‘Гражданин’, No 28, 1873
Оригинал здесь — http://smalt.karelia.ru/~filolog/grazh/1873/9julN28.htm
Оставь надежду навсегда.
Евгенiй Бловъ.
Туман в истории и политике, Спасович Владимир Данилович, Год: 1873
Время на прочтение: 13 минут(ы)
Туманъ въ исторiи и политик (по поводу статьи г. Спасовича, ‘Встникъ Европы’, апрль 1873 года. Разборъ ‘Опыта Соцiологiи’ Стронина).
Мы незнакомы съ книгою г. Стронина и потому не можемъ точно проврить на сколько врно передано ея содержанiе г. Спасовичемъ и на сколько безпристрастно оцненъ разбираемый трудъ, да насъ не то и занимаетъ. Насъ занимаетъ отношенiе самого г. Спасовича къ нкоторымъ вопросамъ русской исторiи и настоящей русской общественной жизни. Г. Спасовичъ сталъ давно уже въ число литературныхъ авторитетовъ, значенiе которыхъ отвергается немногими вольнодумцами, да кром того г. Спасовичъ одинъ изъ сотрудниковъ журнала наиболе распространеннаго въ публик и пользующагося, какъ говорятъ, въ нкоторыхъ частяхъ высшихъ слоевъ русскаго общества нарочитымъ влiянiемъ. — Журналъ, издаваемый бывшимъ профессоромъ истоpiи г. Стасюлевичемъ, иметъ особенное притязанiе на авторитетъ въ области исторiи и политики и потому небезполезно заглядывать иногда, чт за мудрость выползаетъ изъ ныншняго ‘Встника Европы’, мудрость, которою обязательный редакторъ надляетъ читающую публику на всемъ пространств Россiйcкой Имперiи.
Нельзя не пожалть что все еще ‘независящiя’ обстоятельства не позволяютъ нашимъ писателямъ договариваться до конца, вполн, отъ этого во взглядахъ на нкоторые важные вопросы все еще господствуетъ до нкоторой степени неясность, неопредленность. Если писатель не договариваетъ своей мысли до конца, то съ одной стороны фантазiи читателя остается полная свобода длать какiе угодно выводы, съ другой стороны авторъ, смотря по обстоятельствамъ, всегда можетъ сказать что такой-то и такой-то мысли нтъ въ его труд. Все это мшаетъ ясной, опредленной постановк самыхъ важнйшихъ жизненныхъ вопросовъ и даетъ возможность рости и укрпляться тысячи неопредленныхъ, неясныхъ воззрнiй которыя, смотря до направленiю втра, иногда могутъ сдлаться весьма вредными для общества. — Къ числу такихъ вопросовъ, несмотря на вс усилiя литературы, все еще принадлежатъ до нкоторой степени вопросы о нашихъ окраинахъ, — и это потому, что по поводу этихъ вопросовъ ни та, ни другая сторона не договорились или лучше не могли договориться до конца. — Все это невольно приходитъ въ голову по поводу статьи г. Спасовича. Съ какимъ удовольствiемъ прочли бы мы, напримръ, его полный, откровенный взглядъ на такъ называемый польскiй вопросъ, не потому чтобы его взглядъ былъ неясенъ, но потому, что высказанный урывками, съ недомолвками, онъ этимъ самымъ спасается до нкоторой степени отъ сокрушительныхъ ударовъ правдивыхъ и неотразимыхъ возраженiй. — Сколько ложныхъ взглядовъ, выражаемыхъ урывками, проскользаютъ часто отъ вниманiя людей, понимающихъ дло, и, оставленные безъ возраженiя, получаютъ значенiе аксiомъ у значительной части публики.
Не отъ этого ли самые важные вопросы покрыты у насъ какимъ-то туманомъ, что понимаетъ всякiй, знающiй Россiю не изъ книгъ только. Искусственный туманъ, которымъ подергиваются многiе вопросы, зависитъ преимущественно отъ того, что наша литература привыкла прежде и удерживаетъ эту привычку до сегодня, привыкла говорить не прямо о дл, а такъ, по поводу….
Статья г. Спасовича, выписанная нами въ заглавiи, представляетъ замчательный образчикъ искусственнаго тумана.
Г. Спасовичъ, согласившись съ г. Стронинымъ, авторомъ разбираемой имъ книги, что скрещиванiе (нацiональностей) составляетъ источникъ обновленiя, и что Россiя богата такими источниками, ибо любая окраина представляетъ цлую этнографическую казну, говоритъ:
‘Теперь близорукiе централисты стуютъ на эту пестроту окраинъ, они хотли бы многое разомъ урзать и вытравить, но придетъ время, когда интеллигенцiя и правительство убдятся что подобное отношенiе къ своему собственному добру тоже, что самоизувченiе себя и постигнутъ возможность продлить жизнь и прогрессивность цлаго на многiе вка покровительствомъ помсямъ и случиванiямъ племенъ и сословiй‘.
Оставивъ въ сторон этотъ немного коннозаводскiй языкъ, мы скажемъ только, что эти слова искуснаго адвоката весьма замчательны по такому, говоря коннозаводскимъ языкомъ г. Спасовича, искусственному скрещиванiю и слученiю идей, какого, вроятно, не бывало при скрещиванiи и слученiи конскихъ породъ ни на одномъ конскомъ завод….. Можетъ быть изъ автора вышеприведенныхъ строкъ и вышелъ бы искусный коневодъ, но, на этотъ разъ, онъ забываетъ разницу между конскимъ заводомъ и областiю мысли. Тамъ, т. е. на конскомъ завод, скрещиванiе разнородныхъ породъ производитъ новыя, улучшенныя породы, такъ отъ скрещиванiя арабскихъ лошадей со степными образовалась превосходная орловская порода. Въ области мысли выходитъ не то, здсь отъ скрещиванiя идей противоположныхъ, неимющихъ внутренней связи между собою, порождаются безтолочь, смутныя понятiя, однимъ словомъ туманъ. — Все это и есть въ вышеприведенномъ мст.
Гд г. Спасовичъ нашелъ такихъ близорукихъ централистовъ, которые стовали бы на этнографическую пестроту окраинъ, которые хотли бы разомъ урзать и вытравить эту пестроту? Близорукiе централисты окажутся нестоль близорукими, если ясне формулировать ихъ желанiя: близорукie централисты хотятъ чтобы т небольшiя частички мстнаго населенiя на окраинахъ, которыя именуютъ себя чуть не ‘солью земли’, по крайней мр клочковъ оной, которыя надменно именуютъ себя интеллигенцiями того или другаго края Россiи, чтобы т небольшiя частички не давили, пользуясь своимъ привиллегированнымъ положенiемъ, интересовъ массъ, солидарныхъ съ интересами русскаго государства. Гд же тутъ близорукость централистовъ? Но едва-ли есть такiе централисты, которые захотли бы разомъ урзать, вытравить этнографическую пестроту, залогъ обновленiя. Да и что значитъ вытравливанiе этнографической пестроты? Если бы кто изъ централистовъ предложилъ, напр., планъ, выселить бездомную, праздношатающуюся шляхту западныхъ губернiй въ большеземельныя губернiи восточной и юго-восточной Россiи и надлить ее тамъ землею, то и это означало бы не вытравливанiе разнообразiя этнографическаго элемента, а только перенесенiе онаго въ другой край государства. Такое передвиженiе, съ точки зрнiя скрещиванiя, слученiя нацiональностей, которую такъ защищаетъ г. Спасовичъ, должно бы его безконечно радовать, ибо скрещиванiе, слученiе нацiональностей раскинулось бы еще на боле обширное пространство… Вообще же относительно покровительства ‘помсямъ и случиванiю народностей’, какъ выражается г. Спасовичъ, замтимъ великому политику и еще величайшему историку, что люди не лошади и насильное скрещиванiе нацiональностей неудобно, но онъ не найдетъ ни одного централиста, который бы не желалъ мирнаго слiянiя нацiональностей посредствомъ браковъ. — И если оно встрчаетъ препятствiя, то едва-ли отъ русскихъ централистовъ! Препятствiя мирному слiянiю, посредствомъ браковъ, встрчаются скоре со стороны тхъ мстныхъ, такъ называемыхъ, интеллигенцiй, которыя своею замкнутостiю хотятъ спасти свою исключительность и свои политическiя иллюзiи.
Мы уже сказали, чего хотятъ такъ называемые централисты, теперь скажемъ противъ чего и когда централисты возстаютъ:
Централисты возстаютъ, когда въ восьми или девяти западно-русскихъ губернiяхъ польское шляхетство воображаетъ себя частiю Польши, презирая племенные инстинкты и желанiя массъ, когда ничтожное меньшинство остзейскаго края вообразитъ себя частiю обширнаго gesamt-Vaterland’a, когда ничтожное шведское меньшинство въ Финляндiи вообразитъ себя частiю Шведско-Норвежскаго государства, — тогда и противъ такихъ политическихъ измышленiй возстаютъ централисты. За это еще нельзя назвать централистовъ близорукими, близоруки т, которые не видятъ государственныхъ интересовъ и которые допускали нaпp. полонизированiе русскихъ губернiй. Всякiй видитъ что большая разница между скрещиванiемъ породъ, о которомъ благовствуетъ г. Спасовичъ, и стремленiями измышленныхъ имъ централистовъ. Въ туман-же, которымъ облечено выше приведенное мсто, читателю представляются какiе то злоди централисты, вытравляющiе этнографическое разнообразiе, зaлогъ обновленiя. Да уже одно слово централисты, само по ceб, напускаетъ цлый туманъ: подъ централистами преимущественно у насъ разумются административные централисты, которые далеко не пользуются, и справедливо, сочувствiемъ публики. У г. Спасовича не сказано политическiе централисты, а просто централисты да и только… Во первыхъ и г. Спасовичъ и г. Стронинъ, весьма односторонне понимая римскiй методъ обращенiя съ завоеванными странами, упускаютъ изъ виду что западныя губернiи были не завоеваны, а возвращены отъ Польши.
Впрочемъ черезъ страницу и самъ г. Спасовичъ уменьшаетъ нсколько густоту тумана. ‘Все, что длается, говоритъ онъ, на западной окраин, подъ именемъ обрусенiя, представляется автору (т. е. г. Стронину) случайностiю, налетвшимъ шкваломъ мелкой завистливости (?! хорошъ и г. Стронинъ!), подражательностiю или отрыжкою гнилой старины. Въ доказательство что методъ pусскiй (т. е. методъ обращенiя съ завоеванными странами) есть воспроизведенiе римскаго, т. е. что онъ не мшаетъ побжденнымъ оставаться самимъ собою, приводятся въ прошедшемъ польскiй сеймъ съ 1815-1830 г., автономiя остзейскаго края и пр.
Во вторыхъ г. Спасовичъ совершенно не отдляетъ западный край отъ Польши, что въ данномъ случа особенно неудобно, ибо польскiй сеймъ съ 1815 по 1830 г., — этотъ фактъ, доказывающiй уваженiе русскихъ къ автономiи чужой нацiональности тамъ, гд она дйствительно представляетъ главный нацiональный элементъ, получаетъ, какъ историческiй фактъ, неправильное значенiе. Польш собственно данъ былъ сеймъ потому, что она представляетъ отдльную этнографическую единицу — польскую, чего не представляли никогда западные губернiи. Это очень важно, это уже показываетъ полнйшее непониманiе прошлаго, что и ставить поляковъ въ фальшивое положенiе, заставляя ихъ длать безполезныя усилiя. Такiя усилiя, естественно кончающiяся неудачами, производятъ съ одной стороны раздраженiе, озлобленiе, съ другой притворное смиренiе и портятъ польскiй характеръ, симпатическiя, славянскiя черты котораго и такъ уже значительно искажены iезуитскимъ воспитанiемъ. Это смшенiе западно-русскаго края съ Польшею и повело къ той Сизифовой работ, о которую сокрушились усилiя поляковъ, и если дло не измнится, о нее же сокрушится въ будущемъ и польскiй патрiотизмъ, и польская народность. Если бы поляки съ большею политическою прозорливостiю взглянули на свое прошлое, они увидали бы что въ соединенiи съ Россieю бывшаго Польскаго Королевства лежалъ залогъ дальнйшаго развитiя польской нацiональности въ ея законныхъ, этнографическихъ предлахъ, но чтобы взглянуть на свое прошлое безпристрастно, надобно отршиться отъ аристократическаго взгляда на свою исторiю, надобно выкинуть изъ головы и сердца то пpeзpнie къ народу, котоpоe, въ старой Польш, окрестило земледльцевъ именемъ ‘быдло’. Это отршенiе заставитъ отказаться и отъ притязанiй на западныя губернiи. Для блага самихъ поляковъ надобно чтобы они поняли, что западно-русскiй край и есть край русскiй и поняли бы это прямо, откровенно, честно и буквально, не прикрывая шляхетскихъ притязанiй громкимъ именемъ ‘интеллигенцiи’. Эта iезуитская покрышка добра полякамъ никогда и ни въ какомъ случа не принесетъ, ибо фальшь къ добру не ведетъ. Интеллигенцiя какой либо страны тогда только съ справедливою гордостiю можетъ носить это почтенное названiе, когда она крпкими узами связана съ народомъ, когда она стоитъ на своей почв, а не болтается на воздух ногами. Какая связь между польской интеллигенцiей и блорусскимъ или малоpусскимъ крестьяниномъ? Какой интересъ этимъ кpecтьянамъ въ произведенiяхъ Лелевеля или Мицкевича? Какая связь? Мы говоримъ о внутренней связи. Гёте не пойметъ нмецкiй земледлецъ, но между Гёте и нмецкимъ земледльцемъ есть внутренняя, духовная связь, ибо Гёте былъ пpeдставителемъ народа, нмецкiй крестьянинъ не пойметъ Шлоссера, но между ними есть связь: Шлоссеръ, не смотря на видимую объективность, есть одинъ изъ генiальнйшихъ представителей интересовъ нмецкаго народа. Какъ по видимому ни далеко русская литература оторвалась отъ народной почвы, она иметъ глубокую связь съ интересами народными, произведенiя Тургенева — гражданская заслуга передъ русскимъ народомъ, ибо эти произведенiя, вмст съ остальною литературою, вносили въ общество сознанiе о необходимости покончить съ крпостнымъ правомъ. Для насъ въ этомъ отношенiи важно то, что русская литература выработала это сознанiе живымъ чувствомъ, которое оскорблялось рабствомъ своихъ братiй, русская наукa далa этому вопросу чисто народный xapaктеръ и здсь мысль шла изъ глубины чувства. Такой внутренней связи нтъ между блорусскимъ крестьяниномъ и польской литературой и быть ея не могло… Польская литеpaтурa, правда, въ лиц нкоторыхъ представителей своихъ, въ томъ числ и Мицкевича, обращалacь къ панамъ съ увщанiемъ подумать объ участи блорусскаго крестьянина: но этими увщанiями pуководило только одно политическоe благоразумiе, а не чувство, и они не были услышаны. Польская шляxтa западнаго края называетъ себя гордо интеллигенцiей края, но увы! эта интеллигенцiя не умлa установить связи между собою и собственнымъ народомъ, т. е. говорящимъ польскимъ языкомъ. Въ 1863 г., разсказывалъ намъ одинъ полякъ, одна банда пробралась въ Силезiю и тамъ искала прiюта у силезскихъ крестьянъ, которые по р. Одеръ говорятъ польскимъ нарчiемъ. ‘Мы не ляхи, отвчали крестьяне, мы хлопы’. Этотъ отвтъ, для поляка, понимающаго дло, этотъ отвтъ — переводъ Дантовой надписи надъ вратами ада:
Если бы поляки поняли свою истоpiю, они обратили бы взоры на западъ, а не на востокъ, — на западъ, гд у нихъ подъ бокомъ области, населенныя сплошь поляками… Возстанiя 1830-го года и тому подобныхъ попытокъ не было бы, если бы не было притязанiй на западный край… Не говоря о томъ что ихъ усилiя вкатить на гору Сизифовъ камень, т. е. — возстановить Польшу въ предлахъ 1772-го года, кончились неудачно, мы скажемъ что если бы даже поляки успли получить политическую самостоятельность и оторвались отъ Россiи въ предлахъ бывшаго Королевства Польскаго, то и этотъ успхъ былъ бы для нихъ гибеленъ. По этому поводу весьма основательную и глубокую мысль высказалъ Н. Я. Данилевскiй (‘Россiя и Европа’):
‘Допустимъ что мечты поляковъ сбудутся, что имъ удастся образовать, въ тхъ или другихъ размрахъ, независимое государство. Оно сдлается несомннно центромъ революцiонныхъ интригъ, очевидно что Россiи нельзя будетъ этого терпть, что при первой возможности она должна будетъ стараться уничтожить вредное для нея гнздо. Польша должна слдовательно сдлаться театромъ часто повторяющихся войнъ и терпть въ матерiальномъ отношенiи страшныя раззоренiя, какъ это и было въ послднiя времена Рчи Посполитой. Но чтобы имть возможность противостоять Россiи, Польш необходимо будетъ жить въ наилучшихъ ладахъ съ ея западными сосдями, нмцами, которые, конечно, не упустятъ случая своими капиталами, колонизацiей, политическимъ и культурнымъ влiянiемъ прибрать къ своимъ рукамъ эту страну такъ-же хорошо, какъ если бы она состояла въ непосредственной зависимости отъ Германiи — однимъ словомъ не упустятъ сдлать то, что уже было сдлано при подобныхъ обстоятельствахъ съ восточною и западною Пруссiею, съ Силезiею. Независимость польскаго государства была бы гибелью польскаго народа, поглощенiемъ его нмецкою народностiю’.
Естественно, что при неправильномъ взгляд на польское дло, взглядъ г-на Спасовича на русскую исторiю отличается крайнею односторонностiю, видимо что онъ почиталъ немного Костомарова и боле ничего не читалъ, да и Костомарова-то не совсмъ понялъ. Такъ онъ говоритъ о первоначальномъ ход русской исторiи:
‘Слабость инстинкта соединенiя была сначала (русской исторiи) поразительная, много времени прошло, пока образовалась первая государственная клточка, едва стали нарощаться на эту клточку роды одинъ за другимъ, какъ явилось раздленiе въ вид удльности, которое уничтожило почти всю работу соединенiя, пока случайность внешняя и иго татарское не дало инстинкту соединенiя ршительнаго перевса надъ инстинктомъ раздленiя’.
И это напечатано въ журнал, издаваемомъ бывшимъ профессоромъ исторiи петербургскаго университета! Чмъ бы путать сюда растительную клточку lа Щаповъ, не лучше ли было бы г. Спасовичу оказать намъ въ исторiи Европы хоть на одно государство, въ которомъ бы, въ начал исторiи, инстинктъ соединенiя преобладалъ надъ инстинктомъ раздленiя? Можетъ быть это извстно спецiалисту (sic) по средней истоpiи, подарившему публику четырьмя томами выписокъ изъ средневковыхъ хроникъ? Если бы г. Спасовичъ серьозне смотрлъ на дло, безъ предвзятыхъ идей, то онъ, конечно, постарался бы поглубже вникнуть въ смыслъ явленiй русской исторiи и увидалъ бы что такъ называемая удльная система, или какъ онъ выражается, удльность, заключала въ себ гораздо боле инстинкта соединенiя, чмъ онъ думаетъ. Ему не хотлось вспомнить почему-то, что въ западной Европ этотъ инстинктъ соединенiя въ продолженiе среднихъ вковъ обнаруживался весьма слабо, что феодальная система была олицетворенiемъ инстинкта разъединенiя. Что же мы видимъ на Руси въ перiодъ удльный? Не смотря на видимое раздробленiе, вся Русь объединялась единствомъ княжескаго рода, князья, передвигаясь изъ города въ городъ по старшинству, тмъ самымъ напоминали о единств земли. Усобицы князей, ослабленiе Руси въ борьб съ вншними врагами дали новый толчекъ инстинкту соединенiя. И напрасно г. Спасовичъ приписываетъ исключительно татарскому игу перевсъ инстинкта соединенiя надъ инстинктомъ раздленiя.
Не перевсъ, а дальнйшее развитie инстинкта соединенiя началось еще до татаръ, оно началось во Владимiр на Клязьм при Боголюбскомъ и при Всеволод III-мъ. Погромъ же татарскiй на долгое время, лтъ на 85-ть замедлилъ ходъ этого дла. Что мы видимъ въ промежутокъ времени отъ битвы при Сити до Калиты? Удльные князья, съ помощiю татаръ, сокрушаютъ всякую попытку великихъ князей увеличить свою власть. Съ Калиты московскимъ князьямъ и митрополитамъ удалось дать длу другое направленiе, обративши татаръ въ орудiе cоединенiя. Въ томъ-то и состоитъ громадная заслуга Москвы, что московскiе князья, митрополиты и бояре дружными усилiями убдили народъ, что связь, основанная на единородств князей, слаба сравнительно съ единовластiемъ: благодаря ихъ дйствiямъ дло Боголюбскаго и Всеволода III возобновилось и укрпилось посл куликовской побды, которая высоко подняла родъ московскихъ князей и выдвинула ихъ изъ ряда Рюриковичей и Гедиминовичей. Что же касается до татаръ, то ихъ влiянiе отразилось преимущественно на самой форм соединенiя и, конечно, ко вреду этой формы.
Но вотъ гд весь г. Спасовичъ со всмъ ‘Вcтникомъ Европы’: ‘Способъ (русскихъ завоеванiй), способъ этотъ весьма успшный въ смысл закрпленiя прiобртенiй, хотя и дорого оплачиваемый вковымъ безплодiемъ вспаханной такимъ образомъ почвы, состоялъ въ томъ, чтобы демократизировать общество, оставивъ некультурные слои народа нетронутыми, но снять у нихъ съ плечъ разомъ вс культурныя, аристократическiя наслоенiя и замстить ихъ людьми зазжими и пришлыми элементами изъ центра государства’. Г. Спасовичъ говоритъ это о до-петровской эпох, о метод завоеванiй, ‘открытомъ московскими внценосцами’, какъ онъ выражается, говоритъ о Псков и Новгород, выражаясь по Костомарову, — о сверозападныхъ народоправствахъ (не лучше ли народовластiяхъ?). Гд же въ Псков и Новгород вы нашли ‘культурныя, аристократическiя наслоенiя’? Въ культурномъ отношенiи верхнiй слой Новгорода и Пскова едва ли чмъ отличался отъ нижняго слоя. Очевидно, что говоря о культурномъ аристократическомъ сло, снятомъ съ плечъ, г. Спасовичъ говоритъ не столько о Новгород и Псков, сколько о чемъ-то другомъ. Туманъ, опять туманъ… Пойдемъ сквозь этотъ туманъ дале, не уяснится ли дло: ‘Съ Петра Великаго измнились значительно и завоевательные пpieмы, въ Европу прорубались окошки, простирались руки къ культур, которая вся выросла изъ аристократизма, проявлявшагося тамъ не въ однхъ невжественныхъ формахъ: отсюда автономiя остзейскаго края, Финляндiи, конгрессоваго королевства западныхъ и югозападныхъ губернiй’.
Что это за конгрессовое королевство западныхъ и югозападныхъ губернiй? Конгрессовое королевство! Вотъ одно слово, которое сгубило тысячу поляковъ, вотъ одно слово, изъ котораго истекли потоки крови, вотъ слово, въ которомъ въ одномъ выразилось все то непониманiе своего дла, о которомъ мы говорили выше, въ немъ-то, въ этомъ зловщемъ слов выразились притязанiя поляковъ на западныя губернiи. Конгрессовое королевство, конгрессувка, презрительное наименованiе, данное бывшему царству польскому коноводами польскихъ движенiй, это зловщее слово означало — дали-де намъ урзокъ, лоскутокъ Польши, въ вознагражденiе за всю старую Польшу. Но что разумлось подъ всею старою Польшею? Не только Познань, Краковъ, часть Силезiи (про которую поляки забыли, ибо тамъ жили только хлопы), нтъ, вся западная Россiя по Днпръ! Вотъ уже про поляковъ можно сказать — желали чужаго и потеряли свое… Притязанiя же на западную Русь, какъ извстно уже всмъ, основывались ни боле, ни мене какъ на помщичьемъ прав, ибо, за исключенiемъ помщиковъ и вообще шляхты, все народонаселенiе западныхъ и юго-западныхъ губернiй чисто русское и заявляло не разъ свою преданность престолу и отечеству и, не смотря на это, вс усилiя поляковъ преимущественно тянулись въ эту сторону… Но г. Спасовичу показалось мало выраженiя конгрессовое королевство, онъ выразился конгрессовое королевство западныхъ и юго-западныхъ губернiй! Это что еще за новость ‘Встника Европы’? Разв Витебская, Могилевская, Минская, Гродненская, Виленская, Ковенская губернiи, разв Волынская, Подольская входили въ составъ, такъ называемой, конгрессувки? Мы признаемся первый разъ встрчаемъ выраженiе: конгрессовое королевство западныхъ и юго-западныхъ губернiй! Разв ‘Встникъ Европы’ такъ переименовалъ Привислинскiй край? ‘Извстно, говоритъ дале г. Спасовичъ, съ какою силою проявилъ себя инстинктъ демократическiй возвращаясь разомъ къ преданiямъ древне-московскимъ завоеванiя Новгорода и Пскова’. А, вотъ въ чемъ дло! Вотъ для чего нужно было изобртенiе культурнаго слоя въ древнемъ Новгород и Псков! Все это нужно было для того, чтобы дойти до безсмысленнаго выраженiя выше приведеннаго.
‘Демократическiй инстинктъ, возвращаясь разомъ къ древне-московскимъ преданiямъ завоеванiя Новгорода и Пскова’! Эта безсмыслица, подъ перомъ нкоторыхъ фокусниковъ литературнаго дла, пpiобрла особенное значенiе. Это возвращенiе демократическаго инстинкта, ко временамъ Iоанна III и Василiя III означаетъ ни боле ни мене, какъ освобожденiе крестьянъ въ Польш! Вотъ онъ демократическiй инстинктъ! Какъ хорошо, какъ ловко! и что за туманъ напущенъ этимъ выраженiемъ! — Демократическiй инстинктъ, срзыванiе аристократическихъ культурныхъ слоевъ — все это такъ ужасно выходитъ, однимъ словомъ революцiя! И что за туманъ дале, такой густой, что за нимъ не разглядятъ пожалуй даже отсутствiя здраваго смысла: ‘срзывать культурный слой не значитъ создавать въ покоренной стран прочную русскую партiю, которая никогда не образуется посредствомъ однихъ аграрныхъ законовъ и возможна въ демократическомъ направленiи только посредствомъ возрощенiя мстной культуры изъ мстныхъ же смянъ, съ глубокимъ уваженiемъ къ привычкамъ, преданiямъ и особенностямъ политически объединенной страны’. Чего тутъ нтъ, чего тутъ нтъ, Боже ты мой! И риторическая фигура умолчанiя, и губительные аграрные законы, и совтъ мнимо-демократической партiи, — чего тутъ нтъ! Всего довольно, кром правды и логики! Обращаясь съ совтомъ какъ нужно дйствовать въ демократическомъ направленiи, г. Спасовичъ уже не yпотpeбляетъ выраженiя: берегите-де аристократическо-культурный слой, а просто культурный слой, для мнимыхъ демократовъ аристократiя превращена въ просто культурный слой, въ интеллигенцiю, и этотъ культурный слой устами г. Спасовича порицаетъ аграрные законы, т. е. надленiе польскихъ крестьянъ землею! Логика: — дйствуйте демократично, только не давайте крестьянамъ земли, а возрощайте мстную культуру изъ мстныхъ же смянъ, т. е. изъ аристократическихъ началъ! Плохое понятiе г. Спасовичъ иметъ о ‘мнимыхъ’ демократахъ! Но не лучшаго онъ понятiя и о русской аристократiи, ибо съ удовольствiемъ повторяетъ выраженiе г. Стронина, что аристократiя у насъ проявлялась только въ невжественныхъ формахъ. Мы уже выше сказали, чт извстно всякому, занимающемуся русской исторiей, какое сильное участiе московское боярство принимало въ созданiи московскаго государства… Аристократiя русская или лучше ея исторiя иметъ свои перiоды въ первую половину московскаго перiода боярство было одною изъ земскихъ созидательныхъ силъ московскаго государства, съ Iоанна III, со вступленiемъ въ его ряды потомковъ удльныхъ князей, оно пыталось выдлиться изъ земства, стать въ исключительное положенiе и проиграло свое дло. Въ этотъ второй перiодъ западно-русская аристократiя, видя неудачу московскаго боярства, тсне примкнула къ Польш, начала ополячиваться и положила начало ныншней такъ называемой польской интеллигенцiи въ западно-русскомъ кра. Западно-русской такъ называемой интеллигенцiи слдовало бы вспомнить свое давнее прошлое, и вмсто тяготнiя къ Польш, слдовало бы идти на встрчу событiй и подумать о тснйшемъ союз съ Русью. Съ Петра начинается третiй перiодъ, сходный съ первымъ, т. е. въ этотъ перiодъ потомство московскаго боярства трудилось, руководясь волею монарховъ, въ созиданiи русской имперiи. Можно найти довольно печальныхъ страницъ въ исторiи русской аристократiи въ этотъ перiодъ, но въ тоже время значительное число фамилiй могутъ выставить имена славныя на страницахъ русской исторiи. Невжественная же форма, какъ говоритъ г. Спасовичъ, дйствительно проявлялась и проявилась именно въ этотъ перiодъ времени, она выразилась въ нкоторой части аристократiи потерею нацiональнаго инстинкта. Въ примръ можно привести князя Рпнина, бывшаго въ начал диссидентскаго дла посломъ въ Польш. Этотъ, во всхъ отношенiяхъ достойный государственный человкъ, писалъ къ графу Панину, что стоитъ ли такъ усиленно хлопотать о послдователяхъ православной церкви въ Польш, когда между ними нтъ никого, кром мужиковъ. Такое невжественное ослпленiе, въ такомъ государственномъ человк какъ князь Репнинъ, поразительно и если бы такое ослпленiе и такая потеря нацiональнаго инстинкта были всеобщими у русской знати, то гг. Спасовичъ и Стронинъ тогда только могли бы сказать что русская аристократiя проявилась въ невжественныхъ формахъ въ этотъ перiодъ русской исторiи.
Въ заключенiе приведемъ еще одно замчательное выраженiе г. Спасовича: ‘г. Стронинъ мыслитель весьма радикальный, вмст съ тмъ онъ человкъ сердечный и патрiотъ до мозга костей, пропитанный преданiями нацiональной исторiи, которыя укладываются съ радикализмомъ‘. Въ чемъ состоитъ радикализмъ г. Стронина, это до насъ не касается, изъ разбора видно между прочимъ что онъ отличается большою пародоксальностiю, для насъ же въ настоящемъ случа любопытне знать что г. Спасовичъ нашелъ самаго радикальнаго въ идеяхъ его. ‘Самымъ радикальнымъ выходитъ у него непремнно и почти всегда завтное, нацiональное и предполагаемое имъ соединенiе всхъ христiанскихъ церквей въ младшей изъ нихъ, въ православiи, и соединенiе всхъ славянъ въ самомъ младшемъ, именно въ русскомъ’. Вотъ какiя идеи кажутся г. Спасовичу наиболе радикальными! Замтимъ г. рецензенту, что названiе русскихъ младшимъ племенемъ ничего не значитъ, если старшинство словянскихъ племенъ разбирать по древности ихъ исторiи цивилизацiи, то старшимъ словянскимъ племенемъ окажется болгарское, но дло здсь идетъ не о старшинств, а о русской государственной сил, которая одна не разъ спасала словянъ отъ поглощенiя чуждыми элементами и спасетъ еще не разъ. Одно существованiе сильнаго русскаго государства не разъ оказывaло помощь австрiйскимъ словянамъ. — Что же касается до выраженiя относительно православной церкви, то удивительно, что многоученый редакторъ не поправилъ такой грубой ошибки! Историку должно быть извстно какъ совершилось раздленiе церквей, ему извстно, конечно, что восточная церковь въ какомъ вид была до раздленiя, въ такомъ и осталась. Какимъ же образомъ у знаменитаго адвоката, но весьма посредственнаго историка и близорукаго политика (ибо мнимая дальнозоркость такихъ политиковъ есть сущая близорукость), какимъ же образомъ у него православная церковь очутилась младшей изъ всхъ христiанскихъ церквей? Не потрудится ли намъ объяснить это г. редакторъ ‘Встника Европы’?
1 iюля 1873 года.