В.В. Розанов
В.В. Розанов
Уважение к вековым правилам
(По поводу письма Н.С. Таганцева)
Уважение к вековым правилам
(По поводу письма Н.С. Таганцева)
Уважение к вековым правилам, Розанов Василий Васильевич, Год: 1914
Время на прочтение: 4 минут(ы)
С момента зачатия — жизнь ребенка, существо его, судьба его не принадлежит уже матери его, а принадлежит обществу, народу, стране, природе, более же всего принадлежит ему самому. Мать есть только его носительница, его оберегательница, его ангел-хранитель. И не может не стать и не казаться всем людям — не ангелом, а демоном его, когда останавливается на самой мысли — вытравить его, убить его. И когда убивает в себе зародыш, вытравляет его, призывает для этого врача и науку, или якобы врача и якобы науку, — потому что и врачи, и наука имеют в себе нравственную сторону, нравственную задачу, то она рассматривается людьми, чувствуется людьми не как ‘сестра своя’, а как враг свой, как некоторое извращение и отступничество от законов природы.
Вот простая аксиома, которая живет в народе, вне ‘медицинских’ и вне ‘криминалистических’ определений. Это аксиома древняя, безотчетная, в сущности доисторическая, в сущности — религиозная. И господа криминалисты, и господа врачи, обсуждая свою тему как на Пироговском съезде врачей летом прошлого года, так и на только что закончившемся съезде криминалистов, обязаны были оглянуться на эту вековую и даже тысячелетнюю аксиому.
Мать — ангел-хранитель ребенка, мать — его носительница и ни в каком случае — не распорядительница его жизни. Ребенок есть субъект, есть лицо уже в чреве матери, есть особый индивидуум, ‘с правами на жизнь’, — большими, чем медицинские права, и большими, чем юридические права. Римляне именовали его jus divinum, jus naturale, сливая в сем случае очень основательно ‘естественное право’ или естественный порядок вещей — с правом и с миропорядком божественным.
Вот его-то неосторожно и потрясли не только врачи, но и криминалисты, как правильно отметил г. Дейтрих, и это не ‘его личный вкус и понимание’, а народный и вековой взгляд на дело, и г. Дейтрих только выступил на его защиту, равно против врачей и равно против криминалистов. Глубокоуважаемый председатель съезда криминалистов Н.С. Таганцев, говоря о ‘личном вкусе’ г. Дейтриха, не заметил народного заслона, который стоит за этим ‘вкусом’. И, проводя в своем ‘Письме в редакцию’ разницу между резолюцией) комитета и резолюцией съезда (in pleno), — не весьма уловимую для массы людей, для матерей, среди которых ведь не все ‘с высшим образованием’, — может быть, и прав в тонко-юридическом смысле, но бесспорно не прав в народном смысле, перед лицом народа, к которому обращена резолюция, которому говорит и чему-то научает резолюция. Резолюция комитета тоже потрясает вековое, прямое, ясное мнение народа:
Искусственное и, так сказать, — приневоливающее изгнание плода — всегда ужасно для законов божеских и человеческих, преступно и наказуемо.
Это — ‘прямо’, это — ‘прямая дорога’. Народ знает, ‘куда идти’, видя перед собою эту дорогу. А видя перед собою словесную путаницу в резолюции комитета, требующей (?!!) ‘смягчения наказаний и даже признания безнаказанности тех видов изгнания плода, которое вызывается… вниманием к особо тяжелым социальным и личным условиям‘, и т.д.
Народ, прочитав это, может только думать: ‘Э, когда, значит, родительнице тяжело, — она и врач, сговорившись, могут убить ребенка‘.
Все-таки ‘могут убить’ — стоит в его сознании! Да это — и прописано в резолюции комитета!! Куда это деть? Куда денется с такой резолюцией комитет? Ему некуда уйти от суда народного, хотя и бессильного и безмолвного: ‘можно иногда убивать плод’. Народное сознание потрясено, запутано. И в этом, или в тенденции к этому, конечно, виновны не одни врачи, но ‘и криминалисты‘ (комитет).
В университете-то они учились и университетские учебники помнят, да, конечно, и сами ‘составляют учебники’. Но о народе забыли. А народ — выше учебника, а век и века — сильнее 2-го десятилетия XX века, когда была произнесена и написана эта печальная ‘резолюция’, печальная в устах криминалистов и позорная в устах медиков.
Еще заметка: потрясение абсолюта младенца в утробе матери потрясает и абсолют матери. Кто не щадит ребенка, — будьте уверены, завтра не пощадит и матери. И начавшееся в истории, в культуре, в религии, в нравах, в законах, в ‘разговорах’ и ‘резолюциях’ падение уважения к ‘я’ младенца — закончится непременно и падением уважения к ‘ты’ матери его, к женщине вообще…
Бедные женщины, — бедные и иногда, в частях своих, безумные… Наслушавшись ‘мужских разговоров’, медицинских разговоров, юридических разговоров, они готовы поступиться обязанностями материнства, из коих проистекает фундамент уважения к самой женщине.
Рубят тот сук ‘древа жизни’, на котором сами сидят…
Опомнитесь, женщины, — не слушайте демонов. Сохраните за собою то уважение, то даже благоговение, какое весь свет питает к вам как к хранителям и сберегателям еще утробной младенческой жизни. Из этого взгляда на вас вытекает вся та нежность, вся та деликатность, все то умиление, с каким часто незаметно следит каждый за женщиною, и особенно за беременною женщиною, где бы ее ни встретил: в дороге, в вагоне, в конке, в нужде, в унижении…
И всегда весь свет готов ей помочь, готов помочь такой честной труженице в беременности и родах. Это — крест женщины, и это — венец ее. ‘Она сестра наша‘, — шепчет вслед такой весь мир, часто незаметно для нее. Она — ‘друг будущих поколений‘…
Берегите этот шепот около себя. Без него вы погибли, — нравственно и всячески. Увы, его не понимают ни медики, ни, к сожалению, ‘криминалисты’.
P.S. Я получил от д-ра В.К. Порембского, секретаря на том заседании Пироговского съезда, на котором д-р Личкус произнес речь касательно обстоятельств наказуемости и ненаказуемости искусственного выкидыша, — и печатный отчет с подробным изложением доклада д-ра Личкуса. Вчитавшись в него, я нашел, что д-р Личкус высказался за ненаказуемость выкидыша по причинам: 1) стыда беременности, 2) бедности забеременевшей, 3) алкоголичности отца ребенка и проч. И потому не могу взять назад слов своей статьи о д-ре Лкчкусе, как о том просит меня д-р В.К. Порембский. Для врача допустимо и не преступно произвести выкидыш лишь в случае, когда смерть идет за жизнь, т.е. когда роды анатомически и физиологически невозможны. Это и теперь ненаказуемо, и везде производится законно и открыто. Ни о каких социальных и наследственных обстоятельствах врач не имеет права рассуждать, ибо здесь его рассуждение — не врачебно, между тем как он прибавляет врачебный авторитет к своему общечеловеческому, обыкновенному суждению. Это вовсе не его область, не его тема, вовсе — не его компетенция. Здесь он грабитель чужого нрава. Господам врачам надо вернуться к логике, к распределению обязанностей, к несмешиванию функций и компетенций.
Впервые опубликовано: Новое время. 1914. 1 марта. No 13638.