У страха глаза велики.
У страха глаза велики.
Разсказъ Гектора Мало.
Ек. Племянникова.
‘Юный Читатель’, No 20, 1903
У страха глаза велики, Мало Гектор, Год: 1903
Время на прочтение: 7 минут(ы)
Нсколько лтъ тому назадъ я находился въ Антверпен, гд копировалъ въ музе картину ‘Похороны Христа’.
Въ одинъ прекрасный день я заработался за своей копіей до самаго времени закрытія музея. Ноги мои затекли отъ долгаго стоянія, и я почувствовалъ потребность поразмять ихъ. Я отправился прогуляться къ устью рки. Приливъ слегка покачивалъ на пребрежныхъ волнахъ громадные трансатлантическіе корабли и голландскіе галліоты съ зелеными парусами. Я любовался подернутой сизымъ туманомъ ркой, въ которую, казалось, заходящее солнце спускалось тяжелыми мдно красными лучами. Понемногу берега начали исчезать въ тяжеломъ туман сверной лтней ночи, и я сталъ подумывать о томъ, что пора обдать.
Темнло. Вода приняла черный, мрачный цвтъ, и я поспшилъ, пользуясь послдними отблесками дня, вернуться въ свою гостинницу. Это былъ небольшой, старый домишко, на лстниц пахло соленой рыбой всхъ сортовъ, дегтемъ и рыбьимъ жиромъ. Придя въ гостинницу, я узналъ, что общій обдъ уже оконченъ. Было поздно. Оказалось, погруженный въ созерцаніе вечерней зари, мягко спускавшейся на городъ — я совсмъ забылъ о времени.
Еще одинъ путешественникъ, такъ-же, какъ и я запоздавшій, находился въ столовой. Намъ накрыли на одномъ стол.
Не просидли мы другъ противъ друга и пяти минутъ, какъ мой незнакомецъ заговорилъ со мной, а еще черезъ четверть часа мы уже болтали, какъ старые знакомые. Изъ разговора я узналъ, что онъ только что вернулся изъ Индіи, откуда вывезъ цлую коллекцію разныхъ животныхъ,— пантеръ, тигровъ, газелей, змй, которую онъ желалъ продать въ Антверпенскій зоологическій садъ.
Услышавъ эти подробности, я не могъ воздержаться отъ краснорчиваго вопроса: ‘Ваши животныя здсь, при васъ?’
— Ну, разумется, клтки съ тиграми и газелями помщены мною въ конюшн, зми находятся въ моей комнат. О, он заперты очень тщательно на замокъ и лежатъ, свернувшись въ клубокъ на дн ящика, въ которомъ он провели все время путешествія.
— Вы намреваетесь провести ночь здсь?
— Конечно.
— Ну, а если ваши зми расползутся?
— Он спятъ.
— Съ открытыми глазами?
— Ну, это ужъ ихъ особенное свойство. Но, увряю васъ, он вовсе не такъ ужасны, какъ думаютъ въ Европ. Я, напримръ, знаю случай, когда одна молодая двушка въ нашихъ мстахъ провела цлую ночь, имя очковую змю подъ своимъ изголовьемъ.
— Нечего сказать,— пріятно!
— Да она ничего и не замтила-бы, если-бы только легкія, ничмъ не объяснимыя колебанія подушки, не обратили на себя ея вниманія. На разсвт, осматривая постель, чтобы объяснить себ необычайное явленіе, она увидла громадную змю, которая, добродушно поднявъ голову, казалось, съ благодарностью взглянула на нее — животное было на рдкость красиво. У меня ихъ сейчасъ нсколько экземпляровъ. Есть также и другіе сорта, сударь. Не угодно-ли вамъ на нихъ взглянуть? Право стоило-бы труда. Вдь это животное обладаетъ однимъ лишь легкимъ, плаваетъ безъ плавательныхъ перьевъ, передвигается по земл безъ ногъ, но за то обладаетъ двумя стами паръ реберъ!
— Покорно благодарю. Животныя съ однимъ легкимъ и двумя стами реберъ интересуютъ меня очень мало и лишь на почтительномъ разстояніи.
— Неужели вы ихъ боитесь? Не можетъ быть!
— Еще бы. Я нахожу даже, что привозить къ намъ этихъ животныхъ просто преступленіе, такъ какъ они могутъ удрать изъ своихъ ящиковъ.
— А какъ-же наука?
— Ну, если они нужны для науки, то пусть ученые изучаютъ ихъ на ихъ родин, вовсе не нужно, чтобы ихъ привозили къ намъ.
Противъ моей воли разговоръ еще нкоторое время продолжался на ту-же тему, и я, между прочимъ, узналъ, что отвратительныя пресмыкающіяся имютъ предусмотрительное обыкновеніе тщательно вылизать животное, которое они собираются поглотить: должно быть въ такомъ вид оно легче проходитъ. Я дрожалъ отъ внутренняго холода, когда мы, окончивъ бесду, разошлись по своимъ комнатамъ.
Моя комната приходилась въ самомъ конц корридора, она была послдняя. Войдя къ себ, я тотчасъ-же принялся раздваться, собираясь лечь спать. Голова моя была полна всевозможными страшными разсказами, которыми меня угостилъ на сонъ грядущій мой собесдникъ, а потому, прежде чмъ улечься, я со всевозможной тщательностью осмотрлъ свою кровать, приподнимая одяло и подушки, я посмотрлъ также и подъ кровать, за занавски и въ шкафу, ища, нтъ-ли чего подозрительнаго.
Пока я умывался, я услышалъ шумъ въ сосдней комнат, а затмъ раздался голосъ, говорившій: ‘Покойной ночи, сударь. Я слышу, вы еще не улеглись. Желаю вамъ съ такимъ-же удовольствіемъ заснуть, съ какимъ я собираясь это сдлать: шутка сказать, вдь я уже дней восемь не спалъ въ кровати.’
Это былъ голосъ обладателя очковыхъ и другихъ змй!
Я готовъ былъ тотчасъ-же опять одться и потребовать другую комнату, но меня отъ этого удержалъ нкоторый стыдъ, не допускавшій меня сознаться въ моемъ ребяческомъ страх. Ужъ очень было глупо и странно трусить этихъ змй, вдь не могли-же он пролзть черезъ стну или пробраться черезъ печную трубу, чтобы ночевать у меня въ комнат. Я взялъ себя въ руки, поборолъ свой страхъ и, потушивъ свчу, ршительно улегся въ постель, стоявшую вдоль противоположной отъ опаснаго сосдства стны.
Долго я ворочался съ боку на бокъ на своемъ лож, мн не спалось. Нервы у меня расходились, и я, при всемъ желаніи, никакъ не могъ отдлаться отъ преслдовавшей меня мысли о непріятномъ сосдств. Съ кровати мн была видна полоска свта изъ подъ двери, ведущей въ комнату моего сосда, которую я предусмотрительно заперъ на задвижку, теперь я съ безпокойствомъ ждалъ минуты, когда свтъ исчезнетъ, такъ какъ это будетъ означать, что владтель зминаго общества погасилъ свчу, погрузился въ сонъ, и оставилъ змй безъ всякаго надзора.
Вотъ, дйствительно, слабый свтъ померкъ, а вмст съ нимъ затихли и вс звуки въ дом, который погрузился въ глубокую, мрачную тьму и томительную, тоскливую тишину.
Заснулъ, наконецъ, и я, но сонъ мой былъ чутокъ и тревоженъ, я, казалось, и во сн продолжалъ къ чему-то прислушиваться, чего-то ждать. Сколько времени я такъ проспалъ? Впослдствіе я никогда не могъ отдать себ въ этомъ отчета: можетъ быть часъ, можетъ быть два часа. Внезапно я былъ разбуженъ изъ своего полудремотнаго состоянія какимъ-то шумомъ, который меня сразу отрезвилъ. Сна какъ не бывало. Я сразу вспомнилъ все: мои страхи, непріятное сосдство, мое нежеланіе лечь, вс разсказы, произведшіе на меня такое удручающее впечатлніе,— я все вспомнилъ совершенно отчетливо и ясно.
Съ полнымъ сознаніемъ всего окружающаго, со свжей головой, будто я вовсе и не спалъ, но съ сильно бьющимся сердцемъ я поднялся, прислъ на своей кровати и началъ прислушиваться. Шумъ, меня разбудившій, былъ какой-то страшный, особенный: это былъ какой-то неправильный плескъ, глухой и неясный, онъ на минуту прекращался, затмъ возобновлялся медленнымъ или ускореннымъ темпомъ. Черезъ извстные промежутки времени слышалось какое-то тяжелое шлепанье, посл котораго водворялась тишина.
Я быстро протянулъ руку за спичками, ихъ не оказалось на стол. Тогда я вспомнилъ, что оставилъ ихъ, такъ же какъ и свчу, на камин. Прижавъ обими руками сердце, тревожно бившееся въ моей груди и еле дыша, я таращилъ глаза, стараясь взглядомъ проникнуть темноту.
Вокругъ меня тьма была непроглядная, было темно, какъ въ колодц, а шумъ все продолжался! Теперь онъ какъ бы утихалъ, но за то періодическое глухое шлепанье стало все боле учащаться, оно становилось какъ будто все тяжеле и тяжеле. ‘Да это зми!’ Отчаянный крикъ готовъ былъ вырваться изъ моей груди, по какъ-бы застрялъ у меня въ горл. Кровь застыла въ моихъ жилахъ. Объятый ужасомъ, я хотлъ звать, кричать и не могъ этого сдлать, какъ въ кошмар. Обливаясь холоднымъ потомъ, судорожно сжавъ челюсти, я упалъ опять на подушки, задыхаясь отъ ужаса.
Съ головокружительной быстротой, но съ совершенной ясностью мыслей, будто это разсуждалъ за меня какой нибудь посторонній зритель, а не я самъ, я сообразилъ все, все объяснилъ себ и мысленно слдилъ за пресмыкающимися, направлявшимся ко мн.
Зми, очевидно, проползли въ щель подъ дверью, подъ той дверью, на которую я смотрлъ, когда собирался засыпать, которая служила сообщеніемъ между моею комнатою и комнатою сосда, и изъ подъ которой мн была видна полоса свта, пальца въ два шириною. Шумъ въ род плеска несомннно производила змя, когда ползла, а шлепанье происходило отъ того, что она, вдругъ приподнимаясь, чтобы намтить себ направленіе пути, затмъ спокойно шлепалась назадъ, найдя то, что ей было нужно. Я ясно узнавалъ звукъ тренія липкой кожи животнаго объ полъ и такъ-же ясно слышалъ ползущее движеніе живого существа.
Мн представлялось, что, вотъ, сію минуту, холодное, отвратительное пресмыкающееся заберется ко мн на кровать, растянется вдоль всего моего туловища, чтобы затмъ обвиться плотнымъ кольцомъ вокругъ него, причемъ липкій, слюнявый языкъ предварительно будетъ вылизывать мн лицо, шею, грудь. Бррр…. Казалось, что у меня буквально уже начиналась предсмертная агонія.
Между тмъ, среди безпорядочныхъ мыслей, овладвшихъ моимъ мозгомъ, вдругъ возникло и стало все боле и боле выясняться одно воспоминаніе: я какъ-то слышалъ, что пресмыкающееся, если оно сыто, и его не раздражаютъ, иметъ лишь одно стремленіе — добраться до теплаго мста. Добравшись до тепла, животное впадаетъ обыкновенно въ состояніе какого-то отупнія, въ которомъ оно совершенно безвредно для окружающихъ и въ которомъ оно можетъ пробыть довольно продолжительное время.
Отчаяннымъ усиліемъ воли я заставилъ себя опять привстать на кровати, схватилъ свое шерстяное одяло и бросилъ его на полъ недалеко отъ себя. Затмъ я снова началъ прислушиваться. И какъ я прислушивался!! Что онъ теперь станутъ длать? Будетъ ли мн слышно? Пойму-ли я, что он теперь захотятъ предпринять?
Затаивъ дыханіе, въ страшномъ волненіи продолжалъ я прислушиваться.
Вскор я убдился, что шумъ начинаетъ ослабвать, какъ-бы задерживаться, всплески становились все рже и рже. Что это означало? Добрались-ли зми до моего одяла?
Наконецъ шумъ вовсе прекратился, и я больше ничего не слышалъ. Я съ облегченіемъ вздохнулъ и, расправивъ свои онмвшіе отъ страха члены, попробовалъ закричать. Но,— я самъ не узналъ своего голоса, до того онъ былъ глухъ и беззвученъ, никто не услышалъ и не пошевелился въ отвтъ на мой отчаянный зовъ. Тогда я постарался собраться съ мыслями и принять какое-нибудь ршеніе. Одно мн сразу стало ясно: до наступленія разсвта никакія силы небесныя не заставятъ меня сойти съ кровати и ступить на полъ. Уже одна мысль, что опуская ногу на полъ, я могу нечаянно коснуться голаго, холоднаго тла отвратительнаго животнаго, лишала меня всякаго самообладанія. Другое дло — встать и бжать, когда настанетъ день, и я смогу разсмотрть и избгнуть опасности, бжать-же на удачу, въ темнот, ощупью — ни за что. Приходилось ожидать разсвта, прижавшись въ уголъ кровати, дрожа отъ холода и опасаясь протянуть руку или двинуть ногой изъ боязни встртить твердую гладкую кожу зми, ежеминутно готовой обвиться около моего судорожно дрожащаго тла.
Нечего говорить, что ночь длилась для меня безъ конца. Истомленный ожиданіемъ, я наконецъ замтилъ въ комнат, поближе къ окну, блдные лучи утреннихъ, предразсвтныхъ сумерекъ, они были еще до того слабы, что нужно было все мое напряженное безсонницей и страхомъ вниманіе, чтобы ихъ замтить.
Но, мало по малу, стало разсвтать, день мягко вступалъ въ свои права, и я началъ ясно различать окно. Затмъ постепенно я началъ различать въ комнат тни и формы окружающихъ меня предметовъ. Прежде всего взоръ мой упалъ на брошенное мною на полъ одяло. Оно лежало кучкой. Какъ разсмотрть, что находилось подъ нимъ? Какъ проникнуть взоромъ сквозь тнь, бросаемую занавской около моей кровати, чтобы ршить, не движется-ли что-нибудь за ней, чтобы разсмотрть, дйствительно-ли я одинъ нахожусь въ комнат? Какимъ прекраснымъ показался мн дневной свтъ, когда онъ безпощадно началъ проникать въ мою комнату, дерзко скользя по полу и освщая вс таинственные углы и закоулки! Съ той минуты, какъ стало разсвтать, я былъ почти не въ силахъ отвесть глазъ отъ одяла, теперь я могъ его вполн ясно разсмотрть? Никакихъ тревожныхъ признаковъ я не замтилъ. Оно было очень тонко и, упавъ, образовало незначительное возвышеніе, подъ которымъ не было замтно ни малйшаго движенія. Маленькій коврикъ около кровати также лежалъ неподвижнымъ, плоскимъ пятномъ, а вокругъ меня на кровати не было ничего, кром скомканныхъ и помятыхъ мною простынь.
Что-же это такое? Галлюцинація?
Не сходя съ кровати, я досталъ туфли и наконецъ ршился спуститься съ нея. Одяло, продолжавшее лежать плоской кучкой, имло самый невинный видъ. Все-же я подвигался впередъ съ крайней осторожностью, держась все время ближе къ двери. Не прошелъ я однако и трехъ шаговъ, — какъ все объяснилось сразу: умывальная чашка, наполненная мыльной водой и оставленная мною съ вечера на полу, послужила мстомъ вчнаго успокоенія для несчастнаго мышенка! Его-то безплодныя усилія спастись отъ угрожавшей ему опасности — утонуть въ моей чашк, и разбудили меня, его-то продолжительная агонія и ужасная смерть утопленника и привели меня въ то состояніе неописуемаго ужаса, о которомъ я только-что говорилъ!
Тмъ не мене я въ тотъ-же день перемнилъ комнату.