Петр Рысс.
У Тучкова моста
Петр Рысс.
У Тучкова моста
Примечания:
Примечания:
У Тучкова моста, Рысс Петр Яковлевич, Год: 1921
Время на прочтение: 4 минут(ы)
Петроград был уже заплеван подсолнухом. Нагло гоняли по городу автомобили товарищи комиссары. Гноили в тюрьмах всех, носивших манжеты. Было голодно, серо, подло. И от этой тоски хотелось бежать, куда глаза глядят, но все тяжелее становилась большевистская могила, все труднее делалось уехать.
Помню, дул холодный ветер со взморья. С Песков я шел к Тучкову мосту. Там, в большой квартире, брошенной хозяином-профессором, в огромной гостиной (ах, как холодно там было!) собралась небольшая группа. Попили чаю без сахару, поговорили о политике:
— Будем читать стихи, забудем о сегодняшнем!
Предложение Ф. К. Сологуба было одобрено.
Читал свои новые стихи Н. С. Гумилёв, такой странный, такой непохожий на человека двадцатого века. Его нет уже в живых: такие большевикам не нужны.
Потом, закрыв глаза, скрестив на груди руки, — прямые, могучие стихи читал Сологуб. Он называл их тогда ‘Стихами о России’.
И маленькая, черная, импульсивная Ан. Ник. Чеботаревская, щуря глаза, дергала головой и вздыхала.
Я стоял у окна и глядел на набережную, на Тучков мост. Как бы из реки поднимались огни, мигали, переглядывались. Думалось:
— Петрограду быть пусту… так ли?
Поздней ночью расходились. Крепчал сырой, холодный ветер. Пьяный озорник грозил кому-то в пространство…
Вот теперь — с Тучкова моста — в Неву бросилась Ан. Ник. Чеботаревская. Навеки умолк Н. С. Гумилёв.
И кажется: в огромной красного дерева гостиной, с закрытыми глазами, бледный, с руками, скрещенными на груди, сидит одинокий Федор Кузьмич и читает ‘Стихи о России’.
Как, должно быть, холодно теперь в Петербурге, как рвет холодный ветер со взморья, как равнодушно перемигиваются огни на реке! Только и осталась там вера в Россию, да еще не до конца выплаканные стихи о ней, о России…
Печатается по No 452 ‘Последних новостей’ (Париж), 6 октября 1921. Рысс Петр Яковлевич — журналист, печатался в ‘Последних новостях’ и в ‘Иллюстрированной России’. Автор книг ‘О людях, о вещах’, Берлин, 1923 и ‘Портреты’, Париж, 1928 (в эту книгу включены воспоминания о В. Короленко, Н. Анненском, Ф. Сологубе, А. Н. Чеботаревской, С. Юшкевиче и др.).
Осенью 1921 г. ‘Последние новости’ печатали многочисленные материалы, относящиеся к так называемому ‘таганцевскому процессу’. В частности, помещены были заметки о расстрелянных скульпторе Ухтомском и профессорах Тихвинском и Лазаревском. Воспоминания Рысса об импровизированном поэтическом вечере, на котором читал Стихи Гумилёв, появились в ‘Последних новостях’, как один из многочисленных откликов на таганцевское дело. Самый первый отклик появился в номере от 8 сентября в двух коротких информационных сообщениях на первой странице. В информации под заголовком ‘Массовые аресты’ сообщалось, что ‘в Петрограде арестовано 600 человек, из которых около 400 человек офицеры Балтийского флота. Аресты эти являются результатом раскрытия монархического заговора…’ В другой заметке, озаглавленной ‘Расстрелы’, говорится: ‘Стокгольм, 7 сентября. (Гавас). Вследствие сильного увеличения красного террора, в Петрограде, Киеве и Одессе царит среди населения паническое настроение. Подтверждаются сведения о массовых арестах, явившихся следствием раскрытия антисоветского заговора. Среди главных организаторов этого заговора находился профессор Таганцев, который расстрелян одновременно с другими 60-ю руководителями, в числе которых находился князь Туманов и несколько советских чиновников’.
Имени Гумилёва еще не упоминается. Сообщение о его смерти поступило в редакцию лишь на другой день и было опубликовано на первой странице под заголовком ‘Жертвы террора’. В том же номере ‘Последних новостей’ была напечатана статья С. Познера ‘Памяти Н. С. Гумилёва’ (см. настоящее издание).
В номере от 20 сентября ‘Последние новости’ перепечатали из ‘Новой русской жизни’ воспоминания А. Амфитеатрова о Гумилёве (см. настоящее издание). Помимо этого печатаются его воспоминания о других жертвах красного террора. Например, вот что он пишет о Таганцеве: его ‘погубили какие-то большие деньги, которые он хранил и которых при первых весенних обысках в его квартире Чрезвычайка не нашла, а потом до них докопались. По первому следствию вина супругов Таганцевых была признана настолько сомнительной, что ему дали двухлетние принудительные работы, жене (уже вовсе неизвестно за что привлеченной) — один год. Но как раз перед тем престарелый отец В. Н., знаменитый юрист Н. С. Таганцев обратился к Ленину с ходатайством за сына. Ленин ответил любезною телеграммой с предписанием пересмотреть дело. Телеграмма сошлась с уже готовым было приговором и механически его остановила. Следственная канитель возобновилась… Тогда чрезвычайка, обозленная вмешательством премьера в ее самовластную компетенцию, особенно постаралась превратить В. Л. Таганцева в ужасного государственного преступника. Другие с большим скептицизмом и с большей вероятностью утверждают, что вся эта история с телеграммой — незамысловатое повторение старой комедии с расстрелянием великих князей. Как тогда М. Горький привез в Петроград письменное разрешение взять их на поруки, а покуда он ехал, Москва приказала по телефону поскорее расстрелять, так и теперь циническая телефонограмма — засудить во что бы то ни стало, обогнала и отменила лицемерную телеграмму — судить по совести’.
В том же номере ‘Последних новостей’ опубликовано четырехстрочное сообщение, добавляющее существенную подробность к фабрикации дела, по которому был обвинен и расстрелян Гумилёв. Приводим полностью текст этой информации: ‘Гельсингфорсские газеты сообщают, что по делу о так называемом заговоре Таганцева в действительности расстреляно не 61 человек, а 350’.
Корреспондент ‘Руля’ сообщал о настроениях в Москве после расстрела Гумилёва и других, шедших по делу Таганцева: ‘Для чего, вы думаете, была принесена в жертву питерская гекатомба? Вы, может быть, полагаете, что это было необходимо испорченным общим развалом жрецам коммунистического Молоха? Вовсе нет. — У нас ведь стерлась всякая разница между возможным и невозможным, а поэтому Гумилёв, Лазаревский, Таганцев и Тихвинский были пущены ‘в расход’, как цинично у нас это называется, только для того, чтобы напугать москвичей.
Видели, дескать, чем пахнет? Теперь это ни для кого уже не секрет, ибо ЧК так просто и говорит: ‘Виноваты или нет — неважно, а урок сей запомните!’
Так было сказано в полупубличном месте самим т. Менжинским. А ведь это не удалой матрос Балтфлота вроде Дыбенки, а человек, окончивший петроградский университет…’