Въ какомъ смысл Остзейскіе Нмцы дорожатъ своими отжившими привилегіями.
Въ какомъ смысл Остзейскіе Нмцы дорожатъ своими отжившими привилегіями.
‘Москва’, 24-го сентября 1868 г.
В каком смысле Остзейские Немцы дорожат своими отжившими привилегиями, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1868
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Сочиненія И. С. Аксакова.
Прибалтійскій Вопросъ. Внутреннія дла Россіи. Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’ и ‘Руси’. Введеніе къ украинскимъ ярмаркамъ. 1860-1886. Томъ шестой
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) 1887
‘Въ послдніе годы’,— такъ писалъ не очень давно одинъ изъ главныхъ начальниковъ Балтійскаго рая (коренной Русскій) въ одномъ изъ своихъ оффиціальныхъ донесеній,— ‘въ послдніе годы часто упоминаемо было о сопротивленіи германской народности и о вражд германскаго населенія край противъ Россіи! Я же постоянно руководствовался мыслью, что съ точки зрнія правительства {То-есть, вроятно, въ интересахъ правительства?} германская народность въ балтійскихъ губерніяхъ окончательно заключена {То-есть, вроятно, должна бы быть заключена?} въ предлахъ домашняго быта и что стародавнія германскія учрежденія и должностное употребленіе нмецкаго языка, историческое наслдство края, съ присоединеніемъ его въ Россіи, должно было утратить {То-есть, вроятно, должно бы было утратить?} народностное (sic) значеніе. Какими бы побужденіями ни руководствовалось въ данномъ случа мстное нмецкое населеніе, я считаю удобнйшимъ оставлять встрчаемыя противодйствія оффиціально на уровн (sic) сословныхъ или частныхъ явленій. Напротивъ того, оффиціальное признаніе ихъ народностными придало бы имъ, сколько мн кажется, значеніе и единство, которое он нын не имютъ’.
Чтобы поитъ эту выписку,— говоритъ г. Самаринъ, изъ книги котораго (‘Окраины Россіи’) мы ее заимствуемъ,— ‘надобно знать, что на язык, который въ канцеляріи балтійскаго генералъ-губернатора слылъ за русскій ‘народностей’ значило: заявляемый отъ имени народности, а ‘оставлять на уровн’, значило: принимать за… Мы нарочно привели эти слова одного изъ представителей русской власти въ русскомъ Балтійскомъ поморь: они характеристичны вполн и изображаютъ цлую’ систему правительственнаго отношенія къ нмецкой стихіи въ кра. Одна вншняя форма выраженія говоритъ уже многое и многое объясняетъ… Что же касается до смысла приведенной нами выписки, то этотъ смыслъ, по словамъ г. Самарина, ‘слдующій: въ оффиціальной своей, дятельности, я (русскій начальникъ край) встрчаю со стороны лицъ и цлыхъ сословій, правда, еще не успвшихъ сложиться въ плотную организацію, противодйствіе во имя нмецкой народности, но я притворяюсь, будто бы не замчаю этого, и продолжаю повторять, что нмецкая народность окончательно заключена въ предлахъ домашняго быта. Я знаю, что все это не правда, знаю, что оффиціальный языкъ все-таки нмецкій, что на всхъ мстныхъ учрежденіяхъ т законахъ лежитъ нмецкое клеймо, тщательно подновляемое, чтобъ оно не стерлось, но я все это игнорирую, находя боле удобнымъ довольствоваться словами, чмъ имть дло съ дйствительностью’…
Чье именно удобство имлось при этомъ въ виду — не объяснено, но конечно для начинавшагося въ то время новаго сознательнаго движенія нмецкой національности въ Балтійскомъ кра ничто не могло быть удобне этого, какъ бы преднамреннаго, игнорированія правды со стороны мстнаго представителя русскихъ государственныхъ интересовъ. Мы давно указывали на то упорное, застарлое недоразумніе, которое существуетъ въ отношеніяхъ Россіи къ балтійскимъ Нмцамъ, и именно со стороны Россіи: понятное и отчасти извинительное въ Петербург, оно переходитъ въ Риг дйствительно въ какое-то упрямое сознательное хотніе — и видя не видть, и слыша не слышать… Пока русская мстная власть утшаетъ сама себя и утшаетъ другихъ мыслью, что все обстоитъ благополучно, что германская народность есть не боле какъ принадлежность домашняго быта, ибо такъ должно быть ‘съ точки правительства’.— эта народность захватываетъ съ каждымъ днемъ боле и боле политической силы, для русской же власти, въ результат, выходитъ дйствительно ‘точка’, какъ выражается начальникъ края, я ничего боле…
Дло въ томъ, что высшее правительство, какъ замчаетъ г. Самаринъ, ‘повидимому не совсмъ ясно понимаетъ свое призваніе въ Балтійскомъ кра именно въ настоящую минуту, а. недостатокъ яснаго пониманія происходитъ, въ свою очередь, отъ того, что господствующее представленіе объ этомъ кра устарла и отстало отъ дйствительности боле чмъ на цлое двадцатилтіе’, Балтійскій край все еще, но прежнему, представляется намъ какъ законченный продуктъ прошедшаго, когда-то сами признаваемый и этимъ какъ будто увковченный, на сложившійся въ немъ порядокъ вещей — мы все еще смотримъ, какъ на стародавній, своеобразный провинціализмъ, ревниво и упрямо охраняющій свою цлость отъ покушеній извн, мы готовы даже охотно извинить эту естественную въ немъ приверженность къ преданію, обычаю, старин, мало того, мы бережемъ этотъ провинціализмъ какъ древнюю, почтенную развалину. Но пока мы стоимъ передъ нею съ такимъ суеврнымъ уваженіемъ, не позволяя себ до нея дотронуться, ни тмъ мене отважиться на перестройку, — другими словами: ‘сдерживая преобразовательную иниціативу, къ которой мы призваны,— эта развалина между тмъ’, говоритъ г. Самаринъ — ‘разбирается заботливыми руками и втихомолку, безъ нашего участія и вдома, перестраивается въ крпость обращенную противъ Россіи. Не замчаемъ же мы этого потому, что вся работа укрывается отъ васъ за средневковымъ фасадомъ, къ которому мы приглядлись, и который искусственно поддерживается на прежнемъ мст именно для того, чтобы замаскировать на время производящуюся за нимъ перестройку. Такимъ образомъ иниціатива, отъ которой мы добровольно отказываемся изъ уваженія къ старин, переходитъ въ другія руки, трудящіяся усердно, но только не для Россіи… Значеніе и цль этой внутренней, ускользающей отъ нашего наблюденія работы можно выразить въ немногихъ словахъ: средневковыя перегородки, которыми взаимно разобщались сословія и корпораціи, постепенно подаютъ, а изъ разрозненныхъ нкогда частей стараго общества сплачивается новый организмъ — національность‘…
Очень можетъ быть, что читатель усомнится у спроситъ: какимъ же это образомъ — съ одной стороны Нмцы выступаютъ такими защитниками своихъ провинціальныхъ старинныхъ особенностей, что всякое правительственное предположеніе вызываетъ въ нихъ дружное и сильное противодйствіе, съ другой стороны, вы же утверждаете, что эти особенности упраздняются ими самими? Выходитъ, что Нмцы являются передъ русскимъ правительствомъ страстными борцами за привилегіи, которыя осуждены, ими же на сломку! Нтъ ли здсь противорчія?.. Не только нтъ противорчія,— отвтимъ мы, но ‘охраненіе’ обусловливается здсь именно необходимостью ломки: такова балтійская политика, и въ томъ-то и состоитъ ея мастерство. Г. Самаринъ показываетъ это совершенно ясно. ‘Намъ долго твердили,— говоритъ онъ,—
‘а многіе до сихъ поръ убждены, что поведеніе. Балтійскаго края нмецкаго происхожденія чуждается Россіи потому, что для него безконечно дороги его законы, учрежденія, и обычаи, уц- я вшіе, какъ бы подъ колпакомъ, отъ Среднихъ. вковъ. Это и справедливо по отношенію къ прошедшему. Было дйствительно время, когда рыцарство и бюргеры чистосердечно врили въ возможность заключиться навсегда въ историческихъ рамкахъ XV вка и совершенно добросовстно считали всякое къ нимъ прикосновеніе преступнымъ посягательствомъ. Все это теперь измнилось. Т же сословія, по крайней мр сословныя интеллигенціи, думаютъ иначе, да я нельзя было не одуматься. Въ родной Германіи, гд историческое развитіе обще нмецкой гражданственности совершалось на свобод, при условіи полной политической независимости, замкнутыя корпораціи раскрывались, стушевывались и исчезали въ новыхъ общественныхъ группахъ, слагавшихся на основаніи единства экономическихъ или національныхъ интересовъ, поземельныя отношенія упрощались, торговля и промыслы выбивались на просторъ, личная свобода и гражданская равноправность отвоевывали одну за другою привилегированныя позиціи, укрпленныя по средневковой систем, пути и поприща открытые для личной предпріимчивости расширялись. Въ Россіи, съ тхъ поръ какъ началось преобразованіе ея внутренняго устройства, совершалось явленіе аналогическое, при этомъ, въ общественной организаціи, данной нашимъ селамъ, волостямъ, приходамъ и городамъ, въ нашихъ земскихъ собраніяхъ и у нравахъ, въ нашемъ мировомъ институт, въ нашемъ новйшемъ судоустройств и судопроизводств, обнаруживалось гораздо боле. сходства съ типами однородныхъ учрежденій выработанными новйшею европейскою цивилизаціею, чмъ съ средневковыми учрежденіями Балтійскаго края. Итакъ, становилось очевиднымъ, вопервыхъ, что эти послднія учрежденія, отживъ боле чмъ законный свой вкъ, должны были преобразиться въ непродолжительномъ времени, вовторыхъ, что всякое въ нихъ улучшеніе непремнно должно было сблизить ихъ съ порядкомъ вещей, введеннымъ въ Имперіи, и что, такимъ образомъ, самый естественный историческій прогрессъ велъ неминуемо къ постепенному упраздненію тхъ ‘временемъ освященныхъ особенностей’, за которыми, какъ за брустверомъ, балтійскій германизмъ держалъ себя въ разобщеніи съ Россіей. По мр того, какъ это убжденіе проникало въ умы, измнялось и прежнее воззрніе на привилегіи. Что прежде было само себ цлью, теперь сдлалось средствомъ для цли вншней и, въ извстномъ смысл, высшей. Прежде нмецкое наеененіе дичилось Вооеіы и сторонилось отъ *ея, чтобы сохранялъ, въ (непрмкоододеяноати евсш ирада я обычаи, теперь оно отстаиваетъ ихъ, несмотря на дрананную ихъ обветшалость, чтобъ имть законный предлогъ держать себя особнякомъ отъ Россіи’.
Все, что сказано здсь г. Самаринымъ, вполн разъясняетъ намъ, почему противодйствіе во имя неприкосновенной старины законодательнымъ предположеніямъ правительства такъ усилилось въ послднее время. Конечно, противодйствіе это было и прежде, но оно, вопервыхъ, не имло совершенно политическаго характера, вовторыхъ, встрчалось съ боле упругимъ противодйствіемъ со стороны самого правительства. Такъ Екатерина II (слдовательно въ такое время, когда обстоятельства присоединенія Лифляндіи и Эстляндіи къ Россіи были у всхъ въ живой памяти) преобразовала въ самомъ основаніи все тамошнее устройство администраціи, судовъ и сословій, — нисколько не считая этого ни превышеніемъ власти съ своей стороны, ни нарушеніемъ договора, которое могло бы лишитъ ее права на врность своихъ подданныхъ, и даже не встрчая никакого серьезнаго противодйствія со стороны послднихъ. Правда, г. фонъ-Бонкъ относитъ это къ великодушію и къ терпливости балтійскаго рыцарства: die sehrgedildigen Livlаnder — такъ величаетъ онъ своихъ земляковъ,— но совершенно врно замчаетъ г. Самаринъ, что еслибы насажденія великой Императрицы успли пустить корень, конечно, новйшая балтійская политика, нами теперь, изучаемая, ‘никогда бы не увидла свта’. Вышло однакоже не такъ: ‘ея преемникъ поспшилъ ввести вновь, упраздненный ею, старый порядокъ вещей, во всхъ мелочахъ и подробностяхъ, придавъ этому дйствію характеръ возстановленія нарушеннаго права‘… Такимъ образомъ, по мр того, какъ русская власть длалась уступчиве,— противодйствіе со стороны нмецкой колоніи становилось все смле и шире въ своемъ значеніи, и заняло наконецъ настоящую стратегическую позицію,— ‘блокгаузъ’, какъ выражаются Нмцы.
Практика балтійскаго противодйствія возведена жъ теорію и иметъ свою литературу, об другъ друга вполн поясняютъ. Вотъ, напримръ, комментарій одного изъ балтійскихъ публицистовъ къ извстному, оффиціальному практическому сопротивленію Нмцевъ ввести въ Балтійскій край наши новыя судебныя учрежденія, преимущества которыхъ предъ балтійскими не отвергаютъ даже и Нмцы:
‘Несомннная истина, говоритъ онъ, что вс выгоды идущей отъ Россіи реформы балтійской юстиціи не могли бы вознаградить за бдствіе, которое постигло бы остзейскія провинціи, еслибъ он добровольно подчинились русскимъ общимъ законамъ Имперіи’. Тотъ же публицистъ, въ стать писанной спеціально для Пруссіи, защищаетъ противъ общественнаго мннія либеральной Германіи такъ называемыя привилегіи своей родины, впрочемъ отнюдь не ради ихъ внутренняго достоинства, а только ради ихъ значенія, какъ оборонительнаго орудія противъ Россіи (die in ihrer defensiven Wehrkraft verkannten Institutionen) {Livl. В. В. I. Lief. III. 246—290.}. ‘Откиньте нмецкое самохвальство’, — такъ заканчиваетъ г. Самаринъ свои выписки по этому поводу изъ балтійскихъ публицистовъ,— ‘и вы получите выработанную политическую программу: прежде всего нужно уберечь край для Германіи, въ ожиданіи лучшихъ временъ, а чтобъ этого достигнуть, необходимо держать его въ полномъ разобщеніи съ окружающею его русскою средою, какъ бы подъ колпакомъ его средневковыхъ учрежденій. Нельзя, конечно, оспаривать, что подъ этихъ колпакомъ душно, что эти учрежденія неудобны, тсны и дряхлы, — все это мы. знаемъ и ощущаемъ, и все-таки не примемъ отъ Россіи ни воздуха, ни простора…’ Поэтому и ищутъ они теперь укрпить свою внутреннюю домашнюю почву,— и первою задачей въ этомъ смысл составляетъ, въ настоящую пору, для нашихъ балтійскихъ Нмцевъ — онмеченіе Латышей и Эстовъ. Вотъ что говоритъ объ этомъ г. Самаринъ.
‘Глубоко пристыженное скоростью и легкостью отпаденія своей паствы, частью въ гернгутерство, частью въ православіе, лютеранское духовенство не могло не усмотрть, что протестантское вроисповданіе не имло въ кра никакихъ корней. Это была казнь за вковое нерадніе и за высокомрное пренебреженіе къ простонародью и его нуждамъ. Но мстное дворянство не мене живо почувствовала непрочность своего господства и убдилось, что ему нельзя и мечтать о какой-либо политической роди, вена все крестьянство, массою, стояло противъ него, тянуло къ Россіи всми своими надеждами и тмъ самимъ вызывало постоянное вмшательство со стороны правительства. Надоумились оба сословія, дворянство и духовенство, и принялись серьезно за германизацію Латышей и Эстовъ. Но такъ какъ совладать съ цлою массою, побдить въ ней недоврчивость, вошедшую въ ея плоть и кровь, наконецъ, вырвать изъ ея сердца и помысловъ инстинктивныя чаянія, заставляющія не обращаться къ Россіи, было бы невозможно, то естественно пришлось ограничить задачу. Она теперь опредлилась такимъ образомъ: отвлечь отъ массы простонародья и притянуть къ себ верхній слой крестьянства, онмечить его насквозь посредствомъ первоначальнаго школьнаго образованіи и подкрпить нмецкое общество этими свжими силами, взятыми изъ народа, сосредоточить въ рукахъ онмеченныхъ или вообще, тмъ или другимъ способомъ оторванныхъ отъ массы туземцевъ, крестьянскую поземельную собственность и, такимъ образомъ, единствомъ поземельныхъ интересовъ, связать съ дворянствомъ эту своего рода мелкую шляхту — diese bauerliche kleine Elite, какъ говорятъ Балтійцы, наконецъ, лишивъ массу сельскаго народонаселенія не только всякаго участія въ землевладніи, но и всякой надежды когда-либо пріобрсти прочную осдлость, осадить ее какъ можно глубже я обречь на вчное батрачество крупнымъ и мелкимъ землевладльцамъ… ‘
Эта программа, въ настоящую минуту, свидтельствуетъ г. Самаринъ,— ‘приводится въ исполненіе съ замчательнымъ успхомъ, благодари не только бездйствію, по во многихъ отношеніяхъ прямому, хотя конечно безсознательному содйствію правительства’. Свое свидтельство издатель ‘Окраинъ Россіи’ подкрпляетъ многими поразительными фактами изъ современной исторіи народнаго воспитанія и систематическаго обезземеленія крестьянъ — Латышей и Эстовъ, а также и отзывами балтійскихъ публицистовъ. ‘Наконецъ нельзя не прибавить,— говоритъ въ заключеніе г. Самаринъ,— что правительство не только никогда не заботилось объ удержаніи за собою доврія и сочувствія Латышей и Эстовъ, а совершенно наоборотъ, какъ будто старалось о томъ’ чтобъ они о немъ позабыли. Всмъ извстно, что ему принадлежала иниціатива всхъ законодательныхъ и административныхъ мръ для улучшенія крестьянскаго быта, и что дворянство систематически и до послдней минуты противодйствовало намреніямъ власти: тмъ не мене, при объявленіи законоположеній, дйствительно благопріятно дйствовавшихъ на судьбу крестьянъ (наприм. о возстановленіи высшаго размра барщины, объ упраздненіи вотчинной расправы и т. д.), правительство умышленно маскировалось въ глазахъ народа, давая передъ собою шагъ дворянству и уступая ему всю честь почина. Иногда оно даже принимало мры для предупрежденія огласки лучшихъ и благодтельнйшихъ своихъ начинаній (напр. распоряженія о надленіи батраковъ землею въ казенныхъ имніяхъ). Къ чему это? И не странно ли, что до сихъ поръ Латыши и Эсты ни разу не слыхали слова Монарха, непосредственно къ нимъ обращеннаго, тогда какъ это могучее слово, какъ давно ожидаемый благовстъ, разносилось по всмъ деревнямъ Россіи и Польши, сливая въ одинъ электрическій токъ горячей признательности сдержанные вздохи, неопредленныя чаянія и долго безотвтное порывы? Приписать ли это скромности или пренебреженію къ черни — я не знаю, но во всякомъ случа едвали разумно жертвовать популярностью не только правительства, но и Россіи въ дл столь близко касающемся ея политическихъ. интересовъ на одной изъ самыхъ для нея важныхъ окраинъ Имперіи? Все какъ будто нарочно въ тхъ видахъ придумывалось, длалось или упускалось, чтобъ отвлечь отъ насъ сочувствіе массъ, по крайней мр не возбуждать его, а предоставить германизму полную, свободу раскидываться во вс стороны, овладвать умами и водворять въ нихъ вру въ свое всемогущество’.