общин. Я не умю, этого хорошенько выразить, но мн всегда кажется, что дтямъ человка, который занятъ какими бы то ни было міровыми вопросами, приходится очень плохо. А между тлъ, я сознаю, что міровые вопросы необходимы.

— Вы сказали это совершенно такъ, какъ старикъ Кэйнъ,— замтилъ мистеръ Брандретъ.

— Неужели? Вдь я только что замтилъ, что Кэйнъ заразителенъ. Очевидно, усвоивъ себ образъ его мыслей, я перенялъ также и его тонъ, хотя я не особенный поклонникъ ни того, ни другого. Я хотлъ только сказать, что миссъ Хюзъ и ея сестра живутъ очень комфортабельно и мило. У нихъ одинъ изъ самыхъ уютныхъ уголковъ въ Нью-орк.

— Какъ только мы снова войдемъ въ курсъ городской жизни,— сказалъ Брандретъ,— такъ миссисъ Брандретъ сдлаетъ илъ визитъ. Теперь, когда мистеръ Чапли и мистеръ Хюзъ не стоятъ поперекъ дороги, нтъ никакой причины не оказать имъ вниманія. Миссъ Хюзъ, по крайней мр — настоящая лэди. Я позабочусь о томъ, чтобы она не работала черезъ силу. Успхъ ‘Современнаго Ромео’ почти всхъ насъ сбилъ съ ногъ. Я дамъ ей отпускъ на три недли къ концу августа.

Рэй нашелъ однажды вечеромъ къ Пі въ начал ея отпуска и засталъ ее за рукописью и за книгой, которыя лежали передъ ней. Миссисъ Дэнтонъ сидла съ Симпсонами на крыльц и послала его къ Пі, когда онъ отказался присоединиться къ нимъ.

— Я думалъ, что застану васъ за чтеніемъ путеводителей, чтобы ршить выборъ между Нью-Портомь и Саратогой,— сказалъ онъ,— а между тмъ въ вашемъ образ жизни ничто не измнилось оттого, что вы не сидите въ контор.

— Это книга, которую я принесла домой, потому что она интересовала меня,— оправдывалась молодая двушка.— Мы никуда не узжаемъ.

— Мн кажется, я и самъ бы никуда не похалъ,— сказалъ Рэй,— если бы мн не хотлось повидаться со своими. Мой отпускъ начинается завтра.

— Завтра?

— Да, мн хотлось бы провести свободное время въ экскурсіяхъ вокругъ Нью-орка. Но я узжаю уже сегодня вечеромъ и пришелъ проститься съ вами. Я надюсь, что вы замтите мое отсутствіе.

— Очень даже замтимъ,— сказала она и потомъ прибавила:— я думаю, большая часть вашихъ свтскихъ друзей ухали изъ города?

— Разв?

— Мн кажется, вы это должны лучше знать. Вдь мы узнавали о нихъ черезъ васъ.

— Да, эти!— сказалъ Рэй.— Да, они ухали, и я тоже узжаю. Мн очень тяжело разставаться съ вами. Что передать отъ васъ деревн?

— Только мою любовь.

Она смотрла на рукопись, лежавшую передъ ней, и тихо покачивалась на стул.

— Я чувствую словно тоску по родин, когда думаю о ней,— съ трогательной грустью сказала она затмъ.

Онъ почувствовалъ тоску одиночества въ ея тон, и его охватило сочувствіе къ ней. Если миссисъ Дэнтонъ выйдетъ опять замужъ, Піа будетъ совсмъ одна на свт. Онъ глядлъ на нее, и она казалась ему слишкомъ маленькой и хрупкой, чтобы прокладывать себ дорогу въ жизни безъ посторонней помощи.

— Піа,— сказалъ онъ, и тонъ его голоса удивилъ его самого.— Я хотлъ сказать вамъ нчто… спросить васъ…— Онъ видлъ, что она слушала всмъ своимъ существомъ, хотя по вншности этого нельзя было замтить. Если онъ вообще хотлъ продолжать, то онъ долженъ былъ взять боле мягкій тонъ.

— Вы, я думаю, знаете, какой я буду богатый человкъ, когда получу свое авторское право на книгу. Это просто невроятно, но у меня дйствительно будетъ пять или шесть тысячъ долларовъ — цлое состояніе. Ну, такъ вотъ — я когда то просилъ васъ позволить мн быть вашимъ другомъ, потому что неудачный авторъ не имлъ права просить большаго. Или нтъ! Это все не то!— прервалъ онъ себя, пораженный фальшивымъ оборотомъ, который принимали его слова.

— Я не знаю, какъ это сказать. Когда-то я былъ влюбленъ, страстно влюбленъ — такой любовью, какую я описалъ въ моемъ роман. Но то… то поклоненіе, которое я чувствую къ вамъ… я дйствительно поклоняюсь вамъ, Піа,— это не то. Это глубочайшее уваженіе къ вамъ когда-то тмъ чувствомъ,— но теперь я въ этомъ не увренъ. Я не могъ ухать, не предложивъ вамъ, чтобы вы приняли отъ меня это поклоненіе… на всю нашу жизнь,— или отвергли его, если вамъ этого мало. Понимаете вы меня?

— Я васъ понимаю,— отвчала молодая двушка, нервно сжимая руку, которая схватила ея пальцы.

— Я не могъ оставить васъ,— продолжалъ онъ,— не сказавъ вамъ, что нтъ на свт человка, котораго я уважалъ бы наравн съ вами. Я уже давно стремился высказать вамъ это, но мн казалось страннымъ остановиться на этомъ и не пойти дальше. Если бы я не считалъ васъ такой доброй и умной, то, мн кажется, я не рискнулъ бы высказать вамъ это. Я увренъ, что все, что вы ршите, будетъ хорошо, будетъ самымъ лучшимъ для насъ обоихъ. Мн тяжело было бы, если бы вы подумали, что я продолжалъ бы ходить къ вамъ, не высказавъ вамъ этого. Я давно бы сказалъ вамъ все, но все надялся, что въ состояніи буду предложить вамъ больше. Мн двадцать шесть лтъ, и я уже никогда, можетъ быть, не буду любить такъ, какъ любилъ когда-то. Я убжденъ, что насъ соединяли бы высшіе интересы, и вы спасли бы меня отъ жизни исключительно для самого себя. Что вы скажете на это, Піа?

Онъ ждалъ, когда она прерветъ свое молчаніе, котораго онъ не умлъ себ объяснить. Наконецъ, она заговорила:

— Нтъ!— сказала она и, отодвинувшись, отняла у него руку.— Это было бы не хорошо. Я не боюсь довриться вамъ…

— Такъ почему же?..

— Я знаю, какой вы врный другъ. Но мн кажется — я уврена,— что не люблю васъ! А безъ любви это было бы святотатствомъ. Это само по себ ничто, но безъ этого все остальное было бы ничмъ.

Понявъ, что ея слова должны были уязвить его самолюбіе, она поспшила прибавить:

— Я любила васъ когда-то. Да! любила. И когда мистеръ Брандретъ просилъ меня прочитать вашу рукопись, я не согласилась потому, что боялась самой себя. Но потомъ… это прошло.

— По моей вин?— спросилъ Рэй.

— Ни по чьей вин,— отвчала Піа.— Если бы я не была тогда такъ несчастна, то все было бы иначе…

— О, Піа!

— Но у меня не хватило сердца на это… Я знаю, моя жизнь и впередъ должна идти именно такъ, какъ она идетъ теперь. Я все это обдумала. Я думала, что, можетъ быть, вы когда нибудь скажете мн… то, что вы сказали, или иное… и старалась представить себ, какъ я должна поступить… Я никогда никого не полюблю и никогда не выйду замужъ. Не думайте, однако, что я буду несчастна. Я стою на ногахъ, умю работать, и мы съ Дженни никогда не будемъ чувствоватъ себя безпомощными. Даже если бы намъ пришлось съ нею разучиться,— у меня всегда будетъ свой уголокъ. Я не боюсь остаться старой двой. На свт и для меня найдется дло, и я съумю его длать. Вамъ не странно, что я такъ говорю?

— Нтъ, нтъ. Это такъ хорошо.

— Я думаю, большинство двушекъ, которыхъ вы знаете, не поступили бы такъ, но я иначе воспитана. Въ общин не считали, что замужество самая лучшая вещь, а когда я увидла, какъ Дженни и Ансель… я не говорю, что это всегда бываетъ такъ!.. Но вы не должны думать, что моя жизнь будетъ тяжела или несчастлива. А вы… вы, наврное, найдете кого нибудь, къ кому вы можете чувствовать то, что чувствовали къ той, первой двушк…

— Никогда! Я никогда не буду боле любить никого!— воскликнулъ онъ. Въ глубин сердца онъ чувствовалъ облегченіе, въ которомъ не хотлъ бы признаться, и въ то же время онъ не могъ не подумать, какой глубокій литературный интересъ представляетъ настоящее положеніе. Однако чувство облегченія заставило его спросить:

— А что вы думаете обо мн, Піа? Вы осуждаете меня?

— Осуждаю? за что? за то, что я измнилась къ вамъ?

— Я чувствую, что достоинъ осужденія,— сказалъ молодой человкъ.— Какъ же будетъ теперь? Могу я приходить къ вамъ посл моего возвращенія?

— Разумется.

— Вы скажете миссисъ Дэнтонъ?

— Разумется.

— Она осудитъ меня.

— Она осудитъ меня,— сказала Піа.— Но я не стану этимъ смущаться и вы также не должны,— сказала она, слегка дотрогиваясь до него.— Это случилось именно такъ, какъ я хотла. Я боялась, что если это когда нибудь случится, у меня не хватитъ храбрости сказать то, что я сказала. Но вы помогли мн, и я этому очень рада. Я боялась, что вы скажете мн что нибудь такое, что отуманитъ меня и помшаетъ дйствовать такъ, какъ слдуетъ, а теперь — прощайте!

— Прощайте,— повторилъ Рэй задумчиво.— Могу я… мечтать о васъ во сн, Піа?

— Да, но только — до наступленія дня…

— О, днемъ я стану думать о васъ…

XLV.

Да, они объяснились, и Рэй освободился отъ того неявнаго чувства виновности, которое такъ долго тяготло надъ нимъ. Онъ зналъ, что, не будучи вполн увренъ въ своей любви,— онъ не долженъ былъ поддерживать въ ней эту вру. Теперь же онъ выспался откровенно, онъ далъ и ей, и себ возможность оставаться друзьями, не боясь другъ за друга. Ея признаніе въ прежней любви къ нему льстило его самолюбію и смягчало сознаніе, что она перестала его любить. Это его утшало и какъ бы оправдывало въ собственныхъ глазахъ… Не онъ одинъ причиной того, что случилось… Какъ умно, какъ великодушно она поступила въ данномъ случа!

Но теперь въ немъ поднимался вопросъ, не поступила ли она великодушне, чмъ онъ заслуживалъ? Можетъ быть, она только притворялась, что не любитъ его боле. Онъ читалъ о женщинахъ, которыя жертвовали своей любовью ради любимаго человка, всю жизнь хранили свою любовь въ тайн или даже лгали всю жизнь для того, чтобы не выдать этой тайны. Въ жизни онъ не встрчалъ ничего подобнаго, но въ книгахъ такіе случаи попадались на каждомъ шагу. Можетъ быть, это одинъ изъ нихъ. Но можетъ быть также, что она отвтила такимъ образомъ на его странное объясненіе только для того, чтобы не очень обидть его. Если это такъ, то теперь она уже, наврное, разсказала обо всемъ сестр, миссисъ Дэнтонъ представила все положеніе въ глупйшемъ свт, и теперь он вмст съ Піей хохочутъ надъ нимъ.

Холодный потъ выступилъ у него на лбу при этой мысли, но онъ тотчасъ же отбросилъ ее. Подобный поступокъ, очевидно, недостоинъ Піи. Имъ снова овладло чувство сострадательнаго восхищенія Піей въ то время, какъ онъ направлялся къ парому, чтобы пуститься въ обратный путь. Уже на паром онъ оглянулся, и ему показалось, что это тотъ же самый паромъ, на которомъ онъ пріхалъ сюда почти годъ тому назадъ. Старый свистунъ негръ такъ же, какъ тогда, бродилъ по длинной общей кают, оглядывая пассажировъ. Но онъ теперь не свистлъ, должно быть, ему казалось, что публики слишкомъ мало, или же онъ просто не расположенъ былъ увеселять ее своей музыкой. Рэю пришло въ голову, не свиститъ ли онъ только для прізжающихъ въ Нью-оркъ? Онъ припомнилъ вс подробности своей первой встрчи съ Піей съ того момента, какъ она замтила его участіе, когда миссисъ Дэнтонъ вскрикнула по поводу выброшеннаго кошелька. Онъ вспомнилъ, какъ чувство участія стало понемногу переходить въ любовь къ ней и какъ эта любовь потомъ какъ-то вдругъ остановилась… Онъ не могъ объяснить себ, почему это случилось. Казалось, все способствовало ихъ сближенію, а между тмъ черезъ нкоторое время они опять отдалились другъ отъ друга. Ему не казалось страннымъ то, что онъ измнился самъ,— онъ мнялся уже не разъ,— но мы почему-то предполагаемъ въ другихъ постоянство чувства, котораго нтъ въ насъ самихъ. Рэй старался угадать, чмъ онъ могъ отвратить отъ себя любовь, которую она, по собственному признанію, чувствовала къ нему когда-то. Но онъ не въ состояніи былъ припомнить ничего, кром разв того случая, когда онъ такъ жестко обошелся съ нею, узнавъ, что она была тотъ другъ, который отказался просмотрть его рукопись вторично. Она сказала, что простила его, но можетъ быть не простила? Можетъ быть она предположила въ немъ склонность къ деспотизму и побоялась довриться ему? Но посл этого жизнь сводила ихъ вмст въ самыя тяжелыя и трудныя минуты, и она всегда выказывала полнйшее довріе къ нему. Онъ тщательно прослдилъ все свое поведеніе и нашелъ, что, кром этого случая, ни въ чемъ не можетъ упрекнуть себя. Онъ могъ съ чистымъ сердцемъ сказать, что былъ врнымъ другомъ для нея и для всей ея семьи, не смотря на свое предубжденіе противъ подобнаго типа людей. Констатируя этотъ фактъ, онъ на минуту почувствовалъ себя оскорбленнымъ. Это чувство еще усилилось, когда онъ вспомнилъ, что даже посл блестящаго литературнаго успха онъ готовъ былъ пожертвовать своею гордостію, предлагая руку двушк, работающей изъ за куска хлба. Его всегда коробило, что она занимаетъ мсто не многимъ выше двицъ, пишущихъ на ремингтон. Нтъ, проанализировавъ тщательно и многократно все свое поведеніе относительно нея, онъ пришелъ къ заключенію, что ему не въ чемъ упрекнуть себя. Тмъ не мене гд-то въ глубин души шевелилось нчто врод угрызенія совсти, которое онъ старался объяснить себ и не могъ. Чувство это смшивалось также съ ощущеніемъ облегченія по поводу избгнутой опасности,— ощущеніемъ, котораго онъ стыдился. Большую часть ночи онъ пролежалъ безъ сна въ спальномъ вагон, ворочаясь съ боку на бокъ и стараясь отыскать причину явленій, которыя никогда не имютъ опредленной причины, и стараясь найти аналогію между тмъ, что онъ представлялъ себ въ мечтахъ, и тмъ, что онъ испыталъ въ дйствительности. Въ голов его блеснула мысль, что на подобномъ взаимномъ положеніи дйствующихъ лицъ можно бы основать романъ. Едва ли только читатель пойметъ его. Публика любитъ, чтобы любовь завязывалась таинственнымъ образомъ, но развязка должна быть ясна, хотя въ дйствительной жизни и начало, и конецъ одинаково таинственны. Онъ подумалъ, что все-таки не мшаетъ попробовать. Романъ, который начинается съ обрученія, долженъ быть такъ же интересенъ, какъ и тотъ, который кончается свадьбой. Онъ долженъ хорошенько разобраться въ своемъ личномъ роман, когда время отдалитъ его отъ событій. Не было никакого сомннія въ томъ, что, если легко было выдлить и выяснить т обстоятельства, которыя способствовали возникновенію любви, то можно было также узнать и т, которыя уничтожили ее. Это была чистая случайность, и такой ее слдовало показать.

Онъ сталъ спрашивать себя, не была ли вся его жизнь случайностью? Ничто (даже успхъ его книги — въ томъ освщеніи, въ которомъ онъ теперь смотрлъ на вещи) не было слдствіемъ разумной причины. Успхъ явился случайно и такъ же случайно исчезъ. Онъ самъ не заслуживалъ никакой похвалы за то, что было просто дломъ случая. Если бы этотъ родъ фатума распространялся лишь на матеріальную, экономическую сторону жизни, онъ охотно бы свалилъ вину на цивилизацію и, подобно другимъ, смло и тупо покорился бы своей судьб. Но теперь онъ находилъ, что даже въ мір мысли и чувства, въ мір, который, по его мннію, долженъ бы преимущественно управляться разумными законами,— царитъ тотъ же капризъ, та же случайность! Кто знаетъ, почему и какъ приходитъ такая-то мысль, возникаетъ такое-то чувство?

Мы должны сознаться, что часто видли добрыхъ несчастными, а злыхъ — окруженными всми благами жизни. Это, конечно, несправедливо, но это не мшало намъ чувствовать, признавать, что какая-то высшая справедливость управляетъ міромъ. То, что казалось случайностью, не всегда случайно. Это дйствіе какого-то закона, столь широкаго, что намъ лишь одинъ или два раза въ жизни удавалось схватить глазомъ его очертанія въ той или другой точк. Это и было провидніе…

Вагонъ мчался среди ночи, безпрестанно и мягко покачиваясь. Мысль о старыхъ друзьяхъ, которыхъ онъ скоро увидитъ, начала мало по малу изгонять изъ его ума овладвшіе имъ вопросы и сомннія. Воспоминаніе о нкоторыхъ мидлэндскихъ двушкахъ тепло и сладостно всплыло въ его душ. Онъ представилъ себ, какъ разскажетъ той, которая прочла его романъ прежде другихъ, о Пі Хюзъ, и она скажетъ ему, что то была вовсе не любовь, потому что любовь вчна. Потомъ онъ задремалъ и услышалъ, какъ она говоритъ, что онъ получилъ понятія о ‘боле широкомъ закон’ отъ старика Кэйна. Затмъ это были уже не онъ и не она…— все расплылось въ ничто.

КОНЕЦЪ

‘Русское Богатство’, NoNo 7—11, 1898

OCR Бычков М. Н.

Въ мір случайностей.

Читайте также: