Ты ужъ не встрчаешь меня пшаго на столичной мостовой, съ природы нжная и блая моя кожа не станетъ уже загорать отъ солнечнаго зноя, окостенвшими отъ холода руками я уже не держу стараго, полинявшаго зонтика, чтобы защитить голову отъ дождя или мокраго снга. Дивиться? такъ ты еще не знаешь, что у меня есть карета.
Въ прошломъ году, бывало, только тебя завижу издали, то застегиваюсь и укутываюсь, чтобы спрятать изношенный свои жилетъ и не слишкомъ чистыя манжеты , бывало только ты подходишь — я шляпу долой съ головы и за спину: она была истерта и измята. Гну бывало спину такъ, что позвонки трещатъ, а ты — спсиво взглянешь, махнешь слегка рукою и скажешь: а, здравствуй, миленькой! такимъ голосомъ, какъ будто: чортъ съ тобой! Теперь я — я не гордецъ — подхожу къ теб, протягиваю руку и въ свой чередъ говорю: а, здравствуй, миленькой, но такимъ голосомъ, который значитъ: очень радъ, кто тебя встртилъ. Не то, чтобы мн была въ теб нужда, или чтобъ я самъ хотлъ теб быть полезнымъ, нтъ! а я радъ случаю, когда могу теб намкнуть, что у меня есть карета.
Въ прошломъ году, бывало, не пройду и трехъ шаговъ, какъ вся грязь летитъ на меня тучами, бывало, нанесу ее домой и на сапогахъ, и на плать. Богъ всть, какого мн труда это стоило, потому что я самъ себ чистилъ платье и сапоги. Однако жъ, я ходилъ ловко и проворно, да можно ли просить, а грязи не носить? Теперь я заметываю грязью тхъ, кого тогда прашивалъ. А если бъ они вздумали на то жаловаться, то я сказалъ бы имъ: сдлайте по моему, у меня есть карета.
Въ прошломъ году, бывало, я дивился, когда предпочитали мн людей, которые, по моему мннію, меня не стоили, теперь знаю тому причину. Сколько вещей узнаешь изъ опыта! На каждомъ часу мн случается выпросишь какую-либо милость, о которой просилъ какой нибудь бднякъ, имющій больше меня достоинствъ, хоть и у меня ихъ много, очень много! Да что же длать? Какъ скоро какое либо мсто откроется, то онъ и я бжимъ хлопотать, а мста часто достаются тому, у кого ноги быстре. Вотъ отъ чего я и выигрываю: ноги моего соперника не справятся съ ногами моей четверни гндыхъ.
Въ прошломъ году я былъ сухъ и тощъ, такъ, что и смотрть было страшно! Каждую минуту жестокій кашель разбивалъ мн грудь, и на лакрицу исходила у меня половина всего того, что милостивцы и благодтели мн удляли. Теперь — лице у меня разцвло, какъ маковъ цвтъ, щеки пополнли, тло также, взгляните-ка ! Все это отъ того, что одинъ изъ милостивцевъ пригрлъ меня и далъ тепленькое мстечко, съ тхъ поръ желудокъ мои варитъ отмнно хорошо, потому что каретныя ресоры такъ катко носятъ меня по мостовой. Къ тому жъ и то немаловажно посл обда, что я не промачиваю себ ногъ съ тхъ поръ, какъ у меня есть карета.
Въ прошломъ году я, какъ говорится, день при дн вислъ у порога помянутаго моего милостивца, онъ былъ здоровехонекъ, а не меньше того, я каждый день хаживалъ справиться о его здоровь. Теперь, мн право некогда даже и послать къ нему. Сказали мн, правда, что я съ недлю тому отдавилъ ему ногу колесомъ. Да какъ же быть? моя ли вина, когда случится подъ часъ не разглядть его? Вдь я зжу въ карет!