Статьи из газеты ‘День’ (1863)
Статьи из газеты ‘День’ (1863)
Польскй вопросъ долженъ быть разршенъ какъ земскй русскй вопросъ
Польскй вопросъ долженъ быть разршенъ какъ земскй русскй вопросъ
Москва, 11-го мая 1863 г.
Польский вопрос должен быть разрешен как земский русский вопрос, Аксаков Иван Сергеевич, Год: 1863
Время на прочтение: 9 минут(ы)
Сочиненя И. С. Аксакова. Томъ третй.
Польскй вопросъ и Западно-Русское дло. Еврейскй Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ ‘Дня’, ‘Москвы’, ‘Москвича’ и ‘Руси’
Москва. Типографя М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскй переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Слухи о войн смолкаютъ, но мы еще не въ прав ршать: затишье ли это предъ грозою, или же дйствительно грозовыя тучи бдны электричествомъ и расползутся по горизонту безъ грома и молни. Во всякомъ случа Росся не можетъ обнадеживаться мечтами о мир, потому что если войны и не будетъ въ текущемъ году, она можетъ быть въ слдующемъ или 65-мъ,— если не за Польшу, то за Турцю, если не на Свер, то на Юг. Теперешнй миръ есть только перемире, боле или мене продолжительное перемире, не разршающее, но только отсрочивающее разршене мровыхъ громадныхъ вопросовъ. И не Росси, конечно, будетъ зачинщицею кровавой распри, но самъ Западъ, послушный какому-то безотчетному стремленю, побуждаемый роковымъ требованемъ истори. Это все та же борьба двухъ просвтительныхъ началъ, двухъ общественныхъ стихй, двухъ мровъ. Какъ бы смиренно ни вела себя Росси въ отношени къ Западу,— она смущаетъ его. она безпокоитъ его — громадная, могучая, своеобразная,— неразгаданная! Именно ‘неразгаданная’, по прекрасному выраженю Самарскихъ дворянъ въ ихъ адрес Государю. Не своя она Западу. Все въ ней чуждо ему, непонятно и странно, несмотря на вншнй лоскъ европеизма, несмотря на идолопоклонство предъ Европой верхнихъ слоевъ народа, несмотря на вс духовныя и нравственныя завоеваня, сдланныя въ Росси Западомъ съ эпохи Петровскаго переворота. Есть въ ней какая-то крпкая сердцевина, которую не могли еще пробить ни вншняя сила, ни ржавчина порочной цивилизаци. Не видать въ ней подчасъ, въ этой сердцевин, ни признака жизни,— но она даетъ жизнь и мощь всему организму, и заявляетъ о себ, въ часы общественной опасности, новымъ приливомъ жизни и крпости. Казалось бы — сгнила и прогнила вся Росся насквозь, по замчанямъ иностранцевъ, и наблюденя ихъ надъ Русской дйствительностью, надъ Русскимъ обществомъ, оправдываютъ, повидимому, такое мнне: Росси нтъ, говорятъ они, а есть только Имперя,— нтъ у Росси ни мысли, ни рчей, ни голоса, а въ безпредльномъ ея пространств раздаются только слова команды, да однообразное ‘слушай’ часовыхъ!… И вдругъ, въ то самое время, когда Западъ собирается нанести ей окончательный ударъ,— ударъ на смерть, онъ встрчается грудь съ грудью и лицомъ въ лицу съ невдомою, безгласною силой Земли, предъ которою отступаетъ въ страх и недоумни. Изъ-за офицальной Росси, или, какъ выражаются нкоторые, Руслянди, выглядываетъ и выдвигается порою Русь,— съ ея древнимъ духовнымъ и бытовымъ строемъ,— и она-то спасала всякй разъ Русскую державу, и спасетъ еще не разъ, съ Божьей помощью! Вншнему врагу ее не сокрушить, войсками ея не одолть, война, вызывая ее къ жизни и бодрости, даетъ ей только новую силу и плотность… Ее сокрушить, ослабить можемъ только мы, держа ее насильственно въ невжеств, въ духот и нмот, ей опасне войны — миръ и мирныя козни, ей страшенъ только одинъ врагъ — внутреннй, свой, домашнй, оплетающй ее хитрою стью нравственнаго соблазна и лжепросвщеня. Народной Руси вредне всего — отступничество отъ Русской народности, наше ненародное общество и все то, что поистин можетъ назваться ‘Русляндей’ и ‘Русляндцами’.
Но мы увлеклись въ сторону, и вруя, что Русляндя не долго будетъ заслонять собою коренную народную Русь,— обратимся къ нашей живой исторической дйствительности. Слухи о войн смолкаютъ, но нельзя не пожалть, что они смняются слухами о дипломатической конференци, имющей будто бы собраться въ Петербург изъ представителей всхъ державъ, участвовавшихъ въ Внскомъ конгресс. Росся не можетъ поставить свою волю въ зависимость отъ ршеня конференци, и потому мы предполагаемъ, что дло идетъ не о конференци, а о новомъ взаимномъ обмн совтовъ и мыслей между державами, въ депешахъ и нотахъ, обыкновеннымъ путемъ и способомъ дипломати. Это было бы тмъ боле вроятно, что Польскй вопросъ въ послднее время подвергся важному видоизмненю въ своемъ характер. Изъ Европейскаго, боле или мене способнаго возбудить притязаня державъ, основанныя на призрак международнаго права, онъ становится, съ каждомъ днемъ сильне и рзче, вопросомъ Русскимъ, вопросомъ внутреннимъ, земскимъ. Пламя Польскаго возстаня обхватило или обхватываетъ, кажется, все Польское шляхетское населене Западно-Русскаго края, и вызываетъ, въ отпоръ себ, сопротивлене Русскаго крестьянскаго населеня. Это уже не встрча войска съ войскомъ, а народа съ народомъ, угнетенной Русской народности съ народностью привилегированной — Польской. Для Блорусси — въ этомъ отпор лежитъ залогъ новаго бытя, новой жизни. Никогда еще Блорусскй народъ не выступалъ, какъ народъ, дятелемъ на арену исторя, у него не было, какъ у Малороссовъ, тхъ воинственныхъ, славныхъ воспоминанй, которыя поддерживаютъ въ народ чувство народности и силы, онъ добываетъ ихъ теперь: апатя вковъ разбита, и уже ничто отнын не должно бы, кажется, остановить развите его народнаго самосознаня. Да, для Блорусси настоящее мгновене есть ршительный переломъ ея судьбы — къ возрожденю или къ смерти, и направить этотъ переломъ въ ту или другую сторону зависитъ единственно отъ Росси: ибо и смерть можетъ сдлаться жребемъ Блорусской народности, если Росся, вмсто поддержки и организаци крестьянскаго движеня, станетъ усмирять его силою, и по прежнему забудетъ о Русской стихи этого края. На насъ лежитъ тяжкй грхъ относительно Западной Руси, на насъ лежитъ великая, святая обязанность— исправить нашу неправду, загладить наши вины, возвратить Русскому народу въ Русской земл права Русской народности, угнетеню которой мы такъ долго содйствовали. Если бы до нашего времени вплоть продолжалась система управленя, принятая въ томъ кра Императрицею Екатериною, можетъ быть и помину бы не было о Польской народности, по крайней мр въ нкоторыхъ, собственно такъ-называемыхъ Блорусскихъ губерняхъ. Она не считала ихъ Польскими и никогда бы не допустила того преобладаня Польскаго элемента, которое водворилось тамъ, въ первой четверти нашего столтя, въ эпоху нашего ‘галантерейнаго обращеня’ съ Европой. Не на памяти ли нашихъ отцовъ совершилось то чудовищное явлене, что край, въ продолжени вковъ, силою своихъ Русскихъ элементовъ тяготвшй въ Росси, по присоединени къ Росси ополячился такъ, какъ въ продолжени вковъ не могли его ополячить Поляки? что Русскя дворянскя фамили, еще православныя, еще помнившя свое Русское происхождене въ эпоху присоединеня, отступились отъ вры и отъ народности и стали крпчайшею опорою Полыни уже подъ Русской державой? не въ тридцатыхъ ли только годахъ ввели мы обязательное преподаване Русскаго языка въ учебныхъ заведеняхъ нашего святого Кева, догадавшись наконецъ, что Кевъ не Польша?! Ие былъ ли Западно-Русскй край для насъ, для нашего общества въ Росси, еще нсколько лтъ тому назадъ, страною невдомою, а Русская въ ней народность какимъ-то нежданнымъ открытемъ?.. Со стыда сгорть долженъ всякй Русскй, если узнаетъ подробно всю исторю Западно-Русскаго края со дня присоединеня его къ Росси до послдней поры, и мы постараемся когда-нибудь представить въ нашей газет историческй очеркъ этихъ 90 лтъ Русскаго управленя со времени перваго раздла Польши—на изумлене и поучене нашему обществу. Да, на Росси, на Русскомъ правительств, на Русскомъ обществ лежитъ великй долгъ въ отношени къ Западно-Русскому краю. Время уплаты наступило,— и не явимся же мы теперь несостоятельными должниками! А случаевъ и способовъ къ уплат много: стоитъ только прочесть хоть въ этомъ же No нашей газеты — ‘воззване къ Русскимъ изъ Западно-Русскаго края’.
Въ какомъ-то роковомъ ослплени, безъ надеждъ на успхъ, съ безумемъ отчаяня, возстаютъ Поляки въ сред многочисленнаго православнаго населеня Занадно-Русскихъ губернй, образуютъ шапки, грабягь и жгутъ деревни и, переполняя мру вкового народнаго озлобленя, сами накликиваютъ, призываютъ на себя гибель — и гибнутъ. Это не борьба, это — самоистреблене, это то опьянене духа, которое овладваетъ иногда человкомъ на краю бездны, вертитъ и кружить, слпить ему очи и увлекаетъ въ пропасть. Страшное и грустное зрлище! Кажется, будто исторя сама вырываеть изъ власти людей ршене трудной задачи и сама берется ршить ее — быть можетъ такъ, какъ не дерзнула бы захотть никакая людская воля, ни пожелать—ничье человческое сердце! Впрочемъ — ни мысль, ни чувство не должны признавать себя побжденными, и какой бы ни былъ исходъ событй, мы не можемъ не трудиться надъ возможнымъ проблематическимъ разршенемъ Польско-Русскаго вопроса.
Мы возвращаемся къ мысли, высказанной нами въ предшествующей стать. Намъ возражали доводами въ пользу неразрывнаго соединеня, даже слитя, не указывая къ тому никакихъ другихъ способовъ, кром систематическаго насиля и военной диктатуры. Но военная диктатура, которая является необходимою въ настоящее время для усмиреня мятежа, для упраздненя диктактуры революцонной, можетъ быть мрою только временною, но никакъ не системою нормальнаго управленя. Разв администраця послднихъ 30 лтъ привела къ слитю Польши съ Россей? Разв этотъ способъ управленя не также ли тяжелъ для насъ, для нашей совсти, какъ онъ тяжелъ для Польскаго чувства и Польскаго благосостояня? Разв ослаблене системы, неминуемое посл долгаго напряженя, не произведетъ тхъ же результатовъ, каке мы уже видли и испытали? Разв общественное мнне Росси.— теперь, въ пылу справедливаго негодованя, требующее диктатуры и вообще строгаго распорядка въ Царств Польскомъ,— не повернется опять на сторону тснимыхъ, какъ скоро пройдетъ этотъ гнвный пылъ и нравственное чувство возьметъ опять верхъ надъ холодными разсчетами политической мудрости? И мы, Русске, не должны отказываться отъ коренныхъ свойствъ нашего народнаго характера, и насиловать наше народное благодуше. Намъ не зачмъ учиться штатсъ-наук у Нмцевъ, мы никогда не будемъ такими мастерами въ темномъ искусств — угнести, стереть, обезнародить чужую народность, какъ Пруссаки или Австрйцы.— Повторимъ уже сказанное нами однажды: то, что не тревожитъ совсти другихъ Западныхъ народовъ, не нарушаетъ ихъ жизненной, цльности, то, благодаря Бога, намъ дается не легко, вноситъ смущене и вызываетъ противодйстве въ нашей внутренней общественной жизни. Мы не должны я не можемъ забыть, что дйствительная сила, дйствительное значене принадлежатъ въ истори только нравственнымъ истинамъ, вчнымъ началамъ любви и справедливости,— а теоря государственнаго эгоизма, доктрина практической необходимости и все это учене о какой-то особенной политической нравственности съ каждымъ днемъ сильне и ярче обличаются исторей въ несостоятельности… Но, кажется, была бы возможность избгнуть того ‘насильственнаго’ соединеня Польши съ Россей, котораго домогаются нкоторые органы Русской печати.
Положимъ, что было бы признано нужнымъ, какъ сказано въ нашей стать 15 No, ‘услышать голосъ самой страны, узнать, какой именно организаци желала бы Польша’. Чего бы могла она пожелать, какъ высказался бы этотъ голосъ? Позволимъ себ нкоторыя догадки. Допустимъ, что она могла бы заявить мнне — о необходимости возстановленя Польши въ границахъ 1772 гада. Но мыслимо ли даже такое предположене? То, что можетъ еще возглашаться въ лсахъ, на пирахъ, въ спичахъ и революцонныхъ прокламацяхъ, гд не требуется ни логики, ни правды, а одно только патротическое возбуждене, то разлетится въ прахъ при малйшемъ прикосновени здраваго смысла, не выдержитъ никакой спокойной критики, а потому и не можетъ стать предметомъ того легальнаго заявленя, о которомъ мы говорили въ послднемъ No. Въ самомъ дл могла ли бы Польша предъявить такое притязане въ виду ршительнаго несоглася не только Росси, которая никогда и ни въ какомъ случа не отступитъ отъ обладаня Западно-Русскимъ краемъ,— не только Австри, не только Прусси, но даже и Англи, довольно ршительно высказавшей недавно свой взглядъ на возстановлене этихъ предловъ — устами своего министра, графа Росселя? Польш пришлось бы вести войну съ тремя державами, а съ Россей — сверхъ того — войну народную: крестьянство въ Западныхъ губерняхъ, кажется, лишаетъ отнын Поляковъ всякой надежды на обладане этимъ краемъ. Однимъ словомъ, подобное заявлене даже немыслимо со стороны всей Польской наци, взятой въ ея всенародной цльности, а еслибъ оно и было сдлано, то, повторяемъ, отняло бы, у Европы всякй поводъ къ коалици и къ войн съ Россей.— Позволимъ себ и другую догадку. Польша могла бы пожелать совершеннаго отдленя Царства Польскаго отъ Росси. Можетъ быть Росся и сама пожелала бы этого, но вс сколько-нибудь разумные Поляки не могли бы не видть, что такого рода ршене было бы гибелью для Польши. Не говоря уже о той анархи, которая бы воцарилась въ стран тотчасъ посл выхода изъ нея Русской арми и Русской администраци (потому что Росся, конечно, не взяла бы на себя труда организировать и укрплять отдленную Польшу),— Австря и Прусся не потерпли бы самостоятельности властолюбиваго сосда и совершили бы новый, восьмой раздлъ Польши, отъ участя въ которомъ Росся разумется бы воздержалась и избгла бы обычнаго нареканя! Росся была бы чиста, а Европа, составляющая теперь коалици противъ Росси, не пошла бы никогда крестовымъ походомъ на Австрю и Пруссю за возстановлене Польши,— въ этомъ не могутъ сомнваться Поляки! Она бы нашла для себя выгоднымъ всякое усилене Завидныхъ державъ на счетъ Росси, и участь Польши даже не возбудила бы и сожалня въ Европейской публик, воспламеняющейся теперь не столько сочувствемъ въ ‘угнетеннымъ’ Полякамъ, сколько ненавистью въ ‘угнетателямъ-варварамъ’ Русскимъ!? Намъ передавали изъ достоврнаго источника слова одного Прусскаго государственнаго человка, что если Росся почему-либо выведетъ свои войска изъ Польши, Прусскя войска немедленно вступятъ въ Польшу,— и конечно, не одни, а по соглашеню съ Австрей.— Слдовательно — отдлене отъ Росси подвергло бы Польшу неминуемо новому раздлу и ввергло бы ее въ пасть германизма,— котораго она такъ боится, съ которымъ она, по собственному ея сознаню, не въ силахъ бороться!..
‘Je conserverai jusqu’а la mort une juste reconnaissance envers ce prince (l’empereur Alexandre) pour avoir ressusite le nom polonais’. Я сохраню до смерти справедливую признательность Императору Александру за то, что онъ воскресилъ имя Польское, писалъ лучшй изъ Поляковъ, знаменитый Костюшко, князю Адаму Чарторыжскому, въ Вн 13 юня 1815 года, слдовательно посл прокламаци Императора Александра къ Полякамъ 13 (25) мая, о присоединени Варшавскаго герцогства къ Росси и о переименовани его въ ‘Царство Польское’. ‘Воскресилъ имя Польское….’ Чтожъ это значитъ? Разв не только самой Польши, но даже и имени ея не существовало,— оно исчезло, стерлось съ лица земли? Дйствительно было такъ: посл трехъ раздловъ,— имени Польскаго уже не встрчалось на географическихъ картахъ: были — Познань, Галиця, губерни Волынская, Подольская, Минская, и проч, было Варшавское герцогство, принадлежавшее сначала (хотя не подъ этимъ названемъ) Прусси, потомъ съ этимъ названемъ переданное Саксонскому курфюрсту, были Прусске, Австрйске, Русске, Саксонске подданные, жители Познани, Подоли, Волыни и проч, но оффицальнаго бытя не имли ни Поляки, ни Польша,— и только назване ‘Польскихъ легоновъ’, помогавшихъ Наполеону -му въ порабощени Европы, напоминало еще мру о несчастномъ имени Польскомъ!— Да, Польша, Польское имя возстановлены самою Россей, ей обязаны Поляки своимъ политическимъ возрожденемъ! Поляки не даромъ прозвали Александра -то своимъ ‘воскресителемъ’ (wskrzesiciel). Если бы Русскй Императоръ въ 1815 году отказался вовсе отъ Варшавскаго герцогства и оно осталось бы за Саксонскимъ королемъ, или, что всего вроятне, было бы подлено между Австрей и Пруссей,— Костюшко, конечно, не имлъ бы повода благодарить Русскаго Императора за воскрешене Польши: Польское имя не только бы не существовало въ настоящую пору, но объ немъ не было бы и помину, оно было бы забыто мромъ, точно также, какъ назване Бургунди, Венецанской республики и многихъ другихъ разрушившихся политическихъ организмовъ.
Если воскресене Польши совершилось, по отзову самихъ Поляковъ, чрезъ присоединене Варшавскаго герцогства къ Росси подъ видомъ Царства Польскаго, то неужели не понимаютъ Поляки, что во власти Росси и похоронить Польшу тмъ же самымъ способомъ — переименованемъ Царства Польскаго снова въ Варшавское герцогство и отдленемъ его отъ Росси?
Они не могутъ этого не разумть и не видть, и мы убждены, что еслибъ найдено было средство услышать разумный голосъ самой страны,— этотъ голосъ поднялся бы не за отдлене и не за возстановлене, а предложилъ бы такую мру, такую комбинацю, которую Росся могла бы принять безъ ущерба для своей безопасности, фактъ насиля, положимъ и мнимый, но признаваемый таковымъ Поляками, былъ бы упраздненъ, и соединене Польши съ Россей скрпилось бы добровольнымъ ршенемъ самой Польской наци….