ТРАГЕДІИ ЖИЗНИ.
ТРАГЕДІИ ЖИЗНИ.
(Очерки Зибранда).
Перев. съ нмецкаго Т. Криль.
I.
Побдила.
I.
Побдила.
II.
Смерть.
II.
Смерть.
‘Міръ Божій’, No 12, 1897
Трагедии жизни, Зибранд, Год: 1897
Время на прочтение: 5 минут(ы)
Солнце свтило сквозь листья деревьевъ. Отдаленные лучи падали на раскрытую книгу, лежавшую передъ ними. Когда втеръ шелестилъ листья, пятна свта скользили вверхъ и внизъ.
— Мшаетъ,— сказалъ онъ, медленно закрывая книгу.
— Оставь, мн не мшаетъ, — отвтила она и потянула книгу къ себ.
‘Раньше она бы не сказала этого, она бы сдлала, какъ я хочу,— промелькнуло у него въ голов.
Онъ посмотрлъ на нее сбоку. Первый разъ почувствовалъ онъ, что она отдльный, другой человкъ. До сихъ поръ онъ считалъ ее воплощеніемъ своего внутренняго я.
Она, вроятно, почувствовала устремленный на себя взглядъ, такъ какъ подняла голову отъ книги, и глаза ихъ встртились. Онъ попытался удержать ея взглядъ, но она съ разсянной полуулыбкой отвернулась и продолжала читать.
И этого раньше не могло бы быть. Было время, — еще даже въ прошломъ году, — въ ея взгляд было всегда что-то смущенно молящее. И всегда онъ первый отводилъ взглядъ.
Почему же теперь было не то?
Его охватило страстное желаніе: все должно быть опять, какъ тогда. Она должна опять смотрть на него, какъ тогда.
— Маріанна…
— Ну?
Опять эти большіе, холодные глаза. Она смотрла на него спокойно и ждала, что онъ скажетъ.
— Ничего!— Въ немъ вдругъ точно что-то упало.
Разв онъ былъ слпъ… тогда? Разв онъ не видлъ, что она любила его? Конечно, онъ видлъ, но… долгія помолвки такъ утомительны. Достаточно было посмотрть ей въ глаза, чтобы почувствовать, что она всегда будетъ любить его. Передъ самой свадьбой онъ хотлъ сказать ей это, просто, безъ всякой сантиментальности,— она вдь также, какъ и онъ, терпть не могла сантиментальности.— А до тхъ поръ они могли быть добрыми друзьями, они вдь и были друзьями. Нисъ кмъ не былъ онъ такъ близокъ духовно, какъ съ ней.
Когда она говорила, ея губы всегда такъ характерно сжимались, такъ крпко. А въ углахъ рта лежала точно складка страданья. Отчего же она страдала… и онъ даже не зналъ отчего.
Сегодня она казалась ему все боле чуждой.
— Вдь правда, Маріанна, мы съ тобой друзья?
— Конечно, Эрнестъ.
Спокойное, теплое выраженіе появилось въ ея глазахъ. Но это былъ не тотъ свтъ, который вдругъ вспыхивалъ въ нихъ раньше.
Но это должно же вернуться! Онъ хотлъ опять видть это! Какъ будто что-то,— нтъ все,— потеряно, а между тмъ, вдь все осталось по прежнему. Это его разгоряченному воображенію рисуется теперь все иначе.
— Маріанна!
Онъ схватилъ ея руки и молча смотрлъ ей въ глаза, долго, долго.
Лучи свта дрожали на ея волосахъ, на ея лиц, скользили вверхъ и внизъ. Черты ея лица оставались неподвижны, но выраженіе мнялось съ каждой секундой. И съ каждой секундой ему становилось все трудне сказать, что онъ хотлъ.
— Почему этого ужъ нтъ больше?— прошепталъ онъ прерывающимся голосомъ.
— Нтъ?— переспросила она, какъ будто оба они понимали, что подразумвалось.
— Почему ты меня больше не любишь?
Она молчала, и онъ только тутъ почувствовалъ, что до сихъ поръ еще надялся на что-то.
Онъ оставилъ ея руки и положилъ голову на столъ.
Пятна свта скользили передъ его глазами вверхъ и внизъ.
Онъ старался понять. Она никогда не будетъ принадлежать ему, никогда не будетъ его, никогда, никогда не будетъ его… Онъ все повторялъ въ ум эти слова, но смыслъ ихъ оставался ему непонятнымъ, это не укладывалось въ его голов.
— Но почему же!— вскрикнулъ онъ вдругъ, поднявъ голову.— Почему же?— повторилъ онъ тихимъ, прерывистымъ голосомъ.
Маріанна смотрла на него неподвижно, какъ во сн.
— Я… я не знала вдь, что… что ты меня любилъ.
— Ты не знала! не знала!— воскликнулъ онъ,— ты могла этого не знать!
— Нтъ.— И посл небольшого молчанія — Боже мой, нтъ!
Онъ наклонился къ ней и прошепталъ такъ близко къ ея лицу, что дыханіе ихъ смшивалось:
— Но прежде… ты любила меня?
Она заговорила медленно, задумчиво, глубокимъ голосомъ:
— Да… прежде… я любила тебя… Но, видишь ли… мн было стыдно, мн было стыдно передъ собой, что я люблю тебя… Мн представлялось, что я измняю нашей дружб… Тогда я стала бороться съ этой любовью… Это неправда, что, говорятъ, нельзя волей побдить сильнаго чувства… Я говорила себ, что я должна быть достойной твоего доврія, твоей дружбы. Мн казалось такимъ низкимъ, такимъ неблагороднымъ, что я любила тебя… И наконецъ… наконецъ, я побдила.
Нсколько времени оба молчали.
Потомъ онъ сказалъ тихо:
— И теперь ужъ этого нельзя вернуть?
— Нтъ, нельзя. Я уже стала другая, сама…
— Значитъ, все… все кончено.
Она молчала.
А лучи солнца скользили по ея лицу, по ея волосамъ, по ея рукамъ, вверхъ и внизъ. Потомъ они переползли на него.
— Лучше пойти домой,— сказалъ онъ.
Онъ поднялся нершительно и медленно пошелъ къ дому. У дверей балкона онъ еще разъ оглянулся на нее. Она сидла теперь вся залитая солнцемъ и смотрла внизъ.
Все кончено.
И онъ вошелъ въ домъ.
Умерла.
Ты умерла.
Я вижу, какъ ты блдна. Я чувствую, что ты холодна и неподвижна.
Я не слышу твоего голоса, твоего дыханья.
Я говорю себ все это и… не понимаю.
Меня охватываетъ смутное, гнетущее чувство, что случилось что-то невроятное, ужасное, и что это ужасное, невроятное я долженъ разсказать теб, какъ я разсказывалъ теб вс свои мысли… мн кажется даже, что я и думалъ только для тебя.
Внутри я постоянно говорю съ тобой… И этого никогда больше не будетъ.
Но какъ же такъ?
Нтъ, это невозможно. Мн легче понять, что будущаго нтъ совсмъ… Будущее безъ тебя… это какой-то безцвтный, однообразный туманъ, а дальше за нимъ также туманъ и туманъ.
Что такое этотъ туманъ — безуміе или смерть?
Жизнь всегда окрашена какимъ-нибудь цвтомъ, хоть и темнымъ иногда.
Ты была для меня и цвтъ, и жизнь.
А теперь нтъ ничего… даже горя нтъ. И его ты унесла съ собой изъ этого міра…
А какъ ты смялась! Твой голосъ еще звучитъ въ моихъ ушахъ.
И это тло… Видишь ли, я всегда считалъ его тобой, любилъ его, какъ тебя. Но теперь я знаю, что это не ты. Такой безжалостной ты не могла бы быть.
Значитъ, тебя ужъ нтъ больше здсь, со мной.
Но вдь я держу твою руку!
Почему же ты не говоришь? Къ чему это мучительное молчанье?..
Твои волосы такіе мягкіе, такіе мягкіе. Мн кажется только, что они стали какъ будто безжизненны.
Отчего ты не встанешь, не засмешься, не скажешь: все это неправда?
Одно слово! Ну, одно слово! Ахъ, хоть одинъ звукъ!
Я жду… Нтъ, ничего…
Ты сказала мн разъ: надо найти новое названіе для нашего чувства съ тобой — выше любви и выше дружбы.
Если бы я нашелъ это слово… ты бы ожила… правда?
Послушай!.. Ничего.
Я никогда, никогда не умлъ разсказать теб, чмъ ты была для меня. Ты никогда не знала этого. И ты умерла, не зная этого… Одинъ разъ, одинъ только разъ услышь меня!
Ты слышишь меня?.. Ты понимаешь меня?.. Ты должна! Слышишь: ты должна!
Ничего…
Теперь придетъ и моя смерть.
Конечно. Какъ же можетъ быть иначе?
Только, чему это поможетъ, если я умру вмст съ тобой, если я также перестану существовать — вдь я не верну тебя этимъ.
И вдругъ… ужасное, холодящее душу сознаніе… я никогда не верну тебя.
Даже смерть, даже самая смерть не возвратитъ мн тебя!
Но что это?! Или это былъ сонъ?..
Ты еще жива! Ты еще моя?..
О, счастье, счастье!
Я приподнимаюсь и вслушиваюсь въ тишину темной комнаты… Я я слышу, какъ ты дышишь, тихо, спокойно, глубоко. И я наклоняюсь къ теб и цлую твои волосы.
Ты жива! Ты жива!
Мн хотлось разсмяться и разсказать теб, что ты жива. Но слезы мшали мн.
Я поцловалъ опять твои волосы, тихонько, чтобы не разбудить тебя.
Потомъ я скажу теб, какъ я тебя люблю.
А завтра мы съ тобой будемъ вмст смяться надъ этимъ.
Но, правда, ты никогда не сдлаешь этого, никогда не уйдешь отъ меня?
Правда?..