‘Русская Мысль’, кн.VI, 1882
Учебник истории. А. Трачевского. Новая История. Часть первая…, Трачевский Александр Семенович, Год: 1889
Время на прочтение: 8 минут(ы)
Учебникъ исторіи. А. Трачевскаго. Новая Исторія. Часть первая (1500—1750). Профессоръ Трачевскій быстро подвигается съ своимъ учебникомъ: вслдъ за томами по древней, средней и русской появляется теперь первый томъ Новой исторіи. Самъ авторъ оговаривается въ предисловіи, что вышедшую только что книгу нельзя разсматривать какъ обыкновенный учебникъ, предназначенный для гимназистовъ. Она слишкомъ велика для этого: на 600 слишкомъ страницахъ излагаются событія всего за 250 лтъ. Книга иметъ боле въ виду служить ‘подспорьемъ для университетскаго преподаванія, для учителей и для самообразованія’. Такая постановка дла развязываетъ руки составителю относительно выбора матеріала. Онъ не привязанъ къ гимназическимъ программамъ и можетъ ограничиться необходимйшимъ въ области вншней исторіи, чтобы перенести центръ тяжести въ изложеніе культурнаго развитія. Онъ несомннно обязанъ обращать вниманіе на стороны, которыя всегда останутся мало затронутыми гимназическимъ преподаваніемъ: на хозяйственныя основы политическаго и духовнаго быта, на процессъ развитія соціальныхъ наслоеній и организацій, на теоретическія задачи различныхъ періодовъ. Проф. Трачевскій признаетъ эти требованія и удляетъ много мста въ своемъ учебник на эту ‘внутреннюю’ сторону историческаго процесса. Посл изложенія событій XVI в., у него идутъ главы о государств, обществ, церкви, понятіяхъ, нравахъ, просвщеніи, литератур, наук, философіи, искусств, вншнемъ быт. Подобный же обзоръ слдуетъ за разсказомъ о XVII и первой половин XVIII вка. Вопросъ въ томъ, какъ справился авторъ съ правильно-поставленною задачей.
Мы такъ не избалованы въ Россіи относительно точности и фактической врности данныхъ, сообщаемыхъ въ ‘научной’ и особенно въ ‘научно-педагогической’ литератур, что приходится отмтить, какъ заслугу г. Трачевскаго, что его учебникъ свободенъ отъ очень грубыхъ ошибокъ. Неврности въ немъ, все-таки, найдутся. На стр. 41, наприм., говорится, что Серветъ былъ казненъ безъ разбирательства, тогда какъ процессъ его велся довольно долго передъ совтомъ въ 1553 году к опубликованы акты этого процесса. О редакціи французскихъ кутюмъ въ XVI вк на стр. 130 замчено, что она представляетъ памятникъ римскаго, а не обычнаго права, между тмъ какъ содержаніе кутюмъ, независимо отъ нкотораго вліянія римскихъ доктринъ, несомннно опредляется провинціальными обычаями. Сближеніе между интендантами Ришелье и misst dominici Карла Великаго (стр. 323) можетъ только дать превратное понятіе о должности интендантовъ. Вообще въ подробностяхъ не мало неточностей.
Но все это не особенно значительные промахи сравнительно съ тмъ, что часто преподается съ каедры и распространяется путемъ печати (см. курсы проф. Осокина). Если бы приходилось возражать только противъ этихъ недосмотровъ и недоразумній, то книгу г. Трачевскаго можно было бы смло рекомендовать читающей публик. У ней есть достоинства, уравновшивающія такого рода недосмотры: она заключаетъ въ себ очень много фактическаго матеріала и написана бойко, образнымъ, пожалуй, слишкомъ образнымъ языкомъ. Бда въ томъ, что, помимо частностей, учебникъ проф. Трачевскаго мало удовлетворяетъ своими общими пріемами и результатами.
Всякій, кто прочтетъ предисловіе или даже любую отдльную страницу книги, увидитъ, что составитель принадлежитъ къ самому новому и прогрессивному направленію, какъ бы на-показъ выставляется свободомысліе автора, интересъ къ соціальнымъ проблемамъ, отвращеніе къ ‘пережиткамъ’ въ религіи и философіи, непримиримое отношеніе къ реакціоннымъ силамъ въ политик. Главное, въ самой исторіографіи авторъ исповдуетъ новйшія доктрины, ищетъ, прежде всего, культурнаго содержанія, общается выдвинуть экономическій элементъ. Присматриваясь ближе, читатель, знакомый съ историческою литературой, скоро убдится, что за современными взглядами и общаніями въ новйшемъ вкус скрывается очень устарвшее отношеніе къ историческому матеріалу и пріемамъ обработки: точно читаешь Исторію XVIII вка Шлоссера, книгу полезную въ свое время и сильно повліявшую на образованную публику, но несомннно отставшую отъ теперешняго положенія науки. Т же изобличенія правительственныхъ махинацій, придворной роскоши, аристократической дерзости, церковнаго лицемрія, т же шаблонныя симпатіи по адресу филантроповъ, піонеровъ ‘свтскаго реализма’, низшихъ классовъ, тотъ же морализирующій тонъ, обращающій историческое изложеніе въ постоянную проповдь двухъ-трехъ излюбленныхъ темъ. Имть убжденія необходимо и, конечно, лучше имть убжденія либеральныя, чмъ реакціонныя, но это демократическое прекраснодушіе, надалбливающее свои завтныя слова подъ видомъ ученія исторіи, можетъ, намъ кажется, только подорвать жизненность убжденій, взятыхъ подъ неумлую защиту. Надодливая до приторности тенденція вызоветъ, пожалуй, сомнніе въ томъ, выдержатъ ли извстные политическіе и философскіе взгляды пробу безпристрастной и дйствительно научной проврки. Давно сказано, что настоящая исторія объясняетъ, а не обвиняетъ, и только такая исторія достойна того, чтобы съ ней считаться въ политик и философіи. Студенты, для которыхъ написанъ учебникъ г. Трачевскаго, можетъ быть, прочтутъ на первый разъ съ большимъ восторгомъ книгу, которая дастъ имъ якобы историческое подтвержденіе дорогихъ имъ идей, но, вдь, авторъ едва ли удовлетворится этимъ дешевымъ успхомъ. А всякій, кто обратится къ книг за отвтомъ о смысл великихъ фактовъ новой исторіи — реформаціи, раціонализма, просвщеннаго абсолютизма, національной монархіи, католической реакціи, кто захочетъ отдать себ отчетъ въ причинахъ, вызвавшихъ преобладаніе той или другой идеи или формы, останется, наврное, весьма мало удовлетвореннымъ постоянною перебранкой г. Трачевскаго съ реакціонерами и фанатиками. Исторія должна быть субъективна, говорятъ нкоторые: разбираемая книга служитъ только къ опроверженію этого взгляда, потому что доводитъ его до явной нелпости.
Возьмемъ, напримръ, такое явленіе, какъ лютеранство. Оно антипатично г. Трачевскому, который такъ противуполагаегъ его кальвинизму: ‘Вс эти секты стушевываются передъ основнымъ расколомъ въ протестантизм: лютеранство и реформатство были непримиримы, расходясь между собою не столько въ догм, гд было только дна спорныхъ пункта — пресуществленіе и предопредленіе, сколько во взгляд на задачи религіи, на ея отношеніе къ жизни. Реформатство — реформація по преимуществу, какъ видно изъ самаго его имени,— это — реальное, нравственное, демократическое и прогрессивное начало: у Цвингли сохранилась въ чистот основа протестантства, гуманизмъ съ свободой мысли, нсколько искаженной Кальвинонъ. Лютеранство же — средневковой идеализмъ, догматизмъ, абсолютизмъ и реакція’. Дйствительно ли даютъ ключъ эти слова къ пониманію религіознаго направленія, открывшаго путь реформаціонному движенію, сдлавшагося духовнымъ центромъ Германіи и Скандинавскаго свера, выдержавшаго самый страшный напоръ католической реакціи въ Тридцатилтней войн? Положимъ, лютеранство вступило въ союзъ съ властью князей, а не съ республиканскими формами, но на какую другую политическую силу могло опереться оно? И слдуетъ ли судить о роли самой этой политической силы съ точки зрнія враговъ партикуляризма или монархизма въ XIX вк? Слишкомъ легко и дешево разршались бы историческія задачи, ‘еслибъ можно было дать разгадку великаго культурнаго вліянія словами: ‘лютеранство — средневковой идеализмъ, догматизмъ, абсолютизмъ и реакція’. Можно усомниться также, чтобы читатели учебника вынесли правильное представленіе о такой эпох, какъ министерство Ришелье: подробная характеристика кардинала со стороны его личныхъ недостатковъ совершенно затемняетъ его политическія заслуги и остается только удивляться, что единогласное мнніе современниковъ и потомства считало геніальнымъ правителемъ человка, разорившаго Францію и преслдовавшаго въ ней все хорошее. Вообще неясно, въ чемъ тайна того вліянія, которое имла монархія въ XVI вк, почему ‘народы прильнули къ абсолютизму’, какъ выражается проф. Трачевскій. Подъемъ монархическаго принципа въ Англіи, наприм., является въ его изложеніи результатомъ какихъ-то совершенно непонятныхъ случайностей, козней и насилій. Свирпствуетъ Генрихъ VIII, свирпствуетъ Марія Кровавая, владычествуетъ почти безконтрольно Елизавета, затмъ воцаряется ‘слюнявый уродъ’ Іаковъ I и ‘изолгавшійся’ Карлъ I, и, несмотря на вс злодянія, народъ медленно, нехотя становится въ противорчіе съ монархическою властью и самое революціонное теченіе не иметъ силы уничтожить ее совершенно. За всмъ этимъ есть нчто большее, чмъ людская глупость или пережитки стараго. Чтобы понять борьбу, надо было признать, что европейская монархія являлась главнымъ проводникомъ двухъ великихъ началъ и не мало содйствовала проведенію третьяго: она всего сильне представляла принципы національности и государства и въ исторіи своей принуждена была часто становиться на сторону демократіи. Въ этомъ ея сила, несмотря на вс личныя слабости ея представителей, а какъ разъ эта сторона остается наимене освщенной въ разбираемомъ учебник. Оттого и въ дятельности Ришелье положительная заслуга резюмируется словами: ‘кардиналъ ршился сломить ‘частную’ тиранію посредствомъ общей, которую онъ называлъ государствомъ’. Намъ кажется, что нтъ надобности быть въ настоящее время приверженцемъ абсолютизма, чтобы понимать, что монархической власти принадлежала крупная роль въ исторіи политическаго развитія.
Вслдствіе того, что все, въ сущности, измряется по шаблону личныхъ убжденій автора, изложеніе его совершенно теряетъ перспективу и пропорціональность: если притсняютъ народъ, то ужь такъ, что ‘доканчиваютъ’ его, фанатики или тираны совершаютъ свои ужасы везд съ одинаковымъ maximum’омъ энергіи и разрушительности. Остается только удивляться, что опять нарождаются новыя поколнія, чтобы вновь быть доконченными. Съ чрезвычайнымъ однообразіемъ чередуются кровопролитія и сумасбродства, изрдка прерываемыя благородными подвигами героевъ ‘свтскаго реализма’. Несмотря на резюмирующія замчанія со ссылками на предъидущія страницы, органическая связь событій ускользаетъ отъ читателя. И мудрено ли: ни одно явленіе не разсматривается въ себ самомъ, въ своеобразности своихъ цлей, строенія, движенія, а все разрубается по категоріямъ абсолютизма, демократизма, церковнаго идеализма, свтскаго реализма и т. п. И вотъ, несмотря на общанія автора, вншніе факты выдвигаются впередъ сами собою, заслоняя и затемняя внутреннюю исторію. Личныя характеристики наполняютъ не мало страницъ, гораздо больше, чмъ слдовало бы въ культурной исторіи, а въ этихъ личныхъ характеристикахъ главное вниманіе слишкомъ часто обращается не на то, насколько извстный дятель выражаетъ собою ту или другую тенденцію эпохи, а въ его чисто-индивидуальныя свойства, на совершенно безразличныя въ историческомъ отношеніи слабости, на наружность и успхи у дамъ, на манеру браниться. За то политическая я юридическая сторона остаются А совершенномъ туман: учрежденія, партіи мелькаютъ своими именами, безъ опредленнаго содержанія и очертаній. Особенно характерна въ этомъ отношеніи исторія Англіи, гд вс конституціонныя столкновенія остаются непонятными, вслдствіе того, что авторъ не даетъ себ труда передать сколько-нибудь точно даже содержаніе такихъ актовъ, какъ петиція о прав или билль о правахъ (стр. 281 и 315). О послднемъ сказано буквально: ‘Но Вильгельмъ долженъ былъ подписать билль о правахъ, эту новую великую хартію, которая подтвердила вс старыя обезпеченія народной свободы противъ произвола короны. Билль былъ распространенъ и на Шотландію, гд, сверхъ того. было возстановлено пресвитеріанство, между тмъ какъ въ Англіи была утверждена религіозная свобода ‘Актомъ вротерпимости’ (Toleration Act)’. ‘Какая религіозная свобода,— спроситъ читатель,— полная, по отношенію ко всхъ исповданіямъ?’ Хорошо еще, если спроситъ, потому что многіе изъ тхъ, для кого написанъ учебникъ, поймутъ мсто въ его прямомъ смысл и безъ оговорокъ, и поймутъ неправильно, такъ какъ полная религіозная свобода установилась въ Англіи разв въ XIX вк, посл отмны Test act и Corporation-act, посл ‘эмансипація’ католиковъ и евреевъ. Процессъ Страффорда переданъ такъ, что остается совершенно непонятнымъ, гд и какимъ путемъ онъ шелъ, при чемъ въ немъ были земцы и почему король долженъ былъ подписать ‘смертный приговоръ’ (стр. 287), Нельзя также назвать удачной слдующую характеристику распредленія партій въ Англіи посл Карла II: ‘Тогда возникли политическія партіи, эти спутники свободнаго государства, причемъ торіи есеіда состояли изъ знати и епископовъ, а виги изъ джентри и горожанъ. Но не исключительно: партіи длили Англію не столько горизонтально, сколько вертикально’. Не говоря о довольно замтномъ противорчіи и о неясности послдняго опредленія, такая характеристика совершенно игнорируетъ организацію ‘вигистской аристократіи’ въ XVIII вк и торійскія симпатіи мелкихъ сквайровъ.
По программ, поставленной авторомъ, учебникъ долженъ обратить особенное вниманіе на роль экономическихъ факторовъ и на соціальное движеніе. Дйствительно, не одинъ разъ мы найдемъ упоминанія о томъ и о другомъ. Однако, вс эти упоминанія являются какъ то случайно, безъ опредленной связи, больше въ форм сантиментальныхъ характеристикъ того, какъ дурно жилось мелкому люду. Трудно удовлетвориться характеристиками послдствій секуляризаціи (стр. 60), меркантилизма (стр. 343), даже такіе коренные факты, какъ противуположность между судьбой земледльческаго класса въ Англіи и во Франціи, исчезновеніе мелкой собственности въ одномъ случа, закрпленіе и распространеніе ея въ другомъ — искажаются подъ вліяніемъ односторонней тенденціи: по стр. 575 выходитъ, что вся выгода въ этомъ случа была на сторон Англіи.
Надо прибавить, что самый способъ изложенія по меньшей мр странный и мало пригодный для учебника. Ради сжатости, должно быть, разсказъ обращается въ рядъ обрывочныхъ набросковъ, смыслъ которыхъ съ трудомъ разберутъ даже люди, хорошо знакомые съ предметомъ. Что вынесетъ читатель изъ слдующаго ‘опредленія’ пробабилизма: здсь (у іезуитовъ) съ особенною любовью развивался пробабилизмъ или теорія нравственныхъ вроятностей? Можно длать то, что вроятно, позволительно, хотя бы вопреки голосу совсти’ (стр. 69). Мозаическія картины быта слдуетъ составлять съ нкоторою осторожностью, какъ показываетъ стр. 150: ‘Реакція XVI вка объясняется сохраненіемъ средневковыхъ пережитковъ въ массахъ. Протестантъ истреблялъ святыни лишь потому, что он были символомъ папскаго гнета, въ его душ жили старыя суеврія, которыя даже усиливались, занимая мсто разрушенныхъ кумировъ. Сохранялись ордаліи (С. И. 4), хотя въ смягченной форм ‘святаго куска’, и ‘право погребальныхъ носилокъ’, врили, что виновный не проглотитъ облатки, а трупъ испуститъ кровь при прикосновеніи убійцы. Сюда же относится развившаяся тогда дуэль. Возникла ‘стигматизація’ — отпечатокъ на тл 5-ти ранъ Христа’. Относительно послдней черты, надо замтить, что это единственное мсто книги, въ которомъ говорится о стигматизаціи. О появленіи Іакова I въ Англіи разсказывается такъ: ‘Яковъ, съ своей стороны, больше всего ненавидлъ пуританъ, смшивая ихъ съ пресвитеріанами ( 20), отъ которыхъ онъ пострадалъ въ юности. Отъ того (?!) уже на пути въ Лондонъ онъ получилъ петицію пуританъ объ исправленіи англиканства въ ихъ дух и сказалъ своимъ наперсникамъ: ‘они будутъ у меня сообразоваться ( 34), не то — разнесу ихъ’ (стр. 279). Не мало комическихъ эффектовъ въ характеристик произведеній Шекспира, она слишкомъ длинна, чтобы приводить ее здсь, и мы отсылаемъ читателя къ стр. 188 и слдующей подлинника.
Въ предисловіи авторъ заявляетъ, что онъ ‘оставался вренъ своей задач быть лишь передатчикомъ современныхъ выводовъ науки, въ лиц ея признанныхъ представителей’. Онъ трактуетъ въ четвертомъ том объ исторіи Европы преимущественно въ XVI и XVII вкахъ, и всмъ образованнымъ людямъ, конечно, извстно, что въ этой области есть одно имя, которое затмило вс остальныя, одинъ ученый, положившій основы изученію, сдлавшій его какъ бы своимъ. Если сознательно стараться написать эту исторію во всхъ отношеніяхъ наперекоръ Ранке, то выйдетъ, вроятно, учебникъ проф. Трачевскаго.