ТРИНАДЦАТЫЙ ГОСТЬ.
ТРИНАДЦАТЫЙ ГОСТЬ.
РАЗСКАЗЪ
М. Воскресенскаго.
(Картинки Замоскворцкой жизни.)
‘Не имила баба хлопотъ, такъ купила порося!’
Малороссійская пословица.
Тринадцатый гость, Воскресенский Михаил Ильич, Год: 1840
Время на прочтение: 40 минут(ы)
Часу въ девятомъ утра, когда я только-что выпилъ мои два стакана чая и, закуря сигару, расположился за письменнымъ столомъ, въ передней комнат послышался шумъ и чей-то рзкій говоръ.
—Онъ проснулся? спрашивалъ звонкій голосъ.
‘Давно проснулся’ отвчалъ мой старикъ Демидъ.
— Пьетъ утренній чай?
‘Напился уже.’
— Сбираемся хать куда-нибудь?
‘Не могу сказать.’
— Что же онъ длаетъ? Можно мн войти къ нему?
‘Какъ объ васъ доложить?’
На этотъ разговоръ, я вышелъ въ залу и увидлъ чрезъ отворенную въ переднюю комнату дверь стариннаго моего знакомца Макара Ивановича, удостоившаго меня такимъ раннимъ и нежданнымъ посщеніемъ.
Надобно сказать читателю, кто таковъ былъ Макаръ Ивановичъ, да кстати кто и я самъ.
Начнемъ съ меня:
Кто я? Этотъ вопросъ всего легче ршить самому читателю, я писатель, или, чтобы выразиться поскромне, я пишущій человкъ, котораго сочиненіе теперь въ рукахъ у читающаго. Мало этого, прибавлю еще… впрочемъ, кто жъ нынче читаетъ прибавленія?
Обратимся лучше къ Макару Ивановичу,
Макаръ Ивановичъ былъ то, что у насъ за Москвой-ркой называютъ обыкновенно добрымъ человкомъ, а по ту сторону рки выражаютъ фразою: пороху не выдумаемъ! А между-тмъ, что же такое въ самомъ дл былъ Макаръ Ивановичъ? Оба опредленія слишкомъ неясны, выяснимъ ихъ сколько умемъ: Макаръ Ивановичъ былъ довольно ограниченный чиновникъ девятаго класса, онъ служилъ, то есть онъ писалъ, въ одномъ изъ присутственныхъ мстъ. Но писалъ безсознательно, какъ гусиное перо, которое скрипло по гербовой бумаг въ рукахъ его слишкомъ уже десять лтъ, начиная отъ девяти часовъ утра до трехъ вечера. Макаръ Ивановичъ носилъ обыкновенно форменный фракъ, съ бархатнымъ воротникомъ, и круглую шляпу, вчно съ надломанными полями, по причин большаго знакомства, съ которымъ онъ обыкновенно разкланивался въ три пріема, какъ человкъ учтивый и знающій свтское обращеніе. Волосы на голов Макара Ивановича были какого-то неопредленнаго пыльнаго цвта, можетъ-быть въ слдствіе того, что онъ терпть не могъ помады, говоря обыкновенно на счетъ этого пункта такъ: ‘хорошая помада дорога, а дешевая мерзко пахнетъ! Обойдусь и такъ, къ тому же масляная голова скоро портитъ шляпу и длаетъ лосы на бархатномъ воротник фрака’. Глаза Макара Ивановича были блдно-молочнаго цвта съ красненькой коемочкой около изломанныхъ вкъ, носъ какъ-то поставленъ не по плану, и даже неизвстно для чего такъ длиненъ? Углы рта были въ близкомъ сосдств съ ушами, а уши какъ-то такъ странно изогнуты,— что какъ-будто они подслушивали, что говоритъ ихъ хозяинъ? Губы могли бы быть безъ потери тоньше, подбородку не мшало бы чаще бесдовать съ бритвой. Станъ Макара Ивановича былъ всегда въ полусогнутомъ положеніи, онъ какъ-будто родился, поклонился Божьему свту, выговорилъ: ‘мое почтеніе!’ да такъ и выросъ живымъ, длиннымъ поклономъ. Руки чиновника девятаго класса были достаточно длинны для его небольшаго ранга, ноги — что кто ни говори — не совершенно кривыя, а казались такими только отъ нескладныхъ сапогъ, въ чемъ была, разумется, не его же вина! Вотъ вамъ врный и полный наружный портретъ Макара Ивановича, по фамиліи… впрочемъ у этого человка не то, чтобы не было совсмъ фамиліи, а такъ какъ-то его знали, и звали вс, даже начальникъ его, просто: Макаромъ Ивановичемъ, ограничимся и мы этимъ.
Теперь слдуетъ нарисовать другой портретъ Макара Ивановича, портретъ внутренній, если можно такъ выразиться?.. Почему же и нельзя? слово врно и выражаетъ точно идею.
Кому изъ читателей не извстна старая поговорка: глаза зеркало души? Эти три слова давнымъ-давно приняты всми за аксіому, а между-тмъ… между тмъ, они неболе, какъ гипотеза, и именно вотъ почему: хорошее, врное зеркало нечасто встртишь и не въ метафорическомъ смысл, одно уменьшаетъ, другое увеличиваетъ, третье коситъ, четвертое желтитъ, пятое… Ну, да на пятомъ пока и остановимся. Что же касается до глазъ, которые называютъ зеркаломъ души,— они ужъ и сплошь да рядомъ фальшивы, представлю примры. У знаменитаго мошенника Картуша были большіе голубые глаза, въ которыхъ налито было столько добродушія, что ихъ поцаловать хотлось, а между-тмъ въ нихъ глядлась душа чисто разбойничья. На добраго Августа римскаго нельзя было, разсказываютъ, смотрть прямо, столько пронзительнаго было въ его взор, а между-тмъ душа его была чисто прекрасная. У Лейбница были всегда глаза красные, какъ у невоздержнаго человка, у Ньютона разкосые и плутовскіе — вотъ вамъ и зеркала ваши! ‘Да, съ другой стороны, если и допустить врность этихъ зеркалъ, почему жъ мы хотимъ думать, что душа безпрестанно въ нихъ смотрится? Вдь она не женщина, а если и женщина, такъ ужъ врно не кокетка, хоть говорятъ, что одно безъ другаго не бываетъ, впрочемъ, вдь мало ли говорятъ и пустяковъ на свт? Вотъ хоть бы недалеко сказать, про этого же Макара Ивановича, у котораго, повод судьбы, зеркала блдно-молочнаго цвта съ красненькой коемочкой около изломанныхъ вкъ, говорятъ же, что онъ нетрезвой жизни, и не совсмъ честнаго поведенія, а все вздоръ! Я знаю его восьмнадцать лтъ, а восьмнадцати разъ не видывалъ пьянымъ, а на счетъ четнаго поведенія — чего же вамъ лучше: у него на фрак имется значекъ безпорочной службы за пятнадцать лтъ. Не бось, даромъ не повсятъ! Но мы собрались писать портретъ внутреннихъ его достоинствъ, а между-тмъ заболтались, растирая краски, пора къ длу.
Макаръ Ивановичъ былъ, вопреки своей незавидной наружности, человкъ прекрасный. Нельзя было поклепать его большимъ умомъ, за то у него была смтливость русскаго человка, иногда вполн замняющая умъ, и если бы онъ былъ воспитанъ и ученъ съ малолтства не на мдныя деньги, изъ него бы вышелъ хорошій классный чиновникъ, а не вчно титулярный, каковымъ былъ теперь онъ. Душа его, безсмертная, какъ и у всякаго чиновника, была всегда наклонна къ добру и по возможности отвращалась отъ зла, сердце его было столь чувствительно, что онъ еще на двадцать-четвертомъ году отъ рожденія, находясь только въ четырнадцатомъ класс и имя жалованья ровно триста пятьдесятъ рублей въ годъ, влюбился въ двушку, богатую только красотою, и даже женился на ней, для чего долженъ былъ взять за треть впередъ изъ своего жалованья. Кажется бы, взявши за женою въ приданое нуль, стоило только приставить его къ 350, и вышло бы 3500 — анъ лихъ нтъ! На бумаг-то такъ, а на дл иначе! Врно милый нуликъ помстился не съ той стороны — и сумма жалованья осталась та же, а расходовъ прибыло. Макаръ Ивановичъ и тутъ не задумался: онъ дежурилъ не въ чередъ за богатыхъ товарищей, бралъ на домъ переписывать чужія бумаги, хлопоталъ кой-гд на сторон, только, какъ бы то ни было, у жены его всегда была миленькая шляпка на голов, и чашка кофе посл обда, состоявшаго не мене какъ изъ четырехъ блюдъ. Оно, кажется съ Перваго взгляда, и мудрено, а было истинно такъ. Иной и съ умомъ не распорядился бы лучше Макара Ивановича, вовсе не умнаго. Не даромъ написано: Господь умудряетъ слпцы! Квартирка, занимаемая Макаромъ Ивановичемъ, была небольшая, за то чистенькая, уютненькая, онъ даже ухитрился сгородить себ кабинетецъ, въ которомъ, не хуже кого другаго, у него на письменномъ стол стоялъ чугунный бюстикъ Наполеона, а на двухъ окнахъ алебастровыя мамзели: Тальопи и Фанни Элье леръ, что, по моему, значитъ не отстать отъ вка и слдить по возможности европейскую образованность. Кстати о европейской образованности: Макаръ Ивановичъ и на этотъ счетъ былъ малой хоть куда: круглый годъ онъ былъ абонированъ въ библіотек чтенія Глазунова, что нын Улитина, и получалъ вс возможные (Чуть-было не сказалъ: и невозможные) журналы и газеты. Макаръ Ивановичъ любилъ почитать и не гнался за тмъ, что ему даютъ журналъ апрльскій въ іюл, а газету шестью недлями позже выхода ея въ свтъ.— Что за нужда, говаривалъ снисходительный Макаръ Ивановичъ, доберемся когда-нибудь и до настоящихъ нумеровъ, вдь иные и выходятъ-то годомъ позже, да читаютъ же ихъ люди еще и почище меня гршнаго! Весело, бывало, смотрть на добряка Макара Ивановича, когда онъ, воротясь изъ присутствія, притащитъ большой узелъ книгъ и журналовъ изъ лавки и, еще снимая грязныя калоши въ передней комнат, закричитъ жен: — Аленушка! книгъ-то, книгъ-то я притащилъ теб! Только читай не лнись! Да къ тому же все журналы! Макаръ Ивановичъ особенное имлъ пристрастіе къ журналамъ. Библіотека для Чтенія всегда радовала его своей красивой оберткой, на загнутый уголокъ ея онъ всегда смотрлъ съ особеннымъ удовольствіемъ и каждый разъ, получая новый нумеръ, говорилъ съ улыбкою: Ой, этотъ журналъ! вчно съ загибочкой, а люблю, страхъ люблю! Отечественныя Записки онъ обыкновенно (сначала долго прившивалъ на рук, потомъ произносилъ, обращаясь къ жен:— ‘Приподними-ка, Аленушка? Экая книжища? Нечего сказать, есть что почитать. Откуда набираютъ?’ На раздвоеніе въ ныншнемъ сороковомъ году Сына Отечества онъ почти смотрлъ съ восторгомъ. ‘Вотъ что умно, такъ умно придумано!’ говорилъ онъ своей Аленушк. ‘Двойшниками-то споре, этого же журнала рдко выдавалось въ годъ двнадцать книжекъ — все, бывало, неустоечка, а теперь все-таки въ годъ ужъ получимъ хоть двнадцать книжекъ, оно и пріятне!’ Изъ всего этого вы видите, что Макаръ Ивановичъ былъ и въ литературномъ отношеніи не хуже кого другаго. Теперь, если прибавить вамъ, что онъ былъ аккуратенъ въ должности, любилъ безъ памяти жену, старался заводить знакомства съ людьми учеными, подъ часъ любилъ побредить съ важнымъ видомъ о политик, порой здилъ въ Царицыно погулять съ компаніею, и былъ вообще добрый, услужливый знакомый, и врный исполнитель того, что ему препоручите, сдлать,— то вы уже будете имть полный и врный нравственный портретъ Макара Ивановича.
Теперь начнемъ уже безъ отступленій продолжать разсказъ нашъ:
— Макаръ Ивановичъ? сказалъ я почти съ удивленіемъ, вышедши въ залу и встрчая ранняго и довольно рдкаго у меня гостя.— Какими судьбами? Милости прошу, безъ церемоніи…
И я ввелъ его въ кабинетъ мой.
‘Ну, такъ и есть! я помшалъ вамъ?’ началъ Макаръ Ивановичъ, войдя ко мн и увидя на письменномъ стол бумагу, на которой еще не высохли чернила.
Ничего, ничего, напротивъ, я очень радъ….
‘Вы писали?’
— Да, такъ, кой что…
‘Дловой человкъ по утру никогда не занимается кой-чмъ‘ очень не глупо, замтилъ Макаръ Ивановичъ. ‘Что пописываете?’
— Это еще пока тайна.
‘Но вдь я никому…. будто вы меня не знаете?’
— Не хотите ли сигару, Макаръ Ивановичъ?
‘Очень благодаренъ, у васъ, я чай, хорошія, дорогія?’
— Не угодно ли попробовать?
И мы закурили сигары.
‘Васъ, я думаю, удивилъ ранній визитъ мой?’ спросилъ Макаръ Ивановичъ,— расположась довольно покойно на моей кушетк, пуская густыя облака дыма изо рта и сопровождая все это безпрестанными похвалами сигар.
— Да странно, что вы не на служб, Макаръ Ивановичъ, съ вашею всегдашнею аккуратностію.’.
‘Сегодня табельный день, присутствія нтъ у насъ. Вы, господа писатели, врно рдко заглядываете въ календарь, точно такъ же, какъ нашъ братъ рдко куритъ такія прекрасныя сигары.’
— Это правда. Не прикажете ли кофе. Макаръ Ивановичъ? Вы вроятно еще не завтракали? сказалъ я моему гостю, съ которымъ — надобно предувдомить читателя — я хотя и давно былъ знакомъ, видлся очень не часто — и то не у себя, а съ постороннихъ людяхъ. Мой домъ, кажется, едва ли не второй разъ только пользовался честью его посщенія. Но Макаръ Ивановичъ любилъ всякому знакомству придать видъ короткости.
‘Э, полно-те, почтенный другъ мой!’ отвчалъ Макаръ Ивановичъ: ‘какой теперь кофе, еще не всякій усплъ напиться чаю, я нарочно поспшилъ къ вамъ пораньше, чтобы застать васъ…. У меня есть до васъ Дльцо, любезнйшій Михаилъ Михайловичъ.’
— Чмъ могу служить вамъ., Макаръ Ивановичъ?
‘То-есть не дльцо, а просьбица до васъ.’
— Что такое?
— Да вотъ, изволите видть: во первыхъ Аленушка моя препоручила мн засвидтельствовать вамъ свое почтеніе!
‘Очень благодаренъ за любовь и память.’
Мы видлись съ ней только два раза въ жизни.
— Во вторыхъ…. Не сигарка — малина! Во вторыхъ, во вторыхъ… Ну, вдь какъ хотите, а вамъ во вки вковъ не угадать, о чемъ я собираюсь говорить теперь, любезнйшій Михаилъ Михайловичъ?
‘Совершенная правда, Макаръ Ивановичъ. Да согласитесь, что это и нелегко съ моей стороны. Надобно быть слишкомъ проницательнымъ.’
— Правда, правда! Одолжите огоньку, у меня погасла сигара…
‘Закурите другую, Макаръ Ивановичъ.’
— Нтъ, такія хорошія сигары надобно докуривать до нельзя, пока губамъ будетъ горячо.
‘Помилуйте…’
— Да, да! чудная сигара! Такія не дешевы, но обратимся къ нашему разговору: вотъ, изволите видть, въ чемъ все дло, любезнйшій и почтеннйшій другъ мой. Мы съ Аленушкой задумали одно дльцо, для исполненія котораго нужно намъ содйствіе всхъ нашихъ друзей, слдовательно и ваше.
‘Очень благодаренъ за ваше вниманіе, но что же это такое?’
— Да не хочу васъ томить, это ни больше, ни меньше, какъ прогулка за городъ, Михаилъ Михайловичъ, и прогулка не простая, а по вод.
Я съ изумленіемъ посмотрлъ на моего гостя, боясь за его голову, такъ озадачилъ онъ меня этимъ ничтожнымъ предложеніемъ посл такого торжественнаго приступа.
— Что вы такъ странно смотрите на меня? продолжалъ Макаръ Ивановичъ. Да, это будетъ прелестная загородная прогулка водою. Мы съ Аленушкой затяли пикникъ. Я надюсь, чтобы, по всегдашней ласк вашей ко мн, не откажетесь быть участникомъ, почтеннйшій другъ мой?
‘Очень бы радъ, но я…’
— Не думаете ли вы, что вамъ нужно хлопотать и брать съ собою что нибудь? Ничего не бывало: у насъ ужъ все распредлено, вы будете просто нашъ гость.
‘Не въ томъ дло, Макаръ Ивановичъ, я такъ занятъ всю эту недлю, у меня едва ли достанетъ времяни и досуга, чтобы воспользоваться вашимъ обязательнымъ предложеніемъ….’
— Помилуйте! Да вдь нашъ пикникъ еще не на этихъ дняхъ!
‘Когда же?’
— Да еще въ половин будущаго мсяца. Мы съ Аленушкой хотимъ праздновать десятилтіе нашей свадьбы, которая была 15 іюля.
‘Къ чему же вы такъ рано собрались хлопотать объ этомъ пикник? Разв у васъ затвается что нибудь большое, необыкновенное, Макаръ Ивановичъ? Вдь еще до 15 іюля слишкомъ мсяцъ.’
— Оно такъ да, знаете, лучше какъ условишься заране, всякій ужъ такъ распорядится… Нельзя будетъ отговориться въ какой нибудь неисправности тмъ, что мало было времяни на сборы и проч. А что вы спрашиваете, что у насъ затвается, такъ это просто будетъ только искренняя, веселая пирушка: обдъ, чай, лакомства, закуска и тому подобное, немножко музыки… Оно, знаете, на вод очень пріятно, немножко пнія… это также довольно эффектно, съ нами будутъ кой-кто изъ артистовъ во всхъ родахъ.
‘Да куда же вы собираетесь, Макаръ Ивановичъ? Куда и какъ совершится эта прогулка водой?’
— А вотъ, изволите видть: мы вс отправляемся въ Кунцово Москвой ркой. Вы знаете, что я живу недалеко отъ берега. Сосдъ мой, купецъ Ласточкинъ, по котораго дламъ хлопочу я теперь, дастъ намъ свою большую лодку, или лучше сказать яликъ, который онъ сдлалъ себ для прогулокъ съ семействомъ. Яликъ этотъ чудесно отдланъ: весь зеленый, на носу нарисованы дв морскія сирены съ змиными хвостами скамейки обиты краснымъ сукномъ. Отъ дождя есть крышечка, отъ крышечки опускаются сторы на случай солнца, однимъ словомъ, тутъ придумано все, гребцы у него свои барочники, народъ лихой, искусный въ водяномъ дл. Право, я общаю себ заране много веселаго въ этотъ день! И такъ руку вашу, почтеннйшій другъ мой, Михаилъ Михайловичъ! Вдь вы не откажетесь? Вы наши? Я на васъ считалъ, я васъ всегда такъ люблю и уважаю…. Не обидьте же меня отказомъ!
‘Благодарю васъ! я постараюсь.’
— Нечего тутъ стараться, я не выйду отсюда безъ вашего врнаго слова. Я люблю отдлывать на чистую вс дла мои.
‘Хорошо, любезнйшій Макаръ Ивановичъ. Я даю вамъ мое врное слово.’ Я любопытствовалъ въ самомъ дл посмотрть, что за пикникъ и что за собраніе артистовъ во всхъ родахъ будетъ у Макара Ивановича.
— Руку вашу!
‘Извольте.’
— Вотъ это я люблю! у меня теперь! отлегло отъ сердца. Не даромъ же я! проснулся сегодня вмст съ птухами, и побжалъ къ вамъ, чтобы застать васъ дома. Безъ васъ, почтеннйшій другъ, мой, въ нашей загородной прогулк все! чего-то не доставало бы — ужъ какъ вы хотите! У меня такой нравъ: когда весело, люблю, чтобы со мной были вс т, кого люблю я.
‘А большая компанія будетъ у васъ, Макаръ Ивановичъ?’ спросилъ я..
— Не очень…. все короткіе люди, кром васъ, позвольте, только десять человкъ обоего пола, да я съ женой, слдовательно двнадцать.
‘Вотъ это-то и плохо, любезный Макаръ Ивановичъ’ сказалъ я съ улыбкою.
— Почему такъ?
‘Я буду у васъ — тринадцатый гость.’
— Что же изъ этого?
‘Будто вы не знаете, что число тринадцать есть роковое число и за столомъ и въ обществ. Съ этимъ несчастнымъ числомъ рдко проходитъ безъ какой-нибудь непріятности, по преданіямъ старины, Макаръ Ивановичъ.’
— Какіе пустяки! я не изъ числа суеврныхъ людей. Да и вамъ, какъ кажется, угодно только посмяться надъ вашимъ покорнйшимъ слугою! Ужъ вдь я знаю васъ, господъ писателей! Вы всегда любите подтрунить надъ нашимъ братомъ неучемъ!
‘Ничуть. Право, Макаръ Ивановичъ, быть какой-нибудь бд у васъ на пикник! Я далъ ужъ мое слово, не отказываюсь, только смотрите, не пеняйте на меня, если что случится.’
— Проказникъ Михаилъ Михайловичъ! Да чему тутъ случиться? Впрочемъ, какъ знать: можетъ-быть кто нибудь изъ, нашего общества еще и не будетъ пятнадцатаго іюля? Вотъ слдовательно вы и не будете тринадцатымъ.
‘Хорошо, если такъ.’
— Да ужъ не безпокойтесь, не безпокойтесь, наша прогулка по вод и пикникъ будутъ на славу. А не правда ли, что мы съ Аленушкой выбрали славное мсто? Кунцово — рай земной. Жаль только, что садъ немножко запущенъ, заброшенъ теперь….. А окрестности-то? А виды-то? Вы насъ сводите И на проклятое мсто!
‘Съ удовольствіемъ.’
— Прекрасно! превосходно! Я ужъ напередъ восхищаюсь этою прогулкой. Ну, такъ это дло кончено, не хочу больше мшать вамъ и ухожу…
‘Прошу не спшить, я очень радъ…’
— Нтъ, нтъ, я знаю, что говорю, да, правду сказать, мн и самому не мало еще дла. И такъ прощайте, мой почтеннйшій другъ! Если намъ не случится увидться до назначеннаго дня, я наканун пришлю къ вамъ записочку, гд и когда собираться. Только еще разъ повторю: съ вашей стороны, не безпокойтесь ни о чемъ, у насъ будетъ всего вдоволь…. Вы просто нашъ гость. Не забудьте же дня: 15 іюля!
‘Не забуду, Макаръ Ивановичъ.’
Про случай запишите въ свою памятную книжку, оно врне.
‘Да ужъ не безпокойтесь!’
— Благодарю, благодарю! Прощайте! Пожалуйста безъ проводовъ, я и одинъ найду дорогу. Какъ рада будетъ моя Аленушка! Она васъ такъ любитъ и почитаетъ…
‘Очень благодаренъ!’
— Прощайте, прощайте, мой почтеннйшій!
‘До свиданія, Макаръ Ивановичъ!’ Мы разстались друзьями.
Но прежде, нежели я стану продолжать разсказъ мой и поведу читателей вмст съ собою, перескочивши мсяцъ времяни, на пикникъ моего обязательнаго пріятеля, Макара Ивановича, не лишнимъ считаю воротить нсколько назадъ ихъ вниманіе и раскрыть, отъ чего въ голов Макара Ивановича и его Аленушки родилась идея этого пикника и предполагаемая прогулка водою, что и самъ я узналъ уже, разумется, въ послдствіи времяни отъ него же самого.
Не помню, сказывалъ ли я читателю, что герой моего разсказа, Макаръ Ивановичъ, любилъ свою супругу Аленушку, и если когда нибудь ропталъ онъ на нее, а она на него — такъ это только по одному случаю: взаимная страсть ихъ подавала плода, просто сказать, у нихъ не было дтей, не смотря на то, что имъ обоимъ хотлось имть ихъ.
— Просто Богъ не даетъ, Макаръ Ивановичъ!
‘Его святая воля, Аленушка!’
— А можетъ быть еще и дастъ, мы не старики.
‘Много ждали, немножко подождемъ, Аленушка, вотъ вдь ужъ кажется въ будущемъ іюл будетъ ровно десять лтъ нашей свадьб.’
— Да, пятнадцатое іюля!— Я какъ теперь помню этотъ день, Макаръ Ивановичъ: на теб былъ коричневый фракъ, съ костяными пуговками и розовая жилетка
‘Именно такъ’ А на теб блднопалевое платье, съ зеленымъ кушакомъ, и на голов цвты, какъ теперь гляжу: такъ и трясутся изъ стороны въ сторону!’
— Это отъ того, что я дрожала со страха, Макаръ Ивановичъ.
‘Да чегоже ты боялась, глупенькая?’ — Да такъ, мн наговорили много страшнаго о замужств.
‘А между тмъ…’
— А между тмъ все вздоръ! Посл я сама надъ собой смялась.
‘Ахъ ты моя умница,— разумница!’ въ восторг вскричалъ счастливый Макаръ Ивановичъ и бросился цловать жену.
Во время этого-то супружескаго разговора и сердечнаго взаимнаго изліянія, Макару Ивановичу вдругъ пришла въ голову мысль о торжественномъ празднованіи десятилтія своего супружества и о прогулк загородъ, что, впрочемъ, едва было не довело его до серьезной ссоры съ любезной половиной.
Вотъ какъ это было.
‘А знаешь ли, мой милый ангелочикъ, Аленушка, что мн вдругъ пришло теперь въ голову?’ сказалъ Макаръ Ивановичъ.
—‘ Что такое, дружокъ мой?
‘Лишь бы ты согласилась, а то будетъ хорошо.’
— Да что такое? Я ужъ напередъ согласна, будто мы не сходимся въ чемъ нибудь съ тобой?
‘Вдь мы счастливы другъ другомъ, Аленушка?’
— Конечно, счастливы, Макаръ Ивановичъ, ты человкъ не пьющій, мсто
у тебя порядочное. Къ зим же ты общаешь мн теплый салопъ норковый…
‘Ну да, да, все это будетъ. Такъ какъ мы счастливы другъ другомъ, то почему бы намъ, Аленушка, не отпраздновать этого дня нашего бракосочетанія приличнымъ благороднымъ людямъ образомъ?’
— То есть, Макаръ Ивановичъ?
‘То есть, почему бы намъ не созвать къ себ нсколько короткихъ пріятелей, сдлать хорошенькій обдецъ, купить добраго винца….. Мы, благодаря Бога, теперь имемъ хлбъ насущный, а лучше-то и благородне бы всего, отправиться за городъ куда-нибудь, въ садъ, въ поле, на дачу, на чистый воздухъ, да тамъ и задать пирушку…. А? какъ ты объ этомъ думаешь, мой безцнный дружочикъ, Аленушка?’
— Дорого станетъ, Макаръ Ивановичъ, а то бы оно, конечно, и хорошо и деликатно.
‘И, матушка! дорога голова на плечахъ!’ сказалъ счастливый мужъ. ‘На двоихъ насъ пока станетъ, а тамъ, коли что случится…. (тутъ Макаръ Ивановичъ опять поцловалъ жену) ну что же? и то не бда. На всякую долю Богъ пошлетъ!’
— И то правда.
‘Ну, такъ ты не прочь отъ этого, Аленушка?’
— Не прочь, Макаръ Ивановичъ.
‘Ладно! Только куда же бы намъ хать?’
— Куда разсудишь ты самъ.
‘Въ Царицыно разв махнуть?’
— Ну что жъ, въ Царицыпо. ‘Или въ Останкино?’
— Ну что жъ, и въ Останкино.
‘Или не лучше ли просто въ Марьину рощу?
— Хорошо и въ Марьиной рощ. ‘Или лучше въ Сокольникахъ?’ — Да, и въ Сокольникахъ хорошо. ‘Да что жъ ты все только дакаешь, дружокъ мой, Аленушка, и повторяешь за мной слова, вдь ты человкъ, а не попугай какой? Мн хочется знать собственное твое мнніе на счетъ этого дла.’
— Да какъ угодно теб, Макаръ Ивановичъ, для меня все равно. Мн везд весело, лиціь бы быть съ тобою.
‘Ну, да если бъ я теб предложилъ созвать гостей на конную площадь и тамъ праздновать десятилтіе нашей свадьбы?’
— Я бы пошла и туда.
‘Глупа ты, Алена Ивановна!’ сказалъ съ неудовольствіемъ Макаръ Ивановичъ.
— Вотъ ужъ вы и разсерчали, Макаръ Ивановичъ! Не хорошо это въ васъ!
‘Да какъ же, прости Господи! вдь вы такую околесную несете, Аленушка, что уши вянутъ!’ сказалъ смягчая голосъ Макаръ Ивановичъ. ‘Вы вишь согласны пировать и на конной — да что же мы съ вами, лошади что-ли какія? Кажется я чиновникъ, и вы, слдственно, чиновница, титулярная совтница, оно конечно не такъ, чтобы очень высоко, а все-таки… На все есть, сударыня, свои приличія, свои законы….’
— Ну вотъ, ужъ вы и пошли, и пошли, Макаръ Ивановичъ!
‘Да какъ же иначе, моя милушка? Надобно и себ знать цну!’
— Вы все сердитесь, вотъ можетъ быть у насъ отъ того-то и дтей нтъ, Макаръ Ивановичъ?
‘Да на что съ этакимъ разпорядкомъ и дтей намъ, Алена Ивановна? Богъ знаетъ, что длаетъ! Вишь, вамъ и конная ни почемъ, такъ что съ вами толковать много!’
— Ну, полноте же, полноте, Макаръ Ивановичъ, вдь ужъ вы расходитесь, такъ на васъ и уема нтъ… помиримтесь, поцлуйте, вонъ кто-то идетъ по лстниц…. врно къ намъ, не хорошо застанутъ разстроенными.
Макаръ Ивановичъ молча поцловалъ жену.
— А чтобы покончить все дло, продолжала, ласкаясь къ мужу, Аленушка, я предлагаю хать пятнадцатаго іюля въ Кунцово.
‘Славная мысль!’ вскричалъ прояснившійся Макаръ Ивановичъ, и чмокнулъ опять въ полную щечку Аленушку.
— Да еще какъ хать, подхватила опять жена, не на лошадяхъ, а водою, по Москв рк,— это будетъ еще веселе и благородне, совершенно по петербургски. У сосда Ласточкина, подлимъ котораго хлопочешь ты, возмемъ новую его лодку…’
‘Яликъ’ душа моя.’
— Ну, хоть яликъ, все равно, я уврена, что онъ не откажетъ.
‘Наврное не откажетъ.’
— А чтобы намъ не составило это большаго счета, Макаръ Ивановичъ, сдлаемъ не простое приглашеніе, а какъ это зовутъ большіе господа, пик-пикъ, что ли то… ну, еще гд всякій платитъ за себя, или привозитъ съ собою что нибудь….
‘Пикникъ! Превосходная мысль, мой херувимчикъ!’ вскричалъ въ восторг Макаръ Ивановичъ. ‘Поцлуй меня за это, шесть разъ сряду, да крпче…. вотъ такъ!’
Посреди звучныхъ супружескихъ поцлуевъ тихо отворилась дверь и въ комнату вошла третья особа.
Эта третья особа — былъ мужчина лтъ подъ пятдесятъ,— довольно толстый, низенькій и одутловатый, одтъ онъ былъ въ старомодномъ вкус: сюртукъ гороховаго цвта, огромное жабо и блая пуховая шляпа на голов, лишенной почти безъ малаго всхъ волосъ. Глаза у него были маленькіе, быстрые, бгали какъ ртуть изъ стороны въ сторону. Этого Мужчину звали Осипъ Осиповичъ, онъ былъ такъ же, какъ и Макаръ Ивановичъ, чиновникъ, такъ же какъ и онъ титулярный совтникъ, Только въ отставк. Доводился онъ дядей супруг нашего героя.
— Вы все цлуетесь, да милуетесь, дтки! вскричалъ вошедшій, остановись посреди комнаты. У васъ все еще какъ-будто тянется медовый мсяцъ!
— ‘Здравствуйте, дядюшка!’ вскричала весело Аленушка и, какъ рзвая козочка, бросилась обнимать лысаго дядю.
‘Здравствуйте, дядюшка! милости просимъ! Очень рады, вы никогда не могли пожаловать такъ кстати, какъ теперь!’ сказалъ въ свою очередь Макаръ Ивановичъ, и такъ же какъ жена бросился цловать плшиваго дядю.
— Здорово, здорово мои любезные! отвчалъ гость, поочередно цлуя то племянницу, то племянника. Ну, какъ поживаете? Какъ васъ Богъ милуетъ?
‘Все хорошо, любезный дядюшка.’
— ‘Все слава Богу!’
— Слава Богу лучше всего. Нтъ ли у васъ холоднаго пива, племянница? Жара такая, что мочи нтъ, насилу добрелъ къ вамъ. Что это вы сидите съ закрытыми окнами, дти?
‘Мы и не замтили, дядюшка. Пива сейчасъ подадутъ, я пойду сама похлопочу.’
— Нтъ, нтъ, за чмъ самой, разв нельзя приказать? А, вотъ кстати и ваша старуха Васильевна! Здравствуй Васильевна! По добру ли, по здорову?
— ‘Слава Богу, Осипъ Осиповичъ, слава Богу! Благодаримъ за ласковое слово.’
Хозяйка распорядилась на счетъ пива, которое чрезъ минуту и было подано на столъ.
‘А мы съ Аленушкой сейчасъ разсуждали о весьма важномъ дл, дядюшка’ началъ Макаръ Ивановичъ, садясь около дяди и также наливая себ стаканъ холоднаго пива.
— Что такое, племянничекъ?
— ‘Не простудитесь, Макаръ Ивановичъ, пиво сейчасъ только со льда’ перебила рчь Аленушка и остановила руку съ стаканомъ своего супруга.
— Не простудитесь, Макаръ Ивановичъ? запищалъ тонкимъ голоскомъ,! передразнивая племянницу, дядя: а обо мн и заботы нтъ, воструха? Старику дяд хоть глотку перехвати, ей горя мало, лишь бы Макаръ Ивановичъ былъ цлъ! Ой вы, молодежь! Вамъ только тотъ и милъ, съ кмъ вы разцловываетесь каждый часъ… а? не правда ли, племянница? А внучковъ-то у меня все-таки нтъ, какъ нтъ! вотъ что плохо… Ну, ну, не краснй же, не потупляйся въ землю, старики любятъ поболтать вздоръ… Къ тому же я не чужой вамъ обоимъ, но это въ сторону пока: о какомъ же важномъ дл, племянникъ, разсуждали вы, цлуясь съ женой въ то время, какъ я вошелъ къ вамъ?
‘Вотъ видите что, дядюшка’ отвчалъ Макаръ Ивановичъ’, ‘въ слдующемъ мсяц минетъ ровно десять лтъ нашей свадьб…’
— Знаю.
—‘И мы хотимъ праздновать это десятилтіе на славу’ сказала Аленушка.
— Не дурно.
‘Мы ршились созвать гостей’ сказалъ Макаръ Ивановичъ.
— Похать за городъ! прервала его жена.
‘Отправиться въ Кунцово….’
— ‘На большой лодк….’
‘На большомъ ялик, съ музыкой и пніемъ…’
— ‘Съ обдомъ и виномъ….’ ‘Однимъ словомъ, мы ршились съ
Аленушкой сдлать пикникъ…’
— ‘Вы знаете, что такое пикникъ, дядюшка?’
Осипъ Осиповичъ только успвалъ повертываться то въ ту, то въ другую сторону и покачивать весело своей плшивой головой въ знакъ одобренія всего, что напвали ему поочередно счастливые супруги. При послднемъ вопрос племянницы, онъ остановилъ свою голову, гордо взглянулъ на нее, какъ университетскій студентъ, котораго спрашиваютъ: знаетъ ли онъ грамот и отвчалъ съ важною улыбкою?
— Знаю ли я, что такое пикникъ, говоришь ты, племянница? Забавный вопросъ! Да у насъ за Москворчьемъ не бываетъ нй -одного пикника, на который бы я не былъ приглашенъ…. Мн не знать, что такое пикникъ? Да я почти круглое лто каждую недлю бываю разъ, иногда и два на пикник.
‘Прекрасно! Но вдь это вамъ должно довольно дорого стоить, дядюшка? спросила наивно Аленушка: ‘каждый разъ надобно или платить деньги, или привозить съ собою, что назначатъ…’
— Я не длаю ни того, ни другаго, съ гордою улыбкою отвчалъ Осипъ Осиповичъ.
— ‘Какъ же это такъ, дядюшка?’
— Очень просто: на все есть своя манера. Вотъ видители, въ чемъ дло: еще посл моего покойнаго дда Панфила Петровича… ты ужъ не помнишь его, Аленушка.— онъ умеръ вскор посл непріятеля,— достался мн по наслдству круглый, замшевый футляръ, который на взглядъ кажется и не великъ, не толстъ, а между тмъ въ немъ помщается дюжина серебряныхъ ложекъ съ вилками и ножами, разумется., все это не вальяжно, тонко, за то очень-удобно, портативно, какъ говорятъ знатные бары, а по нашему то-есть укладисто въ карман. Ну вотъ, съ этимъ-то замшевымъ футляромъ я вотъ ужъ какъ себя запомню, всегда участвую во всхъ замоскворцкихъ пикникахъ. Кому что назначаютъ приводить, а про меня обыкновенно говорятъ: ‘Осипъ Осиповичъ пожалуютъ съ своимъ замшевымъ футляромъ!’
— ‘А! такъ вотъ что, дядюшка!’
— Да, именно, мой футляръ почти всегда у меня въ карман. Чуть съ кмъ за городъ — я ужъ и готовъ. Считайте, и на меня, дти мои, въ вашемъ пикник! Я никакъ не прочь: долю мою вы уже знаете: берите только что сть, а чмъ — ужъ это мое дло!
‘И прекрасно!’ сказалъ Макаръ Ивановичъ: ‘одни хлопоты и въ сторону Я Но нравится ли вамъ, дядюшка, выбора мста для загородной прогулки?’
— Кунцово? Что жъ? славное мсто!
‘А хорошо ли, что отправимся водой?’
— Даже очень. Это будетъ оригинально.
‘И прохладно, дядюшка, особенно если будетъ жаркое утро.’
— Да и не такъ дорого. Экипажи нынче жгутся.
‘Сно и овесъ очень дороги, дядюшка!’.
— То-то и дло. Лошадямъ-то нынче приходится чуть-ли не хуже человчьяго. Но будетъ объ этомъ, скажите же мн, дти, распорядились ли вы всмъ, какъ надобно для пикника?
‘Нтъ еще, дядюшка.’
— Займемтесь вмст, я пособлю вамъ.
‘Да что тутъ много толковать, дядюшка: позовемъ пріятелей, да каждому назначимъ, что принесть съ собой, — вотъ и все тутъ!’ сказала Аленушка.
— Вотъ то-то и есть, племянница! А еще давича спрашивала меня, знаю ли я, что такое пикникъ, сказалъ,.иронически улыбаясь, дядя. И видно, что вы первый разъ сбираетесь его длать…. Положитесь ужъ лучше на меня, я знаю какъ все обдлать порядкомъ, на благородную руку…. Мн не въ первый разъ. Дай-ка мн черни лицу и листъ бумаги, племянникъ.
‘Извольте, дядюшка.’
—Садитесь оба около меня… Налейка мн еще стаканъ пива, племянница, я все еще не остылъ.
— ‘Извольте, дядюшка!’
Осипъ Осиповичъ выпилъ съ разстановкою стаканъ пива, потомъ взялъ въ руки перо и вывелъ крупными словами на заголовк благо листа: Пикникъ.
— Котораго онъ будетъ числа?
‘Пятнадцатаго, дядюшка.’
Старикъ приписалъ: 15-го іюля сего 1840 года.
— Рано ли сборъ?
‘Часовъ въ семь утра, я думаю’ сказалъ Макаръ Ивановичъ, посматривая на свою Аленушку.
— Больно рано, племянникъ, такъ не сберутся, я хорошо знаю это дло, замтилъ Осипъ Осиповичъ. Хорошо, хотя бы и въ восемь.
‘Пусть хоть въ восемь.’
— У кого сборъ?
‘Разумется, у насъ, мы ближе всхъ живемъ къ берегу.’
— Справедливо, къ тому же вы и заводчики предполагаемаго пикника… И такъ, у васъ.
‘У насъ, дядюшка.’
— А сколько персонъ предполагаете вы звать, племянница?
— ‘На лодк усядется безъ труда человкъ пятнадцать…’
‘На ялик, хотла ты сказать, Аленушка’ прервалъ ее Макаръ Ивановичъ.
— ‘Пусть будетъ по твоему, мой другъ: на ялик.’
—Хорошо. Теперь, кого же вы думаете звать? Все это должно сейчасъ придумать, ршить и записать по нумерамъ, какъ обыкновенно это длается въ порядочныхъ пикникахъ. Напротивъ каждой персоны, съ общаго согласія, назначается: что должно привезти для общины, я предполагаю, что у васъ будетъ не денежный пикникъ, дти мои?
‘Нтъ, дядюшка, не денежный, кому хлопотать за покупкою всего этого?…’
— Дло, дло! Да оно и благородне — натурой. Давайте же пока на досуг назначать по нумерамъ гостей, и распредлять, кому что привозить?… Вели принести еще пивца, племянница, это уже нагрлось…
— ‘Да ужъ оно и все, дядюшка.— Васильевна! подай еще бутылку…. дв бутылки хорошаго пива.’
— Нумеръ первый, началъ Осипъ Осиповичъ, хлбнувши холоднаго свжаго пива и принимаясь за перо—по всей справедливости долженъ принадлежать хозяевамъ пикника… И такъ, напишемъ: Макаръ Ивановичъ съ женою.
‘Хорошо, дядюшка, пусть мы будемъ первый нумеръ’ весело сказалъ, потирая руки, неизъятый честолюбія Макаръ Ивановичъ. ‘Мы съ тобой, душка, первый нумеръ!’, шепталъ онъ тихо своей Аленушк, и щипнулъ ее за шею: ‘знай нашихъ! вотъ каково!’
— Теперь, что же вы берете на свою долю? спросилъ Осипъ Осиповичъ.
‘Какъ вы полагаете, дядюшка?’
— Я полагаю, что вамъ можно не брать ничего, сказалъ съ важнымъ видомъ Осипъ Осиповичъ.
‘Какъ ничего, дядюшка?’
— Такъ ничего, дти мои. На лист вы будете занимать первый нумеръ, а въ голосовомъ собраніи скажемъ: мы послдніе, и беремъ на себя все остальное! Ну, а остальнаго, разумется, ничего и не будетъ, потому-что мы обложимъ гостей всмъ нужнымъ для пирушки…
‘Но это немножко совстно, дядюшка ..’
— Ни чуть, глупенькіе! А хлопоты-то разв вы ставите ни во что? Это такъ же не бздлица? а идея-то пикника? и она стоитъ чего нибудь?
‘Все такъ, только…’
— Чтобы успокоить вашу щекотливую совсть, возьмите съ собою про запасъ денегъ, можетъ-быть встртятся непредвидимые расходы. Вотъ и все тутъ.
‘На это я согласенъ,’ сказалъ Макаръ Ивановичъ.
— ‘И я также’ подтвердила Аленушка.
— Нумеръ второй, дти мои, пусть буду — я, началъ опять, посл новаго глотка пива, Осипъ Осиповичъ.
‘Справедливо, дядюшка, вы у насъ старшій въ родств.’
— И такъ, напишемъ: Осипъ Осиповъ Трубкинъ: прідетъ съ своимъ круглымъ, замшевымъ футляромъ. Такъ ли, дти мои?
‘Такъ, дядюшка.’
— Третій нумеръ назначайте ужъ вы сами, я буду только писать за васъ. Ну, кого вы думаете?’
— ‘На третій нумеръ, по всей справедливости, должно поставить аддея Гавриловича Ласточкина съ его супругой, во первыхъ потому, что лодка..’
‘Яликъ,’ перебилъ ее Макаръ Ивановичъ.
— ‘Во первыхъ потому, что яликъ, на которомъ мы поплывемъ въ Кунцово, принадлежитъ имъ, во вторыхъ потому, что они миліонеры, а въ третьихъ потому, что Макаръ Ивановичъ хлопочетъ, какъ сосдъ, по ихъ длу въ Надворномъ Суд, въ четвертыхъ…
— Довольно и этихъ трехъ причинъ, чтобы удостоить ихъ третьяго нумера! съ важностію произнесъ Осипъ Осиповичъ, и принялся вписывать имена ихъ.
‘Кстати, дядюшка, впишите ужъ рядомъ съ ними и старшую дочку ихъ Матрену аддеевну, она славно играетъ на гитар’ сказалъ Макаръ Ивановичъ.
— ‘Такъ ужъ и младшую Марину аддеевну, она чудесно поетъ’ прибавила Аленушка.